вор, чтобы свергнуть Лупула и самому занять его место. Благодаря подкупам, этому триумвирату удалось в глазах султана очернить и Хмельницкого, и его молдавского свата. Соединенные силы валахов и угров (трансильванских) напали на Молдавию, а Георгица произвел мятеж в Яссах. Лупул бежал, и логофет действительно занял его престол. Хмельницкий вступился за свата и отправил сына ему на помощь с 12 000 казаков. Тимош разбил неприятелей и восстановил тестя. Но пылкий юноша не ограничился тем, а пошел в самую Валахию. Здесь счастье ему изменило: он потерпел поражение. Георгица опять занял Яссы, а Лупул бежал, и жена его Домна удалилась в крепость Сочаву с господарскими сокровищами. Сюда же пришел Тимош с отрядом казаков и геройски оборонял крепость от соединенных сил валахов, молдаван, угров и поляков. Уже чувствовался во всем недостаток; но казаки продолжали окапываться и ждали подмоги от гетмана Хмельницкого; господарыня Домна своей смелостью и твердостью поддерживала их бодрость и мужество. Вдруг неприятельское ядро раздробило ногу Тимофея, и спустя несколько дней он умер от антонова огня. Тогда крепость сдалась, причем казаки выговорили себе свободное отступление на родину с телом своего павшего вождя. Это событие произошло в конце сентября или начале октября 1653 года. Весть о нем распространила скорбь на Украине. Старый гетман потерял свою главную опору; его тяжкое горе смягчалось только мыслью, что сын его умер настоящим казаком или героем. Тимофей был погребен в родном Суботове.
Еще до гибели сына Хмельницкий выступил ему на помощь и призвал снова хана Ислам-Гирея, который получил из Стамбула приказ помогать казакам. Ян Казимир поспешил с войском загородить им дорогу в Молдавию. Он двинулся к Каменцу; немного не дошедши до него, расположился у местечка Жванца и поджидал на помощь себе союзных молдаван и угров. Тут король был почти окружен казаками и татарами; скоро голод и холод начали свирепствовать в польском лагере, и многие стали уходить из него тайком. Тщетно Хмельницкий убеждал хана всеми силами ударить на поляков. Хан еще прежде был недоволен им за уклонение от войны с Москвой; а теперь, по всей вероятности, до него дошли вести о переговорах гетмана с царем относительно подданства – переговорах, уже приходивших к благополучному концу. Естественно, Ислам-Гирей не имел никакой охоты способствовать усилению Москвы на счет Польши. Некоторые подкупленные мурзы действовали в пользу поляков. Поэтому хан легко согласился войти в переговоры с королем. Они велись с польской стороны канцлером (Лещинским), а с крымской главным советником хана и его правой рукой, ловким и умным Сефер-казы-агой.
В половине декабря 1653 года между ордой и Польшей состоялся так называемый Жванецкий договор: король обязался вносить хану дань с уплатой и за прежние годы; а хан обещал не помогать более казакам; хотя для виду и просил оставить за ними зборовские статьи. Хмельницкий не был приглашен к участию в договоре. Затем все три войска отправились каждое в свою сторону. Таким образом, коварный хан, после Зборова и Берестечка, в третий раз спас польского короля и обманул надежды Хмельницкого. Прежде чем покинуть Юго-Западную Русь, татарская орда, не получив условленной дани, распустила свои загоны по Волыни, Полесью и Украйне, разграбила многие города и села и захватила большой полон.
Теперь яснее, чем когда-либо, обнаружилось безвыходное положение Малой России: негласное подчинение турецкому султану не обеспечивало татарской помощи, а без нее казачество не могло успешно бороться с Польшей. Но именно в это время уже совершилось то, к чему давно были направлены народные упования, о чем долго велись тайные и явные переговоры: это торжественное подданство Украйны единоплеменному и единоверному московскому государю7.
IIIПодданство Малороссии Москве
Отношения Малой России к Великой. – Посольства Хмельницкого в Москву, просьбы о подданстве и ответные присылки из Москвы. – Временное охлаждение. – Усиленные просьбы после Берестечка. – Участие Выговского. – Содействие Никона. – Соборный приговор о принятии подданства. – Поведение высшего малороссийского духовенства. – Торжественное посольство боярина Бутурлина на Украйну. – Переяславская рада 8 января 1654 года и присяга на подданство. – Отклоненное послом требование взаимной присяги. – Награды Бутурлину и его товарищам. – Вопрос о войсковых правах и о жалованье. – Гетманское посольство в Москве. – Подтверждение городских привилеев Переяслава и Киева. – Столкновение царских воевод с митрополитом Сильвестром. – Польская попытка склонить к измене полк Богуна. – Украйна по запискам Павла Алеппского. – Умань. – Обилие детей. – Следы польской культуры на Украйне. – Свидание патриарха Макария с Хмельницким в Богу славе. – Киево-Печерский монастырь. – Верхний Киев и Подол. – Прилуки. – Путивль и московские обычаи
Мысли о московском подданстве, как сказано, давно уже бродили в умах православного западнорусского народа, терпевшего от полыцизны, латинства и еврейства угнетение в своих самых насущных интересах и правах церковных, политических и экономических. Но сложившееся в течение веков различие культуры и общественного склада западнорусского от восточнорусского или собственно сравнительная культурная отсталость Московской Руси много мешали более сильному проявлению означенных мыслей. Все имущие и руководящие слои населения, подвергшиеся влиянию польской и отчасти западноевропейской культуры и привыкшие к политическим вольностям, естественно, смотрели свысока на грубую, по их понятиям, Москву и с некоторым страхом взирали на ее несокрушимый самодержавный строй и железную общественную дисциплину. Только неполноправные классы и простой народ, находившийся в угнетении, не разделяли этого страха и при случае обнаруживали явное тяготение к своей восточной соседке. Это тяготение или симпатии к единоверной Москве не раз проявлялись во время военных столкновений ее с Польшей. Когда же начались казацкие восстания и обнаружились невозможность бороться одними собственными силами, а потом и ненадежность всяких других союзников, в особенности страшная разорительность татарской или басурманской помощи, тогда упования народа и самого казачества все сильнее и сильнее стали сосредоточиваться на царе Московском. Но прежде, нежели та и другая сторона пришли к полному обоюдному соглашению, вопрос этот прошел разные стадии.
Когда началось восстание Хмельницкого, на украинско-московском рубеже, как и на всем польско-московском пограничье, происходили обычные в те времена столкновения по разным поводам. Во-первых, из Украйны шел тайный или контрабандный привоз вина и запретного табаку, причем иногда происходили кровавые драки с московскими сторожевыми людьми. Воровские люди нередко прокрадывались из Украйны за наш рубеж, производили грабежи и опять уходили; за ними посылалась погоня, иногда успешная, иногда нет. Особенно озлобились черкасы (т. е. малороссийские казаки) за свои любимые пасеки, когда многие из них по новым межевым граням заключенного А. Киселем договора отошли к Москве, и пасечники эти выстрелами из пищалей встречали московских объездчиков. Вообще с весны 1648 года беспокойное состояние Украйны выразилось и в заметном усилении разбоев черкас на соседних московских землях, судя по отпискам наших пограничных воевод, трубчевских, севских, путивльских, белгородских, хотмыжских, чугуевских и прочих. Черкасы усердно поддерживали свою славу хищников и грабителей, приобретенную ими в Московском государстве в Смутное время. Так, в июне этого года белгородский воевода, донося об их разбойничьих нападениях, жалуется на своих станичников, то есть сторожевых детей боярских, стрельцов и казаков, которые «живут оплошно и небрежно». И заключает свою отписку словами: «А от черкас, государь, стало воровство большое, и о том писал к тебе государь я, холоп твой, преж сего». В то же время и от тех же воевод идут в Москву частые отписки с известиями и слухами о начавшихся громких событиях, то есть о войне Хмельницкого с поляками. Известия эти добывались разными способами; для того служили посылаемые за рубеж лазутчики, конечно снабженные благовидными предлогами: торговые люди, обоюдно ездившие в соседнее государство, и притом на обеих сторонах, русские; многие выходцы и беглецы из Украйны, уходившие от польских и еврейских притеснений, между прочим, православные монахи, которых монастыри подвергались разорению и всяким насилиям, или просто малороссийские старцы, приходившие в Москву за милостыней; а с московской стороны монахи, ходившие на богомолье в Киев. Все эти лица или подвергались опросу пограничных воевод и дьяков, или опрашивались на Москве в Посольском приказе, а чаще и там и здесь. Немало помогали в деле известий и негласных сношений с Юго-Западной Россией и греческие духовные особы, которые обыкновенно через Киев и Украйну приезжали в Москву также за милостыней. Приезжая в Западную и Восточную Россию, греки вообще сочувственно относились к борьбе казаков с католической Польшей, поощряли и благословляли их на эту борьбу. В числе их видим высшие духовные лица, например известного уже нам иерусалимского патриарха Паисия, коринфского митрополита Иоасафа, назаретского митрополита Гавриила и других. Те же греки нередко служили посредниками в переговорах Богдана Хмельницкого с московским правительством о подданстве Украйны.
Но между тем как заезжее греческое духовенство, а также западнорусские священники и монахи жаждали сего подданства и видели в нем единственный якорь спасения для западнорусского православия, высшее малороссийское духовенство иначе относилось к воссоединению с Восточной Россией и совсем не обнаруживало стремления к скорейшему его осуществлению, согласно со своими польско-шляхетскими симпатиями. Услуги высшего киевского духовенства за все это время ограничивались удовлетворением последовавшей в 1649 году просьбы из Москвы: прислать несколько ученых старцев, которые бы хорошо знали языки эллинский и славянский, чтобы помочь делу исправления церковных книг. Для сего дела отправлены были старцы Киевобратского монастыря Епифаний Славенецкий, Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий. За удовлетворение своей просьбы царь послал щедрую милостыню в их монастырь игумену Гизелю, а также и самому митрополиту Сильвестру Коссову.