Чиновники при поднесении патриарху каждого блюда говорили, что воевода Никита Алексеевич бьет ему челом своею хлебом-солью; причем не на словах только, а действительно кланялись в землю и ударяли о нее лбом так, что слышен был стук.
Переехав из Малой России в Великую, Павел замечает: «Мы вступили во вторыя врата борьбы, пота, трудов и пощения, ибо в этой стране, от мирян до монахов, едят только раз в день (?) и выходят из церковных служб не ранее, как около восьмого часа (2 часа пополудни). Во всех церквах их совершенно нет сидений. Все миряне стоят как статуи, молча, тихо, делая беспрерывно земные поклоны. Мы выходили из церкви, едва волоча ноги от усталости и беспрерывного стояния без отдыха и покоя. Сведущие люди заранее говорили нам, что, если кто желает сократить свою жизнь на 15 лет, пусть едет в страну московитов и живет среди них как подвижник, являя постоянное воздержание и пощение, занимаясь чтением (молитв) и вставая в полночь». Тут за приезжающими духовными лицами тщательно надзирают и сквозь дверные щели наблюдают, упражняются ли они в смирении, посте и молитве или пьянствуют, занимаются игрой, шутками, смехом и бранью. За подобные проступки у них наравне с преступниками ссылают людей в страну мрака, то есть в Сибирь, добывать там соболей, белок, лисиц и горностаев. «Если бы у греков была такая же строгость, как у московитов, то они и до сих пор сохраняли бы свое владычество», – прибавляет Павел.
Воевода тотчас послал уведомление о приезде патриарха к царю, который в то время воевал под Смоленском. А затем он прислал к патриарху писаря, который переписал имена и должности всех бывших с ним людей. Всей свиты оказалось около 40 человек; в том числе было несколько купцов, скрывших свое звание и записавшихся служителями. В пятницу после обедни воевода навестил патриарха. «Сначала он молча сотворил крестное знамение и помолился на иконы; потом приблизился к патриарху, чтобы тот благословил его московским благословением, поклонился ему до земли два раза и сделал поклон присутствующим на все четыре стороны, а затем начал (приветственную) речь»11.
IVБорьба за Малороссию
Военные приготовления царя и отпуск ратей. – Его личное выступление в поход. – Взятие Смоленска. – Медлительность гетмана. – Моровая язва. – Ропот на крутые меры Никона. – Заметки П. Алеппского: московские города и население, Коломна, страшное опустошение от мора, торжественное возвращение победоносного царя и церковные празднества. – Известия с театра войны и второй поход государя. – Взятие Вильны. – Вторжение шведов в Польшу и Литву. – Вторичная осада Львова и отступление Хмельницкого. – Отчаянное положение Речи Посполитой. – Религиозное и патриотическое движение поляков. – Коварное посредничество Австрии и цесарское посольство. – Никон и царь Алексей по П. Алеппскому. – Война со шведами и третий поход царя. Неудачная осада Риги. – Виленские переговоры и польское мнимое избрание Алексея. – Вальесарское перемирие. – Ордин-Нащокин. – Неудовольствие Хмельницкого на замирение с поляками и его последние переговоры. – Его историческое значение
В 1649 году московский гонец дьяк Кунаков во время переговоров в Варшаве, вызванных восстанием Хмельницкого, между прочим говорил полякам следующее: «А войска у великого государя нашего, у его царского величества, всегда наготове многая рать, и царского величества у бояр и воевод по полкам расписаны, по тридцати и по сороку тысяч в полку и больше, так же и гусары, и рейтары, и драгуны, и солдаты в строенье у полковников и у всяких начальных людей многие полки, и все царского величества войска, воинскому ратному рыцарскому строю навычные. Хотя ему, великому государю нашему, и недруга никакого нет, только его государским рассмотрением во всех его государствах и по украинам войска многие полки всегда наготове. И ко всем людям, к подданным своим и к иноземцам, великий государь наш, его царское величество, милостив и щедр и наукам премудрым философским многим и храброму ученью навычен, и к воинскому ратному рыцарскому строю хотенье держит большое, по своему государскому чину и достоянью».
Что этот отзыв был близок к истине, о том свидетельствует в своих отписках тот же Кунаков. Московские доброхоты передавали ему тайные совещания польских сенаторов о восстании Хмельницкого и опасения их насчет Москвы. «А ныне-де Москва стала суптельна, – говорили они, – и час от часу суптейнелыпи, и райторского строю войско устроено ныне вновь многие полки; так же и на У крайне все люди ратному строю навычны, изучены внове, чего пред тем николи не бывало». Там же, в Варшаве, Кунакову сообщили гданьские купцы, побывавшие в Риге, о том, что шведы немало озабочены московскими военными делами: ибо «в Новгороде и во всех новгородских местах учат райторскому и драгунскому строю и полки строят».
Действительно, молодой царь с особым рвением предавался заботам об устроении войска; он деятельно продолжал начинания своего отца по введению европейского военного искусства. Для обучения русских полков в значительном количестве вызывались в Москву инструкторы из чужих земель. Например, в 1646 году послан был стольник Илья Данилович Милославский (потом тесть государя) чрез Архангельск в Голландию для найма железных дел мастеров и опытных в солдатском строе капитанов с двумя десятками хорошо обученных солдат; последние должны были помогать иностранным офицерам в обучении русских ратников. А в следующем, 1647 году отпечатан был переведенный с немецкого строевой устав под заглавием «Учение и хитрость ратнаго строения пехотных людей» – впрочем, устав и в Европе уже довольно устарелый для того времени, то есть после улучшений, введенных Густавом Адольфом. Название солдат усвоено было пехотным полкам, устроенным по-европейски и набиравшимся по преимуществу из даточных крестьян. Конные полки, набиравшиеся из детей боярских, новокрещенов, казаков и всяких вольных охочих людей, носили общее название рейтар; некоторая часть их обучалась драгунскому строю; а те, которые были вооружены копьями, составляли гусарский строй. Хотя эти пешие и конные полки только в известное время собирались и учились новому строю и хотя рядом с ними продолжали существовать разного рода прежние ополчения, однако военные силы Московского государства заметно развивались и делались грозны для его соседей.
По мере того как события на Украине принимали более острый характер и московское правительство предвидело свое близкое вмешательство, усилились его военные приготовления и участились царские смотры. Так, по дворцовым записям, в марте 1653 года велено было всем стольникам, стряпчим, московским дворянам и жильцам (т. е. собственному государеву двору или полку) съезжаться в столицу к 1 мая на царский смотр «со всею их службою, то есть на конях, в полном вооружении и с известным количеством вооруженных слуг. Этот смотр начался 13 июня на Девичьем поле и продолжался до 28-го числа; после чего «всяких чинов служилые люди» были расписаны и распределены на известные части. 5 февраля следующего года царица родила сына, нареченного также Алексеем; крестил его в Успенском соборе патриарх Никон; восприемницей была царевна Ирина Михайловна, а кумом троицкий архимандрит Адриан. 14-го числа объявили, что государь повелел идти на польского короля за его многие неправды и клятвопреступления, и велено собираться служилым людям Государева полку в Москву к 1 мая. 27 февраля Алексей Михайлович торжественно отпустил из Москвы с Болота (площадь за Москвой-рекой) тяжелый наряд или артиллерию, которая должна была дожидаться его в Вязьме. При наряде состояли боярин Федор Борисович Далматов-Карпов и князь Петр Иванович Щетинин. В марте царь ездил на Девичье поле смотреть рейтарское и солдатское ученье, причем в его свите находились посланники гетмана Хмельницкого.
Наступило время с оружием в руках отстаивать свои права на Малую Русь, и московские войска уже двигались к назначенным пунктам.
26 апреля 1654 года, в майский день, происходил торжественный отпуск той рати, которая должна была частями идти на Брянск, там собраться, устроиться и затем двинуться на польско-литовский рубеж. Этой ратью начальствовал старый уважаемый воевода князь Алексей Никитич Трубецкой, а в товарищах у него были князья Григорий Семенович Куракин и Юрий Алексеевич Долгоруков. В Успенском соборе литургию совершал патриарх Никон. После молебна бояре и воеводы приняли от него благословение и приложились к образам и мощам. Патриарх взял из царских рук воеводский наказ, положил его в киот Владимирской Богородицы на пелену и, сказав краткое наставительное слово, вручил наказ князю Трубецкому. Государь позвал всех военачальников к своему столу. Тут он обратился к ним с увещанием соблюдать заповеди Божии, наблюдать правду, врагов Божиих и царских не щадить, а войско свое любить и беречь, между собой быть в любви и совете и так далее. После стола царь жаловал из собственных рук водкой и медом не только бояр и воевод, но и простых дворян и детей боярских и увещевал крепко стоять против врагов за их гонение на православную веру и за обиды Московскому государству; причем возвестил, что и сам он вскоре за ними отправится в поход и готов вместе с ними проливать свою кровь. Растроганные ратники клялись не щадить своих голов. При отпуске бояре и воеводы подходили к царской руке. Первый подошел князь Трубецкой; государь взял его седую голову и прижал к своей груди; воевода заплакал от умиления и несколько раз поклонился в землю. Между прочим, благочестивый царь заповедал на первой неделе Петрова поста всем «обновиться» покаянием и святым причащением.
Спустя три дня рать Трубецкого выступила из Москвы. Она проходила Кремлем и под самыми дворцовыми переходами, на которых стояли царь и патриарх. Последний кропил ее святой водой. Бояре и воеводы сошли с коней и поклонились до земли; причем государь спрашивал их о здоровье. Никон благословил их и сказал напутственное слово. Ему отвечал князь Трубецкой, называя его «великим государем, пресвятейшим патриархом всея Великия и Малыя России», обещая служить «без всякия хитрости» и прося его «заступления и помощи».