Алексей Михайлович, достигший 25-летнего возраста, исполненный любви к ратному делу, далеко не был чужд завоевательных стремлений. В противоположность своему отцу, он при первом удобном случае стал во главе своих полков и лично повел их против неприятеля; а именно он взял на себя высшее предводительство главной рати, которая направлялась на Смоленск и Белоруссию. Согласно с обычаями и преданиями московской государственности и с собственным благочестием, он поступал чинно, не спеша и готовился к походу с молитвой и с благословления церковного. 28 апреля царь отправился помолиться в Троицкий Сергиев монастырь, а потом, 3 мая, в Саввин Звенигородский. 10 мая он на Девичьем поле смотрел по сотням стольников и стряпчих, дворян, жильцов, городовых и всяких ратных людей, которым быть в его государевом походе. 15-го царь отпустил наперед себя в Вязьму чудотворную икону Иверской Богородицы, которая незадолго до того была принесена в Москву из Царьграда от патриарха Парфения; вместе с патриархом Никоном, освященным собором и со крестами царь провожал ее до Донского монастыря. С иконой поехали казанский митрополит Корнилий и архимандриты монастырей Спасского в Казани, Саввина Звенигородского и Спасо-Евфимиев-ского в Суздале, игумны Петровского в Москве, Борисоглебского в Ростове и Клопского в Новгороде. Передовой полк повел князь Никита Иванович Одоевский с товарищи, ертоульный – стольник Петр Васильевич Шереметев, большой полк – князь Яков Кудентович Черкасский с товарищи, а сторожевой – князь Михаил Михайлович Темкин-Ростовский. Все эти полки выступали один за другим, тем же порядком и с тем же напутствием, какие мы видели выше, то есть бояре и воеводы слушали обедню в Успенском соборе, целовали руку у государя и шли с войском под дворцовые переходы, на которых стояли царь и патриарх; последний кропил святой водой. Вслед за тем, 18 мая, выступил и сам государь со своим дворовым полком и большой придворной свитой. Дворовыми воеводами в этом полку были бояре Борис Иванович Морозов и Илья Данилович Милославский. Далее за государем следовали царевичи, грузинский Николай Давидович и двое сибирских, бояре Никита Иванович Романов, Глеб Иванович Морозов, князь Борис Александрович Репнин, Василий Васильевич Бутурлин и другие. В свите государя находились и его любимцы: окольничий Богдан Матвеевич Хитрово, постельничий Федор Михайлович Ртищев Большой (был еще Федор Михайлович Ртищев Меньшой) и ловчий Афанасий Иванович Матюшкин. В числе голов над сотнями стольников и стряпчих встречаем известного самозванца князя Л.А. Шляковского; среди сотенных голов у городовых дворян – сыновей известных братьев Ляпуновых, Прокопия и Захара: Льва Прокофьевича и Ивана Захаровича; а среди есаулов-стольников в государевом полку – Ивана Дмитриевича Пожарского.
Сначала дворянские сотни, рейтарские, гусарские и солдатские полки и стрелецкие приказы собрались на поле под Девичьем монастырем и отсюда двинулись через Кремль и дворец. Тут из окна Столовой палаты патриарх Никон кропил их водой. Сам государь отправился впереди со своей свитой. У городских ворот по обе стороны устроены были ступенчатые подмостки или рундуки, обитые красным сукном. На них стояли духовные власти и кропили святой водой царя и ратных людей. В государевом обозе следовала его богато убранная, золоченая, обитая алым бархатом карета; но сам он выступал из столицы верхом впереди войска. Первый стан его был на Воробьевых горах. Эта главная рать под личным начальством государя направилась обычным смоленским путем через Можайск и Вязьму на Дорогобуж. С другой стороны князь Александр Николаевич Трубецкой, как мы видели, пошел на Брянск; он должен был соединиться с полками Хмельницкого. Третья рать собралась в Путивле под главным начальством Василия Борисовича Шереметева и оттуда направилась на Белгородскую украйну, чтобы оберегать южные пределы от крымских и ногайских татар. В случае нужды на сход с Шереметевым должны были идти воеводы: из Яблонова князь Иван Ромодановский, из Путивля Н. Зюзин, из Козлова Пушкин. Против татар должны были действовать также не только донские казаки, но и союзные с Москвой новые азиатские пришельцы в наши юго-восточные степи, калмыки, которые своими нападениями и грабежами уже успели сделаться страшными для крымцев и ногаев.
На Москве для оберегания столицы, царского семейства и двора государь назначил бояр-князей Михаила Петровича Пронского и Ивана Васильевича Хилкова с несколькими окольничими и думным посольским дьяком Ахматом Ивановым. На их обязанности лежало посылать известия и доносить обо всем государю. Высший надзор за государственными делами поручен был патриарху Никону, без совета и соизволения которого ничего не могли решить Боярская дума и начальники московских приказов.
Меж тем как Москва выставила большие силы для борьбы с Польшей, последняя тщетно искала себе союзников на Западе. Тогда она обратилась к крымской орде, где хан Ислам-Гирей естественно перестал дружить Хмельницкому после его подданства Москве и явно склонялся к союзу с Польшей. Но именно в это лето (в июне) Ислам-Гирей умер, и прошло много времени, пока его брат и преемник Мухаммед-Гирей утвердился на крымском престоле и послал Польше помощь против Москвы. На сейме, созванном в конце мая, Ян Казимир успел провести кое-какие меры для обороны Речи Посполитой. По настоянию шляхты он отдал вакантные гетманские булавы: коронную Станиславу Потоцкому, а польную Лянцкоронскому, большую литовскую Янушу Радзивиллу, а польную литовскому подскарбию Винцентию Гонсевскому, с которым Радзивилл дотоле был в явной вражде.
Вступая в польско-литовские пределы, передовые московские воеводы рассылали царские грамоты, обращаемые к населению. Эти грамоты указывали на просьбы малороссиян о защите православной веры и их самих от польского гонения и призывали жителей «постричь хохлы на своих главах» и вооружиться против Божьих супостатов. Тем, которые присягнут на верность московскому государю, обещалось сохранение их домов и имущества от воинского разорения.
Однако в самой свите Алексея Михайловича были такие приближенные люди, которые неохотно шли в поход, боялись предстоящих трудов и лишений и пытались смущать молодого царя толками о прежних неудачах в войнах с поляками; о чем он сам с огорчением писал некоторым доверенным лицам. Но царь быстро шел вперед, поспешая к Смоленску и надеясь захватить этот важный город, пока неприятель не успел собрать туда большие силы. Он, очевидно, избегал ошибок, которыми Шеин погубил свою армию. Скоро его бодрость была подкреплена известиями об успехах русского оружия.
4 июня государь находился в деревне Федоровская, за один переход до Вязьмы, когда к нему от передовых воевод пришло донесение о первом военном успехе. При появлении московского отряда под Дорогобужем польско-литовский гарнизон сего города со своими начальниками покинул его и ушел в Смоленск; конечно, они видели враждебное им настроение жителей, тянувших к Москве. И действительно, посадские люди немедля сдали город и отправили одного из своих лавников с несколькими товарищами на поклон к государю. Тотчас в Москву отправлен был гонец к царице Марье Ильиничне и патриарху Никону с известием, что «Божиею милостию, а его государевым счастьем город Дорогобуж ему, государю, добил челом». Спустя неделю, на пути между Вязьмой и Дорогобужем, на стану в селе Чоботове получилась весть о сдаче города Невля воеводе боярину Василию Петровичу Шереметеву. А еще через три дня (14 июня), когда государь находился в Дорогобуже, пригнал один стольник с сеунчем (донесением) от воеводы сторожевого полку князя Темкина-Ростовского о сдаче крепости Белой. К счастливым воеводам Алексей Михайлович посылал похвальные грамоты. 28 июня он приехал в Смоленск, где уже сражался с поляками передовой полк князя Никиты Ивановича Одоевского. Государь остановился на Богдановой Околице. На следующий день, в праздник свв. апостолов Петра и Павла, сюда прискакал новый гонец от боярина и воеводы Василия Петровича Шереметева с известием о сдаче знаменитого города Полоцка. А 2 июля пригнал от князя Александра Николаевича Трубецкого с товарищи суенщик о взятии Рославля. С Богдановой Околицы государь передвинулся на Девичью Гору, то есть поближе к Смоленску. Несколько времени спустя сюда явился новый гонец от князя Трубецкого с вестью о взятии приступом города Мстиславля. Потом опять гонец от Шереметева с донесением о взятии Диены и Друи. 2 августа явились гонцы от воевод всех трех полков: большого, передового и сторожевого, то есть от бояр-князей Черкасского, Одоевского и Темкина-Ростовского, незадолго отправленных под Оршу на гетмана Радзивилла. Сначала, по оплошности русских, Радзивиллу удалось нечаянным ночным нападением нанести им поражение; на помощь Черкасскому поспешил князь Трубецкой из Мстиславля, Радзивилл отступил перед превосходными силами; воеводы его преследовали; город Орша был взят. 20 августа от князя А.Н. Трубецкого пригнали суенщики: обоих литовских гетманов Радзивилла и Гонсевского настигли и наголову разбили на реке Шклове (не доходя города Борисова). В течение августа и первых чисел сентября постепенно приходили вести о взятии воеводами городов: Глубокого, Озерища, Могилева, Усвята, Шклова, а наказным гетманом Иваном Золотаренком: Гомеля, Чичерска, Нового Быхова и Пропойска. По просьбе белорусских горожан государь обыкновенно подтверждал их магдебургское самоуправление; причем приказывал удалять из городов не только жидов, но и казаков, а ляхов не допускать ни к каким урядам.
Осадные работы под Смоленском действительно продвигались вперед, и московский наряд разрушительно действовал по укреплениям. В числе войск, осаждавших Смоленск, находился вспомогательный отряд малороссийских казаков под начальством Василия Золотаренка (брат наказного гетмана). Спустя около двух месяцев от начала осады, в ночь на 16 августа произведен был приступ. Русские приставили лестницы и полезли на стены. Но этот приступ не удался; поляки удачно взорвали порохом одну башню, уже захваченную русскими, и, пользуясь происшедшим от того замешательством, отбили нападение. По словам самого Алексея Михайловича (в его письме к сестрам), русские потеряли 300 человек убитыми и тысячу ранеными; польские известия преувеличивают наши потери до 2000 с лишним. Однако укрепления были во многих местах настолько разрушены, что малочисленный гарнизон не мог долго оборонять обширные стены и многочисленные башни. Известие о поражении литовских гетманов произвело упадок духа; дисциплина стала быстро падать, и участились побеги из города в стан осаждающих. Наконец, воевода Обухович и полковник Корф обратились к царю с просьбой начать переговоры. Царь назначил для этого двух стольников Милославских и стрелецкого голову Артамона Сергеевича Матвеева (который со своим приказом во время означенного приступа направлен был на Днепровские ворота и Наугольную б