В июне того же 1672 года в Казачьей Дуброве (между Путивлем и Конотопом, в 15 верстах от Путивля), в присутствии боярина Ромодановского и его ратных людей, а также архиепископа Лазаря Барановича, происходила генеральная рада для выбора гетмана. Вольными голосами выбран был генеральный судья Иван Самойлович, сын священника, переселившегося с Правобережной Украйны на Левобережную. Тотчас ему вручили булаву, знамя и бунчук. А затем архиепископ Баранович вместе с протопопами Адамовичем и Лежайским облачились в ризы и отслужили благодарственный молебен; причем архиепископ привел новоизбранного гетмана к присяге на верную службу государю. Боярин Ромодановский позвал к себе в шатер духовенство, нового гетмана и старшину и угощал их обедом. Тогда же московским ратным людям и казакам объявлена только что прибывшая радостная весть о том, что 30 мая царю Алексею Михайловичу вторая его супруга Наталья Кирилловна родила сына Петра Алексеевича. Торжество закончилось раздачей царских подарков духовенству, гетману, десяти левобережным полковникам и всей старшине казацкой; их дарили деньгами и соболями23.
VIИсправление книг и обрядов. Дело Никона
Влияние киевских ученых. – Кружок ревнителей просвещения и благочестия. – Ртищев и Андреевский монастырь-школа. – Вопрос о двуперстии и единогласии. – Грекофильство Никона. – Посылка Арсения Суханова на Восток и приобретение греческих рукописей. – Протопопы Неронов, Аввакум и другие противники Никоновых исправлений. – Крутые меры патриарха. – Ссылка и раскаяние Неронова. – Властолюбие и любостяжание Никона. – Построенные им монастыри. – Охлаждение к нему царя. – Столкновение его с Б.М. Хитрово, торжественное отречение от патриаршества в Успенском соборе и удаление в Воскресенский монастырь. – Церковный собор 1660 года. – Строптивое поведение Никона. – Денежный кризис и медная монета. – Новый народный мятеж и его жертвы
Начавшееся при Михаиле Федоровиче исправление церковных книг, безуспешные прения о вере с лютеранами в Москве по поводу сватовства принца Вальдемара и ясно обнаруженное при сем превосходство южноруссов в деле образования побуждали лучших московских людей все более и более обращаться к киевской книжной словесности и киевским ученым. При московском дворе уже с самого начала Алексеева царствования образовался кружок ревнителей просвещения из духовных и светских лиц; из духовных к нему принадлежали патриарх Иосиф и царский духовник Стефан Вонифатьев, а из светских сам Алексей Михайлович и любимый его постельничий Федор Михайлович Ртищев; сему кружку сочувствовал и боярин-временщик Борис Иванович Морозов; к нему же примкнул и будущий патриарх Никон. Из книг, напечатанных в это время, наибольшую известность приобрела так называемая «Книга о вере», сочиненная игумном киевского Михайловского монастыря Нафанаилом против униатов (в 1644 г.), переведенная теперь с белорусского на великорусское наречие и изданная попечением Стефана Вонифатьева. Убедясь в неудовлетворительности старых славянских переводов, кружок ревнителей пришел к мысли вновь перевести Библию с греческого языка на славянский. Для этого дела Алексей Михайлович обратился в Киев к митрополиту Сильвестру Коссову с просьбой прислать в Москву нескольких известных ученых. Митрополит исполнил просьбу. В 1649 и 1650 годах в Москву прибыли такие ученые знатоки греческого и латинского языков, как Епифаний Славинецкий, инок Киево-Братского монастыря, и Дамаскин Птицкий, инок Киево-Печерской лавры.
Около того же времени Федор Ртищев, движимый жаждой просвещения, с благословения патриарха Иосифа устроил на собственные средства монастырь-школу недалеко от Москвы, близ церкви Андрея Стратилата и поселил здесь до тридцати иноков, вызванных из разных малороссийских монастырей для того, чтобы они обучали желающих греческой и славянской грамматике, риторике и философии, а также принимали бы участие в исправлении книг. Сам Ртищев, по словам его жития, днем отправлял царскую службу, а вечера до глубокой ночи проводил в своем Андреевском монастыре, учась греческой грамоте или беседуя с учеными старцами. Между молодыми людьми нашлось немало охотников учиться в сем монастыре; а некоторые, поощряемые Морозовым и Ртищевым, отправлялись в самый Киев, чтобы там доучиваться латинскому языку. Но эти образовательные стремления не обошлись без толков и подозрений со стороны некоторых ревнителей русского благочестия, опасавшихся еретической заразы от знакомства с греческой и латинской грамотой. Даже про Б.И. Морозова такие ревнители говорили, что он только для виду держит при себе отца духовного, а сам жалует киевлян и вместе с ними уклонился к ересям. Распространение латинствующей унии и польского влияния в Западной Руси, естественно, подвергало сомнению чистоту православия киевского духовенства в глазах многих москвичей. Но такого же сомнения не избежало у нас и самое греческое духовенство.
Еще в XV веке, после Флорентийской унии и падения Византийской империи, появилось на Руси учение книжников о том, что место второго Рима (Константинополя) заняла Москва, которая есть третий и последний Рим (а четвертому не быть). Самое падение Константинополя русские книжники приписывали тому, что греки не удержали в чистоте веру, и византийский император принял унию с латинством (Флорентийскую). Хотя эта уния не упрочилась, все же под мусульманским игом греки-де не могли сохранить в чистоте вероучение и обряды своей церкви. С водворением в Европе книгопечатания они, не имея собственных типографий, принуждены были обращаться на Запад, преимущественно в Венецию, для печатания церковных книг, которые поэтому не могли избежать некоторого латинского влияния. Единственным православным государем был теперь русский царь, который и сделался охранителем истинной веры на место старых византийских императоров, и только на Руси сохранялась-де в чистоте и процветала православная церковь. Это учение достигло полного своего развития в XVI столетии, а наиболее укрепилось в русских умах с того времени, как Москва получила своего собственного патриарха. Многие русские таким образом в деле православия начали ставить себя выше греков, в особенности по отношению к обрядовой стороне. Но около половины XVI века такое высокое о себе мнение несколько поколебалось, когда все сильнее и сильнее проявлялись сознание своей отсталости в образовании и потребность в исправлении церковных книг при помощи переводов, более близких к греческим подлинникам. Сей поворот в пользу греков произошел главным образом под влиянием помянутого выше придворного кружка ревнителей просвещения, и он ясно отразился в издании названной выше «Книги о вере». Она распространяется о том, что в Греческой церкви сохранилось древнее благочестие, несмотря на Флорентийский собор и турецкое иго; а в числе доказательств почивающей на ней благодати указывает в особенности на ежегодно совершающееся чудо в Иерусалиме у Гроба Господня, то есть на явление священного огня вечером в Великую субботу перед воскресной заутреней. Книга эта возбудила большой интерес и оживленные толки в московском обществе; о том свидетельствует, между прочим, и самая ее продажа: в течение двух месяцев на печатном дворе было ее продано 850 экземпляров – по тому времени очень значительное количество.
Случилось, что зимой 1649 года, в разгар именно вопроса о греках, приехал в Москву за милостыней иерусалимский патриарх Паисий. В самом начале его пребывания, чрез дьяка Посольского приказа (Волошенинова), его тщательно расспрашивали о положении православия на Востоке, о делах Иерусалимской церкви, о состоянии Гроба Господня и особенно о сошествии с неба огня в Страстную субботу. Из членов известного кружка наиболее усердно (с царского разрешения) посещал патриарха Новоспасский архимандрит Никон и вел с ним продолжительные беседы, после чего будущий московский патриарх окончательно сделался завзятым грекофилом. Но московское правительство не довольствовалось такими расспросами и беседами; когда Паисий собрался в обратный путь, царь и патриарх Иосиф послали с ним своего доверенного человека, который должен был на месте ознакомиться с положением восточных церквей, их святынями и обрядовыми правилами. Выбор их пал на Арсения Суханова, строителя Богоявленского монастыря, помещавшегося в Кремле и служившего подворьем Троице-Сергиевой лавры.
Этот Арсений Суханов, происходивший из бедных городовых дворян тульской украйны, отличался любовью к книжному и летописному делу, был архидиаконом при патриархе Филарете и после его кончины поселился в Пудовом монастыре. В то время возобновились сношения с Москвой Грузии, постоянно искавшей у нас защиты против мусульманских своих соседей, персов и турок. Грузинский (собственно кахетинский) царь Теймураз прислал в 1637 году к Михаилу Федоровичу посольство с просьбой принять его в свое подданство и помочь ему против внешних врагов. В ответ на эту просьбу из Москвы отправлено было посольство в Грузию, с князем Федором Волконским во главе; в числе духовных членов этого посольства находился и Суханов. Оно должно было уведомить грузинского царя о принятии его под московскую руку и привести к присяге, а затем собрать всякие сведения о Грузинской или Иверской земле. Духовные члены посольства имели особое поручение рассмотреть состояние там православной веры и указать грузинам на те неисправления, которые окажутся в церковных правилах и обрядах, чтобы впредь не было у них «никакой розни с соборною и апостольскою церковью». При сем они должны были осмотреть святыни Грузии и особенно проверить рассказы грузин о Ризе Господней, которой часть была прислана шахом Аббасом Михаилу Федоровичу и которая будто бы хранилась в Мцхетском соборном храме. Духовные лица действительно нашли там и указали много неправильностей в обрядах; но ризы Господней не могли видеть, потому что Мцхет был тогда занят персами. Посольство воротилось в 1640 году. Арсений Суханов, таким образом, имел уже опытность относительно путешествия и собирания сведений в далеких странах; кроме того, при своей любознательности он успел обучиться греческому языку, столь важному для знакомства с восточными церквами. Теперь с ним отправились на Восток несколько помощников из духовных лиц и клириков, в том числе троицкий черный дьякон Иона Маленький, описавший потом свое хождение в Иерусалим и Царьград. Но так как патриарх Паисий задержался почти на два года в Молдо-Валахии, то и Арсений Суханов оставался здесь и проживал или близ Ясс в патриаршем Варнавском монастыре или в Терговище вместе с патриархом Паисием. Часть этого времени он употребил на дела политические, ради которых даже ездил в Москву, сообщал там вести о польско-казацких делах и пребывании на Украйне известного самозванца Тимошки Акиндинова; о выдаче последнего он хлопотал в Чигорине у гетмана Хмельницкого, но безуспешно.