потребления с медными деньгами. Нашлись такие ослушники указов, которые вместо сливки или сдачи в казну медных денег покрывали их ртутью, полудой или посеребрили и пускали в оборот под видом серебряных. В следующем, 1664 году видим новые указы против сих злоупотреблений. Попавшиеся подделыватели подвергались жестоким казням. Если верить тому же современнику, во время смут, происшедших из-за медной монеты, казнено более 7000 человек, да более 15 000 изувечены отсечением рук, ног или пальцев и сосланы, с отобранием их домов и имуществ в казну. Вот как дорого обошлась московскому населению эта хитроумная затея с уравнением медных и серебряных денег27.
VIIСобор 1666–1667 годов и начало раскола
Паисий Лигарид и его участие в деле Никона. – Оправдательное сочинение последнего. – Посольство к восточным патриархам. Дело о клятвах. – Зюзин и внезапный приезд Никона в Москву. – Его перехваченные грамоты. – Прибытие двух восточных патриархов. Собор 1666–1667 годов. – Торжественные заседания собора. – Поведение Никона и личное участие царя в его обвинении. – Лишение сана и ссылка. – Вопрос о подчинении патриарха царской власти. – Избрание Иоасафа II и меры церковного благоустройства. – Протопоп Аввакум и его автобиография. – Поп Никита и его челобитная. – Дьякон Федор, поп Лазарь и прочие расколоучители. – Соборный суд над ними. – Симеон Полоцкий и его «Жезл правления». – Осуждение Аввакума и его товарищей. – Мятеж в Соловецком монастыре. – Соборная клятва на раскол. – Его распространение. – Фанатизм раскольников. – Его жертвы: боярыня Морозова и княгиня Урусова. – Общий взгляд на причины раскола
Среди высшего московского клира в то время появилось новое лицо, немало повлиявшее на дальнейшее развитие никоновского дела. То был газский митрополит Паисий Лигарид.
После водворения турецкого ига в Юго-Восточной Европе, когда в греческих и славянских землях закрывались школы и просвещение постепенно упадало, многие молодые греки и славяне стали отправляться в Италию для получения образования, в особенности те, которые назначали себя к духовному званию. Папство не преминуло воспользоваться этим обстоятельством в видах католицизма и унии, и тем более, что со времени Флорентийского собора Римская курия считала греков более или менее униатами. Для них и для славян была основана в Риме особая коллегия
Св. Афанасия (Collegio Greco), где, воспитываясь на папском иждивении и под руководством иезуитов, молодые люди проходили грамматику, риторику, философию и богословие. Здесь-то получил свое образование Пантелеймон Лигарид, уроженец острова Хиос. Он оказал большие способности и окончил курс с блестящим успехом, так что его на время оставили при коллегии Св. Афанасия преподавателем греческого языка. Затем его поставили священником и отправили на Восток; причем Пропаганда[2] назначила ему ежегодное пособие в 50 скуди, увеличенное вскоре до 60. Некоторое время Лигарид служил дидаскалом, или преподавателем, в Молдо-Валахии, где он писал обличительные сочинения против лютеран и кальвинистов. В 1650 году, как мы видели, в Терговищах он встретился с Арсением Сухановым и, если верить последнему, поддержал его в споре о двуперстии. В следующем году он уехал с патриархом Паисием в Иерусалим. Здесь патриарх постриг его в монахи, нарек своим именем, то есть Паисием, и отдал на искус тому же Суханову. А спустя десять месяцев тот же патриарх посвятил Лигарида в митрополиты города Газы. Таким образом, последний обманул возлагавшиеся на него в Риме надежды и отрекся от католицизма. Но, получая слишком ничтожный доход со своей бедной, разоренной турками епархии, он пытался скрывать от Рима это отречение, чтобы не лишиться получаемого от Пропаганды денежного пособия; конечно, такая попытка была безуспешна. Тогда-то задумал он отправиться в Россию, о которой давно мог иметь хорошие сведения; так как в коллегии Св. Афанасия вместе с ним воспитывались молодые униаты из западнорусских областей. А Суханов своими разговорами о Никоне с Лигаридом и потом с Никоном о Лигариде, очевидно, возбудил в них взаимное желание познакомиться; кроме того, Паисий вступил в сношение с Никоном при посредстве своего соотечественника, известного Арсения Грека.
В конце 1656 или в начале 1657 года, находясь на вершине своего могущества, Никон письменно приглашал к себе Паисия Лигарида, проживавшего в Молдо-Валахии. Но прошло более пяти лет, когда митрополит Паисий в сопровождении целой свиты собрался в далекий путь. Он явился в Москву в то время, когда Никон уже пребывал в своем добровольном изгнании. Бывший патриарх чрез того же Арсения Грека приветствовал Лигарида и выражал надежду, что митрополит поможет его примирению с царем. Тот отвечал ему в самых вежливых выражениях. Но, разумеется, хитрый, корыстолюбивый грек скоро узнал и оценил положение дел и поспешил примкнуть к более сильной теперь боярской партии. Он поднес государю модель Гроба Господня, иорданскую воду, иерусалимские свечи и подал челобитную о вспоможении его бедной епархии. Государь велел выдать ему богатые подарки соболями и деньгами и назначил ему со свитой щедрое содержание. Благодаря своей вкрадчивости и находчивости, искусству тонко льстить, знанию многих европейских дел и отношений Паисий сумел так понравиться Алексею Михайловичу и его приближенным, что не замедлил сделаться важным лицом в московских церковных вопросах, продолжая при всяком удобном случае выпрашивать себе все новые милости и денежные пожалования.
Весной 1662 года Паисий Лигарид, конечно по желанию боярской партии, подал государю записку, в которой указывал, что нельзя так долго оставлять Русскую церковь без пастыря и что необходимо или избрать нового, или воротить прежнего, если он окажется невинным. Для обсуждения этого дела он советовал скорее снестись со вселенским, то есть цареградским, патриархом.
Записка эта была сообщена в копии Никону, и тот не замедлил ответить на нее Лигариду длинным письмом, которое Епифаний Славинецкий перевел на латинский язык. Тут он со своей точки зрения излагает повод к своему удалению из Москвы, то есть причиненные ему царем и боярами обиды, и тем старается себя оправдать. Паисий, в свою очередь, ответил также Никону в почтительных выражениях, но с явным осуждением его поступков. Видя, что с этой стороны ему не будет помощи, Никон вдруг заявил, что намерен апеллировать к папе, и прислал Паисию совсем неподходящую к делу справку о папском суде. Это заявление произвело в Москве впечатление, и власти поручили Паисию подвергнуть его критике. Лигарид составил записку, в которой на основании византийских хроник доказывал, что Русь приняла христианство от греков и что церковь наша всегда находилась под властью цареградского патриарха, следовательно, папа не имеет никакого права вмешиваться в дела этой церкви. Так своим искусным пером и своею ученостью Лигарид постепенно приобрел большой авторитет среди светских и духовных властей в Москве, и к нему стали постоянно обращаться за советами по делу Никона. По поручению царя боярин Семен Лукьянович Стрешнев передал Лигариду по этому делу около тридцати вопросов, на которые тот не замедлил написать ответы; последние были переведены на славянский язык толмачом Стефаном. Разумеется, ответы явились не чем иным, как подтверждением тех обвинений, которые высказывались в вопросах; причем обвинения эти равно касались важных и неважных предметов, были иногда совершенно правильны, а иногда не совсем справедливы. Например, Никон обвинялся в том, что при возведении на патриаршество в другой раз был рукоположен во епископа, запретил исповедовать и причащать разбойников, осужденных на смерть, называл себя «великим государем», щеголял роскошными облачениями и смотрелся в зеркало во время богослужения, сам сложил с себя патриаршие ризы во время отречения, рукополагал священников и дьяконов после этого отречения, назвал иудейским скопищем бывший ради него духовный собор 1660 года, называл свой Воскресенский монастырь Новым Иерусалимом, для обогащения которого разорил Коломенскую епископию, не оставил по себе наместника для управления церковью, изрекал проклятия, собственноручно бил подчиненных или отправлял их в ссылку, хулил государя за учреждение Монастырского приказа и даже называл его мучителем и хищником (духовных имуществ) и прочее. Кроме этих личных вопросов, тут были и общие, например: нужно ли созвать собор по делу Никона? Может ли царь сам созвать его, то есть без патриарха? Могут ли епископы судить своего патриарха? Грешит ли государь, оставляя вдовствовать церковь? И тому подобное. На все подобные вопросы Лигарид дал утвердительные ответы, нередко подкрепляя их ссылками на каноны, богословские соображения, на примеры из духовной истории и практики.
Списки с данных вопросов и ответов дошли до Никона. Крайне задетый ими, бывший патриарх дал волю своему и без того большому расположению к бумагописательству. Он написал пространную книгу, в которой подверг разбору и опровержению почти все выставленные против него обвинения. Очевидно, он имел немало свободного времени и над книгой этой работал едва ли не больше года; наполнил ее многими ссылками и цитатами, причем широко пользовался имевшимися у него под рукой Библией, Кормчей книгой, Толковым Евангелием, Апостолом и так далее. За исключением некоторых справедливых возражений, книга эта отличается более или менее неосновательными опровержениями. Неправдивость автора доходила до того, что он пытается отрицать даже свой всенародный отказ от патриаршества и называет его выдумкой. Тон этой книги очень несдержанный, грубый и раздражительный; противных ему сановников (князя Одоевского, митрополита Питирима, Паисия Лигарида) он осыпает бранью, называя их даже антихристами; не щадит и самого царя, выставляя его врагом и гонителем церкви. Любопытно, что тут он доходит до средневековых папских притязаний и аргументов. Так, он пытается доказать, что священство выше царства, ибо священство получает помазание от Бога, а царство от священства; архиерейскую власть уподобляет солнцу, царскую же месяцу, а месяц заимствует свой свет от солнца. Но эта обширная книга не оказала никакой услуги ее автору. Пока она сочинялась, события продолжали развиваться в противном ему направлении, чему содействовали не только Лигарид, но и сам Никон своим необузданным нравом.