32.
Малороссийские дела за это время не только не приходили в порядок, а, напротив, там царил какой-то хаос, в котором очень нелегко разобраться историку.
Украйна разделилась на три главные части: Левобережная с гетманом Самойловичем признавала себя в московском подданстве; небольшая часть Правобережной с гетманом Ханенком находилась в польском владении; а гораздо большая ее полоса с Дорошенком считала своим верховным государем турецкого султана. Запорожье, по Андрусовскому договору оставленное в общем московско-польском владении, стремилось к самостоятельному образу действий, хотя все-таки наиболее склонялось к московской зависимости. На Правобережной Украйне отражалось еще и то смутное состояние, в котором находилась Речь Посполитая в несчастное царствование Михаила Вишневецкого; он не пользовался никаким уважением со стороны магнатов; некоторые из них даже намеревались свергнуть его с престола. Это смутное состояние дошло до крайних пределов, когда турецкий султан лично вмешался в дела Малороссии.
Хотя в своей борьбе с поляками Дорошенко и получал помощь от крымского хана как турецкого вассала, но терпел поражения от коронного гетмана Яна Собеского и потерял несколько городов. Дорошенко призывал султана на помощь не только против поляков, но и для того, чтобы отвоевать Восточную Украйну у московского царя. В то время Порта, руководимая великим визирем знаменитым Ахмедом Коприли, вновь сделалась грозой соседних европейских народов; незадолго она отняла у венециан остров Кандию и победоносно окончила продолжительную с ними войну (1669 г.). Вскоре потом Людовик XIV напал на Голландскую республику; чем вооружил против себя коалицию из Австрии, Бранденбурга, Испании и прочих. Силы и внимание европейских держав, таким образом, были отвлечены от Юго-Восточной Европы, и Порта не замедлила воспользоваться сими обстоятельствами. Как только начались военные действия на Рейне, весной 1672 года султан Магомет IV выступил в поход из Адрианополя на север во главе стотысячного войска. По пути к нему присоединились с вспомогательными отрядами господари Валахии и Молдавии, а затем крымский хан Селим-Гирей и Дорошенко; так что войска его насчитывали по крайней мере 200 000 человек, когда он вторгся в польские пределы. Но еще прежде его вторжения около Батога на берегах Буга передовая татарская орда столкнулась с польско-казацким войском, состоявшим под начальством подлясского кастеляна Лужецкого и гетмана Ханенка. Несмотря на огромное неравенство сил, поляки и казаки погромили татар, и те бросились за Буг. Вопреки совету Ханенка, легкомысленный Лужецкий с одними поляками перешел реку и на усталых конях погнался за татарами; но был окружен, разбит и с остатком войска едва спасся в подвижном казацком таборе, под прикрытием которого ушел в ближнюю крепость Ладыжин. Это поражение открыло татарам широкий путь в польскую часть Украйны. Главное турецкое войско вторглось в Подолию и 7 августа облегло Каменец, считавшийся самым крепким ее оплотом. Но вследствие польской беспечности или, точнее, правительственной анархии ничего не было приготовлено для отпора грозному неприятелю; хотя об его близком нашествии Речь Посполитая была осведомлена своевременно. Гарнизон едва насчитывал полторы тысячи человек поляков и немцев. Турки сделали подкопы и взяли внешний, или земляной, город. Потом подвели мины под каменный город; взорвали часть стены и сделали приступ; но осажденные храбро его отбили. Однако ясно было, что крепость не может долго держаться, а помощи ждать было неоткуда. А потому после десятидневной осады гарнизон сдал крепость, выговорив себе свободное отступление, а жителям сохранение их веры. Магомет IV, сопровождаемый ханом и Дорошенком, торжественно вступил в Каменец и отправился в соборный костел, тотчас же обращенный в мечеть. Янычары принялись срывать кресты с христианских церквей и заменять их полумесяцем, а святыми иконами мостить улицу. Католического епископа, ксендзов и панов они одели в турецкие кафтаны и отправили в местечко Ягельницу. Молодые польские шляхтянки забраны в гаремы пашей, а наиболее красивые отобраны для султана; несколько десятков мальчиков потурчено; один из них был обрезан в помянутой мечети в присутствии самого султана.
Великий визирь, вместе с Дорошенко и татарами отряженный к Львову, по пути взял и сжег города Бучач, Зборов, Злочов и некоторые другие, причем турки и татары захватили огромный полон. Крепкий Львов и на сей раз оказал мужественное сопротивление и задержал дальнейшее нашествие. Растерявшийся король Михаил тщетно объявлял посполитое рушенье. Оно собиралось крайне лениво и медленно; да и собравшаяся немногочисленная шляхта не показывала никакой охоты идти на неприятеля, а занималась проектами конфедерации и шумным сеймованием, направленным против некоторых магнатов, обвиняемых в измене королю и в турецком нашествии (в том числе примаса Пражмовского и гетмана Собеского).
При таких обстоятельствах король посылает в турецко-татарский стан под Львовом комиссаров с поручением заключить мир во что бы то ни стало. Комиссары вели здесь переговоры с визирем и ханом под давлением самого бедственного положения дел: мимо стана татарские загоны ежедневно проводили множество захваченных всюду пленных, преимущественно женщин и детей. Поляки согласились на следующие главные условия: Подолия и Украйна отходили во владение Турции; Речь Посполитая обязывалась платить султану ежегодную дань в 220 000 червонцев; кроме того, город Львов за освобождение от осады должен был уплатить 80 000 талеров. Так как он не мог за раз внести полную сумму, то граждане выдали десять добровольных заложников. Львовский православный епископ Шумлянский лично приходил в стан Дорошенка и тщетно молил его о заступлении за христиан перед неверными. Затем польские уполномоченные отправились в Бучач, где стоял лагерем Магомет IV, и тут 8 октября подписан был мирный договор на основании упомянутых условий. Никогда еще Польша не заключала такого постыдного мира! И несмотря на него, татарские чамбулы (отряды) продолжали грабить и пленить Волынь и Червонную Русь. На жалобы поляков визирь отвечал: «Благодарите Бога и хана, что крымцы еще не пошли за Вислу». Приближавшаяся зима заставила турок и татар подумать об отступлении. Меж тем как султан, оставив сильный гарнизон в Каменце и залоги в некоторых других городах, с главными силами направился к Дунаю, а Дорошенко пошел в Чигирин, татары, разделясь на три орды, разными дорогами возвращались домой, обремененные добычей и огромным полоном. Тут выступил против них доблестный гетман Собеский; собрав сколько было можно кварцяного войска, он то там, то здесь настигал эти орды и, несмотря на их превосходство в числе, разбивал их, отнимал добычу и освобождал пленных; разбитые чамбулы снова собирались и соединялись, но неутомимый гетман снова обрушивался на них, бил и гнал их до полного изнеможения своей немногочисленной конницы.
В это время посполитое рушенье, собравшееся в Голомбе на Висле, успело составить конфедерацию и двинулось, но не против неприятелей. «Чтобы драться с ними, у нас на то есть кварцяное (т. е. наемное) войско», – говорила шляхта. Вместо неприятелей конфедераты дрались друг с другом по всякому поводу и грабили население на своем пути. Дойдя до Люблина, Голомбская конфедерация начала разъезжаться, постановив, между прочим, отрешить Пражмовского от примасовства, а Собеского от гетманства и сговорясь в скором времени собраться в Варшаве. Собеский со своей стороны сконфедеровал преданное ему кварцяное войско, которое и расположил в Ловиче, ввиду предстоявшего варшавского сейма. На этом так называемом «пацифекционном» сейме (в феврале 1673 г.) при посредничестве короля и папского нунция обе стороны примирились, и уже начинавшаяся междоусобная война была прекращена. Собеский остался гетманом; а Пражмовский вслед за тем умер. Тогда только занялись приготовлениями к новой войне с турками, ибо сейм не утвердил Бучацкого договора33.
Вести о вторжении турок в польские пределы, о взятии Каменца и мусульманских неистовствах над христианскими храмами и жителями произвели в Москве большую тревогу, и тем более, что те же вести говорили о намерении султана идти на Киев и Правобережную Украйну. Польский король просил о помощи; киевский воевода князь Козловский и нежинский протопоп Адамович умоляли о присылке ратных людей и увеличении московских гарнизонов. Последний, кроме того, просил о перемене воевод, в особенности нежинского – Хрущова, на людей более способных и усердных; указывал также на непостоянство казаков, ввиду усилий Дорошенка склонить их всех к турецкому подданству. Царь, по совету с думными людьми и духовенством, предписал особые сборы на военные издержки помещиков и посадских, отправил на Украйну подкрепления и новых воевод; причем в Киеве князь Козловский был заменен князем Юрием Петровичем Трубецким, в Нежин назначен князь Звенигородский, в Чернигов князь Хованский, а в Переяславль князь Волконский. Алексей Михайлович изъявил намерение даже лично выступить в поход в случае нападения на Киев и велел готовить для себя двор в Путивле. Когда же поляки заключили Бучацкий договор и султан ушел за Дунай, тревога в Москве не прекратилась; напротив, там предполагали, что весной турки воротятся для того, чтобы завоевать Киев и Левобережную Украйну; что, помирясь с поляками, теперь турки и татары все свои силы обратят на войну с Московским государством.
Не ограничиваясь военными приготовлениями, правительство московское отправило посланцев к европейским державам, чтобы пригласить их к общим действиям против Турции в союзе с Польшей и Россией. С таким поручением поехали дьяк Посольского приказа Украинцев в Голландию, Данию и Швецию, переводчик того же приказа Виниус в Лондон, Париж и Мадрид; а в Германию, Австрию, Венецию и Рим был послан находившийся в русской военной службе шотландский выходец Павел Менезий. Миссии эти оказались более или менее безуспешны. Почти все правительства, в том числе и Римская курия, выразили свое сочувствие борьбе с мусульманами; но Людовик XIV ни за что не хотел прекратить начатую им войну с Голландскими Штатами, благодаря чему в борьбу с ним вскоре были вовлечены и другие державы. Россия и Польша, таким образом, предоставлены были собственным силам.