В числе приготовительных мер к войне с мусульманами не последнее место заняло возвращение из Сибири знаменитого запорожского атамана Ивана Серка или Серика, который слыл грозой татарских орд. Об этом возвращении хлопотали не только сами запорожцы, но о том же просил царя и польский король Михаил. Царь внял этим просьбам, и в марте 1673 года Серко был уже в Москве. При отпуске на Запорожье с него взята была клятва верно служить государю; причем сам Алексей Михайлович, бояре и начальник Малороссийского приказа Матвеев увещевали его не изменять своей присяге, а патриарх грозил в таком случае церковным проклятием. Царь прибавил, что отпускает его по заступлению гетмана Самойловича. Но это было сказано только ради их умирения. В действительности Самойлович письменно просил Матвеева задержать Серка в Москве во избежание новых смут на Украйне. Ревнивый к своему гетманству, Самойлович опасался Серка, как бывшего претендента на его булаву. Опасался он также и соперничества со стороны Дорошенка. А потому, когда в Москве вознамерились отвлечь сего последнего от турок и склонить его к московскому подданству, Самойлович предлагал вместо того, чтобы входить с ним в переговоры, ввиду его шатости просто промышлять над ним соединенными силами вместе с князем Ромодановским. Кроме того, он предлагал поход на крымцев, чтобы отвлечь их от Украйны; причем просил о присылке пушек, пороху, свинцу и ядер. Со всеми этими предложениями и просьбами Самойлович в начале марта прислал в Москву своего приятеля и главного советника нежинского протопопа Симеона Адамовича. Для вящего доказательства своей преданности царю с тем же протопопом гетман прислал в Москву двух своих сыновей в качестве заложников, извиняясь, что сам не приехал ввиду смутного состояния Украйны. В Москве этих сыновей и Адамовича приняли очень ласково; наибольшую любезность гетману и протопопу оказывал А.С. Матвеев; по его ходатайству для молодых Самойловичей и их свиты был куплен на казенный счет особый двор и все они были щедро одарены платьем. Боевые припасы также были посланы; но главные просьбы гетмана не исполнены: Серко отпущен в Запорожье; поход на Крым пока откладывался, а с Дорошенком велено гетману и князю Ромодановскому вступить в переговоры о подданстве. Основанием для сих переговоров должно было служить то обстоятельство, что в 1671 году сам Дорошенко просился под высокую царскую руку; но тогда нельзя было этого сделать, так как в силу четвертой статьи Андрусовского договора Заднепровская Украйна была отдана Польше; теперь же, раз Польша по Бучацкому договору отказалась от Украйны в пользу турок, то и статья сия теряет свою обязательную силу, и Москва хочет освободить ее от басурманского ига. В то же время архиепископу черниговскому Барановичу поручено было писать к митрополиту Тукальскому, побуждая его действовать на Дорошенка и на всю правобережную казацкую старшину в данном смысле. В Москве знали, что Тукальский, проживавший то в Чигирине, то в Каневе, имел большое влияние на Дорошенка. У нас имелись сведения, что после опустошительного турецкого нашествия Дорошенко возбудил против себя негодование украинского населения и сам уже тяготился басурманским игом, а потому надеялись на успех переговоров. Но ни Самойлович, ни Баранович не оказали усердия в исполнении сего поручения: первый опасался, чтобы Дорошенко, в случае своего подчинения, не сделался гетманом обеих сторон Днепра; а второй, будучи местоблюстителем митрополичьего престола, совсем не желал видеть Тукальского в Киеве на этом престоле. Малороссийский приказ поэтому летом 1673 года обратился к киево-печерскому архимандриту Иннокентию Гизелю, прося его войти в сношения с Тукальским по данному вопросу.
Но и польское правительство со своей стороны не дремало.
Оправившись от первых впечатлений турецкого погрома и решив не исполнять Бучацкого договора, оно заявило московскому правительству, что четвертая статья Андрусовского договора сохраняет свою силу, а следовательно, Западная Украйна должна принадлежать полякам и что Киев также должен быть им возвращен. Поляки равно прибегли к переговорам с Дорошенко и Тукальским; посредником в сих переговорах они употребили львовского владыку Иосифа Шумлянского, который должен был обещать одному гетманскую булаву, а другому митрополию. Это обстоятельство, а главное, ссылка поляков на четвертую статью произвели недоумение и колебание среди правобережной казацкой старшины, наклонной к московскому подданству. К вящей запутанности положения, Самойлович уговорил белгородского воеводу князя Ромодановского, вопреки царскому наказу, начать тем же летом 1673 года военные действия против Дорошенка, не посылая к нему царских увещательных грамот. Они соединили свои полки, подошли к Днепру и отправили сильный передовой отряд на правый берег под Канев. Начальствовавший здесь генеральный есаул Яков Лизогуб пересылался с переяславским полковником Райчей, сообщал о ненависти населения к турецкому игу и нелюбви к Дорошенку и уверял, что если царские войска появятся на той стороне, то все города сдадутся, кроме Чигирина. Но когда явился помянутый отряд, Лизогуб отказал в сдаче Канева. В это время татары сделали нападение на южные пределы Восточной Украйны. Тогда Ромодановский и Самойлович не пошли за Днепр, отозвали передовой отряд и без всякого успеха со стыдом воротились – первый в Белгород, второй в Гадяч. В Малороссии этот поход вызвал насмешки; а недоброжелатель Самойловича запорожский кошевой Серко сказал левобережному генеральному есаулу (Черняченко): «Какому мужику вы дали гетманство? Он поволочился по Днепру и, ничего доброго не учиня, назад воротился». В Москве остались очень недовольны такими действиями воеводы и гетмана; к обоим были посланы царские грамоты со строгим выговором за неисполнение наказа.
Только после сего похода Иннокентий Гизель вступил в порученные ему переговоры с Тукальским и Дорошенком, приглашая их вступить в московское подданство и обнадеживая царской милостью. Правобережный гетман не отвечал отказом; но он предъявлял непомерные требования: например, на обеих сторонах Днепра должен быть один пожизненный гетман, в руки которого имеет быть передан и Киев, посполитые люди должны быть подчинены казакам, и пусть царь собственноручной присягой подтвердит условия подданства и вольности казацкие. Он ссылался при сем на предложения поляков, которые при посредстве Иосифа Шумлянского обещают принять вновь казаков на гадячских условиях Выговского. По всем признакам Дорошенко питал мечты о самостоятельной гетманской власти, о положении «господаря», пребывающего только под протекцией царского величества; мечтал о водворении на Украйне излюбленного польско-шляхетского строя, при котором казачество владело бы сельским населением так же, как шляхта владела им в польских областях. До чего казацкая старшина увлекалась польским строем, показывает пример помянутого переяславского полковника Дмитрашки Райча, который в начале 1673 года выхлопотал у польского короля себе шляхетское достоинство. Само собой разумеется, что в Москве на подобные требования не могли согласиться; однако продолжали вести таинственные и бесплодные переговоры, вопреки представлениям Самойловича, который уведомил, что Дорошенко лукавит и об этих переговорах сообщает как турецкому султану, так и польскому королю и стремится только захватить Левобережную Украйну, куда подсылает поджигателей, от которых горят целые города.
Меж тем гетман польской части Украйны Ханенко, подвергшийся гонению со стороны коронного гетмана Собеского, отложился от поляков. Он подошел к Киеву со своим небольшим войском и послал в Москву челобитную о принятии его в подданство. Но так как он считался в подданстве короля, то здесь сослались на Андрусовский договор, и Малороссийский приказ предложил ему выгнать сначала Дорошенка, сесть на его место, а потом уже перейти в московское подданство. Ханенко действительно начал войну с соперником; но силы его были слишком недостаточны для решительных действий.
Убедясь в неискренности и лукавстве Дорошенка, царь наконец согласился на представления Самойловича и предписал ему вместе с князем Ромодановским и кошевым Серко идти всеми силами на правобережного гетмана. В начале 1674 года Самойлович и Ромодановский с большим (почти 80-тысячным) войском переправились за Днепр и успешно начали отбирать города: сдались Крылов, Черкасы, Триполье, Канев с Лизогубом; проживавший здесь Тукальский бежал в Чигирин, где вскоре ослеп. Местное духовенство много способствовало успеху русских войск, склоняя жителей к переходу в подданство православного государя. Скоро почти вся Правобережная Украйна добила челом великому государю. Ханенко со своими 2000 казаков присоединился к царским войскам. Не сдавался только Чигирин, где заперся Дорошенко. Русские военачальники, ограничившись нерешительными и неудачными попытками против Чигирина, воротились на левый берег, и здесь в городе Переяславе 17 августа собрали казацкую раду, чтобы выбрать гетмана для Западной Украйны. От этой Украйны присутствовали войсковой есаул (Як. Лизогуб), обозный (Ив. Гулак), судья (Як. Петров) и представители одиннадцати полков; черкасского, каневского, Корсунского, белоцерковского, уманского, торговицкого, брацлавского, кальницкого, подольского, могилевского и паволоцкого (недоставало Чигиринского, где сидел Дорошенко). От восточной стороны присутствовали семь полковников: киевский (Солонина), переяславский (Дм. Райча), нежинский, стародуб-ский, черниговский, прилуцкий и лубенский. Когда князь Ромодановский именем великого государя предложил правобережным выбрать себе нового гетмана, старшина и казаки объявили, что они не желают иметь разных гетманов и просят великого государя утвердить их гетманом того же Ивана Самойловича. Ханенко на этой раде сложил с себя гетманское достоинство и выдал полученные им от короля булаву и бунчук. Его сделали уманским полковником.
На той же раде составлена грамота, заключавшая до двадцати статей, которые вновь определяли отношения Украйны к Москве. Вот главнейшие из них. К иностранным монархам гетман и старшина не должны писать без царского указу. Беглых посполитых людей из Малой России в Великую и обратно великорусских крестьян, бежавших на Украйну, выдавать. Малороссийские жители не должны привозить в пограничные московские города вино и табак. Гетман без совету войсковой старшины и без войскового суда не должен наказывать казаков или лишать их вотчин. У гетмана и полковников не должно быть компаний из серденят, как это заведено у Дорошенка и его полковников (которые, очевидно, окружали себя вольнонаемной гвардией). По смерти казака имение его наследуют жена и дети. Московским ратным людям не останавливаться в казацких дворах, а только у мещан