Смотр состоялся 3 февраля. Государь отслушал заутреню в дворцовой церкви Преподобной Евдокии; после нее отпустил на Девичье поле крестный ход, то есть образа с духовенством и певчими, которые во все время пути пели молебен; по прибытии туда освятили воду и окропили ею государев двор, наряд и накрачейню. Шествие самой отборной части войска направлено было Кремлем под переходы между Патриаршим двором и Чудовым монастырем мимо Успенского собора к Колымажным воротам. Такое направление дано было, конечно, для того, чтобы царское семейство и верховые боярыни из дворцовых окон могли любоваться красивым военным парадом. Впереди шли несколько стрелецких сотен с ружьями, предшествуемые своими полковниками и головами.
Первую сотню вел голова Артамон Матвеев; она была одета в красные кафтаны. Вторая сотня была в белых кафтанах, а третья в лазоревых. Перед каждой шел знаменщик в кирасе или латах. Проходя мимо государевых хором, головы и сотники останавливались и кланялись великому государю до земли. В это время стрельцы играли на сурнах и били в барабаны. Потом следовали три конюшенные роты на конях в стальных латах и шишаках, вооруженные карабинами и пистолетами. Затем конюхи вели царских коней под богатыми седлами, с покрывалами; во главе их выступал любимый жеребец Шарап. А за ними ехал ясельничий Иван Желябужский «с конюшенным чином». Потом шел «трубничий чин», то есть военный оркестр, который трубил в трубы, бил в набаты, литавры и накры. К Постельной лестнице дворца подвели «санника», то есть коня, запряженного в сани, украшенные золотом и серебром и обитые красным золотным и двоеморхим бархатом, с таковой же полостью, но зеленого цвета. Сани были осеняемы большим государевым знаменем с написанным на нем видением Иоанна Богослова («Конь бел и седяй на нем»), окружены рындами и подрындами; последние несли царское вооружение: доспех, большой и малый саадак, сулицу и рогатину. Алексей Михайлович еще раз помолился в церкви Евдокии Мученицы, приложился к образам, взял в правую руку Честный Животворящий крест, вышел на Постельное крыльцо и спустился по лестнице к саням, сопровождаемый сыном Алексеем Алексеевичем, царевичами Касимовским и Сибирским, боярами, окольничими, думными и ближними людьми, одетыми в блестящую ратную «сбрую». Государь передал крест сибирскому царевичу, а сам сел в сани и поехал, предшествуемый конными рындами. Около его саней шли сокольники в своих нарядных кафтанах; а за ними ехали в санях бояре, окольничие и другие думные люди. Когда он прибыл на Девичье поле, там уже были выстроены войска, по обе стороны дороги к царскому месту. На правой стороне стояла конница: три сотни стольников, шесть сотен стряпчих, шесть сотен дворян и так далее, всего около 20 сотен в первых рядах или в первом отделе; за ними стояли их вооруженные дворовые люди. Второй отдел конницы составляли 14 сотен жильцов и три сотни патриарших дворян, также с их служебными людьми. А по левую сторону дороги стояли стрелецкие приказы. Около государева места за пушками расположились солдатские полки и роты, имея во главе начальных людей, большей частью иноземцев, каковы: генерал-майор Данило Краферт, полковники Траурнихт, Фанбокховен, Билс и Фанстаден. Позади них восемь сотен даточных, далее к Москве-реке – солдатский полк Матвея Кровкова, позади государева двора – солдатский же полк генерал-поручика Томаса Дальеля. При пушках были пушкари в «нарядном платье». Кроме того, к Новодевичьему монастырю стояли еще две роты пушкарей, устроенные стрелецким строем с длинными списами (копьями), на конях висели значки. У каждой роты было знамя «венгерской пехоты». В той же стороне стояли служебные люди бояр и других думных людей, одни со значками, другие без значков. Шедшие впереди государя помянутые выше разные отряды также заняли назначенные им места. Рынды слезли с коней и стали у царской горницы; на рундуке по обе стороны расположились бояре и ближние люди, а также часть сокольников, в ратной сбруе с мечами; другая часть сокольников с протазанами стала от рундука до ворот государева двора по обе стороны; на дворе расположились подьячие разных приказов «в цветном платье», держа на древках знамена, которые предстояло раздать в конные сотни. Оркестр, занимавший накрачейню, при приближении государя начал играть в сурны и трубы, бить в набаты, накры и литавры.
Взяв крест у сибирского царевича, государь передал его чудовскому архимандриту Павлу, который поставил его в горнице над царским креслом. Сев на это кресло, Алексей Михайлович приказал войскам проходить. Конные отряды, очутившиеся теперь на левой стороне от государя, стали переходить на правую, начиная со стольничьих сотен. Думный дьяк Семен Заборовский распоряжался «отпуском» каждой сотни и выбором знаменщика; а сам царь назначал ей голову. Перед царским двором сотня останавливалась, знаменщик сходил с коня и шел к воротам. Тут царь подзывал к себе того, кого жаловал головой сотни. «Дьяк в государеве имени» Дементий Башмаков тотчас записывал его имя в сотенный список на месте головы и подносил список царю. Царь передавал его вновь назначенному; а тот, помолясь Богу и поклонясь в пояс царю, шел к воротам и приказывал знаменщику принять знамя от подьячего. Затем они оба садились на коней и ехали к сотне, которая встречала голову поклоном. Тут князь П.А. Долгоруков «отпускал» сотню, то есть направлял ее далее в правую же сторону. Таким образом, хотя конные сотни ехали скоро, однако прохождение их длилось несколько часов. За ними двинулась пехота. Тогда государь приказал открыть пушечную и ружейную пальбу по очереди разным частям наряда и разным полкам. Стрельба была направлена к валам Земляного города. Когда она окончилась, заиграл опять шумный оркестр накрачейни. Государь и его свита тем же порядком шествовали назад в город. Духовенство и певчие с образами и пением молебна последовали во дворец. Девичье поле опустело; только одна стрелецкая сотня осталась для охраны государева места. Алексей Михайлович, который успел уже опять помолиться в церкви Св. Евдокии, встретил крестный ход и проводил его в Переднюю палату. Так окончился этот большой царский смотр, продолжавшийся с раннего утра и до позднего вечера. Дворцовые записи сообщают нам, что поутру в тот день шел небольшой снег; потом сделалось вёдрено при малом полуденном ветре, а ночью стало тепло; в эту ночь дворцовый караул держал голова Андрей Коптев с 500 стрельцами.
В конце царствования Алексея Михайловича подражание иностранным образцам, выправка, роскошь в одежде и вооружении придворного (гвардейского) войска сделали еще большие успехи. Так, в начале следующего царствования член одного польского посольства в записках своих упоминает, что при торжественном въезде сего посольства в Москву в числе встречавших его войск был живописный отряд всадников в красных кафтанах, на белых конях, вооруженный пиками, к которым были прикреплены какие-то позолоченные змеи вместо флюгеров; за плечами у них были пристегнуты крылья; так что они походили на легион ангелов. (Очевидно, то было подражание крылатым польским гусарам.) За этим конным легионом (составленным из царских сокольников) следовал другой, составленный из 200 нарядных всадников, которых автор записок называет пажами. Но, конечно, то были царские стольники, стряпчие и жильцы. Сверх узких, алого цвета, украшенных жемчугом полукафтанов на них были плащи, опушенные собольим мехом, расшитые серебром и золотом, а на головах высокие шапки, также унизанные жемчугом с золотым и серебряным шитьем. Место конских поводов заменяли серебряные вызолоченные цепи, производившие приятный звук; даже на конских ногах блестели металлические украшения. Многие из сих всадников имели при себе запасных коней и отличались такою ловкостью, что, не дотрагиваясь до земли, перепрыгивали с одного коня на другого.
Алексей Михайлович не ограничился заботами об улучшении сухопутных военных сил и введении в них европейского строя. Он пытался завести у себя и флот также по европейскому образцу. Так, когда его войска занимали значительную часть Ливонии, ведавший этим краем А.Л. Ордин-Нащокин построил на Двине целую флотилию мелких судов, которая оказывала немалые услуги подвозом подкреплений, съестных и боевых запасов. После предполагаемого взятия Риги эта флотилия, конечно, должна была послужить началом русского Балтийского флота. Но когда по Кардисскому договору (1661 г.) завоеванная часть Ливонии снова отошла к шведам, естественно, и эта флотилия перестала существовать. Тогда царь вместо северо-запада обратил внимание на юго-восток и задумал построить такие военные суда, которые могли бы ходить по Волге и Каспийскому морю и охранять от разбоев нашу торговлю с Персией. Образцом для них служил известный корабль, построенный в Нижнем Новгороде при Михаиле Федоровиче голштинским мастером и русскими рабочими. Сооружение новых судов царь особым указом (летом 1667 г.) поручил тому же Ордину-Нащокину (очевидно подавшему и самую мысль о том) и местом постройки назначил дворцовое село Дедново, лежавшее на берегу Оки в Коломенском уезде и известное своими плотниками, искусными в речном судостроении. Корабельными мастерами на сей раз были голландцы, которые после ограничения англичан Архангельским портом заняли главное место во внешних торговых и других сношениях России с Западной Европой. Этих мастеров наняли в Голландии при посредстве жившего в Москве голландского купца фан Сведена. В Деднове, спустя полтора года, был выстроен трехмачтовый корабль в 80 футов длины, фут ширины и с осадкой около 5 футов. Ему дали название «Орел» и вооружили 22 пушками. Кроме него, построены одномачтовый бот и две шлюпки. Капитаном «Орла» был назначен племянник фан Сведена Давид Бутлер, которого снабдили чертежами и инструментами для определения географического и астрономического положения прибрежных мест. Команду его составляли десятка два иноземцев, к которым потом присоединили несколько десятков стрельцов. Весной 1669 года, пользуясь половодьем, флотилию эту спустили вниз по Оке и Волге до Астрахани. Но все это начинание, стоившее немалых трудов и денег, имело бедственный конец. Когда под Астраханью появился Стенька Разин со своими шайками, он захватил царскую флотилию и велел ее сжечь.