пологии. Но у него потребовали торжественного от нее отречения и публичного покаяния. После разных уверток Смотрицкий явился в Печерский монастырь и принужден был подписать акт отречения от своей Апологии, на котором в особенности настаивал Петр Могила. На следующий день в праздник Успения этот акт во время литургии был торжественно прочитан с амвона, а Мелетий словесно выразил свое раскаяние. Затем собравшиеся владыки предали Апологию анафеме, некоторые листы ее разорвали, бросали на пол, топтали ногами и частью жгли; после чего бывшие в их руках свечи погасили. Только теперь Смотрицкий был допущен к соборным совещаниям. Но, как и следовало ожидать, подобное отречение и анафематствование не обратили Мелетия на путь истинный. После собора Смотрицкий уехал в свой Дер-манский монастырь и тотчас сбросил с себя маску. Он написал «Протестацию против Киевского собора», в которой заявил о полном согласии со своей Апологией, прибавив, что отречение от нее было вынуждено у него насильственно, а потому и недействительно. Теперь Смотрицкий окончательно порвал связи с православными и писал горячие полемические брошюры в защиту латино-униатов до самой своей смерти (последовавшей в 1633 г.).
На Киевском соборе 1628 года, между прочим, был установлен ряд духовной цензуры, то есть запрет православным людям издавать сочинения о церковных вопросах без рассмотрения и одобрения духовных властей. Вообще этот собор обманул надежды латино-униатов: с помощью Смотрицкого привести православных к примирению и соглашению с унией. Ту же попытку Велямин Рутский и его партия, с разрешения и одобрения короля, возобновили в следующем, 1629 году на соборах, новом Киевском и Львовском, но опять безуспешно. Таким образом, православная и униатская иерархии окончательно разделились в Западнорусской церкви.
Последующая за сим эпоха в истории этой церкви отмечена просветительной деятельностью Петра Могилы.
Стремясь сделать Киево-Печерскую лавру главным опорным пунктом в борьбе православия с унией, новый архимандрит особое внимание обратил на защиту и сохранение ее земельных имуществ, подвергавшихся многим посягательствам и наездам и состоявших из деревень, полей, пасек, рыболовных вод и тому подобного. Не ограничиваясь усиленными тяжбами с хищниками в судебных учреждениях, энергичный архимандрит иногда сам вооружал монастырских слуг или пользовался помощью казаков и силой отнимал назад лаврские поместья, захваченные наездом при его предшественниках, или за новый набег немедленно отвечал таким же набегом на маетность противника. Подобный образ действий оправдывался как духом времени, так и бездействием властей, от которых невозможно было добиться правосудия и наказания сильным обидчикам. Благодаря связям Петра Могилы с польско-русскими магнатами и королевским двором жалобы и протесты, вызванные его действиями, оставались без последствий. Ему удалось не только отстоять имущество лавры, но и многое расхищенное воротить в ее владение и таким образом сосредоточить в своих руках значительные средства на исполнение своих обновительных, просветительных или благотворительных планов. Кроме собственных средств, он употреблял для того и многие вызванные им пожертвования. Он усердно занялся обновлением и украшением лаврских храмов и святынь, особенно благоустройством святых пещер, пришедших в большой беспорядок; соорудил новые гробницы для почивающих там мощей, исправил странноприимный дом, приобретал дорогие сосуды и прочую церковную утварь. В то же время Петр Могила старательно поддерживал в своем монастыре общежитие, возобновленное Плетенецким, и заботился о водворении иноческой дисциплины, сильно упавшей в предыдущую смутную эпоху; для чего не только действовал убеждением и назиданием, но также и мерами строгости, то есть смирял суровыми телесными наказаниями или заключением строптивых и не исполнявших монашеские обеты иноков. С этой стороны энергичный архимандрит старался возвести лавру на подобающую ей нравственную высоту. Он также неупустительно принимал меры, чтобы поддержать и усилить славу ее святости, которая, без сомнения, уже тогда вызывала значительный приток богомольцев. Для сего он лично и через своих сотрудников писал и издавал сказания об исцелениях и чудесах, исходивших от лаврских святынь; чем еще более укреплялась вера в православие и его превосходство над латинством и унией. Разумеется, он много заботился о Печерской друкарне или типографии и значительно расширил ее средства; а затем выпускал из нее более исправленные издания священных и богослужебных книг (например, «Триодь Цветная» и «Литургиарий, или Служебник», исправленные по греческим источникам). Ввиду богатой обстановки, торжественности служения и постоянной проповеди в величественных католических костелах, соблазнявших тем южнорусское население, Петр Могила много хлопотал о церковном благолепии, об устроении торжественных служений в большие праздники, о привлечении искусных проповедников; причем сам иногда говорил поучения с церковной кафедры.
Наиболее важная сторона его деятельности относится к заботам о поднятии и распространении школьного образования. Так, заведенное Плетенецким лаврское училище он старался преобразовать в высшую школу или коллегию и, чтобы приготовить достойных преподавателей, посылал учиться за границу молодых монахов. Кроме того, он привлекал опытных наставников из других городов; например, из Львова вызвал ученых монахов Исаию Трофимовича и Сильвестра Косова. В коллегии своей он дал преобладание латинскому языку, во-первых, как орудию европейской науки того времени, а во-вторых, необходимому для западнорусов и на сейме, и в трибуналах, и в судах земских и гродских (bez laciny placi winy — не знаешь латыни — плати штраф, составилась у них поговорка). Это преобладание латинского языка вначале произвело неудовольствие среди киевлян и казаков, опасавшихся проникновения вместе с ним латинских ересей. Вообще киевляне несочувственно относились к заботам о Лаврской или Могилянской коллегии еще и потому, что она вступала в соперничество с излюбленной школой их Богоявленского братства. Но обстоятельства вскоре помогли устранить это соперничество и объединить оба просветительных учреждения.
В марте 1631 года скончался киевский митрополит Иов Борецкий, много потрудившийся в борьбе с унией и в упорядочении западнорусской православной иерархии. Радея о русском народе и православии, он не раз обращался за вспоможением к единоверной и единоплеменной Москве. В 1624 году он решился даже на смелый, хотя и негласный, шаг: отправленный им ради вспоможения, номинальный полоцкий епископ Исаакий Борискович от его имени предложил царю Михаилу и патриарху Филарету принять Малую Россию и Запорожское войско под их покровительство. Но в Москве пока отклонили это предложение как еще несвоевременное. В том же 1624 году Иов прислал в Москву известного филолога Памву Берынду на помощь при исправлении церковных книг. Борецкий оставил духовное завещание, в котором, между прочим, убеждает своего друга Петра Могилу взять под свою опеку школу киевского Богоявленского братства. Могила поспешил исполнить его желание и вписался старшим братом, обещая быть опекуном и фундатором братских школ. Однако сие обещание не тотчас было исполнено; ибо киевляне не его выбрали преемником Борецкого, а Исаию Копинского, носившего тогда титул архиепископа Смоленского и Черниговского. Последний дотоле пребывал не в кафедральном городе епархии (занятом униатским архиереем), а, вероятно, в ее заднепровских монастырях (Густынском и др.). По его престарелому возрасту и болезненному состоянию, это избрание не соответствовало потребностям времени, которое нуждалось в смелых и энергичных деятелях.
Большое влияние на судьбы Западнорусской церкви оказала смерть Сигизмунда III, приключившаяся, как известно, в апреле 1632 года. Во-первых, эта церковь избавилась от своего главного врага и гонителя; а во-вторых, предстоявшие междуцарствие и выбор нового короля давали возможность православным обывателям Речи Посполитой на сеймиках и сеймах свободно и громко заявлять о нарушенных своих правах и требовать их восстановления. Особенно оживились западнорусские братства, которые именно в таком смысле и составляли инструкции для местных послов, отправлявшихся на Варшавский сейм. А Запорожское войско прямо потребовало полного уничтожения унии. Из среды же русского духовенства в этот знаменательный момент выступил вперед все тот же умный, энергичный архимандрит Петр Могила, который постарался объединить все сии православные элементы для решительных действий против унии. Мало того, благодаря своим связям он вошел в сношения с вельможными представителями протестантизма (например, Христофором Радзивиллом) и приглашал их к соединенным усилиям для восстановления религиозной свободы.
Встревоженное этим движением латино-униатское духовенство, с Велямином Рутским во главе, напрягало со своей стороны все силы для противодействия и увещевало сеймовых послов своего исповедания дать дружный отпор диссидентам. На сеймах конвокацийном и избирательном (элекцийном), куда явился и сам Могила, происходили горячие прения по церковным вопросам и учреждались для них смешанные комиссии. К счастью, королевич Владислав был чужд отцовского фанатизма; поэтому католическая партия не очень ему благоприятствовала, и он при своем избрании опирался более на православных и протестантов; а в особенности благосклонно относился к Запорожскому войску, в услугах которого весьма нуждался по причине начавшейся тогда войны с Москвой. В числе представленных ему условий (pacta conventa) он присягнул и на тех статьях, которые были выработаны смешанной комиссией на избирательном сейме по вопросу о правах «людей греческой веры». Им предоставлено право иметь своего митрополита и четырех епископов; кроме того, отменены разные постановления, стеснительные для Западнорусской церкви. Православные депутаты воспользовались обстоятельствами и, прежде чем разъехаться из Варшавы, выбрали себе новых иерархов, а главным образом нового митрополита в лице Петра Могилы (3 декабря 1632 г.). На следующем сейме, коронацийном, в Кракове, Владислав утвердил этот выбор и выдал Петру «привилей».