В табл. 1 представлены данные о доходах крестьян, оброках и налогах в Деревской и Водской пятинах.
Табл. 1. Зерновой бюджет крестьянского хозяйства на поместных землях Новгородчины. Оброк, налоги и потребление указаны в пудах хлеба (полпуда ржи и полпуда овса).
Эта таблица представляет несколько видоизмененный вариант таблицы 60 из: Аграрная история Северо-Запада России XVI века. Север. Псков. Общие итоги развития Северо-Запада. Л. 1978. Авторы этой работы подвергались критике[1250] за то, что брали в своих расчетах слишком большую урожайность: сам-4 (фактически сам-3,9) для ржи и сам-3 для овса. В соответствии с данными Е. И. Индовой184 в 1650–1700 годах урожайность ржи была в среднем сам-3,1, урожайность овса сам-3. В нашей таблице урожайность ржи варьируется в пределах от сам-3,1 до сам-3,9, а урожайность овса взята сам-3. Нужно заметить также, что по расчетам Л. Г. Степановой,[1251] основанных на случаях перевода издолья в фиксированный оброк, урожайность составляла всего лишь сам-2. Однако эти расчеты вызывают сомнение, поскольку неясно, насколько данный перевод был эквивалентным, не происходило ли при этом снижение оброка. Кроме того, простой расчет показывает, что при такой урожайности сбора хлебов не хватило бы даже на уплату оброков и налогов.
Хотя в целом душевое производство обеспечивало необходимый минимум потребления, после уплаты оброков в Водской и в особенности в Деревской пятине душевое потребление падало ниже минимального уровня. В соответствии с неомальтузианской теорией следствием уменьшения потребления ниже допустимого минимума было уменьшение численности населения, с 1500 по 1540 год оно уменьшилось в Водской пятине на 17 %, а в Деревской пятине – на 13 %.[1252] Уменьшение население к 1540 году привело к увеличению душевой запашки и некоторому увеличению потребления, но оно оставалось на уровне, близком к минимальному. Низкий уровень потребления способствовал увеличению смертности от эпидемий – источники отмечают, что именно в этом районе эпидемии свирепствовали с особой жестокостью.[1253]
Таким образом, в отдельных, наиболее густонаселенных районах Сжатие началась уже в начале XV века, и этот процесс был существенно ускорен высоким уровнем изъятия ресурсов, осуществляемым государством и помещиками. В то же время даже в пределах Северо-Запада имелись существенные порайонные различия. В Бежецкой и Шелонской пятинах положение было более благоприятным, чем в Деревской и Водской. В 1500–1540 годах здесь отмечался значительный рост населения – в некоторых уездах население возросло на 27–45 %.[1254] Сжатие было неравномерным и проявлялось в одних районах сильнее, а в других – слабее.
Исследование вопроса о положении крестьян в Центральном районе затрудняется недостатком источников. Однако и здесь рост населения привел к уменьшению крестьянских наделов. С. Б. Веселовский отмечал быстрый рост цен на землю в первой трети XVI века и увеличение числа земельных тяжб.[1255] В середине XVI века появляются упоминания о случаях, когда на вытном наделе сидят два или даже три двора.[1256] В этот период в Борисовской волости на Владимирщине на двор приходилось 7,5 десятин;[1257] если считать в семье 5 человек, то душевая обеспеченность составляла всего 1,5 десятины – меньше, чем в Деревской пятине. Отмечалась нехватка земли в Белозерском крае – здесь у крестьян было лишь по 2 десятины в одном поле, и зерна не хватало до следующего урожая.[1258] Но в некоторых уездах положение было более благополучным, например, на черных землях Тверского уезда на двор приходилось 12,5 десятины, на монастырских землях в Дмитровском уезде – 12,7 десятины (в последнем случае большая величина надела, по-видимому, объяснялась очень плохими почвенными условиями).[1259]
Согласно теории, одним из следствий перенаселения является оскудение крестьян и развитие ростовщичества. На Руси в этот период в качестве главных ростовщиков, крупных землевладельцев и «поглотителей земли» выступали монастыри. Они столь активно затягивали крестьян в ростовщические сети, что, к примеру, в районе «колонизации» Кирилло-Белозерского монастыря практически не осталось «черных» крестьянских земель. Из кругов «нестяжателей» раздавались многочисленные обвинения в адрес монастырей.[1260] Вассиан Патрикеев писал о том, что недостойно монахам «села многонародно стяжати и порабощати кристиан», «лихву на лихву на них налагать». Когда крестьяне не могут отдать лихвы, писал Вассиан, монахи, «коровку их и лошадку отъмше», изгоняли крестьян из их дворов.[1261] Максим Грек негодовал о том, что монахи крестьян «бичи истязуют за лютых сребра резоиманий», обращают их в своих холопов.[1262] На Белоозере, где земли не хватало, происходили многочисленные столкновения между крестьянами и монахами; в 1550 году одно из таких столкновений привело к разорению Адриановой пустыни и гибели 42 монахов. Характерно, однако, что в сети ростовщиков попадали не только крестьяне, но и «дети боярские», бояре и даже князья. К концу XV века Кирилло-Белозерский монастырь забрал в свои руки все расположенные в округе мелкие вотчины.[1263] В Звенигородском уезде на долю монастырей и церквей приходилось 45 % всех земель, в Тверском уезде – 33 %. В середине XVI века, по свидетельству Адама Клементского, духовенству принадлежала треть населенных земель.[1264]
Таким образом, имеющиеся данные о динамике потребления в первой половине XVI века, в целом соответствуют прогнозам демографически-структурной теории: по мере роста численности населения мы наблюдаем уменьшение крестьянских наделов, оскудение крестьян и рост их задолженности, проявляющийся в развитии ростовщичества. Эти процессы происходили неравномерно и были более выраженными на Северо-Западе, в Новгородской земле. При этом существенное значение имело перераспределение ресурсов в рамках структуры «государство – элита – народ»: Сжатие на Новгородчине было ускорено высоким, по сравнению с центральными областями, уровнем ренты, что было, в свою очередь, связано с тем, что именно Новгородчина была регионом наибольшего распространения поместного землевладения и в военном смысле опорой государства.
5.7. Начало сжатия
В соответствии с неомальтузианской теорией, рост численности населения должен был постепенно привести к недостатку пахотных земель, росту цен, падению потребления и частым голодным годам.
Как отмечалось выше, Сжатие на Северо-Западе началось еще в начале XVI века, но в Центральном районе этот процесс стал проявляться значительно позже – примерно в 1540-х годах. В начале столетия голод были относительно редким: после длительного благополучного периода летопись впервые говорит о голоде в 1511 / 1512; затем голод повторился в 1526 году, когда цены возросли в 7 – 10 раз.[1265] 1521 год был отмечен бедствием другого рода – «великим приходом» крымских татар, разоривших южные области страны. Однако годы голода и набегов были исключениями на общем фоне, в целом экономическое положение оставалось благоприятным. До 1530-х годов цены оставались, в общем, стабильными – около 20 денег за коробью ржи (10 денег за 4-пудовую четверть).[1266] «Времена тиха и прохладна и обилие велие изобилованна бысть», – говорит новгородская летопись об этом десятилетии.[1267] Впоследствии цены снова стали расти, в 1532 году цена в Иосифо-Волоколамском монастыре составляла 22 деньги за четверть; во время неурожая 1543–1544 годов цены на Новгородчине поднялись до 35–40 денег.[1268] Некоторые авторы прямо объясняют рост цен ростом населения[1269] – в соответствии с мальтузианской теорией.
В середине XVI века голод становится обычным явлением. В 1548–1549 годах голод охватил северные районы страны: «Хлеб был дорог на Двине, на Холмогорах, четверть купили по осьми гривен, и людей с голоду мерло много», – отмечает летописец.[1270] В 1552 году разразилась страшная эпидемия в Новгороде и Пскове; в Пскове погибло 30 тысяч человек. В 1556/57 году снова пришел голод, свирепствовавший в Заволжье и на Севере; в результате голода и бегства крестьян на юг в северных областях началось запустение; в конце 50-х годов на Двине пустовало 40 % пашни.[1271] Е. И. Колычева описывает положение как «крайне неустойчивое равновесие с наметившимися признаками запустения посевных площадей и убылью населения из-за неурожаев, эпидемий».[1272] Как утверждает неомальтузианская теория, для периода Сжатия характерно именно такое неустойчивое экологическое равновесие, и его причина – отсутствие у крестьян значительных запасов зерна. А. Л. Шапиро утверждал, что уже в первой половине XVI века «запас прочности у крестьянских хозяйств был невысоким».[1273]