[1311] В наделении воинов поместьями воцарился беспорядок; царь Иван писал, что в его «несовершенные лета» «бояре его и воеводы земли его государьские себе разоимали, и другом своим и племенником его государьские земли раздавали», в результате чего держат за собой «поместья и вотчины великие».[1312] Документы свидетельствуют, что только в одной поместной раздаче 1539 года князь П. И. Шуйский присвоил земли на 2 тысячи десятин, его родственник А. Б. Горбатый – на 1,5 тысячи десятин – и было много других примеров такого рода.[1313] Нормы наделения землей воинов не соблюдались; царь писал, что у одних земли было больше положенного, а другие голодали.[1314] Не заботясь о простых воинах, боярское правительство щедрой рукой раздавало податные привилегии монастырям и знати. Запрет на передачу земли монастырям был забыт, монахи снова отнимали за долги земли у детей боярских и у крестьян.[1315] В 1540-х годах начинает чувствоваться недовольство дворян, направленное, прежде всего, против правящей боярской верхушки и монастырей. Земельные споры помещиков с монастырями стали обычным явлением.[1316]
Таким образом, в соответствии с теорией, Сжатие сопровождалось ростом численности элиты и ухудшением ее положения. Этот процесс привел к фрагментации элиты, к выделению отдельных групп и к конфронтации между этими группами. С другой стороны, также в соответствии с теорией, Сжатие привело к обострению борьбы между элитой и государством за перераспределение доходов. В условиях проосманских реформ и наступления диффузионного самодержавия эта борьба приняла форму традиционалистской реакции. После смерти Василия III аристократия начала наступление на государство и в 1538 году добилась победы, установив боярское правление. Как и прежде, традиционалистская реакция проявилась в попытках перераспределения ресурсов в пользу элиты, в насилиях над простонародьем и в княжеско-боярских усобицах. Низшие слои элиты при этом ничего не приобрели и даже потеряли в результате захвата боярами части поместных земель. В итоге наметилась основная линия раскола элиты – конфронтация между боярами и дворянством.
Аристократия воспользовалась ситуацией также и для усиления давления на народ, в частности, на горожан. Для этого была использована (формально государственная) система наместнических кормлений, которая превратилась в механизм перераспределения доходов в пользу элиты. Другим механизмом такого рода стала пораженная коррупцией судебная система. Ответом народа на давление со стороны аристократии стало восстание 1547 года.
5.9. Реформы Ивана Грозного
Боярское правление привело к дезорганизации войска, которая сразу же отразилась на обороноспособности государства. Зима 1537/38 года была отмечена «великим приходом» казанских татар, после этого набеги повторялись регулярно, причиняя каждый раз страшное разорение.[1317] В 40-х годах поднялись цены на зерно; в 1543 году был большой неурожай, который привел к волнениям в Пскове. Неурожай повторился в 1546 году, в феврале следующего года начался голод, в июне произошел большой пожар в Москве. В этой обстановке в столице вспыхнуло восстание против бояр, восставшие убили одного из правителей, Ю. Глинского, и разгромили многие боярские дворы.[1318] Нужно отметить, что это было первое народное восстание со времен основания Московского княжества; до тех пор в Москве (в отличие от Новгорода) не было крупных выступлений, направленных против властей.
Восставшие двинулись из Москвы в село Воробьево, где тогда находился Иван IV, и царю лишь с трудом удалось убедить их, что он не стоит заодно с Глинскими. В этой сложной и опасной ситуации ближайшими советниками юного царя стали священник Сильвестр и рында (телохранитель) Алексей Адашев. Грозя юному царю божьим гневом, Сильвестр призывал его восстановить в государстве «правду», восстановить справедливый суд, одинаковый для всех, малых и великих. Царь должен расстаться с прежними советниками, говорил Сильвестр, расстаться с «богатыми» и «брюхатыми», «истязающими» в свою пользу бесконечные дани с простых людей.[1319]
Возможно, следуя советам Сильвестра, молодой царь совершил неслыханный доселе поступок: он обратился к народу и в начале 1549 года созвал на собор из городов людей «всякого чина». Это было первое собрание «всей земли» – первое из тех собраний, которые позже стали называть «Земскими соборами». В. О. Ключевский отмечает, что соборы «появляются как-то вдруг и неожиданно», и они мало похожи на европейские парламенты.[1320] Еще более неожиданно, что царь начинает свою речь с обвинения бояр в многих корыстях, обидах и «неправдах», которые они чинили народу. Такого еще не случалось в Москве – правда, Василий III в свое время обвинял в этом псковских бояр, но Псков тогда был самостоятельной республикой (и речь шла о конце этой самостоятельности и о конфискации боярских земель). Царь грозил боярам, что впредь им придется держать ответ за свои действия; он обещал восстановить «правду» и защищать простой народ от насилия. «Я сам буду вам, сколько возможно, судья и оборона, – говорил царь, – буду неправды разорять и похищенное возвращать».[1321] Чтобы утвердить правду и справедливость, Иван IV учредил Челобитный приказ; всем обиженным было дозволено жаловаться на вельмож прямо царю.
Главой Челобитного приказа был назначен Алексей Адашев, незаметный прежде молодой царский телохранитель, выходец из захудалых костромских дворян. Это назначение может отчасти приоткрыть смысл событий, связанных с первым Земским собором. Алексей Адашев незадолго до этого вернулся из Турции, был представлен Ивану IV, рассказал ему о своей поездке и вошел в число близких друзей молодого царя.[1322] Мы не знаем, что именно рассказывал Алексей Адашев царю, но известно, что великий султан Селим Грозный (1512–1520) собирал всенародные «соборы», на которых обличал знать и клялся восстановить «правду». Кроме того, бросается в глаза еще одно совпадение: во время собора был издан указ, который считается началом реформ Ивана Грозного. Этот указ передавал часть дел, касающихся служилых людей, из наместничьих судов особым царским судьям. Порядок, по которому служилые люди судились особыми судьями («кадиаскерами») был характерен для Османской империи.
Челобитный приказ должен был принимать челобитные от народа, в том числе и предложения преобразований. Среди проектов реформ того времени известен проект священника Ермолая-Еразма; Ермолай предлагал ограничить владения бояр 8-кратным размером обычных дворянских поместий и выделить для царя во всех уездах особые земельные угодья.[1323] Священник рекомендовал ввести единую подать в 1⁄5 урожая и единую податную единицу, «поприще». Некоторые детали проекта позволяют утверждать, что идея «поприща» была заимствована из византийских аграрных установлений,[1324] но с другой стороны, норма подати в 1⁄5 – это государственный стандарт Османской империи, как раз в это время объявленный фетвой шейх-уль-ислама Абусайида.[1325] Кроме того, Ермолай советует царю «взять на себя» для удовлетворения своих нужд земельные угодья и области – то есть расширить дворцовое хозяйство, аналог османского «хассе». Призыв к полному запрещению спиртных напитков также указывает на влияние мусульманских традиций.[1326] Необходимо отметить, что в труде Ермолая-Еразма бросается в глаза его забота о простом труженике, крестьянине. Ермолай пишет, что вельможи, конечно, нужны, но они «довольствуются» не от своих трудов, прежде всего государству нужны пахари, от их трудов рождается хлеб – всему «главизна».[1327] Такого рода мысли впервые встречаются в русской публицистике – но, как мы знаем, они весьма характерны для государственных деятелей Востока (к примеру, для того же Селима Грозного).
До середины XVI века османское влияние проявлялось на Руси в скрытых формах – османам подражали, но нельзя было признавать это вслух. В начале правления Грозного плотина молчания была, наконец, прорвана: появился смелый человек, который прямо призвал царя брать пример с Османской империи. Этого человека звали Иван Пересветов; Пересветов был многоопытным воином, служившим Яну Запольяи и Петру Рарешу, вассалам султана Сулеймана Законодателя; он хорошо знал турецкие порядки. Челобитная, поданная Пересветовым царю Иоанну, содержала «Сказание о Магмете-салтане»; в этом «Сказании» рассказывалось, как Магмет-салтан «великую правду в царстве своем ввел».[1328]
«В 6961[1329] году турецкий царь Магмет-салтан повелел со всего царства все доходы себе в казну собирать, – говорит „Сказание“, – а никого из вельмож своих ни в один город наместником не поставил, чтобы не прельстились они на мзду и неправедно не судили, а наделял вельмож своих из казны царской, каждому по заслугам. И назначил он судей во все царство, а судебные пошлины повелел взимать себе в казну, чтоб судьи не искушались и неправедно бы не судили… А через некоторое время спустя проверил царь Магмет судей своих, как они судят, и доложили царю про их лихоимство, что они за взятки судят. Тогда царь обвинять их не стал, а только повелел с живых кожу ободрать… А кожи их велел выделать и ватой велел их набить, и написать повелел на кожах их: