Назначенный председателем Совета министров С. Ю. Витте вступил в переговоры с бастующими. Руководству ВЖС были даны обещания «принять решительные и безотлагательные меры» по улучшению быта железнодорожников, и 20 октября оно призвало к прекращению стачки. Вслед за прекращением забастовки железнодорожников приступили к работе и многие бастовавшие фабрики.
Конституция означала модернизацию по западному образцу, а модернизация неминуемо должна была встретить сопротивление традиционалистских сил. Основой национальной традиции была православная церковь, которая всячески противилась распространению либеральных идей, в особенности по вопросу свободы вероисповедания.
«А вы, друзья, – обращался к своей пастве Иоанн Кронштадтский, – крепко стойте за Царя, чтите, любите его, любите святую Церковь и Отечество и помните, что Самодержавие – единственное условие благоденствия России, не будет Самодержавия – не будет России; заберут власть евреи, которые сильно ненавидят нас».
Хотя впоследствии церковь официально осудила погромы, после 17 октября многие епископы выступили с призывами поддержать царя в борьбе с «крамольниками». Соборы стали центрами организации «крестных ходов»; тысячи людей с иконами и портретами царя вышли на улицы, чтобы продемонстрировать свою поддержку православной монархии; священники шли во главе толп. Более чем в 100 городах между манифестантами и стачечниками произошли столкновения; так как манифестанты численно превосходили «крамольников», то столкновения принимали характер погромов. Повсюду на улицах избивали студентов и интеллигентов; в Томске стачечники были окружены в одном из зданий железнодорожного управления, которое было затем подожжено. В южных городах манифестации вылились в еврейские погромы; общее число жертв составило около 1600 человек.[1861]
В ноябре – декабре 1905 года традиционалистское движение оформилось политически – был создан «Союз русского народа», который впоследствии стали называть «черной сотней». Однако программа «Союза» не шла дальше старого лозунга «самодержавие, православие, народность»; «черносотенцы» ничего не обещали ни крестьянам, ни рабочим, поэтому они не пользовались поддержкой в деревнях и рабочих кварталах.
Подводя итоги событиям октября 1905 года, можно констатировать, что они в общих чертах укладываются как в рамки демографически-структурной теории, так и в рамки теории вестернизации: не получив от правительства обещанных уступок, оппозиционная фракция элиты снова пытается поднять на борьбу народ и инициировать социальные конфликты. Теперь (в отличие от 9 января) она открыто, с помощью студентов, агитирует рабочие массы и провозглашает социальные лозунги: 8-часовой рабочий день и передача земли крестьянам. С помощью небольшого профсоюза железнодорожных служащих оппозиции удается остановить железные дороги и вовлечь рабочих в массовую стачку. На политику правительства оказывает воздействие и угроза финансового кризиса, которая вновь придает убедительность «пожеланиям» западных финансистов и политиков. В конечном счете правительство вынуждено пойти на новые, более существенные уступки и удовлетворить основные требования оппозиции. Правительство обещает либералам конституцию, но народные массы почти ничего не получают, социальные требования, с помощью которых оппозиция вовлекла в движение народ, остаются без ответа.
Необходимо, однако, отметить, что фиксируя реальную инициативу элитных групп в развертывании революции, мы не должны забывать, что эти группы обращались к народу, принимая за очевидное, что он готов подняться на борьбу. Эта готовность была следствием Сжатия и тяжелого материального положения трудящихся масс. То обстоятельство, что оппозиционные фракции элиты прилагали усилия, чтобы вовлечь народ в борьбу, отнюдь не означало, что народ не мог подняться сам по себе – такое уже было в 1902 году. Тогда главным побудительным мотивом был неурожай и голод – осень 1905 года принесла такой же неурожай, и крестьянство вступило в борьбу.
8.6. Крестьянство вступает в борьбу
Всеобщая железнодорожная стачка привела в движение огромные массы рабочих и крестьян. Для последних железная дорога с ее четкой дисциплиной была символом государственной мощи; остановка дороги означала поломку государственного механизма. «Крестьяне, – вспоминал очевидец событий, – толпами сходились к линии, убеждались, что чугунка стоит, расспрашивали железнодорожников о причинах забастовки и, зараженные новыми идеями, возвращались в свои села и деревни. Вести о забастовке будоражили деревню».[1862]
В. М. Гохленер, изучавший крестьянское движение в Саратовской губернии, установил, что оно начиналось в селах, расположенных близ железных дорог и затем распространялось в глубинные районы.[1863]
Социал-демократы и эсеры вели агитацию в деревнях, но ее роль до крайности преувеличивалась партийными историками. Т. Шанин, ссылаясь на данные полиции, отрицает роль партийной агитации в крестьянских волнениях.[1864] Действительно, в Саратовской губернии, к примеру, в первой половине 1905 года большевистские листовки распространялись от случая к случаю лишь в 50–60 селах – а сел в губернии насчитывалось несколько тысяч.[1865] О. Г. Буховец приводит статистические данные об эффективности агитации в Белоруссии, которые, правда, относятся, в более позднему периоду, к 1907–1914 годам. В соответствии с этими данными, крестьянские выступления имели место в 14 из 131 селениях, в которых проводилась агитация, и в 924 селениях, в которых агитация не проводилась. Таким образом, крестьянские выступления практически не зависели от интенсивности партийной пропаганды.[1866] «„Складно говорившие“ агитаторы рассматривались крестьянами как чужаки, даже если они говорили об увеличении крестьянских наделов!» – отмечает О. Г. Буховец.[1867]
Другое дело – «агитация», проводимая вернувшимися в родные места отходниками, многие из которых участвовали в рабочих забастовках и демонстрациях. Земский начальник Ряжского уезда доносил рязанскому губернатору: «С прибытием крестьян с отхожих промыслов в селениях вдруг откуда-то начали всплывать разного рода слухи о всеобщем переделе… об установлении рублевой поденной платы сельских рабочих».[1868] «В уезд прибывает много рабочих с заводов и шахт, – доносили 22 октября орловскому губернатору из Кромского уезда. – Они говорят крестьянам: гоните управляющих, сами становитесь управляющими».[1869] Пронский уездный исправник сообщал рязанскому губернатору: «Крестьяне чувствуют себя господами положения… Безошибочно можно сказать, что нет в уезде селения, в котором крестьяне не намеревались бы вырубить помещичий лес или разгромить усадьбу и в особенности в последнее время, когда в селения начался наплыв мастеровых и другого рабочего люда из столиц, т. к. много заводов и фабрик закрыто».[1870] «Документы показывают, что крестьяне-рабочие… – пишет Т. Шанин, – часто приносили информацию о революционных событиях или руководили крестьянскими общинами в борьбе 1905–1907 гг.».[1871] Через отходников в деревню поступали известия о беспорядках в городах, и суть этой информации сводилась к тому же, о чем сигнализировала остановившаяся железная дорога – это были свидетельства ослабления государственной власти.
Очевидное ослабление власти было важным фактором развития событий, однако основными факторами были хроническое малоземелье крестьян и неурожай 1905 года. Неурожай имел локальный характер. В целом по Европейской России душевой чистый сбор составил 23,3 пуда, а потребление – 18,4 пуда, что было лишь немногим ниже средних показателей. Но по семи губерниям Черноземья чистый сбор составил только 15,4 пуда, вдвое меньше среднего уровня предыдущего пятилетия. Тяжелое положение сложилось также в Поволжье, особенно в Саратовской губернии, где урожай 1905 года был в 2,5 раза меньше среднего.[1872] При этом нужно учесть, что крестьянам принадлежал не весь урожай, что часть зерна лежала в помещичьих амбарах и как обычно готовилась к отправке за границу. Весной, когда запасы подойдут к концу, миллионам крестьян угрожал голод и единственным выходом было «разобрать» хлеб, хранящийся в помещичьих экономиях.
П. Н. Першин подсчитал чистый сбор зерна и картофеля на крестьянских полях во всех уездах Европейской России и отметил на карте те уезды, в которых сбор не превышал 12 пудов на душу. В зоне голода проживало 30 млн. человек, она охватывала Черноземье, Поволжье, Белоруссию, Литву и восточную часть Центрального района.[1873]
Резонансное действие трех факторов, хронического малоземелья, неурожая и ослабления государственной власти привело к тому, что крестьянство восстало. Как показывает П. С. Кабытов, именно осенью 1905 года в действиях крестьян исчезают свойственная им ранее робость и нерешительность.[1874] Поскольку действия карательных сил были парализованы железнодорожной забастовкой, то крестьяне стали хозяевами в сельской местности. Во времена прежних выступлений бунтовщики обычно ограничивались захватом зерна в помещичьих экономиях, теперь же они, забрав зерно, сжигали поместья. Из Тамбовской губернии сообщали в октябре 1905 года: «Горизонт весь в многочисленных заревах». 1 ноября тамбовский губернатор телеграфировал С. Ю. Витте: «Аграрное движение быстро разрастается, масса усадеб уничтожена, землевладельцы бегут…». Из Курской губернии генерал Ф. В. Дубасов докладывал царю: «…Свыше ста усадеб разгромлено и сожжено; уничтожен весь инвентарь и скот».