Колонизация черноземных областей была важнейшим процессом, определявшим экономическую жизнь России XVIII века. В период с 1678 по 1719 год население четырех черноземных губерний увеличилось с 0,8 до 2,1 млн. человек – в основном за счет переселенцев и беглецов из Центрального региона.[514] Население изобильного Черноземья росло гораздо быстрее, чем население обделенного почвами и климатом, и к тому же перенаселенного Центра, и к концу столетия Черноземный регион обогнал Центральный по численности населения (рисунок 2.1).
рис. 2.1. Рост численности населения Центрального и Черноземного регионов (млн.).[515]
Южные помещики из числа высшей знати владели обширными пространствами незаселенных земель – и чтобы привлечь на них поселенцев, они предоставляли им льготы и укрывали беглых. И. Т. Посошков писал, что у знатных землевладельцев на Юге населены беглыми крестьянами «целые села великие». Князь А. Д. Меньшиков в своих трех огромных вотчинах требовал с крестьян лишь небольшой оброк: в переводе на хлеб около 2–3 пудов с души.[516] На юге Черноземья, в Воронежской и Курской губерниях такой уровень оброков сохранялся и в 1760-х годах. Крестьяне на Черноземье имели большие наделы, около 2,5 десятин пашни на душу.[517] «Великое число земель и легкая работа дают способ земледельцам великое число земли запахивать, – писал князь М. Щербатов, – так что во многих местах они четверть жатвы своей отдают приходящим из Московской губернии за то, что помогают хлеб их убирать».[518] О найме работников «немалой платой» говорят и ответы на Сенатскую анкету 1767 года из Тамбовской губернии.[519]
Около половины населения южных губерний составляли однодворцы, которые прежде несли пограничную службу в драгунских полках, затем в ландмилиции, а после ее расформирования (в 1780-х годах) превратились в государственных крестьян. Топографическое описание Курской губернии 1784 года говорит, что средний двор государственных крестьян имел 5 лошадей, 5 коров и чистый сбор в 300 пудов хлеба – в 3–4 раза больше, чем нужно для потребления. По ответам на анкету Вольного экономического общества 1765 года в Острожском уезде Воронежской губернии у средних крестьян было 5 – 15 коров, а у зажиточных – 15–50 коров (для сравнения: во Владимирской губернии на двор приходилась в среднем 1 лошадь и 1 корова).[520]
О жизни тех времен повествуют рассказы стариков, записанные священником из села Ольшаницы (Орловская губ.) в 1850 году: «Старики со слезами вспоминают золотой век, когда предки их жили без нужды и без горя. Денег было мало, и они были почти не нужны. Продавая за 3 алтына меру пшеницы за 300 или 400 верст, они клали алтыны в горшки. Из алтынов составлялись у них сотни рублей. Кто имел 100 рублей, считался богатеем беспримерным. „Не наживи, – говаривали, – 100 рублей, а имей 100 друзей“. Пчеловодство, множество хлеба и скота дозволяли варить для себя мед, пиво, водку и делали стариков роскошными без всякого ущерба для их состояния. „Поглядел бы, – говорили они, – на тогдашние праздники. То-то ли бы было! Бывало, выставят на стол меду кисейного, пресного, перегонного, пива, а вина-то – хоть залейся!“»[521]
Высокий уровень жизни на Черноземье объяснялся сравнительно высокой урожайностью и легкостью обработки почв: на обработку десятины ржи здесь требовалось почти вдвое меньше времени, чем в Центральном районе.[522] Попытаемся приблизительно оценить продуктивность десятины черноземных полей. Во второй половине XVIII века высев ржи составлял около 10 пудов на десятину, высев овса – около 12 пудов. Урожайность в середине столетия составляла сам-4,6 для ржи и сам-4,2 для овса,[523] и в среднем десятина давала примерно 25 пудов чистого сбора (а в нечерноземных областях – 15 пудов). Без привлечения наемной силы крестьянин мог обработать (и обрабатывал в XIX веке) 2,2–2,5 десятины черноземной пашни на душу населения.[524] Следовательно, на одного крестьянина (крестьянку), при условии полной отдачи сил приходилось 55–62 пуда! Крестьянину же было вполне достаточно 20 пудов, и ему было некуда девать такое количество зерна: ведь везти приходилось за 300–400 верст. Таким образом, становится понятной легенда о золотом веке, ходившая среди крестьян Черноземья – а также и то, что в действительности, как показал Л. В. Милов, крестьяне в те времена не обрабатывали полностью своих больших наделов:[525] это было просто ненужно. Становится понятным также и то, какую огромную выгоду могла принести помещикам организация товарного производства зерна на Черноземье – если в центральных областях максимальная рента составляла 7–9 пудов с души, то в черноземных областях она могла составлять 15, 20 и более пудов!
Легенда о золотом веке повествует о патриархальных временах, когда на Юге еще не было товарного производства хлеба и барщинных латифундий. В 20-е годы XVIII века общий объем хлебной торговли оценивался лишь в 2,5 млн. пудов[526] – это было до начала промышленной специализации Центра, когда промысловые села стали кормиться хлебом Черноземья. В 30-е годы поставки с Юга возросли; они осуществлялись гужевым транспортом из ближайших к Центру тульских и рязанских черноземных районов, а также водным путем: в 1737 году в Москву было доставлено 1 млн. пудов зерна из Орловской губернии.[527] По некоторым оценкам, в 1730-х годах общая масса товарного хлеба (с учетом винокурения) достигла 10 млн. пудов.[528] Как отмечают И. Д. Ковальченко и Л. В. Милов, в 1740 – 1750-х годах происходило формирование Московско-Черноземного регионального хлебного рынка, и стремительно рос товарный оборот хлеба.
В 1780-х годах реализация товарного хлеба лишь по двум черноземным губерниям, Орловской и Курской, оценивается в 24 млн. пудов.[529] Очевидно, именно поставками с Юга объясняется наблюдавшееся в это время падение цен на рожь в Центральном районе: эти цены уменьшились со 110 копеек за четверть в среднем в 1741–1750 годах до 87 копеек в 1751–1760 годах.[530]
Налаживание хлебного снабжения способствовало выходу Центральных областей из состояния Сжатия, в котором они находились на протяжении 1720 – 1730-х годов. Вероятно, некоторую роль сыграло и отмечавшееся в это время увеличение урожайности (см. таблицу 2.1). В 1740 – 1750-х годах население Центра снова стало расти (рисунок 2.2), хотя темпы роста были меньше, чем на Юге. Антропометрические данные говорят о некотором увеличении роста рекрутов, родившихся в 1740-х годах – то есть об увеличении потребления.[531]
рис. 2.2. Темпы роста населения по регионам (%)[532]
В результате увеличения поставок с Юга крестьяне Центрального района получили возможность заниматься промыслами и обменивать ремесленные изделия на черноземный хлеб. В Московской губернии стали расти промысловые села, в Измайловском, Покровском, Тайнинском развивается текстильное производство, в Гжельской волости – производство посуды. По некоторым подсчетам, к 1760-м годам до двух третей крестьянского населения Московского уезда наряду с сельским хозяйством занималось домашними промыслами. Крестьяне стали конкурентами посадских ремесленников и купцов-мануфактуристов, которым традиционно принадлежало исключительное право заниматься торговлей и ремеслами; помещичьим крестьянам разрешалось торговать лишь съестными припасами с возов. Купцы и посадские люди подавали жалобы на крестьян, нарушающих эти правила, и в начале 1750-х годов было издано несколько строгих указов, по которым никому, кроме настоящих «фабрикантов», не разрешалось вырабатывать промышленные товары. Однако крестьянское производство ремесленных изделий не только продолжало существовать, но и расширялось. В конечном счете ряд указов, изданных в начале правления Екатерины II, дозволил крестьянам свободно заниматься ремесленной и промышленной деятельностью.[533]
Развитие промыслов и появление у крестьян новых ресурсов не осталось незамеченным помещиками – и они сразу же стали увеличивать оброки. Если раньше, на протяжении почти столетия, средний оброк составлял около 25 копеек с души и 50 копеек с души мужского пола, то данные 1742 года говорят о росте ренты примерно до 80 копеек с души мужского пола. К концу правления Елизаветы оброк крестьян на суздальщине и ярославщине достигал 1 рубля 34 копеек с души мужского пола или 5,9 пуда в пересчете на хлеб (см. таблицу 2.2). Оброк с государственных крестьян, составлявший со времен Петра 40 копеек с души мужского пола, в 1745 году был увеличен до 55 копеек, оброк с дворцовых крестьян, формально также равнявшийся 40 копейкам, в 1743–1750 годах составлял в среднем 67 копеек. В 1755 году дворцовый оброк вырос до 1 рубля с души мужского пола, а в 1762 году – до 1 рубля 25 копеек. Поскольку оброк дворцовых и государственных крестьян всегда рассматривался как эквивалент тех оброков, которые платят своим хозяевам помещичьи крестьяне, то его рост был отражением роста ренты в помещичьих хозяйствах. В 1761 году оброк государственных крестьян был увеличен до 1 рубля, и в указе особо отмечалось, что почти все помещичьи крестьяне уже давно платят такой оброк своим владельцам.