Группе молодых чиновников-реформаторов удалось провести процедуру разработки и принятия законов так, чтобы обеспечить видимость «согласия» со стороны дворянства. Дворяне называли Н. А. Милютина «красным» и направляли в правительство протесты и официальные записки против выработанного комиссиями проекта. «Суть достаточно однообразных записок и памфлетов… – отмечает И. А. Христофоров, – можно сформулировать следующим образом: реформа затеяна и проводится противниками дворянства, стремящимися разорвать союз высшего сословия с верховной властью, усилить роль бюрократии в управлении и распространить „социалистические начала“».[1162]
Раздавались и замаскированные призывы к неповиновению властям; едва не начавшиеся оппозиционные выступления были предотвращены полицией. С 23 января по 17 февраля 1861 года выработанный редакционными комиссиями законопроект обсуждался в Госсовете (69 % членов которого были «плантаторами») и был отвергнут большинством его членов, но, несмотря ни на что, император утвердил его своей властью. О том, насколько реальной казалась тогда опасность, говорит то, что 19 февраля 1861 года, в день подписания указов о реформе, в Зимнем дворце были приняты особые меры безопасности, а для государя на всякий случай были приготовлены оседланные лошади. И хотя все окончилось благополучно, в апреле 1861 года Александр II счел нужным уволить в отставку тех разработчиков реформы, которые возбуждали особенное негодование дворянства.[1163]
Первый параграф «Общего положения» о реформе гласил, что «крепостное право отменяется навсегда». Согласно «Местным положениям» (их было несколько для различных районов), повинности и наделы крестьян должны были фиксироваться в «уставных грамотах», которые составлялись с помощью мировых посредников. Для каждого района были установлены максимальная и минимальная величина крестьянского надела; если крестьянин имел надел меньше минимального, то ему прирезалась земля, если больше максимального, то земля отрезалась. При согласии крестьян помещик мог ограничиться выделением им маленького «дарственного» надела (который составлял одну четверть от максимального), но при этом крестьяне освобождались от повинностей. При любых обстоятельствах помещику отходило не менее трети всей удобной земли, а в южных степных районах – не менее половины. В итоге произведенного раздела угодий в Центральном районе крестьяне потеряли 20 % земли, а на Черноземье – 16 %.[1164] Таким образом, наделы крестьян были урезаны и не давали им достаточных средств для существования. Чтобы уплачивать выкупные платежи и налоги, часть крестьян была вынуждена идти батраками к помещикам или арендовать у них землю.
В Черноземном районе после проведения отрезки средний надел крестьян уменьшился с 1,54 до 1,28 дес. удобной земли на душу. В это количество входила не только пашня, но и угодья (луга, сенокосы и проч.); пашня занимала в среднем 78 % надела,[1165] то есть составляла около 1,0 дес. на душу. За этот надел крестьянин должен был платить оброк или нести барщину, в соответствии с нормами, установленными «Положением». Для оброчных крестьян размеры оброка в связи с уменьшением надела немного уменьшились, в среднем с 4 руб. до 3 руб. 55 коп. с души (всего населения), в хлебном исчислении примерно с 10 до 8 пудов. Размеры барщины сократились более существенно (в 3–5 раз), ее максимальный размер составлял теперь 40 мужских и 30 женских дней, преимущественно летом. Барщина стала невыгодной помещикам, и они стали переводить крестьян на оброк; оброк бывших барщинных крестьян был немного больше, чем у старых оброчных; он составлял в среднем 4 руб. 05 коп с души.[1166]
Таким образом, крестьяне были освобождены, а их повинности зафиксированы, как это предполагалось сделать еще П. Д. Киселевым в 1841 году Крестьяне, несшие эти повинности, назывались «временнообязанными», однако время их нахождения в этом состоянии не оговаривалось и зависело от помещика. Помещикам была предоставлена возможность перевести своих крестьян на выкуп земли и повинностей; помещик мог сделать это как по согласию с крестьянами, так и без их согласия (но в последнем случае он терял пятую часть выкупной суммы). Если же он не желал отпускать «временнообязанных» крестьян, то мог вести хозяйство по-старому; крестьяне могли лишь требовать перевода их с барщины на оброк (что было для них невыгодно).[1167]
В селах сохранилось старое общинное самоуправление – но теперь уже без вмешательства помещика. Государство стремилось сохранить связанную круговой порукой общину, которая гарантировала уплату налогов и распределяла их по силам плательщиков. Сельский сход выбирал старосту, который теперь получил и полицейские полномочия; он должен был обеспечивать отбывание повинностей и исполнение требований вышестоящей администрации. Было создано и волостное самоуправление по образцу существовавшего у государственных крестьян.[1168]
С юридической стороны, важнейшей чертой манифеста 1861 года было то, что он подтверждал право частной собственности помещиков на «все земли, принадлежащие им». Как известно, это право было сформулировано в «Жалованной грамоте дворянству» 1785 года, однако оно никогда не признавалось крестьянами в их обыденном сознании. Крестьяне исстари считали себя «вековыми царевыми» работниками, по царской воле обязанными нести тягло в пользу помещиков. По их понятиям, земля также являлась «вековой царевой» или божьей и находилась во владении тех, кто ее обрабатывает.[1169] Поэтому требование выкупа земли, которую они считали своей, вызвало массовые протесты крестьян. Большинство крестьян отказалось подписывать «уставные грамоты», но тем не менее они вводились в действие. Крестьяне подчинились силе, но они так и не признали земли помещиков «неприкосновенной частной собственностью». Требование о возвращении захваченных помещиками земель стало частью крестьянского менталитета; оно воплотилось в мифе о будущем «черном переделе»; по стране постоянно ходили слухи о том, что готовится царский указ, «что земля будет общая, для чего ее отберут у помещиков и разделят между крестьянами». Этими слухами и надеждами на царя крестьяне жили вплоть до революции 1905 года.[1170]
Одной из форм крестьянского сопротивления было неисправное исполнение барщины – и этот метод оказался достаточно эффективным. Из-за невозможности наладить обработку своих полей, помещики стали переводить крестьян на выкуп. Для начала выкупа необходимо было перевести крестьян с барщины на оброк (или хотя бы определить сумму оброка, эквивалентную барщине). Размер выкупа определялся исходя из величины оброка так, чтобы, получив этот капитал и положив его в банк, из 6 % годовых помещик мог получить ту же сумму. Цена надела, дававшего средний для бывших оброчных крестьян Черноземья душевой оброк в 3 руб. 55 коп, таким образом, определялась в 3,55 ÷ 0,06 = 59,16 рублей; это было примерно на 20 % больше рыночной цены. Если выкуп осуществлялся по согласию обеих сторон, то крестьяне должны были сразу же выплатить помещику 20 % суммы из своих средств, а оставшиеся 80 % выплачивало государство, предоставлявшее крестьянам ссуду. Эту ссуду нужно было выплачивать 49 лет, причем каждый год крестьяне платили по 6 %. При выкупе надела и повинностей стоимостью 59 рублей крестьяне получали ссуду в 59 × 0,8 = 47,2 рубля, за которую нужно было каждый год платить 47,2 × 0,06 = 2,83 рубля, то есть меньше, чем прежний оброк в 3,55 рубля.[1171]
К 1870 году на выкуп перешло 67 % крестьян, к 1880 году – 85 %.[1172] Выкупные платежи превратились в новый налог, уплачиваемый государству и заменивший прежние оброки и барщину. На Черноземье при пересчете на хлеб по средним ценам 1862–1870 годов этот налог составлял 6,5 пуда на душу против 10 пудов оброка в 1855–1859 годах.[1173] Если же учесть, что, судя по динамике оброка в отдельных имениях, в 1840-х годах он достигал 14–18 пудов, то рента с того времени уменьшилась более, чем вдвое (нужно, правда, отметить, что и крестьянские наделы уменьшились на 16 %). О том, что крестьяне сразу же почувствовали это уменьшение ренты, говорит быстрый спад волнений в деревне: за 1864–1869 года было зафиксировано лишь 389 выступлений – меньше, чем в одном 1863 году.[1174] Важным обстоятельством было также и то, что новый налог собирался не с душ, а с земли, поэтому в расчете на душу с ростом населения выкупные платежи уменьшались. На Черноземье крестьяне платили в среднем 2 руб. 29 коп. с десятины,[1175] что в 1860-х годах было эквивалентно 5 пудам хлеба; десятина же тогда давала в среднем 14 пудов чистого сбора.[1176] Конечно, у крестьян, имевших немногим более одной десятины на душу, не было хлеба на уплату выкупных платежей, и они были вынуждены арендовать землю у помещика или идти на заработки. В следующей главе мы рассмотрим более подробно положение бывших помещичьих крестьян после освобождения.
Некоторые изменения произошли и в жизни государственных крестьян. В соответствии с указом 24 ноября 1866 года было произведено размежевание государственных и крестьянских земель, и сельские общества получили на используемые ими земли «владенные записи». Наделы и платимый за них оброк при этом почти не изменились; крестьянам было предоставлено право выкупа земли; ее стоимость определялась так же, как для помещичьих крестьян, но ссуда не предоставлялась, и выкупить надел, заплатив сразу всю его стоимость, могли очень немногие. Наделы государственных крестьян были большими; в Черноземье в среднем на душу приходилось 2,4 десятины, почти в 2 раза больше, чем у помещичьих крестьян.