История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции — страница 90 из 146

[1391]

После неудачи «хождения в народ» и смерти М. А. Бакунина (1876 год) российское революционное движение вступило в период депрессии и раскола. В то время как одна часть революционеров стремилась продолжить пропагандистскую работу в деревне, другая, более решительная группа нашла новую идеологическую опору – «бланкизм». Огюст Бланки был одним из патриархов западного революционного движения; во время Парижской коммуны бланкисты входили в число ее руководителей, а сам О. Бланки (хотя его не было в Париже: он сидел в тюрьме) был избран «почетным председателем» Коммуны. После разгрома Коммуны уцелевшие бланкисты организовали в Лондоне комитет во главе с Эдуардом Вайяном.[1392]

Среди участников Коммуны и членов «Центрального революционного комитета» был польский националист, мелкий шляхтич Каспар-Михаил Турский, который, по некоторым отзывам, являлся «любимым учеником Бланки».[1393] Покинув Францию, он создал в Цюрихе русско-польский «Славянский кружок»; к этому бланкистскому кружку вскоре примкнул известный народник П. Н. Ткачев. С ноября 1875 года К-М. Турский и П. Н. Ткачев при поддержке Вайяна издавали журнал «Набат», который имел тираж в 1,5 тыс. экземпляров и регулярно доставлялся в Россию. В 1877 году «Набат» начал мощную пропагандистскую кампанию, призывая российских революционеров перейти к террористическим методам борьбы против властей.[1394] «Призывая к террору, Турский доходил до состояния экстаза… – пишет Е. Л. Рудницкая. – Он провозгласил со страниц „Набата“ тотальный террор».[1395] В начале 1878 года К-М. Турский создал «Общество народного освобождения», которое находилось в федеративной связи с бланкистским «Центральным революционный комитетом» и получало значительную помощь от французских бланкистов.[1396] Конспирация была такова, что члены «Общества народного освобождения» знали лишь своих непосредственных командиров; они должны были внедряться в российские революционные кружки и постепенно побуждать их перейти к террору. Как впоследствии выяснилось, агентами К-М. Турского были известные народовольцы И. М. Ковальский, Е. Н. Южакова, М. Н. Ошанина, П. Телларов и некоторые другие. Об их принадлежности к «Обществу народного освобождения» никто не знал, поэтому некоторые народовольцы отрицали влияние этого общества на деятельность «Народной воли». Однако членов «ОНО» можно было заметить по объединявшей их идеологии террористического экстремизма, якобинства. В конечном счете якобинцам удалось завлечь значительную часть русской революционной молодежи на путь террора.[1397] По словам П. Н. Ткачева, создание «Народной воли» явилось торжеством программы и идей «Набата».[1398] М. Н. Ошанина стала членом Исполнительного Комитета «Народной Воли». В своих показаниях на следствии она говорила: «При своем образовании все члены Комитета (кроме меня) были народниками. Под конец все стали более или менее якобинцами…».[1399]

Как признавали сами народовольцы, террористические методы были совершенно нехарактерны для русской исторической традиции. «Мы, русские, – писал один из известных террористов С. М. Кравчинский, – вначале были более какой-либо другой нации склонны воздержаться от политической борьбы и еще более от всяких кровавых мер, к которым не могли нас приучить ни наша предшествующая история, ни наше воспитание».[1400] Сам С. М. Кравчинский учился терроризму у итальянских анархистов; в 1877 году он участвовал в восстании в Беневенто, на короткое время приехал в Россию, 4 августа 1878 года убил шефа жандармов Н. В. Мезенцева и снова уехал за границу.[1401]

Убийство Н. В. Мезенцева было одним из первых крупных террористических актов, «первым почином». В апреле 1879 года произошло покушение А. Соловьева, а в августе этого же года Исполнительный комитет «Народной воли» вынес смертный приговор Александру II. Все террористические акты, следовавшие один за другим, описывались на страницах «Набата» «с восторгом полного счастья». К-М. Турский напутствовал народовольцев: «Нужно только не переставать казнить, нужно избегать длинных пауз».[1402] В феврале 1880 года состоялась встреча К-М. Турского с посланцем «Народной Воли» Н. А. Морозовым, и Турский предложил объединить «Народную Волю» и «Общество народного освобождения», а затем перевезти типографию «Набата» в Россию. К-М. Турский обещал «народовольцам» деньги, «много денег».[1403] Откуда у Турского были деньги? По некоторым данным, он имел тесные связи с турецким правительством,[1404] а Турция во время развертывания «Набатом» террористической кампании вела войну с Россией… Как бы то ни было, перевозка типографии в Петербург в ноябре 1880 года закончилась неудачно: полиция захватила типографский шрифт, а дальнейшие прямые контакты Турского с «Народной Волей» прервались из-за ареста Н. А. Морозова.[1405]

Тем не менее движимая овладевшей ею террористической идеей, «Народная Воля» совершала одно покушение за другим. Уже первая волна террористических актов в феврале 1879 года побудила правительство искать поддержки общества. Прежде всего, необходимо было нейтрализовать влияние народников на крестьянство. В марте было обнародовано «высочайшее повеление» Александра II, в котором говорилось о будущей отмене подушной подати. Председатель Особого совещания П. А. Валуев, оценивая ситуацию, отмечал, что народные массы «готовы по первому призыву оказать содействие правительству против его врагов», в то время как «образованная часть населения» сохраняет нейтралитет.[1406]

После покушения 2 апреля 1879 года Александр II, принимая депутатов дворянства, выразил надежду, что теперь дворянство будет помогать ему, а не критиковать, как прежде.[1407] Однако дворянство, с 1861 года находившееся в оппозиции монархии, выжидало, а либералы стремились использовать ситуацию для давления на правительство с целью введения конституции. Либеральная программа в общих чертах воспроизводила проект П. А. Валуева 1863 года и предполагала присоединение выборных от дворянства и земства к Государственному Совету. В области аграрных отношений либералы предлагали уничтожить круговую поруку, разрушить общину и разрешить крестьянам продавать надельную землю.[1408]

Когда 5 апреля 1880 года прогремел взрыв в Зимнем дворце, император вручил чрезвычайные полномочия графу М. Т. Лорис-Меликову, который предложил удовлетворить требования либеральной оппозиции созданием совещательного органа при Госсовете, так называемой «Общей комиссии». Советники М. Т. Лорис-Меликова считали крестьянство в целом лояльным правительству. Генерал Р. А. Фадеев писал, что «подростки, составляющие реальную силу революционной партии, просто обмануты», что крестьяне «вполне благонадежны и ропщут лишь вследствие несовершенства налоговой системы, тяжело отражающейся на состоянии населения».[1409] М. Т. Лорис-Меликов принял меры, чтобы поддержать крестьянскую благонадежность: было принято решение о будущем снижении выкупных платежей. Когда поступили сведения о неурожае в ряде губерний, правительство поспешило организовать выдачу ссуд голодающим крестьянам, был отменен соляной акциз, а также приняты меры для снижения цены на хлеб в столицах.[1410]

Таким образом, правительству удалось нейтрализовать действия агитаторов и предупредить возможные крестьянские выступления. Либеральная оппозиция была успокоена обещанными уступками, поэтому, когда 1 марта 1881 года народовольцы убили императора Александра II, в столице и в провинции не последовало никаких волнений. Наоборот, убийство царя вызвало направленную против западнической оппозиции реакцию традиционалистских сил.

6.7. Выводы

В контексте теории диффузионизма 1860-е годы были временем, когда в России начался быстрый процесс модернизации по западному образцу. Этот процесс подразумевал военные, политические и экономические реформы – и прежде всего, перенимание западной техники и технологии, строительство железных дорог и заводов. Железные дороги открыли страну для мирового рынка, и в соответствии с мир-системной теорией И. Валлерстайна российская экономика трансформировалась, подчиняясь рыночным законам. Эта коренная трансформация означала налаживание экспортной хлебной торговли огромных масштабов. Но при этом в России не было значительных хлебных излишков: нечерноземные районы не обеспечивали себя хлебом, и даже на Черноземье многим крестьянам (бывшим крепостным) не хватало хлеба до весны. Однако у помещиков и у некоторых зажиточных крестьян имелись излишки хлеба, которые в условиях свободного рынка было выгодно продавать за границу. Таким образом, сложилась характерная для многих подчинившихся мировому рынку стран система товарообмена, когда необходимые собственному населению продукты обменивались элитой на импортные предметы роскоши. Такой товарообмен в перспективе сокращал экологическую нишу народа, лишал его необходимых ресурсов и тем самым усиливал Сжатие. Однако в стране еще имелись некоторые ресурсы свободных земель, имелась некоторая возможность повышения урожайности, благодаря этому сборы хлебов повышались и, несмотря на быстрый рост экспорта, потребление поддерживалось на уровне минимальной нормы.