[1424] Неудачи в ходе турецкой войны заставили русское правительство поспешить с перевооружением армии. В 1877–1879 годах Крупп получил огромный заказ на 1850 полевых орудий, и в это же время с помощью немецких специалистов было освоено производство полевых пушек крупповского образца на нескольких русских заводах.[1425]
В 1880-х годах русская армия, наконец, получила достаточное количество стальных пушек крупповской модели, которую в России называли «образцом 1877 года». Однако гонка вооружений продолжалась, и в 1890-х годах фирма Круппа создала новые скорострельные пушки с поршневым затвором – эти пушки делали 6 выстрелов в минуту. Французские конструкторы теперь почти не отставали от немецких, и французская пушка 1897 года обладала еще большей скорострельностью.[1426] Новые вооружения требовали огромных затрат. «Военное министерство вполне сознает, – говорилось в докладе 1892 года, – что финансовое положение империи не позволяет нам тягаться в вооружениях с нашими западными соседями…»[1427] В 1898 году военный министр А. Н. Куропаткин предложил заключить договор с Австрией с тем, чтобы обе стороны отказались от принятия на вооружение скорострельных полевых пушек. В наивной форме этого предложения проглядывало отчаяние военных, не поспевавших за противниками. В 1899 году по инициативе России была созвана «мирная конференция» в Гааге, на которой был поставлен вопрос об ограничении вооружений. «Вся конференция… – констатировал Вильгельм II, – направлена против нашего военного развития, которое Россия желала бы застопорить, чтобы противостоять нам с более слабых, неполноценных позиций. Им денег не хватает».[1428] Попытка остановить гонку вооружений оказалась безрезультатной.
Россия все-таки сумела создать свою скорострельную трехдюймовую пушку, но уровень насыщения артиллерией в русской армии был вдвое меньше, чем в германской, и самое главное – промышленность не могла обеспечить выпуск нужного количества боеприпасов.[1429] Военное ведомство постоянно требовало увеличения расходов, и это создавало крайнее напряжение в государственных финансах. В 1884 году морской министр представил Александру III доклад, в котором писал, что «Россия без самоубийства не может выйти из ареопага великих держав и заставить забыть о себе». В ответ министр финансов Н. Х. Бунге указал на истощение платежных сил крестьянства: «Идти далее по пути увеличения расходов, покрываемых займами или непосильными для плательщиков налогами, значило бы… идти на самоубийство».[1430] Другой министр финансов, С. Ю. Витте, объясняя тяжелое положение в сельской экономике, говорил Николаю II, что если сократить армию на четверть или на треть, то найдутся деньги и для сельского хозяйства.[1431] Таким образом, социальная система России находилась под постоянным давлением извне и изнутри: с одной стороны, военная угроза извне требовала увеличения налогов, с другой стороны, повышающееся демографическое давление требовало уменьшить налоги.[1432] Как и предсказывает демографически-структурная теория, в условиях Сжатия финансовый кризис стал перманентным. В конечном счете военная неподготовленность привела к поражениям в ходе сражений Первой мировой войны, и социальная система рухнула под напором внутреннего и внешнего давления.
7.2. Бонапартизм и традиционалистская реакция в Европе
Для того чтобы проследить, как военное и промышленное развитие влияло на социальную эволюцию стран Европы, нам необходимо вернуться назад, к той ситуации, которая создалась после революций 1848 года.
Как отмечалось выше, революция породила традиционалистскую реакцию, и голосами крестьян Луи Наполеон был избран президентом Франции. 2 декабря 1851 года, опираясь на армию, он произвел государственный переворот и вскоре через посредство плебисцита объявил себя императором Наполеоном III. Новая конституция восстановила всеобщие выборы в Законодательное собрание, но лишила его права законодательной инициативы; правительство было ответственно только перед императором. Таким образом, восстанавливалась почти неограниченная монархия с декоративными конституционными учреждениями – положение, существовавшее при Наполеоне I, в эпоху до промышленной революции.[1433]
Также как власть Наполеона I, автократия Наполеона III была порождена длительным социальным конфликтом, и император выступал в роли примирителя классов и партий. «Моя цель заключается в том, – говорил Луи Наполеон в 1852 году, – чтобы примирить всех французов на основе крепкой власти, морали, национальной гордости и любви к трудолюбивым и страдающим классам».[1434] Этого примирения император собирался достичь с помощью методов государственного регулирования, используя средства, полученные от налогов, для инвестиций как в экономику, так и в социальную сферу. Наполеон был противником либеральных экономических идей; он полагал, что ответственность за справедливое распределение богатств лежит на государстве, и оно должно обеспечивать трудящихся либо работой, либо средствами к существованию.[1435]
В принципе эти теоретические установки новой империи почти не отличались от этатизма времен просвещенной монархии с ее теорией «всеобщего блага» и «регулярного государства». Однако, как указывает А. Н. Медушевский, специфика нового политического режима – «бонапартизма» – заключалась в том, что он возник на основе народного волеизъявления и стремился представить себя как воплощение власти народа.[1436] Как отмечалось выше, Наполеон III ввел всеобщее избирательное право и был провозглашен императором на основе всенародного голосования. Это означало, что социальной опорой Второй империи являются не 180 тыс. богатых избирателей, как при Луи Филиппе, а широкие народные массы. Действительно, буржуазия, которую Наполеон III лишил власти, была враждебна императору вплоть до его пленения при Седане.[1437]
Другое существенное отличие бонапартистского режима от просвещенных монархий прошлого заключалось в том, что он был порожден острым социальным конфликтом в рамках нового, модернизирующегося общества; в этом конфликте участвовали новые социальные слои, рабочие и промышленная буржуазия, и новой власти пришлось примирять эти новые классы и учитывать их интересы. Этатистская монархия училась управлять новым обществом, и первым идеологом бонапартизма был сам Луи Наполеон, написавший в 1844 году книгу «Уничтожение нищеты». Бонапартизм в интерпретации своего основателя признавал неприкосновенность частной собственности, но в то же время стремился обеспечить рабочим право на труд и социальное обеспечение. Придя к власти, Наполеон III конфисковал собственность прежней Орлеанской династии и направил полученные средства на создание обществ взаимопомощи рабочих, пенсионных фондов, а также на строительство дешевого жилья для бедняков. Чтобы помочь попавшим в сети ростовщиков крестьянам, был создан банк «поземельного кредита», предоставлявший займы на льготных условиях. Эта политика уступок низшим классам поначалу вызвала энтузиазм в рядах социалистов, и Прудон объявил бонапартистский переворот началом «социальной революции», однако продолжения «революции» не последовало; уступки были ограниченными и преследовали цель поддержания баланса социальных отношений. Французские историки называют эту политику «социальным наполеонизмом»; как мы увидим далее, она имеет много общего с политикой О. Бисмарка в Германии и С. Ю. Витте в России – бонапартизм был общеевропейским явлением, не только XIX, но и XX века.[1438]
Как отмечалось выше, бонапартизм был связан с традиционалистской реакцией на распространение английской диффузионной волны. В этом контексте характерно обращение новой автократии за поддержкой к естественному носителю традиций – церкви. Католическая церковь стала осуществлять надзор и контроль за народным образованием; она получала значительные субсидии от государства и энергично поддерживала во время выборов так называемых «официальных кандидатов».[1439]
Еще одной чертой бонапартизма, характерной для всякой новой власти, было стремление к самоутверждению путем военной экспансии. Военные победы – как показал Наполеон I – были наиболее эффективным путем консолидации общества, расколотого острым социальным конфликтом. Наполеон III унаследовал эту традицию «национальной славы», и армия приветствовала его приход к власти.[1440] Пытаясь успокоить европейских дипломатов, Наполеон III постоянно повторял, что «империя – это мир», но в действительности империя принесла с собой бесконечные войны: с Россией, с Австрией, колониальные экспедиции в Индокитай и Мексику. Штуцер и пушка Ля-Гитта поначалу приносили победы французской армии, и на короткое время Франция стала сильнейшим государством Европы. Военные победы Франции породили диффузионную волну подражания – соседние государства заимствовали как пушки французской конструкции, так и французский бонапартизм.
Французское влияние было особенно сильным в странах, непосредственно граничащих с Францией – в Австрии и Пруссии. Как отмечалось выше, в 1840 – 1850-х годах Пруссия подвергалась интенсивному воздействию английской диффузионной волны, которое (в сочетании с внутренними процессами) привело к революции 1848 года. Диффузионное воздействие продолжалось и после революции; оно проявлялось, в частности, в заимствовании технических достижений, в наплыве английских капиталов, которые вкладывались в германскую экономику, в обогащении и усилении буржуазии и в дальнейшем распространении либерализма. Обладая большими финансовыми возможностями и благодаря этому контролируя прессу, либеральная буржуазия оказывала все усиливавшееся давление на монархию и в 1858 году добилась назначения на пост пре