За маловажные преступления виновный платил продажу, или пеню, в княжую казну; а более важные, каковы разбой, коневая татьба и зажигательство, вели за собою поток, или заточение, и разграбление имущества. Часть вир и продаж назначалась княжим слугам, помогавшим производить суд и расправу и носившим название вирников, метельников, ябетников и прочее. В областях при производстве суда и следствия эти княжие слуги и их кони содержались на счет жителей. Резы, или проценты, разрешаются месячные и третные, первые только при займах на короткое время; за слишком большие резы ростовщик мог быть лишен своего капитала. Дозволенные резы простирались до 10 кун на гривну в год, то есть до 20 процентов.
Наряду с земледелием скотоводство, охота и бортный, или пчелиный, промысел также имели важное место в русском хозяйстве того времени. За воровство или порчу всякой скотины установлена особая пеня, именно за кобылу, вола, корову, свинью, барана, овцу, козу и прочее. Особенная забота видна о конях. Коневой тать выдавался князю на поток, между тем как клетной тать платил князю 3 гривны пени. Если кто на чужого коня только сядет без спросу хозяина, то наказывался тремя гривнами пени. За перекопание межи, бортной и ролейной (пашенной), назначено 12 гривен продажи; столько же за срубку межевого дуба и за стеску бортного знака. Пчеловодство, очевидно, было еще первобытное, лесное, и собственность обозначалась особыми знаками, зарубленными на бортях, то есть на дуплах, которые служили ульями. За порчу перевеса виновный платил хозяину гривну да князю пени 3 гривны. Перевесом называлась сеть, устроенная на просеке в лесу или в другом каком месте с особыми приспособлениями для ловли диких птиц. Жито необмолоченное складывалось на гумне, а обмолоченное пряталось в ямы; за кражу того и другого взыскивалось по 3 гривны и 30 кун продажи, то есть пени князю; а обиженному или возвращалось украденное, или платился урок, то есть его стоимость. За сожжение чужого гумна или двора виновный не только платил пострадавшему за всю его потерю, но и сам выдавался князю на поток, а дом его — на грабеж княжим слугам.
Русская Правда свидетельствует также о развитии торговли, довольно значительной по тому времени. Она ограждает, например, купца от окончательного разорения в случае несчастья. Если он потерял вверенный ему товар вследствие крушения судна, вследствие войны или пожара, то не отвечает; но если потеряет или испортит по своей вине, то доверители поступают с ним как хотят. Очевидно, торговля на Руси велась тогда в значительной степени на веру, то есть в кредит. В случае предъявления на купце разных долгов сначала подлежали удовлетворению доверявшие ему гости или торговцы иноземные, а потом уже из остатков имущества — свои, туземные. Но если на ком есть княжий долг, то последний удовлетворялся прежде всех.
Телесные наказания, судя по Русской Правде, в те времена не допускались для свободного человека; они существовали только для холопов. От последних свободные люди отличались еще и тем, что носили при себе оружие, по крайней мере имели или могли иметь меч при бедре.
Права женщины по этому древнему законодательству определяются недостаточно ясно; но положение ее вообще не было бесправным. Так, за убийство свободной женщины платится полвиры, то есть 20 гривен. Наследство (задница) смерда, не оставившего сыновей, переходит к князю, и только незамужним дочерям выдается некоторая часть. Но в боярском и вообще в дружинном сословии, если нет сыновей, то дочери наследуют родительское имущество; при сыновьях же они не наследуют; а братья обязаны только выдать сестер замуж, то есть нести сопряженные с тем расходы. Дети, рожденные от рабы, не наследуют, но получают свободу вместе с матерью. Вдове идет только то, что муж ей назначил; впрочем, она управляет домом и имением малолетних детей, если не выйдет вторично замуж; а дети обязаны ей повиноваться.
Различное население Древней Руси по сословиям или по роду занятий Русская Правда отчасти делит по областям. Так, она различает русина и словенина. Под первым, очевидно, разумеется житель Южной Руси, особенно Приднепровья; а под вторым — житель северных областей, особенно земли Новгородской. Кроме того, Правда упоминает о двух инородческих разрядах, именно о варягах и колбягах. Например, если убежавший холоп скрылся у варяга или колбяга и последний продержит его три дня, не объявив, то платит три гривны хозяину холопа за обиду. По обвинению в драке от варяга или колбяга требовалась только рота, то есть присяга; тогда как туземцу надобно было представить еще двух свидетелей. В случае поклепной виры (обвинения в убийстве) для туземца требовалось полное число свидетелей, то есть семь; а для варяга и колбяга — только два. Вообще в законодательстве видно несомненное покровительство или смягчение условий для иноземцев. Статьи эти подтверждают постоянное присутствие на Руси варягов в XI и XII веках, впрочем, со второй половины XI века уже более в качестве торговцев, нежели наемных воинов. Кто были колбяги, в точности еще не решено. Наиболее вероятно то мнение, которое разумеет под ними юго-восточных инородцев Древней Руси, известных отчасти под именем черных клобуков.
Правда не упоминает о том обычае, который у средневековых народов известен был под именем суда Божия, то есть о судебном поединке. Но обычай этот, несомненно, существовал на Руси издревле и был совершенно в духе воинственного русского племени. Когда две тяжущихся стороны были недовольны судебным приговором и не могли прийти ни к какому соглашению, то с дозволения князя они решали свою тяжбу мечом. Противники вступали в бой в присутствии своих родственников, и побежденный отдавался на волю победителя.
Русская Правда, унаследованная от времен еще языческих, не упоминает о том сословии, которое в христианские времена получило на Руси важное значение, то есть о сословии церковном, о духовенстве. Когда восторжествовала у нас Греческая церковь, то и духовенство, конечно, устроилось по образцу греческого. По примеру Византии оно облечено было разными правами и преимуществами. Оно получило также и свой суд, руководством для которого служили славянские переводы греческого Номоканона, или Кормчей книги: здесь соединены были касавшиеся церкви уставы императорские с постановлениями церковных соборов. Владимир Великий издал устав, которым постановил особый церковный суд, запретив вмешательство в него боярам и вообще градским судьям. Этот устав был подтвержден и распространен Ярославом и его преемниками. Суду митрополита и епископов подчинены не только все лица духовные, то есть священники, церковнослужители и чернецы, но и люди, состоящие под покровительством церкви (просвирни, слепцы, рабы, отпущенные на волю по духовному завещанию, калики, прощеники, то есть получившие чудесное исцеление, и пр.). Кроме того, духовному суду подлежали миряне, преступившие против церкви, например виновные в еретичестве, колдовстве, а также семейные тяжбы и проступки против нравственности, каковы нарушение брака, оскорбление родителей, оскорбление женской чести, ссоры между близкими родственниками и пр. Некоторые случаи воровства и разбоя судились сообща властями духовными и мирскими, то есть судом сместным. Наказания и пени за преступления, судимые церковью, определены денежные, так же как в Русской Правде. В этом случае народные нравы заставляли князей русских отступать от греческого судопроизводства, в котором существовали и телесные наказания. Виры с церковных судов шли в пользу епископов и, следовательно, служили для них источником доходов. Кроме того, на содержание храмов, монастырей и вообще духовенства князья определяли недвижимое имущество; они начали раздавать им не только разные угодья (рыбные, бортные, луга, мельницы и т. и.), но и населенные земли, то есть деревни и села. А некоторые князья по примеру Владимира отделяли церкви десятину, то есть десятую часть из разных своих доходов, например, из даней, левов, стад, жита и прочего.
Духовенство не замедлило приобрести высокое положение в нашем государственном и общественном строе. В важных случаях князья призывали на совет не одних бояр и городских старцев, но также епископов и игуменов. Во время княжеских междоусобий духовные лица, исполняя свое нравственное назначение, нередко являлись посредниками в переговорах враждующих сторон и их примирителями. Церковная власть водворялась на Руси под покровительством власти княжеской и потому не могла входить в соперничество с этой последней. Уже самое язычество славянорусского племени, не успевшее выработать сильного жреческого сословия, показало, что в этом племени было мало задатков для развития теократии. К тому же и предания византийской церкви с ее подчинением светской власти не представляли повода для каких-либо неумеренных притязаний со стороны церковной иерархии. Поэтому русское православие уже с самого начала своего существования обнаружило коренное различие с западным католицизмом: оно осталось чуждо властолюбивым стремлениям папства. Находя для себя опору в княжеской власти, церковная иерархия, в свою очередь, давала этой власти религиозное освящение в глазах народа и тем содействовала еще большему ее укреплению. Например, нам неизвестно, какими обрядами сопровождалось посажение на стол нового князя во времена языческие; но в эпоху христианскую это посажение стало совершаться уже в главном, или соборном, храме стольного города, сопровождаемое благословением иерархов и молитвами всего клира. Самое христианство, уже процветавшее в главных средоточиях русской жизни, еще далеко не утвердилось по всей Русской земле, и при утверждении его духовная власть находила естественную поддержку со стороны власти светской. В этом отношении обнаружилось другое важное отличие русского православия от западного католицизма. Совокупность усилия духовной и светской власти для водворения христианской религии на Руси далеко не походила на действия латинской церкви, которая нередко обращала языческие народы мечом или всякого рода насилием и воздвигала на них крестовые походы. Русская церковь с этой стороны более напоминала свой первообраз, церковь греческую, которая единственно силой проповеди и образовательного влияния успела насадить свою религию у многих восточных народов.