ного Эверса, нанес норманнской школе Гедеонов (Отрывки из исследований о варяжском вопросе. Зап. Акад. и. Т. I, кн. 2, т. II, кн. 2 и т. III, кн. I. Отдельно: Варяги и Русь. СПб., 1876. Два тома); по своим выводам он примыкает, с одной стороны, к славяно-балтийской школе, а с другой — к теории Эверса о хазарском влиянии на происхождение Русского государства. К славяно-балтийской теории примыкает и И. Е. Забелин (История русской жизни. М., 1876). Влияние варягов на славян отрицал Артемьев в своей брошюре по этому вопросу (Казань, 1845). Несколько дельных возражений против норманнской школы на основании арабских известий представляют Хвольсон (Известия о славянах и руссах. СПб., 1869) и Гаркави (Сказания мусульм. писателей о славянах и русских. СПб., 1870). К финско-тюркским народам относили русов В. В. Стасов (ЖМНПр. 1881. Август) и г. Щеглов (Ibid. Апрель). Но все труды помянутых ученых не могли разрушить норманнскую теорию, потому что исходным пунктом своих исследований они полагали отчасти существование какого-то народа варяго-русов, а главное, верили водворению на Руси варяжских князей, то есть оставляли без достаточной критики самое сказание нашей летописи о призвании варягов. (Доказательства против достоверности этого сказания и против самого существования варягов-руси представлены мною в исследовании: «О мнимом призвании варягов», «Еще о норманизме» и прочих.)
24 Хождение Даниила Паломника издано Сахаровым в первой части «Путешествий русских людей в чужие земли» (1837), и А. С. Норовым — Pelerinage еп terre sainte de I’igoumene russe Daniel (S. Petersb., 1864). Исследование Веневитинова об этом Хождении в Летописи занятий Археографической комиссии. Вып. VII. 1884. Новое издание Хождения было выпущено Палестинским обществом, под редакцией того же Веневитинова (СПб., 1885).
С приложением перевода современного Даниилу путешествия западноевропейца Зевульфа в Святую землю.
Русская Правда дошла до нас во многих списках. Она различается по двум главным редакциям: краткая, которая восходит к XI веку, и пространная, относящаяся к XIII. Открытие этого памятника принадлежит Татищеву, который нашел его в одной рукописи XV века, заключавшей в себе Новгородскую летопись. Впервые издал ее Шлецер в 1767 году с той же рукописи. Но древнейший список Правды найден в Кормчей книге, в рукописи XIII века, которая хранится в Московской синодальной библиотеке. С этого списка Правда издана Обществом истории и древностей в «Русских достопамятностях», ч. I, 1815. Вообще Русская Правда издавалась несколько раз и по разным спискам. Замечательны особенно ее издания в «Русских достопамятностях». Ч. II. 1843, с объяснениями Д. Дубенского и «Текст Русской Правды» (М., 1846). Я. В. Калачева. В том же 1846 году вышло превосходное исследование Калачева под заглавием «Предварительные юридические сведения для полного объяснения Русской Правды». Здесь рассмотрены и оценены все предыдущие труды по этому памятнику законодательства и представлен сводный текст разных редакций. (Только вслед за Карамзиным, Погодиным и др. неправильно отнесен к Ярославу I Устав о мостовых в Новгороде, в некоторых списках включенный в Русскую Правду. Этот Устав, несомненно, принадлежит времени позднейшему.) Вопрос о Русской Правде имеет значительную литературу. О ней рассуждают Карамзин в своем великом труде; потом Эверс в своих Kritische Vorarbeit zur Geschichte der Russen. Dorp. 1814. (русский перевод Погодина) и Das altste Recht der Russen. Dorp, et Hamb. 1826 (русский перевод Платонова), Нейман — Studien zur griindlichen Kentniss der Vorzeit Russlands. Dorp. 1830, Розенкампф в своем «Обозрении Кормчей книги», Неволин в своей «Энциклопедии Законоведения», Погодин в «Исследованиях и лекциях». Т. III. Последний ученый, как ревностный поборник норманнской теории, видел в Русской Правде заимствования из скандинавских законов, хотя, помимо общего индоевропейского происхождения, сходство в юридических понятиях и обычаях встречается у самых разнообразных народов, стоящих на известной степени развития. Из трудов, специально посвященных Русской Правде, укажем еще на сочинения: Тобина Prawda Russkaja (S.-Petersb., 1844). А. Попова «Русская правда в отношении к уголовному праву» (М., 1841). И. Ланге «Исследование об уголовном праве Русской Правды» (в Архиве Калачева. 1859. № 1). Леонтовича «Русская Правда и Литовский статут» (Киевск. университ. извест. 1865), Дювернуа «Источники права и суд в древней России» (М., 1869), Ведрова «О денежных пенях по Русской Правде сравнительно с законами салических франков» (Чт. Об-ва ист. и древн. 1876. Кн. 1). Русская Правда издана еще в ПСРЛ. Т. VI, вместе со славянским текстом так называемого закона судного, представляющего извлечение из греческих узаконений и несправедливо приписанного императору Константину Великому; о чем см. у барона Розенкамфа в «Обозрении кормчей книги в историческом виде», изд. 2, с. 101 и далее. Кроме того, текст Русской Правды перепечатан в «Собрании важнейших памятников по истории древнего русского права» Лазаревским и Утиным, с трех разных списков (СПб., 1859), и в «Хрестоматии по истории Русского права» Владимирским-Будановым (Ярославль, 1872), по двум спискам, с примечаниями и указаниями на литературу предмета.
Правдоподобные соображения о том, что загадочные колбяги суть то же, что черные клобуки или вообще юго-восточные инородцы, см. в упомянутом исследовании Ланге (79 с.). Это мнение подтверждают и некоторые византийские хризовулы XI века, в которых перечисляются разные наемные отряды на византийской службе. Рядом с варангами, русами, саракинами и прочими тут упоминаются иногда кулпинги (см. Sathas — Bibliotheca Graeca. I. 55 и 64). Эти кулпинги, или кулпяги, конечно, представляют отряды из степных народов Южной России.
Русская Правда представляет и еще некоторые не совсем определенные состояния, или классы, населения; таковы огнищане и изгои. Первых правдоподобно объясняют словом «огнище», то есть очаг, под которым тут разумеется собственно княжий двор, и огнищане суть те же «княжие мужи» или то, что впоследствии называлось дворяне (Ланге. С. 55). Относительно изгоев были выражены разнообразные мнения. Устав князя Всеволода о церковных судах в Новгороде и Пскове таким образом определяет изгойство: «Изгои трои: попов сын грамоте не умеет, холоп из холопства выкупится, купец одолжает; а ее четвертое изгойство и себе приложим, аще князь осиротеет». Сравнивая с другими упоминаниями об изгоях, можно заключить, что вообще изгоями назывались люди, изменившие свое прежнее состояние, в особенности осиротевшие, обнищавшие. См. Калачева «О значении изгоев и состоянии изгойства в Древней Руси» (Архив историко-юридических сведений. Кн. I. М., 1850).
Что касается судебных поединков, то они восходят к глубокой древности, ко временам скифским. Еще по известию Геродота царские скифы решали свои распри единоборством в присутствии своего царя. Царь выдавал побежденного на волю победителя; последний отрубал голову своему противнику и из черепа его делал застольную чашу. Без сомнения, сарматы-русь, родственные по племени царским скифам, имели тот же обычай; он впоследствии смягчился, особенно во времена христианские; но соединенное с ним выражение осталось до позднейших времен (выдача головою). Что языческая Русь часто прибегала к судебному поединку, о том имеем два свидетельства, независимые друг от друга и оба принадлежащие X веку. Лев Диакон: «Тавроскифы еще и ныне имеют обыкновение решать свои распри убийством и кровию» (93 с. русского перевода). Ибн Даста: «Если обе стороны приговором царя недовольны, то по его приказанию должны предоставить окончательное решение оружию: чей меч острее, тот и одерживает верх. На борьбу эту родственники приходят вооруженными и становятся. Тогда соперники вступают в бой, и победитель может требовать от побежденного, чего хочет» (Хвольсон. С. 38). Так как тот же обычай впоследствии встречается под именем поля в договоре Смоленска с немцами 1229 года, в Псковской судной грамоте и в судебниках Ивана III и Ивана IV, то ясно, что он не прекращался и во время Правды. (См. также статью Лохвицкого «Значение божьих судов по Русскому праву» в «Отеч. зап.» 1857 г., кн. VI.)
«Обозрение Кормчей книги в историческом виде» барона Розенкамфа (2-е, доп. изд. СПб., 1839). «Первоначальный славянорусский номоканон» (К., 1869) и «Номоканон при большом требнике» (Од., 1872) — проф. Павлова. Церковный устав Владимира подвергался сомнению со стороны своей подлинности. Например, Карамзин указывал в нем следующую неверность: Владимир говорит, будто бы он принял крещение от патриарха Фотия (вместо Николая Хризоверга); тогда как Фотий жил столетием ранее. Но неточности были, конечно, внесены в устав позднейшими списателями; точно так же различия в дошедших до нас списках устава произошли от позднейших дополнений к нему. Подлинность его в особенности доказал преосв. Макарий в своей «Истории Русской церкви», т. I. Он предлагает здесь списки устава по разным редакциям. Точно так же пр. Макарий защищает и подлинность устава Ярославова во II томе своей «Истории». Кроме Макария уставы Владимира и Ярослава были издаваемы Лепехиным в его «Дневных записках путешествия», ч. III, И. В. Калачевым в «Древней вивлиофике», ч. IV и в ее продолжении, ч. III, Калачевым в его сочинении «О значении Кормчей в системе древнего русского права», М., 1850 (а сначала в Чт. Об-ва ист. и древн. 1847. Кн. 3), в ПСРЛ, т. VI, в дополнениях к «Актам историческим». I. № 1, в «Актах, относящихся к Западной России». Т. I. № 166, и также Лазаревским-Утиным и Владимирским-Будановым к их «Хрестоматиям по русскому праву» и проф. Аристовым в его «Хрестоматии по Русской истории». Исследования о них см. у митроп. Евгения в его «Описании Киево-Софийского собора». К., 1825, у Рейца — «Опыт истории Российских законов», Погодина — «Исследования и лекции», т. I и Неволина — «О пространстве церковного суда в России до Петра Великого» (Собр. соч., т. VI).
В «Очерках мордвы» г. Мельникова (Рус. вести. 1867. № 9) находим черту, которая может служить некоторым объяснением летописного рассказа о волхвах, делавших надрезы у женщин за плечами и как бы вынимавших оттуда съестные припасы. Когда мордва готовится совершить служение и жертвоприношение своим богам, то особо выбранные для того люди ходят по деревне и собирают жертвенные припасы. В каждом доме замужние женщины, обнажив плечи, закидывают на них суму с мукой или другим припасом, держа ее за тесемки. Собиратель, читая известную молитву, жертвенным ножом слегка колет обнаженные плечи и спину женщины, потом перерезывает тесемки, и сума падает в подставленную для того священную кадку. Г. Мельников находил много общих черт в языческих обрядах чудских и русских, что весьма естественно при исконном соседстве, обоюдном влиянии и перекрещении славян и финнов. Он также приводил одно мордовское предание о сотворении человека Чам-Пасом (верховным божеством) и Шайтаном (злым духом), весьма похожее на то учение, которое волхвы излагали Яну Вышатичу (ibid, 230 с.).