нно по зимнему пути; так как плавание вверх по Волхову было затруднительно по причине порогов. Весною, со вскрытием вод, они возвращались в Ладогу, исправляли свои суда и отплывали на родину или отправлялись на морской разбойничий промысел. Одни и те же люди, смотря по обстоятельствам, занимались торговлею или нанимались в русскую военную службу; а при случае те же Варяги обращались в пиратов и грабили русские пределы, как это показывает война Эрика с Владимиром. Восточные берега Балтийского моря, т. е. страны Карелов, Эстов и Куронов, в особенности служили поприщем столкновения между русскими князьями и норманнскими конунгами; ибо и те, и другие хотели собирать дани в этих странах. Кроме двух водяных путей в Восточную Европу, Нево-Ладожского и Западно-Двинского, Норманны проложили морской путь к самым северным краям Восточной Европы: их торговцы и пираты огибали Норвегию, входили в Белое море и приставали к берегам Северной Двины. Здесь, по известию исландских саг, лежала обширная Биармия, которую эти баснословные рассказы изображают богатою страною, изобилующею мехами, серебром и золотом.
По некоторым признакам Владимир Великий под конец своего княжения уже не так ласкал Варягов и покровительствовал им, как вначале, когда он с их помощью утверждал свою власть. С одной стороны, надменность и жадность этих наемников, с другой — неудовольствие на их возвышение, обнаруженное коренными русскими боярами и дружинниками, охладили к ним Владимира во вторую половину его княжения. Но Варягам скоро представился новый случай показать свою силу и свое значение на Руси. Не без связи с варяжскими отношениями, как надобно полагать, возникло неповиновение одного из сыновей Владимира, отравившее отцу последние дни его жизни.
Трудно, почти невозможно было Киевскому князю удержать в полном подчинении все русские области, разбросанные на огромном пространстве от Ладожского озера до Карпатских и Кавказских гор. Раздача этих областей в наместничество членам одного рода хотя и подвинула вперед дело объединения Восточной Европы под владычеством Русского племени, но в то же время имела своим последствием неизбежные междоусобия. Энергия и могучая воля Владимира поддерживали согласие в его семье до тех пор, пока он бодро стоял во главе своих дружин, всегда готовый строго наказать всякую попытку неповиновения. Физические наслаждения, которым он предавался особенно в молодости, а также тяжелые походы и великие труды подточили его организм, и без того не отличавшийся богатырским сложением (о чем свидетельствует латино-немецкий летописец Дитмар). Болезни начали удручать его.
Первая попытка к отложению от Киева произошла там, где всего естественнее было ее ожидать, то есть в Новгороде. При своей отдаленности, при подвижном, промышленном характере своего населения, Новгородский край всегда тяготился зависимостью от южной Руси и большими данями, которыми обложил его великий князь Киевский. Со времени введения христианства вражда к югу усилилась; так как в Новгороде еще жила многочисленная языческая партия, только по наружности принявшая крещение. Мы знаем, что великие князья киевские содержали в Новгороде наемную варяжскую дружину, чтобы обуздывать беспокойную северную Русь. Но эта наемная сила в руках честолюбивого новгородского наместника, или удельного князя, увеличивала средства для борьбы с самим великим князем Киевским; что на самом себе испытал Владимир в молодости. По его стопам пошел и сын его Ярослав. Находясь в постоянном общении с Норманнами, Ярослав приобрел себе друзей между их вождями, и связи свои с Скандинавией скрепил женитьбою на Ингигерде, дочери шведского короля Олава Скетконунга. Исландские саги рассказывают, что переговоры об этом браке длились довольно долго, и невеста согласилась на него только после разных условий. Между прочим, она вытребовала себе в вено город Альдейгаборг, или Ладогу. Ингигерда отправилась в Гольмгард с большою свитою, во главе которой поставила своего родственника ярла Рагенвальда; последний и получил от нее в управление Альдейгаборг с его областью. Саги изображают Ингигерду женщиной гордой, умной и решительной: она не замедлила приобрести большое влияние на своего мужа Ярослава. Очень вероятно, что не без этого влияния последний еще при жизни отца задумал отложиться от Киева и сделаться независимым, самостоятельным государем обширной Новгородской области. Его поддерживали в этом намерении стремление самих Новгородцев к независимости от Киева, а также надежда на варяжскую помощь. Обстоятельства благоприятствовали ему и в другом отношении: внимание и силы Киевской Руси были отвлекаемы к южным пределам почти постоянною борьбою с Печенегами. Как бы то ни было, Ярослав вдруг отказался платить великому князю установленную с Новгорода ежегодную дань в 2000 гривен.
Владимир весьма разгневался на сына и велел исправлять пути для своего войска, которое хотел вести лично. С обеих сторон начались ратные приготовления. Но силы изменили старому князю: он так заболел, что слег в постель. В то же время пришло известие о новом нападении Печенегов. Владимир отправил против них киевскую рать под начальством сына Бориса. Последнему хотя и была назначена в удел Ростовская область; но отец очень его любил и держал при себе, так же как и Глеба Муромского, единоутробного Борису. Вслед за тем старый князь скончался, не достигши еще глубокой старости, но пережив многих своих жен, сыновей, даже внуков, в том числе и христианскую свою супругу, греческую царевну Анну. Любимым местопребыванием Владимира Великого было загородное село Берестово, где и застигла его кончина летом 1016 года. Бояре проломали пол в тереме; завернули тело князя в ковер, спустили вниз на веревках и отвезли его в киевский Десятинный храм Богородицы. Здесь оно было заключено в мраморную гробницу, устроенную по образцу византийских саркофагов, которая и была поставлена в церкви рядом с гробницею супруги его Анны. Летописец повествует о бесчисленном стечении народа при погребении знаменитого князя; все плакали и стенали от боярина до последнего простолюдина. Нет сомнения, что печаль была непритворная; ибо хоронили государя щедрого, ласкового, даровавшего народу долголетний внутренний мир и победу над внешними врагами, а главное, распространившего свет христианской религии. Это был поистине великий человек. Печаль народа усиливалась неопределенным положением, в котором оставалась Русская земля, опасением кровавых раздоров и бедствий, которые скоплялись над нею[11].
Услыхав о кончине Владимира, Святополк Туровский прискакал немедленно в Киев и сел на великокняжеском столе как старший в роде. Он начал щедро оделять подарками знатнейших граждан, чтобы привлечь Киевлян на свою сторону. Но они обнаруживали колебание. Им хорошо была известна нелюбовь Владимира к Святополку; может быть, покойный князь и не прочил его на Киевский стол. Притом киевская рать находилась тогда в походе с Борисом, и граждане не знали еще, признают ли Борис и войско — Святополка великим князем. Последний послал к брату гонцов с вестию о смерти отца и с лестными предложениями, т. е. с обещаниями увеличить его удел. Но опасения с этой стороны оказались напрасными. Борис не встретил Печенегов и, возвращаясь назад, стал лагерем недалеко от города Переяславля на речке Альте, впадающей в Трубеж. Этот добродушный, благочестивый князь был опечален смертию родителя и не питал никаких честолюбивых замыслов. Некоторые дружинники изъявили желание посадить его на Киевский стол; но Борис отвечал, что не поднимет руки на брата старейшего, которого считает себе «в отца место». Тогда войско, по-видимому, недовольное его уступчивостию, разошлось по домам, и он остался на берегу Альты с немногими отроками.
Захватив в свои руки великое княжение, Святополк спешил не только обеспечить его за собою, но и по возможности завладеть уделами других братьев, т. е. восстановить единодержавие. Средства, которые он избрал для этого, были согласны с его вероломным, свирепым характером. Таким образом, почти с самых первых страниц нашей истории мы видим на Руси постоянно возобновлявшуюся борьбу двух начал: единодержавного и удельного, борьбу, которая происходила тогда и у других Славянских народов. Кроме примера самого Владимира Великого, Святополк имел пред глазами еще подобные же примеры: в Чехии, где Болеслав Рыжий пытался истребить своих братьев, и в Польше, где тесть Святополка, Болеслав Храбрый, действительно успел частию изгнать, частию ослепить братьев и таким образом сделаться единовластителем. Очень может быть, в своих замыслах Святополк был ободряем собственным тестем, который надеялся теперь не только захватить часть русских земель, но и угодить Римской церкви введением католичества в России при помощи своего зятя.
Не полагаясь на киевскую дружину, Святополк отправился в ближний Вышгород, и склонил вышегородских бояр помочь ему в его намерениях. Здесь нашлось несколько злодеев, которые взяли на себя избавить его от Бориса; то были Путша, Талец, Елович и Ляшко, частию не русского (м. б., ляшского) происхождения; если судить по их именам. С отрядом вооруженных людей они отправились на Альту, ночью напали на шатер Бориса и убили его вместе с несколькими его отроками. Любопытно, что в числе его убийц упоминаются два варяга, подобно тем двум варягам, которые убили Ярополка. Эти продажные люди играли немаловажную роль в русских междоусобиях того времени и нередко служили орудием разного рода злодейств. Не смея показать тело Бориса Киевлянам, Святополк велел отвезти его в Вы-шегородский замок и похоронить там подле церкви св. Василия. Почти в одно время с Борисом погиб и младший его брат Глеб, которого Владимир по его молодости держал при себе в Киеве. При первых признаках опасности юный князь сел с несколькими отроками в ладью и поспешил из Киева в свой Муромский удел. Но Святополк послал за ним погоню по Днепру. Она настигла Глеба около Смоленска; отроки молодого князя оробели, и собственный его повар, родом Тор-чин, по приказанию Горясера, начальника погони, зарезал Глеба. Тело его было заключено между двумя колодами (т. е. выдолбленными обрубками) и зарыто в лесу на берегу Днепра. Точно так же Святополку удалось погубить еще одного брата, Святослава Древлянского. Последний думал спастись бегством к Угорскому королю; погоня настигла его где-то около Карпатских гор и умертвила. Но с ним окончилось злодейское истребление братьев. Отпор дальнейшим предприятиям Святополка должен был последовать с севера от сильного Новгородского князя. По словам летописи, известие об избиении братьев и замыслах Святополка он получил из Киева от своей сестры Предиславы.