ми стенами и цветущим своей торговлей. Генуэзские власти приняли путешественника с честью, отвели ему особую квартиру в городе и прислали в подарок четыре корзинки с конфетами, четыре факела, сто восковых свечей, бочонок мальвазии и хлеба. Посол начал было собирать сведения, отыскивать проводников и толмачей, чтобы объехать Черное море и сухим путем достигнуть Иерусалима. Но, убедясь в трудности и даже невозможности пробраться туда по великим пустыням, сквозь разные народы, он решил ехать морем. В то время в гавани Кафы находилось четыре венецианские галеры, прибывшие из Таны и отправлявшиеся в Средиземное море. Ланнуа воспользовался этими галерами, они довезли его со свитой до Константинополя.
Современник Ланнуа, баварский путешественник по Востоку Шильтбергер, также посетивший Кафу, сообщает следующее о ее разнообразном населении. Во внутреннем городе жили по преимуществу итальянцы, кроме них греки и армяне. Во внешнем городе, окруженном второй стеной, кроме итальянцев, греков и армян, обитали еще татары, имевшие свою мечеть, и евреи двух толков, то есть талмудисты и караимы, а потому имевшие две синагоги[65].
Хотя Ланнуа не называет по имени солкатского или крымского хана, бывшего приятелем Витовта и умершего перед приездом рыцаря, но, по всей вероятности, здесь идет речь об известном Эдигее, который под конец своей жизни действительно находился в дружеских отношениях с великим князем Литовско-Русским. Открывшимися между его сыновьями распрями за власть воспользовался саранский двор, чтобы вновь подчинить себе Крымский улус. В таком положении является этот улус в известиях Иосафата Барбаро, относящихся к тридцатым годам XV столетия.
Барбаро находился в городе Тане или Азове в то время, когда в Золотой Орде вспыхнуло междоусобие Кучук-Магомета с Улу-Магометом, то есть младшего со старшим. Один из сыновей Эдигея, по имени Наурус, поссорился с Улу-Магометом и, возмутив часть орды, перешел на сторону его соперника Кучук-Магомета. Со своими полчищами они направились из Каспийских степей к нижнему Дону. Чтобы облегчить прокормление людям и многочисленным их стадам, Кучук и Наурус разделили их отряды, которые двигались на значительном расстоянии друг от друга. Барбаро говорит, что еще за месяц до прибытия хана начали появляться около Таны небольшие кучки молодых татар, по три и по четыре человека, верхами, с запасными конями в поводу; некоторые из них заезжали на час, на два в город. По мере приближения хана эти кучки увеличивались. Обыкновенно передовые или разведочные всадники для своего продовольствия имели при себе кожаные мешки с пшеничным тестом, замешенным на меду, и деревянную чашку; по мере надобности они размешивали это тесто водой и ели. Кроме того, они из своих луков метко стреляли дичь, которая водилась в степи во множестве, в особенности куропатки и драхвы; а в случае нужды питались кореньями, травами и всем, что попадалось под руку. Но теперь стояла зима, и сама река Дон покрыта была толстым льдом.
Наконец прибыл сам хан и остановился подле Таны в одной старой мечети. Консул или начальник колонии отправил Барбаро для поднесения хану, его матери и Наурусу даров, которые состояли из шелковых тканей, хлеба, вина, пива (буза) и других вещей, числом до девяти, по обычаю страны. Барбаро и его товарищи нашли хана сидящим в мечети на ковре вместе с Наурусом. Оба они показались ему еще молодыми людьми. Хан благосклонно принял подарки. После отъезда хана потянулся за ним весь его народ со своими стадами; сначала явились конские табуны в 60, 100, 200 и более лошадей; за ними стада верблюдов и быков, наконец, и мелкий скот. Это движение продолжалось ровно шесть дней, и в течение их все пространство снежной степи, какое только можно было окинуть глазом, было усеяно, как муравьями, двигавшимися людьми и животными. Ворота Таны оставались заперты, и купцы итальянские целый день стояли стражей на городских стенах, так что утомлялись до изнеможения. А между тем они видели только одно левое крыло шедшей мимо Орды. Вся она двигалась лавой, что в огромных размерах представляло подобие того порядка, в каком татары производили охоту на диких животных (т. е. подобие облавы); диаметр пространства, занятого этой лавой, простирался более чем на полтораста миль. Обоз Орды состоял из бесчисленного множества двухколесных крытых повозок (арбы), обитых собачьими шкурами, войлоком или сукном, смотря по состоянию хозяев; в них помещались женщины, дети и всякое добро. Некоторые повозки нагружены были круглыми кибитками небольшого размера, которые при остановке ставились прямо на землю и тотчас готовы были для жилья.
Во время движения Орды мимо Таны какой-то знатный татарин, родственник хана, по имени Эдельмуг, заехал в гости к Барбаро, который угощал его в течение двух дней; татарину особенно понравилось вино, и он пил его без меры. Уезжая, гость пригласил хозяина поехать с ним в Орду; Барбаро принял приглашение. Переезжая через устье Дона, пьяный татарин не разбирал дороги, и его неподкованная лошадь, попадая на гладкий лед, не покрытый снегом, беспрестанно скользила и спотыкалась, за что получала частые удары плетью. Вечером они пристали к одному отряду татар, расположившемуся на ночлег; а наутро продолжали путь посреди этого двигавшегося муравейника. Когда они прибыли к месту, где стоял хан, то нашли его в шатре, окруженного большой толпой народа. Просители и вообще люди, ожидавшие ханского приема, стояли на коленях без оружия, которое лежало поодаль. По знаку хана проситель вставал, приближался к нему на расстояние восьми шагов, снова падал на колени и в таком положении выслушивал его решение или приказание. Там, где хан останавливался на более или менее продолжительное время, Орда тотчас располагала свои ставки в известном порядке с прямыми широкими улицами и переулками; причем оставлялись просторные площади, на которых устраивались базары; делались печи, в которых варили и жарили мясо и приготовляли разные кушанья из молока, масла и творога; при Орде всегда находились сукновалы, кузнецы, оружейники и всякого рода мастеровые (набранные особенно из пленных невольников). Таким образом, татарский стан представлял вид открытого города, то есть неукрепленного стенами. Зимой от множества скота такой город был нестерпимо грязен, а летом наполнен ужасной пылью.
Относительно хищности и прожорливости татар Барбаро рассказывает следующее. Когда по вскрытии рек, то есть весной, он поехал посмотреть на свою тоню или рыбный завод, находившийся верстах в пятидесяти или более от Таны вверх по Дону, то узнал от рыбаков, что в течение зимы они наловили и насолили множество рыбы и икры; но проходившие мимо татарские отряды все это забрали и сожрали как свежую рыбу, так и тухлую, совсем с головками, а также истребили всю соль, заготовленную в большом количестве. При этом они разломали суда и унесли с собой доски (для починки своих повозок) и разрушили соляные мельницы, чтобы добыть из них небольшое количество железных связей. Еще более пострадал другой итальянский купец, также имевший свою тоню. Из предосторожности он велел вырыть большую яму, спустить в нее 30 бочек икры и потом засыпать сверх землей, сжечь на том месте поболее дров, чтобы надежнее скрыть яму. Но татары отыскали и все расхитили. По известию Барбаро, татары занимались посевом хлеба; для чего в марте в назначенное ханом время все желающие отправлялись с рабочим скотом, женами и детьми на известное поле, вспахивали его, засевали пшеницей и просом и потом возвращались в Орду. После того хан с этой ордой старался кочевать, не удаляясь от засеянного поля. Когда хлеб созревал, все желающие опять отправлялись туда с повозками, волами и верблюдами и собирали жатву, которая по причине плодородия почвы иногда бывает чрезвычайно обильна. Тот же Барбаро с похвалой отзывается о храбрости и неустрашимости кочевников, в пример чего рассказывает, как однажды пятеро татар и сорок танских горожан напали и уничтожили сотенную шайку черкес, спрятавшихся в соседнем лесу с намерением чинить набег на город. Барбаро сам участвовал в этом нападении и удивился отчаянной храбрости одного татарского купца.
Барбаро сообщает и самый исход предприятия Кучук-Магомета и Науруса. Услыхав о приближении их, Улу-Магомет (по-видимому, кочевавший где-то на западной стороне Дона) не решился выступить навстречу и бежал из Орды со своими детьми и приверженцами. (Мы уже знаем его дальнейшую судьбу.) После того Кучук-Магомет сделался повелителем всей Орды и в июне месяце снова подошел к Дону на своем обратном пути. Посланные вперед люди заготовили много плотов из леса, тогда еще в большом количестве росшего по берегам этой реки. Кроме плотов, заготовлен был фашинник из хвороста и тростника. Этот фашинник привязывали к плотам и повозкам; к ним же привязывали по несколько лошадей, которых пускали вплавь. Таким способом в два дня вся Орда спокойно переправилась на другой берег. Когда Барбаро, спустя месяц после этой переправы, поехал водой на рыбную тоню, то он встречал столько плавающих плотов и фашин, что местами река была ими почти запружена и еще большее количество их было разбросано по берегам. Во время этой переправы татар через Дон помянутый выше Эдельмуг опять заехал в Тану и прогостил два дня у Барбаро. Чтобы еще более скрепить дружбу, татарин привел одного из своих сыновей и просил Барбаро считать этого юношу как бы своим сыном; причем плащ последнего надел на хозяина и подарил ему восемь русских пленников из своей добычи, захваченной в России.
Из воспоминаний Барбаро о татарах можно заключить, что в этот промежуток времени Крымская или Черноморская орда не имела своего хана, независимого от Золотой Орды. Но вскоре потом она получила такого хана в лице Ази- или Хаджи-Гирея.
Темны и сбивчивы известия о происхождении крымской династии Гиреев. Есть предание, что черноморские татары, угнетаемые междоусобиями по смерти Эдигея, сами выбрали себе ханом некоего Ази, юношу из потомства Чингизова, в детстве спасенного от смерти и потом воспитанного в литовских владениях каким-то простолюдином, по имени Гирей, и что в благодарность к нему Ази весь род его стали называться Гиреями. По одним, водворение нового хана произошло во времена Витовта и под его покровительством, по другим — во времена Казимира IV. Но самое это предание баснословно. Достоверно то, что Ази-Гирей действительно жил в Литве и был из рода Тохтамыша, который, как известно, нашел там убежище со многими своими татарами. Когда после Эдигея усилились татарские набеги на южнорусские пределы, Казимир IV или его главные советники решили посадить в Крыму преданного себе хана и противопоставить его властителям Золотой Орды; причем воспользовались стремлением крымских мурз к образованию самостоятельного ханства и вошли с ними в соглашение. В 1446 году король отправил Ази-Гирея в Крым в сопровождении многих татар и с отрядом своего войска под начальством маршала Радивила. Крымские мурзы приняли его и посадили у себя ханом. Ази-Гирей, кроме крымских улусов, соединил под своей властью также ногайские улусы, кочевавшие между Азовским морем и Днепром; вообще он почитается настоящим основателем Крымского царства.