Это окончательное отделение Крыма и Черноморья от Золотой Орды сопровождалось жестоким междоусобием, которое усиливалось еще родовой враждой между потомками Тохтамыша и Темир-Кутлуя; последние властвовали тогда в Сарае (Кучук-Магомет был внуком Темир-Кутлуя). Обязанный своим возвышением Казимиру, Ази- или Хаджи-Гирей всю жизнь оставался верным его союзником и не раз наказывал других татар за их нападение на литовско-русские земли. Такими хищными набегами в то время в особенности отличался хан Седи-Ахмет, по-видимому властвовавший в степях между Доном и Днепром. В 1451 году посланный им царевич Мазовша дошел до самой Москвы и сжег ее посады. А в следующие годы Седи-Ахметовы татары сделали несколько опустошительных набегов в Северию и Подолию. Хаджи-Гирей, в свою очередь, внезапно напал на Седи-Ахмета, разбил его и заставил искать спасения в литовских владениях (1455); но там он был заключен под стражу и потом водворен в городе Ковне, где и умер.
Усиление Крымского юрта почувствовали на себе и генуэзские колонии. Распространяя свое господство в степях на севере от Тавриды, Хаджи-Гирей старался завладеть и юго-восточными побережьями полуострова и так стеснил генуэзцев, что они принуждены были признать себя его данниками. Он и самую столицу своего ханства перенес из Солката или Крыма в южную часть полуострова, именно в Бахчисарай. Гробница его находится в мечети этого города. Он умер в 1467 году. Власть крымского царя, подобно другим татарским ханам, в его собственном юрте была ограничена родовой аристократией, то есть начальниками знатнейших фамилий, которые имели свои особые владения и распоряжались ими на правах феодальных. Из таких родов в Крыму возвысились особенно пять (Ширын, Барын, Кулук, Сулеш и Мансур), главы которых, собственно, и распоряжались судьбами ханства. В особенности их влияние сказывалось при выборе ханского преемника; так как многочисленность царских сыновей и неопределенность престолонаследия в Крыму, как и в других ханствах, порождали иногда жестокие распри и междоусобия. Подобные междоусобия возникли и по смерти Хаджи-Гирея, оставившего после себя многих сыновей. Ему сначала наследовал старший сын Нордоулат; но потом престолом завладел один из младших, энергичный, предприимчивый Менгли-Гирей. Этот знаменитый хан неоднократно испытал на себе превратности судьбы: он несколько раз достигал престола и был свергаем соперниками и, наконец, утвердился на нем с помощью турок.
В 1453 году, как известно, пала окончательно Византийская империя под ударами Османов. Генуэзцы оказывали ей деятельную помощь в этой предсмертной борьбе и потому должны были подвергнуться жестокой мести со стороны султана Магомета II. Первым его делом был разгром Галаты, генуэзского предместья Константинополя. Тогда Генуэзская республика, ввиду предстоявшего нападения турок на ее черноморские колонии и своих расстроенных финансов, поспешила передать город Кафу со всеми его владениями в ведение банка Св. Георгия, который обладал достаточными денежными средствами для военных издержек. Но эта мера не спасла колонии. В 1475 году сильный турецкий флот и войско осадили Кафу с моря и с суши. Внутренние несогласия, измены и неспособность местных властей помогли туркам овладеть этим крепким городом. Тут в числе разных приезжих торговцев погибло и пограблено много гостей московских (так называемых сурожан). Затем турки покорили себе и другие итальянские торговые колонии в Крыму, а также и некоторые мелкие княжества в южной части полуострова, например Мангупское.
В точности неизвестно, какую роль Менгли-Гирей играл в этих событиях. Мы знаем только, что вскоре потом он признал над собой верховную власть турецкого султана и в некоторых приморских городах полуострова водворились турецкие гарнизоны. Таким образом, только что освободясь от подчинения золотоордынским ханам, Крымский юрт попал в более крепкое подчинение константинопольских Османов. Но зато Менгли-Гирей, опираясь на турок, окончательно утвердился на бахчисарайском престоле. Он продолжал политику своего отца по отношению к Золотой Орде, то есть был ее злейшим врагом; но не последовал ему в отношениях к Польско-Литовскому государству. Великий князь Московский Иоанн III сумел сделать его своим усердным союзником в борьбе с волжскими ханами и с литовскими государями. Никогда Литовская Русь не испытывала таких страшных опустошений, как при Менгли-Гирее, при котором Крымская орда и получила тот по преимуществу хищный, разбойничий характер, которому она следовала потом в течение трех столетий по отношению к своим христианским соседям; в особенности она истощила население русских областей захватами огромного количества пленников, которые обращались в неволю и составляли значительную часть живого товара на турецких базарах.
Со времени Менгли-Гирея изменились пределы Литовской Руси на юге, то есть со стороны Киевщины и Подолья. При Ольгерде эти пределы далеко выдвинулись в татарские степи, а при Витовте они достигли берегов Черного моря. Он старался оградить свои южные окраины от татар построением новых крепостей и обновлением старых. Так он вновь укрепил древний Канев, а ниже его по Днепру основал Черкасы и Кременчуг; на острове Тавани, то есть на главном перевозе в низовьях Днепра, поставил таможню; при море построил крепость на месте позднейшего Очакова и устроил гавань на Гаджибейской бухте или на месте нынешней Одессы. При устье Днестра, против Монкастро или Аккермана, он поставил замок; а выше на Днестре возникла крепость Тягин, названная впоследствии Бендеры. Кроме того, упоминаются в соседней степи и другие крепости и замки. Но Литовско-Русское государство потеряло эти южные окраины в царствование совсем неэнергичного Казимира IV, гораздо более занятого частыми сеймами и помянутыми выше распрями литво-руссов с поляками, чем обороной своих границ. Менгли-Гирей завоевал и уничтожил крепости, основанные при море и в близкой к нему степи, и распространил сюда кочевья своей Орды. Вследствие частых татарских набегов и опустошений вскоре между этими кочевьями и населенной частью Киевской области образовалась широкая пустынная полоса земли, долго потом служившая поприщем постоянной войны между русскими колонистами с одной стороны и татарскими хищниками с другой[66].
VIIIВечевые общины Новгород и Псков
Стремление Пскова к самобытности и борьба с немцами. — Присоединение Эстонии к Ливонскому ордену. — Пожары и вражда партий в Новгороде. — Его борьба со шведами. — Король Магнус. — Болотовский договор и Псков, младший брат Новгорода. — Владыка Василий и неудачная попытка церковной самостоятельности в Новгороде и Пскове. — Отпадение Заволочья и возвращение его. — Внутренние новгородские смуты. — Голод и моровая язва. — Владыка Евфимий II. — Поход Василия Темного и Яжелбицкий договор. — Зависимые отношения Пскова к Москве. — Церковные дела в Пскове. — Политический строй Новгорода и правительственный совет. — Пятины. — Община Псковская и ее устройство. — Заметки Ланнуа и любопытная икона
Политическая история Великого Новгорода в XIV и XV веках представляет постоянное колебание, сначала между тверским и московским влиянием, а потом между московским и литовским, пока Москва постепенно не взяла верх над своими соперниками и не уничтожила новгородской самобытности. В то же время новгородцы продолжали исконную борьбу за прибрежья Финского залива со своими заморскими соседями шведами; а псковичи должны были по-прежнему отстаивать русские пределы со стороны ливонских немцев. История этой эпохи усложняется еще взаимными неладами этих двух вечевых общин или собственно стремлением Пскова к своему обособлению, к политическому и церковному отделению от Новгорода — стремлением, которое увенчалось успехом относительно политического, но не церковного.
Мы видели, что в первый период борьбы между Тверью и Москвой новгородцы приняли сторону московского князя против более близкого соседа, то есть Михаила Ярославича Тверского, от которого они терпели разные притеснения. Но когда усилилась Москва, то она, в свою очередь, также стала теснить Новгородскую землю. Начиная с Ивана Калиты почти все великие князья Московские стараются подчинить себе Великий Новгород, то есть держать в нем своих наместников, стеснять его вольности, собирать с него как можно более даней и присваивать себе его волости. Но в это время Западная Русь собиралась под властью великих князей Литовских, и новгородцы иногда ищут у этих последних поддержки против притязаний Москвы. Так, во время ссоры с Иваном Калитой они вошли в сношения с Гедимином; призвали к себе его сына Наримонта, крещенного по православному обряду, и дали на содержание ему и его дружине доходы с городов Ладоги, Орехова, половины Копорья и с Корельской земли, конечно с условием защищать северо-западные новгородские пределы от внешних неприятелей, которыми в то время были шведы (1333). Но, по-видимому, Наримонт, не отличавшийся деятельным, предприимчивым характером, недолго оставался в Новгородской земле.
Обращаясь к Литве за союзом, новгородцы могли иметь в виду не одну опасность со стороны Москвы. Может быть, этим союзом они пытались противодействовать политике своего пригорода Пскова, который именно в соседней Литве искал тогда поддержки для своих давних стремлений к отделению от Новгорода. Продолжительное и славное княжение литовского выходца Довмонта в значительной степени подвинуло вперед дело псковской самобытности и связи с Литвой. После него некоторое время княжил во Пскове его сын Давид, который со своей литовской дружиной также не раз помогал псковичам обороняться от нападений ливонских немцев. Далее известно, что Александр Михайлович Тверской во время своего изгнания был принят псковичами и потом они посадили его у себя на княжение из рук Гедимина. Десятилетнее княжение Александра немало способствовало дальнейшему развитию псковской отдельности. Однако Псков все еще признавал себя новгородским пригородом, иногда принимал к себе наместников новгородского князя, посылал свою рать на помощь Новгороду и в свою очередь требовал от него помощи против ливонских немцев. Но так как эта помощь не всегда являлась в случае нужды, то поневоле приходилось обращаться к литовским князьям.