вятся, таким образом, в ряды боярского сословия. Хотя названные явления происходили и в других великих княжениях, но главным образом они развились в земле Московской, где власть и значение великого князя неуклонно шли вперед по пути абсолютизма или самодержавия.
Кроме умения московских князей пользоваться татарской помощью в борьбе со своими соперниками, варварское иго способствовало их усилению и другой своей стороной, то есть данью или ордынскими «выходами». С тех пор как татары перестали непосредственно собирать на Руси дани посредством своих баскаков и бесерменских откупщиков и сборы эти перешли в руки великих князей, естественно, сии последние пользовались ими, чтобы увеличивать собственную казну; ибо они не все собранные деньги доставляли в казну ханскую и постоянно стремились уменьшать количество дани, а при удобном случае, во время ордынских смут и междоусобий, совсем уклонялись от платежа даней. Между тем с удельных князей они старались взыскивать сполна части, приходившиеся на их долю по общей раскладке; причем эти князья нередко оказывались несостоятельными плательщиками, должали великому князю, закладывали или продавали ему часть своих волостей. Великие князья Рязанские и Тверские также сами вносили в Орду дани со своих княжений; не видно, однако, чтобы они воспользовались сим обстоятельством ради своего усиления в той же степени, как московские. Не одни денежные выходы разоряли удельных князей; на их владения падало и ямское бремя, то есть обязанность давать подводы татарским чиновникам и содержание проезжавшим татарским послам с их большой хищной свитой; кроме того, дорого обходились им обычные поездки на поклон в Орду, где они должны были много тратиться на подарки не только хану, но его женам и вельможам, почему нередко принуждены были входить в долги и занимать деньги у своих русских или у ордынско-бесерменских купцов. Великие князья иногда уплачивали за них долги, разумеется приводя их за то в большую от себя зависимость или обязывая отказать себе их волости по духовному завещанию[77].
Вместе с развитием великокняжеской власти видоизменялось и положение ближайшего к ней боярского сословия. По мере того как некоторые ветви княжеского дома приобретали характер прочно утвердившихся местных династий, их бояре, естественно, все более и более становились сословием крупных землевладельцев, служебно-поземельной аристократией, земельными вотчинниками. В награду за свою службу они получают теперь почти исключительно пожалования землями и селами. В междукняжеских договорных грамотах еще по-прежнему встречается условие о вольном переходе бояр на службу к другому князю или так называемое право отъезда; но на деле это право отъезда применяется не часто. Хотя по тем же грамотам отъехавший боярин и удерживал за собой владение жалованными вотчинами или приобретенными куплей участками в земле прежнего князя (только не в Новгородской земле); но этот князь или его чиновники всегда имели возможность делать разные стеснения его владельческих прав. А села и деревни, данные в «кормление» или в поместье, то есть пожизненное пользование, просто отнимались у отъехавшего боярина. Следовательно, прямой интерес боярина заключался в том, чтобы находиться на службе у сильнейшего или великого князя, который мог бы не только жаловать поместьями, но и защищать его владельческие права, если у него находились отчины в удельных княжествах; а таковые случаи происходили нередко при разделе княжения между сыновьями. Естественно поэтому стремление русского боярства поступать преимущественно на службу великого князя Московского. И наоборот, редко встречаем примеры перехода московских бояр на службу к иным князьям. С другой стороны, сами московские государи, несмотря на выражения договорных грамот, неблагосклонно смотрят на отъезды своих бояр к собственным удельным князьям; а на отъезд к другим великим князьям (Рязанским и Тверским) уже начинают смотреть как на измену и при случае наказывать отъездчика. Понятно отсюда, какое важное место занимало вообще русское боярство в числе условий, способствовавших возвышению Москвы над другими княжениями, и как усердно служило оно этому возвышению. По мере расширения московских пределов упрочивалось землевладение и умножались доходы московских бояр.
Главное значение боярского сословия на Руси оставалось все то же, как и в древнейшую эпоху; бояре по-прежнему служили князю помощниками в деле ратном и хозяйственном, в управлении землей и были его ближайшими советниками или думцами. С раннего утра собирались они в княжеский дворец для заседания в Боярской думе и для исполнения разнообразных поручений. Как в XI веке, по известию Жития Феодосия Печерского, однажды святой муж, возвращаясь в свой монастырь, на утренней заре встречал «вельмож, едущих» во дворец великого князя Киевского, так и в конце XIV века, по словам летописи, ранним утром собрались князья и бояре во дворец тверского князя Михаила Александровича, «обычного градского ради управления» (но на сей раз тщетно ожидали больного князя, который перед смертью решил удалиться в монастырь на пострижение). В другом месте летописец устами умирающего Димитрия Ивановича Московского определяет взаимные близкие отношения князя со своими боярами. «Бояр же своих любите и честь им достойную воздавайте против делу коего-либо, без их думы ничтоже творите», — внушал он своим сыновьям. А обращаясь к боярам, между прочим говорил: «С вами я царствовал и Божиею помощью врагов своих низложил; с вами великое княжение вельми укрепил, мир и тишину княжению своему сотворил и державу отчины своей соблюл; вами города держал и великие волости, к вам имел великую любовь и всех вас чествовал, с вами радовался и скорбел» и прочее. Конечно, в этих словах выражаются собственно желательные или идеальные отношения между князем и его боярами; но сами эти идеалы и показывают нам, к чему стремились или, по понятиям эпохи, должны были стремиться обе стороны для того, чтобы великое княжение успевало в делах внутренних и внешних. И мы видели, как в трудные времена московское боярство действительно служило добрую службу и своему княжескому роду, и всей земле.
Источники не дают нам возможности определить в точности состав и занятия княжеско-боярской думы в данную эпоху. Но, судя по некоторым признакам, например по количеству боярских имен на княжеских жалованных и духовных грамотах, далеко не все члены боярского сословия участвовали в княжеской думе, а только представители знатнейших родов и бояре, особенно чествуемые князем («старейшие и нарочитые»). Занятия этой думы, по-видимому, обнимали все вопросы, как чисто правительственные и хозяйственные, так и собственно политические (отношения к соседям и иным землям или политика внешняя). К участию в Московской княжеско-боярской думе приглашались иногда митрополит и другие церковные иерархи. (Напомним для примера участие духовенства в этой думе перед походом куликовским.) А в случаях особенно важных призывались сюда удельные князья, епископы, наместники и воеводы из разных областей Московской земли (как это увидим, например, перед походом на Великий Новгород в 1471 году. Из такого призыва областных, духовных и гражданских сановников в княжеско-боярскую думу развились впоследствии так называемые земские соборы).
Боярская дума не могла, конечно, в полном своем составе заниматься текущими, ежедневными делами по всем отраслям княжеского хозяйства, управления и суда. Эти отдельные отрасли великий князь обыкновенно поручал или приказывал кому-либо из бояр; откуда впоследствии развилась система московских приказов. Но в данную эпоху они еще не сложились в эту систему и отчасти носили название путей. В ряду таких хозяйственно-правительственных сановников важное место занимал дворский или дворецкий, который ведал хозяйство княжьего двора, дворцовых слуг и дворцовые села. Затем встречаем в грамотах того времени ведомства или пути: сокольничий, конюший, ловчий, а несколько позднее стольничий и чашничий, от которых получились и титулы ведавших ими бояр. Так, конюший ведал великокняжеских конюхов, коней и луга, на которых они паслись; сокольничий путь управлял птичьей охотой великого князя, ловчий псарями и бобровниками; чашник ведал питейное хозяйство и связанных с ним дворцовых бортников или пчеловодов, а стольник — дворцовые сады, огороды, рыбные ловли и так далее. В числе придворных сановников является еще окольничий, но источники не указывают на его ведомство. От помянутых отраслей княжьего хозяйства или путей управлявшие ими лица получили название бояр путных, нередко встречающееся в актах и грамотах того времени. Рядом с ним встречается еще название бояр введенных, значение сих последних не вполне ясно; по-видимому, это название присваивалось преимущественно городовым и волостным наместникам великого князя и вообще высшему разряду бояр; но иногда бояре введенные почти не различаются от путных. Те и другие пользовались важной привилегией: по княжеским договорным грамотам всякий служилый человек обязан был в случае неприятельского нашествия со своими людьми сесть в осаду в том городе, в уезде которого находилась его вотчина, хотя бы сам он состоял в то время на службе другого князя; но от этой повинности освобождались бояре введенные и путные.
Вместе с объединением Северо-Восточной Руси, как известно, в Москву из всех русских областей постоянно приливали бояре, переходившие на службу великого князя Московского; в среду их вступали разные знатные выходцы из других земель, особенно из Золотой Орды. Поэтому к концу данного периода объем боярского сословия в Москве весьма увеличился, причем масса пришельцев оттеснила на второе место коренных московских бояр. По мере присоединения разных уделов князья удельные также вступали в московскую службу, и эти служилые князья заняли верхнюю ступень московской боярской аристократии. Но те бывшие удельные князья, которые или отцы которых прежде перехода в Москву успели побывать на службе у других великих князей (Рязанского, Тверского, Смоленского), уже теряли часть своих родовых прав и становились ниже некоторых собственно боярских родов; только переходившие непосредственно из службы великого князя Литовского, по-видимому, не теряли этих прав. Затем из удельных бояр некоторые знатные роды также успевали поместиться в Москве на верхних ступенях боярской лестницы. Отсюда происходили неизбежные столкновения между пришельцами и старыми московскими боярами, которые с неудовольствием видели себя оттесненными на второстепенные и даже третьестепенные места в военном начальствовании, в областном управлении, в придворных чинах, в Боярской думе и тому подобных, ибо во всех таких случаях знатность рода играла большую роль. Таким образом, положено было начало тому явлению, которое в последующей истории Московского государства известно под именем «местничества». Эти споры за места или взаимное соперничество боярских фамилий, в свою очередь, немало способствовали возвышению и усилению власти и значения московского государя; ибо знатнейшие роды вели соперничество о большей или меньшей к нему близости. В то же время такое соперничество мешало пока внутреннему сплочению самого боярского сослов