ь мяса или два алтына деньгами, десять хлебов или десять денег, бочка овса или также десять денег, воз сена или два алтына. Это рождественский корм; а петровский определен с сохи по барану или по восьми денег и по десяти хлебов или десяти денег. Тиунам полагается корму в половину наместничьего. А доводчикам еще меньше; причем видим следующую оценку: коврига хлеба равна деньге, часть мяса и сыр также стоили по деньге, зобня овса две деньги. Кроме того, горожане и становые (сельские) люди дают, кто сколько хочет взоежжего корму (вновь прибывшим) наместникам. Далее в пользу наместников назначены торговые пошлины в городе Белозерске, именно явка с гостей, приходивших водой из земли Московской, Тверской и Новгородской, по одной деньге с каждой головы, то есть с каждого человека, сколько бы ни было людей в судне; причем в больших судах еще взимается гривна с «ватамана» или начальника. Белозерские наместники держат своих пошлинников и в Волочке, которые взимают в их пользу ту же самую пошлину с приезжих купцов, и гость, заплативший пошлину в Волочке, уже не платил ее в Белозерске. Иногородним купцам запрещается торговать по белозерским монастырям и волостям, то есть в селах, а также ездить с товаром за Белое озеро: в противном случае взимается пеня два рубля, из них один рубль шел наместникам и один таможенникам (великокняжим); а товар отбирался на великого князя. Ездить за озеро и там торговать составляет привилегию посадских людей из Белозерска. Другая льгота местных жителей состоит в том, что тиуны и наместничьи люди не могут незваные приходить на пиры и братчины, то есть на те пиры и попойки, которые устраивались городскими или сельскими общинами на складчину в известные праздники; незваного гостя, хотя бы и чиновника, жители могли безпенно (безнаказанно) выпроводить вон. Великокняжеские бояре и дети боярские, проезжая по области, не могут требовать от жителей кормов, подвод, проводников и сторожей; а гонцы должны для сего предъявлять свои грамоты. Если приедет великокняжеский пристав звать на суд какого белозерца, горожанина или сельчанина, то для этого вызова в Москву назначается только один срок в году, на великое заговение. На обиды от наместников или волостелей жители могут жаловаться великому князю.
Довольно подробно переданное нами содержание Двинской и Белозерской грамот дает наглядное понятие о формах суда и управления в древнерусских княжеских областях. По тому же образцу выдавались князьями и другие уставные грамоты. Эти обычные формы выработаны, конечно, всей предыдущей историей дружиннокняжеской Руси. При отправлении суда в областях представителями княжеской власти являются наместники или волостели с тиунами и разными низшими чиновниками, а представителями местного земства сотские и судные мужи или выборные «добрые люди».
Теперь посмотрим на законодательные памятники и судоустройство севернорусских вечевых общин Новгорода и Пскова.
В этих общинах законодательная власть принадлежала народному вечу, которое в то же время было и высшей судебной инстанцией. Нередкие казни бояр в Новгороде, свержение их с Волховского моста, разграбление их дворов и сел, в сущности, являются актом верховного суда на основаниях Русской Правды; только место князя в этих случаях заступало народное вече. Однако в законодательных актах, относящихся к судопроизводству, мы видим совместные постановления вечевой и великокняжеской власти. Дошедшая до нас Новгородская судная грамота 1471 года, как сказано в ее начале, поставлена всем Великим Новгородом на вече на Ярославле дворе, «доложа господы великих князей всея Руси Ивана Васильевича и сына его Ивана Ивановича, по благословлению нареченного на архиепископство священноинока Феофила». Эта грамота, следовательно, относится уже ко времени зависимости Новгорода от Москвы и является почти накануне его присоединения к Москве. Тем не менее она есть верное отражение более или менее старых судебных обычаев и порядков.
Суд в Новгороде, как показывает и названная грамота, распадался на три отдела: святительский, посадничий и суд тысяцкого, первый, то есть святительский, суд (по примеру остальной Руси) должен производиться на основании греческого Номоканона или Кормчей книги и должен быть для всех равен, «как для бояр, так и для житьих и младших (черных) людей». Из грамоты видно, что новгородский владыка производил суд не лично, а чрез своего наместника и ключника, в пользу которых шла часть судебных пошлин. К суду епископскому, конечно, относились все дела и лица, подчиненные церковной власти. Суду тысяцкого, по некоторым данным, подлежали преимущественно дела торговые и иски о холопстве. Суд посадничий, по-видимому, главным образом обнимал дела уголовные и поземельные иски, в особенности связанные с насилием и тому подобными преступлениями. А так как уголовные дела везде на Руси подлежали непосредственному ведению суда княжеского и пени с этих дел шли преимущественно в казну княжескую, то, вероятно, отсюда и произошло непременное условие, что посадник новгородский не мог судить без великокняжеского наместника. Впрочем, сам наместник, кажется, редко присутствовал на этом суде, а участвовал в нем через своих тиунов.
Важную принадлежность новгородского судоустройства составлял так называемый доклад, или вторая ступень судебного разбирательства (после начатия дела низшей ступенью суда), происходившая с участием сословных представителей. Этот доклад производился в одной из комнат владычных палат; для него назначались от каждого конца по боярину и по житьему, и еще два пристава, по одному для каждой тяжущейся стороны; всего докладчиков было 12 человек, которые так же, как и сами судьи, присягали на судной грамоте в том, что они будут наблюдать правду и не брать посулов. Следовательно, это род присяжных или то, что в других русских областях называлось «судные мужи». Но их обязанностью было не одно только присутствие на суде, а и близкое участие в разбирательстве дела, которое они подготовляли для судей, и последние уже на основании их доклада постановляли решение. Докладчики должны были заседать три раза в неделю, в понедельник, среду и пятницу, и кто из них не являлся в заседание, платил довольно высокую пеню, боярин по два рубля, а житий по рублю. Неизвестно, на какой срок они назначались; судная грамота требует только, чтобы при каких судьях и докладчиках дело начато, при тех же оно и кончалось, в противном случае с них взимается пеня. Вообще же судная Новгородская грамота назначает месячный срок для всякого суда, то есть владычного, посадничего и тысяцкого; «а дале того дела не волочить». Только тяжбы о земле позволяется вести до двух месяцев и дается еще два месяца на разборку межевых доказательств. При подобных тяжбах дело замедлялось, конечно, большими расстояниями, которые должны были проезжать низшие судебные чиновники, то есть шестники, подвойские, биричи, изветники (и «софьяне», или владычные слуги), отправлявшиеся собирать сведения и вызывать послухов по разным искам на месте. Для поставки послуха грамота определяет срок по такому расчету, чтобы на сто верст приходилось три недели; а помянутым судебным чиновникам полагается пошлины за каждые сто верст по четыре гривны. Как истец, так и ответчик должны поцеловать крест на этой грамоте, а кто не присягнет, тот и виноват. При сем делается следующее исключение для вдовы боярина или житьего человека: за нее на суде присягает ее сын; а если нет такого сына, то она присягает у себя на дому в присутствии пристава и другой тяжущейся стороны. В исковых делах судьям полагается пошлина на владычном суде при выдаче судной грамоты, с каждого рубля по гривне, а при выдаче бессудной грамоты с рубля по три деньги; на суде посадника и тысяцкого в первом случае по семи денег, во втором по три. Бессудная грамота выдавалась истцу в том случае, если ответчик в установленный срок не являлся на суд. В делах же уголовных от судной грамоты судьям назначено пошлины четыре гривны, а от бессудной две.
Новгородская судная грамота 1471 года имеет по преимуществу уголовный характер. Очевидно, она была вызвана тем недостатком правосудия и тем самоуправством, на которые жалуются летописцы Великого Новгорода в эпоху его упадка, когда бедные и слабые не находили управы на богатых и сильных, и потому с сочувствием обращали свои взоры на великого князя Московского. Насильственное отнятие земли у соседа или открытые наезды и грабежи, по-видимому, сделались частым явлением в новгородских областях, а когда дело доходило до судебного разбирательства, тут нередко является так называемая наводка или насильственные поступки на самом суде. Это явление, вероятно, развилось из древнего обычая, по которому на помощь или на «пособье» тяжущимся сторонам добровольно приходили в суд их товарищи по концу, улице, сотне или ряду и свидетельствовали в их пользу. Теперь же какой-нибудь богатый, сильный ответчик набирал приятелей или просто подкупленных сорванцов, которые являлись целой толпой, шумели, кричали, мешали судебному разбирательству, а иногда заводили драку и разгоняли самый суд («сбивали судей с суда») или силой не допускали стороны до поля, то есть до судебного поединка. Новгородская судная грамота в особенности вооружается против таких насилий и назначает самые большие пени как за «наезд» или «грабеж» спорной земли, так и за «наводку». В обоих этих случаях установлена пеня с боярина по 50 рублей, с житьего человека по 20, а с молодшего по 10. Грамота, однако, не отменяет вполне помянутый древний обычай, а старается его ограничить, установляя, чтобы для каждой тяжущейся стороны «напособье» к суду и рассказу (или докладу) могли приходить «ятцы» (пособники) не более как два человека от конца, улицы, сотни или ряду.
Наиболее полным и развитым актом законодательства в данную эпоху является судная грамота Псковская. Она возникла около половины XIV века, когда Псков окончательно отделился от Новгорода и образовал самостоятельную общину. Первая уставная грамота для Пскова, по-видимому, была написана в то время, когда здесь княжил Александр Михайлович Тверской. Второй подобный устав дан псковичам братом Василия Дмитриевича Московского Константином, который княжил здесь в начале XV века. Эти два устава, сведенные вместе и дополненные позднейшими приписками, и составили так называемую Псковскую судную грамоту, утвержденную вечем в 1467 году, то есть уже в эпоху московской зависимости. Сия грамота не только определяет устройство и порядок суда, но в то же время заключает в себе довольно подробный свод гражданских законов в отношении прав семейных и имущественных, возникающих как из наследства и купли, так и из разного рода договоров и обязательств. Имея в основе своей древнюю Русскую Правду, Псковская судная грамота представляет дальнейшее ее развитие, сообразное с историческим течением народной жизни. Она дает наглядное понятие о той высшей степени гражданственности, на которой стояла псковская община сравнительно с другими современными ей русскими землями.