Кроме Новгорода, в торговле с Ганзой, и преимущественно с ближайшими ее членами, с ливонскими городами Ригой, Дерптом, Ревелем и прочими, деятельное участие принимали Псков, Смоленск, Витебск и Полоцк. Вообще торговля Северо-Западной России с немцами имела значительные размеры и велась в течение нескольких столетий. Казалось бы, эта торговля могла служить широким проводником европейской образованности в Древнюю Русь и отразиться на многих сторонах ее жизни. В действительности ее влияние на наше развитие было довольно слабое. Немецкие купцы хлопотали только о наживе и старались захватить в свои руки всю внешнюю торговлю Северо-Западной России с Европой. Действуя сильным организованным союзом против разъединенных русских городов, они легко достигали своих целей. Они недружелюбно относились к поездкам самих русских купцов за море и старались им препятствовать. Это обстоятельство было одной из причин, почему Новгород не развил своего собственного торгового флота.
Со своей стороны и новгородцы, чувствуя эгоистичные стремления немцев, относились к ним недоверчиво; позволяя им вести только оптовую торговлю и устраняя от розничной, они поддерживали то отчуждение, в котором находились немецкие гости посреди туземного населения. Наконец, старание немцев при всяком удобном случае действовать подкупом на местные власти и боярство Великого Новгорода имело свою долю неблагоприятного влияния на политические нравы этой общины. Культурное же влияние немецкое в Новгороде, конечно, отразилось на домашней утвари, каменных постройках, на торговых приемах, на орудиях веса и меры, то есть на монетной системе и тому подобном[84].
Относительно веса и меры, употребляемых в русской торговле, укажем на следующие единицы. Самой употребительной единицей веса на Руси издревле был пуд, который заключал в себе приблизительно сорок гривен. (Гривна впоследствии стала называться немецким словом «фунт».) Впрочем, в торговле по разным областям различались «большой пуд» и просто пуд, гривна и «гривенка». Высшей единицей веса был берковец, заключавший в себе десять пудов. Упоминаются еще контарь, приблизительно два с половиной пуда, безмен, в Западной России составлявший около 10 фунтов, и кань — приблизительно четыре пуда, например «капь воску».
Наиболее употребительной единицей меры в данную эпоху была зобня или зобница; она составляла «осьмину», или осьмую часть «бочки» (иначе «кади» или «окова»). А так называемая четверть составляла четвертую часть бочки, следовательно, равнялась двум зобницам; другим названием четверти, по-видимому, была коровья. Ползобницы называлась «кадка», а полкадки «четвертка» (т. е. четвертая часть зобницы). Для сыпучих тел упоминается еще в Северной России пузо, например пузо ржи, соли и тому подобное.
Хотя меха по-прежнему продолжали служить средством для купли и заработной платы, однако развитие русской торговли вело за собой и развитие монетной системы. В этот период крупной единицей звонкой монеты выступает серебряный рубль. Как и самое название его показывает, он произошел из серебряного слитка или из прежней гривны, разрубленной пополам; следовательно, первоначально он составлял полгривны и представлял кусок серебра весом приблизительно в 24 золотника. Впрочем, вес его разнообразился по времени и различным областям. В свою очередь, рубль, рассеченный вдоль, давал две полтины. Мелкая или разменная серебряная монета получила татарское название «деньга»; а потом слово «деньги» сделалось общим названием для всех монет. Другое, заимствованное у татар название было алтын, которое означало, впрочем, не столько монету, сколько известный денежный счет; он, собственно, равнялся трем деньгам. Обыкновенно сто серебряных денег должно было по ценности составлять один рубль. Но по недобросовестности серебреников (приготовлявших монету) или по другим обстоятельствам она делалась иногда очень легковесной; так что в Москве в XV веке на рубль приходилось 200 и более денежек. Вот почему «новогородки» (т. е. новгородские серебряные деньги) в конце этого периода стоили вдвое более «московок». Медная разменная монета называлась вообще «пуло».
Каждое самостоятельное княжение било свою разменную монету, серебряную и медную. В значительном количестве дошедшие до нас деньги этого времени обыкновенно представляют маленькие, тонкие, неправильные кружки и овалы с грубо оттиснутыми надписями и весьма различными изображениями. Деньги московские, наиболее распространенные, имеем начиная с великого князя Ивана II Ивановича. На них оттиснуты изображения вооруженных людей пеших и конных, драконов, грифонов, животных, птиц и прочих. На этих московских монетах находим надписи с обозначением имени великого князя, иногда с прибавлением «всея Руси», иногда еще слова «деньга московская» (или «пуло московское»). Кроме того, на многих серебряных деньгах встречаются еще изображение татарской тамги и арабская надпись с именем золотоордынского хана; такие надписи делались, вероятно, по требованию ханов в знак даннических отношений. Они попадаются особенно часто во время Тохтамыша на монетах Димитрия Ивановича и Василия Дмитриевича, но потом эти арабско-татарские надписи постепенно исчезают. Деньги и пулы князей Рязанских и Тверских, подобно московским, также имеют различные изображения и надписи с именами князей.
Что касается до Новгорода Великого и Пскова, то от них за время самобытности дошло до нас немало серебряных слитков или рублей, но довольно незначительное количество денег и пул. Дело в том, что в эти города, благодаря постоянной внешней торговле, в большом количестве приливала монета иностранная, как серебряная, так и золотая, каковы шведские артиги, любские шиллинги, немецкие серебряные марки, золотые корабленики (английские, с изображением корабля) и золотые угорские. При посещении Новгорода Иваном III в 1475 году владыка и бояре подносили ему в подарок по сотне и по нескольку сот золотых кораблеников; из чего видно, в каком количестве накоплялись они в сундуках новгородских богачей.
Различные изображения на русских деньгах и пулах, надобно полагать, суть не что иное, как печати; в Древней Руси не только князья имели каждый особое изображение на своей печати, но также бояре, лица духовные и лица незнатные. Эти печати в большом количестве дошли до нас, привешенные к грамотам и актам того времени, иногда металлические (серебряные и особенно свинцовые), но большей частью восковые. Князья, подобно епископам, иногда для печати употребляли изображение святого их имени, а иногда помянутые выше различные фигуры людей и животных. Между прочим, во время Василия Темного на московских монетах и печатях чаще стало появляться изображение всадника, поражающего копьем змея. Этот всадник с копьем почитается за Георгия Победоносца и вместе с тем за герб великого княжения Московского. Тогда как всадник с поднятым мечом по преимуществу усвоивается гербу великого княжения Литовского. Гербом Новгорода и Пскова, судя по монетам и печатям при грамотах, служило изображение бегущего в поле барса[85].
XЦерковь и книжная словесность в ту же эпоху
Русские иерархи. — Кормчая книга. — Ханские ярлыки. — Церковное землевладение. — Размножение монастырей. — Замечательнейшие из них. — Кирилл Белозерский. — Быт и характер монастырей. — Сказания о Щиловой и Колоцкой обители. — Стефан Пермский. — Легенда о земном рае. — Ересь Стригольников и борьба с нею. — Сугубая аллилуйя. — Суеверия и грубость нравов. — Упадок просвещения и малограмотность священников. — Выдающиеся церковные писатели. — Киприан и влияние югославянское. — Жития святых. — Епифаний и Пахомий Серб. — «Умильные повести» и «Поведание о Мамаевом побоище». — Новгородские легенды. — Записки русских путешественников. — Литература переводная. — Рукописные сборники. — Апокрифы. — Заговоры и гадания. — Летописи. — Их государственное значение. — Миниатюры. — Иконопись. — Андрей Рублев. — Храмовое зодчество. — Саккос митрополита Фотия
Из всех сторон древней русской гражданственности в тяжкую эпоху татарского ига наибольшую твердость и устойчивость оказала Православная церковь, верно хранившая главные уставы и предания прежних времен. Число русских епархий умножилось (до восемнадцати) как вследствие некоторых разделений, так и вследствие распространения самого христианства; являются новые епархии: Холмская, Луцкая, Тверская, Коломенская, Саранская, Пермская и некоторые другие. Постепенное политическое распадение Руси на Северо-Восточную или Московскую и Юго-Западную или Литовскую, как известно, сопровождалось со стороны последней рядом попыток к разделению русской митрополии также на две отдельные кафедры, и эти попытки наконец увенчались успехом. Относительно самих митрополитов совершается важная перемена: с переселением их из Киева во Владимир и Москву, вместо греков или южных славян, чаще и чаще восходят на митрополичью кафедру иерархи из природных русских. На епархиальных или епископских кафедрах греки встречаются уже довольно редко. Такая перемена немало способствовала тому, что православие все более и более входило в плоть и кровь русского народа и получало характер церкви вполне национальной. А в конце этого периода, с падением Византии и водворением на ее месте Турецкой державы, устраняются прежние подчиненные отношения русской иерархии к Цареградскому патриархату; прекратились поездки туда митрополитов для своего поставления; наша иерархия приобретает почти полную внешнюю независимость, сохраняя, однако, неразрывные канонические связи с церквями греческого Востока. Вообще эта внешняя независимость пришла в то время, когда Русская церковь уже настолько прониклась уставами и преданиями греческого православия, что никакие политические перевороты и бури не могли поколебать ее основ.
Вместе с внешней независимостию нашей иерархии, однако, усиливаются в эту эпоху ее подчиненные отношения к власти государственной или великокняжеской, и только архиереи, отличавшиеся особыми дарованиями и твердым характером, умели отстаивать достоинство своего сана от излишних притязаний со стороны князей или говорить резкую правду прямо им в лицо.