К сожалению, это произведение не дошло до нас в первоначальном своем виде. Составляя одно из любимейших чтений в Древней Руси, оно подвергалось разным вставкам и переделкам, вызывало подражания и заимствования; так что получилось несколько сказаний (собственно, разных редакций или вариантов), и теперь трудно отделить то, что принадлежало первоначальному сочинителю. Во всяком случае, если сравним это «Сказание о Мамаевом побоище» со «Словом о полку Игореве», то ясно увидим, насколько русское литературное и поэтическое творчество татарской эпохи стоит ниже эпохи дотатарской; следовательно, варварское иго и в этой области неизбежно наложило свою тяжелую печать и отодвинуло назад более разностороннее и более свободное развитие образованности и народного гения.
К отделу повестей и сказаний относятся и многие областные легенды, проникнутые элементом чудесного. Эти легенды обыкновенно связаны или с основанием какого-либо храма, или с прославлением какой-либо местной святыни. Подобными сказаниями особенно богата новгородская письменность. Таковы, например, легенды: о посаднике Добрыне и построении Варяжской божницы, о путешествии архиепископа Иоанна в Иерусалим в одну ночь, о посаднике Щиле, о победе новгородцев над суздальцами или о чуде от иконы Богородицы, о чудесном принесении белого святительского клобука из Рима в Новгород, о видении пономаря Тарасия и так далее. Последняя легенда, то есть видение Тарасия, принадлежит к циклу легенд об одном из самых уважаемых в Новгороде святых, о Варлааме Хутынском. Содержание ее следующее: однажды ночью в Спасском храме Хутынского монастыря пономарь его Тарасий увидал все свечи зажженными и преподобного Варлаама, исходящего из своей гробницы. Преподобный возвещает Тарасию близкую гибель Великого Новгорода и посылает его на церковный верх. В первый раз Тарасий увидал озеро Ильмень высоко поднявшимся над городом и готовым его поглотить. Варлаам усердно молится и посылает пономаря вторично наверх. Тот видит множество ангелов, огненными стрелами поражающих новгородских мужей и жен. Святой опять молится и посылает Тарасия в третий раз; тот видит над городом огненную тучу. Варлаам объясняет, что молитвами Пресвятой Богородицы и всех святых Господь помилует Новгород от страшного потопа, грозившего потопить весь город за его беззакония и неправды; но пошлет на него сначала трехлетнюю моровую язву, а потом сильный пожар, который истребит Торговую сторону. Что и сбылось согласно со словами преподобного.
К области исторических произведений в Древней Руси следует отнести и некоторые записки русских людей об их путешествиях или хождениях в чужие страны. При большом количестве русских паломников, ходивших на поклонение святыням в Царьград, на Афон и в Иерусалим, естественно, некоторые из них, наиболее книжные, потом в назидание другим описывали виденное и слышанное, по примеру известного «хождения» Даниила игумена в начале XII века. В половине XIV века описал свое путешествие в Царьград новгородский инок Стефан. Здесь с особенным удивлением он говорит о великолепии Цареградской Софии и распространяется о конной статуе Юстиниана Великого. Любопытно его известие о том, что цареградский Студийский монастырь по-прежнему служит приютом для русских паломников и книжников. Стефан встретил там двух своих земляков-новгородцев, которые занимались списыванием книг. От конца того же столетия имеем «хождение» митрополита Пимена в Царьград, написанное одним из его спутников, именно смоленским иеродиаконом Игнатием. Отрывки из этого путешествия, относящиеся к странам рязанским и полонским, мы привели выше. Затем он также описывает цареградские святыни, а после того вкратце говорит о посещении Иерусалима, куда ездил уже один. В его писание вставлены два любопытных рассказа о совершившихся в то время событиях: первый о турецком султане Амурате и его смерти (на Косовом поле), второй о венчании на царство византийского императора Мануила.
От XV века имеем путешествие иеродиакона Троицкой лавры Зосимы, посетившего Царьград, Афон и Иерусалим, и записи суздальского иеромонаха Симеона, одного из спутников митрополита Исидора на Флорентийский собор. Эти любопытные записки проникнуты постоянным удивлением автора к виденным им немецким и итальянским городам, к их прекрасным каменным зданиям, фонтанам, статуям, часозвонам с хитрым механизмом и другим чертам западноевропейской гражданственности, в то время уже далеко ушедшей вперед сравнительно с нашей Русью. Тому же Симеону, по-видимому, принадлежит и любопытная «повесть» об осьмом или Флорентийском соборе. А главному спутнику Исидора, суздальскому епископу Авраамию, приписывают рассказ о виденном им в одном флорентийском монастыре представлении божественной мистерии «Благовещение Пресвятой Богородицы». Самое же дальнее и самое необычное путешествие совершено было в этом веке тверским купцом Афанасием Никитиным. Увлекаемый торговой предприимчивостью и жаждой видеть новые страны, он Волгой и Каспийским морем отправился в Персию, а оттуда морем же пробрался в Индию, где пробыл три года. После многих приключений и опасностей он вернулся на Русь в 1472 году. Свое путешествие и виденные им разные диковинки Никитин описал под именем «Хождения за три моря». В этом описании везде сказывается горячая преданность автора православию и родине. Никитин постоянно скорбит о том, что посреди басурман не мог строго соблюдать православные посты и праздники; а из всех стран мира самая прекрасная, по его мнению, это Русская земля.
По всей вероятности, кем-либо из русских паломников, посещавших святые места на греческом Востоке и наблюдавших совершавшиеся там события, написана довольно пространная повесть «О создании Царьграда и взятии его турками», возбуждавшая, очевидно, большой интерес у наших предков. Несомненно исторические подробности здесь, по обычаю того времени, перемешаны с некоторыми легендарными чертами. Но любопытно, во-первых, то, что автор по части правосудия и крепости нравов отдает предпочтение туркам перед греками; чем и объясняет падение царства сих последних. А во-вторых, уже в те времена, как видно из той же повести, сложилось предсказание, что русский народ некогда низвергнет Турецкую державу и водворится в Седмихолмном городе.
Но все произведения собственно русской словесности составляли только часть того, что находилось в обращении или что списывалось и читалось нашими предками. У них была довольно обширная литература переводная или собственно византийская, преимущественно духовного содержания, то есть заключающая в себе книги Священного Писания и толкования на них, творения отцов церкви, книги богослужебные, жития святых, церковные поучения и прочие, а также и содержания светского, с заимствованиями из литературы персидской, арабской и даже индийской. Переводы этих книг отчасти переходили к нам от южных славян, но многие были исполнены прямо русскими или для России. Вся сия книжная словесность того времени дошла до нас по преимуществу в виде многочисленных рукописных сборников. Составление подобных сборников, очевидно, соответствовало вкусам и потребностям времени; ибо они представляли разнообразный материал для чтения. По господствующему содержанию некоторые сборники, как и прежде, носили особые заглавия; например: «палея», если заключали в себе преимущественно сказания ветхозаветные; «хронограф», если представляли собрание рассказов из всеобщей истории, иногда с примесью русской; «пролог» и «патерик» — сборники житий; далее «златоструй», «измарагд», «златая цепь», а также «каноники», «трефолои» (сборники канонические и богослужебные) и прочие. Но большая часть дошедших до нас рукописных сборников не имела никаких заглавий и названий и заключала в себе статьи самого разнообразного содержания. Тут рядом с житием святого, или с нравственным поучением, или с сочинением против латин и тому подобными встречаются: сказки о Соломоне, о Троянской войне, об Акире Премудром, повесть о Варлааме и Иоасафе царевиче, Александрия (сказания об Александре Македонском), фантастическое сказание об Индийском царстве, Стефанит и Ихнилат (заимствованное из Индии собрание басен из нравоучительных притчей), сказание «о Мутьянском воеводе Дракуле» (жившем в первой половине XV века и отличавшемся своею жестокостью) и прочие. Посреди переводных статей здесь нередко видим и чисто русские произведения. Впрочем, произведения литературы переводной и югославянской очень часто при переписывании подвергались сокращениям или дополнениям и вообще переделывались согласно с понятиями и вкусом русских книжников, и таким образом получали русскую редакцию.
В составе этой переводной и югославянской литературы видное место занимали книги «отреченные» или «апокрифические», то есть разные легенды о событиях и лицах священной и церковной истории, признаваемые церковью ложными. Высшая иерархия обыкновенно вооружалась против таких произведений, запрещала их чтение и составляла индексы, то есть перечни отреченных или ложных книг. Так, митрополит Киприан в своем Молитвеннике поместил целую статью «о книгах запрещенных». В числе их упоминаются: сказания об Адаме, Энохе, патриархах, о лествице Иаковле, о Китоврасе или Асмодее (из цикла легенд о Соломоне), о крестном древе Спасителя, хождение Богородицы по мукам и прочие. Содержание последней легенды заключается в том, что Богородица в сопровождении архангела Михаила входит в ад, чтобы видеть муки грешников: на одном месте томятся во тьме неверные или язычники, на другом грешники мучаются в волнах огненной реки, на третьем в огненном облаке, на четвертом в кипящей смоле (иудеи), на пятом в огненном озере. Богородица молит Бога Отца избавить грешников от мучений, но тщетно. Она созывает пророков и апостолов, наконец, приглашает все силы небесные, чтобы молились с нею, павши ниц перед престолом Господа. Тогда Бог послал своего Единородного Сына, и Сын Божий дал мучающимся в аду покой от мучений с Великого четверга до святой Пятидесятницы.
Подобные апокрифические легенды были весьма распространены в Средние века во всем христианском мире. Первоначально они не возбуждали последствия, так как имели вообще благочестивый, поучительный характер. Но потом ими стали пользоваться разные еретические секты. Так, в России они распространялись преимущественно из Болгарии, где получили примесь богумильской ереси. А у нас подвергались еще новым переделкам и примеси разных народных суеверий. Но напрасно церковная иерархия вооружалась против этих произведений. Они удовлетворяли незатейливому вкусу наших предков и потребности в чудесных и вместе благочестивых рассказах; а потому количество подобных книг постепенно умножалось, и они часто встречаются в сборниках той эпохи, особенно в так называемых палеях. Сами пастыри церкви не были иногда чужды тем верованиям, которые распространялись отреченными книгами; пример чему мы видели у архиепископа новгородского Василия в его послании о сохранившемся земном рае. Некоторые ложные сказания из палеи проникли и в наши летописи.