История России. Московско-литовский период, или Собиратели Руси. Начало XIV — конец XV века — страница 93 из 114

С именем митрополита Фотия связан один любопытный памятник: его саккос, который хранится в Московской Патриаршей ризнице, посреди других древних святительских облачений.

Этот саккос самой простой формы, то есть состоит из двух четвероугольных полотнищ с вырезкой для головы и с очень короткими зарукавьями. Главная его драгоценность заключается в тех священных изображениях (праздниках и святых), которыми он сплошь покрыт с обеих сторон и которые вышиты по голубому атласу золотом, серебром, цветным шелком и, кроме того, обнизаны жемчугом. Но что особенно для нас любопытно, это портретные изображения, помещенные на передней стороне саккоса в самом подоле. Направо от зрителя представлены московский великий князь Василий Дмитриевич и его супруга Софья Витовтовна, а налево греческий император Иоанн Палеолог и его супруга Анна (дочь Василия и Софьи), рядом с императором изображен и сам митрополит Фотий. Три последних лица обозначены греческими подписями, а великий князь и княгиня славянскими. Вероятно, изображения сделаны в Константинополе греческими мастерами, но назначались для России. Василий Дмитриевич на этом портрете имеет мужественное лицо с черными усами и умеренной бородой, раздвоившейся на конце. На нем низко подпоясанный кафтан красного цвета с клетками и узкие зеленые порты, запрятанные в высокие сапоги из красного сафьяна, в трех местах перехваченные застежками; сверху накинут довольно короткий плащ, или «приволока», зеленого цвета с золотыми разводами на синей подкладке. На правой руке видно золотое запястье, этой рукой он держит скипетр, унизанный жемчугом. На голове у великого князя золотой венец, вверху с крестами и красной бархатной тульей. На великой княгине Софье род сарафана из серебряной парчи с красными клетками в золотых рамах; сарафан украшен золотым ожерельем с таким же передником и поясом. Сверх сарафана шубка или длинный плащ золотой с серебряными кругами и в них синими и красными крестами. На княгине венец почти такой же формы, как и на ее супруге. Иоанн Палеолог и его супруга изображены в византийском императорском облачении с нимбом или венцом святости вокруг головы. А митрополит Фотий представлен в золотом саккосе с крестами в красных кругах; сверх саккоса серебряный омофор с золотыми крестами. Голова Фотия не покрыта, видны густые черные волосы и окладистая борода, вокруг головы такой же нимб, как и у других изображенных здесь святителей[91].

XIТоржество объединения и независимости при Иване III

Ранняя опытность Ивана III Великого. — Партия Борецких в Новгороде и союз с Казимиром. — Знамения. — Приготовления к войне и поход московской рати. — Шелонская битва. — Коростынский договор. — Палеологи. — Сватовство и брак Ивана с Софьей. — Смуты в Новгороде и поездка туда великого князя. — Вопрос о наименовании его государем. — Второй поход на Новгород. — Осада. — Переговоры об условиях сдачи. — Конец вечу и присяга на подданство. — Неудачное восстание. — Невольное переселение новгородцев. — Союз Казимира с Ахматом. — Москвитяне и татары на берегах Угры. — Нерешительность Ивана III. — Народный ропот и послание архиепископа Вассиана. — Конец игу. — Его следы. — Присоединение Твери и части Рязанской земли. — Ссора Ивана с двумя братьями. — Покорение Вятки и Перми. — Отношения псковские и казанские


Сын и преемник Василия Темного Тимофей-Иван родился в 1440 году (22 января). Позднейшее сказание украсило его рождение пророчеством известного юродивого Михаила Клопского в Новгороде: Михаил будто бы начал звонить в колокола и сошедшемуся народу, в том числе владыке Евфимию II, объявил, что у великого князя Василия родился сын, который страшен будет всем окрестным странам и разрушит вольность новгородскую.

Будущий великий собиратель Руси провел свое детство под тяжелыми впечатлениями московских междоусобий, воздвигнутых Димитрием Шемякой на Василия Васильевича, сопровождавшихся пленением и ослеплением сего последнего. Утвердясь окончательно на московском престоле, Темный поспешил упрочить престоленаследие за своим старшим сыном, сделав его своим соправителем с титулом великого князя. По всем признакам, Иоанн еще в отроческих летах принимал деятельное участие в правительственных делах и был усердным помощником своему слепому отцу.

Между прочим, он неоднократно совершал походы против татар, сначала под руководством опытных воевод; а в 1459 году, начальствуя большой ратью, он на берегах Оки отбил нашествие Сеид-Ахметовой орды. Эта победа считалась современниками настолько важной, что в память ее митрополит Иона соорудил у соборного Успенского храма на южной стороне придел во имя Похвалы Богородицы.

Таким образом, наследуя после своего отца великое княжение, двадцатидвухлетний Иоанн обладал уже значительной гражданской и воинской опытностью. Его замечательный государственный ум и необычайная сила воли немедленно дали себя знать во всех важных делах, внешних и внутренних. Политика Ивана III строго следовала по пути, намеченному предыдущей историей; он неуклонно двигал далее или приводил к концу важнейшие начинания своих предшественников. Поэтому государственная история России в его время по-прежнему сосредоточивается на трех главных сторонах, каковы: собирание Северо-Восточной Руси под верховенством Москвы, борьба с татарами и отношения к Литве.

Относительно собирания Руси самым важным деянием Ивана Васильевича было присоединение Великого Новгорода со всеми его обширными владениями.


Мы видели, что новгородское народоправление ко второй половине XV века, по всем признакам, находилось уже в периоде упадка, так что в 1456 году поход Василия Темного ясно указал на близкий конец новгородской самобытности. Жалобы на недостаток правого суда и обиды от богатых бедным, вражда простого народа к боярству, партии, раздиравшие вече, заметная вялость правительственных лиц, явное ослабление воинского духа, вытесняемого духом торгашества, — все эти внутренние причины немало способствовали наступившему падению самобытности; не должно, однако, забывать, что важнейшая его причина заключалась в усилении Москвы, которое достигло той степени, когда борьба с нею одними собственными средствами сделалась невозможной для Новгорода. Поэтому, ввиду все более надвигающейся тучи, естественно здесь явилась многочисленная партия, которая вздумала искать союза и поддержки у главного соперника Москвы, то есть у великого князя Литовско-Русского Казимира IV; а так как он в то же время был королем Польским, то новгородские его сторонники надеялись найти в нем могущественного союзника и покровителя. Но король был католик, и это обстоятельство отвращало от литовского союза сердца многих новгородцев, а особенно духовных лиц, в том числе архиепископа Ионы, который пользовался народным уважением. Поэтому только после кончины сего владыки (в 1470 г.) литовская партия выступила открыто и начала действовать решительно.

Ничто так не свидетельствует о внутреннем упадке Великого Новгорода, как полный недостаток мужей, которые бы выдвинулись в эту эпоху своими талантами и гражданскими доблестями. Весьма любопытно для нас явление, что в самое критическое время его истории на переднем плане является женщина, которая своей энергией и усердием к делу новгородской самобытности затмевает всех современных ей новгородцев. То была Марфа, богатая вдова посадника Исаака Борецкого, мать двух сыновей, Димитрия и Федора, из которых старший также одно время занимал должность посадника. Хотя знатные женщины вообще, а в особенности богатые вдовы, пользовались в Новгороде большим почетом и влиянием, чем где-либо в остальной Руси, однако, повторяю, нельзя не обратить должного внимания на то, что в эту знаменательную эпоху здесь во главе патриотической партии является именно женщина. Большой боярский двор Борецких находился в Неревском конце на Волховском побережье; здесь часто собирались сторонники литовского союза, чтобы бражничать и обсуждать средства для борьбы с Москвой. Под влиянием этой партии, вслед за кончиной архиепископа Ионы, из Литовской Руси был призван правнук Ольгерда Михаил Олелькович, брат киевского князя Симеона Олельковича, со своей дружиной. В то же время литовская партия выставила своего кандидата на архиепископский стол, именно монаха Пимена, бывшего владычным ключником. Заведуя софийской казной, он еще при жизни Ионы похищал деньги и передавал их Марфе для подкупов на вече. Ее единомышленники, желая разрыва с Москвой, хотели, чтобы преемник Ионы принял поставление не от московского митрополита Филиппа, а от киевского Григория, который был учеником известного приверженца унии Исидора. Пимен заранее соглашался на это желание. Однако литовской партии не удалось провести его помимо обычного избрания; она успела только поместить его в число трех кандидатов. Но на софийском престоле остался жребий не его, а инока Феофила, владычного протодьякона. Когда поднялся спор о том, куда ехать на поставление, к московскому или литовскому митрополиту, духовенство и сторонники Москвы одержали верх и к великому князю отправили посла просить «опасной» (охранной) грамоты для приезда нареченного владыки на поставление в Москву. Партия Борецких на этот раз потерпела поражение.

Меж тем еще прежде начались разные неудовольствия и пререкания новгородского веча и властей как с великокняжескими наместниками, пребывавшими на Городище, так и с самим великим князем. Новгородцы явно стали нарушать условия Яжелбицкого договора. Иван уже замыслил поход для смирения строптивых вечников и послал в Псков объявить, чтобы там готовились идти на Новгород, если сей последний не будет «бить челом и не исправится». Однако он благосклонно принял новгородского посла и дал опасную грамоту на проезд в Москву для нареченного владыки со свитой. Но когда этот посол воротился в Новгород, здесь обстоятельства успели уже совсем перемениться.

Партия Борецких усердно принялась возбуждать чернь с помощью подкупов, вина и разных убеждений. Особенно помогла ей пришедшая из Пскова весть о том, что