великий князь уже готовится к походу и поднимает псковичей на новгородцев. Начались шумные народные сборища и бурные веча. «Худые мужики вечники» звонили в колокола и кричали: «Не хотим великого князя Московского! Хотим за короля!» Московская сторона, состоявшая большей частью из людей степенных и зажиточных, в свою очередь говорила, что нельзя им, православным людям, отдаться за короля-латинянина. От криков дело стало доходить до драк; легкомысленная боярская молодежь и буйная пьяная чернь бросали каменьями в своих противников и успели так их застращать, что многие степенные люди боялись показаться на вече. Таким образом, увлеченное партией Борецких, вече решило признать своим князем короля Казимира и отправило к нему посольство, во главе которого поставлены были два старых посадника, Димитрий Борецкий и Афанасий Астафьевич. Это посольство заключило с королем договорную грамоту почти на тех же условиях, на которых были основаны договоры с великими князьями Московскими. Только прибавлена была статья относительно неприкосновенности православной веры: королевский наместник на Городище должен быть веры греческой, а не латинской; при нем, по обычаю, состояли бы тиун, дворецкий и дружина, но последняя не более как из 50 человек.
Получив известие об этом договоре, Иван III поступил со свойственными ему расчетом и осмотрительностью. Прежде нежели предпринять поход, он не однажды отправлял к новгородцам послов с грамотами, в которых говорил, что они всегда были за родом Владимира Св. и никогда за великими князьями Литовскими, призывал их к исправлению и обещал их жаловать. В то же время и митрополит Филипп писал в Новгород послания: он увещевал новгородцев не изменять православию и не отступать к латинскому государю; указывал на пример Византии, которая стояла до тех пор, пока сохраняла благочестие, и как заключила унию с латиною, так и впала в руки поганых турок. Митрополит обращался также к нареченному владыке Феофилу, к духовенству, к боярам и купцам и убеждал их стоять за православие и удерживать народ от злых начинаний. Таким образом, московское правительство, гражданское и духовное, искусно затрагивало чувствительную струну в русском народе и в самом начале давало союзу Новгорода с Литвой вид измены православию и отступления в латинство[92].
Увещания эти подействовали на значительную часть новгородцев; но партия Борецких заглушила их голоса на вечах криками: «Мы не отчина московского князя! Мы вольные люди! Хотим за короля!» Московские послы возвращались без успеха.
Война сделалась неизбежна.
Великие бедствия, по народным преданиям, обыкновенно сопровождаются или предваряются разными знамениями и чудесными явлениями. Падение Новгорода, если верить новгородским летописцам, также имело свои предзнаменования. Например, великая буря сломала крест на Св. Софии; в притворе того же храма на гробах двух архиепископов, Симеона и Мартирия, показалась кровь; у Св. Спаса в Хутынском монастыре колокола, называемые Корсунскими, звонили сами собой; а в одном женском монастыре (Св. Евфимии) от иконы Богородицы из очей не раз истекали слезы. Кроме того, в житии Зосимы Соловецкого рассказывается следующее предание. Преподобный отшельник прибыл в Новгород хлопотать об отдаче острова во владение его монастырю и действительно получил от веча грамоту на это владение. Тут однажды он был в числе гостей, приглашенных Марфой Борецкой. Во время пира, сидя за столом, старец вдруг ужаснулся и сделался печален, но ничего не сказал. После он открыл другому соловецкому старцу, что в числе бояр, сидевших за столом, он увидал некоторых без голов. Впоследствии этим боярам действительно были отрублены головы по приказу великого князя.
Не торопясь, обдуманно, рассчитывая каждый шаг, приступил Иоанн Васильевич к решительным действиям против Новгорода. Сначала он совещался с матерью своей Марией, митрополитом Филиппом и ближними боярами; они дали ему совет, возложив упование на Бога, идти на новгородцев за их отступление и неисправление. После этой как бы малой или предварительной думы великий князь созвал великую думу, на которую съехались его братья, епископы, подручные и служебные князья, бояре, воеводы и дворяне. Тут он объявил о непокорстве и измене Новгорода и спрашивал: идти ли на них немедленно? Ибо начиналось летнее время, а известно, что земля Новгородская обилует реками, озерами, болотами и топями; прежние великие князья летом в нее не хаживали, а кто ходил, много людей терял. После долгих рассуждений великая дума пришла к тому же решению, как и малая: возложить упование на Господа и Богородицу, идти немедля и наказать изменников. Тут, как и при всяком удобном случае, явно сказались старое соперничество Суздальского края с Новгородским и полное сочувствие московского населения к собиранию Руси под своим верховенством. К этому сочувствию еще присоединилось негодование на новгородцев, выставленных как бы отступающими от православия. Опираясь на это общественное сочувствие и даже одушевление, Иван III повсюду разослал приказ вооружаться и выступать в поход. В Новгород отправлены были «разметные грамоты»; в то же время московский князь потребовал вспомогательных войск от своего шурина Михаила Борисовича Тверского и псковичей.
Иван III распределил поход следующим образом. Боярина Бориса Слепца отправил в Вятку, чтобы с вятчанами идти на Двинскую землю; к нему должен был присоединиться устюжский воевода Василий Образец с устюжанами. Собственно в Новгородскую область он послал две передовые рати: одна под главным начальством князя Даниила Холмского должна была идти к Русе и потом, соединясь с псковичами, напасть на Новгород с запада; другая под начальством князя Ивана Оболенского-Стриги пошла на Волочек и на Мету, чтобы ударить с востока. Меж тем великий князь велел служить молебны и раздавать милостыни церквам, монастырям и нищим. Сам он усердно молился в Успенском соборе перед Владимирской иконой Богородицы и над гробами митрополитов: Петра, Феогноста, Киприана, Фотия, Ионы, а также в Пудовом монастыре у гробницы Алексея митрополита, потом в Архангельском соборе над гробами предков своих начиная с Ивана Калиты. Наконец, взяв благословение у Филиппа митрополита, он торжественно выступил из Москвы 20 июня с главной ратью. Иван III не забыл взять с собой дьяка Степана Бородатого, который был весьма начитан в русских летописях и потому мог припомнить новгородцам все их прежние измены великим князьям. Столицу он поручил сыну своему Иоанну Молодому и брату Андрею Меньшому. Прочие его братья, Юрий, Андрей Большой и Борис, со своими дружинами участвовали в походе; а в Торжке присоединилась к нему тверская рать. Вступив в землю новгородскую, войска великокняжеские принялись ее жестоко опустошать, то есть жечь, пленить и грабить; особым усердием к опустошению отличались, конечно, служилые татарские отряды; в их числе были и касимовцы со своим царевичем Даньяром. Великий князь, однако, запретил татарам брать в плен христианское население.
Сама природа как бы благоприятствовала этому губительному походу; лето случилось необычайно сухое и знойное, так что многие болота и топи пересохли, и войска со своими обозами беспрепятственно двигались по таким местам, которые в другое время были почти непроходимы.
Что же выставил Великий Новгород против этих ратей, надвигавшихся на него с разных сторон?
Надежда на литовскую помощь уже с самого начала оказалась обманутой. Отвлекаемый другими делами, вялый и нерешительный Казимир не принимал никакого участия в войне Новгорода с Москвой. Мало того, как раз перед началом войны князь Михаил Олелькович, получив известие о кончине брата Симеона, со своей западнорусской дружиной покинул Новгород и поспешил в Киев, надеясь наследовать там брату; причем дорогой шел как неприятель, в Русе насильно собрал оброки, а по селам грабил до самого рубежа. В Новгороде оставался еще служилый князь Василий Шуйский Гребенка, потомок суздальских князей, лишенных удела и потому неприязненный Москве. Новгородцы отправили его на Двину, чтобы оборонять Заволочье. Посольство во Пскове с приглашением соединиться против Москвы не имело успеха. Псковичи, наоборот, склонились на требование великого князя и начали «рубить» (собирать) войско на новгородцев. Предоставленные одним собственным силам, новгородцы первое время не теряли бодрости и успели вооружить довольно многочисленную рать. От вожаков воинственной новгородской партии, по-видимому, не укрылась стратегическая ошибка Ивана III. Его полки хотя были многочисленны, но разделены на разные отряды, которые шли разными дорогами и, занимаясь грабежом беззащитных сел, вероятно, не соблюдали воинских предосторожностей. Новгородское ополчение могло бить их по частям, если бы действовало быстро и дружно. И действительно, это ополчение прежде всего пошло на отряд Даниила Холмского, который, взяв и предав пламени город Русу, медленно двигался далее по направлению к Шелони, поджидая вспомогательное войско псковичей. Новгородцы рассчитывали внезапно ударить на Холмского и уничтожить его отряд прежде, нежели он успеет соединиться с псковичами, а потом обратиться на сих последних. Меж тем как новгородская конница обходила западный берег Ильменя, часть пехоты высадилась на его южном берегу около селения Коростыно. Но московская стража, поставленная на берегу озера, вовремя заметила неприятелей и дала знать Холмскому. Тот успел собрать свою рать и сам ударил на новгородскую пехоту; она сражалась довольно мужественно, но была разбита потому, что находившийся поблизости конный полк не поспешил к ней на помощь. Этот полк, выставленный архиепископом Феофилом, отозвался тем, что владыка послал его против псковичей, а не против великого князя. Новый владыка вообще обнаружил нерешительность и склонялся более на сторону Москвы.
Ожесточение москвитян против новгородцев сказалось в том, что победители многим пленным отрезали носы, уши, губы и в таком виде отпускали их домой; а снятые с пленных доспехи бросали в воду или в огонь, не желая пользоваться оружием изменников. Вслед за тем победители узнали, что другая часть пешей новгородской рати на судах вошла в устье Полы и поднялась до Русы. Москвитяне быстро воротились к этому городу и разбили высадившихся здесь неприятелей. Вероятно, новгородский план состоял в том, чтобы ударить на отряд Холмского с разных сторон: одна часть пехоты от Коростына вбок, другая часть от Русы в тыл, а конное ополчение от Шелони в лицо. Но оплошность и неумелость новгородских предводителей доставили Холмскому и товарищу его Федору Давидовичу случай их самих разбить по частям, так как они вступали в дело без всякой взаимной связи.