на три части: одна воеводе, другая судьям, а остальная «третина» наместнику. Если судья возьмет пересуд более положенного в законе, то должен воротить его с навязкой (надбавкой) и, кроме того, заплатить 12 рублей штрафа в казну господарскую. При денежных взысканиях по суду допускается грабеж: если подсудимый, присужденный к уплате в назначенный срок, не заплатит, то судьи берут вижа из ближайшего господарского двора, в его присутствии производят грабеж в доме подсудимого и отдают награбленное истцу, причем опять назначается срок для взыскания, и только по истечении его истец может полностью воспользоваться награбленным. Между державцами отличаются новые, которые недавно названы державцами, а «прежде именовались тивунами»; они не имеют права судить шляхтичей и господарских бояр, которые подсудны только воеводам, старостам и маршалкам. Затем идут постановления о вызовах в суд посредством децких и вижов, о прокураторах (адвокатах), светках (свидетелях), гвалтах (насилиях), годовщинах (убийствах), звадах (драках), тяжбах, относящихся к земле, охотничьим пущам, бортным деревьям, бобровым гонам, к долгам, закладам, к кражам скота, хлеба, домашней птицы и прочему. Вора, у которого найдут поличное, разрешается мучить (пытать) три раза в день, но без членовредительства. Если же не допытаются сознания, то кто его дал на муку, платит ему надбавки по полтине грошей за каждую муку, исключая того случая, когда истязаемый, зная чары, муки не ощущал. Если же кто умрет под пыткой, то истец платит за него годовщину, смотря по человеку. Относительно смертоубийства статут находится еще отчасти на почве Русской правды, то есть платежа виры или годовщины. Так, если шляхтич убьет шляхтича в драке, то платит его близким сто коп грошей, а другую сотню грошей в скарб господарский. За убийство путного человека полагается годовщина 12 рублей грошей, за бортника восемь; за ремесленников столько же, сколько за путных людей, тоже за тивунов и приставов; но за «тяглого мужика» только 10 копеек грошей, а за «невольного паробка» половину того. Статут, однако, не скупится и на смертную казнь. Ей подлежат: кто подделывает государственные листы (письма) или печати, кто сделает насилие или ранит государственного урядника при исполнении его обязанностей; кто на войне покинет сторожевой пост или в назначенный срок не явится на оборону крепости, а тем воспользуется неприятель; кто сделает наезд на другого и учинит насилие (гвалт), кто изнасилует женщину. За воровство с поличным большей частью назначается виселица. Вору, укравшему что-либо с господарского двора, ценностью меньше полукопья, обрезались уши.
Вообще Литовский статут во многом отражает на себе грубость современных нравов и является смесью древнерусских юридических понятий и обычаев (наиболее сохранившихся при посредстве копных судов) с новыми влияниями, преимущественно польскими; а через последние, особенно через Магдебургское право, прошло сюда и влияние римского права; это влияние отразилось в довольно систематическом изложении разнообразных нескладных и плохо согласованных между собой статей самого свода[21].
По всем признакам, в этом первоначальном своем виде Литовский статут имел многие пробелы и недостатки, которые давали широкий простор разным злоупотреблениям и произволу, особенно в деле правосудия. На сеймах не раз раздавались жалобы на такие пробелы и недостатки, слышались требования пересмотра и дополнения. От половины XVI века мы имеем любопытное латинское сочинение одного образованного литвина, по имени Михалона: «О нравах татар, литовцев и москвитян» (De moribus Tartarorum, Lituanorum et Moscorum). Оно дошло до нас, впрочем, не вполне, а в отрывках. Этот Михалон (или Михайло) вообще не доволен современным ему порядком вещей в своем отечестве, скорбит об утрате старой простоты нравов; сравнивая литвинов (и западноруссов) с татарами и москвитянами, нередко отдает предпочтение этим обоим соседям и темными красками рисует разные стороны отечественного строя и быта. Между прочим, вот какими чертами изображает он состояние судопроизводства, основанного на Судебнике Казимира IV и первом Литовском статуте.
У татар, по мнению Михалона, правосудие лучше. «На обязанность судьи эти варвары смотрят не как на средство к наживе, а как на службу ближнему. Они тотчас отдают всякому то, что ему принадлежит; а у нас судья берет десятую часть цены спорной вещи с невинного истца. Это вознаграждение судье называется пересуд и должно быть немедленно уплачено в суд. Если же тяжба идет о небольшом клочке земли, то взимается не десятая часть, а сто грошей, хотя бы предмет иска не стоил этой цены. В делах личной обиды и оскорбления судья берет с виновного, в качестве штрафа, столько же, сколько присуждает истцу». «За убийство определяется наказание не по закону Божественному, чтобы кровь омывалась кровью, а денежное, с судейскими десятинами. Поэтому и убийства бывают часто». «Если обе стороны помирятся, судья все-таки берет деньги, с виновного штрафные, а с истца десятинные». «За скрепу грамот и договорных записей судья также получает десятину. А в делах уголовных получает все, что найдется воровского у хищника, и этот его доход называется лицо (то есть поличное)». Вообще «отыскивающему украденную вещь приходится потратить на суды более, чем она стоит, и поэтому многие не решаются заводить тяжбы». «Кроме пени за преступление, председатель суда берет 12 грошей с уведенной лошади. Слуга судьи, исполнитель приговора берет также десятую часть цены вещи. Нотариус тоже берет десятую часть за окончательное решение. За одно приложение печати к делу, стоящему грош, он берет четыре. Другой подчиненный судьи, так называемый виж, который назначает день суда, если он воеводский, берет 50 грошей, если его помощника, 30, а если считает себя королевским, то 100. Столько же берет другой пристав, называемый детским, который вызывает подсудимого и приводит с позывной грамотой. Столько же берет и третий низший чиновник, который вызывает свидетелей или осматривает на месте убытки потерпевшего истца. Если у подсудимого нет денег, то у него отбирают скот. В то же время бедняк, желающий вызвать в суд магната, ни за какие деньги не может найти пристава. Всякий может быть свидетелем во всяком деле, кроме межевой тяжбы; отчего многие сделали себе промысел из лжесвидетельства. Явный похититель чужой собственности не прежде обязан явиться в суд, как по истечении месяца после позыва. Если у кого отнимут лошадь в 50 или 100 грошей в самую рабочую пору, чтобы позвать в суд грабителя, он должен прежде всего заплатить за позыв цену похищенной лошади и целый месяц ждать, пока виновного притянут к суду». Далее идут сетования на корыстолюбие вельмож, которые все эти обычаи ввели ради своих выгод; на то, что литовские воеводы сами мало занимаются судом, а предоставляют его своим наместникам, которые небрежно ведут дела, мало знакомы с законами, но исправно взимают свой пересуд, и так далее. Автор сего сочинения обращается иногда к царствующему государю (Сигизмунду II) и просит его обратить внимание на указанные недостатки правосудия.
Из этих жалоб, которые по тому предмету раздавались на литовских сеймах, приведем в пример просьбы литовских чинов великому князю Сигизмунду II Августу на Виленском сейме 1547 года. На этом первом вальном (общем) сейме при новом государе своем литовские князья, паны и рыцарство прежде всего просят, конечно, о подтверждении всех своих прав и вольностей, дарованных его предками. Затем напоминают, что на прошлом Берестейском сейме (1544 г.) король-отец (Сигизмунд I) и паны радные постановили сделать исправление Статута и для того выбрать комиссию из 10 особ, пять римского закону и пять греческого (которая, действительно, и сделала некоторые дополнения). Теперь чины просят вновь выбрать такую комиссию, а потом исправленный и утвержденный на следующем сейме Статут предать тиснению («не писаным письмом, але выбиваным»). Просят, чтобы не воеводы назначали судей в каждом повете, а выбирала бы их сама шляхта из своей среды на известные сроки. Жалуются, что старосты, державцы и их наместники назначают вижами людей простых, ненадежных, то есть мещан, тяглых мужиков и даже «холопью невольную», которые берут по 12 грошей за вижованье и притом склонны к подкупам; поэтому просят, чтобы при поветовых судьях были выбраны «присяжными» вижами несколько человек из бояр, «людей добрых и веры годных», и чтобы они за вижованье брали по грошу на одну милю. Просят, чтобы шляхте всегда свободно было вместо апелляционного суда панов радных обращаться к суду самого господаря, чтобы духовные в судах светских и земских не присутствовали, чтобы тяжущиеся сами защищали свое дело и были бы отменены наемные прокураторы, которые своими «непотребными речами и широкими вымыслами» только затягивают процессы. Великий князь большей частью соизволил на эти просьбы; на некоторые, однако, отвечал уклончиво.
Согласно с подобными представлениями, повторявшимися и на последующих сеймах, действительно производились разные изменения и дополнения в первом Статуте. Новая исправленная его редакция окончательно была утверждена на Виленском сейме 1556 года и сделалась известна под именем второго Литовского статута.
Надобно отдать справедливость сему второму Статуту в том отношении, что упорядочение судопроизводства в нем сделало значительный шаг вперед. Теперь в каждом повете для отправления суда установлены должности земского судьи, подсудка и писаря; поветовая шляхта, собравшись под председательством воеводы, или каштеляна, выбирала кандидатами на каждую таковую должность четырех человек из своей среды (но не тех, которые уже занимали какие-либо урядовые должности); а из этих 12 человек король уже назначал настоящего судью, подсудка и писаря. Последний обязан был вести свое дело на русском языке и русским письмом; он мог брать себе помощников или «подписков». Вознаграждение писарю назначено от разных дел по одному грошу, редко по два. Судье за пересуд два гроша, подсудку третий. Вообще судебные поборы значительно уменьшены и точнее определены. Пристав, называвшийся прежде древнерусским словом «децкий», теперь переименован по польскому образцу возным. Ему определено за поездку с позывными листами брать «по грошу с мили в одну сторону, а что назад поедет, за то ничего не братии». Земские книги должны храниться в надежной скрыне за тремя замками, от которых ключи должны быть один у судьи, другой у подсудка, третий у писаря. Это собственно суд земский. Рядом с ним продолжал существовать суд замковый или градский, то есть суд воеводы, старосты или державца. Сей последний суд ведал самые важные уголовные дела, а именно: наезд на шляхетские дома, поджоги, разбои по дорогам, изнасилование шляхетских девиц и женщин, воровство, убийство и тому подобное. Помощником себе для суда воевода, староста или замковый державца должен был выбирать доброго шляхтича, оседлого в том повете. Кроме означенных двух судов, во втором Статуте является еще третий суд, подкоморский. В каждом повете установлен подкормий, который ведает преимущественно тяжебные дела пограничные или межевые и наблюдает за постановкой межевых знаков или насыпкой пограничных курганов между разными владениями. Для помощи себе в каждом повете подкормий выбирает одного или двух коморников из осе