рвой супруги Грозного Анастасии, единственный из близких к царю людей до конца сохранивший его уважение и милость; рядом с этими знатнейшими боярами в особую высшую Думу назначены сравнительно молодые люди: Борис Федорович Годунов и Богдан Яковлевич Бельский. Оба они были царскими любимцами в последнюю эпоху Иоаннова царствования. Годунов, женатый на дочери Малюты Скуратова, очевидно, сумел наследовать и царское к нему расположение; а Бельский более десяти лет находился при особе государя и спал у его постели. Того же Богдана Бельского Иван IV назначил дядькой или воспитателем своего маленького сына Димитрия, которому вместе с матерью дал в удел Углич. Кроме пяти помянутых бояр, выдающееся положение в это время занимали думные дьяки Щелкаловы, братья Андрей и Василий.
Иван IV до конца остался верен своим привычкам: так, в минуты облегчения от болезни он развлекался созерцанием своих сокровищ, особенно драгоценных камней, а также игрой в шахматы, собирал знахарей или колдунов и допрашивал их о своем смертном часе; не прочь был и от любострастных поползновений. 18 марта, после трехчасовой теплой ванны, он сидел на постели, спросил шахматную доску и собирался играть в шашки с Бельским. Вдруг он упал. Меж тем как врачи тщетно старались привести его в чувство, митрополит Дионисий, конечно заранее предупрежденный о желании умиравшего, спешил совершить над ним обряд пострижения и нарек его иноком Ионою.
Так окончилось это долгое царствование, исполненное громких событий и превратностей судьбы, в первой половине своей возвеличившее Россию, а потом доведшее ее до великого истощения и унижения.
Иван IV представляет в истории резкий образец государя, щедро одаренного от природы умственными силами и обнаружившего недюжинные правительственные способности, но нравственно глубоко испорченного, вполне порабощенного своими страстями и потому обратившего наследованную им от предков сильную власть в орудие жестокой и нередко бессмысленной тирании, имевшей разрушительное действие на некоторые стороны русской жизни. Казалось бы, московское самодержавие сделало при нем еще дальнейшие шаги вперед; но оно получило до известной степени характер азиатской деспотии, трудно совместимой с разносторонним развитием государственной и народной жизни; а в конце концов вызвало бурное воздействие со стороны подавленных им на время сословных и областных преданий и стремлений; его тиранство возбудило после него и некоторые попытки к ограничению московского самодержавия. Собственными руками уничтожив продолжение своей династии, Иван Васильевич сам приготовил и облегчил тот взрыв народных движений и всякой розни, который известен в истории под именем Смутного времени и который едва не привел государство на край гибели. Тиранством своим он весьма ослабил влечение Западной Руси к воссоединению с Восточной, помог делу Люблинской унии и даже произвел обратное движение служилого сословия, которое до него переходило из Литовской Руси в Московскую, а при нем стало уходить из Москвы в Литву. Самое просвещение русское, упавшее в татарскую эпоху, но после него заметно подвигавшееся вперед до 60-х годов XVI века, в эпоху казней и опричнины упало еще ниже и потом не скоро могло оправиться при наступившем Смутном времени. А главной причиной сего последнего был все тот же Иван IV, деспотизм и тиранства которого, в свою очередь, являются в числе самых крупных последствий двухвекового татарского ига. Это было яркое отражение татарщины, которое так же вредно повлияло на народные нравы, развивая сторону раболепия, а не гражданского чувства.
Хотя русский народ прозвал Ивана IV только Грозным и даже с некоторым сочувствием поминает его в своих песнях, однако историк в своей оценке государственного деятеля не может опереться на это обстоятельство. Во-первых, простонародье всегда более или менее сочувственно относится к уравнительным действиям власти, хотя бы это уравнение выражалось только в беспощадных казнях. Во-вторых, оно с гордостью вспоминает такие славные деяния, как взятие Казани и Астрахани и покорение Сибири; а насколько эти деяния принадлежали личному почину и участию Грозного, о том простой народ не ведает. В-третьих, то же простонародье в своих песнях сочувственно относится и к удалым разбойничьим атаманам. Следовательно, при оценке государственных заслуг это сочувствие является мерилом весьма ненадежным. У некоторых наших старых книжников проглядывается воззрение на Ивана Грозного как на одно из бедствий, свыше ниспосланных русскому народу для его испытания, для его закала в терпении и благочестивой преданности промыслу. И это воззрение далеко не так наивно, как оно представляется многим в наше время — время разносторонней исторической критики[54].
IXЦарь Федор Иванович и Борис Годунов
Постепенное устранение Бельского, Никиты Романовича, Мстиславского и Шуйских. — Годунов — правитель без соперников. — Отношения польские и шведские. — Поход под Нарву. — Отношения крымские и нашествие Казы-Гирея. — Приезд патриарха Иеремии и учреждение патриаршества в Москве. — Царевич Димитрий в Угличе. — Его внезапная смерть. — Следственное дело. — Подозрения против Годунова. — Кончина Федора Ивановича и прекращение Владимировой династии. — Отречение царицы Ирины. — Вопрос об избрании царя. — Действия патриарха Иова. — Избрание Бориса Годунова. — Его венчание. — Благосклонность к иностранцам и внешняя политика. — Искание жениха для дочери. — Датский принц Иоанн. — Сношения с Грузией. — Пристрастие Бориса к доносам. — Гонение на семью Романовых. — Народные бедствия
Ивану Грозному наследовал сын его Феодор Иванович, слабый духом и телом; посему воцарение его не обошлось без некоторых волнений, вызванных борьбой боярских партий. Тотчас по смерти Грозного ближайшие к новому царю члены боярской думы поспешили удалить из Москвы его маленького брата, удельного князя Димитрия; ибо опасались козней со стороны многочисленной и беспокойной родни сего последнего, то есть Нагих. Димитрий вместе с матерью, ее отцом, дядями и братьями отправлен был на житье в свой город Углич. Но воспитатель его Богдан Бельский остался в Москве и заседал в правительственной думе. Этот честолюбивый, энергичный человек, надобно полагать, действовал заодно с Борисом Годуновым, которого жена, как известно, была из рода Бельских. Старые бояре, то есть Мстиславский, Захарьин-Юрьев, Шуйские и другие, очевидно, уже с самого начала понимали, что царский шурин, с помощью своей сестры, легко овладеет и полным доверием, и самой волей молодого, ограниченного умом Феодора. Не решаясь действовать прямо против Годунова, они постарались прежде устранить его союзника Бельского. Между московской чернью пущена была молва, будто Бельский извел царя Ивана, хочет извести и Федора со старыми боярами. Как ни была нелепа подобная молва, но, благодаря многочисленным клиентам и дворовым людям этих бояр, чернь заволновалась; к поджигателям присоединились некоторые дворяне и дети боярские, особенно рязанцы Ляпуновы, Кикины и другие. Предводимая ими народная толпа бросилась к Кремлю и хотела уже пушкой разбить Фроловские (ныне Спасские) ворота, если им не выдадут Бельского. Бояре Мстиславский и Юрьев с дьяком Щелкаловым от имени царя вступили в переговоры с мятежниками и успокоили их обещанием отправить Бельского в ссылку. Мятежники разошлись; а Бельский был назначен воеводой в Нижний Новгород. Таким образом, мы видим, что тиранства Грозного царя нисколько не упрочили внутреннего спокойствия; едва он умер, как боярские партии и крамолы вновь дали о себе знать и на сей раз послужили предвестием страшного Смутного времени[55].
Венчание Федора Ивановича на царство совершилось 31 мая 1584 года в Успенском соборе, со всеми обычными обрядами и церемониями. Митрополит Дионисий при сем говорил Федору красноречивое поучение о соблюдении св. веры, добром и правосудном управлении. К этому времени собрали в Москву именитых людей со всего государства, которые вместе с митрополитом, высшим духовенством, московскими боярами и дворянами составили род (хотя и неплохой) земской думы для обсуждения важнейших государственных дел. Очевидно, ввиду происков партий и ненадежного состояния умов руководители молодого государя старались обставить его воцарение как можно торжественнее и принять разные меры, имевшие произвести благоприятные впечатления на народ. Торжество царского венчания сопровождалось роскошными празднествами и пирами, а также разными милостями, а именно: уменьшением налогов, освобождением заключенных и военнопленных, раздачей наград боярам и служилым людям и тому подобным. Борис Годунов при обряде венчания держал царский скипетр и стоял ближе других бояр к государю. В правительственной думе он, однако, должен был уступать место старейшим и более знатным боярам. Наибольшим значением пользовался тогда дядя государя по матери, Никита Романович Захарьин-Юрьев. Но этот почтенный, уважаемый всеми боярин вскоре после царского коронования тяжко заболел, а в следующем, 1585 году он уже скончался. Таким образом, сама судьба покровительствовала честолюбивым стремлениям Годунова и освободила его от главного соперника. А остальных он сам устранил ловко и постепенно.
Историческая правда, однако, требует заметить, что сами обстоятельства и люди толкали Годунова в борьбу на жизнь или смерть с противниками. Отношения быстро обострились до такой степени, что дело шло не только о первенстве, но и о сохранении собственного благосостояния, если не о самом существовании. Противники Годунова для его устранения не останавливались перед крайними мерами. Есть известие, что бояре Шуйские, Воротынские, Головины, Голицыны и другие сумели слабого характером, колеблющегося на ту и на другую сторону Ивана Мстиславского так вооружить против Бориса, что тот согласился на его убийство в своем доме во время пира. Но Годунов вовремя узнал о заговоре и принял свои меры. В сем случае ему помогали братья Щелкаловы, которых он переманил на свою сторону. Хитрые дьяки, конечно, видели, на чьей стороне главная сила, и понимали, как трудно бороться с Годуновым, за которым стояла его сестра царица Ирина; а последняя пользовалась любовью мужа и имела на него большое влияние. Вследствие открытого заговора престарелый Мстиславский был отправлен в Кириллов монастырь и там пострижен; прочие заговорщики отправлены в ссылку или заключены в темницы. Особенно пострадали Воротынские и Головины. Один из Головиных, Михайла, находившийся тогда в своей медынской отчине, успел бежать к польскому королю. Только сильная и многочисленная семья князей Шуйских оставалась пока нетронутой и продолжала борьбу с Годуновым; эта семья опиралась на приверженность к себе московских торговых людей и черни, а также на громкую славу, которую князь Иван Петрович стяжал себе геройской защитой Пскова; за нее город Псков с пригородами был пожалован ему в кормление. Поэтому Годунов попытался пойти с ним на мировую, которая и была устроена при посредничестве митрополита Дионисия. Но когда герой Пскова, особенно любимый москвичами, вышел из покоев митрополита и объявил собравшемуся народу о тольк