Заметное участие в сложении славянства приняли также племена с погребениями в каменных ящиках и культуры колоколо-видных кубков, которые также хоронили умерших в цистах (каменных ящиках). Поскольку славяне, по заключению Т.И. Алексеевой, соединяют типы «североевропеидной, долихо-кефальной, светлопигментированной расы и южноевропейской брахикефальной, темнопигмёнтированной», население культуры колоколовидных кубков должны привлечь особое внимание в решение проблемы прародины славян.
К сожалению, культура колоколовидных кубков почти совершенно не изучена. Обычно отмечается, что она распространяется из Северной Африки в Испанию. Здесь она сменяет культуру мегалитов, а затем около 1800 г. до н.э. довольно быстро перемещается частью по западному побережью Атлантики, входя в состав будущих кельтов, частью в Центральную Европу, где и фиксируются их могильники. Истоки этой культуры просматриваются где-то в области Восточного Средиземноморья, может быть, в Передней или даже Средней Азии. По-видимому, в родстве с этим населением находились хетты и пелазги (во всяком случае, их переселение шло в рамках одной и той же индоевропейской волны). Именно с этой индоевропейской волной увязываются занимавшие Северную Италию лигуры, которых в некоторых древних сообщениях называют западной ветвью пелазгов. И весьма примечательно, что главным божеством лигуров был Купавон, функции которого совпадали с функциями славянского Купалы, а соответствующий культ в Северной Италии дожил до Средневековья. Следует из этого, между прочим, и то, что в приальпийской зоне наряду с праславянами находились и близкие им по языку и, может быть, верованиям, но самостоятельные племена. Цепь топонимов, идущая от испанской Лузитании через Северную Италию до Прибалтики, принадлежит индоевропейскому населению, причем той его ветви, в которой корни «луг» и «вад-ванд» обозначают долину и воду. Страбон отмечал, что слово «вада» у лигуров означает мелководье, а на Балканах, в зоне расселения пелазгов, в'римских источниках реки называются «Вада» с каким-нибудь определением. Сам этноним «пелазги» находит удовлетворительное объяснение именно из славянских языков. Это буквальная передача известного античным авторам этноса «люди моря» (в литературе есть вариант для «пелазгов» как «плоская поверхность»). Еще в XIX в. чешский ученый П. Шафа-рик указал на широкое распространение в славянских языках обозначения водной поверхности как «пелсо» (одно из древних названий тоже славянского варианта — Балатон), или «плесо». От названия озера идет и русский город Плесков (Псков), и болгарская «Плиска». Сохраняется это понятие и в современном обозначении широкой водной поверхности — «плес». Глагол же «гоить» — «жить» известен в не столь давние времена («изгой» — значит «изжитый» из общины или какой-то иной общественной структуры). Значительный перечень ранней славянской топонимики в Подунавье собрал еще П. Шафарик. В недавнее время он был пересмотрен и дополнен В.П. Кобычевым.
Славян от балтов отличает прежде всего наличие в их составе центральноевропейского альпийского расового типа и населения культуры колоколовидных кубков.В Прибалтику также проникали этнические волны с юга, но это были иные волны. Южное население попадало сюда, видимо, только в качестве примеси в составе венетов и иллирийцев, может быть разных волн киммерийцев, прошедших через Малую Азию и Балканы. И происхождение, и языки этих этнических групп были довольно близкими. Понятная им речь, видимо, звучала и в зоне фрако-киммерийской культуры в Прикарпатье, поскольку таковая возникает также в ходе расселения из Причерноморья и левобережья Днепра. Язык приальпийского населения, равно как язык культуры колоколовидных кубков, отличался от балто-днепровских и причерноморских наречий.
Приальпийское население изначально, вероятно, в своих истоках индоевропейским не было. Но если в кельтских языках явно проявляется неиндоевропейский субстрат, то в славянском такового не видно. Поэтому реальное воздействие на язык этого населения оказывали лишь индоевропейские племена, в числе которых наиболее значительными были именно племена культуры колоколовидных кубков.
В настоящее время трудно решить: пришел ли славянский язык в «готовом» виде в Центральную Европу, или он формируется здесь в результате смешения населения культур колоколовидных кубков и разных вариантов культур, уходящих к предшествующим племенам культуры шнуровой керамики. Длительное соседство, несомненно, способствовало взаимовлиянию праславянского языка с языками иллиро-венетскими и кельтскими. В результате шел непрерывный процесс взаимоассимиляции и возникновения промежуточных диалектов в рамках разных племенных объединений.
Т.И. Алексеева, допускающая, что культура колоколовидных кубков есть возможный исходный славянский антропологический тип, указывает на близость древнерусского и даже современного приднепровского населения именно приалыгийской зоне: Венгрии, Австрии, Швейцарии, Северной Италии, Южной Германии, севера Балкан. И речь в данном случае идет именно о движении протославян с запада на восток, а не наоборот. Исторически распространение этого типа прослеживается сначала на Моравию и Чехию, затем к будущим племенам уличей, тиверцев, древлян. Указать на время, когда такое население двинулось из Центральной Европы на восток, антропология не может, поскольку, как и у большинства племен Центральной Европы, у славян распространяется трупосожжение, и на два с половиной тысячелетия антропологи лишаются возможности следить за этапами миграций племен. Зато от этой эпохи дошел значительный топонимический и иной языковой материал. И здесь наиболее весомый вклад принадлежит О.Н. Трубачеву.
К выводу о совпадении области зарождения индоевропейцев и славян этот ученый шел несколько десятилетий. Важнейшими этапами были книги о ремесленной терминологии (она у славян Сближалась с древнеримской), затем о названиях рек и иных топонимов в области Правобережья Днепра, где наряду со славянскими встречаются и иллирийские. И наконец, поиски славянской топонимики в Подунавье, откуда и русские, и польские, и чешские летописцы (иногда в легендарной форме) выводили славян и русов.
В работах О.Н. Трубачева, как правило, предлагается только относительная хронология: что и где древнее. Хронологию в данном случае привносят археологи и историки. Украинские археологи, в частности А.И. Тереножкин, высказывали мнение о славянстве смежной с киммерийцами чернолесской культуры X — VII вв. до н.э. Примечательно, что в пограничной полосе между собственно киммерийцами и чернолесцами по реке Тясмин в VIII в. до н. э. появились укрепленные городища, что свидетельствовало об усилившемся размежевании чернолесцев и киммерийцев. Самое же примечательное заключается в том, что выявленная О.Н. Трубачевым славянская топонимика полностью наложилась на чернолесскую археологическую культуру, вплоть до захода на левобережье Днепра у юго-восточных пределов культуры. Такое совпадение — исключительно редкий случай в этногенетических разысканиях.
В итоге чернолесская культура становится надежным звеном и для движения вглубь, и для отыскания последующих преемников. При этом следует иметь в виду, что из Центральной Европы по старым следам будут проходить новые переселенцы, а граница степи и лесостепи на протяжении многих веков будет ареной чаще всего кровавых столкновений степных кочевников и оседлых земледельцев. Необходимо считаться также с тем, что с началом социального расслоения и родственные племена включаются в борьбу между собой.
Решение вопроса об этнической принадлежности чернолесской культуры помогает понять и природу более ранней тшинец-кой. В ней как раз и обозначается путь древнейших славян из приальпийских областей к Днепру. При этом обряд трупосожже-ния, видимо, и выявляет собственно славян, в то время как в обряде трупоположения славянский антропологический тип в чистом виде не представлен. Это, по всей вероятности, было преимущественно балтское население. По всей вероятности, именно здесь и произошел первый контакт славян с балтами, вполне объясняющий и схождения и расхождения тех и других в языке. Именно здесь, в рамках этой культуры южный темнопигменти-рованный брахикефал пересекся со светлыми долихокранами и ассимилировал их.
§4. СРЕДНЕЕ ПОДНЕПРОВЬЕ В СКИФО-САРМАТСКОЕ ВРЕМЯ
При всей важности именно этнической истории Среднего Поднепровья для уяснения многих аспектов позднейшей истории славянства и формирования Древнерусского государства белых пятен здесь еще очень много. Слабо исследованы бело-грудовская (XII — X вв. до н. э.) и чернолесская культуры, в частности их соотношение с тшинецкой, хотя и указывается на важную в данном случае связь с Центральной Европой. Не прослежены и переходы к последующим культурам. Есть тому объективные причины: один из главных показателей культуры (материальной и духовной) — погребальный обряд — у племен с трупосожжениями весьма упрощен и оставляет археологам практически одну керамику. О.Н. Трубачев, полемизируя с археологами, воспринимающими изменения в материальной культуре как смену этносов, не без иронии замечает, что смена орнамента на сосудах вообще может не означать ничего, кроме моды, которая, конечно, и в древности захватывала разные племена и народы.
Изменения в облике культуры на Среднем Днепре могли происходить и из-за смены населения в степных районах, а также из-за постоянных миграций с запада или северо-запада на восток и юго-восток. Как раз в начале VII в. до н.э. из Причерноморья уходят киммерийцы и примерно через несколько десятилетий в степи появляются скифы. Сохранилось ли на месте прежнее земледельческое население? Б.А. Рыбаков в книге «Ге-родотова Скифия» доказывает, что сохранилось и сохранило определенную самостоятельность. Он обращает внимание, в частности, на то, что на стыке степной и лесостепной полосы, где и в киммерийское время были укрепленные поселения, при скифах пограничная полоса укреплялась в еще большей степени. Это — убедительное свидетельство неоднородности территории, обозначенной Геродотом как «Скифия». И важно само указание на существование на севере «Скифии»