Основная мысль «Повести о белом клобуке» — Россия должна стать оплотом православия и всего христианства. И патриаршество после падения Константинополя должно перейти на Русь. Самостоятельность Русской Церкви — одна из проблем публицистики, по крайней мере с XI в. — со времен Илариона, митрополита Киевского. Но светскую власть интересовало не столько отношение русских иерархов к константинопольскому патриарху, сколько их место в государственной системе. Еще до падения Константинополя была провозглашена автокефалия Русской Церкви. «Плененный» же турками константинопольский патриарх котировался весьма невысоко. Учреждение патриаршества на Руси, однако, должно было привести к усилению роли церкви в решении государственных дел. Поэтому великокняжеская власть не проявляла энтузиазма в реализации идей «Третьего Рима». Патриаршество было учреждено только в 1589 г., когда притязания церкви на приоритет внутри страны были уже сломлены. Примечательно, что церковный собор 1667 г. осудил «Повесть о белом клобуке»: «никто сему писанию веру имет, занеже лживо и неправо есть». «Лживость» заключалась в попытке объявить клобук архиепископа «честнее» царского венца.
В начале XVI в. идея «Москва — Третий Рим» получила развитие в посланиях монаха псковского Елеазарова монастыря Фи-лофея (ок. 1465 - 1542), выступавшего против сепаратистских устремлений части только что присоединенных к Москве псковитян и советовавшего во благо всех христиан терпеть «неправды» со стороны княжеских наместников. В отличие от автора «Повести о белом клобуке», Филофей возлагал все надежды на великокняжескую власть. Василия III, как сказано выше, он титулует «царем», а также именует «броздодержателем святых Божиих престол», советует ему активнее вмешиваться в дела церкви, дабы не допускать в ней еретических течений. Он готов признать великого князя и главой церкви ради опять-таки лучшего устройства церковных дел.
Возникновение и распространение идеи «Москва — Третий Рим» на Северо-Западе Руси, в самом исторически обособленном ее районе, свидетельствует о силе центростремительных тенденций во второй половине XV в. Пропаганда исторического значения России как исторического центра христианства, а также рассуждения о теократическом происхождении великокняжеской (царской) власти, естественно, оказывали влияние на общественное мнение. Но для реальной политики важнее была другая, светская идея, о единстве Русской земли и знатном происхождении русского правящего дома. Эта идея нашла отражение в памятниках, родственных «Сказанию о князьях владимирских».
Как убедительно показала Р.П. Дмитриева, «Сказание о князьях владимирских» своей фактической частью основано на «Послании Спиридона-Саввы». Существенно, что апологетом единства Руси и величия московский князей в данном случае также выступает человек не московский. Спиридон происходил из недавно присоединенного к Москве Тверского княжества. В 1476 г. Костантинополь направил его митрополитом в Литву. Король Казимир, однако, не принял нового иерарха, и Спиридону пришлось несколько лет провести в тюрьме. Но поскольку поставленные Константинопо-' лем в Литву митрополиты претендовали на верховенство во всех русских землях, и в Москве к Спиридону отнеслись с враждебностью и подозрительностью. Поэтому выбравшегося из литовского заточения несостоявшегося митрополита в России поместили в заточение в Ферапонтовом монастыре. Здесь Спиридон оказался в окружении церковных деятелей, близких Нилу Сорскому. В какой-то мере он и сам разделял их взгляды, но больше Спири-дона увлекали идеи политического характера.
«Послание Спиридона-Саввы», подобно «Повести временных лет», начинается с рассказа о разделении земли между сыновьями Ноя. Но Спиридона интересуют не столько земли, сколько «царская» генеалогия. Он выделяет «царя вселенной» римского императора Августа, после которого начинается якобы новое разделение земли. Август определил брата своего Пруса «в брезех Вислы реки в град, глаголемый Марборок, и Торун, и Хвоиница, и пре-словы Гданеск, и иных много градов по реку, глаголемою Немон, впадшую в море». От рода Пруса происходил и Рюрик, которого новгородцы призвали по совету воеводы Гостомысла. Позднее, утверждает Спиридон-Савва, византийский император Константин Мономах, напуганный походом войск Владимира Мономаха на Фракию, послал киевскому князю знаки царского достоинства. Эти регалии переходят затем к владимирским князьям, ими венчаются на царство и князья московские. Вторая часть послания — родословная литовских князей, которых он выводит от раба одного из смоленских князей — Гегеминика.
Примечательно, что родословие литовских князей, приведенное Спиридоном явно с целью принижения их по сравнению с русскими князьями, ни в коей мере не являлось его выдумкой. Эта легенда приводилась уже польскими авторами Я. Длугошем и Кромером. Авторы раннего Средневековья независимо друг от друга отмечали и легенду о том, что знаменитый славянский город Волин был основан Юлием Цезарем (отсюда он иногда именуется Юлином). Спиридон опирался на реально существовавшие в Литве легенды как на глубокие генеалогические связи (заселявшее юго-восточное побережье Балтики население появилось на территории Литвы в конце II тысячелетия до н.э., т. е. в эпоху Троянской войны). Споры же Рюриковичей и Гедимино-вичей рождались в XIV — XV вв. на фоне реальной борьбы Москвы и Литвы, и едва ли не главный интерес русских и литовских генеалогий — отрицание норманнского происхождения или влияния. Собственное творчество Спиридона заключалось лишь в соединении ряда преданий в единую цепь и подчинение их идее знатного происхождения русского правящего дома и обоснованию его права на все исконно русские земли.
Таково содержание «Послания Спиридона-Саввы», послужившее затем фактической основой для создания «Сказания о князьях владимирских». Некоторые переделки были осуществлены лишь для того, чтобы, по выражению Р.П. Дмитриевой, придать материалу «большую документальность и историчность».
Идеи «Сказания о князьях владимирских» скоро завоевали первенствующее положение в московских официальных документах. В середине XVI в. они проникают в «Родословцы». В качестве конкретизации этих идей составлялась грандиозная «Степенная книга». Мысль о знатном происхождении рода московских князей заслонила туманные рассуждения о божественных предначертаниях, которыми прельщали правителей деятели церкви, хотя и К наставлениям последних князья и цари, конечно, прислушивались. Однако представленная в «Сказании о князьях владимирских» версия родословной литовских князей в Москве оказалась неприемлемой. Причиной тому был тот факт, что из рода литовских князей происходила Елена Глинская - мать Ивана Грозного. Поэтому в «Родословцы» попадает иная версия, более благоприятная для Гедиминовичей.
Таким образом «Послания» Филофея и Спиридона отражают два взгляда на роль Руси в системе мировых государств, а также на место великокняжеской власти в социально-политической структуре страны. Оба взгляда выросли на почве разных течений («иосифлянство» и «нестяжательство») внутри церкви, пришедших в столкновение в конце XV — начале XVI в.
Открытое столкновение «нестяжателей» и «иосифлян» произошло в 10 — 20-е гг. XVI в. Одним из виднейших последователей Нила Сорского был Вассиан Патрикеев, в миру Василий Иванович Патрикеев (Косой) (ок. 1470 — 1532). Вассиан Патрикеев блестяще начал карьеру при Иване III, но в 1499 г. подвергся опале. С большой степенью вероятности можно предполагать, что он был активным сторонником феодальной группировки, которая стремилась возвести на великокняжеский стол Дмитрия-внука, отстранив рвавшихся к власти Софью и ее сына Василия. Группа эта была тесно связана с умеренным крылом еретиков, которые искали возможности освобождения от византийской ортодоксии. На определенном этапе это направление поддерживалось и Иваном III, который, конечно, не вдумывался в богословские тонкости, а просчитывал вполне земные целесообразности. Но, как было сказано, твердых убеждений великий князь не имел и легко предавал тех, кому вроде бы убежденно доверял.
Вассиан Патрикеев в результате оказался насильственно пострижен в монахи Кирилло-Белозерского монастыря, где скоро установил связи с Нилом Сорским. Даже будучи монахом, Вассиан не утратил темперамента политического борца. По сути дела, именно Вассиан придал «нестяжательству» политический характер. В своем сочинении «Собрание некоего старца» он вступил в полемику с решением собора 1503 г., настаивая на неправомерности монастырского землевладения. В «Ответе кирилловских старцев на послание Иосифа Волоцкого великому князю Василию Ивановичу о наказании еретиков» Вассиан выступил против инквизиторских наклонностей Иосифа и его единомышленников, ратуя за прощение раскаявшихся еретиков. Программа «нестяжателей», предполагавшая подрыв экономического могущества церкви, всегда привлекала внимание сторонников укрепления светского самодержавия. Но неудача правительственного выступления на соборе 1503 г. побуждала к большей осторожности в проведении политики ограничения.
В деятельности Василия III, изначально непоследовательной, временами проявлялось и намерение ограничить иммунитетные права монастырей. С этим курсом, очевидно, и было связано возвращение Вассиана из ссылки и приближение его к великому князю во втором десятилетии XVI в. Именно в этот период Вассиан пишет ряд сочинений, в которых развивает идеи «нестяжательства» и терпимости в отношении еретиков, осуждает стремление монахов «села многонародна стяжавати и порабощати кристиан братии, и от сих неправедне сребро и злато събирати». Тогда же Вассиан работал над «Кормчей книгой», которая должна была явиться обязательным для церкви уставом, выдержанным в «нестяжательском» духе. Однако в 20-е гг. XVI в. произошел новый конфликт Вассиана с великим князем, и Вассиана вместе с Максимом Греком осудили на соборе 1531 г. как еретиков. Новое сближение великокняжеского окружения с «иосифлянами» сопровождалось готовностью их признать великого князя наместником Бога на земле. В итоге «Кормчая» была на суде главным документом обвинения против Вассиана. «Но среди всех обвинений, — по справедливому замечанию H.A. Казаковой, — не было ни одного политического». Очевидно, не столько политическая позиция «нестяжателей», сколько потребность в примирении с несколько укрощенными «иосифлянами», возносившими великого князя до небес, побудила Василия III выдать «на поток» лидеров «нестяжательства».