государственной службы: «Аз тръплю, не имея же предреченных в что вменится мое тръпение, разве ос-тавится от отечества изгонитися со службы честны».
Сословное деление, по мысли Ф. Карпова, совершенно необходимо для процветания государства и в интересах всего народа. Однако оно оправдано только при условии выполнения каждым из сословий естественных обязанностей. Не «терпение», а «правда» и «закон» должны быть положены в основу мирского общежития. «Долготръпение в людях без правды и закона общества добро разърушает, и дело народное ни во что низводит, злыа нравы в царствех вводить и творит людей государем не послушных за нищету». Иными словами, «терпение» по отношению к злу и несправедливости усугубляет зло и вызывает в конце концов доведенное до нищеты население к непослушанию властям. Законы должны быть «известными»: они должны сдерживать и «начальников», и «дерзких». В противном случае «сильный погнетет бессильного».
Во всемирной истории Ф. Карпов выделял три этапа развития «закона». Сначала люди жили под «законом естественным», затем они получили «закон Моисеев» и, наконец, в их распоряжении оказался закон христианский. Идеал царя-начальника — «гуслей игрец Давид», извлекающий гармонию из разных струн. Царь не должен допускать нарушения законов. Если же он «неповинных от сильных погнетися попустит, тогда грехи и насильства погнетающих своа творит за тая ответ въздати вел нему судии должен». Иными словами, царь в ответе (хотя бы перед Богом) за нарушения своими чиновниками установленных законов.
Известная абстрактность писаных «законов» побуждала Ф. Карпова постоянно напоминать о «правде», а также о «милости». «Правда» — это справедливое толкование «законов» в интересах гармонии сословий. Поэтому «правда» и должна сочетаться с «милостью»: «Ради милости бо предстатель и князь от подвластных вельми любится, а истинны ради боится. Милость бо безъ правды малодушьство есть, а правда без милости мучительство есть, и сиа две разрушают царьство и всяко градосожительство. Но милость правдою подстрекаема, а правда укрощаема сохраняють царя царство в многоденьстве». Наказание мыслилось Ф. Карповым не как возмездие, а как исправление.
Позитивная программа Ф. Карпова приобретает особое звучание на фоне оценки им существующего положения. «В нынешние времена, — замечает Ф. Карпов в послании к Даниилу, — мнози началники на своих подвластных и сирых не призирают, но их под неверными приказъщики погнетатися попускают, о стражбе должной стада порученного не радяще, под тяжкой работою тер-пениа жити своих попускають». Но от идеальной схемы отклоняется, по существу, вся система. «Начальники» угнетение подданных превращают в самоцель, отступая и от своих обязанностей покровительствовать «сирым», и от «закона». Гнет грозит соответствующей реакцией обездоленных, и виноваты в этом будут власти. В то же время и самодержец виновен за «нестроения», поскольку он обязан унимать неправедных властителей. Восстание 1547 г. в Москве явилось подтверждением такой оценки, и правительство «Избранной рады» делало выводы и из справедливой критики, и из реально складывавшейся ситуации.
В условиях, когда служилые люди играли все большую роль в военно-государственной системе, внимание им должны были уделить все публицисты, ставившие общегосударственные проблемы. В середине XVI столетия дворянство оформляется и заявляет о себе как об особом сословии. Выразителем его устремлений стал Иван Пересветов.
Иван Пересветов, по-видимому, был выходцем из западнорусских земель. Он побывал в Польше, Венгрии, Молдавии и около 1538 г. появился в России. Елена Глинская, на покровительство которой он, по всей вероятности, рассчитывал, скончалась ранее его приезда. Ему пришлось окунуться в сложную обстановку борьбы между вельможами, не имея сколько-нибудь прочной опоры под собой. В противостоянии «сильным людям» он растратил привезенное из-за рубежа имущество, а полученное в России поместье оказалось разоренным. Пересветов обращается с челобитными к царю. В этих челобитных в основном и изложена политическая концепция автора.
Сочинения Пересветова были написаны в конце 40-х гг. XVI в., т. е. в тот период, когда недостатки предшествующего правления ассоциировались (не без оснований) с произволом вельмож. По содержанию «челобитные» Пересветова довольно пестры. Здесь и сведения биографические; и «сказания» о падении Царырада, и о порядках, введенных турецким султаном Мухаммедом II («Магмет-Салтан» у Пересветова), предсказания «философов», и политические высказывания некоего Петра Волошского. A.A. Зимин был склонен сближать Пересветова с Ф. Карповым и даже Бер-сенем Беклемишевым имея в виду прежде всего, интерес их к турецким султанам. Однако сходство в этом случае чисто внешнее. Крушение Византии не могло не привлечь внимания политических деятелей всей Европы и, естественно, вызывало интерес к военно-государственной машине победителя. Однако Берсень Беклемишев интересовался турецкими правителями, дабы подчеркнуть, что и христианские цари могут быть хуже нечестивых (намек на Василия III). С Федором Карповым Пересветова сближает рассуждение о «правде». Но если «закон» — это категория достаточно объективная, то «правду» каждое сословие принимало по-своему.
На Руси крушение Византии склонны были объяснять и принимать как результат отступления от «чистого» православия в результате заключения Флорентийской унии. Иван Пересветов предложил другую трактовку, весьма актуальную в российской действительности середины XVI в.: виновниками поражения оказались вельможи, которым последние византийские императоры дали слишком много власти. Магмет-Салтан представлен И. Пересветовым как образец правителя, причем действия его развертываются как бы на русской почве. Магмет отменил наместничества, «обро-чил вельмож своих из казны своея царския, кто чего достоин». Неправедные судьи подвергаются жестокому наказанию: с них с живых сдирают кожу. Если Ф. Карпов требовал соединения «правды» с «милостью», то И. Пересветов настаивает на сочетании «правды» с «грозою»: «Как конь под царем без узды, тако и царство без грозы». Служилые люди должны быть опорой царя. У Магмета, по Пересветову, имеется 40 тысяч янычаров, безраздельно ему преданных. И царю надлежит заботиться прежде всего о служилых людях, учитывая, что «воинниками он силен и славен».
В сочинениях Пересветова имеются аспекты критики, совпадающие с замечаниями публицистов близких к «нестяжателям».
Это относится, в частности, к предложению о ликвидации наместничества как системы кормлений. Видимо, под влиянием пребывания в европейских странах Пересветов рекомендует введение денежной оплаты за службу. В условиях оживления товарно-денежных отношений в первой половине XVI в. почти по всей Европе такая постановка вопроса казалась естественной. Но в большинстве стран оказывалось проще обеспечить служилых людей земельным жалованием, чем серебром. Активная внешняя политика и необходимое для этого военное могущество являются для Пересветова исходной посылкой всех рассуждений. Обеспечить же могущество могут только служилые люди. Не по знатности, а по военным заслугам царь должен приближать советников и воевод. Одна из непростых проблем заключалась в том, что служилые люди в значительной степени рекрутировались из холопов. Иван Пересветов решительно выступал за отмену холопства, хотя, очевидно, имел в виду отмену именно служилого холопства. «В котором царстве люди порабощены, - говорил якобы Магмет-Салтан, — и в том царстве люди не храбры и к бою не смелы против недругов: порабощенный бо человек срама не боится, а чести себе не добывает, хотя силен или не силен, и речет так: однако есми холоп, иного мне имени не прибудет».
Сочинения И. Пересветова переписывались, к ним делались те или иные добавления, что свидетельствовало об их актуальности. Идеал Пересветова — неограниченное самодержавие, опирающееся на служилых людей (в том числе холопов). Автор ратует за отмену привилегий для аристократии и уравнения в правах с ней дворянства, независимо от его происхождения. Что же касается самой царской власти, то никакие ограничения не предполагались. «Правда» самодержца — это плата за службу его верных холопов (по отношению к царю Пересветов себя именует именно «холопом»).
Таким образом, если Ф. Карпов ратовал за установление четкой законности и всесословной гармонии, то И. Пересветов смотрел на задачи государства лишь через призму одного сословия. Недостатки существующего положения оба публициста предполагали устранить разными путями. Нечто близкое к политическим идеалам Ф. Карпова пыталось осуществить правительство «Избранной рады». Идеал И. Пересветова во многом воплотился в опричнине. Не случайно в позднейшей литературе широко бытовало мнение, что челобитные И. Пересветова появились уже после опричнины, в качестве ее своеобразного оправдания. Ставился даже вопрос о том, что они и написаны самим Иваном Грозным, что, конечно, не соответствовало действительности.
§3. ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ УЧЕНИЯ В СЕРЕДИНЕ XVI в.
Во второй половине XVI в. в споры о характере царской власти включился сам государь — Иван IV Васильевич Грозный. Его оппонентом явился беглый опальный боярин Андрей Курбский (ок.1528— 1583). Сочинения Андрея Курбского весьма примечательны по своему настрою. Потомок старого знатного рода, Курбский пытался представить свое бегство как древнее феодальное право отъезда. Однако сам он уже не верил в такое право и вынужден был оправдываться перед современниками и потомками. Положение советника и воеводы при самодержавном царе, очевидно, устраивало его больше, чем право феодала-вотчинника. И в критике правления Грозного он апеллирует не к правопорядку удельной Руси, а к периоду правления «Избранной рады».Оп награждает самыми теплыми эпитетами Максима Грека, Федора Карпова, Алексея Адашева, Сильвестра. Местные традиции ему представляются гуманными и справедливыми, отклонения же от них он, вслед за Берсенем Беклемишевым, склонен связывать с развращающим влиянием жен-иностранок: Софьи Палеолог и Елены Глинской.