четвертей земли во всех трех полях). С поместья должен был нести службу сам дворянин и его вооруженный слуга, причем жить дворянин должен в городе, дабы можно было быстро явиться на службу. Денежные средства служилый человек мог получить продажей избытка оброка в городе. Для удовлетворения государственных нужд определенное количество земли могло быть выделено у разных городов страны. Полученный хлеб также мог реализовываться на рынке. Ямские сборы Ермолай-Еразм предлагал переложить на ту часть населения, «ели-цыи во градех купующе и продающе и прикупы богатеюще». Та же часть горожан, которая не получала, «многа прибытка» от межгородовой торговли, от ямских поборов освобождается. Очевидно, и в данном случае имеются в виду социальные низы города, непосредственные производители материальных благ—ремесленники.
Некоторые авторы отмечают близость воззрений Ермолая-Еразма взглядам «иосифлян». Но с такой оценкой едва ли можно согласиться. Ермолай-Еразм несомненно осуждал монастырское землевладение, глухие же указания его на преимущества «священства» перед светскими делами, носят скорее нравственно-этический характер, нежели экономический или политический. И «нестяжатели» отводили важную роль «духовному» совету, поскольку за таковым оставалась единственная возможность воздействия на царскую власть. Разница заключалась в том, что «иосифляне» выступали в качестве представителей церковных феодалов и стремились сделать царя первым среди них, а «нестяжатели» претендовали на роль ревнителей благочестия, душеприказчиков, бескорыстных смотрителей за соответствием поступков правителей христианским нравственным нормам.
Ермолай-Еразм был вполне ортодоксальным христианином, с подозрением и неодобрением относившимся к еретикам. Между тем учение «нестяжателей», соединенное с критикой существующей системы, могло, и даже должно было породить стремление к коренным преобразованиям социально-политической структуры. Судя по судебным процессам 50-х гг. XVI в., в центре различных еретических течений стоял последователь Нила Сорского Артемий. Артемий был монахом Псковского Печерского монастыря, откуда перешел в заволжскую Порфириеву пустынь. Здесь он развернул проповедническую деятельность, привлекая значительное число учеников и последователей. В 1551 г. Артемий (возможно по инициативе Сильвестра) был поставлен игуменом Троице-Сергиева монастыря, но из-за противодействия «иосифлян» вскоре покинул подмосковную обитель и вернулся в заволжские скиты. В 1553 — 1554 гг. Артемий был привлечен по делу о еретиках и отправлен в заточение в Соловецкий монастырь. Однако в 1555 г. ему с группой последователей удалось бежать в Литву, где он обосновался у слуцкого князя. Умер Артемий, видимо, в 70-е гг. XVI в.
Артемий являлся крупной политической фигурой. Не случайно он был приближен ко двору и пользовался некоторое время расположением самого царя. Общение с различными общественно-политическими кругами не могло не сказаться на его взглядах. Сохранилось 14 посланий Артемия, но, рассчитанные на широкий круг, они, очевидно, не отражают полностью его взгляды. Ведь и из учения Нила Сорского можно было сделать куда более радикальные выводы, чем это, видимо, казалось самому заволжскому старцу.
Учение Нила Сорского Артемий развивает последовательно и в разных направлениях. Он проповедует критический подход к Священному Писанию, конкретизируя основную мысль Нила Сорского: «Суть бо писаниа многа, но не вся божественна суть». В послании к царю Артемий осуждает тех, кто пренебрегает Евангелием, хотя здесь и нет идеи реформаторов об исключительной значимости Евангелия по сравнению с другими церковными книгами. Им решительно осуждаются те (включая высших иерархов), кто полагает, будто «грех простым чести апостол и евангелие», и кто считает, что обильное чтение является причиной ереси. Артемий защищает еретиков, подвергая осуждению исходные положения обвинителей, «ложные клеветы» и сомнительные положения. Вместе с тем он протестует против попыток объявить ересью всякую свободную мысль, даже если в поисках истины человек впадает в ошибку. «Несть бо се еретичество, — замечает он, — аще кто от неведения о чем усумнится, или слово просто речет, хотя истину навыкнути, паче же о догматах и обычаех неких. Никто бо с разумом родися когда, но учитися вскому словеси надлежит нужа». С явным осуждением отзывается Артемий и о внешней обрядности, противопоставляя ей «заповедей господних съблюдение».
В литовский период Артемий несколько отошел от первоначальных позиций, столкнувшись с угрозой иного порядка. Князь слуц-кий Юрий, оказавший покровительство Артемию, был ревнителем просвещения и православия. Православие в Литве служило идее объединения русских земель (включая Украину и Белоруссию), а угроза просвещению обычно исходила от католической церкви. Здесь Артемий выступал также против лютеранства, видя в европейских ре-формационных движениях угрозу идее русского единства.
На церковных соборах 50-х гг. XVI в., судивших еретиков, Артемий отрицал многое из того, что ему приписывали обвинители или подсудимые. Сам Артемии настаивал на различении его политической позиции и того, что он говорил «просто так». Пытки и угрозы заточения, а то и смертной казни не располагали к откровенности одних и к признанию своей вины других. Но едва ли случайно, что большинство еретиков отсылали к Артемию — главному источнику их подхода к учению церкви. Среди этих еретиков видное место принадлежит Матвею Башкину — человеку, близкому московским верхам. Матвей Башкин отрицал божественное происхождение Христа, а также церковную обрядность. Священники, полагал Башкин, должны были показывать пример пастве. Он считал решительно несовместимым с христианством рабство. Следуя этому убеждению, он освободил собственных холопов, которые остались у него на добровольных началах (очевидно, в качестве вольнонаемных).
Учеником Артемия был и Феодосии Косой — представитель социальных низов по происхождению и носитель «рабьего учения». Сочинения Феодосия Косого не сохранились, известно о них лишь на основе полемики с его ярым противником Зиновием Отенским. По сообщению Зиновия Отенского, Феодосии Косой, еще будучи холопом, подстрекал других собратьев к неповиновению. Затем он бежал в монастырь, где скоро получил известность и заслужил уважение среди просвещенной части братии. Феодосии был привлечен по делу Матвея Башкина, но бежал в Литву, где и стал распространять свое учение. Феодосии проповедовал необходимость восстановления христианства во всей его первоначальной чистоте, отвергал какие бы то ни были обряды, не признавал власти и налоги. Восставал Феодосии также против войн — неизменного спутника властодержания. Вслед за неизвестным составителем Никоновской летописи, Феодосии проповедует идеи равенства всех народов: «Вси людие едино суть у бога, и татарове, и немцы, и прочие языцы». Однако учение Феодосия не могло захватить сколько-нибудь широкие социальные слои в силу своей явной утопичности. К тому же те, на кого мог рассчитывать Феодосии, не имели возможности услышать его призыв. Они стояли слишком далеко от еще слабо проторенной в XVI в. дороги просвещения.
За еретиками 50-х гг. в ряде случаев встает фигура одного из вершителей судеб середины XVI столетия — царского духовника Сильвестра. Сильвестр явно покровительствовал Артемию. Его самого дьяк Висковатый обвинял в ереси, подвергая, в частности, резким нападкам новую трактовку Сильвестром иконописи. Сильвестру принадлежит несколько посланий (впрочем, в отношении некоторых авторство его оспаривается). Он принял также участие в составлении или редактировании «Домостроя» — сборника наставлений для зажиточного горожанина. В «Послании наказании от отца к сыну» Сильвестр, как и Матвей Башкин, «работных своих всех свободих и наделих; и иных окупих из работы на свободу пущах». «Домочадцы» живут у Сильвестра «свободно», очевидно, по найму. Сильвестр гордился тем, что он «изучих кто чего достоин; многих грамоте, и писати, и пети, и иных иконного писма, инех книжного рукоделия, овех серебряного мастерства и иных всяких рукоделий, а иных всякими многими торговли изучих торговати». С удовлетворением Сильвестр отмечал успехи бывших «работных» своих на самых различных поприщах в качестве «свободных».
Наступление на еретиков по времени совпало с отстранением Сильвестра от государственных дел. Слабость городов и подчиненность их власти феодальных наместников лишали материальной базы реформаторские устремления церковных и светских деятелей. Зато ереси побуждали феодалов сплачиваться для сохранения своих привилегий. Ливонская война существенно деформировала характер споров, а опричнина, по существу, свела на нет. Даже официальное летописание прерывается 1567г. В условиях, когда произвол опричников фактически не регламентировался какими-либо установлениями, прежние споры отходили на задний план как малосущественные. Лишь в отдалении от центра, в монастырях Новгорода и Пскова фиксировались самые трагические события этой эпохи. Но уже с конца столетия снова пробуждается интерес к сочинениям предопричной поры. В 80-е гг. XVI в. была сделана попытка продолжить официозную летопись. В Смутное время начала XVII в. явственно слышатся отголоски общественно-политической борьбы середины XVI столетия.
Литература
Антонович В.Б. Очерк истории Великого княжества Литовского до половины XV столетия. Вып.1. Киев, 1878.
Архангельский A.C. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев. 4.1. СПб., 1882.
Бегунов Ю.Г. Кормчая Ивана Волка Курицына // ТОДРЛ. Т. XII. 1956.
Будовниц И.У. Русская публицистика XVI в. М.; Л, 1947.
Дмитриева Р.П. Сказание о князьях владимирских. М.; Л., 1955.
Дружинин В.Г. Несколько неизвестных литературных памятников XVI в. // Летопись занятий Археографической комиссии. Вып. XXI. СПб., 1909.
Зимин A.A. И.С. Пересветов и его современники. М., 1958.