Альшиц Д.Н. Иван Грозный и приписки к лицевым сводам его времени //
Исторические записки. Кн.23. 1947. Альшиц Д.Н. Начало самодержавия в России: государство Ивана Грозного. Л., 1988.
Бахрушин СВ. Научные труды. Т.П. М., 1954.
Буганов В. И. Документы о сражении при Молодях в 1572 г. // Исторический архив. 1959. №4. Вернадский Г.В. Московское царство. 4.1. М., 1997. Веселовский СБ. Исследования по истории опричнины. М., 1963. Виппер Р.Ю. Иван Грозный. М.; Л., 1944.
Горсей Дж. Записки о России XVI — начала XVII в. / Пер. и коммент. A.A. Севастьяновой. М., 1990.
Греков И.Б. Очерки по истории международных отношений XIV — XVI вв. М., 1963.
Дербов Л.А. К истории падения Ливонского ордена // Ученые записки Саратовского гос. университета. Т. 17. Саратов, 1947.
Дубровский СМ. Против идеализации деятельности Ивана IV // Вопросы истории» 1956. №8.
Зимин A.A. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964.
Зимин A.A., Хорошкевич А.Л. Россия времени Ивана Грозного. М., 1982.
Каштанов СМ. К изучению опричнины Ивана Грозного // История СССР. 1963. №2.
Кобрин В.Б. Состав опричного двора Ивана Грозного // Археологический ежегодник за 1959 г. М., 1960. Кобрин В.Б. Власть и собственность в средневековой России. М., 1985. Королюк В.Д. Ливонская война. М., 1954.
Костомаров Н.И. Личность царя Ивана Васильевича Грозного // Собр. соч. Кн.5. Т.12. СПб., 1905.
Курукин И. В. К изучению источников о начале Ливонской войны и деятельности правительства Адашева и Сильвестра // Источниковедческие исследования по истории феодальной России. М., 1981.
Новодворский В.В. Борьба за Ливонию между Москвой и Речью Посполитой (1570- 1582). СПб., 1904.
Неревезенцев СВ. Тайна Ивана Грозного // Роман-газета XXI век. 1999. № 12.
Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979.
Платонов СФ. Иван Грозный. Пг., 1923.
Полосин И.И. Социально-политическая история России XVI — начала XVII в. М., 1963.
Послания Иогана Таубе и Элерта Крузе // Русский исторический журнал. Кн.8. Пг., 1922.
Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951.
Садиков П.А. Очерки по истории опричнины. М.; Л. 1950.
Скрынников Р.Г. Начало опричнины. Л., 1966.
Скрынников Р.Г. Опричный террор. Л., 1969.
Скрынников Р.Г. Россия после опричнины. Л., 1975.
Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 1983.
Смирнов И.И. Иван Грозный. Л., 1944.
Тихомиров М.Н. Россия в XVI столетии. М., 1962,
Флетчер Д. О государстве Русском. СПб., 1906.
Флоря Б.Н. Иван Грозный. М., 2000. (Сер. «ЖЗЛ»).
Флоря Б.Н. Россия, Речь Посполитая и конец Ливонской войны // Советское славяноведение. 1972. №2.
Форстен ТВ. Акты и письма к истории Балтийского вопроса в XVI и XVII столетиях. Вып. 1 - 2. СПб., 1889; 1893.
Шлихтинг А. Новое известие о России времен Ивана Грозного // Сказание Альберта Шлихтинга. Л., 1934.
Штаден Генрих. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника / Пер. И.И. Полосина. Л., 1925.
ГЛАВА XIX.Россия в конце XVI— начале XVIIв. Начало Смутного времени
§1. ЗАКРЕПОЩЕНИЕ КРЕСТЬЯН
В результате противоречивой, часто бессмысленной политики Ивана Грозного в 70 — 80-е гг. XVI в. Россия оказалась практически разоренной. Помимо собственных разорителей (часто иностранных наемников), заметно осмелели и соседи Руси, еще недавно искавшие ее дружбы и мирного сожительства. Как и всегда, тяжесть военных поражений и внутренних смут ложилась на непосредственных производителей — крестьян. Именно в этот период, вопреки Судебнику 1550 г., начинается активное закрепощение одних и по-холопление других крестьян. Для разоренного, нищего люда, заполнившего просторы Великороссии, в сущности, было лишь три выхода: либо идти в крепостные крестьяне, либо — в разбойники, либо — в холопы, которые часто исполняли роль «полицаев» или тех же разбойников. Впрочем, был еще один выход — многие крестьяне и отчасти холопы, бросив все, уходили на юг и юго-восток, где были плодородные черноземы. В свою очередь, служилые люди, заинтересованные в притоке крестьян, были более покладисты и давали крестьянам больше возможностей, чем их прежние владельцы в центральных областях России. Особенно трудным оставалось положение в Новгородской земле, где в результате голода 1557 г., поражений в Ливонской войне и зверств опричников осталась едва ли десятая часть прежнего населения. Многие уходили, в том числе и за рубежи России. На этом неблагоприятном фоне и проходило закрепление крестьян за землей.
Закрепощению крестьян посвящена большая литература. В дореволюционной историографии противостояние концентрировалось главным образом по вопросу: было ли закрепощение «указным», т. е. установленным высшей властью, или «безуказным», т. е. сложилось как бы естественным ходом событий в самой «Земле». В советской и постсоветской историографии тоже существуют значительные расхождения о ходе закрепощения. Наиболее спорным здесь оказывается определение причин закрепощения, и на этих спорах необходимо остановиться.
БД. Греков полагал, что причиной закрепощения была барщина, рост барской запашки. Рост барской запашки он объяснял ростом товарно-денежных отношений, в частности, возросшей заинтересованностью феодалов в разного рода заморских товарах. Экономический подъем середины XVI в., рост городов, развитие ремесел (более 200 специализаций), несомненно, способствовали развитию товарно-денежных отношений внутри страны и в некоторой мере стимулировали рост барской запашки и соответственно барщины. Но связь с внешними рынками при этом была еще слабой.
Концепция Б.Д. Грекова подверглась критике со стороны некоторых медиевистов, а среди русских историков Средневековья она встретила критику у ряда специалистов, занимавшихся историей холопства. Среди них — ленинградские ученые А.Л. Шапиро и В.М Панеях. Книга Е.И. Колычевой «Холопство и крепостничество (конец XV — XVI вв.)» посвящена именно холопству. Но автор исходила из того, что «проблема становления крепостничества и трансформация института наследственного холопства в XVI в. тесно взаимосвязаны. Они представляют собой как бы две стороны одного процесса. Отношения между холопом и господином в известной мере определили пути складывания крепостнических отношений».
Как это часто случается в дискуссиях, отрицание концепции оппонента не сопровождается достаточно взвешенными аргументами в пользу иного мнения. В дискуссии о причинах закрепощения это очень заметно. А неразрешенных вопросов остается много — и по причине ограниченности источников, и из-за некоторого пренебрежения к стержневым проблемам многогранного развития общества в целом. Скажем, почему в конце XV в., в условиях экономического подъема и расширения международных контактов, вводится ограничение перехода крестьян от одного владельца к другому «Юрьевым днем»? Похоже, что «иосифлянские» монастыри требовали и большего, тогда как светские феодалы опасались и крестьянской свободы, и притязаний «иосифлянских» монастырей. Статья о «Юрьеве дне» в Судебнике 1497 г. явилась чем-то вроде компромисса между светскими и церковно-монас-тырскими феодалами, при сохранении отдушины и для крестьянства. Почти столетие вокруг этой «отдушины» шла борьба, и до 60-х гг. XVI столетия она сохранялась, а Судебник 1550 г. оказался более лояльным по отношению и к крестьянам, и к холопам, по сравнению с Судебником 1497 г. В какой мере росла при этом барская запашка — установить трудно. Традиционно же феодалы собирали оброк с дальних своих владений и контролировали полеводство крестьян в непосредственной близости от усадьбы. И здесь, конечно, не последнюю роль играли холопы, посаженные на землю, на что справедливо обращают внимание сторонники сближения холопства и крепостничества как на две стороны одного процесса.
В условиях общего экономического подъема, очевидно, росла и барская запашка, а выход России ко всем морям, несомненно, стимулировал и заморскую торговлю. По Волго-Балтий-скому пути она не замирала даже в тяжелейшие годы ордынского ига. В XVI в. открылся путь в Сибирь, устанавливаются довольно интенсивные контакты с Северным Кавказом и с прикаспийскими областями, а Новгород ведет торговлю и на Востоке, и на Западе с городами, вошедшими в свое время в Ганзейский союз. Ясно, что и светские феодалы втягиваются в рыночные отношения и расширяют свою запашку, дабы за хлеб, которого в Новгороде всегда не хватало, и другие продукты полей выменять в том числе и какие-нибудь заморские безделушки. Да и города в это время быстро меняют свой облик, а ремесло все более ориентируется на рынок.
Но явный экономический подъем не требовал закрепощения крестьян. Более того, правы авторы, считающие, что именно в этих условиях постепенно получают если не права, то определенные гарантии и холопы, особенно те, которые были связаны с ремеслом или земледелием. Действительная угроза, а затем и неизбежность закрепощения возникла лишь с введением опричнины и опричным террором. Непосредственным результатом опричного террора стало опустошение больших районов, в результате чего большое количество дворян вообще лишилось крестьян и, по сути, не могло выполнять возложенные на них установлениями 50-х гг. XVI в. обязанности. Писцовые книги конца XVI в. постоянно пестрят сведениями о «пустошах» и фразами типа: «ушли на Рязань». Но рязанские писцовые книги свидетельствуют, что и рязанские села опустели примерно на треть. Через Рязань крестьяне уходили далее на юг и юго-восток, а также в Сибирь, вливаясь в казачьи «круги» или создавая новые. В результате опричных разорений в Новгородской земле опустело 90 процентов земель, да и в Московском уезде цифры были сопоставимы: 84 процента «пустошей». Помимо «иосифлянских» монастырей, добивавшихся фактического закрепощения еще в конце XV в., именно