В рукописной традиции переводов этого памятника в XV в. известны случаи совмещения его с «Толковой Палеей»; как правило, в таких сборниках помещались миниатюры с изображением описываемых зверей и птиц. Назидательностью отличались статьи о зверях — льве, слоне, олене, лисице, змее, ехидне, утропе (антилопе), о птицах — орле, фениксе, горлице, неясыти (пеликане), дятле, стерце (аисте) и др. Приведем в качестве образца содержащееся в «Физиологе» описание одного из «свойств» льва: «Когда львица родит, то приносит мертвого и слепого детеныша, сидит и сторожит его до трех дней. Через три же дня приходит лев, дунет ему в ноздри, и детеныш ожил. То же и с верными народами. До крещения они мертвы, а после крещения очищяются Святым Духом».
Русская медицина в основе своей оставалась на уровне, когда лекарское дело было тесно связано со знахарством. В качестве средств лечения знахари использовали травы, коренья, минералы, ткани животных. Появляются первые «определители» лекарственных трав — «травники», ранее известные под названием «зе-лейники». Количество лечебных трав, упоминаемых в рукописях XVI — XVII вв. колеблется от 20 до 150. Необходимо особо подчеркнуть, что, несмотря на явную неэффективность такой медицины в борьбе с эпидемическими болезнями, ряд используемых народными целителями лекарственных средств и методов, давал необходимый лечебный эффект, что создавало почву для сохранения этой традиции. Консервации методов народной медицины способствовала очевидная слабость системы врачевания, установившаяся в европейских странах, где больных истощали многочисленными кровопусканиями, пиявками, клизмами, прижиганиями, злоупотребляли рвотными и слабительными средствами, назначениями в больших дозах ядовитых веществ.
С европейскими методами лечения русские врачеватели смогли познакомиться еще в конце XVв., когда в Московию стали приезжать иностранные лекари. Уровень их специальных познаний был невысок, часто допускались врачебные ошибки, наносившие серьезный вред здоровью больного, иногда такое лечение заканчивалось смертью пациента. Возможно поэтому наказание за подобный непрофессионализм было очень суровым. Так, в 1490 г., когда к заболевшему «камчюгой» (подагрой) царевичу Ивану Ивановичу был вызван иностранный врач «мистр Леон», снадобья, которые он давал больному, а также назначенные им процедуры привели к ухудшению самочувствия пациента, отчего он вскоре «умре». «Мистр Леон» был обвинен в плохом лечении царевича и казнен.
Другой известный врач-иностранец, вестфалец Елисей Боме-лий был придворным медиком и астрологом Ивана IV. Помимо лекарств, он, по приказу царя, готовил яды для его приближенных. Среди отравленных Бомелием людей был видный опричник Григорий Грязной. Вскоре, однако, опала обрушилась и на лекаря-отравителя, попытавшегося бежать за рубежи России, но схваченного. После страшных пыток он был заживо изжарен на вертеле.
В середине XVI в. в Москве появляются первые фармацевты — голландец Арендт Клаузендт (1566 г.) и англичанин Томас Корвер (1567 г.). В 1581 г. здесь уже существовала настоящая аптека, создателем которой был англичанин Джеймс Френч (в русском произношении Френшам). В ней производились лекарства, изготовленные из трав, камфоры, ревеня, мускуса. Если первоначально покупателями аптеки Френча была лишь московская знать, то впоследствии в этой и других московских аптеках лекарства продавались всем желающим. В 1595 г. в документах появляется упоминание Аптекарского приказа, первоначально чисто дворцового учреждения, с 1630-х гг. получившего общегосударственное значение. Аптекарский приказ ведал не только медицинским обслуживанием царской семьи, придворных и служилых иноземцев, но и занимался предотвращением эпидемий, изготовлением различных настоек (спиртосодержащих напитков), кислот, лаков и красителей для Оружейной палаты и Пушкарского Приказа. В ведении его находились и московские аптекарские огороды, на которых выращивались лекарственные травы. Первый из них существовал уже в XVI в. Об этом свидетельствует изображение его на «Петровом чертеже» 1600 - 1606 гг. - за рекой Неглинкой между Боровицкими и Троицкими воротами Кремля.
В целом XVI в. стал важным рубежом в развитии материальной культуры Московского государства. Произошедшие почти во всех отраслях техники заметные качественные изменения имели следствием постепенное становление и дальнейшее развитие естественно-научных представлений, которые, в свою очередь, нашли отражение в русском искусстве того времени.
§ 4. ЗОДЧЕСТВО И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Несмотря на тяжкие последствия монгольского завоевания для русского каменного зодчества, традиции которого в разоренных татарами русских землях начали восстанавливаться лишь после полувекового перерыва (первый каменный храм в Северо-Восточной Руси — Спасо-Преображенский собор - был построен в 1285 —1290 гг.
в Твери), следует отметить сохранение их в галицко-волынских, смоленских, полоцких, новгородских и псковских землях. Важным представляется тот факт, что в некоторых из уцелевших городов древнерусские архитектурные традиции были не только сохранены, но и приумножены. Сказывалось либо влияние западноевропейского готического стиля как на Волыни (ряд деталей Каменецкой башни, в частности свод на нервюрах и трехлопастная форма оконных проемов), либо появлялись интересные новации собственных зодчих, как в Новгороде, так и в Пскове.
Эти два города — Великий Новгород и его бывший пригород Псков — в XIV — XV вв. являлись единственными значительными центрами русской культуры, которым каким-то чудом удалось устоять в борьбе с немецкими и шведскими рыцарями, избежать и татарского разгрома и литовского завоевания.
Более традиционно было новгородское зодчество. Однако и здесь несколько меняется стиль возводимых каменных построек. Сохранив традицию возведения четырехстолпного одноку-польного храма, новгородские зодчие стали использовать вместо позакомарного покрытия — трехлопастное, вместо трех апсид — одну, опущенную до половины здания. Характерной особенностью этих сооружений было устройство голосников — замурованных в стены и своды глиняных горшков и кувшинов, улучшающих акустику внутри храмового придела. Большинство сохранившихся до наших дней каменных новгородских церквей имеют характерную восьмискатную крышу. К такому типу построек относятся: пригородная церковь Николы наЛипне (1292 г.), церковь Спаса на Ильине улице (1374 г.), церковь Петра и Павла в Кожевниках (1406 — 1407 гг.).
Образцом новгородского гражданского зодчества той поры стала Грановитая палата, которую в 1433 г. возвели немецкие и новгородские мастера. В этом здании заседал Совет господ — верхушка новгородского боярства.
Подобно новгородским храмам псковские каменные церкви невелики по размерам, но заметно отличаются от них по ряду характерных деталей: асимметрия всей постройки, обусловленная наличием придела и звонницы, а также обязательное наличие подклета - подвального помещения, использовавшегося для хранения не только церковного имущества, но и купеческих товаров. Особенно следует выделить появление псковских каменных звонниц — прообраза русских колоколен, характерной формы столпообразных сооружений имевших несколько пролетов с проемами для колоколов. Типичным украшением псковских построек стали темно-зеленые поливные изразцы. Среди сохранившихся храмов наиболее интересны церковь Василия на Горке (1413 г.), церковь Богоявления со звонницей на Запсковье (1496 г.).
Московское каменное зодчество начинает развиваться лишь в 20 — 30-х гг. XIV в. Построенные тогда в Москве 4 каменных храма, к сожалению, не сохранились и известны лишь по названиям, унаследованным знаменитыми кремлевскими соборами. Древнейшими же сохранившимися памятниками являются Успенский собор в Звенигороде (1400 г.), собор Рождества Богородицы в Саввино-Сторожевском монастыре (1405 г.) и Троицкий собор Троице-Сергиева монастыря (1422 г.).
Подобно белокаменным храмам Владимиро-Суздальской Руси в московских соборах сохраняются три высокие апсиды, но уже нет каменных барельефов и аркатурных поясов.
В конце XV в. в Московском княжестве начинается строительство кирпичных зданий — Духовская церковь Троице-Сергиева монастыря (1476 г.). Уникальность этой постройки заключается в использовании ее создателями элементов московского и псковского архитектурных стилей, что заметно выделяет ее в сравнении с другими храмами той эпохи. Строители Духовской церкви использовали характерные для московского зодчества киле-видные закомары и перспективные порталы, но над зданием поместили характерную звонницу под барабаном, увенчанным куполом. Однако качество изготовляемого кирпича и раствора было невысоко и не годилось для крупных построек, что самым наглядным образом было продемонстрировано одним майским вечером 1474 г., когда обрушилась часть здания нового Успенского собора. Его начали строить весной 1472 г. мастера Иван Кривцов и Мышкин. Спустя два года, видимо после небольшого «труса» (землетрясения), недостроенное здание развалилось. Одной из главных причин разрушения собора стало плохое качество известкового раствора, на что независимо друг от друга указали и вызванные псковские мастера, и прибывший в мае 1475 г. в Москву итальянский архитектор Аристотель Фиораванти, которому и было поручено построить новый Успенский собор в Московском Кремле.
Внимательно изучив традиции древнерусского зодчества, посетив Владимир, Ростов Великий, Ярославль, Великий Устюг, а, по-видимому, и Новгород, Фиораванти выстроил собор, который, внешне напоминая владимирский, воплотил в себе все лучшее, что было наработано итальянской и русской архитектурными школами. Сохранив владимирское пятиглавие и аркатурный колончатый пояс, мастер сделал нефы храма более широкими, равными по высоте и протяженности, что свойственно для готики, уменьшил до 6 количество столпов, 4 из них сделав круглыми. Все эти столпы-колонны были более тонкими и легкими благодаря использованию железных крепежных связей, заменивших деревянные детали. Увеличило простор внутреннего помещения храма и отсутствие хоров. Строительство Успенского собора, впоследствии признанного классическим образцом православного зодчества, продолжалась четыре года и завершилось в 1479 г.