Барсов Т. Константинопольский патриарх и его власть над русской церковью. СПб., 1878.
Борисов Н.С. Русская церковь в политической борьбе XIV — XV вв. М., 1986.
Будовниц И.У. Монастыри на Руси в XIV — XVI вв. и борьба с ними крестьян. М., 1966.
Великие духовные пастыри России / Ред. Киселев А.Ф. М., 1999.
Вернер Э. Народная ересь, или Движение за социально-политические реформы?: Проблемы революционного движения в Солуне в 1342— 1349 гг. // Византийский временник. Т.17. М., 1960.
Голубжсшй Е.Е. История русской церкви. Т.2. М., 1900 — 1911.
Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды (на рубеже XIV!— XVвв.). М., 1975.
Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV — XV вв. / Ред. Черепнин Л.В. М.; Л., 1950.
Жуковская Л.П. Митрополит Алексий и его перевод Чудовской рукописи Нового Завета 1354 г. // Культура средневековой Москвы. М., 1995.
Карташев А.В Очерки по истории русской церкви. Т.1. М., 1991.
Кузьмин А.Г. Рязанское летописание. М., 1965.
Кузьмин А.Г. Церковь и светская власть в эпоху Куликовской битвы // Вопросы научного атеизма. Вып.37. М., 1988.
Кучкин В.А. Русская церковь во второй половине XIII — XTV вв. // Православная церковь в истории России. М., 1991.
Кучкин В.А. Сергий Радонежский // Вопросы истории. 1992. № 10.
Медведев И.П. Византийский гуманизм XIV — XV вв. Л., 1976.
Мейендорф И.Ф. О византийском исихазме и его роли в культурном и историческом развитии Восточной Европы в XIV в. // ТОДРЛ. T.XXIX. Л., 1974.
Мейендорф И.Ф. Византия и Московская Русь: Очерк по истории церковных и культурных связей в XPV в. Париж, 1990.
Муравьева Л.Л. Московское летописание второй половины XIV — начала XV в. М., 1991.
Насонов А.Н. Монголы и Русь. М., 1940. Памятники древнерусского канонического права // Русская историческая библиотека. Т. 6. СПб., 1880.
Петров А.Е Византийский исихазм и традиции русского православия в XIV столетии // Древняя Русь: Пересечение традиций. М., 1997.
Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. Пг, 1918.
Приселков М.Д. Ханские ярлыки русским митрополитам. Пг., 1916.
Прохоров Г.М. Исихазм и общественная мысль в Восточной Европе в XIVв. // ТОДРЛ. T.XXIII. Л., 1968.
Прохоров Г.М. Повесть о Митяе. Л., 1978.
Прохоров Г.М. Культурное своеобразие эпохи Куликовской битвы //ТОДРЛ. T.XXXPV. Л., 1979.
Прохоров Г.М. Алексей (Алексий) // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып.2. Л., 1988.
Рыбаков Б.А. Ремесло, в Древней Руси. М., 1948.
Соколов Пл. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV в. Киев, 1913.
Тихомиров М.Н. Средневековая Москва в XIV — XV вв. М., 1957.
Хорошев A.C. Политическая история русской канонизации (XI — XVI вв.). М., 1986.
Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XPV — XV веков. 4.1. М.; Л., 1948.
Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV—XV вв. М., 1960.
ГЛАВА XII. Куликовская битва и нашествие Тохтамыша. Их последствия
§1. КАНУН МАМАЕВА ПОБОИЩА: СУБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР
Куликовская битва 1380 г. и сожжение Москвы Тохтамышем в 1382 г. Всего два года разделяют два столь разных события: полная победа и полное поражение, еще на сто лет отодвинувшее освобождение от ордынского ига. Литература о Куликовской битве огромна, но о 1382 г. говорят редко и скупо. Что же произошло? Что парализовало уже, казалось, расправившую плечи Русь?
В работах о Куликовской битве обычно много пишется о значении деятельности митрополита Алексия, Сергия Радонежского (1314-1392) и митрополита Киприана (ок. 1340-1406) в ходе подготовки победы русского оружия, причем чаще всего вспоминают двух последних, и хотя отношение и к Сергию, и к Киприану неоднозначно, все же преобладает апологетическое. На самом деле именно митрополит Алексий сыграл решающую и поистине историческую роль — его реальная деятельность может и должна служить точкой отсчета, ибо он сумел противостоять и внешним давлениям, и внутренним разрушительным тенденциям, отстаивая оптимальный вариант политики возрождения Руси, подъема ее самосознания и единения. О роли других деятелей эпохи Куликовской битвы необходимо говорить именно вследствие часто встречающихся в литературе противоположных их оценок.
В предыдущей главе затрагивались вопросы, связанные с оценкой исихазма и личности Киприана. Но в свете событий 80-х гг. XIV в. к ним необходимо вернуться, прежде всего с точки зрения уяснения расклада сил, а также анализа источников, в большинстве своем созданных или редактированных значительное время спустя после самих событий. И в этой связи особое внимание следует уделить роли и деятельности Сергия Радонежского, имя которого в литературе часто совершенно произвольно привязываетсяктем или иным событиям. У Л.Н. Гумилева Сергий возглавил «новый взрыв этногенеза». Более строгий В.Т. Пашуто называет Сергия «прозорливым церковным деятелем», а у специалиста по данной эпохе Г.М. Прохорова можно прочитать, что «церковное восточнославянское возрождение» «дало силы грекам, славянам, румынам в течение пятисот лет рабства внутренне противостоять колоссальному турецкому давлению, дало Руси духовные силы пережить своих поработителей, сбросить их иго, воссоединиться и стать величайшей Россией». Это «православное возрождение» связывается Прохоровым с исихазмом: «Исихасты bXIVb., — полагает автор, — нащупали какую-то скважину в глубине человеческой души... Именно тогда появились на Руси столь яркие, сильные и смелые по своей жизни люди, как Сергий Радонежский, Дионисий Суздальский, митрополит Киприан и многие другие, составлявшие едва ли не большинство всех канонизированных русских святых».
Г.М. Прохоров прав в том, что исихазм как «наднациональное» течение всюду приходит в столкновение с «национальными» церквами. А вывод отсюда следует парадоксальный — освобождение от «национального» гнета приходит не от патриотических, а от космополитических сил и устремлений. Так ли это? И о том ли свидетельствуют источники?
Со времени монголо-татарского нашествия на Руси сменилось три поколения, прежде чем в общественном сознании сформировались воля к освобождению и укрепилось убеждение в возможности победы. И не случайно, что формировались они там, где сохранились общинные традиции, а само возрождение Руси начиналось с укрепления общины. Община становится и средством выживания, и рамками непосредственного мировоззрения, и мерилом нравственности. Община консервирует быт, и она же питает этническое самосознание. «Национальная» церковь должна была приспосабливаться к этому сознанию. И не случайно, что монастырская реформа митрополита Алексия нашла весьма благодатную почву в Северо-Восточной Руси, где община укрепилась и практически не повлияла на монастырскую жизнь в областях, оставшихся под властью Литвы и Польши. Именно в пределах Великороссии Алексий сумел соединить интересы «Земли» и церкви.
Г.М. Прохоров полагает, что инициатором монастырской реформы был не Алексий, а патриарх Филофей, послание которого к Сергию имеется в Житии Сергия Радонежского. «Сергий, — как бы резюмирует Прохоров, — хотя и не без труда, перестроил свой монастырь по общежительному принципу и (цитируется Житие. — А.К.) "все богатство и имение обще сотвориша и никому же ничто же дръжати, ниже своим звати что, но вся обща имети. Ел иди же тако не восхотеша, отай изыдоша из монастыря, и оттоле уставися общее житие в монастыре святаго Сергия"». Патриарх Филофей в данном случае предстает борцом против частной собственности и индивидуализма, но именно следование последним двум качествам как раз и отличают исихазм от иных течений в христианстве и разного рода утопий и исканий социальной справедливости.
ЕМ. Прохорову приходится осуждать Е.Е. Голубинского и И.У. Будовница за «гиперкритицизм», поскольку и тот и другой весьма скептически отнеслись к такому показанию источника. УЕМ. Прохорова получается, что и митрополита Алексия почти два года держали в Константинополе не «человеческого ради сребролюбия», а для прохождения курса преимуществ монастырского «общежития» перед преобладавшими в ХГУ в. в Византии «келиот-скими», т.е. особножительскими монастырями.
В заслугу Киприану обычно ставят его борьбу за митрополию «всея Руси», и соответственно Алексий принижается как некий «раскольник», соглашавшийся быть пастырем лишь одной ее части. Но, как сказано выше, Алексий объединял те земли (Велико-россию), для которых первостепенной задачей было смягчение ордынского ига или даже полное освобождение от него. Русские земли под властью Вильны и Варшавы (куда Алексия не пускали) имели иные задачи и питались иными идеями. И необходимо учитывать, в какой мере реальная деятельность Киприана отвечала интересам Москвы и Вильны.
Поскольку заслугу исихастов некоторые авторы видят именно в победе Руси на Куликовом поле, целесообразно дать слово и специалистам, иначе понимающим те же события и те же источники. В этом ряду одно из самых почетных мест принадлежит историку церкви A.B. Карташеву. В связи с рассматриваемым вопросом A.B. Карташев справедливо (при всем уважении к сану) замечает, что сам патриарх Филофей повинен в разделении митрополии «всея Руси» на три противостоящие друг другу: Галицкую для латинской Варшавы, Киевскую для Литвы, Владимиро-Москов-скую для Руси Северо-Восточной.
Вполне убедительна оценка A.B. Карташевым и деятельности в 70-е гг. Киприана: «Прибыв на Русь и сообразив все наличные обстоятельства порученного его разбору дела, Киприан нашел возможным сам добиться русской митрополии с помощью противников Москвы. Он сразу же повел предательскую политику по отношению к митрополиту Алексию, а для того, чтобы его коварные замыслы не обнаружились раньше времени, отослал от себя в Константинополь данного ему патриархом сотоварища. Митрополит Алексий сам было хотел поехать в Константинополь для оправданий, но Киприан отклонил его от этого намерения, обещая со своей стороны привлечь к нему милости патриарха. Из Москвы Киприан, одаренный митрополитом, переехал для продолжения своей «миротворческой» миссии в Литву. В среде литовских князей он встретил самую горячую вражду к митрополиту Алексию и желание отделиться от него, а если можно, то и захватить в свои руки принадлежавшую ему церковную власть над всей Русью. Киприан не замедлил принять сторону Ольгерда, вошел в его доверие и был облюбован им как наилучший конкурент московскому митрополиту. Составился план: обвинить и низложить митрополита Алексия, а на его место возвести Киприана с тем, чтобы он и фактически был Киевским, т.е. жил в Киеве, или в Литве и отсюда управлял всей Русью. Сам же Киприан был и автором грамоты, с которой он отправился к патриарху; здесь возводились тяжкие обвинения на митрополита Московского, и с легкой руки Казимира (польского короля. —