украшают северную столицу: дворцы Голицыных, Шереметевых, Строгановых и др. Вместе с новыми зданиями Адмиралтейства, ансамблем Петропавловской крепости, правительственными зданиями, Зимним дворцом, Эрмитажем они создают несравненный облик Петербурга как символа новой, уже европейской России.
К концу XVIII в. стало модным содержать аристократические салоны. Здесь слышалась французская речь, кипели споры о политике, литературе. В таких салонах блистали российские литературные знаменитости, государственные деятели вещали свои истины, высокопоставленные чиновники в спорах оттачивали взгляды, чиновный люд рангом пониже искал выгодных знакомств.
Дома богатых купцов, чиновников были попроще, но их обитатели также использовали современные архитектурные приемы, новые строительные и отделочные технологии, создавали удачные, просторные, комфортабельные жилища.
Менялась и Москва. Хотя здесь не было такого богатства и блеска, как в Петербурге, но московская знать не хотела отставать от запросов времени. В Москве также выравнивались улицы, прекратилась хаотичная застройка города, но за взятку богатый человек мог построить дом там, где ему заблагорассудится.
По вечерам города стали освещаться фонарями, в которых горело конопляное масло. По центру городов прокладывались, как в Петербурге, брусчатые, а чаще деревянные мостовые. В Петербурге и Москве появились в конце XVIII в. первые водопроводы. Но это лишь для избранных. Все остальное население обеих столиц, а также других больших и малых городов страны пользовалось колодцами и близлежащими водоемами.
Городские власти стали больше внимания уделять личной гигиене горожан, здравоохранению. Во многих городах появились общественные бани. В Москве в конце XVIII в. их насчитывалось до 70. Но богатые горожане, как правило, располагали собственными банями.
В XVIII в. впервые в России открылись городские больницы. Медицинский персонал готовился в госпитальных школах и медико-хирургических училищах. К концу века в стране была создана единая система медицинских учреждений для населения. В каждом губернском городе должен был состоять на службе один доктор, а в уездных городах — один лекарь. Кое-где появились аптеки. Но их было ничтожно мало для обширной и многомиллионной страны.
Подобным же образом меняли свой облик и губернские города. Там тоже центр застраивался дворянскими и купеческими каменными особняками. Некоторые богатые купеческие дома как в столицах, так и в провинциях представляли собой настоящие усадьбы. В них находились магазины, принадлежащие владельцам домов. Такие особняки соперничали с богатыми дворянскими постройками. А подальше от центра появлялись дома зажиточных обывателей — одноэтажные или двухэтажные каменные здания. В моду у людей победнее входили дома с каменным первым этажом и деревянным верхним. Как правило, такие дома принадлежали средним торговцам, мелким дворянам, чиновникам.
И все же эти новшества были на поверхности. Стоило отступить несколько шагов в сторону от центра этих городов, и человека окружала совсем другая жизнь. Начинались унылые, грязные, неосвещенные и немощеные улицы с одноэтажными деревянными домиками, глядящими на прохожих подслеповатыми окнами. Даже в столичных и губернских городах по таким улицам бродили козы, свиньи, гуси. По утрам пастухи собирали стадо и выводили его в поле. Многие жители даже крупных городов занимались земледелием, в первую очередь огородничеством, держали скот, что давало дополнительные возможности для существования. Особенно это касалось мелких торговцев, бедных ремесленников, работных людей на мануфактурах.
Малые российские города были ближе к большим селам. Кроме двух-трех каменных зданий остальные дома оставались деревянными.
На городских окраинах находились рабочие бараки, где жили пришлые работные люди местных мануфактур, разный мастеровой люд. Это были тесные, грязные, душные помещения с нарами вместо кроватей. В таком бараке в общем помещении порой жило несколько десятков человек. Здесь же обитали и семьи. Лишь позднее их стали выделять перегородками.
Сельский быт. Вне городской цивилизации оставалась огромная область российской жизни — село, деревня, сельское население. Здесь, как и в городах, ощущались большие перепады в условиях жизни, особенностях быта.
После Указа о вольности дворянства и Жалованной грамоты дворянству, освобождавших дворян от обязательной государственной и военной службы, значительная часть дворян поселилась в своих поместьях, занялась хозяйством, стала устраивать свою сельскую жизнь.
Можно ли считать эту часть дворянства сельским населением? Несомненно. Они постоянно жили в деревне. Лишь наиболее богатые из них, имеющие дома в столицах, в губернских центрах, перебирались на зиму в города, вывозили туда свои семьи, привозили на балы своих дочерей-невест. Остальная же часть сельского дворянства постоянно жила в своих усадьбах.
Такие дворяне не были отделены от крестьянской жизни непреодолимой стеной. Они постоянно общались с крестьянами по делам хозяйства, в их усадьбах жили дворовые люди, прислуга из тех же крестьян. Господа и слуги годами находились бок о бок, соприкасались с истоками одной и той же народной культуры, традициями, обычаями, поверьями, лечились у одних и тех же знахарей, пили те же настои и парились в бане теми же березовыми вениками. К тому же значительная часть, вроде фонвизинской Простаковой, была неграмотной или малограмотной. Сельские усадьбы таких дворян составляли неотъемлемую принадлежность российской сельской жизни.
Со временем некоторые из таких усадеб, принадлежащие образованным и просвещенным дворянам, как, например, семейство историка H. М. Карамзина, становились заметными культурными центрами. Здесь собирался культурный цвет округи, звучала музыка, обсуждались политические новости, просматривались последние журналы.
Подавляющее большинство российского населения — крестьянство — последние новшества быта обходили стороной. Лишь небольшая часть крестьян выбивалась «в люди». Они строили в селах хорошие, чистые, с печами-голландками избы, пользовались новыми предметами быта (посуда, мебель), покупали добротную одежду и обувь, разнообразили стол. Однако миллионы крестьян — и свободных, и крепостных — жили по старинке. Они подчинялись законам стародавней сельской общины. С утра до вечера работали либо на господской земле, либо на своих десятинах, уходили с котомками в отход на заработки. Их избы, как и в старину, топились по-черному, окна в них закрывались слюдяными оконцами, а зачастую просто задвигались в холодное время суток досками. Лишь во второй половине века в крестьянских домах центральной России появились деревянные полы, потолки, печи начали топить «по-белому»: дым выходил на волю через дымовую трубу. Но вдоль стен стояли по-прежнему лавки, семья собиралась вокруг общего стола и хлебала пищу из общей миски деревянными ложками поочередно по сигналу отца. По-прежнему в красном углу висела икона. Спали в таком доме на лавках или на полатях. Зимой в избу помещали молодняк скота, и тогда здесь становилось совсем тесно.
Если в городах появились какие-то начала здравоохранения, приступили к работе доктора, лекари, открылись больницы, то на селе ничего этого не было. Лечились травами, настоями, слушались советов знахарей и знахарок. Частые эпидемии уносили немало крестьянских жизней. Высока была детская смертность, особенно малолетних детей.
Особый разговор о быте многочисленных народов России. У каждого из них сохранялись свои обычаи, традиции в жилище, одежде, еде. Но общие для всей России перемены властно вторгались в жизнь и поволжских, и сибирских, и северных народов.
Личность Павла I. Осенью 1796 г. у 67-летней Екатерины II случился легкий приступ, предвестник инсульта. Здоровье императрицы пошатнулось. К этому времени многое для России уже было позади. Постарели и умерли «екатерининские орлы». Армия и гвардия наслаждались своей славой и победами. Дисциплина в гвардейских полках ослабла. Порой офицер сопровождал свою часть на развод караула сидя в карете. В казармах процветали кутежи, карточные игры. Дворянство, облагодетельствованное «матушкой Екатериной», также пожинало плоды своих вольностей и свобод. Чиновничество потихоньку разлагалось, все меньше работало, все больше злоупотребляло своим положением: взяточничество, казалось, достигло предела. Молодые фавориты Екатерины, и среди них последний из её любимцев князь Платон Зубов, бессовестно разворовывали страну, беззастенчиво устраивали свои личные дела.
Наследник престола 42-летний Павел Петрович (1754–1801) смотрел на все это с нескрываемой ненавистью и презрением. Между ним и матерью давно уже назрела вражда. Павел считал Екатерину убийцей отца и узурпатором престола. Екатерина смотрела на сына как на соперника, боялась и ненавидела его.
Павел по натуре был любознательным, живым, щедрым, веселым, остроумным человеком. Он высоко ставил нравственные принципы, добродетель и честь. Но одновременно в его характере проявлялись вспыльчивость, своенравие, упрямство. Он был хорошо образован, его воспитателем являлся просвещенный вельможа Н. И. Панин. Молодым человеком Павел много путешествовал по Европе. Идеалы французских просветителей увлекали его. Он сочувствовал польским повстанцам 1793 г. и с уважением высказывался о повстанческом вожде Костюшко. Павел наслаждался комедиями Фонвизина, поклонялся мыслям о самоценности человека, свободе как первом и главном человеческом сокровище.
Но время шло. Пылкий, деятельный молодой человек, отстраненный матерью от всех государственных дел, оскорбляемый её фаворитами, постепенно терял свои прекрасные черты. Напротив, отрицательные свойства его характера выступали все более явно. Он становился нервным, нетерпимым, подозрительным. Его обуревали обиды. В душе зрели планы расправы со своими недоброжелателями в случае, если когда-нибудь ему достанется трон.
В своей резиденции в Гатчине под Петербургом он организовал обособленную от большого двора жизнь. Здесь был свой уклад, своя небольшая дисциплинированная армия, которая копировала прусские порядки с их четкостью, внешней стороной службы, парадами, построениями. Там он наслаждался порядком в беспорядочной Российской империи, был хозяином, сам набирал кадры, возвышал и назначал офицеров, требовал от них неукоснительной службы, рвения, честности. Екатерина не вмешивалась в эту его гатчинскую жизнь.