История России с начала XVIII до конца XIX века — страница 22 из 22

§ 1. Место России в «концерте мировых держав»

В конце октября 1894 г., выступая в императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете в Москве, известный историк В.О. Ключевский говорил об историческом значении скончавшегося царя: «Наука отведет Императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что Он одержал победу в области, где всего труднее достаются эти победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению…» Маститый профессор имел в виду те позиции и те результаты, которых добилась Россия при Александре III («Царе-Миротворце») на мировой арене.

После окончания русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Россия не принимала участия в вооруженных столкновениях и усилия ее дипломатии и политического руководства сводились к поддержанию мира и стабильности как в Европе, так и в других районах. Будучи мировой державой, Россия имела политические, стратегические и экономические интересы в различных точках земного шара. Первостепенное же значение для нее имели Европа, Ближний, Средний и Дальний Восток. В этих регионах ситуация постоянно менялась и была далеко не всегда благоприятной для Петербурга.

В последние десятилетия XIX в. главные события происходили в Европе, где складывалась новая геополитическая обстановка. Возникли два новых государства — Италия и Германия. Объединение Италии под главенством Савойской династии мало занимало правящие круги России, а вот создание консолидированной Германской империи под эгидой прусской династии Гогенцоллернов непосредственно затрагивало важнейшие нервы русских интересов и в самой Европе и вне ее. Отношения между Петербургом и Берлином большую часть XIX в. носили дружественный характер, что в немалой степени было результатом тесных родственных связей между двумя династиями: женой императора Николая I и матерью Александра II была урожденная прусская принцесса Шарлотта-Каролина, принявшая в России имя Александры Федоровны. Первый император Германской империи Вильгельм I приходился дядей царю Александру II.

В 60-е годы XIX в., когда Пруссия начала кровавую борьбу за германское единство, Россия хранила благожелательный нейтралитет. Она сохраняла его и во время франко-прусской войны 1870–1871 гг., закончившейся разгромом Франции и провозглашением Германской империи. В 1873 г. между Россией, Германией и Австро-Венгрией было заключено соглашение, получившее в истории название «Союза трех императоров». Петербург, Берлин и Вена брали на себя обязательства решать спорные вопросы путем переговоров, а в случае, если одна из стран подвергнется нападению, «договариваться о совместных действиях» и при необходимости заключить военную конвенцию.

В конце 70-х годов XIX в. «сердечная дружба» между Россией и Германией начинает подвергаться серьезным испытаниям. На Берлинском конгрессе 1878 г. европейские державы выступили единым фронтом и совместными усилиями постарались свести на нет успехи и преимущества России, полученные ею в результате кровопролитной и дорогостоящей русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Становилось все более ясным, что Германия в международных вопросах не собирается руководствоваться чувствами симпатии к своему восточному соседу. В ее внешней политике начинали доминировать собственные имперские устремления. Осознание очевидного стало горьким разочарованием для многих в России, в том числе и для царя Александра II. Хотя император Вильгельм I и могущественный канцлер О. Бисмарк по любому поводу и разными путями уверяли Петербург в «неизменной дружбе», но чувства досады и раздражения от предательства Берлина в российских правящих кругах все усиливались. Это со всей очевидностью стало проявляться в 80-е годы.

Когда в 1881 г. на престол вступил Александр III, то к этому времени он испытывал стойкие антигерманские чувства. И в то время и в последующее много рассуждали о том, что личные настроения монарха определяли курс государственной политики, что если бы не пристрастия одного лица, то рисунок мирового политического действия в конце XIX — начале XX в. был бы совсем иным, а следовательно, иной могла бы стать и судьба России. Не говоря уже о том, что к истории нельзя применять сослагательное наклонение («если бы…»), необходимо в первую очередь учитывать обстоятельства более общего порядка.

Конечно, симпатии самодержца в той или иной степени, но неизбежно влияли на все аспекты внутренней и внешней политики империи. Но степень этого влияния, его результативность далеко не всегда напрямую определяли курс государственного корабля. В 1884 г. при посещении своих родственников в Германии императрица Мария Федоровна встретила принца Александра Баттенбергского (двоюродного брата Александра III), который к тому времени уже пять лет был князем Болгарии, страны, освобожденной от турецкого ига Россией. В своей же политике болгарский правитель придерживался стойкой антирусской позиции, ориентируясь на Вену и Берлин. Это вызывало сильное недовольство в Болгарии, и Александр Баттенбергский пытался хоть как-то улучшить отношения с Россией. Встреча с царицей давала шанс, и князь стал уверять ее, что питает наилучшие чувства к царю. Описывая этот эпизод в письме к мужу, Мария Федоровна заметила: «Я ответила ему, что было бы ошибкой отделять твою личность от твоей политики, потому что это — одно и то же». Царица была права. Но правда была и в том, что внешнеполитический курс страны формировался не по прихоти или капризу венценосца; здесь была своя логика, своя преемственность; она вызывалась и диктовалась принципом целесообразности и перспективного государственного интереса.

Говоря об антигерманских чувствах последних царей, необходимо учитывать один важный момент. Монархи питали собственно не столько антигерманские чувства, сколько антипрусские. Пруссия и Германия, по этим представлениям, — не одно и то же. Царский дом был оплетен густой сетью родственно-династических уз со многими владетельными домами в Германии, с теми карликовыми княжествами, герцогствами, графствами и королевствами, которые стали объектом притеснений со стороны именно Пруссии, игравшей руководящую роль в Германском союзе, а затем ставшей почти полноправным хозяином конгломерата формально независимых, но фактически полностью вассальных административно-государственных образований. «Наглость Пруссии», «беззастенчивость Гогенцоллернов» и вызывали возмущение. Потребности политической целесообразности требовали часто от правителей перешагивать через личные симпатии и антипатии, осуществляя комбинации, диктуемые государственными интересами.

Весь XIX век главными мировыми политическими центрами, где принимались касавшиеся геополитических Проблем решения, были Лондон, Париж, Петербург, Вена. С середины века к числу таких центров присоединился и Берлин. Все остальные страны и столицы были на далекой периферии мировой политики. Лишь в самом конце века на роль «первых скрипок» в «концерте мировых держав» стали претендовать еще две страны: Япония и США.

У России складывались непростые отношения с мировыми лидерами. Огромность империи царей, ее медленное, но неуклонное расширение на юг и восток вызывали беспокойство и неудовольствие других мировых держав. Крымская война неблагоприятно отразилась на характере русско-французских и русско-английских отношений и исключила возможность тесного сближения и с Англией и с Францией. Но уже вскоре ситуация стала меняться. В 60-е годы, когда на европейском горизонте появился германский колосс, Наполеон III начал выказывать знаки явного расположения к Александру II и к России, и неоднократно сетовал на то, что случилось «это несчастье», имея в виду Крымскую войну. Но эти сигналы из Парижа не вызвали ответной реакции в Петербурге. Горечь крымской баталии здесь еще не прошла.

Сложными были отношения у России с Англией. Экспансия Лондона в Азии наталкивалась на такие же претензии Петербурга. Находившаяся на английском престоле с 1837 по 1901 г. королева Виктория была убежденной русофобкой. В России хорошо помнили, что во время Крымской войны она на своей яхте провожала «до последнего маяка» военную эскадру, показав тем всему миру, что это была не только война Британии, но и ее личная война. Да и после окончания сражений отношения оставались натянутыми. В 60-е годы премьер Дизраэли заявлял: «Россия непрерывно усиливается. Катится как снежная лавина к границам Афганистана и Индии и представляет собой величайшую опасность, какая только может существовать для Британской империи». Эти чувства полностью разделяла и королева, и область внешней политики являлась сферой ее особых забот и интересов.

Во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Англия стояла за спиной Турции и помогала ей. Сложные коллизии возникали в Средней Азии. Россия с середины XIX в. уверенно продвигалась в глубь обширных, малонаселенных территорий на востоке от Каспийского моря. По мере этого движения русские рубежи все ближе и ближе подходили к владениям Британии в Индии. Уже вскоре после воцарения Александра III наметился конфликт из-за района Мерва, чуть не приведший к войне между двумя крупнейшими мировыми империями. Еще более острая обстановка сложилась через четыре года в том же районе Средней Азии.

В начале 1885 г. отряд афганцев, вооруженный англичанами под руководством английского инструктора, занял территории, расположенные по соседству с крепостью Кушка, угрожая форпосту русских войск. Возмущенный царь отправил командующему грозный циркуляр, предписывая немедленно выгнать пришельцев и «проучить их как следует». Воля монарха была исполнена: афганцы бежали, а инструктор попал в плен. Посол Великобритании в Петербурге от имени правительства «Ее Величества» потребовал извинений. Александр III не только не собирался извиняться, но даже демонстративно наградил начальника пограничного отряда Георгиевским крестом. В Лондоне негодовали. Была произведена частичная мобилизация армии, а флот приведен в боевую готовность. Петербург получил новую, еще более грозную ноту, и русские дипломаты нервничали. Сам же царь сохранял хладнокровие и на замечание министра иностранных дел Николая Гирса, что Россия на пороге войны, меланхолически изрек: «Хотя бы и так». Тема была исчерпана. Англии пришлось уступить и проглотить «горькую русскую пилюлю».

Холодность англо-русских отношений в XIX в. существенно не изменили даже близкие родственные отношения, возникшие между Романовыми и Ганноверской (с

1917 г. — Виндзорской) династией. Старшая сестра русской цесаревны (с 1866 г.), а с 1881 г. — императрицы Марии Федоровны, урожденная датская принцесса Александра была замужем за старшим сыном королевы Виктории, наследником английской короны принцем Альбертом-Эдуардом, герцогом Уэльским. (С 1901 г. — король Эдуард VII.) Позже возникли и другие фамильные узы: в 1874 г. единственная дочь Александра II Мария Александровна стала женой второго сына королевы Виктории Альфреда, герцога Эдинбургского, а в 1884 г. внучка королевы, гессенская принцесса Елизавета, вышла замуж за брата Александра III, великого князя Сергея Александровича. И, наконец, в ноябре 1894 г. молодой царь Николай II венчался с младшей внучкой английской королевы, принцессой Алисой Гессенской, ставшей последней русской царицей Александрой Федоровной. Межгосударственные связи между Россией и Англией стали улучшаться лишь в начале XX в., и это сближение закончилось заключением в 1907 г. англо-русского договора о разделе сфер влияния.

Несмотря на свои антигерманские настроения, вскоре после восшествия на престол, Александр III пошел на возобновление «Союза трех императоров». Правящие круги России сделали этот шаг, чтобы предотвратить складывание тесного военно-стратегического альянса между Германией и Австро-Венгрией. В июне 1881 г. был подписан новый договор между тремя монархами, согласно которому стороны обязывались поддерживать «благожелательный нейтралитет», если случится война одной из них с четвертой страной. Правда, была сделана оговорка, что в случае войны с Турцией нейтралитет определяется специальным соглашением об условиях мира, а возможные изменения территориальных владений Турции в Европе могут происходить лишь с согласия сторон. Этот договор не был выгоден России, но, чтобы не оказаться в опасной изоляции на мировой сцене, Петербург согласился на подобные условия.

В 1882 г. в расстановке политических сил в Европе произошло важное событие: Германия, Австро-Венгрия и Италия заключили тайное соглашение, получившее название «Тройственного союза». В отличие от «Союза трех императоров», где стороны на себя брали в основном моральные обязательства самого общего порядка, в данном случае имело место образование военно-стратегической коалиции, направленной напрямую против Франции и завуалированно против России. Участники соглашения обязывались не участвовать ни в каких соглашениях, направленных против одного из участников Тройственного союза, и оказывать друг другу взаимную военную поддержку в случае любых военных действий. Этот договор неоднократно продлевался и просуществовал вплоть до 1915 г., когда Италия выступила на стороне Антанты против своих бывших союзников.

Острое столкновение интересов России и Австро-Венгрии на Балканах (претензии на турецкое территориальное наследство, борьба за влияние в Болгарии и т. д.) вполне определенно вырисовывали возможность военного столкновения между тремя державами и Россией. В Петербурге прекрасно понимали опасность подобной ситуации. Чтобы разорвать политико-дипломатическую изоляцию, в 1887 г. Россия пошла на заключение тайного соглашения с Германией, которое обычно в литературе называют «Договором перестраховки». Канцлер О. Бисмарк таким путем старался обезопасить Германию с Востока в случае возникновения военного конфликта с Францией. Некоторые политические выгоды получала и Россия. Стороны обязывались соблюдать нейтралитет в случае войны одной из сторон с третьей державой, кроме «случаев нападения Германии на Францию или России на Австро-Венгрию». Иными словами, Германия как бы подтверждала свои союзнические обязательства перед Австро-Венгрией, а Россия оставляла за собой право поддержать Францию. Договор был заключен на три года, но продлен не был. В 1890 г. ситуация существенно изменилась. Главой Германской империи был уже Вильгельм II, человек резкий, неуживчивый, амбициозный и труднопредсказуемый. Сторонник мирных отношений с Россией, престарелый князь О. Бисмарк был отправлен в отставку, а между Россией и Германией бушевала жестокая таможенная война.

В начале 90-х годов XIX в. Россия пошла на шаг, который трудно было еще недавно и представить: она заключила военно-политический союз с республиканской Францией, страной, где находили прибежище русские диссиденты и престолоненавистники. Но государственные интересы возобладали над консервативными убеждениями, и две столь непохожих страны стали союзниками, определив тем самым расстановку геополитических сил в последующие десятилетия.

Первым шагом к образованию союза стало политическое соглашение от августа 1891 г., в котором стороны обязывались прилагать все силы к поддержанию мира и для этого проводить консультации по всем острым международным вопросам. Через год, в августе 1892 г., Россия и Франция заключили военную конвенцию. Ее основной смысл содержался в первой статье: «Если Франция подвергнется нападению со стороны Германии или Италии, поддержанной Германией, Россия употребит все войска, какими она может располагать для нападения на Германию. Если Россия подвергнется нападению Германии или Австрии, поддержанной Германией, Франция употребит все войска, какими может располагать для нападения на Германию». В конвенции говорилось, что Франция должна выставить против Германии армию в 1300 тыс. человек, Россия от 700 до 800 тыс. Обе стороны обязывались ввести эти силы в действие «полностью и со всей быстротой», с тем чтобы Германии пришлось одновременно сражаться и на Западе и на Востоке. Положения франко-русского союза были секретными. На этом настаивали в Петербурге, чтобы не форсировать военно-стратегическое сближение между Берлином и Веной. Но сохранять долго в тайне столь важный международный договор было сложно, и через несколько лет Франция и Россия официально признали свои союзнические обязательства.

Когда в апреле 1894 г. наследник престола цесаревич Николай Александрович был помолвлен с гессенской принцессой Алисой, то в Париже возникли опасения за судьбу Союза, тем более, что в Берлине умышленно раздували этот факт, стараясь придать ему некое политическое значение. Но эти опасения были совершенно безосновательными. Россия твердо была намерена придерживаться заключенного соглашения. Александр III недвусмысленно заявил, что, пока будет существовать Тройственный союз, «наше сближение с Германией невозможно».

В октябре 1894 г. в России появился новый царь и сразу возникли вопросы о том, насколько новый монарх будет следовать прежним курсом в вопросах внешней политики. Здесь узловым пунктом являлся франко-русский союз. За несколько дней до похорон Александра III, состоявшихся 7 ноября, русским дипломатическим представителям за границей был разослан циркуляр, опубликованный затем и в газете «Правительственный вестник», где говорилось: «Россия ни в чем не уклонится от вполне миролюбивой, твердой и прямодушной политики, столь мощно содействовавшей всеобщему успокоению». Это служило подтверждением неизменности внешнеполитического курса.

Вступивший на престол Николай II не был посвящен во многие подробности дипломатической деятельности, а содержание статей франко-русского союза ему было известно в самой общей форме. В своем дневнике великий князь Константин Константинович записал разговор с Николаем II вскоре после восшествия его на трон. «Я спрашивал, слыхал ли Он советы от Отца перед кончиной? Ники ответил, что Отец ни разу и не намекнул Ему о предстоящих обязанностях. Перед исповедью отец Янышев (духовник. — Авт.) спрашивал умирающего Государя: говорил ли Он с наследником? Государь отвечал нет; он сам все знает». Но очень скоро император был введен в курс дела, ему были сообщены все детали дипломатических переговоров и условия заключенных Россией соглашений и конвенций. Принимая главу официальной делегации Франции генерала Р. Буадефра, прибывшего на похороны Александра III, Николай II заверил его, что и во внутренней и во внешней политике он «будет свято продолжать дело отца».

Общий внешнеполитический курс России не изменился: союз с Францией и поддержание как можно более дружеских отношений с другими державами. Особенно велика была роль подобных отношений с Германией, экономическая и военная мощь которой росли год от года, а ее международное влияние постоянно усиливалось. Берлин был заинтересован в политическом сближении с Петербургом, и Вильгельм II, осознавая значение России, стал пропагандировать идею о необходимости возобновить альянс двух монархий для поддержания равновесия в мире и укрепления консервативных принципов в политике. Эти сигналы не находили отклика в России. В начале 1895 г. русский МИД отправил послу в Берлине директиву, где говорилось, что в случае проявления попыток кайзера возобновить существовавший ранее политический договор («Договор перестраховки») необходимо недвусмысленно дать понять, что Николаю II «не угодно возобновлять какое-либо письменное соглашение», поскольку оно оказалось бы «в некотором противоречии с установившимися отношениями нашими и Франции». Послу предписывалось «поддерживать и развивать самые дружеские отношения лично с Вильгельмом II и Берлинским кабинетом, не поощряя, однако, его стремление к заключению секретного соглашения».

Великобритания, находившаяся к концу XIX в. в политическом «блистательном одиночестве», тоже проявляла признаки внимания к России. Приход к власти нового правителя давал возможность изыскать обоюдоприемлемую формулу сосуществования двух империй. Эта стратегическая цель манила и Россию: во всех отношениях представлялось гораздо более выгодным иметь с Альбионом если уж не дружеские, то хотя бы приемлемые отношения. Королева Виктория, для которой внешняя политика являлась излюбленной сферой интересов, была готова отойти от своей русофобии. Династические матримониальные связи открывали большие возможности. Правда, первоначально она без всякого энтузиазма отнеслась к брачной партии своей внучки Алисы с русским престолонаследником, но когда познакомилась с ним лично, то предубеждение сошло почти на нет. В день бракосочетания Николая II, 14 ноября 1894 г., королева устроила пышный прием в Виндзорском замке, на который, впервые за время ее правления, были приглашены все члены русской дипломатической миссии. «Королева Великобритании и Ирландии и Императрица Индии» была необычайно любезна с гостями, удостоила многих из них беседой, а на банкете провозгласила тост «за здоровье моих дорогих внучат».

Николай II испытывал большое уважение к престарелой королеве: ведь она была так любима его женой, которой еще в раннем детстве заменила мать. Однако родственные симпатии — симпатиями, а интересы государства — прежде всего. В одном из своих посланий в Англию «любимый внук» заметил: «Увы! Политика, это не то, что частные или домашние дела, и в ней нельзя руководствоваться личными чувствами и отношениями. Подлинный учитель в этих вещах — история, а передо мной лично, кроме этого, всегда священный пример моего любимого Отца, так же как и результаты его деяний». Британская королева все это знала как никто. Упоминание же имени умершего царя не могло не воскресить в ее памяти неприятные минуты и дипломатические неудачи, которые она всегда остро переживала.

Николай II написал «дорогой бабушке» несколько писем, каждое из них было полно изъявлений нежных чувств. Но рядом с этим встречаются пассажи уже совсем иного свойства. В октябре 1896 г. царь писал: «Что касается Египта, дорогая Бабушка, то это очень серьезный вопрос, затрагивающий не только Францию, но и всю Европу. Россия весьма заинтересована в том, чтобы были свободны и открыты ее кратчайшие пути к Восточной Сибири. Британская оккупация Египта — это постоянная угроза нашим морским путям на Дальний Восток; ведь ясно, что у кого в руках долина Нила, у того и Суэцкий канал. Вот почему Россия и Франция не согласны с пребыванием Англии в этой части света и обе страны желают реальной независимости канала».

В начале 1899 г. Николай II, обращаясь к королеве, писал: «Как Вам известно, дражайшая Бабушка, я теперь стремлюсь только к возможно более длительному миру во всем мире, это ясно доказали последние события в Китае — я имею в виду новое соглашение о постройке железной дороги. Все, чего хочет Россия, — чтобы ее оставили в покое и дали развивать свое нынешнее положение в сфере ее интересов, определяемой ее близостью к Сибири. Обладание нами Порт-Артуром и Маньчжурской железной дорогой для нас жизненно важно и нисколько не затрагивает интересы какой-либо другой европейской державы. В этом нет и никакой угрозы независимости Китая. Пугает сама идея крушения этой страны и возможности раздела ее между разными державами, и я считал бы это величайшим из возможных бедствий».

В этом послании обрисованы основные приоритеты и направления русской внешней политики. С конца XIX в. во внешнеполитической деятельности выступает на первый план дальневосточный регион. Другой важный момент, о котором говорится в процитированном письме, это упоминание о «стремлении к длительному миру».

С именем последнего российского монарха неразрывно связана одна важнейшая международная политическая инициатива, о которой всегда мало говорили или вообще умалчивали многочисленные недоброжелатели и хулители Николая II. Речь идет о предложении России созвать международную конференцию для обуздания гонки вооружений. Эта идея несколько месяцев обсуждалась в дипломатическом ведомстве России, и в конечном итоге царь поддержал это предложение. 12 августа 1898 г. представителям иностранных держав в Петербурге от имени министра иностранных дел была вручена нота, содержавшая предложения России. В ней кратко была изложена точка зрения царского правительства на разворачивавшуюся мировую гонку вооружений, признавалась ее порочность для финансового благополучия отдельных стран и констатировалась угроза мировому спокойствию. Помимо прочего, в ней говорилось: «Положить предел непрерывным вооружениям и изыскать средства предупредить угрожающие всему миру несчастья — таков высший долг для всех государств. Преисполненный этим чувством, Государь Император повелел мне обратиться к правительствам государств, представители коих аккредитованы при Высочайшем дворе, с предложением о созвании конференции в видах обсуждения этой важной задачи. С Божьей помощью конференция эта могла бы стать добрым предзнаменованием для грядущего века»

Этот призыв прозвучал тогда, когда ведущие мировые державы или уже реализовали обширные военные программы, или готовились к этому. В силу этого реакции в Берлине, Лондоне, Вене, Париже, Вашингтоне и Токио были более чем сдержанные. Естественно, что в силу общеполитических условий никто не мог решиться отбросить сразу подобные предложения, отвечавшие чаяниям и мечтам многих и многих. Но никакого энтузиазма не наблюдалось, и в правительственных кругах европейских стран отнеслись к призыву России критически, расценивая ее как «несвоевременную акцию». Но все-таки известный результат русская инициатива имела. В начале лета 1899 г. в голландском городе Гааге, под председательством русского посла в Лондоне барона Е.Е. Стааля, состоялась первая международная конференция полномочных представителей двадцати семи стран. На ней были приняты важные международные правовые акты, касающиеся важнейших вопросов войны и мира: декларации о мирном разрешении военных споров; о законах и обычаях сухопутной войны и о ведении морской войны. В соответствии с решениями конференции был учрежден Международный суд в Гааге (действующий и поныне под эгидой ООН), ставший международной арбитражной инстанцией в разрешении межгосударственных спорных ситуаций.

Но действительно глубоких изменений в развязанной гонке вооружений русская инициатива не принесла. К ней отнеслись критически не только руководители иностранных держав, но и многие в России. Среди «либеральной публики» мало кто верил, что данная акция была продиктована доброй волей верховного правителя, который, согласно всем модным представлениям, должен был олицетворять лишь «реакцию» и «империализм». Отчуждение от власти той части общества, кого было принято называть «образованными слоями», было уже вполне отчетливым.

Но этот внутренний социальный разлом был еще почти неразличим и в международном ландшафте империя царей представлялась мощным монолитом. К началу XX в. позиции России на мировой арене были прочны и общепризнанны. У нее была самая большая армия в мире (около 900 тыс. человек), третий в мире флот (после Англии и Франции). И хотя вооруженные силы России уступали ведущим мировым странам по уровню военно-технического оснащения, но с конца прошлого века этот разрыв начал стремительно сокращаться. Противоречия между Россией и европейскими державами на Балканах, в Турции (старая и больная проблема черноморских проливов), в Средней Азии и на Дальнем Востоке сохранялись и порой приводили к острым конфронтациям в различных географических пунктах, но до рубежа военного столкновения дело не доходило. России боялись и с ней считались. Русско-японская война и последующие затем социальные волнения сильно поколебали эти представления, и некоторые политические лидеры, например германский император Вильгельм II, буквально начали воспринимать Россию как «колосса на глиняных ногах». Это было опасное заблуждение, которое, тем не менее, непосредственно повлияло на развитие последующих событий.

§ 2. Социальный и экономический облик России 90- х годов XIX в. Общероссийская перепись 1897 г. Имущие и неимущие

В 80-е годы XIX в. закончилось территориальное формирование Российской империи и новых приобретений у России уже не было. Это была огромная мировая держава, оказывавшая большое влияние на ход мировых дел. В конце XIX в. практически ни один сколько-нибудь значительный глобальный вопрос не мог быть решен без участия Петербурга.

Александр III укрепил монархический авторитаризм, несколько поколебленный в эпоху реформ Александра II. Самодержавие, как казалось, стояло прочно и нерушимо. Все высшие функции власти (законодательной, исполнительной и судебной) сосредоточивались в руках императора, но реализация каждой из них осуществлялась через систему государственных институтов.

Высшим законодательным органом, как и раньше, оставался Государственный совет, наделенный законосовещательными правами. Он состоял из лиц, назначенных царем, и министров. В большинстве своем это были известные царедворцы и сановники, многие из которых были в весьма преклонных летах, что позволяло фрондирующей публике в салонах именовать их не иначе как «госсоветовские старцы». Законодательной инициативы Государственный совет не имел; его компетенция состояла лишь в том, чтобы обсуждать законопроекты, вносимые по инициативе монарха и при его согласии и разработанные в соответствующих министерствах. В некоторых случаях, когда тот или иной вопрос затрагивал интересы нескольких ведомств, учреждались по монаршей воле специальные межведомственные комиссии, заключения которых рассматривались отдельными департаментами, а затем обсуждались в общем заседании Государственного совета. Решения этого бюрократического синклита передавались императору, который мог поддержать мнение и большинства и меньшинства (если при голосовании обнаруживались различные точки зрения). Проект приобретал силу закона лишь после утверждения императором, вступал в действие после опубликования и обратной силы не имел.

Главным органом административной власти являлся Комитет министров, и его возглавлял председатель, функции которого были весьма ограничены. В состав Комитета министров входили не только министры, но и главы департаментов и государственных управлений. На рассмотрение Комитета выносились дела, требовавшие одобрения разных министров. Комитет министров не был единым органом, координирующим деятельность отдельных ведомств. Это было собрание административно независимых друг от друга сановников. Каждый министр имел право прямого доклада императору и руководствовался его указаниями и распоряжениями.

К началу царствования Николая II действовало 15 министерств и равнозначных им государственных установлений: иностранных дел, военное, морское, внутренних дел, юстиции, финансов, земледелия и Государственных имуществ, путей сообщения, народного просвещения, Министерство Императорского двора, Главное управление Государственного коннозаводства, Государственный контроль, Собственная Его Величества Канцелярия, Собственная Его Величества Канцелярия по учреждениям императрицы Марии, Собственная Его Величества Канцелярия по принятию прошений на Высочайшее имя. Министр назначался исключительно монархом, имел от одного до трех заместителей («товарищей») и особый совет министра.

Наиболее обширную компетенцию имели два министерства: внутренних дел и финансов. Первое занималось поддержанием внутреннего порядка в империи, осуществляло цензуру, ведало общей статистикой, почтой и телеграфом, сословными учреждениями и земским самоуправлением, ветеринарным и медицинским делом, народным продовольствием и общественным призрением, делами исповеданий (кроме православного). В ведении Министерства финансов находились дела финансов, торговли и промышленности, прямые и косвенные налоги, таможенные сборы, винная монополия, вся кредитная часть, торговое мореплавание, железнодорожная тарифная политика.

Император считался главой суда и судебного управления, а весь суд осуществлялся от его имени. На конкретное судопроизводство компетенция монарха фактически не распространялась; ему принадлежала роль высшего и последнего арбитра. Свой надзор за судом и администрацией самодержец осуществлял через Правительствующий Сенат, наблюдавший за тем, чтобы распоряжения верховной власти надлежащим образом исполнялись на местах и разрешавшего жалобы на действия и распоряжения всех властей и лиц до министров включительно.

Царь являлся и главой Русской православной церкви, но непосредственными делами церковного управления ведал Святейший Синод, учрежденный еще при Петре I. Он состоял из присутствия и собственно управления. Присутствие объединяло высших иерархов православной церкви, выносивших свои решения по важнейшим вопросам ее жизни. Компетенции Святейшего Синода принадлежали все дела церкви: истолкования церковных догматов, распоряжения по церковной обрядовости и молитвам, назначение церковных должностных лиц, заведование церковным имуществом, церковное просвещение, борьба с еретиками и раскольниками, церковная цензура, судебные дела духовных лиц. Возглавлял это влиятельное ведомство обер-прокурор Святейшего Синода. С 1880 г. и до конца 1905 г. на этой должности бессменно находился К.П. Победоносцев.

В административном отношении Россия делилась на 78 губерний, 18 областей и остров Сахалин. В состав Российской империи с 1809 г. входила и Финляндия («Великое княжество Финляндское»), главой которой был российский император и которая имела широкую внутреннюю автономию (собственное правительство — Сенат, внутреннюю таможню, полицию, собственную денежную единицу). Кроме того 4 города (Петербург, Одесса, Севастополь, Керчь-Еникале) были выведены из состава губерний и управлялись градоначальниками, непосредственно подчиненными центральной власти. Губернии делились на уезды, а области — на округа. Уезд являлся низшей общеадминистративной единицей, и дальнейшее деление его имело уже специальное назначение: волость — для крестьянского самоуправления, участки земских начальников, участки судебных следователей и т. д. В конце XIX в. земское самоуправление было введено только в 34 губерниях Европейской России, а в остальных районах делами местного хозяйства ведали правительственные органы.

В общественном отношении люди не были равны, а согласно закону подразделялись на отдельные категории — сословия. В Своде законов Российской империи говорилось, что «в составе городского и сельского населения, по различию прав состояния, различаются четыре главные рода людей: дворянство; духовенство; городские обыватели; сельские обыватели». Дворянство делилось на личное и потомственное., «Благородное сословие» всегда было высшим в сословной иерархии, имело систему льгот и привилегий, законодательно зафиксированных еще при Екатерине II в Жалованной грамоте дворянству 1785 г.

Более сложное деление имели два последних «рода людей». В разряд горожан входили следующие сословия: потомственные почетные граждане, купцы, мещане, или посадские, ремесленники, или цеховые. К числу «сельских обывателей» относились крестьяне и поселяне разных наименований: однодворцы, казаки, бывшие заводские, горнозаводские и фабричные «государственные люди», колонисты-поселенцы и некоторые другие категории лиц, занимавшихся сельскохозяйственным трудом в различных районах Российской империи, а также те, кто порвал с сельскохозяйственным промыслом, но все еще оставался «приписанным» к своему сословию.

Говоря о социальном ранжировании российского общества, необходимо обязательно принимать в расчет одну очень важную и характерную особенность: соотношение классового и сословного признаков. Первоначально, когда законодательно оформлялось сословное деление, существовала определенная взаимосвязь между юридическим сословным статусом и профессионально-имущественным положением отдельного лица и общественной группы. Скажем, отличительными чертами дворянства было землевладение и государственная служба; признаками купечества являлись предпринимательские занятия; крестьянин был синонимом землепашца. Но постепенно, по мере развития производительных сил, по мере становления гражданского общества подобная взаимосвязь становилась все более и более условной. Это особенно стало заметным после отмены в 1861 г. крепостного права и вступления России на путь интенсивного капиталистического развития.

Капитализм преодолевал многие традиционные социальные схемы, внедрял новые социальные институты, иную шкалу ценностей и приоритетов. Общественную значимость определяли уже не только и не столько юридические нормы, не наследственное или приобретенное сословное состояние, а имущественное положение конкретного лица, его место в системе общественного производства и распределения или, проще говоря, отношение к собственности и род занятий. Определяющего значения сословные признаки здесь уже не имели. К концу XIX в. эта нивелирующая тенденция проявилась уже со всей очевидностью. Сословно-классовое деление сменялось классовым. Директорами банка, страхового общества, промышленной корпорации могли быть (и были в действительности) и «благородные господа», и купцы, и мещане, и крестьяне. Успешная предпринимательская деятельность не зависела от древности рода, от принадлежности к престижным сословным группам. Капитализм разрушал сословную обособленность, и хотя сословное деление общества сохранялось вплоть до 1917 г., но оно уже мало что определяло, особенно в сфере частного предпринимательства.

90-е годы XIX в. стали периодом интенсивного экономического роста России. Динамические процессы в народном хозяйстве обозначились еще раньше. В первой составленной для Николая II росписи государственных доходов и расходов на 1895 г. министр финансов приводил достаточно наглядные показатели. С 1881 г. по 1893 г. выплавка чугуна в империи поднялась с 27,3 до 70,8 млн. пуд. (+160 %), выплавка стали — с 18,7 до 59,3 млн. пуд. (+59,3 %), добыча угля — с 200,9 до 460,2 млн. пуд. (+129 %), нефти — с 21,4 до 337 млн. пуд. (+1475 %) и т. д. Если средний показатель сбора хлебов за 1881–1887 гг. составлял 263 млн. четвертей, то в 1894 г. он превысил 332 млн. четвертей. Протяженность железнодорожного пути к 1 января 1881 г. в России (без Финляндии) составляла 21 226 верст, а к 1 января 1894 г. возросла до 33 869 верст (+60 %) и т. д.

Но при всех очевидных успехах хозяйственного развития Россия все еще оставалась по преимуществу аграрной страной, где подавляющая часть населения была занята в сельском хозяйстве, а главными статьями экспорта являлись предметы земледелия и животноводства. В середине 90-х годов структура землевладения в 49 губерниях Европейской России (без Области Войска Донского, Царства Польского, Финляндии и Северного Кавказа) была следующей:

Государственных земель

164.3 млн. га

(38.5 %)

Удельных земель

8,0 млн. га

(1.9 %)

Земель учреждений и юридических лиц (церкви, монастыря, города и т. д.)

9,4 млн. га

(2.2 %)

Земель крестьянских обществ

155,3 млн. га

(34.3 %)

Земель частных собственников

99,5 млн. га

(23.1 %)

По данным на 1900 г. среди частных землевладельцев преобладали представители высшего сословия.

% лиц

% земель

дворяне

23.8

79.8

купцы и потомственные почетные граждане

2.6

10.7

мещане

12.1

2.1

крестьяне

56.7

5,5

прочие (духовенство, иностранцы и др.)

4.8

1.9

К началу XX в. в России имелась небольшая, но чрезвычайно влиятельная группа земельных магнатов, земельная собственность которых превышала 50 тыс. десятин (одна десятина равна 1,09 га). В Европейской России в общей сложности 155 личным собственникам (представителям 102 семей) принадлежали земельные владения площадью 16,2 млн. десятин, что составляло около 20 % всего земельного фонда, находившегося в частных руках. Здесь преобладали представители старых аристократических фамилий: Барятинские, Белосельские-Белозерские, Бобринские, Волконские, Гагарины, Голицыны, Долгорукие, Меллер-Закомельские, Мусины-Пушкины, Нарышкины, Орловы, Строгановы, Шереметевы, Шуваловы, Юсуповы и некоторые другие. Этой дворянской элите принадлежали не только сотни тысяч десятин усадебных владений, разбросанных в разных губерниях, но и крупная недвижимость в городах: дворцы, особняки, иногда целые кварталы доходных домов. Но со второй половины XIX в. уверенно утверждали себя среди крупнейших землевладельцев и предприниматели, к которым во все большем масштабе переходила собственность разорявшегося и бедневшего дворянства. Правда, это «оскудение» практически не касалось элитарной аристократической группы, но их монополия на владение латифундиями подходила к концу. К началу XX в. появились купеческие фамилии, имевшие в личном владении десятки, а иногда и сотни тысяч десятин земли.

Россия с конца XIX в. занимала лидирующее положение на мировом рынке сельскохозяйственной продукции. Около трети ее производилось в крупных аграрных хозяйствах. В крестьянско-общинном же землепользовании преобладали рутинные агротехнические приемы и архаичные сельскохозяйственные орудия. Продуктивность подобного производства была чрезвычайно низка, хотя крестьянские хозяйства и поставляли большую часть товарного зерна. В 1895 г. в России насчитывалось 26,6 млн. лошадей и 31,6 млн. крупного рогатого скота.

90-е годы стали периодом бурного развития промышленного сектора экономики. По темпам среднегодового прироста промышленной продукции Россия в конце прошлого века обгоняла все европейские страны и шла вровень с США. С 1890 по 1897 г. стоимость продукции отраслей по обработке волокнистых веществ увеличилась с 519365 до 946296 тыс. руб., а число рабочих в этих отраслях возросло с 433 320 до 642 520 человек; в горной и горнозаводской промышленности стоимостный показатель продукции изменился с 202 894 до 393 749 тыс. руб., а число занятых рабочих выросло с 426 635 до 544 333 человек; в металлургии и машиностроении стоимость продукции в 1890 г. составляла 127920 тыс. руб. (при числе рабочих 106 982 человек), а в 1897 г. — 310626 тыс. руб. (рабочих —214 311) и т. д… В конце 90-х годов средний прирост промышленной продукции в ведущих отраслях промышленности составлял 12 % и более в год.

Особенно ускоренно развивались новые отрасли производства: тяжелое машиностроение, химические производства, электроиндустрия, железнодорожный транспорт. В 1895 г. Россия произвела 338 млн. пуд. нефти и стала крупнейшим мировым производителем этого важнейшего вида топлива. В 90-е годы удельный вес промышленного сектора в валовом национальном продукте постоянно возрастал и Россия постепенно превращалась из страны аграрной в индустриально-аграрную. Наряду со старыми промышленными зонами, такими как Центрально-промышленный район, Польский регион, Урал, к концу XIX в. возникли новые, выросшие на волне капиталистической индустриализации: Донбасс, Бакинский район, Кузбасс. В повседневную хозяйственную жизнь уже прочно вошли капиталистические структуры и элементы: коммерческий банк, биржа, акционерная компания, коммерческий кредит, дивидендная бумага и др. Акционерная форма организации капитала и предпринимательской деятельности все более уверенно внедрялась в частновладельческом хозяйстве и именно в 90-е годы начинает доминировать над остальными (единоличные фирмы, торговые дома, паевые товарищества).

Первые акционерные компании появились в России еще в конце XVIII в. Однако в силу архаичных условий хозяйственной деятельности, наличия жесткого административного контроля, крепостной зависимости части населения, низкого уровня материальной обеспеченности основной массы населения и невысоких темпов промышленного развития эти структуры распространялись чрезвычайно медленно. С 1799 по 1866 г. всего в России была учреждена 251 акционерная компания, причем основная часть — с середины 50-х годов XIX в. Положение начинает заметно меняться лишь с 60-х годов, когда акционерное учредительство захватывает неведомые ранее области деятельности. В 1864 г. возник и первый акционерный С.-Петербургский Частный коммерческий банк. На 1 января 1889 г. в России оперировало 504 акционерных общества, в том числе и более трех десятков частных коммерческих банков. В 1893 г. действовало уже 522 компании с капиталом 601 млн. руб. В последующие годы обозначился резкий подъем акционерного учредительства. В 1894 г. было основано 47 компаний, в 1895 г. — 86, в 1896 г. — 120, в 1897 г. — 118, в 1898 г. — 153 компании. В большинстве своем эти фирмы учреждались в быстроразвивающихся и наиболее капиталоемких отраслях производства.

В середине 90-х годов XIX в. в России (без Финляндии) имелось 52 высших учебных заведения, в которых обучалось в 1892/93 учебном году 25 166 человек, а также 177 мужских гимназий, 58 мужских прогимназий, 104 реальных училища, 55 духовных семинарий, 105 духовных училищ, 163 женских гимназии, 61 женское епархиальное и духовное училище, 30 женских институтов, 30 женских гимназий Ведомства учреждений императрицы Марии и 34 военно-учебных заведения с общеобразовательным курсом; действовало 78 724 начальных школ и училищ с числом учащихся 3801 133 человек.

В 1897 г. в России произошло весьма примечательное событие: проведена первая (и последняя) всеобщая перепись населения. Проведение переписи вызывалось потребностями экономического развития страны, а непосредственными организаторами и пропагандистами ее выступали известные русские статистики-экономисты с кафедры статистики Петербургского университета и статистических комиссий городских управлений Петербурга и Москвы.

Положение о всеобщей переписи населения Российской империи было утверждено Николаем II 5 июня 1895 г. В законе устанавливалась однодневность, всенародность и периодичность переписей, но последнее не оговаривалось конкретным сроком. Сама перепись была проведена 28 января 1897 г., и в ее основе лежал принцип опроса. Переписной формуляр включал более 10 вопросов: фамилия, имя, отчество лица; пол; отношение к главе семейства; семейное положение; сословие или звание; место рождения; место приписки и проживания; вероисповедание; родной язык; грамотность; род занятий.

Согласно результатам этой переписи всего в Российской империи (без Финляндии) проживало 125 680 682 человека. Наиболее населенными губерниями были: Вятская (3 030 831), Область Войска Донского (2 564 238), Екате-ринославская (2 113674), Казанская (2 170665), Киевская (3 559 229), Курская (2 371 012), Минская (1 247 621). Московская (2430581), Орловская (2033798), Пермская (2994302), Подольская (3018299), Полтавская (2778151), Самарская (2751336), С.-Петербургская (2112 033), Саратовская (2 405 829), Тамбовская (2 684 030), Уфимская (2 196 642), Харьковская (2 492 316), Херсонская (2 733 612), Черниговская (2 297 854). Ни в одном из других районов численность населения не превышала двух миллионов.

В городах проживало 16785212 человек, или около 13 %. В России имелось всего 19 городов, население которых превышало 100 тыс. жителей: Петербург (1 267 023), Москва (1 035 664), Варшава (638 208), Одесса (405 041), Лодзь (315 209), Рига (282 943), Киев (247 432), Харьков (174 846), Тифлис (160 645), Вильна (159 568), Ташкент (156 414), Саратов (137 109), Казань (131 508), Екатеринослав (121 216), Ростов-на-Дону (119889), Астрахань (113001), Баку (112 253), Тула (111 048), Кишинев (108 796). Большинство самых населенных пунктов империи размещалось как раз в районах высокого развития промышленности и торговли.

По сословному признаку население подразделялось еле-дующим образом: потомственное дворянство (1 220 169 человек), лица духовного звания христианского исповедания (с семьями — 588 947 человек), потомственные и личные почетные граждане (342 927), купцы (с семьями — 281 179 человек), мещане (13386392), крестьяне (99825486 человек). Остальные относились к разряду «инородцев», финляндских уроженцев, иностранцев и лиц, не указавших свою сословную принадлежность. Из этих данных со всей очевидностью следует, что Россия по преимуществу была страна крестьянская. Однако данные переписи, давая сословную дифференциацию населения, к сожалению, не позволяют составить сколько-нибудь надежный классовый портрет российского общества. Как уже было замечено выше, имущественное положение отдельного лица и его сословная принадлежность далеко не всегда находились в прямой взаимосвязи. Скажем, среди петербургских и московских рабочих имелись и дворяне, и потомственные и личные почетные граждане, хотя большинство рабочих всех районов империи составляли выходцы из крестьянских сословий. В 1894 г. численность рабочих в империи достигала.1,5 млн. человек.

Материалы переписи сразу стали широко использоваться различными общественными течениями для подтверждения тех или иных представлений и выводов о характере российского общества, о путях и направлении его эволюции. Одни, например марксисты, считали, что Россия движется по пути капиталистического развития и, ссылаясь на данные переписи, утверждали, что в стране уже сформировались основные классовые группы населения. Другие же, используя те же данные, говорили, что в России капитализм находится лишь в зачаточном состоянии, что страна идет своим, не похожим на других, общественным путем развития. Но материалы переписи позволяют делать социальные обобщения лишь в самой приблизительной форме, с большими допущениями как в ту, так и в другую сторону.

Русские статистики прилагали много усилий, чтобы включить в опросник как можно больше пунктов, отражающих социальное и имущественное положение населения. При разработке переписного формуляра в статистическом совете Министерства внутренних дел им удалось добиться включения в программу пунктов показателей источников основного и дополнительного дохода и положения в промысле. При этом в самом формуляре требовалось указать лишь свое занятие, и только в правилах для переписчиков говорилось, что кроме занятий необходимо регистрировать должность, род торговли.

Положение в промысле фиксировалось переписчиками, и при разработке первичных данных была уже сделана разбивка самодеятельного населения на три группы: хозяева, служащие, рабочие. Однако в 1901 г. Особое совещание в МВД под председательством товарища министра внутренних дел П.Н. Дурново, как было сказано в отчете, «озабочиваясь сокращением расходов и не будучи уверено в достаточной правильности указаний, данных в переписном материале о положении каждого лица в занятии, решило ответы на этот вопрос не подвергать разработке». В силу этого решения, не были доведены до сведения публики даже те данные о занятиях населения, которые уже были собраны. В опубликованных материалах под одной рубрикой «промысловое население» были объединены три различные по социальному положению группы: буржуазия (владельцы), администрация и рабочие. Например, председатель правления банка и рассыльный в том же банке попадали в одну учетную группу: «служащие в банке».

При всей несовершенности учета и обработки данных переписи 1897 г. ее материалы дают большую сумму достаточно надежных сведений о составе и численности населения Российской империи, о его делении по возрастному и половому признакам, о распределении его по районам, по возрастным и сословным группам. Вторую общеимперскую перепись населения в России не успели провести, и сводных данных об изменении демографических и территориальных характеристик населения нет.

В то же время для первых лет XX в. имеются важные материалы, раскрывающие имущественную дифференциацию россиян, данные, которых для более раннего периода нет. Они появились в результате многолетней деятельности казенных ведомств по введению в России подоходного налогообложения. К концу XIX в. система налогообложения в стране носила многоступенчатый и архаичный характер, а основную роль играли косвенные сборы, или налоги на потребление. Прямые же налоги взимались по видам собственности и роду занятий. Главными среди государственных налогов были поземельный, с недвижимых имуществ (со строений и домовладений), с денежных капиталов, квартирный и промысловый налоги. Они взимались не с доходов отдельных лиц, а с формы собственности и носили в большинстве своем складный характер, мало касаясь уровня доходности. Доля их в государственном бюджете была весьма скромной: в 1900 г. они принесли казне около 7 % дохода, в 1907 г. — 7,8 %, в 1913 г. — 7,9 %.

Рост государственных расходов требовал пересмотреть устоявшиеся подходы к взиманию налогов и перейти на более эластичную и справедливую форму подоходного налогообложения, которая к концу XIX в. была введена в целом ряде стран и дала прекрасные финансовые результаты. Но прежде чем устанавливать подобную систему, требовалось выяснить контингент возможных плательщиков, чтобы иметь представление о финансовой результативности нововведения. Поскольку подоходный налог, как и в других государствах, планировалось брать лишь с лиц, имеющих определенный уровень обеспечения, то именно состоятельные группы населения и стали объектом учета налоговой инспекции.

Исходным рубежом была принята сумма в одну тысячу рублей, что в условиях России было немало. В 1904 г. чиновниками казенных палат по всей России была проведена огромная работа по выявлению и систематизации данных о доходах как физических, так и юридических лиц, получивших в год не менее тысячи рублей совокупного чистого дохода (за вычетом всех текущих затрат и производственных издержек). И выяснилось, что около 0,5 % населения России входило в эту группу. Даже если принять в расчет, что часть доходополучателей не была выявлена, то и тогда можно смело утверждать, что всего примерно 1 млн. человек в России относились к разряду обеспеченных. Сюда входили собственники обширных земельных владений, крупные коммерсанты и промышленники, хозяева ведущих деловых корпораций, биржевики, верхи интеллигенции, чиновничества и офицерского корпуса. Остальные являлись или относительно обеспеченными, или откровенно неимущими.

Есть все основания считать, что в числе имущего миллиона населения подавляющую часть составляли лица, имеющие доходы чисто капиталистического характера. В числе же тех, кто имел значительную собственность и крупные доходы (10 и более тыс. руб. в год), капиталистические элементы составляли абсолютное большинство. В общем составе населения их число в этот период не превышало 30 тысяч человек.

Работа по найму, в первую очередь на промышленных предприятиях, оплачивалась довольно скудно. По данным на 1901 г. в Петербургской губернии заработная плата рабочих-машиностроителей (наиболее высокооплачиваемая категория) колебалась в пределах 15–75 руб. в месяц, в хлопчатобумажном производстве — от 12 до 50 руб. В Московской губернии эти показатели были иные. В машиностроении — от 6 до 75 руб., в хлопчатобумажном производстве — от 6 до 30 руб. В остальных отраслях и прочих районах этот уровень нигде не превышал столичный. Низкая техническая оснащенность многих фабрик и заводов, аграрное перенаселение центральных районов, делавшее рабочую силу чрезвычайно дешевой, не стимулировали предпринимателей укорачивать рабочий день и повышать заработную плату. Хотя на отдельных предприятиях уже к концу XIX в. существовала развитая система медицинского и социального обеспечения, но в целом в России жизненный уровень рабочих уступал западноевропейскому, хотя при сопоставлении абсолютных величин заработной платы необходимо обязательно учитывать и такие факторы, как стоимость продовольствия и стоимость жилья, а эти показатели в России были в общем существенно ниже, чем в большинстве других стран.

§ 3. Сергей Юльевич Витте: человек и политик. Успехи и проблемы хозяйственной модернизации

В истории России конца XIX — начала XX в. фигура Сергея Юльевича Витте занимает исключительное место. Глава Министерства путей сообщения, многолетний министр финансов, председатель Комитета министров, первый глава Совета министров, член Государственного совета — таковы основные служебные посты, на которых проходила его деятельность. Этот известнейший сановник оказал заметное, а во многих случаях и определяющее, влияние на различные направления внешней, но особенно внутренней политики империи, став своеобразным символом возможностей и одновременно беспомощности мощной государственной системы. Значение и масштабы его исторической роли сравнимы только с личностью другого выдающегося администратора-преобразователя периода заката монархии — Петра Аркадьевича Столыпина.

Описать жизнь и дела Сергея Юльевича Витте трудно. Это объясняется не только тем, что он довольно долго, без малого двадцать лет, занимал лидирующие позиции в императорских коридорах власти, но в еще большей степени тем, что это была чрезвычайно сложная и противоречивая натура. В его характере, в его поступках и намерениях удивительным образом переплетались искренность и лживость, целеустремленность и беспринципность, преданность долгу и откровенный цинизм, глубокие знания и поразительное невежество. Он был парвеню на петербургском бюрократическом Олимпе и в силу своей натуры так и не смог стать «своим» в этой специфической среде, заручиться хотя бы какой-либо поддержкой или симпатией. Он умер одиноким, сломленным человеком, полным желчи и ненависти ко всем и вся, хотя свою судьбу, свою участь всегда созидал собственными руками. Но критическая самооценка ему была неведома, и он до последнего мгновения своего земного существования безнадежно играл роль отверженного гения.

Родился Сергей Юльевич Витте 17 июня 1849 г. в Тифлисе в небогатой дворянской семье. Его отец, Юлий Федорович (потомок выходцев из Голландии), служил в канцелярии Кавказского наместничества. Мать, урожденная Е.А. Фадеева, находилась в родстве с известнейшим княжеским родом Долгоруких. Детские и юношеские годы С.Ю. Витте провел в доме своего дяди, известного военного писателя и адъютанта кавказского наместника князя А.И. Барятинского, генерала Р.А. Фадеева, близкого к славянофильским кругам. Сдав экстерном экзамен за гимназический курс, С.Ю. Витте поступил на физико-математический факультет Новороссийского университета. В 1869 г. начал службу в канцелярии одесского генерал-губернатора, где занимался учетом железнодорожного движения, а через год был назначен начальником службы движения казенной Одесской железной дороги.

Вскоре эта линия акционировалась, а затем стала частью одной из крупнейших российских железнодорожных компаний — Общества Юго-Восточных железных дорог, где молодой выпускник университета занял пост начальника эксплуатации. В конце 70-х — начале 80-х годов С.Ю. Витте опубликовал серию статей по тарифным вопросам в газетах «Московские ведомости», «Киевское слово» и журнале «Инженер». В 1883 г. они вышли отдельной книгой под названием «Принципы железнодорожных тарифов по перевозке грузов», где сформулированы важнейшие условия рационального хозяйствования на транспорте. Тем самым Витте заявил о себе как о серьезном знатоке бурно развивавшегося железнодорожного строительства и железнодорожного дела. Основная идея книги была по тому времени необычайно новаторской: автор ратовал за установление железнодорожных тарифов не произвольно, а на основе экономического закона спроса и предложения.

Бюрократическая карьера С.Ю. Витте началась в 1888 г. Именно тогда он стал лично известен Александру III, когда предупредил об опасности проводить тяжелые царские поезда с той скоростью, какая требовалась царской свитой, чем и вызвал неудовольствие влиятельных придворных. Этот эпизод мог бы так и остаться лишь курьезным случаем недопустимой строптивости, если бы не последовавшие затем события. Через два месяца, 17 октября, возвращаясь в Петербург, около местечка Борки под Харьковом императорский поезд потерпел страшное крушение, в результате которого погибло несколько десятков человек. Хотя сама царская семья отделалась лишь ушибами и испугом, но «инцидент с гнилой шпалой» напомнил Александру III о личности дальновидного железнодорожного служащего и его предостережениях.

Предпоследний самодержец всегда ценил людей простых, честных, знающих свое дело и умеющих его делать. В своих решениях он был крут, не терпел интриг и околичностей. Безвестность С.Ю. Витте, отсутствие знатного происхождения, чиновных заслуг и влиятельных связей в сановных сферах не стали помехой для взлета его служебной карьеры «по царскому благоволению». В начале 1889 г. Сергею Юльевичу был предложен важный пост директора Департамента железнодорожных дел Министерства финансов. Причем Александр III распорядился резко повысить ему оклад по должности, чтобы тот не испытывал «материальных неудобств» (ответственные служащие в ведущих акционерных компаниях получали значительно больше, чем в госаппарате).

В феврале 1892 г. С.Ю. Витте стал министром путей сообщения, а в августе того же года занял один из ключевых постов в высшей администрации, возглавив Министерство финансов, в компетенцию которого входили все вопросы торговли, промышленности, кредита, налогообложения. Это было огромное ведомство, включавшее в конце XIX в. одиннадцать подразделений. Ему подчинялись Государственный банк, Дворянский земельный банк, Крестьянский поземельный банк. Монетный двор. Только в центральном аппарате министерства работало свыше тысячи чиновников. Министр финансов имел собственных официальных агентов в крупнейших странах мира. На этом влиятельном посту С.Ю. Витте оставался бессменно одиннадцать лет, вплоть до августа 1903 г. С его именем связано осуществление ряда важных экономических преобразований.

С молодых лет С.Ю. Витте был адептом славянофильских взглядов, которые ему и приходилось существенно корректировать под воздействием обстоятельств, но важнейшему постулату их идейно-политических воззрений — пиететному отношению к самодержавной монархии — он оставался всегда предан. Славянофильская ориентация объясняет и большой интерес, проявленный им к учению немецкого экономиста первой половины XIX в. Фридриха Листа, разработавшего, в противовес «космополитической политической экономии», теорию «национальной экономии». Взгляды Ф. Листа на роль национального хозяйства и его государственного регулирования составили основу программы российского министра финансов. Будучи сторонником жесткой протекционистской политики, Ф. Лист считал, и этот взгляд целиком разделял С.Ю. Витте, что важнейшей задачей государства является поощрение развития отечественной промышленности, при слабом развитии которой общий экономический прогресс страны невозможен. Согласно этим представлениям, индустрии надлежало играть роль локомотива всего народного хозяйства. Концепция базировалась на представлениях, что «бедным странам» в целях экономической модернизации необходимо добиваться баланса экспорта и импорта с помощью таможенного покровительства, прочной кредитной системы и устойчивого денежного обращения.

Эти меры должны были создать условия для развития внутреннего рынка и финансовой независимости от заграничных сырьевых и денежных источников.

Принимая учение Ф. Листа, С.Ю. Витте не считал необходимым распространять таможенную защиту на сельское хозяйство. «Из всех видов покровительства, — писал он, — таможенная защита земледелия оправдывается наименее. Меры к подъему сельского хозяйства должны быть иные: создание обширного внутреннего рынка путем развития местной промышленности, уменьшения накладных расходов, посредством развития техники и торговли сельскохозяйственными продуктами и подъемом сельскохозяйственных знаний для лучшего использования почвенных богатств к уменьшения расходов производства». Эти взгляды сановник будет пропагандировать многие годы, но так и не сможет сформулировать конкретно принципы и механизмы, позволившие бы в такой сельскохозяйственной стране, как Россия, достичь столь важной цели. Аграрная тема навсегда осталась его мировоззренческой «ахиллесовой пятой».

При ближайшем участии С.Ю. Витте в империи были проведены крупные экономические преобразования, укрепившие государственные финансы и ускорившие промышленное развитие России. В их числе: введение казенной винной монополии (1894 г.), строительство Транссибирской железнодорожной магистрали, заключение таможенных договоров с Германией (1894 г. и 1904 г.), развитие сети технических и профессиональных училищ. Узловым же пунктом виттевской экономической программы стало проведение в середине 90-х годов денежной реформы, стабилизировавшей русский рубль и стимулировавшей крупные инвестиции из-за границы в ведущие отрасли промышленности. Будучи долгое время убежденным монархистом-славянофилом, С.Ю. Витте далеко не сразу осознал необходимость преобразования экономики России по западным образцам. Однако, став министром, довольно быстро уверился в том, что ускоренное промышленное развитие страны — залог государственной устойчивости.

Нестандартность фигуры С.Ю. Витте, его ум, тщеславие, доходившее нередко до пренебрежительного отношения к людям, постоянно плодили недругов и недоброжелателей. Граф В.Н. Коковцов, много лет близко знавший «русского Бисмарка», справедливо написал, что «самовозвеличение, присвоение себе небывалых деяний, похвальба тем, чего не было на самом деле, не раз замечались людьми, приходившими с ним в близкое соприкосновение». Но при этом все всегда отдавали должное уму Витте, его деловым качествам. Симпатии императора Александра III, а затем поддержка Николая II лишь множили завистников и откровенных врагов, использовавших против него оружие светской клеветы. Вся служебная карьера Сергея Юльевича сопровождалась то нарастающей, то ослабевающей, но никогда не прекращавшейся кампанией лжи и оскорбительных измышлений. Чего только о нем не говорили в салонах! Утверждали, что он взяточник, что женился чуть ли не на куртизанке, что он сумасшедший, что он продался еврейским банкирам, что это тайный масон, задумавший погубить Россию и т. д. Несомненно, что без покровительства Николая II (никогда не любившего Витте, но ценившего его административные способности) служебная звезда сановника закатилась бы очень быстро.

В 90-е годы положение С.Ю. Витте в административной иерархии было необычайно крепко благодаря поддержке и Николая II, и вдовствующей императрицы Марии Федоровны, и благодаря наличию небольшой, недовольно сплоченной команды специалистов высокого класса, окружавших его. Министр финансов умел быстро распознавать деловые качества людей и старался наиболее способных сделать членами «своей команды».

Позиции министра финансов в конце XIX в. были устойчивы и потому, что наблюдался очевидный и уверенный подъем производительных сил, особенно в промышленности. Так, из 1292 русских акционерных компаний, действовавших в 1903 г., 794 были учреждены за 1892–1902 гг., а из 241 иностранной компании — 205 появились в России в указанное десятилетие. В 90-е годы прокладывалось ежегодно в среднем 2,5 тыс. верст новых железнодорожных магистралей (этот показатель никогда не был впоследствии превышен). За время министерства С.Ю. Витте в Россию было инвестировано из-за границы около 3 млрд. руб. Существенно изменялись главные статьи бюджета, что подтверждало экономический динамизм.

Государственные доходы и расходы России в 1894–1901 гг.

Год

Доходы

Расходы

Превышение или перерасход

1894

247 349 514

155 141 662

[phone]

1895

443 474 546

520 819 171

— 77 344 525

1896

474 308 142

484 352 935

— 10 044 793

1897

472 476 235

494 598 224

— 22 121 989

1898

689 759 455

772 211 002

— 82 454 577

1899

1 869 217 113

787 112 311

[phone]

1900

1 800 738 909

889 216 137

— 88 477 228

1901

2 019 181 151

874 257 059

[phone]

За эти восемь лет государственные доходы увеличились почти на 40 %, а расходы более чем на 60 %. За эти годы у России лишь трижды было положительное сальдо, и казалось бы, что опасения и страхи за судьбу экономики были вполне обоснованными. Но Россия не приближалась к финансовому банкротству, как о том иногда писали и говорили в то время. Разница погашалась за счет иностранных займов, значительная часть которых шла на производительные нужды, в первую очередь на железнодорожное строительство. Подобная практика не была наилучшей, но она позволяла не только обеспечивать текущую стабильность финансовой системы, но и способствовала развитию важнейших элементов индустриальной инфраструктуры.

В частновладельческой экономике наблюдалась бурная деловая активность, подтверждавшая правильность проводимого экономического курса. Однако вскоре ситуация резко ухудшилась. Изменение мировой экономической конъюнктуры привело сначала к спаду деловой активности, а с 1900 г. — и к кризису в отраслях производства, интенсивно развивавшихся в 90-е годы: металлургии, машиностроении, нефте-и угледобыче, электроиндустрии. Иностранные фирмы одна за другой терпели банкротства. В российских деловых кругах царили уныние и растерянность, усугублявшиеся громкими крахами нескольких ведущих отечественных промышленных и финансовых групп: П.П. фон Дервиза, С.И. Мамонтова, А.К. Алчевского. Все это активизировало противников министра финансов, во весь голос заговоривших о том, что его политика — авантюра. Особенно большой общественный резонанс вызвало крушение дела Саввы Мамонтова, известнейшего предпринимателя и мецената. Беспощадная молва приписывала его падение не экономическим факторам, а исключительно злой воле министра финансов и якобы стоявших за ним «еврейских банкиров».

Коренная причина была, конечно же, в другом. Экономический кризис начала XX в. наглядно продемонстрировал, что государственный патернализм, интервенционное раскручивание экономики имеют свои логические пределы. Государственная власть при самых благих намерениях ее проводников и носителей построить органичную капиталистическую систему не может. Казенный карман, казенная субсидия, государственное вспомоществование могут быть важными, но не могут быть долго единственными опорами частновладельческого хозяйства. Здоровая и продуктивная хозяйственная среда формируется и функционирует на основе саморегуляции, при сохранении за государственными институтами лишь некоторых законотворческих и контрольных функций. В пореформенной России воздействие государственной системы на хозяйственное развитие было во многих случаях преобладающим, особенно в тех случаях, когда это касалось больших финансово-промышленных проектов, многие из которых инспирировались государственными органами и находились под их патронажем, а часто и на их содержании. Поэтому темпы, интенсивность и масштабы хозяйственных усилий далеко не всегда диктовались внутренними экономическими факторами, естественными и обусловленными процессами.

Экономический кризис изменил и некоторые представления самого министра финансов. В начале XX в., читая лекции по экономике и финансам великому князю Михаилу Александровичу (брату Николая II, наследнику престола в 1899–1904 гг.), С.Ю. Витте уже несколько иначе, чем прежде, формулировал понимание роли государства в хозяйственной области. «Роль государства в развитии капитализации далеко не является исчерпывающей», — констатировал ученик Ф. Листа. И далее продолжал: «Государство не столько созидает, сколько восполняет, истинными же созидателями являются все граждане. Чем дальше идет прогресс, тем сложнее становятся все отправления производственного процесса и тем труднее роль его участников — всех граждан. Чтобы справиться с этой ролью, они должны обладать не только капиталами, но и личными качествами — предприимчивостью и энергиею, развивающимися на основе самодеятельности. Не налагать руку на самодеятельность, а развивать ее и всячески помогать ей, создавая благоприятные для ее применения условия — вот истинная задача государства, в наше время все усложняющегося народного хозяйства».

В России власть издавна выступала ментором и партнером во всех сколько-нибудь крупных деловых начинаниях, что приводило к абсурдным ситуациям. Скажем, предпринимателю для осуществления определенного экономического проекта часто требовались не столько деловые таланты и навыки, знания финансовой конъюнктуры, а в значительно большей степени умение найти верный подход к важному сановному лицу и добиться от него благорасположения. Это порождало коррупцию, разлагавшую и тех и других. Министр финансов понимал ненормальность ситуации, при которой результативность предпринимательского начинания зависела порой от суммы подношения или стоимости подарка, полученного высокопоставленным петербургским чиновником, его женой или любовницей. Конечно, использовали служебное положение для извлечения личных материальных выгод в высшем эшелоне служилого сословия лишь единицы, хотя эта тема всегда была излюбленной для столичных либеральных и окололиберальных изданий. Сам С.Ю. Витте, несмотря на многочисленные обвинения, никаких взяток никогда не брал и, насколько известно, ни в каких финансовых махинациях не участвовал. Но проблема коррупции была всегда лишь частностью в контексте кардинальных социальных проблем.

Все усилия по капиталистической перестройке народного хозяйства России неизбежно поднимали важнейшую социально-экономическую проблему, связанную с характером землевладения и землепользования. Без коренных преобразований в этой области создать устойчивую экономику, емкий внутренний рынок было невозможно. Основная часть российского крестьянства и в конце XIX в. замыкалась в традиционной общинной среде; была лишена права собственности на основное средство производства — землю, находившуюся в коллективном владении. Община — архаичный продукт ушедших эпох — не давала крестьянину умереть с голоду, но эта форма ведения хозяйства не способствовала проявлению хозяйственной инициативы, мешала наиболее способным, трудолюбивым и предприимчивым людям вырасти в крепких, самостоятельных хозяев. Она сдерживала прогресс агрикультуры, продуктивность сельского производства. Рост населения и вызванные этим постоянные переделы владений вели к обезземеливанию крестьянства, к обнищанию его. Община формировала и духовно-нравственные представления, хозяйственную и социальную этику, исключавшую сколько-нибудь уважительное отношение к «кулакам» и «мироедам».

Разрушение общины и предоставление каждому крестьянину свободы хозяйственной деятельности на собственной земле, испытание его ответственности риском свободного рынка было настоятельно необходимо. После отмены крепостного права эту очевидность понимали многие, в том числе и в высших эшелонах власти. Но одновременно постоянно возникали опасения социальных осложнений: появление большого числа лишних людей на селе, наплыв их в города и возникновение больших групп недовольных. Эти соображения мешали принятию сколько-нибудь кардинальных решений. Играли свою роль и соображения фискально-полицейского свойства: заключенную в общину крестьянскую массу было легче контролировать и держать в узде. При подобной организации было проще собирать и подати.

Сами крестьяне-общинники в большинстве своем не проявляли желания расстаться с жизненным укладом, который вели их отцы и деды. Власть учитывала и эти настроения, поддерживала их и долго не решалась выступить инициатором преобразований. И лишь когда по стране прокатилась революционная буря, когда в 1905–1906 гг. запылали дворянские усадьбы и когда на выборах в Первую Государственную думу многие крестьяне поддержали антиправительственных радикалов, иллюзорные взгляды на крестьянство как на надежную опору монархии и порядка стали исчезать. Пришел П.А. Столыпин и стал реализовывать программу аграрного переустройства, но было уже поздно. Сколько-нибудь широкий слой русских фермеров так и не сложился.

Будучи умным и проницательным человеком, С.Ю. Витте не мог не видеть очевидные диспропорции и противоречия экономической и социальной среды. По его словам, большая часть Российской империи находилась «или в совершенно некультурном (диком) или полудиком виде, и громадная часть населения с экономической точки зрения представляет не единицы, а полу- и даже четверти единиц». При заметном развитии индустриального сектора в аграрной сфере царил застой. Возникавшие крупные промышленные предприятия, оснащенные по последнему слову техники, выпускавшие первоклассные изделия, сплошь и рядом соседствовали с бедными, убогими жилищами, лишенными элементарных удобств. В разных направлениях были проложены железнодорожные магистрали, а на проносившиеся по ним составы смотрели люди, пользовавшиеся допотопным инвентарем, который был в ходу еще до воцарения Романовых.

Эти несуразности российской действительности С.Ю. Витте осознавал, но довольно долго придерживался убеждения, что улучшение, осовременивание хозяйственного уклада в деревне надо проводить лишь после того, как промышленность крепко станет на ноги. В первые годы своего министерства он являлся сторонником сохранения общины и поддержал без всяких оговорок закон 14 декабря 1893 г., запрещавший выход из общины без согласия двух третей домохозяев и ограничивавший залог и продажу выделенных в собственность наделов земли. Он был тогда убежден, что «общинное землевладение наиболее способно обеспечить крестьянство от нищеты и бездомности».

Понадобилось время, чтобы С.Ю. Витте осознал необходимость проведения преобразований и в этой области. В письме Николаю II в октябре 1898 г. констатировал: «Крестьянин находится в рабстве произвола… Крестьянин наделен землей. Но крестьянин не владеет этой землею на совершенно определенном праве, точно ограниченном законом. При общинном землевладении крестьянин не может даже знать, какая земля его». Министр финансов возглавил работу специального межведомственного «Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности», действовавшего около трех лет (1902–1905 гг.) и разрабатывавшего новые принципы сельскохозяйственной политики. И внутри этого органа и в более широких общественных кругах шла в это время ожесточенная тайная и явная борьба между теми, кто отстаивал незыблемость, неизменность организации жизни на селе и считал общину краеугольным камнем стабильности и порядка, и теми, кто, опираясь на трезвый расчет и мировой опыт, выступали сторонниками реформ.

Лагерь последних в этот период возглавлял С.Ю. Витте. По его инициативе были проведены такие важные решения, как отмена круговой поруки (закон 12 марта 1903 г.) и облегчение паспортного режима для крестьян. Свои взгляды он изложил в специальной работе, вышедшей в 1904 г. Суть его рекомендаций состояла в том, чтобы снять с крестьян административные ограничения, юридически уравнять их с другими гражданами империи и укрепить права собственности, но не призывал ликвидировать общину как таковую, ратуя лишь за придачу ей формы свободной ассоциации производителей. Он выступал сторонником разрешения для крестьян, внесших выкупные платежи, выходить из общины с наделом. Административные же функции должны были отойти от общины к волостным земствам.

В этих пунктах взгляды С.Ю. Витте почти совпадали с положениями программы П. А. Столыпина, но они содержали один существенный изъян. Качественно изменить хозяйственный и социальный строй на селе лишь этими мерами было нельзя. Предоставление некоторых юридических прав и закрепление в личную собственность, как правило, мизерного крестьянского надела — подобные шаги вряд ли могли вызвать коренные сдвиги. Крестьянину, обобранному выкупными платежами, с жалким лоскутком земли было очень трудно, а чаще всего просто невозможно вырасти в современного агрария, стать полноценным субъектом развитой рыночной экономики. Для этого ему нужна была ощутимая помощь, широкая государственная финансовая и социальная поддержка. Но сколько-нибудь внятных рекомендаций в этой области министр не предложил. Очень скоро этот пробел стал очевиден и ему. В своих мемуарах, писавшихся в годы столыпинских преобразований, экс-министр и экс-премьер пытался задним числом приписать себе заслуги, которых у него в действительности не было. Он утверждал, например, что уже в 90-е годы боролся за выделение крестьянам в личную собственность свободных земель в Сибири и за отмену выкупных платежей. Однако эта деятельность не отразилась в свидетельствах и документах той поры.

В начале XX в. положение С.Ю. Витте становится весьма шатким. Против него объединяются влиятельные придворные и правительственные силы, недовольные и самим сановником и многими аспектами его политической деятельности. Помимо возмущения курсом на ускоренную индустриальную модернизацию страны, ущемлявшим интересы крупных землевладельцев, министр финансов стал объектом критики и в связи с его неприятием внешнеполитического курса на Дальнем Востоке, того курса, который в конце концов завершился русско-японской войной. Как монархисту Витте была понятна и близка имперская экспансия России, но он всегда ратовал за экономическую экспансию, в то же время постоянно выступая против «демонстрации мускулов» перед лицом своих соседей. Министр финансов был уверен, что любой военный конфликт неизбежно приведет к нежелательным финансовым потерям и социальным потрясениям. Для программы же хозяйственного развития, тесно завязанной на иностранные займы и внешние денежные рынки, война может стать просто убийственной. Но его доводы и призывы к осторожности мало кого убеждали.

В 1902–1903 гг. антивнттевские настроения объединили весьма влиятельные фигуры. Его врагом был муж сестры царя, великий князь Александр Михайлович, министр внутренних дел В.К. Плеве, контр-адмирал, управляющий Особого комитета Дальнего Востока A.M. Абаза, наместник на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев, председатель Комитета министров И.Н. Дурново. В обществе хорошо знали и о нелюбви к министру финансов императрицы Александры Федоровны, возмущенной и оскорбленной поведением Витте во время тяжелой болезни Николая II осенью 1900 г., когда сановник посмел обсуждать публично последствия смерти императора и воцарения младшего брата царя Михаила Александровича.

Натиску такой сильной партии стал уступать Николай II, его поддержка министра финансов начала ослабевать. Развязка наступила в августе 1903 г., когда С.Ю. Витте был снят с должности министра и переведен на почетный, но почти декоративный пост главы Комитета министров. Однако это не было окончательным крушением служебной карьеры. В последующие несколько лет Сергей Юльевич сумел неоднократно заявить о себе и вознестись на вершины успеха и известности. В августе 1905 г. ему удается заключить в г. Портсмуте (США) мир с Японией, который лишь незначительно ущемлял русские интересы. За эту заслугу перед Россией ему высочайше был пожалован титул графа. Осенью 1905 г. Витте становится «крестным отцом» русских политических свобод — манифеста 17 октября. С середины октября 1905 до конца апреля 1906 г. он возглавляет объединенный Совет министров.

За несколько дней до открытия 29 апреля 1906 г. сессии Первой Государственной думы С.Ю. Витте ушел с поста главы Кабинета и хотя остался членом Государственного совета, но активной политической роли уже больше не играл. Опала невероятно уязвила его честолюбие, и он решил рассчитаться со своими многочисленными врагами и недоброжелателями. Орудием его мести стали ныне широко известные «Воспоминания», наполненные самовосхвалением, и клеветническими измышлениями в адрес многих лиц, в том числе и последнего монарха.

До последних дней своей жизни (умер граф в Петрограде в ночь на 25 февраля 1915 г., немного не дожив до 66 лет) С.Ю. Витте не оставлял надежды на возвращение к активной политической деятельности. Будучи опытным царедворцем, не имея за собой поддержки никаких общественных групп или течений, но мастерски владея правилами закулисных ходов, он использовал различные приемы. В обществе циркулировали слухи о том, что для своего возвращения из политического небытия экс-премьер прибегал к протекции Григория Распутина. В этом сюжете до сих пор больше сомнительных утверждений (кочующих из книги в книгу), чем документальных свидетельств. Доподлинно известно мало. Сам отставной сановник общений с одиозным старцем не имел (один раз они лишь виделись в церкви), но жена, Матильда Ивановна, с ним встречалась и, как установила Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства в 1917 г., по крайней мере дважды была в распутинской квартире на Гороховой улице. О чем на этих встречах графиня говорила с «отцом Григорием», неизвестно. Нет до сих пор и надежных подтверждений версии о том, что Григорий Распутин якобы ходатайствовал за графа перед царем. Если подобный факт имел место в действительности, то трудно предположить, что это делалось вопреки желаниям «его сиятельства».

Однако всем попыткам вернуться к власти мешала непреклонность императора, раз и навсегда решившего в 1906 г. никогда не прибегать к услугам этого человека. В письме матери 2 ноября 1906 г. Николай II заметил: «Сюда вернулся на днях гр. Витте. Гораздо умнее и удобнее было бы ему жить за границей, потому что сейчас же около него делается атмосфера всяких слухов, сплетен и инсинуаций… Нет, никогда, пока я жив, не поручу я этому человеку самого маленького дела». Еще ранее, в апреле, вскоре после отставки премьера, император заметил В.Н. Коковцову, что он «окончательно расстался с графом Витте» и с ним больше уже не встретится. По монаршей милости Сергей Юльевич был вознесен на сановные верхи и по царской же немилости был оттуда низвергнут!

Нежелание использовать графа на государственной службе нельзя объяснять каким-то капризом монарха, только его личным нерасположением. Император никогда не питал личных симпатий к этому амбициозному деятелю, но довольно долго считал необходимым в интересах дела использовать его навыки, опыт и организаторские дарования. Но время менялось, менялись условия политической деятельности, что требовало новых людей, иных приемов реализации государственных решений. Когда в 1905 г. началось общественное брожение, переросшее в анархию и хаос, когда возникла реальная угроза трону, то верховная власть не только поняла настоятельную необходимость реформ, но и ощутила острую потребность в умных, целеустремленных людях, искренне преданных и самому монарху и идее монархизма. К числу этих людей С.Ю. Витте царь уже не относил. Его постоянное лавирование, конформизм вели к беспринципности, что было чрезвычайно опасно в сложной ситуации.

§ 4. Золотой рубль

Окончание XIX в. охарактеризовалось в России проведением крупнейшей финансовой реформы, качественно изменившей положение русской денежной единицы. Рубль стал одной из стабильнейших валют мира. Преобразования 1895–1897 гг. явились составной частью широкой программы экономических нововведений 90-х годов. Они ускорили индустриальную модернизацию России и в последующем помогли народнохозяйственному организму выдержать тотальные потрясения русско-японской войны и революции 1905–1907 гг. Реформа отразила острую потребность государства преодолеть очевидную архаическую замкнутость, рыхлость и неэластичность многих основополагающих финансовых структур и в первую очередь самого рубля. Она способствовала интеграции России в систему мирового рынка.

Это был прорыв из прошлого в будущее, неразрывно связанный с именем министра финансов С.Ю. Витте. Однако результативность его реформаторских усилий во многом была следствием двух взаимосвязанных обстоятельств. Во-первых, огромной подготовительной работы его предшественников на посту главы финансового ведомства. Но, пожалуй, еще в большей степени успех невиданного в истории России начинания обеспечивала несомненная и однозначная поддержка, которую получали конкретные предложения и проекты Витте на самом верху иерархической пирамиды. Без покровительства же императора Николая II некоторые принципиальные предложения Витте не могли бы материализоваться. Сама идея укрепления рубля переходом на золотой паритет отвечала в первую очередь интересам промышленности: надежность валюты стимулировала инвестиции капиталов. Аграрному же сектору подобное преобразование не сулило в обозримом будущем никаких особых выгод и даже наоборот: стабилизация отечественной денежной единицы, повышение ее курса неизбежно должно было привести к удорожанию экспорта. Главными же продуктами российского вывоза исстари служили продукты сельского хозяйства, и намечаемая реформа ущемляла интересы крупных дворян-землевладельцев, давно «правивших бал» в имперских коридорах власти, оказывая существенное влияние на курс государственной политики.

Весьма влиятельные силы, в первую очередь из кругов Государственного совета, неоднократно пытались блокировать их, умышленно тормозя обсуждение намеченных мер, и по старой бюрократической традиции старались если и не отвергнуть сразу же нежелательное предложение, то похоронить его в бесконечных обсуждениях и согласованиях. Реализация узловых пунктов виттевской программы, превращение идей в законоположения происходило в большинстве случаев, вопреки мнению «государственных старцев», прямыми царскими указами, что и гарантировало успех.

Ко времени занятия должности министра финансов С.Ю. Витте уже не сомневался в необходимости ускоренного промышленного развития России. Однако ко времени занятия им министерских должностей он уже не сомневался в; целесообразности и необходимости ускоренного промышленного развития страны, в чем видел залог государственной стабильности. Для осуществления этой стратегической цели необходимо было решить важнейшие задачи: увеличить инвестирование капитала, создать надежную систему кредита и обеспечить гарантии иностранным вкладчикам. В деле индустриализации России зарубежным финансовым центрам Витте придавал огромное значение, так как внутренние источники представлялись ему недостаточными. Однако добиться сколько-нибудь благоприятных результатов было невозможно, пока русская денежная единица не была надежно обеспечена и не являлась стабильной.

Рубль кредитный, ставший основой денежного обращения еще с середины XIX в., служил объектом беззастенчивых спекулятивных манипуляций за границей, а в Берлине даже существовала специальная «рублевая биржа». Здесь в 1888–1890 гг. (благоприятные годы) курс был довольно высоким и составлял 81,8 % номинала (за 100 рублей давали 265,2 марки), но уже в 1891 г., вследствие сильного неурожая, упал до 59,3 % (за 100 рублей давали уже менее 200 марок). Положение бумажных денег не было прочным и внутри страны. В 70—80-е годы курс в среднем составил 64,3 копейки золотом.

Для ликвидации шаткости финансовой системы требовалось изыскать надежный металлический эквивалент, которым уже давно служило серебро. Однако начиная с 70-х годов цена «второго благородного металла» в силу ряда причин неуклонно падала и было мало надежд на изменение этой устойчивой тенденции. Государство стремилось всеми силами поддержать рубль и с этой целью искусственно ограничивало эмиссию бумажных денег: в 1881 г. их количество составляло 1180 млн. руб., а к 1896 г. даже несколько уменьшилось — 1175 млн. руб. Между тем за эти пятнадцать лет население увеличилось на 29 млн. человек, производство зерновых поднялось с 248 до 335 млн. пудов, добыча нефти возросла с 40 до 344 млн. пудов, производство чугуна поднялось с 29,9 до 80 млн. пудов, стали — с 14,2 до 38,5 млн. пудов, протяженность железных дорог увеличилась с 21 195 до 345 000 верст и т. д. Налицо был несомненный экономический прогресс. Однако количество дензнаков было недостаточным для потребностей населения и государства. Нужны были решительные действия, чтобы изменить подобное аномальное положение.

Позднее С.Ю. Витте писал, что когда он стал министром финансов (в 1893 г.), то уже не сомневался в том, что «денежное обращение, основанное на металле, есть благо; но так как я ранее этим вопросом глубоко не занимался, то поэтому у меня являлись не то чтобы некоторые колебания, а непоследовательные шаги, и в этом нет ничего удивительного». Если этот важнейший принцип новым министром финансов был принят сразу, то конкретные пути его претворения в жизнь первые год-полтора его министерства служили предметом оживленных дискуссий и раздумий.

Первоначально Сергей Юльевич был сторонником укрепления кредитного рубля посредством административного контроля. Ему казалось, что ужесточение надзора за обращением денег и усиление ответственности отечественных финансовых кругов за исполнение распоряжении центральной власти позволят укрепить рубль. В начале 1893 г. был предпринят ряд шагов, показавших, что финансовое ведомство настроено весьма решительно. Были установлены таможенные пошлины (1 копейка за 100 рублей), запрещены сделки, основанные на курсовой разнице рубля, как и прочих ценностей, усилен контроль за биржевыми операциями в России и введен запрет на производство биржевых сделок маклерами-иностранцами. Благодаря этим решениям колебания курса стали уменьшаться. Так, если в 1891 г. в Лондоне они составляли 28,4 %, то в 1892 г. — 8,8 %, а в 1893 г. — 5,3 %:. Но довольно быстро министр финансов понял, что эти меры малоэффективны и что необходима качественная перестройка всей финансовой системы.

Но прежде чем приступать к реформированию, надо было окончательно решить для себя и доказать другим, в первую очередь монарху, в каком направлении осуществлять реформу: на базе монометаллизма (золото) или биметаллизма (серебро и золото). В пользу второго варианта выступала как традиция российского денежного обращения, так и огромные запасы серебра, накопленные в стране. Но привязка кредитного рубля к биметаллическому эквиваленту таила в себе и большую опасность: при высокой конъюнктуре одного из паритетов неуклонное снижение стоимости другого могло, не только не привести к стабильности денежной единицы, но даже усилить ее неустойчивость. Введение золотого обращения в этом отношении представлялось предпочтительней, но здесь были скрыты неведомые до того «финансовые рифы». Не произойдет ли массовый отток благородного металла из обращения в «кубышки» внутри страны и не уйдет ли он за границу? Хватит ли резервов золота для его свободного обмена? Не приведет ли удорожание денежной единицы к падению жизненного уровня? Убедительные ответы на эти вопросы могла дать лишь жизнь. Трезвый расчет и видение исторических возможностей России сделали С.Ю. Витте убежденным сторонником монометаллизма.

Введению монометаллического паритета рубля, устойчивой конвертируемости способствовали общие политические условия в стране и мире и относительно благоприятное экономическое положение. Международная обстановка оставалась спокойной, успехи торговой деятельности очевидными, и уже многие годы Россия имела положительное торговое сальдо. Формировались и внушительные золотые авуары.

Торговый баланс России за 1884–1893 гг. (млн. руб.)

Год

Экспорт

Импорт

Итог

1884

550.5

486.3

+ 64.2

1885

497.9

379.7

+ 118.2

1886

436,5

382.8

+ 53.7

1887

568.5

333.2

+ 235.3

1888

728.0

332.2

+ 395.8

1889

687.0

373.6

+ 313.4

1890

610.4

361.3

+ 249.1

1891

627.3

326.3

+ 301.0

1892

399.6

346,5

+ 53.1

1893

520.4

395.1

+ 125.3

Решительным шагом к золотому обращению стал закон, утвержденный Николаем II 8 мая 1895 г. В нем два основных положения: всякие дозволенные законом письменные сделки могут заключаться на российскую золотую монету; по таким сделкам уплата может производиться либо золотой монетой, либо кредитными билетами по курсу на золото в день платежа. В последующие месяцы правительство предприняло еще ряд мер, направленных на утверждение золотого эквивалента. В их числе: разрешение конторам и отделениям Государственного банка покупать золотую монету по определенному курсу, а столичным — продавать и производить платежи по тому же курсу; затем были введены правила приема Государственным банком золотой монеты на текущий счет. Вскоре эта же операция вводится и в частных коммерческих банках, объявивших, что они будут принимать золото по текущим счетам и по всем обязательствам.

Несмотря на указанные меры, золотая монета очень медленно утверждалась в качестве приоритетного платежного средства. Это объяснялось и отсутствием привычки к ней у населения, и очевидным неудобством золотой монеты при крупных платежах и пересылке, так как не было соответствия между нарицательной и рыночной ценами. Полуимпериалы и империалы с обозначением 5 рублей и 10 рублей циркулировали по 7 руб. 50 коп. и 15 руб., что постоянно вызывало недоумение и многочисленные злоупотребления при расчетах. Спрос на золотую монету сдерживали и опасения того, что Государственный банк понизит курс административным путем, что может привести к финансовым потерям (весной и летом 1895 г. об этом было много слухов). Стремясь развеять подобные страхи, Государственный банк 27 сентября 1895 г. объявил, что он будет покупать и принимать золотую монету по цене не ниже 7 руб. 40 коп. за полуимпериал, а на 1896 год покупной курс был определен в 7 руб. 50 коп. Эти решения привели к стабилизации соотношения между рублем золотым и кредитным в пропорции 1:1,5. Для стабилизации рубля Министерство финансов признало необходимым девальвировать кредитную денежную единицу на основе монометаллизма. Паритет между бумажным рублем и кредитным устанавливался исходя не из нарицательного обозначения, а в соответствии с реальным курсом обращения.

Деятельность Министерства финансов стала мишенью ожесточенных нападок со стороны консервативных кругов общества. Сторонники исторической исключительности и национальной самобытности развернули шумную кампанию по дискредитации и самого С.Ю. Витте, и его финансовых начинаний. Наивысшего накала общественные страсти достигли в 1896 г. Русское общество, совсем еще недавно очень далекое от экономических интересов, вдруг с невиданным жаром погрузилось в оживленные дискуссии о путях и методах финансовой реорганизации. Трудно было найти газету или журнал, где бы не дебатировалась эта проблема; лекции по этому вопросу собирали полные залы; тема проникла в закрытые клубы и аристократические салоны.

Конкретных и весомых аргументов у противников золотого рубля практически не было. Нападки базировались почти исключительно на эмоциях. Звучали голоса о «грядущем разбазаривании национальных богатств», об обнищании страны, о превращении ее во вторую Индию и т. д. Удивительную неосведомленность и тенденциозность взглядов и суждений демонстрировали даже люди, имевшие специальную подготовку. Вот, например, рассуждения одного из известнейших отечественных экономистов того времени, профессора финансового права Петербургского университета Л.В. Ходского. Выступая на весьма многолюдном заседании Императорского Вольного экономического общества 16 марта 1896 г. (через день после представления в Государственный совет проекта С.Ю. Витте о введении золотого обращения), он заявил, что «едва ли можно сомневаться в том, что как только золото появится у нас в достаточном количестве в обращении при одинаковой номинальной цене с бумажными деньгами, то все сбережения, которые теперь хранятся в кредитных рублях, будут обменены на золото, которое исчезнет из обращения». И далее докладчик предположил, что «с открытием золотого обращения золото, хранимое теперь в подвалах Государственного банка, сделается для других государств свободным товаром и, как скоро по состоянию денежного рынка усилится спрос на него, золото быстро может уйти из России в обмен на ее фонды, размещенные за границей». Заключая свое выступление, Л.В. Ходский пожелал, чтобы подобные проекты никогда бы «не переходили в действительную жизнь», что вызвало бурные рукоплескания публики.

Подобного рода опасения и доводы были хорошо известны министру финансов и его «монометаллической команде». Однако, во-первых, согласно министерской программе, введение золотого эквивалента рубля не предполагало установление тождества бумажных и металлических денег. Мысль об этом была признана опасной и в планах не фигурировала. В основу реформы был положен принцип существенной девальвации. Во-вторых, весьма расхожие страхи об утечке золота из страны базировались на плохом знании экономического потенциала страны. К тому же, как неоднократно разъяснял С.Ю. Витте, если часть золота действительно уйдет за границу (с такой возможностью министр считался), то оно туда поступит «не просто так», а как плата за кредиты, товары и услуги, способствовавшие росту промышленности.

Вся реформа денежного обращения была рассчитана на будущее индустриальное развитие России, и ему она служила. Но неизбежно вставал вопрос о том, как девальвация и свободный размен рубля на золото отразятся на внутрихозяйственной деятельности и в первую очередь на положении основной части подданных российской короны в ближайшем времени. С.Ю. Витте считал (и его предположения оправдались полностью), что ни к каким заметным общественно-экономическим пертурбациям реорганизация финансового обращения не приведет. Система конвертации валюты затрагивала главным образом внешнеэкономическую деятельность, а вводимое соотношение металлических и бумажных денежных знаков лишь закрепляло реально сложившееся положение. Уклад жизни основной массы населения, его повседневное материальное и производственное обеспечение фактически не зависели ни от самого золотого паритета, ни от характера мировых денежных расчетов. Русские крестьяне в массе своей оставались вне системы мирового денежного рынка, а «ценовая погода» внутри империи поддавалась контролю со стороны государства.

В представленном в Государственный совет в марте 1896 г. законопроекте «Об исправлении денежного обращения» С.Ю. Витте следующим образом определял главные условия проведения и цели реформы: «Закрепить достигнутые успехи в области финансового хозяйства посредством подведения под них прочного фундамента металлического денежного обращения». При этом реформа «должна быть осуществлена так, чтобы не произвести ни малейшего потрясения и каких бы то ни было искусственных изменений существующих условий, ибо на денежной системе покоятся все оценки, все имущественные и трудовые интересы населения… Проектируемая реформа, не нарушая народных привычек, не колебля цен, не внося беспорядка во все расчеты, поведет за собой переход нашей родины от неопределенного с юридической стороны, вредного в экономическом и опасного в политическом отношениях бумагоденежного обращения к обращению золотой монеты и разменных на нее знаков».

Введение размена рубля на драгоценный металл устанавливалось исходя из реально сложившегося и достаточно стабильного курсового соотношения: рубль кредитный — 66 2 /з копейки золотом. К первому января 1896 г. в наличии имелось 1121,3 млн. кредитных рублей, а золотой запас оценивался в 659,5 млн. руб., из которых в разменном фонде числилось 75 млн. руб. В течение 1896 г. разменный фонд был доведен до 500 млн. руб. Это был рубеж, представлявшийся достаточным для развертывания обменной операции и введения золотой монеты в широкое обращение, хотя бумажные дензнаки некоторое время и сохраняли свое преобладающее влияние на денежном рынке.

Накопление золотого запаса государства и формирование обменного фонда происходило различными путями, но главными были два: добыча и покупка. По размерам добычи Россия в конце XIX в. занимала одно из лидирующих мест в мире. В 1893 г. всего в мире было добыто 236,662 кг золота; из них в России — 41,842 кг, или 17,7 % (на первом месте находились США — 54 кг, затем шли Австралия — 53,698 кг и Африка — 43,55 кг). В 1894 г. положение было следующим: всего добыто в мире 271,768 кг золота, в том числе в России — 36,313 кг, или 13,4 % (США — 59,434 кг, Австралии — 62,836 кг, Африке — 60,592 кг). В 1895 г. Россия продолжала сохранять четвертое место — 43,436 кг, или 14,4 % (США —70,132, Австралия — 67,406 и Африка — 67,040 кг). В конце 1897 г. золотой запас России (авуары Государственного банка) оценивался в 1315 млн. руб., а в обращении находилось 155 млн. золотых рублей, а через год, в конце 1898 г., уже соответственно 1146 и 445 млн. руб.

В 1896 г. возникла необходимость приступить к изготовлению золотой монеты нового образца. К тому времени она уже несколько лет не производилась ввиду намечаемой финансовой реорганизации. Министерство финансов считало, что выпускать монеты пяти- и десятирублевого номинала, притом что они стоили на 50 % дороже, неэффективно. Подобное несоответствие обозначенного достоинства и реальной стоимости было одним из важнейших препятствий в распространении обращения. Было решено чеканить новую монету с надписью на империале «15 рублей» и на полуимпериале «7 рублей 50 копеек» (первые золотые империальные монеты достоинством 10 рублей и полуимпериальные — 5 рублей появились в России еще в 1755 г.). Стоимость кредитного рубля была определена 1 / 15 империала, и закон обязывал обменивать бумажные деньги на золотые без ограничения.

Решающий этап реформы денежного обращения наступил в 1897 г., когда серией именных высочайших указов законодательно были закреплены важнейшие элементы новой финансовой системы. 3 января последовал указ о выпуске в обращение золотой империальной монеты в 15 руб. и полуимпериальной в 7 руб. 50 коп.; 29 августа — об установлении твердого основания для эмиссии кредитных билетов. Государственный банк обязывался выпускать дензнаки в соответствии с потребностями денежного обращения, но непременно под обеспечение золотом: не менее чем в половине суммы, пока общий размер эмиссии не достигнет 600 млн. руб. Сверх этой нормы кредитные билеты должны обеспечиваться в пропорции рубль за рубль (один империал равен пятнадцати рублям кредитным). Затем последовало распоряжение (14 ноября) о чеканке и выпуске в обращение пятирублевой золотой монеты, равной одной трети империала. В этот же день появился и еще один указ, касавшийся надписи на кредитных билетах: на них теперь обозначалось обязательство государства и Государственного банка непременно разменивать кредитные билеты на золото и было установлено определение новой монеты (1 рубль — 1 / 15 империала, содержащего 17,424 доли чистого золота).

Преобразование денежной системы на основе золотого монометаллизма потребовало изменить монетный устав, новая редакция которого была утверждена Николаем II 7 июня 1899 г. Основные положения его сводились к следующему. Государственной денежной единицей России являлся рубль, содержавший 17,424 доли чистого золота. Золотая монета могла чеканиться как из золота, принадлежащего казне, так и из металла, предоставляемого частными лицами. Полноценная золотая монета обязательна к приему во всех платежах на неограниченную сумму. Серебряная и медная монеты изготовлялись только из металла казны и являлись вспомогательными в обращении, обязательными к приему в платежах до 25 руб. Серебряная монета в 1 руб. 50 коп. содержала в себе 900 частей чистого серебра и 100 частей меди, а серебряная монета в 20, 15. 10 и 5 коп. — 500 частей меди. Кроме золотой монеты в 15 руб. (империал), 10 руб., 7 руб. 50 коп. и 5 руб. обращались монеты прежнего чекана. Из них империалы (10 руб.) и полуимпериалы (5 руб.), произведенные по закону 17 декабря 1885 г., принимались в правительственные кассы: империалы по 15 руб. и полуимпериалы по 7 руб. 50 коп., если вес первых был не менее трех золотников и одной доли, а вторых — не менее одного золотника и сорока восьми долей. Монеты меньшего веса, а также чекана более ранних лет принимались по стоимости чистого металла. Золото довольно быстро утвердилось в качестве главного платежного средства, что способствовало прекращению колебания курса.

Очень быстро стали заметны результаты денежной реформы. В отчете Государственного контролера за 1897 г. говорилось: «Судя по отзывам, какими она встречена повсюду за границей, не может быть никакого сомнения в плодотворном ее значении, как доказательстве финансовой силы России, которую начали признавать даже явные наши недоброжелатели. О влиянии же, оказанном денежной реформой внутри страны, можно судить по тому, что количество выпущенных в народное обращение кредитных билетов сократилось за время с января 1897 г. по 1 мая 1898 г. на 221 млн. руб. (с 1121 до 900 млн. руб.), а взамен этого торговый и промышленный рынок внутри страны насыщается золотой и серебряной монетой, которой уже выпущено в обращение свыше 250 млн. руб. (в том числе свыше 170 млн. руб. золотом). Факт этот свидетельствует о том, что золотое обращение не только расширяет круг своего распространения, но уже проникло в отдаленные местности нашего обширного Отечества, входя в повседневную практику народа».

В общих чертах денежное обращение России в начале XX в. выглядело следующим образом. Монетною единицей служил рубль, содержавший 0,7742 г (17,424 доли) чистого золота, разделенный на 100 коп. Главной монетой являлась золотая, выпуск которой был не ограничен, и владелец золотого слитка мог свободно представить его для чеканки монеты. Она изготавливалась обязательно 900 пробы, а достоинство определялось в 15 руб. (империал, равноценный 40 франкам), в 10 руб., в 7 руб. 50 коп. и в 5 руб. Вспомогательной монетой в платежах служили серебряная и медная монеты; первая изготавливалась двоякой пробы: 900-й достоинством в рубль, 50 и 25 коп. и 500-й — в 20, 15, 10 и 5 коп. Медная же монета чеканилась достоинством 5, 3, 2, 1, 1/2 и 1/4 коп. Чеканка серебряной монеты за счет частных лиц не допускалась, и выпуск ее был ограничен определенным пределом: количество ее в обращении не должно было превышать суммы в 3 рубля на каждого жителя империи. Закон требовал производить все расчеты на золотую монету и счетную единицу (рубль) и устанавливал обязательный прием полновесной золотой монеты во всех платежах на неограниченную сумму. Монетное дело в империи находилось в ведении Министерства финансов, а сама монета чеканилась на Монетном дворе в Петербурге.

Государственные кредитные банкноты выпускались Государственным банком в размере, ограниченном потребностями денежного обращения, но непременно под обеспечение золотом. Металлическое обеспечение устанавливалось в следующем соотношении: до 600 млн. руб. билеты обеспечивались золотом наполовину, а сверх этого предела — в соответствии рубль за рубль. Государственный банк разменивал кредитные билеты на золотую монету без ограничения суммы. Размен билетов как государственных денежных знаков обеспечивался независимо от металлического покрытия выпусков всем достоянием государства, а кредитные билеты обращались на тех же основаниях, что и золотая монета, символом которой они служили. Достоинства кредитных билетов установлены были в 500, 100, 25, 10 руб., а также в 5, 3 и 1 руб. На 1 января 1900 г. металлическое обеспечение составляло 189 % суммы кредитных билетов, а на золотую монету уже приходилось 46,2 % всего денежного обращения. Введение золотой валюты укрепило государственные финансы и стимулировало экономическое развитие. В конце XIX в. по темпам роста промышленного производства Россия обгоняла все европейские страны. Этому в большой степени способствовал широкий приток иностранных инвестиций в индустрию страны. Только за время министерства С.Ю. Витте (1893–1903 гг.) их размер достиг колоссального размера — 3 млрд. руб. золотом. В конце XIX — начале XX в. золотая единица преобладала в составе российского денежного обращения и к 1904 г. на нее приходилось почти две трети денежной массы. Русско-японская война и революция 1905–1907 гг. внесли коррективы в эту тенденцию, и с 1905 г. эмиссия кредитных рублей опять стала возрастать. Однако вплоть до первой мировой войны России удалось сохранить в неприкосновенности важнейший принцип валютной реформы: свободный обмен бумажных денег на золото.

§ 5. Место России в «концерте мировых держав»

В конце октября 1894 г., выступая в императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете в Москве, известный историк В.О. Ключевский говорил об историческом значении скончавшегося царя: «Наука отведет Императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что Он одержал победу в области, где всего труднее достаются эти победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению…» Маститый профессор имел в виду те позиции и те результаты, которых добилась Россия при Александре III («Царе-Миротворце») на мировой арене.

После окончания русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Россия не принимала участия в вооруженных столкновениях и усилия ее дипломатии и политического руководства сводились к поддержанию мира и стабильности как в Европе, так и в других районах. Будучи мировой державой, Россия имела политические, стратегические и экономические интересы в различных точках земного шара. Первостепенное же значение для нее имели Европа, Ближний, Средний и Дальний Восток. В этих регионах ситуация постоянно менялась и была далеко не всегда благоприятной для Петербурга.

В последние десятилетия XIX в. главные события происходили в Европе, где складывалась новая геополитическая обстановка. Возникли два новых государства — Италия и Германия. Объединение Италии под главенством Савойской династии мало занимало правящие круги России, а вот создание консолидированной Германской империи под эгидой прусской династии Гогенцоллернов непосредственно затрагивало важнейшие нервы русских интересов и в самой Европе и вне ее. Отношения между Петербургом и Берлином большую часть XIX в. носили дружественный характер, что в немалой степени было результатом тесных родственных связей между двумя династиями: женой императора Николая I и матерью Александра II была урожденная прусская принцесса Шарлотта-Каролина, принявшая в России имя Александры Федоровны. Первый император Германской империи Вильгельм I приходился дядей царю Александру II.

В 60-е годы XIX в., когда Пруссия начала кровавую борьбу за германское единство, Россия хранила благожелательный нейтралитет. Она сохраняла его и во время франко-прусской войны 1870–1871 гг., закончившейся разгромом Франции и провозглашением Германской империи. В 1873 г. между Россией, Германией и Австро-Венгрией было заключено соглашение, получившее в истории название «Союза трех императоров». Петербург, Берлин и Вена брали на себя обязательства решать спорные вопросы путем переговоров, а в случае, если одна из стран подвергнется нападению, «договариваться о совместных действиях» и при необходимости заключить военную конвенцию.

В конце 70-х годов XIX в. «сердечная дружба» между Россией и Германией начинает подвергаться серьезным испытаниям. На Берлинском конгрессе 1878 г. европейские державы выступили единым фронтом и совместными усилиями постарались свести на нет успехи и преимущества России, полученные ею в результате кровопролитной и дорогостоящей русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Становилось все более ясным, что Германия в международных вопросах не собирается руководствоваться чувствами симпатии к своему восточному соседу. В ее внешней политике начинали доминировать собственные имперские устремления. Осознание очевидного стало горьким разочарованием для многих в России, в том числе и для царя Александра II. Хотя император Вильгельм I и могущественный канцлер О. Бисмарк по любому поводу и разными путями уверяли Петербург в «неизменной дружбе», но чувства досады и раздражения от предательства Берлина в российских правящих кругах все усиливались. Это со всей очевидностью стало проявляться в 80-е годы.

Когда в 1881 г. на престол вступил Александр III, то к этому времени он испытывал стойкие антигерманские чувства. И в то время и в последующее много рассуждали о том, что личные настроения монарха определяли курс государственной политики, что если бы не пристрастия одного лица, то рисунок мирового политического действия в конце XIX — начале XX в. был бы совсем иным, а следовательно, иной могла бы стать и судьба России. Не говоря уже о том, что к истории нельзя применять сослагательное наклонение («если бы…»), необходимо в первую очередь учитывать обстоятельства более общего порядка.

Конечно, симпатии самодержца в той или иной степени, но неизбежно влияли на все аспекты внутренней и внешней политики империи. Но степень этого влияния, его результативность далеко не всегда напрямую определяли курс государственного корабля. В 1884 г. при посещении своих родственников в Германии императрица Мария Федоровна встретила принца Александра Баттенбергского (двоюродного брата Александра III), который к тому времени уже пять лет был князем Болгарии, страны, освобожденной от турецкого ига Россией. В своей же политике болгарский правитель придерживался стойкой антирусской позиции, ориентируясь на Вену и Берлин. Это вызывало сильное недовольство в Болгарии, и Александр Баттенбергский пытался хоть как-то улучшить отношения с Россией. Встреча с царицей давала шанс, и князь стал уверять ее, что питает наилучшие чувства к царю. Описывая этот эпизод в письме к мужу, Мария Федоровна заметила: «Я ответила ему, что было бы ошибкой отделять твою личность от твоей политики, потому что это — одно и то же». Царица была права. Но правда была и в том, что внешнеполитический курс страны формировался не по прихоти или капризу венценосца; здесь была своя логика, своя преемственность; она вызывалась и диктовалась принципом целесообразности и перспективного государственного интереса.

Говоря об антигерманских чувствах последних царей, необходимо учитывать один важный момент. Монархи питали собственно не столько антигерманские чувства, сколько антипрусские. Пруссия и Германия, по этим представлениям, — не одно и то же. Царский дом был оплетен густой сетью родственно-династических уз со многими владетельными домами в Германии, с теми карликовыми княжествами, герцогствами, графствами и королевствами, которые стали объектом притеснений со стороны именно Пруссии, игравшей руководящую роль в Германском союзе, а затем ставшей почти полноправным хозяином конгломерата формально независимых, но фактически полностью вассальных административно-государственных образований. «Наглость Пруссии», «беззастенчивость Гогенцоллернов» и вызывали возмущение. Потребности политической целесообразности требовали часто от правителей перешагивать через личные симпатии и антипатии, осуществляя комбинации, диктуемые государственными интересами.

Весь XIX век главными мировыми политическими центрами, где принимались касавшиеся геополитических Проблем решения, были Лондон, Париж, Петербург, Вена. С середины века к числу таких центров присоединился и Берлин. Все остальные страны и столицы были на далекой периферии мировой политики. Лишь в самом конце века на роль «первых скрипок» в «концерте мировых держав» стали претендовать еще две страны: Япония и США.

У России складывались непростые отношения с мировыми лидерами. Огромность империи царей, ее медленное, но неуклонное расширение на юг и восток вызывали беспокойство и неудовольствие других мировых держав. Крымская война неблагоприятно отразилась на характере русско-французских и русско-английских отношений и исключила возможность тесного сближения и с Англией и с Францией. Но уже вскоре ситуация стала меняться. В 60-е годы, когда на европейском горизонте появился германский колосс, Наполеон III начал выказывать знаки явного расположения к Александру II и к России, и неоднократно сетовал на то, что случилось «это несчастье», имея в виду Крымскую войну. Но эти сигналы из Парижа не вызвали ответной реакции в Петербурге. Горечь крымской баталии здесь еще не прошла.

Сложными были отношения у России с Англией. Экспансия Лондона в Азии наталкивалась на такие же претензии Петербурга. Находившаяся на английском престоле с 1837 по 1901 г. королева Виктория была убежденной русофобкой. В России хорошо помнили, что во время Крымской войны она на своей яхте провожала «до последнего маяка» военную эскадру, показав тем всему миру, что это была не только война Британии, но и ее личная война. Да и после окончания сражений отношения оставались натянутыми. В 60-е годы премьер Дизраэли заявлял: «Россия непрерывно усиливается. Катится как снежная лавина к границам Афганистана и Индии и представляет собой величайшую опасность, какая только может существовать для Британской империи». Эти чувства полностью разделяла и королева, и область внешней политики являлась сферой ее особых забот и интересов.

Во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Англия стояла за спиной Турции и помогала ей. Сложные коллизии возникали в Средней Азии. Россия с середины XIX в. уверенно продвигалась в глубь обширных, малонаселенных территорий на востоке от Каспийского моря. По мере этого движения русские рубежи все ближе и ближе подходили к владениям Британии в Индии. Уже вскоре после воцарения Александра III наметился конфликт из-за района Мерва, чуть не приведший к войне между двумя крупнейшими мировыми империями. Еще более острая обстановка сложилась через четыре года в том же районе Средней Азии.

В начале 1885 г. отряд афганцев, вооруженный англичанами под руководством английского инструктора, занял территории, расположенные по соседству с крепостью Кушка, угрожая форпосту русских войск. Возмущенный царь отправил командующему грозный циркуляр, предписывая немедленно выгнать пришельцев и «проучить их как следует». Воля монарха была исполнена: афганцы бежали, а инструктор попал в плен. Посол Великобритании в Петербурге от имени правительства «Ее Величества» потребовал извинений. Александр III не только не собирался извиняться, но даже демонстративно наградил начальника пограничного отряда Георгиевским крестом. В Лондоне негодовали. Была произведена частичная мобилизация армии, а флот приведен в боевую готовность. Петербург получил новую, еще более грозную ноту, и русские дипломаты нервничали. Сам же царь сохранял хладнокровие и на замечание министра иностранных дел Николая Гирса, что Россия на пороге войны, меланхолически изрек: «Хотя бы и так». Тема была исчерпана. Англии пришлось уступить и проглотить «горькую русскую пилюлю».

Холодность англо-русских отношений в XIX в. существенно не изменили даже близкие родственные отношения, возникшие между Романовыми и Ганноверской (с

1917 г. — Виндзорской) династией. Старшая сестра русской цесаревны (с 1866 г.), а с 1881 г. — императрицы Марии Федоровны, урожденная датская принцесса Александра была замужем за старшим сыном королевы Виктории, наследником английской короны принцем Альбертом-Эдуардом, герцогом Уэльским. (С 1901 г. — король Эдуард VII.) Позже возникли и другие фамильные узы: в 1874 г. единственная дочь Александра II Мария Александровна стала женой второго сына королевы Виктории Альфреда, герцога Эдинбургского, а в 1884 г. внучка королевы, гессенская принцесса Елизавета, вышла замуж за брата Александра III, великого князя Сергея Александровича. И, наконец, в ноябре 1894 г. молодой царь Николай II венчался с младшей внучкой английской королевы, принцессой Алисой Гессенской, ставшей последней русской царицей Александрой Федоровной. Межгосударственные связи между Россией и Англией стали улучшаться лишь в начале XX в., и это сближение закончилось заключением в 1907 г. англо-русского договора о разделе сфер влияния.

Несмотря на свои антигерманские настроения, вскоре после восшествия на престол, Александр III пошел на возобновление «Союза трех императоров». Правящие круги России сделали этот шаг, чтобы предотвратить складывание тесного военно-стратегического альянса между Германией и Австро-Венгрией. В июне 1881 г. был подписан новый договор между тремя монархами, согласно которому стороны обязывались поддерживать «благожелательный нейтралитет», если случится война одной из них с четвертой страной. Правда, была сделана оговорка, что в случае войны с Турцией нейтралитет определяется специальным соглашением об условиях мира, а возможные изменения территориальных владений Турции в Европе могут происходить лишь с согласия сторон. Этот договор не был выгоден России, но, чтобы не оказаться в опасной изоляции на мировой сцене, Петербург согласился на подобные условия.

В 1882 г. в расстановке политических сил в Европе произошло важное событие: Германия, Австро-Венгрия и Италия заключили тайное соглашение, получившее название «Тройственного союза». В отличие от «Союза трех императоров», где стороны на себя брали в основном моральные обязательства самого общего порядка, в данном случае имело место образование военно-стратегической коалиции, направленной напрямую против Франции и завуалированно против России. Участники соглашения обязывались не участвовать ни в каких соглашениях, направленных против одного из участников Тройственного союза, и оказывать друг другу взаимную военную поддержку в случае любых военных действий. Этот договор неоднократно продлевался и просуществовал вплоть до 1915 г., когда Италия выступила на стороне Антанты против своих бывших союзников.

Острое столкновение интересов России и Австро-Венгрии на Балканах (претензии на турецкое территориальное наследство, борьба за влияние в Болгарии и т. д.) вполне определенно вырисовывали возможность военного столкновения между тремя державами и Россией. В Петербурге прекрасно понимали опасность подобной ситуации. Чтобы разорвать политико-дипломатическую изоляцию, в 1887 г. Россия пошла на заключение тайного соглашения с Германией, которое обычно в литературе называют «Договором перестраховки». Канцлер О. Бисмарк таким путем старался обезопасить Германию с Востока в случае возникновения военного конфликта с Францией. Некоторые политические выгоды получала и Россия. Стороны обязывались соблюдать нейтралитет в случае войны одной из сторон с третьей державой, кроме «случаев нападения Германии на Францию или России на Австро-Венгрию». Иными словами, Германия как бы подтверждала свои союзнические обязательства перед Австро-Венгрией, а Россия оставляла за собой право поддержать Францию. Договор был заключен на три года, но продлен не был. В 1890 г. ситуация существенно изменилась. Главой Германской империи был уже Вильгельм II, человек резкий, неуживчивый, амбициозный и труднопредсказуемый. Сторонник мирных отношений с Россией, престарелый князь О. Бисмарк был отправлен в отставку, а между Россией и Германией бушевала жестокая таможенная война.

В начале 90-х годов XIX в. Россия пошла на шаг, который трудно было еще недавно и представить: она заключила военно-политический союз с республиканской Францией, страной, где находили прибежище русские диссиденты и престолоненавистники. Но государственные интересы возобладали над консервативными убеждениями, и две столь непохожих страны стали союзниками, определив тем самым расстановку геополитических сил в последующие десятилетия.

Первым шагом к образованию союза стало политическое соглашение от августа 1891 г., в котором стороны обязывались прилагать все силы к поддержанию мира и для этого проводить консультации по всем острым международным вопросам. Через год, в августе 1892 г., Россия и Франция заключили военную конвенцию. Ее основной смысл содержался в первой статье: «Если Франция подвергнется нападению со стороны Германии или Италии, поддержанной Германией, Россия употребит все войска, какими она может располагать для нападения на Германию. Если Россия подвергнется нападению Германии или Австрии, поддержанной Германией, Франция употребит все войска, какими может располагать для нападения на Германию». В конвенции говорилось, что Франция должна выставить против Германии армию в 1300 тыс. человек, Россия от 700 до 800 тыс. Обе стороны обязывались ввести эти силы в действие «полностью и со всей быстротой», с тем чтобы Германии пришлось одновременно сражаться и на Западе и на Востоке. Положения франко-русского союза были секретными. На этом настаивали в Петербурге, чтобы не форсировать военно-стратегическое сближение между Берлином и Веной. Но сохранять долго в тайне столь важный международный договор было сложно, и через несколько лет Франция и Россия официально признали свои союзнические обязательства.

Когда в апреле 1894 г. наследник престола цесаревич Николай Александрович был помолвлен с гессенской принцессой Алисой, то в Париже возникли опасения за судьбу Союза, тем более, что в Берлине умышленно раздували этот факт, стараясь придать ему некое политическое значение. Но эти опасения были совершенно безосновательными. Россия твердо была намерена придерживаться заключенного соглашения. Александр III недвусмысленно заявил, что, пока будет существовать Тройственный союз, «наше сближение с Германией невозможно».

В октябре 1894 г. в России появился новый царь и сразу возникли вопросы о том, насколько новый монарх будет следовать прежним курсом в вопросах внешней политики. Здесь узловым пунктом являлся франко-русский союз. За несколько дней до похорон Александра III, состоявшихся 7 ноября, русским дипломатическим представителям за границей был разослан циркуляр, опубликованный затем и в газете «Правительственный вестник», где говорилось: «Россия ни в чем не уклонится от вполне миролюбивой, твердой и прямодушной политики, столь мощно содействовавшей всеобщему успокоению». Это служило подтверждением неизменности внешнеполитического курса.

Вступивший на престол Николай II не был посвящен во многие подробности дипломатической деятельности, а содержание статей франко-русского союза ему было известно в самой общей форме. В своем дневнике великий князь Константин Константинович записал разговор с Николаем II вскоре после восшествия его на трон. «Я спрашивал, слыхал ли Он советы от Отца перед кончиной? Ники ответил, что Отец ни разу и не намекнул Ему о предстоящих обязанностях. Перед исповедью отец Янышев (духовник. — Авт.) спрашивал умирающего Государя: говорил ли Он с наследником? Государь отвечал нет; он сам все знает». Но очень скоро император был введен в курс дела, ему были сообщены все детали дипломатических переговоров и условия заключенных Россией соглашений и конвенций. Принимая главу официальной делегации Франции генерала Р. Буадефра, прибывшего на похороны Александра III, Николай II заверил его, что и во внутренней и во внешней политике он «будет свято продолжать дело отца».

Общий внешнеполитический курс России не изменился: союз с Францией и поддержание как можно более дружеских отношений с другими державами. Особенно велика была роль подобных отношений с Германией, экономическая и военная мощь которой росли год от года, а ее международное влияние постоянно усиливалось. Берлин был заинтересован в политическом сближении с Петербургом, и Вильгельм II, осознавая значение России, стал пропагандировать идею о необходимости возобновить альянс двух монархий для поддержания равновесия в мире и укрепления консервативных принципов в политике. Эти сигналы не находили отклика в России. В начале 1895 г. русский МИД отправил послу в Берлине директиву, где говорилось, что в случае проявления попыток кайзера возобновить существовавший ранее политический договор («Договор перестраховки») необходимо недвусмысленно дать понять, что Николаю II «не угодно возобновлять какое-либо письменное соглашение», поскольку оно оказалось бы «в некотором противоречии с установившимися отношениями нашими и Франции». Послу предписывалось «поддерживать и развивать самые дружеские отношения лично с Вильгельмом II и Берлинским кабинетом, не поощряя, однако, его стремление к заключению секретного соглашения».

Великобритания, находившаяся к концу XIX в. в политическом «блистательном одиночестве», тоже проявляла признаки внимания к России. Приход к власти нового правителя давал возможность изыскать обоюдоприемлемую формулу сосуществования двух империй. Эта стратегическая цель манила и Россию: во всех отношениях представлялось гораздо более выгодным иметь с Альбионом если уж не дружеские, то хотя бы приемлемые отношения. Королева Виктория, для которой внешняя политика являлась излюбленной сферой интересов, была готова отойти от своей русофобии. Династические матримониальные связи открывали большие возможности. Правда, первоначально она без всякого энтузиазма отнеслась к брачной партии своей внучки Алисы с русским престолонаследником, но когда познакомилась с ним лично, то предубеждение сошло почти на нет. В день бракосочетания Николая II, 14 ноября 1894 г., королева устроила пышный прием в Виндзорском замке, на который, впервые за время ее правления, были приглашены все члены русской дипломатической миссии. «Королева Великобритании и Ирландии и Императрица Индии» была необычайно любезна с гостями, удостоила многих из них беседой, а на банкете провозгласила тост «за здоровье моих дорогих внучат».

Николай II испытывал большое уважение к престарелой королеве: ведь она была так любима его женой, которой еще в раннем детстве заменила мать. Однако родственные симпатии — симпатиями, а интересы государства — прежде всего. В одном из своих посланий в Англию «любимый внук» заметил: «Увы! Политика, это не то, что частные или домашние дела, и в ней нельзя руководствоваться личными чувствами и отношениями. Подлинный учитель в этих вещах — история, а передо мной лично, кроме этого, всегда священный пример моего любимого Отца, так же как и результаты его деяний». Британская королева все это знала как никто. Упоминание же имени умершего царя не могло не воскресить в ее памяти неприятные минуты и дипломатические неудачи, которые она всегда остро переживала.

Николай II написал «дорогой бабушке» несколько писем, каждое из них было полно изъявлений нежных чувств. Но рядом с этим встречаются пассажи уже совсем иного свойства. В октябре 1896 г. царь писал: «Что касается Египта, дорогая Бабушка, то это очень серьезный вопрос, затрагивающий не только Францию, но и всю Европу. Россия весьма заинтересована в том, чтобы были свободны и открыты ее кратчайшие пути к Восточной Сибири. Британская оккупация Египта — это постоянная угроза нашим морским путям на Дальний Восток; ведь ясно, что у кого в руках долина Нила, у того и Суэцкий канал. Вот почему Россия и Франция не согласны с пребыванием Англии в этой части света и обе страны желают реальной независимости канала».

В начале 1899 г. Николай II, обращаясь к королеве, писал: «Как Вам известно, дражайшая Бабушка, я теперь стремлюсь только к возможно более длительному миру во всем мире, это ясно доказали последние события в Китае — я имею в виду новое соглашение о постройке железной дороги. Все, чего хочет Россия, — чтобы ее оставили в покое и дали развивать свое нынешнее положение в сфере ее интересов, определяемой ее близостью к Сибири. Обладание нами Порт-Артуром и Маньчжурской железной дорогой для нас жизненно важно и нисколько не затрагивает интересы какой-либо другой европейской державы. В этом нет и никакой угрозы независимости Китая. Пугает сама идея крушения этой страны и возможности раздела ее между разными державами, и я считал бы это величайшим из возможных бедствий».

В этом послании обрисованы основные приоритеты и направления русской внешней политики. С конца XIX в. во внешнеполитической деятельности выступает на первый план дальневосточный регион. Другой важный момент, о котором говорится в процитированном письме, это упоминание о «стремлении к длительному миру».

С именем последнего российского монарха неразрывно связана одна важнейшая международная политическая инициатива, о которой всегда мало говорили или вообще умалчивали многочисленные недоброжелатели и хулители Николая II. Речь идет о предложении России созвать международную конференцию для обуздания гонки вооружений. Эта идея несколько месяцев обсуждалась в дипломатическом ведомстве России, и в конечном итоге царь поддержал это предложение. 12 августа 1898 г. представителям иностранных держав в Петербурге от имени министра иностранных дел была вручена нота, содержавшая предложения России. В ней кратко была изложена точка зрения царского правительства на разворачивавшуюся мировую гонку вооружений, признавалась ее порочность для финансового благополучия отдельных стран и констатировалась угроза мировому спокойствию. Помимо прочего, в ней говорилось: «Положить предел непрерывным вооружениям и изыскать средства предупредить угрожающие всему миру несчастья — таков высший долг для всех государств. Преисполненный этим чувством, Государь Император повелел мне обратиться к правительствам государств, представители коих аккредитованы при Высочайшем дворе, с предложением о созвании конференции в видах обсуждения этой важной задачи. С Божьей помощью конференция эта могла бы стать добрым предзнаменованием для грядущего века»

Этот призыв прозвучал тогда, когда ведущие мировые державы или уже реализовали обширные военные программы, или готовились к этому. В силу этого реакции в Берлине, Лондоне, Вене, Париже, Вашингтоне и Токио были более чем сдержанные. Естественно, что в силу общеполитических условий никто не мог решиться отбросить сразу подобные предложения, отвечавшие чаяниям и мечтам многих и многих. Но никакого энтузиазма не наблюдалось, и в правительственных кругах европейских стран отнеслись к призыву России критически, расценивая ее как «несвоевременную акцию». Но все-таки известный результат русская инициатива имела. В начале лета 1899 г. в голландском городе Гааге, под председательством русского посла в Лондоне барона Е.Е. Стааля, состоялась первая международная конференция полномочных представителей двадцати семи стран. На ней были приняты важные международные правовые акты, касающиеся важнейших вопросов войны и мира: декларации о мирном разрешении военных споров; о законах и обычаях сухопутной войны и о ведении морской войны. В соответствии с решениями конференции был учрежден Международный суд в Гааге (действующий и поныне под эгидой ООН), ставший международной арбитражной инстанцией в разрешении межгосударственных спорных ситуаций.

Но действительно глубоких изменений в развязанной гонке вооружений русская инициатива не принесла. К ней отнеслись критически не только руководители иностранных держав, но и многие в России. Среди «либеральной публики» мало кто верил, что данная акция была продиктована доброй волей верховного правителя, который, согласно всем модным представлениям, должен был олицетворять лишь «реакцию» и «империализм». Отчуждение от власти той части общества, кого было принято называть «образованными слоями», было уже вполне отчетливым.

Но этот внутренний социальный разлом был еще почти неразличим и в международном ландшафте империя царей представлялась мощным монолитом. К началу XX в. позиции России на мировой арене были прочны и общепризнанны. У нее была самая большая армия в мире (около 900 тыс. человек), третий в мире флот (после Англии и Франции). И хотя вооруженные силы России уступали ведущим мировым странам по уровню военно-технического оснащения, но с конца прошлого века этот разрыв начал стремительно сокращаться. Противоречия между Россией и европейскими державами на Балканах, в Турции (старая и больная проблема черноморских проливов), в Средней Азии и на Дальнем Востоке сохранялись и порой приводили к острым конфронтациям в различных географических пунктах, но до рубежа военного столкновения дело не доходило. России боялись и с ней считались. Русско-японская война и последующие затем социальные волнения сильно поколебали эти представления, и некоторые политические лидеры, например германский император Вильгельм II, буквально начали воспринимать Россию как «колосса на глиняных ногах». Это было опасное заблуждение, которое, тем не менее, непосредственно повлияло на развитие последующих событий.