Против немецкого города Нарвы на другом берегу реки Нарвы стоял русский город Иван-город. В Нарве большая часть немцев были лютеранской веры. Лютеранская вера тоже христианская, только лютеране во многом отступили от православной церкви и не почитают ни святых икон, ни мощей. Немцы нашли образ Божией Матери и придумали его сжечь. Но образ в огне остался цел, а сделался пожар, который охватил всю Нарву. Русские из Иван-города увидели это, переплыли через реку на бревнах и на чем попало и взяли Нарву Потом они побрали еще много городов. Храбрый был человек последний магистр, то есть начальник рыцарей, Кетлер, но силы у него не было бороться с русскими. Князь Петр Шуйский осадил Дерпт, разбил стены пушками, заставил город сдаться и очень милостиво поступил с жителями, защитил их от всякой обиды, даже дал им разные льготы. Видя, что русские разоряют только тех, кто не покоряется им, и другие ливонские города стали сдаваться. Магистр всюду искал защитников. Три короля вступились за Ливонию: шведский, датский и польский. Но шведский король только просил за ливонцев: незадолго до этого он сам воевал с Иоанном, был побежден и знал силу русского царя. Город Ревель хотел поддаться датскому королю, поэтому последний просил Иоанна не беспокоить этого города; но Иоанн отвечал обоим королям, что Ливония наша земля, и только из уважения к датскому королю согласился дать рыцарям перемирие.
Кетлер, надеясь на помощь польского короля Августа, осадил Нарву; тамошний воевода князь Кавтырев-Ростовский отразил его. Кетлер хотел взять небольшой городок Лаис, близ Дерпта. В Лаисе всего было 400 человек русских под начальством стрелецкого головы Кошкарева. Немцы разбили пушками стену, но войти в крепость не могли – так отчаянно оборонялись русские. Царское войско взяло Мариенбург и снова опустошило всю Ливонию. Царь призвал к себе князя Андрея Курбского и сказал ему: «Мне надо либо самому ехать в Ливонию, либо послать надежного воеводу; выбираю тебя, моего любимого, иди и побеждай!» Они восемь раз побили немцев, но в это время страшная перемена сделалась с царем.
Вскоре после казанского похода Иоанн тяжело занемог. У него тогда был только один сын Дмитрий, нескольких месяцев отроду. Бояре стали присягать ему, но многие из них спорили. Иоанн спросил их, разве они не хотят, чтобы его сын был царем? Отец Адашева отвечал: «Тебе, государь, и сыну твоему мы рады служить, но не царицыной родне, которая всем завладеет в его малолетстве». Дело в том, что многие хотели сделать царем двоюродного брата Иоанна Владимира Андреевича. Сам Владимир и мать его собирали у себя в доме воинов и давали им деньги. Верные бояре говорили, что он будто смеется над болезнью царя и радуется ей. Сильвестр защищал его и говорил: «Кто смеет удалять брата от брата?» Иоанн Васильевич все это слышал. И прежде Сильвестр часто слишком повелительно говорил с Иоанном, царь хоть и слушался его, но в душе это ему было неприятно. Однако на этот раз все кончилось хорошо. Владимир Андреевич и его сторонники присягнули Дмитрию, а царь выздоровел. Он никому из них даже не напоминал того, что случилось во время его болезни, но, Бог весть, что было у него на душе.
Царица Анастасия тоже не могла любить Сильверста и отца Адашева, а сам Иоанн был уверен, что они ее не любят. Однажды он ездил на богомолье и виделся с архиепископом Вассианом, которого заточили бояре во время малолетства Иоанна. Вассиан за это их ненавидел и старался всячески вредить им. Он сказал Иоанну: «Если хочешь быть истинным государем, то не держи советников мудрее себя. Если советники мудрее царя, то им овладеют». Иоанн отвечал: «И отец не посоветовал бы мне лучше».
Во время ливонской войны Иоанну наскучило во всем слушаться Адашева и Сильвестра. Они удалились от двора: Сильвестр в монастырь, а Адашев к ливонскому войску.
Царица Анастасия занемогла. В то время случился в Москве страшный пожар; царица испугалась, и ей сделалось хуже. Лекари не могли ей помочь, и она скончалась; Иоанн был в страшном горе. И все плакали, особенно нищие, которые называли Анастасию матерью. Она много делала добра. Но главная беда, которая случилась после ее смерти, – перемена с Иоанном. Как он был прежде милостив, так сделался лют и свиреп, так что был прозван Грозным.
Глава XXIИоанн Грозный
Многие бояре завидовали Адашеву и Сильвестру и придумали сказать Иоанну, что эти двое его советников извели царицу Анастасию отравой. Поверил ли этому Иоанн, Бог знает, но только оба они умерли в изгнании: Сильвестр в Соловецком монастыре, а Адашев в Ливонии. Они оба удивляли всех своими добрыми делами: Адашев питал нищих, держал в своем доме десять прокаженных и сам отмывал их язвы. Сильвестр замечателен еще тем, что написал книгу: «Домострой», где собраны наставления, как поступать в разных случаях, вести хозяйство и прочее. Иоанн стал преследовать всех бояр и воевод, которые были дружны с Адашевым и Сильвестром, значит, самых лучших людей, и чем более преследовал, тем более ожесточался. Он казнил многих воевод, в том числе Данилу Адашева и Никиту Шереметева, а брата его, Ивана, посадил в тюрьму. Иван Шереметев слыл богачом. Иоанн спросил его: «Где твоя казна?» Шереметев отвечал: «Руками нищих я передал ее Богу». Знаменитый воевода князь Андрей Курбский узнал, что царь хочет казнить его, убежал в Литву, написал оттуда Иоанну письмо, где упрекал его за жестокости, и послал это письмо со своим слугою Василием Шибановым. Шибанов подал письмо царю на крыльце московского дворца, которое называется Красным. Иоанн пробил его ногу своим острым посохом, кровь полилась из раны; Шибанов стоял неподвижно, а царь оперся на посох и читал письмо. Сам он потом хвалил верность Шибанова, однако казнил его, а с Курбским они много раз писали друг другу бранные письма. Курбский стал служить польскому королю и много ему помог в войне с Россией.
Вскоре после смерти Анастасии царь со своими ближними людьми внезапно уехал из Москвы – никто не знал куда, а потом прислал грамоту, в которой написал, что хочет оставить царство, потому что против него умышляют зло. Бояре, духовные и вся Москва просили его делать, что хочет, казнить кого угодно, но только царствовать. Все так были напуганы беспорядками во времена ссор и малолетства Иоанна, что более хотели самодержца, как бы он ни стал царствовать.
Иоанн воротился из Александровской слободы и завел новый порядок: разделил всю Россию на две части: опричнину и земщину. Опричнину составляли несколько городов под управлением самого царя и шести тысяч опричников, его телохранителей. Земщиной, то есть всей остальной Россией, управляли бояре, но без воли царя ничего не могли делать. Опричники давали клятву не дружить с земскими; не водить с ними хлеба-соли, не знать ни отца, ни матери, знать только государя. Во всех тяжбах с земскими опричников оправдывали, и они всячески притесняли земских, научали своих холопов, то есть слуг, прятаться в домах земских, находили их там и брали большую пеню с домовладельцев, клеветали на невинных, чтобы получить их имущество. Их скоро прозвали кромешниками. Они ездили всегда с метлами и собачьими головами в знак того, что метут Россию и грызут врагов царя. С ними Иоанн стал жить в Александровской слободе, в которой устроил крепость, и дворец иногда называл монастырем, себя игуменом, 300 самых злых опричников братией, ходил с ними ко всем службам церковным, молился в землю так усердно, что на лбу оставались у него знаки; но часто во время молитвы приказывал кого-нибудь казнить или мучить. В числе многих друзей в это время был казнен князь Андрей Горбатый-Шуйский, побивший Епанчу.
Митрополита Макария давно уже не было в живых; его преемник тоже скончался. Сперва царь хотел сделать митрополитом казанского архиепископа Германа, но увещевания этого святителя ему не понравились, и он придумал избрать в митрополиты соловецкого игумена Филиппа, который прославился святой жизнью. Филипп сперва отказывался, царь настаивал; тогда Филипп сказал, что согласится быть митрополитом, но с тем, чтобы опричнина была уничтожена. Однако же архиереи уговорили Филиппа принять сан митрополита без этого условия.
В это время главный чин был государев конюший. Его давно имел старик боярин Федоров, которого все почитали. Федорову, Воротынскому и другим боярам тайком отдали грамоты от польского короля Сигизмунда, где он предлагал им милость, если они перейдут к нему. Они представили эти грамоты царю; но царь заподозрил Федорова в измене и казнил. Тогда же были казнены князья Куракин, Ряполовский, Ростовские, Щенятев. Вскоре после этого, в воскресенье, митрополит Филипп готовился служить обедню в Успенском соборе. Царь, войдя с кромешниками в черных ризах и высоких шлыках, подошел под благословение митрополита, но Филипп молча смотрел на образ Спасителя. Бояре сказали: «Владыко, это государь, благослови его». Митрополит отвечал: «Я не узнаю царя в этой одежде. Государь, мы приносим жертвы Богу, а за алтарем кровь христианская льется невинно. И в неверных царствах есть правда, а у тебя нет ее. Ты высок на троне, но есть Всевышний судия, наш и твой. Как предстанешь на суд его?» Иоанн ударил жезлом о камень и страшным голосом сказал: «Чернец! Доныне я вас щадил, а теперь я буду таким, каким меня называете». Прошло немного времени. Во время служения митрополита кромешники ворвались в Успенский собор, сорвали с него ризы, выгнали из церкви метлами и повезли в обитель; народ с плачем провожал его. Филипп со светлым лицом благославлял всех и говорил: «Молитесь!» Потом Филипп был сослан в тверской Отрочь-монастырь и убит.
Двоюродного брата своего Владимира Андреевича, жену его и двоих сыновей царь заставил выпить яд и пошел с войском к Новгороду. На пути туда и в самом Новгороде каждый день убивали от пятисот до тысячи новгородцев. Из Новгорода Иоанн поехал в Псков. Псковичи ждали себе того же, что было новгородцам. По совету псковского наместника князя Токмакова, они поставили перед каждым домом хлеб—соль и кланялись, благославляя царя, когда он проезжал. Это его умилостивило. Помолясь во храмах, Иоанн зашел к юродивому, старцу Николе Салосу. Старец так напугал царя предсказаниями, что он немедля уехал в Москву. Там он замучил искусного в сношениях с иноземцами дьяка Висковатого, своих прежних любимцев: князя Вяземского и Басмановых и брата второй своей супруги, черкесского князя Михаила Темрюковича.