ь всю свиту? Четырнадцать карет, а саней — сто шестьдесят четыре! Лошадей же готовили на каждой станции 560!
Расцвет Русского классицизма в Русском искусстве способствовал росту интереса к Греческой и Римской мифологии. В парках и садах ставили скульптурные изображения античных богов, возводили в их честь храмы и беседки. Имена Фелицы и Цереры, по мнению современников, соответствовали образу императрицы Екатерины II. Фелица была символом счастья, а Церера — символом земледелия и плодородия.
В таком пышном поезде императрица отправилась из Царского Села 18 января 1787 года. Сюда было приказано приехать ее спутникам, и здесь она простилась со своим семейством. Трогательно было это прощание: Екатерина с неописуемой нежностью любила своих внуков, великих князей Александра и Константина, из которых старшему было в это время не более девяти лет. Целуя и обнимая их в минуту разлуки, она так много плакала, что родители царственных малюток едва смогли утешить ее. Но подобные минуты великая государыня называла минутами слабости; она не позволяла себе долго предаваться им, и, спрятав нежнейшие чувства опечаленной матери семейства в сокровенной глубине своей души, она через несколько часов после выезда из Царского Села уже была по-прежнему спокойна, думала также, что ее сердце принадлежало не только собственным детям, но и другому бесчисленному семейству — ее народу, и мысли о счастье этого народа оставались по-прежнему любимыми мыслями Великой. Извлечение пользы для России было целью ее путешествия; значит, все внимание государыни должно было быть обращено на эту благодетельную для нас цель. Иначе не могла думать Екатерина.
Русские, привыкшие к тому совершенству, с которым она исполняла священный долг царицы, не удивлялись ни ее решимости на некоторое время разлучиться со своим драгоценным семейством, ни тому величайшему вниманию, какое она обращала на все, что касалось ее путешествия. Но зато многому дивились иностранные министры, сопровождавшие императрицу. Любопытно читать в их записках, как искренно отдавали они справедливость знаменитым делам и всем поступкам Екатерины: шесть месяцев путешествия, в продолжение которых они были каждый день с ней, дали им возможность видеть ее вблизи и вполне удостовериться, насколько превосходила она всех других Европейских государей того времени. Особенно любопытны в этом случае записки Французского посланника, графа Сегюра: он был одним из умнейших, образованнейших и усерднейших почитателей Екатерины, и у него подробно описано путешествие в Крым.
Прежде всего скажу вам, какие города проехала государыня от Петербурга до Крыма. Это ее маршрут. Первый город после Царского Села был Рожествен, потом Луга, Порхов, Великие Луки, Велиж, Смоленск, Мстиславль, Чириков, Новогород-Северский, Сосница, Чернигов, Нежин, Козелец, Киев, Терехтемиров, Конев, Черкасск, Кременчуг, Переволочна, Кайдаки, Екатеринославль и Херсон.
Через шесть дней государыня была уже в Смоленске — за 700 верст от Петербурга. Вы удивитесь скорости этого путешествия, если я скажу вам, что привычный порядок в образе жизни императрицы нисколько не менялся: она вставала в дороге точно так же, как и в Петербурге, — в шесть часов; точно так же занималась докладами, потом завтракала и принимала посланников, сопровождавших ее. В девять часов все отправлялись в путь и останавливались в два часа для обеда; после обеда ехали до семи часов вечера. С семи до девяти часов государыня опять проводила время со своей свитой; с девяти до одиннадцати часов работала в кабинете.
Много времени и внимания государыня уделяла воспитанию собственных внуков, поскольку была лишена возможности воспитывать своего сына Павла (его воспитанием занималась императрица Елизавета Петровна). Екатерина II часто прогуливалась с Александром и Константином по саду Царского Села.
Зимние, темные вечера, которые у нас еще так длинны в половине января, не останавливали великолепного поезда; напротив, придавали ему новый блеск: по обеим сторонам дороги зажигались тогда большие костры дров на довольно близком расстоянии один от другого. Эти яркие огни, озаряя мрак зимних вечеров, проливали веселье на все окрестности дороги, по которой быстро неслись экипажи государыни одним длинным, бесконечным рядом. Не буду говорить вам о том восторге, с которым жители этих окрестностей спешили видеть свою царицу, с каким усердием другие приезжали для этого из дальних округов, с каким нетерпением ждали они несколько дней на одном месте для того только, чтобы на минуту увидеть ее. Все это вам известно по чувствам собственного сердца: даже и те из вас, кто родились и живут в Петербурге, наверное, не один раз с нетерпеливым усердием бежали к тому месту, где могли надеяться увидеть государя. Что же можно думать о тех, кто лишен этого счастья и кто живет далеко от мест, оживленных его присутствием. Как велико должно быть их восхищение при надежде видеть его! Это испытали в 1787 году все губернии, мимо которых проезжала незабвенная государыня. Но каким быстрым казался для них этот поезд!
Жители Смоленска были первые осчастливлены ее продолжительным присутствием: здесь был запланирован отдых после шестидневной езды, и государыня пробыла в этом городе три дня. Но ей было угодно только называть это отдыхом, чтобы исполнить желание народа и доставить ему возможность полюбоваться своей Матушкой; на самом деле такие дни могли утомить больше самого путешествия: на протяжении этих трех дней государыня беспрестанно была занята то аудиенциями[444], то представлениями, кроме того, давала бал для Смоленского дворянства. На этом балу присутствовало триста дам, которые удивили Петербургских приезжих и даже иностранных посланников отличным вкусом и блеском своих нарядов. В Киеве всех ожидало удивление другого рода: к приезду государыни туда съехались не одни Русские дворяне, но и многие знаменитые иностранцы. Кроме того, собрались представители всех разноплеменных подданных Екатерины. Чрезвычайно разнообразно было многочисленное общество, встретившее императрицу. Тут были казаки и с Дона, и с Урала, и недавно вступившие в число подданных России — Запорожцы, и кочующие Киргизы, и дикие Калмыки, своим диким внешним видом пугавшие иностранцев, никогда их не видавших. Смотря на них, боязливые называли их потомками Гуннов и припоминали давно минувшую славу их страшного царя Аттиллы[445]. После этого племени, уже давно не страшного, а только безобразного, красовались ловкие, недавно покорившиеся России Черкесы[446]; за ними шли также ее подданные — Крымские Татары. Поодаль от них на более почетном месте, стоял со свитой Грузинский царевич, недавно присягнувший на подданство Екатерине.
И посреди этого разнообразного общества вообразите тех, кого можно было справедливо назвать виновниками этого самого разнообразия, вообразите генералов, победителей большей части народов, тут собравшихся. И фельдмаршал Румянцев, и князь Потемкин, и храбрый Суворов — все были в Киеве. Первый в качестве Киевского генерал-губернатора встретил государыню на границе губернии, ему вверенной; второй готовился встретить ее в Екатеринославской губернии. Так как эта губерния вместе с Крымом была целью путешествия императрицы, князю Таврическому предстояло больше дел, чем всем другим начальникам губерний, мимо которых проезжала государыня. К тому же ему так хотелось показать своей царице-благодетельнице, с каким усердием заботился он о благосостоянии края, ему вверенного, и какие быстрые успехи были следствием его стараний. Полностью занятый этой мыслью, он нередко отказывал себе в удовольствии присутствовать на праздниках, которыми добрая государыня веселила жителей Киева во время своего почти трехмесячного пребывания там, и отправлялся в места, вверенные его начальству, смотреть за подготовкой к приему государыни. И зато как прекрасно были вознаграждены его старания и заботы! Нигде путешествие не казалось так приятно для императрицы и всех спутников ее, как в губерниях, порученных князю Потемкину. Он умел соединить в них все, что могло доставить удовольствие не только глазам, но и душе, и уму.
Смоленск — один из древнейших городов России. Долгое время он находился под властью Польши, но с 1654 г. окончательно вошел в состав России.
При учреждении Смоленской губернии императрица Екатерина II вернула городу древний герб. На гравюре XVII века изображен высокий берег Днепра, вдоль которого идет крепостная стена, построенная в конце XVI века. На холме — Успенский кафедральный собор, заложенный в 1101 г. при Владимире Мономахе и перестроенный в 1772 г. Здесь хранится одна из главных святынь христиан — икона Богоматерь Смоленская.
Что могло быть приятнее для государыни, пламенно желавшей счастья и славы своему народу, как не вид цветущих селений в местах, за несколько лет перед тем совершенно необитаемых? И этот цветущий вид представал перед ее глазами довольно часто на берегах величественного Днепра, когда она проезжала мимо них, оставив Киев. Надо сказать вам, милые дети, что императрица могла в полной мере наслаждаться прекрасной картиной нового заселения: ее путешествие из Киева было уже не по суше, а по водам Днепра в больших, специально для этого построенных 46 судах. Их экипаж состоял из 416 человек. Семь великолепных галер, убранных с царской пышностью, ехали впереди всего флота: на первой находилась императрица, на шести остальных — ее свита. У каждой галеры была собственная музыка. Неописуемо прелестна была картина этого путешествия в то время, когда теплая, майская погода, которой могут похвалиться наши южные губернии, притягивала знаменитых путешественников не только на палубу судов, но некоторых даже на легкие