— Скажите лучше: наши эполеты, — возразил Жуковский.
Все же офицеров среди декабристов было поболее, чем поэтов.
детстве Михаила Юрьевича Лермонтова (1814—1841) сохранилось несколько преданий. Одно из них живет и в наши дни среди крестьян деревни Тарханы.
Однажды в день рождения Миши Лермонтова его бабушка со стороны матери — Елизавета Алексеевна Арсеньева, безумно любившая рано осиротевшего внука, спросила мальчика:
— Что подарить тебе, Мишенька?
И он ответил:
— Дайте мне один день поуправлять имением.
Бабушка согласилась, а когда к барскому дому пришли
крестьяне, чтоб поздравить мальчика с днем рождения, он подарил им рощу, Долгую рощу, как ее называли.
Только бабушка на следующий день отобрала ее назад.
Однако в следующий день рождения Мишенька сумел настоять на своем. Тогда крестьяне собрали на подарок молодому барину 36 рублей — весьма немалые деньги — и купили красивого серого коня. Мальчик был несказанно рад подарку и упросил бабушку дать мужикам из Долгой рощи столько леса, сколько нужно будет каждому из них, чтоб построить для себя по новой избе.
Бабушка разрешила, и вскоре в деревне появилась новая улица, над каждой избой которой красовался искусно вырубленный деревянный конек.
естор Васильевич Куколь-
ник — известный литератор, приехав в Севастополь, нанес визит градоначальнику.
Тот, улышав фамилию и не зная, кто перед ним, раздраженно ответил:
— Ну, хорошо, хорошо. Обратитесь в полицию, и вам отведут место на площади.
И, увидев удивление на лице посетителя, добавил: «Мне, батюшка, нет времени возиться со всякими фокусниками, кукольниками, а уж когда устроите на площади свой балаган, я как-нибудь зайду взглянуть на ваших кукол».
(Однажды один из читателей посетовал Ивану Андреевичу Крылову:
— Басня ваша «Лисица и виноград» хороша, да где же вы, батенька мой, видывали, чтоб лисица виноград ела?
— Да я сам не верил, да вот Лафонтен убедил, — ответил Крылов.
ван Андреевич Крылов по
приказу императора Николая I был принят в Публичную библиотеку на должность библиотекаря.
Там же, в здании Императорской Публичной библиотеки, находилась и квартира, в которой Крылов жил.
Рядом с библиотекой стоял один из дворцов — Аничков, в котором часто бывал Николай.
Однажды император и библиотекарь встретились на Невском, и Николай радушно произнес:
— А, Иван Андреевич! Каково поживаешь? Давненько не виделись мы с тобой.
— Давненько, ваше величество, а ведь, кажись, соседи.
Однажды, сидя за обедом в столовой Английского клуба, Крылов стал свидетелем невероятных рассказов одного из рыбаков-вралей.
«Раз, — сказал этот враль, — я поймал на Волге стерлядь длиною от меня... — Он подумал немного, прищурился, примерился к столу и показал: — И вот до конца этого стола!» Крылов сидел на самом конце стола и, услышав это, стал отодвигать свой стул как можно дальше от стола.
— Что вы делаете? — спросил рассказчик.
— Я отодвигаюсь, чтобы пропустить вашу стерлядь, — ответил Крылов.
1833 году после выхода в свет басни И. А. Крылова «Белка» крылатой стала фраза «Как белка в колесе».
В басне рассказывалось о Белке, бегающей в колесе, установленном для забавы на окне в барском доме. Живущий
в том же доме Дрозд спросил Белку, зачем она весь день бегает в колесе, на что Белка ответила:
Я по делам гонцом у барина большого; Ну, некогда ни пить, ни есть,
Ни даже духу перевесть.
И далее Крылов изрекал следующую сентенцию:
Посмотришь на дельца иного: Хлопочет, мечется, ему дивятся все; Он, кажется, из кожи рвется,
Да только все вперед не подается, Как Белка в колесе.
естор Васильевич Куколь-
ник шел за гробом Ивана Андреевича Крылова.
— Кого это хоронят? — спросил у него прохожий.
— Министра народного просвещения.
— Разве граф Уваров скончался?
— Это не Уваров, а Иван Андреевич Крылов.
— Но ведь Уваров — министр, а Крылов был баснописцем.
— Это их смешивают, — ответил Кукольник. — Настоящим министром народного просвещения был Крылов, а Уваров в своих отчетах писал басни.
(&$Лицее во времена Пушкина служил гувернером некто Трико, докучавший лицеистам бесконечными придирками и замечаниями.
Однажды Пушкин и его друг Вильгельм Кюхельбекер попросили у Трико разрешения поехать в находившийся недалеко от Царского Села Петербург.
Трико, однако, не разрешил им этого. Тогда довольно уже взрослые шалуны все равно вышли на дорогу, ведущую в Петербург, и, остановив два экипажа, поехали по одному в каждом из них.
Вскоре Трико заметил, что Пушкина и Кюхельбекера нет в Лицее, понял, что друзья ослушались его и уехали в Петербург. Трико вышел на дорогу, остановил еще один экипаж и поехал вдогонку.
А в то время у въезда в город стояли полицейские заставы и всех ехавших в столицу останавливали, спрашивали, кто они и зачем едут.
Когда ехавшего первым Пушкина спросили, как его зовут, он ответил: «Александр Одинако».
Через несколько минут подъехал Кюхельбекер и на такой же вопрос ответил: «Меня зовут Василий Двако».
Еще через несколько минут подъехал гувернер и сказал, что его фамилия Трико.
Полицейские решили, что или их разыгрывают и подсмеиваются над ними, или что в город едет группа каких-то мошенников.
Они пожалели, что Одинако и Двако уже проехали, и догонять их не стали, а Трико арестовали и задержали до выяснения личности на сутки.
иколай Иванович Турге-
нев, будущий декабрист, избежавший ареста только потому, что за год до восстания на Сенатской площади уехал за границу, был вместе с А. С. Пушкиным у Н. М. Карамзина. Речь зашла о свободе, и Тургенев сказал:
— Мы на первой станции к ней.
— Да, — подхватил молодой Пушкин, — в Черной Грязи.
А следует иметь в виду, что Черной Грязью называлась первая почтовая станция на тракте Москва — Петербург, расположенная в 20 верстах от Москвы.
(ti/6'ушкину предложили написать критическую рецензию на один из исторических романов Булгарина. Он отказался, сказав:
— Чтобы критиковать книгу, надобно ее прочесть, а я на свои силы не надеюсь.
днажды А. С. Пушкин при-
гласил нескольких своих друзей и приятелей в дорогой ресторан Доминика. Во время обеда туда зашел граф Завадов-ский, известный петербургский богач.
— Однако, Александр Сергеевич, видно, туго набит у вас бумажник!
— Да ведь я богаче вас, вам приходится иной раз проживаться и ждать денег из деревень, а у меня доход постоянный — с 36 букв русской азбуки.
©Же
ногие выражения из драмы А. С. Пушкина «Борис Годунов» стали крылатыми. К числу таких относится и фраза из монолога Бориса: «И мальчики кровавые в глазах».
В сцене, названной Пушкиным «Царские палаты», Борис говорит:
Ах, чувствую: ничто не может нас Среди мирских печалей успокоить;
Ничто, ничто... едина разве совесть.
Так, здравая, она восторжествует Над злобою, над темной клеветою.
Но если в ней единое пятно,
Единое, случайно завелося,
Тогда — беда! как язвой моровой Душа сгорит, нальется сердце ядом,
Как молотком стучит в ушах упрек,
И все тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах...
И рад бежать, да некуда... ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
-осле выхода в свет 2-й главы «Евгения Онегина» в 1826 году крылатыми стали слова:
Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя.
Мы все глядим в Наполеоны...
В контексте поэмы эти строки звучат так:
Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя.
Мы все глядим в Наполеоны; Двуногих тварей миллионы Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно.
©Жл
-аленькая трагедия Пушкина «Моцарт и Сальери», написанная в 1831 году, начиналась строкой: «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет и выше». После публикации трагедии строка эта стала еще одним крылатым выражением.
-ушкину принадлежат и крылатые слова: «Гений и злодейство — две вещи несовместные». Великий поэт вложил их в уста Моцарта во 2-й сцене трагедии «Моцарт и Сальери»:
Моцарт
Он же гений,
Как ты да я. А гений и злодейство —
Две вещи несовместные. Не правда ль?
фористичность, образность и точность многих пушкинских выражений были столь сильны, что входили в русский язык, в народную речь раз и навсегда.
Так случилось и с названием его последней поэмы «Медный всадник». Одним из центральных образов ее стал памятник Петру I — конная статуя, отлитая французским скульптором Этьеном Морисом Фальконе. В 1782 году монумент был поставлен на Сенатской площади и сразу же сделался одной из достопримечательностей Петербурга.
После выхода в свет поэмы «Медный всадник» это название прочно укрепилось за памятником. Наряду с Петропавловской крепостью и Адмиралтейством Медный всадник справедливо считается одним из символов великого города.
Ключевский писал: «Пушкин был историком там, где не думал быть им и где часто не удается стать им настоящему историку. «Капитанская дочка» была написана между делом, среди работ над пугачевщиной, но в ней больше истории, чем в «Истории пугачевского бунта», которая кажется длинным объяснительным примечанием к роману».
<зМт,
теперь два сюжета об Иване Сергеевиче Тургеневе. Однажды Тургенев опоздал к званому обеду в одном из домов и, найдя все места за столом уже занятыми, сел за маленький столик.
В это время вошел еще один опоздавший гость — генерал. Он взял у слуги суп и подошел к Тургеневу, ожидая, что тот встанет и уступит ему свое место.
Однако Тургенев не вставал.
— Милостивый государь! — сказал генерал раздраженно, — знаете ли вы, какая разница между скотом и человеком?