Когда умер Огодай (1241), правительницей царства сделалась самая влиятельная из его жен, Туракина. Она решила доставить престол своему старшему сыну Гаюку; для чего требовалось согласие великого сейма, или курултая, который мог выбирать любого из потомков Чингисовых. Уже не все его потомки жили тогда в согласии; между ними обозначились две партии: на одной стороне стояли дети Огодая и Джагатая, на другой — семейства Джучи и Тулуя. Прошло более четырех лет прежде нежели Туракине удалось добиться для своего сына торжественного избрания на великом курултае (1246). Один итальянский монах по имени Плано Карпини видел этот курултай, собравшийся на древней родине монгольских ханов, и оставил потомству любопытное описание своего путешествия на Волгу в Кипчакскую Орду и к источникам Амура в орду верховного хана.
Приведем главные черты из этого описания.
Папа Иннокентий IV отправил к татарским ханам монахов с предложением мира и с проповедью христианской религии. Во главе посольства был поставлен Плано Карпини, принадлежавший к Францисканскому ордену.
Зимой 1245 года посольство отправилось на восток, в Богемию и Польшу. У Конрада Мазовецкого оно встретилось с его союзником и родственником по жене Васильком Волынским, братом Даниила Романовича. По просьбе поляков Василько взял с собой это посольство и оказал ему гостеприимство в своей земле. Католические монахи не упустили случая предъявить русскому князю и духовенству папскую грамоту, заключавшую увещание воссоединиться с Римской церковью. Они получили уклончивый ответ, что такой вопрос не может быть решен в отсутствие Даниила, уехавшего в орду к Батыю. Василько дал послам проводников до Киева. На этом пути они подверглись опасности от литовцев, которые в то время участили свои набеги на Русскую землю. Дорогой они видели очень мало жителей, потому что большая часть населения была или избита или уведена в неволю. Киев, бывший прежде столь великим и многолюдным, они нашли бедным городком; в нем оставалось не более 200 домов, жители которых находились в жестоком рабстве у татар. Батый утвердил этот город за Ярославом Всеволодовичем Суздальским, который держал его посредством своего тысяцкого Димитрия Ейковича. По совету сего последнего монахи оставили в Киеве своих лошадей, потому что они не годились для степи, где только кони кочевников умеют отыскивать себе корм, разрывая снег копытами. Тысяцкий дал им коней и проводников до Канева, за которым находилась первая татарская застава. Тут послов остановили; но когда они объяснили причины своего посольства, начальники стражи отправили их к Куремсе. Этот темник, или воевода, начальствовал 60 000 войском и оберегал пределы Кипчака на правой стороне Днепра. У порога воеводского шатра монахов заставили три раза преклонить левое колено и запретили им наступать ногой на порог. В шатре они должны были представиться воеводе и его свите стоя на коленях. На всяком шагу от них требовали подарков. К счастью, в Польше они запаслись разными мехами, преимущественно бобровыми, которые и раздавали теперь понемногу. Куремса отправил их к Батыю. Ехали они Половецкими степями около берегов Азовского моря весьма скоро, меняя лошадей по три и по четыре раза в день. В конце Великого поста они достигли Батыева местопребывания.
Прежде чем представить послов хану, татарские чиновники объявили им, что надобно пройти меж двух огней. Те попытались спорить. «Ступайте смело, — сказали им. — Это нужно только для того, что ежели вы имеете при себе яд, то огонь истребит всякое зло». «Если так, то мы готовы идти, чтобы не оставаться в подозрении», — отвечали послы. По вручении подарков их ввели в ханскую ставку, заставив наперед преклониться и выслушать опять предостережение не наступать на порог. Речь свою они произнесли перед ханом на коленях; а потом вручили папскую грамоту, прося для ее перевода дать им толмачей; что и было исполнено.
«Батый живет великолепно, — описывает Карпини. — У него привратники и всякие чиновники, как у императора, и сидит он на высоком месте, как будто на престоле, с одною из своих жен. Все же прочие, как братья его и сыновья, так и другие вельможи, сидят ниже посредине на скамье, а остальные люди за ними на полу, мужчины с правой, женщины с левой стороны. Близ дверей шатра ставят стол, а на него питье в золотых и серебряных чашах. Батый и все татарские князья, а особливо в собрании, не пьют иначе как при звуке песен или струнных инструментов. Когда же выезжает, то всегда над головою его носят щит от солнца или шатерчик на копье (зонт). Так делают все татарские знатные князья и жены их. Сей Батый очень ласков к своим людям; но, несмотря на это, они чрезвычайно его боятся. В сражениях он весьма жесток, а на войне очень хитер и лукав, потому что воевал очень долго». «В войске Батыевом считается шестьсот тысяч человек; из них 150 000 Татар, а 450 000 иных неверных и христиан».
По приказу Батыя монахи отправлены в Азию ко двору верховного хана. Их везли с прежней скоростью. За Уралом они вступили в безводную степь Кангитов (ныне Киргизскую), где, как и в Половецкой, видели повсюду рассеянные человеческие черепа и кости. Потом они миновали землю «бесерменов» (хивинцев), Кара-Китай, Монголию и наконец прибыли в главный ханский стан. Гаюк пока до своего избрания не принял послов, а велел явиться к его матери, бывшей правительницею царства. Она имела огромный светло-пурпурный шатер, в котором могло поместиться слишком две тысячи человек; вокруг шатра шла деревянная ограда, расписанная разными изображениями. В его окрестностях расположились со своими людьми все татарские воеводы и знатные люди, составлявшие великий курултай. Они разъезжали на богато убранных конях; у многих коней узда, нагрудник и седло были густо покрыты золотом. Сами воеводы один день — являлись все одетые в белый пурпур, на другой день — в красный, на третий — в голубой, на четвертый — в ткань, шитую золотом. Они собирались в шатер и рассуждали там об избрании хана, выпивая при этом огромное количество кумысу. Между тем остальной народ располагался далеко за оградой. В толпе этой находились многие послы и владетели покоренных народов, прибывшие с дарами, в том числе великий князь суздальский Ярослав Всеволодович. Четыре недели прожили здесь монахи, прежде нежели совершились обряды избрания и возведения на престол Гаюка. Для этого последнего обряда в живописной долине между гор на берегу красивой речки устроен был шатер на столбах, обитых золотыми листами. Этот шатер назывался «Золотой Ордою». 25 августа 1246 г. около него собралось чрезвычайное множество народу. После чтения молитв и всенародных поклонов, обращенных на юг, воеводы вошли в шатер, посадили Гаюка на золотое седалище, положили перед ним меч и преклонили колена; а за ними сделал то же и весь народ. На приглашение принять власть Гаюк произнес: «Если вы хотите, чтобы я владел вами, то готов ли каждый из вас исполнять то, что я ему прикажу, приходить когда позову, идти куда пошлю, убивать кого велю?»
Получив утвердительный ответ, он продолжал: «Если так, то впредь слово уст моих да будет мечом моим». После того вельможи разостлали на земле войлок, посадили на него хана и в свою очередь сказали ему, что если он будет хорошо править, соблюдать правосудие и награждать вельмож по достоинству, то приобретет славу и весь свет покорится его власти; в противном случае лишится и самого войлока, на котором сидит. С этими словами посадили подле него на войлок его главную жену и обоих торжественно подняли вверх. Потом принесли ему множество золота, серебра и драгоценных камней, оставшихся в казне его предшественника. Хан роздал некоторую часть вельможам, а остальное велел хранить для себя. Торжество окончилось усердной попойкой и пиршеством, продолжавшимися до вечера. Гаюк при возведении на престол на вид имел от роду от 40 до 45 лет. Он был среднего роста и весьма серьезен, так что в это время никто не видел его смеющимся или шутившим. Он оказывал большую терпимость к христианам, имел при себе даже христианских священников (несториан), которые открыто совершали богослужение в часовне, построенной перед его большим шатром. Некоторые из его христианских слуг уверяли папских монахов, будто он намерен и сам принять крещение. По окончании помянутых обрядов Гаюк начал принимать многочисленных послов от разных народов, которые поднесли ему в дар бессчетное множество бархата, пурпура, шелковых, шитых золотом кушаков, дорогих мехов и пр. Около его шатров стояло до пятисот повозок, наполненных золотом, серебром и шелковыми одеждами. Все это было разделено между ханом и воеводами; а затем каждый из доставшейся ему части наделял своих людей. Еще много недель пришлось ждать монахам, пока они исполнили свое посольство и получили позволение воротиться в Европу. В течение этого времени они очень бедствовали, терпели голод и жажду. К счастью, судьба послала им на помощь одного доброго русского пленника, по имени Козьму. При всей своей свирепости и кровожадности монгольские завоеватели, как известно, щадили людей, знавших какое-либо художество. К числу таких людей принадлежал Козьма, бывший золотых дел мастером. Он показывал монахам только что изготовленный им для хана престол и ханскую печать его же работы.
Получив наконец ответную грамоту для папы, посольство тем же порядком воротилось назад.
К описанию своего путешествия Плано Карпини присоединил любопытные заметки о монгольских нравах и обычаях. Между прочим, он указывает на обилие всякого рода суеверий и колдовства; что весьма естественно у дикого языческого народа. Ворожба по крику и полету птиц и особенно по бараньим лопаткам была чрезвычайно распространена между монголами. Как огнепоклонники они окружали огонь великим уважением; не только втыкать в него нож, но и прикасаться ножом или рубить топором близ огня считалось большим грехом. Также строго запрещалось прикасаться плетью к стрелам, бить лошадь уздой, выливать на землю молоко и т. п. Кто входя к воеводе наступал на порог его ставки, того убивали без милосердия. Монголы обожали солнце, огонь, воду, землю и приносили им в жертву часть своей пищи и питья, особенно поутру перед началом еды; но сколько-нибудь устроенного торжественного богослужения (кажется) не совершалось. Были у них идолы, сделанные из войлока наподобие человека и поставленные по обеим сторонам двери; у воевод идолы приготовлялись из шелковых тканей и ставились посреди шатра, а другие — в крытой повозке вне его. О загробной жизни они имели самые грубые понятия и думали, что также будут жить и на том свете, т. е. размножать свои стада, есть, пить и пр. Поэтому знатного человека погребали с его шатром, поставив перед ним чашу с мясом и горшок с кобыльим молоком; зарывали с ним вм