Ростове и его окрестностях. Жители, конечно, терпели от них большие притеснения. Однако и здесь проявлялась иногда сила высшей, христианской гражданственности: некоторые знатные люди из татар принимали крещение и сделались родоначальниками многих дворянских фамилий в России. Любопытно особенно местное ростовское предание о некоем ордынском царевиче, который был окрещен ростовским епископом Кириллом и получил имя Петра. Этот царевич Петр купил в Ростове у князя Бориса Васильковича участок земли, на котором построил церковь и основал монастырь (Петровский) с благословления преемника Кириллова, епископа Игнатия. Князь Борис потом так сдружился с Петром, что побратался с ним, и они любили вместе заниматься охотою с ловчими птицами на берегу Ростовского озера. Усердное служение ростовских и других князей татарским ханам, впрочем, не оставалось без некоторой выгоды для покоренного народа; ибо, пользуясь милостивым расположением завоевателей, князья эти многих христиан спасали от рабства и других бедствий. Однако население Суздальской Руси по всем признакам не столь легко мирилось с постыдным игом, как их князья, и не один раз поднимало мятеж. Так, в 1289 г., уже при сыновьях Бориса Васильковича, жители Ростова с негодованием смотревшие на большое количество татар в своем городе, опять по звону вечевого колокола поднялись на своих притеснителей, разграбили их дома и выгнали их из города. Один из сыновей Бориса (Константин) поспешил в Орду и, вероятно, так умел повернуть дело, что хан оставил этот мятеж без наказания. А изгнанные татары воротились в Ростов. Эти ростовские князья, раболепствовавшие перед татарскими ханами, очевидно, не пользовались большим уважением своих соотечественников, если и самые пастыри церкви позволяли себе иногда поступки такого рода. Когда умер младший из сыновей Василька Глеб, упомянутый епископ Ростовский Игнатий совершил его погребение в соборном храме. Но спустя девять недель епископ вздумал за что-то осудить покойного князя и велел ночью перенести тело его как недостойного из соборной церкви в Спасский монастырь (1280). Еще жив был митрополит Кирилл II. Приехав в это время из Киева в Суздальскую землю и услышав о поступке Игнатия, он отрешил его от служения. Но за епископа вступился новый ростовский князь Димитрий Борисович, племянник Глеба (может быть, имевший неудовольствие на дядю), и выпросил ему прощение у митрополита. Прощая, митрополит сказал Игнатию: «Брате и сыну возлюбленный! До самой смерти своей плачься и кайся о таком грехе, что осудил мертвеца прежде суда Божия. А при жизни его, когда можно было его исправить, ты не только не исправил, но смирялся перед ним, брал от него дары, ел и пил за его столом. Прости тебе, Господи». В том же году этот уважаемый всеми митрополит скончался в глубокой старости, в Переяславле-Залесском, после тридцатисемилетнего управления Русскою церковью; тело его отвезено было для погребения в древнюю русскую митрополию, т. е. в Киев.
Ни один русский митрополит не предавался такой неустанной беспокойной деятельности, как Кирилл II. Его продолжительное пастырское служение совпало с первым периодом татарского ига, когда бедствия варварских нашествий и разорений глубоко потрясли и гражданский, и церковный порядок, когда за нищетою и отсутствием безопасности неизбежно начали распространяться тьма невежества, грубые, беспорядочные нравы, проникшие в самую среду духовенства. Кирилл предпринимал частые и трудные путешествия по разным краям Руси и везде старался восстановить устроение и благочиние церковное. Памятником его заботливости о своей пастве служит так называемое «Правило Кирилла Митрополита», составленное им сообща с русскими епископами на церковном соборе, происходившем во Владимире-Суздальском в 1274 году. В этом правиле главное внимание обращено на то, чтобы епископы не ставили в священники лиц недостойных и не брали бы никакой мзды за ставление. Предписывается также строго соблюдать уставы при совершении литургии, миропомазания и крещения; относительно последнего постановлено никоим образом не обливать, а крестить в три погружения. Далее это соборное правило восстает против народных языческих игрищ, которые сопровождались жестоким пьянством и боями; причем бились дреколием и иногда до смерти (особенно в «пределах новгородских»). Таких убитых на игрище собор лишает христианского погребения; о чем строго приказывает священникам.
Собор 1274 года был созван митрополитом по поводу рукоположения киево-печерского архимандрита Серапиона во епископа Владимиро-Суздальского. Этот Серапион (скончавшийся в следующем 1275 году) принадлежал к ученейшим книжникам своего времени и известен своими красноречивыми Поучениями, или Словами; из них некоторые дошли до нас. Содержание сих поучений составляют увещания против грабительства, пьянства, прелюбодейства, воровства, «резоимства» (ростовщичества) и пр., в особенности против некоторых суеверных обычаев, например, сожигания волхвов, выгребания из могил утопленников и удавленников во время какого-либо физического бедствия и т. п. Серапион в своих Поучениях чертит яркие картины татарского нашествия и призывает народ к покаянию. Не должно забывать при этом, что такие пастыри и учители духовные, как Кирилл митрополит и Серапион епископ, по своему воспитанию и образованию принадлежат еще к дотатарской эпохе, т. е. к более просвещенной, нежели последующая за ней.
Кирилл II был родом русский; избрание его в митрополиты состоялось по желанию галицкого князя Даниила Романовича в смутное время, последовавшее за татарским погромом, в эпоху бедствий самого греческого патриархата. Но после падения Латинской империи возобновились сношения русской иерархии с Константинополем, и патриарх преемником Кирилла снова назначил грека по имени Максима. Этот Максим едва ли не первый из русских митрополитов являлся в Орду для изъявления почтения хану и для получения льготных грамот, или ярлыков, в пользу духовенства. Впрочем, таковые ярлыки уже получал предшественник его Кирилл II. Митрополит Максим замечателен переменою своего местопребывания. Уже Кирилл, как мы видели, мало жил в разоренном Киеве и подолгу пребывал на севере в земле Суздальской. Близость татар и постоянные от них насилия не давали нашей древней столице возможности оправиться от жестокого разорения. Напротив, по свидетельству летописи, около 1300 года, большинство оставшихся жителей ее опять разбежалось от этих насилий по другим городам. Тогда же митрополит Максим окончательно покинул Киев; со всем своим причтом и митрополичьим двором он переселился во Владимир-на-Клязьме и сам занял Владимирскую кафедру, а бывшего здесь епископа Семена перевел на кафедру Ростовскую.
Если Суздальская земля была тяжко угнетена татарским игом, то понятно, как тяжело ложилось оно на ближайшие к Орде русские украйны, каковыми были земли Рязанская и особенно Северская. Рязанские князья безусловно покорностию ханам и частыми путешествиями в Орду, подобно суздальским, сумели сохранить свои владения от совершенного расстройства, а впоследствии даже вновь усилиться и развить рязанскую самобытность. Несмотря на покорность татарам, однако не один рязанский князь погиб жертвою ханского самовластия. Особенно замечателен в этом отношении Роман Ольгович. Когда он был в Орде, кто-то донес Менгу-Темиру, что князь произносит хулы на царя и его веру. Хан передал его в руки татар, которые стали принуждать Романа к мусульманству. Роман смело продолжал славить христианскую веру и порицать бесерменскую; за что и был изрезан в куски (1270 г.).
Еще печальнее было положение земли Чернигово-Северской. После убиения в Орде Михаила Всеволодовича она раздробилась на многие мелкие владения, утратившие взаимную связь. Из князей черниговских в это время выдается только один Роман Брянский, который давал чувствовать свою силу соседним князьям Смоленским и Литовским. Затем, при частых разорениях, близком соседстве с татарами и угнетении от баскаков, особенно на Северской украйне, нравы в скором времени так одичали, что местные князья не только истребляли друг друга, но с помощью татар иногда занимались простым разбоем. Любопытный пример тому представляет история двух князей Курской области, Олега Рыльского и Воргольского и Святослава Липецкого.
В Курске жил ханский баскак по имени Ахмет. Он взял на откуп все дани Курского княжения и жестоко притеснял жителей, начиная от князей до простолюдинов. Не довольствуясь всякими вымогательствами, он устроил еще две слободы во владениях князей Олега и Святослава; перевел в них людей отовсюду и давал им волю безнаказанно обижать окрестных жителей. Князья Олег и Святослав были родственники и решили обратиться с жалобой в Золотую Орду. Олег отправился к хану Телебуге и получил от него приставов, чтобы вывести из слобод своих людей, а самые слободы разорить. Ахмет в то время находился в другой орде, у противника Телебуги, Ногая. Он начал возбуждать последнего против упомянутых князей, называя их разбойниками и его врагами. Для испытания их покорности он посоветовал Ногаю отправить своих сокольников в землю Олега, чтобы наловить лебедей вместе с князем, а потом позвать его к себе в Орду. Ногай так и сделал: но Олег уклонился и не пошел на его призыв. Тогда Ногай дал Ахмету войско, дабы наказать Олега и разорить его владения. Олег убежал к хану Телебуге, а Святослав спасся в леса воронежские. Татары повоевали их княжение; а добычу снесли в упомянутые две слободы, которые опять наполнились людьми, скотом и всяким добром. В числе пленников находилось 13 старейших княжих бояр, которых Ахмет велел убить; захваченных странников и купцов иноземных он отпустил на свободу, дав им часть одежды убитых бояр и сказав: «Ходите по землям и объявляйте всюду, что так будет всякому, кто станет спорить с своим баскаком». Мало того, трупы бояр он велел развесить по деревьям, отрубив у каждого из них голову и правую руку. Эти отрубленные члены он хотел послать на показ по волостям в устрашение людям; но некому было показывать; все или разбежались, или были захвачены в плен, и потому головы и руки побросали на съедение псам. Боясь, однако, мщения от князей, Ахмет ушел к Ногаю с татарским войском, а в слободах оставил двух своих братьев. Пылая мщением, князь Святослав Липецкий начал тогда действовать, как разбойничий атаман. Он подстерег на дороге между двумя слободами братьев Ахмета, шедших с малою дружиною из русских и татар, и перебил большую часть этой дружины, а потом напал на самые слободы и разграбил их. Жители их разбежались; братья Ахмета спаслись бегством в Курск.