История России XX — начала XXI века — страница 10 из 20

§ 1. Идеология и политика преобразований

Период реализации двух первых пятилетних планов в СССР с 1 октября 1928 до конца 1937 г. был временем осуществления уникального в мировой истории опыта построения социализма «в отдельно взятой стране», объективная суть которого сводилась к модернизации страны. Проект строительства вырисовывался в 1924–1928 гг. в постоянных спорах между своеобразными «почвенниками», призывавшими строить социализм на территории СССР, не дожидаясь победы мировой революции, и «интернационалистами», полагавшими невозможным его построение без помощи будущих «передовых» социалистических стран Европы и Америки заведомо «отсталому» СССР.

Победа одной из сторон далась нелегко и трагично. Она сопровождалась изгнанием с властного Олимпа, из Политбюро ЦК ВКП(б), принципиальных противников «ограниченной, националистической идеи». Однако это было не только время политических дуэлей. За эти годы в условиях рыночных отношений страна в основном восполнила экономический урон, понесенный в ходе революции и Гражданской войны. В хозяйственной жизни наряду с государственными участвовали капиталистические предприятия, кооперативы. К октябрю 1928 г. народное хозяйство СССР по ряду показателей уже существенно превосходило наиболее высокий в дореволюционной истории уровень 1913 г. Троцкий, Зиновьев и Каменев к этому времени были вытеснены с высших партийных и государственных постов и прямо влиять на принятие политических решений не могли.

К началу 1-й пятилетки стали просматриваться контуры конкретного плана индустриализации страны. ВСНХ во главе с членом Политбюро В. В. Куйбышевым определял ее как ускоренное в течение целого ряда лет развитие социалистической промышленности. Прежде всего в области производства продукции машиностроения, энергетики, химии, металлургии, при обеспечении ежегодного прироста на 19–20 %, с тем чтобы промышленность стала главной отраслью народного хозяйства. Промышленный рывок должен был превратить ввозящую машины и оборудование страну в производящую их. Поскольку СССР противопоставлял себя капиталистическому миру, он вынужден был создавать военную промышленность, не рассчитывая на импорт стратегически важных товаров из капиталистических стран. Основные средства для создания индустрии должна дать социалистически перестраиваемая деревня. Само собой подразумевалось, что перестройка таких масштабов в условиях «диктатуры пролетариата» не могла обойтись без принуждения широких масс трудящихся к выполнению партийных и государственных решений. Руководящим участникам российского политического процесса репрессии представлялись «необходимым элементом» перестройки страны.

Опора на экономические рычаги в изыскании средств для индустриализации предполагала использование существовавших форм собственности, товарно-денежных отношений, предприимчивости в ведении сельского хозяйства и легкой промышленности ради накопления в этих отраслях средств, которые можно использовать для создания тяжелой промышленности. Этот путь, по которому предлагал идти лидер возникшего в партии «правого уклона» Н. И. Бухарин, предполагал продолжение НЭПа.

Второй путь, к которому все больше склонялись Сталин и его сторонники, имел целью концентрацию всего хозяйства в руках государства, использование внеэкономических, командно-административных, методов мобилизации имеющихся в стране ресурсов для индустриализации. Это означало свертывание НЭПа, жестокое и рискованное изъятие ресурсов из сферы отнюдь не самодостаточного сельского хозяйства и легкой промышленности, использование их для ускоренного создания тяжелой промышленности, которая в свою очередь могла послужить основой для перевооружения и ускоренного развития всех других отраслей народного хозяйства.

30 сентября 1928 г. Бухарин опубликовал в «Правде» статью «Заметки экономиста», в которой вновь писал о необходимости и возможности бескризисного развития промышленности и сельского хозяйства, резко критиковал не названных по именам «сверхиндустриализаторов». Статья, воспринятая как явный выпад против сталинской группы, вызвала острую перепалку на заседании Политбюро, где Сталин потребовал от Бухарина прекратить «линию торможения коллективизации», на что последний в запальчивости назвал генсека «мелким восточным деспотом».

1 октября 1928 г. страна приступила к выполнению пятилетнего плана развития экономики. Однако конкретных заданий для каждой отрасли экономики пока не было. ВСНХ в течение октября все еще сводил баланс по контрольным цифрам плана. В ноябре пленум ЦК рассмотрел эти цифры и принял план на первый год пятилетки, преодолев обвинения «правых» в том, что предусматривающийся высокий налог на крестьян означает их «военно-феодальную эксплуатацию».

Между тем Бухарин, надеясь на расширение числа своих сторонников, пытался наладить контакты с бывшими лидерами «левой оппозиции». В июле 1928 г. он встретился с Каменевым, специально приехавшим из Калуги, где отбывал ссылку. Бухарин при встрече сетовал, что «революция погублена», что Сталин — «Чингисхан», «интриган самого худшего пошиба», которого «ничего не интересует, кроме сохранения власти», предложил заключить союз против него. Каменев на это не пошел, решив, что в очередной междоусобице стороны еще не раз вспомнят о его политическом таланте и призовут во власть. Однако не упустил возможности досадить одному из своих бывших гонителей и передал слова Бухарина «молодым троцкистам», которые растиражировали их в январе 1929 г. в подпольной брошюре.

Бухарин пытался перетянуть на свою сторону К. Е. Ворошилова и М. И. Калинина; вел переговоры с Г. Г. Ягодой и М. А. Трилиссером на предмет отстранения Сталина от власти. В середине января 1929 г. вместе с Рыковым и Томским он выступил против высылки Троцкого. Но сталинское большинство проголосовало за нее, поскольку тот в письмах из Алма-Аты призывал своих сторонников перейти к активным действиям. 11 февраля 1929 г. Троцкий был посажен на пароход, направлявшийся в Константинополь, и уже никогда не возвратился в Россию. В 1933 г. он переехал во Францию, в 1935 г. — в Норвегию; с января 1937 г. жил в Мексике. В августе 1940 г. его жизнь оборвал удар альпинистского топорика, нанесенный агентом НКВД, бывшим лейтенантом Испанской революционной армии Р. Меркадером.

За первые месяцы пятилетки Бухарин трижды высказался на страницах «Правды» против сталинской «генеральной линии». Наиболее резко это прозвучало в речи, посвященной пятилетию со дня смерти В. И. Ленина (опубликована 24 января под заголовком «Политическое завещание Ленина»). Статья, излагавшая ленинские работы о плане построения социализма, воспринималась как антисталинский манифест в защиту нэповской философии и политики. Ее заголовок напоминал об известном членам партийного руководства пункте «завещания» — о необходимости перемещения Сталина с поста генсека.

Все это привело к решающему столкновению в руководстве партии на совместном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК (30 января — 9 февраля 1929 г.) Оно завершило новый раскол в Политбюро. Сталин впервые назвал имена группы «правых»: Бухарин, Рыков, Томский. Обвинялись не просто их теоретические ошибки, а порочные взгляды «группы Бухарина», ее «правооппортунистическая, капитулянтская платформа», намерение «сколотить антипартийный блок с троцкистами». Обозначившаяся победа над «правыми» была закреплена на объединенном пленуме ЦК и ЦКК (16–23 апреля 1929), созванном для принятия пятилетнего плана по промышленности. Рассчитывать на успех Бухарину не приходилось: из 300 с лишним участников пленума его сторонниками оказались немногим более десятка.

На утверждение пленума, впервые полностью проинформированного о тянувшейся уже год борьбе с «правыми», была предложена резолюция Политбюро с резкой критикой Бухарина. Он, по словам Сталина, выступал и во внешней и во внутренней политике за линию, претворение которой в жизнь означало бы «предать рабочий класс, революцию». Особый упор делался на несостоятельности Бухарина как теоретика. Его новые претензии на эту роль объявлялись «гипертрофированной претенциозностью недоучившегося теоретика», напоминалось, что Ленин называл его теоретиком «не вполне марксистским». Уничтожающей критике были подвергнуты также Рыков и Томский. Результатом было решение пленума об отстранении Бухарина от работы в «Правде» и Коминтерне, смещение Томского с поста председателя ВЦСПС и предупреждение о выводе их из состава Политбюро при новых попытках пропаганды «капитулянтских» взглядов. Утратил свое место в Политбюро и Н. А. Угланов, еще раньше, в 1928 г., замененный Молотовым на посту 1-го секретаря Московского комитета партии.

Созванная сразу же после окончания пленума XVI партийная конференция ВКП(б) отвергла защищавшийся «правыми» минимальный проект пятилетнего плана и высказалась за оптимальный вариант. Принятый в мае 1929 г. V Всесоюзным съездом Советов, он представлял собой программу развернутого наступления социализма по всему фронту хозяйства и построения фундамента социалистической экономики.

Между тем ситуация в стране, обострившаяся после срыва плана хлебозаготовок в 1927 г., еще более усугубилась после очередного неурожая 1928 г. К лету 1928 г. хлебные карточки существовали уже во многих городах. К зиме 1928/29 г. с санкции местной власти они появились в Москве. Расширение репрессий против крестьян — держателей хлеба в конце заготовительной кампании (с января 1929 г.) не помогло: заготовительные планы выполнены не были, и это предвещало катастрофу. В этих условиях Политбюро приступило к оформлению повсеместной системы нормированного распределения хлеба. 14 февраля 1929 г. карточная система на хлеб стала всесоюзной. Хлеб населению отпускался по так называемым заборным книжкам. Книжки получало только трудовое население городов. Остальным хлеб продавался из того, что оставалось после обеспечения главных потребителей, и по двойной цене. 13 января 1931 г. карточная система была официально распространена на другие продукты питания и на непродовольственные товары первой необходимости. Система действовала до 1936 г., была иерархичной. Существовало 4 списка снабжения (особый, 1-й, 2-й и 3-й). При этом потребители первых двух списков получали 70–80 % поступавших в торговлю фондов. Вне действия карточной системы находились крестьяне и лишенные политических прав («лишенцы»), составлявшие вместе 80 % населения страны. Высший уровень снабжения представляли распределители для «номенклатуры», обеспечивавшие включенных в нее лиц пайками литер «А» и «Б». Ко времени отмены карточной системы число руководящих работников, получающих литерные пайки, составляло 46 тыс. человек (4,3 тыс. по литере «А», 41,3 тыс. — по литере «Б»). Международные сопоставления показывают, что материальные возможности советской элиты находились примерно на уровне высших слоев среднего класса Запада. В целом неравенство, существовавшее в советском обществе, было неравенством в бедности.

Хлебные карточки появляются в стране, где веками «нормальным» урожаем был валовой сбор сам-3 при среднем высеве в 12 пудов (3,7 ц) на десятину. Примерный подсчет по средним показателям для Промышленного и Черноземного центров за 1925/26 г. свидетельствует о следующем. При населенности 6,2 и 6,38 души на двор посев равен соответственно 0,54 и 0,76 десятины на душу. При душевом посеве на 0,66 десятины 7,92 пуда в ржаном эквиваленте и прекрасном урожае в сам-4 валовой сбор на душу составлял 31,68 пуда, а чистый сбор — 23,76 пуда. Это 380 кг зерна на душу в год, или 1 кг 42 г в сутки на душу населения. Из них следует вычесть подкормку скота. Исходя из реальной населенности хозяйства в 5,4 человека (3,8 полного едока), подкормка в 500 г муки в сутки на голову для 1,6 головы составит 800 г (0,66 лошади и 0,96 коровы). На одного едока это равно 210 г в сутки. В итоге на питание выходит 832 г зерна в сутки, или 2531 ккал. И это при норме в 3200 ккал. Следовательно, под нажимом властей немного можно было продать.

Данный пример иллюстрирует благоприятный вариант итогов годовой работы. Но меры государства были направлены на более резкое (может, до 1500 ккал) уменьшение этой нормы. А если урожай с десятины сам-3 (при той же густоте высева), то валовой сбор на душевую долю посева будет 2,51 ц (15,7 пуда), а чистый — всего 7,7 пуда (124,3 кг). В этом случае суточная норма снизится до 456 г, и на подкормку скота нельзя уделить ни грамма. Фактически это полуголодный режим, и ни о какой продаже и речи не могло быть. Разумеется, это приблизительная, среднестатистическая модель. При реальной дифференциации хозяйств какая-то, немалая, доля их могла продавать государству хлеб, но это всего лишь часть крестьян.

Поиск выхода из создавшейся ситуации был предметом продолжавшейся в 1929–1930 гг. дискуссии, в центре которой оставался вопрос, как сохранить высокие темпы индустриализации и в то же время повысить товарность сельскохозяйственного производства. Победа Сталина и его сторонников над «правоуклонистами» открывала путь безудержному форсированию индустриализации и коллективизации. Несмотря на принятый закон о пятилетием плане, Сталин уже через несколько недель добился увеличения его показателей. 20 января 1929 г. в «Правде» была впервые опубликована написанная Лениным в 1917 г. статья «Как организовать соревнование». Вскоре после этого в стране началось своеобразное движение за то, кто «больше пообещает» в деле досрочного выполнения пятилетки. 14 августа 1929 г. Президиум ВСНХ принял решение об увеличении во втором году пятилетки прироста валовой продукции крупной промышленности не на 21, а на 28 %.

27 октября 1929 г. газеты опубликовали обращение рабочих завода «Красное Сормово» к трудящимся Советского Союза с призывом начать борьбу за выполнение пятилетки в четыре года. Через несколько дней этот лозунг подхватили крупнейшие предприятия страны. В ноябре пленум ЦК партии одобрил начинания угольщиков о выполнении пятилетки за 4 года и тракторостроителей — в 3 года обогнать Америку. Первый всесоюзный съезд ударных бригад (5— 10 декабря 1929 г.) принял обращение к рабочим страны с призывом о досрочном выполнении заданий пятилетки за четыре года.

К осени 1929 г. стали приносить свои плоды мероприятия по подготовке перехода деревни к сплошной коллективизации, предпринимавшиеся с XV съезда партии (декабрь 1925 г.). Если летом 1928 г. в стране существовало 33,3 тыс. колхозов, объединявших 1,7 % всех крестьянских хозяйств, то к лету 1929 г. их стало 57 тыс. В них было объединено свыше миллиона, или 3,9 %, хозяйств. В некоторых районах Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, ЦЧО колхозными стали до 30–50 % хозяйств. За три месяца (июль — сентябрь) в колхозы вступило около миллиона крестьянских дворов, почти столько же, сколько за 12 послеоктябрьских лет. Это означало, что на путь колхозов стали переходить основные слои деревни — середняки. Немаловажным обстоятельством, облегчавшим этот процесс, были общинные традиции в ментальности российского крестьянства.

Опираясь на эту тенденцию, Сталин и его сторонники, вопреки ранее принятым планам, потребовали завершить коллективизацию в основных зерновых районах страны за год. Теоретическим обоснованием форсирования перестройки деревни явилась статья Сталина «Год великого перелома» (7 ноября 1929 г.). В ней говорилось, что крестьяне пошли в колхозы «целыми деревнями, волостями, районами» и уже в текущем году достигнуты «решающие успехи в деле хлебозаготовок», «рухнули, рассеялись в прах» утверждения «правых» о невозможности массовой коллективизации.

Пленум ЦК (ноябрь 1929 г.), обсудивший итоги и дальнейшие задачи колхозного строительства, подчеркнул в резолюции, что произошедший перелом в отношении крестьянства к коллективизации «в предстоящую посевную кампанию должен стать исходным пунктом нового движения вперед в подъеме бедняцко-середняцкого хозяйства и в социалистической перестройке деревни». Это был призыв к немедленной сплошной коллективизации.

В разгар работы пленума, 12 ноября, лидеры «правых» обратились к членам ЦК и ЦКК с заявлением. Признав «рекордные цифры по промышленности и развитию коллективных форм земледелия» в истекшем году, они предупреждали, что отказ от НЭП а и возрождение идеалов «военного коммунизма» приведут к кризису в сельском хозяйстве, неблагоприятно скажутся на снабжении больших городов продовольствием. Ответная резолюция была суровой: «Бухарина, как застрельщика и руководителя правых уклонистов, вывести из состава Политбюро». Пропаганда взглядов «правого» оппортунизма и примиренчества с ним была признана несовместимой с пребыванием в рядах партии.

Резолюция подействовала отрезвляюще. 26 ноября лидеры «правых» решили, казалось бы, окончательно прекратить борьбу. В опубликованном от имени Томского, Бухарина и Рыкова в «Правде» заявлении говорилось: «В течение последних полутора лет между нами и большинством ЦК ВКП(б) были разногласия по ряду политических и тактических вопросов… Мы считаем своим долгом заявить, что в этом споре оказались правы партия и ее ЦК… Признавая свои ошибки, мы со своей стороны приложим все усилия к тому, чтобы вместе со всей партией повести решительную борьбу против всех уклонов от генеральной линии партии, и прежде всего против правого уклона». В последующие дни один за другим заявили о своем отходе от оппозиции и члены «бухаринской школы» — представители интеллигенции, занимавшие руководящие посты в центральных и местных идеологических учреждениях, плановых и хозяйственных органах.

Таким образом, в ноябре 1929 г. Центральным Комитетом была дана установка местным партийным и советским органам развернуть сплошную коллективизацию не только селений и округов, но и областей. Для оказания помощи в организации колхозов было решено направить в деревню не менее 25 тыс. передовых рабочих.

В речи на конференции аграрников-марксистов в декабре 1929 г. Сталин сформулировал задачу ликвидировать класс кулачества как необходимое условие развития колхозов и совхозов. «Большим скачком» в развитии, новой «революцией сверху» предполагалось разом покончить со всеми социально-экономическими проблемами, коренным образом сломать и перестроить сложившийся хозяйственный уклад и народнохозяйственные пропорции. Революционное нетерпение, энтузиазм масс, настроения штурмовщины, в определенной мере присущие русскому национальному характеру, умело эксплуатировались руководством страны. В управлении экономикой возобладали административные рычаги, материальное стимулирование стало подменяться работой на энтузиазме людей. Конец 1929 г., по существу, стал завершением периода НЭПа.

Декабрь 1929 г. был отмечен празднованием 50-летия Сталина. Генсек, приведший своих сторонников к победе в борьбе с политическими оппонентами, утверждался в их глазах и мнении всех соотечественников бесспорным вождем ВКП(б) и Коминтерна. Культ личности, ярко проявлявшийся на предыдущих этапах российской истории не только в отношении царей и патриархов, но также в отношении Ленина (в партии), Троцкого (в армейских кругах), Зиновьева (в Ленинграде), к концу 20-х гг. сосредоточился на фигуре Сталина, который обеспечил себе поддержку большинства в новом правящем слое, интересам которого служил. Празднование его юбилея показало, что началось целенаправленное формирование нового культа личности, неотделимого в последующую четверть века, с одной стороны, от достижений и побед, с другой — от поражений и трагедий советского народа.

В начале 30-х гг. можно было предполагать, что с разгромом «правых» инакомыслие надолго уйдет из партии. Однако этого не произошло. С проявлением первых трудностей и массового недовольства крестьян во время форсированной коллективизации Бухарин в завуалированной форме стал вновь выражать сомнение в том, что это продуманное продолжение НЭПа. А когда Сталин в статье «Головокружение от успехов» (2 марта 1930) отмежевался от экстремистов, допускавших «перегибы» в деревне, Бухарин немедленно (7 марта) опубликовал памфлет «Финансовый капитал в мантии папы». В нем иронически повествуется о том, как наместник Христа на земле пустил людей по миру, а затем попытался переложить ответственность за это на других.

XVI съезд партии (26 июня — 13 июля 1930 г.), названный съездом развернутого наступления социализма по всему фронту, призвал «добиться действительного выполнения пятилетки в четыре года». Выступая на съезде, Сталин не преминул показать превосходство партийной политики над «крохоборнической мудростью троцкистов», которые, «с точки зрения темпов, являются самыми крайними минималистами и самыми поганенькими капитулянтами». Он утверждал, что пятилетка в некоторых отраслях может быть выполнена даже за 1,5–2 года, ежегодное производство чугуна в конце пятилетки должно быть поднято до 17 млн т (в отличие от 10, намеченных планом), тракторов — до 170 тыс. штук (вместо 53 тыс.), автомобилей — до 200 тыс. штук (при запланированных 100 тыс.).

Правые уклонисты на съезде вновь обвинялись за предложения снизить темпы индустриализации. В этой связи Сталин сказал: «Люди, болтающие о необходимости снижения темпов развития нашей промышленности, являются врагами социализма, агентами наших врагов». Сущность правого уклона, использовавшего трудности колхозного движения для дискредитации линии партии, была определена как кулацкая. К этому были добавлены обвинения «правых» в намерениях «насильственно изменить состав ЦК». В октябре 1930 г. Сталин упрекнул в проповеди терроризма Бухарина. Последний отвечал: «Я считаю твои обвинения чудовищной, безумной клеветой, дикой и в конечном счете неумной». Этим «ты меня не напутаешь и не запугаешь», но провокация, «на которой ты строишь свою политику… до добра не доведет, хотя бы ты и уничтожил меня физически».

Идеологическая борьба, обострившаяся из-за опасений возникновения единого оппозиционного «право-троцкистского» фронта, закончилась победой сторонников Сталина. Она закреплялась вытеснением оппозиционеров из руководства. Томский утратил пост члена Политбюро в июле, а Рыков — в декабре 1930 г. Занимаемый Рыковым пост Председателя С НК СССР был передан Молотову.

В ноябре 1930 г. из числа кандидатов в члены Политбюро выведен С. И. Сырцов, сменивший в 1929 г. Рыкова на посту Председателя правительства РСФСР. В августе 1930 г. в связи с трудностями со снабжением Сырцов направил в парторганизации письмо с названием «Что-то надо делать?». В нем предлагалось снизить темпы коллективизации, открыть колхозам и совхозам свободный доступ на рынок, ослабить плановое регулирование. Письмо было расценено как «право-левацкая растерянность» (Каганович), «клевета» и «попытка создать новую оппозиционную группировку» (Сталин). В декабре 1930 г. Сырцов и солидаризировавшийся с ним 1-й секретарь Закавказского крайкома ВКП(б) В. В. Ломинадзе были осуждены комиссией ЦК и ЦКК как организаторы блока, «платформа которого совпадает с взглядами правого уклона». (Выдвинутый на пост Председателя Совнаркома РСФСР Д. Е. Сулимов позднее, в июне 1937 г., был также репрессирован.)

Места «вычищенных» из Политбюро оппозиционеров занимали приверженцы сталинской линии на осуществление революции сверху. В июле 1930 г. новыми членами Политбюро стали А. М. Каганович, С. М. Киров и С. В. Косиор (1-й секретарь ЦК Компартии Украины), в декабре — Г. К. Орджоникидзе. С исключением Рыкова из Политбюро в составе этого органа из числа входивших в него при Ленине оставался только Сталин. Таким образом, коллективное руководство, возглавлявшее партию и государство в первые годы после смерти Ленина, к концу 1930 г. разрушилось до основания и, по существу, заменялось режимом личной власти Сталина.

Утверждение этого режима и его эволюция в дальнейшем уже не приводила к появлению на политическом небосклоне новых ярких звезд и сколько-нибудь значительных оппозиционных групп. Можно сказать, что последующая история сталинского режима сопровождалась «боями местного значения» и зачистками политического поприща от приверженцев Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина. По числу жертв эти бои, в силу особенностей личных качеств Сталина (главным образом легкости, с которой он прибегал к насилию для подавления несогласных с его политической линией, не останавливаясь перед уничтожением действительных и мнимых противников режима), многократно превосходили жертвы 1920-х гг. В идейном плане антисталинисты чаще всего не могли простить ему «измены» идее мировой революции и других утраченных альтернатив исторического развития.

Например, в 1932 г. ряд членов партии попытались создать организацию и развернуть антисталинскую пропаганду. Идейным вдохновителем протеста стал М. Н. Рютин, секретарь Краснопресненского райкома партии Москвы в 1924–1928 гг., исключенный из партии в сентябре 1930 г. с формулировкой: за «предательско-двурушническое поведение в отношении партии и за попытку подпольной пропаганды правооппортунистических взглядов».

К марту 1932 г. М. Н. Рютин подготовил два документа. В обращении «Ко всем членам ВКП(б)», в частности, говорилось: «Авантюристические темпы индустриализации, влекущие за собой колоссальное снижение реальной заработной платы рабочих и служащих, непосильные открытые и замаскированные налоги, инфляция, рост цен и падение стоимости червонца; авантюристическая коллективизация с помощью невероятных насилий, террора… привели всю страну к глубочайшему кризису, чудовищному обнищанию масс и голоду как в деревне, так и в городах… Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики».

В другом документе — «Сталин и кризис пролетарской диктатуры» — политика генсека бичевалась как изменническая по отношению к международному социализму начиная с Брестского мира: «Ленин подходил к вопросу о Брестском мире как большевик-интернационалист, Сталин же — как национал-большевик. Для Ленина Брестский мир был средством задержаться до появления общей социалистической революции… Ленин страстно верил в революционное движение на Западе и видел его, Сталин не верил в него».

Документы не получили широкого распространения, так как «Союз марксистов-ленинцев» был разгромлен в самом зародыше. В сентябре члены партии Н. К. Кузьмин и Н. А. Стороженко передали в ЦК полученное ими для ознакомления обращение «Ко всем членам ВКП(б)». На следующий день члены «право-левацкого» союза были арестованы. К этому времени с документами ознакомились Зиновьев, Каменев, Угланов, члены «бухаринской школы» (Д. П. Марецкий, А. Н. Слепков, Я. Э. Стэн и др.). Создатели «Союза марксистов-ленинцев» и все, кто имел какое-либо отношение к его деятельности (30 человек), были привлечены к ответственности с назначением различных мер наказания. В октябре 1932 г. отправились в ссылку Зиновьев и Каменев за то, что знали о документах и не сообщили о них в ЦКК.

В октябре 1932 г. были арестованы также 38 участников «труппы Слепкова и других» («бухаринская школа»). В качестве обвинений выдвигались два факта: проведение конференции в августе 1932 г. на квартире В. Н. Астрова (в его ходатайстве о реабилитации утверждалось, что это была дружеская встреча сокурсников) и подготовка террористических актов против руководителей партии и правительства. В апреле 1933 г. 34 человека из «школы» были осуждены на различные сроки лишения свободы по обвинению в создании организации, «ставившей своей целью активную борьбу с советской властью и восстановление капиталистического строя в СССР».

К концу 1932 г. в списке «контрреволюционных заговорщиков» оказались известные участники Гражданской войны В. Н. Толмачев и Н. Б. Эйсмонт, входившие до 1927 г. в «объединенную троцкистско-зиновьевскую оппозицию», а также член ЦК партии А. П. Смирнов (член Президиума ВСНХ СССР, в 1928–1930 гг. секретарь ЦК). «Преступным» оказался разговор на вечеринке 7 ноября 1932 г., в котором Толмачев заявил о необходимости «убрать Сталина», а согласившийся с этим Эйсмонт предложил своему близкому знакомому Н. В. Никольскому «самоопределиться» и высказать мнение «относительно своего участия в этом деле».

Обвиняемые категорически отрицали наличие у них террористических намерений. Тем не менее январский (1933) объединенный пленум ЦК и ЦКК своим постановлением их в этом обвинил и потребовал, чтобы члены ЦК Томский, Рыков и кандидат в члены ЦК Шмидт, якобы поощрявшие антипартийную деятельность группы, коренным образом изменили свое поведение. Результатом стало заключение Толмачева и Эйсмонта в спецлагерь сроком на 3 года. Смирнов был исключен из членов ЦК, но оставлен в рядах партии и предупрежден, что если своей работой в дальнейшем не заслужит доверия партии, то будет исключен из ее рядов.

Под впечатлением событий рубежа 1932–1933 гг. речь Сталина на этом пленуме была довольно резкой. Он вновь заявил, что по мере успехов социализма классовая борьба будет обостряться и «на этой почве могут ожить и зашевелиться» разбитые группы старых контрреволюционных партий эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов центра и окраин, осколки контрреволюционных элементов из троцкистов и правых уклонистов.

Однако в отношении к главным лидерам оппозиционеров «обострения» не наблюдалось. Напротив, Зиновьев, исключенный из партии в октябре 1932 г. и отправленный ссыльным в Кустанай, в декабре 1933 г. был вторично восстановлен в партии, избран членом правления Центросоюза, позднее включен в редколлегию журнала «Большевик». Каменев, исключенный из партии в 1932 г. и приговоренный к 3 годам ссылки в Минусинске, в декабре 1933 г. тоже был возвращен в партийные ряды и назначен директором издательства «Academia», позднее стал директором Института мировой литературы АН СССР. Изгнанный из Политбюро Бухарин вскоре был избран академиком АН СССР, оставался членом ЦК (после XVII съезда — кандидатом в члены) и членом ЦИК СССР, начальником Научно-технического управления и членом Президиума ВСНХ, работал в Наркомате тяжелой промышленности. 27 февраля 1934 г. он был назначен ответственным редактором газеты «Известия». Томский, пониженный в партийном статусе с члена Политбюро до кандидата в члены ЦК партии, с 1932 по 1936 г. заведовал Объединенным государственным издательством.

XVII съезд партии (26 января — 10 февраля 1934 г.), фигурировавший в истории как съезд победителей, отметил победу на фронте социалистического строительства в результате успешного выполнения первого пятилетнего плана и утвердил резолюцию «О втором пятилетием плане развития народного хозяйства СССР (1933–1937 гг.)», задачей которого были окончательная ликвидация капиталистических элементов и завершение технической реконструкции народного хозяйства. Съезд провозгласил полный идейный разгром всех фракционных и оппозиционных группировок.

Однако к концу съезда, несмотря на клятвы верности вождю и отповеди оппозиционерам, самобичевание и льстивые речи бывших «левых» и «правых» уклонистов (Каменев призывал «всеми силами, всей энергией противодействовать малейшему колебанию» авторитета Сталина, Бухарин величал его фельдмаршалом пролетарских сил), обнаружились признаки новой «оппозиции», наметившейся при обсуждении кандидатур на пост генерального секретаря.

Участники событий (А. В. Снегов, в 1934 г. секретарь Иркутского горкома партии; старый большевик Л. С. Шаумян; Н. Андреасян, возглавлявший одну из счетных подкомиссий на съезде; О. Г. Шатуновская, в 1934 г. парторг МК и МГК, репрессированная позднее за принадлежность к троцкистской организации) рассказывали, что на роль генсека на XVII съезде партии «примерялись» кандидатуры Г. К. Орджоникидзе, Я. Э. Рудзутака, И. М. Варейкиса и чаще всего — С. М. Кирова. Известно, что 8 депутатов во главе с секретарем Северо-Кавказского крайкома Б. П. Шеболдаевым приглашали его на совещание и предлагали выдвинуть на пост генсека. Но он не просто отказался, а сообщил об этом предложении Сталину. И это имело трагические последствия.

10 февраля 1934 г. пленум ЦК, избранный XVII съездом партии, сформировал Политбюро, Оргбюро и Секретариат. В Политбюро вошли Андреев (нарком путей сообщения СССР), Ворошилов, Каганович, Калинин, Киров, Косиор, Куйбышев (зампред СНК, председатель Комиссии советского контроля), Молотов, Орджоникидзе, Сталин. Секретариат ЦК образован в составе Жданова, Кагановича, Кирова и Сталина. С этого времени и вплоть до апреля 1966 г. должности генерального секретаря в ЦК партии не было. До появления в ЦК должности первого секретаря (сентябрь 1953 г.) формально все секретари ЦК были равноправны. Можно сказать, Сталин с 1934 г. сохранял «неформальное» лидерство в партии, фактически выполняя функции генсека.

1934 год вошел в историю не столько как год XVII съезда партии, сколько как год убийства Кирова и начала широкомасштабных репрессий против участников бывших оппозиций. Киров был одним из самых последовательных сторонников Сталина. С января 1926 г. и вплоть до убийства он был первым секретарем Ленинградского обкома и горкома партии. В октябре 1926 г. на пленуме ЦК Киров предложил вывести из состава Политбюро Троцкого и Каменева, а сам был избран кандидатом в члены Политбюро. В 1930 г. он стал полноправным членом Политбюро, а с февраля 1934 г. вдобавок еще и секретарем ЦК партии.

Казалось, ничто не предвещало его гибели. Накануне XVII съезда партии, 17 января 1934 г., Киров выступил на объединенной областной и городской Ленинградской конференции с «культовым» докладом «Сталин — великий организатор побед рабочего класса». С конца июля по август отдыхал в Сочи вместе со Сталиным и с Ждановым. С 3 по 30 сентября был в командировке в Казахстане. 25–28 ноября принимал участие в работе пленума ЦК в Москве, а 29 ноября возвратился в Ленинград и стал готовить доклад, с которым должен был выступить 1 декабря в 18 часов на партийном активе. Но за полтора часа до выступления был убит выстрелом из револьвера в коридоре Смольного. Убийство совершил бывший партработник Л. В. Николаев, у которого было не все ладно с психикой. Незадолго до убийства (15 октября) он задерживался с пистолетом у квартиры Кирова. Однако это не вызвало подозрений: уволенный с работы партиец ходатайствовал о предоставлении какой-либо должности; пистолет принадлежал ему на законных основаниях.

Причины убийства С. М. Кирова руководству партии стали ясны с самого начала следствия. Но, как писал позднее один из руководителей МВД П. А. Судоплатов, следователи не могли объявить, что член Политбюро погиб, запутавшись в интимных связях с замужними женщинами, в частности с привлекательной латышкой, женой убийцы.

Вероятно, Сталину сразу же пришла в голову идея использовать убийство в политических целях как повод для организации расправы над неугодными кадрами партии и государства. В момент поступления сообщения об убийстве в кремлевский кабинет Сталина он тут же, до какого-либо расследования, заявил соратникам, что зиновьевцы, потерпев поражение в открытой борьбе, перешли к террору против партии.

Уже в первые часы после убийства Сталин, совещаясь с ближайшими сподвижниками, подготовил постановление, получившее название «закона от 1 декабря». Вечером того же дня закон был введен в действие постановлением Президиума ЦИК СССР. На обсуждение и утверждение сессией ЦИК СССР, как это требовалось по Конституции, постановление не выносилось, хотя действовало до апреля 1956 г. Справедливости ради следует отметить, что спустя десятилетия точно так же, в политических целях, хотели использовать убийство Кирова и разоблачители культа личности. Они безуспешно пытались доказать, что Сталин только ждал, а может быть, готовил убийство как повод для резкой смены курса страны. Судя по всему, он не ждал и не готовил, а использовал убийство в политических целях. Следователи получили установку: «Ищите убийц среди зиновьевцев». 6 декабря определилась схема следствия, согласно которой якобы существовало два центра. Первый — в Ленинграде под руководством Н. И. Котолынова, одного из лидеров ленинградского комсомола до 1925 г. Второй — в Москве во главе с Зиновьевым и Каменевым. Уже 29 декабря были расстреляны 14 членов первого центра, обвиненные в непосредственной организации убийства.

Декабрьские события в Ленинграде увеличили число арестованных по стране за год по обвинению в подготовке террористических актов и за высказывания террористического характера до 6501. По данным на 30 декабря 1934 г., на оперативном учете НКВД состояло всего 418 зиновьевцев (113 из них уже находились под следствием) и 10 835 бывших троцкистов (из них 1765 отбывали наказания или находились под следствием). По оценкам Сталина на февральско-мартовском (1937) пленуме ЦК, общее число лиц, увлеченных антипартийным течением (троцкисты, зиновьевцы, «рабочая оппозиция», «правые», демократический централизм), составляло около 30 тыс. членов партии.

Зиновьева и Каменева арестовали 16 декабря 1934 г. Вскоре было объявлено о существовании руководящего «Московского центра» в составе 19 человек. В январе 1935 г. ЦК разослал по местным партийным организациям закрытое письмо «Уроки, связанные со злодейским убийством тов. Кирова». В письме говорилось о существовании заговора, в который были вовлечены троцкисты и зиновьевцы, содержался призыв выискивать и изгонять из партии сочувствовавших Троцкому, Зиновьеву, Каменеву. Все это стало предвестником широкой волны террора, призванного положить конец самой возможности зарождения каких-либо новых оппозиций.

§ 2. Индустриализация

Основой первого пятилетнего плана стала обширная строительная программа. Новое строительство поглотило безработицу (1365 тыс. человек на 1 октября 1928 г.) и аграрное перенаселение (около 9 млн человек — по оценкам на середину 20-х гг.). В 1931 г. была закрыта биржа труда и торжественно провозглашено отсутствие и недопущение впредь безработицы. С 1927 по 1930 г. в СССР было сдано в эксплуатацию 323 новых предприятия. В одном только 1931 г. введено в строй 518 первенцев отечественной индустрии (по одному-два в день). Создавались новейшие по тем временам промышленные комбинаты с десятками производств — автомобильные и тракторные, заводы тяжелого машиностроения, электростанции, металлургические и химические комбинаты. Однако удвоения и утроения темпов промышленного развития (по сравнению с запланированными) не получилось. К примеру, чугуна в СССР в 1928 г. было произведено 3,3 млн т, в 1932 г. планом предусматривалось поднять производство до 10 млн, а по «поправкам» Сталина до 15–17, фактически же произведено 6,1 млн т. По тракторам были аналогичные цифры (тыс. штук): 1,8, 53, 170 и 50,8; по автомашинам — 0,8, 100, 200 и 23,9.

Искусственное взвинчивание темпов роста промышленности привело к серьезному нарушению баланса между отраслями. Распыление ресурсов на строительство не предусмотренных планом объектов не могло быть компенсировано только энтузиазмом строителей нового общества. Новостройки создавались в тяжелейших условиях: не хватало механизмов, строительных материалов, инженеров и техников. Однако большевикам удалось создать обстановку вдохновенного труда. Строители, воодушевлявшиеся мечтами через четыре года преобразить новостройки в «город-сад», жили в наскоро построенных бараках и землянках, скудно питались, не имели подобающей одежды. Почти каждый индустриальный центр имел район трущоб, называемый «Шанхаем». Тем не менее новые заводы строились в невиданно короткие сроки. В июне 1930 г. был введен в действие Сталинградский тракторный завод, построенный за 11 месяцев, в январе 1932 г. опубликован рапорт о вводе в строй Нижегородского автомобильного завода, построенного и смонтированного за 17 месяцев.

Большой проблемой оказалось освоение новых предприятий. За пятилетку численность рабочих в стране более чем удвоилась (в 1928 г. в промышленности, строительстве и на транспорте было 4,6 млн рабочих, в 1932 г. — 10 млн), но многим из них катастрофически не хватало квалификации: вчерашние строители и землепашцы с трудом осваивались с непривычной заводской техникой. Запускать новые предприятия помогали специалисты из других стран. Немаловажное значение имели вновь используемые материальные стимулы (индивидуально-целевая оплата труда, премии за сэкономленное сырье, материалы, инструменты). В последующем возобновилось движение хозрасчетных бригад, поощрялся труд ударников; обеспечена была поддержка движению за передачу передовыми рабочими своего опыта молодежи и отстающим, названное изотовским по имени его зачинателя — донецкого шахтера Н. А. Изотова.

Индустриализации СССР «помогал» совпавший с советской пятилеткой мировой экономический кризис, начавшийся в «черный четверг» 24 октября 1929 г. с обвала курса акций на нью-йоркском рынке ценных бумаг. Кризис длился до 1933 г., когда падение производства несколько приостановилось и он перешел в фазу депрессии. В условиях кризиса запреты на продажу стратегических товаров было трудно контролировать, Советский Союз имел практическую возможность закупать оборудование, приглашать на работу специалистов и квалифицированных рабочих.

В ходе индустриализации осуществлялась реорганизация управления промышленностью. Начало ей положило принятое в сентябре 1930 г. постановление ЦК ВКП(б) «О мерах по упорядочению управления производством и установлению единоначалия». Совершенствовалась система ВСНХ, однако с расширением производства он становился все более громоздким и малоэффективным. Поэтому в январе 1932 г. был преобразован в наркоматы: тяжелой промышленности, лесной и легкой.

Достигнутые в экономике успехи позволили уже в январе 1933 г. объявить о выполнении пятилетки за 4 года и 3 месяца. В строй действующих за это время вступили 1500 крупных предприятий. Значит, в стране каждый день вводилось в действие новое предприятие. Удельный вес производства средств производства в валовой продукции промышленности поднялся до 53 % в 1932 г. против 39,5 % — в 1928-м. За пятилетку заново созданы тракторостроение, автомобильная промышленность, станкостроение, авиационная промышленность, современное сельскохозяйственное машиностроение, мощная черная металлургия. По объему всей промышленной продукции к концу пятилетки СССР занял 2-е место в мире и 1-е в Европе. Что касается легкой промышленности и производства сельскохозяйственной продукции, то итоговые показатели их прироста за пятилетку оказались ниже запланированных. Производство хлопчатобумажной ткани составляло 59 %, шерстяной — 34 % от уровня 1928 г.

С учетом опыта 1-й пятилетки тактика претворения в жизнь форсированной индустриализации на новом этапе была изменена. Искусственного взвинчивания темпов уже не наблюдалось. В целом плановые задания 2-й пятилетки (1933–1937), принятые на XVII съезде партии, оказались более взвешенными по сравнению с первоначальными (намечены XVII партконференцией в феврале 1932 г.). Выступающие на съезде предлагали отказаться от излишне централизованного планирования и предоставлять большую инициативу местным органам власти; говорили о роли хозрасчета, отрицательных последствиях чрезвычайщины. В окончательном варианте план был одобрен на заседании ЦИК и СНК СССР в ноябре 1934 г.

Как и предыдущая, пятилетка была объявлена выполненной досрочно — за 4 года и 3 месяца. Основные усилия в этот период подчинялись задаче завершения технической реконструкции народного хозяйства, завершению строек и освоению новых предприятий. За 1933–1937 гг. в различных регионах СССР возведено 4,5 тыс. новых заводов, фабрик, шахт, электростанций (каждый день в строй действующих вступало в среднем три новых предприятия). По сравнению с 1932 г. основные производственные фонды страны выросли в 2,2 раза. Гордостью советских людей надолго стали автогиганты в Москве и Нижнем Новгороде, Турксиб, Ростсельмаш, Сталинградский, Харьковский и Челябинский тракторные заводы; Днепрогэс, Кузнецкий и Магнитогорский металлургические комбинаты, Московский станкостроительный, Уральский завод тяжелого машиностроения, Березниковский и Соликамский химические комбинаты, первые в мире Ярославский и Воронежский заводы синтетического каучука, город Комсомольск-на-Амуре, Новокраматорский машиностроительный завод в Донбассе, Чимкентский свинцовый завод, каналы Беломорско-Балтийский и имени Москвы, первая очередь Московского метрополитена.

В крупнейшие центры промышленного развития превращались бывшие национальные окраины, где реконструкция народного хозяйства проводилась более высокими темпами, чем в РСФСР. Заработали крупный моторный завод в Уфе, текстильные и трикотажные комбинаты в Ташкенте, Бухаре, Баку. Крупным районом цветной металлургии, добычи угля и химической промышленности стал Казахстан. В Башкирии и Татарии, между Волгой и Уралом, возник новый крупный район нефтедобычи — «Второе Баку». Карелия и Коми стали крупными поставщиками лесоматериалов, Якутия — золота.

К концу 2-й пятилетки техническая реконструкция СССР была в основном завершена. Неимоверным напряжением сил всего населения обеспечивался постоянный рост промышленного производства, в среднем на 17 % за год. За пятилетку оно в целом выросло на 120 % (группа «А» — на 139, группа «Б» — на 99 %). Станочный парк машиностроения в 1937 г. состоял на 75 % из новых станков отечественного и зарубежного производства. Введенные в строй заводы тяжелого машиностроения начали производить полные комплекты сложного оборудования для предприятий черной металлургии, ранее ввозимого из-за рубежа. Прекратился импорт паровозов и вагонов, тракторов и врубовых машин, паровых котлов, молотов, прессов, подъемно-транспортного оборудования. По производству валовой продукции в некоторых отраслях СССР обогнал Германию, Великобританию, Францию или вплотную приблизился к ним. Однако он еще весьма значительно, до 5 раз, отставал от этих стран по производству продукции на душу населения.

Необходимость индустриализации далеко не в последнюю очередь диктовалась неотложностью модернизации Вооруженных сил страны. К началу t-й пятилетки по технической оснащенности они лишь немногим отличались от времен Гражданской войны и значительно уступали армиям ведущих европейских стран. В армии было, например, всего 92 танка, 300 тракторов-тягачей, 1200 грузовых автомашин, 1394 самолета устаревших конструкций. Летные испытания первого отечественного серийного истребителя И-5 конструкции Н. Н. Поликарпова начаты лишь в апреле 1930 г.

В 1935 г. на вооружении РККА находилось 7633 танка различного назначения; свыше 35 тыс. автомобилей; 6672 самолета, в том числе истребители И-15, И-16, бомбардировщики СБ, ТБ-3, разведчик Р-5. Впервые в войска стали поступать зенитные пушки и пулеметы, новейшие по тем временам средства связи, в том числе полевые радиостанции, шифровальные машинки. Модернизированы или разработаны заново образцы стрелкового оружия (винтовка образца 1891–1930 гг., пулеметы и пистолеты). Восстанавливались и модернизировались корабли Военно-морского флота. Новым центром военного судостроения на Дальнем Востоке стал город Комсомольск-на-Амуре.

Нарастание угрозы мировой войны требовало дальнейшего укрепления оборонной мощи СССР. В декабре 1936 г. образован общесоюзный Наркомат оборонной промышленности (наркомы: М. А. Рухимович, 1936–1937; М. М. Каганович, 1937–1939). Во 2-й пятилетке, как и в 1-й, советский ВПК развивался более быстрыми темпами, чем промышленность в целом. За 1933–1937 гг. общий прирост производства ВПК возрос на 286 % по сравнению с общим промышленным приростом на 120 %. Численность Красной армии увеличилась с 900 тыс. человек в марте 1933 г. до 1,5 млн к концу 1937 г.

Расширение строительства и промышленного производства в годы 2-й пятилетки не потребовало столь же масштабного увеличения численности рабочих. За 1932–1937 гг. их ряды выросли с 10 до 11,7 млн человек. Костяком рабочего класса СССР были промышленные рабочие. В 1-й пятилетке их численность увеличилась на 93 %, во 2-й — на 32 %. Они составляли 34–38 % всех рабочих и 27–30 % от общего числа рабочих и служащих страны.

Государство много сделало для повышения культурно-технического уровня рабочего класса. Практически все рабочие за годы 2-й пятилетки без отрыва от производства прошли через школы и курсы повышения квалификации. Производительность труда, выросшая за 1-ю пятилетку, по официальным данным, на 40 %, в годы 2-й пятилетки увеличилась на 82 %.

Высокие темпы промышленного развития были достигнуты в том числе и за счет низкого стартового уровня, а также командно-приказных методов руководства. Целям форсированной индустриализации отвечало массовое использование дешевой рабочей силы и энтузиазма масс, воодушевленных утопической идеей строительства бесклассового, изобильного общества. Большую роль сыграли различные формы социалистического соревнования — ударничество в годы 1-й пятилетки, стахановское движение за повышение производительности труда и лучшее использование техники — во 2-й. Движение получило название по фамилии забойщика донбасской шахты А. Г. Стаханова, который 30 августа 1935 г. добыл за смену вместе с двумя крепильщиками 102 т угля вместо 7 по норме. Его знаменитыми последователями были кузнец А. X. Бусыгин, фрезеровщик И. И. Гудов, машинист паровоза П. Ф. Кривонос, обувщик Н. С. Сметанин, колхозница М. С. Демченко, ткачихи Е. В. и М. И. Виноградовы и многие тысячи других героев труда. В ноябре 1935 г. состоялось Всесоюзное совещание стахановцев. Назвав движение «высшим этапом социалистического соревнования», Сталин не преминул отметить, что оно появилось «вопреки воле» и даже «в борьбе» с администрацией и консервативной технической интеллигенцией.

Вина за срывы планов, многочисленные аварии, поломки, пожары, росту которых объективно способствовала и неподготовленность кадров, и форсирование индустриализации и коллективизации, зачастую перекладывалась на всевозможных «вредителей». Так, в феврале 1930 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О ходе ликвидации вредительства на предприятиях военной промышленности». В августе была осуждена за массовый падеж лошадей в деревнях группа ученых-бактериологов; в сентябре якобы за организацию в стране продовольственных трудностей расстреляли 48 руководителей пищевой промышленности.

2 сентября 1930 г. Политбюро постановило опубликовать в газетах сообщение о том, что арестованы Н. Д. Кондратьев, В. Г. Громан, А. В. Чаянов, Л. Н. Юровский, Н. Н. Суханов (Гиммер), А. К. Рамзин и другие «участники и руководители контрреволюционных организаций, поставивших целью свержение советской власти и восстановление власти помещиков и капиталистов».

В ноябре — декабре 1930 г. проходил суд над Промышленной партией. Согласно обвинительному акту, Промпартия была образована в конце 20-х гг., включала более 2 тыс. представителей старой технической интеллигенции и создавала почву для переворота, который должны были поддержать англо-французские интервенты. Обвиняемые (профессор МВТУ и директор Теплотехнического института Л. К. Рамзин, ответственные работники Госплана и ВСНХ И. А. Иконников, В. А. Ларичев и др.) «признались», что в случае прихода к власти намеревались сформировать правительство, в которое вошли бы П. И. Пальчинский (товарищ министра торговли и промышленности во Временном правительстве, председатель Всесоюзной ассоциации инженеров при советской власти — в качестве премьер-министра), Е. В. Тарле (известный историк — министра иностранных дел) и др.

Позднее было объявлено о ликвидации «вредительских центров», куда, кроме Промпартии, входили Союзное бюро ЦК меньшевиков и Трудовая крестьянская партия. В 1933 г. осудили 18 специалистов фирмы «Метрополитен-Виккерс» (6 из них — британские граждане), якобы организовавших в СССР вредительскую сеть. Осужденные по этим и другим, часто вымышленным, делам пополняли армию заключенных и ссыльных. Уже к началу 1933 г. общее число заключенных в лагерях составило примерно 300 тыс. человек, в 1937-м — уже 996,4 тыс.

Еще в 1928 г. заместитель наркома рабоче-крестьянской инспекции Н. М. Янсон в письме Сталину предложил использовать труд заключенных в освоении отдаленных местностей, на заготовках леса и добыче полезных ископаемых, на трудоемких земляных и других неквалифицированных работах. В июне 1929 г. Политбюро одобрило это предложение и постановило создать в ведении ОГПУ систему исправительно-трудовых лагерей. 11 июля 1929 г. появилось постановление СНК СССР об использовании труда уголовнозаключенных. В апреле 1930 г. в составе ОГПУ было образовано Управление лагерями (с октября 1930 г. — Главное управление). Так появился ГУЛАГ, ставший символом советской репрессивной политики. Труд заключенных стал включаться в государственные планы. Лагерный сектор экономики возглавляли руководящие работники ОГПУ (с 10 июля 1934 г. — НКВД) Г. Г. Ягода, М. Д. Берман, И. И. Плинер, Я. Д. Рапопорт, С. Г. Фирин, Н. А Френкель и др. По данным на начало 1938 г., в лагерях и исправительно-трудовых колониях (для осужденных к лишению свободы на сроки до 3 лет) находились 1 851 570 заключенных. Кроме того, использовался труд так называемых спецпоселенцев, численность которых составляла 880 007 человек.

По плану на 1937 г. НКВД поручалось освоить около 6 % общесоюзных капиталовложений. В 30-е гг. трудом заключенных строились города (Магадан, Ангарск, Норильск, Тайшет), каналы (Беломорско-Балтийский, Москва — Волга), нефтяные промыслы Ухты и Печоры, угольные шахты Воркуты, золотые прииски Колымы и Магадана, Карагандинские угольные шахты, Балхашский медный и Норильский никель-кобальтовый комбинаты, леспромхозы, многие тысячи километров железных дорог. В 1936 г. в составе НКВД было создано Главное управление шоссейных дорог, в ведении которого находилось все дорожное строительство.

§ 3. Коллективизация

Коллективизация крестьянства (80 % населения страны) была призвана не только интенсифицировать труд и поднять уровень жизни на селе. Она облегчала перераспределение средств и рабочей силы из деревни в город. Предполагалось, что получать хлеб из сравнительно небольшого числа работающих по плану колхозов (коллективные хозяйства) и совхозов (государственные сельскохозяйственные предприятия) будет значительно легче, чем от 25 млн распыленных частных производителей. Именно такая организация производства позволяла максимально концентрировать рабочую силу в решающие моменты земледельческого цикла работ. Для России это было всегда актуально и делало крестьянскую общину «бессмертной». Массовая коллективизация обещала также высвободить из деревни рабочую силу, необходимую для строительства и промышленности.

Для государственного управления процессом коллективизации и сельскохозяйственного производства в ноябре 1929 г. создан Народный комиссариат земледелия СССР. В его состав вошел Колхозцентр СССР, образованный в 1928 г. специально для управления колхозами. В качестве образца для будущих хозяйств в советской деревне был избран кибуц — близкая к коммуне модель кооператива, разработанная в начале XX в. во всемирной сионистской организации. Выбор оказался неудачным, поскольку он изначально был ориентирован на колонистов-горожан, не видевших смысла в крестьянском подворье. Представление о методах руководства коллективизацией дает напутствие председателя Колхозцентра Г. Г. Каминского собранным в январе 1930 г. в Москве представителям районов сплошной коллективизации: «Если в некотором деле вы перегнете и вас арестуют, то помните, что вас арестовали за революционное дело».

Старт форсированной коллективизации дан 5 января 1930 г. постановлением ЦК ВКП(б) «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». В нем выделялись зерновые районы (Нижняя и Средняя Волга и Северный Кавказ), в которых коллективизацию предстояло завершить в первую очередь — осенью 1930 или весной 1931 г., и районы второй очереди (Украина, Центральная Черноземная область, Урал, Сибирь и Казахстан) с возможной ее отсрочкой на год. Для других районов сроки отодвигались на 1933 г. Основой колхозного строительства постановлением признавалась сельскохозяйственная артель как «переходная к коммуне» форма хозяйства. Такая формулировка сориентировала «коллективизаторов» на усиление обобществления средств производства и личного имущества крестьян. (Уровень обобществления в Товариществах по совместной обработке земли достигал 30 %, в артелях — 30 %, коммунах — 100 %.) Сразу после опубликования постановления была развернута «безоглядная» кампания, всемерно поощрявшая ускорение темпов коллективизации. Роль авангарда в борьбе за колхозы играли бедняцко-середняцкие группы в деревнях и направленные из городов рабочие-коммунисты. Как известно, сельский труд всегда имел специфику, состоящую в том, что это не только тяжелый физический, но и труд умственный, требующий пытливости и знаний. Избранный большевиками авангард имел большей частью лишь «классовые достоинства», обеспечивавшие не только быстроту реорганизации производства, но и «классовый гнев», драматизировавший этот процесс.

Пятилетний план по коллективизации был выполнен в январе 1930 г., когда в колхозах числилось свыше 20 % всех крестьянских хозяйств. Но уже в феврале «Правда» ориентировала читателей: «Наметка коллективизации — 75 % бедняцко-середняцких хозяйств в течение 1930/31 года не является максимальной». Угроза быть обвиненными в правом уклоне из-за недостаточно решительных действий толкала местных работников на разные формы давления в отношении крестьян, не желающих вступать в колхозы (лишение избирательных прав, исключение из состава Советов, правлений и других выборных организаций). Сопротивление оказывали чаще всего зажиточные крестьяне.

Резкому обострению ситуации способствовало принятое 30 января 1930 г. постановление Политбюро ЦК «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Оно отменяло действие принятого ранее закона об аренде и применении наемного труда, предписывая конфисковать у кулаков средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке продукции, продовольственные, фуражные и семенные запасы.

Кулаки делились на три категории. Первая, «контрреволюционный актив», подлежала заключению в концлагеря, а организаторы терактов, повстанчества — расстрелу. Вторая — «элементы кулацкого актива, особенно из наиболее богатых кулаков и полупомещиков» — подлежала высылке в отдаленные районы данного края и за его пределы. В третью входили кулаки, расселявшиеся на территории данного района за пределами колхозных массивов на худших по плодородию, неудобных землях. Указывалось, что общее число ликвидируемых хозяйств должно оставаться в пределах 3–5 % от общего числа.

Это значительно превышало установленное ранее число кулацких хозяйств (осенью 1929 г. их насчитывалось 2,3 %, около 600 тыс.). Названные в постановлении цифры предполагали «раскулачивание» середняков, не соглашавшихся вступать в колхозы. В действительности число раскулаченных в отдельных районах достигало 10–13 %. Конфискованное у кулаков имущество и вклады подлежали передаче в неделимые фонды колхозов в качестве вступительных взносов бедняков и батраков. Это способствовало привлечению в колхозы неимущих слоев деревни. Раскулачивание стало мощным катализатором коллективизации и позволило уже к марту 1930 г. поднять ее уровень в стране до 56 %, а по РСФСР — 57,6 %.

Общее количество ликвидированных «кулацких хозяйств» только в 1929–1931 гг. составило 381 тыс. (1,8 млн человек), а всего за годы коллективизации достигло 1,1 млн хозяйств. В январе 1932 г. 1-й заместитель председателя ОГПУ Ягода докладывал Сталину, что в спецпоселках Урала, Сибири, Европейского Севера и Казахстана расселено 1,4 млн крестьян. Большинство из них работали на лесозаготовках, в горнодобывающей промышленности и «неуставных» колхозах. Примерно 10 % от общей численности раскулаченных приговаривались к заключению в лагеря.

Нежелание работать в «уставных» колхозах резко усилило поток крестьян, перебиравшихся в города. Только за 1931 г. их число составило более 4 млн. Среди них была и часть кулаков, заблаговременно распродавших свое имущество и сумевших избежать репрессий. Неконтролируемую миграцию была призвана упорядочить введенная в декабре 1932 г. система паспортов и прописки (ранее она осуждалась как проявление полицейщины в странах капитала). Колхозники могли получать паспорта только с согласия правления колхоза.

Коллективизация сопровождалась разгромом экономической науки. Был многократно усилен нажим на церковь. Уже к началу 1931 г. было закрыто около 80 % всех сельских храмов страны. Значительная часть духовенства попала в разряд «раскулаченных».

Все это не могло не вызвать ответных мер отпора, в том числе с оружием в руках. По данным ОГПУ, за январь — апрель 1930 г. произошло 6117 выступлений, насчитывавших 1755 тыс. участников. Другим следствием спешки и административного произвола стал массовый стихийный забой скота. Власть была вынуждена пойти на уступки. 2 марта 1930 г. в «Правде» одновременно с Примерным уставом сельскохозяйственной артели появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», осуждавшая «перегибы». Вслед за этим, 14 марта, было принято постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении», требовавшее прекратить практику принуждения, не допускать перевода сельхозартелей на устав коммуны.

К августу 1930 г. в колхозах осталось 21,4 % крестьянских хозяйств, т. е. на уровне заданий пятилетки. Погоня за темпами принесла огромный вред. Однако осенью того же года колхозное наступление возобновилось. К июню 1931 г. колхозы объединили 53 % всех крестьянских хозяйств. Сплошная коллективизация завершилась в важнейших сельскохозяйственных районах страны. Значительное число единоличников сохранялось в Закавказье и Таджикистане (здесь показатель коллективизации к лету 1931 г. составлял 42 %), в Белоруссии (49 %), а также на севере, северо-западе и в центральных нечерноземных районах. К концу пятилетки в стране было создано более 200 тыс. довольно крупных (в среднем по 75 дворов) колхозов, объединивших около 15 млн крестьянских хозяйств, 62 % их общего числа. Наряду с колхозами были образованы 4,5 тыс. совхозов. По замыслу они должны были стать школой ведения крупного социалистического хозяйства. Их имущество являлось государственной собственностью; крестьяне, работавшие в них, были государственными рабочими. В отличие от колхозников они получали за работу фиксированную заработную плату.

Опыт организации труда в колхозах позволил уже к началу 1931 г. установить, что наиболее целесообразной формой учета колхозного труда является трудодень с применением сдельщины. VI съезд Советов СССР в марте 1931 г. утвердил его как общую для всех колхозов меру учета количества и качества труда, основной принцип распределения колхозных доходов. Организованности труда способствовало создание производственных бригад с постоянным составом колхозников. ЦК партии постановлением от 4 февраля 1932 г. предлагал создать их во всех колхозах.

Хозяйственные результаты исключительно благоприятного по погодным условиям первого колхозного года были обнадеживающие: колхозы дали стране около трети валовой и товарной продукции, доходы колхозников были выше, чем у единоличников. Однако в целом коллективизация и раскулачивание подорвали производительные силы деревни. Поголовье скота в стране за пятилетку сократилось почти наполовину.

Поступление зерновых государству к концу 1931 г. снизилось. Уже в этом году в ряде регионов начался голод. Весной 1932 г. пришлось снизить нормы карточного снабжения горожан хлебом. В связи с пониженным сбором зерна (отчасти из-за погодных условий, но главным образом вследствие тяжелого продовольственного положения крестьян и их массового сопротивления хлебозаготовкам, проводимым по принципу продразверстки) в августе 1932 г. принят жестокий закон, сурово карающий даже мелкие хищения колхозной собственности. Начались аресты за «саботаж хлебозаготовительной работы». Одновременно правительство пошло на некоторые уступки крестьянам, своего рода неоНЭП — сокращение государственного плана хлебо- и мясозаготовок, разрешение торговли по свободным ценам в случае выполнения поставок государству. Однако эти запоздалые меры не дали облегчения.

Голод, охвативший в 1932–1933 гг. ряд зерновых районов на Украине и в России, унес жизни, по не установленным еще точно историками данным, около 5 млн человек. Нередки были и случаи людоедства. Жертвами голода на Украине и в РСФСР стали более 3 млн человек, причем основные потери понесли сельские жители — 2 млн. Из них не менее 1 млн приходится на российские регионы — Поволжье, Дон, Кубань и Ставрополье. Сильно пострадал Казахстан, население которого из-за смертей и безвозвратных откочевок за границу с 1931 по 1933 г. сократилось почти на 1,8 млн человек.

Введенная в декабре 1932 г. паспортная система была призвана препятствовать массовому наплыву голодающих крестьян в города. Масштабы народной трагедии из-за ограниченности государственных хлебных запасов в стране не удалось снизить ни резким сокращением экспорта, ни попытками найти валюту за счет продажи музейных ценностей. Ситуация усугублялась и тем, что во имя политических целей сталинское руководство пыталось скрывать сам факт голода и отказалось от международной помощи.

О хозяйственных результатах коллективизации в годы пятилетки можно судить по следующим цифрам. Объем сельскохозяйственного производства в 1932 г. составлял 73 % от уровня 1928 г., животноводческой продукции — 47 %. В то же время «товарность» сельскохозяйственного производства повысилась с 13 % накануне коллективизации до 36–40 % во 2-й и 3-й пятилетках. В 1930 г. собрано 84 млн т зерна, в 1931 г. — 70, в 1932 г. — 67, в 1933 г. — 68 млн т. Заготовки хлеба государством с 10,8 млн т в 1928 г. и 16,1 млн т в 1929-м выросли до 23,3 млн т в 1933 г. Разница цифр означает, что для внутреннего потребления в деревне хлеба оставалось все меньше и меньше. Значительная часть заготовленного зерна направлялась на экспорт, закупку крайне необходимого промышленного оборудования за границей. За годы 1-й пятилетки было вывезено 12 млн т зерна, в 1930 г. — 4,8, в 1931 г. — 3,1, в неурожайном 1932 г. — 1,8 млн т. (Для сравнения: царская Россия в 1909–1913 гг. вывозила в среднем 11,6 млн т зерна в год.)

Начало 2-й пятилетки в деревне связано с преодолением трудностей и провалов, порожденных ошибками предыдущего этапа коллективизации. В целях укрепления колхозного строя и усмирения деревни в январе 1933 г. партия приняла решение о создании чрезвычайных органов управления — политотделов МТС и совхозов, наделенных огромными правами. Они осуществляли политический контроль за расстановкой и использованием на работе колхозников и работников совхозов, обеспечивали своевременное выполнение их обязательств перед государством. Под лозунгом «Сделать колхозы большевистскими, а колхозников зажиточными!» в феврале 1933 г. была организована работа Первого всесоюзного съезда колхозников-ударников.

Призыв съезда организовать Всесоюзное соревнование за высокую урожайность напрямую связывался с возможностью повысить благосостояние колхозников, усиливал и материальную заинтересованность, и производственную инициативу. Налаживанием работы в колхозах занялись свыше 250 тыс. колхозников, в том числе около 30 тыс. председателей колхозов, выдвинутых на руководящие должности политотделами МТС за 2 года своей работы (преобразованы в обычные партийные органы в ноябре 1934 г.).

В 1933–1935 гг. власть сумела добиться выполнения поставок хлеба каждой республикой, краем и областью. Экспорт зерна был сокращен, с 1934 г. он не превышал 1 млн т в год. Тогда же стали прибегать к дополнительным государственным закупкам сельхозпродукции по заготовительным ценам, которые были на 25–30 % выше плановых. Благодаря этому объем дополнительных хлебозаготовок увеличился с 4,1 млн ц в 1933 г. до 33,6 — в 1934-м. Часть хлеба государство получало от колхозов в виде натуральной оплаты за работу МТС. С 1933 по 1935 г. эти поступления выросли в структуре хлебозаготовок с 15,5 до 25,4 %. Ноябрьский (1934) пленум ЦК принял решение сократить (или даже вовсе прекратить) экспорт хлеба, направив его на внутренний рынок.

Однако перелом ситуации в деревне и улучшение продовольственного снабжения населения городов в основном определялись расширением поставок техники в сельское хозяйство. Перед революцией почти половина земель в стране все еще обрабатывалась сохой. К 1928 г. соху вытеснил железный плуг (сохой обрабатывалось 10 % пашни), в стране насчитывалось 25 тыс. тракторов, с их помощью обрабатывался 1 % пашни. К концу 1-й пятилетки тракторным инвентарем обрабатывалось 22 % пашни, к концу 2-й — до 60 %. Снабжение деревни машинами осуществлялось главным образом через МТС.

К лету 1930 г. организовано 158 государственных и 479 кооперативных МТС. В районах их деятельности уровень коллективизации был на 20–30 % выше, чем там, где их не было. Первоначально МТС задумывались как межколхозные акционерные предприятия, но расходы на них для колхозов оказались непосильными, и в конце 1-й пятилетки все они стали государственными предприятиями. За годы пятилетки сельскому хозяйству было поставлено 154 тыс. тракторов, из них 94 тыс. отечественных (в 1923–1924 гг. всего 13 тракторов). В конце 1934 г. сельское хозяйство располагало 281 тыс. тракторов, 31 тыс. комбайнов, 34 тыс. грузовых автомобилей, многими другими сложными сельскохозяйственными машинами. Во 2-ю пятилетку сельское хозяйство получило 405 тыс. тракторов, и все они были изготовлены на отечественных заводах. Число МТС за эти годы удвоилось и достигло в 1937 г. 5,8 тыс. Если в 1932 г. они обслуживали только треть колхозов страны, то в 1937 г. — 78 %. Применение новейшей сельскохозяйственной техники улучшало обработку земли, повышало урожаи.

Успехи в колхозном строительстве были закреплены в новом колхозном Уставе, принятом в феврале 1935 г. Вторым всесоюзным съездом колхозников-ударников. В него было внесено положение о закреплении за колхозами земли на вечное и бесплатное пользование: она не подлежала ни купле-продаже, ни сдаче в аренду. Устав разрешал колхознику вести личное подсобное хозяйство на 0,25—0,5 га, а в отдельных районах — до 1 га земли, иметь 2–3 коровы, неограниченное количество птицы.

В личном подсобном хозяйстве к концу 2-й пятилетки производилась значительная масса валовой продукции колхозного сектора: 52,1 % картофеля и овощей, 56,6 % — плодовых культур, 71,4 % — молока, 70,9 % — мяса. Основная часть шла на личное потребление, но примерно четверть животноводческой продукции и до половины картофеля, овощей продавались на рынке. Рыночные цены к 1938 г. по сравнению с 1933 г. снизились на 64 %.

К концу 2-й пятилетки коллективизацию можно считать завершенной. Число крестьянских хозяйств в стране уменьшилось с 25,6 млн на 1 июня 1929 г. до 19,9 млн на 1 июня 1937 г. В связи с коллективизацией, с налоговыми, заготовительными и другими хозяйственно-политическими кампаниями в 1929–1937 гг. было раскулачено около 750 тыс. крестьянских хозяйств (в ссылку отправлено 2,4 млн человек). Кроме того, примерно 200–250 тыс. хозяйств «самораскулачились», т. е. распродали или побросали свое хозяйство и ушли из деревни. К июню 1937 г. индивидуальных крестьянских хозяйств оставалось 7 % (1,4 млн). Большую их часть составляли хозяйства скотоводов, оленеводов, охотников, рыболов на окраинах страны. Основными ячейками сельской жизни стали колхозы, которых по всей стране насчитывалось 242,5 тыс. В 1937 г. в стране был собран хороший урожай (98 млн т), животноводство приблизилось к довоенному уровню.

Коллективизация в национальных регионах проводилась с некоторым учетом местных хозяйственно-бытовых особенностей. Ее завершение здесь отодвигалось на более поздние сроки. Наиболее распространенной формой объединений в Закавказье, Казахстане, Средней Азии и Бурятии были ТОЗы. Колхозникам разрешалось содержать не только продуктивный, но и рабочий скот. В Казахстане и Киргизии скотоводы могли иметь до 20 коров, 100–150 овец, 10 лошадей, 8 верблюдов. Проведению коллективизации в Средней Азии во многом способствовало государственное строительство ирригационных систем.

По мере решения задач сплошной коллективизации сокращалась численность «кулацкой ссылки». В 1933 г. на спецпоселение отправлено почти 400 тыс. кулаков и членов их семей, в 1934-м — 233 тыс., 1935-м — 246 тыс., 1936-м — 165 тыс., в 1937 г. — 128 тыс. В мае 1934 г. трудпоселенцы были восстановлены в гражданских правах, с января 1935 г. — в избирательных. Однако они все еще не имели права возвращаться на старые места своего проживания, не призывались в армию. Эти ограничения были сняты с них в конце 1938 г., когда все неуставные артели были переведены на устав обычной сельскохозяйственной. К началу Великой Отечественной войны многие спецпереселенцы вернулись на места прежнего жительства, но 940 752 человека (из них 871 851 «бывший кулак») оставались на спецпоселении, продолжали жить и трудиться в сельском хозяйстве, в совхозах, артелях и предприятиях Наркомзема (208 тыс. человек), в промышленности (526 тыс.), на предприятиях НКВД и в стройбатах Красной армии (34 тыс.). Всего с начала сплошной коллективизации и до начала войны было выслано, с учетом вселенных в спецпоселки после освобождения из тюрем и лагерей, около 4 млн человек.

Если сравнить коллективизацию, проведенную в конце 20-х — 30-е гг. XX в., с осуществлявшейся двумя десятилетиями ранее столыпинской аграрной реформой, можно обнаружить, что второе по времени преобразование деревни в известном смысле явилось завершением первого, несмотря на внешне принципиальные различия в их проведении. Как известно, П. А. Столыпин стремился создать на селе средний класс «крепких и сильных» единоличных собственников — фермеров-хуторян и отрубников. Во втором случае речь шла тоже о создании на земле крупных сельскохозяйственных предприятий, только осуществлялось оно уже после национализации помещичьей земли путем ликвидации кулацких и обобществления бедняцких и середняцких хозяйств. В конечном итоге и в первом и во втором случаях дело сводилось к созданию на земле очагов крупного сельскохозяйственного производства. Однако в первом случае оно базировалось на разрушении общины и ее традиций, а во втором — на сохранении и использовании общинных (коллективистских) традиций. Большевикам, в отличие от Столыпина и несмотря на все жестокое варварство раскулачивания и других форм принуждения и насилия над крестьянами, задачу создания крупных земледельческих хозяйств в целом решить удалось.

Вместе с тем коллективизация, кардинально изменившая весь облик российской деревни, не могла не положить начало новому процессу — так называемому раскрестьяниванию, разрушению многовекового уклада деревенской жизни, традиций и опыта сельского мира. Она превращала крестьянина из мелкого собственника в зависимого от государства работника, отчужденного от средств производства и лишенного права распоряжаться результатами своего труда. По закону от 17 марта 1937 г. колхознику запрещалось покидать свой колхоз без согласия администрации. Из жизни деревни уходили в прошлое трудовая этика и нравственные устои, основанные на трудолюбии, бережливости, общности, семейных и религиозных традициях. Еще труднее эти черты могли сохранить миллионы крестьян, вынужденные отправиться из родных краев в места спецпоселений, на строительные площадки и в промышленные города.

Валовой внутренний продукт России, в создание которого значительный вклад вносили и труженики деревни, в течение двух пятилеток возрастал ежегодно на 14–15 %. В 1937 г. его объем (141 млрд руб. в сопоставимых для всего XX в. ценах) превышал уровень 1928 г. в 3,6 раза, уровень 1932 г. — почти в 2 раза. Увеличение ВВП не влияло автоматически на улучшение благосостояния народа, однако оно позволило уже в ноябре 1934 г. принять решение «Об отмене карточной системы по хлебу и некоторым другим продуктам». В 1935 г. возобновилась свободная продажа хлеба (январь), мясных продуктов, сахара, жиров и картофеля (октябрь). С января 1936 г. были отменены карточки на промышленные товары. Несмотря на это, уровень жизни рабочих оставался в среднем более низким, чем до революции. С 1925 (когда этот уровень приближался к довоенному) по 1937 г. номинальная заработная плата рабочих выросла в 5,5 раза, а стоимость продуктов питания — минимум в 8,8. Вместе с тем общий рост народного хозяйства позволял развернуть жилищное строительство и несколько улучшить быт трудящихся. Значительной реконструкции подверглись Москва, столицы республик, расширялись новые города.

В конечном счете форсированная модернизация страны была настоящим подвигом рабочих, крестьян и всего советского народа. С точки зрения цивилизационного подхода в это время осуществлялся переход от доиндустриального и раннеиндустриального к развитому индустриальному типу производства. В стране с суровыми природно-климатическими условиями этот переход имел трагический характер. По прошествии многих лет у потомков героев и историков сложилось убеждение, что и индустриализация, и преобразование деревни могли бы иметь более значительные результаты без немыслимых жертв (штурмовщина, голод, искусственное обострение классовой борьбы, репрессии) и авторитарно-деспотического режима, подчинявшего жизнь не правовой, а произвольной, командно-приказной власти.

§ 4. Первые пятилетки как этап культурной модернизации

Руководство преобразованиями в культурной сфере по партийной линии в годы первых пятилеток осуществлялось Управлением агитации и пропаганды ЦК ВКП(б). В январе 1930 г. оно было разделено на два отдела — культуры и пропаганды с секторами научной работы и просвещения включая искусство; пропаганды марксизма-ленинизма; печати, в том числе художественной литературы, и отдел агитации и массовых изданий, состоящий из секторов общей агитации, массовых кампаний промышленного характера, массовых кампаний сельскохозяйственного характера, массовой работы среди работниц и крестьянок. На тех же началах выстраивался культурно-идеологический аппарат ЦК компартий союзных республик, краевых, областных, городских и районных партийных органов.

Практическую реализацию установок партии в области культурного строительства осуществляли наркоматы просвещения союзных республик. В России эту работу вел наркомат под руководством А. В. Луначарского (до 1929 г.) и А. С. Бубнова (1929–1937). В сентябре 1933 г. в Наркомпросе было создано пять управлений: начальной и средней школы; подготовки учителей; университетов и научно-исследовательских учреждений; библиотечное; театральных и зрелищных предприятий. В структуре Наркомпроса сохранялись Главлит, Главрепертком и ОГИЗ. Соответствующим образом были организованы наркоматы других союзных республик.

Развернутое наступление на всех направлениях социалистического строительства с началом 1-й пятилетки требовало организации новой мощной атаки на фронте борьбы с неграмотностью. (К 1927/28 учебному году неграмотное население городов составляло 21,5 %, села — 56,7 %.) Начатый в 1928 г. по инициативе комсомола всесоюзный культпоход по борьбе с неграмотностью превратился в массовое движение. В 1930 г. на эту борьбу было мобилизовано более миллиона студентов, слушателей советских партийных школ, учителей, культпросветработников. В 1931 г. число обучающихся взрослых достигло 10 млн.

Система общеобразовательных школ России к концу 20-х гг. включала несколько их типов. Действовали начальная, школа второй ступени, семилетка, девятилетка, школы фабрично-заводского ученичества (ФЗУ) и школы крестьянской молодежи. Всеми формами обучения было охвачено около 8 % населения. С сентября 1930 г. в стране вводилось всеобщее бесплатное и обязательное начальное (четырехклассное) обучение детей. В городах и рабочих поселках всеобуч предусматривался в объеме школы-семилетки. Местным советским органам предоставлялось право вводить обязательное образование и в других районах. В деревне предлагалось значительно увеличить количество дневных и вечерних школ для молодежи.

Государственные ассигнования на школьное образование в 1930 г. выросли в 10 раз по сравнению с 1923/26 г. В августе 1930 г. разработана и утверждена программа введения обязательного начального образования. Финансовое ее обеспечение предопределяло сооружение новых школ, бесплатное снабжение учащихся начальных классов одеждой, обувью, питанием, учебниками, письменными принадлежностями. Соответственно, новые задачи предстояло решать бумажной промышленности, полиграфии и т. д.

Нехватку учителей с переходом к всеобучу решали предоставлением права каждому, кто имел семилетнее образование, работать в начальной школе — достаточно было закончить краткосрочные (от полугода до трех недель) курсы по подготовке и переподготовке учителей. Проводились ускоренные выпуски из пединститутов и училищ. Прием в педагогические вузы увеличился более чем в 2, в педтехникумы — в 3 раза. В 1930–1932 гг. комсомол провел три всесоюзные мобилизации на педагогическую работу комсомольцев. Все это позволило охватить к концу 1-й пятилетки обучением в начальной школе 98 % детей в возрасте от 8 до И лет (в 1927/28 г. — 51,4 %). Одновременно велась работа по обучению неграмотных и малограмотных. План обучения неграмотных и малограмотных в 1-й пятилетке (18,5 млн) был перевыполнен в СССР более чем в 2,5 раза. На просвещение в 1932 г. было истрачено средств в 6 раз больше, чем в 1927/28 г., и почти в два раза больше, чем предусматривалось пятилетним планом.

Индустриализация страны потребовала ускорить подготовку квалифицированных кадров для промышленности. Обучение рабочих осуществлялось в стационарных учебных заведениях с отрывом и без отрыва от производства. Массовую подготовку осуществляли школы ФЗУ.

С переходом к индустриализации было перестроено также среднетехническое и высшее образование. С 1931 г. ускорение темпов создания новой технической интеллигенции осуществлялось под лозунгами: «Пора большевикам самим стать специалистами», «Техника в период реконструкции решает все». Для реализации этих задач было предложено за 2–3 года увеличить число новых кадров технических специалистов в 4 раза, в связи с чем срок обучения в технических вузах сокращался с 5 до 3 лет. Старшие классы общеобразовательных школ превращались в техникумы, некоторые техникумы — в вузы, ряд политехнических институтов и многоотраслевых вузов разукрупнялись — их факультеты и отделения становились самостоятельными учебными заведениями. В результате выпуск специалистов из технических вузов был увеличен к концу 1-й пятилетки почти в 4 раза, из техникумов — в 6,5. За 1929–1932 гг. в вузах было подготовлено 170 тыс. специалистов, 1933–1937 гг. — 370 тыс. Всего в вузах и техникумах за 1928–1937 гг. подготовлено около 2 млн специалистов. Но при сокращении сроков обучения сохранить высокий уровень профессиональной подготовки было очень трудно.

Для подготовки высококвалифицированных кадров хозяйственных руководителей в конце 20-х гг. создана Всесоюзная промышленная академия в Москве (первый выпуск состоялся в 1930 г.). Аналогичные учебные заведения работали в других промышленных городах. Проблемы улучшения качества и приближения подготовки кадров технических специалистов к производству с началом 1-й пятилетки решались путем передачи части соответствующих вузов из ведения Наркомпроса в отраслевые наркоматы. Это способствовало укреплению материально-технической базы вузов.

В середине 30-х гг. после ряда левацких экспериментов 20-х гг. удалось создать эффективную систему образования. В начале 30-х отменили практиковавшийся ранее бригадный метод зачетов, резко снижавший личную ответственность и качество учебы студентов. В июне 1936 г. было принято постановление СНК СССР «О работе высших учебных заведений и о руководстве высшей школой», которое узаконило лекции, семинары, производственную практику.

Новая советская интеллигенция формировалась из трех источников — специалистов дореволюционной школы, выдвиженцев из рабоче-крестьянской среды и путем подготовки в средних специальных и высших учебных заведениях. Для общего руководства вузами в 1933 г. создан Всесоюзный комитет по высшему техническому образованию при ЦИК СССР, преобразованный в 1936 г. во Всесоюзный комитет по делам высшей школы при СНК. С мая 1936 г. по ноябрь 1937 г. комитет возглавлял И. И. Межлаук, позднее — С. В. Кафтанов.

Во 2-й пятилетке в СССР была в основном создана материальная база для реализации программы достижения сплошной грамотности: появилось до 20 тыс. новых школ — примерно столько же, сколько было в царской России. Школьное образование приобрело большую смысловую стройность. В соответствии с постановлением правительства от 15 мая 1934 г. «О структуре начальной и средней школы» устанавливались три типа общеобразовательной школы: начальная (1–4 классы), неполная средняя (1–7) и средняя (1—10).

Численность учащихся начальной и средней школы во 2-й пятилетке выросла с 21,3 млн до 29,4 млн. Расходы государства на культурное строительство (школа, кадры, наука, печать и т. п.) в 5 раз превысили затраты 1-й пятилетки. В 1934–1938 гг. был вдвое увеличен выпуск школьных учебников.

С развитием всеобуча менялось само понятие ликбеза. Азбучная грамотность перестала удовлетворять, поскольку не обеспечивала запросов хозяйственного и культурного строительства. Человек, не имевший знаний в объеме четырех классов, стал считаться малограмотным. Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О работе по обучению неграмотных и малограмотных» (январь 1936 г.) ставило задачу в течение двух лет добиться реальных успехов в полной ликвидации неграмотности и малограмотности трудящихся в возрасте до 50 лет. В соответствии с этим было расширено обучение взрослых в общеобразовательных школах. Действия властей в этой сфере жизни резко поднимали настроения трудящихся масс.

Развитие науки в стране было во многом направлено на помощь народнохозяйственному производству. V съезд Советов СССР (май 1929 г.) предложил «немедленно» приступить к возможно полному развертыванию научно-исследовательских институтов в целях развития сельскохозяйственного опытного дела». Всесоюзная сельскохозяйственная академия с 12 институтами, созданная в 1929 г., была подчинена Наркомзему СССР и включена в единую систему научно-исследовательских институтов, охватывавших все отрасли сельскохозяйственного производства. С реконструкцией народного хозяйства была тесно связана и деятельность индустриальных научно-исследовательских институтов. В 1928–1931 гг. их количество увеличилось с 30 до 205. К концу 2-й пятилетки в стране насчитывалось 867 научно-исследовательских институтов и 283 их филиала, где работали почти 38 тыс. научных сотрудников. На протяжении 30-х гг. связи науки с практикой хозяйственного строительства укреплялись также путем развертывания сети заводских лабораторий.

13 января 1934 г. Совнарком принял постановление «Об ученых степенях и званиях». Вместо существовавшего с 1918 г. единого звания ученого специалиста устанавливались ученые степени кандидата и доктора наук (первая присуждается на основе защиты кандидатской, вторая — докторской диссертации) и ученые звания ассистента, младшего научного сотрудника, доцента, профессора, действительного члена научного учреждения. Звания присваивались в зависимости от выполняемой педагогической и научно-исследовательской работы. К 1 января 1936 г. в СССР было более 2500 профессоров, свыше 3800 доцентов, около 1800 докторов и 3 тыс. кандидатов наук.

Высокая общественная значимость труда работников вузов выразилась в принятой в 1937 г. штатно-окладной системы заработной платы преподавательского состава, с увеличением ее более чем на 30 %. Преподаватели стали получать от 500 руб. (ассистент, не имеющий ученой степени) до 1500 руб. (профессор, доктор наук, заведующий кафедрой). Вузы могли ходатайствовать о персональных окладах для отдельных преподавателей: до 2000 руб. для профессоров, 1500 руб. для доцентов. Стипендии в вузах составляли от 173 до 183 руб., их получали от 60 до 70 % всех студентов. (Для сравнения: в 1937 г. минимум зарплаты составлял 110 руб., а в 1939 г. среднемесячная денежная заработная плата рабочих и служащих народного хозяйства СССР составляла 328 руб.)

Академия наук СССР, президентами которой были крупные ученые и организаторы А. П. Карпинский (1917–1936) и В. Л. Комаров (1936–1945), в 1930 г. перешла в ведение Ученого комитета ЦИК, а с декабря 1933 г. — Совнаркома СССР. В апреле 1934 г. она переехала из Ленинграда в Москву.

Всего в СССР к весне 1929 г. насчитывалось 1227 научных учреждений (из них 7 академий и ассоциаций, 789 институтов. 34 центроархива). В них трудилось около 25 тыс. научных работников (в 1917 г. — около 12 тыс.). К 1929 г. почти треть составляли выпускники советских вузов. В годы 1-й пятилетки к ранее созданным научным учреждениям Академии наук СССР добавились вновь образованные институты: Геологический (1930), Энергетический (1930), Институт физической химии (1931).

Перевод АН СССР в Москву вызвал перебазирование многих академических научных учреждений. Сюда переехал Президиум Академии, физико-математические, химические, геологические и частично биологические учреждения. Образован целый ряд новых академических научно-исследовательских институтов: Математический им. В. А. Стеклова (1934), Физический им. П. Н. Лебедева в Москве (1934, руководитель С. И. Вавилов), Институт органической химии (1934, А. Е. Фаворский и Н. Д. Зелинский), общей и неорганической химии (1934, Н. С. Курнаков), физических проблем (1934, П. Л. Капица). В 30-е гг. начали исследовательскую работу Азербайджанский, Армянский, Грузинский, Дальневосточный, Казахский и Уральский филиалы, Кольская, Северная и Таджикская базы АН СССР. С середины 30-х гг. развертывается сеть научно-исследовательских институтов в вузах. Большой вклад в совершенствование военно-технических знаний и боевой техники вносили новые специализированные военные академии: механизации и моторизации РККА, Артиллерийская, Военно-инженерная, Военно-химическая, Военно-электротехническая, Военно-транспортная и др.

Во главе всех крупных научных центров и НИИ стояли известные ученые, создатели научных школ и новых исследовательских направлений. За особо выдающиеся научные достижения с 1925 по 1934 г. присуждались премии им. В. И. Ленина. С 1934 г. в этих же целях АН СССР учредила и начала присуждать премии имени выдающихся отечественных ученых и деятелей Советского государства.

30-е гг. отмечены важными достижениями в естествознании. Укрепляла свои позиции в мире советская математика. И. М. Виноградов, Д. Ф. Егоров, С. Н. Бернштейн, Н. Н. Лузин, А, Н. Колмогоров, Л. С. Понтрягин, Н. Н. Боголюбов внесли крупнейший вклад в развитие новейших разделов математики и ее приложений.

В конце 20-х — 30-е гг. советские ученые сделали ряд выдающихся открытий. Например, явления комбинационного рассеяния света на кристаллах (1928, Л. И. Мандельштам и Г. С. Ландсберг); квантовую теорию этого явления разработал И. Е. Тамм, а метод обнаружения космических лучей — Д. В. Скобельцын (1929); обнаруженное особое свечение чистых жидкостей под действием гамма-лучей получило название «Эффект Вавилова — Черенкова» (1934); полная теория эффекта представлена И. Е. Таммом и И. М. Франком (1937). За открытие и объяснение этого явления Черенков, Франк и Тамм в 1958 г. удостоены Нобелевской премии. В 1934 г. опубликована монография Н. Н. Семенова «Химическая кинетика и цепные реакции». Дальнейшие работы над проявлением деталей цепной реакции и обобщением результатов открытий, сделанных ученым и его учениками, отмечены Нобелевской премией по химии в 1956 г. Большое практическое значение имела созданная в 1936 г. в МХТИ им. Д. И. Менделеева профессором А. С. Бакаевым рецептура пороха для реактивных снарядов, используемая для изготовления снарядов «катюш».

В начале 30-х гг. в СССР получили развитие исследования по физике атомного ядра. Первые успехи в этой области связаны с теоретическими работами: протон-нейтронная модель ядра (Д. Д. Иваненко), обменные силы (Тамм и Иваненко). Л. Д. Ландау в 1932 г., после открытия нейтрона, предсказал существование нейтронного состояния вещества. Передовые позиции СССР в ядерных исследованиях проявились на первой (сентябрь 1933 г.) и второй (сентябрь 1937 г.) всесоюзных конференциях по физике атомного ядра, в которых принимали участие иностранные ученые. И. В. Курчатов в 1934 г. открыл явление разветвления ядерных реакций. В 1937 г. в Радиевом институте был создан первый в СССР и Европе циклотрон — установка для расщепления атомного ядра.

Больших успехов достигли ученые в области физики твердого тела, полупроводников и диэлектриков (А. Ф. Иоффе, И. Е. Тамм, И. К. Кикоин). П. Л. Капица в 1934 г. создал первый в мире гелиевый ожижитель, его последующие разработки в этой области стали большим вкладом в развитие советской и мировой техники ожижения газов.

Незадолго до старта 1-й пятилетки берет свое начало советский ракетный проект. Он возник на базе работ исследовательской группы инженеров Н. И. Тихомирова — В. А. Артемьева. Созданная ими и впервые запущенная 3 марта 1928 г. ракета на бездымном порохе пролетела 1,3 км. Для форсирования работ была организована Газодинамическая лаборатория. После смерти Тихомирова ее возглавлял Б. С. Петропавловский, а с 1933 г. — И. Т. Клейменов, Г. Э. Лангемак. Именно здесь создавались реактивные снаряды «эрэсы». Уже к концу 1937 г. снаряды были хорошо отработаны, в последующем они лишь совершенствовались. Однако это происходило уже без участия Лангемака, репрессированного в 1937 г.

17 августа 1933 г. на инженерном полигоне рядом с подмосковным поселком Нахабино поднялась в воздух первая жидкостная ракета, созданная работниками Группы по изучению реактивного движения под руководством С. П. Королева. Ракета находилась в полете всего 18 секунд и поднялась на высоту 400 м, но именно ей суждено было стать прообразом советских ракет, осваивавших космическое пространство. Результатом первого успеха стало создание Реактивного НИИ.

21 августа 1934 г. под Москвой проведены испытания первых радиолокаторов (создатели П. К. Ощепков и др.). В 1937 г. созданы первые отечественные радиопеленгаторы для кораблей и подводных лодок. Одним из пионеров электронной технологии, основанной на применении электронных и ионных пучков, электрических и электромагнитных полей, был А. Л. Чижевский. Ему принадлежит первое в мире изобретение способа электроокраски. Он же стал основоположником гелиобиологии — науки о взаимосвязи солнечных явлений с жизнью земных организмов, которая в те годы была несправедливо подвергнута критике.

Блестящая школа советских ученых-механиков сложилась в ЦАГИ под руководством С. А. Чаплыгина. В 30-е гг. институт превратился в уникальный научный центр теоретических и экспериментальных исследований в области гидроаэродинамики применительно к задачам авиации, гидромашиностроения, кораблестроения и других отраслей промышленности. Для развертывания научно-исследовательских работ в этих областях из ЦАГИ были выделены отделы и на их базе созданы Всесоюзный институт авиационных материалов и Центральный институт авиационного моторостроения. В 1934 г. туполевцы создали крупнейший в мире 8-моторный транспортный самолет АНТ-20 «Максим Горький». В 1930 г. оторвался от земли первый советский вертолет, созданный А. М. Черемухиным. Советская авиация выходила в мировые лидеры по дальности, высоте полетов, грузоподъемности и другим параметрам. Самолеты отечественной конструкции позволили осуществить перелеты, прославившие Советский Союз. В частности, в июне и июле 1937 г., затем в 1939 г. совершены беспосадочные перелеты из Москвы в США через Северный полюс.

В 30-е гг. появились классические труды Н. И. Вавилова о центрах происхождения культурных растений и об их географии. К сожалению, на биологии и генетике пагубно сказалась деятельность группы биологов под руководством создателя псевдонаучного учения Т. Д. Лысенко и философа И. И. Презента. Тем не менее сельскохозяйственная практика в 30-е гг. обогащалась достижениями научных школ по травопольной системе земледелия (глава школы В. Р. Вильямс), вопросам питания растений и химизации сельского хозяйства (Д. Н. Прянишников) и борьбе с засухой (Н. М. Тулайков). Под руководством последнего составлялась новая почвенная карта страны.

Менее значимыми оказались достижения 30-х гг. в гуманитарной и художественной сфере. Литература, искусство, кино переживали процесс организационной и идейной унификации. Идеология «социалистического наступления» характеризовалась свертыванием многообразия процессов духовной жизни, присущих 20-м гг., и утверждением монополизма, вождизма и культового сознания. В апреле 1932 г. ЦК партии принял постановление о перестройке литературно-художественных организаций, призванное преодолеть их раздробленность, кружковую замкнутость и «отрыв от политических задач современности». В литературе и искусстве насильственно насаждался «творческий» метод «социалистического реализма», который требовал изображать действительность в «социалистической перспективе» и превращал деятелей литературы и искусства в апологетов социализма.

Многие произведения, созданные в традициях «социалистического реализма», проникнуты духом вульгарной политизации, классовой вражды и ненависти. Однако разнообразие приемов художественного творчества в рамках единого метода, творческий талант позволяли создавать масштабные художественные произведения, навсегда вошедшие в золотой фонд литературы, музыки, кинематографии, живописи, оказавшие огромное воздействие на общество и формирующие в нем новые идеалы, интересы, потребности, стандарты, стереотипы поведения.

Советская литература и искусство в 30-е гг. обогащены новыми произведениями А. Горького, М. Шолохова, А. Толстого, А. Фадеева, П. Павленко, Ф. Гладкова, Ф. Панферова, Л. Леонова, М. Булгакова, А. Платонова, С. Маршака, К. Чуковского, М. Зощенко, И. Ильфа и Е. Петрова, Б. Пильняка, Е. Замятина, И. Бабеля, Н. Клюева, О. Мандельштама; спектаклями К. Станиславского и В. Немировича-Данченко, В. Мейерхольда и А. Таирова; фильмами Н. Экка (режиссер первого звукового фильма), С. Герасимова, Г. и С. Васильевых, Г. Александрова, С. Эйзенштейна, Г. Козинцева, Д. Трауберга, Е. Дзигана; музыкой С. Прокофьева, Д. Шостаковича, А. Хачатуряна, Т. Хренникова, Д. Кабалевского, И. Дунаевского; живописью М. Грекова, Б. Иогансона, М. Нестерова, П. Корина, И. Грабаря, А. Дейнеки, А. Пластова, Ю. Пименова, К. Петрова-Водкина, П. Кончаловского, А. Рылова, М. Сарьяна, П. Филонова, К. Малевича; скульптурами В. Мухиной, Н. Томского, М. Манизера, Н. Андреева, И. Шадра; архитектурными сооружениями В., А. и А. Весниных, К. Мельникова, А. Щусева, И. Жолтовского, Б. Иофана, А. Лангмана, Л. Руднева.

Заметный след в истории культур национальных и всего советского народа оставили мастера культуры республик СССР. К их числу относятся, например, такие писатели и поэты, как М. Бажан, М. Рыльский, П. Тычина, В. Сосюра, А. Корнейчук (Украина), Я. Купала, Я. Колас, П. Бровка (Белоруссия), Т. Табидзе, П. Яшвили (Грузия), С. Зорьян, Е. Чаренц (Армения), С. Рустам, С. Вургун (Азербайджан), М. Турсун-заде, С. Айни (Таджикистан), Б. Кербабаев (Туркмения), Зульфия, Айбек (Узбекистан), М. Ауэзов (Казахстан), К. Кулиев (Кабардино-Балкария), Сулейман Стальский, Г. Цадасы (Дагестан), Ш. Кемал, М. Джалиль (Татария) и многие другие.

Утверждению основ новой идеологии и культуры служили не только созданные в 30-е гг. единые организации творческой интеллигенции (союзы писателей, художников, композиторов, архитекторов), но и цензурные органы (Главлит, Главискусство, Главрепертком), осуществлявшие идеологический контроль за деятельностью творческих организаций, проведением выставок, конкурсов, выпуском кинофильмов, репертуаров театров. Этим же целям служили «чистки» библиотек и передача на «спецхранение» научных трудов, художественных и публицистических произведений, не укладывающихся в новую систему ценностей. Сознательное игнорирование этих установлений, как и отклонение художников от партийной линии, вело к исключению из союза, лишению возможности обнародования произведений (а значит, и материальных благ), прямым репрессиям.

30-е гг. связаны с целой серией кампаний по критике и переосмыслению состояния философии, политэкономии, искоренению враждебных взглядов и теорий. Наиболее значимым оказалось переосмысление роли исторической науки и образования как наиболее действенных средств контроля над памятью народа и формирования патриотических чувств. Исторический нигилизм, насаждавшийся школой М. Н. Покровского, был осужден. В марте 1934 г. Политбюро признало необходимым восстановить с 1 сентября 1934 г. исторические факультеты в Московском и Ленинградском университетах, а затем в Томском, Казанском, Ростовском и Саратовском. С открытием исторических факультетов в университетах началась кампания по пересмотру отношения к истории страны, восстанавливалась преемственность в развитии истории Российской империи и СССР.

Утверждению таких представлений в массовом сознании служили одобренный в августе 1937 г. правительственной комиссией учебник А. В. Шестакова по истории СССР для начальной школы и «Краткий курс истории ВКП(б)», написанный в основном Е. М. Ярославским и П. Н. Поспеловым. Он был впервые опубликован в «Правде» в сентябре 1938 г. Автором названий всех глав книги, текста центрального раздела IV главы «О диалектическом и историческом материализме», многочисленных вставок, редакционной правки был Сталин.

Преподавание общественных дисциплин давало широкие возможности для приобщения к истории страны и пониманию значения революционного опыта последних десятилетий. Однако преподавание было слито с пропагандой культа личности, оправданием репрессий, шпиономанией. Так, в учебнике Шестакова сообщалось, что «у врагов народа была программа — восстановить в СССР ярмо капиталистов и помещиков… Шпионы пробираются на заводы и фабрики, в большие города и села. Надо тщательно следить за всеми подозрительными людьми, чтобы выловить фашистских агентов».

§ 5. Конституция 1936 г. и борьба с «врагами народа»

К середине 30-х гг. в стране произошли существенные экономические, социальные и политические изменения. Ликвидированы были многоукладность экономики, остатки господствующих классов; социально трансформировалось крестьянство, сформировались новая интеллигенция и новый правящий слой. 1 февраля 1935 г. пленум ЦК ВКП(б) выступил с предложением внести «некоторые изменения» в существующую Конституцию. Но в процессе работы выяснилось, что одними уточнениями и поправками текста Основного закона страны обойтись не удается. В результате к маю 1936 г. появился новый целостный его проект.

Прежняя Конституция СССР в юридическом плане состояла из двух частей: Декларации и Договора об образовании Союза ССР. Конституционная комиссия, созданная на VII Всесоюзном съезде Советов 6 февраля 1935 г., практически отошла от договорного характера, свойственного первой союзной Конституции и встала на путь подготовки принципиально нового документа — единой общегосударственной Конституции, охватывающей все стороны государственной жизни.

Проект Конституции, одобренный в начале июня 1936 г. пленумом ЦК партии и Президиумом ЦИК, 12 июня опубликован для всенародного обсуждения. Оно продолжалось почти полгода. Было зарегистрировано около 170 тыс. предложений по изменению и дополнению текста. Конечно, подавляющее большинство из них не получили отражения в Конституции, но некоторые были все же учтены. В ноябре, после публичного обсуждения проекта, он подвергся на VIII Чрезвычайном съезде Советов дополнительному редактированию. 5 декабря 1936 г. съезд утвердил проект Конституции.

Новый Основной закон провозглашал победу социализма в стране. Экономической основой государства объявлялась социалистическая собственность, существовавшая в двух формах — государственной и кооперативно-колхозной. Наряду с социалистической системой хозяйства закон допускал мелкое индивидуальное хозяйство, основанное на личном труде. Наиболее существенное отличие новой Конституции заключалось в том, что она не содержала «Декларацию об образовании СССР» — самую идеологизированную часть прежнего Основного закона.

Статья 2 новой Конституции декларировала: «Политическую основу СССР составляют Советы депутатов трудящихся». При этом вместо всесоюзных, республиканских и областных съездов Советов закреплялась система, включавшая районные, городские, республиканские Советы. Вершиной пирамиды государственной власти становился Верховный Совет СССР, образованный вместо прежнего ЦИК, как высший орган власти в СССР, избираемый всеобщим прямым и тайным голосованием и состоящий из двух равноправных палат.

Одна из палат — Совет Союза — избиралась по округам при норме один депутат на 300 тыс. жителей. Другая — Совет Национальностей — по союзным и автономным республикам, автономным областям и национальным округам по норме: 25 депутатов от каждой союзной республики, 11 депутатов от каждой автономной республики, 5 депутатов от каждой автономной области, 1 депутат от каждого национального округа.

Впервые в Конституции законодательно определялись место и роль компартии в политической системе. ВКП(б) объявлялась «передовым отрядом трудящихся», представляющим собой «руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных». Статья 126, содержащая эту запись, в действительности понималась как конституционное закрепление монополии партии на политическую власть. Партийным комитетам учреждений, предприятий, МТС и колхозов, как следовало из Устава ВКП(б), принятого на ее первом съезде после вступления в силу новой Конституции, предоставлялось право контроля за деятельностью администрации.

Реальная власть в стране фактически сосредоточилась в руках узкой группы лиц, входящих в Политбюро ЦК. А всю управленческую систему государственных и общественных организаций полностью контролировал ЦК ВКП(б). В аппарате ЦК действовало Управление кадров, в котором было 45 отделов по всем отраслям государственной, хозяйственной и общественно-политической жизни. Оно не только формировало руководство, назначая высших руководителей (рекомендовало избрать или утвердить имярек в должности), но и осуществляло повседневный контроль за номенклатурными работниками.

В статье 126 Конституции фактически определялась структура политической системы общества, перечислялись все ее элементы. Помимо ВКП(б), назывались «профессиональные союзы, кооперативные объединения, организации молодежи, спортивные и оборонные организации, культурные, технические и научные общества». Это значило, что только названные элементы системы рассматривались как законные. Иные организации, партии или движения, которые могли возникнуть, должны были рассматриваться как неформальные, незаконные.

В новой Конституции по сравнению с предыдущей усиливалась централизация экономической и политической жизни. Основной закон содержал перечень союзных, союзно-республиканских и республиканских наркоматов. К первым относились наркоматы обороны, иностранных дел, внешней торговли, путей сообщения, связи, водного транспорта, тяжелой промышленности, оборонной промышленности. Ко вторым — наркоматы пищевой, легкой, лесной промышленности, земледелия, зерновых и животноводческих колхозов, финансов, внутренней торговли, внутренних дел, юстиции, здравоохранения. Ряд отраслей государственного управления находился только в ведении союзных республик: просвещение, местная промышленность, коммунальное хозяйство, социальное обеспечение.

Конституция декларировала широкий круг гражданских и личных прав, включая право на труд, отдых, образование, материальное обеспечение в старости, а также в случае болезни и потери трудоспособности. Объявлялось равноправие всех граждан независимо от их национальности и расы во всех областях хозяйственной, государственной, культурной и общественно-политической жизни, а также равноправие мужчин и женщин.

Однако принцип равноправия во многом остался лишь на бумаге. Например, он не действовал в отношении представителей наций и национальных меньшинств, народов, создавших свою национальную государственность и не имеющих таковой. Не был доведен до конца этот принцип и в ситуации с правовым равенством городского и сельского населения. Большинство сельских жителей в отличие от горожан не имели паспортов и были фактически прикреплены к колхозам; на них не распространялось пенсионное законодательство и другие социальные гарантии.

Конституция впервые говорила о неприкосновенности личности, жилища и охране тайны переписки (ст. 127, 128). Это должно было гарантироваться тем, что аресты, обыски, выемки корреспонденции могли производиться лишь с санкции прокурора или по решению суда. Однако эти гарантии повсеместно нарушались при массовых репрессиях.

Новая Конституция отразила ужесточение позиции государства в отношении Церкви, произошедшее в начале 1929 г. Статья 124 закрепляла явное неравноправие между верующими и неверующими. За первыми уже не признавалось право вести религиозную пропаганду, им гарантировалась лишь свобода отправления религиозных культов. Вторые же имели по закону право вести антирелигиозную пропаганду.

Конституция 1936 г. провозглашала отмену ограничений демократии, свойственных переходному периоду. Устанавливались всеобщие прямые (вместо многоступенчатых), равные (вместо пропорциональных), тайные (вместо открытых) выборы в Советы всех уровней. Было отменено исключение из политической жизни каких-либо категорий населения, кроме осужденных судом и умалишенных. Лишение избирательных прав резко расширилось в период «великого перелома». Во время избирательной кампании 1928–1929 гг. в СССР в списки лишенцев были внесены 3,7 млн человек, или 4,9 % взрослого населения (4,1 % жителей сельской местности и 8,5 % — горожан). В 1930 г. категория лишенцев пополнилась бывшими «нэпманами». Теперь в ней значились «бывшие»: землевладельцы, торговцы, кулаки, дворяне, полицейские, царские чиновники, владельцы частных предприятий, члены оппозиционных политических партий, белые офицеры, а также служители культа, монахи. В 1932 г. «лишенцы» вместе с семьями насчитывали 7 млн человек, не имеющих прав — избирательных, на жилье, медицинское обслуживание и даже продуктовые карточки.

На основе новой Конституции СССР были разработаны и приняты Конституции союзных республик, в частности — РСФСР (21 января 1937 г.). Она закрепила новые системы органов власти, управления и выборов; изменившееся административно-территориальное деление, вызванное резко усилившейся централизацией управления при переходе к форсированной индустриализации и коллективизации сельского хозяйства.

В 1929 г. трехзвенная система административно-территориального деления страны — область (край), округ, район — была признана неэффективной, поскольку центральный партийно-государственный аппарат оставался слишком далеким от управления местными органами. Переход к двухзвенной системе привел к росту во всех республиках СССР количества районов (с 2443 в 1934 г. до 3463 в 1938 г.), краев и областей (в 2,5 раза на протяжении 30-х гг.).

Ликвидация не коснулась национальных округов. Напротив, их число увеличилось за счет созданного в 1929 г. Ненецкого национального округа в Архангельской области и появившихся в 1930 г. сразу нескольких новых национальных округов: Витимо-Олекминский (Читинская область; упразднен в 1938 г.), Корякский (Камчатская область); Остяко-Вогульский (с 1940 г. Ханты-Мансийский — в Тюменской область), Таймырский (Красноярский край); Чукотский (Магаданская область); Эвенкийский (Красноярский край), Ямало-Ненецкий (Тюменская область). В 1934 г. возник Аргаяшский национальный округ в Читинской области (упразднен в ноябре того же года). В 1934–1936 гг. существовал Охотский национальный округ в Нижнеамурской области. В 1937 г. были образованы Агинский Бурятский и Усть-Ордынский Бурятский национальные округа. В том же году в Калининской (Тверской) области были созданы Карельский и Опочецкий национальные округа (упразднены в 1938 и 1944 гг.). На территории СССР в июле 1934 г. насчитывалось 240 национальных районов и 5300 национальных сельсоветов. К категории национальных относился каждый 10-й район и 8—9-й сельсовет в стране.

В РСФСР к началу 1931 г. насчитывалось 14 краев и областей, 11 автономных республик, 14 автономных областей, 2085 районов. К принятию новой Конституции СССР ее состав существенно изменился. В автономные республики были преобразованы Кара-Калпакская (1932), Мордовская (1934) и Удмуртская (1934) автономные области. В 1934 г. образованы Чечено-Ингушская и Еврейская автономные области. 5 декабря 1936 г. созданы Коми, Марийская, Северо-Осетинская, Кабардино-Балкарская и Чечено-Ингушская автономные республики. В то же время Казахская и Киргизская АССР выделились из состава России и на правах союзных республик вошли в Союз ССР.

В новой Конституции СССР и разработанных на ее основе конституциях союзных республик ничего не говорилось о национальных районах и сельсоветах, что, как вскоре оказалось, означало переход к политике, направленной на их ликвидацию. Раньше национальные районы рассматривались едва ли не в первую очередь как средство для распространения идеи мировой революции через национальные диаспоры в приграничных регионах. В условиях избавления от утопии, совпавшего с ужесточением репрессивного режима, отношение к ним кардинально изменилось. На них стали смотреть не столько как на проводников революционных идей, сколько как на потенциальную «пятую колонну», готовую в случае войны выступить заодно с зарубежным ядром своего народа.

В 1937 г. РСФСР состояла из 5 краев, 19 областей, 17 автономных республик, 6 автономных областей, 10 автономных округов. Накануне Отечественной войны, 31 марта 1940 г., Карельская АССР преобразована в Карело-Финскую ССР, также выведенную из состава РСФСР. Созданные автономные образования обеспечивали наиболее полное выявление возможностей экономического, политического и культурного развития соответствующих национальностей, обеспечивали наиболее благоприятные условия для подготовки национальных кадров.

Система органов власти и управления в союзных республиках строилась по аналогии с центральными. Конституции союзных республик должны были соответствовать Основному закону СССР. В случае расхождения союзного и республиканского вариантов действовал союзный закон.

Выборы в новые органы власти в соответствии с новыми конституциями проходили в 1937 и 1938 гг. в праздничной обстановке. Однако «триумф демократии» уживался с массовыми репрессиям. Они назывались «ежовщиной» — по имени назначенного в сентябре 1936 г. наркомом внутренних дел СССР Н. И. Ежова, который сменил обвиненного в заговоре Г. Г. Ягоду.

Идеологическая кампания, связанная с принятием новой Конституции СССР и проведением на ее основе первых выборов, стала своеобразной ширмой, скрывавшей до предела обострившуюся к этому времени борьбу с инакомыслием в партии и стране в целом. Истоки ее следует искать в стремлении И. В. Сталина и его окружения не допускать оппозиции в условиях проведения в жизнь дерзостных, почти авантюристических планов перестройки страны. Конфронтации периода коллективизации заставили обратиться к испытанному ранее оружию — «красному террору» против «классовых врагов». Оправданием решительных мер служила необходимость быть во всеоружии перед угрозой со стороны гитлеровской Германии.

Убийство С. М. Кирова послужило поводом для физического устранения всех действительных и вероятных противников Сталина, способных стать потенциалом действующей в случае войны на стороне врага «пятой колонны». (Выражение получило распространение с 1936 г., с заявления по радио франкистского генерала Э. Моло о том, что его войска наступают четырьмя колоннами на Мадрид, а пятая, ранее созданная в самом Мадриде, готова в любой момент ударить изнутри, в спину республиканцам.)

В СССР официальным стал тезис, что «враги народа» проникли всюду — во все партийные, советские, хозяйственные органы, в руководство Красной Армии. В одном из выступлений конца 1934 г. М. И. Калинин говорил: «Вот, товарищи, зарубите себе на носу, что пролетарии Советского Союза находятся в осажденной крепости, а в соответствии с этим и режим Советского Союза должен соответствовать крепостническому». В согласии именно с такими представлениями в 1935–1938 гг. велась кампания по выявлению и очищению «крепости» от «врагов», которая сопровождалась многочисленными судебными процессами.

Первыми из наиболее громких были процессы по делам «ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Г. И. Сафарова, П. А. Залуцкого и других» (январь 1935 г.) и «московской контрреволюционной организации — группы «рабочей оппозиции» (март— апрель 1935 г., главные обвиняемые А. Г. Шляпников, С. П. Медведев).

В самом начале 1935 г. возникло так называемое кремлевское дело, в результате которого был снят с поста секретаря ЦИК А. С. Енукидзе. Как отмечалось в постановлении Политбюро «Об аппарате ЦИК СССР и тов. Енукидзе» (апрель 1935 г.), действительные мотивы его перемещения «на меньшую работу» не могли быть объявлены официально в печати, «поскольку их опубликование могло дискредитировать высший орган советской власти».

Окружение Енукидзе обвинялось в распространении «клеветы о товарище Сталине». Здесь активно обсуждалась версия о неестественной смерти его жены — о том, что самоубийство, а возможно, убийство Аллилуевой было вызвано ее несогласием с проводимым в стране политическим курсом. Вопреки официальной трактовке смерти Кирова утверждалось, что убийство не носит политического характера, а является результатом личной мести и т. д. В результате «дела» на работе в Кремле из 107 работников секретариата осталось только 9 человек. Остальные в большей своей части были репрессированы.

«Кремлевское дело» отразило разочарование политикой Сталина значительной части революционеров ленинского призыва, не связанных ранее ни с какими оппозициями, в частности его явной «изменой» идее мировой революции, выразившейся во вступлении СССР в буржуазную Лигу Наций. «Дело» укрепило Сталина в необходимости физического устранения разного рода оппозиционеров и значительной части старых революционеров. В мае 1935 г. было ликвидировано «Общество старых большевиков», в котором состояли 3,3 тыс. членов. В июне 1935 г. ЦИК принял постановление «О ликвидации Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев» (2,7 тыс. членов).

Новым толчком к репрессиям могла послужить изданная летом 1936 г. книга Л. Д. Троцкого «Что такое СССР и куда он идет?» (с 1991 г. публиковалась в России под названием «Преданная революция»). В ней не только развивалась тема о «бюрократическом абсолютизме» в СССР, но и содержался открытый призыв к советской секции Четвертого Интернационала и ко всем оппозиционерам в ВКП(б) (20–30 тыс. человек, по оценке Троцкого) начать революцию против сталинского режима. «Снять бюрократию, — писал он, — можно только революционной силой и, как всегда, с тем меньшими жертвами, чем смелее и решительнее будет наступление».

19—24 августа 1936 г. советская и мировая общественность были шокированы публичным процессом над крупнейшими деятелями ВКП(б) и Советского государства по делу о так называемом антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре. К уголовной ответственности были привлечены Г. Е. Зиновьев, А. Б. Каменев, Г. Е. Евдокимов (секретарь ЦК партии в 1926–1927 гг.), И. П. Бакаев (член ЦКК в 1923–1927 гг.), С. В. Мрачковский (командующий Приуральским, затем Западно-Сибирским военными округами в 1920–1923 гг.), В. А. Тер-Ваганян (секретарь Московского комитета РСДРП(б) в 1917 г., ответственный редактор журнала «Под знаменем марксизма» в 1922–1923 гг.), И. Н. Смирнов (нарком почт и телеграфа в 1923–1927 гг.), И. И. Рейнгольд (заместитель наркома земледелия до декабря 1934 г.), Р. В. Пикель (в прошлом заведующий секретариатом председателя ИККИ), Е. А. Дрейцер (комиссар дивизии в годы Гражданской войны, накануне ареста — заместитель директора завода «Магнезит» в Челябинской области), Э. С. Гольцман (сотрудник Наркомата внешней торговли), а также члены Германской компартии И-Д. И. Круглянский, В. П. Ольберг, К. Б. Берман, М. И. и П. Л. Лурье, прибывшие в СССР в начале 30-х гг. якобы по заданию Троцкого с целью совершения террористических актов. Подсудимым вменялись в вину подготовка и осуществление террористического акта против Кирова, подготовка покушения на Сталина и лиц из его ближайшего окружения, другие преступления. Все 16 подсудимых приговорены к расстрелу.

23—30 января 1937 г. Военная коллегия Верховного суда СССР в открытом судебном заседании рассмотрела уголовное дело «параллельного антисоветского троцкистского центра». По нему арестованы, преданы суду и приговорены к расстрелу Ю. Л. Пятаков (первый заместитель наркома тяжелой промышленности с 1932 г.), А. П. Серебряков (секретарь ЦК РКП(б) в 1920–1921 гг., до ареста — заместитель начальника Центрального управления шоссейных дорог и автотранспорта НКПС), Н. И. Муралов (один из руководителей Московского вооруженного восстания в октябре 1917 г., до ареста — начальник управления рабочего снабжения Кузбасстроя), а также ряд менее известных партийных и хозяйственных руководителей. Другие участники процесса — Г. Я. Сокольников (кандидат в члены Политбюро в 1924–1923 гг., первый заместитель наркома лесной промышленности с 1933), К. Б. Радек (заведующий бюро международной информации ЦК с 1932 г.) и В. В. Арнольд (заведующий гаражом и отделом снабжения на рудниках в Кузбассе) — приговорены к десяти, a М. С. Строилов (главный инженер треста Кузбасс-уголь) — к восьми годам тюремного заключения. Впоследствии все они тоже погибли.

Полной неожиданностью для многих советских людей стало сообщение (12 июня 1937 г.) о разоблачении «антисоветской троцкистской военной организации в Красной Армии» и расстреле 8 осужденных — представителей ее высшего командования. В прошлом это были: первый заместитель наркома обороны маршал М. Н. Тухачевский; командармы 1-го ранга командующий Киевским особым военным округом И. Э. Якир и командующий Белорусским особым военным округом И. П. Уборевич; командарм 2-го ранга начальник Военной академии им. М. В. Фрунзе А. И. Корк; комкоры Р. П. Эйдеман, Б. М. Фельдман, В. М. Примаков и В. К. Путна. Начальник Политуправления Красной Армии армейский комиссар 1-го ранга Я. Б. Гамарник застрелился накануне ареста.

Наиболее вероятной причиной репрессий в армии была борьба внутри военного ведомства за власть — между «кавалеристами» (Ворошилов, Буденный и др.) и «мотористами» (Тухачевский, Уборевич и др.). В мае 1936 г. Тухачевский и его сторонники уже ставили перед Политбюро вопрос об отставке Ворошилова с поста наркома. Следовательно, «антиворошиловский заговор» в армии не был ни для кого секретом. Но снятие его было бы явным умалением власти Сталина, а передача армии в руки, по мнению сталинистов, сомнительного в политическом отношении наркома и его сторонников была и вовсе неприемлемой.

Уже через 9 дней после суда над «троцкистской военной организацией» по обвинению в военном заговоре были арестованы 980 командиров и политработников, в том числе 1 маршал, 3 командарма, 29 комбригов, 37 комдивов, 21 комкор, 16 полковых, 17 бригадных и 7 дивизионных комиссаров. Обвинение военных в первую очередь коснулось лиц, которые в 1923–1925 гг. учились в Военной академии РККА и голосовали на партийном собрании за резолюцию, предложенную сторонниками Троцкого. От арестованных были получены показания об участии в заговоре, послужившие основанием для арестов новых тысяч командиров и политработников.

Таким образом, в результате судебных и внесудебных репрессий уже к концу 1937 г. физически ликвидированы значительная часть старой большевистской гвардии, многочисленные представители партийного и государственного аппарата, Вооруженных сил, заподозренные в нелояльности к существующему в стране режиму. В этом отношении характерна судьба 1966 делегатов XVII партийного съезда, представлявших значительную часть управленческой верхушки советского общества. 1108 (56,4 %) делегатов были арестованы, и большинство из них погибли. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК партии, избранных на съезде, 97 (69,8 %) впоследствии были репрессированы, пятеро (3,6 %) покончили самоубийством, четверо (2,9 %) расстреляны за нарушения законности. Масштабы репрессий позволяют говорить о фактическом перевороте в партии. Пик террора пришелся на период с августа 1937 по ноябрь 1938 г.

Начало «большому террору» было положено приказом наркома внутренних дел СССР «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» от 31 июля 1937 г. Наряду с бывшими кулаками в приказе назывались репрессированные в прошлом церковники и сектанты, бывшие активные участники антисоветских вооруженных выступлений, кадры антисоветских политических партий — эсеров, грузинских меньшевиков, дашнаков, мусаватистов, иттихадистов, бывшие активные участники бандитских восстаний, белые, каратели, репатрианты и т. п. Все эти миллионы обиженных политикой власти людей и составляли отнюдь не вымышленный потенциал «пятой колонны», внушавшей страх представителям правящего режима. Приказом предписывалось до декабря текущего года арестовать 268 950 человек, значительную часть из них заключить в лагеря сроком на 8—10 лет, а 75 950 человек — расстрелять. (Цифры были результатом сводки предложений местных управлений НКВД.) Таким образом уничтожалась и изолировалась в ГУЛАГе значительная часть населения, пострадавшая от режима в недавнем прошлом, но получившая по Конституции 1936 г. право голосовать наравне со всеми на предстоящих выборах.

В руководящих кругах не было сомнений в том, что голоса этой части электората на альтернативных выборах, при тайном голосовании, будут поданы против представителей партийной и государственной власти, баллотирующихся в Верховный Совет СССР. Работавшие на местах члены ЦК, первые секретари обкомов, крайкомов, ЦК национальных компартий явно не желали альтернативных выборов. Они прекрасно сознавали, что за перегибы, допущенные в ходе коллективизации и индустриализации, при тайном голосовании никто за них не проголосовал бы. Не случайно «квоты» на репрессии, зафиксированные в июльском приказе НКВД по первоначальным наметкам республиканских, областных и краевых управлений НКВД, по настоянию местных властей, наиболее обеспокоенных исходом голосования, были увеличены в 3–5 раз. Всего, в соответствии с этим приказом, репрессировано почти 770 тыс. человек. Среди репрессированных в 1937 г. было 137 тыс. служителей культа, из них расстреляно свыше 85 тыс. человек.

С сентября 1937 г. в репрессивной политике обнаружилась новая тенденция. Началась кампания в печати против «буржуазного национализма». Многие из репрессированных в национальных регионах погибли по обвинениям в национализме и связанном с ним шпионаже, измене Родине. Репрессии были напрямую связаны с представлениями о враждебности к Союзу ССР окружающих государств. Идеи национального и государственного патриотизма, военно-государственного противостояния, которые стали все в большей мере определять советскую национальную политику, отодвинули на задний план традиционные схемы классовой борьбы и во многом обусловили жестокость репрессий против всех, кто был прямо или косвенно связан с государствами «враждебного окружения». Отношение к немцам и японцам — гражданам стран вероятного противника — было с вызывающей откровенностью выражено 12 апреля 1938 г. в издававшейся в Москве для распространения за рубежом газете «Journal de Moscou»: «Не будет ни в коем случае преувеличением, если сказать, что каждый японец, живущий за границей, является шпионом, так же как и каждый немецкий гражданин, живущий за границей, является агентом гестапо».

20 июля 1937 г. Политбюро ЦК постановило «дать немедля приказ по органам НКВД об аресте всех немцев, работающих на оборонных заводах». 30 июля подписан приказ, касавшийся уже советских граждан немецкой национальности. В августе появились аналогичные решения относительно поляков, а затем и корейцев, латышей, эстонцев, финнов, греков, китайцев, иранцев, румын. Под нож репрессий попали 30 938 советских граждан, ранее работавших на Китайско-Восточной железной дороге и вернувшихся в СССР после продажи дороги в 1933 г. В приказе НКВД от 20 сентября 1937 г. говорилось, что они «в подавляющем большинстве являются агентурой японской разведки». 23 октября издан приказ, в котором делался упор на то, что агентура иностранных разведок переходит границу под видом лиц, ищущих политического убежища, и предлагалось: «всех перебежчиков, независимо от мотивов и обстоятельств перехода на нашу территорию, немедленно арестовывать». Предавались суду и профессиональные революционеры, переходившие на территорию СССР. В результате выполнения названных приказов к 10 сентября 1938 г. были осуждены к расстрелу 172 830 человек, к разным мерам наказания — 46 912 человек.

Соображениями государственной безопасности были продиктованы и меры об «очищении» приграничной полосы от населения, этнически родственного народам сопредельных стран. Первые операции такого рода были проведены в 1929–1930 гг. Они коснулись небольшой части корейцев, поляков и финнов, живших в приграничных районах. С 1933 г. началось выселение неблагонадежных граждан из так называемых режимных городов, местностей и железнодорожных узлов (со временем их число достигло 340). С 1933 г. стала расширяться практика выселения из приграничной зоны шириной от 15 до 200 и даже (на Дальнем Востоке) — до 500 км. В апреле 1936 г. правительство СССР приняло решение о переселении из Украины в Казахстан 45 тыс. поляков и немцев. В 1937 г. из районов Дальнего Востока депортированы в Казахстан и Узбекистан 172 тыс. корейцев. С включением в СССР Западной Украины и Белоруссии, республик Прибалтики и Молдавской ССР политика депортаций получила дальнейшее развитие. За 1939–1941 гг. только на территории новых западных областей Украины и Белоруссии арестовано 134,5 тыс. бывших граждан польского государства и около 200 тыс. выслано.

Растущей подозрительностью в отношении всех, кто был прямо или косвенно связан с враждебными Советскому Союзу государствами, вызвана ликвидация многих культурно-образовательных и территориально-управленческих учреждений нацменьшинств. 1 декабря 1937 г. Оргбюро ЦК рассмотрело вопрос «О ликвидации национальных районов и сельсоветов». В обосновании решения указывалось, что «в ряде областей и краев искусственно созданы различные национальные районы и сельсоветы (немецкие, финские, корейские, болгарские и др.), существование которых не оправдывается национальным составом их населения. Более того, в результате специальной проверки выяснилось, что многие из этих районов были созданы врагами народа с вредительскими целями». В результате численность национальных районов и сельских Советов в стране существенно уменьшилась.

Средством избавления ВКП(б) от членов, замешанных в связях с оппозицией и «врагами народа», были «чистки партии». По решению XVI партийной конференции генеральная чистка партии прошла в 1929–1930 гг. (исключено 7,8 % коммунистов). Еще одна чистка проводилась по постановлению объединенного пленума ЦК и ЦКК (январь 1933 г.). К середине 30-х гг. в стране насчитывалось 1,5 млн бывших членов партии.

Жесточайшие репрессии и чистки выросли по существу из идейных споров, возникших после смерти Ленина между сталинистами и оппозицией. Вместе с тем логика идеи «социализма в одной стране» уже в 1934 г. привела к осознанию, что победа мировой революции невозможна без опоры на наиболее многочисленный в СССР русский народ, его патриотизм и национальные традиции. Эта же логика повлекла выдвижение во власть нового слоя людей.

Согласно официальным данным, в процессе «обострения классовой борьбы» за уголовные и политические преступления в 1929–1934 гг. по делам ОГПУ — НКВД приговорены к смерти 39 899 человек, причем большинство (77,4 %) приходилось на 1930 и 1931 годы — первые годы массовой коллективизации; в 1935 г. — 1229 человек, в 1936–1118. В последующие два года «большого террора» число репрессированных достигло своего пика. В 1937 г. — 353 074 приговоренных к расстрелу, в 1938-м — 328 618.

Жертвами массового террора становились не только руководители партийных, советских, хозяйственных, военных структур, но и многие рядовые члены партии, деятели науки и культуры, инженеры, рабочие, колхозники. Молотов, оправдывая репрессии, утверждал позднее: «Если учесть, что мы после революции рубили направо-налево, одержали победу, но остатки врагов разных направлений существовали, и перед лицом грозящей опасности фашистской агрессии они могли объединиться. Мы обязаны 37-му году тем, что у нас во время войны не было пятой колонны».

§ 6. Национальная политика

Годы первых пятилеток были временем кардинальных изменений в национальной политике Советского государства. Если национальную политику 20-х гг. расценивать как постоянную уступку «националам», то с началом 30-х гг. начинает меняться отношение к русским национальным чувствам и интересам. Этот поворот обнаружил себя в решении положить конец экспериментам с русской национальной письменностью. В январе 1930 г. Политбюро ЦК дало указание прекратить разработку вопроса о латинизации русского алфавита, рассматривавшейся ранее необходимым условием приобщения к «передовой» европейский культуре. 12 лет советской истории превращали этот проект в явный анахронизм.

Формально СССР уже назывался страной социалистической (значит, передовой) культуры, а латинизированный Запад — буржуазной (следовательно, отсталой). Вместе с тем победа мировой революции все далее отодвигалась за горизонт обозримого будущего, а объективные интересы СССР требовали знания единого межнационального языка от всех его граждан. Обстоятельствами исторического развития таким языком с давних пор становился русский, и власть проявила готовность признать эту роль языка вместе с кириллической основой его письменности. Латинизация стала представляться искусственной преградой, загораживающей нерусскому населению доступ к средству межнационального общения.

В октябре 1933 г. комиссия под руководством М. И. Калинина предложила заменить латинизированный алфавит у малочисленных народов СССР русским. В 1934 г. в только начавших создаваться школах для кетов и ительменов было решено ввести преподавание целиком на русском языке, в остальных школах народов Севера вводить его изучение со второго класса, и с третьего переводить на него обучение. Практически перевод на кириллицу письменности народов Севера (а позже и других) начался после выхода постановления Президиума ЦИК (июнь 1935 г.).

Показательным было также постановление Секретариата ЦК конца 1930 г., резко осуждавшее помещенные в «Правде» и «Известиях» фельетоны Демьяна Бедного, в которых в привычном дотоле духе огульно охаивались дореволюционная Россия как страна «рабски-ленивая, дикая, в хвосте у культурных Америк, Европ» и патриоты такой России с их якобы неизменно низменными чувствами. Предметом нападок фельетониста были К. Минин и Д. Пожарский, «исторических два казнокрада». Памятники таким патриотам предлагалось «взрывать динамитом» и вместе с прочим «историческим хламом» сметать с городских площадей. Бичевались «национальные черты» русских — «лень», «сидение на печке», «рабская, наследственно-дряблая природа». Фельетоны были осуждены как клевета на народ, развенчание СССР, русского пролетариата и как выражение троцкистских представлений о России.

В феврале 1931 г. краеугольный камень в основание нового идеологического курса в решении национального вопроса заложило выступление Сталина на всесоюзной конференции работников социалистической промышленности. Он заявил: «В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, — у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость». Новое определение «социалистического отечества» потребовалось для того, чтобы сузить его неопределенные пролетарско-мировые очертания до реальных границ СССР. Это позволяло «реабилитировать» патриотизм в его привычном для широких масс виде, начать его культивирование как высшей доблести советских людей.

31 октября 1931 г. в письме в редакцию журнала «Пролетарская революция» Сталин сделал особое ударение на «русском первенстве» в мировом революционном движении. Он утверждал, что русский пролетариат является авангардом международного пролетариата, а последовательный и до конца революционный интернационализм большевиков — образец пролетарского интернационализма для рабочих всех стран. Согласно этому не западные марксисты должны давать уроки своим русским товарищам, а наоборот. Несогласие с подобного рода русоцентризмом означало, по определению Сталина, «троцкистскую контрабанду».

Окончательному закреплению поворота к признанию значимости отечественной истории и патриотизма в сплочении советского общества способствовал приход Гитлера к власти в Германии в январе 1933 г. под лозунгами национального возрождения, реваншизма и расширения «жизненного пространства» для немецкой нации. Развитие германских событий ускорило эволюцию сталинского режима в национал-большевистском направлении, все более отклонявшемся от курса на мировую революцию. 19 декабря 1933 г. Политбюро ЦК заявило о готовности СССР вступить в Лигу Наций и заключить в ее рамках региональное соглашение «о взаимной защите от агрессии со стороны Германии». Вскоре после принятия 18 сентября 1934 г. СССР в Лигу Наций Сталин начал утверждать, что намерений произвести мировую революцию «у нас никогда не было».

Важные последствия имел анализ ситуации в Германии в Политбюро с участием Г. Димитрова. (В феврале 1933 г. он был обвинен в поджоге рейхстага и заключен в нацистскую тюрьму. Спустя год освобожден и вскоре после прибытия в Москву введен в Президиум Исполкома Коминтерна.) Политбюро пришло к выводу, что главная причина неудач коммунистов крылась в неправильном подходе к европейским рабочим, в пропаганде, замешанной на национальном нигилизме, игнорировании своеобразия национальной психологии. Димитров, избранный генеральным секретарем Исполкома Коминтерна, начал перестраивать его работу с учетом выявленных ошибок.

Исправление ошибок в СССР началось со снятия проклятия с «великорусского национализма». Постановление X съезда РКП(б) «Об очередных задачах партии в национальном вопросе» (март 1921 г.) решало этот вопрос однозначно: из двух возможных уклонов в национальном вопросе «особый вред» представляет «великорусский». XVII съезд партии (январь 1934 г.) предписал парторганизациям впредь руководствоваться положением о том, что «главную опасность представляет тот уклон, против которого перестали бороться и которому дали, таким образом, разрастись до государственной опасности». Как показали дальнейшие события, репрессии чаще всего сопрягались с обвинениями в местном национализме.

Важнейшее значение имел пересмотр взглядов на роль исторической дисциплины в школьном и вузовском образовании. Было признано необходимым использовать ее как мощное средство целенаправленного формирования общественного исторического сознания и воспитания патриотических чувств. С марта 1933 г. работала комиссия при Наркомпросе РСФСР по написанию нового учебника по истории России и СССР. Первые опыты оказались неудачными.

20 марта 1934 г. вопрос об учебнике стал предметом обсуждения на расширенном заседании Политбюро. Подготовленные учебники были забракованы Сталиным, считавшим, что в них представлены только «эпохи» без фактов, событий, людей. На заседании был сформулирован важный тезис о роли русского народа в отечественной истории. В этой связи Сталин заметил: «Русский народ в прошлом собирал другие народы. К такому же собирательству он приступил и сейчас».

По итогам обсуждения были сформированы и утверждены авторские группы по написанию новых учебников. В 1934–1937 гг. прошел конкурс на составление лучшего учебника по истории СССР. Его проведение отразило столкновение национально-русской и национал-нигилистской позиций. Член конкурсной комиссии Бухарин полагал, что учебник должен содержать описание вековой русской отсталости и России как «тюрьмы народов». Этапы становления Руси — принятие христианства, собирание русских земель — предлагалось рассматривать с нигилистических позиций. В проекте, подготовленном группой И. И. Минца, события делились на революционные и контрреволюционные. Контрреволюционерами представлялись Минин и Пожарский. В этой связи, по свидетельству А. С. Щербакова, «уже в конце 1935 г. по указанию Центрального Комитета был поставлен вопрос о Минине и Пожарском, о защите Москвы… Поставленные вопросы многих удивили. Много было нигилизма к своей русской истории (непонимание наследства)».

Не дожидаясь итогов конкурса, СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли 15 мая 1934 г. постановление «О преподавании гражданской истории в школах СССР». Три недели спустя, 9 июня, передовая статья «Правды» возвела в ранг высших общественных ценностей понятия «Родина», «патриотизм». Честь и слава, мощь и благосостояние Советского Союза провозглашались высшим законом жизни патриотов. Советский патриотизм (любовь и преданность своей родине) определялся как высшая доблесть советского человека. Опубликованное тогда же постановление ЦИК «О дополнении Положения о преступлениях государственных (контрреволюционных и особо для Союза СССР опасных преступлениях против порядка управления) статьями об измене родине» возводило такую измену в разряд преступления, караемого расстрелом виновного и лишением свободы членов его семьи. В августе 1934 г. Сталин, Жданов и Киров подготовили замечания о конспектах учебников по «Истории СССР» и «Новой истории». Замечания были незамедлительно доведены до сведения историков, участвовавших в создании учебников.

Таким образом определился курс на превращение СССР в родину советских патриотов. В качестве силы, призванной по-новому собирать другие народы, был признан русский народ. По сталинской футурологии, русские должны были стать своеобразным цементом «зональной» общности советских народов.

Новое качество этой общности отмечено в связи с принятием новой Конституции СССР. По Сталину, она стала результатом уничтожения эксплуататорских классов, «являющихся основными организаторами междунациональной драки»; наличия у власти класса — носителя идей интернационализма; фактического осуществления взаимной помощи народов. Наконец, она связывалась с расцветом национальной культуры народов СССР. «Изменился в корне облик народов СССР, исчезло в них чувство взаимного недоверия, развилось в них чувство взаимной дружбы и наладилось, таким образом, настоящее братское сотрудничество народов в системе единого союзного государства».

Конституция СССР 1936 г. и конституции союзных республик, принятые на ее основе, не упоминали о национальных меньшинствах, существовавших в то время национальных районах и сельсоветах, о политике «коренизации», которой придавалось большое значение в 20-е гг. Было объявлено, что в Советский Союз входит «около 60 наций, национальных групп и народностей», несмотря на то что перепись населения 1926 г. зафиксировала в три раза больше национальностей, проживающих в стране. Все это не могло не свидетельствовать о коренном изменении политики в отношении национальных меньшинств и малых народов.

В начале 1936 г. пресса отмечала большие успехи на языковом фронте строительства социалистической культуры, выразившиеся, в частности, в переходе на латинизированный алфавит 68 национальностей, или 25 млн советских граждан. Для развития успеха ЦИК предлагал созвать всесоюзное совещание по вопросам языка и письменности национальностей СССР. Однако Сталин и Молотов неожиданно выступили против. Более того, в мае 1936 г. отдел науки, научно-технических изобретений и открытий ЦК партии предложил осудить латинизацию как «левацкий загиб Наркомпроса и т. Луначарского». Работа по латинизации алфавитов критиковалась как надуманная и вредная, которая «не сближает малые национальности с основными народами, а разъединяет и отталкивает их». В июле 1937 г. Всесоюзный центральный комитет нового алфавита был ликвидирован.

Новая Конституция уже не рисовала перспективу превращения СССР в будущем в мировую республику. Она исходила из представлений об отечестве, суженном до реальных границ государства. Отношение к его прошлому резко менялось. Этот поворот был явно обозначен в год принятия Конституции. В начале 1936 г. Бухарин, живописуя в «Известиях» блеск большевистских достижений в перестройке страны, привычно пытался усиливать их сопоставлениями с позорной отсталостью дореволюционной России, темнотой и убогостью ее народов: «Нужны были именно большевики… чтобы из аморфной, малосознательной массы в стране, где обломовщина была самой универсальной чертой характера, где господствовала нация Обломовых, сделать ударную бригаду мирового пролетариата!…Эта расейская растяпа! Эти почти две сотни порабощенных народов, растерзанных на куски царской политикой! Эта азиатчина! Эта восточная «лень»! Куда все это девалось?»

Упражнениям такого рода было решено положить конец. Передовая статья «Правды» гласила: «Только любители словесных выкрутасов, мало смыслящие в ленинизме, могут утверждать, что в нашей стране до революции «обломовщина была самой универсальной чертой характера».

«Правда» призывала преодолеть «левацкий интернационализм», непонимание того, что «коммунисты отнюдь не должны отгораживаться от положительной оценки прошлого своей страны». Дело изображалось таким образом, будто «партия всегда боролась против каких бы то ни было проявлений антиленинской идеологии «Иванов, не помнящих родства», пытающихся окрасить все историческое прошлое нашей страны в сплошной черный цвет».

Знаком решительных перемен на историческом фронте стала ликвидация Коммунистической академии, возглавлявшейся ранее Покровским. К преодолению ошибок его школы были привлечены ранее осуждавшиеся как «великорусские националисты» историки дореволюционной школы С. В. Бахрушин, Ю. В. Готье, Б. Д. Греков, В. И. Пичета, Е. В. Тарле, А. И. Яковлев и др. Выученики «школы Покровского» (Н. Н. Ванаг, А. Г. Пригожин, С. Г. Томсинский, Г. С. Фридлянд и др.), не сумевшие правильно сориентироваться в новых условиях, были репрессированы. Их участь разделил и академик Н. М. Лукин (директор Института истории Комакадемии в 1932–1936 гг., затем директор Института истории АН СССР), бывший после смерти Покровского фактическим руководителем советских историков.

Основание «национальной» школы советских историков связывается с именем академика Б. Д. Грекова, возглавлявшего Институт истории АН СССР в 1937–1953 гг. Отличие новой исторической концепции от прежней заключалось в трактовке места и роли русского народа в отечественной и мировой истории.

В канун принятия новой Конституции СССР значимость новой исторической концепции наглядно продемонстрирована в случае с постановкой А. Я. Таировым в Камерном театре Москвы пьесы Д. Бедного «Богатыри». Герои былинного эпоса выведены в спектакле в карикатурном виде. В духе антирелигиозных кампаний 20-х гг. в спектакле было представлено крещение Руси как случайное событие «по пьяному делу». Казалось, что постановку с использованием музыки великого русского композитора А. П. Бородина ожидал больший успех в сравнении со столь же карикатурным спектаклем «Крещение Руси» (шел в Ленинграде в 1931–1932 гг.).

Однако реакция на «Богатырей» оказалась совершенно иной. На премьере спектакля был Председатель Совнаркома Молотов. Посмотрев один акт, он демонстративно встал и ушел. Режиссеру передали его возмущенную оценку: «Безобразие! Богатыри ведь были замечательные люди!» Пьеса Д. Бедного никак не соответствовала изменившемуся отношению к истории. Газета «Правда» подвергла спектакль подлинному разгрому. Официальная реакция на постановку, усиленная многочисленными собраниями творческой интеллигенции, воочию демонстрировала серьезность намерений власти отбросить негодные традиции в изображении истории русского народа.

В 1937 г. концепция об исторической роли русского народа приобрела новую составляющую. «Великого» и «первого среди равных» впредь было предложено именовать еще и «старшим братом» других советских народов. Связано это было скорее всего с новой трактовкой старой задачи о ликвидации фактического неравенства наций. В 20-е гг. она отличалась явно некорректной прямолинейностью. Например, в книге Г. С. Гурвича «Основы Советской Конституции» (1929) утверждалось: «Одно из драгоценнейших прав отсталых наций в Советском Союзе есть их право на активную помощь, и праву этому соответствует обязанность «державной нации» оказать помощь, которая есть только возвращение долга».

Новое титулование русского народа позволяло по существу дезавуировать заявления об окончательном разрешении национального вопроса, которые вели к нежелательным практическим выводам, в частности о том, что дальнейшей помощи «отставшим» народам и регионам со стороны русского народа не требовалось. В интересах же «отставших» было продолжение политики ликвидации «остатков» национального неравенства. В 1938 г. обозначившаяся коллизия разрешилась в пользу продолжения помощи.

Концепция отечественной истории, отражавшая новое видение исторической роли русского народа, складывалась при подготовке нового школьного учебника по истории и сопровождалась постоянной критикой участников конкурса в нежелании отречься от схемы Покровского. Авторы почти всех 46 конкурсных рукописей учебников, заявил А. С. Бубнов на заседании жюри конкурса в январе 1937 г., проводят антиисторическую линию при анализе процесса собирания Руси, образования и укрепления Московского княжества. Их упрекали, в частности, в непонимании того, что вхождение Украины и Грузии в единоверное Московское царство в конкретных исторических условиях было «наименьшим злом» для этих народов. Историков призывали к пересмотру старой точки зрения, «которая изображала колониальную политику России как сплошное черное пятно в истории».

Лучшим из представленных на конкурс учебников был признан «Краткий курс истории СССР» для 3–4 классов, подготовленный историками Московского государственного педагогического института во главе с А. В. Шестаковым. Советский период истории рассматривался в нем в преемственной связи с общим развитием российской государственности. Доработанный с участием опытных историков старой школы (К. В. Базилевич, С. В. Бахрушин, Б. Д. Греков, Н. М. Дружинин, В. И. Пичета) и утвержденный в июле 1937 г. текст учебника представлял своеобразный сплав двух главных идей — возвеличивания старой государственности, а также неизбежности и благотворности победы социализма в России. В начале октября 1937 г. издание вышло в свет. Воплощенные в нем государственно-патриотическая концепция отечественной истории, идея преемственности лучших традиций предков новыми поколениями соотечественников повторялись другими учебниками.

Для занятий в высшей школе были рекомендованы переизданные тогда же курс русской истории В. О. Ключевского, материалы из учебника по русской истории С. Ф. Платонова, другие работы историков старой школы. Решено было переиздать «Историю XIX века» французских историков Э. Лависса и А. Рамбо — с частью, посвященной истории России. Особенно примечательно в этом издании предисловие Е. В. Тарле, напечатанное и в журнале «Большевик». Роль России и русского народа в мировой истории представлялась здесь в духе, диаметрально противоположном «школе Покровского». Россия, писал Тарле, была не только жандармом Европы; от начала и до конца XIX в. она оказывала колоссальное влияние на судьбы человечества. Этот век был временем, когда русский народ властно занял одно из центральных, первенствующих мест в мировой культуре. Россия дала миру не только четырех титанов — Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского. Одно из первых мест заняли русские и в области живописи (Суриков, Репин, Верещагин, Серов), и в музыке (Глинка, Мусоргский, Римский-Корсаков, Даргомыжский, Рахманинов и Чайковский), и в точной науке (Лобачевский, Менделеев, Лебедев, В. Ковалевский). Этот век «был временем, когда впервые особенно ярко проявилось мировое значение русского народа, когда впервые русский народ дал понять, какие великие возможности и интеллектуальные и моральные силы таятся в нем и на какие новые пути он может перейти сам и в будущем повести за собой человечество».

Новая историческая концепция, утверждавшаяся в 1936–1937 гг., отнюдь не была лишь событием науки. В условиях подготовки к войне она становилась основой массовой пропаганды, героико-патриотического воспитания, духовной мобилизации населения на защиту Родины. Традиции Гражданской войны и пролетарской солидарности для Отечественной войны мало подходили. Новым целям историко-патриотического воспитания служили и широкое празднование столетия памяти А. С. Пушкина в начале 1937 г., и выход на экраны в июле кинофильма «Петр Первый», в котором российский император предстал перед зрителями положительным героем, величайшим государственным деятелем, пекущимся исключительно о благе отечества. 7 сентября 1937 г. состоялось открытие Бородинского исторического музея, приуроченное к 125-летию войны с Наполеоном. Оно стало поводом для прославления фельдмаршала Кутузова и других полководцев, еще недавно изображавшихся врагами трудящихся, реакционерами.

§ 7. Внешняя политика

С конца 20-х гг. на обстановку в мире и внешнюю политику СССР во многом влиял мировой экономический кризис, приобретший наиболее выраженный характер в 1929–1933 гг. Это привело к значительному сокращению промышленного производства в развитых капиталистических странах: в США — на 46 %, в Германии — на 40 %, во Франции — на 31 %, в Англии — на 16 %. Начало кризиса расценивалось в СССР, и особенно в Коминтерне, как предвестие нового этапа долгожданной мировой пролетарской революции. Однако капитализм в очередной раз продемонстрировал свою прочность: кризис был преодолен. Во многом — благодаря усилению государственного вмешательства в экономическую и общественную жизнь и перекачке ресурсов из колониальных и зависимых стран. Преодоление кризиса в силу особенностей разных стран носило либерально-реформистский (характерный для США, Англии), социал-реформистский (скандинавские страны, на первых порах Франция) и тоталитарный (Германия, Италия, Япония) характер.

Советский Союз, приступивший к модернизации своей экономики в условиях враждебного окружения, фактически был вынужден вести борьбу за выживание. В наиболее отчетливой форме такая стратегия выражена И. В. Сталиным в феврале 1931 г. на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Внешняя политика на период форсированной модернизации страны имела целью обеспечить безопасность для проведения реконструкции народного хозяйства страны и создания надежных Вооруженных сил, способных оградить страну от внешней угрозы.

По Конституции страны, самыми высокими полномочиями в области внешних сношений обладал Верховный Совет СССР. Общее руководство сношениями возлагалось на правительство. В действительности непосредственно руководили внешней политикой Политбюро и его глава. Повседневную внешнеполитическую деятельность осуществляли Наркомат (министерство) иностранных дел (главы: Г. В. Чичерин, 1923–1930 гг.; М. М. Литвинов, 1930–1939 гг.; в. м. Молотов, 1939–1949 гг.), внешнеэкономическую — наркоматы, ведавшие внешней торговлей.

В начале 1-й пятилетки внешнюю политику СССР пришлось вести в условиях усиления интервенционистских настроений в империалистических странах. Стремясь к мирному сосуществованию государств с различными социально-политическими системами, Советский Союз присоединился к подписанному в Париже девятью державами в августе 1928 г. «пакту Бриана — Келлога» (инициаторы — министр иностранных дел Франции и госсекретарь США) об отказе от войны как средства внешней политики и первым ввел его в действие. В октябре 1929 г. удалось восстановить дипломатические отношения СССР и Великобритании, разорванные в 1927-м.

В том же, 1929 г. Советская страна впервые после окончания Гражданской войны подверглась серьезной военной провокации. 10 июля отряды маньчжурских войск и белогвардейцев разгромили советское консульство в Харбине; захватили Китайско-Восточную железную дорогу, находившуюся с 1924 г. в совместном советско-китайском управлении; арестовали советскую администрацию дороги (более 200 человек). Одновременно маньчжурские войска начали обстреливать советские пограничные заставы и населенные пункты. Попытки советского правительства разрешить конфликт мирными средствами были сорваны, 16 августа оно разорвало дипломатические отношения с Китаем. Была создана Особая дальневосточная армия под командованием В. К. Блюхера (18,5 тыс. бойцов и командиров), которая в октябре — ноябре 1929 г. изгнала интервентов из советских районов Приморья и Забайкалья. 22 декабря 1929 г. было подписано советско-китайское соглашение, по которому на КВЖД восстанавливалось прежнее положение. Однако полномасштабное восстановление дипломатических отношений между двумя странами произошло лишь в 1932 г.

В 1931 г. на Дальнем Востоке возникла новая опасность. Япония, захватив Маньчжурию, стала превращать ее в военный плацдарм для нападения на СССР. Началась интенсивная подготовка Квантунской армии к будущей войне. Япония отказывалась подписать предложенный СССР пакт о ненападении. В 1935 г. Советский Союз был вынужден продать КВЖД властям Маньчжоу-Го (Маньчжурская империя, создана Японией на территории северо-восточных провинций Китая; существовала с марта 1932 г. до августа 1945 г.). Поставлен он был также и перед необходимостью преодолевать экономическую блокаду со стороны западных держав.

В 1930 г. Вашингтон и Лондон обвинили СССР в вывозе на мировой рынок товаров по демпинговым ценам и добились введения запретов на советский экспорт. Правительство Франции в мае 1930 г. выступило с планом создания блока европейских государств под названием «пан-Европа», направленного против Советского Союза. Враждебную политику в отношении СССР вело правительство США. Оно упорно отказывалось признать его.

Советское правительство отвечало на эти меры перенесением внешнеторговых сделок на страны, которые воздерживались от подобных действий. В условиях кризиса многие капиталистические фирмы, несмотря на эмбарго, продавали Советскому Союзу станки и оборудование. В США удалось закупить до 50 % общего экспорта тракторов из этой страны, в Германии — около 25 % сельскохозяйственных машин, в Англии — более 10 % текстильного оборудования, в Польше — почти все ее литье. Таким образом, советские заказы даже помогали выходу экономики этих стран из кризиса. Поэтому и деловые круги Запада были заинтересованы в нормализации отношений с СССР. В результате Франция отменила запретительные меры в отношении советского экспорта, Германия и Италия предоставили Советскому Союзу кредиты.

В 1932 г. международные позиции СССР значительно окрепли. После длительных переговоров состоялось подписание договоров о ненападении с Латвией, Эстонией, Финляндией, Францией и Польшей. В том же году советская делегация выступила на Международной конференции в Женеве с предложением о всеобщем и полном разоружении.

В 1933 г., в условиях нарастания военной угрозы в Европе (после прихода в Германии к власти фашистов) и Азии (в связи с агрессией Японии против Китая), СССР стал участником Конвенции об определении агрессора и выступил с инициативой создания системы коллективной безопасности в Европе и Азии. В августе 1933 г. он подписал акты об определении агрессора с Литвой, Ираном, Латвией, Польшей, Румынией, Турцией, Чехословакией, Эстонией, Югославией и Афганистаном. В 1934 г. к Конвенции присоединилась Финляндия. В сентябре 1933 г. заключен договор о ненападении и нейтралитете между СССР и Италией. Позиции нашей страны укрепились также с признанием существования Советского Союза правительством США. Дипломатические отношения между СССР и США были установлены 16 ноября 1933 г.

20 декабря 1933 г. состоялось важное заседание Политбюро ЦК, рассмотревшее разработанный Наркоматом по иностранным делам план по созданию системы коллективной безопасности. Одобрение нового внешнеполитического курса на развертывание «борьбы за коллективную безопасность против агрессоров», заключение «регионального соглашения о взаимопомощи большого числа европейских государств», возможность вступления СССР в Лигу Наций означало отказ от обанкротившейся тактики «разжигания мировой революции» и сосредоточение на борьбе за сохранение мира на Европейском континенте.

18 сентября 1934 г. СССР был принят в Лигу Наций. К середине 30-х гг. он установил дипломатические отношения с большинством стран мира. Одной из его инициатив было предложение о заключении «Восточного пакта», в который, помимо СССР, вошли бы Польша, Чехословакия, Финляндия, Эстония, Латвия, Литва и Германия. Пакт предусматривал оказание военной помощи любому его участнику, подвергшемуся агрессии, кто бы ни был агрессором, и был направлен на то, чтобы создать препятствие на пути развязывания войны, в первую очередь со стороны Германии. Одновременно предлагалось заключить и Тихоокеанский пакт с участием СССР, США, Англии, Голландии и Японии. Предложения не были приняты. В сентябре 1934 г. отвергла свое участие в пакте Германия. Ее поддержала Польша. Однако Советскому Союзу удалось заключить в мае 1935 г. пакты о взаимопомощи в случае агрессии с Францией и Чехословакией. Тогда же обе эти страны заключили договор о взаимопомощи между собой.

В СССР была резко сокращена риторика о мировой революции. VII конгресс Коминтерна, работавший в Москве в июле — августе 1935 г., провозгласил курс на создание единого антифашистского народного фронта. Между тем обстановка на Европейском континенте продолжала обостряться. В 1935 г. фашистская Германия односторонним актом порвала Версальский мирный договор 1919 г., введя в марте всеобщую воинскую повинность и объявив о создании военной авиации. В июне 1935 г. Великобритания и Германия заключили морское соглашение, разрешавшее Германии, вопреки Версальскому договору, иметь военно-морской флот до одной трети надводных и почти половину подводных судов от уровня английского флота. 3 октября 1935 г. Италия напала на Абиссинию (Эфиопию) и оккупировала ее в начале мая следующего года. 9 мая 1936 г. в Риме провозглашено создание итальянской империи. Из крупных держав только СССР, не имевший дипломатических отношений с Абиссинией, решительно выступил в ее защиту. Однако западные державы блокировали советские предложения о бойкоте агрессора.

7 марта 1936 г. гитлеровская Германия отказалась от Локарнских соглашений 1925 г., по которым обязалась соблюдать положения Версальского мирного договора относительно демилитаризации Рейнской области, ввела войска на ее территорию и вышла к границам Франции. Последняя не воспользовалась правом по Версальскому договору принудить Германию отвести свои войска. В сентябре 1936 г. в Нюрнберге прошел съезд нацистской партии, который объявил о четырехлетием плане подготовки Германии к большой войне за «жизненное пространство» для немцев. 30 января 1937 г. Гитлер заявил в рейхстаге о том, что «Германия убирает свою подпись с Версальского договора». После этой декларации новая война в Европе становилась неизбежной.

25 октября 1936 г. воодушевленные безнаказанностью агрессоры оформили Берлинским соглашением союз Германии и Италии под названием «Ось Берлин — Рим». В нем признавался захват Италией Эфиопии, устанавливалась общая линия поведения в отношении событий в Испании, фиксировалась договоренность о разграничении сфер «экономического проникновения» на Балканах и в бассейне реки Дунай. Образование «оси» положило начало формированию блока фашистских агрессоров, готовивших Вторую мировую войну.

Продолжением этой политики стало подписание 25 ноября 1936 г. Германией и Японией «Антикоминтерновского пакта». Участники этого соглашения обязывались информировать друг друга о деятельности революционной пролетарской организации и вести борьбу против нее. Другим государствам рекомендовалось «принять оборонительные меры» в духе соглашения или присоединиться к пакту. Пакт был нацелен против СССР, где располагалась штаб-квартира Коминтерна. В 1937 г. к пакту присоединилась фашистская Италия.

Германия вместе с Италией участвовала в интервенции против республиканской Испании. В феврале 1936 г. к власти в этой стране по результатам выборов пришло правительство Народного фронта, созданного по инициативе компартии. В июле того же года в стране вспыхнул военно-фашистский мятеж, возглавленный генералом Ф. Франко, который опирался на «Испанскую фалангу» (правую политическую партию Испании, основанную в 1933 г.) и большую часть армии (до 100 тыс. человек). Лига Наций отклонила требование республиканского правительства о применении коллективных действий против агрессоров. Из Германии и Италии в помощь сторонникам Франко направлялись военная техника, вооружение, а также офицеры, военные инструкторы. Когда этого оказалось недостаточно, начали поступать регулярные войска: из Германии — более 50 тыс. (легион «Кондор»), из Италии — около 200 тыс. Правовой основой появления этих лишь формально добровольческих войск интервентов стало признание 18 ноября 1937 г. Германией и Италией режима Франко.

В развернувшейся гражданской войне помощь испанским республиканцам оказывали коммунисты и социалисты многих стран. Советский Союз, откликнувшись на просьбу законного испанского правительства, поставлял республиканцам оружие и военную технику. Около 3 тыс. советских добровольцев (военные советники, летчики, танкисты, моряки и другие специалисты) сражались против фалангистов в рядах интернациональных бригад, включавших более 50 тыс. человек из 64 стран мира.

Англия, Франция и другие западные державы проводили политику «невмешательства» в национально-революционную войну. С сентября 1936 г. в Лондоне работал Международный комитет по невмешательству в дела Испании, состоящий из представителей 27 европейских стран. Однако, как вскоре обнаружилось, фактически он стал служить ширмой для прикрытия германо-итальянской интервенции в Испании. Советский представитель в комитете И. М. Майский вел борьбу за прекращение помощи мятежникам со стороны Германии, Италии, Португалии, оказывавшейся при пособничестве Англии, Франции и фактическом попустительстве США. В октябре 1936 г. правительство СССР заявило, что, поскольку соглашение о невмешательстве «перестало фактически существовать», оно считает необходимым «вернуть правительству Испании права и возможность закупать оружие вне Испании». Благодаря усилиям Советского Союза в сентябре 1937 г. удалось заключить соглашение о мерах борьбы с пиратскими действиями подводных лодок фашистских держав. Однако политика пособничества агрессии не позволила сделать Комитет по невмешательству действенным политическим инструментом. Это во многом предопределило падение республиканской Испании.

Укрепляя свои позиции на Дальнем Востоке, СССР в марте 1936 г. заключил договор о взаимопомощи с Монгольской Народной Республикой. Это было предупреждением для японских милитаристов. Однако, продолжая экспансию на Дальнем Востоке, Япония 7 июля 1937 г. напала на Китай, оккупировала его северные районы, захватила Шанхай, Пекин и другие важные центры. В этих условиях Советский Союз, подписав 21 августа 1937 г. с Китаем договор о ненападении, предоставил ему крупный заем на льготных условиях, поставлял самолеты, оружие, горючее.

Таким образом, к концу 1937 г. усилия СССР по организации системы коллективной безопасности не достигли своих целей. Не удалось использовать и возможности создания широкого народного фронта для совместной борьбы против фашизма и войны.

Глава 9 СССР накануне военных испытаний 1938–1941