Россия в годы тоталитарного сталинизма (1928–1939)
3.2.1. Внутрибольшевицкая победа Сталина и курс на тоталитарную диктатуру
После разгрома «Объединенной левой оппозиции» в ВКП(б) в декабре 1927 г. Сталин приступил к консолидации личной власти. В апреле 1929 г. на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), а затем и на XVI партконференции жесточайшим нападкам был подвергнут его бывший главный союзник Н.И. Бухарин. Под огонь критики попали также председатель Совнаркома А.И. Рыков, руководитель большевицких профсоюзов М.П. Томский и глава Московской парторганизации Н.А. Угланов. В течение 1929–1930 гг. их всех одного за другим лишили должностей и вывели из состава Политбюро.
Эта чистка имела большое значение. Она знаменовала собой подавление последней серьезной оппозиции Сталину в высшем руководстве ВКП(б). Бухарин и его сторонники оказались в опале из-за того, что, подобно Троцкому и Зиновьеву, попытались отстаивать свое право быть независимыми от Сталина, а в пределе – вместо Сталина возглавить большевицкую власть. «Любимец всей партии» (так называл Бухарина Ленин) стал вызывать неудовольствие Сталина уже в конце 1927 г. тем, что не только в теории, но и на практике начал требовать, как это раньше делали меньшевики, всерьез относиться к Марксову историческому материализму.
Марксизм, однако, не являлся для Сталина, как и для Ленина и для иных большевицких вождей, чем-то догматическим и непреодолимым. Он был, как сами они любили повторять, только «руководством к действию». К действию по захвату, удержанию и расширению власти любой ценой. Большевицкие вожди использовали марксизм только как способ выражения своих мыслей и как удобное оружие при сведении личных счетов. Присягая на верность марксистской формуле «бытие определяет сознание», большевики действовали совершенно противоположным образом, своей волей перекраивая бытие покоренного ими общества.
В декабре 1927 г. Сталин, разгромив «левую оппозицию», неожиданно объявил о том, что НЭП по существу исчерпал себя и надо переходить к другим методам хозяйствования, по сути близким к тому, что предлагали троцкисты. Не готовый к столь резкому полевению взглядов своего бывшего союзника по антитроцкистской борьбе, Бухарин не согласился с ним. Начался спор, продолжившийся в 1928 г. В центре его был вопрос об отношении большевиков к крестьянству. Экономическая самостоятельность мелкого производителя стала в то время пугать Генсека ЦК не меньше, чем до того Троцкого и Зиновьева.
Дело в том, что экономически независимый производитель продуктов питания – а именно таким являлся крестьянин – никак не вписывался в большевицкую модель тотальной диктатуры, которую они стыдливо именовали «диктатурой пролетариата». Крестьянин, имея землю и работая на ней, был намного свободней от большевицкого государства, чем оно от него. Крестьянин мог прокормиться сам и накормить горожан, а большевики нуждались в продуктах крестьянского труда и сами, и для снабжения городов, и для продажи за границу для получения валюты. Чтобы покупать на рынке у крестьян продукты, рабочие нуждались в деньгах. Следовательно, большевики должны были платить им достойное возмещение за их труд. Но тогда независимыми становились и рабочие. И так экономическая власть над Российским обществом ускользала из рук коммунистов, а они хорошо усвоили марксистский принцип, что политика – это продолжение экономики. Потеряв экономическую власть сегодня, коммунисты лишатся политической завтра.
Итальянские фашисты могли мобилизовать крестьян на решение национальных задач, т. к., во-первых, признавали за ними право владения землей и, во-вторых, корпоративное государство сулило крестьянам немалые экономические выгоды. Нацисты кружили своим крестьянам головы дармовой землей на Востоке и расовым превосходством над славянскими недочеловеками. А чем могли увлечь крестьян коммунисты, после того как позволили им в 1917–1918 гг. взять даром помещичью и церковную землю, – ничем. Больше крестьянам грабить было нечего, перспектива мировой революции их только пугала, антирелигиозные действия коммунистов отталкивали. Крестьяне хотели, чтобы большевики оставили их в покое. Но крестьянский покой был предвестием конца большевицкой диктатуры. Большевикам, чтобы выжить, надо было сделать крестьян полностью зависимыми от государства, а для этого был один путь – лишить их силой и собственности на средства производства, и земли, и свободы в распоряжении своим трудом и его плодами. Иначе говоря, превратить свободных граждан – в рабов большевицкой власти. Сами крестьяне в социализм врастать не желали, и потому вожди ВКП(б) решили врастить крестьян в социализм, не останавливаясь перед любым насилием.
Предлог был выбран вполне уважительный: как и бывшие оппозиционеры, Сталин объявил, что свободный рынок и НЭП сдерживают ускоренную индустриализацию страны, так как ставят государство в зависимость от «капризов» частного собственника. СССР нужно как можно больше зерна для продажи его за границей: только так можно было финансировать строительство крупных промышленных объектов. Но это был только предлог. Действительной целью большевиков было порабощение крестьянства «навсегда», а заодно и ускоренная индустриализация. Сталин думал, что «убивает двух зайцев».
Заметки ответственного редактора:
Биограф Сталина американский историк Роберт Такер указывает и еще на одну причину коллективизации. Генсеку нужна была своя «революция», поскольку в предыдущей его роль была мизерна. На волне этой «революции» – невиданного в истории социального эксперимента по уничтожению независимого крестьянства – Сталин рассчитывал получить абсолютный авторитет и абсолютную власть в партии большевиков. Чего он и добился. – Р. Такер. Сталин. История и личность. М., 2006.
В декабре 1927 г. Сталин, по существу, призвал партию вернуться к методам военного коммунизма. Для изъятия запасов зерна в деревню были направлены 30 тыс. членов ВКП(б). Сам Сталин в январе 1928 г. выехал в Сибирь для контроля за хлебозаготовками. Апрельский (1928 г.) пленум ЦК и ЦКК потребовал нанести «удар по кулакам и скупщикам-спекулянтам». Фактически удар был направлен против любого мало-мальски имущего деревенского жителя. В знаменитой речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. Сталин провозгласил: «Вопрос стоит так: либо один путь, либо другой, либо назад – к капитализму, либо вперед – к социализму. Никакого третьего пути нет и не может быть… Теперь мы имеем возможность повести решительное наступление на кулачество, сломить его сопротивление, ликвидировать его как класс и заменить его производство производством колхозов и совхозов». Ситуацию Сталин видел ясно и вопрос ставил четко. Если с большевицкого языка перевести его на нормальный, он будет звучать так: или в России будет благоденствовать народ, но без большевиков, или будут благоденствовать большевики за счет народа. Третьего пути действительно не было и быть не могло.
Бухарин, Рыков и их единомышленники попытались противодействовать «военно-феодальной эксплуатации крестьянства». «Мы черт знает что делаем! – говорил, например, Рыков. – …Мы называем кулаком подлинного середняка, совершенно законно желающего быть зажиточным». Оппоненты Сталина в руководстве ВКП(б) предлагали не сворачивать, а всемерно развивать рыночные механизмы, отрегулировать оптовые цены на сельскохозяйственную продукцию, сделав их гибкими, и увеличить капиталовложения в легкую промышленность. Разумеется, никакого подлинного капитализма в деревне они не хотели. Просто считали, что НЭП и рынок не исчерпали еще всех возможностей и «рубить головы товаропроизводителям» рано. Их спор со Сталиным и сталинистам шел, таким образом, не об отказе от курса на социализм, а о сроках его введения.
Это был не спор о стратегии управления страной, а о тактике осуществления большевицкой диктатуры. И, кроме того, это был спор о власти и о методах властвования, наиболее выгодных большевикам, а отнюдь не народу. Опираясь на крестьянина, псевдоправые надеялись отстранить Сталина от верховной власти и сами встать у партийного, а, соответственно, и государственного руля. Спор о будущем русской деревни, который вели между собой Сталин и Бухарин, не был и в малой степени вызван заботой о крестьянине.
Сталин назвал Бухарина и его сторонников «правыми». За защиту «правых прокулацких взглядов» они были выведены из Политбюро и сняты с постов. Сталин показал, что его сила силу Бухарина ломит. И «правые» тут же капитулировали, признав свою полную неправоту и обещая повести «решительную борьбу против всех уклонов от генеральной линии партии и, прежде всего, против правого уклона», доказывая еще раз, что их позиция была не идейным принципом, за верность которому подают в отставку и ведут борьбу, а лишь ходом в шахматной партии в борьбе за власть. Ход оказался проигрышным. Троцкисты с энтузиазмом поддержали «революцию сверху», жалуясь лишь, что Сталин у них украл их программу.
В апреле 1929 г., по решению XVI партконференции, в ВКП(б) началась генеральная чистка всех, кто когда-либо выступал против сталинского курса. А через год Сталин вывел из Политбюро и снял с поста еще одного «правого», председателя Совнаркома РСФСР С.И. Сырцова, который, несмотря на осуждение Бухарина, стал по сути дела отстаивать его взгляды. Вместе с Сырцовым из руководства ВКП(б) был «вычищен» и секретарь Закавказского крайкома партии, член ЦК В.В. Ломинадзе, тоже высказывавший сомнения в правоте сталинской линии.
В итоге Сталин установил в высших органах партии свою диктатуру, практически полностью подмяв под себя Политбюро и Центральный комитет. Вслед за тем стала складываться жесточайшая система тоталитарного сталинизма, означавшая безграничную власть строго централизованной и иерархичной коммунистической партии над обществом, тотальный культ партийного вождя, всеохватывающий контроль за политической и интеллектуальной жизнью граждан со стороны органов общественной безопасности, огосударствление частной собственности, жесткое централизованное планирование, приоритетное развитие тяжелой промышленности и огромные расходы на национальную оборону. Отныне тех, кто осмеливался выражать недовольство политикой Сталина, ждал неминуемый арест, а затем и физическое уничтожение.
Историческая справка
Николай Иванович Бухарин – один из будущих теоретиков большевицкой партии родился в Москве в дворянской семье в сентябре 1888 г. В 1905 г. во время учебы в 1-й Московской гимназии увлекся марксизмом, который, по его словам, захватил его своей «логичной стройностью». В 1906 г. вступил в большевицкую фракцию РСДРП. Два года учился на экономическом отделении юридического факультета Московского университета, но не окончил его – был исключен за революционную деятельность. В 1908–1910 гг. являлся членом Московского комитета РСДРП. В 1911 г. арестован и сослан в Архангельскую губернию, откуда бежал за границу. В эмиграции познакомился с Лениным, став одним из его соратников. Между ними установились настолько близкие отношения, что Ленин стал относиться к нему как к сыну. Бухарин же платил Ленину безграничной преданностью. В мае 1917 г. вернулся в Россию и вскоре был избран членом ЦК РСДРП(б). В декабре 1917 – феврале 1918 г. и с июля 1918 по апрель 1929 г. являлся редактором газеты «Правда», а в 1924–1929 гг. еще и редактором журнала «Большевик». В 1919–1929 гг. был также членом Исполкома Коминтерна и его Президиума, а в 1920–1921 гг. и членом Президиума ВЦСПС. В 1919 г. избран кандидатом, а в 1924 г. – членом Политбюро. Вплоть до начала НЭПа неизменно придерживался крайне левых позиций. В годы военного коммунизма требовал широчайшего применения внеэкономических мер в отношении населения, подчеркивая: «Пролетарское принуждение во всех своих функциях, начиная от расстрела и кончая трудовой повинностью, является методом выработки коммунистического человечества». Однако НЭП Бухарин принял как тактическую меру. Был одним из главных помощников Сталина в его борьбе против «Объединенной левой оппозиции», но разошелся с Генсеком ЦК по вопросу о сроках сворачивания НЭПа. В 1929 г. выведен из состава Политбюро и лишен всех партийных должностей. С 1929 г. являлся начальником сектора в ВСНХ СССР, а с 1932 г. – членом коллегии Наркомата тяжелой промышленности СССР. В 1934 г. назначен редактором газеты «Известия ЦИК СССР» и вновь избран кандидатом в члены ЦК, но в 1937 г. исключен из состава ЦК и из партии и 27 февраля 1937 г. арестован. 13 марта 1938 г. Бухарин приговорен к расстрелу военной коллегией Верховного суда СССР и через два дня убит. – С. Коэн. Бухарин. Политическая биография. 1888–1938. M., 1988.
Историческая справка
Алексей Иванович Рыков родился в слободе Кукарки Яранского уезда Саратовской губернии в крестьянской семье в феврале 1881 г. Учился на юридическом факультете Казанского университета, но был исключен за революционную деятельность. В 1898 г. вступил в РСДРП, а после раскола партии примкнул к большевикам. До октябрьского переворота занимался партийной работой в Саратове, Казани, Ярославле, Нижнем Новгороде, Москве, Петербурге. В 1905 г. был избран членом ЦК РСДРП(б), в 1907 г. – кандидатом, а в 1917 г. – вновь членом ЦК. В конце октября – начале ноября 1917 г. являлся наркомом по внутренним делам, но из-за разногласий с Лениным в вопросе о составе правительства ушел в отставку. В 1918–1921 гг. – председатель ВСНХ РСФСР, а в 1921–1923 гг. – заместитель председателя Совнаркома и Совета труда и обороны СССР. С 1922 г. – член Политбюро. В 1923 г. назначен председателем ВСНХ СССР, а после смерти Ленина – председателем Совнаркома СССР. Одновременно в 1924–1929 гг. являлся председателем Совнаркома РСФСР. Поддерживал Сталина в его борьбе с «Объединенной левой оппозицией», но затем солидаризовался с Бухариным, выступив против сталинских планов свертывания НЭПа. В 1930 г. снят с поста председателя Совнаркома и выведен из Политбюро. В 1931–1936 гг. являлся наркомом почт и телеграфов СССР (в 1932 г. этот наркомат был переименован в Наркомат связи). В 1934 г. переведен из кандидата в члены ЦК, но в 1937 г. исключен из ЦК и из партии и арестован. 13 марта 1938 г. вместе с Бухариным приговорен к расстрелу военной коллегией Верховного суда СССР и через два дня убит.
3.2.2. Иосиф Сталин
В послереволюционных документах Сталин указывал 1879-й как свой год рождения. На самом деле Сталин родился в 1878 г. Официальной датой рождения называется 9 декабря (ст. стиля), хотя и в ее точности есть сомнения. Сталин происходил из самых низов общества. Он был незаконнорожденным сыном уборщицы и прачки Екатерины (Эки) Геладзе. Отцом мальчика Эка называла пьяницу-сапожника Виссариона Джугашвили. Но в его отцовстве есть тоже большие сомнения. Виссарион Джугашвили в пьяном раже часто избивал и свою сожительницу Эку, и маленького Сосо. В семь лет мальчик чуть не умер от оспы, которая обезобразила его лицо. Из-за травмы в результате побоев у него всю жизнь плохо работала левая рука. Екатерина Геладзе была простой верующей женщиной. Три ее старших ребёнка умерли в детстве, и своего последнего сына она нежно любила и мечтала, чтобы он вышел в люди и стал священником. Когда Сталин находился на вершине власти, шепотом рассказывали, что старушка мать спрашивала великого сына – «Сосо (Иосиф), кто же ты сейчас? – Я генеральный секретарь партии большевиков. – А что это за должность? – Ну, как тебе объяснить, это что-то вроде царя. – Эх, сынок, лучше бы ты стал священником».
Но священником Сосо не стал. С отличием окончив духовное училище, он поступил в духовную семинарию в Тифлисе и был исключен из нее в мае 1899 г. за чтение запрещенной для семинаристов литературы – Дарвина, Маркса. В семинарии Иосифа не любили, считали, что он наушничает начальству на товарищей.
Исключенный из последнего класса семинарии, Иосиф Джугашвили принял участие в революционной деятельности на Кавказе. Став одним из заметных деятелей ленинского крыла РСДРП, организовывал забастовки, уличные манифестации, писал публицистические статьи, редактировал газеты, а в годы революционных подъемов участвовал в формировании вооруженных отрядов, в организациях экспроприации банков и т. д. В это время он принял псевдоним – Коба. За противогосударственную деятельность его шесть раз судили и отправляли на длительные сроки в тюрьмы, в ссылки в Сибирь и на север страны. Есть документы, свидетельствующие, что с 1906 по 1912 г. Коба был платным агентом-осведомителем Охранного отделения. О том же единодушно утверждали и старые большевики, знавшие его в дореволюционное время, в частности, Степан Шаумян, «работавший» со Сталиным в Закавказье. После избрания в ЦК партии большевиков на Пражской конференции по личному требованию Ленина Сталин порвал с Охраной и полностью ушел в революционную работу. Тогда же он избирает себе новую кличку – Сталин, т. е. человек из стали, стальной человек.
Историческая справка
Первый раз Сталин женился в 1904 г. на Екатерине Сванидзе. Брак был счастливым прежде всего потому, что Екатерина во всем уступала своему супругу. Родился сын – Яков. В 1907 г. Екатерина умерла. На похоронах вдовец сказал своему другу детства Ирмашвили: «Это существо смягчало мое каменное сердце. Она мертва и с нею умерли мои последние тёплые чувства ко всем людям». В 1919 г. Сталин женился на семнадцатилетней Надежде Аллилуевой – дочери петроградского рабочего-большевика. От этого брака родились сын Василий и дочь Светлана. В 1932 г. Надежда Аллилуева, не выдержав жестокостей и оскорблений со стороны мужа, покончила с собой. Ее сестра позднее была арестована, а муж сестры – расстрелян. Судьба детей Сталина оказалось трагичной. Яков, которого отец не любил и всячески третировал, попал в плен во время Второй мировой войны и в 1943 г. покончил с собой в концентрационном лагере Заксенхаузен. Василий, любимец Сталина, которого приближенные почти всерьез называли цесаревичем, спился еще в юности и умер в ссылке в Казани в 1962 г.; Светлана, которой отец сломал семейную жизнь, арестовав ее возлюбленного – киносценариста Алексея Каплера, потом разведя ее с первым мужем студентом МГИМО Морозовым, за то что тот был евреем («Русского себе найти не могла», – ругал дочь Сталин), и выдав за нелюбимого Юрия Жданова, сына своего приближенного, в конце концов, бежала из СССР на Запад в 1967 г., где опубликовала книгу воспоминаний – «Двадцать писем к другу».
До революции малообразованный Сталин не претендовал на роль партийного теоретика или пропагандиста; небольшая брошюра «Марксизм и национальный вопрос» стала по существу его единственным интеллектуальным вкладом в марксистскую доктрину, да и она была написана практически Николаем Бухариным и отредактирована Лениным. Позднее Сталин активно занимался самообразованием, много читал, сформировал несколько обширных личных библиотек. Но его ум оставался интеллектуально не проработанным, и отсутствие фундаментального образования сказывалось впоследствии очень явственно. С детства, страдая желчной завистью к тем, кто красивей, богаче и образованней его, Сталин предпочитал окружать себя посредственностями, над которыми он легко мог возвышаться. Выдающихся же людей Сталин, обретя неограниченную власть, с наслаждением унижал и, если была на то возможность, доводил до скотского состояния.
Свидетельство очевидца
По воспоминаниям Троцкого, конечно предвзятым, но все же интересным, главной особенностью характера Сталина было «противоречие между крайней властностью натуры и недостатком интеллектуальных ресурсов… В свою очередь, в области интеллекта у Сталина новая диспропорция: чрезвычайное развитие практической проницательности и хитрости за счет способности обобщения и творческого воображения. Ненависть к сильным мира сего всегда была его главным двигателем как революционера… Он проницателен на небольших расстояниях. Исторически он близорук. Выдающийся тактик, он не стратег… Сознание своей посредственности Сталин неизменно несет в самом себе. Отсюда его потребность в лести».
В октябрьских событиях 1917 г. Сталин активного участия не принимал. После революции, благодаря близости с Лениным, Каменевым, Свердловым, вошел в состав первого советского правительства в должности народного комиссара по делам национальностей, стал членом узкого партийно-государственного руководства, т. е. ЦК ВКП(б).
Сталин активно участвовал в Гражданской войне (на Царицынском, на Польском и других фронтах), проявил твердость и беспощадность, но полководческих талантов не показал. Его безграмотные приказы во время военных действий с Польшей в 1920 г. стали одной из причин катастрофического поражения Красной армии.
В связи с развитием болезни Ленина, назначенный 22 апреля 1922 г. на административный пост Генерального секретаря ЦК ВКП(б), Сталин, ловко играя на противоречиях между лидерами и группировками в большевицком руководстве, в течение пяти-шести лет сумел подчинить себе основные партийные и государственные институты. Он был умным и проницательным человеком, но, лишенный творческого начала, был маниакально подозрительным, мстительным и патологически жестоким.
Свидетельство очевидца
В 1928 г. Бухарин говорил: «Сталин – беспринципный интриган, который все подчиняет сохранению своей власти. Меняет теории ради того, кого в данный момент следует убрать. Сталина ничего не интересует, кроме сохранения власти». О том же говорил и бежавший из СССР секретарь Сталина Борис Бажанов: «<Страсть> всепоглощающая, абсолютная, в которой он целиком, – жажда власти. Страсть маниакальная… страсть азиатского сатрапа далеких времен. Только ей он служит, только ею он все время занят, только в ней видит цель жизни».
Опираясь на своих ставленников и выдвиженцев: В.М. Молотова, М.И. Калинина, Л.М. Кагановича, С. Орджоникидзе, С.М. Кирова, А.И. Микояна, А.А. Андреева и др., Сталин сначала оттеснил соратников Ленина по октябрьскому перевороту и Гражданской войне: Л.Д. Троцкого, Л.Б. Каменева, Г.Е. Зиновьева, Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова, М.П. Томского и др., а затем лишил их влияния в партии и власти в государстве. В 1929 г., выслав из СССР Троцкого, Сталин не только не приостановил политическую и административную борьбу с реальными и мнимыми противниками режима его личной власти, а напротив, превратил массовые репрессии в фактор повседневной жизни огромной страны. Можно указать на несколько важнейших причин, позволивших Сталину добиться беспредельной власти за столь малый промежуток времени.
В значительной степени его победа была обусловлена фактической системой правления в СССР. Ленин поддерживал своим непререкаемым с 1919 г. авторитетом среди коммунистических лидеров неустойчивое равновесие в ЦК. После отхода Ленина от дел в середине 1923 г., в ЦК началась беспощадная борьба за единоличную власть. При сложившейся политической системе устранение даже одного из немногочисленных членов ЦК неизбежно вело к перераспределению сил и концентрации власти в руках организатора более мощной группировки, что и произошло после разгрома «левой» оппозиции. Однако Сталин, став диктатором, не ограничился ролью самодержавного властителя. К середине 30-х гг., окончательно подчинив себе партийно-государственный аппарат, армию, тайную полицию (ОГПУ-НКВД), судебную систему, другие властные структуры, Сталин создал невиданную в истории мощнейшую, непрерывно действующую репрессивную государственную машину. Ее основы были заложены еще в годы Гражданской войны руководителями «ленинского призыва», но Сталин ее значительно укрепил, рационализировал и внес в ее работу элементы плановости и системности. После Гражданской войны репрессивные органы стали формировать разветвленную сеть информаторов. Проводилась тотальная перлюстрация корреспонденции, развивались технические средства подслушивания телефонных разговоров, в провокационных целях создавались ложные антисоветские центры в СССР и за границей. Обобщенные сводки многочисленных тайных осведомителей ежеквартально поступали к местным, республиканским и центральным властям, включая членов ЦК, а затем Политбюро ЦК ВКП(б). Эти сведения использовались не только для принятия превентивных мер, но и для создания атмосферы страха и «всевидения» власти. Партийные функционеры и лично Сталин с помощью монополизированных средств массовой информации и пропаганды (печать, радио, кино), разветвленных сетей органов «политпросвещения» и низовых партийных ячеек нагнетали в стране атмосферу шпиономании, злобы и нетерпимости к любому проявлению инакомыслия, провоцировали и публично поощряли доносы и наветы даже на родных и близких. Сталин несет личную ответственность за то, что четверть века его правления стало самым мрачным и кровавым временем за всю историю России.
По личной инициативе и под непосредственным руководством Сталина была проведена череда «открытых» сфальсифицированных политических процессов, на которых были приговорены к длительным срокам заключения, к лагерям и к расстрелу тысячи выдающихся деятелей культуры, науки, церковные и общественные деятели, военачальники. Были убиты не только активные члены оппозиционных партий, но и многие руководители самой партии большевиков. Сталин и его ближайшее окружение лично подписывали десятки тысяч смертных приговоров, целенаправленно уничтожая ведущий слой всех народов России. Репрессиям подверглись и наиболее массовые слои общества – крестьянство, городские рабочие и мещане. В каждый край, область и район периодически спускались из центра специальные «разнарядки», предписывающие превентивно арестовывать и убивать то или иное количество людей. По некоторым областям «плановые» цифры достигали нескольких сотен тысяч, и эти установки не только выполнялись, но и перевыполнялись. Сталин несет ответственность за разложение общественной морали и нравственности, за принуждение людей отрекаться от родных, публично призывать к убийству заведомо невинных людей, каяться в не совершенных преступлениях.
Историческая справка
Александр Николаевич Яковлев, изучивший как никто, пользуясь своим положением секретаря ЦК КПСС по идеологии в годы «перестройки», тайные архивы КГБ и ЦК КПСС, писал: «Говорить о морали Сталина и его окружения – занятие пустое. За день до своей смерти в июне 1937 г. Якир посылает покаянное письмо Сталину с просьбой оставить ему жизнь. Резолюция следующая: «В мой архив. Подлец и проститутка. Сталин. Совершенно точное определение. Молотов. Мерзавец, сволочь и блядь – одна кара – смертная казнь. Каганович». Все они подлежат суду за преступления против человечности». – А.Н. Яковлев. Сумерки. М.: Материк, 2003. С.222.
Другим выдающимся открытием Сталина было создание и постоянное нагнетание в стране психически ненормального, истерического общественного энтузиазма, штурмовщины. Массовое уничтожение людей, голод и нищета, бедность и нравственная деградация, тотальная ложь – царили на фоне провоцируемого энтузиазма и псевдодостижений в социалистическом строительстве. Метко высказался Иван Солоневич: «Когда тебя заставляют снимать последние штаны – это еще терпимо. Но когда от тебя требуют, чтобы ты это делал с энтузиазмом – захлестывает отвращение».
Сталин использовал механизмы репрессий не только для укрепления личной власти, уничтожения реальных и потенциальных оппозиционеров и множества независимых, думающих и умеющих работать людей. Главная цель массовых репрессий заключалась в подавлении в зародыше любого сопротивления тому или иному затеваемому им социальному эксперименту, как правило, связанному с беспощадной общественной ломкой.
Свидетельство очевидца
Сталин наслаждался страданиями своих жертв, расспрашивал, как они вели себя во время пыток, перед казнью. Рисовал своих казненных соратников в самом непотребном, отвратительном виде, «пытая» даже их изображения. Роберт Конквист в книге «Большой террор» приводит (со слов Бажанова) следующий эпизод: «20 декабря 1936 г. Сталин дал торжественный обед для узкого круга руководителей НКВД в связи с годовщиной основания органов безопасности. Присутствовали Ежов, Фриновский, Паукер и др. Когда все основательно напились, Паукер на потеху Сталина стал изображать, как вёл себя Зиновьев, когда его тащили на казнь. Два офицера НКВД исполняли роль надзирателей, а Паукер играл Зиновьева. Он упирался, повисал на руках у офицеров, стонал и гримасничал, затем упал на колени и хватая офицеров за сапоги, выкрикивал – Ради Бога, товарищи, позовите Иосифа Виссарионовича. Сталин громко хохотал, и Паукер ввел новый элемент, изображая, как Зиновьев в последний момент поднял руки и обратился с молитвой к еврейскому Богу – Услышь Израиль, наш Бог есть Бог Единый! – Тут Сталин совершенно задохнулся от смеха и дал Паукеру знак прекратить представление».
Уже с середины тридцатых годов сталинская пропаганда усилиями отечественных и зарубежных деятелей культуры стала создавать особенный образ «Отца народов», «Учителя», «Гения всех времен». Образ жесточайшего диктатора сближали с образами Спасителя (А. Барбюс), пророка (К. Радек), знаменитых античных персонажей и простонародных мудрецов (Л. Фейхтвангер), Петра I (Ал. Толстой), Ивана Грозного (С. Эйзенштейн), Ленина (Сталин сам о себе) и др. Сталин лично инициировал и хорошо оплачивал литературные и иные художественные панегирики в свой адрес. К концу тридцатых годов практически все отрасли культуры, искусства, гуманитарных наук были сориентированы не только на прославление политического и государственного строя СССР, но и на возвеличивание вождя. При этом Сталин глубоко презирал «обожавший» его народ. Не раз, как вспоминает Светлана Аллилуева, после военного парада перед началом «демонстрации трудящихся» с хохотком говорил он своему окружению, стоя на мавзолее, – «вот сейчас пойдут бараны…»
Сталин не обладал ярко выраженными творческими способностями, но имел обстоятельный и пытливый ум и феноменально цепкую память, удерживающую тысячи имен и множество деталей. Стремясь к тотальному личному господству как внутри страны, так и за ее пределами, и рассматривая укрепление государства как способ его достижения, Сталин вникал во все сколько-нибудь значимые вопросы организации общества, государственного строительства, науки, искусства, военного дела и т. д. Значительную роль отводил гуманитарным наукам (философии, языкознанию, политэкономии, филологии и др.), призванным, по его мнению, сформировать «новое» мировоззрение людей. Любимым словом Сталина, которое он часто чертил на полях прочитанных книг, было слово «учитель». Он был феноменальным манипулятором-дирижером-редактором. Сталин был маниакально привержен редакторской работе над текстами, которые становились «каноническими» – он писал все свои речи сам, многократно их редактировал и даже указывал в скобках, где и как долго следует аплодировать.
Свидетельство очевидца
Солистка Большого театра, Галина Вишневская вспоминала – «Любил ли Сталин музыку? Нет. Он любил именно Большой театр, его пышность, помпезность; там он чувствовал себя императором. Он любил покровительствовать театру, артистам – ведь это были его крепостные артисты, и ему нравилось быть добрым к ним, по-царски награждать отличившихся. Вот только в царскую – центральную – ложу Сталин не садился. Царь не боялся сидеть перед народом, а этот боялся и прятался за тряпкой. В его аванложе (артисты ее называли предбанником) на столе всегда стояла большая ваза с крутыми яйцами – он их ел в антрактах… Почему он любил бывать именно в опере? Видимо, это доступное искусство давало ему возможность вообразить себя тем или иным героем, и особенно русская опера с ее историческими сюжетами и пышными костюмами давала пищу фантазии». – Г. Вишневская. Галина. История жизни. М.: Вагриус, 2006. С.97;99.
Особенно впечатляющей стала его попытка выстроить в умах всех советских граждан единообразную «картину мира». Эта «картина» состояла из трех не равноценных частей: одна часть изображала искусно преображенное прошлое, другая – служила в качестве «заставки», прикрывающей страшную реальность настоящего «социализма», а третья часть давала смутное изображение сказочного «коммунистического» будущего. Наибольший труд Сталин вложил в историческую часть, в конструирование прошлого. Это был долговременный проект, контуры которого он наметил между концом двадцатых и концом тридцатых годов.
Все началось с собственной биографии вождя. Она стала стержнем, на который нанизывались основные проблемы истории. В эти годы Сталин начал заново выстраивать и переписывать свою дореволюционную биографию. По сравнению с биографиями других партийных вождей, его личная дореволюционная и послереволюционная история содержала много сомнительных тайн, а главное – она была бесцветна. Под его личным руководством и контролем специально выделенные доверенные люди (И. Товстуха и др.) на протяжении более двух десятилетий выявляли архивные документы, писали, дописывали и переписывали его героизированную партийную биографию, выстраивали в ней идеальные образы величайшего революционера-практика, непревзойденного марксистского мыслителя, крупнейшего государственного деятеля, гениального полководца и ученого. Его биографии: сначала партийная, а затем уже совсем мифологизированные – детская и юношеская, писались и шлифовались до последних дней его жизни знаменитыми писателями и поэтами, тиражировались не только в печатной, но и в художественной формах. Масштабы этой работы не имеют аналогов в биографической литературе.
Почти параллельно развернулась работа по переписыванию истории социал-демократического и, в особенности, большевицкого движения на Кавказе и в России в целом. Этой работой Сталин руководил более скрытно, через доверенное лицо, – секретаря партийной организации Закавказья Л.П. Берия. В его книге «К вопросу об истории большевистских организаций Закавказья» (1934), оформленной в виде доклада, Сталин представал как главное действующее лицо революционной истории Кавказа. Затем Сталин инициировал широкомасштабную работу по фальсификации и переписыванию истории ВКП(б), в центре которой, конечно же, возвышалась теперь его персона, а все почти остальные крупные деятели революции объявлялись предателями и врагами. В результате этой работы появился труд «История ВКП(б). Краткий курс», изучать который было обязано все взрослое население страны. Не менее масштабная фальсификация проводилась и в связи с подготовкой многотомной истории Гражданской войны. Вся эта деятельность от начала и до конца проходила при непосредственном участии Сталина. Многие годы он сам редактировал готовившиеся издания, дописывал и переписывал в них отдельные формулировки, вставлял или выкидывал значительные фрагменты текста, а иногда и целые разделы.
Большевицкая пропаганда объявила Сталина «гениальным полководцем», разгромившим немецко-фашистские войска, рассказывала о десяти, якобы спланированных им, «ударах» по врагу. Все это было ложью. Сталин довольно быстро понял, что полководец он никудышный и доверил командование войсками маршалам, но после войны облек себя в мундир генералиссимуса и принимал восхваления своим военным талантам.
Сталин в 1930-е гг. не раз восхищался Гитлером, его жестокостью в борьбе со своими соперниками по партии. Ночь длинных ножей в Германии летом 1934 г., когда Гитлер расправился с Рёмом и его штурмовиками (было убито до тысячи человек без суда и следствия), произвела на Сталина сильное впечатление. «Вот это вождь!» – воскликнул Сталин и назвал действия Гитлера «очень правильными и дальновидными». Нравился Сталину и антисемитизм нацистов, который он начал внедрять и в России. «Евреи нам нужны, пока не вырастим свои, русские кадры», – вспоминал Риббентроп слова Сталина на переговорах 1939 г. Нравился Сталину и национальный шовинизм Гитлера. Увидев, как легко нацизм раздавил коммунистический интернационал в Германии в 1933 г., Сталин и в захваченной большевиками России начал сначала исподволь, а потом все более открыто обращаться к русскому национальному патриотизму. Муссолини называл Сталина тайным фашистом. Но фашисты столько крови не проливали, да и нацисты, бесчисленно уничтожая евреев, цыган и других «унтерменшей», избегали убивать «истинных арийцев». Ночь длинных ножей была тут единичным явлением. В России же «ночь длинных ножей» длилась до самой смерти деспота, до 1953 г.
Смерть, как и рождение Сталина, окутана тайной. Очень упорно ходили слухи о его убийстве Берией и Хрущевым в целях самозащиты – Сталин действительно планировал на 1953–1954 годы новый Большой Террор, уже готовил лагеря, полигоны… Другие приближенные высказывали мнение, что перенесшему инсульт Сталину не была вовремя оказана медицинская помощь, одни говорили – по вине окружения, другие – по вине самого Сталина, из-за маниакального страха покушений превратившего свою дачу в Кунцеве в неприступную крепость, в которую без его приказа не мог войти никто.
А. Антонов-Овсеенко. Сталин без маски. М.: Вся Москва, 1990.
Б. Бажанов. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. М.: СП «СОФИНТА», 1990.
Б.В. Соколов. Сталин. Власть и кровь. М., 2004.
Б.С. Илизаров. Тайная жизнь Сталина. По материалам его библиотеки и архива. М., 2004.
Д. Волкогонов. Сталин. Политический портрет. Кн. 1, 2. М.,1996.
О. Хлевнюк. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М.: РОССПЭН, 2010.
Р. Бракман. Секретная папка Иосифа Сталина. М.: Весь мир, 2004.
Р. Такер. Сталин. История и личность. М., 2006.
Х.-Д. Лёве. Сталин. М.: РОССПЭН, 2009.
Э. Радзинский. Сталин. М.,1997.
3.2.3. Подготовка к разгрому крестьянства
Сельское хозяйство, находясь в частных руках, богатело во время НЭПа, несмотря на чинимые ему препятствия. Промышленность же в руках государства была убыточной и требовала субсидий – прямых и косвенных, в виде завышенных цен на промтовары. Средства на эти субсидии брать было неоткуда, кроме как от тех же крестьян. В результате в конце 1920-х гг. образовались «ножницы цен» и «кризис хлебозаготовок». «Ножницы» состояли в том, что рыночные цены на зерно постепенно росли (отражая повышенный спрос), а «твердые» цены, по которым государство закупало зерно, каждый год снижались. В 1928 г. пшеница на рынке стоила 11 руб. за центнер, а государство платило крестьянам 6 рублей. Государственные заготовки очутились в «кризисе», из которого большевики выходили по-своему, насильственно изымая зерно.
Мелкие крестьянские хозяйства эпохи НЭПа – продукт передела земли в 1918 г. – не были эффективными производителями товарного зерна. Логичным было бы поощрять производство: 1) приблизив государственные цены к рыночным, 2) укрупняя наиболее успешные частные хозяйства, 3) содействуя добровольной кооперации мелких хозяйств. Последняя успешно действовала в занятых белыми областях в 1918–1919 гг., а во время НЭПа возникли тысячи ТОЗов – добровольных товариществ по совместной обработке земли. Но для большевиков этот путь был неприемлем: в богатых крестьянах они видели классовых врагов. Расширяющих свое хозяйство «кулаков» облагали непосильными налогами, так что многим стало выгодно переходить к мелкому и менее продуктивному хозяйству. Свободная же кооперация находилась под идейным влиянием эсеров, от государства не зависела и потому тоже была «вражеской». XV съезд партии в декабре 1927 г. постановил: «Развивать дальше наступление на кулачество и принять ряд новых мер, ограничивающих развитие капитализма в деревне и ведущих крестьянское хозяйство по направлению к социализму».
К началу 1929 г. в городах НЭП практически прекращается – розничных торговцев, мелких предпринимателей – парикмахеров, портных, сапожников – задавливают непосильными налогами. Очередь за крестьянами. Но прежде и в начале «решительного наступления» Сталин, как опытный стратег, тщательно готовил его базу, пытаясь исключить все возможности организованного сопротивления своей политике в самом крестьянстве и в иных слоях народа в России и в Зарубежье. Он готовил наступление на крестьян по всем правилам военного искусства и военной же пропаганды.
Историческая справка
Известно, что один из главных методов пропаганды – дегуманизировать образ врага, чтобы солдаты убивали не людей, а «живую силу», а еще лучше – нелюдь. Именно так ориентировали коммунистов и беспартийных, которых направляли в деревню на «выкачивание» хлеба (то есть, по-простому, на его грабеж у вырастивших хлеб крестьян): «Мы не можем распускать нюни, если речь идет об интересах государства. Всякий, пытающийся задержать и спрятать хлеб, должен рассматриваться как враг. Вам дела нет, сколько у него детей, как они одеты и чем они питаются. Ваше дело – взять хлеб… Будьте бдительны, не якшайтесь с крестьянами, которые должны сдавать хлеб. Угощение и особенно рюмочка ведут к панибратству… Не смейте связываться с молодежью, и в частности с девушками… Вы имеете врагов в лице замаскировавшихся кулаков и подкулачников… попов и разных бывших людей, уцелевших членов разных социал-демократических, социал-революционных и прочих партий, бывших белогвардейцев, троцкистов, активных церковников, бывших мелких торгашей и прочей сволочи». – Д. Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. С.126–127.
3.2.4. Борьба с Русским Зарубежьем. Террор ОГПУ
Уходя в эмиграцию в ноябре 1920 г. под руководством последнего преемника законной русской власти генерала П.Н. Врангеля, сотни тысяч российских беженцев представляли собой совершенно новое социальное явление. Они покинули свою родину не из экономических побуждений, а по политической причине, из-за несогласия с захватившей Россию коммунистической властью. Состоявшее из непропорционально высокой доли военных, Русское Зарубежье с самого своего зарождения жило надеждой на быстрое возвращение домой, что подразумевало многостороннюю борьбу с захватчиками родины.
Поэтому для укреплявшейся советской власти Русское Зарубежье представляло собой с самого начала враждебное явление, с которым следовало всеми возможностями бороться. При полном отсутствии каких-либо морально-этических норм большевицкое руководство готово было применять любые методы действия. Со своей стороны, все более раздираемая внутренними склоками и абсолютно неподготовленная к новым условиям борьбы эмиграция представляла собой исключительно благоприятное поле деятельности для ГПУ. Коммунистическая агентура пронизывала все эмигрантские начинания, в первую очередь военные. Первые десятилетия своего владычества советская власть пользовалась в этом отношении необычайно выгодными условиями.
Подавление Кронштадтского и Тамбовского восстаний, признание Западом советского правительства решительно покончили с последними мечтами об иностранной интервенции и не оставляли почти никаких возможностей боевой части эмиграции для вооруженных действий против большевизма, разве что – прибегать к террористическим актам, способным, как показывала недавняя российская история, подточить даже могучее государство (без цепи убийств от Александра II до Столыпина революция вряд ли бы удалась). Не удивительно, что почин терактов пришелся на долю не белых генералов, а легендарного социалиста-революционера Бориса Савинкова. В 1904–1905 г. он был главным устроителем покушений на Плеве и на Великого князя Сергея Николаевича, в 1918 г. поднял первые антисоветские восстания, а, оказавшись в эмиграции, с помощью польской разведки создал в России подпольную сеть. Для борьбы со столь искушенным врагом ВЧК выработала тактику, которую потом не раз с успехом применяла: убеждать через своих эмиссаров, что в России существует контрреволюционная организация, которая только и мечтает войти в контакт с эмигрантскими боевиками, и таким путем заманивать их в Россию.
Так была придумана организация «Синдикат 2», в которую Савинков уверовал. Понимая, чем он рискует, он пробрался в Россию в августе 1924 г., был арестован, приговорен к смертной казни и погиб при невыясненных обстоятельствах.
Так же, как и Савинков, рвался в бой молодой – ему было чуть больше сорока – доблестный генерал от инфантерии Александр Кутепов. Невзирая на предостережения своего начальника генерала Врангеля, он создал боевую организацию из 32 молодых добровольцев, готовых пожертвовать собой. Но прежде чем «кутеповцы» начали действовать, ВЧК успела смастерить новую «контрорганизацию», под названием «Трест», аналогичную «Синдикату 2», но еще более искусно разработанную и на этот раз направленную на правые круги. Эмиссар «Треста», Якушев, бывший до революции крупным правительственным чиновником, завербованный под страхом расстрела, уверил многих, что существует мощное «Монархическое объединение Центральной России», целиком преданное Великому князю Николаю Николаевичу. Были устроены ряд якобы подпольных поездок видных эмигрантов для встречи с руководителями МОЦРа. ГПУ оказалось мастером инсценировок: евразийцы П. Савицкий и П. Арапов (племянник Врангеля!), депутат, лидер правого крыла II–IV Государственных Дум и видный деятель Белого движения В. Шульгин вернулись в восторге от наличия тайной оппозиции в России и от возможности с ней сотрудничать. Неоднократно переходила границу и вела бои с большевиками бесстрашная женщина-офицер Мария Захарченко-Шульц.
По отношению к «кутеповцам» тактика была простая: их убеждали воздерживаться от террористических актов, чтобы не навредить МОЦРу. Но долго длить фикцию было невозможно: в 1927 г. главный агент «Треста» Опперпут саморазоблачился, то ли искренно, то ли по приказу сверху, бежал с Захарченко в Финляндию и обещал загладить свое участие в обмане усилением терактов. Врангель был убежден, что планы Кутепова не удались, и просил его отойти от дел. Но Кутепов настоял на своем. В июне 1927 г. произошел ряд синхронных, но не обязательно согласованных покушений: в Варшаве был застрелен посол СССР П. Войков, в Минске убит видный чекист И. Ошанский, две группы из трех человек были засланы в Россию – одна в Петербург (Ларионов), где ручными гранатами закидала собрание Центрального партклуба, другая в Москву, где поджог общежития работников ГПУ был вовремя обезврежен. Петербургской группе удалось спастись, перейдя финскую границу, а московская с Опперпутом и Захарченко-Шульц – погибла в перестрелке (впрочем, в смерти Опперпута нет полной уверенности). В августе того же года три группы (восемь человек) были снова засланы в Россию, но вскоре раскрыты и уничтожены; было устроено еще несколько вылазок, также закончившихся трагически.
Странная и подозрительная смерть генерала Врангеля в 1928 г., а через несколько месяцев и Великого князя Николая Николаевича заставляли Кутепова спешить. Несмотря на постигшие его организацию неудачи, он готовился к усилению боевых действий. Новая попытка ОГПУ спровоцировать Кутепова, а заодно и бывшего народного социалиста историка С. Мельгунова, подложной контрреволюционной организацией в недрах Красной армии на этот раз не удалась. Приехавший в начале 1930 г. в Берлин эмиссар ОГПУ де Роберти – в прошлом начальник штаба Кутепова – под большим секретом сознался на встрече с Кутеповым, что никакой контрреволюционной организации не существует, и предупредил, что на Кутепова готовится в ближайшие два месяца покушение.
Генерал Кутепов понимал, что борьба, которую он и его организация ведут против большевиков, практически безнадежна. У белых офицеров не было средств, а деньги на поездки в Россию они зарабатывали нелегким трудом на заводах Рено, в парижском такси и другими, не менее тяжелыми способами, отказывая себе практически во всем. Офицеры предлагали Кутепову охрану, но он отказывался, не желая лишать их дневного заработка. В воскресенье 26 января, по дороге из дома в церковь «галлиполийцев» Кутепов был убит при сопротивлении группой чекистов во главе с Яковом Серебрянским.
Историческая справка
26 января генерала Кутепова на углу улиц Удино и Русселе окликнул полицейский. Как только Кутепов подошел к нему, из рядом стоящего такси выскочили двое мужчин и затолкнули генерала в машину. Это были агенты ОГПУ, а лже-полицейский – переодетым французским коммунистом. В автомобиле происходила схватка не на жизнь, а на смерть. Генерал обладал богатырским здоровьем, совершал несколько раз в неделю 40-километровые марш-броски, готовя себя к будущей борьбе в России. Кутепов нокаутировал одного из бандитов и уже одолевал второго. Лже-полицейский понял, что борьбы им не выиграть, и ударил Кутепова ножом в спину. Так в своем последнем бою с большевиками погиб отважный офицер, которого по праву можно считать национальным героем России. Коммунисты долгое время скрывали позорный провал своей операции: ведь Кутепова планировалось вывезти в Советскую Россию и там судить. В псевдоисторической советской литературе долгое время распространялись слухи о смерти Кутепова от сердечного приступа на корабле по дороге в Одессу. Павел Судоплатов – один из организаторов этой операции – писал, что Кутепов умер от сердечного приступа в Париже во время борьбы в машине и что его тело было тайно похоронено похитителями в гараже в предместье французской столицы. Правда вскрылась в конце 1980-х гг. Перед смертью от неизлечимой болезни старый французский коммунист Морис Онель рассказал французскому историку Жану Элленстайну о том, как его брат участвовал в похищении Кутепова в качестве того самого лже-полицейского, нанесшего смертельный удар Александру Павловичу. Весть об исчезновении и смерти генерала потрясла эмиграцию. В 1934 г. вышел сборник статей, посвященный Александру Павловичу Кутепову, переизданный на родине в 2004 г. – Генерал А.П. Кутепов. Воспоминания. Мемуары. Минск: Харвест, 2004. С. 381.
Его преемник во главе РОВСа, генерал Евгений Миллер отличался осторожностью и умеренными взглядами. Осторожность генерала Миллера побудила последователей Кутепова создать внутри РОВСа «внутреннюю линию», нацеленную на решительные действия. «Внутренней линии» были поручены разведка и подготовка боевых операций. ОГПУ приложила все усилия, чтобы обезвредить «внутреннюю линию» путем проникновения (инфильтрации) агентов ОГПУ в ряды организации Кутепова и расшатывания ее изнутри взаимными подозрениями, обвинениями и склоками.
В сентябре 1930 г. Разведуправлению РККА удалось завербовать, соблазнив деньгами и псевдопатриотическими доводами, генерала Николая Скоблина (кличка «Фермер»), в 1920 г. командира Корниловской дивизии, в эмиграции доверенного лица Миллера, женатого на знаменитой эстрадной певице Надежде Плевицкой. Одновременно в их сети попал запутавшийся в личной жизни один из руководителей Торгово-промышленного союза Сергей Третьяков (внук создателя Третьяковской галереи). В 1934 г. по настоянию советских агентов он снял квартиру над штабом РОВСа и нашпиговал ее микрофонами для подслушивания разговоров в штабе.
Документ
Расписка в согласии на агентурную деятельность в пользу СССР, данная Скоблиным:
«Постановлением Центрального Исполнительного Комитета Союза Светских Социалистических Республик о персональной амнистии и восстановлении в правах гражданства мне объявлено.
Настоящее обязуюсь до особого распоряжения хранить в секрете.
21.1.31. Берлин. Б(ывший) генерал Н. Скоблин
Подписка
Настоящим обязуюсь пред Рабоче-Крестьянской Красной Армией Союза Советских Социалистических Республик выполнять все распоряжения связанных со мной представителей разведки Красной Армии безотносительно территории. За невыполнение данного мною настоящего обязательства отвечаю по военным законам СССР.
21.1.31. Берлин. Б(ывший) генерал Николай Владимирович Скоблин».
(К. Шлёгель. Берлин, Восточный вокзал. Русская эмиграция в Германии между двумя войнами (1918–1945). М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 426).
Хотя, казалось, генерал Миллер и не представлял большой опасности для СССР, органы решили повторить с ним ту же операцию, что с Кутеповым. В ноябре 1937 г., при участии Скоблина, назначившего для него тайное свидание с немецкой агентурой, Миллер был похищен и всякий след его затерялся на целых полстолетия. Только в 1990-х гг. стало известно из архивов КГБ, что приведенный в бессознательное состояние хлороформом, Миллер был «запакован» в ящик, вывезен из Франции в СССР на советском торговом корабле, доставлен на Лубянку и после длительных допросов расстрелян 11 мая 1939 г. Французское правительство, как и в случае Кутепова, по дипломатической линии никаких мер не приняло. Но судебное следствие произведено было тщательно. Скоблин сразу после похищения бежал в Испанию, где известия о нём прерываются (по некоторым данным был вывезен в СССР и там уничтожен по приказу Сталина), но его жена, как сообщница, была приговорена к 20 годам заключения и в 1940 г., умирая в тюрьме, рассказала о своем участии всю правду.
Большевики никогда не прекращали борьбу с Русским Зарубежьем, видели в нем своего опасного и умного врага. Но в конце 1920-х гг. они боялись организованную эмиграцию особенно – готовя коллективизацию и новое порабощение всего народа, чуть вздохнувшего в годы НЭПа, большевики боялись «Весеннего похода», боялись, что на помощь восставшей деревне придут отряды офицеров РОВС и все движение сольется воедино вокруг признанного большей частью эмиграции вождя – Великого князя Николая Николаевича и его верного соратника мужественного полководца – генерала Врангеля. Этого большевики боялись больше всего. Этого старались не допустить всеми силами.
Последнее предсмертное письмо Великого князя Николая Николаевича:
Документ
Поздравляю всех с РОЖДЕСТВОМ ХРИСТОВЫМ.
Молю ГОСПОДА, да узрим Отечество наше свободным и в нем торжество Веры и царство мира, любви и порядка.
Душевно тронут и сердечно благодарю за участие, ко мне в болезни проявленное.
Помятуйте о РОССИИ! И здесь, в изгнании, ей отдайте все Ваши помыслы, не числя трудов, сил и средств на дело ея спасения, ибо безпримерно тяжки испытания и наступают решительные сроки.
Народ РУССКИЙ! Собери Твои силы и со Крестом выйди вновь на путь Тебе данного Великаго и Славнаго Бытия.
Николай
28 декабря 1928 г. 3 ч(аса) д(ня) пополудни.
Б. Прянишников. Незримая паутина. Нью-Йорк, 1979.
К. Шлёгель. Берлин, Восточный вокзал. Русская эмиграция в Германии между двумя войнами (1918–1945). М.: Новое литературное обозрение, 2004.
М.В. Соколов. Соблазн активизма: Русская республиканско-демократическая эмиграция 20–30-х гг. ХХ века и ОГПУ СССР. М.: Азбуковиник, 2011.
П.А. Судоплатов. Разведка и Кремль. М.: ТОО «Гея», 1997.
3.2.5. Раскол Церкви и «сергианство». Усиление гонений на веру
Возглавивший русскую церковную иерархию после смерти Патриарха Тихона в апреле 1925 г. в качестве Патриаршего Местоблюстителя митрополит Пётр Полянский был вынужден продолжить переговоры с Е.А. Тучковым об условиях получения легализации для органов высшего церковного управления. Однако нежелание митрополита Петра допустить вмешательство органов ГПУ в кадровую политику Церкви привело не только к отказу властей предоставить официальную регистрацию Московской Патриархии, но и к аресту самого Патриаршего Местоблюстителя 10 декабря 1925 г.
За четыре дня до своего ареста, не видя иной возможности сохранить преемство высшей церковной власти в России (два других Патриарших Местоблюстителя, назначенные Патриархом, митрополит Кирилл Смирнов и митрополит Агафангел Преображенский находились в это время в ссылке), митрополит Пётр назначил своими Заместителями в случае ареста трех церковных иерархов, первый из перечня которых митрополит Сергий Страгородский и заявил о своем вступлении в обязанности Заместителя. Не обозначив четко круг этих обязанностей, митрополит Пётр способствовал появлению проблемы, которой будет суждено отрицательно повлиять на дальнейшее развитие русской церковной жизни и которая будет сводиться к вопросу о том, являются ли тождественными по своему каноническому объему полномочия Патриаршего Местоблюстителя и его Заместителя.
Продолживший переговоры с властями митрополит Сергий пользовался весной 1926 г. поддержкой значительной части русского православного епископата. Многие архиереи были убеждены в предпочтительности возглавления русской церковной иерархии именно митрополитом Сергием, а не вернувшимся в это время из ссылки Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Агафангелом. В начале июня 1926 г. заключенные на Соловках 23 епископа составили и предложили митрополиту Сергию проект его возможного послания государственной власти, известный впоследствии как «Записка соловецких епископов» и явившийся одним из самых замечательных по интеллектуальной глубине и нравственной высоте церковных документов ХХ в. В записке епископы отметили, что слова благодарности советской власти компрометируют Церковь своей очевидной фальшью, а единства целей у Церкви и правительства быть не может, пока последнее стремится к искоренению религии.
Документ
Из «Соловецкого послания» епископов к правительству СССР, май 1926 г.:
«Церковь не касается перераспределения богатств или их обобществления, т. к. всегда признавала это правом государства, за действия которого не ответственна. Церковь не касается и политической организации власти, ибо лояльна в отношении правительств всех стран, в границах которых имеет своих членов. Она уживается со всеми формами государственного устройства от восточной деспотии старой Турции до республики Североамериканских Штатов. Это расхождение лежит в непримиримости религиозного учения Церкви с материализмом, официальной философией коммунистической партии и руководимого ею Правительства советских республик… Правительство как в своем законодательстве, так и в порядке управления, не остается нейтральным по отношению к вере и неверию, но совершенно определенно становится на сторону атеизма, употребляя все средства государственного воздействия к его насаждению, развитию и распространению в противовес всем религиям… Свое собственное отношение к государственной власти Церковь основывает на полном и последовательном проведении в жизнь принципа раздельности Церкви и государства. Она не стремится к ниспровержению существующего порядка и не принимает участия в деяниях, направленных к этой цели, она никогда не призывает к оружию и политической борьбе, она повинуется всем законам и распоряжениям гражданского характера, но она желает сохранить в полной мере свою духовную свободу и независимость, предоставленные ей Конституцией, и не может стать слугой государства…» – Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917–1941 гг. М., 1996. С. 207, 211.
Арест митрополита Сергия 8 декабря 1926 г. и последовавшее за ним трехмесячное заключение разделили этап возглавления им русской церковной иерархии на два весьма отличающихся друг от друга периода. Выйдя 20 марта 1927 г. из тюрьмы, митрополит Сергий получил от властей отсутствовавшее у него ранее разрешение постоянно проживать в Москве, а через два месяца – справку административного отдела НКВД об официальном разрешении в Москве постоянной деятельности совещания епископов, приглашенных митрополитом Сергием. 25 марта 1927 г. появился указ Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия и совещания епископов, зарегистрированного властями под названием «Временного Патриаршего Священного Синода», о представлении епархиальными архиереями в местные органы власти заявлений о регистрации епархиальных управлений. Так была получена легализация деятельности высших и епархиальных органов церковного управления, которой тщетно добивались Патриарх Тихон и Патриарший Местоблюститель митрополит Пётр и которая, как тогда казалось многим, могла если и не прекратить, то значительно ограничить масштаб церковных гонений.
Появившееся вскоре послание митрополита Сергия от 29 июля 1927 г., более известное под названием «Декларации», оказалось во многом отличным по своему содержанию от «Записки соловецких епископов» и более напоминало по своей политической риторике написанные под давлением властей послания Патриарха Тихона 1923–1925 гг.
Документ
«Ходатайство наше о разрешении Синоду начать деятельность по управлению Православной Российской Церковью увенчалось успехом, – подчеркивал митрополит Сергий. – Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление… Вознесем же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако благоволившему о святой нашей Церкви, выразим всенародную нашу благодарность и советскому нашему правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения… Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы ему, для которых оно дорого, как истинная жизнь со всеми его догматами, преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи».
Однако именно в этом во многом инспирированном ГПУ послании митрополит Сергий предпринял попытку обратиться к тем представителям русского епископата, которые уже летом 1927 г. были склонны критически оценивать очевидно изменившуюся политику Заместителя Патриаршего Местоблюстителя даже несмотря на получение им государственной регистрации высшего церковного управления.
Документ
«Учреждение Советской власти многим представлялось каким-то недоразумением – случайным, и потому недолговечным, – отмечал митрополит Сергий. – …Таким людям, не желающим понять знамения времени, и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом, и даже с монархией, не порывая с Православием… Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и оставить свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру, и работать с нами только во имя веры или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере, не мешать нам, устранившись временно от дела. Мы уверены, что они очень скоро возвратятся работать с нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и православная жизнь остается незыблема». – Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917–1943. М., 1994. С. 510, 512.
Деятельность митрополита Сергия, имевшая место после его освобождения из-под ареста в течение первых нескольких месяцев, привела к потере им доверия со стороны значительной части епископов. Не предусмотренный не только церковной канонической традицией, но и постановлениями Поместного Собора 1917–1918 гг. статус Заместителя Патриаршего Местоблюстителя воспринимался как отнюдь не являющийся тождественным полномочиям предстоятеля Церкви, и решение митрополита Сергия учредить при себе «Временный Патриарший Синод» рассматривалось многими епископами как очевидная узурпация церковной власти.
Значительное недовольство в церковной среде вызывали содержание Декларации 29 июля 1927 г., указ Заместителя Патриаршего Местоблюстителя № 549 от 21 октября 1927 г., предписывавший определенную формулу поминовения властей и запрещавший поминовение за богослужением епархиальных архиереев, находившихся в заключении. Однако одним из наиболее существенных оснований для критики деятельности митрополита Сергия со стороны его оппонентов из числа епископов следует признать распространившееся в их среде убеждение, что Заместитель Патриаршего Местоблюстителя решился полностью подчинить свою церковно-административную деятельность, в том числе и в области кадровой церковной политики, распоряжениям органов ГПУ. Этому убеждению способствовали те обстоятельства, что уже за первые несколько месяцев после своего освобождения митрополит Сергий не без внешнего вмешательства переместил около 40 епископов и ввел во «Временный Патриарший Синод» связанных с ОГПУ архиереев, например митрополита Тверского Серафима (Александрова).
С осени 1927 г. оппозиция некоторых, в том числе и весьма авторитетных церковных иерархов, стала проявляться не только в периодической критике действий митрополита Сергия, как это имело место, например, со стороны Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского). Некоторые из архиереев, подобно митрополиту Агафангелу (Преображенскому), прервали канонические отношения с митрополитом Сергием и отказывали ему в безусловном административном подчинении, другие, подобно митрополиту Кириллу (Смирнову), переставали поддерживать с митрополитом Сергием каноническое и евхаристическое общение, не ставя, впрочем, под сомнение благодатность таинств, которые совершало «сергианское» духовенство, наконец, третьи, подобно епископу Виктору (Островидову), рассматривали митрополита Сергия как еретика, а канонически подчинявшееся ему духовенство считали безблагодатным.
Значение этой оппозиции архиереев увеличивалось еще и тем обстоятельством, что в ее ряды входили два назначенные св. Патриархом Тихоном Патриарших Местоблюстителя свв. митрополиты Кирилл и Агафангел и некоторые другие известные церковные иерархи, подобные Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Иосифу (Петровых), архиепископу Серафиму (Самойловичу), епископам Афанасию (Сахарову), Дамаскину (Цедрику), Серафиму (Звездинскому). Значительно уступая в количестве сторонникам митрополита Сергия, как среди духовенства, так и среди епископата, представители оппозиции часто объединяли в своих рядах многих наиболее активных, нравственно авторитетных и образованных священнослужителей. Патриарший же Местоблюститель митрополит Кирилл являлся на рубеже 1920–1930-х гг. самым авторитетным иерархом среди русского епископата, что подтвердилось осенью 1926 г. в результате опроса более чем 70 архиереев.
В своих обращениях к митрополиту Сергию они смогли весьма аргументированно изложить как богословские, так и канонические аргументы, побудившие их встать в оппозицию его политике. В качестве примеров достаточно привести точки зрения, высказанные двумя Патриаршими Местоблюстителями митрополитами Кириллом и Агафангелом.
Документ
«Для меня лично не подлежит никакому сомнению, – писал митрополит Кирилл 15 мая 1929 г., – что никакой заместитель по своим правам не может равняться с тем, кого он замещает, или совершенно заменить его. Заместитель назначается для распоряжения текущими делами, порядок решения которых точно определен действующими правилами, предшествующей практикой и личными указаниями замещаемого. Никаких, так сказать, учредительных прав вроде реформы существующих служебных учреждений, открытия новых должностей и т. п. заместителю не может быть предоставлено без предварительного испрошения и указаний замещаемого. Коренное же изменение самой системы церковного управления, на что отважился митрополит Сергий, превышает компетенцию и самого местоблюстителя патриаршего престола… Посему до тех пор, пока митрополит Сергий не уничтожит учрежденного им Синода, ни одно из его административно-церковных распоряжений, издаваемых с участием так называемого Патриаршего Синода, я не могу признавать для себя обязательным к исполнению. Такое отношение к митрополиту Сергию и его Синоду я не понимаю как отделение от руководимой митрополитом Сергием части Православной Церкви, так как личный грех митрополита Сергия относительно управления Церковью не повреждает содержимого и этой частью Церкви – православно-догматического учения, но я глубоко скорблю, что среди единомысленных митрополиту Сергию архипастырей в нарушение братской любви уже применяется по отношению к несогласным и обличающим их неправоту кличка отщепенцев-раскольников… Воздерживаюсь от братского общения с митрополитом Сергием и ему единомышленными архипастырями, так как нет у меня другого способа обличать согрешающего брата. Известные мне неоднократные попытки личных и письменных братских увещаний, обращенных к митрополиту Сергию со стороны почившего ныне митрополита Агафангела, митрополита Иосифа с двумя его викариями, архиепископом Углическим Серафимом [Самойловичем], епископом Вятским Виктором [Островидовым], не могли вернуть митрополита Сергия на надлежащее место и к подобающему образу действий. Повторять этот опыт было бы бесполезно». – А.В. Журавский. Во имя правды и достоинства Церкви. Жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений ХХ века. М., 2004. С. 521–522.
«Сознавая всю незаконность своего единоличного управления Церковью, управления никаким соборным актом не санкционированного, Вы организуете при себе «Патриарший Синод», – писал св. митрополит Агафангел 6 февраля 1928 г. – Но ни порядок организации этого «Синода», Вами единолично учрежденного и от Вас получающего свои полномочия, ни личный состав его из людей случайных, доверием епископата не пользующихся… не могут быть квалифицированы иначе, как только явления определенно противоканонические… В своем обращении к чадам православной Церкви 29.07.1927 г. [н. ст.] Вы в категорической форме объявляете такую программу Вашей будущей руководящей деятельности, осуществление которой неминуемо принесло бы Церкви новые бедствия… По личному своему усмотрению Вы практикуете бесцельное, ничем не оправдываемое перемещение епископов, часто вопреки желанию их самих и их паствы, назначение викариев без ведома епархиальных архиереев, запрещение неугодных Вам епископов в священнослужении и т. п.
…По Вашей программе начало духовное и Божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется началу мирскому и земному, во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное угодничество «внешним», не оставляющее места для важного условия устроения внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия – свободы, дарованной Церкви Ее Небесным Основателем и присущей самой природе Ее – Церкви». – Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве высшей церковной власти. 1917–1943. М., 1994. С. 573–574.
Вслед за не прекращавшимися и в 1928 г. арестами священнослужителей, впрочем, преимущественно из среды противосергианской, в 1929 г. на Русскую Православную Церковь обрушились новые свирепые гонения, которые сопровождали развернувшуюся тогда в стране коллективизацию. Постановление ВЦИК и СНК СССР от 8 апреля 1929 г. и позднейшая инструкция НКВД отрицали какие-либо права Церкви как юридического лица, требовали регистрации местных «двадцаток» верующих, которым государство могло предоставлять в пользование храм, запрещая любую деятельность вне его стен.
Принятое ВЦИК 8 апреля 1929 г. постановление «О религиозных объединениях», которое вплоть до конца 1980-х гг. будет формально определять систему церковно-государственных отношений, стало вторым после декрета «О свободе совести» от 20 января 1918 г. законодательным прикрытием большевицкой политики перманентных церковных гонений. В период с 1929 по 1934 г. было репрессировано почти 40 тыс. представителей духовенства и монашества, из которых около 5 тыс. – убито, закрыты все монастыри, число действующих храмов сократилось с 28 500 до 10 000 (в 1914 г. действующих церквей и часовен насчитывалось 67 100). В том же году последовала антиколокольная кампания: колокола снимали и сдавали на лом. Погибло множество бесценных колоколов, отлитых русскими мастерами за полтысячелетия. Большевицкое руководство развернуло вербовку граждан в «Союз воинствующих безбожников», просуществовавший с 1925 по 1943 г. В ответ на гонения и разделения внутри Церкви стали возникать различные секты, видевшие в коммунистах власть антихриста. В 1926–1927 гг. их подвергли яростному преследованию.
Во всем мире поднялась волна возмущения творимыми большевиками в России гонениями на Православную Церковь. Тогда в начале 1930 г. ОГПУ заставило митрополита Сергия сделать заявление, что никаких гонений на Церковь в СССР нет. Эта кощунственная ложь потрясла верующих и в России и в эмиграции, а также друзей Русской Церкви во всем мире.
Если митрополит Сергий надеялся на то, что полученная ценой столь значительных с его стороны уступок легализация Московской Патриархии приведёт к ослаблению церковных гонений, то надежды эти оказались тщетными.
Разделявший характерное для многих «непоминающих» епископов представление о том, что отличительной чертой обновленчества являлось не столько самочинное проведение литургических и канонических реформ, сколько крайнее раболепие, побуждавшее обновленцев идти на любые формы сотрудничества с богоборческим большевицким режимом, митрополит Кирилл писал за несколько месяцев до своего расстрела 20 ноября 1937 г.: «Ожидания, что м[итрополит] Сергий исправит свои ошибки, не оправдались… и оч[ень] многие разобрались и поняли, что м[итрополит] С[ерг]-ий отходит от той Православной Церкви, какую завещал нам хранить св. Патриарх Тихон, и следовательно для православных нет с ним части и жребия. Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу сергианства». При этом св. митрополит Кирилл подчеркивал, что первым иерархом, указавшим на пагубность для Церкви сервилистской политики Заместителя Патриаршего Местоблюстителя оказался другой Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Иосиф, с чьего «именно благословения был высказан от Петроградской епархии первый протест против затеи м[итрополита] Сергия и дано было всем предостережение в грядущей опасности».
В качестве единственной альтернативы той системе высшего церковного управления, которую предлагал Русской Православной Церкви митрополит Сергий, отождествлявший свои полномочия Заместителя Патриаршего Местоблюстителя с полномочиями предстоятеля Церкви, непоминающие его за богослужением новомученики-архиереи видели организацию церковного управления на основании указа Св. Патриарха Тихона Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7(20) ноября 1920 г., предполагавшего самостоятельное управление епархией правящим архиереем в условиях отсутствия канонического центра высшего церковного управления или отсутствия с ним связей.
Кровавые гонения коммунистического режима, практически полностью физически уничтожившие к началу Второй мировой войны священнослужителей из числа «антисергианской» оппозиции, не позволили осуществиться в русской церковной жизни идеям тех новомучеников, которые воспринимали, отлично от митрополита Сергия, не только перспективу развития отношений Русской Православной Церкви и коммунистического государства, но и перспективу развития церковной жизни как таковой. Многие важные особенности дальнейшей жизни Русской Православной Церкви в условиях тоталитарного коммунистического режима были обусловлены не только религиозной политикой этого режима, но и тем выбором церковной политики, который сделал митрополит Сергий в 1927 г. Однако прославив в Соборе Новомучеников и Исповедников Российских подвижников, подвергавших глубокой и всесторонней критике деятельность митрополита Сергия и считавших своей архипастырской обязанностью даже прервать с ним каноническое и евхаристическое общение, Русская Православная Церковь сделала важный шаг на пути преодоления многих церковно-исторических стереотипов советского времени. И может быть, самым глубоким из этих стереотипов следует признать представление о церковной политике митрополита Сергия как единственно возможной и единственно правильной в условиях коммунистических гонений. Именно это представление, противоестественно разделявшее многие годы единую русскую церковную иерархию с одной стороны на «сергиан», а с другой стороны на «даниловцев» и «мечевцев», «кирилловцев» и «иосифлян», не позволяло многим русским православным христианам ощущать себя в духовном единении с сонмом тех праведников, кто с гораздо большей, чем митрополит Сергий, последовательностью и верой в несокрушимость Церкви своей мученической кровью, а не политикой компромиссов подготовил церковное возрождение России в 1970–1990-е гг.
Развернутые большевиками с 1927 г. жесточайшие преследования всех религий произошли вовсе не случайно. Большевики готовились нанести смертельный удар по крестьянству, свернуть НЭП. Они опасались любых центров сопротивления их политике и знали, что даже равнодушное к вере большинство земледельцев в годину гонений обратится к вере и Церкви, которая найдет пастырей, готовых повести за собой народ на борьбу против человеконенавистнического режима. Приход, храм стали бы естественным центром сопротивления сталинской коллективизации и намечаемому в связи с ней новому голодомору. И потому Церковь надо было, во-первых, расколоть, во-вторых, запугать, а в-третьих, скомпрометировать в глазах народа лояльностью большевицкой власти. Все эти дьявольские задачи коммунисты смогли реализовать с помощью ОГПУ.
Журнал Московской Патриархии в 1931–1935 годы. М.: Издательский совет РПЦ, 2001.
Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917–1941 гг. М., 1996.
А.В. Журавский. Во имя правды и достоинства Церкви. Жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений ХХ века. М., 2004.
3.2.6. Уничтожение старой интеллигенции
Владимир Соловьев высказал в свое время мысль, что устоями России являются «монастырь, село и дворец». В сущности, эта формула является парафразом одиозной в глазах революционеров знаменитой триады «православие, самодержавие и народность». Так или иначе, в первое десятилетие после октябрьского переворота большевики уничтожали «дворцы» и дворянство, «монастыри» и священнослужителей, а начиная с года великого перелома – (1929) – «село» и крестьянство. Одновременно удар обрушился и на кадры старой российской интеллигенции. Первые жертвы русская интеллигенция понесла еще в 20-е годы. Помимо жертв «Красного террора», тех, кто был взят в заложники и расстрелян, тех, кто погибал на фронтах Гражданской войны или в тылу от голода и тифа, и кого большевицкая пропаганда вписывала в привычную формулу «лес рубят – щепки летят», властью использовалось и такое средство избавления от несогласных с установленным режимом, как высылка. Расстрел поэта Николая Гумилева (1921 г.) должен был стать и стал уроком для оставшихся в живых: для достижения своих целей большевики не остановятся ни перед чем и ни перед кем.
В годы утверждения тоталитарного сталинизма (1928–1939) физическое и нравственное уничтожение интеллигенции, искоренение ее моральных устоев и принципов стало претворяться в жизнь с беспримерной в истории человечества жестокостью и последовательностью. В 1929 г. в среде писателей травят Бориса Пильняка и Евгения Замятина (последнего Сталин отпустил на Запад), арестовывают многих видных историков: погибшего в ссылке С.Ф. Платонова и ставшего позднее сталинским фаворитом Е.В. Тарле. В эти годы были репрессированы и расстреляны или погибли в лагерях выдающиеся писатели Сергей Клычков, Осип Мандельштам, Исаак Бабель, Борис Пильняк, Артем Веселый (Н.И. Качкуров), Владимир Зазубрин (Зубцов), режиссер Всеволод Мейерхольд, богослов и ученый, священник Павел Флоренский, незаурядный философ Густав Шпет. Репрессии коснулись выдающихся деятелей науки и только чудом избежали физического уничтожения ученые такого масштаба, как С. Королев, А. Туполев и Б. Стечкин. Избежали гибели, но были лишены возможности печататься в течение 25–30 лет великий философ А. Лосев и крупнейший литературовед-мыслитель М. Бахтин. Не избежал ареста молодой Д. Лихачев, будущий крупнейший специалист в области древнерусской литературы.
Знаменитому микробиологу, профессору Барыкину большевицкие чиновники предложили для опытов использовать заключенных вместо дорогостоящих мартышек. Он наотрез отказался, был арестован и пропал без следа.
Не было ни одного слоя интеллигенции, который не прошел бы через горнило сталинских репрессий. 1930 год ознаменовался закрытыми процессами над группой бактериологов во главе с проф. Каратыгиным, над работниками пищевой промышленности во главе с проф. Рязановым (48 обвиняемых приговорены к расстрелу) и над инженерами и техниками по так называемому процессу «Промпартии».
В те месяцы 1930 года, когда шли эти процессы, «Правда» и «Известия» опубликовали статью Максима Горького «Если враг не сдается, его уничтожают». По уровню нравственной низости эту статью можно считать последней степенью падения отечественной публицистики. Русский писатель, который целое столетие, со времен Пушкина, был совестью нации, в лице Горького становится олицетворением ее растления. Уничтожать Горький призывал тех «врагов»-интеллигентов, которые отказывались сдаваться сталинской идеологии, отказывались от саморастления под давлением животного страха, материальных посулов, ложного отождествления сталинизма с новым величием России и пр. Отказывалось от растления меньшинство, и оно действительно уничтожалось. Большинство соглашалось на сотрудничество с режимом. После чего уже не приходится удивляться ни позорному приезду Горького на Соловки, ни поездке писателей на Беломорканал, ни беспримерному явлению в истории мировой комедиографии – пьесе Н. Погодина «Аристократы», где в жанре комедии изображается лагерный труд, ни гимны чекистам в стихах и прозе, театре и кинематографии, ни подписи выдающихся деятелей науки и культуры под требованием расстрела их недавних коллег, сподвижников и знакомых.
Одним из моментов в подготовке уничтожения крестьянства стало возобновление и многократное усиление антирусской пропаганды. Все национальные символы, исторические святыни, героические фигуры прошлого подвергались с высоких трибун и со страниц большевицкой прессы развенчанию, шельмованию и осмеянию. Как и люди – ведущий интеллектуальный слой России – памятники древней культуры или уничтожались, или переделывались до неузнаваемости, или «высылались» (то есть продавались) за границу. В 1930 г. «Вечерняя Москва» опубликовала статью-призыв «Пора убрать исторический мусор с площадей», в которой говорилось о необходимости ликвидации всех еще оставшихся старых памятников города. Статью сопровождало стихотворение двадцатитрехлетнего комсомольского поэта Джэка (Якова Моисеевича) Алтаузена (1907–1942):
«Я предлагаю
Минина расплавить,
Пожарского.
Зачем им пьедестал?
Довольно нам
Двух лавочников славить,
Их за прилавками
Октябрь застал.
Случайно им
Мы не свернули шею.
Я знаю, это было бы под стать,
Подумаешь,
Они спасли Расею!
А может, лучше было б не спасать?»
В 1931 г. с трибуны VI съезда Советов СССР поэт Безыменский с пафосом произнес: «Расеюшка Русь! Растреклятое слово…»
С июля 1929 г. началось массовое закрытие и разрушение церквей, монастырей, древних крепостных башен и стен. 31 июля 1929 г. были снесены Воскресенские (Иверские) ворота и часовня, за которыми последовали закрытие Даниловского монастыря в Москве (1929 г.), был разрушен Чудов монастырь в Московском Кремле (1930 г.), в 1931 г. был взорван храм Христа Спасителя, в 1931–1932 гг. разрушен старейший московский собор – Спаса-на-Бору в Кремле, воздвигнутый за 600 лет до того, в 1330 г. сносились и светские памятники (торговое строение Охотного ряда в 1932 г.), в 1934 г. было взорвано здание петровской Навигационной школы в Москве – знаменитая Сухарева башня, разобран на строительный камень Серпуховской кремль. В 1930 г. было принято постановление «Об использовании под учебные цели зданий и помещений дворцов, клубов, бывших монастырей, закрытых и закрываемых церквей». Старина разбазаривалась и уничтожалась по-разному: было принято специальное постановление о порядке вывоза иностранцами за границу предметов быта и искусства.
Документ
Телеграмма И. Сталина и К. Ворошилова Л. Кагановичу: «ЦК ВКП Кагановичу. Мы изучили вопрос о Сухаревой башне и пришли к тому, что ее надо обязательно снести. Предлагаем снести Сухареву башню и расширить движение. Архитекторы, возражающие против сноса, – слепы и бесперспективны. Сталин. Ворошилов. 18/IX33».
Наступление на мысль и совесть осуществлялось последовательно и энергично. В мае 1929 г. была принята поправка к ст. 13 Конституции СССР – свобода быть верующим или неверующим заменена свободой вероисповедования или ведения антирелигиозной пропаганды. В 1932 г. объявляется «антирелигиозная пятилетка», ставящая своей целью к 1 мая 1937 г. уничтожение всех храмов и «самого понятия Бога». В этих условиях фактически упраздняется такая профессия, как «богослов» за неимением ни одного печатного органа, в котором могли бы печататься богословские труды, в то время как сеть антирелигиозных изданий ширится и разветвляется. Антирелигиозная тема звучала в фильме Я. Протазанова «Праздник святого Йоргена», в поэзии Демьяна Бедного, Эдуарда Багрицкого («Смерть пионерки»). В 1932 г. в Казанском соборе в Ленинграде открылся Музей истории религии и атеизма.
Многообразие течений философии, столь характерное для русской дореволюционной мысли, сужается до «единственно верного учения – диалектического материализма», с одной стороны, плодя кадры малообразованных начетчиков, а с другой – вынуждая и тех, у кого были несомненные философские задатки, сужать свой кругозор рамками вчерашней передовицы газеты «Правда».
Постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» ликвидировало все возможные течения и организации во всех видах искусств. Разнообразие направлений в искусстве, сочетание традиции и новаторского эксперимента, что отличало предреволюционное десятилетие («золотой период серебряного века»), еще сохранявшее энергию во второй половине 1920-х гг., должно было слиться в едином направлении «социалистического реализма», провозглашенном на Первом съезде советских писателей в августе 1934 г. Малейшее уклонение от «генеральной линии», иногда вызванное особенностями вкуса или связанное с личным неприятием того или иного деятеля культуры, и произведению выносится суровый приговор – оно оказывается под запретом, как это было с оперой Дмитрия Шостаковича «Катерина Измайлова», на которую «Правда» откликнулась статьей «Сумбур вместо музыки», или с пьесой Михаила Булгакова «Мольер», прошедшей на сцене МХАТа семь раз и снятой с репертуара после серии разгромных статей.
Впрочем, на первых порах понятие «соцреализма» было относительно смутным. Бухарин, выступавший на Первом съезде писателей, еще поддерживал «писателей хороших и разных». Вкусовщина Сталина влияла на ситуацию – он благоволил Пастернаку и даже звонил ему по телефону, разрешил «Дни Турбиных» Булгакова и посетил спектакль 14 раз.
Судьба Булгакова в этом смысле особо примечательна. Формально он не может считаться жертвой сталинских репрессий, он не был ни убит, ни арестован. Но в течение 15 лет ни одна строчка его не была напечатана, и в 30-е гг., кроме уже упоминавшейся пьесы «Мольер», он предстал лишь как инсценировщик гоголевских «Мертвых душ» на сцене МХАТа (1932 г.). Эта инсценировка, да триумфально шедшие на сцене МХАТа «Дни Турбинных», с которых Сталин милостиво снял запрет, вот все, чем жил Булгаков как писатель в течение последних 10 лет своей недолгой жизни. Можно удивляться его мужеству, терпению и силе сопротивления, с которыми он прожил эти годы, работая над романом «Мастер и Маргарита». Роман этот был опубликован только в 1960-е гг., через четверть века после смерти писателя, да и то с огромными купюрами.
В 1928 г. в журнале «Октябрь» началась публикация нового романа никому в тот момент неизвестного молодого писателя Михаила Шолохова «Тихий Дон». Моментально поползли слухи о плагиате, а в качестве возможного автора называли известного донского писателя, погибшего в годы Гражданской войны, Федора Дмитриевича Крюкова. Однако через короткий срок вышло грозное письмо за подписью ведущих советских писателей, по стилю написания которого нетрудно было угадать его истинного автора – Сталина, объявлявшего любого сомневающегося в авторстве Шолохова «врагом советской власти». Критики «молодого гения советской литературы» вынуждены были замолчать. Как в те далекие годы, так и по сей день не ясно, как малограмотный 23-летний парень мог в рекордно короткие сроки написать роман огромной художественной силы о времени, которого по своему малолетству он знать не мог, а позже, за всю долгую 79-летнюю жизнь не написать ничего, даже рядом стоящего по уровню к «Тихому Дону».
Проза Булгакова и Платонова, поэзия Ахматовой, Мандельштама и Пастернака, «Проблемы творчества Достоевского» Михаила Бахтина (1929) и «Диалектика мифа» А. Лосева – то немногое, что было опубликовано в те годы или сохранилось от большевицкого произвола, говорит о том, какие неисчерпаемые возможности духа во всех сферах человеческой деятельности были явлены на пространстве бывшей Российской Империи. Воистину, по слову Н. Гумилева:
Та страна, что могла бы быть раем,
Стала логовищем огня.
Кто мог, всеми правдами и неправдами старался ускользнуть из этого «логовища». В 1928 г. в Персию бежал один из секретарей Сталина – Борис Бажанов (оставивший очень интересные заметки о характере и повседневной жизни Сталина), вслед за ним невозвращенцем стал чекист Г.А. Агабеков, которому поручено было его убить. Случаи перехода на Запад множатся. Угоняют за границу самолеты советские летчики (К.М. Клим, Г.Н. Кравец, В.О. Унишевский и др.) – явление небывалое в истории русской военной авиации.
До 1936 г. еще оставалась возможность выкупать отдельных советских граждан родственниками за границей. За выездной общегражданский паспорт надо было заплатить 500 фунтов стерлингов (колоссальная по тем временам сумма для бедных эмигрантов и совершенно невозможная для обобранных до нитки советских граждан, которым к тому же и запрещалось иметь валюту). После принятия сталинской конституции практика выкупа советских граждан заграницу прекращается.
Вместо того чтобы стать одним из важнейших, может быть, важнейшим центром всей мировой, христианской культуры, Россия в 1930-е гг. была превращена большевиками в «погорелое место». Ее лучшие интеллектуальные и духовные силы планомерно уничтожались, талантливая молодежь вместо глубоких знаний получала дикарский диамат и истмат, вместо творческих студий, мастерских, наставничества профессоров – беседы на лагерном лесоповале или в тюремной камере, вызовы к институтскому чекисту, склонение к сотрудничеству с ОГПУ. Истреблялись и духовно оскоплялись целые поколения русских людей. Русская культура продолжала приносить значимые для всего мира плоды практически только на горькой земле изгнания, в эмиграции.
3.2.7. Коллективизация – Второе крепостное право (большевиков)
Политика «ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации» была закреплена постановлением ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. Это постановление отменяло первоначальный план коллективизации 20 % хозяйств в ходе первой пятилетки (с октября 1928 по 1933 г.) и выдвигало задачу сплошной коллективизации в кратчайшие сроки. Для этого надо было: 1) Отобрать у «кулаков» все имущество и выселить их. 2) Передать их имущество в колхозы в качестве вступительного пая от сельских бедняков, на которых власть намерена опираться. 3) Заставить середняков вступить в колхозы и внести туда собственное имущество как вступительный пай. При этом большевики за кулаками числили 2 млн хозяйств, за середняками – 15 млн, и за бедняками – 8 млн. Кулаки, в свою очередь, делились на три группы. В первую вошли «активные контрреволюционеры», подлежащие расстрелу или заключению в концлагерь. Во вторую – подлежащие высылке в отдаленные места (спецпоселенцы). В третью – высланные из села в пределах своего округа.
30 января 1930 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло секретное постановление «О мерах по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». В соответствии с принятым постановлением предполагалось на первых порах лишить имущества путём раскулачивания более 200 тыс. человек, из которых 60 тыс. – расстрелять или этапировать в концлагеря, а 150 тыс. выселить в отдаленные местности. В ночь с 5 на 6 февраля раскулачивание началось в Северо-Кавказском крае и далее захлестнуло всю страну.
В деревни направляются 25 тыс. коммунистов. Они действуют в неистовом темпе: за месяц заставляют 58 % крестьян записаться в колхозы. При этом творятся неописуемые преступления и безобразия, «обобществляются» порой не только сельскохозяйственные орудия, крупный рогатый скот, лошади, но и козы, куры, домашнее имущество. Крестьяне оказывают отчаянное сопротивление. Сталин бьет отбой и 2 марта 1930 г. в «Правде» помещает статью «Головокружение от успехов». Во всех жестокостях и «перегибах» он винит исполнителей. 15 марта следует постановление ЦК «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении», а 3 апреля – новая статья Сталина «Ответ товарищам колхозникам».
Почти две трети только что принятых в колхозы крестьян к сентябрю оттуда уходят – хотя выход из колхоза был обставлен крайне невыгодными для крестьян условиями. Темпы снижаются, но сценарий остается прежним. В селе созывается общее собрание, на котором агитаторы объясняют все преимущества колхозного строя. Затем пришлые партийцы и местные активисты из бедноты составляют список наиболее преуспевающих крестьян. Их дворы, скот и инвентарь конфискуют и передают в неделимый фонд колхоза. Цифры общего числа подлежащих репрессиям «кулаков» спускаются сверху, но кого именно включить в эти списки решает «актив» из местной бедноты. При этом очевидную роль играют личные мотивы зависти, мести, обиды. Если Столыпин, проводя реформы, делал ставку на «здоровых и сильных», то Сталин в деревне, напротив, полагается на «слабых и пьяных». Ограбленных зажиточных крестьян и их семьи лишают всех гражданских прав, дают им 2 часа на сборы и везут к ближайшей железнодорожной станции. Затем грузят в товарные вагоны и отправляют за Урал, на Север или в Казахстан. Там их высаживают на каком-нибудь полустанке и гонят за сотни километров пешком к месту их поселения, часто совсем пустынному, необустроенному и не пригодному для сельскохозяйственной деятельности, где их косят голод, холод и цинга. Всего за время коллективизации в отдаленные районы было депортировано 2,1 млн человек и примерно столько же выселено внутри своих краев и областей. Из общего числа более 4 млн депортированных 1,8 млн погибли. Это – взрослых. Умерших при транспортировке в теплушках и во время обживания маленьких детей – а они умирали почти все – никто и не считал.
Историческая справка
Летом 1933 г. из Нарымского края Сталину был отправлен рапорт о случае на острове Назино на реке Оби. На баржах туда привезли 6114 раскулаченных крестьян, в том числе женщин и детей, и оставили на необитаемом острове без еды и без инструмента. Через три месяца в живых осталось 2000. Их осудили за людоедство и отправили в исправительно-трудовые лагеря.
Одновременно с введением колхозов в селах закрываются храмы и молитвенные дома. Сельские священники приравниваются к кулакам первой категории и подлежат заключению в лагерь или расстрелу.
Свидетельство очевидца
О положении раскулаченных в местах высылки свидетельствует письмо одного из них в ЦИК СССР, относящееся к 1930 г.: «Убытку от нас не было, а в настоящее время чистый убыток… Все отобрали и выслали. И никто не побогател, только Россию в упадок привели… народ мрет, оттаскиваем по 30 гробов в день. Нет ничего: ни дров для бараков, ни кипятку, ни приварки, ни бани для чистоты, а только дают по 300 граммов хлеба, да и все. По 250 человек в бараке, даже от одного духу народ начинает заболевать, особенно грудные дети, и так мучаете безвинных людей».
На селе после депортации кулаков городской коммунист-«двадцатипятитысячник» становится во главе колхоза, он заставляет оставшихся крестьян-«середняков» сдавать в колхоз свое имущество и вступать самим. Крестьяне отказываются, забивают скот. К тому же, лишенный хозяина, скот кулаков гибнет от отсутствия ухода. С 1928 по 1933 г. поголовье лошадей упало в России на 51 %, коров на 42 %, свиней на 40 %, овец и коз – на 66 %. В ценах 1913 г. потеря от гибели лошадей и скота составила 3,4 млрд золотых рублей. Животноводству был нанесен удар, от которого оно за все годы большевицкой власти так и не оправилось. Кто из крестьян мог – бежал в города, на селе же в 1931 г. поднимается новая волна восстаний.
Ход коллективизации отражают следующие цифры – процент крестьянских дворов, вошедших в колхозы на 1 июля:
1927 0,8
1928 1,7
1929 3,9
1930 23,6
1931 52,7
1932 61,5
1934 71,4
1935 83,2
1936 90,5
1937 93,0
Общее число крестьянских дворов за это время упало с 24,5 млн в 1928 г. до 19,9 млн в 1937-м, от раскулачивания и от добровольного ухода хозяев в город. К концу 1934 г., когда три четверти всех дворов подверглось коллективизации, было создано 200 тыс. колхозов, в среднем по 75 дворов в каждом, и 9,5 тыс. совхозов. «Сплошная» коллективизация, как видим, затянулась на целое десятилетие. Моментом ее завершения можно считать принятие «Примерного устава сельскохозяйственной артели», утвержденного Совнаркомом и ЦК ВКП(б) 17 июля 1936 г. Устав, среди прочего, обязывал колхоз работать по государственному плану сева и уборки урожая и определял административные штаты – примерно 1 управленца на каждых 8 тружеников. Общими для членов колхоза были земля и все средства производства, включая инвентарь, хлевы, амбары. В личном владении колхозника оставался жилой дом, а после 1933 г. разрешалось иметь приусадебный огород в полгектара и немного скота. Благодаря этому в городах возникли колхозные рынки, где крестьяне могли продавать продукты с приусадебных участков по свободным ценам. Не выполнившие государственного плана поставок торговать на рынке не имели права. Для многих городских жителей рыночные цены были недоступны, но все же приусадебные участки, занимая менее 4 % пахотной земли, давали в 1938 г. более 40 % сельскохозяйственной продукции и подавляющую часть денежного дохода крестьян.
Государственные цены после ликвидации «кулаков-эксплуататоров» стали сверхэксплуататорскими. Например, государство закупало у колхозников сливочное масло по 4 рубля за килограмм, а продавало в магазинах по 28 рублей, т. е. в 7 раз дороже. Наценки на другие продукты были еще выше, в 14, а то и в 20 раз.
Каковы же были экономические результаты коллективизации? По советским данным, среднегодовые цифры составляли:
Низкая урожайность крестьянских полей была в течение века главной бедой сельского хозяйства России, причиной крестьянской нищеты. Только реформы Столыпина сломили эту тенденцию, и в 1908–1914 гг. урожайность зерновых культур достигла 8,6 центнера с гектара. Разоривший культурные хозяйства передел 1918 г., продразверстки, первый голодомор, а также падеж лошадей на войне и от голода повлекли за собой спад урожайности – до 7,6 центнера с гектара в эпоху НЭПа. Логичным было бы ожидать, что коллективизация, упразднив чересполосицу и трехпольный севооборот, запахав межи, пустив на поля тысячи тракторов, урожайность повысит.
Этого не произошло. В отношении урожайности с гектара эффект коллективизации был нулевым, даже немного отрицательным. Общий объем урожая зерна немного повысился за счет расширения посевных площадей, так что сбор зерна на душу населения остался приблизительно таким, как был. Впрочем, советская статистика по зерну неоднородна. До 1933 г. учитывался только «амбарный урожай» – то количество зерна, которое реально было обмолочено и свезено в амбары. В 1933 г. и до 1954 г. публикацию этих данных прекратили и стали сообщать только «биологический урожай на корню» – величину весьма условную.
В отношении производства мяса, молока и других продуктов животноводства эффект коллективизации был резко отрицательным. Учитывая рост населения, продуктов животноводства на душу стало в 1940 г. на 35 % меньше, чем до коллективизации.
В начале 1930-х гг. Запад переживал экономический кризис, и многие с завистью смотрели на СССР, где в рамках пятилетнего плана росла промышленность. При этом не заметили, что в отличие от социалистического земледелия «капиталистическое» в период между мировыми войнами отличалось подъемом урожайности зерновых. В бывшей некогда частью Российской Империи Финляндии она выросла с 9,7 центнера с гектара в 1909–1913 гг. (что схоже со средней цифрой по Империи в целом) до 16,5 в 1938–1939 гг., что вдвое больше, чем в СССР. Подобного роста могла ожидать и Россия при свободном развитии сельского хозяйства.
Одна из трудностей введения колхозов заключалась в том, что в отличие от единоличных хозяйств, где каждый хозяин знал свое дело, коллективные хозяйства требовали целого набора специалистов – агрономов, бухгалтеров, механизаторов. Никто заблаговременно об их подготовке не заботился – их стали готовить лишь в 1930-е гг. По-видимому, решение ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. о сплошной коллективизации было внезапным. Его приняли в ответ на растущее сопротивление крестьян насильственному изъятию зерна.
В результате коллективизации не только «кулачество» было «ликвидировано как класс», но и все крестьянство было ликвидировано как сословие самостоятельных мелких производителей и превращено в подневольных батраков на государственной земле. Когда в 1932 г. были введены внутренние паспорта, без которых невозможно было ни изменить место жительства, ни поступить на работу, крестьяне их не получили. Они были прикреплены к земле – как в XVII в.: не даром буквы ВКП(б) расшифровывали как Второе Крепостное Право (большевиков). Не получали колхозники и зарплаты, а только оплату по «трудодням» (обыкновенно натурой) из того, что оставалось после выполнения государственного плана. Если урожай был ниже плана, то страдало не государство, страдал колхозник. Когда начались поставки тракторов (которые долго не могли возместить падеж лошадей), вся техника была сосредоточена в руках машинно-тракторных станций (МТС), которые с ходу забирали и свою, и государственную долю урожая. Они не только обслуживали, но и контролировали приписанные к ним колхозы: при МТС были созданы политотделы, следящие за политической благонадежностью колхозников. 7 августа 1932 г. вышел драконовский закон «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации». За хищение социалистической собственности он предусматривал расстрел с конфискацией имущества, и лишь при смягчающих обстоятельствах – заключение сроком не менее чем на 10 лет. Размеры «похищенного» роли не играли, и акт был прозван в народе «законом о трех колосках», поскольку именно за сбор колосков в поле после уборки урожая множество крестьян и крестьянок поплатились заключением в концлагерь. Под этот закон подводили даже многодетных матерей, не знавших, чем накормить своих голодных детей, и собиравших после жатвы колоски на колхозном поле. Появилось даже новое слово «стригуны» – это те голодные крестьяне, которые стригли колосья ножницами, обычно – в ночное время.
В итоге у крестьян была отбита личная инициатива, а партии и правительству ежегодными кампаниями приходилось понуждать их своевременно засевать поля и убирать хлеб (факт, ранее нигде не виданный). «Лично товарищ Сталин» убеждал колхозников: «уборка – дело сезонное». А над бесчисленными безвестными могилами замученных русских земледельцев ревели громкоговорители, сравнивая полевые работы с боем и готовя людей к другой войне в будущем:
Эй вы кони, вы кони стальные,
Боевые друзья, трактора:
Веселее гудите, родные,
Нам в поход собираться пора!
С советских времен бытует легенда, что коллективизация была необходима, чтобы перебросить ресурсы из сельского хозяйства в промышленность. Эту легенду в 1920-е гг. породила теория Е.А. Преображенского о «социалистическом первоначальном накоплении». Он полагал, что государству надо покупать у крестьян продукты по заниженным, а отпускать по завышенным ценам и прибыль вкладывать в промышленность. Но он не подумал о том, что крестьяне продавать продукты по заниженным ценам не пожелают, а предпочтут повысить собственное потребление и сократить производство. Сталин создал механизм, обеспечивающий регулярные заготовки по низким ценам: объем производства, доля государства и цены определялись по плану. Но «излишков» для промышленности все равно не получилось. Западные исследователи пришли к выводу, что хотя получаемые государством от колхозов заготовки росли, встречные поставки из промышленности в сельское хозяйство – тракторов, комбайнов, грузовиков, химических удобрений – тоже росли. Например, с 1932 по 1936 год промышленность поставила сельскому хозяйству полмиллиона тракторов. Если бы не падеж лошадей из-за коллективизации, эти поставки можно было отложить, и промышленность бы на этом выиграла.
На деле коллективизация развитию индустрии повредила. Она огромные ресурсы просто уничтожила, а никуда не перебросила. Изучение вариантов экономического развития при помощи математических моделей, учитывающих межотраслевые связи, показывает, что без коллективизации основные фонды в стране были бы к 1941 г. примерно на одну треть больше, а производство тяжелой и строительной промышленности – чуть ли не вдвое больше. Рабочая сила была на селе в избытке и ушла бы оттуда в любом случае. Гибель же 9 млн населения – в их числе самых трудолюбивых и успешных крестьян – была не только нравственно, но и чисто экономически колоссальной утратой. Гибель 152 млн голов скота лишила страну заметной доли национального богатства, обрекла строителей индустрии на полуголодный паек. Коллективизация ослабила страну и политически. Массовые сдачи в плен крестьян-красноармейцев в 1941 г. были в большой мере вызваны их нежеланием защищать колхозный строй, о чем крестьяне предупреждали еще в 1930 г.
С другой стороны, ухудшив условия жизни на селе, коллективизация ускорила отток населения в города. В 1929 г. в городах жило 18 % населения СССР – примерно та же доля, что и в канун Первой мировой войны в Российской Империи. Затем кривая резко пошла вверх: в 1934 г. уже 24 % населения стало городским. За 4 г. 6% населения страны (более 10 млн человек) ушло из деревни в город. В 1940 г. городским стало – 34 %, а в 1990 г. – 66 % по CCCР в целом и 74 % на территории Российской Федерации. За 60 лет страна пробежала путь, который в спокойных условиях в других странах требовал столетия.
Свидетельство очевидца
В итоге ясно, что не будь коллективизации, страна была бы более многолюдной и намного более богатой, но несколько менее городской. Другое дело, что в такой стране коммунистический режим не продержался бы 60 лет – а предотвратить «возврат к капитализму» было главной заботой Сталина, который понимал, что в «нормальной» России верховную власть ему сохранить не удастся.
Сталин неожиданно откровенно рассказал о коллективизации Уинстону Черчиллю во время «домашнего ужина» в своей кремлевской квартире в ночь с 15 на 16 августа 1942 г. Британский премьер министр вспоминал:
«Было уже за полночь. – Скажите мне, – спросил я, – на Вас лично так же тяжело сказываются тяготы этой войны (Второй Мировой. – Отв. ред.), как проведение политики коллективизации? – Эта тема сейчас же оживила маршала. – Ну нет, – сказал он, – политика коллективизации была страшной борьбой.
– Я так и думал, что Вы считаете ее тяжелой, – сказал я, – ведь Вы имели дело… с миллионами маленьких людей.
– С десятью миллионами, – сказал он, подняв руки. – Это было что-то страшное, это длилось четыре года, но для того, чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо пахать землю тракторами. Мы должны механизировать наше сельское хозяйство. Когда мы давали трактора крестьянам, то они приходили в негодность через несколько месяцев. Только колхозы, имеющие мастерские, могут обращаться с тракторами. Мы всеми силами старались объяснить это крестьянам. Но с ними бесполезно спорить. После того, как Вы изложите все крестьянину, он говорит Вам, что должен пойти домой и посоветоваться с женой, посоветоваться со своим подпаском… Обсудив с ними это дело, он всегда отвечает, что не хочет колхоза и лучше обойдется без тракторов. – Это были люди, которых вы называете кулаками? – Да, – ответил он, не повторив этого слова. После паузы он заметил: – Все это было очень скверно и трудно, но необходимо. – Что же произошло? – спросил я. – Многие из них согласились пойти с нами, – ответил он. – Некоторым из них дали землю для индивидуальной обработки в Томской области или в Иркутской, или еще дальше на север, но основная их часть была весьма непопулярна, и они были уничтожены своими батраками. – Наступила довольно длительная пауза. Затем Сталин продолжал: – Мы не только в огромной степени увеличили снабжение продовольствием, но и неизмеримо улучшили качество зерна. Сейчас во всей нашей стране никому не разрешается сеять какие бы то ни было другие сорта, помимо стандартного советского зерна. В противном случае с ними обходятся сурово. Это означает еще большее увеличение снабжения продовольствием. – … Я не повторил афоризм Бёрка: «Если я не могу провести реформ без несправедливости, то не надо мне реформ». В условиях, когда вокруг нас свирепствовала мировая война, казалось бесполезным морализировать вслух». У. Черчилль. Вторая Мировая война. М.: АНФ, 2010. Т. 3–4. С. 571–572. Английский оригинал воспоминаний – The Second World War: Volume IV, Boston, 1950. P. 498–499. О факте обсуждения этой темы во время ночного ужина Сталина, Черчилля и Молотова свидетельствует и запись, сделанная советской стороной и хранящаяся в Архиве внешней политики России (Ф. 06. Оп. 4. Д. 335. Лл. 38–39). «В результате коллективизации в СССР возросла урожайность, особенно благодаря внедрению высококачественных семян. Что касается кулаков, то некоторое их количество было выселено в северные области СССР, где они получили участки земли. Остальные кулаки были перебиты самими крестьянами – настолько велика была ненависть к ним со стороны крестьян. Черчилль, внимательно выслушав тов. Сталина, заметил, что коллективизация была, вероятно, весьма трудной работой. Тов. Сталин ответил, что, действительно, коллективизация была очень трудной работой, на которую было затрачено несколько лет». Полностью запись беседы советской стороной опубликована: О.А. Ржешевский. Война и дипломатия. М., 1995.
Мнение историка:
«Вполне возможно, что устроенный Сталиным всеобщий и насильственный отрыв крестьян от земли был самым болезненным испытанием в истории русского народа. Таким, что его пагубные последствия будут, вероятно, сказываться еще не в одном поколении». – Ричард Пайпс. Собственность и свобода. М.: Московская школа политических исследований, 2008. С. 117.
А. Базаров. Хроника колхозного рабства. М., 2004.
А. Грациози. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917–1933. М.: РОССПЭН, 2005.
Н.А. Ивницкий. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М., 1994.
Hunter Holland, Szyrmer Janusz. Faulty Foundations // Soviet economic policies 1928–1940. Princeton, N. J., 1992. C. 254.
3.2.8. «Вторая гражданская война» – антикоммунистическое сопротивление в русском обществе. Подготовка национального восстания в 1930 г.
Годы 1927–1930 были действительно переломными, сопротивление грядущему сталинскому варианту социализма нарастало и отнюдь не ограничивалось внутрипартийной оппозицией. Оно ярче всего проявлялось в среде крестьян, убивавших в порядке защиты себя и своего имущества по тысяче коммунистов ежегодно еще до начала коллективизации.
Активное сопротивление крестьян коммунистической власти возобновилось еще до начала сплошной коллективизации, в связи с «кризисом хлебозаготовок» 1928–1929 гг. У крестьян, не желавших сдавать хлеб по низким государственным ценам, его отнимали принудительно, как в недоброй памяти продразверстку. ГПУ собрало такие данные о крестьянском движении в 1928 и 1929 гг.:
Вероятно, нарастающее сопротивление крестьян и побудило Сталина ускорить коллективизацию, отказавшись от первоначального плана первой пятилетки. Положение, когда партия находилась в зависимости от «мелкобуржуазной стихии», было нетерпимым. Сделав же всех крестьян рабами на государственных плантациях, можно было получать хлеб практически бесплатно. Большевики-сталинцы, разгромив внутрипартийную оппозицию, приступили к проведению социального эксперимента небывалого масштаба.
По мере роста насилий и безобразий, которые творили коммунисты, отнимая зерно и загоняя людей в колхозы, ширится и народное сопротивление. Образуются вооруженные отряды. Оружия, которое у крестьян было после ухода с фронта в 1918 г., теперь стало меньше. Но они защищаются вилами, топорами, обрезами. Повстанцы нападают на конвоиров, сопровождающих «раскулаченных», и освобождают обреченных. Нападают на «двадцатипятитысячников», убивают коммунистов, создают в лесах партизанские отряды. Нападают и на мелкие подразделения ГПУ, на местные органы власти и комитеты партии, стараются установить связь с бойцами и командирами Красной армии, изолированными от событий в городских гарнизонах.
В 1930 году судьба большевицкой диктатуры в России висела на волоске едва ли ни в большей степени, чем осенью 1919 г. Действия повстанцев были затруднены недостатком оружия и сведущих в военном деле командиров. Однако порой находятся и припрятанные еще с Гражданской войны винтовки, и бывшие белые офицеры и бывшие красные партизаны, возглавившие антибольшевицкие отряды. Зимой и весной 1930 г. на Дону, на Кубани, на Тереке, в Западной Сибири и в отдельных областях Центрального Черноземья шли бои между повстанцами и военизированными формированиями большевицкого партийного актива, подкрепленными войсками ГПУ и сводными частями РККА. По данным ОГПУ, за январь – апрель 1930 г. в части России, контролируемой большевиками (СССР) состоялось 6117 крестьянских выступлений, в которых суммарно участвовали около 1,8 млн человек и которые распределялись так:
Если за 1929 г. через ОГПУ прошли 5885 человек, то за 1930 г. – уже 179 620 человек, из которых 18 966 приговорили к расстрелу. За 1930 г. чекисты зафиксировали по СССР 13 754 массовых выступления, в том числе 7382 в связи с коллективизацией; 2339 в связи с действиями «антисоветских элементов»; 1487 в связи с закрытием церквей; 1220 в связи с нехваткой продовольствия; 1326 по иным причинам. 176 из массовых выступлений характеризовались как «ярко выраженные повстанческие». На Северном Кавказе, под Курском, на Кубани и в Сибири против повстанцев применяли артиллерию, танки и авиацию.
В феврале в Острогожском округе Воронежской области повстанцы 3 дня вели бой с военными курсантами, в марте отряд из 700 человек попытался взять Кисловодск, в Сальских степях повстанцы объявляют мобилизацию мужского населения станиц, под Армавиром в июле действовал отряд полковника Добровольческой армии Никиты Козлова, 10 лет находившемся на нелегальном положении.
Историческая справка
Народный мститель Блажевский действовал в Киевской губернии в 1920-е гг. и во время коллективизации. Сын священника, он еще во время Гражданской войны создал отряд, который боролся с большевиками. Во время НЭПа Блажевский и его товарищи перешли к мирной жизни, но сохранили связи и оружие. В 1929 г., с началом насильственных конфискаций зерна у крестьян, Блажевский вновь перешел к активным действиям. Его отряд, состоящий из нескольких десятков идейных бойцов, действовал обычно небольшими группами, которые мстили за жестокости при проведении коллективизации. Большевицкую администрацию Блажевский истреблял, их дома и хозяйства уничтожал. Практически все крестьяне поддерживали отряд Блажевского, давали ему и его людям укрытие. Свои осведомители были у Блажевского и в ГПУ, в воинских частях, и партийных органах. Кара Блажевского была неотвратима, а сам он – неуловим. Против отряда высылали батальоны регулярной армии, в оцеплении лесов участвовали целые полки, но все напрасно. От столкновений с крупными отрядами Блажевский уходил, а маленькие уничтожал. Лишь лютой зимой голодомора 1932–1933 г. отряд Блажевского был выслежен усиленным батальоном ГПУ. В жестоком двухдневном бою все члены отряда Блажевского погибли. «Блажевский имел красивое мужественное лицо, голубые глаза. Одет он был в галифе и кожаную тужурку. Через плечи крест-накрест были надеты пулеметные ленты. На нем также была винтовка, револьвер, кинжал и две гранаты. – Я так перепугался, что не в силах был скрыть, кто я, – рассказывал встретивший его случайно в лесу инструктор райкома партии… Видя, как я трясусь, и, очевидно, не имея каких-либо сильно компрометирующих меня в его глазах данных, он положил мне руку на плечо и улыбаясь промолвил – Не бойтесь, я вам ничего плохого не сделаю, но будьте и вы человеком». – Д. Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. С. 243–246.
Жители станицы Павловской на Кубани поголовно восстали против коллективизации, начали избивать местных и приезжих коммунистов. Войска ГПУ подвергли станицу артиллерийскому обстрелу, затем выселили все 22 тыс. ее жителей. Их заменили демобилизованными красноармейцами и станицу переименовали в Красноармейскую. Подобным образом в станице Белая Глина казаки избили активистов и заперли их на ночь в амбар, чтобы судить на следующий день. Но поутру явился отряд ГПУ, согнал жителей станицы на церковную площадь и открыл по ним пулеметный огонь. По меньшей мере 9 станиц на Кубани и 4 на Дону были полностью выселены на Север (на Кубани – Полтавская, Медведовская, Уринская, Уманская, Незамаевская, Ладожская, Старо-Деревянковская, Ново-Деревянковская и Старо-Корсунская; на Дону – Мешковская, Старо-Щербинская, Боковская и Платнировская).
До горных районов Дагестана коллективизация дошла в последнюю очередь, и восстание там вспыхнуло в мае 1934 г. В нем участвовали горцы и прятавшиеся у них русские и украинские крестьяне, всего до 25 тыс. человек. Многими отрядами повстанцев командовали русские, грузины, армяне. Был в их рядах и чисто мусульманский отряд. Руководил восстанием знатный аварец Абу-Бекир, сподвижник имама Гоцинского в годы Гражданской войны. Его начальником штаба был русский офицер, бывший «доброволец» из отряда Бичерахова – Александров. В ауле Джильда восставшими руководил грузин Борис Хоталошвили, в ауле Гимры – инженер-механик В. Степанов, в селении Ках – кубанский казак, хорунжий С. Василенко. В Хунзахе видный пост среди восставших занимал армянин из Кубы В. Григорьянц. Близок к штабу восставших был и Анатолий Орлов, русский, поведавший миру о беспримерном подвиге своих товарищей по оружию.
Историческая справка
Восстание, охватившее более 20 горных районов Дагестана, не было ни антирусским, ни антироссийским. «Наша народная вооруженная революционная борьба с бесчеловечным коммунизмом ставит своей целью победу над ним… – провозглашали в своем воззвании вожди восстания. – После свержения большевицкого строя, все народы, населяющие Россию, вправе в свободном волеизъявлении определить свою судьбу… В случае создания Российской Федеративной Демократической республики, на территории Федерации все народы равноправны…». А. Орлов. Дагестанское восстание 1934–1935 годов // Грани. 1957. № 34/35. С. 240–241.
По плану командовавшего восстанием Абу-Бекира, партизаны заманивали отряды НКВД и РККА в ловушку и разбивали их, часто ночью, из засады, добывая себе при этом оружие. Коммунисты до зимы так и не овладели инициативой. Только к лету 1935 г. они стали одолевать повстанцев, осадили их штаб в ауле Гуниб. В сентябре знаменитый аул пал. В октябре 1935 г. остатки восставших ушли через горы в Грузию.
Историческая справка
Не все отряды повстанцев были разгромлены или ушли за границу. Наиболее ярким является пример казачьего отряда Николая Назаренко, партизанившего в горах Кавказа, вплоть до начала войны в 1941 г. Казак станицы Старочеркасской Области войска Донского, Назаренко, будучи юношей, попал в Румынию вместе с остатками армии генерала Врангеля. В Румынии он окончил военный лицей и кавалерийское училище и стал офицером армии приютившей его страны, был дважды награжден и произведен в чин сотника. В 1933 г. Николай пытается перейти границу с СССР для ведения борьбы против большевизма на Дону, однако попадает в руки ОГПУ. После пыток в застенках он осужден на 10 лет лагерей, но бежит с этапа и поднимает восстание в родной станице, после подавления которого опять получает 10 лет, вновь бежит, но теперь уже на Кавказ. Там он формирует отряд из терских и кубанских казаков, с которым партизанит вплоть до сентября 1941 г. В сентябре он выводит отряд на Дон, начав действия на коммуникациях отступавших частей Красной армии, а в октябре присоединяется к наступающим войскам Вермахта. До конца войны Николай Назаренко сражается с большевиками в рядах 15-го казачьего кавалерийского корпуса генерала Паннвица. После войны он возглавил союз ветеранов 15-го казачьего корпуса.
За весну 1930 г. по официальным данным 2,7 тыс. повстанцев было убито в боях и 7,3 тыс. захвачено в плен. Из Казахстана тысячи кочевников ушли через границу в Китай, с Украины 745 человек пробились в Румынию.
Мнение историка:
«Великая драма в двух актах – 1918–1922 гг. и 1928–1933 гг. – конфликт новорожденного советского государства с подавляющим большинством его собственного населения (в 1926 г. крестьяне и скотоводы-кочевники разных национальностей все еще составляли 82 процента жителей страны)… стал наиважнейшим фактором довоенной советской истории. Это была действительно величайшая европейская крестьянская война… современной эпохи, может быть даже, величайшая крестьянская война в европейской истории». – А. Грациози. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917–1933. М.: РОССПЭН, 2005. С. 5–6.
«Вторая гражданская война» была не только протестом против введения колхозов, но и политическим движением против большевицкой власти. С октября 1931 по март 1932 г. чекисты, по частичным сведениям из 16 областей, фиксируют 616 выступлений с участием 55 тыс. человек. Зарегистрировано 3,3 тыс. террористических актов, распространение антисоветских и антисталинских листовок. В июле 1931 г. произошло восстание спецпоселенцев из Кузбасса и Алтая в Парбитской комендатуре на реке Чая в Томской области. В 1932 г. следует новое восстание на Кубани, к которому присоединяются красноармейцы.
Состояние Красной армии во время коллективизации было очень ненадежным, и ГПУ непрерывно проводило чистки и аресты командного и рядового состава. В одном из полков 12-й стрелковой дивизии в Белоруссии в мае 1931 г. была сделана попытка прорваться через границу в Польшу.
Одной из важных страниц в истории необъявленной войны большевицкой власти и народа России стали массовые репрессии против бывших офицеров в Красной армии в связи с так называемым делом «Весна». К осени 1917 г. русский офицерский корпус насчитывал почти 276 тыс. человек. Из них более 50 тыс. офицеров были истреблены большевиками по профессиональному признаку в ходе «Красного террора» в 1917–1920 гг. Из примерно 170 тыс. офицеров, участвовавших в Белом движении, около 55 тыс. погибли, около 60 тыс. оказались в эмиграции, и около 55 тыс. остались по разным причинам в России. Из них примерно 5 тыс. офицеров служили в армиях некоммунистических государств, возникших на территории Российской Империи. Около 50 тыс. офицеров большевики мобилизовали в РККА в 1918–1920 гг. в качестве военспецов. В 1920–1922 гг. к военспецам была добавлена часть бывших белых, попавших в плен (более 14 тыс.) и взятых на службу в РККА.
Партийно-чекистская номенклатура всегда адекватно оценивала уровень потенциальной опасности, исходившей от кадровых военных Императорской армии, независимо от того, служили ли они в РККА или жили на положении частных лиц. Офицер, даже в личине красного командира (краскома), оставался в большевицком государстве инородным телом, и его судьба всегда висела на волоске. Так, в 1927 г. в Ленинграде чекисты арестовали группу бывших офицеров лейб-гвардии Финляндского полка во главе с полковником В.В. де Жерве – финляндцы слишком часто вместе общались, это вызвало подозрение. 10 июня 1927 г. органы ОГПУ арестовали бывшего полковника, профессора Военной академии РККА А.Н. Вегекера, расстрелянного по обвинению в контрреволюционной деятельности 2 сентября.
Физическое уничтожение во время коллективизации миллионов крестьян, то есть того самого народа, которому вроде как бы служила Красная армия, нормально мыслящему человеку очень трудно было выдать за крайне необходимое первоусловие построения общества социальной справедливости. Никуда не исчезли у многих бывших офицеров воспоминания о былой корпоративности – любви к родному полку и полковому знамени, тяге к однополчанам, верности традициям и полковым реликвиям. И по верному замечанию одного из чекистов, если эта «среда оставалась в определенный момент пассивной», это совершенно «не исключало возможности возникновения в ней активного сопротивления» в случае серьезных социальных потрясений, каковым, без сомнения, должна была стать коллективизация.
Двухмиллионное русское сообщество за рубежом в массе своей оставалось непримиримым по отношению к большевицкой власти и искало любых возможностей для продолжения борьбы. Глава Русской Православной Церкви Заграницей митрополит Антоний (Храповицкий) в 1930 г., обращаясь к эмигрантам, готовым нелегально отправиться в Россию для продолжения вооруженной борьбы, писал: «Православные христиане! Много уже эта антихристова красная власть терзает родину-мать, великую Россию, стремясь выжечь, словно каленым железом, из русского народа его русскую душу, дабы обратить его в свое покорное стадо. От самого начала коммунистического господства над Россией разбойная шайка не прекращала гонений против веры… Видя это страшное зрелище и слыша об этих еще небывалых гонениях, проснулась религиозная совесть всего мира: во всех странах высшие представители всевозможных религий, начиная с Папы Римского, главы католиков всего света, и кончая даже нехристианскими религиями, возвышают свой голос против красных гонений на веру и призывают свои паствы молиться об избавлении русского народа… Если скованы угрозами и бессилием те, кто в плену, тем паче перед Богом и совестью обязаны действовать те, кто на свободе. Я, смиренный Антоний, митрополит Киевский и Галицкий, старейший из русских архипастырей, находящихся волей Божией на свободе от красного плена, возвышаю свой голос, дабы возвестить русскому народу: Православные христиане! Вставайте все против красного Антихриста, не слушайте ничьих призывов примириться с ним, от кого бы эти призывы ни исходили… Властью, данной мне от Бога, благословляю всякое оружие, против красной сатанинской власти подымаемое, и отпускаю грехи всем, кто в рядах повстанческих дружин и одиноким народным мстителем сложит голову за русское и Христово дело».
Решение генерала Врангеля в 1927 г. о создании самостоятельной службы для действий на родине привело к гибели Главнокомандующего, отравленного (хотя точных доказательств этого нет) в результате спецоперации ОГПУ в 1928 г. Сменивший Врангеля на посту председателя РОВС генерал Кутепов после разоблачения «Треста» перебрасывал в СССР группы добровольцев для организации покушений на представителей партийно-чекистских органов.
Не очень результативные, но достаточно активные действия кутеповских боевиков отвлекли внимание контрразведывательного отдела Секретно-оперативного управления ОГПУ от наиболее важного направления деятельности нового председателя РОВС – упорных попыток завязать контакты в среде военспецов. По крайней мере, в Киеве, Ленинграде и Москве такие контакты были установлены. Кутепов, не в пример большинству эмигрантов, подчёркивал ценность и значение военспецов. Например, генерал неоднократно заявлял о том, что после падения советской власти в России не будет ни Красной, ни Белой армии, а лишь единая Русская. Герой знаменитого 1-го Кубанского («Ледяного») похода 1918 г. во всеуслышание объявил о том, что в возрожденной Русской армии никто не будет носить знаков отличия и наград периода Гражданской войны, чтобы не обострять психологического разделения в офицерской среде.
Чем больше ухудшалась социально-политическая обстановка в СССР в связи с хлебозаготовительными кризисами 1927–1928 гг., тем активней становится Кутепов и его ближайшее окружение. Весной 1929 г. в отделах РОВС в Европе стала известной фраза Кутепова, произнесённая им в речи перед кубанскими и донскими казаками: «Сигнала «Поход!» еще нет, но сигнал «Становись!» уже должен быть принят».
Активная разработка чекистами военспецов особенно усилилась с 1924 г., вероятно, потому, что именно в 1924 г. в доме бывшего генерал-лейтенанта А.Е. Снесарева состоялось собрание Георгиевских кавалеров, о чём узнали органы ОГПУ. Кстати, на этом же вечере были Брусилов, а также бывшие генералы Д.Н. Надёжный, А.В. Новиков, А.А. Свечин, А.Г. Лигнау и др. Едва ли не решающую роль в освещении связей и контактов военспецов играл некогда крупный ученый, теоретик, генерал от инфантерии А.М. Зайончковский (1862–1926), чей двухтомный труд по истории Первой мировой войны до сих пор остается классическим. Увы, с 1921 г. Зайончковский, а затем и его дочь Ольга Андреевна были сексотами органов ВЧК и давали подробные показания о критических настроениях в среде бывших сослуживцев по Русской Императорской армии, в том числе и встречах в доме Снесарева.
Конечно, откровенные разговоры и корпоративные вечера еще не образовывали состав преступления, но органам и этого хватало для запуска репрессивной машины. В 1929–1932 гг. репрессии затронули несколько десятков групп как военспецов, так и бывших офицеров. Некоторые из этих групп уже принимали характер организаций, а в других просто звучали резко отрицательные высказывания по отношению к власти. То, что и среди военспецов, и среди бывших офицеров, а также воспитанников кадетских корпусов и военных училищ они получили широкое распространение, – не подлежит сомнению. Наиболее резкие отзывы вызвал очередной виток гонений на Церковь и нажим на деревню.
21 октября 1929 г. по постановлению Коллегии ОГПУ были расстреляны пять талантливых военных инженеров – организаторов как дореволюционной, так и послереволюционной оборонной промышленности – бывшие генерал-майоры Императорской армии Вадим Сергеевич Михайлов, Николай Григорьевич Высочанский, Владимир Николаевич Деханов, Николай Васильевич Шульга и полковник Владимир Лаврентьевич Дымман. Все офицеры в разное время окончили Михайловскую артиллерийскую академию, были выдающимися специалистами в своем деле и работали в Главном управлении военной промышленности. 12 мая 1928 г. М.Н. Тухачевским был написан донос в ОГПУ, в котором В.С. Михайлов и его товарищи были обвинены в «предательстве, вредительстве и в создании контрреволюционной группы в Главном управлении военной промышленности». 15 мая последовал арест. 26 марта 1929 г. был арестован Высочанский. Генерал В.С. Михайлов был одним из учеников выдающегося русского химика, академика В.Н. Ипатьева, который, узнав о расстреле своих учеников, не вернулся из-за границы в СССР. 23 декабря 1929 г. в Военной академии РККА был арестован преподаватель кафедры артиллерии бывший полковник М.Г. Попов, обвиненный «в связях с заграницей» и расстрелянный 17 августа 1930 г.
Через две недели после того, как 11 января 1930 г. зампред ОГПУ Генрих Ягода направил группе руководящих чекистов записку, в которой предложил подготовить в считаные дни план мероприятий «в отношении сплошной очистки деревни от кулацкого элемента», в Париже генерал Кутепов предложил поручику М.А. Критскому разработать план десантной операции на Кубань – один из очагов непрекращающегося вооруженного сопротивления в период коллективизации. Кутепов хотел высадить около 4 тыс. офицеров. Десант намечался на раннюю весну 1930 г. Критский собирался сделать доклад Кутепову 27 января, но 26 января председатель РОВС при попытке похищения был убит группой чекистов. В январе 1930 г. власть большевиков над Россией была столь зыбкой, что им требовалось любой ценой убрать отважного генерала, собиравшегося лично принять участие в высадке – четырехтысячный офицерский экспедиционный корпус Кутепова мог стать центром кристаллизации антибольшевицких сил, которые бы покончили с коммунистическим режимом в России. Открытое убийство Кутепова ошеломило эмиграцию. С гибелью второго председателя РОВС оборвались и многие связи, в том числе и среди иностранцев, обещавших морские транспорты. Заступивший на его место генерал-лейтенант Е. К. Миллер от идеи десанта отказался, а может быть, вообще не был в нее посвящен.
27 января в Москве был арестован преподаватель, бывший генерал-лейтенант А.Е. Снесарев, обвиненный в участии в монархической организации Русский Национальный Союз (РНС). Всего по делу РНС аресты затронули 50 человек (в т. ч. 13 организаторов и 26 активистов). С ареста Снесарева началось развитие дела «Весна», названного так потому, что обвиняемым – преподавателям Военной академии РККА, бывшим офицерам Генерального штаба и другим лицам – инкриминировалась подготовка военного переворота, намеченного на весну 1930 г., то есть параллельно с несостоявшимся кутеповским десантом. Аресты по «Весне» затронули Москву, Ленинград, Киев и другие крупные города СССР. Наиболее разветвленные организации были раскрыты в Киеве (343 человека) и в Харькове зимой 1930/31 г. Всего в 1930–1932 гг. по делу «Весна» аресту подверглись 3496 человек, в подавляющем большинстве военспецы. Среди них оказались бывшие генералы В.Л. Барановский, Н.С. Беляев, В.Н. Гатовский, А.Г. Лигнау, Д.Н. Надёжный, В.А. Ольдерогге, С.К. Сегеркранц, А.Е. Снесарев, полковники братья Виктор и Владимир Моторные, А.Д. Тарановский, С.Д. Харламов, подполковник С.Г. Бежанов, капитан С.С. Ивановский и др.
Историческая справка
Совершенно разная судьба постигла репрессированных. Например, Бежанов, Ивановский, Ольдерогге, Владимир Моторный были расстреляны в 1931 г. Барановский, получив 10 лет, погиб в лагере. Лигнау освободили в 1933 г., но расстреляли в 1938 г. Тарановский, получив 3 года, исчез в Котласе. Исчез в лагере и Беляев. Надёжного выпустили в 1932 г., он дослужился до генерал-лейтенанта Красной армии и умер в 1945 г. Вышел в 1932 г. из заключения и Снесарев, скончавшийся в Москве в 1937 г. Харламова выпустили в 1931 г., он мирно окончил свои дни в Москве в 1965 г. Сегеркранц вышел из лагеря в 1934 г. тяжело больным инвалидом. Виктор Моторный отсидел полных 10 лет и умер в ссылке в 1949 г.
Параллельно с делом «Весна» вскрывались группы бывших офицеров, упорно хранивших знамена, регалии и реликвии своих воинских частей. Так, например, у бывшего командира 148-го пехотного Каспийского полка при обыске чекисты нашли полковое знамя. В Ленинграде к 7 февраля 1931 г. по «Весне» арестовали 373 человека, из которых подавляющее большинство расстреляли 2–3 мая. В Киеве расстрелы репрессированных по «Весне» состоялись в конце мая 1931 г.
4 декабря 1930 г. в Житомире в Украинском военном округе (УВО) был арестован командир 44-й стрелковой дивизии Я.А. Штромбах. (Бывший генерал-майор Ольдерогге, обвиненный в руководстве повстанческой организацией в УВО, был арестован тремя сутками позже сотрудниками окружного Особого отдела.) 18 марта 1931 г. Штромбах дал следующие показания: «Приняв в 1926 г. 44-ю дивизию, я стал интересоваться, кто из начальствующего состава мог бы принять участие в нашей контрреволюционной организации. Сменив трех начальников штабов [разных дивизий], я нашел Трухина, так как он по своему социальному положению и по своим антисоветским настроениям мог быть вполне приемлем, как член организации… Я сообщил Трухину, что в РККА есть военная контрреволюционная организация с целью свержения советской власти вооруженным путем и установления буржуазной республики. Трухин дал согласие принять участие в военной контрреволюционной организации». И Штромбаха, и Ольдерогге расстреляли в Харькове в два часа ночи 27 мая 1931 г. Но Трухина, успешно продолжившего делать карьеру в РККА, репрессии по делу «Весна» не коснулись. Вновь органы НКВД получили компрометирующие показания на полковника Ф.И. Трухина в июле 1937 г., но чистка вновь минула будущего власовского генерала. К этой загадочной истории добавим, что в период пребывания в немецком плену в 1941–1942 гг. и в бытность одним из ближайших соратников генерал-лейтенанта А.А. Власова в 1943–1945 гг. генерал Трухин практически никогда и ни с кем не делился воспоминаниями о собственной службе в Красной армии. Будущий генерал-майор Красной армии и один из руководителей Власовского движения Ф.И. Трухин был начштаба 7-й стрелковой дивизии в 1926–1931 гг.
Брожение затронуло и части РККА. В 1932 г. общее число отрицательных политических высказываний бойцов и командиров, зафиксированных Особыми отделами органов ГПУ в частях РККА, превысило 300 тыс., а в 1933-м – достигло почти 350 тыс., в том числе угрозы повстанческой деятельности составили более 4 тыс. случаев. За 1933 г. в антисоветских высказываниях были уличены 230 тыс. красноармейцев и более 100 тыс. командиров и начальников. В 1932–1933 гг. из рядов РККА по причине неблагонадежности были уволены 26 тыс. красноармейцев, командиров и политработников.
Жестокими мерами ОГПУ удалось не допустить перерастания сотен отдельных бунтов и заговоров в общенациональное восстание против коммунистического режима. Но цена победы над российским народом была велика. Большевики сохранили власть над Россией и вновь надели ярмо крепостной неволи на русский народ, убив более девяти миллионов самых лучших, мужественных и непокорных и изломав судьбы десяткам миллионов других – не только жертвам, но и палачам.
А. Орлов. Дагестанское восстание 1934–1935 годов. Грани. 1957. № 34–35.
В.Г. Науменко. Великое предательство. Спб.: Изд. дом «Нева», 2003.
К.М. Александров. «Несостоявшийся десант». Дело военных на фоне сплошной коллективизации. Хроника сопротивления, которая еще не написана // Новое время (Москва). 2005. 28 августа, № 34 (3096).
Л. Виола. Крестьянский бунт в эпоху Сталина: коллективизация и крестьянское сопротивление. М.: РОССПЭН, 2010.
Н. Тархова. Красная армия и сталинская коллективизация 1928–1933 гг. М.: РОССПЭН, 2010.
Н.А. Ивнитский. Репрессивная политика советской власти в деревне (1928–1933 гг.). М., 2000.
Я.Ю. Тинченко. Голгофа русского офицерства в СССР. 1930–1931 гг. М., 2000.
Генерал В.С. Михайлов. Документы к биографии. Очерки по истории военной промышленности. М.: РОССПЭН, 2007.
3.2.9. Второй голодомор 1932–1933 гг.
Поскольку сопротивление крестьян было повсеместным, Сталин, в конце концов, применил испытанный уже большевиками метод борьбы с массовым недовольством – голодомор. Сбор зерновых в 1931–1932 гг. падает, а Сталин форсирует экспорт, чтобы финансировать ввоз машин. Если в довольно благополучном 1928 г. лишнего зерна на экспорт почти не было, то в 1930 г. CCCР вывозит за границу 4,8 млн, в 1931 г. – 5,1 млн и даже в 1933 г. – 1,8 млн тонн зерна. Крестьянские поставки зерна государству в 1932 г. были повышены до 45 % урожая, который составил почти 70 млн тонн. У колхозов и единоличных хозяйств хлеб забирали «под метелку».
В отличие от 1921 г., засухи на этот раз не было, погода была нормальной. Но урожай оказался скудным. Неурожай зерновых охватил центральную и южную часть Украины. Это обусловило решение правительства снизить план хлебозаготовок на 1932 г., однако даже сниженные нормативы сдачи сельхозпродукции оказались неподъемными для украинских крестьян. За осень 1932 г. колхозы сдали государству лишь 60 % от запланированного объема зерна. В Москве это расценили как саботаж плана хлебозаготовок. Прятавших зерно крестьян подвергали жестоким пыткам. Партийцев, отказывавшихся участвовать в насилии, немедленно исключали из партии. Сталин направил на места чрезвычайные уполномоченные комиссии по хлебозаготовкам: на Украину – во главе с Вячеславом Молотовым, на Северный Кавказ – во главе с Лазарем Кагановичем, в Поволжье – во главе с Павлом Постышевым. Чрезвычайными хлебозаготовками и изъятием скота в Казахстане руководил первый секретарь этой огромной автономной республики РСФСР Исайя Исаакович Голощекин (товарищ Филипп), который в 1918 г. был военным комиссаром Уральской области и лично организовывал убийство Императора и членов его семьи.
Молотов взялся за дело с невиданной энергией. С 1 ноября 1932 г. по 1 февраля 1933 г. под контролем Молотова на Украине было дополнительно собрано более 100 млн пудов зерна. К концу зимы в республике практически не осталось наличных запасов хлеба. Более того, власти начали отбирать у крестьян, не имеющих зерна, другие продовольственные запасы. В продиктованном Молотовым постановлении Совнаркома УССР «О мерах по усилению хлебозаготовок» от 20 ноября 1932 г. был пункт о применении «натуральных штрафов». Речь шла об изъятии мяса у тех колхозов, которые задолжали по хлебозаготовкам. На Украине развернулся продовольственный террор.
В условиях суровой зимы и полного отсутствия альтернативных источников питания действия партийных и государственных руководителей УССР вызвали гуманитарную катастрофу невиданного масштаба. Голод поразил наиболее плодородные районы Украины – центр и юг. Смертность от недоедания началась уже в первый месяц работы молотовской комиссии, однако власти усиленно делали вид, что ничего не происходит. Председатель ЦК КП(б)У С. Косиор писал Сталину, что «всяческие разговоры о «голоде» на Украине надо категорически отбросить». Украина была переведена на блокадное положение. По периметру границ охваченных голодом областей разместили войска НКВД. В поездах и на железнодорожных станциях сотрудники ГПУ обыскивали багаж пассажиров и конфисковывали продовольствие. Расширялась практика занесения особо «непокорных» сел в так называемые «черные списки». «За явный срыв плана хлебозаготовок и злостный саботаж, организованный кулацкими и контрреволюционными элементами», ряд населенных пунктов полностью лишались подвоза продовольствия, колхозная и государственная торговля в них сворачивалась, колодцы с водой запечатывались, и у них выставлялась стража. Тем, кто не сдал хлеб, не давали и воду.
Историческая справка
Наиболее тяжкие формы голодомор принял в центральных районах Украины. Свидетельства очевидцев описывают народные бедствия гораздо нагляднее, чем малоинформативные официальные документы. «Какой голод, спрашиваете, был? То, что ели собак и кошек, – мелочь. То, что дохлятину из скотомогильника таскали так, чтобы власти не видели, – тоже ерунда. В разгар зимы начали мертвецов выкапывать и есть, а потом и за живых взялись. Чегринец украл у Сахнихи мальчика, зарезал и съел. Хороший парнишка был, Панасиком звали. Только ручки его мать и нашла – под порогом лежали», – рассказывал украинским журналистам житель одного из сел Сумской области. Сохранилось множество других рассказов свидетелей тех трагических событий. «Ели кору деревьев и почки, которые тогда только начали появляться на деревьях. За зиму съели почти всех собак и кошек. На улице каждый день лежали новые трупы людей», – вспоминал житель Днепропетровской области. Ужасные события происходили на Полтавщине. Житель большого села Кротенки утопил в колодце своего единственного ребёнка: он не смог перенести вида его физических страданий. Мёртвых каждое утро собирали по домам как мусор. Хоронили умерших вповалку в братских могилах, причем трупов было столько, что они не умещались в выкопанные ямы. В Киевской области от голода вымирали целые села. Жительница одной из деревень Переяславского района свидетельствует: «Люди ели всякую гадость. Что сдохнет, то и съедали. Дрались за дохлую лошадь. Несет человек кусок мяса и ест, а вокруг рта все в крови. На реке погибла рыба. Люди ее выловили и протухшую съели…Одна женщина съела свою маленькую дочку. Другая повесилась уже когда появился хлеб: у нее с голоду умерли двое или трое детей». В селе Пологи того же района людоедство приобрело массовые масштабы. Дошло до того, что приходилось охранять кладбища. Страшный голод поразил и Южную Украину.
Улицы сел Херсонской области были завалены трупами. Люди ели траву, коренья. Из коры деревьев варили кашу. В Нововоронцовском районе голодающие разграбили склад с кукурузой. Наевшись испеченных из кукурузной муки лепешек, несколько десятков человек умерли на месте от заворота кишок. Из деревни бедствия голодомора перекинулись в города. Жители Киева вспоминали, как толпы опухших от голода крестьян наполнили улицы города, где они надеялись найти работу и получить паёк. Удавалось это единицам. Остальные умирали сотнями. Они лежали прямо под открытым небом. Крестьян отлавливали специальные наряды милиции. Их бросали в грузовые машины и вывозили за пределы Киева.
Именно голод и выморачивание, а отнюдь не заготовка хлеба и прочих продуктов питания, были главными целями большевиков во время этой кампании. Дмитрий Гойченко вспоминает, например, образцовую свиноферму, поставлявшую элитное мясо в Киев и местным чекистам. Свиней кормили чечевицей, о которой умирающие от голода крестьяне могли только мечтать. Крестьяне стали приходить к ферме в то время, когда выносили свиной кал. Из него они выбирали недопереваренные чечевичные зерна и ели их. Когда местные чекисты это увидели, они отдали приказ измельчать чечевицу, прежде чем давать ее свиньям. Случай этот относится к 1933 г. (Д.Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. С. 239–241).
Искусственный голод 1932/33 г. охватил не только Украину, но и Поволжье, Северный Кавказ, Южный Урал, Среднюю Россию, Казахстан. И здесь ели лебеду, кору и корни, и здесь было людоедство. Статистическое ведомство жаловалось на «недоучет смертности», так как сотрудники загсов были не в силах сосчитать трупы или сами вымерли от голода. Голодающие губернии были оцеплены войсками ОГПУ. ОГПУ не пускало голодных крестьян на станции и к путям железных дорог, не пускало в крупные города, где еда была вполне доступна. Сами сотрудники спецотрядов и заградительных отрядов НКВД на глазах у умирающих с голода людей устраивали попойки и пиры, а потом шли вычищать последние зернышки из крестьянских амбаров.
В это же время начался новый этап политики расказачивания. Уже к 1926 г. на Дону осталось не более 45 % от былого казачьего населения, в других войсках – 25 %, а в Уральском войске – 10 %. Но большевикам и этого показалось мало. В 1932–1933 гг. в казачьих областях на Дону и Северном Кавказе была введена система «черных досок», автором идеи которых был секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) Б.П. Шеболдаев. На станицы накладывались непомерные нормы хлебозаготовок, которые выполнить было невозможно. После того, как план не выполнялся, станицу заносили на «черную доску» и лишали последнего куска хлеба, обрекая ее население на голодную смерть. С ноября 1932 по январь 1933 г. Северо-Кавказский крайком ВКП(б) занес на «черные доски» 15 станиц – 2 донские и 13 кубанских. Так, например, в станице Незамаевской на Кубани из 16 тыс. человек после 1933 г. осталось не более 3,5 тыс. И подобная статистика прослеживается практически по всем казачьим войскам. Всего за годы Гражданской войны, двух голодоморов и репрессий 30-х гг. было физически уничтожено до 70 % казаков.
Свидетельство очевидца
«Ночью Зайцев вызвал к себе председателей колхозов. Меня всегда выгонял из комнаты и говорил: «Иди лучше девок пощупай»! А я был тогда любопытный – под окно, да подслушиваю, – не понимал, что он меня мог запросто застрелить. Вызовет председателей колхозов и спрашивает:
– У тебя сколько сегодня сдохло?
– 70 человек.
– Мало. А у тебя?
– 50 человек.
– Мало!
Слушаю за окном и не могу поверить. Волосы дыбом встают. Вечером соберемся в нардоме с Ваней Гуденко, говорим, думаем, что же это творится? Ведь это же Советская власть! Такого при царе не было! А кому скажешь – некому! В 34-м Зайцева забрали. Оказался и он «врагом народа». А в станице из 18 тысяч осталось пять с половиной или шесть с половиной тысяч людей. Остальные – больше 10 тысяч – вымерли». – И.Д. Варивода. И я мог бы стать «врагом народа» // Станица. 2001. № 1 (34). Янв.
Голодомор от начала и до конца был организован искусственно. Полное изъятие зерна из запасов колхозов и единоличных хозяйств, проведенное осенью 1932 – зимой 1933 г. под руководством комиссий Молотова, Кагановича и Постышева явилось непосредственной и главной причиной голода. Полная блокада охваченных бедствием территорий, бестрепетная продажа выколоченного из голодающих районов зерна за границу подтверждают это. Цели сталинского режима, организовавшего голодомор, очевидны – найти средства для форсированной индустриализации и заодно полностью уничтожить исторически сильные традиции личного крестьянского хозяйства, но, в первую очередь, подавить сопротивление большевицкой политике. Сталинский голод 1932–1933 гг. остановил сопротивление. Он был страшнее ленинского голода 1921–1922 гг. Да и из той помощи, что приходила от «американских рабочих», на этот раз ни одна кроха до умирающих крестьян не дошла. Американскую помощь потребляли руководители ВКП(б), ОГПУ и РККА, в том числе и «работавшие на селе».
Впрочем, на этот раз заграница существенно меньше помогла голодающим людям в России. Сотрясаемый Великой депрессией западный мир сам обеднял, западные политики не без оснований опасались социальных потрясений и были озабочены открытием новых рабочих мест для своих граждан, а потому предпочитали иметь в лице СССР торгового партнера и емкий рынок сбыта. Заинтересованные в укреплении экономических связей с СССР, западные политики и журналисты нередко закрывали глаза на преступления большевиков против народа России, отрицали или приуменьшали их.
Свидетельство очевидца
«С профессором Харпером я заговорил о страшном голоде 1932–1933 годов в самых плодородных областях России, в Малороссии и на Северном Кавказе. Голод этот был следствием политики советского правительства, стремительно организовавшего систему колхозов и желавшего сломить волю малороссийских крестьян и казаков, особенно настойчиво боровшихся против коллективизации. В «Последних новостях» число погибших от этого голода исчислялось цифрою от трех до пяти миллионов. В настоящее время известно, что действительность была еще ужаснее: умерло от голода не менее пяти миллионов в Малороссии и не менее пяти миллионов на Северном Кавказе. Когда я заговорил об этом с Харпером, он сказал мне, что, собственно, в Советском Союзе был не голод, «недоедание». Меня потрясло это замалчивание страшных преступлений большевицкого режима. Скоро, однако, я понял поведение Харпера. В то время он был одним из главных осведомителей американского правительства о Советском Союзе. Ему, поэтому, было необходимо часто ездить в Россию, и, конечно, советское правительство перестало бы допускать его в Россию, если бы он широко рассказывал об ужасах советского режима», – вспоминал в конце 1930-х гг. свой опыт обсуждения трагедии голодомора с американскими коллегами профессор Николай Лосский. – Н.О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М., 2008. С.230.
Миллионы крестьян за 1932–1933 гг. большевики уморили голодом, выживших, духовно и физически совершенно искалеченных, – загнали в колхозы. Если при устойчивом естественном приросте в предшествующие годы (в среднем + 2,1 млн) по состоянию на 1 января 1933 г. численность населения СССР составляла бы 162 млн 902 тыс. человек, то на 1 января 1934 г. она составила 156 млн 797 тыс. Число умерших от голода обыкновенно оценивается в 6,5 млн, причем большая часть погибших – около 4 млн— приходится на Украину, где сопротивление коллективизации было наиболее упорным. В Казахстане от голода в 1930–1933 гг. по сегодняшним данным погибли 1,5 млн человек (1,3 из них – казахи, большей частью скотоводы, ведшие полукочевой образ жизни). Тяжелые условия жизни начала 1930-х гг. драматически отразились и на числе рождений.
Документ
По переписи 1937 г., население между 1926 и 1937 г. сократилось на 5–18 % в областях: Калининской, Западной, Мордовской, Курской, Кавказской, Немцев Поволжья, Саратовской, Винницкой, Киевской, Черниговской, Одесской и в Казахстане. По СССР в целом население возросло на 10 %. – Е.М.Андреев, Л.Е.Дарский, Т.Л. Харькова. Население Советского Союза, 1922–1991. М.: Наука, 1993. С. 118.
Всего за 4 года «Второй Гражданской войны» 1930–1933 гг. убыль населения в стране на 9,3 млн превзошла таковую за 4 благополучных года НЭПа (1923–1926). Из Казахстана в Китай от коллективизации ушло до 200 тыс. кочевников, так что число избыточных смертей можно принять за 9,1 млн, распределявшихся примерно так:
Общее число русских и украинских крестьян, казахских скотоводов, убитых Сталиным в 1932–1933 гг., превышает число евреев, убитых Гитлером, да и число убитых всех воюющих стран на всех фронтах Первой мировой войны. Для народного хозяйства первая пятилетка (с октября 1928 по 1933 г.) имела катастрофические последствия. Во время реализации первого сталинского пятилетнего плана большевики осуществили не имеющие аналогов в мировой истории физическое уничтожение и ограбление производительных сил страны. Причем уничтожению подверглись наиболее трудолюбивые семьи и доходные частные хозяйства. Финансовые и экономические потери от разорения деревни, сельского хозяйства и животноводства существенно превысили стоимость возведенных в начале 1930-х гг. «гигантов» сталинской индустрии. К тому же, многие построенные на костях бесчисленных жертв голодомора промышленные предприятия сгинули в огне советско-нацистской войны.
В. Кондрашин. Голод 1932–1933 годов: Трагедия российской деревни. М.: РОССПЭН, 2008.
В.С. Познанский. Социальные катаклизмы в Сибири: голод и эпидемии в 20–30-х гг. XX в. Новосибирск: СО РАН, 2007.
Д. Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. М., 2006.
Н.А. Ивнитский. Судьба раскулаченных в СССР. Голод 1932–1933 годов в СССР (Украина, Северный Кавказ, Поволжье, Центральная Черноземная область, Западная Сибирь, Урал). М., 2009.
С. Красильников, М. Саламатова, С. Ушакова. Корни или щепки. Крестьянская семья на спецпоселении в Западной Сибири в 1930-х – начале 1950-х годов. М.: РОССПЭН, 2010.
3.2.10. Репрессии середины 1930-х гг
Подавление российского общества большевиками при подготовке и проведении коллективизации было всесторонним, оно отнюдь не «ограничивалось» голодомором. 1929 год стал «годом великого перелома» и для лагерной системы. 11 июля Совнарком СССР постановил создать сеть исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) «в целях колонизации» отдаленных районов и «эксплуатации их природных богатств». В ИТЛ из обычных тюрем надлежало перевести всех, чей срок превышал 3 года. Таким образом, большевики объединили уголовников с политическими заключенными в одной системе, руководило которой ОГПУ под началом Генриха Ягоды. В это время началась трансформации лагерей ОГПУ в крупнейший хозяйственный наркомат СССР. Именно тогда появляются распоряжения чекистских органов «доарестовать» столько-то представителей такой-то профессии для нужд лагерного комплекса. Для руководства всей лагерной системой приказом ОГПУ № 130/63 25 апреля 1930 г. было создано Управление лагерей (УЛАГ) во главе с Ф.И. Эйхмансом, переименованное в октябре в Главное управление лагерей (ГУЛАГ). Зимой 1930 г. в СССР насчитывалось уже более 400 тыс. заключенных, в том числе 155 тыс. – в системе ОГПУ. Через несколько лет метастазы ГУЛАГ ОГПУ СССР распространились по всей стране.
На месте исторического Российского государства возникла вооруженная деспотия, рабы которой валили лес, вручную рыли котлованы в вечной мерзлоте, добывали золото, олово и другие полезные ископаемые, строили предприятия, аэродромы, прокладывали шоссе и железные дороги. Их эксплуатацию обеспечивали кадровые чекисты, руководители ГУЛАГа З.А. Алмазов (Алмазян), Э.П. Берзин, М.Д. Берман, Ф.А. Гвоздевский, Н.В. Емец, С.Я. Жук, Г.Я. Комаров, И.Ф. Никишов, К.А. Павлов, Я.Д. Рапопорт, Н.А. Френкель, А.А. Ходырев и др.
Кроме Дальневосточного (Дальлага), самыми крупными лагерями в структуре ГУЛАГа были Байкало-Амурский (Бамлаг), Беломорско-Балтийский (Белбалтлаг), Дмитровский (Дмитровлаг), Ухтинско-Печорский (Ухтпечлаг) и др. Сотни тысяч людей умирали в них от голода, невыносимого труда и нечеловеческих условий существования. В 1930–1940 гг. в ГУЛАГе погибли не менее 500 тыс. заключенных.
Показательной стройкой нового ведомства стал Беломорско-Балтийский канал. С Соловков лагерное начальство переехало на Медвежью гору у Онежского озера, и осенью 1931 г. 170 000 заключенных было брошено в карельские леса и болота. Работая вручную, они за 20 месяцев вынули 21 млн кубометров скалы и грунта, прорыли канал длиной в 227 км с 19 шлюзами и иными сооружениями. В августе 1933 г. канал, названный в честь Сталина, был открыт, плеяда советских писателей во главе с Горьким посвятила ему хвалебный том. Экономического значения канал не имел, а для военных нужд его в 1964 г. пришлось на 1 метр углублять и заменять деревянные сооружения более прочными. От холода, болезней и непосильного труда на канале погибло не менее 25 000 заключенных. Часть выживших была отпущена по домам, часть отправлена на другие работы.
В первые пятилетки на Севере шло пять проектов, сохранивших экономическое значение и по сей день:
Лесоповал силами заключенных шел по всему Северу, от Онеги до Енисея и далее. Экспорт леса был важен большевикам как источник иностранной валюты. Этим заключенные пользовались, чтобы порой кровью писать на бревнах обращенные к Западу призывы о помощи. Временами они встречали отклик. В прессе, в парламентах, в профсоюзах Запада слышались призывы к бойкоту товаров, произведенных рабским трудом. ГПУ привозило иностранных корреспондентов на инсценировки, показывающие, будто лагерей нет.
Воркута. Геологическая экспедиция ГПУ нашла в бассейне реки Печоры в 1930 г. уголь и немного нефти. В последующие годы вся нынешняя Республика Коми покрылась десятками лагерей. Города Воркута, Инта, Печора, Сыктывкар (прежде Усть-Сысольск), Ухта – все были заново построены заключенными. К 1940 г. они же достроили 1200 км железной дороги от Котласа (с позднейшей веткой через Северный Урал до Лабытанги), дав углю Воркуты выход к промышленным центрам.
Колыма – край еще более суровый и безотрадный, чем Печора, оказался богат золотом, а как выяснилось позже, и ураном. «Колыма, Колыма, чудная планета – двенадцать месяцев зима, остальные – лето» – горько шутили согнанные большевиками на прииски люди. В 1930 г. разработка приисков была поручена тресту Дальстрой, ставшему хозяином на крайнем северо-востоке страны. Заключенные построили на берегу Охотского моря город и порт Магадан и шоссейную дорогу на север, по которой расположились лагеря заключенных-золотодобытчиков.
Норильск. Еще дальше за полярным кругом на Таймыре были обнаружены залежи медно-никелевой руды и угля. Здесь силами заключенных был построен Норильский горно-металлургический комбинат и город при нем. В 1937 г. открылась железная дорога из Норильска в порт Дудинка на Енисее, давшая еще строившемуся тогда комбинату выход к Северному морскому пути.
Строительство водных и железнодорожных путей – Байкало-Амурской магистрали, железных дорог на Воркуту и Лабытанги, заполярной дороги Салехард – Игарака, Беломорско-Балтийской водной системы и т. д.
Стройки силами заключенных не ограничивались Крайним Севером. Канал Москва-Волга строил Дмитлаг, за которым в 1934 г. числилось 200 000 заключенных. Стройки ГПУ открывались в Караганде, на Урале, в Сибири. В январе 1933 г. начались работы на спроектированной еще до революции Байкало-Амурской магистрали (БАМ). Работы было велено вести ударными темпами, и за 3 года туда отправили 180 000 заключенных. Для них не было ни жилья, ни провианта, и множество из них погибло. Постройку отдельных участков не раз бросали, потом снова начинали и громко рапортовали о завершении. На деле последний тоннель – самый длинный в мире – 15-километровый Северомуйский тоннель – был завершен уже без советской власти в 2003 г. БАМ строился 70 лет.
До 1934 г. единого общесоюзного Наркомата внутренних дел не было, существовали республиканские. В июле 1934 г. был создан общесоюзный Наркомат и в его рамках появилось ГУГБ НКВД – Главное управление госбезопасности НКВД СССР – исполнявшее задачи былого ОГПУ.
Лагеря были объявлены секретными объектами, известными только под номером почтового ящика, а упоминание о них в печати стало невозможным. Изменилось и отношение к заключенным – термин «зэк» возник в это время. Зэки уже не были частью советского народа, к ним нельзя было обращаться «товарищ». Хлебные пайки были сокращены, режим ужесточен, а быстрый наплыв множества новых заключенных создавал невыносимую тесноту, заключенных расстреливали, чтобы освободить места.
С 1929 по 1939 г. число заключенных в тюрьмах и лагерях СССР увеличилось в 12 раз, достигнув 2 млн. В том числе, согласно переписи 1939 г., 1682 тыс. человек находились в лагерях и колониях ГУЛАГа, а 350,5 тыс. в тюрьмах. Кроме того, было еще 990,5 тыс. спецпоселенцев, так что общее число лиц, лишенных свободы, достигло 3 млн. Редко какие показатели пятилеток росли так быстро, как число заключенных.
Впрочем, никакая статистика не передаст мук и трагедий несметного числа сломанных жизней. В виде «Опыта художественного исследования» А.И. Солженицын и его 227 соавторов делают это на 1844 страницах «Архипелага ГУЛАГ» (1973). Есть и «Колымские рассказы» Варлама Шаламова (1954–1973), «Завоеватели белых пятен» М. Розанова (1951), «Россия в концлагере» И. Солоневича (1936), «Незабываемое» Н. Краснова (1957), «Погружение во тьму» Олега Волкова (1990) и множество других свидетельств очевидцев.
Сталин теоретически обосновал репрессии, при помощи которых он стремился устранить возможных противников, обеспечить единство партии, сделать общество однородным и предотвратить возможность «возврата к капитализму». «Уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а путем ее усиления. Отмирание государства придет не через ослабление государственной власти, а через ее максимальное усиление, необходимое для того, чтобы добить остатки умирающих классов и организовать оборону против капиталистического окружения», – писал народный вождь.
В этой классовой борьбе заключение в концлагерь было лишь наиболее распространенной «мерой социальной защиты», а «высшей мерой» был расстрел. Уже в 1928 г. на Шахтинском процессе инженеров Донбасса, обвиненных во вредительстве, впервые выдвинулась фигура А.Я. Вышинского в роли прокурора, игравшего зловещую роль и на дальнейших показательных процессах. В 1930 г. готовился процесс «Трудовой крестьянской партии», по которому проходили Н.Д. Кондратьев, A.M. Чаянов и другие выдающиеся экономисты, бывшие на самом деле противниками марксизма. В том же году следовали процессы по полностью выдуманным делам: так называемой Промпартии, бактериологов, работников пищевой промышленности. В апреле 1933 г. проходит последний большой показательный процесс «вредителей», среди которых обвинялись и английские инженеры.
Как теперь стало ясно по архивным данным, сценарии судебных спектаклей «вредителей» Сталин писал сам. Он же указывал ГПУ, какого рода признания он хочет слышать от подсудимых. Целью их было создать образ врага: «отчего нам плохо живется? Оттого, что все портят вредители!» Со временем этот образ сдвинулся в сторону представителей внешнего врага – «шпионов, диверсантов, агентов иностранной разведки». Очевидная ложь всех этих ярлыков не мешала Максиму Горькому кричать в хоре обвинителей: «Если враг не сдается, его уничтожают».
Свидетельство очевидца
Вот как это уничтожение выглядело на практике: «16 октября 1929 г. Георгия (Осоргина) вместе с группой других заключенных вывели из лагеря через бывшие Святые Ворота монастыря (Соловецкого). Один свидетель этого вспоминал, что Георгий шел, распевая «Христос Воскресе!» и читая молитвы. Заключенных поставили к кладбищенской стене рядом с женскими бараками и расстреляли. Командующий расстрелом Дмитрий Успенский был пьян, как, вероятно, и его подчиненные, и с работой они справились паршиво. Многие из приговоренных были еще живы, когда их сбросили в неглубокую могилу, и покрывшая их земля шевелилась на следующее утро. Все еще пьяный Успенский вышел на могилу с пистолетом и начал ходить по ней и стрелять, пока она не замерла. Одна из заключенных женщин – Юлия Николаевна Данзас видела и запомнила все это». С. Шмеман. Эхо родной земли. М.:Рудомино, 2003. С.253.
Убийства и лишение свободы все новых групп людей не прекращается в России в 1930-е гг. ни на один день. В январе 1935 г. за «приверженность царскому режиму» осуждено 140 ведущих инженеров Кировского (Путиловского) завода в Ленинграде, потом расстреляно еще 700 за «троцкизм». В последующие годы убиты были директора и главные инженеры крупнейших предприятий, воздвигнутых в первую пятилетку: Березняковского химкомбината, Горловского комбината «Синтезстрой», Магнитогорского, Макеевского и Челябинского металлургических комбинатов, Сталинградского, Харьковского и Челябинского тракторных заводов, Горьковского автозавода, Уралмаша, Азнефти и других. Убитых директоров старой выучки заменяли молодыми коммунистами, едва окончившими вузы. Важно было показать, что, как любил говорить Сталин, «незаменимых людей у нас нет».
Уничтожение людей было «стилем» сталинского руководства порабощенной Россией. На финансовые трудности 1929 г. он отвечал приказом расстрелять несколько десятков сотрудников финансовых ведомств, включая кассиров; на замедленный рост населения, обнаруженный переписью 1937 г., – расстрелом начальников статистического ведомства, а во время финской войны он грозит «расстрелять всех мерзавцев» на заводе в Коврове, если там в трехдневный срок не наладят производство нового диска для автомата Дегтярева.
Система исправительно-трудовых лагерей в СССР 1923–1960: Справочник / Сост. М.Б. Смирнов; Ред. Н.Г. Охотин, А.Б. Рогинский. М., 1998.
Сталинские стройки ГУЛАГа 1930–1953 / Сост. А.И. Кокурин, Ю.Н. Моруков. М., 2005.
А.Г. Тепляков. Машина террора: ОГПУ – НКВД Сибири в 1929–1941 гг. М.: Новый Хронограф, 2008.
В.С. Мерцалов. Трагедия российского крестьянства: анализ колхозной системы. Лимбург/Лан: Посев, [1948].
Н. Коваль. Крушиловка тридцатого года. М., 2000.
О. Волков. Погружение во тьму. М., 1991.
С.А. Красильников. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. М.: РОССПЭН, 2008.
O. Khlevniuk. The History of the GULAG from Collectivization to the Great Terror. New Haven: Yale University Press, 2004.
3.2.11. Индустриализация
Первоначально в России индустриализация началась в середине 1880-х гг., и во время Думской монархии промышленность быстро росла. Война 1914–1917 гг. и октябрьский переворот оборвали рост на 15 лет. По большинству видов производства показатели 1913 и 1928 г. (в сопоставимых границах) очень близки, тогда как производство в других странах за это время сильно возросло. Как мы видели ранее, в Советской России за пределы 1913 г. при НЭПе вырвалась только электроэнергетика. В числе прочих электростанций, в 1926 г. была открыта Волховская ГЭС и начата крупнейшая в Европе плотина ДнепроГЭСа, давшая ток в конце 1932 г. Ежегодная мощность электростанции предполагалась в 2,7 млрд кВт-часов. Строительство ДнепроГЭСа осуществлялось по проекту и под руководством американского инженера Хью Л. Купера. Этому грандиозному памятнику американо-советского сотрудничества суждено было простоять только десять лет. Плотина была взорвана в 1941 г. при отступлении Красной армии.
В 1927 г. открыто несколько новых государственных заводов, начато сооружение Сталинградского тракторного, московского «Шарикоподшипника № 1». Уже в 1923 г. на линии Москва – Нижний Новгород начались полеты Аэрофлота. Но этого явно было мало.
Заимствовав название у задуманного в царское время пятилетнего плана развития железных дорог на 1917–1922 гг., Госплан СССР несколько лет разрабатывал пятилетний план развития народного хозяйства страны. За его подготовку отвечали председатель Госплана Г.М. Кржижановский, председатель ВСНХ В.В. Куйбышев и председатель Совнаркома А.И. Рыков. Из двух представленных ими вариантов Сталин выбрал более интенсивный. Его и приняла XVI партконференция в апреле 1929 г. и утвердил V съезд Советов СССР в мае. Хотя уже первый год показал, что ни одно плановое задание не может быть выполнено в срок, Сталин потребовал задания повысить. «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут!»
Историческая справка
В основу пятилетнего плана было положено блестящее исследование выдающегося русского инженера Василия Гриневецкого, издавшего в 1919 г. книгу «Послевоенные перспективы российской промышленности». Он предлагал строить новые промышленные предприятия в богатых полезными ископаемыми районах страны, чтобы они были расположены рядом с основными источниками сырья. Одновременно это позволило бы избежать излишних проблем, связанных с его транспортировкой. Гриневецкий предлагал ускоренное развитие двух районов России – Урала и Западной Сибири. Помимо чисто экономических, проект Гриневецкого имел и огромное стратегическое значение, создавая промышленные центры в практически недоступных для любого врага районах.
Очевидно, что нагнать полвека за 10 лет было невозможно, реально речь могла идти лишь о том, чтобы нагнать отставание, вызванное октябрьским переворотом и его последствиями. Но даже это требовало предельной мобилизации сил. Страна была к ней готова, в создании современной промышленности люди видели общенациональное дело, конструктивное начало, в противовес долгим годам разрушения. Молодежь, техническая интеллигенция проявляли неподдельный энтузиазм и готовность на жертвы. Например, плотина Магнитогорского комбината на реке Урал – изящное инженерное сооружение первой пятилетки.
Но Сталин устроил «плановую вакханалию», которая дело крайне затруднила. Планы постоянно повышались и менялись, Сталин требовал невозможного, а за невыполнение расстреливал «вредителей». Люди шли на ненужный риск, лили в 30-градусный мороз бетон плотины, надеясь, что весенние паводки ее не снесут, вели монтаж высоковольтного оборудования под током. С другой стороны, единственным выходом часто были липовые отчеты, приписки, очковтирательство. Это вело к хаосу в управлении, сбоям в поставках, к простою незавершенного строительства. Сталин полагал, что требуя невозможного, он получит максимум возможного, но на самом деле он получил меньше, чем было возможно, и во второй пятилетке намного снизил задания.
А о первой пятилетке В.М. Молотов свидетельствовал, что объем промышленной продукции в 1932 г. поднялся на 8,5 %, вместо 36 % по плану. К 1933 г. тракторов было выпущено 53 тыс. вместо 170 тыс. по плану; автомобилей 24 тыс. вместо 200 тыс. по плану; железных дорог проложено 5500 км вместо 16 000 по плану. Тем не менее, в декабре 1932 г. пятилетка была объявлена выполненной: «пять в четыре!» В действительности 1933 год был кризисным, и второй пятилетний план смогли составить лишь год спустя, к XVII съезду ВКП(б). В руках сталинских пропагандистов «план» сделался фикцией. Говорить надо не о нем, а о том, что реально было сделано.
Было построено 5500 км железных дорог. Это ровно столько, сколько в среднем за 4 г. строилось в России в 1907–1913 гг. Ключевыми отраслями пятилетки были угольная промышленность как источник энергии и черная металлургия как основа машиностроения и военной промышленности. Рост черной металлургии опирался на несколько гигантов, прежде всего на связанные между собой Магнитогорский и Кузнецкий комбинаты. Они строились практически на пустом месте, первый у источника руды на Урале, второй – угля в Сибири. Но по производству угля и стали первая пятилетка еле вышла за дореволюционный уровень. Заложенные шахты и строящиеся домны не могли еще дать продукции. Только во второй пятилетке произошел существенный рост. А в 1940 г. стали в СССР выплавлялось 18,3 млн тонн, что уже приблизилось к 20,0 млн тонн в Германии.
Следуя идеям инженера В. Гриневецкого, пятилетки продвинули развитие Сибири – важное в хозяйственном и военном отношении. За 4 г. за Уралом было построено с полдюжины крупных электростанций на угле, заложено 47 угольных шахт, возведен задуманный до революции Кузнецкий комбинат, пущен в ход десяток машиностроительных заводов, развита добыча редких и цветных металлов, заложен военно-промышленный центр на Дальнем Востоке – Комсомольск-на-Амуре.
В Европейской России в 1931 г. были пущены в ход Ростовский завод сельскохозяйственных машин (Ростсельмаш), Харьковский тракторный завод и автомобильный завод в Москве (АМО, позже ЗИЛ). В 1932 г. вошли в строй автомобильный завод в Нижнем Новгороде (ГАЗ) и частично Магнитогорский металлургический комбинат. В следующем году вошли в строй Челябинский тракторный завод и Уралмаш в Свердловске, завершено строительство Харьковского турбинного завода и первой печи Запорожстали. Всего в первом пятилетнем плане числилось 300 крупнейших и 1000 менее крупных объектов.
Для первой пятилетки были характерны нищенский уровень жизни основной массы населения, товарный дефицит, рабская организация труда в колхозах, зарождение ГУЛАГа и карточно-распределительная система. На среднюю месячную зарплату в 1933 г. столичный рабочий мог купить 31 кг хлеба (в 1913 г. – 314 кг) или 7 кг мяса (в 1913 г. – 43 кг), 5 кг колбасы (в 1913 г. – 25 кг), 3 кг масла (в 1913 г. – 18 кг) и 3,5 кг сыра (в 1913 г. – 22 кг).
Вторая пятилетка 1933–1937 гг. стала временем завершения и освоения ранее начатых объектов. Было обращено внимание и на легкую промышленность – пущены в ход швейные, текстильные, трикотажные, обувные фабрики, хлебозаводы, мясокомбинаты. Дефицит товаров народного потребления не был преодолен, но некоторые товары в магазинах появились. Введенные в 1929 г. карточки на продукты питания были к 1935 г. отменены, и Сталин объявил: «Жить стало лучше, жить стало веселее!» На радостях состоялся первый физкультурный парад на Красной площади.
Жилищные же условия в городах продолжали ухудшаться. Между 1928 и 1940 г. городское население удвоилось – округленно с 30 млн до 60 млн, а строительство жилья за таким ростом никак не поспевало. Жилая площадь на человека сократилась в среднем по стране с 5,7 м2 в 1928 г. до 4,0 м2 в 1940 г., а в некоторых городах и до 2,5 м2. Часто вокруг строящихся заводов постоянного жилья вовсе не было, люди ютились в бараках, землянках и самодельных «нахаловках». Санитарные условия были неприемлемыми, вспыхивали эпидемии.
Рост населения требовал планов развития городов. Первый генеральный план Москвы был намечен в 1931 г. и принят «партией и правительством» в 1935 г. Сквозь исторические кварталы города предполагалось пробить широкие проспекты. Так старая Тверская превратилась в громоздкую по масштабам улицу Горького, расширено было Садовое кольцо. Под предлогом улучшения транспорта сносились храмы и другие памятники старины. Множество городов под видом «реконструкции» лишились своих кафедральных соборов: Архангельск, Воронеж, Ереван, Кострома, Минск, Нижний Новгород, Новосибирск, Омск, Петрозаводск, Ставрополь, Старый Оскол, Тверь, Томск, Царицын, Ярославль. На месте многих из них были поставлены статуи Ленина или Сталина. Символом социалистического города должен был стать Дом культуры или Рабочий клуб, а не храм. Так, в Москве ДК автомобильного завода по проекту конструктивистов братьев Весниных поставили на месте Симонова монастыря. Храм Христа Спасителя был взорван в 1931 г., и на его месте начали строить Дворец Советов высотою в 120 этажей с 70-метровой статуей Ленина наверху. Кремль должен был казаться игрушечным у подножья дворца (и это в голодные годы!), но постройку остановили в 1941 г., когда сталь потребовалась на военные нужды.
В 1932 г. было начато сооружение Московского метрополитена. Первая линия следовала в основном дореволюционному проекту инженера П.П. Юренева (заведующего техническим отделом Московской городской думы, ушедшего потом к белым). Линия была открыта в мае 1935 г. Следующие очереди метро строились непрерывно, даже во время Второй мировой войны. В связи с сооружением канала Москва-Волга был поднят уровень воды в Москве-реке, построены гранитные набережные и несколько монументальных мостов. Москву рекламировали как «порт пяти морей». Архитектурный облик новых домов – их по всей стране строилось не так много – постепенно менялся от конструктивизма 1920-х гг. к упрощенному классицизму поздних 1930-х. Но появлялось уже сталинское украшательство, ставшее после войны обязательным. Сталинский стиль в архитектуре шепотом называли «ампир во время чумы».
Историческая справка
Челюскинцы. В 1928 г. постановлением СНК была учреждена Арктическая правительственная комиссия. Ее возглавил бывший главком Вооруженных Сил С.С. Каменев. В комиссию вошли ученые и летчики Чухновский и Бабушкин. Комиссия руководила созданием на побережье Ледовитого океана морских и авиационных баз, метеостанций и регламентировала плавание судов. Первым практическим результатом работы комиссии было спасение экспедиции Нобиле, потерпевшей аварию на дирижабле «Италия». Ее же усилиями были спасены зазимовавшие во льдах океана советский пароход «Ставрополь» и американская шхуна «Нанук». Для обеспечения доставки грузов в самые восточные районы побережья Северным морским путем нужно было попытаться пройти весь путь от Европы до Чукотки за одну короткую летнюю навигацию. Первым это сделал в 1932 г. ледокол «Сибиряков». Но у ледоколов мала коммерческая нагрузка. Для грузовых, коммерческих перевозок нужны были обычные суда, несколько приспособленные к плаванию в условиях севера. «Челюскин» был именно таким пароходом. Он был построен в 1933 г. в Дании по заказу СССР.
Плавание шло успешно. Пароход прошел весь маршрут, вошел в Берингов пролив и 7 ноября дал в Москву приветственную радиограмму. Но в проливе началось движение льдов в обратную сторону, и «Челюскин» снова оказался в Чукотском море.13 февраля 1934 года, раздавленный льдами пароход затонул в Чукотском море. Один человек погиб, а 104 члена экипажа высадились на лед океана. Часть грузов и продовольствия удалось с парохода снять.
Когда экипаж оказался на льду, была образована правительственная комиссия по их спасению. О ее действиях постоянно сообщалось в печати. В возможность спасения многие специалисты не верили. Некоторые западные газеты писали, что люди на льду обречены и возбуждать в них надежды на спасение негуманно, это только усугубит их мучения. Ледоколов, которые бы могли плавать в зимних условиях Ледовитого океана, тогда еще не было. Надежда была только на авиацию.
В это время на Чукотке находился экипаж Анатолия Ляпидевского и его самолет АНТ-4. Он 5 марта 1933 г. нашел ледовый лагерь, совершил там посадку и вывез десятерых женщин и двоих детей (одна девочка родилась на «Челюскине», когда он проходил Карское море. Ей дали имя Карина).
При повторном полете отказал один мотор, и при совершении вынужденной посадки самолет был поврежден. Далее правительственная комиссия направила на спасение три группы самолетов: первая группа летчиков была отправлена из Москвы через Европу, Атлантику, Соединенные Штаты на Аляску, где их ждали закупленные советским правительством у «Пан-Америкен Компани» два самолета «Флейстер».
С 13 февраля по 13 апреля 104 человека вели героическую работу по устройству организованной жизни на льду океана и строительству аэродрома, который постоянно разламывался, покрывался трещинами и торосами, заносился снегом. Сохранить человеческий коллектив в таких экстремальных условиях – большой подвиг.
Душой лагеря был Отто Юльевич Шмидт. На льдине Шмидт издавал стенную газету и читал лекции по философии. Его умение поддерживать в людях стремление к жизни и надежду на благополучный исход было важной причиной успеха в борьбе с арктической стихией. 13 апреля 1934 г. были эвакуированы последние челюскинцы и ездовые собаки. Ледовый лагерь перестал существовать. Вся мировая общественность, специалисты авиации и полярники дали челюскинской эпопее наивысшую оценку. Такой хорошо организованной спасательной экспедиции мировая история еще не знала.
В СССР экспедиция «Челюскина» и, особенно, борьба за жизнь 104 обитателей ледового лагеря выполняла и большую идеологическую задачу – отвлекала народ России от ужасов коллективизации и массового уничтожения сопротивляющихся политике коммунистов. О спасении девочки Карины со льдины знала вся страна, а о гибели от голода и холода сотен тысяч детей раскулаченных и сосланных не говорилось ни слова.
В связи с успешным окончанием эпопеи эвакуации была учреждена высшая степень отличия в СССР – звание Героя Советского Союза. Оно было присвоено летчикам А. Ляпидевскому, М. Слепневу, В. Молокову, Н. Каманину, М. Водопьянову, И. Доронину. Впоследствии Золотая Звезда № 1 была вручена Ляпидевскому.
В память о легендарном пароходе во Владивостоке назвали гостиницу и ресторан. Но в годы перестройки им вернули прежнее название «Версаль».
Третья пятилетка продолжала курс второй, но больше ресурсов было переброшено в военную промышленность. Итоги первых трех пятилеток по характерным видам продукции показаны ниже.
Темпы роста за первые три пятилетки[3]
Приоритеты первых трех пятилеток из этого сравнения очевидны. На первом месте – военное производство, выросшее за 10 лет в 12–18 раз. Далее следует так называемая «Группа А» – производство средств производства, где быстрее всего – как, впрочем, и в других странах в то время – растет электроэнергетика. За ней следуют уголь и сталь, производство которых за 12 лет увеличилось в 4 с лишним раза. Менее приоритетны цемент и нефть. За ними, как пример «Группы Б» – производства предметов потребления, – показаны хлопчатобумажные ткани. Их выпуск увеличился за 12 лет на неполную треть (сопоставимо с темпом роста населения). Так что на душу в 1940 г., как в 1928, приходилось 14 м2 ткани. Это количество удвоилось только через полвека, в 70-е. Для сравнения в том же ряду показан и сбор зерновых, который тоже повысился за 12 лет (также сопоставимо с темпом роста населения). Производство продуктов животноводства, как мы видели, резко сократилось. При росте численности населения в 1,27 раза их в 1940 г. приходилось на 35 % меньше на душу, чем в 1928 г.
Очевидно, что характерные для угля и стали темпы роста порядка 13 % годовых не могли относиться к советской экономике в целом. Советские пропагандисты безоглядно преувеличивали национальный доход, утверждая, что с 1913 г. по 1940-й он вырос в 5 раз. Это достигалось преуменьшением уровня царского времени, уловками с индексами цен и учетом только материального производства, как учил Карл Маркс. Между тем услуги – и деятельность НКВД, и более производительные, как образование и медицина, составляли существенную часть советского национального продукта. В 1960-е гг. американские экономисты, пересчитав советский национальный доход по западной методике с учетом услуг и с поправками на изменение цен, пришли к выводу, что советская экономика в целом с 1928 по 1940 г. выросла примерно в 2 раза. Ее темпы роста составляли 5,8 % годовых. По схожим расчетам темпы роста экономики Российской Империи между 1909 и 1913 г. составляли 6 % годовых. И та и другая – высокие цифры, редкие страны в короткие периоды росли быстрее (Германия, Япония после войны).
Более длинные отрезки времени дают следующую картину: за 28 лет царской индустриализации с 1885 по 1913 г. (включавшие мировой кризис 1900 г. и революцию 1905 г.), рост национального дохода страны составлял 3,25 % в год. За 37 советских лет с 1928 по 1975 г. (за вычетом затронутых войной 1941–1945 гг.) он составлял 5,15 % в год. При этом в пересчете на одного промышленного работника рост национального дохода в царский и ранний советский период был одинаковым – 1,7 % в год. То есть, более быстрый совокупный рост в советское время достигался экстенсивным путем: мобилизацией большей доли населения.
Основное «преимущество социализма», таким образом, состояло не в том, что он достигал сказочных темпов роста, а в том, что он мог национальный доход перераспределять в политических целях: безжалостно подавляя потребление и безотказно финансируя военно-промышленный комплекс. Расчет советского валового национального продукта (ВНП) по западной методике в миллиардах рублей 1937 г. по четырем отраслям выглядит так:
Бросается в глаза, что по сравнению с ростом населения в 1,27 раз потребление увеличилось в 1,22 раза. То есть, в среднем население в 1940 г. получало несколько меньше, чем в 1928 г. Эта средняя цифра скрывает тот факт, что потребление на душу городского населения несколько возросло, а сельского – сильно упало. Ограничение потребления в городе и на селе позволило увеличить долю накопления в ВНП (т. е. капиталовложений) с 12 % в конце НЭПа до 26 % в 1937 г. и 19 % в 1940. Спад накопления за последние три года вызван переброской средств в военное производство. Отметим, что вложение 26 % ВНП в рост экономики – доля исключительно высокая, указывающая на то, что расходовались эти средства расточительно. Царская Россия добивалась 6 % роста, вкладывая немногим более 8 % собственного ВНП, что с добавлением иностранного капитала соответствовало 13–14 % ВНП.
Другое существенное сравнение с царским временем касается потребления товаров и услуг населением. Уточненные расчеты показывают, что ВНП 1928 г. составлял не более 95 % ВНП 1913 г. К тому же доля частного потребления в нем несколько снизилась, тогда как население на сравнимой территории выросло с 140 до 154 млн. В результате частное потребление на душу населения в 1928 г. сократилось примерно на 15 % по сравнению с 1913 г. Потребление и до 1940 г. оставалось ниже уровня 1928 г., в некоторые годы намного ниже. То есть, потребление населения все довоенные (а тем более, военные) советские годы оставалось существенно ниже уровня царского времени.
Чтобы образно представить себе, что такое 15 % потребительского рынка, вспомним, что до революции в России на 1 % получателей дохода – тех, у кого доход превышал 1000 рублей в год, – приходилось 15 % всех денежных доходов. Такое распределение не было необычным: в Англии оно тогда было еще более неравным, в США – примерно таким же (конечно, при более высоких доходах). Этот 1 % семей с 15 % дохода и представлял собой ту «буржуазию», которую большевики вырубили в 1918 г.
Одной из причин непроизводительных капиталовложений в период первых пятилеток стала «гигантомания» т. е. стремление строить огромные предприятия. В частности, и железные дороги не справлялись с вызванной ею концентрацией нагрузок, что привело к острому кризису на транспорте в 1934 г. Гигантоманию породил дух времени. «Преимущества масштабности» были тогда в моде. В Америке были построены гиганты – автозавод Ривер Руж под Детройтом, плотина Боулдер на реке Колорадо. Многие заводы первой пятилетки проектировала американская фирма «Альберт Кан и Ко.», автозавод в Нижнем Новгороде проектировал Форд, в сооружении других участвовали фирмы и специалисты из Англии, Германии и Франции. С административной точки зрения управлять из центра несколькими крупными предприятиями было проще, чем многими мелкими.
Перед деятелями первых пятилеток стояла беспрецедентная задача: откуда взять капитал на развитие промышленности, когда капиталисты расстреляны или изгнаны, капиталы их пропали в огне «военного коммунизма», а к иностранным, после отказа Ленина платить по царским долгам, доступа нет? Ответом и было создание плановой, а точнее командно-административной системы, сложившейся в ходе первой пятилетки. Рыночные, договорные отношения были отменены, цены стало устанавливать государство, и оно же решало, кому сколько чего по этим ценам производить и отпускать. От лишней наличности население избавляли добровольно-принудительные займы.
Типично советским способом накопления стал Торгсин – сеть магазинов якобы для торговли с иностранцами. На самом деле их задачей было в условиях вещевого (а часто и продуктового) голода выкачать из населения спрятанные в матрасах золото, серебро и валюту. В 1931–1935 гг. число таких магазинов в СССР достигало полутора тысяч.
Частичным источником капитала для индустрии служил и экспорт. Он в советское время по сравнению с царским резко сократился: с 8 % национального дохода в 1907–1913 гг. до 2 % в 1928 г. Но он был важен для закупок импортного оборудования. Вывозились лес, зерно, продукты животноводства, топливо, металлы и – национальное наследие: ежегодно составлялся план продажи за границу музейных экспонатов и церковных ценностей.
Сопротивление рабочих политике первых пятилеток было не столь мощным, как сопротивление крестьян, но оно было. В рабочей среде еще сохранялись традиции протеста 1918–1921 гг., а аппарат государственного насилия еще не достиг позднейшего совершенства. Так, за 6 месяцев 1933 г. были отмечены рабочие волнения в 10 местах на Урале, на 8 заводах Ленинграда, на шахтах и заводах Донбасса, в Николаеве, Новосибирске, Одессе, Серпухове, Сормово, Херсоне, Иваново-Вознесенске. Забастовка ивановских ткачей вылилась в «голодный поход» на Москву. По данным ГПУ, только в первой половине августа 1933 г. состоялось «22 уличные демонстрации» в городах Украины.
Е. Осокина. Золото для индустриализации. Торгсин. М.: РОССПЭН, 2009.
П. Грегори. Политическая экономия сталинизма. М.: РОССПЭН, 2008.
A. Bergson. The Real National Income of Soviet Russia since 1928. Cambridge, Mass., 1961.
N. Jasny. Soviet Industrialization, 1928–1952. Chicago; Ill., 1961.
3.2.12. Плановое народное хозяйство в России
Сталинская индустриализация была временем создания не только фабрик и заводов, но и институтов и приемов управления, надолго определивших характер советского строя. Западные наблюдатели недоумевали, как в СССР может существовать плановое хозяйство, когда классики рыночной теории Е.А. Хайек и Людвиг фон Мизес давно доказали, что оно в принципе невозможно. Но большевики были убеждены в том, что они невозможное могут. И к их опыту тогда присматривался весь мир, глубоко потрясенный разрушительными экономическими кризисами конца 1920 – начала 1930-х гг. Планового хозяйства как системы распределения ресурсов наиболее эффективным образом без рыночных цен, в СССР, конечно, не существовало. Но была создана система, распределяющая ресурсы волевым образом так, как это угодно политическому руководству.
Как она работала? Первые 14 лет советской власти верховным органом в экономике был довольно беспомощный ВСНХ. В 1931 г. он был упразднен и заменен поначалу тремя отраслевыми ведомствами в правительстве. Главнейшим из них стал Наркомтяжпром под начальством Г.К. («Серго») Орджоникидзе, потом Лазаря Кагановича. Кроме того, были образованы наркоматы легкой и лесной промышленности. Наркоматы путей сообщения и торговли тоже имели отношение к управлению народным хозяйством. К началу 1940-х гг. отраслевых ведомств стало уже 40, а позже их число перевалило за сотню. Правительство фактически стало руководителем производства единого предприятия, именуемого «народное хозяйство СССР». Госплан сохранил за собой роль определения общих задач и согласования работы ведомств.
В составлении первых пятилетних планов ближайшее участие принимал Сталин, о чем с радостью докладывал председатель Госплана В.В. Куйбышев. Работа эта облегчалась Сталину тем, что план начинался с перечня заданий по нескольким (немногим) видам продукции и задания эти определялись методом «от достигнутого». То есть, если в прошлом году мы сделали столько-то кирпичей, то давайте на следующий год сделаем на столько-то процентов больше. Такого рода решения Сталин любил принимать сам, а потом уже Госплан вычислял, сколько для этого потребуется глины, угля и рабочей силы. Не все виды продукции регулировались плановыми заданиями, так что у руководителей предприятий всегда оставалось пространство для маневра. Метод «от достигнутого» сообщал советской экономике довольно плавный рост, без конъюнктурных скачков, свойственных рынку. Но он же обрекал ее на унылое воспроизводство самой себя. Любые новшества требуют внешних стимулов.
Пятилетние планы были политическими документами. Управление производством осуществлялось годовыми, квартальными и месячными планами, которые разрабатывал Госплан совместно с плановыми отделами отраслевых ведомств, их главных управлений («главков») и самих предприятий. В отличие от пятилетних, эти планы не публиковались.
Система составления планов была запутанной и не лишенной договорных отношений. В вертикальном направлении шел торг между наркоматом (позже промышленным министерством), с одной стороны, и Госпланом и правительством – с другой за плановые показатели. Наркоматы пытались их снизить. В горизонтальном направлении предприятия вели торг со смежниками относительно условий поставок. Цену изменить было нельзя, но сроки, качество и всякое прочее можно: ведь помимо плановой в СССР существовала еще и «левая», и «серая» экономики. «Толкачи», проталкивавшие договоры со смежными предприятиями, были важными фигурами в советском хозяйстве.
Деньги и цены в плановом хозяйстве должны были играть подчиненную роль. Так, если по плану предприятию полагалось сырье или оборудование, а у него на это не было денег, то Госбанк без вопросов ему их давал. Деньги переводились на особый счет предприятия, с которого можно было только расплачиваться с другими предприятиями по безналичному расчету. Снимать с него деньги наличными было нельзя. Для этого у предприятия был другой, строго ограниченный счет, с которого шла зарплата. Работа предприятия оценивалась по объему и ассортименту продукции, другие показатели – такие, как прибыль, – роли не играли. От погони за объемом продукции («вал») хронически страдало качество – проблема, которую решить при советской власти так и не удалось.
Важным в ходе первой пятилетки стал вопрос рабочих кадров. Безработица времен НЭПа быстро исчезла – с октября 1928 г. по октябрь 1930 г. число безработных упало с 1,4 до 0,2 млн человек. А число промышленных и строительных рабочих выросло с 3,7 млн в начале первой пятилетки до 23,9 млн в 1940 г. Этот рост питался наплывом неквалифицированной рабочей силы из деревни. Люди усиленно искали себе лучших условий труда и жизни, что вело к огромной текучести кадров. Правительство старалось укреплять трудовую дисциплину. В октябре 1930 г. было запрещено бросать работу без разрешения, в декабре – запрещено принимать на работу уволившихся без разрешения. В январе 1931 г. введены тюремные наказания за нарушения трудовой дисциплины на железных дорогах. Закон 7 августа 1932 г. об «укреплении социалистической собственности» уже упоминался выше, как и введение паспортов. В ноябре 1932 г. вводится увольнение с работы за «прогулы». В 1933 г. фактически упраздняется традиционная роль профсоюзов как защитника интересов рабочих. Директора предприятий получают неограниченные полномочия, а профсоюзы превращаются в один из инструментов выполнения плана. Лишенные политической самостоятельности, профсоюзы были наделены административной ответственностью за пенсии, пособия, отпуска рабочих и служащих, путевки на экскурсии и в дома отдыха, что создало им известную популярность.
В декабре 1938 г. были введены трудовые книжки, хранящиеся в отделе кадров, без которых нельзя сменить работу. В 1940 г. вышел драконовский закон о прогулах и опозданиях на работу более чем на 20 минут. С другой стороны, был создан и ряд программ повышения образовательного уровня рабочих, в частности, школы фабрично-заводского ученичества (ФЗУ). В то же время число опытных рабочих сокращалось политикой их направления на рабочие факультеты (рабфаки) с последующим выдвижением на партийно-административные должности. Целое поколение советских вождей, включая Хрущева и Брежнева, выросло из сталинских выдвиженцев – рабфаковцев.
Система планового хозяйства строилась на замене экономических стимулов внеэкономическими, что отразилось и на отношениях между рабочими и работодателем. «Труд в СССР есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства», – объявил Сталин, и на поверхности советской жизни стали множиться всевозможные доски почета, почетные звания, ударники и ударницы, герои труда, медали и ордена. В 1935 г. донецкому шахтеру А.Г. Стаханову помогли в 14 раз перевыполнить норму добычи угля. Стало шириться стахановское движение и другие формы социалистического соревнования. В годы первой пятилетки производительность труда сильно упала, и задачей всех этих мер было ее поднять, повысить нормы выработки. Заодно в рабочей среде создавалась связанная с коммунистами привилегированная прослойка «рабочей аристократии».
На формирование советской экономики в годы первых пятилеток неизгладимую печать наложили теоретические идеи Карла Маркса и всемирные амбиции сталинского руководства. Задачу индустриализации страны они отнюдь не облегчили. Маркс отрицал очевидный факт, что деньги, полученные человеком сегодня, ему дороже, чем та же сумма, полученная какое-то время спустя, и что за пользование чужими деньгами положено платить. Маркс это считал буржуазной выдумкой и делал вывод, что при социализме никакого процента на капитал не будет. Поэтому в советском экономическом планировании уже с середины 1920-х г. капитал считался бесплатным. Пользование любым бесплатным товаром легко ведет к расточительству, и капитал в советской системе не был исключением. Свидетельством тому и гигантомания (менее крупные стройки закончены были бы быстрее и скорее дали отдачу), и распыление средств по многочисленным долгостроям, и, наконец, вовсе ненужные сооружения. Процент на капитал все советское время сохранялся для привлечения средств населения – через сберкассы и выпуск государственных займов. В планировании процент на капитал стал вновь применяться только с 1964 г., и то лишь частично.
Стоимость товаров по Марксу определяется не спросом и предложением, а только количеством затраченного на них труда. Наблюдение, что много труда может быть вложено в вещь никому не нужную, и это ей ценности отнюдь не прибавит, Маркс считал идеалистическим, и держался за трудовую теорию, как материалистическую. Советское ценообразование не всегда следовало Марксу, как мы видели на примере цен на продукты животноводства. Но свой вред «трудовая теория стоимости» принесла. Как правило, советские внутренние цены рассчитывались по данным средней себестоимости, которую в основном составлял «овеществленный труд». Поэтому нетрудоемкие товары, такие как природный газ или электроэнергия, были нереально дешевы и использовались расточительно. Земля, будучи важным фактором производства, вообще ничего не стоила и «отводилась» пользователям бесплатно, следуя только административным правилам. Неправильные цены естественно снижали эффективность всего народного хозяйства и отмечались в народе поговорками типа «колхоз «Напрасный труд»».
Упрощенное толкование марксистской теории экономического роста привело к выводу, что «паровозом» экономического развития непременно служит тяжелая промышленность. На самом деле в Англии эту роль играла промышленность текстильная, в США – легкая и пищевая. Подобным образом деятели НЭПа видели и развитие России: вспомним идеи Сокольникова о приоритете сельскохозяйственного экспорта для получения средств на индустриализацию, и призыв первого наркома внешней торговли Красина «экспортировать зерно в поросенке», т. е. экспортировать готовые сельскохозяйственные продукты. Но приоритет «производства средств производства», т. е. машиностроения, был на руку сталинскому руководству, так как в машиностроение легко было включить производство вооружений. Сталин уже в середине 1920-х г. думал о подготовке к большой войне. Большая война – это и была мировая революция по Сталину. Только решающую роль в ней должен был играть не обуржуазившийся европейский пролетариат, который революции больше не хотел, а Красная армия.
Приоритет «Группы А» – тяжелой промышленности и машиностроения – коренным образом определил весь профиль сталинской индустриализации и заставил промышленность потребительских товаров, торговлю, жилищное строительство, здравоохранение, шоссейные дороги и другие гражданские отрасли прозябать на задворках народного хозяйства. Характерно, что и после войны, когда надо было срочно создать атомное оружие, занятое этим ведомство было названо министерством среднего машиностроения.
Перспектива большой войны требовала автаркии, т. е. максимально возможной независимости большевицкой экономики от «капиталистических» стран. Этим определялось своеобразие внешней торговли СССР. Обыкновенно страны, формируя внешнеторговую политику, прежде всего взвешивают максимальные возможности своего экспорта. Потом смотрят, что на полученный от экспорта доход можно купить за границей. Советский Внешторг действовал наоборот. Сначала Госплан определял тот минимум закупок (в основном – промышленного оборудования), который необходимо сделать за границей. Затем он выделял ассортимент товаров (и золота) на экспорт, чтобы эти закупки оплатить. Внешнеторговые сделки осложнялись тем, что официальный курс рубля по отношению к западным валютам был совершенно фиктивным. В результате экспорт субсидировался из бюджета, импорт давал государству большие прибыли, а в иностранной валюте оба потока были приблизительно равны. Политика сдерживания экспорта ограничивала объем всей внешней торговли, а, следовательно, и благосостояние страны.
Впрочем, когда это советскому правительству было невыгодно, оно заветам Маркса не следовало. Вся его налоговая политика противоречила Марксу, выступавшему за прямые и прогрессивные налоги против косвенных и равных. Финансы же советского государства опирались, прежде всего, на налог с оборота, которым облагались предметы широкого потребления (в том числе водка) и который давал 30–40 % доходов бюджета. Этот налог государству отчисляли предприятия, и его высокие ставки широкой публике известны не были. Люди видели только подоходный налог, ставки которого были декоративно низкими и создавали впечатление, что при социализме налогов вроде бы почти нет.
А. Блюм, М. Меспуле. Бюрократическая анархия: Статистика и власть при Сталине. М.: РОССПЭН, 2008.
3.2.13. Выдвиженцы, активисты и специалисты
Методы большевицкого управления всеми сферами жизни в СССР породили две категории людей: активистов и выдвиженцев, позднее преобразовавшихся в советскую номенклатуру.
Данное явление имело как объективную, так и субъективную составляющие. К объективной следует отнести колоссальные сдвиги в общественном сознании, да и во всей жизни вообще, обусловленные революцией и Гражданской войной. Если до революции было, например, немыслимым, чтобы человек без высшего образования и серьезного опыта работы занял высокий государственный или военный пост, стал директором оборонного завода или крупного банка, то уже после февральской революции эти общепринятые во всем мире нормы стали попираться, не говоря уже о более позднем времени. Еще при Временном правительстве абсолютно безграмотные комиссары позволяли себе вмешиваться в распоряжения командующих фронтами, да и в само правительство попали случайные люди, ярчайшим представителем которых был Керенский. Гражданская война, проходившая на более низком техническом уровне, нежели Первая Мировая, выдвинула талантливых полевых командиров во всех враждующих лагерях. Так, малообразованные Махно и Буденный стали прекрасными кавалерийскими начальниками, поручик Тухачевский – командующим фронтом у большевиков, а штабс-капитан военного времени Туркул – командиром Дроздовской офицерской дивизии. Не случись революция, подобные военные карьеры были бы невозможны.
С другой стороны, великолепно образованные и талантливые военачальники эпохи Великой войны зачастую не могли понять специфики войны гражданской и не занимали высоких командных должностей. Все это прекрасно понимала русская эмиграция, поэтому-то и были организованы Военно-научные курсы генерала Н.Н. Головина, где офицеры-выдвиженцы времен Гражданской войны повышали свой образовательный и интеллектуальный уровень по программе академии Генерального штаба, а молодежь, не закончившая образования в России, была направлена в европейские университеты для продолжения учебы.
Большевики же сделали абсолютно противоположное. Взяв за образец Гражданскую войну и ее законы, они применили их не только в армейском строительстве, но и во всех областях жизни. «Мы академиев не кончали, а мировую контру разбили» – вот стандартный ответ большевицкого выдвиженца эпохи 1920-х г. на любые здравые аргументы по поводу повышения его образовательного уровня. Полуобразованные коммунисты сделали вывод, выразившийся в ленинской фразе, что «каждая кухарка должна учиться управлять государством». С самого захвата власти большевики начали назначать совершенно некомпетентных людей на любые должности. Так, абсолютно безграмотный в военном отношении прапорщик Крыленко в ноябре 1917 г. был ими назначен Верховным главнокомандующим Русской армией, а по истечении ряда лет он же занял пост Генерального прокурора с тем же уровнем правовых знаний, что и в военном деле.
Подобные назначения валом прокатились по всем отраслям жизни, начиная от армии и кончая банковской сферой. Результаты не замедлили сказаться. Тогда большевики изменили тактику и привлекли специалистов старой России, но ненависть к ним никогда не скрывали, стремясь заменить со временем преданными коммунизму выдвиженцами.
Свидетельство очевидца
Когда казачьи офицеры, попавшие в плен в апреле 1920 г. на Черноморском побережье, были доставлены в Москву, у полковника Елисеева в Бутырской тюрьме состоялся диалог с одним из комиссаров: ««Так вот что, молодой человек, – говорит он мне, «молодому человеку в 27 лет», – мы вас, кадровых офицеров, держим потому, что вы нам нужны для построения нашей Красной армии». После этого лицо его стало жестким, и он добавил: – А потом мы всех вас сошлем на север и сгноим в мурманских лесах и болотах. – «И, повернувшись к нашим генералам и старым полковникам, произнес: – До свиданья, товарищи, – сказал, повернулся и быстро вышел». – Ф.И. Елисеев. Лабинцы. Побег из красной России. М.: Центрполиграф, 2006. С. 365.
Наиболее ярким примером отношения большевиков к образованию явился «бригадный метод», широко применявшийся в 1920-е и начале 1930-х гг. Суть его состояла в том, что организовывались ученические бригады, которые готовились вместе. Один из студентов отвечал за всю бригаду, а заработанная им оценка становилась общей. На практике отвечал, как правило, самый способный из всех, который впоследствии на производстве оказывался в подчинении у бывшего активиста, отмалчивавшегося в ученической бригаде, но зато выступавшего на разнообразных собраниях и занимавшегося общественной работой. Такой активист становился выдвиженцем и делал стремительную карьеру. Кроме карьеры подобных людей, как правило, ничего не интересовало, так как они считали, что руководить можно всем, чем угодно. К специалистам, благодаря которым и делалась его карьера, выдвиженец относился с высокомерием, считая, что конкретную работу может делать любой, а вот для управления нужно знать некий «секрет», ведомый лишь узкому кругу людей. Суть же этого секрета была предельно проста: выполнять любые приказы начальства, не считаясь ни с чем.
Свидетельство очевидца
В 1934 г. Иван Лукьянович Солоневич, работавший в области спорта и заключенный в концлагерь за попытку побега из СССР, так описал суть коммунистического актива: «Картина нынешней российской действительности определяется не только директивами верхов, но и качеством повседневной практики тех миллионных «кадров советского актива», которые для этих верхов и директив служат «приводным ремнем к массам». Это – крепкий ремень. В административной практике последних лет двенадцати этот актив был подобран путем своеобразного естественного отбора, спаялся в чрезвычайно однотипную прослойку, в высокой степени вытренировал в себе те – вероятно, врожденные – качества, которые определили его катастрофическую роль в советском хозяйстве и советской жизни…
Отобранный по признаку моральной и интеллектуальной тупости, прошедший многолетнюю школу грабежа, угнетения и убийства, спаянный беспредельной преданностью власти и беспредельной ненавистью населения, актив образует чрезвычайно мощную прослойку нынешней России. Его качествами, врожденными и благоприобретенными, определяются безграничные возможности разрушительных мероприятий власти и ее роковое бессилие в мероприятиях созидательных. Там, где нужно раскулачить, ограбить, и зарезать, – актив действует с опустошительной стремительностью. Там, где нужно что-то построить, – актив в кратчайший срок создает совершенно безвылазную неразбериху…
Конечно, эти твердой души активисты – отнюдь не специфически русское явление. В Африке они занимаются стрельбой по живым чернокожим целям, в Америке линчуют негров, покупают акции компании Ноева Ковчега. Это мировой тип. Это тип человека с мозгами барана, челюстями волка и моральным чувством протоплазмы. Это тип человека, ищущего решения плюгавых своих проблем в распоротом животе ближнего своего. Но так как никаких решений в этих животах не обнаруживается, то проблемы остаются нерешенными, а животы вспарываются дальше. Это тип человека, участвующего шестнадцатым номером в групповом изнасиловании. Реалистичность большевизма выразилась, в частности, в том, что ставка на сволочь была поставлена прямо и бестрепетно». – И.Л. Солоневич. Россия в концлагере. М.: РИМИС, 2005. С. 101–115.
Начиналось формирование психологии активистов с детства. Власть пропагандировала доносительство детей на своих родителей, возводя доносчиков в ранг героев. Первым донес на своего отца Павлик Тесля из села Сорочинцы Харьковской области в 1927 г. Отец был раскулачен, а мальчик убит. В 1928 г. Женя Бирилева с хутора Веселого Ставропольского края разоблачала кулаков в письмах в газету и была расстреляна из обреза. Самым знаменитым доносчиком оказался Павлик Морозов. Доносы детей на собственных родителей продолжались вплоть до 1940 г.
Историческая справка
Образ Павлика Морозова был настолько мифологизирован, что вымысел полностью вытеснил реальность. Проведенные через много лет расследования показали, что никаким пионером он не был, да и быть не мог за отсутствием в селе Герасимовка Свердловской области пионерской организации. Донос на своего отца он написал на бытовой почве из-за повторной женитьбы последнего. Между 2 и 6 сентября 1932 г. четырнадцатилетний Павлик и восьмилетний Федя Морозовы были убиты, а в убийстве обвинили их родственников: деда Сергея Морозова, бабушку Ксению Морозову, двух дядей – Арсения Кулуканова и Арсения Силина и двоюродного брата Даниила. Состоялся показательный суд, вынесший смертный приговор четверым обвиняемым. Арсения Силина оправдали. Писатель Юрий Дружников, в течение многих лет занимавшийся расследованием этой нашумевшей истории, установил, что убийство детей было совершено агентами ОГПУ с целью раздуть миф о «кулацком терроре». Отец Павлика – Трофим Морозов сгинул в лагерях, а мать долгое время жила на полном государственном обеспечении, поддерживая легенду о «пионере – герое». – Ю. Дружников. Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова. М.: Русский путь, 2006.
Документ
В газете «Вечерняя Москва» от 18.06.1928 г. один из идеологов коммунизма Емельян Ярославский (Губельман) подытоживал картину морального разложения коммунистов: «Враги будут торжествовать; они скажут: посмотрите, что представляет собой Коммунистическая партия и ее сотрудники и что такое собственно Советская власть: пьяницы, распутники, насильники, расхитители и воры; люди, потерявшие всякую связь с массами и чувство классовой солидарности с рабочим классом; люди, строящие всю работу на непотизме (кумовство. – А.З.), на поддержке собственной клики, на беспринципной корысти… За счет этого организация заполняется и оскверняется негодными людьми, людьми разложившимися и порочными, испорченными властью и безнаказанностью». Иван Ильин, приведший данные строки, резюмирует: «К этим словам нечего добавить. Или, возможно, лишь только одно – то, что нельзя «торжествовать» у ложа пыток великого народа. Но и тут надо учиться». – И. Ильин. Коммунизм как господство чиновников// Мир перед пропастью. Ч. I. М.: Русская книга, 2001. С. 166–167.
Может возникнуть вопрос: как при таком ужасном уровне руководства страна могла вообще жить и существовать и хоть как-то развиваться? Ведь создавалась же новая техника, строились заводы, преодолевалась разруха, кто же все это делал? Делали специалисты. Держалась советская наука и производство на специалистах старой школы, которые воспитывали учеников, поддерживая, тем самым, преемственность поколений. Однако в руководители медленно, но верно, пробивались выдвиженцы, так как верховная власть проводила политику замены старых кадров новыми. Если интересы власти и науки совпадали, то она развивалась, если нет – то уничтожалась. Именно поэтому в 1937 г. было разогнано Ракетное НИИ, а Сергей Павлович Королев оказался сначала на Колыме, а затем – в сталинской «шарашке».
Очень характерен в этом смысле пример Днепростроя. Проект разработан был под руководством выдающегося российского ученого дореволюционной школы, профессора Петербургского университета Ивана Гавриловича Александрова. Согласно воспоминаниям Василия Эмильевича Спрогге – инженера, работавшего на строительстве ДнепроГЭСа, среди специалистов не было ни одного коммуниста. Однако работы под руководством Александрова велись недолго. Вскоре партия прислала некоего Винтера с командой активистов и выдвиженцев, что привело к отставке Александрова, которого, по словам Спрогге, от репрессий спасла лишь естественная смерть, наступившая в 1938 г.
Свидетельство очевидца
Сам Спрогге в годы Гражданской войны был офицером Добровольческой армии, но не смог эвакуироваться за границу и, скрыв свое прошлое, стал работать по специальности, приобретенной еще до революции. Выехать за рубеж ему удалось во время Второй мировой войны во время немецкой оккупации, после чего он и смог опубликовать свои воспоминания. Вот что он пишет о положении специалистов. «Весьма странным в это время было положение представителей профессиональной интеллигенции, главным образом инженеров. Мы, так называемые спецы, вели двойную жизнь. С одной стороны, в наших технических бюро мы пользовались уважением, имели авторитет и часто большие полномочия. Мы были окружены воспитанными и образованными людьми. Вмешательство партийных элементов в жизнь и работу было лишь спорадичным и переносилось нами как неприятное, но стихийное, от Бога или природы обстоятельство. Что-то вроде холодного дождя или слякоти на улице. Бывало, иногда налетали циклоны и смерчи, как, например, «Шахтинское дело», но кто из живущих у подножия вулкана думает постоянно о возможности извержения? Некоторые из нас имели к тому же интересную и захватывающую работу, как это было со мной. Даже оплата труда – правда, только на более высоких постах – стала к концу 20-х годов сравнительно приличной. Но стоило выйти из дверей своего учреждения, сесть на трамвай и прийти домой, как все изменялось радикально. Белый воротничок выдавал вас. Показывал, что вы принадлежите к обреченному классу, к «паразитам», «недорезанным буржуям». Вас толкали и оскорбляли на каждом шагу. Озлобленный и разочарованный пролетариат, получивший вместо «социалистического рая» только новые цепи, срывал свое негодование на вас. Этому способствовала коммунистическая пропаганда, ищущая козлов отпущения. Беда была тому, кто перестал быть «незаменимым». Советская власть всегда могла использовать его как очередную жертву в каком-нибудь процессе «вредителей» или «врагов народа»». – В.Э. Спрогге. Записки инженера. М.: Русский путь, 1999. С. 369–370.
Через некоторое время В.Э. Спрогге был назначен главным инженером Нижневолгопроекта, подчинявшегося Наркомзему, который возглавил безграмотный бывший солдат Муралов, некогда назначенный командующим Московским военным округом, понимавший в строительстве гидростанций и каналов столько же, сколько в военном деле. Вскоре после этого партийным заместителем к Спрогге была назначена старая большевичка Юносова – дама лет 45, работавшая белошвейкой в Америке и имевшая 4 класса образования. Однажды, решив проконтролировать технические вопросы, она взяла на просмотр теоретическую работу «Гидродинамический расчет потока воды в аванкамере гидростанции».
Но что можно было требовать от работников нижнего партийного звена, когда образовательный ценз членов ЦК ВКП(б), руководящих всеми отраслями жизни страны, был страшно низок. Приведем лишь ряд примеров на основании данных, опубликованных в 1990 г. в журнале «Известия ЦК КПСС», касающихся образовательного ценза высшего партийно-хозяйственного руководства страны в 1930-е гг.
Таким образом, из 38 членов ЦК КПСС, занимавшихся хозяйственной деятельностью, законченное высшее образование имели всего лишь два человека: Косыгин и Сокольников, но специалистом можно считать лишь одного Косыгина, т. к. для Сокольникова, некогда окончившего юридический факультет Парижского университета, хозяйственная деятельность была лишь местом ссылки. 10 человек имели среднее образование на уровне городского училища, а подавляющее большинство – 26 человек – вообще никакого. Более того, ни на одной из перечисленных в таблице должностей эти люди долго не задерживались, переходя при первой возможности на партийную работу. Неудивительно, что большинство из них проваливали любое порученное им дело и закончили свою жизнь трагически. Уровень образования чисто партийных работников из членов ЦК, как, например, Н.С. Хрущева, также ограничивался рабфаком и незаконченным курсом Промышленной академии, а у остальных партийцев – и этого не было. Приведенные примеры как нельзя лучше характеризуют всю большевицкую систему выдвиженчества. Студент-недоучка Бухарин смог стать действительным членом Академии наук СССР, а имевший 5 классов образования Кнорринг – доктором экономических наук.
Мнение ученого:
«Те, кто пробивались в ряды новой политической элиты, были не деятелями, но дельцами, которые играли в страшную игру с высочайшими ставками и по правилам, обычно более свойственным низу социальной пирамиды – преступному миру, нежели ее высшему ярусу… В этой группе в сталинские времена большинство составляли люди малокультурные и примитивные по общецивилизационным стандартам. Но с точки зрения достижения избранных целей они были весьма хитроумными и изворотливыми. Те же из них, кто отвечали и общепринятым критериям образованности и культуры, либо на удивление быстро ушли в мир иной (Г.Чичерин, Л.Красин, А.Луначарский), либо были оттеснены на периферию или уничтожены, либо (самый зловещий вариант) стали «преступниками-интеллектуалами», то есть целиком подчинили свои знания и способности преступным целям правящей группировки или личным своекорыстным целям (ярчайший пример – А.Вышинский). Причем это относится как к тем «эквилибристам», которые умудрялись встроиться в менявшуюся, но всегда «единственно верную генеральную линию», так и членам многочисленных оппозиций». – А.В.Оболонский. Советский режим: механика властвования // Общественные науки и современность. 2010. № 3. С. 140.
Свидетельство очевидца
Александр Трушнович в биографической книге описывает строительство канала в Туркестане, так называемого Вахшстроя, воспетого Бруно Ясенским в романе «Человек меняет кожу»: «Вахшстрой считался одним из гигантов пятилетки. Заказали машины, завербовали людей, затем двадцать могучих экскаваторов прибыло по Аму-Дарье в Файзабад-Кале. А дальше транспортировать их было не на чем. Автомобильный парк был в таком состоянии, что перевозка экскаваторов в разобранном виде продлилась бы полгода. Но Москва уже составила план, наметила сроки и постановила, что такого-то числа экскаваторы должны начать работу. Ясенский восторгается этим героическим творчеством большевиков. Он, надо думать, бывал на собраниях, где секретари партячеек или директора били себя в грудь, восклицая: Мы большевики, мы не знаем преград!
Не знавшие преград, они отправили экскаваторы к месту работы собственной тягой. Очевидцы мне говорили, что американский инженер, сопровождавший экскаваторы, сначала подумал, что большевики сошли с ума, но, поняв, что сумасшествие здесь называется творческим энтузиазмом пролетариата, сбежал от греха подальше. В результате энтузиазма сто километров пути усеялось частями экскаваторов. К финишу прибыли два в потрепанном виде, но их быстро починили: в пустыне валялся богатый ассортимент запасных частей. Ясенский приписал все неудачи вредительству инженеров и вообще интеллигенции». – А. Трушнович. Воспоминания Корниловца. М.: Посев. 2004. С. 314–315. Естественно, что никакого сумасшествия, а уж тем более вредительства, не было. Была элементарная безграмотность и некомпетентность, незнание того, что такое моторесурс техники. Подобный экскаватор имел моторесурс не более 40–50 км хода, ибо передвигаться он должен был вокруг вырытой траншеи, так что еще удивительно, как два экскаватора дошли до цели.
А между тем жизнь властно предъявляла свои требования. Занимавшиеся, в основном, развитием оборонных отраслей промышленности большевики не могли не видеть уровень технического прогресса. Например, в авиации и танкостроении он в 30-е годы напоминал современное развитие компьютерной техники, когда модель нового истребителя или танка устаревала за год, а через три года считалась безнадежно устаревшей. Так, самолет И-16 – новейший в 1938 г., к 1941-му стал «вчерашним днем», а в 1942-м его уже практически не осталось на вооружении советской авиации. Между тем, авиационной промышленностью в конце 1930-х гг. руководил абсолютно безграмотный М.М. Каганович, не окончивший и начальной школы. Методы его руководства лучше всего характеризует следующий пример. Каганович решил назначить своего зятя Александра Васильевича Сильванского Главным конструктором по разработке нового истребителя. Сильванский, 23 лет от роду, только что закончивший Московский авиационный институт, был назначен на должность, которую занимал незадолго до этого умерший выдающийся авиаконструктор России Д.П. Григорович. Естественно, что собственных идей у нового Главного конструктора не было, да и быть по определению не могло, поэтому проект истребителя взяли у выдающегося авиаконструктора Николая Николаевича Поликарпова, причем, по тогдашней моде, Сильванский вызвал Поликарпова на соцсоревнование, а чтобы «новый» проект хоть чем-то отличался от аналога, решил изменить конструкцию шасси, укоротив его. В результате винт самолета стал цепляться за землю. Тогда Сильванский принял решение обрезать винт самолета. После «доработки» поднять самолет в небо не удалось. Тогда Сильванский принимает решение установить на самолет прежний винт, а для успешного взлета вырыть глубокую канаву вдоль взлетной полосы, дабы винт не цеплялся за землю. Контрольная комиссия пришла в ужас от всего увиденного, Каганович был снят с поста наркома авиационной промышленности и через некоторое время покончил жизнь самоубийстовм. Карьера Сильванского временно прервалась, но через 15 лет он все-таки стал Главным конструктором Всесоюзного НИИ подъемно-транспортного машиностроения. Вся эта печальная история происходила как раз в то время, когда были расстреляны выдающиеся инженеры: начальник ЦАГИ Н.М. Харламов, начальник НИИ ВВС Н.Н. Бажанов, создатель гигантских самолетов по типу «летающее крыло» К.А. Калинин, разработчики твердотопливных ракет и знаменитых «Катюш» Г.Э. Лангемак и И.Т. Клейменов; в то время, когда сидели в тюрьме Туполев, Егер, Бартини, Королев, Петляков, Мясищев и многие другие выдающиеся разработчики отечественной авиационной и ракетной техники. Именно в те годы распространилась практика назначать Главными конструкторами ведущих НИИ и КБ абсолютно некомпетентных партийных чиновников, разделять сформировавшиеся конструкторские коллективы, как это произошло с КБ Н.Н. Поликарпова, попирая элементарные авторские права, что было немыслимо ни в одной цивилизованной стране мира. Именно в те годы в психологию народа была внедрена мысль, что руководитель не должен быть специалистом, а должен быть администратором, мысль, не выбитая из общественного сознания и поныне.
Историческая справка
Характерным примером выдвиженчества и присвоения чужих заслуг является история создания мобильной реактивной установки залпового огня, известной всему миру под именем «Катюша». История создания реактивных снарядов в России восходит к XIX в. и связана с именами генерал-лейтенантов Александра Дмитриевича Засядко (1779–1837) и Константина Ивановича Константинова (1818–1871), создавших первые ракеты, с успехом применявшиеся Русской армией и достигавших дальности полета более двух верст. Приобретенный опыт был изучен Иваном Платоновичем Граве (1874–1960) и Николаем Ивановичем Тихомировым (1859–1930). Иван Граве с отличием окончил в 1900 г. Михайловскую артиллерийскую академию, где преподавал с 1904 г. 14 июля 1916 г. полковник Граве подал заявку на изобретение, касающуюся создания первой в мире ракеты на бездымном порохе, приготовленного с примесью твердого растворителя. Параллельно с Граве вел исследования Николай Тихомиров, который в 1894 г. занялся проблемой создания ракетных снарядов, а в 1912-м – представил морскому министерству проект осуществления своих разработок. Оба ученых после революции остались в России. В 1921 г. по предложению Тихомирова была создана лаборатория снарядов на бездымном порохе, получившая в 1927 г. наименование Газодинамической лаборатории (ГДЛ). В том же 1921 г. в ГДЛ к Н.И. Тихомирову пришел на работу талантливый инженер, офицер, участник Великой войны – Владимир Андреевич Артемьев (1885–1962). Артемьев и Тихомиров возглавили работы в ГДЛ, а 3 марта 1928 г. ими был испытан первый 82-мм реактивный снаряд, пролетевший 1300 м. В 1924 г. Иван Граве получил первый в России патент на ракету с бездымным порохом на основе заявочного свидетельства 1916 г. Однако в 1926 г. Граве был арестован и посажен в тюрьму. Еще ранее, в 1922 г. был арестован В.А. Артемьев, проведший три года на Соловках, откуда он вернулся в лабораторию Тихомирова. В 1928 г. в ГДЛ пришел работать выдающийся инженер Георгий Эрихович Лангемак (1898–1938), в 1916 г. окончивший школу прапорщиков и сражавшийся в годы Великой войны на Приморском фронте в морской крепости Императора Петра Великого. В 1928 г. Лангемак окончил Военно-техническую академию. В мае 1930 г. после смерти Н.И. Тихомирова лабораторию возглавил инженер-артиллерист Борис Сергеевич Петропавловский (1898–1933), окончивший в 1915 г. Суворовский кадетский корпус в Варшаве, а затем ускоренный курс Константиновского артиллерийского училища в Петрограде. В 1929 г. он окончил Военно-техническую академию им. Ф.Э. Дзержинского в Ленинграде. Параллельно с лабораторией Н.И. Тихомирова 15 сентября 1931 г. была организована группа изучения реактивного движения (ГИРД). Ее возглавляли Фридрих Артурович Цандер (1887–1933) и Сергей Павлович Королев (1907–1966). 31 октября 1933 г. постановлением № 104 Совета труда и обороны из двух лабораторий – ГИРД и ГДЛ был организован Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ), который возглавил Иван Терентьевич Клейменов (1898–1938). В 1932 г. из тюрьмы был выпущен И.П. Граве, который включился в работу института под руководством Лангемака. Уже в 1930 г. ГДЛ добилась первых практических результатов при полигонных испытаниях реактивных снарядов РС-82 и РС-132, а в 1932 г. были успешно проведены первые официальные стрельбы в воздухе снарядами РС-82 с самолета И-4, снабженного шестью пусковыми установками. В начале 1933 г. на работу в Московское отделение ГИРД пришел после окончания Военно-авиационной академии им. Жуковского Андрей Григорьевич Костиков (1899–1950), которому суждено было сыграть роковую роль в судьбе основных творцов ракетно-космической техники и систем залпового огня. В 1934 г. Лангемак и молодой талантливый инженер Валентин Петрович Глушко (1908–1989), пришедший на работу в ГДЛ после окончания Ленинградского университета, написали и издали труд «Ракеты, их устройство и применение».
По доносу Костикова 2 января 1937 г. Г.Э. Лангемак и И.Т. Клейменов были арестованы органами НКВД и после годичного следствия расстреляны 11 января 1938 г. В июне 1938 г. Костиков возглавил экспертную комиссию, давшую справку для НКВД о вредительской деятельности В.П. Глушко и С.П. Королёва. В результате С.П. Королёва приговорили к 10 годам лагерей, а В.П. Глушко – к 8 годам. В конце 1938 г. во второй раз был арестован по обвинению в причастности к «военно-фашистскому заговору» Иван Платонович Граве, вскоре освобожденный по приказу Сталина как «особо ценный специалист». В третий раз Граве арестовали в 1952 г. – по делу о мнимом заговоре в Главном артиллерийском управлении, но сразу же после смерти Сталина освободили. В 1938 г. Костикова утвердили в должности главного инженера, а в 1939-м – директора института, т. е. он последовательно занял места оклеветанных и расстрелянных Г.Э. Лангемака и И.Т. Клейменова. Вместе с И.И. Гваем и В.В. Аборенковым (генералом из ГАУ) А.Г. Костиков получил авторское свидетельство от 19 февраля 1940 г., занесенное в реестр изобретений Союза ССР за № 3338: «Механизированная установка для стрельбы ракетными снарядами различных калибров». Это была ставшая легендарной ракетная установка залпового огня БМ-13, всемирно известная как «Катюша». Костиков стал Героем Социалистического труда (1941), академиком Академии наук СССР (1943), генерал-майором инженерно-авиационной службы (1942), лауреатом Сталинской премии 1-й степени (1942), был награжден 2 орденами Ленина, орденами Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, медалями. Однако провалив работы по созданию реактивного истребителя (разработкой которого до ареста занимался С.П. Королев), Костиков был смещен с должности директора института (18.02.1944), арестован (20.03.1944), но вскоре (28.02.1945) освобожден из заключения. Он мирно умер от сердечного приступа в 1950 г.
За годы войны было произведено более 30 тысяч систем залпового огня БМ-13, БМ-13Н, БМ-13СН, БМ-8-48, БМ-31-12, названных солдатами красивым женским именем «Катюша», а также более 12 млн снарядов к ним. Вот только истинных творцов этого «чудо-оружия» отблагодарили, кого пулей в затылок, кого – тюремным сроком, унижением человеческого достоинства, издевательствами и забвением. Официальным творцом «Катюши», вплоть до горбачевской «перестройки», считался А.Г. Костиков.
Мнение мыслителя:
В 1953 г., находясь в эмиграции, Иван Александрович Ильин в цикле работ «Наши задачи» задавал риторический вопрос, каковы же результаты 35-летнего большевицкого управления Россией и каков качественный отбор руководящих кадров? «Будет справедливее всего, если мы предоставим самим коммунистам ответить на наш вопрос, памятуя, однако, что те умственные и нравственные мерила, которые они прилагают к себе и к своим сторонникам, очень невысоки и соответствуют их умственному и моральному уровню. Это есть суд своих над своими. Действительность может быть только хуже этих отзывов.
Начнем с Ленина, навербовавшего этих людей, снабдившего их немецким золотом, поручившего им управлять Россией и присмотревшегося к их деятельности. Берем эти отзывы из его речей, произнесенных в последние годы его вменяемости (1921–1923). Вот его суждения через пять-шесть лет после захвата власти.
Коммунисты захватили власть в России, совершенно не подготовленные ни к управлению государством, ни к ведению хозяйства. Это были подпольные «интеллигенты», «старые нелегальщики», «коммунистические литераторы» и «профессиональные журналисты», привыкшие разговаривать, писать партийные статьи и сидеть по тюрьмам.
«Нас в тюрьмах торговать не учили! А воевать нас в тюрьмах учили? А государством управлять в тюрьмах учили? А примирять различные наркоматы и согласовывать их деятельность? Нигде нас этому не учили… Отсюда у нас всеобщее, повальное неумение вести дела. Ответственные коммунисты в 99 случаях из 100 не на то приставлены, к чему они сейчас пригодны, не умеют вести свое дело и должны сейчас учиться… Несомненно, что мы сделали и еще сделаем колоссальное количество глупостей… Дела с госаппаратом у нас до такой степени печальны, чтобы не сказать отвратительны»…
Таковы же и самые видные коммунисты, за исключением нескольких людей. «Невежественные вы люди», – кричит Рязанов-Гольденах Томскому, не вынесши его развязно преподносимых грубых ошибок… Вот правая рука Сталина, Серго Орджоникидзе (впоследствии по приказу Сталина убитый Ежовым и Поскребышевым!): он не умеет отличить гражданского права от уголовного (Крыленко)… Вот председатель Московского совета – Угланов: он едет революционизировать Германию, но читать по-немецки не умеет (Угланов)… Все эти вожди подписывают доклады спецов и хозяйственников, не читая: «мы не знаем, что делаем, а знают это другие и бумаги в наших портфелях» (Дзержинский)… «Наши ответственные работники, в том числе и наркомы – слишком много подписывают чужого и очень мало вносят своего» (Рыков)… Они говорят на съездах по шпаргалкам, которые накануне выпрашивают у спецов, «чтобы несколько ориентироваться» (Кржижановский), и, «руководя хозяйственными организациями, они в большинстве случаев не имеют технического образования, чем и вносят в дело полную безответственность» (Рыков)…
Таков был первый отбор большевицкой революции. С этого началось: захватили власть переворотом, захватили потому, что она была расшатана и растрачена «временным правительством» – и посадили править лично непорядочных, чванливых невежд, жадных, жестоких и аморальных. Это продолжается и доныне». – И.А. Ильин. Что за люди коммунисты? Ч. 1, 2 // ПСС. Т. 2, кн. 2. М.: Русская книга, 1993. С. 205–210.
Мир перед пропастью. Ч. I–III. М.: Русская книга, 2001.
Известия ЦК КПСС, 1990. № 7, С. 82–135.
С.В. Волков. Интеллектуальный слой в советском обществе. М., 1999.
И.А. Ильин. Что за люди коммунисты? Ч. 1,2 // ПСС, т.2, кн. 2. М.: Русская книга, 1993.
Д.М. Истер. Советское государственное строительство. Система личных связей и самоидентификация элиты в Советской России. М.: РОССПЭН, 2010.
А.В. Оболонский. Советский режим: механика властвования // Общественные науки и современность. 2010. № 3. С. 135–151.
3.2.14. «Ликвидированная» беспризорность
Особенно сталинские выдвиженцы и активисты «отличились» на ниве «окончательной ликвидации беспризорности». Беспризорность в стране была колоссальной с начала Гражданской войны. Большевики организовали несколько показательно-примерных колоний, одну из которых возглавлял известный педагог Антон Макаренко, однако в них едва ли могло разместиться 10 % всех беспризорников страны. Массовый голод 1932–1933 гг. породил новые волны беспризорности. Тогда к делу с удвоенной энергией подключилось ОГПУ. Беспризорников начали отправлять в концентрационные лагеря. И.Л. Солоневич описывает, как в лагере Беломорско-Балтийского канала в колонии для беспризорников, рассчитанной на 2 тыс. человек, было размещено более 4 тыс. Среди детей свирепствовал голод, болезни, а смертность была выше возможных пределов. Более того, ОГПУ и лагерные активисты проводили политику «разделяй и властвуй», внося антагонизм в детскую среду, организовав среди беспризорников так называемую «самоохрану».
Свидетельство очевидца
«Самоохрана – это человек 300 ребят, специально подобранных и натасканных для роли местной полиции или, точнее, местного ГПУ. Они живут в лучшем бараке, получают лучшее питание, на рукавах и на груди у них понашиты красные звезды. Они занимаются сыском, облавами, обысками, арестами, несут при ВОХРе вспомогательную службу по охране лагеря. Остальная ребячья масса ненавидит их лютой ненавистью. По лагерю они ходят только патрулями – чуть отобьется кто-нибудь, ему сейчас же или голову камнем проломают, или ножом кишки выпустят. Недели две тому назад один из самоохранников Ченикала (начальник «самоохраны» из активистов. – А.З.) исчез, и его нашли повешенным. Убийц так и не доискались. Отряд Ченикала, взятый в целом, теряет таким образом пять – шесть человек в месяц». – И.Л. Солоневич. Россия в концлагере. С. 431.
Нетрудно себе представить, кто мог вырасти из беспризорников при подобных «методах» воспитания. Правда, пережить зиму 1934/35 г. удалось из них немногим.
В начале 1935 г. ОГПУ представило в Политбюро доклад о росте преступности среди малолетних, в основном, беспризорных детей. Многие, ища спасения от гибели, попадали под влияние религиозных сект, что особенно встревожило Сталина. 8 апреля 1935 г. в «Известиях» был помещен декрет за подписью Калинина и Молотова «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних». Этим декретом на малолетних детей, начиная с 12-летнего возраста, распространялась смертная казнь[4]. ОГПУ получило возможность физически уничтожать беспризорников, благо тревожиться об этих детях было некому.
Как раз в это время Сталин начал позировать перед фотокамерами в образе покровителя детей, а пресса пропагандировать лозунг: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство»! Беспризорников уничтожали, прикрываясь теми же обвинениями, что и их родителей: «шпионы», «троцкисты», «диверсанты», «агенты Гитлера» и т. п. Не так давно в Ростовской области при восстановлении церкви, в здании которой в 1930-е гг. размещалось ОГПУ, были найдены останки более 50 детей с простреленными головами.
Историческая справка
«Но до февраля 1939 г. мир не имел никакого понятия об этой самой бесчеловечной из всех чисток. Как всегда бывает, вдруг наступило время, когда потребовалось найти козлов отпущения за совершенные преступления. Они были найдены в лице третьестепенных чиновников ОГПУ, чья вина состояла в том, что они выполняли полученные приказы. В жертву были отданы местный следователь ОГПУ и несколько его подручных в Ленинск-Кузнецке на Урале. Из показаний, данных в зале судебного заседания этого уральского города, мир узнал, что 10-летние мальчики были доведены пытками до признаний в «контрреволюционных, фашистских и террористических действиях», в которых их обвиняли. Стало известно, что 160 школьников были забиты в камеры вместе с уголовниками, спали там на полу и в течение 8 месяцев подвергались непрерывным перекрестным допросам. Палачи детей получили по приговорам суда сроки наказания от 5 до 10 лет. Но декрет от 8 апреля 1935 г. никогда не был отменен и число его жертв, подвергнутых пыткам и смертным казням, начиная с 1935 года, никогда не будет и не может быть установлено». – В. Кривицкий. Я был агентом Сталина. М.: Тера, 1998. С. 126.
В сборнике «Мир перед пропастью» авторы приводят данные о числе беспризорников на основании сообщений советской прессы и своих собственных исследований. К 1922 г., по словам Луначарского, в стране было 9 млн беспризорных детей, через год Крупская заявила о 7 млн. В 1930-е гг. говорилось о 2–2,5 млн беспризорников. Куда же делись все остальные? Безусловно, часть из них более или менее благополучно достигла совершеннолетия и вошла в «большую жизнь», но очень многие погибли в результате репрессий и от голода 1932–1933 г. Так сталинский режим покончил с беспризорностью.
A.M. Ball. And Now My Soul is Hardened: Abandoned Children in the Soviet Russia. 1918–1930. Berkeley, Los Angeles & London, 1994.
3.2.15. Природа России в преобразовательной деятельности большевиков
Страсти и бури человеческие в первой половине 20-х годов незначительно отражались на естественной истории Северной Евразии. На просторах России в это время повсеместно преобладал крестьянский уклад жизни, а сельское хозяйство еще не располагало ни техникой, ни технологиями. Будучи воинственными материалистами, большевики относились к природе предельно прагматично. В этот период они были заняты подчинением себе общества, а природой интересовались лишь постольку, поскольку этого требовала текущая обстановка. Кроме того, в практической деятельности еще задавали тон служащие, прежней, «царской» выучки. Принимая конкретные решения, они еще могли оставаться специалистами, а не быть исключительно проводниками очередного партийного курса. К концу 1930-х гг. такие «вольности» станут почти невозможными.
С «послаблением» разбойных нравов продразверстки и последующим затем НЭПом, российское крестьянство жадно «дорвалось» до земли (В.И. Белов. «Кануны»). К 1928 г. посевные площади зерновых культур почти сравнялись с довоенным уровнем 1913 г. Стремительное и повсеместное восстановление сельской жизни было наиболее существенным влиянием на природу России в первой половине 1920-х гг. Распахивались и засевались все пригодные для этого земли, в лесах выкашивались все ближние поляны, на реках возводились мельницы. Однако все, чем располагал российский крестьянин того времени, был «конный привод» для нехитрой сельской механики (плуг, борона, сеялка, да косилка) и навоз в качестве удобрений, а плотины на речках едва превосходили по размерам затопляемой площади сооружения бобров. Животноводство также незначительно изменяло ландшафт, поскольку основной формой его было пастбищное содержание скота. Пастух с бичом, погоняя деревенское стадо, возможно, и был опасен в степи, где по местам постоянных скотопрогонов могли развиваться новые овраги, но с эрозионными последствиями освоения «дикого поля» в средние века и помещичьего землевладения XVIII–XIX вв. это «зло» было не соизмеримо.
Предпосылки для последующих техногенных искажений природы возникли в связи со знаменитым планом ГОЭЛРО. Сама идея широкой электрификации промышленности и транспорта в России появилась еще на рубеже веков, но при большевиках она приобрела «политическое» значение. Осуществление плана должно было обеспечить развитие железнодорожного транспорта и наиболее важных объектов промышленности. Наиболее крупными объектами этого плана были гидростанции на реках и так называемые государственные районные электростанции (ГРЭС), использующие для производства электричества местное топливо. Стройки ГОЭЛРО располагались большей частью в Центральной и Южной России, на Северном Кавказе. Некоторые объекты сооружались вокруг Петрограда. Сами ГРЭС и особенно ГЭС привносили локальные и несущественные нарушения в природную среду. Однако их энергия, как физическая, так и особенно «идеологическая», возымела определяющее значение для последующей урбанизации громадных пространств.
Самой известной стройкой того времени стала ДнепроГЭС. Высота плотины электростанции составила около 39 м, а водохранилище заполнило сравнительно узкую долину Днепра и знаменитые днепровские пороги. Конечно, берега Днепра были значительно более живописны в своем естественном виде и были погублены уникальные сообщества редких организмов, особенно рыб. При строительстве Волховской ГЭС на реке Волхов подъем воды был запланирован почти в пределах паводкового уровня, и как такового водохранилища не возникло совсем.
Историческая справка
Проект перекрытия днепровских порогов имел, как и практически все стройки 1930-х гг., дореволюционную предысторию. В 1909 г. министром путей сообщения был назначен Сергей Васильевич Рухлов, а его помощником – начальником управления внутренних водных путей и шоссейных дорог – в феврале 1910 г. князь Всеволод Николаевич Шаховской. Именно ими была поставлена задача инженерам-путейцам Юргевичу и Розову из киевского управления МПС разработать проект, получивший позднее название ДнепроГЭС.
«К этому вопросу они подошли осторожно. По их проекту порожистая часть была разделена на четыре бьефа с четырьмя подпорными плотинами, из них две давали возможность с выгодой использовать силу падения воды. К такому решению они пришли потому, что при устройстве плотин для искусственного подпора приходилось сильно считаться с колоссальными затоплениями городов, селений и весьма ценных прибрежных земель». – В.Н. Шаховской. Sic transit Gloria mundi. (Так проходит мирская слава). 1893–1917. Париж, 1952. С. 30–33.
Профессором Б.А. Бахметьевым – будущим представителем Временного правительства в Вашингтоне – был предложен альтернативный проект более грандиозный и эффектный, но менее учитывающий интересы охраны окружающей среды. «Главное внимание им было обращено на полное использование силы падения, для чего весь подпор он сосредоточил не на четырёх плотинах, как в казённом проекте, а на двух». Этот проект поддерживали американские и французские инженеры, которые стремились быстро получить сверхприбыль для своих фирм. Но, несмотря на все усилия продвинуть проект Бахметьева, комиссии МПС и Государственной Думы отвергли его и приняли в июне 1914 г. проект инженеров Юргевича и Розова.
Начав в ноябре 1927 г. строительство ДнепроГЭСа, большевицкое правительство привлекло в качестве консультантов американских специалистов, и они взяли на вооружение проект Бахметьева. Об охране окружающей среды уже никто не думал, и было затоплено колоссальное количество плодородных земель и насильственно переселено множество людей.
К югу от Москвы была построена Каширская ГРЭС. Электроэнергия на ней вырабатывалась при сжигании бурых углей Подмосковного угольного бассейна, разработка которого началась еще в конце XIX в. На тульских черноземах в XVIII в. знаменитый энциклопедист и великий созидатель А.Т. Болотов добивался фантастичных, даже для настоящего времени урожаев зерновых – до 80 центнеров с гектара, и вероятно, что сельскохозяйственное развитие для этих мест было бы более гармонично, чем добыча угля. Но промышленный рост был предопределен для восточной части Тульской области всей предшествующей историей. Для Шатурской ГРЭС, возведенной к востоку от Москвы, была налажена добыча и сушка торфа из обширных мещерских болот. Последствия долговременной заготовки торфа хорошо видны сейчас на космических снимках и выглядят как темные пятна полей торфоразработки, в большинстве залитые водой – погибшая земля.
Из первых успехов ГОЭРЛО вылились людоедские стройки Беломорско-Балтийского канала и Канала им. Москвы. Беломорканал незначительно изменил окружающую природу, так как на нем нет ни больших плотин, ни крупных водохранилищ. А канал, соединивший Москву с полноводной Волгой, определил последующее разрастание этого гигантского города на век вперед. Нитка гидротехнических сооружений этого канала «перекроила» естественное распределение стока воды на значительной части Клинско-Дмитровской гряды. На водоразделе заполнились большие низменности, перекрытые плотинами – Учинское, Пестовское, Клязминское и Пироговское водохранилища. В непосредственной близости от города появилось Химкинское водохранилище. Кроме того, в долине самой Волги было сооружено Иваньковское водохранилище, обеспечивающее подпор воды в канал. Вода в нем залила пойму и низкие берега Волги, поглотив прибрежные села. Теперь в балансе плюсов и минусов канала, выводя за скобки ужасы ГУЛАГа, мы склонны положительно оценивать преимущества, привнесенные им в нашу жизнь. Между тем опосредованное его влияние на природу громадно, так как во многом благодаря именно волжской воде Москва стала в ХХ в. мегаполисом, оказывающим огромное негативное влияние на природу.
В конце 20-х – начале 30-х гг. дефицит иностранной валюты и перманентные репрессии обусловили разворачивание лесозаготовок. Прежде всего, на Севере Европейской части России. В этот период доход от продажи леса составлял едва ли не основную часть экспортных поступлений, да и разворачивающееся масштабное промышленное строительство требовало все большего количества древесины. В 1934 г. во второй пятилетке предлагалось удвоение объемов лесозаготовок – до 165 млн м3 в год, причем подчеркивались намерения перенести центр работы по лесозаготовкам на север, в лесные районы. Столь решительные намерения сдерживались только отсутствием техники и путей транспорта. Вся система лесозаготовок держалась на двуручной пиле и зимней конной вывозке. Как существенную новацию «ответственные товарищи» преподносили применение лучковой пилы, которая позволяла валить отдельные деревья даже в одиночку.
Документ
На I Всесоюзном съезде по охране природы один из руководителей Наркомлеса СССР произнес такую речь: «…До полного удовлетворения потребностей народного хозяйства в древесине необходимо решительно отказаться от дореволюционных методов ведения лесного хозяйства, лесоэксплуатации и связанной с ними кулацко-капиталистической, по существу вредительской идеологии, базирующейся на принципах постоянства и непрерывности лесопользования, которые до последнего времени господствовали в лесохозяйственной и лесоводческой науке (…). Основными принципами лесоэксплуатации во 2-й пятилетке должны являться сплошные лесосечные и концентрированные рубки». – Труды Первого Всесоюзного съезда по охране природы в СССР. М., 1935. С. 171.
Такие орудия труда позволяли рубить лес преимущественно вдоль рек, которые стали основным путем транспорта заготовленной древесины. С весенним паводком шел так называемый «молевой» сплав, когда заготовленные за зиму штабели древесины просто сталкивали в воду и ловили их в нижнем течении реки, где можно было собрать плоты, организовать погрузку на железную дорогу или корабль, либо сразу пустить в переработку. Молевой сплав древесины был разрешен практически везде и запрещался только по большим судоходным рекам. Некоторой разновидностью молевого был сплав древесины в пучках и кошелях, т. е. сплавлялись не отдельно плывущие бревна, а какие-то связанные меж собой партии древесины. По большим рекам и озерам сплав осуществлялся уже в плотах на судовой тяге.
Последствия такой практики лесоразработок были, конечно, печальны, так как вырубались самые продуктивные и биологически разнообразные леса, а сплав древесины нарушал естественный гидрологический режим рек и существенно ухудшал качество воды. Однако отсутствие техники не позволяло еще повсеместно применять сплошные лесосечные рубки, при которых на вырубке практически не остается деревьев. Ручной труд провоцировал выборочные рубки, когда от леса что-то еще оставалось, так как суточная норма выработки достигалась с меньшими затратами сил при выборке лучших стволов. Какое-либо искусственное восстановление лесов практически не предполагалось.
Формирование предельно прагматичного отношения большевиков к природе очень точно описывается изменением статуса соответствующих институтов власти. В 1930 г. существовавший до этого Государственный комитет по охране природы был низведен до состояния «Междуведомственного государственного комитета содействия развитию и охране природных богатств при Наркомпросе РСФСР». В 1933 г. этот, по существу ничего не значащий, «совещательный» орган был преобразован в Комитет по заповедникам при Президиуме ВЦИК (с 1938 г. – в ведении СНК РСФСР), а затем в Главное управление по заповедникам при СНК РСФСР (такие же управления были продублированы в других союзных республиках). Таким образом, к концу рассматриваемого периода в системе советских ценностей природе было отведено вполне конкретное место – заповедники. На остальной территории должен был господствовать человек – «до полного удовлетворения потребностей народного хозяйства».
В эти годы действительно были учреждены и начали действовать многие заповедники. Появление большинства из них было связано с идеей охраны «ценных» видов животных или растений. В Кавказском заповеднике (1924) должны были охранять кавказского зубра, в Воронежском (1927) – речного бобра, в Лапландском (1930) – северного оленя, в Кандалакшском (1932) – гагу, в Кроноцком (1934) – вулканические ландшафты, морских млекопитающих и птичьи «базары», в Сихотэ-Алинском (1935) – амурского тигра, в Хоперском (1935) – выхухоль. Но даже в этом списке можно проследить выраженные утилитарные мотивы: от речного бобра можно ожидать мех, от северного оленя – мясо и мех, от гаги – гагачий пух, от морских млекопитающих опять-таки мясо, жир, кожу и т. п.
3.2.16. Культурная революция и всеобщее одичание. Борьба с исторической памятью и совестью. Судьба национальных культурных ценностей в СССР
Одна из важнейших основ советской системы заключалась в том, что большевики постоянно манипулировали сознанием народных масс, умело переобъясняя в обстановке жесткого идеологического диктата текущую реальность. Низкий культурный уровень большинства населения, особенно после убийства и изгнания русского ведущего слоя, очень способствовал проведению большевицкой пропаганды. С завершением НЭПа вокруг России опустился непроницаемый железный занавес. Практически прекратилась частная переписка с заграницей. Ради самосохранения были прерваны все связи с родственниками, оказавшимися в эмиграции. Наличие «родственников за границей» стало черным пятном в биографии, которое лишало человека работы, а порой – и головы. Никакие зарубежные газеты и журналы в России в 1930-е гг. не были доступны. Только высокопоставленным партийным функционерам по специальному списку из рук в руки с фельдъегерской связью рассылался «бюллетень иностранной информации», в котором подбирались переводы из иностранных периодических изданий. При получении нового бюллетеня предшествующий возвращался курьеру. Потеря бюллетеня влекла арест даже весьма высокопоставленного лица. Простые же люди вовсе не ведали о том, что происходит за границей. Советская пропаганда убеждала их, что в мире капитала жизнь намного труднее, чем в СССР, а в советской энциклопедии, например, было написано, что «англичане живут в холодных и сырых лачугах, именуемых коттеджами».
Суждение мыслителя:
«Развитие народного образования, всецело использованное как орудие государственной пропаганды, служит… укреплению тоталитарного господства государственной власти над умами подданных… большевизм первый осуществил мрачное пророчество русского писателя Александра Герцена о грядущем «Чингисхане с телеграфами»». – С.Л. Франк. Советский империализм // Непрочитанное… М., 2001. С. 321–322.
Широкое празднования пятидесятилетия И.В. Сталина (21 декабря 1929 г.) открыло дорогу беспримерному советскому подхалимажу 1930–1940 гг., равного которому не было за всю историю России ни до, ни после. Система подхалимажа распространялась и на других начальствующих до тех пор, пока их не постигала репрессия их же власти. Все переименовывалось или именовалось заново – города, улицы, театры, пароходы, заводы, колхозы, горные вершины (в 1933 г. была покорена высшая точка СССР – пик Сталина на Памире, 7495 м; имя Ленина носила вершина пониже – 7134 метра, покоренная в 1934 г., имя Маркса – вершина еще ниже – 6726 м.
В 1931 г. ЦК принимает решение о школе, которое отменяет педагогические эксперименты 1920-х гг., вводит строгую дисциплину. Дело ученика – не заниматься с учителем, а слушать его, и не учиться думать, а просто зазубривать определенный набор фактов и выражений, чтобы повторить их на экзамене.
В том же 1931 г. Сталин в письме в редакцию журнала «Пролетарская революция» «О некоторых вопросах истории большевизма» объявляет, что поиском документов могут заниматься только «безнадежные бюрократы»; в истории же важны не источники, а правильная установка. С этих пор диктат Сталина в области идеологии становится непререкаемым.
В 1930-е гг. взаимоотношения совестливых и мыслящих людей, каковых в России было немало, и власти усложнились еще больше, усиливались репрессии, постепенно перешедшие в террор, еще более усиливался цензурный гнет. Речь уже не шла о возможности выразить свой протест и возмущение против несправедливости, но даже и просто остаться в стороне от свершавшихся трагических событий оказывалось все чаще невозможно. Большевицкая власть требовала активного соучастия в ее деяниях: не поднявший руку на общем собрании с требованием расстрела «врагов народа» завтра, а то и сегодня вечером мог бы занять его место в камере пыток. Эта сторона жизни наших соотечественников 30–40-х гг. ждет своего описания и осмысления. В такой общественно-политической ситуации тем ценнее не такие редкие случаи обращения к власти некоторых деятелей науки и культуры в защиту репрессированных. Немногочисленные случаи отказов от подписи с требованием репрессий в ситуации того времени могут рассматриваться как исповедничество и вольная жертва.
В 1930 г. вышла книга философа А.Ф. Лосева «Диалектика мифа» – последнее проявление свободной мысли в России, Лосев совершил беспримерный акт: сделал в книгу вставки, до того исключенные предварительной цензурой. 18 апреля 1930 г. Лосев был арестован, в следственном деле он значится как один из вождей «контрреволюционной монархической организации «Истинно-православная Церковь»». На XVI съезде ВКП(б) Л. Каганович назвал его «философом-мракобесом», «реакционером и черносотенцем». 12 декабря 1931 г. в газетах «Правда» и «Известия» печатается статья Горького «О борьбе с природой», где он называет энциклопедически образованного Лосева «малограмотным профессором», «опоздавшим умереть». К счастью, Лосев, пройдя через лагеря, выжил и пережил Горького больше чем на 50 лет, оставив многочисленные и многократно переиздававшиеся труды, объемом своим сопоставимые с не переиздающимся наследием Горького.
Нравственная деградация Горького – одного из вождей русской интеллигенции – очевидна: никакой писатель или мыслитель не стал бы так отзываться об арестованном оппоненте в дореволюционной России. Эта статья Горького, как и другие образцы его публицистики, давали сигнал, что попутчики большевиков отбрасывают те нравственные устои, которыми держалась Россия до революции независимо от образования и сословия: лежачего не бьют.
Большевицкая власть, играя не только на страхе, но и на алчности и тщеславии, безошибочно использовала систему и кнута, и пряника. В 1930 г. были учреждены ордена Ленина и Красной Звезды, было утверждено «Положение об обеспечении специальными пенсиями лиц, имеющих исключительные заслуги».
Относительное множество идейных и художественных течений, существовавших в конце 1920-х гг., замещалось монолитом единого всепобеждающего учения, причем и следование установке партии и власти не гарантировало от репрессий, поскольку менялась конъюнктура, колебалась сама линия партии и не все, даже те, кто желали, успевали колебаться вместе с ней.
В апреле 1932 г. решением ЦК прекращается деятельность всех литературно-художественных объединений, в том числе партийно-комсомольских. Создается единый Союз советских писателей, который на своем съезде в 1934 г. славословит Сталина, клянется в верности партии и провозглашает единый литературный стиль – социалистический реализм.
Для понимания культурной и общественной политической ситуации середины 30-х и последующих годов неоценимую роль играет стенографический отчет Первого всесоюзного съезда советских писателей, проходившего в августе 1934 г. На съезде присутствовало 377 делегатов с решающим голосом и 220 с совещательным. Среди них подавляющее большинство – члены ВКП(б) или ВЛКСМ. Среди небольшого числа беспартийных – поэты Н. Асеев и И. Бабель, один из старейших русских писателей В. Вересаев, М. Горький, В. Катаев, Л. Леонов, С. Маршак, Б. Пастернак, Б. Пильняк, М. Пришвин, С. Сергеев-Ценский, Ю. Тынянов, К. Федин, К. Чуковский – то есть как раз те, кто с большим или меньшим правом и мог считаться писателем в полном смысле этого слова.
Через несколько лет такие делегаты съезда, как Исаак Бабель, Артем Веселый, Борис Корнилов и ряд других станут жертвами репрессий. А крупнейшие русские писатели и поэты – Булгаков, Ахматова, Мандельштам и вовсе не оказались в числе делегатов съезда. На съезде присутствовали сорок иностранных писателей из разных стран, в том числе испанец Рафаэль Альберти и француз Луи Арагон. Согласно мандатным данным, 42,6 % происходило из крестьян, 27,3 % – из рабочих, 12,9 % – из «трудовой интеллигенции», 2,4 % – из дворян, а 1,7 % – из «служителей культа». На съезде были представлены 52 национальности, среди которых на первом месте русские (201), далее евреи (112), грузины (28) и украинцы (25).
Документ
На Съезде писателей иностранным гостям подпольно раздавалась листовка, составленная не позднее 20 августа 1934 г. (полный текст): «Мы, группа писателей, включающая в себя представителей всех существующих в России общественно-политических течений, вплоть до коммунистов, считаем долгом своей совести обратиться с этим письмом к Вам, зарубежным писателям. Хотя численно наша группа и незначительна, но мы твердо уверены, что наши мысли и надежды разделяет, оставаясь наедине с самим собой, каждый честный (насколько вообще можно быть честным в наших условиях) русский гражданин. Это дает нам право и, больше того, обязывает нас говорить не только от своего имени, но и от имени большинства писателей Советского Союза. Все, что услышите и чему вы будете свидетелями на Всесоюзном писательском съезде, будет отражением того, что вы увидите, что вам покажут и что вам расскажут в нашей стране! Это будет отражением величайшей лжи, которую вам выдают за правду. Не исключается возможность, что многие из нас, принявших участие в составлении этого письма или полностью его одобрившие, будут на съезде или в частной беседе с вами говорить совершенно иначе. Для того, чтобы уяснить это, вы должны, как это [ни] трудно для вас, живущих в совершенно других условиях, что страна вот уже 17 лет находится в состоянии, абсолютно исключающем какую-либо возможность свободного высказывания. Мы, русские писатели, напоминаем собой проституток публичного дома с той лишь разницей, что они торгуют своим телом, а мы душой; как для них нет выхода из публичного дома, кроме голодной смерти, так и для нас… Больше того, за наше поведение отвечают наши семьи и близкие нам люди. Мы даже дома часто избегаем говорить так, как думаем, ибо в СССР существует круговая система доноса. От нас отбирают обязательства доносить друг на друга, и мы доносим на своих друзей, родных, знакомых… Правда, в искренность наших доносов уже перестали верить, так же как не верят нам и тогда, когда мы выступаем публично и превозносим «блестящие достижения» власти. Но власть требует от нас этой лжи, ибо она необходима, как своеобразный «экспортный товар» для вашего потребления на Западе. Поняли ли вы, наконец, хотя бы природу, например, так называемых процессов вредителей с полным признанием подсудимыми преступлений ими совершённых? Ведь это тоже было «экспортное наше производство» для вашего потребления.
Вы устраиваете у себя дома различные комитеты по спасению жертв фашизма, вы собираете антивоенные конгрессы, вы устраиваете библиотеки сожженных Гитлером книг, – все это хорошо. Но почему мы не видим вашу деятельность по спасению жертв от нашего советского фашизма, проводимого Сталиным; этих жертв действительно безвинных, возмущающих и оскорбляющих чувства современного человечества, больше, гораздо больше, чем все жертвы всего земного шара вместе взятые со времен окончания мировой войны…
Почему Вы не устраиваете библиотек по спасению русской литературы, поверьте, что она много ценнее всей литературы по марксизму, сожженной Гитлером. Поверьте, ни итальянскому, ни германскому фашизму никогда не придет в голову тот наглый цинизм, который мы и вы можете прочесть в «Правде» от 28 июля 34 г. в статье, посвященной съезду писателей: крупнейшие писатели нашей страны показали за последние годы заметные успехи в деле овладения высотами современной культуры – философией Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Понимаете ли вы всю чудовищность от подобного утверждения и можете ли сделать отсюда все необходимые выводы, принимая во внимание наши российские условия.
Мы лично опасаемся, что через год-другой недоучившийся в грузинской семинарии Иосиф Джугашвили (Сталин) не удовлетворится званием мирового философа и потребует по примеру Навуходоносора, чтобы его считали, по крайней мере, «священным быком».
Вы созываете у себя противовоенные конгрессы и устраиваете антивоенные демонстрации. Вы восхищаетесь мирной политикой Литвинова. Неужели вы, действительно, потеряли нормальное чувство восприятия реальных явлений? Разве вы не видите, что весь СССР – это сплошной военный лагерь, выжидающий момент, когда вспыхнет огонь на Западе, чтобы принести на своих штыках Западной Европе реальное выражение высот современной культуры – философию Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.
То, что Россия нищая и голодная, вас не спасёт. Наоборот, голодный, нищий, но вооруженный человек – самое страшное…
Вы не надейтесь на свою вековую культуру, у вас дома тоже найдётся достаточно поборников и ревнителей этой философии, она проста и понятна может быть многим…
Пусть потом ваши народы, как сейчас русский народ, поймут всю трагичность своего положения, – поверьте, будет поздно и, может быть, непоправимо!
Вы в страхе от германского фашизма – для нас Гитлер не страшен, он не отменил тайное голосование. Гитлер уважает плебисцит… Для Сталина – это буржуазные предрассудки. Понимаете ли вы все, что здесь написано? Понимаете ли вы, какую игру вы играете? Или, может быть, вы, так же, как и мы, проституируете вашим чувством, совестью, долгом? Но тогда мы вам этого не простим, не простим никогда. Мы проститутки по страшной, жуткой необходимости, нам нет выхода из публичного дома СССР, кроме смерти. А вы —???
Если же нет, а мы верим, что этого действительно нет, то возьмите и нас под свою защиту у себя дома, дайте нам эту моральную поддержку, иначе ведь нет никаких сил дальше жить…» ЦА ФСБ РФ. Ф.3 Оп. 1. Д. 56. Л. 160–163. Копия. Машинопись// Власть и художественная интеллигенция. Документы 1917–1953 / Сост. А. Артизов и О. Наумов. М., 2002. С. 227–228.
Главой и идеологом съезда был Максим Горький. Его появление на трибуне было встречено овацией. В своем первом кратком выступлении он говорил: «Мы выступаем, как судьи мира, обреченного на гибель, и как люди, утверждающие подлинный гуманизм, гуманизм революционного пролетариата, гуманизм силы, призванной историей освободить весь мир трудящихся от зависти, подкупа, от всех уродств, которые на протяжении веков искажали людей труда. Мы – враги собственности, страшной и подлой богини буржуазного мира, враги зоологического индивидуализма, утверждаемого религией этой богини… Мы выступаем в стране, освещенной гением В.И. Ленина, в стране, где неутомимо и чудодейственно работает железная воля И. Сталина. (Бурные и продолжительные аплодисменты)».
Историческая справка
Максим Горький (настоящие имя и фамилия – Алексей Максимович Пешков; 1868–1936) благодаря своим дореволюционным сочинениям пользовался репутацией друга бедняков, борца за социальную справедливость. Между тем симпатия к людям социального «дна» сливалась в этих произведениях с рассуждениями о том, что вся русская жизнь есть сплошная «свинцовая мерзость» («Городок Окуров», «Жизнь Матвея Кожемякина» и др.). Горький утверждал, что русская душа по самой природе своей «труслива» и «болезненно зла» (самым удачным ее портретом он считал отвратительного старого сладострастника Федора Карамазова из романа Достоевского). Он писал о «садической жестокости, присущей русскому народу» (послесловие к книге С. Гусева-Оренбургского о еврейских погромах на Украине, 1923). Пожалуй, ни один публицист не писал с такой неприязнью ни об одной нации – разве что гитлеровские идеологи о евреях. Такие обвинения, какие высказаны Горьким в работе «О русском крестьянстве», предъявляют только тем, кого решено уничтожить.
И Горький принял в этом уничтожении прямое участие. В 1905 г. он вступил в РСДРП. В 1917 г., разойдясь с большевиками по вопросу о своевременности их переворота, формально остался вне партии. Он был богат, мог позволить себе с 1906 по 1914 г. жить в вилле на о. Капри и жертвовать крупные суммы в партийную кассу. Он финансировал ленинские газеты «Искра» и «Вперед». Во время декабрьского мятежа 1905 г. его московская квартира, охраняемая кавказской дружиной, стала мастерской, где изготовлялись бомбы, куда свозили оружие для боевиков. В 1906 г. Горький отправился в турне по Америке, собрал около 10 тысяч долларов в кассу большевиков. После того, как газеты напечатали его воззвание «Не давайте денег русскому правительству», США отказались дать России кредит в полмиллиарда долларов. Горький отблагодарил Америку, описав ее как мрачную «страну желтого дьявола».
После 1917 г. Горький продолжил сотрудничество с большевиками. На словах нередко критикуя их политику, он на деле принимал участие в их акциях. Например, в 1919 г. по поручению большевиков он сформировал экспертную Комиссию, заключения которой послужили основанием для вывоза множества произведений искусства за границу. Это лишило Россию множества художественных сокровищ.
Хотя Горький понимал, что «комиссары относятся к России, как к материалу для опыта», и что «большевизм есть национальное несчастие», он продолжал находиться в дружеских отношениях с новой властью и с ее вождем, которого в очерке «Владимир Ильич Ленин» (1920; не путать с более поздним «В.И. Ленин») приравнял к святым (И.А. Бунин назвал эту статью «бесстыдным акафистом»). Впрочем, в этот период Горький старался и подкармливать голодающих деятелей искусства, организовал издание переводов шедевров мировой литературы «Academia», за которые довольно щедро платил писателям и ученым – переводчикам. Некоторых он спас от ареста и казни, устроил их выезд из СССР на свободу (напр. Великого князя Гавриила Константиновича с женой).
С 1921 по 1931 г. Горький жил за рубежом, в основном – в Италии. Еще из-за границы пролетарский писатель освящал своим авторитетом смертные приговоры, выносимые по абсурдным обвинениям выдающимся русским людям – видным ученым Чаянову, Кондратьеву, Садырину. На просьбу Кусковой заступиться за осужденных, Горький ответил грубым отказом и самой просительнице советовал «позаботиться о своей могилке» (статья «Об умниках»). В письме той же Кусковой от 21 января 1929 г. Горький признавался, что он «искреннейше и непоколебимо ненавидит правду», что он «против оглушения и ослепления людей скверной, ядовитой пылью будничной правды». Сам же он, по воспоминаниям Ходасевича (Некрополь), врал вдохновенно, часто без всякой видимой причины.
Вернувшись в СССР, он энергично включился в тотальную охоту за мнимыми «врагами» и «шпионами». В 1929–1931 гг. Горький регулярно публиковал в «Правде» статьи, которые впоследствии составили сборник «Будем на страже!». Они призывают читателей искать вокруг себя вредителей, тайно изменивших делу коммунизма. Самая известная из этих статей – «Если враг не сдается, его уничтожают» (1930); ее заглавие стало своеобразным девизом всей советской политики. При этом Горький, как и восхищавшие его карательные органы, для прикрепления ярлыка «враг» не нуждался ни в каких доказательствах. Самые злейшие враги, по его мнению, – это те, против кого нет доказательств. «Горький не просто поет в хоре обвинителей – он пишет музыку для этого хора», – констатирует швейцарский исследователь Ж. Нива.
Поразителен язык этих статей «писателя-гуманиста»: люди здесь постоянно именуются мухами, солитерами, паразитами, получеловеческими существами, дегенератами. «В массе рабочих Союза Советов действуют предатели, изменники, шпионы… Вполне естественно, что рабоче-крестьянская власть бьет своих врагов, как вошь». При этом Горький восхвалял «исторически и научно обоснованный, подлинно общечеловеческий, пролетарский гуманизм Маркса – Ленина – Сталина» (статья «Пролетарский гуманизм»); восхищался тем, «как прост и доступен мудрый товарищ Сталин» («Письмо делегатам Всесоюзного съезда колхозников-ударников»). Сохраняя свою давнюю ненависть к крестьянству, Горький напоминал, что «мужицкая сила – сила социально нездоровая и что культурно-политическая, последовательная работа Ленина – Сталина направлена именно к тому, чтобы вытравить из сознания мужика эту его «силу», ибо сила эта есть… инстинкт мелкого собственника, выражаемый, как мы знаем, в формах зоологического озверения» («Открытое письмо А.С. Серафимовичу», 1934). Это публиковалось в годы, когда наиболее трудолюбивые и хозяйственные крестьяне расстреливались или выселялись в зону вечной мерзлоты.
В поддержку сфабрикованному ОГПУ «делу Промпартии» Горький написал пьесу «Сомов и другие» (1930). В ней выведены инженеры-вредители, которые назло народу тормозят производство. В финале приходит «справедливое возмездие» в лице агентов ОГПУ, которые арестовывают не только инженеров, но и бывшего учителя пения (его преступление в том, что он «отравлял» советскую молодежь разговорами о душе и старинной музыке). В статьях «К рабочим и крестьянам» и «Гуманистам» Горький поддерживает столь же нелепое обвинение против профессора Рязанова и его «сообщников», которые были расстреляны за «организацию пищевого голода».
Горький не обязательно одобрял все репрессии. Аресты старых большевиков, борцов с «проклятым царизмом», его беспокоили. В 1932 г. он даже высказал начальнику чекистов Г. Ягоде свое недоумение по поводу ареста Л. Каменева. Но судьбы миллионов осужденных на смерть простых людей у него такого недоумения не вызывали. В 1929 г. Горький посетил Соловецкий лагерь и в «Книге отзывов» Соловецкого лагеря оставил восторженные похвалы тюремщикам.
В 1934 г. под редакцией Горького был издан сборник «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина». В книге поддерживаются все бредовые обвинения тех лет: что инженеры, например, травят работниц мышьяком в заводских столовых, тайно ломают станки. Концлагерь изображен как светоч прогресса; утверждается, что в нем никто не умирает. Выступая перед строителями канала 25 августа 1933 г., Горький восхищался тем, «как ОГПУ перевоспитывает людей», и со слезами умиления говорил о чрезмерной скромности чекистов. По оценке А.И. Солженицына, данной им в «Архипелаге ГУЛАГ», в книге «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» Горький впервые в русской литературе воспел рабский труд.
В 1936 г. 68-летний писатель умер не то от болезни, не то от яда, данного по приказу из Кремля.
В почетный президиум съезда под аплодисменты включаются Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Орджоникидзе, Куйбышев, Киров, Андреев, Косиор, Тельман, Димитров.
Историческая справка
Не менее существенно отражает идеологию эпохи и речь секретаря ВКП(б) А.А. Жданова. Назвав Горького «величайшим пролетарским писателем», спев здравицу «великому вождю и учителю товарищу Сталину», идеолог партии утверждал: «Нет и не может быть в буржуазной стране литературы, которая бы последовательно разбивала всякое мракобесие, всякую мистику, всякую поповщину и чертовщину, как это делает наша литература. Такой передовой, идейной революционной литературой могла стать и стала в действительности только советская литература – плоть от плоти и кость от кости нашего социалистического строительства… Упадок и разложение буржуазной литературы, вытекающей из упадка и загнивания капиталистического строя, представляет собой характерную черту, характерную особенность состояния буржуазной культуры и буржуазной литературы в настоящее время… Мы твердо верим в то, что те несколько десятков иностранных товарищей, которые присутствуют здесь, являются ядром и зачатком могучей армии пролетарских писателей, которую создает мировая пролетарская революция зарубежных стран… Советская литература должна уметь показать наших героев, должна уметь заглянуть в наше завтра. Это не будет утопией, ибо наше завтра подготовляется планомерной сознательной работой уже сегодня». Завершал Жданов свое выступление тезисами, которые, конечно же имели расширительный смысл и были обращены не только к писателям, но и к художникам, музыкантам, артистам театра и кино. «Будьте активнейшими организаторами в переделке сознания людей в духе социализма! Будьте на передовых позициях борцов за бесклассовое политическое общество!»
Любопытно, что в следующем за выступлением Жданова докладе Горького «О литературе» Горький противопоставляет «вождизм» и «руководство». С точки зрения Горького, «вождизм – это болезнь эпохи»… «вождизм» – результат изжитости, бессилия и нищеты индивидуализма, внешне он выражается в формах таких гнойных нарывов, каковы, например, Эберт, Носке, Гитлер и подобные герои капиталистичекой действительности. У нас, где создается действительность социалистическая такие нарывы, конечно, невозможны. Но у нас в качестве наследия мещанства еще остались кое-какие прыщи, не способные понять существенное различие между вождизмом и руководством»…
И выступления ударников, и приветствие Сталину, и выступления колхозников, школьных работников, учителей, военных, и выступления иностранных писателей (Луи Арагон от имени ассоциации революционных писателей и художников Франции приветствовал съезд и советских писателей, заложивших «фундамент настоящей, реалистической литературы, единственной, которая может служить орудием пролетариата, и тем самым – всего человечества»), и выступление писателей от национальных республик и народностей, в которых представители Украины осуждали украинский национализм, грузины – грузинский, – все это стало моделью поведения советской интеллигенции на ближайшие двадцать лет, а с известными ограничениями и вплоть до конца 80-х годов.
Документ
В спецсообщении НКВД о высказываниях писателей в ходе Первого съезда много фраз Пришвина, Новикова-Прибоя, Пантелеймона Романова и Бабеля, которых всех тошнило от того, что происходило на съезде. Характерна реплика украинского писателя Семенко: «Меня одолевает просто маниакальное желание взять кусок говна или дохлой рыбы и бросить в президиум съезда. Может быть, хоть это внесло бы какое-то оживление. Разве можно назвать иначе, как не глумлением, всю эту лживую церемонию. Добрая половина людей, сидящих в зале, особенно делегатов национальных республик, страстно желала бы кричать о массе несправедливостей, протестовать, требовать, говорить человеческим, а не холуйским языком, а ее заставляют покорно выслушивать насквозь лживые доклады вождей о том, что все благополучно. И мы сидим и аплодируем, как заводные солдатики, а подлинные художники слова, борцы за национальную культуру гниют где-то в болотах Карелии и в застенках ГПУ…» – Власть и художественная интеллигенция. Документы 1917–1953 гг. С. 233–234.
По шаблону Союза писателей создаются единые союзы советских художников, советских композиторов, советских кинематографистов, советских архитекторов и прочие, которые также присягают на верность партии и обещают заниматься социалистическим реализмом в своей области. Творческий союз сталинского времени уже не добровольное объединение. Не состоя в нем, скульптор не имеет права ваять, а музыкант – играть. Союзы буквально поят и кормят своих членов, дают им – или отбирают от них – мастерские и дачи, путевки в санатории и творческие командировки. Культура становится частью единой системы аппарата власти, ее деятели – чиновниками государственного ведомства, с присущей ему иерархией номенклатурных списков, одобренных партийными органами.
После появления каменного мавзолея Ленина по проекту архитектора Щусева (1930 г.) начинается зарождаться «лениниана» в живописи, скульптуре и кинематографе, вплоть до фильмов Михаила Ильича Ромма «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году». Статуи и бюсты Ленина и Сталина становятся обязательной принадлежностью любого города, поселка, военной части, завода и колхоза. Обычно статуи делали серийно, по шаблону, но были и удивительные произведения местных мастеров. В Рыбинске стоял Ленин в треухе, в Улан-Удэ (Верхнеудинске) – на столбе огромная черная голова вождя с бурятскими чертами лица. В Армении, на Севане, в парке, Ленин со Сталиным сидели на гипсовой скамейке. После хрущевской десталинизации Сталина выломали, и каждый желающий мог фотографироваться на скамье в обнимку с одиноким вождем. Острые на язык говорили, что где-то есть статуя Ленина с двумя кепками – одной на голове, и одной – в протянутой руке. Позднее самодеятельность в отображении вождей была запрещена. Их скульптуры и картины могли отображать только одобренные свыше образцы.
Укрощение искусств в 1936 г. сопровождается погромными статьями в «Правде» типа «Внешний блеск и фальшивое содержание» (против Булгакова), «О художниках-пачкунах» и «Какофония в архитектуре». Деятели искусства проводят митинги, где одобряют установки партии и разоблачают друг друга. Закрываются и любительские общества – от филателистов до изучающих эсперанто – искусственный язык, модный в СССР в 1920-е гг. За эсперанто можно было получить и лагерный срок.
Документ
При этом уже проскальзывают в будущем громкие темы превосходства всего своего над иноземным. Малограмотное провинциальное тщеславие пронизало все поры общества. М. Торошилидзе заявлял на съезде писателей, что «при большой близости общего духа поэзия Западной Европы является… еще не зрелой по сравнению с грузинской поэзией и великой поэмой Руставели… От бесплодной идеализации, отдающей средневековым мистицизмом, несвободны и творения великого итальянца Данте. Между тем, женские персонажи поэмы Руставели – люди, живые существа».
По-своему характерно выступление еврейского писателя Фефера: «Бодрость и оптимизм – вот характерные черты советской поэзии, это отличает ее и от дооктябрьской еврейской поэзии и от еврейской поэзии в современных капиталистических странах. Изломанных, разбитых, угнетенных и придавленных людей, которые стояли в центре дооктябрьской еврейской литературы, больше нет. Эти горбатые люди исчезли из нашей жизни и больше не вернутся, они исчезли и из нашей литературы и если вы иногда их встречаете, то они появляются только, как тени прошлого. Еврейские советские писатели любят свою родину. Мотивы родины, тема родины не новы в еврейской литературе, буржуазные писатели очень много писали о родине; и Бялик и Фруг, заливши своими слезами всю еврейскую литературу, много писали о разрушенном Иерусалиме и о потерянной родной земле, но это была буржуазная ложь, потому что Палестина никогда не была родиной еврейских трудящихся масс. Палестина была родиной еврейских эксплуататоров, а сейчас она является колонией английского империализма. Еврейские советские писатели, трудящиеся еврейские массы имеют одну родину – это Советский Союз. Советский Союз поднял всех нас, еврейских писателей, из заброшенных уголков и местечек, навсегда похоронил проклятый еврейский вопрос, навсегда сжег черту оседлости – низость и подлость царского режима. Еврейские писатели отдадут этой великой родине и свое перо, и все свои возможности и силы. Все свои силы они отдадут великой партии Ленина и Сталина».
Эти восхваления новой социалистической культуры сопровождались все большим небрежением, уничтожением и распродажей тех уцелевших в революционные годы культурных сокровищ, до которых смогли дотянуться большевики.
Наиболее активно и систематизированно распродажа культурных ценностей осуществлялась через антикварные салоны в Москве и Ленинграде, а также через особое объединение «Антиквариат», позднее Госторг, имевшие прямые контакты с зарубежными партнерами и доступ к отбору произведений в фондах музеев, прежде всего Эрмитажа. Продавались монеты, драгоценные украшения, уникальные предметы обихода, картины – и все это тысячами, из них около полутора тысяч картин Эрмитажа: Рафаэль, Боттичелли, Тициан, Рембрандт… Покупалось это главным образом в Германии, Англии, Соединенных Штатах, но не только. В путеводителях по музею Прадо упоминается картина отнюдь не первоклассного испанского художника XVIII в. Луиса Парета-и-Алькасара «Королевская трапеза», и каждый раз сообщается, что некогда она находилась в Гатчинском дворце под Петербургом, была приобретена музеем в 30-е годы. Испания, стоявшая на пороге Гражданской войны, покупает творение соотечественника. Вышедший из Гражданской войны большевицкий СССР освобождается от «лишнего» наследия.
Наименее поддается учету поток антикварного экспорта отечественного происхождения тех лет. Иконы, утварь, драгоценности – списки практически отсутствуют. Можно лишь предполагать реальный путь поступления множества экспонатов современных музеев Швеции, Германии и частных коллекций. Изымались и музейные экспонаты, причем нередко с вполне благой мотивировкой (на нужды голодающих Поволжья, Украины). Любой крупный музей хранит легенды о сотрудниках старшего поколения, прятавших «хорошие вещи» в тайниках запасников.
В конце 20-х гг. в Москве была подготовлена большая выставка лучших и древнейших икон («Богоматерь Владимирская» и «Ветхозаветная Троица» Рублева были представлены на ней, правда, в копиях). «Триумфальное шествие» русской иконы состоялось в 1929–1932 гг. в городах Австрии, Англии, Германии, США. Имеются сведения, что экспонаты выставки готовились к продаже. Кое-что, видимо, действительно, было продано, но в целом резонанс выставки, восторги прессы, сыпавшиеся на устроителей, наконец, Великая депрессия рубежа 20–30-х гг. и разорение многих западных антикваров и коллекционеров воспрепятствовали замыслам. Вернувшиеся из турне иконы поступили в Исторический музей, позднее в Третьяковскую галерею и Русский музей. 1930-е гг. стали временем ярчайших художественных и историко-культурных выставок.
Но одновременно начинается волна репрессий среди реставраторов и исследователей. Был уволен И.Э. Грабарь. На посту директора Центральных государственных реставрационных мастерских его сменяет брат грозного Я. Петерса – Я. Лидек. При нем мастерские были закрыты.
Одновременно были арестованы, сосланы или уничтожены многие выдающиеся ученые, историки искусства, филологи и т. д.: С.Я. Лурье, А.И. Некрасов, Н.Н. Пунин. Деятельность гуманитарной науки была парализована.
Власть и художественная интеллигенция. Документы 1917–1953/ Сост. А. Артизов и О. Наумов. М., 2002.
Т. Горяева. Радио России. Политический контроль советского радиовещания в 1920–1930-х годах. Документированная история. М.: РОССПЭН, 2008.
Б.Б. Пиотровский. История Эрмитажа: Краткий очерк. Материалы и документы. М., 2000.
Проданные сокровища России / Проект Н. Ильина и Н. Семеновой. М.: Трилистник, 2000 (совместно с издательством «Русский авангард»).
К. Михайлов. Москва, которую мы потеряли. М.: Яуза: Эксмо, 2010.
История русского искусства // Под. ред. И.Э. Грабаря, В.С. Кеменова и В.Н. Лазарева. М., 1952–1963.
3.2.17. Убийство Кирова и окончательное утверждение единоличной диктатуры Сталина
В начале 1930-х гг. в рядах сторонников Сталина обнаружилась новая оппозиция, ничего не имевшая общего с «троцкистами-зиновьевцами». Эти последние, да и Бухарин, умолкли, когда Сталин достиг высшей власти. Никто из них не выступил ни против плановой вакханалии в строительстве, ни в защиту уничтожаемых крестьян. Троцкий из Парижа приветствует коллективизацию как «новую эпоху в истории человечества, начало ликвидации идиотизма деревенской жизни». С протестом против приемов Сталина выступили его соратники.
В ноябре 1930 г. был раскрыт «заговор» Сырцова-Ломинадзе-Шацкина. С.И. Сырцов, назначенный Сталиным на пост главы правительства РСФСР, поднял вопрос о падеже скота в результате коллективизации и очковтирательстве на стройках пятилетки. Ломинадзе был членом ЦК, Шацкин – комсомольским вождем. Они готовили совместное выступление с требованием более разумных и человечных методов коллективизации и индустриализации, но были исключены из партии и сняты с должностей. Ломинадзе позже покончил самоубийством, двое других погибли в лагерях.
Видной фигурой в противодействии политике Сталина стал М.Н. Рютин, секретарь Краснопресненского райкома в Москве, бывший кандидат в члены ЦК.
Его сперва исключили из партии в сентябре 1930 г., через 4 месяца восстановили, затем снова исключили в сентябре 1932 г. Он написал документ, требующий снижения плановых заданий, добровольности при коллективизации и восстановления внутрипартийной демократии. Треть его 160-страничного текста была посвящена Сталину и обосновывала необходимость его отстранения от власти, т. к. Сталин рассматривает партию «лишь как свою вотчину». В 1932 г. Рютин возглавил «Союз марксистов-ленинцев», в обращении которого «Ко всем членам ВКП(б)» были кратко изложены тезисы предыдущего документа. Сталин потребовал расстрела Рютина и его сторонников. Но за Рютина заступились С.М. Киров, наместник Сталина в Ленинграде, Г.К. Орджоникидзе, В.В. Куйбышев и другие члены Политбюро. Они объяснили Сталину, что нельзя крупного работника ЦК расстреливать за его взгляды. Сталин это запомнил. Рютину поначалу дали 10 лет (позже он все же был расстрелян), а 29 его соратникам – меньшие сроки.
Документ
Из обращения М.Н. Рютина «Ко всем членам ВКП(б)»:
«Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана, клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и террора под флагом борьбы за чистоту принципов большевизма и единства партии, опираясь на централизованный мощный партийный аппарат, Сталин за последние пять лет отсёк и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру… стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола и поставил Советский Союз на край пропасти. […]
Авантюристические темпы индустриализации, влекущие за собой колоссальное снижение реальной заработной платы рабочих и служащих, непосильные открытые и замаскированные налоги, инфляцию, рост цен и падение стоимости червонца; авантюристическая коллективизация с помощью невероятных насилий, террора, раскулачивания, направленного фактически главным образом против против середняцких и бедняцких масс деревни, и, наконец, экспроприация деревни путём всякого рода поборов и насильственных заготовок привели всю страну к глубочайшему кризису, чудовищному обнищанию масс и голоду, как в деревне, так и в городах… Всякая личная заинтересованность к ведению сельского хозяйства убита, труд держится на голом принуждении и репрессиях, насильственно созданные колхозы разваливаются. Все молодое и здоровое из деревни бежит, миллионы людей, оторванные от производительного труда, кочуют по стране, перенаселяя города, остающееся в деревне население голодает… В перспективе – дальнейшее обнищание, одичание и запустение деревни […]
На всю страну надет намордник, бесправие, произвол и насилие, постоянные угрозы висят над головой каждого рабочего и крестьянина! Всякая революционная законность попрана! […]
Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры… не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики».
Вслед за группой Рютина в январе 1933 г. была раскрыта группа А.П. Смирнова. В отличие от предыдущей, она состояла из старых большевиков и действовала в подполье среди рабочих. Они хотели коренного пересмотра коллективизации и индустриализации, независимости профсоюзов, партийного контроля над ГПУ и «обсуждали» устранение Сталина. И вновь Киров, Куйбышев и Орджоникидзе заступились за оппозиционеров. Ни один из этих трех не отличался нравственностью и человеколюбием, в годы Гражданской войны все они санкционировали расстрелы и акты массового террора, но теперь в их интересах было установить некоторое равновесие сил на верхах власти. Всё более опасаясь Сталина, они думали с помощью внутрипартийной оппозиции ограничить его безмерную власть над партией и тем обезопасить самих себя. В пределе, они надеялись на отстранение Сталина от власти над партией и страной в свою пользу.
Продолжение драмы последовало в январе 1934 г. на XVII съезде ВКП(б) – «съезде победителей». Там Сталин, купаясь в лучах славы, заявил, что пятилетка выполнена досрочно и отсталая аграрная страна уже превратилась в индустриальную. Но не все «победители» разделяли его восторг. Группа депутатов просила С.М. Кирова выставить свою кандидатуру на пост Генсека. Тот отказался, но когда дело дошло до голосования, 292 голоса из 1218 было подано против Сталина.
Историческая справка
Сергей Миронович Киров (настоящая фамилия – Костриков) родился в 1886 г. в городке Уржуме Вятской губернии, в семье лесника. Он рано осиротел и воспитывался в приюте. Закончив в 1904 г. Казанское механико-техническое училище, работал чертежником в Томской городской управе. Писал статьи для кадетской прессы. С 1904 г. сотрудничал с меньшевиками, был членом их Иркутской и Томской организаций, а переехав в 1909 г. на Кавказ, возглавил Владикавказскую организацию. Большевицких взглядов он тогда не разделял; более того, во время Первой мировой войны писал патриотические статьи для газеты «Терек». В марте 1917 г. Костриков назвал программу Временного правительства «гражданским евангелием». Был делегатом Владикавказского Совета на II Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов.
Однако вооруженный захват власти большевиками произвел на него столь сильное впечатление, что, вернувшись в ноябре 1917 г. на Северный Кавказ, Костриков с восторгом говорил о победе «Третьей Великой русской революции» и о Ленине, который якобы жил «в лачугах питерских рабочих». Однако в партию большевиков вступил только в 1919 г. Это не помешало ему, став с февраля 1919 г. председателем Временного Военно-революционного комитета Астраханского края, потребовать «воплотить в жизнь принцип «кто не работает, тот не ест» и ввести классовый паек, единственно справедливый». В результате в Астрахани начался голод и забастовки рабочих под лозунгом «Долой комиссаров!» Это возмущение было потоплено в крови (против не желавших работать за нищенский хлебный паек применялись артиллерия и пулеметы). С апреля 1919 г. Костриков – завполитотделом, а в июле-августе – член Реввоенсовета расквартированной в Астрахани 11-й армии. В это время начинающий большевик меняет фамилию Костриков на более внушительную – Киров, производную от имени персидского царя Кира.
После Астрахани Киров – член РВС в армиях на Кавказе, участвовал в установлении советской власти в Азербайджане. В 1920 г. он стал полпредом РСФСР в Грузии, затем членом Кавказского бюро ЦК РКП(б); готовил в Грузии приход к власти большевиков: «На Северном Кавказе… мы действовали умело. Мы создали там анархию, возбуждая одну группу населения против другой – и старались в это время организовать рабочих. И это нам удалось. Мы должны создать международную анархию, которая должна предшествовать установлению коммунистического строя в мировом масштабе. И это нам удастся», – заявил Киров в ноябре 1919 г. в докладе «Текущий момент и международное положение». С июля 1921 г. Киров – секретарь ЦК КП(б) Азербайджана, с 1923 г. – член ЦК РКП(б). По словам современника, Киров, отстаивая интересы большевиков в борьбе за нефть, «пол-Баку уложил». При покровительстве Кирова в 1921 г. начинается восхождение по чекистской пирамиде власти Берии, до этого – мелкого шпика азербайджанской контрразведки. В 1924 г., во время борьбы за власть на верхушке компартии, Киров выступил на стороне Сталина, хотя до этого был троцкистом. За эту поддержку он назначен в 1926 г. кандидатом в члены Политбюро, 1-м секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), а также Северо-Западного бюро ЦК.
В Ленинграде, считавшемся опорой партийной оппозиции – Зиновьева и Троцкого, Киров начал репрессии, приведшие к арестам тысяч оппозиционеров. Кроме того, он требовал регулярно проводить аресты и расстрелы «классовых врагов». Остро стоявший в Ленинграде «квартирный вопрос» Киров решал тем, что выселял в Сибирь десятки тысяч горожан «непролетарского происхождения» (музыкантов, врачей, адвокатов, инженеров, научных работников, включая стариков и старух). Многие из них нашли в тайге безвременную смерть. Ленинградский обком, руководимый Кировым, в 1930 г. постановил выселить проживавших под Ленинградом российских финнов и ижорцев под предлогом «обеспечения безопасности границы».
Киров был непосредственно причастен к жестокому насилию над крестьянством во время коллективизации и «ликвидации кулачества» на Северо-Западе. Но несмотря на небывалую жестокость карательной политики против крестьян, Киров назвал ее «слишком либеральной»: «…колхозные и кооперативные организации пора приравнять к государственным, и если человек уличен в воровстве колхозного или кооперативного добра, так его надо судить вплоть до высшей меры наказания. И если уж смягчать наказание, так не менее как на 10 лет лишения свободы» («Правда» от 6 августа 1932). И уже 7 августа 1932 г. было принято постановление Совнаркома «Об охране имущества государственных предприятий», санкционированное Кировым, которое даже Сталин назвал драконовским. В народе оно стало известно как «закон о трех колосках».
Кирова в конце лета 1934 г. направили в тяжело пострадавший от голода Казахстан, чтобы провести там хлебозаготовки с применением массовых репрессий против «саботажников». «Ленинградский вождь» лично контролировал и строительство Беломорско-Балтийского канала.
Возглавляя правительственную комиссию по проверке аппарата Академии наук (находившейся до 1934 г. в Ленинграде), 20 августа 1929 г. Киров запросил согласие Сталина на привлечение ОГПУ к выполнению операции против ученых, после чего было сфабриковано «дело академика Платонова». Ученым приписали вредительство и «создание контрреволюционной организации с целью свержения советской власти и установления в стране конституционно-монархического строя». 525 сотрудников Академии наук были уволены, многие арестованы или сосланы, а некоторые – расстреляны.
Руководство репрессиями, сотрясавшими Ленинград, Киров сочетал с кутежами с участием балерин Мариинского театра. Оргии происходили во дворце, принадлежавшем до октября 1917 г. балерине Матильде Кшесинской.
Выборы были тайными, и Сталин не знал, кто именно голосовал против него. Зато ему донесли, что некий Леонид Николаев, муж одной из любовниц Кирова, Милды Драуле, работавшей в Смольном техническим секретарем, то ли из ревности, то ли по политическим мотивам готов убить Кирова. НКВД получил указание – Николаеву не мешать. С третьей попытки Николаев 1 декабря 1934 г. Кирова в Смольном застрелил. В тот же день вышел заранее подготовленный указ об ускоренном, заочном рассмотрении дел «о террористических организациях и актах» Особыми совещаниями. В Ленинграде и в Москве быстро расстреляли 70 «белогвардейцев», арестовали 6500 возможных сторонников Кирова и обвинили их – не в оппозиционном уклоне, а в убийстве Кирова. Их назвали «зиновьевцами», а самого Зиновьева – предшественника Кирова на посту главы ленинградской партийной организации – вдохновителем убийства. Сам Николаев и группа комсомольцев, заговор с которыми ему приписали, были 29 декабря расстреляны.
Народ к смерти Кирова отнесся по-разному. В частушке пели: «Эх огурчики, помидорчики / Сталин Кирова убил в коридорчике». Но была и другая: «Самолет летит, внизу проталина / Убили Кирова, убьем и Сталина». Из партии, разросшейся до 3,5 млн человек, по «Кировской чистке» после его убийства было исключено более 1,1 млн членов.
3.2.18. Смена политических целей с мировой революции на строительство коммунистической державы. Советский патриотизм
Переход к «развернутому строительству социализма в отдельно взятом Советском Союзе» вызвал смену главных лозунгов большевицкой партии. Фантом мировой революции исчезал в грохоте первой пятилетки. Вместо него возникала новая цель, не менее, впрочем, иллюзорная: установление мирового господства СССР. Конечно, Сталин и его единомышленники никоим образом не отказывались от подготовки пролетарских переворотов в разных странах. Однако в отличие от большевиков, оставшихся на старых позициях, видели в этих переворотах лишь средство для усиления роли «Страны Советов» в глобальной политике. Ведь сталинская теория построения социализма в СССР утверждала приоритет российской «социалистической» государственности над всеми остальными проблемами мирового коммунистического движения. «Революционер тот, кто без оговорок, безусловно, открыто и честно, без тайных военных совещаний готов защищать, оборонять СССР, – открыто заявлял Сталин еще в конце 1927 г., – ибо СССР есть первое в мире пролетарское государство, строящее социализм. Интернационалист тот, кто безоговорочно, без колебаний, без условий готов защищать СССР потому, что СССР есть база мирового революционного движения, а защищать, двигать вперед это революционное движение невозможно, не защищая СССР».
В начале 1930-х гг. национал-коммунистический характер этих сталинских установок стал особенно очевиден. В сознание масс начали усиленно внедряться идеи патриотизма, граничившего с «красным» великодержавным шовинизмом. Причем особый упор делался на разжигание именно русского национализма. Сталин явно стремился представить СССР «наследником» Великой Руси, а самого себя – «гениальным продолжателем» дела предков, знаменитых строителей могучего государства. В стране накалялась истеричная атмосфера осажденного лагеря, окруженного со всех сторон врагами, то и дело засылавшими в СССР вредителей и диверсантов. В одурманенном народе воспитывалось чувство национальной социалистической гордости и исключительности. Тон патриотической кампании задавал, разумеется, сам Сталин.
В конце 1930 г. он подверг суровому разносу поэта Д. Бедного за то, что тот провозгласил «на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения». Сталин назвал это клеветой «на наш народ», несмотря на то, что таких же взглядов на дооктябрьскую Русь придерживались, разумеется, и Ленин, и все остальные большевики всего за несколько лет до того. В новых условиях, однако, Генсек не мог согласиться с таким бичеванием старой России: ведь народ, строивший под его руководством социализм, должен был верить в свое историческое величие! Тогда и борьба за социализм в СССР наполнилась бы глубочайшим национальным смыслом: понятно, что только русский народ-победитель мог встать в авангарде всего человечества. «Весь мир признает теперь, что центр революционного движения переместился из Западной Европы в Россию, – писал Сталин. – Революционеры всех стран с надеждой смотрят на СССР, как на очаг освободительной борьбы трудящихся всего мира, признавая в нем единственное свое отечество. Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу и, прежде всего, русскому рабочему классу, авангарду советских рабочих, как признанному своему вождю, проводящему самую революционную и самую активную политику, какую когда-либо мечтали проводить пролетарии других стран».
В 1931 г. Сталин развил этот тезис, потребовав в первую очередь перестройки партийной истории. Главным в новой схеме должен был стать вывод о том, что «русская революция была (и остается) узловым пунктом мировой революции, что коренные вопросы русской революции являлись вместе с тем (и являются теперь) коренными вопросами мировой революции». Вскоре кремлевский диктатор дал команду пересмотреть в патриотическом духе и всю историю дореволюционной России. Его давно уже раздражали взгляды старого историка-большевика М.Н. Покровского, сводившего все российское прошлое к борьбе антагонистических классов и принижавшего, с его точки зрения, роль великих личностей. Не нравилось ему и то, что Покровский, которого, между прочим, очень высоко ценил Ленин, акцентировал чересчур большое внимание на самых неприглядных сторонах российской действительности (антилиберализм властей, террор крепостников, ущемление прав иноверцев).
30 января 1933 г. в Германии президент Гинденбург в поисках выхода из череды правительственных кризисов назначил имперским канцлером Адольфа Гитлера. На выборах в начале марта его Национал-социалистическая рабочая партия вместе с близкими ей националистами получила 52,5 % мест в рейхстаге, в то время как коммунистам досталось 12,5 %, социал-демократам – 18,5 %, «буржуазным» партиям – 16,5 %. В конце марта рейхстаг значительным большинством дал Гитлеру, как вождю (фюреру), чрезвычайные полномочия издавать законы, невзирая на конституцию.
Увидев, как национал-социалист Адольф Гитлер обошел интернационалиста коммуниста Эрнста Тельмана в общественной популярности, Сталин окончательно утвердился в мысли, что идеологический курс СССР надо менять с «пролетарского интернационализма» на «советский патриотизм», то есть на своего рода большевицко-российский национал-социализм.
В марте 1934 г. Политбюро постановило объявить конкурс на новый учебник по истории СССР. Главным, хотя и неофициальным, членом жюри был сам Сталин, внимательно следивший за тем, чтобы в новой концепции российской истории не было излишнего «социологизма». Примерно в то же время он обратился с письмом к членам Политбюро, в котором обрушился с суровой критикой на самого Энгельса за то, что тот в одной из своих статей представил внешнюю политику царизма более реакционной, чем политика других европейских держав. Опубликование этой статьи в журнале ЦК ВКП(б) «Большевик» было признано «нецелесообразным»!
Началась работа конкурсных комиссий по разработке новых школьных и вузовских учебников по истории СССР и истории зарубежных стран. Их работа непосредственно контролировалась Сталиным и Ждановым. Большую роль в практической работе комиссий, в критике «исторической школы Покровского» и в выработке общих концепций сталинского варианта истории страны и мира, сыграли Бухарин и Радек. Вместе с ними были привлечены известные профессиональные историки, профессора университетов и школьные учителя.
В центре мирового исторического процесса помещалась история России, чья восходящая линия развития находила свое триумфальное воплощение в СССР – «величайшей и праведной мировой державе трудящихся». Зарубежный мир так же был выстроен по определенной иерархии в зависимости от враждебности по отношению к СССР. Центром и апофеозом истории России – СССР становилась история ВКП(б). Апофеозом истории партии были события Октябрьской революции и Гражданской войны, а главное – сталинский период правления. Центральной же фигурой истории партии, революции, Гражданской войны, истории СССР и всего древнего и современного мира становился «вождь всех времен и народов товарищ Сталин». Таким образом, вся конструкция представляла собой многоступенчатый «постамент-мавзолей» для гигантской фигуры вождя, с вершины которого он объяснял тяжелое прошлое, блестящие успехи настоящего и пророчествовал о блаженном будущем его страны.
Сталин реабилитировал понятие «Родина», отвергнутое большевиками еще в годы Первой мировой войны. Сделал он это, правда, в весьма характерной для него манере: 8 июня 1934 г. в СССР был принят закон о введении смертной казни «за измену Родине», которой считались, в частности, невозвращение из-за рубежа и попытка перехода границы. По этому закону, кстати, для членов семьи «предателя», знавших о его намерениях, предусматривалось заключение в концлагерь на срок от 2 до 5 лет, а для тех, кто не знал, – пятилетняя ссылка. После этого «Известия» поместили передовую статью, в которой призвали всех граждан советской страны любить свое «отечество». Теперь «любить советскую Родину» надо было под страхом смерти. В народе родилась поговорка, в старой России совершенно немыслимая: «любите родину, мать вашу!..»
Сталинское новшество заключалось в том, что вождь искусно вновь совершил подмену понятий. Термин «государство» был заменен термином «родина». Ни в одной стране Европы не существовало понятия «измена Родине» – существовало понятие «государственная измена». Но в СССР в глазах очень многих людей измена «социалистическому государству» не являлась преступлением. Очень многие русские люди и в России и в эмиграции считали самого Сталина и его партию – уничтожителями родины, ее лютейшими врагами, а противников большевиков – защитниками родины и народа. Словосочетание «измена Родине» в большевицком законодательстве должно было утвердить мысль о том, что Россия и большевики – это одно целое, и кто выступает против большевицкого режима и вождя – изменяет не Сталину, не большевикам, но родине, которую большевики в действительности ограбили и убили, ограбив и убив бесчисленное число дочерей и сынов России.
Деятели науки и культуры наперебой включились в новую политическую кампанию прославления «социалистического отечества», стремясь продемонстрировать «славную преемственность» в историческом развитии России – от Киевской Руси до СССР, от Рюрика до Сталина. В 1937 г. из печати вышел «Краткий курс истории СССР» А.В. Шестакова, «образцовый учебник», положивший начало целой серии героических очерков о прошлом России. В том же году с грандиозным размахом было отмечено столетие со дня гибели А.С. Пушкина. Чествование поэта превратилось в очередное партийное шоу, целью которого было дальнейшее разжигание псевдопатриотических великорусских настроений.
В 1938 г. С.М. Эйзенштейн поставил фильм «Александр Невский», заслуживший похвалу Сталина и принесший режиссеру орден Ленина. А в 1939 г. Большой театр возобновил постановку оперы Михаила Глинки «Жизнь за царя» (под ее первоначальным названием «Иван Сусанин»). Сталину она тоже понравилась: именно на героических примерах борьбы русского народа против чужеземцев-агрессоров он и стремился строить прочный фундамент советского патриотизма. Удовольствие вызывали у него и музыкальные комедии Г.В. Александрова «Веселые ребята», «Цирк» и «Волга-Волга», представлявшие Советский Союз «социалистическим раем». Советским патриотическим пафосом были пронизаны и многие литературные произведения того времени, в том числе «Поднятая целина» М.А. Шолохова (первая книга вышла в 1932 г.), «Время, вперед!» В.П. Катаева (1932 г.), «Как закалялась сталь» Н.А. Островского (1934 г.).
В конце 1930-х гг. русификационная политика заместила собой былой интернационализм в «национальном строительстве». Только что внедренные у многих народов (от якутов до азербайджанцев) латинские алфавиты были срочно изменены на кириллицу. Русский язык был объявлен обязательным предметом во всех школах СССР. Тысячи национальных сельсоветов и сотни национальных районов были упразднены. Множество школ, где преподавание велось на местных языках, были переведены или на русский язык, или на язык титульной нации союзной республики. В 1933 г. была проведена реформа белорусского языка, официальной целью которой объявлено было его сближение с русским языком. Эта реформа привела к гибели целых пластов самобытной лексики.
В 1935 г. в армию возвращаются традиционные офицерские звания: капитан, майор, полковник, маршал. Подражая Германии, в 1936 г. вводится более консервативный кодекс о семье и браке, запрещаются аборты. Большевицкому режиму, столь нещадно изводившему и продолжавшему изводить своих граждан, теперь понадобились дети – будущие граждане «страны советов», которых уже полностью вылепит новая национал-коммунистическая идеология.
В августе 1938 г., начиная наступление на японцев на озере Хасан, маршал В.К. Блюхер приказывал: «уничтожить врагов, посмевших вторгнуться на нашу священную землю». В государственном большевицком языке в полную меру зазвучала националистическая фразеология – пролетарий приобрел отечество. Советский комсомольский поэт Павел Коган в эти годы писал с подлинно имперским размахом: «Но, мы еще дойдем до Ганга, / Но, мы еще падем в боях, / чтоб от Японии до Англии / сияла родина моя».
Все это служило главной цели Сталина: сплотить порабощенные народы России вокруг большевицкой партии, направив их энергию на укрепление государства. Так он рассчитывал утвердить мировое господство СССР.
3.2.19. Попытка полного уничтожения «последнего врага» – веры и Церкви в СССР
1930-е гг. вошли в историю Русской Православной Церкви как эпоха беспрецедентных по своей масштабности и жестокости гонений на веру, почти полностью уничтоживших все организованные формы церковной жизни в большевицкой России. Характерно, что в первую пятилетку вводится даже пятидневка – четыре рабочих дня и пятый выходной – вместо привычного для всего мира семидневного жизненного цикла, вводится единственно для того, чтобы упразднить имевшие религиозный смысл дни недели – пятницу, субботу и воскресенье.
Надеявшийся приостановить нараставшие гонения политикой дальнейших компромиссов с большевицким режимом митрополит Сергий решился в феврале 1930 г. озвучить перед советскими и иностранными журналистами текст ответов на их вопросы, который заранее вручили ему сотрудники ОГПУ. Эти ответы отрицали факт гонений на религию и Церковь в СССР и называли сообщения о репрессиях против священнослужителей «клеветой».
Документ
«Вопрос: Действительно ли существует в СССР гонение на религию и в каких формах оно проявляется?
Ответ: Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. В силу декрета об отделении Церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно и никаким государственным органом не преследуется. Больше того. Последнее постановление ВЦИК и СНК РСФСР о религиозных объединениях от 8 апреля 1929 г. (н. ст.) совершенно исключает даже малейшую возможность какого-либо гонения на религию.
Вопрос: Верно ли, что безбожники закрывают церкви, и как к этому относятся верующие?
Ответ: Да, действительно, некоторые церкви закрываются. Но производится это закрытие не по инициативе власти, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих…
Вопрос: Верно ли, что священнослужители и верующие подвергаются репрессиям за свои религиозные убеждения, арестовываются, высылаются и т. д.?
Ответ: Репрессии, осуществляемые советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам, за разные противоправительственные деяния. Надо сказать, что несчастье Церкви состоит в том, что в прошлом, как это всем хорошо известно, (она) слишком срослась с монархическим строем… К сожалению, даже до сего времени некоторые из нас не могут понять, что к старому нет возврата и продолжают вести себя как политические противники советского государства.
Вопрос: Соответствуют ли действительности сведения, помещаемые в заграничной прессе, относительно жестокостей, чинимых агентами соввласти по отношению к отдельным священнослужителям?
Ответ: Ни в какой степени эти сведения не отвечают действительности. Все это – сплошной вымысел, клевета, совершенно недостойная серьёзных людей. К ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях, и это, разумеется, происходит не в форме каких-либо гонений и жестокостей, а в форме, обычной для всех обвиняемых.
Вопрос: Как бы вы смотрели на материальную поддержку из-за границы и в чем бы она могла выразиться?
Ответ: Наше положение как священнослужителей в достаточной степени обеспечивается материальной поддержкой наших верующих… Получение же материальной поддержки людей другой веры и извне было бы для нас унизительным и налагало бы для нас большие моральные, а может быть, даже и политические обязательства и связывало бы нас в нашей религиозной деятельности.
Вопрос: Существуют ли в СССР пастырские, богословские и т. п. школы?
Ответ: Да, в Москве до сих пор существует богословская академия у обновленцев. Если же у нас теперь академии нет, то это происходит прежде всего в силу отсутствия достаточных материальных средств для этой цели, и к тому же мы считаем теперь наиболее целесообразной персональную подготовку отдельных лиц, чувствующих призвание к служению церковному». – Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве церковной власти. 1917–1943. М., 1994. С. 682–684.
Текст ответов на вопросы журналистов, опубликованный в советских газетах за подписями митрополита Сергия и еще четырех членов его Синода, был расценен православными христианами в России не только как еще одна бессмысленная и безнравственная уступка руководства Московской Патриархии гонителям Церкви, но и как отречение Заместителя от назначившего его Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, который уже почти пять лет пребывал в заточении отнюдь не за политическую деятельность.
Направленная митрополитом Сергием на другой день после озвученного им интервью записка председателю «Постоянной комиссии по вопросам культов» П.Г. Смидовичу, в которой содержалась просьба о снижении налогообложения православного духовенства, не возымела никакого действия на политику властей. И единственным очевидным для многих позитивным результатом политики митрополита Сергия в период все усиливавшихся гонений начала 1930-х гг. стало возобновление «Журнала Московской Патриархии», периодически выходившего с 1931 по 1935 г.
В 1934–1935 гг. общая интенсивность церковных гонений стала несколько спадать. Тем не менее, и в этот период митрополиту Сергию приходилось идти на такие новые уступки гонителям Церкви, от которых отказывались его предшественники. Так, 22 июня 1934 г. он издал указ о запрещении в священнослужении и предании суду епископов Русской Православной Церкви Заграницей. Однако и данный шаг не помешал Е.А. Тучкову, возглавлявшему в это время антирелигиозный отдел уже в системе органов НКВД, вынудить митрополита Сергия 18 мая 1935 г. пойти на фактический роспуск «Временного при нем Патриаршего Священного Синода». С этого момента формально легализованное властями высшее церковное управление стало представлять собой в Русской Православной Церкви управление двух архиереев – митрополита Сергия (Страгородского), увенчавшего себя к этому времени титулом «Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского», и его викария архиепископа Дмитровского Сергия (Воскресенского), которые располагались в «Патриаршей» канцелярии, имевшей в своем штате лишь секретаря и машинистку. Впрочем, получив в конце 1936 г. от властей дезинформацию о кончине Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, якобы последовавшей 11 сентября 1936 г. (на самом деле митрополит Пётр убит 10 октября 1937 г.), митрополит Сергий 27 декабря 1936 г. выпустил «Акт о переходе прав и обязанностей Местоблюстителя Патриаршего Престола Православной Российской Церкви к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя, Блаженнейшему митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию (Страгородскому)».
Канонически сомнительное решение митрополита Сергия провозгласить самого себя Патриаршим Местоблюстителем было во многом обусловлено его убеждением в неразрывной связи перспективы сохранения церковной жизни в СССР с сохранением центра высшей церковной власти в лице самого митрополита Сергия или кого-то из назначенных им архиереев. Однако запрещенный в священослужении митрополитом Сергием еще 11 марта 1930 г. Патриарший Местоблюститель митрополит Кирилл Смирнов связывал перспективу сохранения церковной жизни в условиях гонений Церкви коммунистическим государством с активным осуществлением в церковном управлении соборной власти епархиальных архиереев.
Свидетельство очевидца
«Его (митрополита Сергия. – Ред.) грех – в превышении власти, – писал митрополит Кирилл в 1934 г., – и православный епископат не должен был признавать такую его власть и… должен был управляться по силе патриаршего указа 7(20) ноября 1920 г., готовясь дать отчет в своей деятельности митрополиту Петру или Собору… иерархи, признающие своим первоиерархом митрополита Петра, возносящие его имя по чину за богослужением и не признающие законной преемственности Сергиева управления, могут существовать до суда соборного параллельно с признающими; выгнанные из своих епархий, духовно руководя теми – единицами, какие признают их своими архипастырями, а не выгнанные руководя духовной жизнью всей своей епархии, всячески поддерживая взаимную связь и церковное единение». – А.В. Журавский. Во имя правды и достоинства Церкви. Жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений ХХ века. М., 2004. С. 582
Точка зрения митрополита Кирилла опиралась не только на естественно возникшую в годы Гражданской войны практику самоуправления епархий, не имевших связи с каноническим центром в Москве, которая была узаконена постановлением св. Патриарха Тихона, Синода и Высшего Церковного Совета от 20 ноября 1920 г. № 362, но и на позицию авторов «Записки соловецких епископов». Завершая свою записку допущением ситуации, при которой выдвинутые государственной властью условия сохранения канонического центра высшей церковной власти в Москве могут оказаться неприемлемыми для Церкви, соловецкие епископы подчеркивали, что в этом случае «Она (Церковь. – Отв. ред.) готова на материальные лишения, которым подвергается, встретит это спокойно, помятуя, что не в целости внешней организации заключается Ее сила, а в соединении веры и любви преданных Ей чад Ее, наипаче же возлагает Свое упование на непреоборимую мощь Ее Божественного Основателя и на Его обетование о неодолимости Его Создания».
В 1936 г. гонения коммунистического государства на Русскую Православную Церковь стали вновь резко усиливаться, достигнув своего апогея в 1937–1940 гг. Жертвами церковных гонений конца 1930-х гг. становились как представители духовенства, выступавшего против политики митрополита Сергия: митрополит Кирилл (Смирнов), архиепископы Серафим (Самойлович), Прокопий (Титов), епископы Амфилохий (Скворцов), Серафим (Звездинский), так и представители духовенства, сохранявшего подчинение митрополиту Сергию: митрополиты Анатолий (Грисюк), Евгений (Зёрнов), Серафим (Чичагов), архиепископы Иувеналий (Масловский), Фаддей (Успенский).
Выразительным кровавым символом мученических смертей представителей православного духовенства, которые уничтожались богоборческим режимом независимо от их канонической принадлежности и церковно-политической позиции, стал расстрел в Чимкенте 20 ноября 1937 г. в полночь на краю одного рва Патриаршего Местоблюстителя митрополита Кирилла Смирнова, прервавшего канонические отношения с митрополитом Сергием, Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Иосифа Петровых, считавшего политику митрополита Сергия результатом его еретических заблуждений, и епископа Евгения (Кобранова), являвшегося сторонником митрополита Сергия.
В результате антицерковной политики коммунистического режима, проводившейся в течение всего пребывания его у власти в России, к началу Второй мировой войны в СССР на свободе оставались лишь 4 правящих архиерея: митрополит Московский Сергий (Страгородский), митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский), управляющий делами Московской Патриархии, и архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич), не более 350 действующих храмов, в которых служили менее 500 священнослужителей. Русская Православная Церковь, являвшаяся в начале ХХ в. крупнейшей Поместной Церковью православного мира, была почти полностью уничтожена.
3.2.20. Коминтерн и международная политика СССР в 1930-е гг
Мировой экономический кризис 1929–1933 гг. открыл Коминтерну и прочим левым движениям неожиданные возможности. В годы безработицы у себя дома, попутчики и «прогрессисты» были зачарованы «великим экспериментом» в СССР, где нет ни безработицы, ни крахов на бирже, а строится «новый, лучший мир».
В ответ на вызов Коминтерна, в Италии и Германии граждане высказывают предпочтение фашисту Муссолини, окончательно утвердившему в эти годы свой режим, и нацисту Гитлеру. Национальные диктатуры менее жесткого типа возникли между мировыми войнами как реакция на коммунистический экспансионизм в Албании, Болгарии, Венгрии, Греции, Испании, Латвии, Литве, Польше, Португалии, Румынии, Турции, Эстонии, а также в Японии и Китае.
В самом конце 20-х гг. внимание Коминтерна и большевицкого Наркоминдела было в первую очередь приковано к Дальнему Востоку, где в то время резко обострились отношения между китайскими властями Маньчжурии и СССР. В мае 1929 г. маньчжурские военные власти с согласия Чан Кайши с применением силы нарушили неприкосновенность советского генерального консульства, изъяли массу документов, свидетельствовавших о подрывной деятельности СССР против Китая, и выслали более ста сотрудников консульства из Харбина, а через два месяца захватили находившуюся под управлением СССР Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД). В ответ на это в июле Сталин разорвал дипломатические отношения с Китаем, а в октябре-ноябре Отдельная Дальневосточная армия под командованием В.К. Блюхера, без объявления войны вошла в Маньчжурию и в район китайского Трехречья. Против нее с китайской стороны выступили регулярные войска и русские добровольцы.
Коминтерн срочно выдвинул лозунг «защиты СССР», обязав даже компартию Китая поддержать его. Дело в том, что после революции 1925–1927 гг., разочаровавшись в способности КПК «коммунизировать» Китай, кремлевский диктатор начал целенаправленно превращать ее в обыкновенного исполнителя своей политики. Точно так же Москва стала теперь относиться и ко всем другим коммунистическим партиям. И в этой связи события на КВЖД явились для коммунистов Китая проверкой на благонадежность. Безоговорочная защита СССР могла подорвать влияние КПК в массах, в целом настроенных патриотически. Но влияние китайской компартии в народе Сталина уже не заботило: зарубежные коммунистические организации отныне нужны были ему главным образом как инструменты в его глобальной политике.
Несмотря на то, что конфликт был урегулирован, очаг напряженности на Дальнем Востоке не погас. К 1932 г. обстановка здесь даже ухудшилась в связи с оккупацией Маньчжурии японской Квантунской армией. Опасаясь войны с Японией, Сталин сразу же принял меры к восстановлению отношений с Китаем (декабрь 1932 г.). Он надеялся подтолкнуть Чан Кайши к войне с Японией, однако когда это не удалось, Сталин передал КВЖД японцам: открытого столкновения с Японией он боялся. Японская угроза продолжала беспокоить Сталина на протяжении всех 1930-х гг.
Историческая справка
Для проведения международной политики Сталину требовалась иностранная валюта, которой катастрофически не хватало. Одним из любимых его методов была прямая уголовщина, пущенная в ход и в данном конкретном случае.
«Как раз в эти годы (1928–1932. – Отв. ред.) земной шар оказался опутан густой сетью фальшивых долларовых банкнот Федеральной Резервной системы Соединенных Штатов. Они начали проникать, а затем хлынули потоком в казначейство США через Шанхай и Сан-Франциско, Хьюстон и Нью-Йорк, Монреаль и Гавану, через Варшаву, Женеву, Бухарест, Берлин Вену, Софию, Белград. Пустил в обращение по всему миру примерно сто миллионов фальшивых долларов не кто иной, как Сталин. Факт этот интересен не только сам по себе, но и потому, что иллюстрирует весь примитивизм умственных обыкновений нашего грузина – его неведение современных мировых условий, его готовность всякий раз в момент кризиса прибегать к методам прямой уголовщины… Дело заключалось в том, что Сталин сам организовывал сеть фабрикации долларов и сам руководил ею, что печатные устройства были упрятаны в глубочайших недрах ОГПУ, а распространителями фальшивок были специальные советские агенты. Купюры печатались на специальной бумаге, привезенной из США, и были подделаны таким великолепным образом, что даже американские банковские эксперты принимали их за подлинные в течение многих лет после их первого появления… Советские агенты работали совместно с преступным подпольным миром, например, в Берлине – с шайкой американских рэкетиров, действовавших в Восточной Европе, в Чикаго – с известными там гангстерами. Это установлено бесспорно многими полицейскими расследованиями, что же касается самих агентов-распространителей, они действовали по чисто политическим мотивам, бескорыстно. Они хотели помочь Советскому Союзу». В. Кривицкий. Я был агентом Сталина. С. 85–86.
Однако данная акция провалилась. Все дело было в том, что фальшивые банкноты печатались не на американском оборудовании, и эксперты Федерального резервного банка США обнаружили несоответствие в цифре «100» на стодолларовых купюрах, и к началу февраля 1930 г. был выпущен циркуляр, дезавуирующий сталинскую авантюру. В результате средства, потраченные на выпуск фальшивых денег, намного превысили эффект от данной операции. Работники ОГПУ, отвечавшие за ее проведение, были репрессированы.
В центре международной политики СССР в те годы по-прежнему оставалась Германия. Мировой экономический кризис 1929 г. сильно ударил по ее экономике. К 1932 г. промышленное производство Германии сократилось на 40 %, число безработных возросло до 6 млн человек. Драматическая ситуация сложилась и в других европейских государствах, а также в США. Все это оживило надежды Сталина и Коминтерна на возможность нового революционного подъема в мире: в условиях резкого снижения уровня жизни в некоторых странах, прежде всего в Германии, начало расти влияние коммунистов. Наряду с этим стал возрастать и авторитет национал-социалистов, но к ним Сталин не относился с должным вниманием.
Главным своим врагом Сталин считал мировую социал-демократию («социал-фашистов» – так именовали их в Коминтерне). А потому вменял в обязанность германским коммунистам изо всех сил бороться именно с ними. Зачастую коммунисты и нацисты выступали единым фронтом против социал-демократов. В итоге в январе 1933 г. к власти в Германии пришел Гитлер. Он не стал разбираться в нюансах разногласий между социал-демократами и коммунистами, отправив и тех и других за решетку.
На Сталина это произвело сильное впечатление. Новый очаг напряженности, на этот раз в центре Европы, был для его гегемонистских планов совсем некстати: антикоммунистические планы Гитлера, изложенные в «Майн Кампф», были Сталину отлично известны.
Но поддержка к Сталину пришла из США. Вновь избранный президент демократ Франклин Делано Рузвельт, не менее, чем Сталин, опасавшийся Гитлера и японцев, объявил о намерении официально признать СССР. В ноябре 1933 г. Советский Союз и Соединенные Штаты установили дипломатические отношения. Вслед за тем, с начала 1934 г., большевицкое правительство стало прилагать усилия по созданию системы коллективной безопасности в Европе и на Дальнем Востоке. Энергичным проводником этой политики был М.М. Литвинов, в 1930 г. сменивший Чичерина по посту наркома по иностранным делам.
В сентябре 1934 г. СССР вступил в Лигу Наций, откуда как раз незадолго до того вышли Япония и Германия. А в мае 1935 г. заключил договоры о взаимной помощи, в том числе и ограниченной военной (в случае нападения агрессора) с Францией и Чехословакией.
В том же году, в июле-августе, резкий поворот в тактической линии совершил и Коминтерн. Под давлением Сталина VII и последний конгресс этой организации принял курс на образование единых фронтов компартий со всеми демократическими и либеральными силами. Коммунистам приказано было не пугать людей мировой революцией, а строить «народные фронты» против «фашизма». «Фашизмом» большевики называли любой авторитарный режим антикоммунистического толка. В народные фронты Коминтерн зовет теперь всех трудящихся – даже социал-демократов. На Западе такой фронт должен был стать антифашистским, а на Востоке – антияпонским. В Европе народные фронты проявили себя во Франции и в Испании. Правительство народного фронта во Франции сформировал в июне 1936 г. Леон Блюм.
Дипломатия Сталина была, однако, обречена на поражение. Большинство мировых политиков относились к инициативам СССР настороженно, что было неудивительно. И даже если и шли на переговоры и заключение соглашений с «Советами», делали это вынужденно. Никакого доверия к агрессивным большевикам у них не было, да и быть не могло. Слишком уж недвусмысленно сталинский режим стремился к мировому господству под лозунгами коммунизма. Обмануть и заставить поверить в свое миролюбие большевики могли только простаков-обывателей, но никак не искушенных западных политиков.
Коминтерн не имел возглавления с отставки Бухарина в 1929 г. и до 1935 г., когда генеральным секретарем Исполкома Коминтерна Сталин назначил болгарского коммуниста Георгия Димитрова, который не опирался на большую партию у себя на родине и не пользовался никаким влиянием в большевицкой верхушке в Москве. Но и не имея формального возглавления, Коминтерн активно действовал как всемирная террористическая организация, руками которой большевицкое политбюро сводило счеты с политическими противниками и устраивало революции, восстания и беспорядки по всему земному шару. Агентами Коминтерна были такие известные лица, как Рихард Зорге и Рудольф Треппер – будущий шеф резедентуры Разведуправления РККА в Западной Европе.
В противовес Коммунистическому интернационалу, сторонники изгнанного из СССР Л.Д. Троцкого учредили в Париже в 1938 г. IV Интернационал. Его поддержали во многих странах мира несколько десятков тысяч коммунистов-троцкистов. Но лишенный государственной опоры и финансовой базы, пронизанный большевицкой агентурой, IV Интернационал так и не смог стать альтернативой Коминтерну. Председателем его русской секции стал Марк Зборовский, как позднее выяснилось – агент НКВД.
Советская внешняя политика 1917–1945 гг. Поиски новых подходов. М., 1992.
А.Ю. Ватлин. Коминтерн: идеи, решения, судьбы. М.: РОССПЭН, 2008.
В. Кривицкий. Я был агентом Сталина. М.: Тера, 1998.
С. Дюллен. Сталин и его дипломаты: Советский Союз и Европа, 1930–1939 гг. М.: РОССПЭН, 2009.
Цзян Чжунчжэн (Чан Кайши). Советская Россия в Китае. Воспоминания и размышления в 70 лет. М.: Посев, 2009.
3.2.21. Конституция 1936 г. и создание «единого социалистического общества в СССР»
Создание «командно-административной системы» вместо рынка, завершение к 1936 г. на 90 % коллективизации, а равно укрощение и интеллигенции, и рабочих приводят Сталина к выводу, что «социализм в одной стране в основном построен». «Все, о чем мечтали лучшие сыны человечества, уже осуществлено в СССР».
Сталин отметил завершение «в основном» построения социализма Конституцией 1936 г. В «Кратком курсе истории ВКП(б)» он довольно прозрачно намекает, почему за принятием конституции в 1936 г. последовал террор 1937 г. Нельзя было допустить, чтобы дарованные конституцией свободы избиратели поняли превратно, то есть не «в интересах социализма». И в самом деле, такого конфуза, как на «съезде победителей» в 1934 г. на этот раз не произошло. На выборах в Верховный Совет 12 декабря 1937 г. 98,6 % голосов было подано за блок коммунистов и беспартийных. Впрочем, Сталин сам сказал: «важно, не то, как голосуют, а как подсчитывают голоса».
«Сталинская конституция» – документ, который на самом деле написал Бухарин, – замечателен своим «двоемыслием», или условным языком, выражающим реальную политику посредством мифов и правовых фикций. В мифы многие верили, фикции были чистыми условностями: «давайте будем считать, что это так». Основная посылка документа в том, что в СССР создано бесклассовое общество. Потому все классовые ограничения прежних большевицких конституций – понятие лишенцев, ступенчатые выборы – отменяются. Все граждане равны, все выборы прямые и тайные. Право выдвигать кандидатов имеют общественные организации, в их числе коммунистическая партия. (То, что на каждое место выдвигается лишь один кандидат от блока коммунистов и беспартийных и его подбирает комитет партии – нигде не оговорено: это – сложившийся с 1937 г. «обычай»). Номинальные высшие органы государства – съезды Советов и их ВЦИК новая конституция упраздняет, вместо них вводится Верховный Совет как подобие парламента и его Президиум как постоянно действующий орган. Число союзных республик увеличивается с 7 до 11: вместо Закавказской Федерации Армения, Азербайджан и Грузия становятся союзными республиками, и такой же статус получают Казахстан и Киргизия, выделенные из состава РСФСР.
Конституция гарантирует довольно стандартный набор гражданских прав и свобод, но пользоваться свободами и правами можно только «в соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социалистического строя». При этом статья 126 впервые открыто закрепляет руководящую и направляющую роль ВКП(б). Поскольку компартия решает, что в интересах трудящихся и что укрепляет социалистический строй, становится ясно, что конституция провозглашает лишь свободу следовать указаниям компартии. Это ускользало от многих наблюдателей, восторгавшихся как свободами, так и социальными гарантиями конституции: правом на труд, на отдых, на образование, на жилье, на медицинское обслуживание. Социальные права действительно были новацией. Беда лишь в том, что если гражданские права может гарантировать каждому гражданину демократическое государство – оно может не заниматься дискриминацией, не вводить цензуру, не врываться в дом без постановления суда, – то обещать каждому гражданину взять его на работу и обеспечить его от колыбели до гроба может только государство тоталитарное. В иных условиях «социальные права» представляют собой не гарантию, а только намерение. Сталинское государство было тоталитарным, потому и наличие социальных «прав», и обусловленность гражданских прав «интересами социализма» в его конституции вполне уместны.
Последние мирные годы «под солнцем сталинской конституции» были омрачены Большим Террором и ускоренным переходом промышленности на военное производство. Чтобы отвлечь население от невеселых мыслей, пропаганда обыгрывает спортивные события, исследование Арктики (дрейфующая станция папанинцев), беспосадочные полеты через Северный полюс советских летчиков В.П. Чкалова, М.М. Громова, В.С. Гризодубова и других.
В марте 1939 г. состоялся XVIII съезд партии. Он подчеркнул необходимость не отмирания, а усиления советского государства, принял третий пятилетний план и занялся вопросами внешней политики.
На самом деле, советское общество сложилось к 1939 г. как «многослойное», «многоформационное». В советском государстве были представлены следующие сообщества: рабы, закрепощенные крестьяне, классические пролетарии, отдельные сословия, живущие в условиях социализма, и – незначительные прослойки, достигшие коммунистического благополучия.
Система ГУЛАГа была формой классического рабства, возродившегося в новейшую эпоху. Как в рабовладельческих государствах древности, армия советских рабов пополнялась не столько за счет внешних войн (военнопленные среди рабов тоже были: немцы, японцы, власовцы и др., но позднее), сколько за счет массовых захватов «в полон» собственных граждан. На протяжении нескольких десятилетий делались попытки превратить ГУЛАГ в мощный источник совершенно бесплатных трудовых ресурсов. Эффективность современного рабовладения особенно хорошо видна на примере строительства грандиозных каналов, железных дорог в Сибири и на Крайнем Севере, разработки залежей полезных ископаемых в самых неблагоприятных для человека местах обитания. Масштабы советского рабовладения поражают. По самым скромным подсчетам самих чекистов, в государственных рабах значилось одновременно более трех миллионов человек (до 1953 г.). На самом же деле их численность была значительно больше, но, скорее всего, никто этих цифр точно не знает. Отметим, советские рабы – это подлинная государственная собственность, это настоящий общественный класс людей, который ничего не имел, кроме пайка. Как в эпоху древнеримского рабовладения, советского раба-зэка можно было без особых формальностей в любой момент убить или уморить в лагере голодом, мучить побоями, пытать карцером.
О закрепощении крестьян большевиками сказано много. В СССР присутствуют все признаки классической крепостной зависимости высокого средневековья и эпохи абсолютизма: принудительное прикрепление к земле – в сталинскую эпоху крестьянам было запрещено выдавать паспорта, что, в условиях господства жестокого полицейского режима, дополненного системой прописки и всеобщего осведомительства, исключало возможность передвижения сельских жителей по стране. Причем этот новый крепостной режим существовал без каких-либо «юрьевых дней» и возможности ухода на Дон или Алтай, как в старой Московии. Бежать из колхоза было практически невозможно. При необходимости десятки тысяч государственных крестьян переводились в ранг государственных рабов. Малопроизводительный труд советских крестьян это, по сути, типичная государственная барщина на бесконечных колхозных полях, но в худших условиях, чем при господстве помещичьего землевладения. В СССР крестьяне трудились без выходных и даже без праздничных дней. А крестьянин в России XVIII–XIX вв. работал 2–3, от силы – 4 дня на барина и имел много выходных по церковным и государственным праздникам. В абсолютистской России крестьянский надел был в среднем небольшим. Но большевицкий государственный крепостной имел совсем микроскопическое личное подсобное хозяйство, с которого питался, но и эта земля была не его, а государства. И с советского крепостного брали натуральный оброк: молоко, яйца, масло, мясо, кожу, овощи, фрукты и т. д. Председатели колхозов – это классические бурмистры, старосты и управляющие казенными поместьями. Советского крестьянина, как это было и в старом русском крепостном обществе, нельзя было попросту пристрелить, но его можно было кормить впроголодь, жестко контролировать всю его, даже частную жизнь. В отличие от рабов ГУЛАГа, которые не имели права на размножение, крестьяне жили семьями, так как необходимы были солдаты и армия свободных рабочих рук для пополнения класса пролетариев в городах. Государство крестьян слегка окультуривало: заботилось о создании сельских школ, строило сеть клубов и дало крестьянскому народу радио и электричество. Контролировать и управлять основной массой населения все же легче, когда прямое принуждение сочетается «с воспитательными» мерами и систематической промывкой мозгов. Кроме того, для крестьянской молодежи оставались открытыми каналы социальной мобильности через армию, переезд в города, рабфаки. Целое поколение советских лидеров – да и большинство палачей сталинской карательной машины – были простые крестьянские парни, преданные партии, которая «вывела их в люди».
Не менее впечатляет характер эксплуатации советского рабочего. Зарплата, которую он получал, едва обеспечивала физиологический прожиточный уровень. Почти все рабочие семьи до 1960-х гг. едва сводили концы с концами. Зависимость от работодателя, то есть от государства, была абсолютной и несравнимой с положением рабочего класса в странах Запада. Беззастенчивая (любимое выражение Ленина) эксплуатация – 10–12-часовой рабочий день до войны, во время нее и долгое время после войны. Очень часто – работа сверхурочно по выходным и праздничным дням. Полное отсутствие реального профсоюзного движения. Подавляющую часть прибавочного продукта присваивало государство, в точном соответствии с марксисткой доктриной капиталистического присвоения прибавочной стоимости. Самая беспощадная капиталистическая форма эксплуатации трудящихся в ХХ в. была именно на советских фабриках и заводах.
Довольно толстая «прослойка» – интеллигенция и мелкие служащие – по большей части примыкали к рабочим, являясь пролетариями умственного труда. Точно так же они полностью зависели от единственного работодателя. Но малая часть интеллигенции, как и верхушечная часть партийно-государственного аппарата, включая высокое армейское офицерство и большинство работников спецслужб, жили при социализме. У них были несопоставимо высокие оклады, гонорары и «льготы», они могли покупать дачи, машины и много чего другого. Они могли приобрести в закрытых магазинах любые товары и самые дефицитные виды продовольствия по очень низким ценам. Им предоставлялась возможность развиваться «гармонически», они имели много досуга, ездили за рубеж (пока в 1937 г. полностью не закрыли границы на двадцать лет), им была доступна закрытая для других политическая и культурная информация. Они жили в подобии «шведской модели социализма».
И, наконец, высший эшелон. Тончайший слой партийно-государственной элиты, причем не только в центре, но и на периферии жил в условиях реального коммунизма. Дополнительно к роскошным (по советским меркам) городским квартирам, загородные виллы – все обставленные за государственный счет, и, нередко, конфискованным имуществом людей, обращенных в рабство или уничтоженных в сталинскую эпоху. Разнообразные материальные блага и услуги – все это получалось по потребности и бесплатно, за счет казны, т. е. общества. Для людей, достигших коммунистической формации, деньги отмирали. Они играли сугубо вспомогательную роль, как средство обмена в момент контакта со структурами низших формаций. Сталин не знал, что ему делать со своей зарплатой, как председателя Совета Министров, и набивал пачками денег книжный шкаф в кабинете. Государственные дачи, государственный транспорт, курорты, лечение им и их семьям – все за общественный счет. При желании: яхты, круизы, охоты, приемы, «райские ночи» и сауны – все по потребностям, но втайне. Когда в голодомор 1932–1933 гг. или в страшные военные годы страна умирала от отсутствия продуктов – в Кремле, Смольном, на всех обкомовских дачах закатывались пиры, в сравнении с которыми парадные обеды Николая II покажутся верхом скромности – столы ломились от севрюг, ветчин и икры, разнообразные вина и водки лились рекой. Коммунизм большевицкие вожди построили очень быстро, но не для всех и не для многих, а только для самих себя.
Таким в действительности предстает «единое социалистическое общество», объявленное «сталинской» конституцией 1936 г.
Документ
В марте 1937 г. простая русская женщина Анна Алексеевна Павлова, 1894 г. рождения, портниха из Санкт-Петербурга, получившая образование до 1917 г. в сиротском приюте, направила письма одинакового содержания Иосифу Сталину, в НКВД Ленинградской области и в германское консульство в Ленинграде. В результате последовал скорый арест, судебное разбирательство, закончившееся вынесением приговора, осудившего А. Павлову на десять лет лагерей. В декабре 1937 г. новое судебное разбирательство изменило приговор на смертную казнь. Приговор был приведен в исполнение 21 февраля 1938 г. Письмо Анны Павловой Сталину было обнаружено А.Я. Рузумовым в архиве КГБ и опубликовано в 9-м томе «Ленинградского мартиролога». Аутентичный текст письма воспроизведен в «Мартирологе». Письмо публикуется полностью.
«Секретарю ЦК ВКП(б) Сталину
Да неужели тебе не надоело, тиран русского народа, со своими паразитами коммунистами играть комедию?
Кричите на всех перекрестках, пишете, что весело живется только в СССР, больше нигде.
За рубежом: голод, холод, нищенство, а что делается у тебя под носом, ты ничего не видишь. Ты выйди из святых стен Кремля; да посмотри, до чего довел народ бедный, ходят как тени загробные от твоей весёлой жизни: оборванные, разутые, голодные и холодные.
Пишете, что в Германии снизили зарплату рабочим, мол, на что им хватит этой зарплаты при существующей дороговизне, а на что хватает нам зарплаты, что ты нам беднякам платишь, только у других все видите, а у себя ничего не видите, если им и снизили зарплату, то получали все, что заработали, а мы заработаем 30 р. 15 р. отдай на блядовство феодалам коммунистам. Ирод ты проклятый, ведь ты весь народ поработил, хуже чем на барщине сейчас русскому бедняку живется, всех обратили в рабов-батраков и заставляете на себя паразиты-бандиты работать. Кричите, что наша мол единая коммун. партия ВКП(б), что Вы (Б) лучшего названия себе придумать и не могли, за то все поотъелись на народной крови, ходите как борова отъевши(еся) йоркширской породы, от нечего делать занялись блядовством, переблядовались и других заставляете, а кто не блядует, тому нет житья.
Уж Вы с пьяных глаз не знаете, чего Вам еще выкинуть, чем бы помучить народ.
Пишете, что в фашистской Италии, на женщину смотрят, как на существо низшего порядка, а как Вы смотрите на женщину, в особенности твои паразиты враги народа Русского. Ты дал им власть на местах, что хотят то и творят. Вот я себя в пример возьму. С 1930 г. я лишилась площади, потому что моей сестры муж работал на военном заводе, я все время жила с сестрой. Наша квар[тира] была в Ленинграде на Сергиевской ул. (Ленинград наша родина) в 1918 г. завод эвакуировался, сперва в Нижний, потом в Москву, я проживала вместе с ними (на) ст(анции)Подлипки завод № 8 за Москвой. Сестры муж паразит коммунист, прожив с ней 13 л[ет] развёлся, перешёл на другую работу, ему дали помещение, а нам пришлось освободить помещение з(аво)да т. к. мы не имели никакого права жить на территории з-да, вернулись в Лен-д обратно и с 1930 г. не можем получить площадь. Прошли все инстанции в Лен-де. Писали в Москву на неправильные действия. Ни один паразит-бандит не пошел навстречу. Почему: очень ясно:
1) я русская. 2) не могу дать взятку, т. к. у нас в свободной стране без взяток ничего не делается 3) площадь есть для русских только за 2000 р. и дороже. 4) площадь есть: жидам, кавказцам и русским, кто продал душу свою чорту. 5) Или иди блядовать с коммунистами, иначе площади нет.
На все просьбы: ответ один, площади без денег нет, площадь для демобилизованных и для 25 т[ысячников], или жди кто умрет.
Это защита русской одинокой женщины в СССР. Такого безпутства и наглости ни в одной стране не встретишь, я ни одной страны не знаю, где так мучают народ как в СССР.
Кричите, что народная власть. Я дочь народа. Отец мой Николаевский солдат, а разве я могу приветствовать такую бандитскую власть когда с 1930 г. с меня все жилы вытянули, высчитывают на ком. строит. по 5–6–7 руб. в месяц, а площадь не дают. На заем и другие общества подписывайся, а кто не подписывается со свету сживают, путевок ни в дом отдыха, ни в санаторию не дают. Вот моя сестра паразитка раз была замужем за коммунистом. Благодаря ее замужества хулиганского, что ее пожалела, да с ней вместе поехала с родины в Москву сижу без площади. Я ее заела из-за этого. Но ее в пример поставлю, тоже мучается как и я, но только она уже вся разбитая нервно, врачи не лечат, говорят, нужно санаторное лечение. В 1936 г. не подписалась на заём, потому что правление не идёт навстречу в получении площади за это ее не посылают в санаторию, а строит. сбор ежемесячно 6–7–8 р. высчитывают, где же справедливость. Это называется в СССР все делается добровольно, насилия нет, а это не насилие над человеком сиди голодной раздевши; не говоря о лечении, а Вам отдай, сними последние штаны.
Вот я и дожила до ручки, осталась юбка да спец-халат, свалиться и останешься в чем мать родила. Вот сейчас работница шьет. Платье стоит 50 р. две части правлению, 1 часть работнице, а ей дан хулиганский план 750 р., да разве это не барщина, не издевательство над личностью, сколько же ей надо выработать, а кто не вырабатывает у тех душу всю вытягивают, мол, почему один вырабатывает, а ты не можешь. Очень просто Бог лес не ровнял, а людей и подавно, вот твоя рожа рябая, а у другого нет, так и в плане.
Ты со своим хулиганским Стах(ановским) движением перемутил весь народ, сделал народ зверем, один другого поедом ест, тебе это на руку, но не беспокойся – возмездие всегда бывает, лопнешь и ты от народной крови. Кричите, что Пятаков и др. враги народа. Да Вы и есть единые враги русского народа, изверги, иезуиты, вампиры народные, а тех что расстреляли есть мученики правды. Ты думаешь один ты умен как поп Семен, а все дураки ничего не понимают, не думай люди терпят из-за своих близких; у кого мать, отец, дети муж жена, а у меня никого вот и пишу, не думай, что так все довольны Вашим хулиганским распорядком, но всем приходится молчать и приветствовать Вас паразитов, ублюдков, душегубов народа. За что за спиной штык и плеть кавказская. Ты только вспомни, сколько замучил народу, подожди, будешь подыхать, все тобою замученные обступят тебя и дашь ответ перед Богом за свои злодеяния, что бы твои бандиты ни натворили, всегда отвечает их атаман, т. к. даешь им на местах творить всякие беззакония. Еще в 1930 г. будучи на ст. Мытищи, когда работала в суде, видела сколько ты гнал эшелонов набитых так сказать кулаками. Летом жара; дети, мужчины женщины все точно скот забиты в вагоны меня жуть брала, думаю и других кто видел эти картины, а сколько еще не видели замученных тобою людей. Это называется в своб(одной) стране, слово скажешь в застенок на пытку. Настали времена Бирона и Потёмкина, читая раньше эти книги, как-то не верилось, неужели были такие изверги людского мучения, а теперь сама дожила до счастливого времени. Дом смерти на Литейном. Крестьян разогнал, все разбрелись по городам, а основным жителям жить негде, а еще пишете, что троцкисты хотели разогнать колхозы. Да крестьяне перекрестились бы, что их избавили бы от барщины, разве это не издевательство над крестьянином, он не может распорядиться своим хозяйством, понабили в каждый колхоз этих паразитов коммунистов, а батраки их обрабатывай – это только может поступать так единая справедливая ВКП(б).
Работая в суде заставляли посещать политкружок, роздали политграмоту на 8–9 стр. картина, как безработный в Германии сидит с женой в углу стоит кухон. стол и 7 лин. лампа, а я трудящаяся да так же живу [вычеркнуты несколько слов] 2е лиц ютятся в углу на проходе мимо ходят все, пол ходит ходуном, потолок достаёшь рукой, воздуху мало, а в особенности сестре нервно больной, иди работать всегда не выспавши, не отдохнувши, выполняй план хулиганский, крысы по тебе бегают, да к этой весёлой жизни разувши и раздевши, сядешь есть, так этот ком. ребенок на горшок. Не поймёшь что ешь хлеб или из горшка и такая жизнь с 1930 г. Какой же может быть человек здоровым, где же Ваша культурная жизнь, о которой пишете, в театр забыла как и дверь открывается, живешь как лешак. Нет чорт, твою пусть душу возьмет кровопийца проклятый, тебя родного отца забить со своим ЦК в угол на проход, где я живу, да посмотреть как бы ты пожил на этом месте. Заелись и забыли, чем щи хлебали, где ты со своим ЦК был до смерти Ленина, выглядывали чья возьмет, а потом появился как диавол и замучил вес народ кричишь, что ты в конституции дал все народу. Да чего ты нам мог дать, мы больше имели от батюшки царя. Ты отнял нашу родину, закон справедливости наших отцов, веру в человечество, честь и совесть, сделал из порядочных людей ворами хулиганами убийцами, будучи сам убийцей. Дать ничего ты нам не мог, это все наше было т. к. ты сам пришелец со своими бандитами-каторжниками забрал в свои руки все и издеваешься над народом.
Дураки будут те страны, которые у себя сделают революцию, неужели еще не научились на наших страданиях, что значит свобода. Верно подметил Андрэ Жид, что у народа ничего своего нет, что велят то и говорят, твоя конституция есть настоящая проституция, ни больше ни меньше. Ты мучаешь народ, а Вас паразитов ублюдков разит Господь. По очереди дохнут твои ублюдки, издохнет бандит сейчас вывешиваете флаги, комедианты проклятые.
Кирова убили, за одного ублюдка сколько пролито крови и разорено семейств, а кричите, что гнев народа народ требует смерти.
Врете, бандиты, кровопийцы, это Ваши слова, а не народа. Народу этого не надо, народу нужна здоровая сытая жизнь и культурная, а это твои слова, что бы удержаться у власти.
Все равно, рано или поздно под женю тебя поддадут и всех твоих холуёв. Чуть что за границей заговорят, сейчас процесс, знаю Вашу комедию комедианты проклятущия – не даром больше 17 лет работала в суде, все Ваши подходы изучила. Теперь тобою еще не учтены одни сортиры и там не висят твои портреты, а то твоей рожей завешены все дыры. Теперь повесить в сортир и будешь следить, сколько каждый сходит, тогда все будет на учете, наверное это забыли.
Пишете, что фашисты ни в розницу, а оптом распродают родину, а Вы нашу русскую родину по клочьям разорвали, и нам ничего не осталось. Ты только ублаготворяешь штыки да коммунистов, одним словом собрал банду вокруг себя, всем все дал, а народ бедный в кабалу закрепостил, хуже в тысячу раз чем было в крепостное право, а поэтому заткните свои грязные глотки, не суйте нос в чужие страны, где правят господа, Вам хамам далеко до них, сидите-ка лучше на своем вонючем коммунистическом навозе. Ваша коммуна, кому да, кому нет.
Мне лично от Вас бандитов ничего не надо я требую что бы меня этапом отправили в одну из фашистских стран, где бы я могла остаток своей жизни отдать на пользу господам, а Вам бандитам больше работать не хочу. Вы от меня отняли, молодость, здоровье своей проклятой революцией. Ушли лучшие годы молодости, не жила как человек и устала жить в такой бандитской стране. Почему при царе жилось хорошо и сыто, я получала 15 р., была одета, обута и сыта, понятие не имела как ходит побираться с получки до получки, день поешь, а 2 дня так живи, это – свободная страна. В театр ходили чуть ли не каждый день, а теперь [с] 1930 г. ни разу в театр не ходила все от веселой жизни. Все проклятия народа лягут не только на тебя, а и на твоих выблядков от тебя рожденных, дети отвечают за грехи родителей.
Я знаю, меня не направите этапом к господам. Я требую себе расстрела и с радостью умру, чтобы глаза не видели этой нищенской жизни. Заранее предупреждаю – расстреливайте сразу, т. к. на Ваших каналах куда Вы ссылаете народ (без насилья как кричите) я работать не буду, на месте убьете, а я палец о палец не ударю для бандитов. Народ живет не для себя, а живет для коммунистических ублюдков-паразитов. Может быть, Ленин был бы жив, не мучил бы русский народ, а может бы сам попал в оппозицию или – его бы по-кавказски придушили в Кремле.
8/III А. Павлова
Мой адрес: Ленинград,
Мойка д. 10 кв. 35 Павлова А.А.»
Мученица правды. Дело портнихи Анны Павловой // Ленинградский мартиролог, 1937–1938. Книга памяти жертв политических репрессий. Т. 9. Март-апрель 1938 года / Отв. ред. А.Я. Разумов. СПб.: Российская национальная б-ка, 2009. С. 666–682.
3.2.22. Перепись января 1937 г. и курс ВКП(б) на массовость террора
Один из самых решительных и смертоносных ударов сталинский режим нанес по верующим. Повод к этому дала перепись населения в январе 1937 г., известная тем, что насчитала в СССР 162 млн жителей, тогда как по прогнозам ожидалось 180 млн. Такой разрыв – из-за избыточных смертей и недостатка рождений – был следствием коллективизации, голодомора и репрессий.
В перепись, по настоянию Сталина, был внесен вопрос о религиозных убеждениях. Диктатор желал убедиться, что народ сломлен, что отречение от Бога стало нормой в СССР, как трубили сами безбожники, объявляя «религиозные предрассудки» уделом отдельных отсталых стариков и старух. Что религиозная нравственность, преданность святыне веры, совесть давно забыты, и из народа можно лепить все, что придет на ум вождю.
В инструкции к заполнению переписного листа особо разъяснялось в отношении пятого пункта (религия) – «Ответ на этот вопрос заполнять только для лиц 16 лет и старше. Речь в этом вопросе идет не о вероисповедании, к которому опрашиваемый или его родители причислялись официально в прошлое время. Если опрашиваемый считает себя неверующим, записывать «неверующий». Если опрашиваемый считает себя верующим, записывать «верующий», а для верующих, придерживающихся какого-то определенного вероучения, записывать название религии». Так что перепись должна была выявить, сколько взрослых людей сознательно считают себя верующими.
Местами счетчики столкнулись с организованным отказом отвечать на этот вопрос. Но, к удивлению Сталина и его сотрудников, 44 % населения старше 15 лет заявили, что они христиане (в том числе 42 % – православные), 13 % признали себя сторонниками других религий, преимущественно мусульманами. То есть, из 97 521 000 опрошенных 55 278 000 (56,7 %) заявили о себе как о людях верующих в Бога. Неверующими себя назвало меньшинство – 43,3 %. Такое открытое признание веры после многих лет кровавых гонений было актом гражданского мужества – ведь опрос не был анонимным, ответы заносились представителем власти в личный переписной лист, с именем и адресом каждого. 31 298 человек открыто определили свой род занятий как «служитель культа».
Массовость положительного ответа на вопрос об отношении к вере говорит не только о распространенности «религиозных убеждений». В конкретной ситуации большевицкой России она ясно свидетельствует о том, что сила веры была у большинства людей в момент переписи столь интенсивной, что они предпочли лучше впасть вместе с семьями в страшные лапы палачей богоборческой власти, нежели прогневать Бога отступничеством от веры. Перепись января 1937 г. дает уникальный в мировой истории факт одновременного массового исповедничества десятков миллионов людей разных вер и национальностей, дает свидетельство несломленности народного духа после бесконечных репрессий и человекоубийств, чинимых большевиками. Не забудем, что к тому времени жесточайшие гонения на верующих и самая наглая богоборческая пропаганда продолжалась уже почти двадцать лет.
Более того, можно предположить, что сознательно верующих людей в 1937 г. было существенно больше, чем в 1917 г., – иначе бы революция не произошла, призывы ниспровергателей законной власти не были бы услышаны народом. Потерявший остроту нравственного зрения в предреволюционные и революционные годы и потому польстившийся на посулы революционеров народ России, после двух десятилетий почти непрерывных страданий, прозрел духовно. Тоталитарная диктатура раздробила российское общество, уничтожила в нём любые содружества и организации, но она еще не смогла подавить возгоревшийся дух людей, и те в одиночку или на семейном совете делали воистину судьбоносный выбор между отречением от Бога и, следовательно, в религиозной системе координат, вечной гибелью, и исповедничеством своей веры и, как результат, почти неизбежными страданиями и даже смертью от рук безбожников – большевиков. И 55 миллионов граждан России не испугались застенков и плахи. Это – потрясающий факт.
Большевики были поражены. Сталин приказал итоги переписи скрыть, а ее организаторов расстрелять как вредителей. 20 мая 1937 г. Маленков направил Сталину записку с предложением окончательно разобраться с Церковью. 26 мая Сталин разослал записку Маленкова членам Политбюро – Андрееву, Жданову, Ворошилову, Кагановичу, Калинину, Косиору, Микояну, Молотову, Петровскому, Постышеву, Чубарю и Эйхе. 2 июля 1937 г. Политбюро единогласно принимает решение о проведении широких репрессий в захваченной коммунистами России. Подобно тому, как нацисты желали «окончательно решить еврейский вопрос», коммунисты окончательно решали вопрос религиозный. Политбюро ЦК принимает решение уничтожить верующих физически, особенно верующих организованных – то есть религиозный «актив». Не забудем, что «двадцатки» активно верующих, на которых по закону 1929 г. строилась местная жизнь религиозных общин, составляли до 600 тыс. человек (в «двадцатках» состояло и более чем по 20 человек, на Украине по закону минимум 50).
По данным Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте Российской Федерации, среди православного духовенства было в 1937 г. арестовано 136 900 человек, из них убито – 85 300; в 1938 г. арестовано 28 300, из них убито 21 500; в 1939 г. арестовано 1500, убито – 900; в 1940 г. арестовано 5100, убито 1100; в 1941 г. – арестовано 4000, убито – 1918.
В названное число жертв входили не только священнослужители, но и члены семей духовенства, активные члены приходских общин из среды мирян, а также представители немногочисленного обновленческого клира. Доля православного духовенства и монашества составляет среди этих жертв не менее 70 % (в 1914 г. общее число духовенства и монашества – 141 757). Политика коммунистического режима этого периода вполне подходит под определение религиозного геноцида. Духовенство уничтожалось целыми епархиями. Так, 21 сентября 1937 г. был убит митрополит Нижегородский Евгений (Зёрнов) и с ним целый собор священников, монахов и активных мирян его диоцеза, 14 января 1938 г. Архиепископ Самарский Александр (Трапицын) и с ним восемь священников Самарской епархии, 23 ноября – архиепископ Калужский Августин (Беляев) и с ним священники, монахи и миряне его епархии. Примеры можно брать почти из каждого дня с июля 1937 по конец 1938 г. Причем уничтожались лучшие – самые нравственные, ответственные, честные и мужественные, дорожившие святыней веры и правдой пред Богом более, чем своей жизнью и жизнью детей. Это был страшный отбор. После убийства многих сотен тысяч лучших сынов и дочерей России народный дух резко деградировал, нравственность безнадежно упала.
Одновременно закрывались храмы – от существовавших на территории России, захваченной большевиками, в 1928 г. 25 000 православных храмов к 1939 г. осталось 1277. В Москве из 500 существовавших до революции храмов к 1 января 1930 г. осталось 224, а через 2 г. – 87. В самый беспросветный для русской Церкви момент к ней были присоединены в 1939–1940 гг. 1744 православных прихода в Западной Украине, Белоруссии и Прибалтике, ряд знаменитых действующих монастырей – Почаевская лавра, Псково-Печерский монастырь, Пюхтицкая обитель в Эстонии, виленский Свято-Духов монастырь.
Репрессии против православного духовенства продолжались и после 1941 г., хотя и в меньшем масштабе. Преследованиям подверглись и мусульмане: из 12 000 существовавших до революции мечетей более 10 000 было закрыто, мулл приравнивали к кулакам и репрессировали. В Бурятии и в Калмыкии, а заодно и в «народных» Монголии и Туве практически полностью было уничтожено буддийское монашество.
Мнение исследователя:
«Если отданные под склады или разрушенные храмы можно было в обозримой перспективе восстановить или отстроить заново, то более сотни архиереев, десятки тысяч священнослужителей и сотни тысяч православных мирян были расстреляны, и эта утрата была незаменима и невосполнима. Последствия этих гонений сказываются и по сию пору. Массовое уничтожение святителей, просвещенных и ревностных пастырей, подвижников благочестия понизило нравственный уровень общества. Из народа была выбрана соль, что поставило его в угрожающее положение разложения». – Иером. Дамаскин (Орловский). Палачи и мученики // Гражданин. 2004. № 3 (9), май-июнь С. 80–81.
Но, не ограничиваясь церковными активистами, удар сталинского террора был направлен против «проявившего духовную непокорность» населения в целом. Простые граждане были подвержены опасности с трех сторон: их арестовывали за так называемые бытовые преступления – «хищение социалистической собственности», «прогулы», за антисоветские разговоры и анекдоты, а также по разнарядке за любые мнимые преступления и «просто» как представителей «социально опасных элементов» – представителей культурных сословий старой России, в прошлом зажиточных торговцев, богатых земледельцев, земских и иных общественных деятелей. В это время были убиты и бывший начальник корпуса жандармов генерал Джунковский, и председатель II Думы Головин, и давно находившийся на покое старец митрополит Серафим Чичагов, и видный земский деятель князь Дмитрий Шаховской и многие иные, до 1937 г. чудом уцелевшие. Сталин вознамерился «выбить дурь из народа», поставить своих подданных на колени, а тех, кто не хочет на колени, – тех в расстрельный ров.
Замечание ответственного редактора:
Историки до сих пор не пришли к общему знаменателю относительно причин того, что Роберт Конквест назвал «Большим Террором». А.И. Солженицын вообще не признает 1937–1938 гг. как пик террора. Магическое слово «37 год» кочевало в основном в мемуарах и в сознании «партийной элиты», чьи семьи попали под сталинский топор в это время. Все же 1937 год необходимо выделить в истории террора как время, когда Сталин полностью подчинил себе партию и мог уничтожить всю партийную верхушку с помощью госбезопасности. Эта новая пирамида власти: Сталин – госбезопасность – партаппарат – весь остальной народ – оставалась действенной до 1953 г.
Пик репрессий пришелся на период с августа 1937 по ноябрь 1938 г. Террор нарастал постепенно с 1928 г., усилился после убийства Кирова – но недостаточно, по мнению Сталина, заявившего, что Ягода отстает на 4 года. Сталин его сместил и осенью 1936 г. назначил наркомом внутренних дел Н.И. Ежова, ведавшего до того комиссией по чистке партии. 30 июля 1937 г. Ежов подписал приказ № 00447 о начале массовой репрессивной операции «против остатков враждебных классов». За неполные два года, 1937 и 1938, по официальным данным было арестовано 1 575 259 человек и расстреляно 681 692. Нормы подлежащих аресту спускались местным органам НКВД в плановом порядке, и основную тяжесть репрессий несли простые рабочие, крестьяне и служащие.
Особую группу, достигавшую четверти миллиона человек, составили жертвы так называемых «национальных списков». Корейцы, поляки, латыши, финны, немцы, румыны, китайцы и представители многих иных народов, которые имели свои национальные государства, обвинялись в шпионаже в пользу исторической родины, арестовывались и убивались. Массовый террор в отношении поляков регулировался специальным приказом НКВД № 00485 от 11 августа 1937 г. Во исполнение этого приказа были убиты около 110 тыс. поляков, проживавших в СССР. Это были типичные акты массового геноцида, проведенные большевиками до «Хрустальной ночи» и начала массового уничтожения евреев нацистами.
Погибшие были жертвами не только расстрельных норм, спущенных сверху, но в большой мере и инициативы снизу. Донос, особенно на свое начальство, на соседей по квартире или сослуживцев, сделался для многих средством продвижения по службе или получения жилплощади. Преступный пример на вершине власти находил многочисленных подражателей, и ложных доносов в НКВД посыпалось столько, что чекистам трудно было их разобрать. Кроме того, от каждого арестованного требовали «назвать сообщников». Людей жестоко пытали, если они не «раскалывались». Нередко на их глазах садистически пытали их жен и даже маленьких детей. И те, кто не выдерживали пыток или страданий своих близких (а таких, естественно, было подавляющее большинство), оклеветывали массу невинных людей – своих родственников, друзей, сослуживцев, случайных знакомых – только бы прекратить пытки. И так раскручивался маховик массовых арестов. Застенки НКВД, тюрьмы были переполнены, несмотря на уничтожение множества подследственных и осужденных.
С первого по последний день Большого Террора Сталин полностью контролировал ситуацию. После полутора лет беспримерного по своей массовости уничтожения людей вождь вдруг объявил очередное «головокружение от успехов». Большой Террор был прекращен в один день постановлением ЦК и СНК «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», утвержденном на Политбюро 17 ноября 1938 г. Во всех «перегибах» был обвинен Ежов, а новым наркомом в ноябре 1938 г. назначен Л.П. Берия. Он объявил ограниченную амнистию, смягчил лагерный режим, увеличил пайки и ввел в «органах» бюрократическую рутину. Ежов и его команда были убиты в феврале 1940 г. Ягоду и его людей расстреляли еще при Ежове.
Братские могилы после ежовщины остались под каждым городом: кладбище Донского монастыря в Москве, Бутово и «Коммунарка» под Москвой, Ковалево, Левашево, Ржевский полигон под Петербургом, Куропаты под Минском, 12-й километр под Екатеринбургом, шахты под Челябинском, Каштачная гора в Томске и множество других. У многих погибших и вовсе нет могил. В Краснодаре в здании НКВД стояла мясорубка, которая молола трупы расстрелянных и спускала их в канализацию. При немецкой оккупации ее показывали иностранным журналистам, и о ней прекрасно знала вся русская эмиграция. О подобных же «труподробильных» машинах и о находках массы измельченных человеческих останков имеются свидетельства из Свято-Екатерининского монастыря под Москвой (Сухановская тюрьма) и Новоспасского монастыря в Москве, превращенных в застенки НКВД. Есть фотография подобной машины, которой пользовались немцы под Винницей при захоронении останков советских солдат. Возможно, это был «трофейный» экземпляр, позаимствованный из местного отдела НКВД.
Историческая справка
По свидетельству Николая Владимировича Палибина, екатеринодарская мясорубка была жутким орудием лишения жизни, а не средством утилизации мертвых тел: «В Екатеринодаре в последнее время такие «дела» были упорядочены и даже механизированы. Там осужденного вызывали в приличную комнату, где стоял один стол небольшого размера. Чекист, сидящий за ним, объявлял своей жертве, что приговор вошел в законную силу, а поэтому через полчаса он будет «физически уничтожен». Затем он указывал ему на небольшой коридорчик, через который была видна другая, светлая комната с окнами без решеток. Там стоял стол с письменными принадлежностями.
Чекист разъяснял осужденному, что тот может пройти к столу и написать письмо и все, что он пожелает, или просто посидеть и подумать наедине. Невольно человека тянули эти окна без решеток и возможность опуститься на стул после страшных услышанных им слов. Он вступал в коридор, пол под ним проваливался, и он падал в бездну, на дне которой была мясорубка. Она дробила, ломала и резала его на куски, и вода выносила остатки в Кубань. Когда во время Второй мировой войны Красная армия оставила район и его заняли немцы, они обнаружили эти комнаты и открыли их для публичного осмотра. (Перед отступлением Красная армия заминировала все главные здания и сооружения Екатеринодара. Мины были соединены проводами с электростанцией. Инженер станции по приказу чекиста, который неотлучно находился при нем, должен был включить рубильник в надлежащий момент. Приказ был отдан. Рубильник включен. Мгновенно весь свет в городе погас, но взрыва не последовало. Чекист понял, что это «измена», выхватил револьвер и выпустил в инженера все семь пуль. Спасти его не удалось: он умер. К стыду моему, я забыл фамилию этого человека, отдавшего жизнь для спасения города и людей. По национальности он был армянин. Уцелела от взрыва и описанная мною комната с мясорубкой)». – Н.В. Палибин. Записки советского адвоката. 20-е – 30-е годы. Всероссийская мемуарная библиотека. Серия «Наше недавнее». Вып. 9. Париж: YMCA-Press, 1988. С. 129–130.
Н.В. Палибин – до революции присяжный поверенный Московской судебной палаты. В годы Первой мировой войны – поручик 2-й Гренадерской артиллерийской бригады. В августе 1918 г. вступил в Добровольческую армию. Уехать из СССР не смог и жил по подложным документам на имя Лопатина. С 1923 г. – член коллегии защитников Кубанской области. В 1935 «вычищен» и лишен возможности работать адвокатом. В годы Второй мировой войны после занятия немцами Северного Кавказа стал бургомистром Майкопа. Отступил вместе с германской армией, после войны жил в США, где и умер в 1974 г. Мемуары закончил в 1955 г.
Даже в советском посольстве в Париже имелись пыточные камеры, где работники ОГПУ истязали и убивали похищенных во Франции людей. Об этом еще в 1940 г. рассказывал в интервью Вальтер Кривицкий. Когда немцы, после нападения на СССР, опечатали здание посольства, оно было обследовано сотрудниками управления разведки и контрразведки Верховного главнокомандования Вермахта. В июле 1941 г. начальник управления – адмирал Канарис представил секретный доклад об осмотре здания советского посольства в Париже (PAAA, Handakten Ritter 29, Rußland, 20.7.1941). Согласно докладу, «один боковой флигель советского посольства был оборудован под центр ГПУ с приспособлениями для пыток, экзекуций и для устранения трупов». В докладе высказывалось предположение, «что в свое время здесь были устранены и тела некоторых из тех белых русских генералов, которые несколько лет назад таинственным образом исчезли в Париже».
Историческая справка
Место массового убийства людей в Карелии – Сандармох:
«К 1937 г. места расстрелов заключенных и трудпоселенцев Белбалткомбината (ББК) постепенно отдалялись от Медвежьей Горы. Расстреливали обычно в лесу вдоль Повенецкого тракта… С началом репрессивной операции в 1937 г. расстреливать возили за 16 километров… Медвежьегорская (Медвежьегорско-БелБалтлаговская) опербригада для проведения массовых расстрелов была создана в августе 1937 г. – всего около 30 человек из 3-го отдела ББК, включая некоторых бывших заключенных и даже заключенных с неотбытым сроком. Одни отвечали за подготовительные работы в лесу (рытье ям, костры), другие за вывод обреченных из камер изолятора и связывание веревками, третьи – за конвоирование, четвертые – за приведение приговоров в исполнение. Еще были шоферы и проводники служебных собак. У всех отобрали дополнительные подписки об обеспечении строжайшей секретности. В распоряжении опербригады были две грузовые машины для перевозки заключенных к месту расстрела (трёхтонки, видимо, ЗИС-5) и одна легковая. Приговоры в Медвежьей Горе в это время чаще других приводили в исполнение начальник 5-го отделения (по борьбе с побегами) И. А. Бондаренко и зам. начальника 3-го отдела А.Ф. Шондыш. На легковой машине обычно ездил старший из начальников, принимающих участие в расстрелах. Спецработы шли за дополнительную оплату, от 180 рублей за лесные работы, до 240 рублей шоферам и конвоирам. Исполнители приговоров, видимо, получали больше…
В число обычных средств, которые использовались в Медвежьей Горе для операций по приведению приговоров в исполнение, входили верёвки для связывания, веревочные петли и тряпки (полотенца) – для придушивания или удушения сопротивлявшихся или кричавших. Избивали руками, ногами, оружием, чем придётся. При Бондаренко всегда находилась, в виде «личного холодного оружия», – железная трость длиной около метра, толщиной около сантиметра, остроконечная с одного конца и с молотком и топориком с другого, нечто вроде ледоруба, эту трость подарили Бондаренке при открытии Туломской ГРЭС, которая строилась руками заключенных, на трости была памятная надпись «Тулома».
А.Р. Матвеев (зам. начальника АХУ) привнес в обычную процедуру ленинградский опыт. По его указанию и эскизу были изготовлены две березовые круглые дубинки, длиной 42 см, толщиной 7 см и ручкой длиной 12 см. Эти дубинки в Медвежьей Горе называли «колотушками», «вальками», «деревянными палками» и использовали для «успокоения», «усмирения» связываемых или уже связанных заключенных при малейшем поводе и без повода. Крикнул – удар, задал вопрос – удар, повернулся – удар. Колотушками наносили удары по голове, плечам, в грудь, живот, по коленям. От удара по голове двухкилограммовой колотушкой человек чаще всего терял сознание. Голову разбивали до крови, иногда проламывали черепную коробку и убивали. Еще страшнее были удары железными тростями (по образцу первой была изготовлена вторая – граненая, остроконечная с одного конца, с приваренным молотком с другого). От удара железной тростью молоток или лезвие топорика входили в тело, легко перебивались ключицы. Особым приёмом стало протыкание тела острым концом трости.
Колотушки и трости использовались в изоляторе, по пути от изолятора в лес (конвою на каждой грузовой машине выдавалось по колотушке и трости) и, наконец, у расстрельной ямы.
Почему избивали заключенных? Избивали от страха, от боязни бунта, нападения и побега. В большинстве своем изнеможенные заключенные не могли оказывать серьезного сопротивления. Тем более женщины, старики и больные (двоих из Соловков доставили в парализованном состоянии). Но отчаянные смельчаки всегда найдутся, кто-то из соловчан в первый же день расстрелов смог освободиться от веревок в машине, напасть на конвоира и нанести рану при помощи утаенного ножа. Избивали, потому что была установка: бить врага на каждом шагу, применение «мер физического воздействия» разрешил ЦК ВКП(б). Избивали, потому что входили в раж, находясь в неврастеническом состоянии. Ведь каждый раз предстояло убивать десятки и сотни людей, которым даже не объявляли о бессудном приговоре. В предчувствии смерти обреченные требовали прокурора, заявляли о пытках и лживых обвинениях во время следствия, обзывали палачей гитлеровцами. Наконец, избивали («глушили кадров») просто, чтобы к могильным ямам привезти тех, кто был жив, «чуть тепленькими». Так, в Москве для доставки на Бутовский полигон использовали автозаки с заглушками, пуская газ в кузов, а в Петрозаводске применяли «галстуки» – то есть удавки, придушивали петлей на шее. В общем, при приведении приговоров в исполнение не всегда уже было необходимо расстреливать.
В изоляторе ББК можно было разместить 200–300 или более человек для подготовки к расстрелу. Процедуру хорошо отработали. Основные действия совершались в трех помещениях: комнате опроса и «установления самоличностей» (она же «комната вязки рук», вероятно – канцелярия изолятора), «комнате вязки ног» и в «ожидальне».
Из дежурной комнаты изолятора вызывали заключенного с вещами, спрашивали о профессии и говорили, что ведут на осмотр врачебной комиссии. Так легче было успокоить, раздеть и осмотреть человека. В «комнате вязки рук» за столом сидели начальники операции и задавали обычные вопросы по «установочным данным». После сверки данных опрашивающий произносил условную фразу: «На этап годен». Тут же двое хватали заключенного за руки и резко выворачивали их назад. Третий немедленно начинал жестко связывать руки. Поскольку никакой медосмотр и этап не предполагал выкручивания и связывания рук, люди кричали не только от боли, но и просили объяснений, спрашивали: «Зачем вяжете?». Сидящий за столом доставал колотушку, просил подвести заключенного поближе и со всей силы ударял по голове. В случае крика один из чекистов хватал заключенного за горло и душил до прекращения крика. В случае попыток сопротивления при связывании на заключенного набрасывались все, кто был в комнате, и избивали до потери сознания чем попало. Забитых насмерть выносили в уборную (разбитые головы обвязывали тряпками). В этой же «комнате вязки рук» отбирались деньги, часы, другие ценные вещи и складывались в ящик начальственного стола. Затем заключенного выводили или тащили в следующую комнату. Здесь снимали оставшуюся верхнюю одежду, то есть раздевали до нижнего белья, и связывали ноги. Ноги связывались, очевидно, настолько, чтобы можно было делать крохотные шажки. Подготовленных таким образом усаживали или укладывали в «ожидальне». Когда набиралось 50–60 человек, конвоиры начинали грузить (носить на плечах) в кузов каждой грузовой машины по 25–30 человек. В кузове были скамейки, но усаживали на них редко – на тряской ухабистой дороге связанным сидеть было трудно, они сползали, что крайне раздражало конвоиров. Обычно в кузове всех укладывали. В каждую машину усаживался конвой – по четыре человека и проводник с собакой. Перед выездом заключенным демонстрировали колотушки и железные трости для острастки. Хотя обычно они молчали даже при избиениях, кто от потери сознания, кто от страха. Караван из грузовых и замыкавшей их легковой машины выезжал из ворот изолятора. Никого из заключенных не имели права вернуть обратно в изолятор.
Команда, работавшая в лесу, загодя выкапывала большие глубокие ямы в легком песчаном грунте. Подле ям разводили костры – для обогрева конвоя и освещения места в ночное время. Приезжали машины, их подавали к ямам.
Расстреливали непосредственно в яме. В ямах работали Матвеев, Алафер, Бондаренко и Шондыш. «Культурное» объяснение Матвеевым процедуры расстрела выглядит так: «В указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера в арестованного стреляли». Но так можно было бы поступить со здоровыми и загипнотизированными людьми. На деле было не так. Заключенных подносили или подтаскивали к яме. В это время не все из них даже подавали признаки жизни. Тех, кто казался еще бодрым или что-то говорил, били по голове колотушкой. Особо ненавистных избивали чем попало и сколько хватало сил. Подавали на дно ямы. Там укладывали половчее и стреляли в упор в голову.
По завершении расстрелов машины отправлялись обратно. И так за ночь делали несколько рейсов. С последним рейсом отвозили убитых в изоляторе. Женщин возили отдельно (иногда или часто – на легковой машине). К четырем утра операцию заканчивали.
Вещи расстрелянных хранились без всякого учета в кладовой изолятора, оттуда вывозились на чердак опердивизиона и в кладовую 5-го отделения, которым руководил Бондаренко. Из вещей, оставшихся после расстрела соловчан, были сшиты два пальто и особые тужурки, в которых начальственные участники операции ездили на расстрелы… Весной 1938 г. начались аресты сотрудников 3-го отдела ББК, через год в Ленинграде арестовали Матвеева. Произвели учет вещей расстрелянных и отметили – нерасхищенное: чей-то микроскоп, чью-то готовальню, чью-то гармонь, чьи-то шинели, чьи-то ситцевые дамские платья, чей-то детский пиджачок…; выданное сотрудникам 5-го отделения (где хранились вещи): костюм, брюки, джемперы, шапки, сапоги, платье, патефон, бильярд…; сданное в финотдел ББК НКВД: деньги, кольца жёлтого и белого металла, зубы и коронки желтого и белого металла, икону, образок, кресты, царские монеты…
Это место, в 16 километрах от бывшего изолятора, близ старого песчаного карьера на 19-м километре дороги Медвежьегорск – Повенец, нашла 1 июля 1997 г. совместная карельско-петербургская экспедиция общества «Мемориал». По просадкам почвы насчитали на поверхности более 200 ям размытых прямоугольных очертаний. Две ямы вскрыли до обнаружения останков расстрелянных. Место назвали по близкому урочищу: Сандармох.
В сентябре 1997 г. под надзором прокуратуры были полностью вскрыты еще три ямы. На глубине более двух метров находились останки расстрелянных, расположенные упорядоченно в несколько слоев. В одной яме насчитали 36 человек, в другой – 85… Нашли также пистолетные гильзы и пули, несколько предметов обихода. Не все черепа имели пулевые отверстия.
Началась история мемориального кладбища «Сандармох» – бывшего места расстрелов тысяч жителей Карелии, заключенных и трудпоселенцев Белбалтлага. Каждый год 5 августа, в очередную годовщину начала сталинской репрессивной операции, здесь проходят Дни памяти». – А.Я. Разумов. Скорбный путь Соловецких этапов. Продолжение поиска // Ленинградский мартиролог, 1937–1938. Книга памяти жертв политических репрессий. Т.8. Январь-февраль 1938 года. СПб., 2008. С. 659–663.
Данные НКВД рисуют картину террора за «контрреволюционные преступления» по пятилетиям:
Всего по официальным данным в 1929–1953 гг. по обвинению в контрреволюционных делах было расстреляно 883 тыс. человек. Сюда не входят осужденные по другим, не контрреволюционным делам, и расстрелы без формального осуждения, такие как при «разгрузке» лагерей в 1937/38 г.: их числится около 300 тыс. Кроме того, были расстрелы при эвакуации тюрем перед приходом немцев в 1941 г., расстрелы на фронте во время войны, превышавшие 100 тыс., и потери при депортации целых народов в военные годы, достигавшие сотен тысяч. Реально число убитых большевиками после конца Гражданской войны намного превышает 1,3 млн.
По данным, представленным в 1991 г. в Верховный Совет РСФСР органами прокуратуры и МВД, суммарное число жертв сталинских репрессий составило 50 114 267 человек: сюда входят арестованные и отпущенные, осужденные к тюремным и лагерным срокам, раскулаченные, сосланные, выселенные и расстрелянные. Цифра в 50 млн включает повторные аресты одних и тех же лиц, и в этом смысле она преувеличена. С другой стороны, в нее не входят жертвы голода. Приблизительно можно сказать, что 1 из 6 человек, живших в сталинское время в СССР, от репрессий пострадал. От 18 до 20 млн прошли через лагеря ГУЛАГа (сюда входят осужденные по всем статьям – осужденных по контрреволюционным статьям, с их длинными сроками, значительно меньше). Более 7 млн было сослано или выслано. Особую группу жертв режима составляют военнопленные периода 1941–1945 гг. Например, из 292 тыс. учтенных НКВД пленных немцев и их союзников только к 1 апреля 1943 г. погибло 172 тыс. человек, о поляках и японцах речь идет ниже.
Мнение историка:
«К настоящему времени полностью доказано, что массовые операции 1937–1938 гг. (так же как и большая часть иных волн репрессий во время правления Сталина), были тщательно подготовлены и осуществлялись по инструкциям из Москвы. Репрессии, проводившиеся по почину Сталина, могут казаться произвольными и хаотичными, но изучение архивных материалов убеждает в том, что это был отлично организованный террор. Аресты, выселения, заключение в ГУЛАГ и казни планировались точно так же, как показатели промышленного производства и сооружение новых заводов. Исследования последних пятнадцати лет позволили нам значительно ясней увидеть в сталинском терроре серию в высшей степени централизованных и организованных действий». – Oleg Khlevniuk. The Stalinist Police State // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. Vol. 11, N 3 (Summer 2010). P. 641–642.
Террор 1937–1938 гг., ставший известным как ежовщина, оставил в народе инерцию страха, определившую психическое состояние страны на многие десятилетия. Лучшим памятником этому времени навсегда останется написанный в те годы «Реквием» Анны Ахматовой – поэма «под тюремной стеной» – «Муж в могиле, сын в тюрьме – помолитесь обо мне»:
Звезды смерти стояли над нами
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
Академия наук СССР. Всесоюзная перепись населения 1937 г. Краткие итоги. М., 1991.
Всесоюзная перепись населения. Общие итоги. Сборник документов и материалов. М.: РОССПЭН, 2007.
ГУЛАГ: Экономика принудительного труда / Под ред. Л.И. Бородкина, П. Грегори, О.В. Хлевнюка. М.: РОССПЭН, 2009.
Массовые репрессии в Алтайском крае 1937–1938 гг. Приказ № 00447. М.: РОССПЭН, 2010.
Репрессии против поляков и польских граждан. М.: Звенья, 1997.
Сталинизм в советской провинции. 1937–1938 гг. Массовая операция на основе приказа № 00447 / Сост. М. Юнге и др. М.: РОССПЭН, 2010.
А.И. Кокурин, Н.В. Петров. ГУЛАГ, 1917–1960. М.: Материк, 2000.
А.Н. Яковлев. По мощам и елей. М.: Евразия, 1995.
Й. Баберовски. Красный террор. История сталинизма. М.: РОССПЭН, 2007.
Е. Дундович, Ф. Гори. Итальянцы в сталинских лагерях. М.: РОССПЭН, 2009.
М. Юнге, Р. Биннер. Как террор стал «Большим»: секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М.: АИРО-ХХ, 2003.
О. Лейбович и др. «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг. М.: РОССПЭН, 2009.
Stalin’s Terror: High Politics and Mass Repression in the Soviet Union / Eds. B. McLoughlin, K. McDermott. Basingstoke: Palgrave, 2003.
3.2.23. Смена Сталиным коммунистической элиты в 1937–1938 гг.
В 1936–1938 гг. Сталин свел счеты с внутрипартийной оппозицией точно так же, как сами «партийцы» сводили счеты с народами России. Поднявшие меч сами гибли от меча, вернее, от пули в затылок или от истязаний в пыточных «мясорубках». Большевики пожирали друг друга, как «пауки в банке». Якорем, на котором держалась вся цепь московских процессов «над ленинской гвардией», служили реальное обращение Рютина 1932 г. и загадочное убийство Кирова 1934 г.
«Первый московский процесс» состоялся в августе 1936 г. На нем были присуждены к смерти Зиновьев, Каменев и еще 14 обвиняемых. На «Втором московском процессе» в январе 1937 г. были присужден к смерти Г.Л. Пятаков, осуждены на разные сроки К.Б. Радек, Г.Я. Сокольников и еще 13 человек. На «Третьем московском процессе» в марте 1938 г. были присуждены к смерти Н.И. Бухарин, А.И. Рыков и др.
После трех лет в заключении был убит в лагере и главный деятель НЭПа Сокольников. Прежде чем его арестовать, Сталин пригласил его к себе на ужин и подарил ему дачу. Решив расстрелять Бухарина («человека слишком мягкого»), с которым не раз проводил отпуск, Сталин его заверил, что в этом нет ничего «лично против него».
13 июня 1937 г. был опубликован приказ наркома обороны о суде над группой высших военачальников – М.Н. Тухачевским, И.Э. Якиром, И.П. Уборевичем и четырьмя другими. Суд был закрытым, и все они были расстреляны. Как позже выяснилось, основанием послужило обвинение в сотрудничестве с органами безопасности нацистской Германии. Этим процессом начался разгром командного состава Красной армии, продолжавшийся с лета 1937 до 1941 г.
О.Ф. Сувениров. Трагедия РККА. М.: Терра, 1998. С. 315.
Как следует из таблицы, командармов 1-го и 2-го ранга, флагманов флота 1-го и 2-го ранга, а также командиров корпусов было уничтожено более 100 % по отношению к численности 1936 г., т. е. уничтожались даже вновь произведенные в эти звания за указанный период. Все это привело к колоссальному подрыву потенциала РККА, и так уже основательно ослабленному репрессиями 1920-х – нач. 1930-х гг. в отношении бывших офицеров Русской армии, не говоря уже о страшных потерях Гражданской войны за счет павших в боях с большевиками и эмигрировавших за границу офицеров.
Историческая справка
Михаил Николаевич Тухачевский (4.2.1893, имение Александровское Дорогобужского уезда Смоленской губ. – 11.6.1937.) происходил из дворян Смоленской губернии. В 1914 г. окончил Александровское военное училище и был выпущен из него в лейб-гвардии Семёновский полк. Участвовал в Мировой войне, в 1915 г. попал в плен, бежал в Швейцарию, откуда вернулся в Россию уже накануне октябрьского переворота. До этого времени Тухачевский не был ни революционером, ни вообще «левым». Но с юности его одолевала жажда власти и славы. «В тридцать лет я или буду генералом, или застрелюсь!» – говорил он при выпуске из училища. Французский офицер, бывший с ним в плену, вспоминал, что голова Тухачевского была забита ницшеанскими идеями. Не сочувствуя целям революции, саму революцию он ждал, смутно надеясь, что она приведет его к высотам власти. Оценив перспективы сторон в разворачивающейся Гражданской войне, принял решение примкнуть к большевикам и вступил в 1918 г. в их партию.
Сначала он занимал в Красной армии скромную должность – был военным комиссаром обороны Московского района. Но благодаря покровительству Куйбышева (в то время начальника всех политотделов Красной армии) неожиданно был назначен командармом на Восточный фронт. Вскоре Куйбышев попал в опалу за бездарную сдачу Самары; теперь уже Тухачевский помог ему, укрыв от гнева Троцкого на посту политкомиссара своей армии. Тухачевский командовал 1-й армией Восточного фронта (июнь 1918 – начало 1919) в Среднем Поволжье, 8-й армией Южного фронта (январь – март 1919), 5-й армией Восточного фронта (апрель – ноябрь 1919).
В 1918 г. Тухачевский был разгромлен отрядом В.О. Каппеля под Сызранью, а в январе-марте 1919 г. войсками генерала А.И. Деникина в Донецком бассейне. В этих двух поражениях Тухачевского численное превосходство его войск было подавляющим. На Восточном фронте наступление, организованное Тухачевским против войск адмирала Колчака, оказалось удачным. За Гражданскую войну был награжден двумя орденами Боевого Красного Знамени (1919, 1921) и Почетным революционным оружием (1919). В 1920 г. командовал войсками Западного фронта, брошенными на Польшу, и потерпел полное поражение: поляки взяли у Тухачевского 66 тыс. пленных, более 330 орудий, тысячу пулеметов.
Вместе с Антоновым-Овсеенко Тухачевский руководил в 1921 г. подавлением Тамбовского крестьянского восстания. Семьи доведенных до отчаяния крестьян поголовно, вместе с грудными детьми, отправлялись в качестве заложников в концентрационные лагеря. Там их держали за колючей проволокой на голой земле. Жители тамбовских деревень расстреливались за родство с восставшими, за укрывательство членов их семей, за недоносительство и за отказ назвать свое имя. 20 июня 1921 г. в распоряжение Тухачевского были направлены из Москвы 2 тыс. химических снарядов и пять интернациональных команд (латыши, китайцы). В результате только близ села Пахотный Угол отравляющими газами было убито 7 тыс. человек. Крестьян-заложников, которые две недели закапывали трупы своих близких, тоже расстреляли и закопали в общей могиле. Тухачевский вместе с Троцким руководил и подавлением Кронштадтского восстания в марте 1921 г. В Ораниенбауме полк красноармейцев отказался выступить против кронштадтских матросов; тогда каждый пятый в полку был расстрелян.
После Гражданской войны Тухачевский занимал в Красной армии высшие командные посты: был начальником вооружений, начальником Военной академии и Штаба РККА, заместителем наркома обороны СССР. С 1934 г. – кандидат в члены ЦК ВКП(б). Он разрабатывал стратегию Красной армии в будущей войне, определял ход военного строительства в СССР в предвоенные десятилетия, руководил механизацией армии. Тухачевский был арестован 22 мая 1937 г. Оклеветал на допросах более 130 человек бывших сослуживцев и подчиненных. Убит 11 июня 1937 г.
Оценки военно-технической деятельности Тухачевского остаются противоречивыми и спорными, но бесспорно то, что он – один из палачей русского народа, творцов агрессивной внешней политики СССР и активнейший деятель большевицкой власти в решающие 1920–1930-е гг.
Историческая справка
Иона Эммануилович Якир родился 3 августа 1896 г. в Кишиневе в семье провизора. Во время Мировой войны недоучившийся студент, чтобы избежать мобилизации, устроился токарем на военный завод в Одессе. После февральской революции вступил в партию большевиков, и уже в декабре 1917 г. избран в члены Бессарабского совета, губпарткома и ревкома. Весной и летом 1918 г. командовал батальоном китайцев-интернационалистов. С июня 1918 г. – комиссар бригады Воронежской дивизии, затем комиссар 2-й Курской дивизии. За два года проделал путь от студента-недоучки до командарма. Якир выпустил на Дону директиву о «процентном уничтожении мужского населения». Документально подтверждены и личные зверства Якира. При нем пленных офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок, третьих опускали по очереди в котел с кипятком и в море, а потом бросали в топку.
В 1919 г. он возглавил 45-ю стрелковую дивизию, с которой «успокаивал» крестьянские восстания. В 1920-м командовал Фастовской, Злочевской и Львовской группами войск Юго-Западного фронта. От регулярной польской армии остатки войск Якира спаслись бегством. В 1921–1924-м Якир был командующим войсками Крымского и Киевского военных районов. С ноября 1925 по май 1937 г. командовал войсками Украинского (позже Киевского) военного округа. Кандидат (13.7.1930–26.1.1934) и член (10.2.1934–1.06.1937) ЦК ВКП(б), член Военного совета при НКО СССР (1936–1937). На совести Якира организованный коммунистами голод на Украине, унесший жизни миллионов людей. Якир участвовал в репрессиях. Его резолюции были всегда безжалостны: выгнать из партии, судить и расстрелять. 28 мая 1937 г. был арестован, а 11 июня расстрелян во дворе Лубянской тюрьмы.
Не все репрессированные погибли – генералы К.К. Рокоссовский, А.В. Горбатов, А.И. Тодорский вышли из заключения в начале войны и отличились в 1941–1945 гг. Репрессии затронули не только высший командный состав. Уволено из армии и флота было 43 тыс. командиров и политработников, из них более 10 тыс. арестовано. Большинство арестованных погибло, значительное число уволенных и выживших позже вернулось в строй.
Историческая справка
К заключенным командирам РККА применялись зверские пытки.
«Били, действительно, по любимому выражению будущего министра госбезопасности СССР В.С. Абакумова, «смертным боем». Комдиву (будущему маршалу) К.К. Рокоссовскому во время пыток выбили девять зубов, сломали три ребра, отбили молотком пальцы ног. Одному из первостроителей РККА, командующему войсками МВО Н.И. Муралову отпилили сначала одну ногу, а потом другую. На допросы его возили после этого в коляске. Свидетельствует бывший следователь НКВД В.М. Казакевич: «Я лично видел в коридоре тюрьмы, как вели с допроса арестованного, избитого до такой степени, что его надзиратели не вели, а несли. Я спросил у кого-то из следователей: кто этот арестованный. Мне ответили, комкор Ковтюх, которого Серафимович описал в романе «Железный поток» под фамилией Кожух»…». – О.Ф. Сувениров. Трагедия РККА. М.: Терра, 1998. С. 211. Следует заметить, что по приказанию самого Муралова бессудно расстреливали в Москве офицеров и юнкеров в ноябре 1917 г., а отряды Ковтюха, проходя во время Гражданской войны «железным потоком», грабили и убивали без суда казаков-таманцев, насиловали казачек, сжигали станицы и разрушали храмы.
В исторической публицистике не раз ставился вопрос: а был ли заговор Тухачевского? По-видимому, Тухачевский «бонапартом» не был, но Сталин исходил из того, что бонапартизм в истории был, успех генерала Франко в Испании был у него перед глазами, и Сталин действовал на всякий случай. Это не значит, что военных заговоров против Сталина вообще не было. Но многие документы этих лет еще не рассекречены.
Удар, нанесенный Сталиным по Красной армии, был колоссальным. Уровень слушателей и преподавателей военных академий пал ниже всякого мыслимого уровня. Более половины слушателей (50,6 %) имели неполное среднее, а то и низшее образование. Выпускник Академии им. Фрунзе в 1939 г. сделал в боевом приказе 92 грамматические и технические ошибки, а в день Красной армии 23 февраля 1939 г. со статьей «Армия передовой военной науки» в центральном печатном органе Наркомата обороны смог выступить лишь капитан, т. к. все высшие офицеры были на это попросту неспособны.
Мнение ученого:
Русские офицеры в эмиграции с горечью наблюдали за кровавой чисткой РККА. Выдающийся русский военный мыслитель Евгений Эдуардович Месснер, последний начальник штаба Корниловской ударной дивизии и Георгиевский кавалер, в 1938 г. писал: «Военная история полна имен людей, прославившихся победами над вражескими армиями. Иные вошли в Историю потому, что дали врагу разгромить свою армию. Сталин войдет в Историю какчеловек, разгромивший собственную армию. Подвиг, единственный в своем роде… Увольнение, ссылки, расстрелы разредили командный состав, как не разрежает кровопролитнейшее сражение. Красная Армия стала сейчас действительно красной от залившей ее крови. Ее силы подорваны, ее дух надломлен… Всю эту мерзость внес, в и без того нездоровую жизнь армии, Сталин.Он не только убил людей, он убил святейшее в каждой армии: веру в себя и веру в своих, властность и послушность, духовную единость и целостность. Вот результат кровавого для армии 1937 года». – Е.Э. Месснер. Души в кандалах // Военная мысль в изгнании. М.: Русский путь, 1999. С. 267–268.
О командирах Красной армии он же говорил: «Это не значит, что эти недоучившиеся – плохие солдаты; это не значит, что красные командиры не храбры, не обладают волею, не знают свое ремесло. Это не значит, что Красная армия не может воевать. Это значит, что она не может воевать «малой кровью»… Офицерство знающее, и – это самое важное – офицерство интеллигентное проливает кровь бережно, как искусный хирург, офицерство же неинтеллигентное «пущает кровь» без меры, как цирюльник. Инженер, не нашедший правильного решения в сложном случае, кооператор, не осмысливший сделки в закупке или продаже, причиняют лишь денежный убыток. Офицер же с недостаточно развитой способностью быстро и находчиво мыслить, льет бесцельно, а, следовательно, преступно человеческую кровь – кровь своих солдат или кровь вражеских. Это одинаково позорно с точки зрения военного искусства. Красная армия, пока она будет руководиться нынешним офицерством, будет армией кровавых боев – может быть победа, может быть поражение, но, во всяком случае, кровавые». – Е.Э. Месснер. Полуинтеллигентное офицерство // Хочешь мира – победи мятежевойну! Творческое наследие Е.Э. Месснера. М.: Русский путь, 2005.
С делегатами XVII «съезда победителей» Сталин расправился постепенно. Как позже поведал Хрущев, к 1939 г.: из 1966 делегатов 1108 было расстреляно; из 139 избранных на съезде в ЦК 98 было расстреляно. Иначе говоря, голосовало против Сталина 24 %, а убито было – «с запасом» – 56–70 %. Расстрелы партийной элиты велись под непосредственным наблюдением Политбюро. В архивах сохранилось 383 «расстрельных списка», одобренных Сталиным и его сообщниками – Молотовым, Кагановичем и др. Они включают 44,5 тыс. имен, некоторые из них озаглавлены «жены врагов народа», «дети врагов народа». На списках Сталин своей рукой делал пометки и замечания, словно бы он с сорока тысячами своих жертв был лично знаком. Возможная оппозиция в партийном аппарате была полностью подавлена.
Убивали или мучили в застенках не только самих «врагов», но и их близких. 20 мая 1938 г. специальный приказ НКВД требовал устрожения режима в детских домах для детей казненных родителей. Многих из них, как, например, Юрия Каменева (сына Льва Каменева) по достижении 16, а то и 14 лет, убивали. Юрий Каменев был убит 30 января 1938 г.
В 1937–1938 гг. по приказу Сталина и с согласия Димитрова и Исполкома Коминтерна были убиты или заморены в лагерях многие видные деятели Коминтерна, в том числе и иностранного происхождения.
Истребив большевицкое руководство, делавшее Октябрьскую революцию, Сталин ликвидировал и исполнителей террора – Ягоду и Ежова и почти все первоначальное руководство ГУЛАГа. Из 20 человек высшего начальства НКВД, вступивших в партию еще в царское время, все были расстреляны. Из 20, вступивших в партию после революции, расстреляно было 15. Всесильные палачи НКВД шли на плаху так же покорно, как и другие партийцы. Мелкие начальники сами превратились в заключенных.
При этом следствие полагалось на «чистосердечное признание» обвиняемых в самых фантастических, невозможных преступлениях. Такая практика была «теоретически обоснована» Вышинским: враги народа настолько коварны, что никаких улик не оставляют, потому признание – единственно возможное доказательство. Признания добывались угрозами, ложными обещаниями, внушением и пытками. Кто-то хотел уберечь своих родных, кто-то тщетно надеялся сохранить себе жизнь, кто-то не выдерживал избиений. Старые большевики считали, что, оговаривая себя самым невероятным образом (японский шпион, готовивший убийство Ленина, немецкий агент в 10-летнем возрасте) и идя на смерть, они служат делу партии. Этой теме был посвящен нашумевший роман Артура Кестлера «Тьма в полдень» («Ноль и бесконечность» в русском переводе). В реальной жизни Зиновьев писал Сталину: «Я знаю, что и физическое мое существование во всяком случае кончается <… > В моей душе горит одно желание: доказать Вам, что я больше не враг».
Документ
Троцкий в 1924 г. изложил «Символ веры» большевика: «Никто из нас не может и не хочет быть правым против своей партии. Партия в последнем счете всегда права. <…> Правым можно быть только с партией и через партию, ибо других путей для реализации правоты история не создала. Если партия выносит решение, которое тот или другой из нас считает несправедливым, то он говорит: справедливо или несправедливо, но это моя партия и я несу последствия ее решений до конца».
Тем не менее, было немало случаев, когда оговорившие себя под пытками на допросах, потом на суде от своих показаний отказывались и жаловались Сталину на приемы НКВД. Но это их от расстрела не спасало. Чтобы не доводить дело до отказа от признаний, многих убивали и без суда, часто еще во время следствия – скручивая колесом и ломая позвоночник (т. н. «коза») или добивая табуретками. К услугам нагана прибегали далеко не всегда. Некоторые садисты-следователи растягивали убийство тех, кого было приказано «ликвидировать» без суда и следственного дела, на многие месяцы. Особенно мстили тем сотрудникам НКВД, которые жаловались начальству о пыточном кошмаре, творимом в застенках (такие наивные правдолюбцы изредка находились). Тела убитых никогда не выдавали родственникам, а везли на «помойку» – так на жаргоне НКВД назывались рвы, в которые бросались тела замученных. Порой вместе с трупами закапывали и еще живых – разбираться было некогда.
Свидетельство очевидца
Один из чудом уцелевших «советских начальников», многие недели проведший в пыточных камерах в 1937–1938 гг., пишет: «Жутко было думать, что свидетелями моего последнего вздоха будут не те, кому я дорог, и даже не товарищи по камере, а эти страшные садисты, темные души которых насыщаются и не могут насытиться непрестанными человеческими муками, эти вампиры, на совести каждого из коих, если не сотни и тысячи, то десятки убийств, которыми они друг перед другом хвастают даже в присутствии пытаемых ими заключенных (которые, будучи обреченными, никому не смогут рассказать). Это были как бы уже не люди, а лишь имеющие облик людей какие-то подземные чудовища, специально выплодившиеся для этого ужасного подземелья, несравненно более страшные и отвратительные, нежели черти, какими я представлял их себе когда-то. Эти чудовища ставили некогда сильных, храбрых, воинственных и высокопоставленных людей в такое положение, что они предпочитали смерть страданиям, так они были жестоки и нестерпимы. Их почти никто не выдерживал и почти каждый становился на путь самооклеветания, обрекая себя, и губил других людей, часто близких и родных… Чем более меня мучили, тем сильнее становилась моя ненависть к палачам, к клеветникам, к сатанинской власти, развязывающей силы зла, таящиеся в людях, и поощряющей их, и ко всем тем, кто считает эту власть своей, кто ее любит и служит ей не за страх, и не ради куска хлеба, а искренно, «за совесть», продав ей свою душу». – Д. Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. С. 76–77.
А.Н. Яковлев на основании тщательного изучения архивов ЦК Компартии и НКВД – КГБ делает вывод: «С конца двадцатых до начала шестидесятых годов главными идеологами и руководителями тотального человекоубийства, кроме Сталина, являлись Молотов, Каганович, Берия, Ворошилов, Жданов, Маленков, Микоян, Хрущев, Андреев, Косиор, Суслов, Ягода, Ежов, Абакумов, Вышинский, Ульрих» («Сумерки». С. 218). Эти имена должен знать каждый.
Свидетельство очевидца
Наблюдая из эмиграции за сталинскими судилищами и оценивая поведение на них большевицких вождей, нередко оговаривавших как себя, так и своих былых товарищей по партии, применяя при этом такие выражения, как «растленные псы», «подонки рода человеческого» и т. п., Иван Лукьянович Солоневич писал:
«Повторяю еще раз: я ни в коей степени не протестую против расстрела «растленных псов» – туда им и дорога. Но все-таки зрелище этой скорпионской резни носит какой-то подавляюще отвратительный характер. От этого зрелища становится стыдно за человека, если считать человеками всех этих скорпионов. Вчерашние товарищи, пусть даже и фанатики, люди, которые, казалось бы, должны быть спаяны десятилетиями совместной работы по насаждению мирового социалистического рая и по объединению пролетариев всех стран, режут друг друга без никаких. Это отрадное явление, но не могу сказать, чтобы оно было очень эстетичным.
Для того чтобы понять это явление во всей его глубине, попробуем представить себе, что генерал А.И. Деникин устроил бы что-нибудь подобное по отношению к генералу П.Н. Врангелю или адмирал А.В. Колчак – по отношению к генералу Н.Н. Юденичу. Если вы хотя бы на одну минуту попробуете представить себе такую комбинацию, вам сразу же станет ясной некоторая моральная разница между белогвардейцами и пролетариями всех стран: в среде белогвардейцев такие вещи невозможны абсолютно. Ни при каком усилии воображения мы не можем представить себе генерала А.И. Деникина, посылающего на расстрел генерала П.Н. Врангеля (у П.Н. Врангеля и А.И. Деникина в 1919–1920 гг. были очень плохие взаимоотношения. – Отв. ред.), и ни при каком усилии воображения мы не можем представить себе адмирала Колчака, публично признающего себя «растленным псом». Это просто-напросто есть вещь невозможная ни с какой стороны. На нашей, на белогвардейской стороне, при всех наших нансеновских прелестях есть все-таки честь, и есть все-таки совесть. Там ничего этого нет. Там могут зарезать и жену, и сына, и товарища, даже и не поперхнувшись. Это есть мир подчеловеков. Ибо в наше человеческое понимание входят напрочь отсутствующие в скорпионской банке чувства любви, преданности, дружбы и прочего. В скорпионской банке ничего этого нет. И одному скорпиону ничего не стоит послать на казнь своего двадцатилетнего товарища – скорпиона. Ни малейших зацепок в совести. Никаких моральных задерживающих центров». – И.Л. Солоневич. «Россия и революция». М.: ФондИВ, 2007. С. 75–76.
В. Хаустов, Л. Самуэльсон. Сталин, НКВД и репрессии, 1936–1938 гг. М.: РОССПЭН, 2008.
Н. Петров, М. Янсен. «Сталинский питомец» – Николай Ежов. М.: РОССПЭН, 2008.
3.2.24. Русское общество в СССР в 1930-е гг
Сталинский социализм в корне отличался от всего, что было в окружающем СССР мире. Главное: введена государственная собственность на все средства производства. С марксистской точки зрения это означало, что нет больше антагонистических классов, следовательно, нет и «эксплуатации человека человеком». Эксплуатация человека государством не в счет, так как государство теперь «свое». Благодаря государственной монополии:
1) Упразднена безработица – самый массовый бич капиталистического мира того времени. На государственное предприятие примут столько рабочих, сколько надо.
2) Упразднен рынок капитала – нет больше ни биржи, ни подъемов и спадов экономической конъюнктуры. После биржевого краха в октябре 1929 г., вызвавшего многолетний и повсеместный экономический кризис, это представлялось существенным.
3) Достигнуто довольно равномерное распределение доходов, практически бесплатно предоставляется жилье, медицинское обслуживание, образование. Высока социальная подвижность населения: «молодым везде у нас дорога».
Но цена этих достижений немалая.
1) Низкий жизненный уровень. Постоянный дефицит всего, ограниченный ассортимент и низкое качество товаров – результат упразднения рыночных отношений.
2) Беззащитность человека перед аппаратом насилия. Повальное отчуждение собственности могло быть достигнуто только насилием, и осталось необходимым для сохранения строя.
3) «Активная несвобода». Мало быть изолированным от внешнего мира и знать только официальную пропаганду, каждый сам ее обязан вести, чтобы показать свою «сознательность».
Повседневный быт при сталинском социализме был убогим и изнурительным. Постоянная нехватка всего требовала непрерывно выискивать, где, когда и что «дают» и выстраиваться в очередь, зачастую на долгие часы. Даже во второй половине 1930-х гг. нередки случаи, когда надо было становиться в очередь за хлебом в 2 часа ночи, чтобы получить его после 6 утра. Советский человек значительную часть своей жизни выстаивал в очередях. Особенно тяжелой была нагрузка на женщину. Заработная плата вполне сознательно была так занижена, что на одну зарплату мужа семью было прокормить невозможно, и женщина должна была наниматься на работу. Но вдобавок к работе она должна была и готовить, и белье вручную стирать, и с детьми быть. Согласно сводкам НКВД, весной 1939 г. в Москве ежедневно утром 30–40 тыс. человек стояло в очередях. Полки магазинов большую часть времени стояли пустыми, охладительного оборудования не было, когда завозили скоропортящиеся продукты, их сходу и отпускали. Чтобы справиться с наплывом людей из очереди, магазины использовали разные приемы: давали только ограниченное количество в одни руки, соблюдали очередность: скажем, пока все масло не закончилось, сахар не выдают, или пока материя с одного рулона не продана, рулон другого сорта не открывают. Таким образом, покупателю приходилось брать, что дают, а не выбирать. Расфасовки и упаковки было мало, предпочитали отпускать товар «в тару покупателя».
Свидетельство очевидца
Бежавший из «социалистического рая» за границу Иван Лукьянович Солоневич в изданной сразу же после побега книге «Россия в концлагере» красочно описывает обычную советскую действительность тех лет.
«Я вспоминаю газетные заметки о том, с каким «энтузиазмом» приветствовал пролетариат эту самую карточную систему в России; «энтузиазм» извлекался из самых, казалось бы, безнадежных источников… Но карточная система сорганизована был действительно остроумно.
Мы все трое – на советской работе и все трое имеем карточки. Но моя карточка прикреплена к распределителю у Земляного Вала, карточка жены – к распределителю на Тверской и карточка сына – где-то у Разгуляя. Это – раз. Второе: по карточке, кроме хлеба, получаю еще и сахар по 800 гр. в месяц. Талоны на остальные продукты имеют чисто отвлеченное значение и никого ни к чему не обязывают.
Так вот попробуйте на московских трамваях объехать все эти три кооператива, постоять в очереди у каждого из них и по меньшей мере в одном из трех получить ответ, что хлеб весь уже вышел, будет к вечеру или завтра. Говорят, что сахару нет. На днях будет. Эта операция повторяется раза три-четыре, пока в один прекрасный день вам говорят:
– Ну что ж вы вчера не брали? Вчера сахар у нас был.
– А когда будет в следующий раз?
– Да все равно эти карточки уже аннулированы. Надо было вчера брать.
И все в порядке. Карточки у вас есть? – Есть.
Право на фунт сахара имеете? – Имеете.
А что сахару не получили – ваше дело. Не надо было зевать…
Я не помню случая, чтобы моих нервов и моего характера хватало больше чем на неделю такой волокиты. Я доказывал, что за время, ухлопанное на эту идиотскую возню, можно заработать в два раза больше денег, чем все эти паршивые, нищие советские объедки стоят на вольном рынке. Что для человека вообще и для мужчины в частности, ей-богу, менее позорно схватить кого-нибудь за горло, чем три часа стоять бараном в очереди и под конец получить издевательский шиш.
После вот этаких поездок приезжаешь домой в состоянии ярости и бешенства. Хочется по дороге набить морду какому-нибудь милиционеру, который приблизительно в такой же степени, как и я, виноват в этом раздувшемся на одну шестую часть земного шара кабаке, или устроить вооруженное восстание. Но так как бить морду милиционеру – явная бессмыслица, а для вооруженного восстания нужно иметь, по меньшей мере оружие, то оставалось прибегать к излюбленному оружию рабов – к жульничеству. Я с треском рвал карточки и шел в какой-нибудь «Инснаб»».
И.Л. Солоневич. Россия в концлагере. С. 26–27.
«Инснаб» – в те годы была система магазинов для иностранцев и партийных чиновников, в которых цены на товары первой необходимости были раз в 20 ниже рыночных, например, килограмм черной икры здесь стоил 22 рубля. Кто только мог, мыслимыми и немыслимыми способами находили возможность доставать оттуда все необходимое. Процветали жульничество и спекуляция.
Многих товаров, которые при НЭПе изготовлялись кустарями или продавались в частных хозяйственных магазинах – гвозди, корыта, инструмент, стройматериалы, – с наступлением «социализма» вообще нельзя было купить. Их можно было только украсть на производстве – вопреки закону от 7 августа 1932 г. Так советская власть сама создавала преступность, с которой потом боролась.
Измотанный помимо работы беготней в поисках где что дают и усталый от стояния в очередях, советский человек, приходя домой, не находил уединения. В 1930-е гг. огромное большинство квартир было превращено в коммунальные, где в каждой комнате жило по семье, а кухня и туалет были общие. Летом, когда печь на коммунальной кухне не топили, то еду варили на керосиновых «примусах»: у каждой хозяйки был свой. Зимой портящиеся продукты держали за окном. Городские жилотделы «уплотняли» квартиры и «подселяли» новых жильцов независимо от желаний старых. Совместная жизнь с чужими и часто совершенно несовместимыми людьми создавала почву для склок и конфликтов. Нагрузку на психику советского человека усугубляло непомерное потребление табака и алкоголя, которое, как очереди и коммуналки, было неотъемлемой чертой «советского образа жизни». Водка и папиросы глушили страх, а у многих и совесть. С ними и выживать и пропадать было легче.
Несмотря на запрет абортов, многие женщины продолжали пресекать свои беременности (часто с огромным вредом для здоровья), так как среди постоянных арестов далеко не каждая могла решиться создать семью и надеяться прокормить детей.
26 июня 1940 г. Президиум ВС СССР издал знаменитый указ «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». В реальности состоялось закрепощение рабочих и служащих, государственная эксплуатация которых достигла невиданных размеров. Лишь за 1940 г. за нарушения указа осудили более 2 млн человек. Выходных дней стало на двадцать в год меньше. А религию Сталин после Большого Террора считал уже не опасной – практически все ее активные носители были или уничтожены или запрятаны в лагеря и тюрьмы.
Как уже говорилось, узкий слой коммунистической элиты жил совершенно в иных условиях, с точки зрения простых тружеников – в раю. «Вожди» не знали очередей, не знали коммунальных квартир и не считали копейки. Но одно роднило их с нищими рабочими, крестьянами, учителями, врачами – страх за свою жизнь. В страхе Сталин уравнял всех – даже самого себя. Уничтожая миллионы россиян, диктатор безумно дрожал над своей жизнью, животно страшился покушения, отравы, бомбы из-за угла.
M.Г. Меерович. Наказание жилищем: жилищная политика в СССР как средство управления людьми (1917–1937 гг.). М.: РОССПЭН, 2008.
L. Siegelbaum; A. Sokolov. Stalinism as a Way of Life: A Narrative in Documents. New Haven; L., 2004.
3.2.25. Буддисты в России при большевицком режиме
Октябрьский переворот 1917 г. и начавшаяся вслед за ним ломка российского общества, именовавшаяся строительством первого в мире социалистического государства, привели к тяжелым последствиям для народов, имевших достаточно развитую культуру. К их числу относились буряты и калмыки.
С конца 20-х гг. началась интенсивная насильственная атеизация. Под предлогом участия лам в антисоветских мятежах, что в какой-то степени действительно имело место, большевицкая власть на местах по приказу из центра стала закрывать, а затем и разрушать дацаны и хурулы, арестовывать лам, отправлять их в тюрьмы и лагеря, лишать сана. Ко времени завершения этой кампании, в 1939–1940 гг. значительная часть монастырей и храмов Бурятии и Калмыкии были разрушены. Сохранились здания лишь нескольких из них, да и то потому, что их можно было как-то использовать.
В главном храме Агинского дацана Бурятии разместили лечебницу для больных туберкулезом. В Цугольском дацане на реке Онон устроили склад оружия и боеприпасов на случай возможных военных действий у восточных границ СССР. Гусиноозерский дацан, в котором до революции 1917 г. находилась резиденция главы буддистов Бурятии, на полвека превратился в приют для овец в плохую погоду. В Калмыкии сохранилось здание только одного Хошеутовского хурула, построенного в честь участия калмыцких конных полков в Отечественной войне 1812 г. Троекратная попытка развалить храм тракторами не удалась, и его оставили в покое.
Имущество буддийских храмов (живопись, скульптуру, священные книги) в основном уничтожили, сжигали, ломали, частично же свезли в музеи. Многое пролежало в ящиках в неразобранном виде более полувека, но кое-что попало в экспозиции музеев (Музея истории религии и атеизма в Ленинграде, Музея Востока в Москве, Антирелигиозного музея в Улан-Удэ и т. п.). Значительное количество бронзовой скульптуры пошло на переплавку, кое-что было продано за границу. Несколько тысяч лам сразу оказались не просто без крыши над головой, но и лишенными своего предназначения – служить народу, облегчая тяготы его жизни, приобщать его к высоким духовным истинам. Лучшие из них попали в лагеря, отсидев по 15–20 лет. Многие там и погибли. Известны коллективные захоронения расстрелянных лам (например, Ламская падь под Хоринском). Те, кто уцелели, разошлись по своим селам. К концу 30-х гг. буддийская культура в Бурятии и Калмыкии официально перестала существовать. Считалось, что с религией покончено, какие-либо ее проявления назывались «пережитками» и жестко преследовались. Если что-то и сохранялось, то в обстановке полной секретности.
Судьба буддизма в Калмыкии оказалась еще трагичнее. На нее повлияли два события, случившиеся с калмыками в советское время. В Гражданскую войну часть их, воевавшая против большевиков в составе Белой армии, вместе с ее разгромленными остатками ушла в эмиграцию, сначала в Европу, откуда в 50-е гг. переселилась в Америку, сумев сохранить в Зарубежье лишь малую часть того буддийского наследия, что имела когда-то. Оставшихся в России калмыков постигла другая беда: в декабре 1943 г. по обвинению в пособничестве нацистам в период оккупации Калмыкии весь народ был депортирован в разные районы Сибири и Казахстана. Мало что уцелело во время этого трагического исхода целого народа, все осталось в брошенных в спешке домах. Но зато те немногие священные предметы, которые кто-то сумел взять с собой и сохранить во время ссылки (изображения богов, книги, четки), почитались как святые реликвии. Лам среди высланных не было. Еще до войны они были репрессированы и сидели в лагерях. Только буддийские молитвы, да и то про себя, а не вслух, и осознание того, что у них есть своя вера, пусть и раздавленная большевиками, поддерживали калмыков в изгнании.
Историческая справка
Лубсан Шараб Тепкин (1875–1951) – последний Лама калмыцкого народа. Слово «последний» вовсе не означает, что в Калмыкии больше нет лам. Разумеется, есть, но это ламы постсоветской России. А Л.Ш. Тепкин был последним в 20-х – начале 30-х гг., когда волна репрессий захлестнула буддийское общество Калмыкии, практически уничтожив лам как сословие и монастыри как очаги культуры и сохранения религиозной традиции. Лама калмыцкого народа – это титул главы калмыцкой буддийской общины, объединяющей все монастыри, всех лам и всех верующих мирян. Л.Ш. Тепкин был избран на этот пост в 1925 г. вскоре после того, как он вернулся из Тибета, где учился 11 лет. Он едва успел начать свою деятельность. В 1931 г. его и еще группу лам обвинили в антисоветской деятельности, срыве коллективизации, организации контрреволюционных восстаний, связи с белогвардейским центром и еще много в чем. Стоит ли говорить, что ничего такого он не совершал. Приговор – расстрел – был все-таки заменен ему и его «подельникам» разными годами ссылки в разных районах Сибири. Сам Тепкин попал в Казахстан, отделение концлагеря ОГПУ г. Акмолинска. Отбыв свой срок и узнав, что весь его народ сослан в Сибирь, остался там, где был. В Калмыкию ему уже не удалось вернуться, он умер в 1951 г.
В 1957 г., через 4 г. после смерти Сталина, калмыкам разрешили вернуться на родину, в Поволжье, вернулись из лагерей и некоторое число уцелевших лам. Однако построить хотя бы один буддийский храм или открыть молельный дом Правительство СССР калмыкам не разрешало вплоть до 1988 г. Старые ламы принимали у себя в домах верующих, выполняя по их просьбе некоторые обряды узкосемейного назначения, делали это тайно, стараясь не навлекать на себя гнев местных властей. Духовная травма, нанесенная депортацией, еще далеко не изжита калмыцким народом.
В 1944 г. Народная республика Тува (см. 3.1.18), уже давно являвшаяся, как и «народная» Монголия, марионеткой СССР, была просто включена в состав РСФСР как Тувинская автономная область. К началу 1940-х гг., еще до вхождения в состав СССР, в Туве уже были закрыты и разрушены все монастыри, деятельность лам признана «антинародной», не содействующей просвещению народных масс и не соответствующей духу времени. Ламы вернулись в свои родные кочевья, большинство ради спасения своей жизни сняли сан (т. е. отказались от своих священнических дел и убеждений) и стали, как и их предки, скотоводами. Уцелели и каким-то чудом держались 10 лам Верхнечаданского хурэ, которые жили в юртах и совершали для приходивших к ним людей религиозные обряды, но в 1960 г. разогнали и их. Попытки построить хотя бы одно хурэ в советское время успехом не увенчались.
3.2.26. Мусульмане в СССР в 1930-е гг
Период между 1928–1939 гг. характеризуется переходом большевиков к политике полного подавления ислама, систематического террора против служителей мусульманского культа, разрушения исламских институтов на всей территории СССР. Наступление на исламскую религию в РСФСР началось на несколько лет раньше, чем в Азербайджане и Средней Азии. Начиная с середины 1927 г. повсюду на мусульманских территориях, как в РСФСР, так и в «союзных республиках», усилилась антирелигиозная пропаганда, сопровождавшаяся гонениями на верующих, закрытием и разрушением мечетей и религиозных школ, национализацией вакуфных земель (т. е. земель, доход от которых идет на религиозные и благотворительные нужды мусульманской общины – уммы).
Так, например, если в 1930 г. в Башкирии было 2085 мечетей, то к 1934-му уцелело лишь 924, а к 1944 г. их было всего 12. В Кабардино-Балкарии и Адыгее к концу 1930-х гг. вообще не осталось мечетей. Здания мечетей или медресе превращали в клубы, склады, мастерские, фабрики, тюрьмы и т. д. Муллы, бывшие шариатские судьи и просто интеллектуалы, сведущие в традиционной литературе и богословии, в массовом порядке подвергались репрессиям (в ГУЛАГе их именовали «арабистами»). В Татарии в конце 1920–1930-х гг. было уничтожено до 30 000 улемов.
Важным орудием борьбы против ислама был отказ от традиционной арабской письменности, на которой написаны Коран и все письменное наследие мусульман. Вначале классический арабский шрифт был заменен «новометодной арабикой», а через несколько лет и вместо этого арабского алфавита была введена латиница в Азербайджане (1923), Татарии (1927), в Средней Азии (1929).
В 1930-х гг. происходит существенный поворот в культурной политике в сторону русификации мусульманских народов и «преодоления» культурных различий между ними и русскими. В ходе борьбы с пантюркизмом и усиления русификаторских тенденций мусульманские народы были переведены с латинской графики на кириллицу (1940). При этом одни и те же звуки в разных тюркских языках стали обозначаться различными кириллическими знаками, чтобы затруднить понимание узбекского или азербайджанского текста, например, татарами. В мусульманских республиках русский язык стал государственным наряду с местными языками, в программы среднего и высшего образования ввели обязательное изучение русского языка и литературы, была создана широкая сеть русских школ и русских групп в высших учебных заведениях. Три реформы алфавита, осуществленные в течение жизни одного поколения, имели крайне негативное воздействие на культуру мусульманских народов. Особенно болезненными реформы алфавита были для народов с развитой литературой – азербайджанцев, волжских татар, крымских татар, узбеков, таджиков.
Свидетельство очевидца
Знаток арабского и персидского языка, известный востоковед К.А. Антонова вспоминала: «Когда была в Ташкенте в 1983 г., я бродила по улицам заново отстроенного после землетрясения города… Я увидела ресторан, вся стена которого была покрыта белыми и голубыми изразцами, образующими многочисленные квадраты, в каждом из которых куфическим шрифтом белым по голубому фону были вписаны слова: Аллаху Акбар, то есть «Бог велик». Я не сразу сообразила, что архитектор, видимо, захотел воспроизвести старинный узбекский узор и скопировал то, что было изображено на стене Гур-Эмира или на одной из мечетей площади Регистан в Самарканде, не понимая, что перед ним не просто орнамент, а стилизованная письменность… Самое печальное, что узбеки в Ташкенте проходят мимо этой стены не видя, что перед ними не просто украшение, а слова Корана. Так далеко мы отделили их от всей прежней культуры». – «В России надо жить долго…»: Памяти К.А. Антоновой / Под ред. Л.Б. Алаева. М.: Вост. лит., 2010. С. 95.
Другим средством русификации была миграционная политика Центра. За 1926–1939 гг. на Урал и в азиатскую часть страны переселилось около 4,7 млн человек. Колонизационная волна в Среднюю Азию слагалась из двух потоков: добровольные переселенцы (в основном представители промышленных профессий, меньше – крестьяне); принудительные переселенцы – раскулаченные, ссыльные из уголовных и политических, спецпоселенцы – до и после Второй мировой войны в Среднюю Азию переселяли репрессированные народы: крымских татар, поволжских немцев, турок-месхетинцев, понтийских греков, чеченцев, корейцев и других. Если в Сибирь ссылали неблагонадежных индивидов, то в Среднюю Азию – провинившиеся народы. Большевики в этом вавилонском смешении культур и народов, не имевших прежде навыков совместного существования, видели мощное орудие русификации региона – русский с неизбежностью стал единственным языком «межнационального общения».
При этом и русская аккультурация проходила на очень низком уровне. Грамотно писать и говорить по-русски не могли в 1940-е гг. даже научные сотрудники местного происхождения среднеазиатских академий наук, европейских языков они не знали вовсе. Сказывалось полное уничтожение большевиками всей культурной элиты этих народов в два предшествовавших десятилетия.
3.2.27. Части былой России, свободные от коммунизма в 1930-е гг
Большевизм в России был частным (хотя и крайним) случаем увлечения авторитаризмом и тоталитаризмом. Демократии пали и в Польше, и в Прибалтике, чему содействовала незрелость демократических институтов молодых государств. В основе процессов отказа от демократии лежала новая, антихристианская идеология (отчасти – продукт национального романтизма), обожествлявшая нацию, в балтийских странах всерьез предлагали христианство в качестве государственной религии заменить язычеством. Национализм был направлен против большевизма, однако сам являл собой его ослабленное, но зеркальное отражение. Экономически отказ от демократии был вызван желанием защитить внутренний рынок, страдавший особенно в годы Великой депрессии (1929–1932).
Вместе с тем авторитарным режимам в Прибалтике и в Польше неизменно противостояла умеренная оппозиция, периодически выступавшая с публичными требованиями восстановления демократии. В Финляндии оппозиция предотвратила правый переворот, а левые социал-демократические круги обратила из политической преимущественно в социально ориентированную силу. Авторитарные правительства Польши, Эстонии и Латвии возглавляли популярные в народе лидеры; их деятельность была ответом на недовольство политикой мелких разрозненных партий. В отличие от Германии и СССР, авторитарные режимы в Польше и Прибалтике не привели к кровавым репрессиям. Но, сами того не желая, они мостили дорогу к коммунистической диктатуре, отучая народ от гражданской самоответственности и приучая к вере в вождя. Маршал Пилсудский, а после его смерти в 1935 г. генерал Эдвард Рыдз-Смиглый в Польше, Карлис Ульманис в Латвии, Константи Пятс в Эстонии, Атанас Сметона в Литве стали такими вождями своих стран, подменив нормальную демократию направляемой.
В отличие от Польши, население Финляндии и Прибалтики в первой половине ХХ в. было в основном однонациональным. Самой многонациональной была Латвия, где 12 % населения составляли русские, 3,5 % – немцы, 5 % – евреи, 3 % – поляки. В Финляндии компактно живущим нацменьшинством были шведы, населявшие район Турку (Або) и Аландские острова. Их статус определяло решение Лиги наций от 1921 г., по которому шведы пользовались широкой автономией, в том числе приоритетом шведского языка на населенной ими территории. В Литве самым крупным национальным меньшинством были евреи (8 %). Они были лояльны литовскому государству, и национальных трений между литовцами и евреями не возникало. Не было проблем в отношениях и с литовскими белорусами. Периодически возникали не очень значительные инциденты с немцами и русскими в периоды, когда Германия провоцировала отторжение Мемеля (Клайпеды), а СССР – вовлекала Литву в свой конфликт с Польшей. В первые годы независимости Литвы заметную роль играли претензии к полякам – главным образом – представителям земельной аристократии, которая в результате аграрной реформы лишилась своих экономических позиций, а также из-за спора о принадлежности Вильнюса, преимущественно населенного поляками, но считавшегося исторической столицей Литвы. В марте 1938 г. Польша, угрожая войной, принудила Литву согласиться на признание аннексии поляками Виленского округа (1920 г.) и восстановить с Польшей дипломатические отношения (31 марта 1938 г.). Но в самой Литве это решение было крайне непопулярно и вызвало смену кабинета министров. Защитником от Польши и Германии, претендовавшей на Мемель, многие литовцы видели Советскую Россию. Американский посол в Москве Дэвис посетил летом 1937 г. три прибалтийских государства. Он отметил, что в Эстонии доминируют пробританские ориентации, в Латвии – пропольские, а в Литве – просоветские.
Выборы 11 декабря 1938 г. в провинциальное собрание Мемеля дали германской партии доктора Нюмана 87,2 % голосов и 24 места из 28 в окружном парламенте. Теперь вопрос аннексии Германией этого балтийского порта был только делом нескольких месяцев.
В Латвии и Эстонии численно наиболее крупным нацменьшинством были русские. Русские составляли компактные группы населения на востоке обоих государств. Кроме того, Латвия и Эстония были местом, где проживала часть белой эмиграции – особенно те, кто сохранил там с дореволюционных времен частную собственность (доходные дома, землю, промышленные и торговые предприятия). Русская община бережно сохраняла досоветский уклад жизни, жестоко разрушаемый в СССР, строила церкви, создавала общины и братства и вела активную экономическую деятельность. Московский форштадт был фактически русским городом в составе Риги. Здесь даже улицы носили имена русских писателей – Гоголя, Пушкина, дома строились русскими архитекторами и на русский вкус, русская речь звучала повсеместно.
Русская община в Латвии и Эстонии по экономическим позициям занимала второе место после немцев. В крупных городах – Таллинне, Риге, Даугавпилсе русский на протяжении межвоенного двадцатилетия был одним из двух наиболее распространенных языков. Роль же третьего – немецкого языка снижалась в связи с сокращением немецкого населения. В 1914 г. в Латвии и Эстонии было 162 тыс. немцев, а в 1935-м их стало всего 78 500. В связи с утратой политического и экономического влияния бывшие хозяева земли возвращались в Германию.
Прибалтийские государства обеспечивали конституционное равноправие всех национальностей, нацменьшинства имели свои школы: закон давал право получать образование на национальном языке. Национальные школы частично или полностью финансировались госбюджетом. В Латвии с 1919 г. существовала школьная автономия, которая позволила создать сеть русских, еврейских, немецких, польских, белорусских, эстонских, литовских школ, от начальных до последних классов гимназий или реальных училищ. У русских и немцев были свои вузы – Русский институт и Институт Гердера. Русские дети занимались по старым гимназическим программам, изучали православный Закон Божий, русскую историю, литературу совсем не по большевицким учебникам.
Эстонское законодательство в отношении национальных меньшинств было лучшим не только в Прибалтике, но считалось образцовым во всей Европе. Эстонская Конституция предоставляла нацменьшинствам – главным образом русским – культурную автономию, что означало, что госучреждения в своей работе обязывались использовать как эстонский, так и русский языки, а те, кто считали себя членами русской общины, могли экстерриторально выбирать своих депутатов в парламент и претендовать на часть национального бюджета. Латвийское законодательство такие нормы не предусматривало, однако на практике русский язык сохранял свои функции и в госучреждениях и бизнесе, а русские становились государственными служащими высокого ранга, министрами. Большие нацменьшинства создавали свои политические партии, в национальные парламенты избирались шведы, немцы, русские, евреи, поляки.
В период аграрной реформы в Латвии и Эстонии обострились отношения с немецкими помещиками, лишившимися земли. Конфликт достиг высшей точки, когда немцы подали жалобу в Лигу Наций. Однако Совет Лиги Наций, исследовав ситуацию, пришел к выводу, что права нацменьшинств в Прибалтике не нарушаются. В дальнейшем противоречия стихли, особенно в Эстонии, где было принято решение выплатить немецким баронам денежную компенсацию за отчужденную землю. Евреи более не подвергались дискриминации, как это было во времена Российской Империи, и их право получать образование, выбирать место жительства, овладевать профессией не ограничивалось. На бытовом уровне антисемитизм в Прибалтике не получил развития.
В Латвии, как центре Прибалтийского региона, кипела оживленная культурная жизнь. В Латвии были два немецких театра, два русских, два еврейских, один польский и один литовский театр. Немецкий театр отличался очень высоким художественным уровнем. Крупнейшие русские таланты, такие как Ф.И. Шаляпин, Л.В. Собинов, регулярно гастролировали на русских сценах Риги. Выходившая в Риге газета «Сегодня» была самой крупной демократической русской газетой в мире. В Прибалтике действовало несколько крупных русских издательств.
С переходом балтийских стран и Польши к авторитарному правлению права нацменьшинств были урезаны в угоду идеологии национализма. Поворот к национализму более всего чувствовался в Латвии, где власти пытались «национализировать» предприятия и фирмы, принадлежащие евреям, немцам или русским. Новый закон о народном образовании требовал, чтобы ребенок, у которого один из родителей – латыш, непременно учился в латышской школе. Более придирчивыми стали условия финансирования национальных школ, отчего их количество сократилось. В Эстонии был принят закон, определяющий этническую принадлежность ребенка по отцу. В Польше среди поляков к концу 1930-х гг. все дети получали семиклассное образование, но немало детей украинцев и белорусов в Польше оставались почти неграмотными. Ограничения не затрагивали все же основных прав нацменьшинств на демократические свободы.
В экономическом развитии прибалтийским государствам, Финляндии и Польше, приходилось преодолеть немалые трудности. До Первой мировой войны эти регионы были самыми развитыми в Империи. Однако по сравнению с Западной Европой уровень развития народного хозяйства оставался здесь сравнительно низким. Основу экономики составляло сельское хозяйство. В сравнительно урбанизированной Эстонии только каждый пятый был горожанином.
В Финляндии в 1938 г. больше половины населения занималось сельским хозяйством. До 1918 г. более двух третей финского сельского населения были арендаторами земли и ряд законов, принятых между 1918 и 1922 гг. обеспечил бывших арендаторов льготными займами на приобретение земли. В результате к 1937 г. было создано около 150 тыс. фермерских хозяйств и в сельском хозяйстве 90 % всех ферм обрабатывалась их собственниками. От Финляндии до Литвы развитие получила сельхозкооперация с целью защиты интересов фермеров при продаже продукции, ее первичной обработке, при получении кредитов.
Во время Первой мировой войны промышленные предприятия были эвакуированы в Россию; причем в процессе транспортировки значительная часть машин оказалась выброшена вдоль железных дорог. По мирным договорам 1920 г. предполагалось возвращение части вывезенного промышленного оборудования, а также культурных ценностей (архивов, библиотек, музейных коллекций). Большевицкие власти так и не выполнили эти статьи договоров. Таким образом, промышленность приходилось создавать заново. Рынки и сырьевые базы в России стали недоступны, и производство пришлось переориентировать главным образом на Запад.
Особенно драматично этот процесс обозначился в ходе экономического кризиса 1923–1924 гг. в Эстонии. Он возник из-за того, что Эстония в ходе Гражданской войны достигла тайной договоренности с российскими большевиками о транзитной торговле в обход блокады Антанты по своей территории. Эстонцы при этом надеялись на необъятный российский рынок и сырьевую базу. Когда советские власти получили международное признание, услуги Эстонии оказались лишними и местные стратеги стали пожинать горькие плоды сомнительных компромиссов с большевиками.
Во второй половине 20-х гг. была выработана модель экономики – сельскохозяйственное производство, ориентированное на западные рынки. Эта стратегия соответствовала интересам многочисленного слоя мелких фермеров, образовавшегося в результате аграрной реформы. Если до войны Прибалтика ввозила зерно, то в межвоенный период она стала его экспортером. Финляндия также стала важным поставщиком сельскохозяйственной продукции на Запад.
Польша добилась больших экономических успехов в 1933–1939 гг. под руководством вице-премьера по экономическим вопросам Евгения Квятковского. В это время было завершено строительство первого польского морского порта на Балтийском море в Гдыне и начато создание центрального промышленного района. Уровень жизни населения, упавший на треть в годы Великой депрессии, стал устойчиво возрастать. Новые технологии были привнесены в горнорудную промышленность и угледобычу, развивалось машиностроение, модернизировалась легкая промышленность. Однако в Польше во второй половине 1930-х гг. сохраняли силу и лево-радикальные настроения среди крестьян и рабочих. Рабочие забастовки порой оканчивались кровопролитными стычками с полицией, а в 1937 г. по стране прокатилась крестьянская забастовка. За этими экстремистскими действиями легко угадывалась рука сталинской политики.
Промышленность Прибалтики была ориентирована на обработку местной сельскохозяйственной продукции. Наиболее индустриализованной была Эстония – там по данным на 1930 г. в промышленности было занято 17,4 % населения; крайне низкий уровень был в Литве – только 6 %. В Эстонии доминировала текстильная промышленность и машиностроение, в Латвии – деревообрабатывающая и пищевая отрасли, в Литве – пищевая промышленность. Разрушительной эвакуации не подверглась Финляндия. Это позволило ей к 1922 г. восстановить довоенный уровень производства. Двигателем развития там была лесная промышленность, за которой стала развиваться и деревообрабатывающая отрасль. Все страны Прибалтики и Польша держались консервативной налоговой политики, воздерживались от внешней задолженности и внешнеторгового дефицита, что обеспечивало им стабильный экономический подъем. Рост промышленного производства в Латвии, к примеру, был одним из самых высоких в Европе. Главными экономическими партнерами Прибалтики стали Англия и Германия.
Близость к России привлекала тех, кто организовывал вооруженное сопротивление большевикам. В конце 20-х гг. в Эстонии жили около 15 тыс., а в Латвии – 19 тыс. русских эмигрантов. В Латвии было не менее десяти эмигрантских организаций (во Франции было около 50, Германии – 20, в одной лишь Софии – 24). В Прибалтике действовали такие противники большевизма, как князь А. Ливен, генерал Глазенап, барон Адеркасс, представители Великого князя Кирилла Владимировича – братья А. и Ф. Фегнер, и др. Польский генералитет и сам генерал Рыдз-Смиглый сочувствовали русскому антикоммунистическому движению и оказывали помощь группам, переходившим границы СССР. В 1920-е гг. некоммунистические окраины Российской Империи, особенно Латвия и Польша, стали местом транзита для эмиграции из СССР. В 1922–1924 гг. транзит людей из СССР через Латвию составил 40 083 чел.
В Прибалтике действовала разветвленная большевицкая агентура, которая с легкостью вела охоту на русских эмигрантов, убивая их и заманивая на территорию России. Так, 12 октября 1934 г. на пригородной даче был зверски убит глава Православной Церкви Латвии архиепископ Рижский Иоанн (Поммер), признанный возглавитель и защитник православной общины и убежденный антикоммунист. Нити убийства тянулись в СССР. Ныне владыка Иоанн (Поммер) причислен к лику святых.
Под видом работы в советско-прибалтийских компаниях в качестве «консультантов» большевиками были подкуплены такие крупные политические деятели Прибалтики, как президент Эстонии Константин Пятс. Авторитарный переворот в Литве под руководством Сметоны и Вальдемара был тщательно согласован с советском посольством в Каунасе. В прессе того времени шли упорные слухи о нечистоплотных сделках латышских политиков (например, министра иностранных дел В. Мунтера) с Москвой. Коррумпирована была и часть польских политиков.
Москва своими бесконечными санкциями и дипломатическими нотами не смогла окончательно искоренить деятельность Белой эмиграции в Польше, Прибалтике и Финляндии. Не помогла даже мощная социал-демократия, неизменно поддерживавшая большевизм. Крупной неудачей большевиков была неспособность закрыть газету «Сегодня», которая была постоянным раздражителем для большевицких дипломатов. Деятельность Белой эмиграции приостановилась только после авторитарных переворотов, когда демократические свободы были ограничены для всех без исключения.
Путь восстановления нормальной жизни на некоммунистических окраинах былой России проходил нелегко, и некоторые явления были весьма болезненны, но, тем не менее, во всех этих новых государствах сохранялось многообразное общество граждански свободных людей, не сокрушенных в своем человеческом достоинстве. Культура, религия практически не ограничивались. Экономическая жизнь, хотя и ставилась в рамки модного тогда корпоративизма (экономического фашизма), не испытывала принуждения и не выводилась из системы рыночных отношений. Валюта была прочной, и границы всех стран оставались открытыми. Авторитарные тенденции в политике ни в одной из стран не перешли в тоталитарную тиранию, как в Германии или в Италии, не говоря уже об СССР.
Но наибольших успехов молодые государственные сообщества Польши, Финляндии и Прибалтики добились в области развития нового поколения своих граждан. За двадцать лет независимости юные поляки, финны, латыши, эстонцы и литовцы привыкли к независимости своих стран, были научены школой любить и понимать национальную культуру и жить в открытом мире с проницаемыми границами, и когда все они, кроме Финляндии, были захвачены тоталитарными соседями и лишились национальной независимости, память об этих двух десятилетиях национальной независимости и гражданской свободы помогала сопротивляться, выстоять и, в конце концов, победить. Оказавшись в 1939–1940 гг. под тоталитарным гнетом, народы Польши и Прибалтики в течение полувека продолжали жаждать освобождения и тосковать об утраченной нормальной жизни межвоенных десятилетий. Ни один из этих народов ни нацисты, ни коммунисты так и не смогли заставить поверить, что тоталитарный строй это их собственная, а не навязанная извне власть.
Х. Мейнандер. История Финляндии. Линии, структуры, переломные моменты. М.: Весь мир, 2008.
3.2.28. Гражданская война в Испании и Россия
Во второй половине 30-х гг. агрессивный характер советской внешней политики ярко проявился во время Гражданской войны в Испании. В Испании народный фронт социалистов, анархистов и коммунистов победил незначительным большинством на выборах в феврале 1936 г., после чего усилилась волна забастовок, погромов, святотатств и убийств по мотивам отношения к церкви и политических убеждений. Чтобы восстановить порядок, группа офицеров во главе с молодым генералом Франциско Франко объявили 17 июля 1936 г. государственный переворот. («Над всей Испанией безоблачное небо», – прозвучал по радио их условный сигнал). Вокруг Франко объединились правые либералы, католики, монархисты и сторонники военной диктатуры – фалангисты, чей лидер Хосе Антонио Примо де Ривера был расстрелян республиканцами, как называли себя сторонники правительства. На сторону Франко стала значительная часть армии и населения. Началась гражданская война.
На помощь республиканцам пришел Советский Союз и, негласно, Франция, в то время как Германия, Италия и Португалия поддержали восставших. Германский «Кондор Легион» обеспечил им превосходство в воздухе, Италия послала самолеты, оружие, корабли и войска. Коминтерн же через подчиненные ему компартии развил в 17 странах бурную деятельность по вербовке добровольцев на «борьбу против фашизма».
В интернациональные бригады, отправлявшиеся в Испанию, записалось около 35 тыс. человек. Франко, будучи националистом, иностранцев не вербовал, но около 1,5 тыс. к нему пришли, в основном католики, возмущенные убийством тысяч священников и монахов и осквернением святынь на республиканской стороне.
Размежевание коснулось, естественно, и русской эмиграции. Белые офицеры из РОВСа и из РНСУВа (выделившаяся наиболее боевая часть РОВСа) видели в лице Франко продолжателя Белого дела и стремились к нему попасть. Они сформировали в подмогу Франко небольшой русский добровольческий отряд (всего лишь 80 человек, из них 34 было убито, среди них генерал А. Фок), чтобы, как писал один из его участников, «не на словах, а на деле бороться с врагами нашей родины». Одним из добровольцев был летчик-ас Николай Александрович Рагозин (1891–1957). Военный морской летчик Русской Императорской армии, награжденный за доблесть и мужество, проявленные в боях Великой войны, 5 боевыми орденами и Георгиевским оружием, он вступил в армию генерала Франко, восприняв его борьбу как продолжение Белого дела. Участвуя в боях с республиканцами, Рагозин был удостоен нескольких боевых наград и звания подполковника Испанской армии.
Историческая справка
Русский доброволец, сражавшийся на стороне Франко, князь Н. Кудашев оставил стихотворение «Альказар», отражающее те мотивы, которые побудили его и его друзей вновь взять в руки оружие. Речь идет о героической обороне военного училища в Толедо – Альказара от осаждавших его несколько недель республиканцев. В конце концов осада была снята войсками Франко.
«Нам скажут: чужая победа,
Чужого похмелья угар. —
Неправда! Нам близок в Толедо
Отбивший врага Альказар.
Мы первыми подняли знамя,
И первыми вынули меч.
Изгнания годы за нами
И горькая слава предтеч.
Начало – в кубанских станицах.
В Толедо – преддверье конца…
Всех верных зовут причаститься,
Отчизне отдавших сердца.
Понятными нам письменами
Чеканится белая быль —
Готовность идти за вождями
На плаху и ранний костыль.
Как белой идеи победа,
Как первый ответный удар,
Да здравствует наше Толедо,
Да здравствует наш Альказар!»
«Красные» добровольцы из Парижа появились в рядах рабочей милиции. А выдающийся историк русской святости и тонкий политический аналитик, Георгий Федотов, признавая, правда, этическую трудность выбора между воюющими, несколько неожиданно увидел в запоздалой интервенции советского правительства защиту национальных интересов России, а в лице Пассионарии (коммунистки Долорес Ибаррури) пламенную поборницу демократии. Его статья, напечатанная в журнале Александра Керенского «Новый путь», несмотря на все сделанные в ней оговорки, вызвала возмущение среди его коллег по парижскому Богословскому институту, потребовавших, чтобы он воздерживался от подобного рода заявлений. Это вынудило Федотова подать в отставку.
Из СССР в Испанию были направлены 3,5 тыс. «добровольцев», в том числе более 700 военных советников, главным образом офицеров ГРУ и НКВД (из которых 230 погибли), а также оружие и боеприпасы. Политический спектр республиканцев был очень пестр, в их числе было много троцкистов и анархистов. Сталин на протяжении всей войны пытался обеспечить гегемонию коммунистов над разнородной коалицией левых сил. Для этого использовались любые средства, в том числе провокации, шантаж и убийства.
Свидетельство очевидца
Резидент советской разведки в Европе Вальтер Кривицкий, которому в 1937 г. подчинялась вся советская резидентура, в том числе и в Испании, так описывает методы работы в Испании: «ОГПУ поработало блестяще. Уже в декабре 1936 г. террор свирепствовал в Мадриде, Барселоне и Валенсии, были созданы специальные тюрьмы ОГПУ, его агенты убивали и похищали людей, вся эта сеть функционировала совершенно независимо от законного правительства. Его министерство юстиции не имело никакой власти над ОГПУ, превратившимся в государство в государстве. Перед его могуществом трепетали высшие представители правительства Кабальеро. Советский Союз, казалось, захватил в свои руки такую власть над законным испанским режимом, как если бы эта страна находилась в полном советском владении». – В. Кривицкий. Я был агентом Сталина. С. 78.
В частности, «исчез» командующий всеми интербригадами генерал Клебер – герой обороны Мадрида от войск Франко, пользовавшийся колоссальной популярностью среди республиканцев, а многие его сподвижники были убиты сталинскими агентами. Связано это было с чисткой в рядах Красной армии в первой половине 1937 г. и дружескими взаимоотношениями между многими республиканскими командирами и командирами РККА. Правительство Кабальеро отчаянно противилось методам работы ОГПУ. Пришедший на смену Ягоде Ежов вообще смотрел на Испанию как на советскую провинцию, и террор НКВД только усилился.
Свидетельство очевидца
«Число антисталинистов из числа сторонников законного правительства, уничтоженных в Испании, мне неизвестно. Я мог бы перечислить десятки индивидуальных судеб людей, убитых в Испании, похищенных нашими агентами и насильственно отправленных в Россию. Один из наиболее скандальных случаев – судьба Андерса Нина, лидера Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ), в прошлом троцкиста, а ранее – одного из главарей Коминтерна. Вместе с группой своих сторонников он «исчез» из тюрьмы, где их держало в заточении ОГПУ. Их тела были найдены только после прибытия в Испанию комиссии членов английского парламента для расследования обстоятельств этой расправы. Другой громкий случай произошел с молодым Смилли, сыном известного английского лейбориста Роберта Смилли. Молодой человек был убит в Испании в тюрьме, находившейся под контролем ОГПУ». – В. Кривицкий. Я был агентом Сталина. С. 79.
Когда среди рабочих Каталонии усилились антисталинские настроения, ОГПУ по указанию Сталина стало натравливать друг на друга различные политические фракции. Коммунисты во главе с их лидером Диасом потребовали подавления всех антисталинских группировок, установления контроля над прессой и радиостанциями. Советские попытки привести всех к общему знаменателю сталинскими приемами и строить в Испании тоталитарное государство только осложняли положение в лагере республиканцев: коммунистической гегемонии достичь так и не удалось, а Народный фронт развалился. Луи Кабальеро 15 мая 1937 г. вынужден был выйти в отставку, и премьер-министром республиканского правительства стал Хуан Негрин, который оставался у власти до полного разгрома республиканцев армией Франко.
Было бы неверно думать, что армия Франко представляла собой некий идеал. Более того, провоевав более 10 лет в Африке с рифскими племенами, отличавшимися первобытной жестокостью, Франко вольно или невольно перенес методы африканской войны на территорию Испании, безжалостно истребляя коммунистов. Например, в Африке считалось нормальным выстроить почетный караул для встречи генерала с насаженными на ножевые штыки отрубленными головами туземцев. Именно таким образом в 1926 г. встретил Испанский легион, которым командовал Франко, диктатора Примо де Ривера, приехавшего с инспекционной поездкой в Марокко. Подобные методы применялись и к пленным республиканцам. Жестокость порождала ответную жестокость.
Историческая справка
Примечательна судьба первого иностранца, удостоенного звания Героя Советского Союза № 16, Примо Джибелли. В 1921 г. молодой итальянец бежал от режима Муссолини в СССР и стал летчиком-испытателем. В 1936 г. с рекомендательным письмом Пальмиро Тольятти он прибыл в Испанию сражаться за правительство республиканцев и очень хорошо себя проявил в боях, заслужив прозвище «красный дьявол». В одной из воздушных схваток его бомбардировщик был сбит, а через две недели над Мадридом на парашюте был сброшен ящик, в котором находилось разрубленное на куски тело Джибелли с письмом, в котором говорилось, что так будет с каждым красным летчиком, появившемся в небе Испании. И подобных примеров можно привести множество.
Во второй половине 1938 г. Сталин стал выводить своих людей из Испании. В январе 1939 г., когда стало ясно, что республиканская власть доживает последние недели, прекратилась советская помощь. 27 февраля Великобритания и Франция признали правительство генерала Франко de jure. 28 марта франкисты вошли в Мадрид, а 1 апреля Франко издал свой знаменитый приказ: «Красная армия развалилась, все главные пункты страны заняты национальными войсками. Война окончена». В тот же день США признали de jure правительство Франко. Республиканцы ушли во Францию, испанские коммунисты – частично эмигрировали в СССР.
Гитлер рассчитывал на то, что Франко станет послушным проводником его влияния в западном Средиземноморье. 27 марта 1939 г. франкистская Испания заявила о формальном присоединении к Антикоминтерновскому пакту, но Франко совершенно не спешил превращаться в безоговорочного союзника фюрера, предпочитая искать тайных контактов с американцами и англичанами. После переговоров с Гитлером во Французских Пиренеях осенью 1940 г. Франко признавался своим близким – «говорить с этим человеком, все равно, что выдирать здоровый зуб».
Советская интервенция оставила после себя созданную для вербовки интербригад агентурную сеть в Европе и Америке. Золотой запас Испании (600 тонн) СССР увез к себе якобы в оплату за поставки оружия.
Свидетельство очевидца
«Большое количество испанского золота было доставлено при Негрине в Советский Союз. По указанию Сталина разгрузка прибывавших партий доверялась только офицерам тайной полиции, по личному выбору Ежова, во избежание распространения малейших сведений об этих операциях. Однажды я заметил в печати список высших представителей ОГПУ, награжденных орденом Красного Знамени. Среди них были известные мне имена. Я спросил у Слуцкого, в чем состояла заслуга награжденных. Он объяснил, что это список руководителей специального отряда численностью 30 человек, который был прислан в Одессу для разгрузки ящиков с золотом: офицеры ОГПУ использовались на этой работе в качестве докеров. Операции по разгрузке золота из Испании проводились в величайшей тайне – это было первым случаем, когда я услышал о них. Один мой сотрудник, оказавшийся участником упомянутой экспедиции в Одессу, описывал мне потом сцены, которые там увидел: вся территория, примыкавшая к порту, была очищена от людей и окружена цепью специальных отрядов. Через все освобожденное пространство, от пристани до железнодорожного пути, высшие чины ОГПУ изо дня в день переносили на спине ящики с золотом, сами грузили их в товарные вагоны, которые отправлялись в Москву под вооруженной охраной. Я пытался узнать, каково количество доставленного золота. Мой помощник не мог назвать какой-либо цифры. Мы переходили с ним через Красную площадь в Москве. Указав на пустое пространство вокруг нас, он сказал: Если бы все ящики с золотом, которые мы выгрузили в Одессе, положить плотно друг к другу на мостовой Красной площади, они заняли бы ее полностью, из конца в конец. Так он наглядно представил себе объем доставленного золота». – В. Кривицкий. Я был агентом Сталина. С. 82–83.
В Испании среди советских «добровольцев» находились не только наемные убийцы и диверсанты. Было послано много военных специалистов: летчиков, танкистов, артиллеристов, военных советников, которые в боях рисковали жизнью, а многие погибли. Так, например, в воздушных боях стали Героями Советского Союза летчики Яков Смушкевич и Сергей Грицевец, а выдающийся советский ас Иван Федоров, сбивший с 1937 по 1953 г. более 130 самолетов противника, открыл счет своим победам в испанском небе, одержав их 24. В Испании получил звание Героя Советского Союза танкист Дмитрий Григорьевич Павлов – будущий командующий Белорусским (Западным) Особым военным округом, расстрелянный Сталиным в 1941 г. Многие командиры Красной армии, сражавшиеся на стороне республиканцев, были награждены орденом Боевого Красного Знамени.
Не исключено, что успех военного выступления генерала Франко против республиканского правительства Испании, очевидный уже к весне 1937 г., заставил Сталина нанести «превентивный удар» по собственному генералитету (см. 3.2.23). Видные советские деятели, начиная с В.А. Антонова-Овсеенко, командовавшего захватом Зимнего дворца в октябре 1917 г., а также многие чекисты были по возвращении из Испании обвинены в троцкизме и убиты.
Историческая справка
Советский разведчик Вальтер Кривицкий в декабре 1937 г. бежал в США, где опубликовал свои мемуары, являющиеся важным свидетельством сталинских преступлений. Однако, несмотря на огромный опыт разведывательной работы, ему не удалось уйти от рук убийц НКВД. 10 февраля 1941 г. он был найден мертвым в одной из гостиниц в Нью-Йорке.
Около 1 миллиона испанцев погибло в гражданской войне, и в Долине Павших между Мадридом и Сеговией стараниями генерала Франко был сооружен величественный памятник «Погибшим за Бога и Испанию». Современное состояние Испании, да и всей Западной Европы, во многом связано с итогами Гражданской войны 1936–1939 гг.
А.П. Яремчук 2-ой. Русские добровольцы в Испании. Сан-Франциско, 1983.
A. Beevor. The Battle for Spain. The Spanish Civil War 1936–1939. London. 2006.
P. Stanley G. The Spanish Civil War, the Soviet Union, and Communism. New Haven, 2004.
3.2.29. Русское общество на Дальнем Востоке и советско-японский конфликт
После окончания Гражданской войны в России не менее 30 тыс. белогвардейцев и около 20 тыс. гражданских беженцев ушли в Китай. Кроме того, в Маньчжурии тогда проживало свыше 100 тыс. русских жителей, поселившихся здесь еще с конца XIX в. при освоении Северного Китая. Впоследствии из-за террора большевиков в Маньчжурию бежали еще несколько тысяч людей из России. В итоге общая численность русской эмиграции в Китае доходила к моменту японского вторжения (1931 г.) до 200 тыс. человек. Большая часть их была сконцентрирована в Харбине.
Новые китайские власти в лице маршала Чжан Цзолиня поспешили устранить последние следы российского государственного присутствия в Маньчжурии. Однако насилий над русскими практически не чинилось: для беженцев были созданы вполне приемлемые условия существования и оказана помощь в подыскании работы. Многим из них удалось устроиться в полицию на КВЖД, другие отправились на лесозаготовки. В Харбине культурная жизнь русского сообщества была очень активной, правда, носила несколько провинциальный характер, политическая жизнь ей не уступала. Харбин, едва ли не единственный центр эмиграции, где зародилась довольно влиятельная фашистская партия, руководимая К.В. Родзаевским, кроме того, значительную роль играли сменовеховские евразийские тенденции (Н. Устрялов). Взгляды большинства русских фашистов с их лозунгом «Бог, нация, труд» не были человеконенавистническими. Пафос движения был в протесте против парламентской демократии и капитализма. Их привлекали идеи Муссолини, сторонников же Гитлера было в эмиграции очень мало.
Однако в связи с тем, что СССР заключил в 1924 г. с Чжан Цзолинем договор, по которому Москва совместно с Маньчжурским военным правительством управляли железной дорогой, большинство работавших на ней белоэмигрантов были вынуждены оставить работу или принять советское гражданство. Положение русской эмиграции стало весьма затруднительным: испытывая давление со стороны СССР, китайские власти ограничивали ее активность. Многие эмигранты оказались без работы, тысячи женщин и девушек занимались проституцией.
В 1924 г. в Китае обострилась борьба за власть между разными военными группировками, и в этих условиях Чжан Цзолинь и его союзник Чжан Цзучан создали в своей армии («северяне») подразделения из русских эмигрантов во главе с генералом К.П. Нечаевым. Они сыграли большую роль в войне с генералом У Пейфу в конце 1924–начале 1925 г. Ими был занят один из крупнейших китайских городов – Цзинань, на три года ставший главным центром русской военной эмиграции в Китае. В итоге Чжан Цзолинь стал одним из главных претендентов на объединение Китая. В конце 1925–начале 1926 г. Чжан Цзолинь благодаря русским разгромил поддерживаемого из Москвы маршала Фэн Юйсяна. В результате «северяне» вошли победителями в китайскую столицу Пекин. Однако в середине 1928 г. Чжан потерпел поражение от войск «южан», в результате чего страна объединилась под властью Гоминьдана. Пекин, занятый войсками Янь Сишаня, союзника Чан Кайши, 20 июня переименовали в Бэйпин («Северное спокойствие»). За несколько дней до этого Чжан Цзолинь был убит в результате покушения, организованного японцами, недовольными его пассивностью в войне с Гоминьданом. Новым губернатором Маньчжурии стал наследник Чжан Цзолиня – двадцатисемилетний Чжан Сюэлян, формально признавший верховную власть Чан Кайши. В июне 1928 г. Северная коалиция рассыпалась, и в сентябре того же года русские белые части перешли на сторону Чан Кайши, который создал русские бронетанковые части во главе с генералом И.С. Мрачковским, сыгравшие важную роль в конфликтах Китая с Японией.
К моменту прихода японцев русские контролировали в Северном Китае значительную часть торговли, пищевого производства и легкой промышленности. Молочная отрасль была принесена в Китай именно русскими. Значительная часть продуктов производилась в приграничном с СССР районе Трехречья, где проживали казаки. В 1929 г. во время советско-китайского конфликта этот район подвергался опустошительным рейдам большевицких карательных частей, уничтоживших несколько станиц вместе со всеми их жителями.
Другим центром притяжения для эмигрантов стал Шанхай. Еще в 1924 г. из Кореи сюда прибыла флотилия с казаками генерала Глебова. В начале 1930-х гг., привлеченная высокими заработками, туда устремлялась эмигрантская молодежь. Всего к 1930 г. здесь проживало 9 тыс. русских эмигрантов. Многие из них добились здесь мировой известности, как, например, чайная «королева» Литвинова. Многие эмигранты-мужчины служили в Русском волонтерском полку Международного корпуса Шанхая, а также в английской и французской полиции.
18 февраля 1932 г. в бывшей столице провинции Цзилинь городе Чанчуне, переименованном в Синьцзин («Новая столица»), было провозглашено так называемое Маньчжоу-го («Государство Маньчжурия»), 1 марта 1934 г. переименованное в Маньчжоу да диго («Великая империя маньчжуров»). Императором «Великой империи» с девизом правления «Кандэ» («Спокойствие и добродетель») был провозглашен последний отпрыск цинской династии Пу И.
Русская эмиграция приветствовала приход японцев как освободителей. Во многом это было обусловлено ухудшением отношений китайских властей к русским после проигрыша ими войны с СССР 1929 г. Однако эмигранты быстро разочаровались в японцах. Если при китайской власти случаи откровенно плохого отношения к ним были довольно редки, то при японцах это стало нормой. Японские власти начали политику давления на русских торговцев и промышленников, подняв в несколько раз налоги. В итоге многие русские эмигранты разорялись и оказались без работы на улице. В наиболее трудном положении оказались русские женщины, которых японцы стали усиленно вовлекать в проституцию. Это приобрело настолько откровенные и грязные формы, что дважды положение русских женщин в Маньчжурии становилось предметом разбирательства Лиги Наций. Японцы взяли курс на стравливание китайцев и русских, чтобы таким образом не допустить их объединения против себя.
В 1936 г. Япония примкнула к Антикоминтерновскому пакту (ось Берлин – Рим – Токио), а в июле 1937 г. вторглась собственно в Китай. Изгнанный армией Чан Кайши из провинции Цзянси Мао Цзэдун в 1934–1935 гг. совершил свой «великий поход» (368 дней) на север в провинцию Шэньси. Здесь его войско, растаявшее в походе с 86 тыс. до 5 тыс., находилось на момент японского вторжения. Перед лицом вторжения коммунисты убедили Чан Кайши вступить с ними в союз, который продержался с 1937 по 1945 г. Благодаря участию в борьбе против японцев армия Мао окрепла и расширила свое влияние в Китае.
СССР помогал и Мао, и Чан Кайши. Летом 1937 г. Москва заключила с правительством Гоминьдана договор о ненападении, содержавший секретные обязательства о том, что СССР не будет заключать договора о ненападении с Японией до урегулирования японо-китайских отношений, а Китай, в свою очередь, воздержится от присоединения к Антикоминтерновскому пакту. Секретность вызывалась стремлением Кремля избежать лобового столкновения с Японией; по той же причине СССР не пошел на заключение полномасштабного союза с Китаем, хотя оказывал ему большую военную и финансовую помощь. С ноября 1937 по конец 1941 г. в Китай было отправлено 1,3 тыс. самолетов, 1,6 тыс. орудий, 14 тыс. пулеметов и прочее снаряжение, а также более 5 тыс. советников. Сталин пытался силами китайцев нейтрализовать Японию на Дальнем Востоке и, одновременно, постепенно «коммунизировать» сам Китай. Чтобы смягчить отношения с Японией, Сталин в 1935 г. продал Маньчжоу-го по сходной цене русскую долю в Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД).
Готовясь к военному конфликту с Японией, Сталин приказал ликвидировать автономные образования корейцев и китайцев на советском Дальнем Востоке. В 1937–1938 гг. десятки тысяч живших в Приморском и Хабаровском краях китайцев и корейцев были насильственно переселены в Казахстан и Киргизию из опасения, что они могут, в случае приграничной войны, изменить и поддержать Японию. Большевики не верили в преданность их режиму граждан СССР и, чтобы обезопасить свою власть, не смягчали репрессии, но поступали все более бесчеловечно, отправляя в ссылку целые народы, не разделяя их на правого и виноватого.
В свою очередь Япония вынашивала планы создания на русском Дальнем Востоке марионеточного Белого государства, наподобие Маньчжоу-го. На это японцев толкали и советники из пребывавшего в Харбине русского «правительства в изгнании», состоявшего из видных деятелей эмиграции (бывший министр финансов правительства Колчака И.А. Михайлов, Грассе, Дубинин, Я.Я. Смирнов и др.). Они убеждали японцев, что «население России исстрадалось под властью коммунистов, и оно с радостью встретит любого освободителя, а Красная армия сражаться не будет».
Но постоянное унижение достоинства привело к тому, что большая часть эмигрантов готова была поменять японскую власть на любую другую, и среди них резко усилились симпатии к коммунистам. Чтобы обезопасить себя от возможных выступлений со стороны русских, японцы пронизали их шпионской сетью. После перехода на японскую сторону генерала НКВД Люшкова, раскрывшего осведомительную сеть среди эмигрантов, оказалось, что немало русских в Маньчжурии действительно пошли на сотрудничество с советскими спецслужбами. Японцы схватили несколько десятков советских агентов, самыми влиятельными из которых были бывшие генералы китайской армии В.С. Семенов и Клерже. В 1937–1938 гг. японцы организовали несколько крупных дел над эмигрантами по обвинению в связях с советской разведкой. Самым крупным было Мулинское дело, более 100 участников которого обвинялись в подготовке взрыва мулинских шахт.
В 1930-е гг. коммунистический режим в СССР старался как можно теснее привязать к себе Монголию и исключить какую-либо возможность ее переориентации на Японию. В 1931 г. в Монголии по большевицким образцам началась всеобщая коллективизация. Это вызвало весной 1932 г. обширное восстание монголов, подавленное РККА и спецчастями армии Монголии с применением танков и авиации. Монгольское направление большевицкой политики определялось специальной дальневосточной комиссией политбюро ЦК ВКП(б). Но контроль Москвы над политикой Улан-Батора до середины 1930-х гг. еще не был всецелым. В 1937–1939 гг. советские советники непосредственно стали принимать участие в проведении жестоких политических репрессий в МНР подобных тем, что в это время развертывались в СССР. В этот же период было окончательно разгромлено буддистское сообщество Монголии, а тысячи лам истреблены. При странных обстоятельствах на территории СССР по дороге в Москву в один день умерли два высших руководителя Монголии – председатель совета министров Гендун и министр обороны Демид.
Подобно СССР, Япония также стремилась распространить свое влияние на весь Дальневосточный регион. Желая осуществить проект создания марионеточного Белого государства на Дальнем Востоке, продемонстрировать свою мощь и вынудить СССР отказаться от контроля над Монголией и поддержки Китая, Япония, несмотря на войну с Китаем, начала военные действия против СССР. 28 июля 1938 г. японские войска перешли советскую границу в районе озера Хасан (севернее Владивостока) и отошли только после упорных боев. В мае 1939 г. была предпринята еще более масштабная «разведка боем» на западном берегу реки Халхин-Гол (Монголия) на границе между Маньчжоу-го и Монголией. Мелкие стычки завершились в августе серьезной битвой. Красная армия, сосредоточив более 80 тыс. войск и 880 единиц бронетехники, наголову разбила японцев. Составивший план операции командарм II ранга Г.В. Штерн сначала получил звание Героя Советского Союза, а потом был НКВД «на всякий случай» расстрелян. Лавры за битву достались командовавшему войсками Г.К. Жукову. Поражение японских войск у озера Хасан в 1938 г., как и их неудачи во всех пограничных конфликтах, вызвали радость большинства эмигрантов, которые надеялись на приход советских войск и избавление «от японского ига». Об ужасах, творившихся в это время на родине, они не знали и знать не хотели.
Другими районами концентрации русской эмиграции были китайский Туркестан (Синьцзян) с городами Кульджа, Урумчи, Чугучак и др. Как и в Маньчжурии, здесь еще до революции проживало русское население общей численностью не менее 20 тыс. человек, к которым добавились в 1920 г. отошедшие части войск атаманов Анненкова и Дутова и гражданские беженцы. В 1929 г. здесь началось восстание мусульман против власти Китая и русские части генерала Паппенгута, созданные китайцами, сыграли большую роль в подавлении к 1935 г. этого движения и сохранении территориальной целостности Китая.
Русская эмиграция имела огромное влияние на китайскую жизнь 1920–1945 гг. и именно те районы, где жили эмигранты из России, активно развивались в экономическом и торговом отношении.
В.Г. Дацышен. История российской духовной миссии в Китае. Гонконг, 2010.
Н. Райан. Россия – Харбин – Австралия. М., 2005
С.С. Балмасов. Белоэмигранты на военной службе в Китае. М., 2007.
3.2.30. Подготовка к «последней войне». Гонка вооружений
Коллективизацию, унесшую миллионы жизней, необходимо рассматривать в контексте сталинской борьбы за советизацию Европы. Главная причина коллективизации заключалась в невозможном сосуществовании номенклатуры ВКП(б) и свободного крестьянина-производителя. Но вторая причина коллективизации заключалась в стремлении Сталина использовать захваченные партией крестьянские материальные и трудовые ресурсы для развертывания невиданного в мировых масштабах военного производства ввиду будущего «экспорта революции».
В годы первой пятилетки резко вырос военный бюджет. В 1928–1929 гг. военные расходы СССР составляли 93 млн фунтов стерлингов, а в 1932-м – уже около 140 млн. Если Гитлер с большой осторожностью начал подготовку к ограниченной войне в Европе только в 1935 г., то для Сталина подготовка началась с принятием в апреле 1929 г. XVI партийной конференцией первого пятилетнего плана. Совершенно невиданными темпами росло танкостроение. Если по состоянию на 1 января 1932 г. в РККА насчитывались 1446 танков и 213 бронеавтомобилей, то на 1 января 1934 г. – 7574 танка и 326 бронеавтомобилей – больше, чем в армиях Великобритании, Германии и Франции вместе взятых.
Накануне 1934 г. Реввоенсовет СССР издал приказ, в котором, в частности, утверждалось: «Наша Красная армия реально, фактически стала первой армией в мире». Еще в 1931 г., задолго до прихода Гитлера к власти, цели строительства и содержания такой огромной и обременительной для страны армии, недвусмысленно формулировались в документах II (мобилизационно-организационного) Управления Штаба РККА так: «Наша партия <…> будет все более активно выполнять свою роль международного двигателя пролетарской революции, толкающего пролетариев всех стран к захвату власти».
В 1935 г. в составе Вермахта мирного времени только планировалось развернуть 36 дивизий, а РККА мирного времени по официальному заявлению заместителя наркома обороны СССР М.Н. Тухачевского насчитывала 87 стрелковых и 32 кавалерийские дивизии. Если численность личного состава Вермахта в 1935 г. Гитлер лишь планировал довести до 550 тыс. человек, то численность личного состава РККА уже составляла 960 тыс. В 1937 г. даже отмобилизованные силы соседней Польши и Германии выглядели несоизмеримо слабее, чем силы Красной армии. В 1937 г. в случае войны Германия могла выставить 61 пехотную дивизию и около 2 тыс. танков и бронемашин. Польша могла выставить не больше 36 дивизий и около 340 танков и бронемашин. СССР, в случае войны в 1937 г., мог выставить на Западе более 140 дивизий и 10 тыс. танков.
Гонка вооружений способствовала изоляции СССР от международного экономического сотрудничества. Если в 1913 г. доля России в мировой торговле составляла почти 4 %, то доля СССР упала с 1,3 % в 1929 г. до 1,1 % в 1938 г. За счет нищенского существования населения и безжалостной эксплуатации сталинской партией миллионов русских людей СССР в невиданных объёмах выпускал военную технику.
Изменения в мобилизационном планировании Красной армии на случай войны (1928–1934). Контрольные цифры развертываемых сил и средств на случай войны. Зенитные орудия ПВО в настоящих сведениях (для графы «Артиллерия») не учитываются.
Рост производства вооружений в СССР (1930–1939)
Пропаганда постоянно подчеркивала мощь многочисленной РККА. Однако в конфликте на озере Хасан в 1938 г., во время советско-финляндской войны 1939–1940 гг. войска Красной армии показали невысокий уровень боевой подготовки. Качество армии не соответствовало ее техническому оснащению. В тактическом отношении красноармейцы – вчерашние крестьяне – оказались плохо обучены, хромали дисциплина и управление. Командиры с низким уровнем общей культуры не умели и боялись принимать самостоятельные решения. Слабо выглядело взаимодействие родов войск. Пассивный боец и безынициативный командир служили расходным материалом вышестоящего командования. Поставленная цель достигалась при помощи создания огромного численного перевеса над противником и не считаясь с потерями.
Свидетельство очевидца
Полковник Генерального штаба Арсений Александрович Зайцов (1889–1954), участник Великой войны и Белого движения и один из создателей Высших военно-научных курсов в эмиграции, еще в 1934 г. так оценивал интеллектуальный уровень Красной Армии: «Каков же может быть общий вывод о Красной Армии. Созданное коммунистической партией орудие ее интернациональной политики – Красная Армия организована применительно к этому ее основному назначению. На первое место выдвигается соответствие армии этому партийному заданию. Отсюда неуклонно проводимая пролетаризация и коммунизация армии, особенно ее командных кадров, и выдвижение на руководящие посты в армии лиц, угодных правящей партии в связи с широким развитием пронизывающего всю армию сверху до низу политического аппарата… Политическая благонадежность армии достигнута за счет резкого понижения, по сравнению с другими современными армиями, ее боеспособности, т. е. ее чисто военной ценности. Основным ее пороком является неподготовленность и некультурность ее командного состава, к тому же связанного по рукам и ногам тенетами политического аппарата…
Надежная опора правящей в СССР партии против ее внутренних врагов в мирное время – Красная Армия вряд ли способна к внешней вооруженной борьбе с современной регулярной армией. Во всяком случае, ей совершенно не по плечу война с современной регулярной армией первоклассной державы.
Вся военная политика СССР поэтому направлена к раздуванию своих успехов и хвастовству своими якобы достижениями, прикрывающими на самом деле полную неподготовленность к сколько-нибудь упорной и длительной войне». – А.А. Зайцов. 16 лет РККА // Военная мысль в изгнании. М.: Русский путь, 1999. С. 260.
Матерщина, пьянство и рукоприкладство были обычным явлением, даже в командирской среде. Ни в одной армии Европы не существовало такого разрыва в положении солдата и офицера, как между бойцом и командиром РККА. Неусыпно контролировали политико-идеологическое состояние военнослужащих Особые отделы НКВД. Войска пронизала сеть сексотов, осведомителей, партийно-политических органов. Начиная с 1928–1929 гг. в армии шли чистки, увольнения, аресты. Начальства и особистов (сотрудников особых отделов) боялись больше, чем противника. Такая армия казалась Сталину безопасной. Отчасти этому способствовала и примитивная личность наркома обороны СССР маршала Ворошилова, возглавлявшего РККА в 1925–1940 гг.
Историческая справка
Климент Ефремович Ворошилов (1881–1969) родился в Екатеринославской губернии. В молодости работал на шахте, где и вступил в РСДРП в 1903 г. В 1905 г. Ворошилов возглавил в Луганске не только городской большевицкий комитет, но и Совет рабочих депутатов. Он лично руководил организацией беспорядков в этом важном промышленном регионе. Однажды жандармы задержали его, но разъяренная толпа, угрожая погромами, отбила своего главаря.
После этого Ворошилов покидает родные края и перебирается в Санкт-Петербург, где знакомится с Ульяновым, Джугашвили, Калининым и другими большевиками. Одно время ездит по Скандинавии – участвует в Стокгольмском съезде РСДРП, нелегально переправляет оружие в Донбасс. Затем на съезде в Лондоне Ворошилов расширяет круг своих знакомств среди будущих вершителей судеб России.
По возвращении в Россию его арестовывают и отправляют в ссылку в Архангельскую губернию, откуда Ворошилов бежит в Баку, где занимается «экспроприациями» вместе со Сталиным. В результате Ворошилову пришлось сменить много тюрем и дальних поселений, но потом он попал под амнистию в честь 300-летия Дома Романовых. Уехал в Царицын и устроился там на оборонный завод. Вскоре началась Мировая война. Многие большевики не уклонялись от мобилизации, собираясь разлагать армию изнутри. Ворошилов же решил с семьей податься в бега. Через некоторое время он всплыл в предместьях Петрограда на маленьком частном заводике и установил связь с местными нелегалами.
В февральские дни 1917 г. Ворошилов в гуще солдат запасных полков и дезертиров, заполонивших столицу. Они с радостью избирают его депутатом Петроградского совета. Но партия решает иначе: человек, который не служил в армии, не может быть депутатом от солдат, шахтеру место в Луганске.
После октябрьского переворота Ворошилов снова в Петрограде – как делегат Учредительного собрания. Но работает в ЧК, ЦК, Совнаркоме, «ликвидирует» Градоначальство столицы. Тем временем на Украине немецкие войска продвигаются на восток, угрожая Донбассу. Ворошилова отправляют сколачивать отряды красной гвардии. С марта 1918 г. он – командир 1-го Луганского социалистического отряда, с апреля – организатор и командующий 5-й армией. Под напором германских войск 5-я армия отступает в Россию, громя по дороге казацкие станицы. В июле – начале августа 1918 г. Ворошилов – командующий группой войск при обороне Царицына. Сколотив новую армию, Ворошилов вместе со Сталиным, Щаденко, Думенко и Буденным вели полупартизанскую борьбу с Белыми войсками, уложив в русскую землю 60 тыс. своих соратников. Вместе с С.М. Будённым был организатором 1-й Конной армии (ноябрь 1919), член РВС армии до мая 1921 г.
Ворошилов успел побывать за Гражданскую войну и комиссаром НКВД Украины, и лидером «военной оппозиции». Отличился в Кронштадтских расправах 1921 г. В 1924 г. он оказался в числе инициаторов постройки мавзолея Ленина. «Мавзолей должен быть импозантным зрелищем, центром притяжения всех глаз» – постановила «тройка» с участием Ворошилова. С 1924 г. Ворошилов – командующий войсками Московского ВО и член РВС СССР. С июня 1924 по декабрь 1925 г. член Оргбюро ЦК ВКП(б). 6 ноября 1925 г. назначен наркомом по военным и морским делам СССР и председателем РВС СССР. Ворошилов легко отправлял подчиненных на смерть, санкционируя их аресты. Особый военный талант Ворошилова раскрылся во время финской кампании. Полумиллионная армия под его командованием завязла на финских оборонительных линиях. Сталин был вынужден снять его с должности, но назначил зампредом Совнаркома.
Его возвращение на военную должность и руководство Северо-Западным направлением в 1941 г. закончилось катастрофически – блокадой Ленинграда. Но опять Сталин его пощадил. Ворошилову поручали то формировать резервы, то возглавлять партизан, то трофейный комитет, то вести переговоры с союзниками.
Дав ему принять вместе с собой парад победы, Сталин после войны вовсе отодвинул Ворошилова от обороны. В 1946–1953 гг. он – заместитель Председателя Совета министров СССР. В 1945–1947 гг. Ворошилов, являясь председателем Союзной контрольной комиссии в Венгрии, способствовал установлению там коммунистического режима.
После смерти Сталина Ворошилов был избран «почетным президентом» – Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Как активный участник репрессий 1930-х гг., Ворошилов пытался помешать Хрущеву осудить действия Сталина на XX съезде КПСС, и за это в 1960 г. отправлен Хрущевым на пенсию. С падением Хрущева Брежнев вернул Ворошилова в политику в качестве «живой легенды», а потом с почестями похоронил у Кремлевской стены.
Гонка вооружений сопровождалась мощной пропагандистской кампанией. Для того, чтобы народ (а, в основном, молодежь, на которую делало ставку большевицкое руководство) терпел и трудился с энтузиазмом, необходимы были впечатляющие рекорды, способные вселить гордость за новое «государство рабочих и крестьян». Конструкторские коллективы разработчиков военной техники работали с большим напряжением и энтузиазмом, так как в них трудились люди, увлеченные своим делом, многие из которых не задумывались над тем, откуда берутся деньги на новые разработки. В основном отраслевые КБ возглавляли выдающиеся ученые и инженеры старой русской школы, возле которых набирались опыта более молодые ученые. Молодежь 1930-х гг. стремилась в армию, авиацию и флот, искренне веря в то, что их порыв и жертвенный труд нужны стране и народу. Очень многие из них, несмотря на все испытания, выпавшие на их долю, пронесли эту убежденность через всю жизнь, сделав немало полезного для России. Другие же стали жертвами своей веры, зачастую напрасными.
Очень многие военные разработки велись в так называемых «шарашках» или «шарагах» – особых конструкторских бюро (ОКБ) и закрытых научно-исследовательских институтах, в которых для большевицкого военно-промышленного комплекса под контролем чекистов трудились заключенные инженеры, конструкторы и другие технические специалисты. Там отбывали заключение знаменитые потом конструкторы: отец советской космонавтики С.П. Королев (потерявший зубы от цинги после 17 месяцев на Колыме), конструктор ракетных двигателей В.П. Глушко, авиаконструкторы Д.П. Григорович, Н.И. Поликарпов, А.Н. Туполев. Со временем более 1000 инженеров и ученых работало в «шарашках». Их бытовые условия были лучшими по сравнению с теми, в которых жили обычные заключенные, но степень несвободы оставалась такой же. Возникшие в начале 1930-х гг., «шарашки» просуществовали до конца сталинского времени, достигнув своего расцвета к концу 1940-х гг. под «покровительством» Л. Берии.
Советская пропаганда, спекулируя на достижениях выдающихся ученых и инженеров, приписывала полученные результаты большевицкому режиму, убеждая всех, что только «благодаря заботам партии и преимуществам советского строя» все эти достижения и стали возможны. Многие верили этой лживой пропаганде.
Историческая справка
Общеизвестными рекордами являются дальние перелеты русских летчиков 1930-х гг. 10–12 сентября 1934 г. экипаж самолета АНТ-25 (командир М.М. Громов, второй пилот А.И. Филин, штурман И.Т. Спирин) совершил рекордный по дальности и продолжительности перелет по замкнутому маршруту, протяженностью 12 411 км за 75 часов. 20–22 июля 1936 г. на самолете АН-25 советские летчики – командир В.П. Чкалов, 2-й пилот Г.Ф. Байдуков и штурман А.В. Беляков совершили беспосадочный перелет через Северный Ледовитый океан и Петропавловск-Камчатский на остров Удд, протяженностью 9374 км. 18–20 июня 1937 г. тот же экипаж совершил беспосадочный перелет по маршруту Москва – Северный Полюс – Ванкувер, протяженностью 8504 км. Героев-летчиков чествовала вся страна. 12–14 июля 1937 г. на самолете АНТ-25 экипаж в составе: командир М.М. Громов, 2-й пилот А.Б. Юмашев и штурман С.А. Данилин установил сразу 2 мировых рекорда по дальности полета на маршруте Москва – Северный полюс – Сан-Джасинто (США). Создателем самолета АНТ-25 стало конструкторское бюро под руководством выдающегося русского авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева.
Между тем в странах Европы и США достижения в различных областях развития науки и техники, в том числе и боевой, были не менее, а зачастую более значимыми, нежели в СССР, причем были получены без идеологической истерии и колоссальных жертв за счет эффективной экономики и естественного развития общества в условиях технического прогресса. Выдающихся результатов добивались не только коренные европейцы и американцы, но и бывшие граждане исторической России, ушедшие после Гражданской войны в эмиграцию. В 1930-е гг. в США работали два выдающихся русских инженера – создателя авиационной техники – Игорь Сикорский и Александр Прокофьев-Северский.
Историческая справка
Игорь Иванович Сикорский (1889–1972) был известным на всю Россию авиаконструктором. Под его руководством еще до революции было создано 25 типов самолетов, в том числе знаменитые «Русский Витязь» и «Илья Муромец», положившие начало тяжелой и дальней авиации во всем мире, и два типа вертолетов. В США он сконструировал 17 типов самолетов и 18 типов вертолетов. Его технические решения были признаны наилучшими во всем мире, а тяжелые вертолеты типа S-55, S-56, S-58, S-60, разработанные в 1950-е гг., стали производиться в Англии, Японии, Франции и ряде других стран. На вертолетах этих типов было установлено большинство мировых рекордов по дальности и скорости полета. В 1930-е гг. Игорь Сикорский создавал тяжелые бипланы и гидросамолеты. Так, десятиместная двухмоторная амфибия S-38 применялась во всех частях Земного шара. В фирме Сикорского работали инженеры-эмигранты Михаил и Сергей Глухаревы, Борис Лабенский, Николай Гладкевич и ряд других талантливых инженеров. Ими были созданы 5-местная летающая яхта S-39, 16-местная – S-41 и четырехмоторный «летающий клиппер» S-40, ставший первым серийным пассажирским авиалайнером на регулярных океанских авиалиниях большой протяженности. Тем же коллективом были созданы первые в мире вертолеты, в том числе и S-47, запущенный в серийное производство в 1941 г. S-47 стал единственным вертолетом стран антигитлеровской коалиции, принявшим участие во Второй мировой войне.
Историческая справка
Александр Николаевич Прокофьев-Северский (1894–1974) в годы Первой мировой войны был морским летчиком Русской Императорской армии. 6 июля 1915 г. при посадке самолета, на котором он летал на бомбардировку немецких кораблей, взорвалась имевшаяся на борту 10-фунтовая бомба. Молодой летчик был тяжело ранен и лишился ноги до колена. Обладавший сильной волей и хорошей спортивной подготовкой Александр Прокофьев-Северский вновь стал летать и в начале 1916 г. вернулся в строй. За доблесть и мужество, проявленные в боях, он был награжден орденом Станислава 3-й степени и Георгиевским оружием. За годы войны он имел 1600 часов налета, участвовал в 57 воздушных боях и одержал 13 побед. Несмотря на боевую работу, Александр Прокофьев-Северский начал инженерную деятельность, в частности, придумал лыжное шасси для «летающих лодок» Григоровича, что позволило применять гидроавиацию на Балтике зимой. Выехав в 1918 г. в США, Прокофьев-Северский стал одним из создателей американской гидроавиации. На его самолетах Р-35 был установлен ряд рекордов скорости: в 1937 и 1939 гг. летчик Франк Фуллер дважды выигрывал в США состязания в гонках, американская летчица Жаклин Кокран на самолете SEV-1XP установила два женских рекорда скорости (в 1937 и 1940 гг.), превысив показатель 500 км/час. На этом же самолете сам Александр Прокофьев-Северский, никогда не бросавший летать, установил еще один рекорд, совершив беспосадочный перелет из Нью-Йорка в Гавану за 5 часов и 3 минуты. А.Н. Прокофьев-Северский был членом 17 научных и общественных организаций, имел степень почетного доктора наук и к концу 1950-х гг. имел 13 тыс. часов налета – непревзойденный до сих пор рекорд для летчика-инвалида.
В мае 1931 г. мир взорвала сенсация. Швейцарский профессор Огюст Пикар на воздушном шаре, названном стратостатом, поднялся на высоту более 15 тыс. м. Пикар покорил нижние слои стратосферы, до того времени недоступные для человека. Это событие называли первым шагом человека во вселенную, весь мир переживал «стратосферный бум», высказывались самые смелые и дерзкие предложения о полетах не только в стратосферу, но и в космос. Коммунистические руководители СССР не хотели отставать от «капиталистических стран» и распорядились принять участие в «стратосферной гонке». Однако успехи в ней были не столь велики, как в авиации: большинство полетов закончились трагически и поэтому о них поспешили поскорее забыть.
Историческая справка
История этих действительно самоотверженных и героических полетов такова. В Москве был изготовлен стратостат СССР-1, в 2 раза больший по объему, нежели стратостат Пикара: его высота превышала 150 м. Над созданием стратостата трудился многочисленный коллектив инженеров и ученых, а ход работ контролировался военными. Риск полета был крайне высок: вероятность успеха составляла не более 30 %. Шар заполнялся легко воспламеняющимся водородом, и любая случайная искра, молния, разряд статического электричества могли спровоцировать взрыв и гибель экипажа, размещавшегося в небольшой гондоле, диаметром не более 2 м. Любая разгерметизация в стратосфере приводила к немедленной гибели экипажа.
30 сентября 1933 г. в 8 часов 30 минут при тихой, солнечной погоде стратостат СССР-1 поднялся в воздух и через 4 часа достиг высоты 19 300 м, побив более чем на 3000 м рекорд Пикара. Официально, правда, был зарегистрирован рекорд в 19 000 м. Приземлилась гондола невдалеке от Коломны. Имена командира экипажа Георгия Прокофьева и стратонавтов Эрнста Бирнбаума и инженера Константина Годунова узнала вся страна. Пресса назвала их «красноармейцам неба» и «гражданами стратосферы». Данный рекорд был первым рекордом, установленным СССР в небе.
Ленинград решил не отставать от столицы и изготовить аналогичный стратостат силами самого города. Для этого была издана брошюра под названием «В стратосферу» ценою в 1 рубль, что по тем временам было немало, и тираж ее разошелся за один день. Кроме всего прочего, подобное соревнование было на руку главе ленинградской партийной организации С.М. Кирову для укрепления своего авторитета в партии большевиков. 15 сентября 1933 г. «ОСОАВИАХИМ»-1 был доставлен в Москву. Из 11 претендентов на полет были отобраны трое: командир экипажа – Павел Федосеенко, совершавший полеты на аэростатах еще до революции и бывший очень опытным пилотом; бортинженер Андрей Васенко, спроектировавший стратостат «ОСОАВИАХИМ»; и 23-летний ученый-физик Илья Усыскин, в 20 лет опубликовавший работу по исследованию атомного ядра, высоко оцененную академиком Иоффе и ведущими физиками-ядерщиками Европы. Иоффе порекомендовал Илье войти в состав экипажа с целью изучения природы космических лучей, для чего молодой ученый сконструировал оригинальный прибор.
В январе 1934 г. в Москве начал работу XXVII съезд ВКП(б), которому вся страна должна была салютовать победами. 9 января 1934 г. нарком обороны К.Е. Ворошилов в секретном письме Сталину сообщил, что «ОСОАВИАХИМ»-1 начинают готовить к запуску в секретном порядке без предварительных сообщений в печати для установления нового мирового рекорда. Подготовка к старту происходила в спешке, стремились во что бы то ни стало осуществить полет во время работы съезда. Никого не смутило, что в стратосферу нужно будет подниматься зимой в тяжелых погодных условиях. Полет стратостата «ОСОАВИАХИМ»-1 состоялся морозным утром 30 января 1934 г. на Кунцевском аэродроме. На поле съехались высшие военные чины, а все подходы и подъезды были перекрыты охраной. Ни о каком спецоборудовании и спецодежде организаторы полета даже не подумали. К 11 часам 49 минутам московского времени стратостат достиг высоты 20 600 м и передал на Землю сообщение: «С рекордной высоты 20 600 м передаем пламенный привет 17 съезду ВКП(б) и вождю пролетариата товарищу Сталину. Подъем продолжаем». В следующий оговоренный час на командном пункте никто не услышал ожидаемого сообщения. Начались поиски гондолы с экипажем. К вечеру стало ясно, что, скорее всего, стратостат погиб, а между тем в эфир вышло сообщение о достижении стратостатом нового мирового рекорда в 20 600 м. К исходу 30 января в 500 километрах от Москвы, невдалеке от Саранска, была найдена искореженная гондола стратостата с погибшими членами экипажа. При изучении бортового журнала стало ясно, что стратонавты достигли высоты в 22 000 м, когда случилась трагедия. Проститься с героями пришла вся Москва, их трагическая гибель нашла отклик не только в Советском Союзе, но и во всем мире. Стратонавтов похоронили с почестями в Кремлевской стене и посмертно наградили орденами Ленина. По оценкам специалистов, для стратостата «ОСОАВИАХИМ»-1 предельно допустимой являлась высота в 21 000 м. Подниматься «до тех пор, пока не остановишься», командиру экипажа Павлу Федосеенко приказали партийные чиновники, инструктировавшие его перед полетом. Константин Эдуардович Циолковский, анализируя основную причину катастрофы, отметил, что она произошла на 90 % из-за погони за рекордом.
В последующие годы советских стратонавтов преследовал злой рок. В 1934 г. на старте сгорел стратостат СССР-2, в 1937-м, едва оторвавшись от земли, рухнул суперстратостат СССР-3, объем оболочки которого превышал объем оболочки «ОСОАВИАХИМА» в 7 раз. На нем хотели покорить высоту в 30 километров. В 1938 г. в центре Ростова-на-Дону опустился стратостат, в гондоле которого находилось 4 мертвых стратонавта. Они испытывали работу кислородных аппаратов на больших высотах, но в лаборатории по ошибке им закачали повышенную смесь углекислого газа. Главной причиной неудачи полетов следует считать истерическую предполетную гонку под давлением партийных функционеров, сопровождавшуюся угрозами репрессий, и неуважение к мнению специалистов. Из целой серии полетов стратостатов удачным оказался лишь полет СССР-1. Павлу Федосеенко, Андрею Васенко и Илье Усыскину еще «повезло» по сравнению с другими экипажами, имена которых были попросту вычеркнуты из истории русской авиации и воздухоплавания. Советское руководство поспешило забыть о неудачных полетах в стратосферу и отсчет космической эры начало с чистого листа: с полета Юрия Гагарина в 1961 г. Между тем в США никогда не отрывали историю развития авиации, стратонавтики и космонавтики друг от друга: американские космические корабли, зачастую, носили имена стратостатов 1930-х гг., а стратостаты, в свою очередь, имена первых самолетов начала XX в. В СССР такая постановка вопроса была идеологически невозможной: в небо русские летчики поднялись при «проклятом царском режиме», а полеты в стратосферу закончились трагически и не вписывались в схему «триумфального социалистического строительства».
Н.С. Симонов. Военно-промышленный комплекс СССР в 20-е–50-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. М., 1996.
О.Н. Кен. Мобилизационное планирование и политические решения. Конец 1920-х – середина 1930-х. СПб., 2002.
3.2.31. Отношение мирового сообщества к сталинскому режиму
Большой Террор заметно изменил отношение к Советскому Союзу со стороны западного сообщества. В самые трудные годы мирового экономического кризиса на Западе (прежде всего – в левых и либеральных кругах) возрос интерес к плановому «советскому эксперименту», который, казалось, покончил с массовой безработицей и спадами производства, обеспечив быстрый рост экономики. Об эксцессах же коллективизации и о голодоморе на Западе знали очень мало, а о том, что страшный голод специально организован государством, и помыслить никто не мог. Это казалось невероятным, потому что было слишком чудовищно.
Усиление великодержавного начала и культурного консерватизма в государственной политике, принятие демократически звучащей конституции в 1936 г. породили среди западной общественности надежды на либерализацию советского режима, постепенное превращение СССР в подобие нормального национального государства. Этот образ «нормализирующегося режима» подкреплялся внешнеполитическим курсом СССР, направленным на создание системы коллективной безопасности и объединение всех демократических сил на борьбу с фашистской угрозой.
Начавшееся с осени 1936 г. истребление руководящих большевицких руководителей и сотен тысяч простых граждан совершенно разрушило эти представления. Большой террор проходил гласно, на глазах всего мира. Дипломаты, журналисты и разведчики сообщали о его масштабах правдивые сведения. Даже для большинства «попутчиков» СССР на Западе стало ясно, что создан режим беспощадной и ничем не ограничиваемой личной диктатуры, которой приносятся в жертву жизнь и благополучие граждан, интересы экономического развития и безопасности страны. Сталинский режим к 1939 г. стал восприниматься по аналогии с нацистским как тоталитарный и агрессивный, а значит – враждебный общечеловеческим ценностям и интересам.
Кроме того, уничтожение в огне «чисток» высшего командного состава РККА и наиболее опытных хозяйственных и дипломатических кадров подрывало доверие к внешней, экономической и военной политике СССР, его хозяйственному и военному потенциалу и боеспособности.
Военные атташе западных стран в Москве сообщали об огромном ущербе, нанесенном «чистками» состоянию советских вооруженных сил. Французское военное командование перестало учитывать возможный советский вклад в своем стратегическом планировании, а подготовка советско-французской военной конвенции была заморожена. Эдуард Бенеш – президент Чехословакии, также связанной с СССР договором о взаимопомощи, в контактах с советским полпредом прямо говорил об «ослаблении международного значения СССР». Аналогичные сигналы поступали и из других западных стран. Гитлер называл СССР «колоссом на глиняных ногах», который рухнет при первом серьезном ударе. Политики всех западных стран прекрасно сознавали, что после репрессий такого масштаба народ будет ненавидеть сталинский режим и защищать его станет неохотно. Cталинский режим стал восприниматься на Западе не только как чужеродное образование, но и как слабая величина.
3.2.32. Международная политика большевиков в конце 1930-х гг
С середины 1930-х гг. Гитлер начал упразднять созданный Версальским договором порядок и расширять свои владения. В 1935 г. Саарская область проголосовала за воссоединение с Германией. В марте 1936 г. войска Вермахта в нарушение Версальского и Локарнского договоров вошли в Рейнскую демилитаризованную зону, что давало право Франции применить против Германии военную силу и обязывало гарантов Локарно – Великобританию и Италию – оказать ей всю возможную помощь. Соотношение сил было явно не в пользу Германии, но Гитлер шел на риск, рассчитывая на малодушие и несогласованность действий западных держав. Этот расчет полностью оправдался: Великобритания и Италия уклонились от выполнения своих обязательств, а Франция не решилась воевать в одиночку, ограничившись громкими протестами. Лига Наций осудила нарушение Германией международных договоров, но воздержалась от введения против нее каких-либо санкций. Безнаказанная ликвидация Рейнской демилитаризованной зоны вывела войска Вермахта на границу с Францией и резко сократила возможности последней в случае оказания военной помощи своим союзникам на востоке Европы; авторитету Франции как великой державы был нанесен непоправимый ущерб.
С одной стороны, причина такой политики «умиротворения» заключалась в опасении Лондоном и Парижем сталинского государства. Гитлер, по сравнению с деспотом из Москвы, в середине 1930-х гг. выглядел «европейским» политиком, более решительной «копией» неистового Муссолини. С другой стороны, память о невиданных жертвах Первой мировой войны, особенно во Франции, была еще слишком свежей. Европейским политикам казалось, что Гитлер остановится в собственных притязаниях и тогда удастся избежать нового кровопролития.
Гитлер очень умело пользовался такими заблуждениями. Успеху его активной внешней политики способствовал рост немецкой экономики, благодаря разумной хозяйственной и социальной политике в Германии, а также начавшийся в 1937-м спад производства в мире. 5 ноября 1937 г. в имперской рейхсканцелярии фюрер собрал командование Вермахта и министра иностранных дел Нейрата.
Перед изумленными слушателями Гитлер на протяжении четырех часов развивал собственные планы преодоления расовой угрозы для арийских наций со стороны неполноценных народов, захвата жизненного пространства и создания территориально замкнутой великой Германской империи. Первыми шагами на пути к поставленной цели Гитлер считал захват Австрии, Судетской области и всей Чехословакии для создания исходной промышленной и продовольственной базы. Затем на горизонте маячила очередь Польши.
Нейрат, военный министр генерал-фельдмаршал В. фон Бломберг и командующий сухопутными войсками генерал-полковник В. фон Фрич выступили с резкими возражениями, справедливо полагая, что война с западными державами приведет Германию к катастрофе. Если присоединение Австрии и Судетской области еще можно было рассматривать как объединение этнических немцев в рамках одного государства, то покушение на Чехословакию, а далее на Польшу неизбежно спровоцирует полномасштабную войну, которую Германия, безусловно, проиграет ввиду ограниченности собственных ресурсов.
Оппоненты впервые усомнились в реалистичности и обоснованности политических взглядов немецкого рейхсканцлера. Он же, в свою очередь, убедился в том, что немецкие консерваторы хотели величия Германии, но не желали авантюрных планов, выступали за рост мощи Вермахта, но не за войну, поддерживали национал-социалистический порядок, но не разделяли национал-социалистическое мировоззрение. Раздражённый Гитлер не потерпел оппозиции, и зимой 1938 г. все трое лишились занимаемых постов.
В. фон Бломберг ушел в отставку 25 января 1938 г. Военное министерство было ликвидировано. Его место 4 февраля 1938 г. заняло Верховное командование Вооруженных сил (ОКВ – Oberkommando der Wehrmacht) во главе с генералом артиллерии В. Кейтелем, который стал начальником ОКВ и главным заместителем Гитлера, принявшего на себя командование Вермахтом. 4 февраля 1938 г. В. фон Фрича сменил генерал-полковник В. фон Браухич. Кроме того, Гитлер одновременно отправил на пенсию 16 пожилых генералов, а 44 генерала были смещены им с занимаемых должностей. В тот же день К. фон Нейрата сменил Иоахим фон Риббентроп, пользовавшийся полным доверием фюрера. Еще раньше, в сентябре 1937 г. блестящий профессионал-финансист Ялмар Шахт, резко критиковавший политику НСДАП, оставил должность имперского министра экономики, которую занял нацист В. Функ.
В итоге совещание 5 ноября 1937 г. стало началом конфликта между Гитлером и христианско-консервативной элитой Германии, который, в конце концов, вылился в антигитлеровский заговор с целой серией покушений на фюрера. Устранив последние оплоты консервативной элиты в Вермахте и в МИДе, Гитлер перешел к реализации планов, изложенных им на ноябрьском совещании.
Нет никакого сомнения в том, что «вторая» Антанта (союз России, Франции и Великобритании) одним бы фактом своего существования остановила бы в 1938 г. германскую экспансию. Но проблема заключалась в том, что Российского государства, игравшего с XVIII в. важнейшую роль в европейской политике, в системе сдержек и противовесов, уже не существовало 20 лет. На его месте возникло совсем другое государство, с принципиально иными целями и задачами.
Сталин зимой 1936/1937 г. попытался в первый раз достигнуть соглашения с Гитлером. Советскому лидеру уже тогда было ясно, что сближение между Москвой и Берлином неизбежно взорвет мир в Европе, что рассматривалось Сталиным как положительный фактор распространения коммунистического господства. В декабре 1936 г. руководитель советской разведывательной сети на Западе В.Г. Кривицкий получил указание ослабить агентурную деятельность в Германии, чтобы создать благоприятный фон для советско-германского сближения.
В январе 1937 г. Сталин поручил советскому торгпреду в Берлине Д.В. Канделаки передать германской стороне предложения об улучшении политических взаимоотношений и о возможных дипломатических соглашениях. Канделаки беседовал с президентом рейхсбанка Ялмаром Шахтом и одним из ближайших соратников Гитлера по НСДАП, уполномоченным по четырехлетнему плану Германом Герингом. Однако 11 февраля 1937 г. министр иностранных дел Германии К. фон Нейрат сообщил Шахту об отклонении фюрером сталинских внешнеполитических инициатив. Немецкая сторона мотивировала отказ подрывной деятельностью Коминтерна и наличием советско-французского договора о взаимопомощи 1935 г., однако допускала возможность пересмотра советско-германских взаимоотношений в неопределенном будущем. Ставший невозвращенцем Кривицкий позднее писал: «Главным препятствием для достижения понимания с Москвой являлся сам Гитлер». Вероятно, Гитлер мог оценить те преимущества, которые предоставлял ему временный союз с большевицким деспотом, но в 1937 г. фюрер в нем еще не нуждался, поглощенный планами экспансии на Западе.
В октябре 1936 г. Германия и Италия договорились об экономическом партнерстве и разграничении сфер влияния (ось Берлин – Рим), в ноябре Германия и Япония заключили «Антикоминтерновский пакт» (обязавшись в случае войны «не предпринимать ничего, что облегчало бы положение СССР»). В декабре был подписан итало-японский договор о взаимном признании территориальных захватов обеих сторон (в Эфиопии и Маньчжурии). Присоединение Италии к «Антикоминтерновскому пакту» в ноябре 1937 г. довершило создание блока стран «оси», нацеленного на разрушение остатков Версальско-Вашингтонской системы международных отношений. Опираясь на союз с Италией и Германией, Япония в июле 1937 г. начала агрессию против Китая.
Западные демократии долгое время не желали рассматривать усиление германского нацизма и японского милитаризма как существенную опасность. Это объяснялось широким распространением пацифистских настроений. Ни французы, ни англичане воевать не хотели. Сказывалась и явная недооценка фанатичности и опасности нацизма, надежда умиротворить его частичными уступками и направить острие нацистской агрессии на восток, против другого тоталитарного режима – большевицкого.
Особенно активно политику умиротворения проводила Великобритания, тогдашнее руководство которой (правительство консерваторов во главе с Невиллом Артуром Чемберленом в 1937–1940-х гг.) видело в сильной Германии эффективный противовес СССР и было, по словам предшественника Чемберлена С. Болдуина, отнюдь не против «драки между большевиками и нацистами». США рассчитывали пересидеть европейские распри за океаном и следовали законам о нейтралитете 1935 и 1937 гг., которые запрещали экспорт оружия и военных материалов воюющим странам. Франция, больше других опасавшаяся гитлеровской Германии, не решалась противостоять ей в одиночку и следовала в фарватере британской политики. Объединению всех заинтересованных сил в борьбе с нацизмом мешало и отвращение к сталинскому режиму, который не рассматривался западными демократиями в качестве надежного и порядочного партнера.
Большевицкая дипломатия между тем продолжала поиск союзников против потенциальных противников, основными из которых в военных планах СССР, естественно, считались члены «Антикоминтерновского пакта» – нацистская Германия и милитаристская Япония. Исходившая от них угроза войны нарастала, и Сталин в той или иной форме надеялся восстановить старую Антанту для сдерживания Германии. Но в миролюбие СССР после Большого Террора не верил никто. Может ли режим, уничтожающий сотни тысяч своих граждан и искореняющий религию, быть защитником демократии и независимости других стран – очевидно, что нет. Все миролюбивые заявления наркома Литвинова и сменившего его Молотова однозначно рассматривались как стопроцентная ложь и прикрытие столь же агрессивных внешнеполитических планов, какие строила и нацистская Германия. Недоверие к СССР англосаксонских демократий ярко проявилось и в ходе Гражданской войны в Испании, когда и США и Великобритания предпочли сохранять нейтралитет в битве националистов с анархо-коммунистами.
Мнение современника:
«Во всех мировых смутах видна ее (Советской России. – Авт.) рука, во все очаги разгорающегося пожара подброшены советские поленца». – А.И. Деникин. Мировые события и русский вопрос. Париж: Издание союза добровольцев, 1939. С. 17.
Гитлер, вдохновленный отсутствием сопротивления, сделал следующий шаг в расширении «этнических границ» Третьего рейха. 12 марта 1938 г., после нажима на правительство Австрии, войска Вермахта заняли территорию этой страны, которая согласно закону об аншлюсе (т. е. присоединении) и проведенному под немецким диктатом плебисциту была превращена в одну из областей Германии. Аншлюс, грубо нарушавший Версальский и Сен-Жерменский договоры, был воспринят западными демократиями как неизбежность и вызвал лишь формальную ноту протеста со стороны Франции. Англичане и французы даже отказались обсуждать этот вопрос в Лиге Наций. СССР решительно осудил аншлюс, но его предложение созвать общеевропейскую конференцию по противодействию германской агрессии было отклонено западными державами. Присоединение Австрии к Германии в то время представлялось как добровольное воссоединение немецкого народа в едином государстве.
Следующей жертвой нацистской экспансии стала Чехословакия. В мае 1938 г. Гитлер спровоцировал Судетский кризис: вновь опираясь на принцип самоопределения народов, он добивался присоединения этой населенной преимущественно немцами области бывшей Австро-Венгрии к Германии, угрожая в случае отказа применить военную силу. Воспользовавшись ситуацией, свои территориальные претензии к Чехословакии предъявили и Польша с Венгрией, причем первая даже выдвинула войска к польско-чехословацкой границе. Прага была готова сражаться при условии оказания ей помощи со стороны Франции и СССР, предусмотренной договорами о взаимопомощи с этими странами. Чешская армия и народ были настроены решительно. Оборонительные сооружения на германо-чехословацкой границе были недавно завершены под руководством французских военных инженеров и соответствовали самым высоким требованиям фортификационного искусства. Чехословацкие войска, в том числе и бронетанковые части, укомплектованные новейшими чешскими танками, построенными на заводах «Шкода» и ЧКД, выдвигались к западным границам республики. Несмотря на то, что Вермахт существенно превосходил армию Чехословакии численно, чешские солдаты с большим воодушевлением готовились дать отпор агрессии, и можно с уверенностью сказать, что победа над Чехословакией, даже в схватке один на один, далась бы нацистам недешево.
Историческая справка
В 1938 г. Чехословакия располагала 34 пехотными и 4 мобильными дивизиями, 138 отдельными учебными и крепостными батальонами, 55 авиаэскадрилиями (1582 самолета), 469 танками, почти 6 тыс. орудий и минометов, 62 тыс. пулеметов. В течение 2 месяцев Чехословакия могла призвать в армию 600 тыс. обученного резерва. В распоряжении Германии на границах Чехословакии имелось 39 дивизий.
11 сентября Франция объявила о мобилизации своей армии в связи с возможной агрессией Германии против Чехословакии. 19 сентября Москва подтвердила свою готовность оказать помощь Чехословакии вместе с Францией и даже в одностороннем порядке, если Лига Наций после соответствующего обращения Праги признает Германию агрессором. Без этого советские войска не смогли бы пройти через территорию Польши и Румынии для оказания помощи Чехословакии, с которой у СССР не было общей границы.
Правительство Польши, прекрасно понимая, что большевицкие войска, войдя на ее территорию, больше по своей воле никогда не уйдут, отказалось предоставить Советскому Союзу право прохода и предупредило, что в случае вторжения Красной армии объявит СССР войну. Румыния также страшно боялась СССР, но под гарантии Франции была готова рассмотреть этот вопрос. Однако правительство Эдуарда Даладье такие гарантии дать не могло – воевать с СССР, если он не пожелает вывести свои войска из Румынии после завершения военной кампании, у Франции не было ни охоты, ни сил. Поэтому Франция рекомендовала президенту Бенешу прислушаться к британскому предложению и передать Судеты Германии. Бенеш ни на минуту не верил в реальность кремлевских гарантий и считал СССР «нежелательным союзником». Пускать Красную армию на территорию Чехословакии казалось еще опасней, чем Вермахт – ужасов, подобных большевицким, нацисты еще и близко не сотворили к 1938 г. (Глаза на характер нацистского режима многим впервые открыла «Хрустальная ночь» 9 ноября 1938 г., когда Гитлер организовал по всей Германии волну еврейских погромов в ответ на убийство в Париже эмигрантом-евреем чиновника немецкого посольства).
В результате сложных дипломатических маневров и демонстраций силы, продолжавшихся весь сентябрь, Гитлер, Муссолини, Даладье и Чемберлен от имени Германии, Италии, Франции и Англии 29–30 сентября 1938 г. в Мюнхене согласились, что Судеты отойдут к Германии, а некоторые восточные районы Чехословакии – к Польше и Венгрии. Саму Чехословакию поставили перед свершившимся фактом. 29 сентября, когда в Мюнхене шли переговоры, на заседании чехословацкого правительства в Пражском Граде генерал Лев Прхала умолял президента Бенеша отдать приказ об обороне страны: «Что бы ни решили великие державы, надо воевать. Народ един, армия крепка и хочет идти в бой. Даже если мы останемся одни, без союзников, мы не можем сдаться – армия обязана защитить целостность республики, она хочет и будет сражаться». Но, убедившись, что Франция и Великобритания помогать Чехословакии в отражении германской агрессии не будут, президент Бенеш воевать не решился и принял ультимативное требование, полученное из Мюнхена. «Жертва, которую нас заставили принести, огромна и бесконечно несправедлива», – заявил он 30 сентября. Чехи и словаки со слезами на глазах слушали радиообращение своего президента. 5 октября Э.Бенеш подал в отставку и покинул страну, вылетев во Францию. В разгар Судетского кризиса он уверял граждан, что у него есть секретный план спасения родины. Теперь чехи горько шутили: «секретный план – аэроплан». Только в 1942 г. страны Антигитлеровской коалиции, в том числе и СССР, денонсировали Мюнхенское соглашение и признали все решения относительно территориальной целостности Чехословакии, принятые после 28 сентября 1938 г., юридически ничтожными.
Для всех было ясно, что Великобритания и Франция совершили в отношении своего союзника, героически готовившегося защищать свою свободу, постыдное и вероломное предательство. Главный оппонент Невилла Чемберлена в консервативной партии, решительный антинацист и антикоммунист сэр Уинстон Черчилль бросил с парламентской трибуны в лицо премьер-министру и иным сторонникам Мюнхенского соглашения: «Вам предстояло выбирать между бесчестием и войною; вы выбрали бесчестие, вы получите войну». Слова эти оказались пророческими.
Германия отторгла с 1 по 10 октября половину территории Чехии и Моравии, Венгрия – с 5 по 10 ноября – всю южную часть Словакии и Подкарпатской Руси (Закарпатской Украины) и даже Польша в октябре-ноябре 1938 г. поживилась западной частью Тешинской области и несколькими селами и перевалами на границе со Словакией. Урезанная Чехо-Словакия (как она стала называться) просуществовала полгода. 14 марта 1939 г. Гитлер уже без чьего-либо согласия признал независимость Словакии и на следующий день занял Чехию, объявив ее немецким протекторатом «Богемия и Моравия». Подкарпатская Русь 18 марта 1939 г. отошла от Чехо-Словакии к Венгрии.
22 марта 1939 г. Германия вернула себе и Мемель (Клайпеду), отторгнутый у нее по Версальскому договору в пользу Литвы, население которого было на три четверти немецким. На улицах немецких городов нацисты распевали: «Heute gehört uns Deutschland, und morgen die ganze Welt» – «Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра – весь мiр!»
Сталин был готов при благоприятных обстоятельствах, да еще по решению Лиги Наций, ввести в Чехословакию войска во время Судетского кризиса. На западных границах СССР были сконцентрированы и приведены в боевую готовность дивизии первой очереди, призвано более 300 тыс. резервистов. В Кремле также могли рассчитывать на то, что эти меры окажут сдерживающее воздействие на Германию и Польшу, заставив, как писал в Москву из Женевы нарком иностранных дел Максим Литвинов, «Гитлера и Бека (министра иностранных дел Польши. – Отв. ред.) поверить в возможность большой войны с нашим участием» и отказаться от раздела Чехословакии.
Усиливать «Антикоминтерновский пакт» Чехословакией Сталин вовсе не желал, но воевать один на один с Германией он не мог себе и помыслить, тем более что, по его убеждению, заставить СССР и Германию сражаться друг с другом из-за Чехословакии, как за год до того они сражались за Испанию, – являлось скрытой целью мюнхенской политики западных держав. Красная армия не перешла границ ни с «панской» Польшей, ни с «боярской» Румынией… на этот раз. Но красные курсанты в СССР пели свою песню: «Гремя броней, сияя блеском стали / Пойдут машины в яростный поход, / Когда пошлет нас в бой товарищ Сталин / И маршал Блюхер в битву поведет». Маршал Блюхер вскоре умер от побоев в застенках НКВД, фамилию из песни выкинули, но саму песню петь продолжали. Только теперь в битву бравых танкистов вел уже безымянный «красный маршал», на всякий случай…
Вячеслав Молотов спустя много лет вспоминал, какие принципы действительно лежали тогда в основании большевицкой внешней политики: «Свою задачу как министр иностранных дел я видел в том, чтобы как можно больше расширить пределы нашего Отечества. И кажется, мы со Сталиным неплохо справились с этой задачей». Мир, демократия, антифашистский фронт были лишь дымовой завесой агрессивных устремлений большевиков. Помочь в решении этой задачи западные демократии Сталину никак не желали, и потому, совершенно естественно, тоталитарный агрессивный Советский Союз начал сближение с тоталитарной агрессивной нацистской Германией против стремившихся сохранить мир и существующие границы в Европе англосаксонских демократий и Франции. Выбор в пользу Германии Сталин сделал через четверть века после начала Первой мировой войны.
3.2.33. Сломленный, обеспамятованный и порабощенный в СССР народ России. Цена большевицкого эксперимента к 1939 г.
Гражданская война, «Красный террор» революционных лет, эмиграция, голодомор, продразверстки разрушили к началу 1920-х гг. русское общество. «С Россией и русским народом теперь можно делать всё, что угодно, так как общество уничтожено», – написал Петр Струве в июне 1926 г. Общество действительно было уничтожено. Может быть, не до конца, может быть, еще не совсем, хотя бы в деревне. Но его остатки добили коллективизация, раскулачивание и новый голодомор. Однако, как показала перепись января 1937 г., – личность большинства людей России не была разрушена. Вера в Бога давала им силы противостоять большевицкой богоборческой власти на уровне личном, храня свою совесть от порабощения и осквернения сотрудничеством с сатанинским режимом. «Проклятые большевики, как я ненавижу их! Все лицемеры, лгуны и подлецы» – так думали даже подростки (дневник Нины Луговской). Большой Террор организован был большевиками именно для того, чтобы покончить с автономной, внутренне свободной личностью, отвергающей большевицкий строй.
Мудрость человечества:
«Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его:
Глаза гордые; язык лживый; руки, проливающие кровь невинную; сердце, кующее злые замыслы; ноги, быстро бегущие к злодейству; лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями». – Библия. Книга притчей Соломоновых. 6:16–19.
Главным орудием разрушения был страх. Людей хватали, тащили в застенки, мучили и убивали непонятно за что, и потому никто не мог поручиться, что, выйдя утром из дома на работу, он вернется домой, а, ложась спать, проснется утром в собственной постели, а не будет ночью увезен в «черной Марусе» в казематы следственной тюрьмы НКВД. Многие спали не раздеваясь, потому что, арестовывая, им порой не позволяли одеться, и они держали собранным чемодан с вещами первой необходимости.
В чём-то жизнь в месяцы Большого Террора напоминала жизнь во время чумной эпидемии или жизнь на линии фронта. Но была существенная разница. Разбушевавшаяся стихия всегда объединяет людей – вместе выстоять легче и шансов погибнуть – меньше, война также объединяет людей – только сообща можно успешно бороться с врагом. Стихия же Большого Террора разделяла людей, разбивала самые прочные сообщества – дружеские, семейные, национальные. Террор обрушивался на человека, как правило, по доносу – и доносили друг на друга очень многие. Одни – чтобы свести счеты, другие – сделать карьеру, третьи – избавиться от надоевшей супруги (супруга), четвертые, чтобы прибрать к рукам соседнюю комнату в коммунальной квартире, пятые – чтобы на них не донесли раньше. В ближнем террор заставлял видеть лютого врага и сторониться его. Это мало помогало, но приводило к страшному отчуждению людей друг от друга. Недоверчивость, скрытность, замкнутость стали неотъемлемыми чертами характера советских людей в эти годы. Человек – «животное общественное» – и отчуждение от других корёжит душу. Отчуждение облегчало донос, оклеветание. «Меня оклеветали, а теперь требуют, чтобы я назвал сообщников. Сообщников нет, всё дело дутое – но назову, чтобы не страдать под пытками, ведь так же назвали и мое имя» – рассуждали многие. Выстаивали, не опускались до доноса, единицы. Они подлежали уничтожению и выживали в исключительных случаях только по милости Божией. Наш народ становился народом доносчиков, предателей своих ближних. Солидарное, соборное начало, и без того, как показала Гражданская война, несильное в русском обществе, истончилось и исчезло вовсе.
Вторым орудием разрушения была ложь. Человеку предлагали признаться в преступлениях, которые он никогда не совершал, и дать показания на людей, которые были невиновны. И при этом его предупреждали, что любое введение следствия в заблуждение – тяжко наказуемое преступление. Как можно всё это совместить нормальному человеку? Чтобы выбить из подследственного ложь, его подвергали страшным пыткам. И люди лгали – и ложью оскверняли себя. Тех, кого не арестовали еще, призывали высказаться за осуждение своих арестованных близких и коллег. Невиновность арестованных в тех преступлениях, которые им ставили в вину, была очевидна. Но чтобы выжить – люди осуждали.
Ложь была всеобъемлющей. Ты мог сомневаться в гениальности вождя, но должен был с пеной у рта доказывать, что он гениален, – иначе гибель. Ты мог считать Сергея Есенина прекрасным поэтом, но должен был назвать его «кулацким прихвостнем» – иначе гибель. Ты должен был врать малым своим детям, что Бога нет и что в старой России жилось простому люду ужасно, хотя сам верил в Бога и помнил еще привольную дореволюционную жизнь – врать для того, чтобы несмышленыши не сказанули что-то недолжное учителю или приятелю, тем испортив, быть может, навсегда жизнь и себе, и родителям. Ложь стала нормой жизни, нормой отношений, средством выжить. Те, кто не умели врать, – погибали. Выживали лжецы.
Свидетельство очевидца
Нина Луговская записывала в свой девичий дневник: «Несколько дней я часами мечтала, лежа в постели, о том, как убью его. Его обещания, его диктатуру, порочного грузина, который искалечил Россию. Как такое возможно? Великая Россия, великий народ попали в руки негодяя». Но в 1937 г. записи прекратились. Теперь дневник читал следователь. Нина подписала все обвинения, что «готовила покушение на Сталина», но чудом уцелела в ГУЛАГе, чудом вышла на свободу. Чудом в архивах НКВД-КГБ сохранился и ее школьный дневник, как свидетельство свободной мысли русской школьницы на пороге большого террора». – Н. Луговская. Хочу жить… Из дневника школьницы 1932–1937 гг. Тула: Глас, 2004.
Очень характерно изменение значения общеупотребительных слов. До революции (и это значение сохранила русская первая эмиграция) слово «наверное» означало – «наверняка», «безусловно». К концу 1930-х гг. и до сих пор оно означает – «может быть». Люди обещали – и не выполняли обещанного, и слово изменило свое значение. Такая же судьба постигла и слово «нормально», которое в дореволюционной русской речи никогда не употреблялось в ответе на вопрос «Как поживаешь?» Отвечали разно – «хорошо», «по-всякому», «слава Богу», но не «нормально», ибо что есть норма? Но теперь, во времена доносов, отвечать «хорошо» – было глупо, «плохо» – опасно, и слово «нормально» вошло в свои права. «Живу как все, сам знаешь как, в общем, нормально».
Третье орудие разрушения – беспамятство. Людей хватали за социальное происхождение, за национальность, за то, что ты, или твой дедушка что-то сказал и сделал, может быть, тридцать лет назад. И потому лучше было забыть, какого ты роду-племени, кто твои деды-прадеды, выдумать себе происхождение попроще, предков позабитей. Обо всех родственниках в эмиграции, заграницей забыть надо было как можно крепче. Актриса Любовь Орлова была вынуждена из фотографии отца – царского генерала вырезать одну голову и так поставить на туалетный столик, чтобы никто не увидел гвардейского мундира. Другие сжигали все фотографии предков, все дневники, альбомы. Чтобы при обыске не к чему было бы придраться. Детям, упаси Бог, ни о чём не рассказывали из жизни предков или рассказывали выдумки. Менялись фамилии и имена, даты рождений и смертей – только чтобы хотя бы немного отвести карающий меч ОГПУ. А когда тебя припирали к стенке, когда прошлое раскрывалось «в органах», приходилось отрекаться. И отрекались – родители от детей и дети от родителей, жены и мужья друг от друга. Коммунисты отрекались от Бога, ученые – от своих идей и учителей, писатели – от любимых произведений прошлого. Все отрекались от всего, чтобы спасти жизнь, а если повезет, то и место под солнцем. Так стиралась историческая память и сжигалась совесть. Многие ли из нас знают, кем были их предки до революции, имеют их фотографии, письма, документы?
История народа, как история семей и родов, как личная «устная» история была изглажена полностью. Вместо нее предлагалась история официальная, Сталиным лично санкционированная – история насквозь лживая и совершенно безличная. Одни классы, формации и герои большевики. Русское общество утратило историческую память и перестало быть русским, да и татарским, якутским, армянским. Оно стало советским.
Из свободного человека с чувством собственного достоинства, уважающего себя и других, человек в СССР преобразился в жалкого нищего раба, хитрящего и обманывающего начальника, чтобы выжить, чтобы создать видимость работы и получить за это хоть какие-то деньги, какие-то «льготы», чтобы дотянуть до следующей получки. И не было такого уголка бескрайней России, где можно было ощутить себя свободным от страха, надеяться на свой труд, на свою смекалку и рабочие руки. «Большей несвободы еще не было», – записала 1 марта 1940 г. в свой дневник, за несколько месяцев до того выпущенная из тюрьмы поэтесса Ольга Берггольц. От Чукотского пустынного заполярья до московского многолюдья всюду окружали человека сексоты, всюду подглядывали, приказывали, одергивали, проверяли, стремясь забрать всякую непозволенную свыше копейку, уловить за всякое, не одобренное свыше слово, дать срок за любое не санкционированное действие.
Люди панически стали бояться ходить в церковь, заказывать требы, участвовать в Таинствах. Те, кто хотели венчаться, просили, чтобы священнодействие совершили не над женихом и невестой, а над их кольцами. Порой последним, скрывавшимся от НКВД священникам приходилось совершать Таинство Крещения над крестильной рубашкой и крестиком младенца, отпевать фотографию. Отслужив ночью подпольно литургию в доме кого-то из верных, священник до рассвета уходил в другое село, скатав марлевые фелонь и епитрахиль в маленький незаметный сверточек. Но и здесь НКВД был начеку, и решающихся совершать священнодействия пастырей становилось все меньше и меньше, как и их духовных чад…
Свидетельство очевидца
Архимандрит Серафим (Тяпочкин) из Белгородской епархии, больше двадцати лет сидевший по тюрьмам, рассказывал: «Мы сидели в тридцатые, в начале сороковых, во время войны… если бы кто-то нам сказал, что мы снова будем служить на свободе Литургию, мы бы просто рассмеялись в ответ этому человеку… Какой там служить! Последние времена – без всяких сомнений! Читайте Библию, читайте Новый Завет: «Итак, когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, читающий да разумеет…» (Мф. 24,15). Вот она эта мерзость запустения: на престол в храме запрыгивают комсомолец с комсомолкой. Вместо крестов – красные звезды над храмами. Над Кремлем, те же красные сатанинские звезды. Государство поставило себе целью полное уничтожение веры во Христа, полное уничтожение Церкви… Жгут иконы, отрекаются от Бога, предают отец сына, брат брата… Куда дальше, что вам еще? В мыслях даже не было, что мы еще когда-то будем служить»… Это он говорил, будучи уже архимандритом, в 1970-е гг. в Белгороде…
Конец 1930-х гг. ознаменовался и еще одним странным и страшным явлением. Очень многие до того веровавшие люди, даже весьма образованные и культурные, именно в годы Большого Террора утратили веру в Бога. Они еще сказали о своей вере в январе 1937 г., но через два-три года не повторили бы своих слов. И вовсе не из страха, а на этот раз – по совести. Вера уходила. Казалось бы, гонения, застенки, пытки, лишения должны были укрепить ее. «Мы говорим – ох, а за нами Бог», – немного нескладно учили Оптинские старцы в XIX в. Теперь «ох» был еще какой, а веры не было. Многие люди той эпохи пишут об этом, сами себе удивляясь – вера к выжившим вернулась намного позже, лет через двадцать-тридцать. Почему? Скорее всего, потому, что великий террор вызвал в людях и великое разочарование в человеке. Человек, ближний слишком часто оказывался предателем, негодяем, лжецом. А если человек «образ Божий», то и Бог, в некотором смысле, образ человеческий. И столь отвратителен был образ человека в России конца 1930-х гг., что Бог выдавливался русским человеком из своего сердца.
Мнение современника:
В Русском Зарубежье этот сдвиг сознания соотечественников во Внутренней России описал замечательный христианский мыслитель, Борис Петрович Вышеславцев (1877, Москва – 1954, Женева). Статью «Богооставленность», опубликованную в последней тетради журнала «Путь», вышедшей уже после начала Второй мировой войны, в марте 1940 г., он начал словами: «Мы живем как будто в такую эру истории, когда всё доброе почему-то не удаётся, и всё злое, преступное, лживое, безобразное нагромождается, усиливается, «организуется». Ложь, низость, виртуозное предательство и разрушение – такова политика целых государств. И вот, когда ценное и священное и божественное разбивается с такой лёгкостью, когда обнаруживается его изумительная хрупкость, невольно встает вопрос о всемогуществе Божества. Как может всемогущий Бог допустить попрание всех заповедей и святынь! Как может «Человеколюбец» оставить человечество в этом ужасе?…Живой трагизм богооставленности. Я встречался с этим переживанием в ужасе и страданиях русской революции; мешочники в теплушках говорили «если бы был Бог, Он не допустил бы этого!». Русский солдатик-беженец 25 лет спустя говорил мне: «Я Евангелия больше не читаю и в Церковь не хожу«… «Почему же?» «А потому, что правды нет на свете. Хорошим людям нельзя жить, а злодеи благоденствуют и куражатся»». – «Путь», 61. Париж, 1939/1940. С. 15.
Для приезжего, для того, кто извне взглянул на советский образ жизни конца 1930-х гг. и постиг его – жизнь эта представлялась сущим адом. Но люди приспосабливаются ко всему и перестают замечать зловонье беспросветного быта. И под страхом ежедневной смерти, под гнётом ежеминутной лжи, потеряв родовую и национальную память, забыв Бога, выживал народ России. Но люди, выживая, если повезло, физически, переставали быть людьми.
Впрочем, у всеобщего страха, лжи и предательства была и обратная сторона. Поколение юных большевиков, воспитанное в 1920-е гг. в идеалах коммунизма и пролетарского интернационализма, перед лицом жестоких и немотивированных репрессий теряло былую веру во всепобеждающее учение. Одни, если выживали, становились циниками и послушными исполнителями любой воли власть имущих, другие искали убежище в мелкой неприметной работе, в наименее политизированных областях науки, в медицине, в переводческой деятельности.
Свидетельство очевидца
Дочь профессиональной чекистки Софьи Антоновой, члена РСДРП(б) с 1904 г., секретаря Ленина и Зиновьева, которой «сам» Молотов в начале 1920-х гг. «делал предложение», Кока Антонова (1910–2007), правоверная «беспартийная большевичка», учившаяся в 1920-е гг. в Англии, после ареста матери в 1936 г. была сослана в Омск. Позднее, став выдающимся востоковедом-индологом, Кока Александровна вспоминала о своем преображении в эти годы: «В Омске никого из высланных не оставляли… Каждый день мы наблюдали опоясывающие 4-этажное здание ГПУ нескончаемые новые очереди женщин с детьми. Там стояли затурканные домашние хозяйки, непрерывно одергивающие своих детей, чтобы те не отходили, не бегали, не играли, не плакали, или «фифочки» в туфлях на высоких каблуках, в платьях с оборками и открытыми плечами, совершенно не приспособленные к сибирскому климату и быту. Большинство из них направляли в колхозы. Кому были нужны эти непрерывные потоки горя, ведь не правящему же пролетариату?
Однажды в полдень я шла под тенью деревьев вдоль сквера. Жара в степном, пропыленном Омске была страшная. Я увидела посреди открытой площади стенд с уже пожелтевшей «Правдой». С трудом оторвавшись от тени и стоя на самом солнцепеке, увидела в газете длинный список лиц из разных городов, награждаемых немногочисленными тогда орденами и медалями «за заслуги перед государством». Впереди стояли имена тех (получивших высший тогда орден государства – орден Ленина), кто подписал мой ордер о высылке в Омск: Реденс, Рюмин и (чуть меньше награда) Якубович. Значит, свои ордена они получили за эти очереди беды! Не пролетариат их награждал, так кто же стоит во главе государства? Это откровение было для меня как солнечный удар – вмиг и чуть не смертельно. С этого момента я перестала верить официальной пропаганде и стремилась до всего додуматься сама. Я так изменилась внутренне, что изумлялась, видя в зеркале всё то же свое лицо… Я уехала в Сибирь, доверяя официальной пропаганде (арест мамы считала просто судебной ошибкой, это, мол, выяснится), а когда вернулась – не верила, что у нас строят социализм, что репрессируют врагов народа, а не невинных людей, что поступки Сталина объясняются чем-либо, кроме стремления к власти и т. п. Единственной целью для меня теперь оставалась Наука, история Индии, где Сталин не давал указаний и которую поэтому не надо было искажать». В компартию К.А. Антонова так никогда и не вступила. – «В России надо жить долго…»: памяти К.А. Антоновой / Под ред. Л.Б. Алаева. С. 55–56.
И всё же Сталину не удалось создать «совершенный» тоталитарный организм. Наум Коржавин пишет о своем опыте общения на заводе с простыми рабочими в те годы: «Там были всякие разговоры, и ругань советских начальников, и евреев, и даже разговоры о необходимости восстановления частной собственности. И никто ни на кого не доносил. Доносительство было гораздо сильнее распространено в кругах образованных людей, в среде бюрократии и так наз. «советской интеллигенции». Другое дело, – вспоминает Коржавин, – про Сталина мало кто понимал, а про Ленина – почти никто. Кроме старших. Не понимали, но и не доносили» (В соблазнах кровавой эпохи. Т. 1. М., 2006. С. 407).
Свидетельство очевидца
Георгий Ильич Мирский, юноша из интеллигентной советской семьи, трудясь в 1942–1943 гг. за рабочие карточки среди простых «работяг», с удивлением отмечал: «Я по своей школьной наивности полагал, что, раз мы живем в государстве рабочих и крестьян, трудовой народ безусловно чувствует себя хозяином страны и беззаветно предан партии и правительству. Всё оказалось совсем не так. Когда я в первый раз услышал, как сварщик в присутствии других рабочих покрыл матом Сталина, я остолбенел и оглянулся по сторонам, но никто и ухом не повёл. Вскоре я убедился, с какой неприязнью, если не просто с ненавистью, относятся так называемые простые люди к своей родной рабочей власти. Правда, прямую брань в адрес лично Сталина я слышал не часто – люди остерегались слишком развязывать языки, – но в целом власть ругали безбожно. Довольно скоро я понял, в чём дело: выходцы из деревни рассказывали о коллективизации, и обобщенный типичный рассказ звучал примерно так: «Какие мы были кулаки? Ну лошадь была, корова – в общем-то середняки. Так нет, нас подкулачниками объявили, всё отняли. Кто побогаче, так тех вообще кулаками назвали, хотя какие они кулаки? Не мироеды, не кровососы, просто крепкие хорошие хозяева; их прямо в Сибирь со всей семьей. А нас в колхоз загнали, всё, что наживали своим горбом, – псу под хвост. А кто это всё делал? Голытьба, рвань, пьяницы, лодыри, они нас всегда ненавидели, да ещё пуще всех – комсомольские активисты, шпана молодая, к крестьянскому труду непривычная, они только о своей карьере думали, в партию лезли, во власть рвались»». – Г.И. Мирский. Жизнь в трёх эпохах. М.: Летний сад, 2001. С. 52–53.
Убийство и выморачивание миллионов лучших дочерей и сынов России руками других, пусть худших, но тоже людей России, обрушило нравственные устои и дегуманизировало очень и очень многих. Сталин добился своей страшной цели – личность как общественно значимый факт перестала существовать в России после Большого Террора. Не только с Россией и русским народом, но и с почти каждым отдельным российским человеком теперь можно было делать всё что угодно, так как личность человека была растоптана и исковеркана в душегубке 1930-х гг.
А над духовной пустыней России гремели из репродукторов красивые, но до корня лживые слова бодрой песни, сочиненной в 1936 г. Василием Ивановичем Лебедевым-Кумачом на музыку Исаака Осиповича Дунаевского: «Широка страна моя родная, / много в ней лесов, полей и рек, / я другой такой страны не знаю, / где так вольно дышит человек. //… Всюду жизнь и вольно и широко, / словно Волга полная течет, / молодым везде у нас дорога, / старикам везде у нас почет…» Эта песня зажигала даже души эмигрантов. Её пел в Бухаресте знаменитый русский шансоне Петр Лещенко. Но над Россией она разносилась погребальным плачем – «От Москвы до самых до окраин, / с южных гор до северных морей / человек проходит как хозяин/ беспредельной родины своей…»
А. Ильюхов. Как платили большевики. Политика советской власти в сфере оплаты труда в 1917–1941 гг. М.: РОССПЭН, 2010.
Е.А. Осокина. За фасадом сталинского изобилия: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927–1941. М.: РОССПЭН, 2008.
Ш. Фицпатрик. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001. (Переизд. РОССПЭН, 2008).
Ш. Фицпатрик. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М.: РОССПЭН, 2008.
3.2.34. Русское общество вне СССР. Политические тенденции 1930-х гг. РОВС. Создание НТС-рс
Убитое в России русское общество продолжало не только жить, но и напряженно мыслить и творить вне СССР. Оно находилось под защитой Лиги Наций и большинства государств мира.
В 1933 г. накануне принятия СССР в Лигу Наций (1934 г.), пока Советский Союз не мог наложить еще вето, Лигой Наций принимается максимально широкий пакет прав беженцев, который удовлетворил самых взыскательных русских эмигрантов.
Одним из самых активных сторонников нансеновской системы, принимавшим и соглашавшимся на все условия Лиги Наций, был гоминьдановский Китай, в котором нашли приют до 300 тыс. русских людей. Многие страны Латинской Америки, где русских было немного, тоже подписали все конвенции. Странами-кураторами в Лиге Наций Комиссариата по делам русских и армянских беженцев были три страны: Англия и Франция и… Боливия.
В юридическом плане дела русских беженцев были решены. Они не стали никому не нужными, выкинутыми отовсюду, умирающими с голоду и просящими подаяния отщепенцами, – как пытались их изобразить в советских агитационных листках. Они фактически стали гражданами. Им оказывалась поддержка всем, чем угодно: от образования до пенсионного обеспечения. Весь мир о них заботился. Конечно, многим русским эмигрантам хотелось, чтобы о них заботились больше. Но не забудем, что свои граждане часто жили не лучше русских беженцев.
После смерти Нансена, 30 сентября 1930 г. был создан Международный офис по делам беженцев имени Фритьофа Нансена. Его возглавлял Макс Губер, профессор Цюрихского университета и член Постоянной палаты Международного суда в Гааге. Но, по настоянию Советского Союза, Международный офис по делам беженцев был закрыт в конце 1938 г. Накануне закрытия Международному офису имени Нансена была присвоена Нобелевская премия за защиту беженцев.
1930-е гг. были кризисными в русской эмиграции. Похищение генерала Кутепова, при всей своей трагичности, поднимало дух боевых организаций – если большевики пошли на такое преступление, не означает ли это, что мы, эмигранты, им опасны, – но последовавшие за ним подкуп Скоблина и конфликты в РОВСе обескуражили многих.
К 1938 г. существовало шесть европейских Отделов РОВС: I – «французский», II – «германский», III – «болгарский», IV – «югославский», V – «бельгийский» и VI – «чехословацкий», а также отделы в США, Южной Америке, Китае. В состав Отделов входили небольшие объединения в соответствующей стране. Их руководители подчинялись начальнику Отдела, а начальники Отделов председателю РОВС, все находились в постоянном контакте. Из 100 тыс. человек в 1920-х гг., к концу 1930-х 70 % погрузились в частную жизнь, но оставшиеся 30 тыс. сохраняли полную преданность намеченной цели – «Весеннему походу». РОВС ждал ситуации, когда Европа организует поход против большевизма, чтобы присоединиться к нему. Тогда РОВС станет офицерским костяком Русской армии, рядовой состав которой будет набираться из «подсоветских» граждан, недовольных советским строем. «Подсоветскими» людей России именовали в эмиграции потому, что считали, что они подчиняются большевикам из неволи, но вовсе не единодушны с их властью, именующей себя «советской». Велась работа в отношении иностранных правительств с целью объяснить желательность нанесения удара по большевизму, поскольку таковой удар будет превентивным – он предотвратит агрессию СССР против «свободного мира».
В 1935 г. от РОВС отпочковалась, по инициативе генерала Туркула, новая организация «Национальный союз участников войны». В чрезвычайно сложной мировой ситуации старому поколению тщетными казались всякие политические действия, и даже – слова. В своем последнем «Дневнике политика» (3 ноября 1935 г.), посвященном церковному объединению (не состоявшемуся), Петр Струве, предваряя свой отход от сорокалетней публицистической деятельности, не без горечи замечал: «Без чего-то большего, высшего всякая политика и мелка, и скучна и немощна…» Павел Милюков оказался более закоренелым политиком, чем Струве, проспорившим с ним все годы эмиграции. Он продолжал стоять на своей позиции, одновременно либеральной и великодержавной: советский строй, мол, отчасти эволюционирует, отчасти защищает национальные интересы России. Отвергая решительно и принципиально национал-социализм, Милюков в большевизме не видел его неискоренимой, метафизической порочности.
1930-е гг. отмечены экономическим кризисом на Западе, поставившим под сомнение годность либерального капитализма, а в СССР, по окончании 1-й пятилетки и смертоносной коллективизации, временным и обманным расслаблением сталинизма, соблазнившим легковерных. В эмиграции происходила смена поколений. РОВС принципиально не разрабатывал политической программы («армия вне политики»), что, как правило, не устраивало новое поколение. Дети русской эмиграции желали прийти на смену уставшим отцам в деле освобождения отечества.
Лозунг «национальной революции» изнутри страны, при поддержке Зарубежья, выдвинуло в начале 1930-х гг. новое поколение, искавшее нетореные пути преодоления большевизма. Из «пореволюционных» течений заметней всего были «новоградцы» (христианские социалисты), близкие им «утвержденцы», младороссы, фашисты и солидаристы. Понятие «пореволюционный», в самом широком смысле, означало, что пришло время принять революцию, как вошедший в жизнь факт, за десять-пятнадцать лет изменивший облик России, перестать мечтать о реставрации старого правопорядка, исходить из создавшегося общества, для того чтобы намечать возможные черты будущего. Но как всякое непреодоленное преклонение перед фактом, пореволюционное сознание таило в себе большую опасность – скрытого или явного «сменовеховства», фактического пробольшевизма.
Наибольшее оживление проявило движение младороссов, в 1934 г. превратившееся в партию. Она при помощи десяти газет и многочисленных собраний имела несомненный успех у молодого поколения в самых разных странах рассеяния. Но она как раз больше всех и подверглась пробольшевицкому соблазну: будучи легитимистами, относясь критически к Сталину, она претендовала на место второй советской партии, надеясь стать вскоре первой. В сентябре 1934 г. выходившая два раза в месяц «Младоросская искра» писала: «Союз младороссов после долгих и напряженных усилий превращается во вторую советскую партию, занимающую положение революционной оппозиции в отношении партии правящей. Правящая – коммунистическая – партия с точки зрения младороссов, узурпирует руководство русской революцией».
Как отмечал философ Федор Степун в 1932 г., «младороссы же, ведущие систематический обстрел сознания и воли эмигрантской молодежи на определенный большевицкий лад, прибегающие к типично большевицким приемам агитации, к упрощенно-плакатному мышлению, к хлесткой, злой и веселой фразе, на добрую половину уже большевики; конечно, национал-большевики, но это дела не меняет. Ведь, и Сталина многие начинают считать за национал-большевика». Младороссы хотели совместить российское историческое преемство с большевизмом, царя из династии Романовых с советами, и в итоге склонились к советскому патриотизму. Скорее всего, их движение с какого-то момента поддерживало ОГПУ. Сам Казем-Бек, обвиненный в сотрудничестве с советским посольством, был в 1937 г. отстранен от руководства движением и в 1942 г. эмигрировал в США. В 1956 г. он переехал в Москву и устроился работать в издательском отделе Московской патриархии.
Более взвешенные статьи печатал журнал, носивший характерное название «Утверждения» и объявивший себя «органом объединения пореволюционных течений». Его главным редактором стал известный в эмиграции национал-максималист князь Юрий Алексеевич Ширинский-Шихматов (1890–1942). Прямой потомок Чингисхана, кавалергард, военный летчик в Первую мировую войну, участник Белого движения, похвалявшийся тем, что «изобрел» национал-социализм задолго до Гитлера, летом 1917 г. Ширинский-Шихматов зарабатывал на жизнь в Париже, работая шофером такси. И он, и другие «утвержденцы» соединяли глубокую православность с убеждением, что евреи губят европейскую христианскую цивилизацию. Беззаветно любя Россию, они не испытывали никакой ностальгии по дореволюционному прошлому, о котором, по их мнению, «вскоре будут вспоминать только в юмористических альманахах». «Утвержденцы» верили в мессианское призвание России «в деле возрождения христианской правды» и полагали, что в Советском Союзе русское национальное и религиозное христианское начало вскоре победит интернационально-атеистическое в ходе «национального углубления революции». В июле 1933 г. в Париже состоялся первый съезд представителей пореволюционных русских движений. «Отказываясь от всех видов реставрации и реституции, – объявлял съезд, – объединенный пореволюционный фронт стремится в первую очередь перенести на территорию России борьбу за освобождение страны от диктатуры коммунистического (госкапиталистического) правительства». «Наша цель… устроение нового социального уклада, одновременно антикапиталистического и антикоммунистического, на основах христианской правды», – писала в том же 1933 г. молодежная газета «утвержденцев» «Завтра».
Интеллектуально глубоким «пореволюционным» течением были новоградцы. Без всякого лидера, без стремления стать партией, несколько крупных историков и религиозных мыслителей – Георгий Федотов, Федор Степун, Илья Бунаков-Фондаминский, объединив усилия, создали общество и журнал «Новый Град», которой ими мыслился как лаборатория «для историософского замысла о судьбе будущей России». К ним присоединились мыслители как старшего поколения (Николай Бердяев, о. Сергий Булгаков), так и младшего (К. Мочульский, Елена Скобцова, П. Савицкий, Николай Алексеев и др.). Основной лозунг новоградцев гласил: ни в коем случае «не отрываться от эмиграции» и от ее духовной миссии, и не предавать, ради ложного патриотизма и обманных действий, «религиозного смысла свободы». Рассматривая исторические явления в свете христианских ценностей, избегая всяких упрощений, новоградцы показали себя наиболее веским и проницательным из всех пореволюционных течений.
Илья Фондаминский, в новоградской статье определил большевизм как могущественную секту, обладающую целостным миропониманием. «Большевизм, – писал он, – новая лжетеократия, или, если хотите, сатанократия... Потому тактика, рассчитанная на эволюцию строя и победу жизни, фатально обречена». Не менее бесплодны те, которые строят свою тактику на внешнем «активизме» – на борьбе за Россию мечом. «Борьба должна быть иной, в основе своей она должна быть борьбой за души».
В тридцатых годах участились случаи невозвращения советских посольских работников и агентов ГПУ. Но обратным образом активизировалась среди эмигрантов тяга к возвращению. Вернулись из Англии литературовед Д. Святополк-Мирский, из Харбина публицист Н. Устрялов, дочь матери Марии (Скобцовой) Гаяна, дочь Цветаевой Аля, Наталья Столярова (первые трое были убиты большевиками, остальные просидели долгие годы в лагерях).
Историческая справка
Николай Васильевич Устрялов, создатель идеологии, которую он сам называл национал-большевизмом, родился в Санкт-Петербурге в 1890 г. в семье калужских дворян. В 1913 г. с дипломом I степени окончил Московский университет и был оставлен при нем для приготовления к профессорскому званию по кафедре энциклопедии и истории философии права. В 1916 г. он формулирует в статье «К вопросу о русском империализме» свой принцип: «Нужно выбирать: или откровенный космополитизм (будь то социалистический, будь то анархический, будь то религиозный) или державная политика. Tertium non datur (третьего не дано. – Отв. ред.)».
Член Конституционно-демократической партии. В 1918 г. – председатель Калужского областного комитета КДП. Издает еженедельник «Накануне». В 1919 г. близко сотрудничает с правительством адмирала Колчака в Сибири. С февраля 1920 г. проживает в эмиграции в Харбине. В 1925 г. принимает советское гражданство и летом того же года совершает поездку в СССР, из которой возвращается воодушевленный. В этот период он много работает как над исследованиями социализма в СССР, так и нацизма в Германии и фашизма в Италии. От сменовеховца в 1930-е гг. он эволюционирует к чистому сталинизму. «Сталин – типичный национал-большевик», – утверждает Устрялов. В июне 1935 г. он с семьей переезжает в СССР. Некоторое время он преподает как профессор экономической географии в московских институтах. Но в июне 1937 г. арестован и в сентябре осужден как агент японской разведки и тогда же расстрелян. Репрессирована была и жена Устрялова. – Н.В. Устрялов. Национал-большевизм. М., 2003; Н.В. Устрялов. Письма к П.П. Сувчинскому. 1926–1930. М.: Дом Русского Зарубежья им. А. Солженицына, 2010.
Фондаминский в 1935 г. выступил на открытии Послереволюционного клуба с речью, в который отговаривал слушателей от бессмысленного и рокового шага, настаивая на том, что «большевицкая власть – секта неспособная к эволюции», и включился всецело в культурную и литературную деятельность с молодым поколением, чтобы не дать ему впадать в отчаяние.
Историческая справка
Илья Исидорович Фондаминский (лит. псевдоним И. Бунаков) (1881–1942?) происходил из богатой еврейской семьи торговцев, видный деятель партии эсеров. В 1900–1904 гг. изучал философию в германских университетах. После возвращения в Россию в 1902 г. арестовывается и переживает в тюрьме религиозное обращение. За участие в революции 1905 г. судим и, к общему удивлению, оправдан. С 1906 по 1917 г. жил в эмиграции. В 1917 г. член ЦК партии эсеров, комиссар Временного правительства на Черноморском флоте, депутат Учредительного собрания. В 1918 г. вошел в подпольный антибольшевицкий «Союз возрождения России». В 1919 г. эмигрирует во Францию, один из редакторов «Современных записок», затем «Нового Града». Сотрудничает с монахиней Марией Скобцовой и «Православным Делом». После разгрома Франции в 1940 г. отказывается уезжать в США, возвращается из свободной зоны в Париж, арестовывается немцами в 1941 г., в лагере под Парижем отказывается от устроенного ему побега, принимает крещение, о котором давно мечтал, депортируется в Германию. Точная дата и обстоятельства его гибели в концлагере неизвестны. По определению В. Набокова-Сирина – «человечнейший человек». Причислен к лику православных святых в 2005 г.
В 1930 г. был создан Национальный Союз Русской Молодежи (НСРМ), он же – «Национальный союз нового поколения», впоследствии Народно-Трудовой Союз российских солидаристов (НТС-рс). Будущий НТС родился в Белграде. В те годы значительная часть российской молодежи считала неприемлемым сидеть сложа руки в ожидании каких-то событий, которые якобы принесут освобождение России от коммунизма. Она считала себя обязанной активно соучаствовать в этом процессе. Это течение, избравшее себе название солидаризма, основывалось на понятиях взаимосвязанности, соборности и воодушевлялось принципами христианства. Подобно новоградцам и в противоположность сменовеховцем и младороссам, солидаристы утверждали преимущественное значение личности над государством и нацией. Они утверждали, что каждая человеческая личность, как божественная сущность, безмерно ценнее всего земного и лишь отчасти объемлется земными общностями народа, корпорации, социальной группы, государства. НТС принял термин «солидаризм» от правоведа Г.К. Гинса, служившего управляющим делами в правительстве адмирала Колчака.
Солидаристы, как и новоградцы, были принципиально противототалитарны. Но в отличие от либералов, утверждая главенство личности, солидаристы говорили о необходимости свободного и добровольного сотрудничества этих личностей друг с другом для блага сообщества – народа, корпорации, государства. Они взяли у русского философа Николая Онуфриевича Лосского понятие «субстанциальный деятель» и придали ему социально-политическое измерение. «Если не я, то – никто» – звучал лозунг солидаристов. Каждый должен, видя недостатки и несправедливости, устранять их сам и в свободном объединении с другими, не ожидая, когда его деятельность направит государство, власть или кто-либо высший, кто «знает как надо». НТС занялся разработкой не только программы, но и целой доктрины солидаризма, и характеризовал ее как социальную проекцию христианства. Несколько позднее, продолжая Н.О. Лосского, его ученик, философ Сергей Александрович Левицкий назвал учение солидаризма «идеал-реализмом». Солидаристы писали: «Мы не либералы, но и не фашисты».
Молодые солидаристы пошли инструкторами в юношеское движение скаутов и готовили подростков к будущему служению России как деятелей, ответственных только перед своей христианской совестью и Богом. Русские скауты-разведчики пели – «Тем позор, кто в низкой безучастности / равнодушно слышит брата стон / не страшись работы и опасности / твёрдо верь, что с Богом ты силен // Помогай больному и несчастному, к погибающим спеши на зов / ко всему большому и прекрасному / будь готов, разведчик, будь готов». В отличие от пионерии и комсомола в СССР, здесь было воспитание личностей, нравственных, самостоятельных и ответственных. В отличие от младороссов и фашистов, у солидаристов не было ни форменных рубашек, ни культа вождя. Не унификация и подчинение, но индивидуальность и свободное следование за авторитетом были их принципом.
Сами же члены Народно-Трудового Союза были готовы отдать, и действительно отдавали свои жизни за свободу и достоинство порабощенных братьев на родине. В своем гимне они пели: «Вперед идет оплот России новой, / смелее в бой – страны родной мы разобьем оковы / сомкнем ряды наперекор тиранам / вперед на штурм стремительным тараном. // Смерть не страшна, когда зовет Россия / Мы не одни – восстанет вся страна/ и отдавая жизни молодые, / мы верим – нам победа суждена // За новый строй / За жизнь и честь народа / За вольный труд, за мир родным полям / Плечом к плечу сквозь мрак и непогоду / прямым путем на гибель палачам».
Небольшой по численности (около 1600 членов), Союз строил свои воззрения на основе «Белой идеи», вдохновлялся жертвенным порывом Белых добровольцев и противопоставлял материализму – «примат духа», а классовой вражде – солидарность. Отказываясь от тактики террора Братства Русской Правды и РОВС, он ставил во главу угла распространение идеи.
Ради распространения идей солидаризма, после серьезных потерь на границе, одиннадцать членов НТС проникли в СССР в 1939–1940 гг. через Польшу и Румынию. Как теперь стало известно из архивов НКВД, все они на территории СССР были почти сразу арестованы. Девять из них были расстреляны 6 июля 1941 г. Член НТС Мария Дурново (она же Дивнич, Казнакова) была казнена в 1942 г. Член НТС из Югославии Владимир Чеботаев после следствия остался в живых. Под псевдонимом И. Дорба он издал в СССР ряд книг, резко критических к НТС.
Историческая справка
О том, сколь близка событиям Гражданской войны была молодежь первых десятилетий эмиграции, свидетельствуют два примера. Основатель скаутского движения в России и его возглавитель в эмиграции полковник Олег Иванович Пантюхов был с лета 1917 г. начальником 3-й Московской школы прапорщиков в Замоскворечье и командовал обороной Кремля. Ему 28 октября (10 ноября н.с.) сдались захватившие Кремль большевики. А первый председатель НТС, герцог С.Н.Лейхтенбергский был одним из тех юнкеров, которые, захватив броневики в Михайловском манеже, выехали 29 октября (11 ноября н.с.) 1917 г. на улицы Петрограда на штурм штаба большевиков – Смольного, который был отменен в последний момент из-за отсутствия пехоты.
Русские в Сербии. Белград, 2009.
А.П. Столыпин. На службе России. Очерки по истории НТС. Франкфурт-на-Майне, 1986.
Б. Прянишников. Незримая паутина. М.: Яуза, 2005.
Б. Прянишников. Новопоколенцы. Сильвер Спринг, 1986.
В. Варшавский. Незамеченное поколение. М.: Русский путь, 2010.
3.2.35. Русская культура «в послании» миру
Попытки объединения русской эмиграции не удавались, политические дискуссии мало к чему конкретному приводили, военные круги были окутаны «невидимой паутиной» мощнейшего шпионского аппарата ОГПУ – НКВД, боевые вылазки оказались обреченными и бесполезными, но всю эту кипучую деятельность без видимых результатов никак нельзя считать ненужной. Чести ради героические поступки и жертвенные подвиги были необходимы. Споры о непримиримости и соглашательстве, о реставрации и непредрешенчестве, об условиях конца большевизма будили мысль, многие их тезисы и по сей день остаются поучительными.
Но была область, которая широко открывалась эмиграции, если только отрешиться от желания непосредственно и немедленно влиять на исторический процесс: это культурное и религиозное творчество. Эмиграция имела и силы и возможность продолжить лучшее, что было в дореволюционной России, на глубине быть созвучной с тем лучшим, что, несмотря на удушение, пробивалось на родине, а в области религиозной жизни и философской мысли, пользуясь небывалой свободой от всякой власти, от денег, от общественного давления, пролагать и новые пути. В этом заключался смысл ее посланничества Западу и России будущего.
Русская философская мысль все больше разворачивается к диалогу с Западом. Статьи таких видных мыслителей, как Николай Бердяев, Иван Ильин, прот. Сергий Булгаков, прот. Георгий Флоровский, Борис Вышеславцев, Георгий Федотов, Семен Франк, Петр Бицилли и многих иных печатаются в самых влиятельных европейских и американских гуманитарных научных журналах, их лекции и выступления неизменно собирают широкую аудиторию западных интеллектуалов.
Молодой философ-гегельянец Александр Кожевников (1902–1968, псевдоним – Кожев) в течение шести лет (1933–1939) раз в неделю читает курс «Введение в чтение о Гегеле» в Высшей школе практических исследований в Париже. Его слушателями и почитателями были многие светила французской мысли как межвоенного, так и послевоенного периода от Анри Бретона и Ханы Арендт до М. Мерло-Понти, Ж. Батая, Раймона Арона. В 1980-е гг. своим учителем его назовет Фрэнсис Фукуяма (родился в 1952 г.), который по возрасту, понятно, не мог его слушать. Огромное влияние на своих немецких и польских студентов оказывал профессор Кенигсбергского и Варшавского университетов, философ и религиовед (специалист по эллинскому мировоззрению) Сергей Николаевич Арсеньев, ставший после 1945 г. профессором Французского православного института св. Дионисия в Париже, а с 1948 г. – Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке.
Русские философские журналы Зарубежья – «Путь» (главный редактор – Николай Бердяев, издавался с 1925 по 1940 г.) и «Новый Град» (главный редактор – Георгий Федотов, издавался с 1931 по 1939 г.) собирали блестящий круг как русских, так и зарубежных мыслителей, ставили и обсуждали самые актуальные темы умственной, общественной и политической жизни мира – национализм, война, общественная солидарность, политика и христианская нравственность, колониализм, фашизм и коммунизм, пределы и возможности межрелигиозного диалога и др. Споры порой разгорались нешуточные, но линии разделений проходили теперь не между русскими мыслителями, с одной стороны, и иностранными – с другой, но разделяли интеллектуалов по отношению к тем или иным мировоззренческим ценностям безотносительно к их национальности. Русская мысль стала в эти годы неотторжимым и весьма значимым компонентом культурной жизни мира.
Историческая справка
Георгий Петрович Федотов (1886–1951). Публицист, церковный историк. Родился в Саратове, среднее образование получил в Воронеже. В 1905 г. как активный член социал-демократической партии высылался за границу. В 1908 г. поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Посвятил себя изучению Средневековья. Занимался под руководством И.М. Гревса. С 1920 по 1922 г. руководил кафедрой истории средних веков в Саратовском университете, откуда был уволен. В Петрограде участвовал в религиозных полуподпольных философских кружках. В 1925 г. эмигрировал в Париж, где стал профессором Богословского института. В 1931 г. вышел его труд «Святые Древней Руси», радикально обновивший подход к агиографии (одна из первых книг, написанных в эмиграции, которую переиздали в России в 1990 г.). В 1941 г. уехал из Франции в Америку, где с 1945 г. и до самой смерти преподавал в Свято-Владимирской семинарии. Как публицист, по глубине мысли, тонкости, точности и изящности языка не имеет себе равных в русской литературе ХХ в.
Запад был непосредственно восприимчив лишь к тем областям культуры, которые не нуждались в словесном понимании, не страдали от языкового барьера: к балету, музыке, живописи, немому кинематографу. Все эти отрасли находились в бурном расцвете уже в предвоенные годы. Успех Дягилевских балетов на Западе с их новаторскими музыкой и декорациями, как известно, был ошеломляющим – дореволюционная Россия, впервые за свою историю в художественном творчестве, учила и удивляла Европу. Эмиграция продолжила и усилила это присутствие России на Западе. Сергей Лифарь писал: «Мировой балет первой половины ХХ столетия был целиком создан художественными силами эмиграции». Имена композиторов Рахманинова, Стравинского, Гречанинова, Черепнина, Метнера, художников Шагала, Сутина, Зинаиды Гончаровой, Ларионова, Бенуа, Кандинского, Бориса Григорьева, Николая Рериха среди многих других свидетельствуют об огромном художественном вкладе эмиграции в жизнь и культурную сокровищницу Запада, а с полстолетним отстоянием во времени – и в сокровищницу России.
Литературная жизнь эмиграции была чрезвычайно богатой и разветвленной во всех местах рассеяния, но особенно во Франции. Издавалось свыше 600 журналов и альманахов, правда, большей частью не долговечных, с 1918 по 1972 г. было опубликовано 1080 романов и почти столько же стихотворных сборников, не говоря о литературных биографиях и сборников критики. В 1934 г. Дм. Философов, мечтавший создать «Литературную Академию Зарубежной России», насчитал около 150 живущих писателей-эмигрантов. Но литература на широкую арену не выходила: читателей было недостаточно, старшему поколению писателей не хватало живого воздуха родины, они все больше обращались к прошлому, у младших чувствовалось роковое отсутствие почвы. Переводы на иностранные языки были немногочисленны. Эсеры М. Вишняк, В. Руднев, И. Бунаков-Фондаминский, бросившие политику ради литературы, продолжали издавать толстый журнал «Современные записки» (1921–1940), по качеству и богатству материалов не уступающий прославившимся отечественным журналам ХIХ в. (на которые ссылалось название журнала). Главная заслуга журнала состояла в том, что он, в отличие от политиков, сумел объединить вокруг себя самые разные течения эмиграции.
Объединяло эмиграцию и имя Ивана Алексеевича Бунина, писателя-классика и непримиримого врага большевизма. Присуждение ему в 1933 г. Нобелевской премии восприняли не только как личное прославление, но и как признание в мировом масштабе всей эмиграции как литературного и общественно-политического явления. Характерно, что присуждение премии задержалось на целых десять лет. Имя Бунина впервые выдвинули на Нобелевскую премию еще в 1922 г. по рекомендации президента Чехословакии Томаша Масарика, но безуспешно, так как западная общественность боялась, что премия, пусть и большому писателю, но свежему и непримиримому политическому эмигранту, будет понята советским правительством как недружественный акт. Но присуждение пришло, хоть и поздно, но более чем вовремя для эмиграция, в годы, когда она, утомленная от своего вынужденного бездействия и чуждости западному миру, переживала тяжелый кризис (выразившийся, в частности, в ряде самоубийств молодых литераторов).
Наряду с Буниным, пожалуй, даже более широким признанием на Западе пользовался писатель-мыслитель Дмитрий Мережковский, благодаря широте своего историософского видения. Причудливый Ремизов со своими поисками бессюжетной прозы и вычурного языка, имел успех всего лишь у небольшой группы французских сюрреалистов. Было замечено и переведено «Солнце мертвых» Ивана Шмелева, самое сильное свидетельство того времени о большевицких злодеяниях в Крыму в 1920–1921 гг.
От безвоздушного пространства особенно страдали поэты, прежде всего сверходаренные: в середине 1920-х гг. замолкла (перешла к прозе) Марина Цветаева, а за ней и Владислав Ходасевич. У более молодых поэтов возобладала так называемая «парижская нота» ностальгии, отчаяния, переходящих в беспросветный нигилизм (Г. Иванов, Д. Кнут и другие).
«Россия – счастье, Россия – свет.
А, может быть, России вовсе нет?
И над Невой закат не догорал,
И Пушкин на снегу не умирал.
И нет ни Петербурга, ни Кремля,
Одни снега, снега… Поля, поля…
Снега, снега, снега, а ночь долга
И не растают никогда снега…
Снега, снега, снега, а ночь темна
И никогда не кончится она
Россия – тишина, Россия – прах,
А может быть Россия – только страх.
Веревка, пуля, ледяная мгла
И музыка, сводящая с ума.
Веревка, пуля, каторжный рассвет,
Над тем, чему названья в мире нет».
Еще ярче слышимость и неуслышанность писателей в эмиграции сказались на судьбе Владимира Набокова-Сирина: исключительно одаренного прозаика молодого поколения, пользовавшегося неизменным успехом и у критиков и у читателей, автора семи выдающихся русских романов. И, тем не менее, даже Набоков продолжал тяготиться скромными размерами эмигрантской среды. В своем последнем, совершенном по импрессионизму слова, русскоязычном романе «Дар» (1938 г.) Владимир Набоков в горьких строфах главного героя – поэта Федора Годунова-Чердынцева прощается с Россией:
«Благодарю тебя, отчизна,
За злую даль благодарю!
Тобою полн, тобой не признан,
я сам с собою говорю.
И в разговоре каждой ночи
сама душа не разберет,
моё ль безумие бормочет,
твоя ли музыка растет…»
«Отчего это в России все сделалось таким плохоньким, корявым, серым, как она могла так оболваниться и притупиться? <…> Не следует ли раз навсегда отказаться от всякой тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, во мне, пристала как серебро морского песка к коже подошв, живёт в глазах, в крови, придаёт глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды?» – размышляет молодой Годунов-Чердынцев.
В начале Второй мировой войны переехав в США, Набоков ушел из русской речи и стал всемирно признанным англоязычным писателем – «американцем русского происхождения».
Но была область более сокровенная, в которой часть верующей эмиграции почувствовала свое «посланничество», обращенное в будущем к России, а тогда непосредственно к западному миру: это «провиденциальное» присутствие в западных странах Православной Церкви, свободной от национальных и государственных ограничений.
В 1923 г. в Чехословакии состоялся съезд кружков православной русской молодежи, в котором приняли участие почти все корифеи религиозно-философского возрождения начала века – «веховцы»: о. Сергий Булгаков, Николай Бердяев, Петр Новгородцев, Петр Струве (к которым годом позже присоединился и Семен Франк) и более молодые богословы или еще только ими становящиеся – Василий Зеньковский, Лев Зандер, Георгий Флоровский, Киприан Керн, Николай Афанасьев, Николай Зёрнов и др. Съезд был воспринят как некое откровение, как своеобразная «пятидесятница эмиграции». На нем было решено создать «Русское студенческое христианское движение» (РСХД). Его возглавил В. Зеньковский, и под его динамичным председательством, длившемся почти 40 лет, РСХД было суждено сыграть существенную миссионерскую и просветительную роль во Франции и в Прибалтике.
На том же съезде было принято решение основать в Париже высшую богословскую школу – «Православный институт имени преп. Сергия». В Свято-Сергиевском институте, впервые в высшем духовном образовании, преподавали профессора, пришедшие не из духовных семинарий и академий, а из гражданских университетов. Под возглавлением о. Сергия Булгакова, ставшего крупнейшим богословом ХХ столетия, Институт стяжал себе, как на православном Востоке, так и на инославном Западе, мировую славу. Английские и американские протестанты с большой готовностью пошли навстречу и поддержали эти начинания, позволявшие им ближе познакомиться с духовной и богословской традицией Православной Церкви.
Историческая справка
Сергей Николаевич Булгаков (1871–1944), экономист, религиозный философ, богослов. Род. в городе Ливны Орловской губернии. Происходит из потомственной священнической семьи. Поступил в Орловскую семинарию, которую бросил в 1889 г. Окончил юридический факультет Московского университета в 1896 г., уехал в Германию, где сблизился с социал-демократами и примкнул к марксизму. Профессор политической экономии в Киеве до 1906 г., а потом в Москве до 1918 г. В 1903-м выпускает книгу «От марксизма к идеализму», знаменовавшую отход от материализма и сближение с Православием. Один из авторов сборника «Вехи» (1909). Участвует во Всероссийском церковном соборе 1917–1918 гг. В 1918 г. принимает священный сан, пользуется дружбой и полнейшим доверием Патриарха Тихона. Выслан из Крыма в начале 1923 г. В 1925-м становится профессором-деканом Богословского Института в Париже и на 55-м году жизни приступает к колоссальному богословскому творчеству, состоящему из двух трилогий, малой: Друг Жениха (О Иоанне Крестителе), Купина Неопалимая (о Божьей Матери), Лествица Иаковля (об Ангелах); и большой: о Богочеловечестве: Агнец Божий (о Христе), Утешитель (о Св. Духе), Невеста Агнца (о Церкви), и многих других работ. Богословского труда такого объема, учености и глубины не было со времен Отцов Церкви. Заместитель Местоблюстителя Патриаршего престола, митрополит Московский Сергий Страгородский, явно из необходимости угодить советской власти, осудил в 1934 г. богословские взгляды Сергия Булгакова, не прочитав ни одной его богословской книги…
В 1921 г. при помощи американского «Союза христианской молодежи» (Young Mens Christian Association) было создано издательство ИМКА-ПРЕСС, в 1925-м порученное Н. Бердяеву, ставшее православным и посвятившее себя религиозной литературе и философской мысли. Объединенными усилиями этих трех учреждений, Богословского института, молодежного движения и издательства, за какие-нибудь 30–40 лет, в небольшом по численности церковном уделе, под руководством митрополита Евлогия (Георгиевского) был выстроен нерукотворной храм религиозной культуры, имеющий общемировое значение.
Другая группа русской православной образованной молодежи создает в Париже в 1925 г. Братство св. Фотия. Среди его основателей – А.В. Ставровский, богослов Н.О. Лосский, иконописец Г.И. Круг, искусствовед Л.А. Успенский, браться Ковалевские. Это братство занимало, как само считало, более строгие охранительные православные позиции, чем Свято-Сергиевский институт. Отсюда и название братства – константинопольский патриарх IX в. Фотий был решительным противником западного, римского христианства. Братство св. Фотия сохранило единство с митрополитом Сергием (Страгородским) и Московской церковной администрацией после перехода митрополита Евлогия в юрисдикцию Константинополя в 1931 г., критиковало богословские взгляды профессоров Свято-Сергиевского института за «экуменический либерализм». Особенно скандальный характер приобрели нападки молодого Владимира Лосского на прот. Сергия Булгакова (так наз. «спор о Софии»). Философу Н.О. Лосскому пришлось извиняться за сына перед своим старинным другом – С.Н. Булгаковым, а сам протоиерей Сергий перед смертью (в 1943 г.) рекомендовал оппоненту от обличительного богословия перейти к положительным исследованиям, что тот в точности и исполнил, написав замечательную работу «Очерки мистического богословия Восточной Церкви». В конце 1930-х гг. Фотиевское братство поддержало создание «православия западного (латинского) обряда» из отпавших от католической и англиканской церквей приходов в Европе и Африке. Многим эмигрантам запомнилась на пушкинских торжествах 1937 г. в Париже речь перешедшего в православие африканца: «Я, как и Пушкин, – гордо сказал он, – негр и православный».
Трудами русских эмигрантов Православию было возвращено универсальное измерение, оно было творчески обновлено, предстало в многообразии глубоких богословских мнений. Впервые Запад опытно с ним познакомился как с живой ветвью изначального христианства, а не как с Церковью «русских» или «греков». Римско-католическая церковь, относившаяся вначале к Православию, в лице эмигрантов, с некоторым предубеждением и даже враждой, испытала на себе его влияние, сказавшееся в трудах многих католических богословов, а в 1960-е гг. на решениях Второго Ватиканского Собора.
С другой стороны, как никогда раньше, русская культурная элита узнавала западную культуру, находила в ней единомышленников и благородных оппонентов, не переставая быть русской, все больше ощущала себя, в лице наиболее выдающихся своих представителей, органичной частью всего мира. Предубеждение к Западу, столь распространенное у одних русских людей, некритическое восторженное приятие всего «иностранного» у других при жизни внутри западной цивилизации, в ее самых значительных культурных центрах постепенно сменялось взвешенным и доброжелательным объективным пониманием.
«В России и во всей Европе было распространено представление об американцах как о людях, занятых только добыванием долларов и борющихся за свои интересы с безоглядной жестокостью. Мой опыт очень скоро опроверг эти представления. Оказалось, что общий характер отношений американцев к людям такой: приветливая улыбка, благожелательность, готовность помочь. В академических кругах я наблюдал идеализм, напоминающий свойства русской интеллигенции», – писал, например, в конце 1930-х гг. философ Н.О. Лосский.
Душа России, затоптанная большевицкими сапогами на родине, продолжала жить и развиваться в изгнании, являя себя миру и собирая новые сокровища духа для грядущей России, на рождение которой, «когда растает лёд большевизма», эмигранты твердо уповали. «То одно, чем эмиграция по-настоящему нужна России, останется в ней как сила и цельность: свобода духа, свобода творчества, простая правда», – суммировал уже в 1970-е гг. миссию русской эмиграции один из лучших ее представителей протоиерей Александр Шмеман (Дневник от 21.03.1975).
Преподобный Сергий в Париже. История Парижского Свято-Сергиевского православного богословского института / Отв. ред. протопресвитер Б. Бобринский. СПб.: Росток, 2010.
М.В. Шкаровский. История русской церковной эмиграции. СПб.: Алетейя, 2009.
История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. Одобрен ЦК ВКП(б) 1938 год. М.,1950.
Е. А. Осокина. За фасадом сталинского изобилия. М.: РОССПЭН, 1999; 2009.
И.В. Павлова. Механизм власти и строительство сталинского социализма. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2001.
М. Геллер, А. Некрич. Утопия у власти. London, 1986.
Ю.А. Васильев. Модернизация под красным флагом. М.: Современные тетради, 2006.
A. Applebaum. Gulag; a history. N. Y., Doubleday, 2003. Рус. пер: Э. Эпплбаум. ГУЛАГ. Паутина Большого террора. М.: Московская школа политических исследований, 2006.
R. Conquest. The Great Terror: a Reassessment. N. Y., 1990.