Россия в годы второй мировой войны и подготовки к третьей мировой войне (1939–1953)
Глава 1От сентября 1939 к июню 1941 года
4.1.1. Расстановка сил в мире к 1939 г. Агрессоры и их жертвы. С англо-французами или с нацистами? Пакт «Молотова – Риббентропа»
В начале 1939 г. мир все больше сползал к большой войне. Япония продолжала вести войну в Китае, поражение которого означало бы огромное усиление ее потенциала. В ноябре 1938 г. Япония, не встречая серьезного противодействия, впервые открыто провозгласила своей целью создание «нового порядка в Восточной Азии» – так называемой Восточно-Азиатской сферы сопроцветания, в которую по замыслам японских политиков должны были войти русский Дальний Восток, Китай, Юго-Восточная Азия, Нидерландская Индия, Филиппины, Новая Гвинея, острова Океании. За планами экономического сотрудничества ясно проглядывало желание японских милитаристов подчинить все эти страны своему политическому контролю.
Не менее опасный оборот принимали события в Европе. 15 марта 1939 г., используя в качестве предлога «приглашение» со стороны словацких сепаратистов, войска Вермахта вошли в Чехию, которая была превращена в германский протекторат. Агрессивному примеру Гитлера последовали и его союзники: присоединившаяся к «Антикоминтерновскому пакту» Венгрия получила в награду отторгнутую от Чехословакии Подкарпатскую Русь, а Италия аннексировала Албанию. 22 марта, пригрозив Литве войной, Гитлер добился передачи Германии Клайпеды (Мемеля) с прилегающей к этому портовому городу областью в устье Немана. В тот же день Румынии было навязано экономическое соглашение, по которому Германия получала всю румынскую нефть по заниженным ценам.
Следующим объектом германской экспансии стала Польша. Сразу после Мюнхена Гитлер стал добиваться от Варшавы передачи Германии Данцига (Гданьска) и права экстерриториального прохода через «польский коридор», а также присоединения Польши к «Антикоминтерновскому пакту». Однако это давление встретило стойкое сопротивление польского правительства. Ответом Гитлера стал план военного разгрома Польши («план Вайс»), утвержденный в начале апреля 1939 г. и предписывавший начать вторжение не позднее 1 сентября.
Захват Гитлером Чехословакии в нарушение Мюнхенского договора и его военные приготовления против Польши показали западным демократиям тщетность политики умиротворения. 22 марта Великобритания и Франция заявили, что предоставляют гарантии военной помощи западным соседям Германии – Бельгии, Голландии и Швейцарии. Вскоре аналогичные гарантии были предоставлены и Польше, а затем – Греции, Румынии и Турции.
Франция и Великобритания приступили к наращиванию своих армий и вооружений. В военном отношении в 1939 г. Англия и Франция значительно превосходили по численности своих армий Германию и имели полное господство на море. На суше самой сильной армией в Европе по численности живой силы и техники была в то время армия СССР, превосходившая по числу дивизий сухопутные силы Италии в 2 раза, Германии в 2,5, Японии в 3, Франции – в 4, Великобритании – в 5, а США в 11 раз.
Реальная близость «большой войны» заставила Париж и Лондон по-новому взглянуть на роль советского фактора. Позиция СССР становилась очень важной и для Гитлера, которому в свете растущего противодействия англо-французов было необходимо нейтрализовать Советский Союз для беспрепятственного захвата соседней с ним Польши. От того, с какими державами СССР заключит союз, зависели в 1939 г. судьбы Европы и всего мирового сообщества. Союз с Великобританией и Францией обеспечивал Европе мир: Гитлер отчаянно боялся повторить опыт Первой мировой войны – перспектива лобового столкновения с новой Антантой безусловно остудила бы агрессивные амбиции нацистов. Союз СССР с «Антикоминтерновским пактом» означал немедленную войну в Европе. Заключив между собой союз, три агрессивных режима – нацистский, большевицкий и фашистский – почувствовали бы в себе достаточно сил, чтобы, не откладывая, опрокинуть ненавидимые ими «демократии».
Сталин желал войны. Мир в Европе оставлял его в границах 1920 г., мешал «экспорту революции». Покорив Россию, большевики жаждали не менее нацистов мирового господства, вдохновлялись им. Но пока не разгромлены западные «буржуазные» демократии, ни о каком мировом господстве и речи не могло быть. На XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г. Сталин призывает не торопиться, «соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками». Понимая ограниченные возможности СССР, «загребать жар чужими руками» Сталин хотел сам. Если Англия и Франция были не против стравить нацистов и коммунистов и таким образом их взаимно обессилить и отвести угрозу агрессии от демократической Европы, то Сталин думал направить удар Германии на Запад, на Францию и Англию, а когда они ослабеют в долгой и изнурительной войне, подобной Первой Мировой, войти в Европу в качестве спасителя мира от нацизма и установить большевицкий режим от Британии до Эстонии. Так думал он исполнить завет Ленина о мировой революции, не осуществленный в 1918–1920 гг. Еще в 1925 г. он говорил, что в случае войны «нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашу весов». Теперь наступал тот самый, давно ожидаемый момент.
Историческая справка
В начале 1939 г. заместитель наркома иностранных дел СССР Владимир Петрович Потемкин (скрывавшийся под псевдонимом В. Гальянов) объяснял: «Фронт второй империалистической войны все расширяется. В него втягиваются один народ за другим. Человечество идет к великим битвам, которые развяжут мировую революцию <…> (и тогда. – Отв. ред.) между двумя жерновами – Советским Союзом, грозно поднявшимся во весь свой исполинский рост, и несокрушимой стеной революционной демократии, восставшей ему на помощь, – в пыль и прах обращены будут остатки капиталистической системы». – В. Гальянов. Международная обстановка второй империалистической войны // Большевик. 1939. № 4. С. 63–65.
Сталин сам хочет выбрать время и условия вступления СССР в войну. Он ведет с Англией и Францией дипломатическую игру, но уже с конца 1938 г. устанавливает негласные контакты с Германией, используя при этом переговоры с западными державами как средство давления на Гитлера.
17 апреля 1939 г. Сталин предложил Великобритании и Франции заключить договор о взаимопомощи, который бы предусматривал немедленное оказание помощи друг другу в случае германской агрессии, направленной как непосредственно против них, так и против всех западных соседей СССР.
Документ
Советский Проект «новой Антанты», предложенный Литвиновым Великобритании и Франции 17 апреля 1939 г.
1. Англия, Франция, СССР заключают между собою соглашение сроком на 5–10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.
2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств.
3. Англия, Франция и СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение § 1 и 2.
4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Польше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Германии.
5. Существующий между Польшей и Румынией союзный договор объявляется действующим при всякой агрессии против Польши и Румынии либо же вовсе отменяется, как направленный против СССР.
6. Англия, Франция и СССР обязуются, после открытия военных действий, не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия.
7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу § 3.
8. Признать необходимым для Англии, Франции и СССР вступить совместно в переговоры с Турцией об особом соглашении о взаимной помощи.
В качестве условия исполнения своих обязательств перед возможными союзниками Сталин требовал, чтобы в прилагаемой к соглашению и подписываемой одновременно с ним военной конвенции (ст. 7) предусматривалось бы занятие Красной армией позиций в «буферной зоне» – в Польше, Румынии, Латвии, Эстонии, Литве и Финляндии – без этого сильнейшая в Европе советская армия действительно не могла войти в соприкосновение с Вермахтом. Но правительства Чемберлена и Даладье, как до этого чехословацкое правительство Бенеша (см. 3.2.32), прекрасно понимали, что на практике это «прохождение войск» означает оккупацию Советским Союзом восточноевропейских государств, и потому долго не соглашались даже обсуждать сталинские условия. Агрессивный характер советского режима, с самого момента завоевания большевиками России через Коминтерн осуществлявшего экспорт революции, был очевиден. СССР вовсе не был аналогом респектабельной Российской Империи в старой Антанте (см. 3.2.31). Сами страны «буферной зоны» также были категорически против нахождения Красной армии на их территории. Польшу и Румынию особенно беспокоили пункты 4 и 5 советского проекта. Но Сталин, помня об успехе Гитлера в Мюнхене, был настойчив.
В 20-х числах апреля 1939 г. в Москве состоялось совещание по проблемам советской внешней политики, материалы которого все еще остаются секретными. 3 мая Сталин снимает с поста наркома иностранных дел Максима Литвинова, сторонника союза с Англией и Францией и к тому же еврея, и заменяет его председателем правительства Вячеславом Молотовым. Дверь к сближению с Берлином была открыта. В середине мая в Москве состоялось новое многодневное совещание, обсудившее вопросы советской внешней политики, материалы которого все еще также засекречены.
После подписания 22 мая в Берлине германо-итальянского союзного договора, получившего название «Стального пакта», Англия и Франция дали 28 мая согласие на начало переговоров с СССР. Для французов и особенно англичан переговоры с Москвой были, прежде всего, средством удержания Гитлера от войны с Польшей и, пусть после Мюнхена с изъятиями, сохранения Версальской системы в Европе.
Англо-франко-советские политические переговоры проходили в Москве с 15 июня по 2 августа в обстановке глубокого взаимного недоверия. Поскольку все «буферные» между СССР и Германией государства видели в СССР главную угрозу и наотрез отказывались принять советскую «помощь», англо-французы после долгих колебаний согласились зафиксировать гарантии им только в секретном протоколе. Западные страны отказывались признать за Советским Союзом полную свободу рук в Прибалтике, вытекавшую из предложенного Москвой определения «косвенной агрессии» и противодействия ей – т. е. права на вхождение советских войск в «буферные страны», даже если нападение Германии совершено не против них. Тем не менее, было решено перейти к переговорам о заключении военной конвенции, регулирующей конкретные формы и объем взаимопомощи.
Параллельно с московскими переговорами Лондон пытался договориться с Берлином о новом – расширенном варианте Мюнхена: в обмен на отказ Германии от дальнейшей агрессии Великобритания была готова признать ее доминирование в Восточной Европе (включая требования к Польше). В июне – июле в обстановке секретности британские дипломаты несколько раз пытались достичь компромисса с Германией. К концу июля эти попытки закончились. Англо-германское соглашение не состоялось в силу непримиримых противоречий между сторонами: Великобритания требовала от рейха отказа от агрессивной политики на европейском континенте и невмешательства в дела других стран. Еще одним камнем преткновения стало желание Германии вернуть утраченные после Первой мировой войны колонии и добиться доминирования на Ближнем Востоке. Позиция Великобритании, при всех максимальных ее уступках, делала невозможным достижение тех планов германского господства, которые Гитлер озвучил на знаменитом совещании 5 ноября 1937 г. (см. 3.2.32). Поэтому англо-германское соглашение не состоялось и Великобритании приходилось возвращаться к идее англо-франко-советского союза, несмотря на неуступчивость Польши и Румынии по вопросу о военном сотрудничестве с СССР.
В ожидании ответа Гитлера Чемберлен тянул с началом трехсторонних военных переговоров, отправив англо-французскую делегацию в Москву на пассажирском пароходе. Напротив, фюрер, встревоженный московскими переговорами, спешил их окончательно сорвать и обезопасить себя с востока. Сведения о тайных англо-германских контактах появились в британской печати и вызвали опасение Москвы, что западные партнеры, обойдя Сталина, заключат договор с Гитлером. Распространяя слухи об англо-германских контактах, германская разведка стремилась подтолкнуть Сталина к уступчивости по вопросу о разделе сфер влияния в Восточной Европе.
Информируя полпредов СССР об очередных трудностях на трехсторонних переговорах, Молотов в середине июля с явным раздражением заключил: «Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет. Тогда пусть пеняют на себя». Он уже знал – то, что отказывались дать англичане и французы, соглашались дать нацисты. Присоединение СССР к державам «оси» сулило в тактическом плане хорошие перспективы «для продвижения мировой революции», т. е. для осуществления экспансионистских планов Сталина и его окружения, а присоединение Москвы к англо-французскому блоку никаких перспектив «для продвижения мировой революции» не давало; более того – это присоединение делало бы войну в Европе в 1939 г. невозможной. Такая перспектива Сталина совершенно не устраивала. Сталин и Молотов вели циничную игру сразу на двух шахматных досках, сравнивая возможные выгоды обоих вариантов. При этом переговоры с союзниками в Москве были в первую очередь инструментом психологического давления на фюрера – если ты мне не дашь, я договорюсь с англичанам. Гитлер и Риббентроп знали, что с англо-французами Сталин не сговорится. Они ему никаких земель третьих стран за спиной самих этих стран не отдадут. Но игра Сталина на «двух досках» нацистских руководителей нервировала и подталкивала Гитлера к новым уступкам.
Англо-французская военная миссия во главе с французским генералом армии Ж. Думенком и британским адмиралом Р. Драксом прибыла в Москву 11 августа. Медленное прибытие западной делегации, чьи полномочия были достаточно неопределенны в первые дни, позволило советской стороне в образовавшейся между 25 июля и 11 августа паузе интенсифицировать контакты с Германией. Гитлер нервничал, так как первоначально установленная дата нападения на Польшу (26 августа) неуклонно приближалась, а соглашение с Советским Союзом так и не было достигнуто.
3 августа министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп встретился в Берлине с Г. Астаховым, замещавшим отозванного в отпуск советского полпреда Алексея Мерекалова, а Молотов в Москве имел беседу с германским послом в Москве графом фон дер Шуленбургом. В ходе этих предварительных бесед обе стороны выяснили, что от Балтики до Черного моря взаимные интересы друг друга не сталкиваются.
И все же немцы торговались буквально за каждый квадратный километр. Сначала они и слышать не желали о передаче СССР Балтийских государств, объявляя их «германским жизненным пространством» и требуя сохранения их формальной независимости под германским протекторатом. Но Молотов был настойчив, а союз с СССР Гитлеру необходим. Риббентроп предлагает разделение сфер влияния по Даугаве – Литва, Семигалия и Курляндия отходят Германии, Эстония, Лифляндия и Латгалия – Советам. Но сторговаться удалось выгодней – Эстония и Латвия полностью передавались СССР. Столь же жесткие переговоры шли по Польше, Бессарабии, Финляндии.
Сами балтийские народы со все возрастающим ужасом смотрели на международную ситуацию, складывающуюся вокруг их маленьких государств. На секретных переговорах начальников штабов армий Латвии и Эстонии в Валке летом 1939 г. латыши настаивали на концентрации войск на южной границе против Вермахта, в то время как эстонцы – на восточной против РККА. Начальник эстонского штаба генерал Реек полагал, что СССР понадобится не менее чем 200-тысячная армия, чтобы подавить сопротивление балтийских национальных армий.
10 августа Риббентроп сообщил Г. Астахову о скором начале войны с Польшей и возможной цене советского нейтралитета в ней. «Отказ (Германии в пользу СССР. – Отв. ред.) от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши… – докладывал полпред в Москву, – это в данный момент минимум, на который немцы пошли бы без долгих разговоров, лишь бы получить от нас обещание невмешательства в конфликт с Польшей». 11 августа – за день до начала трехсторонних военных переговоров с Англией и Францией – Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «вступить в официальное обсуждение поднятых немцами вопросов».
Утром 12 августа в Москве открылись переговоры с англичанами и французами. Советской стороной руководили нарком обороны СССР маршал К.Е. Ворошилов и начальник Генерального штаба Красной армии командарм I ранга Б.М. Шапошников. 13 августа генерал Думенк заявил, что Франция готова выставить для совместной борьбы против Германии 110 дивизий, 4 тыс. современных танков и 3 тыс. пушек крупного калибра от 150 до 420-мм, не считая дивизионной артиллерии. Кроме того, во французскую армию были готовы вступить 200 тыс. испанских республиканцев, оказавшихся во Франции после победы франкистов. Британский генерал-майор Т. Хейвуд заявил, что Британия сразу же после начала войны готова выставить 16 дивизий.
В тот же день 13 августа Ворошилов издал приказ № 0129, в соответствии с которым в Ленинградском военном округе создавалась Новгородская армейская группа (с 14 сентября 1939 – 8-я армия), игравшая впоследствии важную роль в нападении Советского Союза на Финляндию. К 13 августа военно-политические приоритеты высшей номенклатуры ВКП(б), скорее всего, уже определились в направлении достижения соглашения с той стороной, которая в ближайшем будущем обеспечит свободу действий СССР в Прибалтике и Финляндии. 14 августа Ворошилов поставил вопрос о том, разрешат ли правительства Румынии и Польши пропустить войска Красной армии через свою территорию, если СССР вступит в военный союз с Великобританией и Францией. Без согласия на вступление частей РККА на территорию восточноевропейских государств Ворошилов считал ведение переговоров неактуальным. Союзники немедленно обещали запросить на эту тему Варшаву и Бухарест.
14 августа Риббентроп направил Молотову через Шуленбурга телеграмму № 175, в которой, в частности утверждалось:
1. Идеологические расхождения между национал-социалистической Германией и СССР не препятствуют деловым отношениям и установлению нового и дружественного сотрудничества. Период противостояния во внешней политике может закончиться раз и навсегда;
2. Интересы Германии и СССР нигде не сталкиваются;
3. Капиталистические демократии Запада являются непримиримыми врагами, как национал-социалистической Германии, так и СССР;
4. Руководителям обоих государств следует не пускать события на самотек, а решительно действовать в подходящее время.
В заседании союзных миссий 15 августа Шапошников сообщил англо-французской делегации о том, что СССР готов выставить против Германии 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий, 5 тыс. орудий, 9–10 тыс. танков и от 5 до 5,5 тыс. самолетов. Далее стороны обсуждали военно-морскую проблематику.
15 августа Ворошилов издал директиву, в соответствии с которой предлагалось увеличить штатную численность 37 кадровых (постоянных) стрелковых дивизий РККА с 6,9 тыс. до 8,9 тыс. человек и развернуть на базе еще тридцати шести стрелковых дивизий 92 дивизии, каждая из которых должна была в мирное время иметь штат в 6 тыс. человек.
В тот же день вечером французский военный атташе в Польше генерал Ф. Мюсс выехал из Парижа в Варшаву, чтобы добиться от польского Генерального штаба согласия на проход советских войск. Но пока в ходе англо-франко-советских переговоров партнеры разбирали возможные варианты военных действий, Молотов сообщил Шуленбургу в ответ на телеграмму Риббентропа № 175, что правительство СССР «тепло приветствует германские намерения улучшить отношения с Советским Союзом и верит в искренность этих намерений». Молотов предложил обсудить идею заключения пакта о ненападении между Германской империей и СССР. И когда на следующий день 16 августа на англо-франко-советских переговорах обсуждались вопросы состояния союзных ВВС, Риббентроп телеграммой № 179 сообщил в Москву, что Германия может подписать с СССР пакт о ненападении, способна повлиять на урегулирование советско-японских отношений, и подтвердил готовность лично прибыть в Москву в любой день, начиная с 18 августа.
17 августа в заседании союзных миссий пространно обсуждались вопросы состояния ВВС РККА. Ворошилов, возможно по инструкции Сталина, задал ряд вопросов, которые требовали ответов на уровне глав правительств Великобритании и Франции. Поэтому нарком обороны предложил прервать работу совещания и возобновить ее 20 или 21 августа, когда из Парижа и Лондона поступят соответствующие ответы. Адмирал Дракс предложил провести следующий раунд переговоров 21 августа, оговорившись, что в случае получения ответов до того, совещание возобновит работу раньше.
Оптимистично оценивая работу совещания в своих депешах в Лондон и Париж, ни Думенк, ни Дракс не знали, что советско-германское сближение уже приняло необратимый характер и судьба мира в Европе предрешена. 18 августа Риббентроп телеграммой № 185 на имя Шуленбурга просил его добиться у Молотова санкции на свой немедленный приезд, подтвердив готовность подписать и пакт о ненападении, и секретный протокол о советско-германском разделе сфер влияния в Восточной Европе.
Решающим днем для мира оказалось 19 августа. В этот день произошли три важных события. Аккредитованные в Польше дипломаты Великобритании и Франции получили отрицательные ответы польского министра иностранных дел Бека по поводу возможности присутствия любых иностранных войск на суверенной польской территории в мирное время. Бек, в частности, заявил: «Маршал Ворошилов пытается сейчас мирным путем добиться того, чего он хотел добиться силой оружия в 1920 году». В Берлине было подписано советско-германское торгово-кредитное соглашение, а поздним вечером 19 августа Шуленбург передал в Берлин врученный ему Молотовым проект пакта о ненападении, подчеркнув, что настоящий договор вступит в силу только в случае «подписания специального протокола по внешнеполитическим вопросам», являющегося по требованию советской стороны «составной частью пакта». Позицию Сталина укрепил успех, одержанный в те важные дни войсками комкора Жукова на Халхин-Голе (см. 3.2.29).
Историческая справка
Через несколько месяцев, уже после начала Второй мировой войны, французское агентство Гавас передало сообщение о том, что, по его данным, 19 августа 1939 г. состоялось секретное заседание Политбюро, на котором Сталин произнес речь следующего содержания: «Вопрос мира или войны вступает в критическую для нас фазу. Если мы заключим договор о взаимопомощи с Францией и Великобританией, Германия откажется от Польши и станет искать модус вивенди с западными державами. Война будет предотвращена, но в дальнейшем события могут принять опасный для СССР характер. Если мы примем предложение Германии, она, конечно, нападет на Польшу, и вмешательство Англии и Франции станет неизбежным <…> [тогда] мы сможем надеяться на наше выгодное вступление в войну.
Опыт 20 последних лет показывает, что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение сильное до такой степени, чтобы захватить власть. Диктатура партии становится возможной только в результате большой войны. Мы сделаем свой выбор, и он ясен. Мы должны принять немецкое предложение и вежливо отослать обратно англо-французскую миссию. Первым преимуществом, которое мы извлечем, будет уничтожение Польши <…>. В интересах СССР, чтобы война разразилась между рейхом и капиталистическим англо-французским блоком <…и> длилась как можно дольше с целью изнурения двух сторон». – Текст см.: Т.С. Бушуева. «Проклиная – попробуйте понять» // Новый мир (Москва). 1994. № 12. С. 230–237. До сих пор в исторической науке ведутся споры, был ли текст, распространенный Гавас, фальшивкой. К сожалению, материалы советских правительственных совещаний августа 1939 г. до сих пор не рассекречены, так что точно проверить, было ли 19 августа совещание, на котором выступал Сталин с подобной речью, – невозможно. Но даже если сообщение, опубликованное Гавас – фальшивка, оно совершенно точно отражает взгляды Сталина и почти текстуально совпадает, например, с его заявлением Георгию Димитрову от 7 сентября 1939 г. и сентябрьским циркуляром Коминтерна (см. 4.1.2).
Точка зрения, что эта речь Сталина – фальшивка западных корреспондентов, отражена в статье – С. Случ. Речь Сталина, которой не было // Отечественная история. 2004. № 1. Противоположная – в статье – В.Л. Дорошенко, К.В. Павлова, Р.Ч. Раак. Не миф: речь Сталина 19 августа 1939 г. // Отечественная история. 2005. № 1.
22 августа Гитлер провел совещание с участием генералитета Вермахта, на котором поставил собравшихся в известность о своем непоколебимом желании развязать войну против Польши в ближайшие дни, независимо от того, окажут ли ей поддержку Великобритания и Франция. В разгар совещания фюрер сообщил ошеломленным генералам главную новость: «установлен личный контакт со Сталиным» и война на два фронта Германии не грозит. В тот же день в Москве Ворошилов со значением сказал Думенку: «Английская и французская стороны слишком долго затягивали политические и военные переговоры. Поэтому мы не исключаем, что за это время могли произойти важные политические события».
Риббентроп прилетел в Москву в полдень 23 августа. При пересечении советской границы его самолет «Кондор» в районе Минска был случайно обстрелян советской системой ПВО, так как сообщение о предоставлении воздушного «коридора» поступило из Москвы с опозданием. Однако и Гитлер, и Риббентроп, и Сталин были настолько заинтересованы в соглашении друг с другом, что не придали скандальному инциденту, способному при других обстоятельствах привести к войне, никакого значения. Первая предварительная беседа в Кремле продолжалась днем три часа. В это время французский посол в Варшаве Л. Ноэль, несколько дней подряд ведший переговоры с польскими партнерами, направил в Москву на имя генерала Думенка следующую телеграмму: «Польское правительство согласно —… в случае общих действий против немецкой агрессии сотрудничество между Польшей и СССР на технических условиях, подлежащих согласованию, не исключается».
Но Риббентроп уже сообщил Гитлеру о благоприятном ходе своих переговоров в Москве. Сталин и Риббентроп быстро пришли к соглашению, подписанному в ночь с 23 на 24 августа и получившему название «пакт Молотова – Риббентропа», хотя с советской стороны переговоры вел Сталин. Открытая часть пакта – договор о ненападении сроком на 10 лет – по настоянию немцев был сформулирован таким образом, что он сохранял силу даже в случае новой агрессии Германии против третьих стран; кроме того, каждая из сторон обязалась не участвовать в группировках, прямо или косвенно направленных против другой, что исключало участие СССР в любой антигерманской коалиции.
Но самая важная и циничная часть пакта крылась в секретном протоколе о разграничении «сфер интересов» двух стран, по которому к советской сфере отходила восточная часть Польши, Латвия, Эстония, Финляндия и Бессарабия, а к германской – западная Польша и Литва. Демаркация в Польше шла по Висле. Варшава делилась на две части: СССР отходило ее восточное предместье – Прага.
После подписания пакта, на ужине, в котором принимали участие только Сталин, Молотов, Риббентроп и Шуленбург, Сталин произнес тост: «Я знаю, как сильно германская нацию любит своего Вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье». Выпил Сталин и за здоровье Генриха Гиммлера, «человека, который обеспечивает безопасность германского государства». Берию он представил Риббентропу как «нашего Гиммлера». Риббентроп позднее рассказывал своему итальянскому коллеге графу Чиано: «Я чувствовал себя в Кремле, словно среди старых партийных товарищей».
Свидетельство очевидца
Уже в тюрьме, во время Нюренбергского процесса, Риббентроп так вспоминал знаменитый сталинский тост 24 августа 1939 г.: «Был сервирован небольшой ужин на четыре персоны. Сталин встал и произнес короткий тост, в котором сказал об Адольфе Гитлере как о человеке, которого он всегда чрезвычайно почитал. В подчеркнуто дружеских словах Сталин выразил надежду, что подписанные сейчас договоры кладут начало новой фазе германо-советских отношений».
Получив рано утром 24 августа донесение от Риббентропа об успехе его миссии, Гитлер дал выход своим чувствам. В исступлении он стучал кулаками по стене и кричал: «Теперь весь мир у меня в кармане!» Подписанием пакта «Молотова – Риббентропа» Гитлер получал полную свободу рук в развязывании войны с Польшей и на какое-то время выводил СССР из числа своих потенциальных противников. Кроме того, в Берлине уже 21 августа 1939 г. был подписан немецко-советский торговый договор, предоставляющий СССР крупный кредит и открывавший Германии доступ к стратегическому сырью и материалам из СССР. Сталин же получал от Гитлера то, в чем ему упорно отказывали западные демократии, – обширную «буферную зону» на своих западных границах и свободу действий в ее пределах.
Его выигрыш состоял не во времени – предотвращении или отсрочке германского нападения на СССР (такое нападение Гитлер в 1939 г. не планировал, да и не мог осуществить из-за военной слабости и отсутствия общей границы), а в пространстве. Германия, имея в 1939 г. 52,5 дивизии, 30,6 тыс. орудий и минометов, 3,4 тыс. танков и 4,3 тыс. самолетов не могла напасть на СССР, который имел в составе своих Вооруженных Сил 147 дивизий, 55,8 тыс. орудий и минометов, 21 тыс. танков и 11 тыс. самолетов.
В результате договора у Сталина появлялась возможность продолжить полюбовный раздел сфер влияния с Германией и ее союзниками. Но важнее всего этого был сам факт начала войны. Сталин добился реализации своей цели – капиталисты воевали друг с другом, а он оставался в роли «третьего радующегося», готового вступить в дело тогда, когда Германия и англо-французы окончательно измотают друг друга и будут согласны на его, Сталина, условия.
Ценой сговора двух диктаторов стала война в Европе. Гитлер, завоевав в результате пакта от 23 августа практически всю континентальную Европу, смог значительно обогатить свой тыл и укрепить тем самым военный потенциал. К середине 1941 г. Германия уже была в два-три раза сильнее, чем в августе 1939-го. В результате «пакта Молотова – Риббентропа» резко ухудшились отношения СССР с западными демократиями – его будущими союзниками, а в июне 1941 г. война, начавшаяся из-за заключения пакта, обрушилась на Россию.
«Правда» от 24 августа назвала советско-германский договор «инструментом мира». Гитлер со своей стороны заявил на совещании с генералитетом 22 августа: «Теперь, когда я провел необходимые дипломатические приготовления, путь солдатам открыт». То есть, без договоренности со Сталиным, он бы на Польшу нападать не решился.
Год кризиса. 1938–1939. Документы и материалы / Министерство иностранных дел СССР. Т. 1–2. М.: Политиздат, 1990.
СССР – Германия: 1933–1941 // Вестник архива Президента Российской Федерации. М., 2009.
4.1.2. Завоевание и раздел Польши. Катынь
Немцы вступили в Польшу утром 1 сентября 1939 г. Поляки дрались храбро, но преимущество немцев было велико, и за 7 дней они приблизились к Варшаве. 9 сентября началась жестокая битва на Бзуре, к западу от Варшавы. «Правда» лгала в те дни, что «польская армия практически не сражается вообще». Польская армия сражалась самоотверженно и геройски, несмотря на громадное превосходство немцев в технике, особенно в современных танках и самолетах. С первых дней войны Варшава и иные крупные города Польши подвергались разрушительным ковровым бомбардировкам, в которых погибли десятки тысяч мирных жителей.
Поляки с нетерпением ждали, когда в войну вступят их сильные союзники – Франция и Великобритания. После полудня 3 сентября Великобритания и Франция объявили Германии войну, но не предпринимали на западной границе никаких действий. Это позволило Германии бросить против Польши ¾ своих вооруженных сил, обнажив Западный фронт. Гитлер шел на большой риск: если бы Англия и Франция исполнили как надо свои союзнические обязательства, Германия, по мнению военных специалистов, была бы разгромлена в течение месяца в войне на два фронта. Но французы и англичане не желали воевать. Память о страшных потерях в Первую мировую войну не позволяла им ринуться в новую бойню. И они предпочли наблюдать за разгромом Польши со стороны, надеясь, что, покорив Польшу, Гитлер наконец-то насытится, с лихвой восстановив Второй рейх – Германскую империю Вильгльма II. На западе началась «странная война», когда мирную тишину разрывали время от времени ленивые перестрелки. Советская пресса назвала войну «второй империалистической», и Молотов заявил: «Бессмысленно и преступно вести такую войну, как война за уничтожение гитлеризма, прикрываемая фальшивым флагом борьбы за демократию».
В Кремле Сталин 7 сентября 1939 г. на встрече с главой Коминтерна Георгием Димитровым в присутствии Молотова и Жданова объяснял: «Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т. д.) за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались.
Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент подталкивать другую сторону.До войны противопоставление фашизму демократического режима было совершенно правильно. Во время войны между империалистическими державами это уже не правильно. Деление капиталистических государств на фашистские и демократические потеряло прежний смысл. Война вызвала коренной перелом.В условия империалистической войны поставлен вопрос об уничтожении рабства!Теперь – фашистское государство, угнетает украинцев, белорусов и т. д.Надо сказать рабочему классу5 сентября СССР отказал Польше в поставках и транзите военных материалов. До 17 сентября в Мурманске нашли убежище 18 германских судов, проследовавших в советские территориальные воды из Северной Атлантики и укрывшихся от атак британского флота. Британские эсминцы, попытавшиеся, преследуя немцев, приблизиться к кромке территориальных вод СССР, были обстреляны советскими дальнобойными батареями.
9 сентября были подготовлены директивы наркома обороны Ворошилова и начальника генштаба РККА Шапошникова Военсоветам Белорусского и Киевского военных округов, предписывавшие «к исходу 11 сентября 1939 г. скрытно сосредоточиться и быть готовым к решительному наступлению с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника». Поскольку поляки отступали к румынской границе, где планировалось создание плацдарма для контрнаступления, то для предотвращения этого директива предписывала «нанести мощный и молниеносный удар по польским войскам, надежно прикрывая свой левый фланг и отрезая польские войска от румынской границы…» Германское командование, несмотря на победоносные пропагандистские реляции, очень опасалось, что польские войска, отступив на восток, укрепятся в труднопроходимых болотах Полесья и в Карпатах и продолжат сопротивление. Таковы действительно были планы польского Генерального штаба и польского правительства, рассчитывавшего на нейтралитет СССР. Если бы война затянулась, общественное мнение западных демократий могло бы принудить свои правительства к более активным военным действиям на Западном фронте. Советское командование, очень возможно, по согласованию с командованием Вермахта, ударом через восточную границу Польши лишало ее столь необходимых для длительного сопротивления тыловых баз. Одновременно был подготовлен и приказ НКВД № 00931, определявший порядок оформления арестов польских военнопленных.
14 сентября Молотов объявил германскому послу в Москве графу Шуленбургу, что «Красная армия достигла состояния готовности скорее, чем это ожидалось. Советские действия поэтому могут начаться раньше указанного им во время последней беседы срока. Учитывая политическую мотивировку советской акции (падение Польши и защита русских «меньшинств»), было бы крайне важно не начинать действовать до того, как падет административный центр Польши – Варшава».
Молотов предлагал Шуленбургу следующую формулу: «Польша развалилась, и вследствие этого у Советского Союза возникла необходимость прийти на помощь украинцам и белорусам, которым угрожала Германия. Этот довод, – утверждал Молотов, – необходим для того, чтобы Советский Союз смог оправдать свое вмешательство в глазах широких масс и не предстал агрессором».
Когда, истекая кровью, польская армия удерживала фронт к западу от Варшавы, крепость Модлин, Львов, Гдыню и полуостров Хель, Красная армия получила 14 сентября приказ «перейти в наступление против Польши для освобождения Западной Украины и Западной Белоруссии от польской фашистской оккупации».
Документ
15 сентября Военный совет Белорусского фронта издал боевой приказ № 01, в котором говорилось: «Белорусский, украинский и польский народы истекают кровью в войне, затеянной правящей помещичье-капиталистической кликой Польши с Германией. Рабочие и крестьяне Белоруссии, Украины и Польши восстали на борьбу со своими вековечными врагами помещиками и капиталистами. Главным силам польской армии германскими войсками нанесено тяжелое поражение. Армии Белорусского фронта с рассветом 17 сентября 1939 г. переходят в наступление с задачей – содействовать восставшим рабочим и крестьянам Белоруссии и Польши в свержении ига помещиков и капиталистов и не допустить захвата территории Западной Белоруссии Германией».
17 сентября в 3 часа ночи замнаркома иностранных дел СССР Потемкин зачитал польскому послу в Москве Вацлаву Гжибовскому ноту, в которой было заявлено, что война выявила внутреннюю несостоятельность Польши и что к настоящему времени польское правительство бежало, войска не оказывают сопротивления, а это означает прекращение действия договоров между Польшей и СССР. Гжибовский отказался принять ноту. Он с достоинством ответил: «Ни один из аргументов, использованных для оправдания превращения польско-советских договоров в пустые бумажки, не выдерживает критики. По моей информации, глава государства и правительство находятся на польской территории […]. Суверенность государства существует, пока солдаты регулярной армии сражаются […]. То, что нота говорит о положении меньшинств, является бессмыслицей. Все меньшинства доказывают действием свою полную солидарность с Польшей в борьбе с германщиной. […] Наполеон вошел в Москву, но, пока существовали армии Кутузова, считалось, что Россия также существует».
Через три часа, в шесть утра 17 сентября Красная армия силами шести армий и особой Дзержинской конно-механизированной группы вступила в Польшу. В составе большевицкой армии было три танковых корпуса и 12 танковых бригад, пять кавалерийских корпусов и отдельная 24-я кавалерийская бригада. В наступлении участвовало 620 тыс. человек, 6000 орудий, 4500 танков, 4000 самолетов. Как заявил в тот же день по радио Молотов, цель вторжения состоит в том, чтобы «взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии». Сталин вовсе не рассчитывал в Польше на «легкую прогулку». Численность советской армии вторжения приблизительно в три раза превосходила численность польских войск, дислоцированных к 17 сентября в восточных частях страны.
Польское командование и правительство, выехавшие за несколько дней до того из Варшавы в Коломыю (Станиславовское воеводство), предполагали здесь, в Карпатах, сохранять плацдарм для контрнаступления, которое могло бы начаться, после наступления союзников на Западных рубежах Германии. Но, получив известие о вторжении Красной армии в Польшу, президент Игнаций Мостицкий и его правительство сочли, что дальнейшее сопротивление агрессорам теряет смысл, и 18 сентября выехали из Польши в нейтральную Румынию, где и были интернированы в Черновцах.
Польский Верховный главнокомандующий маршал Эдвард Рыдз-Смиглый 17 сентября отдал приказ не оказывать сопротивления наступающей Красной армии. Возможно, польское правительство предполагало какой-то план восстановления целостности страны с помощью Великобритании и Франции, а те не рекомендовали ей рассматривать СССР как воюющую сторону. Но польское общество с горем и возмущением восприняло это последнее обращение Главнокомандующего, и многие солдаты и офицеры не подчинились его приказу.
От самой границы польская армия оказала большевикам в ряде мест упорное сопротивление. Бои развернулись у Вильны, под Львовом, на западном берегу озера Свирь, под Шучиным на севере Белоруссии и Козангрудком (Давид-городком) на юге. Под Гродно бои шли с 20 по 22 сентября, на Буге у Янова Подляшского до 27 сентября. На Западной Украине упорные бои произошли под Тарнополем 18–19 сентября, Шумском – 20–21, под Березно на Волыне – 19–25. 25-го встречное сражение произошло под Равой-Русской.
Документ
«В течение 27 сентября части Красной Армии, продолжая продвижение к демаркационной, линии заняли Грабово, Мазовецк, Дрогичин, Красностав, ст. Завада, Краковец, Мосциска и ст. Сянки (район истоков реки Сан). Операции по очищению территории Западной Белоруссии и Западной Украины от остатков польских войск продолжаются», – сообщала «Правда» 28 сентября.
Поляки все ждали, что союзники ударят по немцам на Западе и тогда натиск на Польшу немецких армий ослабнет и можно будет перебросить войска на оборону от большевиков. Но наступления на Западе не было и, не получая подкреплений, польские солдаты были вынуждены сдаваться в плен.
Англия и Франция не только не предприняли активных военных действий на Западе, они и воздержались от разрыва дипотношений и объявления войны СССР, хотя Польшу на их глазах завоевывали два агрессора. На агрессию Сталина в Париже и Лондоне предпочли закрыть глаза. Воевать одновременно, пусть даже и «странно», и с Гитлером и со Сталиным французы и англичане не хотели.
Нередко немецкие и советские войска совместно подавляли очаги сопротивления поляков. Так, успешно отражая немецкое наступление, с 12 по 20 сентября держался Львов, но 20-го к городу подошли с востока 17-й стрелковый и 2-й кавалерийский корпуса Красной армии, 24-я танковая бригада, и 22 сентября Львов капитулировал.
Документ
Директива наркома обороны от 22 сентября 1939 г. предусматривала: «При обращении германских представителей к командованию Красной Армии об оказании помощи в деле уничтожения польских частей или банд, стоящих на пути движения мелких частей германских войск, командование Красной Армии, начальники колонн, в случае необходимости, выделяют необходимые силы, обеспечивающие уничтожение препятствий, лежащих на их пути движения…» 23 сентября во Львов прибыла делегация из четырех германских офицеров, сообщивших, что западнее города Грубешова собираются крупные силы поляков (до 3 пехотных, 4 кавалерийских дивизий, а также артиллерия). Было сказано, что германское командование собирается нанести удар во фланг танками в северном направлении по грубешовской группировке. «Одновременно предлагают, – указывал комдив Иванов в донесении командованию, – чтобы мы участвовали в совместном уничтожении данной группировки. Штаб немецких войск находится в Грудек-Ягельонский, куда просим выслать нашу делегацию». После этого 8-й стрелковый корпус РККА был направлен в район Грубешова, где вступил в бой с польскими частями.
Большевицкие газеты воспевали «советско-германское братство по оружию». В Бресте 22 сентября состоялся совместный немецко-советский военный парад в связи с передачей Вермахтом города Красной армии в соответствии с предварительными договоренностями. Парад принимали комбриг Семен Моисеевич Кривошеин и генерал Гейнц Гудериан.
Когда 28 сентября капитулировала Варшава, Риббентроп снова прилетел в Москву и подписал новый договор «о дружбе и границе» и секретные протоколы об обмене населением и борьбе с польским подпольем. Одна из статей секретного протокола предусматривала отказ СССР от части польских земель между Вислой и Бугом, в обмен на Литву, которую теперь Германия отдавала своему испытанному союзнику – СССР (кроме Мариампольского уезда, который, для выравнивания границы у польского города Сувалки, Германия сохранила за собой). В секретных протоколах от 28 сентября 1939 г. были положения об обмене населением, которые коснулись и русской эмиграции. Из ставшей советской Прибалтики некоторые эмигрантские семьи уехали в Германию под видом этнических немцев. Одну из таких семей (Раров) энкаведист уговаривал: «Ну, куда вы едете? Мы и туда придем!»
Но бои еще продолжались. 29 сентября пала крепость Модлин, 2 октября сдалась мужественно державшаяся в течение месяца в окружении польская дивизия на полуострове Хель. 6 октября, зажатая между германскими и советскими войсками, сдалась Вермахту последняя польская группа войск под командованием генерала Францишека Клеберга.
Нацисты в пропагандистских целях, чтобы поднять боевой дух армии и народа, после победы над Польшей выдавали эту кампанию своей армии чуть ли не за легкую прогулку. На самом же деле Вермахту победа над Польшей далась дорого. Но об этом мир узнал только после рассекречивания германских архивов в 1950-е гг. За пять недель боев в Польше германская армия потеряла убитыми десять тысяч военнослужащих, тридцать тысяч тяжелоранеными и четыре-пять тысяч пропавшими без вести. Поляки сожгли 191 немецкий танк и сбили 421 боевой самолет. Если бы СССР не ударил в спину полякам, а Великобритания и Франция исполнили союзнические обязательства и начали военные действия на Западном фронте, Германия, безусловно, потерпела бы поражение в Польской кампании. Гитлер безумно рисковал в сентябре 1939 г., но тогда риск обернулся для него успехом.
Лондон предоставил убежище польскому правительству. Президентом в изгнании стал Владислав Рачкевич. Польское лондонское правительство возглавил 30 сентября 1939 г. генерал Владислав Сикорский. Он же стал Главнокомандующим польской армией и призвал поляков продолжать партизанскую борьбу против завоевателей. Не сдавшиеся в плен польские части уходили в леса. Они и примкнувшие к ним добровольцы создали Союз Вооруженной борьбы, будущую Армию Крайову (с 1942 г.), подчинявшуюся генералу Сикорскому. Польша оказалась единственной страной из подвергшихся нацистскому нападению, где враг так и не смог собрать коллаборационистов, готовых стать марионеточным правительством и послушной ему армией. Поляки или эмигрировали, или, сжав зубы, терпели оккупацию, или уходили в подполье.
31 октября Молотов на заседании Верховного Совета СССР сказал о Польше: «Оказалось достаточно короткого удара со стороны германской армии, а затем Красной армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счет угнетения непольских национальностей».
В 1938 г. в Польше проживало 24 млн поляков, 5 млн украинцев и 1,4 млн белорусов. Но по указанию Сталина «Правда» писала об «освобождении» 8 млн украинцев и 3 млн белорусов в занятых Красной армией польских воеводствах. Многие украинцы и белорусы, особенно малограмотные сельские жители, встречали красноармейцев с радостью. Они надеялись, что русские и православные власти освободят их от польско-католического гнета. Наивные хлеборобы совершенно не представляли себе, какую политику несут эти войска на своих штыках. Радовались и евреи, избавленные от нацистского геноцида. Правда, часть из них, по секретной договоренности, большевики передали в Бресте немцам.
Мнение ответственного редактора:
Можно ли назвать агрессией присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР? В нашей стране различно думают об этом. Даже в нашем авторском коллективе была высказана мысль, что «Мы взяли свое». Но кто «мы» и какое «свое»? Если рассуждать с точки зрения законности коммунистической власти, то эта власть в 1919 г. ради победы над Белыми, обещала Польше значительную часть Украины и Белоруссии. В 1920 г., не желая отдавать обещанное, Красная армия дошла до Варшавы, стремясь завоевать всю Польшу и пройти через нее в Германию. Под Варшавой Красная армия была наголову разбита, и ради победы над Врангелем Ленин поспешил заключить с Польшей перемирие, а потом и Рижский мир в 1921 г. Западную Украину и Западную Белоруссию Польша получила именно по Рижскому миру. В 1939 г. СССР нарушил им же подписанный мир после поражения в его же агрессии 1920 г. Следовательно, война сентября 1939 г. – это была именно агрессия СССР против Польши.
Но если взглянуть глубже и не считать коммунистический режим законным, то тогда ясно, что мир 1921 г. в принципе незаконен, ибо заключен поляками с преступным режимом. Но тогда тем более не преступному коммунистическому режиму восстанавливать справедливость. Он, сталинский режим – не мы. Мы, русские, украинцы, белорусы, евреи, такие же его жертвы, как и поляки.
На территории, отторгнутой Сталиным от Польши, проживали и поляки, и евреи, и белорусы, и украинцы. Поляков действительно среди них было меньшинство – от почти половины до одной десятой населения от воеводства к воеводству. Но ведь воссоединяются не земли, потому что на них живут люди, а люди, потому что хотят быть среди соотечественников, чтобы жить счастливо. Сталин же присоединял именно земли, людям он счастья не принес. Сотни тысяч украинцев, поляков, евреев, белорусов были депортированы со своих земель в Сибирь. Десятки тысяч – убиты, оставшиеся лишились имущества, подверглись иным репрессиям. Какое уж там счастье, если именно украинцы (а не поляки) до хрущевских времен вели в лесах и горах борьбу с коммунистами. Поэтому и с точки зрения счастья людей присоединение восточной части Польши к СССР было агрессией, но не русской, а сталинской, коммунистической. Первую агрессию коммунисты совершили против России, а в 1939 г. настал черед и Восточной Польши.
В октябре в занятых районах Польши состоялась инсценировка выборов. Кандидатами могли выдвигаться только коммунисты и сочувствовавшие им. Сформированные таким образом народные собрания «Западной Украины» и «Западной Белоруссии» провозгласили «советскую власть» и обратились в Верховный Совет СССР с просьбой о воссоединении. Просьба была удовлетворена.
1 ноября 1939 г. в Советский Союз официально вошли Западная Украина и Западная Белоруссия. Они представляли собой половину территории бывшей Польши. 29 ноября всем жителям этих территорий было предоставлено советское гражданство. Виленский округ большевики передали Литве, дни независимости которой были уже сочтены.
Очень быстро местное население полностью разочаровалось в своих «освободителях». В деревне началась коллективизация, в городах – отбирание всяческой «частной» собственности и аресты «буржуазных националистов». Уже в сентябре были созданы по приказу Берии лагеря специального назначения для всех «врагов советской власти» на новых землях. Вскоре здесь было арестовано 120 тыс. человек, а, кроме того, выслано вглубь Советского Союза 320 тыс.
Германия в октябре присоединила к рейху «польскую часть Верхней Силезии и Вартеланд – район Познани и бывший польский коридор»; туда заселяли этнических немцев из Прибалтики. Чисто польские земли образовали «Генерал-губернаторство» со строгим оккупационным режимом. Взятых в плен поляков немцы частично отправили на работы в Германию, частично отпустили по домам. Со временем многие из них вступили в Армию Крайову.
Красная армия взяла в плен более 240 000 польских военных. Солдаты были тут же отделены от офицеров. Большинство солдат в октябре были освобождены, но 25 тыс. отправлены на строительство дорог, а 12 тыс. – в качестве бесплатной рабочей силы в распоряжение Наркомата тяжелой промышленности. В Старобельске, Осташкове и Козельске были созданы специальные офицерские лагеря. К концу февраля 1940 г. было оставлено в лагерях 8376 офицеров и 6192 полицейских, пограничников и приравненных к ним лиц военного звания. Их собирались обвинить по ст.58–13 (борьба с международным рабочим движением) и отправить в лагеря в Сибирь и на Дальний Восток.
Но 5 марта 1940 г. Политбюро, по предложению Берии, решило убить узников офицерских лагерей, а также 11 тысяч поляков (в основном из образованного слоя – учителей, профессуры, священников, инженеров, фабрикантов, чиновников), находившихся в тюрьмах на занятых территориях. Приговоры 21 587 полякам были вынесены «тройкой» в составе Ивана Баштакова, Бачо Кобулова и Всеволода Меркулова. Предложения Берии были завизированы личными подписями Сталина, Молотова, Ворошилова, Микояна, а также заочно – Калининым и Кагановичем.
Тысячи украинцев и белорусов из культурной части польского общества также были интернированы и убиты. Убийство западнобелорусской интеллигенции было совершено в лесном массиве Куропаты под Минском, украинской – в тюрьмах западноукраинских городов.
С 3 апреля по 13 мая все приговоренные военные были убиты и захоронены в Катыни под Смоленском и у деревни Медное в Тверской области. Убитые в Харьковской тюрьме были захоронены в 6-м квартале лесопарковой зоны под Харьковом и в других местах. В живых осталось не более 400 офицеров – главным образом осведомители НКВД и просоветски настроенные лица. Семьи убитых, которым ничего не сообщили о трагической судьбе их близких, были сосланы в Сибирь и Казахстан (более 60 тысяч). Многие из сосланных погибли от невыносимых условий в пути или на месте ссылки.
О судьбе убитых офицеров три года ничего не было известно. Польское лондонское правительство не раз запрашивало СССР о судьбе военнопленных. Ответы были туманны, вплоть до того, что офицеров отправили в Китай. В апреле 1943 г. немцы в Катынском лесу под Смоленском раскопали одно из массовых захоронений убитых поляков из Козельского лагеря. Комиссия Польского и Международного Красного Креста установила, что расстрел произошел весной 1940 г. Но большевики всячески отрицали свою вину и утверждали, что поляков убили сами немцы. Большевики заставили и Православную Церковь лгать вместе с ними, взваливая вину на немцев. Только в 1989 г. Советский Союз признал свою ответственность за совершенный акт массового убийства и передал Польше ранее секретные документы.
Нюрнбергский трибунал объявил военными преступниками и сурово наказал тех немцев, которые отдавали приказы на убийство военнопленных. Но никто из большевиков – убийц польских военнопленных – не был осужден и не понес наказания. Кобулов и Меркулов были расстреляны по делу Берии в 1953 г. Обвинения им были предъявлены в сталинском духе как «шпионам» и «агентам империализма», о расстрелянных в Катыни офицерах не было сказано ни слова. По подсчетам американского историка Тимоси Шнайдера, с сентября 1939 по июнь 1941 г. нацисты и большевики убили примерно по сто тысяч мирных польских граждан и военнопленных, осуществляя «оздоровление» оккупированной двумя режимами Польши.
Мудрость древних:
«Праведность возвышает народ, а беззаконие – бесчестие народов». – Библия. Книга Притчей Соломоновых, 14:34.
Большинство солдат, взятых в плен Красной армией, уцелело. Некоторые остались в СССР и вступили в просоветские польские части, большая часть вступила в формировавшуюся в СССР армию генерала Владислава Андерса, подчиненную польскому правительству в Лондоне и вывезенную через Иран на Запад, где она отличилась в боях 1943–1944 гг. в Италии.
И. Яжборовская, А. Яблоков, В. Пересаданова. Катынский синдром в советско-польских и в российско-польских отношениях. М.: РОССПЭН, 2008.
Timothy Snyder. Bloodlands: Europe between Hitler and Stalin. Yale, 2010.
4.1.3. Захват Балтийских государств, Бессарабии и Северной Буковины
Попытка Прибалтики сохранить строгий нейтралитет в начавшейся Мировой войне не дала результата. Придравшись к тому, что 18 сентября польская подводная лодка зашла пополнить запас топлива в Таллинн, Молотов объявил, что Эстония не в силах сама себя защищать. 21 сентября советский флот вошел в морское пространство Эстонии, а самолеты пересекли ее воздушную границу. Эстонское правительство отдало приказ своим войскам не оказывать сопротивления и начало переговоры в Москве. 28 сентября Молотов и эстонский министр иностранных дел Шелтер подписали договор «о взаимопомощи».
5 октября такой же договор был подписан с Латвией, 10-го – с Литвой. Договоры предусматривали ввод советских войск (по одной дивизии) и создание советских военных и морских баз на территории балтийских республик, а Литве к тому же возвращалась ее историческая столица Вильнюс и его округ площадью в 6665 км кв., отторгнутые в 1920 г. поляками. Базы были созданы в Эстонии на Моонзундских островах (Хиуме и Саареме), а также в Палдиске. В Латвии – в Лиепае, Вентспилсе и в Ирбитском проливе. Сухопутные и военно-воздушные базы были созданы в Литве.
На заседании Верховного Совета СССР 31 октября 1939 г. Молотов назвал совершенно беспочвенными и враждебными измышлениями обвинения СССР в намерении захватить страны Балтии.
Единственной страной, отказавшейся подписать неравный договор, была Финляндия, сохранявшая, в отличие от государств Южной Балтии, демократический строй. Парламент Финляндии отверг ультимативные советские предложения о размещении военных баз на ее территории. Получив отказ, Советский Союз 30 ноября напал на своего соседа. Началась «зимняя» война. Нападение СССР стало причиной исключения его из Лиги Наций как страны-агрессора. Напуганная Прибалтика трусливо отказывалась даже словесно осудить действия большевиков в Лиге Наций, хотя с советских баз на Эстонской территории взлетали советские самолеты, бомбившие Финляндию. Посильная помощь все же оказывалась: латвийские специалисты радиоперехвата расшифровывали радиограммы командования Красной армии и передавали их финской стороне.
Тем временем большевицкая пропаганда распространяла лживые сведения о том, что Прибалтика нарушает условия договора, хотя сам СССР увеличивал численность войск на территории Эстонии, Латвии и Литвы далеко за пределами цифр договоров.
Менее чем через год последовали дальнейшие шаги по советизации прибалтийских республик: 14 июня (в день, когда немцы взяли Париж) Литве, а 16 июня Эстонии и Латвии были предъявлены ультиматумы, обвинявшие их в нарушении договоров о сотрудничестве и требовавшие создания коалиционных правительств, которые бы такое сотрудничество обеспечили. Это было явным вмешательством в суверенные права прибалтийских государств. В Прибалтике развернулась ожесточенная дискуссия о том, стоит или не стоит сопротивляться. Но, поскольку на территории этих стран уже стояло 60 тысяч советских войск, вверх взяли те, кто полагали сопротивление бессмысленным, и ультиматум был принят. 17–21 июня 1940 г. в государства Прибалтики вошли дополнительные соединения Красной армии, вслед за ними прибыли высокие совработники для смены власти. При поддержке из Москвы местные компартии, вышедшие из подполья, провели «демонстрации трудящихся» против своих «профашистских режимов».
Непосредственно перед вторжением Сталин запросил Гитлера, не согласится ли Германия уступить СССР Мариампольский уезд Литвы, который в сентябре 1939 г. Германия оставила за собой. Сталину очень хотелось иметь всю Литву, чтобы никакая часть литовского населения не могла бороться против его режима с независимой от него литовской территории. Гитлер согласился продать уезд – деньги фюреру были нужны. После короткого, но интенсивного торга Сталин выторговал уезд со всеми его обитателями за 7 500 000 золотых долларов. Деньги были уплачены, и Мариампольский уезд перешел от Германии к СССР одновременно с присоединением Литвы – в июне 1940 г.
В Каунасе действовал заместитель комиссара иностранных дел Владимир Деканозов, в Риге – зампред правительства Андрей Вышинский, в Таллине секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Жданов, который координировал работу остальных комиссаров. Были созданы марионеточные правительства, которые приняли новые избирательные законы, исключающие участие в выборах правых и правоцентристских партий. Хотя, например, правящий Национальный Союз в Литве насчитывал в 1940 г. 12 000 членов, тогда как компартия едва достигла 3000 человек. Под контролем наблюдателей из Москвы 14–15 июля 1940 г. прошли выборы, на которых единственными кандидатами выступали коммунисты. По указанию из Москвы в каждой из трех стран были созданы политические избирательные объединения – «Союзы трудового народа»
Голосование было принудительным, результаты статистически нереалистические. В трех странах за «кандидатов трудового народа» якобы было подано от 93 до 99,2 % (Литва) голосов, участвовавших в голосовании. В Видземском округе Латвии за названный список проголосовали 101,3 % избирателей. Всем проголосовавшим в паспорт ставили специальный штамп. Те, у кого после 14 июля такого штампа не было, считались «врагами народа» и репрессировались. Вновь сформированные парламенты обратились с просьбой включить эти балтийские государства в состав СССР на правах союзных республик.
Верховный Совет СССР 3–6 августа принял три новые республики в «братскую семью народов». В том же августе были введены новые, типовые советские «конституции», парламенты переименованы в «верховные советы», а правительства – в «советы народных комиссаров». Была проведена новая аграрная реформа, по которой максимально разрешенный размер фермы составлял 30 га. Все, что было за пределами этой площади, отчуждалось в государственный фонд, либо было роздано безземельным. Хуторян насильно сселяли в деревни. В результате возникло много мельчайших нерентабельных хозяйств, многие земли запустели. Проведенная денежная реформа и начавшаяся национализация промышленности и банков вызвали мгновенный дефицит товаров ежедневного потребления. Резко упал уровень жизни.
В сфере культурной политики началась советизация, из школ и вузов стали изгонять неблагонадежных преподавателей, были введены новые идеологические предметы (марксизм-ленинизм, конституция СССР, история ВКП(б)). Начались разрушение памятников, пересмотр театральных программ, закрытие газет и журналов, введен запрет на свободное книгопечатание.
Если первоначально немало латышей, эстонцев и литовцев встретили большевицкую власть с симпатией, надеясь на защиту от Германии, открытие новых промышленных предприятий, земельную реформу, то очень скоро насилия, творимые московскими большевиками, вызвали всеобщее уныние, а вскоре и сопротивление новой власти.
28 июня 1940 г. части Красной армии вступили на территорию Бессарабии и северной части Буковины, входивших в состав Румынии. Этой акции предшествовал ультиматум советского правительства правительству Румынии от 26 июня с требованием немедленного возвращения СССР Бессарабии как бывшей части России, а также передачи ему северной части Буковины, никогда не входившей в состав России. Аннексия Бессарабии (но не Северной Буковины) предусматривалась секретным советско-германским протоколом о разделе сфер влияния (23.8.1939). Условия ультиматума требовали эвакуации войск и администрации в четырехдневный срок. Требования были нереалистичные для территории размером в 51 тыс. кв. км с населением в 3,75 млн чел. Обращение румынского правительства к Германии с просьбой о помощи не имело успеха. Не дожидаясь эвакуации, советские войска напали на уходящие войска и в течение 7 дней пленили 356 офицеров и почти 43 тыс. солдат.
В начале июля 1940 г. Буковина и часть Бессарабии были включены в состав Украинской ССР. Остальная часть Бессарабии была объединена с частью Молдавской АССР (Приднестровье) и преобразована в Молдавскую ССР. Все вместе новоприобретенные области Польши, Румынии и Балтии увеличили население СССР на 20 млн человек.
Советская аннексия Северной Буковины привела к первому после августа 1939 г. ухудшению отношений между СССР и Германией. Гитлер был возмущен «самоуправством» Сталина, который позволил себе в одностороннем порядке нарушить договор о дружбе с Германией. В Буковине жило немало немцев (до 1918 г. это была провинция Австро-Венгерской империи) и из Буковины открывается удобный путь до нефтяных приисков Румынии, эксплуатация которых была жизненно важна для реализации агрессивных планов Германии. В ответ на аннексию Северной Буковины (Молотов назвал Буковину процентами за пользование Румынии Бессарабией в 1918–1940 гг.) Германия официально объявила о предоставлении Румынии гарантий безопасности. Чтобы Сталин не вздумал двигаться дальше, Гитлер ввел туда летом 1940 г. свои войска. Желая ублажить своих верных сателлитов – Венгрию и Болгарию, Гитлер велел Бухаресту отдать половину Трансильвании Венгрии, а южную часть Добруджи – Болгарии. Так СССР и Германия разделили еще одну восточноевропейскую страну, правда, на этот раз не до конца.
После присоединения Бессарабии и Северной Буковины к СССР большое количество местных румын были отправлены в ссылку и лагеря Сибири и Казахстана. Но было и иное – в Бесарабии 10 подпольщиков из НТС, пользуясь временной открытостью границы, перешли в СССР, чтобы нести в страну идеи антисталинской революции.
В бессарабских школах висевший при румынах портрет короля заменили на сталинский. Дети долго не могли понять, в чем разница между королем и Сталиным и почему при «народной» власти процветает восхваление первого лица государства больше, чем при королевской. Тем не менее, сначала советские войска были встречены населением доброжелательно, т. к. румыны, жившие к западу от Прута, относились к коренным жителям Бессарабии как к людям «второго сорта». Жители Кишинева два дня выходили встречать части Красной армии, но встретили их лишь в ночь на третий день. Первым шоком для населения Бессарабии стал вид красных командиров, которые бросились в магазины скупать спички, соль, обувь и одежду, а на удивленные вопросы, зачем они это делают, бессарабцы получали ответ, что в СССР эти товары тяжело достать. На следующий вопрос, зачем доставать, когда можно купить, ответом был изумленный взгляд красного командира. Начавшиеся репрессии и пропажа предметов первой необходимости быстро развеяли имевшиеся иллюзии.
В Прибалтике органы НКВД, уже начиная с июня 1940 г., подвергли разного рода репрессиям около 700 тыс. жителей. Многие политически деятельные лица, в том числе из русских эмигрантов, были арестованы, некоторые расстреляны. На спецпоселение в дальние районы СССР отправлялись целые семьи с детьми. До конца 1940 г. было арестовано, а затем убито, заключено в тюрьму или сослано в Сибирь все политическое, интеллектуальное и хозяйственное руководство балтийских государств. Среди первых были сосланы президенты Эстонии и Латвии К. Пятс и К. Улманис. Литовский президент А. Сметона бежал в Германию. Арестам и заключению в лагеря тут же была подвергнута национальная и русская интеллигенция, многие священнослужители, предприниматели, офицеры армии и полиции, учителя. При отступлении советских войск из Прибалтики в июне 1941 г. большинство арестованных, еще не вывезенных на Восток, были «ликвидированы» энкавэдистами без предъявления каких-либо формальных обвинений.
14 июня 1941 г. в рамках подготовки к нападению на Германию, Сталин приказал провести арест и депортацию в Сибирь десятков тысяч «неблагонадежных» лиц во всех присоединенных в 1939–1940 гг. областях, в том числе и местных коммунистов. Начались массовые ссылки. В это время из одной Прибалтики были сосланы не менее 43 тыс. человек. Мужчины, как правило, попали в лагеря, где большая часть погибла, женщин с детьми и стариков сослали в гиблые места Сибири на вечное поселение, для очень многих закончившееся уже через несколько месяцев мучительной смертью от голода, холода и болезней. Почти никому не были предъявлены обвинения.
Свидетельство очевидца
Замечательная русская поэтесса Мария Владимировна Карамзина (19 января 1900 – 17 мая 1942), талант которой высоко ценили лучшие русские поэты той поры – Иван Бунин и Владислав Ходасевич, жила с мужем, бывшим офицером Императорской армии, участником Великой войны и Белой борьбы Василием Александровичем Карамзиным в Кивиыли в северо-восточной Эстонии. Как и многие другие русские семьи Прибалтики, Карамзины сохраняли тот строй культурной повседневности, который был начисто растоптан в СССР. Зарисовки этой жизни Мария Карамзина оставила в своих стихах:
Венцом уложенные косы,
Под ними легких дум игра…
Люблю дымок от папиросы,
У желтой лампы вечера.
Над старой книгой иль картиной
Пробора узкого наклон —
И дружбу умную с мужчиной,
Который не в меня влюблен.
После оккупации Эстонии СССР, штабс-ротмистр Василий Карамзин был арестован НКВД 21 марта 1941 г. и расстрелян 30 июня во дворе тюрьмы НКВД в Таллине. Мария Владимировна была принудительно выслана 14 июня с двумя сыновьями 11 и 8 лет в Сибирь, в бескрайние Васюганские болота. Через 11 месяцев она скончалась от лишений в Новом Васюгане. Детей взяли в детский дом. Они выжили.
В стихах, написанных еще в октябре 1939 г., Мария Карамзина предрекла свою страшную судьбу:
С белого неба белые мухи —
На черную влажную землю.
Плетутся, к земле пригнувшись, старухи,
Молчат и, как будто, дремлют.
Станцию, рельсы снегом заносит,
Красную стенку вагона…
Никто никого ни о чем не спросит,
Никому не нужно поклона.
Впереди пустое мутное поле,
Черные мотаются прутья.
Сто шагов нам осталось, не боле,
До последнего перепутья.
В условиях тотального террора люди скрывались в лесах, объединялись в небольшие вооруженные группы «лесных братьев», оказывали вооруженное сопротивление. Дальнейшие репрессии прервала начавшаяся война.
Свидетельство очевидца
Историк Георгий Федоров, служивший в то время рядовым в войсках НКВД в Литве, пишет: «И крестьяне и ксендзы являлись носителями человеческого достоинства, независимости, духовности и именно поэтому не устраивали новую власть… Если в Восточной Литве выселение хуторян шло сравнительно спокойно, то в Западной Литве на силу ответили силой… И вот этих-то, кто на силу ответил силой, энкавэдэшники очень боялись».
Заняв летом 1941 г. Прибалтику, немцы обнаружили длинные списки тех, кого НКВД еще предполагал депортировать; так что немецкой оккупации многие противники советской власти были обязаны своей жизнью. И участие прибалтийцев в германских вооруженных силах, и сохранившаяся в Прибалтике неприязнь к русским – следствие насильственной советизации и этих репрессий.
Оставшиеся за границей дипломаты балтийских государств призывали мировое сообщество не признавать насильственное присоединение Прибалтики к СССР. Западные страны сочувственно отнеслись к призыву. Аннексию Литвы, Латвии и Эстонии они не признали.
Прибалтика и геополитика. 1935–1945 гг. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации. М.: Рипол Классик, 2009.
Е. Зубкова. Прибалтика и Кремль. М.: РОССПЭН, 2008.
4.1.4. «Зимняя война» 30 ноября 1939 г. – 13 марта 1940 г.
К 1939 г. Финляндия ориентировалась преимущественно на Швецию и Великобританию, поддерживая тесные экономические связи с США. 20 сентября 1939 г. Хельсинки подтвердил нейтралитет на конференции стран Северной Европы.
Советско-финляндский пакт о ненападении 1934 г. предусматривал исключительно мирное разрешение конфликтов. Но еще в июне 1939 г. Сталин поручил разработать план нападения на Финляндию силами Ленинградского военного округа (ЛенВО), с сентября на границе сосредотачивались войска. Для обострения отношений использовался сталинский тезис о мнимой угрозе Ленинграду. На Карельском перешейке граница – бывшая внутренняя граница Выборгской и Санкт-Петербургской губерний – проходила в 32 километрах от города. Политбюро указывало на «возможность артобстрела Ленинграда» или на вероятность «использования Финляндии третьей страной». Но финны не имели ни дальнобойной артиллерии, ни желания обстреливать Ленинград. Даже в 1941–1944 гг., когда Финляндия воевала на стороне Германии, пассивно участвуя в блокаде города, финское военно-политическое руководство отказалось от обстрелов, налетов и наступательных действий с Карельского перешейка против Ленинграда.
Переговоры 12 октября – 13 ноября зашли в тупик. Финны согласились передать СССР 5 из 6 требуемых островов и сместить границу вглубь перешейка на 15 километров. Но разоружить «линию Маннергейма» – систему оборонительных укреплений на Карельском перешейке, защищавшую Хельсинки и промышленные районы Южной Финляндии – и разместить на Ханко базу, нарушив принцип нейтралитета, финские дипломаты отказались. 11 ноября Ворошилов издал приказ о создании в ЛенВО 106-й дивизии из советских карел и финнов. 21 ноября Военный совет округа директивой № 4713 поставил задачи боеготовым 7-й, 8-й, 9-й и 14-й армиям. Переход в наступление намечался на час «х». Оккупировать Финляндию планировалось к 21 декабря – 60-летию Сталина.
26 ноября Молотов обвинил финнов в обстреле красноармейцев у пограничной деревни Майнила на перешейке. Но Хельсинки отверг обвинения, предложив расследовать инцидент на основе действовавших двухсторонних соглашений. Финны были готовы и к переговорам об обоюдном отводе войск от границы. В ответ Молотов обвинил правительство Аймо Каарло Каяндера в «издевательстве» над «жертвами обстрела» и подчеркнул, что СССР отныне не связан пактом 1934 г., не подлежавшим односторонней денонсации. 29 ноября Москва разорвала дипломатические отношения. Финны поспешили заявить о готовности отвести войска от границы в одностороннем порядке и выполнить другие требования СССР.
Советская реакция последовала утром. В 8.00 30 ноября начался артобстрел границ Финляндии. Атакам с воздуха подверглись Хельсинки, Турку, Тампере и другие города. За время войны от советских бомбардировок погибли и получили ранения около 3 тыс. граждан. Слабые финские ВВС налетов на советские города не совершали. Президент К. Каллио объявил состояние войны, назначив Главнокомандующим маршала Карла-Густава Маннергейма, в прошлом генерал-лейтенанта русской службы и Георгиевского кавалера, героя Белой борьбы в Финляндии.
Соотношение сил и средств к 30 ноября 1939 г.
Зимой 1940 г. советские войска усилили 13-я и 15-я армии. К марту против Финляндии воевали уже 1,2 млн человек (12,5 тыс. орудий и минометов, ок. 4 тыс. танков и почти 2,5 тыс. самолетов) – треть всей Красной армии и половина ВВС. Финляндия, исчерпав все ресурсы, отмобилизовала 600 тыс. человек.
7-й армии надлежало прорваться через перешеек, овладеть столицей и южными районами Финляндии. Три армии севернее Ладоги обходили «линию Маннергейма» через Приладожье, рассекали страну и занимали север Суоми. Но война затянулась. В 40-градусный мороз появились тысячи обмороженных. Сила РККА не могла сломить качество финской армии. Красноармейцы – вчерашние пассивные и нищие колхозники – плохо ходили на лыжах и неумело воевали. Командиры действовали шаблонно и безынициативно. Лобовые атаки вели к бессмысленным потерям. Слабой была подготовка летчиков, связистов, танкистов, совершенно неудовлетворительно выглядело взаимодействие родов войск. В карельских снегах советские дивизии напоминали огромное и малоподвижное войско азиатской деспотии, способное достичь успеха лишь за счет невероятных потерь и подавляющего превосходства. Кровавые атаки на «линию Маннергейма» 6-го, а затем 17–20 декабря полностью обескровили 7-ю армию.
Швеция искала мира для Хельсинки. Однако по решению Политбюро 1 декабря из работников Коминтерна было создано «Народное правительство» «Финляндской демократической республики» (ФДР) во главе с членом Президиума Коминтерна О.В. Куусиненом. Официально «правительство» пребывало в Териоках (ныне Зеленогорск), фактически – в Москве. 106-я советская карело-финская дивизия превратилась в ядро «Финской народной армии». Молотов заявил шведам: СССР не ведет войны против Финляндии, а оказывает помощь правительству ФДР в «свержении гнета помещиков и капиталистов». 2 декабря Куусинен и Молотов подписали «Договор о дружбе и взаимопомощи» между СССР и ФДР. К «Договору» прилагался секретный дополнительный протокол, содержание которого соответствовало дополнительным протоколам, подписанным Эстонией, Латвией и Литвой.
«Териокское правительство» Финляндия и мир не заметили. 14 декабря за агрессию Советский Союз был исключен из Лиги Наций. СССР поддерживали лишь германские дипломаты. Великобритания, США, Франция и Швеция поставляли Финляндии военные материалы. Из разных стран в Суоми прибыли 11,5 тыс. добровольцев. Многие из них были офицерами в армиях своих государств. В рядах финской армии мужественно сражались и русские эмигранты – бывшие белые офицеры и их сыновья (братья Алексей и Юрий Феоктистовы и др.), которым эта часть Российской Империи дала пристанище после Гражданской войны.
Севернее Ладоги финские лыжные батальоны сумели нанести поражение 10 советским дивизиям, разгромив 4 из них. Неудачи вызвали ярость у Сталина. Свирепствовали военные трибуналы. Сталинский любимец армейский комиссар I ранга Л.З. Мехлис, который сам чуть не попал в плен у Суомуссалми, практиковал показательные расстрелы командиров. Кирилл Афанасьевич Мерецков стал командующим 7-й армией с требованием прорвать «линию Маннергейма». С целью подготовки концентрированного удара на главном направлении 7 января 1940 г. был образован Северо-Западный фронт командарма I ранга С.К. Тимошенко, сосредоточившего на перешейке огромные силы. Защитников «линии Маннергейма» войска 7-й и 13-й армий превосходили по людям – в 4,5 раза, по артиллерии – в 9,5 раз, по авиации – в 7 раз, по танкам – в сотни раз. 11 февраля начался штурм, Тимошенко и Мерецков не считались с потерями. В финской обороне возникла трехкилометровая брешь и, не имея резервов, 17 февраля финны начали отход к Выборгу. Маннергейм потребовал от правительства завершения войны, истощившей силы Финляндии.
Перед СССР возникли перспективы дипломатического разрыва с США и конфликта с Западом. Англия и Франция больше не желали мириться с советской агрессией, как они смирились с захватом Польши. Общественность этих стран требовала решительно поддержать маленькую демократическую Финляндию перед лицом сталинской агрессии. На севере Финляндии ожидалась высадка англо-французского экспедиционного корпуса (57 тыс. чел). Первый эшелон, состоявший из английских гвардейцев и лыжников, французских иностранных легионеров и тысячи поляков (всего 15 500 человек плюс три батальона обслуживания) по указанию начальника Британского генерального штаба генерала Эдмунда Айронсайда (в 1919–1920 гг. он командовал британским экспедиционным корпусом в Архангельской губернии) должен был начать высадку в Нарвике 15 марта. Союзники предполагали перебросить в Финляндию одну тысячу бомбардировщиков. Британские и французские эксперты изучали варианты авиаударов по нефтепромыслам в Баку и операций в Закавказье из занятого тогда Великобританией Ирака.
Военная поддержка Англии и Франции ломала расчеты Сталина, так как уже в феврале 1940 г. в оперативных документах основным противником СССР называлась Германия, а не Великобритания и Франция. Сталин и Молотов пытались заручиться поддержкой Скандинавских государств. Молотов предлагал передать Швеции Аландские острова – населенную шведами островную губернию Финляндии, а Норвегии обещал вывод Красной армии из занятого ею района Петсамо (Печенги) – финляндского порта на Баренцевом море. Хотя после завершения Первой мировой войны шведы приложили очень много усилий, добиваясь передачи от Финляндии к Швеции Аландских островов, теперь Швеция ответила на предложения Молотова решительным отказом. Министр иностранных дел Швеции Кристиан Гюнтер сухо сообщил Молотову, что «по Аландским островам в настоящий момент соглашение невозможно». Советскому Союзу не удалось отколоть Скандинавские страны от Великобритании и Франции в их противодействии советской агрессии против Финляндии.
И Хельсинки, и Москва склонялись к миру. Требования СССР были тяжелыми, но Финляндия сохранила независимость и избегла советизации. 8 марта на фоне кровавых и безуспешных боев за Выборг в Москве начались переговоры. Вечером 12 марта мирный договор был подписан. В полдень 13 марта огонь на фронте стих.
По мирному договору от 12 марта Советский Союз получил 40 тыс. кв. км финской территории – Финляндия потеряла область под Куóлаярви, часть Карельского перешейка, включая Выборг, земли, примыкающие с севера к Ладожскому озеру, в том числе Сортавалу и древний Валаамский православный монастырь, который немедленно был разорен большевиками. Граница сместилась от Ленинграда на расстояние от 130 до 150 км. Военно-морская база на мысе Ханко (Гангут) в стратегической точке соединения Ботнического и Финского заливов была передана СССР на 30 лет. Аландские острова, однако, остались за Финляндией, так же как и район Петсамо, продолжавший отделять СССР от Норвегии.
Около 400 тыс. местного населения, не желавшего оказаться под советской властью, вынуждены были бежать в другие части Финляндии. Среди этих беженцев немало было и русских, оставшихся в Финляндии после Гражданской войны. Ушли вглубь Финляндии и монахи Валаамского монастыря, основав Ново-Валаамский монастырь – духовный центр православной Финляндии. Отданные СССР земли составляли примерно 11 % народно-хозяйственного потенциала Финляндии, но на них не осталось ни души. Сталин получил только землю. Своих граждан Финляндия спасла от большевизма.
Документ
13 марта в приказе по армии маршал Маннергейм сказал: «Солдаты! Более 15 тысяч из вас, тех, кто вышел на поле боя, никогда больше не увидят своих очагов, а сколь многие из вас навсегда потеряли способность к труду! Но вы также нанесли врагу тяжелые удары, и если двести тысяч из них лежат в снежных сугробах и смотрят невидящими глазами в наше хмурое небо – в том нет вашей вины».
За счет аннексированных районов и Карельской АССР была образована 31 марта 1940 г. Карело-Финская ССР, просуществовавшая до 16 июля 1956 г. (в 1944 г. часть отторгнутых от Финляндии земель, включая Выборг, Кексгольм [Приозерск] и Антреа [Каменногорск] были переданы из Карело-Финской ССР в Ленинградскую область). Финнов в новой союзной республике было всегда немного – по переписи 1934 г. – 15 тысяч. В 1937–1938 гг. финны Карелии подверглись тяжким репрессиям – убит или лишен свободы был каждый седьмой – 1929 человек. Многие бежали из Карелии, чтобы затеряться и тем спасти жизнь. По переписи 1939 г. в Карельской АССР проживало 8322 финна и в 1940 г. к ним не прибавился ни один финн Финляндии. Злые языки шутили, что в К-ФССР найдены только два финна – Финкельштейн и фининспектор. В действительности новое название и союзный статус преследовали совершенно иную, нежели национальное возрождение финского народа цель – они были направлены на перспективу присоединения к СССР всей Финляндии в будущем, когда результаты неудачной для большевиков «Зимней войны» удалось бы ревизовать.
На финском фронте Особые отделы НКВД фиксировали многочисленные антисталинские высказывания бойцов и командиров. 843 красноармейца были репрессированы за «антисоветскую агитацию и пропаганду». Белые организации Русского Зарубежья (РОВС, НТС-НП и др.) пытались использовать ситуацию в Финляндии для борьбы с большевиками. При помощи Маннергейма и офицеров РОВС бывший секретарь Сталина Борис Бажанов в феврале – марте 1940 г. сформировал из пленных красноармейцев пять добровольческих отрядов Русской народной армии под политическими антисталинскими лозунгами. Опыт показал, что среди «подсоветских» людей оказалось немало скрытых противников Сталина. Не исключено, что поэтому большинство вернувшихся на родину советских военнопленных были заключены в концлагеря, а многие расстреляны органами НКВД.
Итоги советско-финляндской войны 1939–1940 гг.
Соотношение потерь свидетельствует о непрофессионализме РККА. После войны боевая подготовка войск и уровень компетентности были поставлены Ворошилову в вину. 7 мая 1940 г. в должности наркома обороны его заменил маршал С.К. Тимошенко. Потери финнов были примерно в десять раз меньше советских. Это – результат сталинских приемов ведения войны, когда солдаты считались расходным материалом для достижения целей командования любой ценой. Престиж Красной армии очень поколебался после таких результатов «Зимней войны». Для политиков и военных экспертов всех европейских государств стало ясно, что Красной армии как боеспособной величины действительно не существует, что уничтожение командного состава и массовый террор разрушили даже то, что было до середины 1930-х гг. Так обернулись слова Сталина: «Победить финнов – не бог весть какая задача». Задача оказалась не из простых.
Документ
20 января 1940 г. сэр Уинстон Черчилль, тогда – первый лорд Адмиралтейства – морской министр Великобритании, непримиримый враг и нацизма, и коммунизма, обратился по радио к финнам: «Финляндия не сдающаяся, более того, торжествующая в самых челюстях чудовища, показала нам, на что способен свободный человек. Ваша страна оказала величайшую услугу человечеству. Перед всем миром Финляндия обнажила слабость Красной армии и ее военно-воздушного флота. Множество иллюзий относительно советской России рассеялись в эти краткие жестокие недели боёв близ Полярного круга. Всем стало очевидно, как развращает коммунизм душу нации – в мирное время она голодна и беспокойна, в военное же – низменна и жестока».
Но для такой маленькой страны, как Финляндия, понесенные ею потери были трагически велики. И все же финны, хотя и ценой больших потерь и уступок, но сохранили государственную независимость, которую утратили Латвия, Эстония и Литва. Для финнов это была победа их мужества и патриотизма, которой они гордятся и по сей день.
В 1939–1940 гг. Сталин фактически завершил гражданскую войну, развязанную за 20 лет до того Лениным. Те части былой Российской Империи, которым удалось избежать большевизации в 1920-м – получили ее теперь на штыках Красной армии. Даже те области Австро-Венгрии, которые русская армия оккупировала в 1916 г. – Восточная Галиция и Буковина, были прихвачены и на этот раз. Только одна Финляндия, под руководством все того же генерала Маннергейма, как и в 1918 г., отстояла свою свободу и отбросила Красные полки.
Советско-финляндская война 1939–1940 / Сост. П.В. Петров, В.Н. Степаков. В 2 т. СПб., 2003.
А. Раунио, Ю. Килин. Сражения Зимней войны. Петрозаводск: Петрозаводский гос. ун.-т., 2014.
Д.Д. Фролов. Советско-финский плен. 1939–1944 гг. По обе стороны колючей проволоки. СПб.: Алетейя; Хельсинки: RME Group Oy, 2009.
О. Маннинен. Мадам Коллонтай и Московский мирный договор // Александра Коллонтай и Финляндия. Доклады научного семинара. Helsinki, 2010.
П.А. Аптекарь. Советско-финские войны. М., 2004.
4.1.5. Международная обстановка и подготовка СССР к войне с Германией, осень 1939 г. – лето 1940 г.
Всю зиму 1939/40 г., пока на востоке шла советско-финская война, на Западном фронте в Европе не было, говоря языком немецких военных сводок, «никаких особых происшествий». Только в воздухе и на море шла война, главным образом подводная.
Затем 9 апреля Гитлер занял Данию и устроил высадку в Норвегии, постепенно оккупировав всю страну от Осло до Заполярья. Дерзкая операция под носом у британского флота вызвала в Лондоне правительственный кризис. Невилла Чемберлена, имевшего после Мюнхена репутацию примиренца, сменил 10 мая 1940 г. на посту премьера волевой консерватор и убежденный антинацист Уинстон Черчилль.
В тот же день немцы неожиданным маневром через Арденнский хребет в обход оборонительной «линии Мажино» повели генеральное наступление на Западе, отсекая Бельгию и Голландию от Франции. Оно закончилось 14 июня взятием Парижа и 8 дней спустя капитуляцией Франции. Немцы дошли до испанской границы, взяли 1,9 млн пленных, но оставили осевшему в городке Виши новому французскому правительству маршала Пэтена неоккупированный юго-восток страны. Отторгнутые от Германии по Версальскому миру Эльзас и Лотарингия вернулись в рейх.
В небе над Францией немецкая авиация все же понесла серьезные потери, ослабившие ее в битве за Англию, оставшуюся теперь единственным противником Германии. С ней Гитлер воевать не хотел, как в силу «племенного родства», так и ввиду ее островного положения. Еще 24 мая 1940 г. он приостановил наступление на окруженный под Дюнкерком британский экспедиционный корпус, и англичане получили 12 дней, чтобы эвакуировать 338 тыс. военных через Ламанш. Весь июнь 1940 г. Гитлер надеялся достигнуть с Англией «разумного соглашения». Черчилль, обращаясь за помощью к американскому президенту Рузвельту, предупреждал его, что в Англии может прийти к власти правительство, готовое на мир с Гитлером. Во главе его он видел Ллойд-Джорджа – того самого, что в 1920 г. хотел торговать с Лениным. Все же 16 июля Гитлер подписал директиву № 16 и приказал готовить операцию «Морской лев» – высадку на Британские острова.
Усиленные налеты на аэродромы и города Англии начались 8 августа 1940 г. Они нанесли заметный ущерб, но не смогли подавить британскую противовоздушную оборону, без чего высадка не представлялась возможной. За 3 месяца англичане сбили 1103 немецких самолета, потеряв 642 своих. Одной из причин успеха было то, что британская разведка научилась читать немецкие шифрованные радиосообщения. Военно-морской флот Германии уступал британскому и к тому же пострадал от операции в Норвегии. 12 октября 1940 г. Гитлер отложил высадку в Англии на неопределенный срок.
У него был вариант – блокировать Англию захватом Гибралтара и Суэцкого канала. Но генерал Франко участвовать в штурме Гибралтара категорически отказался. А наступление на Ближний Восток требовало участия Турции, которая в объятия Гитлера тоже не стремилась. К тому же такое наступление отвлекло бы крупные силы и могло соблазнить Сталина ударить в тыл. Гитлер оказался в западне, из которой был один выход: разбить Советский Союз возможно скорее, пока Америка открыто не вступила в войну на стороне Великобритании. Такую операцию можно было вести по-разному: с ограниченной целью устранения режима и его гигантской армии – или с неограниченной целью: уничтожения страны и российской нации. Гитлер избрал второе.
Уже 13 июля 1940 г. на совещании в «горном гнезде» – Бергхоф он жаловался своим военачальникам, что в бывшей Польше Сталин сосредоточил крупные силы, «а у нас там ничего нет», что Сталин ведет себя слишком жадно в Румынии и Прибалтике. А 31 июля Гитлер в Бергхофе, согласно записям генерала Гальдера, прямо заявил, что операцию на востоке, возможно, придется начать ранее, чем на западе: «Англия сейчас делает главную ставку на Россию. Если Россия будет разбита, Англия лишится последней надежды. Чем раньше это сделать, тем лучше. Желательно весной 1941 г. Наша цель – лишить Россию жизненной силы (Lebenskraft)».
Тут Италия, вступившая в войну на стороне Гитлера накануне капитуляции Франции в июне 1940 г., сильно спутала карты. На северном побережье Африки британский генерал А. Уэйвелл разгромил 10 итальянских дивизий маршала Р. Грациани. В феврале 1941 г. немцам пришлось снарядить Африканский корпус генерала Роммеля, чтобы поддержать Муссолини. Роммель отбросил англичан глубоко в Египет к Эль-Аламейну, но не прорвался далее на Восток, где антиеврейские и потому пронацистские настроения были сильны среди арабов. Блокировать Суэцкий канал немцы не смогли – англичане отбили все атаки противника и не подпустили Роммеля к долине Нила.
Еще больше осложнений вызвало нападение итальянских войск из Албании на Грецию в конце октября 1940 г. Греки перешли в контратаку и в январе заняли треть Албании. Их поддержали англичане. Гитлеру вновь пришлось спасать своего союзника. По договоренности с Болгарией немецкие войска 2 марта 1941 г. прошли через ее территорию в Грецию, а 25 марта и Югославия, ранее хранившая нейтралитет, дала такое согласие. Но 2 дня спустя генерал Симович устроил переворот и расторг соглашение. Немцы 6 апреля с трех сторон вступили в страну, и через 11 дней югославянская армия перестала существовать. Хорватия и Словения были выделены в отдельные государства, страна была расчленена и вскоре погрузилась в хаос междоусобной войны. В ней участвовали партизаны-монархисты Михайловича, партизаны-коммунисты Тито, сербские антикоммунисты Недича и Льотича, Русский охранный корпус, а также усташи – военизированные отряды хорватской фашистской партии, истреблявшие сербское население. Немцы же к концу апреля 1941 г. сломили упорное сопротивление греков и в мае изгнали англичан с острова Крит эффектным парашютным десантом (операция «Гермес»). В Европе осталось только 5 нейтральных стран – Швеция, Швейцария, Испания, Португалия и Турция.
Соединенные Штаты же фактически от нейтралитета отказались. Президент Рузвельт подписал 11 марта 1941 г. принятый Конгрессом после упорных двухмесячных споров закон о Lend-Lease – «займе и аренде» военного оборудования. Созданный, прежде всего, для поддержки Великобритании, он обещал помощь на время боевых действий и любой стране, сопротивлявшейся нацистской Германии. Закон поставил всю экономическую мощь США на сторону противников Гитлера и стал одним из решающих факторов разгрома нацистов во Второй мировой войне.
Германия не имела шансов одержать победу над Британией, в силу абсолютного превосходства Королевского ВМФ, державшего в тисках блокады задыхавшийся рейх. Ежемесячный дефицит стали в Германии в конце 1939 г. составлял 600 тыс. т. Рейху не хватало продовольствия, каучука, алюминия, нефти, меди и другого сырья, без которого он не мог вести войну. На помощь нацистам пришел СССР. В 1940 г. на Германию приходилось 52 % всего советского экспорта, в том числе 50 % – фосфатов, 62 % – хрома, 40 % – марганца, 75 % – нефти, 77 % – зерна. За 1940 г. через территорию СССР прошло 59 % всего германского импорта и 49 % экспорта, а к 22 июня 1941 г. – соответственно 72 % и 64 %.
СССР закупал для Германии товары в нейтральных странах, в том числе и в США. Германия поставляла в СССР технологии и оборудование, а также некоторые военные материалы. Советские поставки, в первую очередь цветных металлов, и особенно транзитные перевозки, в большой степени ослабили британскую блокаду и поддержали немецкое производство. Советский Союз в 1939–1941 гг. позволил Германии успешно продолжать экспансию, в результате которой росли возможности и потенциал нацистов. В бухте Западная Лица (в СССР западнее Мурманска) с ноября 1939 г. до сентября 1940 г. функционировала секретная немецкая база подводных лодок «Норд». Немцы пользовались Севморпутем. Командующий Военно-морскими силами Германии гросс-адмирал Э. Редер благодарил за содействие наркома ВМФ СССР адмирала Н.Г. Кузнецова.
В той сложной политической игре, которую Сталин вел в 1939–1940 гг., помощь нацистской Германии была не самоцелью, а лишь средством, служившим затягиванию войны, изматывавшей и Германию и Англию. В октябре 1939 г. в Генеральном штабе РККА началась разработка I варианта плана наступательных действий против Германии, а всего до июня 1941 г. было рассмотрено пять таких вариантов, каждый из которых совершенствовался по сравнению с предыдущим. К концу июня 1940 г. на Востоке Германия имела всего лишь 12 слабых пехотных дивизий. Здесь им противостояли 97 советских дивизий и 17 танковых бригад.
После советских аннексий 1939–1940 гг. конфигурация границы на Востоке приобретала все более неприятные для рейха очертания. Новая граница СССР на северо-западе охватывала Восточную Пруссию, в районах Белостока и Львова возникли два «балкона», глубоко вдававшиеся в немецкую часть Польши, а включение в состав Советского Союза Северной Буковины создавало угрозу для бесценных источников румынской нефти в Плоешти. Фюрер увидел, что он не может сосредоточиться на войне против Британии, испытывая беспокойство за тыл на Востоке. Призрак войны на два фронта преследовал и фюрера, и генералитет Вермахта. Еще 23 ноября 1939 г. Гитлер откровенно заявил: «Мы сможем противостоять России лишь тогда, когда обретем свободу на Западе».
21 июля 1940 г. Гитлер поручил Главнокомандующему сухопутными войсками генерал-фельдмаршалу В. фон Браухичу приступить к разработке плана вероятных скоротечных боевых действий против СССР, рассчитанных на весну 1941 г. Гитлер полагал, что Сталин располагает 50–75 «хорошими дивизиями», а на самом деле в июле 1940 г. в РККА насчитывались 116 таких дивизий. Гитлер не представлял реальной численности ВВС, артиллерии и бронетанковых войск Красной армии. Он действовал наощупь, от безысходности военно-политической ситуации, а Сталин был уверен в том, что Гитлер никогда не рискнет воевать на два фронта.
6 мая 1940 г. на ужине в узком кругу командиров охраны Сталин объяснял: «Воевать с Америкой мы не будем. Воевать мы будем с Германией. Англия и Америка будут нашими союзниками». Сталин ждал момента, когда Германия, Англия, Франция, Италия, США и Япония изнурят друг друга в затяжной войне, и тогда «гремя броней, сияя блеском стали» в «яростный поход» пойдет Красная армия. И Европа станет «пролетарской», т. е. большевицкой.
В последней декаде июля 1940 г. генерал-майоры А.М. Василевский и А.Ф. Анисов, служившие в оперативном управлении Генштаба, завершили разработку очередного варианта развертывания РККА. Этот документ получил название «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940–1941 гг.». Главные силы РККА разворачивались на Западе на двух основных операционных направлениях: на Северо-Западном (севернее Варшавы) и на Юго-Западном (южнее Варшавы). Но к этому времени Сталину пришлось пересмотреть свои планы. Войска Бельгии, Франции и Великобритании в континентальной Европе были разгромлены Вермахтом в три недели. На Сталина произвела впечатление скоротечность событий на Западе. А также – неуязвимость Великобритании и непреклонная решимость Черчилля продолжать борьбу.
М.И. Мельтюхов. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу 1939–1941 гг. М., 2002.
4.1.6. Русское общество за пределами СССР и начало мировой войны
Зарождение итальянского фашизма и немецкого нацизма, постепенное укрепление союза гитлеровской Германии не только с Италией Муссолини, но и с Польшей (до середины 1938 г.) и с Японией, попутно то охлаждение, то, наоборот, сближение между западными державами и советским правительством ставили политическую эмиграцию в еще более сложное положение, чем в предшествующие годы. Вопросы обострились: война, в которую вовлеклась бы Советская Россия, будет ли войной против сталинского режима или против России? Опытный политик умеренных взглядов, В. Маклаков писал своему коллеге и другу В. Саблину в 1938 г., что если Великобритания объявит войну СССР, то ему трудно будет стать на стороне англичан. А в правых кругах часто не понимали, что фашизм и гитлеризм по духовной сути родные братья большевизма, и даже готовы были сотрудничать с ними.
Документ
В обширном послании Гитлеру от 12 июня 1938 г. по поводу освящения нового православного собора в Берлине глава Русской Православной Церкви Заграницей митрополит Анастасий (Грибановский) писал:
«Ваше Высокопревосходительство!
Высокочтимый Господин Рейхсканцлер!
Когда мы взираем на наш Берлинский соборный храм, ныне нами освящаемый и воздвигнутый благодаря готовности и щедрости Вашего Правительства после предоставления нашей Святой Церкви прав юридического лица, наша мысль обращается с искренней и сердечной благодарностью, прежде всего, к Вам, как к действительному его создателю.
Мы видим особое действие Божьего Промысла в том, что именно теперь, когда на нашей Родине храмы и народные святыни попираются и разрушаются, в деле Вашего строительства имеет место и создание сего храма. Наряду со многими другими предзнаменованиями этот храм укрепляет нашу надежду на то, что и для нашей многострадальной Родины еще не наступил конец истории, что Повелевающий историей пошлет и нам вождя, и этот вождь, воскресив нашу Родину, возвратит ей вновь национальное величие, подобно тому, как Он послал Вас германскому народу.
Кроме молитв, возносимых постоянно за главу государства, у нас в конце каждой Божественной Литургии произносится еще и следующая молитва: «Господи, освяти любящих благолепие дому Твоего, Ты тех воспрослави Божественною Твоею силою…» Сегодня мы особенно глубоко чувствуем, что и Вы включены в эту молитву. Моления о Вас будут возноситься не только в сем новопостроенном храме и в пределах Германии, но и во всех православных церквах. Ибо не один только германский народ поминает Вас с горячей любовью и преданностью перед Престолом Всевышнего: лучшие люди всех народов, желающие мира и справедливости, видят в Вас вождя в мировой борьбе за мир и правду.
Мы знаем из достоверных источников, что верующий русский народ, стонущий под игом рабства и ожидающий своего освободителя, постоянно возносит к Богу молитвы о том, чтобы Он сохранил Вас, руководил Вами и даровал Вам свою всесильную помощь. Ваш подвиг за германский народ и величие германской Империи сделал Вас примером, достойным подражания, и образцом того, как надо любить свой народ и свою родину, как надо стоять за свои национальные сокровища и вечные ценности. Ибо и эти последние находят в нашей Церкви свое освящение и увековечение.
Национальные ценности составляют честь и славу каждого народа и посему находят место и в Вечном Божием Царстве. Мы никогда не забываем слов Священного Писания о том, что цари земные принесут в Небесный Божий Град славу и честь свою и славу своих народов (Откр. 21, 24,26). Таким образом, создание сего храма является укреплением нашей веры в Вашу историческую миссию.
Вы воздвигли дом Небесному Владыке. Да пошлет же Он Свое благословение и на дело Вашего государственного строительства, на создание Вашей народной империи. Бог да укрепит Вас и германский народ в борьбе с враждебными силами, желающими гибели и нашего народа. Да подаст Он Вам, Вашей стране, Вашему Правительству и воинству здравие, благоденствие и во всем благое поспешение на многая лета». (Церковная жизнь. 1938. № 5–6). Не забудем, что к дате этого послания – июню 1938 г. – гонения на Католическую Церковь достигли большой силы, уже была присоединена к рейху Австрия, десятки тысяч немцев брошены в концентрационные лагеря, а погромы и притеснения евреев стали обычным делом в Германии.
Подписанный 23 августа 1939 г. пакт Молотова – Риббентропа, развязавший руки Гитлеру, чтобы начать Мировую войну, совместное с немцами нападение Сталина на Польшу несколько охладили профашистские и пронемецкие настроения правых, но далеко не целиком.
Многие эмигранты пережили советскую агрессию против Польши, Прибалтики и Финляндии как личное оскорбление своего национального чувства. Некоторые после этого даже постарались забыть, что они русские, так им было стыдно за родину-агрессора. Владимир Набоков, обращаясь к России, написал осенью 1939 г. одно из самых пронзительных своих стихотворений: «Отвяжись, я тебя умоляю…», заканчивающееся строфой: «Ибо годы прошли и столетья, / и за горе, за муку, за стыд, / поздно, поздно, никто не ответит, / и душа никому не простит».
Свидетельство очевидца
С четкостью опытного политика Петр Струве в это время (9 декабря 1939 г.) писал: «Моя точка зрения сводится к формуле: в один мешок. И национал-социализм, и большевизм должны не только реально, но, главное, духовно попасть в «один мешок». Сейчас очень немногие это понимают в полном объеме <…>, хотя, казалось бы, после соединенного насильства над Польшей и Финляндией, положение должно было бы быть ясно». Цит. по: А. Гапоненков. Эпистолярный диалог Петра Струве и Семена Франка (1922–1944) // Общая тетрадь. Вестник Московской школы политических исследований. 2010. № 1(51). С. 120.
Война обострила дилемму некоторых эмигрантов: как совместить личные мнения или тактические соображения с солидарностью, не за страх, а за совесть, с приютившей их страной. Во Франции, где к тому времени еще жило около 90 000 русских эмигрантов – две трети от общего числа русских в Европе, – и где правые настроения не очень привились, а боевые организации (РОВС, НСМП), жаждавшие противобольшевицких действий, были уже мало активны (под давлением левого французского правительства их штабы были перенесены в Бельгию и Германию), проблем не возникало: молодые эмигранты, имевшие нансеновские паспорта, подлежали мобилизации, многие шли в армию и добровольно.
3 сентября, когда Великобритания и Франция объявили Германии войну, члены «фашиствующей» партии младороссов в телеграмме Деладье предоставили себя в полное распоряжение французского правительства для борьбы против Германии. В начале 1940 г. газета младороссов «Бодрость!» писала: «Страшная мораль пангерманизма, облеченная ныне в форму коричневого большевизма «пролетарской» германской нации, угрожает всем духовным ценностям человечества… Задолго до пакта Сталина с Гитлером нам неоднократно доводилось писать о поразительном внутреннем сходстве обеих диктатур, германской и русской».
Поведение русских в скоротечной войне 1940 г. было отмечено особой отвагой, они сражались и погибали за Францию и за русскую честь.
4.1.7. Изменения в планах Сталина в связи с блицкригом Гитлера во Франции. Попытка Сталина переделить Балканы и Средний Восток
Начало Второй мировой войны вполне соответствовало расчетам Сталина на затяжную «межимпериалистическую» войну, в которой СССР останется в стороне, наблюдая за взаимным изматыванием своих противников и укрепляя свою оборону. Официально Москва придерживалась позиции нейтралитета, но, по сути, ее нейтралитет имел прогерманский крен. Великобритания и Франция публично назывались главными агрессорами, а «сильная Германия» – «необходимым условием прочного мира в Европе». Вплоть до осени 1940 г. Сталин и Молотов приветствовали «большие успехи» вооруженных сил Германии. В самой же Германии и в завоеванных ею странах была с сентября 1939 г. до июня 1941 г. запрещена какая-либо антисоветская пропаганда и критика СССР. Например, Н.О. Лосский, готовивший в начале 1941 г. к изданию в Праге свою новую работу «Бог и мировое зло», по указанию нацистского цензора был вынужден «устранить все указания на недостатки советского режима, потому что в это время еще было сотрудничество Гитлера и Сталина».
Стремительный захват Германией в апреле 1940 г. Норвегии и Дании, покончивший с ситуацией «странной войны», еще вписывался в сталинский сценарий «третьего радующегося». Однако последовавший через месяц удар по Франции через Бельгию и Нидерланды, который привел к неожиданно быстрому падению Франции и эвакуации с континента английских войск, спутал карты Сталина. Страна с самой сильной после Вермахта армией в Европе капитулировала в течение каких-то пяти недель. Вместо затяжной войны на истощение между западными державами СССР теперь оказывался лицом к лицу с победоносной Германией и ее союзниками, подчинившими себе большую часть континентальной Европы. «Сталин был в крайне нервном состоянии, – вспоминал Н.С.Хрущев. – …Он буквально метался по кабинету, ругаясь, как последний извозчик. Он проклинал французов, поносил англичан. Как они могли позволить побить себя, да еще с таким разгромом?»
В июле-августе 1940 г. в противовес усилившейся Германии вслед за насильственным присоединением к Советскому Союзу Балтийских республик, СССР активизировал усилия по созданию советской зоны влияния на Балканах. Италии было предложено договориться о взаимном признании сфер интересов – советского преобладания в регионе Черного моря и Босфора, а итальянского – в Средиземноморье. Москва также тщетно пыталась склонить Турцию и Болгарию к подписанию соглашений о взаимопомощи. Готовясь к возможному военному конфликту с Турцией и Ираном, Сталин, по уже сложившейся практике, выселил из Закавказья в 1939–1940 гг. всех турок-месхетинцев, персов и черноморских греков. Несчастные люди, порой жившие в своих селах на протяжении многих веков и поколений, были в товарных вагонах отправлены в Сибирь и Казахстан.
Эти меры были восприняты Гитлером как свидетельство экспансионистских замыслов Кремля, ущемлявших интересы Третьего рейха, особенно – на Балканах, где сферы влияния двух держав не были разграничены.
27 сентября 1940 г. в Берлине был подписан Тройственный пакт между Германией, Италией и Японией о военном союзе и разделе сфер влияния, а в октябре войска Вермахта вошли в Румынию и Финляндию для сохранения этих стран в германской орбите. Вторжение Италии в Грецию в том же месяце вело к дальнейшему распространению влияния стран «оси» на Балканах.
В этой обстановке растущего столкновения аппетитов обеих сторон и стремительно меняющейся конфигурации сил для гитлеровского и сталинского руководства было важно прощупать намерения друг друга и попытаться согласовать свои все более расходившиеся интересы. Гитлер по совету Риббентропа решил напоследок попробовать привлечь СССР к Тройственному пакту против англо-американцев. Молотов был приглашен в Берлин для обсуждения «разграничения» интересов четырех держав «во всемирном масштабе» (как говорилось в послании Риббентропа). С германской стороны речь шла еще и о маскировке военных приготовлений против СССР, которые (как подчеркивалось в директиве фюрера от 12 ноября – даты прибытия Молотова в Берлин) должны были быть продолжены «независимо от того, какие результаты будут иметь эти переговоры». В Москве же, похоже, еще всерьез надеялись на новую сделку с Гитлером. Не случайно предпринятый в это же время конфиденциальный зондаж Черчилля о заключении советско-британского пакта о ненападении встретил там холодный прием и, в конце концов, был отвергнут.
Директивы Молотову на переговоры в Берлине предусматривали: «а) разузнать действительные намерения Германии и всех участников Тройственного пакта, этапы и сроки их осуществления, место СССР в этих планах; б) подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР… прощупав возможность соглашения об этом с Германией». К сфере интересов СССР предлагалось отнести Финляндию, часть долины Дуная и Болгарию. Кроме того, предписывалось добиваться, чтобы любые вопросы, касающиеся граничащих с СССР Турции, Венгрии, Румынии и Ирана, не решались без участия Советского Союза. Иными словами, речь шла о расширенном варианте сделки 1939 года, охватывавшей на сей раз Балканы и весь Передний и Средний Восток.
В ходе берлинских переговоров Риббентроп приглашал СССР к сотрудничеству с членами Тройственного пакта посулами дележа британских колоний, пытаясь отвести советскую экспансию в направлении Персидского залива и Индии. Но Молотов стоял на своем, выставляя необходимые условия участия СССР в «широком соглашении четырех держав» – свертывание германского военного присутствия в Финляндии и Румынии, предоставление советских гарантий Болгарии, учет интересов СССР в Турции и Венгрии, пересмотр режима Черноморских проливов. Первый день переговоров окончился безрезультатно, но Сталин еще не терял надежды на успех: «…Если результаты дальнейшей беседы покажут, что ты в основном можешь договориться с немцами, а для Москвы останутся окончание и оформление дела – то тем лучше», – телеграфировал он в Берлин утром 13 ноября.
Разговор наркома с Гитлером в тот же день вылился во взаимные упреки и долгие споры о германских шагах в Финляндии и на Балканах. Молотов не преминул напомнить фюреру о советском вкладе в победы Третьего рейха: «Германия, не без воздействия пакта с СССР, сумела так быстро и со славой для своего оружия выполнить свои операции в Норвегии, Дании, Бельгии, Голландии и Франции». Однако вместо выражения благодарности и обсуждения советских запросов Гитлер вновь попытался перевести разговор на грядущий раздел «британского наследия». Стороны остались при своем. «Обе беседы не дали желательных результатов, – подвел итоги нарком в своем отчете для Сталина. – Похвастаться нечем, но, по крайней мере, выяснили теперешние настроения Гитлера, с которыми придется считаться…»
4.1.8. «Барбаросса» и планы Сталина, декабрь 1940 – июнь 1941 г.
Упорство Молотова в отстаивании растущих советских аппетитов окончательно убедило Гитлера в невозможности примирения интересов Германии и СССР. Последней каплей стала советская нота от 25 ноября, в которой выдвигались те же и дополнительные условия подключения СССР к Тройственному пакту – вывод германских войск из Финляндии, заключение советско-болгарского пакта о взаимопомощи, создание советских военных баз в районе Проливов, признание зоны к югу от Батуми и Баку в Турции и Иране центром территориальных устремлений СССР, оказание давления на Японию с целью ее отказа от своих прав на угольные и нефтяные концессии на Северном Сахалине и др. Фактически это означало, что Сталин был готов предоставить Гитлеру полную свободу рук на Западе, одновременно открывая для себя свободу рук во всех соседних с СССР странах.
26 ноября Риббентроп ознакомился с условиями, на которых СССР был бы готов присоединиться к Оси и сообщил их Гитлеру. Для фюрера это была явно непомерная цена за предложенную им сделку. «Сталин умен и хитер, – заявил он своим военачальникам. – Он требует все больше и больше. Это хладнокровный вымогатель. Германская победа стала для России невыносимой. Поэтому ее следует как можно быстрее поставить на колени». Гитлер укрепился в самоубийственной мысли о неизбежности войны и на Востоке, несмотря на упорные возражения ряда генералов и гросс-адмирала Редера. Амбиции Сталина, как ему казалось, не оставляли выбора. Следовало спешить.
15 декабря фюрер изучил план кампании на Востоке, намеченной на май 1941 г. 18 декабря он подписал директиву № 21 («Барбаросса»), попиравшую все принципы стратегии. Блицкриг (молниеносная война) надлежало выиграть трем группам армий («Север», «Центр» и «Юг»), наносившим удары по трем расходившимся направлениям – на Ленинград, Москву и Киев. За 6 недель в Европейской части СССР Вермахт должен был уничтожить основные силы Красной армии, о которых Гитлер имел самое смутное понятие: он недооценивал численность советских войск – вдвое, танков и самолетов – в несколько раз. По замыслу фюрера война завершалась после выхода на линию А – А: «Архангельск – Астрахань». План не предусматривал ни теплой одежды для солдат, ни зимнего масла для моторов – по мысли Гитлера все это было излишним: война должна была завершиться не позднее 1 августа капитуляцией СССР. С военно-стратегической точки зрения план этот был совершенно авантюристическим и вполне безумным.
«Барбаросса» быстро стал достоянием советской разведки. Но в сложившейся для Германии ситуации план выглядел полной авантюрой. И Сталин не без оснований расценил директиву № 21 как грубую британскую дезинформацию, в то время как с середины февраля по июнь 1941 г. немцы перебросили к границам СССР 95 дивизий, включая 15 танковых. План «Барбаросса» начало действий против СССР назначал на 15 мая 1941 г.
Но Сталин готовил СССР к другой войне. 14 октября 1940 г. он окончательно утвердил «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке». Они представляли собой план «упреждающего удара» по немецким войскам в Европе. Оборонительных задач они не ставили. «Соображения об основах развертывания» – действующий документ, на основании которого осуществлялось все военное планирование до 22 июня 1941 г. Самая сильная группировка разворачивалась в Киевском Особом военном округе (КОВО). 25 ноября штаб ЛенВО получил приказ Тимошенко разработать новый подробный план войны против Финляндии («С.З.-20») к 15 февраля 1941 г.
Развитие Вооруженных сил СССР в 1939–1941 гг.
С 23 по 31 декабря в Москве состоялось секретное совещание высшего комсостава РККА. Главным событием стал доклад командующего КОВО генерала армии Г.К. Жукова «Характер современной наступательной операции». Любимый сталинский генерал перечислил условия победного наступления – внезапность, решительное использование танковых соединений и ВВС на всю глубину обороны врага, массированное применение парашютных десантов, тщательная маскировка собственных намерений на стадии подготовки и подавляющее превосходство в силах над обороняющимся и застигнутым врасплох врагом. Прочие выступления тоже были выдержаны в духе «внезапного сокрушительного удара».
2–6 и 8–11 января 1941 г. в Генштабе состоялись две оперативно-стратегические игры на картах. Разыгрывалось широкомасштабное вторжение Красной армии в Европу, отрабатывались глубокие наступательные действия: в первой игре – в Восточной Пруссии (Северо-Западное направление), во второй – в Южной Польше, Венгрии и Румынии (Юго-Западное направление). Юго-Западное направление оказалось намного более перспективным. Генштаб вместо К.А. Мерецкова возглавил Г.К. Жуков. 12 февраля правительство СССР утвердило последний мобилизационный план («Мобплан № 23»), по которому после мобилизации военного времени численность Вооруженных сил СССР должна была составить 8,9 млн человек (более 380 дивизий), при наличии 106,7 тыс. орудий и минометов, 37 тыс. танков, 22,2 тыс. самолетов, 10,7 тыс. бронеавтомобилей.
8 марта Совнарком утвердил постановление о скрытой мобилизации более 900 тыс. военнообязанных под видом «больших учебных сборов». В мае – начале июня в РККА скрытно призвали 805 тыс. человек – 24 % от личного состава мобилизуемых на время войны. Подготовленный к 11 марта новый вариант «Соображений» окончательно предусматривал нанесение главного удара на Юго-Западном направлении. На этом плане стоит четкое указание генерал-лейтенанта Н.Ф. Ватутина «Наступление начать 12.6.». Пометка, которая могла быть сделана им только на основе указаний Жукова, Тимошенко и Сталина.
Однако низкая пропускная способность коммуникаций не позволила уложиться в установленный срок. 15 марта Тимошенко приказал снабдить войска к 1 мая «смертными» медальонами с личными листками учета по требованиям военного времени. С апреля в западных округах началось сосредоточение 247 советских дивизий (более 80 % наличных сил РККА), которые после мобилизации насчитывали бы более 6 млн человек, около 70 тыс. орудий и минометов, более 15 тыс. танков и около 12 тыс. самолетов. В итоге для броска в Европу должна была развернуться самая большая армия в мире. Оборонительные сооружения на старой советской границе были срыты и боевая авиация уже в начале июня 1941 г. была выдвинута на передовые аэродромы у новой границы.
Еще на XVIII съезде партии в 1939 г. начальник политуправления Красной армии Л.З. Мехлис говорил: «В случае возникновения войны Красная армия должна перенести военные действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик». 4 июня Политбюро решило создать 238-ю стрелковую дивизию из лиц, владеющих польским языком, т. е. ядро будущей польской освободительной армии.
Сталин высоко ценил возможность самому выбрать момент начала военных действий. «Соображения» такой даты не содержали и не были формально утвержденным правительством документом. Но они выполнялись на деле: в апреле-июне 1941 г. шло мощное развертывание Красной армии для «упреждающего удара» – при полном отсутствии каких-либо оборонительных мер. В этих условиях единственным «политическим решением», утверждающим план агрессии, должно было стать само фактическое начало войны – внезапное и сокрушительное, так, как это произошло с Финляндией 30 ноября 1939 г. Сталин беспокоился о том, чтобы оно не произошло случайно, по какой-либо непредвиденной причине. Он скрупулезно выполнял требования торгового договора, а НКВД сдал гестапо 800 немецких коммунистов. По торговому договору СССР только с февраля 1940 по февраль 1941 г. поставил Германии 1,4 млн т. зерна, 0,9 млн т. нефти, 0,5 млн т. железной руды, 100 тыс. т. хрома, 2,4 т. платины и прочее. Советские же военные специалисты, получив доступ к немецкой и итальянской военной технике, копировали нужные им конструкции и детали, посещали оборонные заводы. Группа советских морских специалистов попала на крейсере «Принц Евгений» (однотипный предполагалось закупить для СССР) в Северном море под атаку британских самолетов-торпедоносцев.
Чтобы обезопасить себя на Востоке и избежать войны на два фронта, в апреле 1941 г. СССР подписал с Японией договор о нейтралитете в случае нападения на одну из сторон. Этот договор Япония со своей стороны соблюла до конца.
При всей секретности военно-технической подготовки к наступательным действиям, подготовка общественного мнения не могла не быть гласной. И она шла. В воздухе гремели марши: «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов!».
5 мая в Кремле состоялся банкет по случаю выпуска очередного курса командиров, прошедших переподготовку при Военной академии им. М.В. Фрунзе. На банкете присутствовали около 2 тыс. человек. Преподававший в Академии Генштаба комбриг В.Ф. Малышкин записал основные положения речи Сталина, возразившего одному из командиров, предложившему тост за сталинскую миролюбивую политику: «Утверждение, что советское правительство успешно осуществляло мирную политику, является правильным, однако сейчас несвоевременно подчеркивать мирную политику советского правительства. Это значит неправильно ориентировать народ и направлять его мышление по такому пути, которое более не соответствует современному этапу развития. Пришло время объяснить народу, что период мирной политики миновал. Нужно подготовить народ к мысли о необходимости войны, причем наступательной войны. Дальнейшие цели Советского Союза могут быть достигнуты только применением оружия».
13 мая началось выдвижение к западным границам СССР четырех армий (16-й, 19-й, 21-й и 22-й), готовилось выдвижение еще трех (20-й, 24-й и 28-й), которые должны были сосредоточиться к 10 июля. В 1973 г. бывший командующий 19-й армией маршал И.С. Конев признал: «В январе 1941 г. …в связи с новым назначением меня принял Тимошенко… Он сказал: «Мы рассчитываем на Вас. Будете представлять ударную группировку войск в случае необходимости нанесения удара»». 15 мая в Генштабе был составлен последний, переработанный вариант оперативного плана, разработанный в Оперативном управлении под руководством генералов Н.Ф. Ватутина и А.М. Василевского. План предусматривал наступление на Западном (вспомогательном) направлении на Варшаву, а на Юго-Западном (основном) – разгром противника восточнее р. Висла и овладение Краковым. Срок нападения с 12 июня позднее был перенесен, по всей вероятности, на июль 1941 г. Сосредоточение войск проходило в строгом соответствии с планом от 15 мая.
Из-за непредвиденных операций в апреле на Балканах против Югославии и Греции Гитлер перенес начало осуществления плана «Барбаросса» с 15 мая на 22 июня. Позднее потеря целых пяти теплых недель негативно отразится на темпах наступления Вермахта. Фюрер пребывал в эйфории и полном неведении не только по поводу ближайших планов Сталина, но и потенциала РККА. «Когда поднимется Барбаросса, мир затаит дыхание», – заявлял он с гордостью.
Оценка германским командованием сил РККА по состоянию на 11 июня 1941 г.
С февраля 1941 г. Сталин из разных источников получал многочисленные сообщения о подготовке Германией нападения на СССР, включая точные даты вторжения. Полагая невозможным войну рейха на два фронта, он продолжал уверенно считать поступавшие данные дезинформацией, равно как и сведения о том, что к началу июня на границах СССР сосредоточились более 150 дивизий Вермахта. Возможно, ему хотелось верить Гитлеру, объяснявшему своему «союзнику», что дивизии Вермахта в Польше отдыхают перед десантом на Британские острова.
Документ № 41
Сообщение НКГБ СССР И.В. Сталину и В.М. Молотову
17.06.1941
№ 2279/м
17 июня 1941 г.
Сов[ершенно] секретно
Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из Берлина.
Народный комиссар государственной безопасности СССР В. Меркулов
Сообщение из Берлина
Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает:
1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время.
2. В кругах штаба авиации сообщение ТАСС от 6 июня воспринято весьма иронически. Подчеркивают, что это заявление никакого значения иметь не может.
3. Объектами налетов германской авиации в первую очередь явятся: электростанция «Свирь-3», московские заводы, производящие отдельные части к самолетам (электрооборудование, шарикоподшипники, покрышки), а также авторемонтные мастерские.
4. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах.
5. Важные немецкие авиаремонтные мастерские расположены: в Кенигсберге, Гдыне, Грауденц, Бреславле, Мариенбурге. Авиамоторные мастерские Милича в Польше, в Варшаве – Очачи и особо важные в Хейлигенкейль.
Источник, работающий в министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений «будущих округов» оккупированной территории СССР, а именно: для Кавказа назначен Амонн, один из руководящих работников национал-социалистической партии в Дюссельдорфе, для Киева – Бурандт – бывший сотрудник министерства хозяйства, до последнего времени работавший в хозяйственном управлении во Франции, для Москвы – Бургер, руководитель хозяйственной палаты в Штутгарте. Все эти лица зачислены на военную службу и выехали в Дрезден, являющийся сборным пунктом.
Для общего руководства хозяйственным управлением «оккупированных территорий СССР» назначен Шлоттерер – начальник иностранного отдела министерства хозяйства, находящийся пока в Берлине.
В министерстве хозяйства рассказывают, что на собрании хозяйственников, предназначенных для «оккупированной» территории СССР, выступал также Розенберг, который заявил, что «понятие Советский Союз должно быть стерто с географической карты».
Верно:
Начальник 1-го Управления НКГБ Союза СССР Фитин
АП РФ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 415. Л. 50–52. Имеется резолюция: «Т[овари]щу Меркулову. Можете послать ваш «источник» из штаба герм[анской] авиации к еб-ной матери. Это не «источник», а дезинформатор. И.Ст[алин]». Подлинник.
24 мая в Кремле Сталин провел расширенное совещание с представителями командования Красной армии и пяти западных военных округов (Прибалтийского, Западного и Киевского Особых, Ленинградского и Одесского), на котором уточнялись детали планов от 11 марта и 15 мая.
С мая 1941 г. по мере концентрации советских войск в западных приграничных округах, происходившей в обстановке сверхсекретности, Москва все настойчивее требовала от командующих будущими фронтами «ни в коем случае не поддаваться на возможные провокации». В последние довоенные недели, дни и часы эти требования приобрели особо настойчивый и даже нервозный характер. Складывается впечатление, что Сталин располагал какой-то конфиденциальной информацией, которой придавал особое значение, о возможных провокациях на советско-германской границе, способных вызвать преждевременный конфликт с нацистской Германией и сорвать планы по скрытному сосредоточению войск на западе Советского Союза и мобилизации. Но утверждать с абсолютной достоверностью этого нельзя.
К середине июня 41 % складов и баз Красной армии находились на Западе, многие – в 200-километровой приграничной полосе. На открытом воздухе хранились 14,4 тыс. вагонов боеприпасов и 4,3 тыс. вагонов материальной части и вооружения. Генштаб предложил перебросить на Запад еще 100 тыс. тонн горючего. Из глубины страны войска двигались к границам день и ночь. Их развертывание предполагалось завершить к 1 июля. 20 июня Главный военный совет утвердил проект директивы о политработе в войсках, в которой говорилось: «Каждый день и час возможно нападение империалистов на Советский Союз, которое мы должны быть готовы предупредить своими наступательными действиями». Судя по многим косвенным данным (архивы этого времени пока засекречены) превентивные (предупредительные) наступательные действия планировалось начать 12 июля 1941 г.
РККА к обороне не готовилась, обороняться не умела и планами оборонительных действий не располагала. И для армии, и для общества, находившегося под воздействием мощной пропагандистской кампании, война неожиданностью не была – неожиданным стал факт нападения Германии.
Г. Городецкий. Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз. М.: РОССПЭН, 2008.
М.И. Мельтюхов. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу 1939–1941 гг. М., 2002.
A.Weeks. Stalin’s Other War: Soviet Grand Strategy, 1939–1941. Lanham, MD: Rowman and Littlefield, 2002.
Глава 2