История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II — страница 5 из 6

Советско-нацистская война 1941–1945 гг. и Россия

Мнение ответственного редактора:

После выхода в свет первого издания нашей книги совершенно неожиданно для меня обнаружилось, что очень многих читателей смущает термин «советско-нацистская война», примененный в книге. Многие писали, что отказ от привычного термина «Великая Отечественная война советского народа» неправомерен и неправилен по существу. Между тем термин «советско-нацистская война» был принят нами совершенно сознательно и после долгих размышлений. В его пользу говорят несколько доводов.

Во-первых, термин «Великая отечественная война» – не что иное, как идеологема большевицкой пропаганды. Он был впервые использован в июне 1941 г. начальником Главного политического управления и заместителем наркома обороны армейским комиссаром 1-го ранга Львом Захаровичем Мехлисом и в эти же дни в газетной статье («Правда», 23.06.1941) советским академиком, главным богоборцем Емельяном Михайловичем Ярославским (Минеем Израилевичем Губельманом). 3 июля термин «Отечественная война советского народа» повторил в своем радиообращении Сталин. Мы в книге старались не использовать советские идеологемы как научные понятия, а критически анализировать их (см. 4.2.2.). А для этого войну СССР с нацистской Германией надо было назвать нейтрально, как вообще называют войны. Ведь есть же русско-турецкие войны, русско-японская война, советско-польская, советско-финляндская.

Во-вторых, значительная часть немцев была против нацизма и войны, и они отчасти вступали в антигитлеровское сопротивление, а отчасти оказывали пассивное противление, помогая пленным, скрывая евреев и т. д. Даже руководители СССР, Великобритании и США, понимая это, предпочли назвать свой военный союз – антигитлеровской коалицией, а не антигерманской. Значительная часть людей России подобно этому была против советской, большевицкой власти. Часть из них уклонялась от войны на стороне Сталина, часть вступала в армию противника, как некоторые немцы – в армии Союзников, часть – шла в РККА с мыслью, что победа над Гитлером обернется и победой над Сталиным. Именно поэтому мы выбрали термин – советско-нацистская война, а не русско-германская или советско-германская: и народ России, и народ Германии по-разному позиционировал себя в этой страшной войне, которая была на самом деле войной двух антипатриотических сил – нацизма и коммунизма за мировое господство, с использованием, в качестве подручного средства, народов порабощенных ими стран, одураченных тоталитарной идеологией.

Наконец, в-третьих, на мой взгляд, отечество – это в первую очередь люди, соединенные общностью культуры, языка, предков. Это всегда многовековое развитие, постепенное складывание особенного строя мыслей и чувств, часто перерастающего и этнические и конфессиональные границы, но никогда не отменяющего самой национальной и религиозной особенности. На русском языке лучше всего объяснил смысл слова «отечество» Александр Сергеевич Пушкин в своем знаменитом ямбическом наброске:

Два чувства дивно близки нам,

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века

По воле Бога Самого

Самостоянье человека,

Залог величия его.

Любовь к отеческим гробам – это трепетная и любовная память прошлого, своей истории, своей культуры, ее памятников, это – почитание святынь, веры предков, и просто почитание умерших праотцев в каждой семье, поминовение их в молитвах, уход за местами их погребения. Родное пепелище, точнее, пéпелище, это, по определению Владимира Даля, «наследованный от отца или от предков дом, жилище, место, земля». Филолог приводит даже поговорку: «на своем пéпелище и курица бьет». Это – родовой очаг, главная святыня у всех почти народов с незапамятной древности, тот очаг, огонь которого передавал, уходя в лесные монахи, отец сыну еще во времена ведических ариев, как знак верховной власти над домом и родом. Любовь к родному пепелищу, это – внимательное, заботливое отношение к своему родовому имуществу, к тому, что, получив от отцов, ты в сохранности должен передать детям, это – укоренение в родовой хозяйственной жизни. Пушкин назвал два эти чувства, две эти любви – «животворящей святыней».

Нацисты, гитлеровцы были, безусловно, лютыми врагами нашего русского отечества. Максимальное обессиливание славянства, лишение его и исторической памяти, и имуществ входило в цели Гитлера. Русские земли он планировал передать немецким колонистам, памятники культуры уничтожить, культурную часть народа истребить, иных – лишить образования, превратить в рабов, не помнящих своего родства. Так Гитлер, не стесняясь, говорил публично. Но ведь и большевики делали то же самое. Еще в «Коммунистическом манифесте» провозгласили Маркс и Энгельс, что у пролетариев нет отечества, и в захваченной коммунистами России коммунисты попытались сделать такими пролетариями всех ее граждан (см. 2.2.2). Они уничтожили множество людей России, в первую очередь культурную часть общества, они глумились над русской культурой. Тот же Ярославский рассылал директивы изымать и уничтожать произведения Толстого, Достоевского, Владимира Соловьева в библиотеках СССР. Они планомерно уничтожали православную веру и все религии народов России. Они уничтожали память о предках, разрушали кладбища, глумились над мощами прославленных святых, сравнивали с землей лучшие произведения русского архитектурного гения, продавали за границу или уничтожали картины, иконы, произведения прикладного искусства. Лев Мехлис – один из главных виновников уничтожения старой русской армии, искоренения ее традиций, да и лучших кадров РККА в 1937–1938 гг. Емельян Ярославский – религии. В отношении народов России, да и многих народов соседних стран, большевики совершили многочисленные преступления против человечности, признанные сейчас международными авторитетными организациями, в которые входит и РФ. Таким образом, коммунисты-большевики являлись не менее лютыми врагами нашего отечества, чем нацисты. И их преступления продолжались намного дольше, так как они оккупировали почти всю Россию на многие десятилетия, а нацисты – только часть России на два-три года. Нацисты не успели вполне развернуться и претворить все свои страшные планы, а большевики – смогли. Большевики сражались не за отечество, а за мировую революцию, ведь они даже герб свой не изменили – серп и молот на всем земном шаре. Поэтому для большевицкой власти, для Сталина, Берии, тех же мехлисов и ярославских война эта, по сути, не была отечественной, у них вообще не было отечества. Но для миллионов людей России эта война сразу же стала войной за защиту отечества, хотя родного пепелища они были лишены большевиками, а отеческие гроба их были большей частью осквернены. Но они встали на защиту родного дома в надежде, что они не только смогут защитить его от внешних захватчиков, но и возродить поруганное отечество, поборов человеконенавистнический большевицкий сталинский режим. Все чаще сражались они за Россию, а не за Сталина, за свои «три березы», за дедовы погосты, а не за мавзолей с трупом Ленина. Они верили, что после войны распустят колхозы, вернут из заключения и ссылки их близких, дадут свободу честному труду и правдивому слову (см. 4.2.20). Вышло, как известно, иначе. Победив внешних врагов отечества, люди России еще больше были порабощены врагом внутренним – Сталиным и большевиками. Но сражавшиеся за Россию во время этой страшной войны действительно стали героями Великой Отечественной войны, а те, кто порабощали народ, так и остались одной из сторон советско-нацистской распри. Ни по сути, ни по делам, Сталина и его приспешников защитниками отечества никак нельзя назвать. Они – только его губители.

4.2.1. Нападение Германии на СССР. 22 июня 1941 г.

К 22 июня Вермахт в составе групп армий «Север», «Центр», «Юг» и армии «Норвегия» завершил развертывание на западных границах СССР. Для реализации плана «Барбаросса» Гитлер выделил более 70 % всех расчетных дивизий, более 90 % артиллерии и танков, 60 % летных частей и 17 % войск ПВО. Значительную часть сил Люфтваффе связывали в Европе Королевские ВВС Британии. Германию поддерживали Венгрия, Италия, Румыния, Словакия и Финляндия, отказавшаяся от нейтралитета после большевицкой агрессии 1939–1940 гг. На стороне Германии сражался и французский антикоммунистический легион, состоящий из добровольцев неоккупированной немцами южной части Франции. Противостояли им войска Красной армии, находившиеся в стадии интенсивного развертывания и мобилизации в западных военных округах: Ленинградском, Одесском и трех Особых – Прибалтийском, Западном и Киевском.

Соотношение сил на западной границе СССР к 22 июня 1941 г.

На советской стороне был более чем троекратный перевес в бронетехнике. Но войска Красной армии имели не только количественное, но и качественное превосходство. Полторы тысячи лучших в мире советских танков Т-34 и КВ, находившиеся в приграничных округах, составляли более 40 % от всех танковых сил Германии и ее союзников, привлеченных к исполнению плана «Барбаросса». Оправдываясь, что за пять месяцев боев немцы дошли до Москвы, Сталин в своей речи 6 ноября 1941 г., солгал, заявив, что «танков у нас в несколько раз меньше, чем у немцев».

На каждую пару немецких истребителей (преимущественно новых Messerschmidt Bf-109) приходились почти два новых (МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1) и шесть старых (И-16, И-153) истребителей советских моделей. Если в составе Люфтваффе на Востоке насчитывались 2,1 тыс. боеготовых экипажей (в т. ч. 911 летчиков-истребителей), то в ВВС РККА – более 7,2 тыс. экипажей (в т. ч. 3,5 тыс. летчиков-истребителей). Обе стороны имели боевой опыт, полученный в 1937–1940 гг., соответственно, в небе Западной Европы, Испании и Финляндии. Но Люфтваффе до 22 июня понесли огромные потери в летном составе (более 13 тыс. чел.) в Битве за Британию и на иных театрах, столкнувшись с проблемой подготовки кадров.

У немцев было много грузовиков, бронетранспортеров и мотоциклов. Но и Красная армия, даже до американских поставок использовала большое количество грузовиков ГАЗ-ММ и ГАЗ-АА, а также трехтонки ЗИС-5В. А вот средства радио- и телефонной связи были у нее совершенно недостаточными. Преимущество Вермахта заключалось в инициативе и в сосредоточении превосходящих сил на главных направлениях, особенно в полосе группы армий «Центр».

Вечером 21 июня, за семь часов до вторжения немецким солдатам их командиры объявили: «Друзья! Советский Союз намерен 18 июля напасть на наше отечество. Благодаря вождю и его мудрой и дальновидной политике мы не будем дожидаться нападения, а сами перейдем в наступление». Германия нанесла удар первой.

22 июня в 3:15 немецкая авиация атаковала и бомбила Брест, Киев, Минск, Севастополь, другие города. Ударам подверглись 66 из 470 аэродромов. 800 самолетов были повреждены или уничтожены на земле, еще 322 немцы сбили в воздушных боях, потеряв 114 машин. Советские дивизии война застигла врасплох, зачастую в пути. Суровые директивы: «не поддаваться на провокации», тоже сыграли свою роль. Многие командиры сил ПВО не открывали огонь даже по немецким самолетам, уже пересекшим воздушную границу СССР, а пограничные части ждали, когда противник форсирует реки, и не отвечали на его огневую подготовку. Генштаб не имел никаких планов обороны, поэтому в директиве № 2, отданной лишь в 7:15 утра, Сталин, Тимошенко и Жуков приказали изгнать врага с территории СССР. На базе округов возникли фронты – Северо-Западный, Западный и Юго-Западный. Но создать сплошную линию обороны не удалось.

Ставка требовала наступательных операций по предвоенным планам и вечером в войска ушла губительная для них директива № 3. В хаосе и беспорядке Сталин, Жуков и Тимошенко подставляли дивизии и корпуса под набиравшие темп ударные группировки врага, штабы теряли управление и связь, тылы охватил паралич. В большевицком тылу выступили из подполья прибалтийские и украинские повстанцы. Взбунтовались набранные из балтийцев и западных украинцев призывники и резервисты – убивая назначенных к ним командиров и комиссаров, они шли освобождать заключенных в тюрьмы своих старых воинских начальников, полковых священников, своих близких, своих соплеменников, а потом уходили в горы и леса, начиная борьбу на стороне Вермахта.

Особенно критично развивались события в полосе Западного фронта генерала армии Д.Г. Павлова. ВВС фронта потеряли более 500 самолетов, и командующий авиацией генерал-майор И.И. Копец застрелился. К исходу первого дня войны Вермахт прорвался в Прибалтике на глубину 60–80 км, в Белоруссии – на 40–60 км и на Украине – на 10–20 км.

Упредив Красную армию в развертывании и мобилизации, немцы получили возможность бить застигнутого врасплох противника по частям. Однако немцы могли добиться лишь тактического успеха – общее превосходство в силах, средствах, резервах, казалось, позволяло Красной армии парировать удар. Однако летом – осенью 1941 г. РККА потерпела сокрушительный разгром, потеряв за пять месяцев около 18 тыс. самолетов, 25 тыс. танков, более 100 тыс. орудий и минометов. 2,2 млн бойцов и командиров погибли и умерли, 1,2 млн дезертировали, оставшись на оккупированной территории, 3,8 млн попали в плен. Враг овладел Минском, Ригой, Смоленском, Киевом, блокировал Ленинград и вышел к Москве. Стратегический план Красной армии – «Война малой кровью на чужой территории» – оказался мифом.

Главное преимущество Вермахта заключалось в профессионализме кадров и гибком управлении. Немцы сохранили старый генералитет, преемственность со времени Второй Империи офицерского корпуса с высоким уровнем культуры, совершенствовали вековые опыт и традиции. Немецкий солдат был хозяйственным крестьянином-фермером или горожанином – активным, хорошо образованным и инициативным. Безликая масса красноармейцев состояла из забитых и замученных беспросветной жизнью пассивных колхозников. Командиры и генералитет РККА преимущественно происходили из социальных низов старой России, с низким уровнем образования и культуры. Немыслимо, например, чтобы в царской (или в немецкой) армии офицер бил подчиненного ему офицера, а для советских маршалов вроде Жукова, Еременко или Кулика рукоприкладство было обычным делом. Генералы РККА не имели знаний и опыта Первой мировой войны, были несамостоятельными, их поведение строго контролировали партийные органы и особые отделы НКВД. Глубокие пороки большевицкого режима привели Красную армию летом 1941 г. к невиданным в русской истории поражениям.

Историческая справка

Но при всем этом многие части и соединения Красной армии сражались мужественно. Солдаты и офицеры часто являли примеры истинной лихости и подлинного героизма. На третий день войны, 24 июня 1941 г. командир немецкого батальона, форсировавшего пограничный Буг в районе Сокаля, сообщал в штаб: «Гарнизоны в большинстве своем состояли из молодых солдат, принадлежавших к молодежной коммунистической организации и потому сражавшихся особенно фанатично… На капитуляцию гарнизонов русских укреплений не приходится рассчитывать даже в том случае, если все вооружение выведено из строя, а помещения полны дыма… Даже раненые, вынесенные из полностью разрушенных ДОТов, возобновляли борьбу, как только им в руки попадало какое-нибудь оружие. Отдельные русские солдаты, которые были ранены в укреплениях и сочтены мертвыми или смогли уйти, часто занимали через несколько дней уже захваченные ДОТы и возобновляли бой. Были случаи, когда русские солдаты с несколькими ранениями в грудь или сквозными ранениями размером в кулак, потеряв массу крови и не получавшие медицинской помощи, через 10–15 часов вновь брались за оружие». – NARA T314 R1138 frames766–768. Цит. по: А.В. Исаев. Дубно 1941. Величайшее танковое сражение Второй мировой. М.: Яуза; Эксмо, 2009. С. 183–184.

Литература:

1941 год. Уроки и выводы. М., 1992.

М.И. Мельтюхов. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу 1939–1941 гг. М., 2002.

4.2.2. Русское общество и советско-нацистская война в СССР. Отказ от эвакуации населения

В 5.30. утра 22 июня расстроенный посол Германии в СССР граф Вернер фон Шуленбург вручил Молотову ноту, в которой нападение Германии на СССР мотивировалось концентрацией советских войск на восточных границах рейха с тем, «чтобы с тыла атаковать Германию». «Это что, объявление войны?» – спросил Молотов. Граф Шуленбург развел руками. «Чем мы это заслужили?» – растерянно воскликнул сталинский нарком.

Гитлер переиграл Сталина в затянувшемся противостоянии. Сталин не стал обращаться к советскому народу в ситуации неопределенности на фронте, ожидая результатов намеченных контрударов. Поэтому в 12 часов по радио выступил Молотов, охарактеризовавший германское вторжение как «беспримерное в истории цивилизованных народов вероломство». Он закончил свою речь патетически: «Наше дело правое. Враг будет разбит! Победа будет за нами!». В той же тональности 1 сентября 1939 г. закончил свою речь Гитлер, выступая в рейхстаге в связи с началом войны в Польше: «Если наша воля сильна и никакие трудности и страдания не сломят её, то тогда наша воля и наша Германия будут превыше всего!»

Речь Молотова вызвала противоречивые чувства. Население уже многие месяцы ожидало войны, но войны совершенно другой – впервые в истории большевицкого государства ему не принадлежала инициатива начала военных действий. В последующие дни состояние растерянности сменилось легкой паникой – с магазинных прилавков люди сметали соль, спички, крупы и другие товары первой необходимости. В столичных центрах и крупных городах молодежь 1920–1923 гг. рождения осаждала военкоматы. Война должна была «закончиться через месяц», и юноши боялись опоздать на фронт. Из этого призыва почти никто не вернулся. Начавшаяся 23 июня мобилизация, приказ о которой датировался еще 19 июня, проходила с разной результативностью в РСФСР и других республиках.

В те же первые дни войны Сталин и Молотов попытались договориться с Гитлером о прекращении германского вторжения. В записке, составленной по требованию большевицкого руководства, после разбирательства в Президиуме ЦК КПСС 5 августа 1953 г., генерал МГБ Павел Судоплатов сообщил, что 25–27 июня 1941 г. Берия приказал ему провести тайные неофициальные переговоры с послом Болгарии в СССР Иваном Стаменовым. Через Стаменова «советское правительство» в лице Молотова и Сталина предлагало Гитлеру отказаться от продолжения агрессии, обещая в обмен большие территориальные уступки в пользу Германии. Стаменов, по всей видимости, сообщил в Берлин о предложениях Сталина, однако Гитлер остался к ним глух. Второй Брестский мир не получился – быстрый успех на Восточном фронте, казалось, обещал нацистам скорую окончательную победу над большевиками.

Документ

Из записки Павла Судоплатова (август 1953 г.):

«В СОВЕТ МИНИСТРОВ СОЮЗА СССР

Докладываю о следующем известном мне факте.

Через несколько дней после вероломного нападения фашистской Германии на СССР, примерно числа 25–27 июня 1941 года, я был вызван в служебный кабинет бывшего тогда Народного Комиссара Внутренних Дел СССР Берия.

Берия сказал мне, что есть решение Советского правительства, согласно которому необходимо неофициальным путем выяснить, на каких условиях Германия согласится прекратить войну против СССР и приостановит наступление немецко-фашистских войск. Берия объяснил мне, что это решение Советского правительства имеет целью создать условия, позволяющие Советскому правительству сманеврировать и выиграть время для собирания сил. В этой связи Берия приказал мне встретиться с болгарским послом в СССР Стаменовым, который по сведениям НКВД СССР имел связи с немцами и был им хорошо известен.

Берия приказал мне поставить в беседе со Стаменовым четыре вопроса. Вопросы эти Берия перечислял, глядя в свою записную книжку, и они сводились к следующему:

1. Почему Германия, нарушив пакт о ненападении, начала войну против СССР;

2. Что Германию устроило бы, на каких условиях Германия согласна прекратить войну, что нужно для прекращения войны;

3. Устроит ли немцев передача Германии таких советских земель, как Прибалтика, Украина, Бессарабия, Буковина, Карельский перешеек;

4. Если нет, то на какие территории Германия дополнительно претендует.

Берия приказал мне, чтобы разговор со Стаменовым я вел не от имени Советского правительства, а поставил эти вопросы в процессе беседы на тему о создавшейся военной и политической обстановке и выяснил также мнение Стаменова по существу этих четырех вопросов… Берия… строжайше предупредил меня, что об этом поручении Советского правительства я нигде, никому и никогда не должен говорить, иначе я и моя семья будут уничтожены». – См. об этом вопросе: Р.Г. Пихоя. Советский Союз. История власти 1945–1991. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000. С. 109; Стенограмма заседания Президиума ЦК КПСС 5 августа 1953 г. в составе Маленкова, Хрущева, Молотова и Булганина по вопросу о переговорах Судоплатова со Стаменовым // АП РФ. Ф. 4. Оп. 20. Д. 873.

В традициях, свойственных тоталитарным системам, номенклатура ВКП(б) пыталась организовать патриотическое движение, опираясь на вертикаль партийно-политических органов и мощный аппарат принуждения. 2 июля 1941 г. Сталин приказал сформировать 20 дивизий Московской армии народного ополчения (МАНО). Аналогичные дивизии летом 1941 г. формировались в Ленинграде, Кременчуге, Ростове. В части МАНО и ЛАНО, в разной степени вооруженные и снаряженные, вступали и по эмоциональному порыву, и в принудительном порядке – по разнарядке и директивам партийных органов на предприятиях и учреждениях. Немало было интеллигентных людей, которые, еще горя огнем Гражданской войны, мечтали отдать жизнь за мировую революцию, за победу «труда над капиталом». Но очень распространены были и иные настроения. «Иду воевать за Россию, но за четыре буквы (СССР. – Отв. ред.) воевать не буду», – заявил при подаче заявления о добровольном поступлении в армию конструктор Технического отдела завода имени Ф. Энгельса в Ленинграде Рогов (ЦГАИПД СПб. Ф. 2. Оп. 2. Д. 691. Л. 65).

Свидетельство очевидца

Чудом выживший при большевиках двадцатидвухлетний Алексей Арцыбушев так объясняет свои чувства при попытке уклонения от службы в Красной армии в начале войны: «Скоро, скоро я пойму свою судьбу, которая вытащила меня из пекла ада, в которое вверг Русский народ «гений» всех времен и всех народов. Лезть под танки с его именем на устах мне было не суждено. Для меня он никогда не был ни «отцом родным», ни «мудрым», ни «великим», а всегда «кровавым» и «гнусным» от дня рождения моего и до сей минуты. Когда я слышу некие упреки в том, что я не рвался защищать Родину, как многие, мне хочется сказать: моя Родина, которую я безгранично люблю, пока беззащитна, и если настанет время ЕЁ защищать, то я пойду не раздумывая. Защищать же то, что ЕЁ поганит, и того, кто ЕЁ топчет, я не желал и не желаю до сих пор! У нас разные понятия о Родине. Для меня это не поля и луга, не березки, леса и перелески, а душа РОССИИ, оплеванная и изнасилованная, затопленная кровью и закованная в кандалы. И те, кто клал свои жизни, вступая перед боем в родную партию, чтоб умереть коммунистом, с воплем «За Родину, за Сталина!», умирали не за Родину, а за строй, мне глубоко противный и принесший моей Родине страдание и гибель. Проливать свою кровь или отдавать свою жизнь во имя Сталина. Это значило для меня быть соучастником в уничтожении многих миллионов человеческих жизней, начиная с первого дня революции и до наших дней. Поэтому я благодарю свою судьбу и благословляю ее за то, что она спасла меня от этого позора». – А.П. Арцыбушев. Милосердия двери. М., 2001. С. 76.

Свидетельство очевидца

Работая в 1942 г. в теплосети Мосэнерго, 16-летний Георгий Мирский, будущий знаменитый ученый-арабист, увидел среди рабочих совсем не те настроения, которым его учили в школе: «Слесарь нашего района Косюк, родом с Харьковщины, всё время говорил, что советской власти не жить; в конце концов он договорился до того, что за ним пришли и больше его не видели. Такие же настроения были и у части других рабочих, и я не сомневался в том, что, попади эти люди на фронт, они бы сразу перешли к немцам и служили бы полицаями и старостами. Но всё же подавляющее большинство отделяло понятия «советская власть» и «Россия» и искренне радовалось при сообщении об освобождении наших территорий от немецкой оккупации. Это не уменьшало их ненависти к власти. Ни разу за все годы моей рабочей карьеры (т. е. за всё время войны. – Отв. ред.)я не слышал ни от кого хоть одного хорошего слова о советской системе». – Г.И. Мирский. Жизнь в трех эпохах. С. 53–54.

Всего в 1941 г. были сформированы 33 ополченческие дивизии, в основном в столицах. Судьба ополченцев, в массе своей погибших в 1941 г., стала еще одной народной трагедией. После стремительного исчезновения кадровых дивизий мирного времени сталинская власть бросала необученных бойцов, среди которых было много представителей молодой московской и ленинградской интеллигенции, навстречу регулярным соединениям Вермахта.

Однако немало было людей, воспринявших войну с надеждой на освобождение от социально-экономической несвободы, религиозных гонений и колхозного рабства. За двадцать лет нищеты и репрессий большевики надломили моральные устои русской жизни, уничтожив ее духовные основания, растлили народ, приучив его к цинизму, лжи, эгоизму и доносительству. Сотрудничество с врагом не воспринималось как зло – если советская власть учила 20 лет предавать, то ради освобождения от нее следовало предать саму советскую власть. Раскулаченные, репрессированные, расказаченные, их дети, жены, близкие хотели мстить. Верующие мечтали о церковном возрождении. Крестьяне надеялись на роспуск ненавистных колхозов, нацменьшинства – на освобождение «от русского большевизма», а значительная часть интеллигенции – на достойную человека жизнь в свободной России. Все они имели самое смутное понятие о нацизме. Миллионы выработали привычку приспосабливаться к любым условиям и обстоятельствам и в своем выборе руководствовались украинской поговоркой – «Ще гирше, да инче».

24 июня в Москве был создан Совет по эвакуации при СНК СССР в составе Л.М. Кагановича, А.Н. Косыгина, Н.М. Шверника (председатель с 3 июля), Б.М. Шапошникова, С.Н. Круглова, П.С. Попкова, Н.Ф. Дубровина и А.И. Кирпичникова, позднее совет пополнили А.И. Микоян (1-й зам.), Л.П. Берия и М.Г. Первухин. В задачу Совета входила организация эвакуации населения, учреждений, предприятий. Но в первую очередь эвакуировались материальные ценности, а не население. Преимуществами пользовались представители номенклатуры и управленческого аппарата, партийно-советских органов и НКВД, инженерно-технический персонал, квалифицированные рабочие, члены их семей и т. п. Гражданское население вывозилось в третью очередь. 25 декабря Совет был преобразован в Комитет по разгрузке транзитных грузов. Неустроенный быт, частые потери родственников и близких на транспорте, потеря имущества, тяжелый труд на новом месте усугубляли тяготы эвакуации. В 1941 г. из угрожаемых районов органы по эвакуации вывезли на Восток СССР 12 млн человек, а во второй половине 1942 г. – еще несколько сот тысяч беженцев. В оккупации сталинская власть бросила не менее 65 млн граждан, предоставленных собственной участи.

При эвакуации большевиками уничтожались не только военно-промышленные объекты, но и вся инфраструктура – водонапорные башни, электростанции, газовые станции, а также материальные ценности – продовольствие и товарные склады. Население городов обрекалось на голодное существование. Директива СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 г. обязывала «не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего». Так, например, в Орловской области из 30 450 т оставшегося перед отступлением зерна, коммунисты сожгли 25 285 т. В Ставрополе из 4800 т хлеба от огня чудом удалось спасти 2000 т. В Пскове в последний момент перед отступлением расстреляли директора электростанции, предотвратившего ее взрыв. Ужасная судьба постигла многих политзаключенных. В 1941–1942 гг. в тюрьмах и на этапах эвакуации органами НКВД были расстреляны тысячи людей из тюрем и лагерей Львова, Дрогобыча, Станислава, Ковеля, Житомира, Краснодара, Новочеркасска и др. городов. Только к 4 июля 1941 г. по официальным данным чекисты расстреляли при эвакуации 6490 человек. В Пскове 8–9 июля политических сожгли заживо вместе с тюрьмой.

Лишь 3 июля 1941 г., уже после развала Западного фронта и катастрофы под Минском, не дождавшись ответа от Гитлера на свои «мирные предложения», Сталин обратился к населению со знаменитой речью («Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои…»), в которой изложил содержание директивы ЦК партии от 29 июня. Впервые с начала войны русские люди узнали, что значительная часть СССР уже занята неприятелем. Утверждая, что «лучшие дивизии врага» разбиты, советский лидер призвал слушателей защищать родину и «советскую власть», причинившую народу и России столько горя и слез, а, изгнав врага из пределов отечества, отправиться в Европу в освободительный поход: «Целью этой всенародной Отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма». Подражая Императору Александру Благословенному, за 25 лет царствования которого не был казнен ни единый человек в России, кровавый тиран объявил начавшуюся войну «Отечественной», вновь, как и в законе 1936 г., желая соединить свой преступный режим с обесчещенной им родиной. Для этого Сталин даже вспомнил в своей речи славные имена победоносных военачальников исторической России – светлейших князей Михаила Кутузова и Александра Суворова, Великого князя Александра Невского. Церковный стиль обращения – «братья и сестры» – и эти святые для русского сердца, но оплеванные большевиками имена, поразили многих, слушавших из репродукторов июльскую речь Сталина.

Свидетельство очевидца

24 сентября 1941 г., вскоре после начала блокады Ленинграда, поэтесса Ольга Берггольц записывала в дневник:

«День прошел сегодня бесплодно, но так как времени нет, то все равно. Зашла к Ахматовой, она живет у дворника (убитого артснарядом на ул. Желябова) в подвале, в темном-темном уголке прихожей, вонючем таком, совершенно достоевщицком, на досках, находящих друг на друга, – матрасишко, на краю – закутанная в платки, с ввалившимися глазами – Анна Ахматова, муза Плача, гордость русской поэзии – неповторимый, большой сияющий Поэт. Она почти голодает, больная, испуганная. А товарищ Шумилов сидит в Смольном в бронированном удобном бомбоубежище и занимается тем, что даже сейчас, в трагический такой момент, не дает людям вымолвить живого, нужного, как хлеб, слова…

А я должна писать для Европы о том, как героически обороняется Ленинград, мировой центр культуры. Я не могу этого очерка писать, у меня физически опускаются руки.

Она сидит в кромешной тьме, даже читать не может, сидит, как в камере смертников. Плакала… и так хорошо сказала: «Я ненавижу, я ненавижу Гитлера, я ненавижу Сталина, я ненавижу тех, кто кидает бомбы на Ленинград и на Берлин, всех, кто ведет эту войну, позорную, страшную…» О, верно, верно! Единственно правильная агитация была бы – «Братайтесь! Долой Гитлера, Сталина, Черчилля, долой правительства, мы не будем больше воевать, не надо ни Германии, ни России, трудящиеся расселятся, устроятся, не надо ни родин, ни правительств – сами, сами будем жить»… О, ужас! О, какие мы люди несчастные, куда мы зашли, в какой дикий тупик и бред. О, какое бессилие и ужас. Ничего, ничего не могу. Надо было бы самой покончить с собой – это самое честное. Я уже столько налгала, столько наошибалась, что этого ничем не искупить и не исправить. А хотела-то только лучшего. Но закричать «братайтесь» – невозможно. Значит, что же? Надо отбиться от немцев. Надо уничтожить фашизм, надо, чтоб кончилась война, и потом у себя все изменить. Как?.. Надо что-то придумать. Надо перестать писать (лгать, потому что все, что за войну, – ложь)… Надо пойти в госпиталь. Помочь солдату помочиться гораздо полезнее, чем писать ростопчинские афишки. Они, наверное, все же возьмут город. Баррикады на улицах – вздор. Они нужны, чтоб прикрыть отступление Армии. Сталину не жаль нас, не жаль людей. Вожди вообще никогда не думают о людях…» – О. Берггольц. Ольга. Запретный дневник. СПб.: Азбука, 2010. С.70–71.

Литература:

Война Германии против Советского Союза 1941–1945 / Под ред. Р. Рюрупа. Берлин, 1992.

В.А. Пирожкова. Потерянное поколение. СПб., 1998.

4.2.3. Советско-нацистская война и Зарубежье

Как во всем, что касалось политических вопросов связанных с судьбой России, единого мнения в эмиграции по поводу войны между гитлеровской Германией и сталинской Россией не существовало. К тому времени в Европе оставались лишь два сравнительно крупных эмигрантских общества – во Франции и в Югославии, к тому же оккупированных немцами. Во Франции преобладали антинацисткие настроения, все существовавшие до оккупации русские газеты были закрыты, а русские организации запрещены. Ни один сколько-нибудь значительный писатель, церковный или общественный деятель не выступал в поддержку нацистов.

Даже «теоретик» русского национал-социализма «утвержденец» князь Юрий Алексеевич Ширинский-Шихматов, увидев воплощение своих теорий в нацистской Германии, содрогнулся от ужаса и полностью исключил уже с середины 1930-х гг. всю антисемитскую фразеологию из своих речей и писаний. Но христианская принципиальность вела его дальше. После оккупации Франции он просит новые нацистские власти считать его евреем и нашивает на рукав своего пальто шестиконечную желтую звезду. Князь был заключен в концлагерь, где и погиб, забитый сапогами нацистов, за то, что пытался защитить другого заключенного.

Характерно, что для созданного немцами «Комитета помощи русским эмигрантам» во Франции не нашлось никого из русской местной среды, кто бы его возглавил. На эту должность назначили молодого танцора, приехавшего из Германии, Юрия Жеребкова, никому в Париже неизвестного. Провозгласив себя Leiter’ом (вождем), он призвал эмиграцию поддержать немецкую политику, причем, не стараясь на нее влиять, поскольку «то, что произойдет с Россией, и какие государственные формы будут ей нужны, знает только один человек – Фюрер».

Тогда же была создана газета «Парижский вестник». Ее возглавил Генерального штаба полковник Павел Николаевич Богданович, хорошо известный в русской диаспоре, в том числе во Франции, – с конца 1920-х гг. он возглавлял Национальную организацию русских разведчиков (НОРР) – самую крупную детско-юношескую организацию русской эмиграции. С поста редактора «Парижского вестника» Богдановича оккупационные власти вынудили уйти осенью 1943 г. за публикацию патриотической речи власовского генерал-майора В.Ф. Малышкина. В газете печатались из известных писателей и журналистов Иван Шмелев и Илья Сургучев, а также такие видные деятели науки и культуры Русского Зарубежья, как профессор генерал Н.Н. Головин и А.А. Алехин.

Часть статей в «Парижском вестнике» носила пронацистский характер. Одновременно он оставался единственным (кроме берлинского «Нового слова») органом печати на русском языке в Западной Европе, который публиковал многочисленные материалы о русской жизни, в том числе и на оккупированных территориях, а с 1943 – о Власовском движении. С точки зрения органов СД[5] (по состоянию на июнь – июль 1942) «Парижский вестник» был органом печати русской националистической монархической эмиграции, и его рекомендовалось закрыть, а все изданные номера – конфисковать.

Пронемецкие ориентации проявились в Русском Зарубежье особенно в первые месяцы побед немецких армий в России. Наконец-то, полагали некоторые, осуществилась та интервенция, которая может сокрушить большевицкую власть. Были люди, служившие у немцев, кто по необходимости, а кто по симпатиям, были нередкие случаи отъездов в качестве переводчиков в немецкую армию и во французский «антибольшевицкий легион».

Свидетельство очевидца

Писатель Иван Шмелев писал 30 июня 1941 г. из Парижа в письме к своей близкой знакомой Ольге Бредиус-Субботиной: «Я так озарен событием 22.VI, великим подвигом Рыцаря, поднявшего меч на Дьявола. Верю крепко, что крепкие узы братства отныне свяжут оба великих народа. Великие страдания очищают и возносят. Господи, как бьется сердце мое, радостью несказанной». – И.С. Шмелев и О.А. Бердиус-Субботина. Роман в письмах. В 2 т. Т. 1. (1939–1942 гг.) М.:РОССПЭН, 2003. С. 67.

22 июля 1941 г. протоиерей Сергей Булгаков, перенесший за два года до этого тяжелейшую онкологическую операцию гортани, записывал в свой дневник: «Теперь поднялось в жизни столь великое и страшное, что в этом тонет и моя собственная жизнь и мои личные судьбы в лице моих близких и дорогих. Это война мировая, сначала западная, а теперь восточная, в которой взвешиваются судьбы моей родины, кровавый меч заносится над главой Матери. И перед этой бедой и опасностью я чувствую себя – почти всецело – лишь ее сыном, забывая или отвлекаясь или закрываясь от злодеев, захвативших над нею власть. Все равно, я ей могу желать только спасения, победы, одоления, жить ее судьбами, скорбеть ее скорбью, радоваться ее доблести. А дальше приходит и личное: там, в подвергающейся вражьим налетам Москве, друзья и сродники – соотечественники. Но, прежде всего, – мать – Россия. Я чувствую свою непригодность для нее, свое бессилие – будучи полутрупом, зачем я ей нужен, даже лишенный голоса? Но я люблю ее, «принадлежу ей», отдаюсь ей, молюсь о ней, и неужели все это недейственно, нереально? О, нет! Я знаю, что я – Россия, и она во мне, и так быть и жить я хочу. И хотя не пытаюсь гадать, увижу ли я опять свою родину… но знаю всем своим существом, что ныне приходит час ее. И этот великий образ, эта тень становится между мною и вечностью, этим я прикрепляюсь еще здесь, по сю сторону смерти». – Протоиерей Сергий Булгаков. Малая трилогия. М., 2008. С. 568.

Летом 1941 г. в Париже в управлении местного отдела РОВС зарегистрировались 1160 русских офицеров, желавших отправиться на Восточный фронт – в том числе 327 офицеров выказали желание ехать немедленно в строевые части. До июля 1942 г. на Восточный фронт уехал из Парижа 71 русский белый, но затем немцы категорически запретили отправки. С появлением первых известий о Власовском движении весной 1943 г. русская военная эмиграция во Франции проявила к нему интерес, а затем, по мере прибытия с осени 1943 г. восточных батальонов во Францию, – и участие. Особенно горячо поддерживал Власовское движение один из самых крупных русских зарубежных теоретиков, профессор Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Головин, считавший поражение Сталина меньшим злом и объективно оценивавший ограниченные возможности Германии для распространения своего владычества от Ла-Манша до Поволжья (при этом сын генерала Головина служил в органах военно-технической разведки Великобритании).

В кругах, настроенных против немцев, по мере того, как становилось очевидным, что война ведется не одним Сталиным, а всем русским народом, росли патриотические чувства, порой переходившие в просоветские. В пробольшевицкие настроения впал, в том числе, и Николай Бердяев. Те, кто были враждебны нацизму, и вместе с тем сохраняли непримиримость к большевицкому режиму, несмотря на русско-советские победы, были немногочисленны (но все же таковыми были большинство членов РСХД, а из крупных имен – историки Сергей Мельгунов, Антон Карташев, философы Семен Франк, Василий Зеньковский, Иван Ильин, живший в Швейцарии).

Видные общественные деятели, уехавшие после поражения Франции из Европы в Америку, хотя и сочувствовали советским победам, но не разделяли просоветских иллюзий: Георгий Федотов в статьях «Нового Журнала» уже в 1943 г. ставил тревожный вопрос: будут ли эти победы способствовать возврату свободы в России или укреплять коммунистический режим. А писатель Владимир Набоков утверждал в 1944 г.:

Каким бы полотном батальным ни являлась

советская сусальнейшая Русь,

какой бы жалостью душа не наполнялась,

не поклонюсь. Не примирюсь

со всею мерзостью, жестокостью и скукой

немого рабства – нет, о, нет,

еще я духом жив. Еще не сыт разлукой,

увольте, я еще поэт.

Поэт Георгий Иванов даже победу под Сталинградом назвал «злосчастной», поскольку она служит не столько освобождению России, сколько утверждению над ней большевицких «вурдалаков» и «царя в коммунистическом мундире», т. е. Сталина. Но при этом поэт был совершенно чужд и нацистских симпатий. Обе тирании были ему равно отвратительны «эстетически».

Иную картину, чем во Франции, являло собой русское общество в оккупированных немцами славянских странах, в первую очередь в Чехословакии и Югославии. Там сосредоточились, в основном, люди правых и крайне правых ориентаций, как в церковных кругах, так и в гражданских.

По оценке Петра Струве, данной им в письме к Семену Франку от 13 мая 1939 г., вся русская эмиграция в Югославии была «пронизана прогитлеровскими настроениями и идеями… которые я именно для русской эмиграции считаю злейшей отравой».

После прихода немцев в Сербии был назначен во главе «Бюро по делам русских беженцев» генерал М. Скородумов, затем генерал В. Крейтер. Оба они стояли открыто на стороне немцев. В воззвании группы журналистов «22 июня» было представлено как «начало решительного боя нового правопорядка с поработившим Великую Россию большевизмом», как «крестовый поход». На здании бывшего русского посольства в Белграде висел плакат: «Победа Германии – освобождение России». Был арестован, по доносу русского эмигранта, и обвинен в симпатиях к большевизму видный член русской белградской колонии П.Б. Струве.

Митрополит Анастасий (Грибановский), глава Русской Православной Церкви Заграницей, обличал главу англиканской церкви Кентерберийского архиепископа, за то, что он возносит молитвы за победу советских войск. Сам же митрополит Анастасий в письме от имени Синода Русской Зарубежной Церкви уже в 1937 г., когда Югославия была независимой и нейтральной страной, приветствовал Гитлера, как государственного мужа, подающего здоровый пример всей Европе. После оккупации Югославии немцами митрополит Анастасий до самых последних дней войны возносил молитвы за «Вождя народа Германии, власти и воинство ея». Член Зарубежного Синода, архиепископ Гермоген, согласился возглавить автономную хорватскую православную церковь, в то время, когда Хорватское правительство было союзником Гитлера и подвергло сербское население настоящему геноциду.

Свидетельство очевидца

«Опасность быть арестованным в года Протектората была для моего отца довольно реальной, – вспоминал о годах германской оккупации Чехословакии сын философа Н.О. Лосского, искусствовед Борис Лосский. – В настроениях пражской эмигрантской среды стал нагло доминировать дух пораженчества, подхалимства, презрения к стране, оказавшей ей гостеприимство, и ненависти к соотечественникам либерального склада, которых прозвали «белыми жидами»». – Н.О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М., 2008. С. 293.

Отец одного из авторов этой книги в своих, еще не опубликованных полностью воспоминаниях передает внутренние настроения русской эмиграции в Чехословакии в военную пору: «Все русские эмигрантские организации немцами были распущены, но среди нас нашелся один честолюбивый и предприимчивый врач Иван Камышанский, который явился к немцам и заявил, что если они снова откроют Союз русских врачей, но уже граждан протектората, то он поведет его по рельсам, которые будут указаны. Власти на это пошли, и наш Союз снова воскрес. Камышанский был назначен лайтером, то есть руководителем этой организации, и, как оказалось впоследствии, несменяемым. Был создан и так называемый «Совет десяти», председателем которого стал талантливый организатор Федя Чекунов, наш казак. Я попал в число членов этого Совета как представитель врачей, практикующих в чешской провинции. Туда же выбрали и моего друга – кубанца, занозистого Жорку Сеина. На одном из первых же заседаний Камышанский категорически заявил, что мы, русские врачи, должны будем отчислять от своих заработков один-два процента для представительства. Я категорически запротестовал против этого предложения:

– Да на кой черт тебе эти деньги, Иван Тимофеевич? – Как? – удивился председатель. – А на какие деньги я буду ездить в Берлин по делам союза? – А зачем тебе ездить в Берлин? – переспросил я. – С немцами нам не по дороге. На это дело мы не дадим ни кроны!

Камышанский со злобой выкрикнул: – Коллега Келин! Лишаю тебя слова. Ты еще бродишь в тумане Масариковской покойной республики и не осознаешь серьезности происходящих событий!

Меня поддержало большинство врачей, а Камышанский затаил злобу…

Как-то почтальон принес мне повестку для медицинского осмотра в Праге…

И вот мы с Сеиным в огромном зале отеля Палас. Тут было много казаков из всех войск, с Балкан прибыл генерал-лейтенант Абрамов – он когда-то командовал казачьим корпусом в Крыму. В кубанке с газырями прохаживался Кубанский войсковой атаман генерал Науменко. В толпе я заметил командира «Волчьей сотни» Андрея Шкуро – грозу красных тылов. За столом одной из комиссий сидел хорошо нам знакомый инженер Шелест, когда-то живший со мной в «Свободарне». Его произвели в генералы, и он уже был одет в соответствующую форму с погонами, на которых блестел импозантный генеральский зигзаг.

Нам приказали раздеться догола и после тщательного осмотра признали годными нести военную службу.

– Доктор Келин! Вы, конечно, согласны идти в германскую армию бить большевиков? – спросил один из членов комиссии. – Нет! – твердо ответил я. – Но почему? Вы же казак, эмигрант. Сейчас приспело время рассчитаться с той сволочью, которая опоганила Россию! – Нет! Я не хочу ослушаться нашего вождя Адольфа Гитлера. При образовании протектората «Чехия и Моравия» он ясно заявил, что граждане протектората, кто бы они ни были, не подлежат призыву на военную службу. Гитлер дал слово нашему президенту Гахе не трогать никого из нас. Я, как казак, человек дисциплинированный, привык слушаться начальство и не нарушу приказ вождя!

Комиссия опешила. – Но когда же вы пойдете?.. – Когда вождь изменит свое решение, и когда на службу пойдут все граждане протектората! – заключил я.

Разговор был окончен, синим карандашом против моей фамилии написали: «Пойдет по общей мобилизации…»»

По инициативе генерал-майора Михаила Федоровича Скородумова был образован 12 сентября 1941 г. Русский охранный корпус. После ареста немцами Скородумова командование корпусом принял генерал-майора Борис Штейфон – герой Кавказского фронта 1916 г. и Белой борьбы на Юге России. Корпус сражался на стороне немцев и под их стратегическим командованием как против югославских коммунистов Тито, так и против партизан генерала Михайловича, являвшихся вооруженным войском на родине (так наз. четниками) лондонского правительства в изгнании югославского короля Петра (см. 4.2.30). При этом некоторые чины Корпуса пытались сохранить с королевскими партизанами, своими недавними соратниками, дружеские отношения и даже ставили их в известность о намечавшихся карательных операциях германской армии. В известной мере Корпус стал и средством самозащиты – с мая по сентябрь 1941 г. югославские коммунисты убили более 200 русских эмигрантов, включая священников, женщин и детей.

Генерал-майору русской службы Штейфону был присвоен чин генерал-лейтенанта Вермахта. И хотя Штейфон был крещеным евреем, он не погнушался носить военный мундир страны, убивавшей в это время миллионы его соплеменников. Всего через Корпус прошло в 1941–1945 гг. более 17 тыс. человек – 12 тыс. из них были русскими эмигрантами, еще 5 тыс. – русскими выходцами из Румынии (из старообрядческой эмиграции XVII в.) и из Трансистрии (Бессарабии и части Одесской области, вошедших в состав Румынии во второй половине 1941 г.). В рядах Корпуса сражалось против югославских партизан множество представителей русской военной эмиграции на Балканах, многие участники Первой мировой и Гражданской войн, офицеры Русской армии генерала П.Н. Врангеля и их дети. В рядах Русского корпуса в декабре 1941 был вручен последний в русской военной истории Знак отличия Военного ордена – Георгиевский крест IV ст., который получил тяжело раненный в бою с титовцами 17-летний юнкер Сергей Шауб. И с точки зрения немцев, и с точки зрения партизан (титовцев и четников) боевые качества Корпуса были весьма высокими. Лишь очень немногие русские эмигранты пошли в армию генерала Михайловича. Из примерно тысячи командиров бригад партизанской армии Михайловича за 1941–1945 гг., лишь один был сыном русских эмигрантов – майор Преслав Юлинц. Несколько десятков русских, большей частью совершивших побег военнопленных Красной армии, стали рядовыми четниками, но в стотысячной армии генерала Михайловича их участие было совершенно незаметным.

Историческая справка

Преслав Юлинц, (1911–1945) происходит из сербской дворянской семьи из Сегеда, представители которой в течение нескольких поколений (с середины XVIII века) служили в России. Преслав вернулся из России в Югославию вместе с родителями, эмигрировавшими после революции и Гражданской войны. Окончил «нижнюю» школу Военной академии в Белграде в 1932 г. До войны был «капитаном второго класса». С началом войны стал командующим 3-й бригады Топличского корпуса Югославской армии. Успешно командовал бригадой в боях против болгар, немцев и партизан Тито. Сохранились воспоминания о Юлинце как о «капитане, носившем крестьянскую обувь», но при том и «отличном офицере», отличавшемся храбростью и офицерской честью. Был награжден Караджерджевой звездой с мечами четвертой степени. Под своим именем и фамилией описан в романе Ивана Ивановича «Братья Юговичи». Участвовал в операции спасения экипажа первого американского бомбардировщика, сбитого над Сербией 24 января 1944 г. между Плочником и Белополиной, которому угрожало пленение болгарами. Участник сражения под Стопаньей против немцев 13 октября 1944 г. и за храбрость в этом сражении получил чин майора. Возвратился в Югославию летом 1945 г. и сдался коммунистам, поверив провозглашенной ими амнистии, заявляя, что никогда не нарушал правил ведения войны. Однако на судебном процессе, на основании фальсифицированных данных, был осужден к смерти и расстрелян на Конском кладбище в Нише. – «Српски биографски речник», том 4, Матица српска, Нови Сад, 2009. С. 760.

В сербском народе сотрудничество большинства русских эмигрантов с немцами вызывало жгучее возмущение: сербы не могли понять, почему русские люди, которым они дали приют и оказали радушное гостеприимство после поражения Белой борьбы в России, выступили теперь не вместе с сербами против немецких захватчиков, или, хотя бы, не остались дома как мирные обыватели, но, изменив королю Петру, стали союзниками нацистов. За каждого убитого в столкновении с партизанами военнослужащего Русского корпуса (как и других формирований Вермахта) нацисты расстреливали 50 сербских заложников. Достоверно известно о гибели таким образом четырехсот мирных сербских граждан. Виновные или невиновные в коллаборационизме, русские эмигранты воспринимались теперь как предатели и подвергались от партизан жестоким репрессиям.

К приходу Красной армии большинство русских, во главе с митрополитом Анастасием, бежали из Сербии в Германию. Сербы долго не могли простить русским эмигрантам этого предательства в годы тяжких испытаний. Эмигранты-антикоммунисты вспоминали об этом вероломном выборе русских даже в 1980-е гг.

Мнение ответственного редактора:

Нравственно глубоко предосудительный выбор большей части русской эмигрантской общины в Югославии в пользу германских нацистов отчасти может быть объяснен справедливой ненавистью эмигрантов к советскому коммунистическому режиму, погубившему Россию, но не может быть оправдан этим. Ненавидевшие коммунистов, русские военные эмигранты могли бы уйти в королевские партизанские отряды, но почти никто из них не поступил таким образом. Выбор русских эмигрантов имел для Югославии и всех Балкан самые тяжкие и долговременные последствия. Если бы 17 тысяч опытных русских бойцов присоединились к партизанской армии генерала Михайловича, королевские силы наверняка подавили партизан-коммунистов Тито и Югославия была бы освобождена ими, а не коммунистами. Британское правительство, очень возможно, не перенесло бы в 1944 г. свою поддержку с лондонского правительства короля Петра II на коммунистов Тито, если бы королевские партизаны не уступали бы так явно по силе и влиянию титовцам. А поддержка сербами коммунистов во многом объясняется тем, что советская коммунистическая армия сражалась с нацистами и побеждала их, а русские эмигранты монархисты, которым Югославия дала в свое время приют, сражались теперь на стороне Вермахта против сербов. Если бы Югославия была в 1944 г. освобождена партизанами короля Петра, то обстановка на Балканах сложилась бы иначе и, по крайней мере, Югославия осталась бы среди некоммунистических государств, а, возможно, это привело бы и к сохранению монархии в Болгарии и Албании. Как это ни парадоксально, но выбор русских эмигрантов в Югославии в пользу нацистов способствовал утверждению в этом регионе коммунистических тоталитарных режимов почти на полстолетия.

Литература:

Вл. Маевский. Русские в Югославии. Т.2. Взаимоотношения России и Сербии. Нью-Йорк, 1966.

К. М. Александров. Русские солдаты Вермахта. М., 2005.

С.В. Волков, П.Н. Стрелянов (Калабухов). Чины Русского Корпуса. М.: Рейтар, Форма-Т, 2009.

4.2.4. Военные действия в июне – ноябре 1941 г.

Поставленные Гитлером стратегические цели – уничтожение основных сил Красной армии и выход на линию «Архангельск – Астрахань» в Европейской части СССР – далеко не соответствовали оперативным возможностям Вермахта. Противнику, недооценившему силы и возможности сталинской военной машины, не хватало сил для операций по расходящимся направлениям на постоянно увеличивавшемся театре военных действий. Людские и технические ресурсы СССР казались неисчерпаемыми. К 11 июля 1941 г. Красная армия потеряла 11 783 танка. Гитлер обескураженно заявил, что не начал бы кампании, если бы имел представление о количестве танков у Сталина.

Четыре фактора определили исход противостояния: 1) глубина оперативного пространства, на котором велись боевые действия; 2) безграничные людские, технические и сырьевые ресурсы СССР; 3) огромный военно-промышленный потенциал антигитлеровской коалиции; 4) нацистская колониальная политика, восстанавливавшая против оккупантов советское население. Пока перечисленные факторы в совокупности не начали влиять на ситуацию, немцы удерживали стратегическую инициативу.

Инициированные Ставкой 22 июня контрудары (23–25 июня) привели к огромным потерям в людях и технике. 10 июля Ставку возглавил Сталин, ставший 19 июля и наркомом обороны. За счет высокой профессиональной подготовки и оперативного мастерства Вермахт добивался впечатляющих побед, несмотря на абсурдность плана «Барбаросса» и субъективные ошибки немецкого командования. До декабря 1941 г. Вермахт разгромил 16 советских армий и не менее 248 дивизий – 135 стрелковых, мотострелковых и горнострелковых, 14 кавалерийских и горнокавалерийских, 61 танковую, 28 моторизованных и 10 народного ополчения. Безвозвратные потери Красной армии к концу ноября 1941 г. превысили 6 млн чел. (включая 3,8 млн пленных), безвозвратные потери Вермахта на всех театрах военных действий (в т. ч. африканском) за тот же период составили 263 тыс. человек (включая менее 5 тыс. пленных).

На Севере немецкие горные егеря воевали вместе с финнами. 25 июня 487 советских самолетов атаковали Финляндию, на следующий день объявившую СССР войну. Для финнов началась «война-продолжение». Добившись частных успехов, немцы и финны все же ни на одном участке не смогли выйти к Мурманской железной дороге. В сентябре наступление на Мурманск и Заполярье малочисленной немецкой армии «Норвегия» остановил Карельский фронт генерал-лейтенанта В.А. Фролова. В августе на Карельском перешейке Маннергейм вышел на границу 1939 г., блокировал Ленинград с северо-запада, но от участия в штурме, несмотря на уговоры немцев, отказался. Это очень способствовало удержанию города. Финны не бомбили и не обстреливали Ленинград, считая свои цели достигнутыми, хотя в Восточной Карелии они вышли 7 сентября на реку Свирь в районе Лодейного Поля и 1–2 октября взяли Петрозаводск. Союзники понимали неоднозначность положения Финляндии – Великобритания объявила войну Суоми лишь 5 декабря 1941 г., а США сохраняли отношения с Хельсинки до 30 июня 1944 г.

На Северо-Западном направлении маршала К. Ворошилова войска группы армий «Север» генерал-фельдмаршала В. фон Лееба броском форсировали Западную Двину, овладели Латвией, Литвой, Псковщиной и 13 июля начали наступление на Ленинград. Северный фронт генерал-лейтенанта М.М. Попова задержал Лееба на Лужском рубеже почти на месяц, в течение которого немцы заняли Эстонию и осадили Таллинн. На правом крыле немцы захватили Новгород, разбили советские войска под Старой Руссой, а 16-я немецкая армия вышла к Демянску. После преодоления Лужского рубежа 21 августа начались бои в районе Красногвардейска (Гатчины), в 40 км от Ленинграда, для защиты которого 27 августа из части войск Северного фронта был создан Ленинградский фронт (ЛФ) Попова (с 5 сентября комфронта – Ворошилов). 28 августа пал Таллинн. Балтийский флот вице-адмирала В.Ф. Трибуца при переходе в Кронштадт 28–29 августа потерял 13 (из 125) боевых кораблей, 31 (из 54) транспортов. Погибли около 18 тыс. человек.

30 августа немцы заняли Мгу, 8 сентября – Шлиссельбург, отрезав Ленинград по суше от страны. Началась мучительная блокада. 5 сентября Гитлер объявил Ленинград «второстепенным театром». После 9 сентября части 18-й армии и 4-й танковой группы захватили Красногвардейск, Красное Село, Царское Село. Но к 19 сентября Гитлер остановил штурм, забрав у Лееба все танки (7 дивизий) и половину авиации, не хватавших для наступления на Москву. 18-я армия генерал-полковника Г. фон Кюхлера встала в пригородах в 2–5 км от города, фактически окружив войска ЛФ (четыре армии), которым с 10 сентября командовал генерал Жуков.

На Западном направлении Тимошенко группа армий «Центр» генерал-фельдмаршала Ф. фон Бока наступала по линии Минск – Смоленск. Подрезанный на флангах Западный фронт генерала Д.Г. Павлова развалился – 28 июня пал Минск и в «котел» угодили 26 дивизий. Белоруссия была потеряна. К 9 июля фон Бок продвинулся на 450–600 км и вышел на линию Полоцк – Витебск – Орша – Жлобин. 16 июля после упорных боев и контрударов Красной армии он взял Смоленск, окружив три армии, остатки которых прорвались на восток 3–5 августа. В ходе двухмесячного Смоленского сражения (10 июля – 10 сентября) Западный фронт понес огромные потери (более 210 тыс. чел.), но за их счет удалось сбить темп наступления на Москву. Навстречу Боку все время вводились резервы. 13 июля 21-я армия Центрального фронта даже нанесла контрудар, освободила Рогачев и Жлобин и двинулась в общем направлении на Бобруйск. В конце июля ей пришлось отступить, опасаясь фланговых ударов. Особенно отличился 63-й стрелковый корпус комкора Л.Г. Петровского. В жестоких боях под Ярцево (26 июля – 3 августа) отличилась оперативная группа генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского.

Огромный театр военных действий требовал ударов по флангам, но резервов у немцев не было. Поэтому в августе Гитлер, несмотря на протесты Бока, приостановил наступление на Москву – Сталин получил ценную передышку. 8 августа фюрер повернул 25 дивизий (в т. ч. 6 танковых и моторизованных) резко на юг для выхода в глубокий тыл советского Юго-Западного фронта (ЮЗФ). Фон Бок перешел к жесткой обороне. В авантюрных наступательных операциях августа – сентября 1941 г. Ставка не смогла ее прорвать, щедро кладя солдатские жизни и расходуя технику. Особенно кровавыми и бестолковыми стали атаки войск Резервного фронта генерала Жукова под Ельней. Жуков лишь «вытолкнул» из Ельнинского выступа благополучно отступившего противника. Общие потери немцев за 1 августа – 10 сентября составили под Ельней 23,5 тыс. человек, Резервного фронта – 113 тыс. человек. В итоге накануне наступления на Москву советские войска на Западном направлении были истощены и обескровлены.

На Юго-Западном направлении группе армий «Юг» генерал-фельдмаршала Г. фон Рундштедта (949 танков) противостояла превосходящая группировка (4970 танков) Юго-Западного фронта (ЮЗФ) генерал-полковника М.П. Кирпоноса. Сталин назначил маршала Буденного командующим Юго-Западным фронтом. 23–29 июня в районе Луцк – Броды – Ровно разыгралось крупнейшее встречное танковое сражение, в котором участвовали около 2,5 тыс. танков. На неделю удалось приостановить наступление Вермахта, но пять советских механизированных корпусов фактически прекратили существование. Прорвав линию укреплений на старой границе 1939 г., немцы создали угрозу Киеву и 2–8 августа пленили под Уманью в «котле» три армии. Но с ходу взять Киев, который упорно защищала 37-я армия генерал-майора А.А. Власова и киевское ополчение (29 тыс. человек), не удалось. Рундштедт перенес тяжесть усилий далеко на юго-восток, в район Кременчуга. Сталин запретил отвод войск от Киева. 14 сентября в 210 км восточнее Киева, в глубоком тылу Кирпоноса встретились танкисты генералов Э. фон Клейста и Г. Гудериана. В «котел», ликвидированный в конце месяца, попали пять с половиной армий ЮЗФ – около полумиллиона человек. 19 сентября немцы вошли в Киев. Командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос, не желая сдаваться в плен, застрелился. По другим данным, генерал Кирпонос погиб при выходе из окружения. Буденный от командования был отстранен.

Историческая справка

Семен Михайлович Буденный (1883–1973) родился на Дону, происходил из «иногородних» станицы Платовской. Вахмистр Буденный, полный георгиевский кавалер, храбрый, но недалекий рубака, в 1917 г., подобно многим, был прельщен революционными лозунгами и примкнул к красным. Он не был лишен честолюбия, думал о карьере: «Я решил, что лучше быть маршалом в Красной армии, чем офицером в белой». В 1919 г. Буденный вступил в партию большевиков. В годы Гражданской войны командовал 1-й конной армией – ударной силой большевиков. Один из буденовцев, Исаак Бабель, описал нравы своих однополчан в книге «Конармия» (1925). В ней разбой, грабеж, насилие над мирными жителями предстают как привычная повседневность. В бойцах Буденный ценил прежде всего личную преданность себе. Отношения в армии строились по образцу разбойничьей банды, в которой будущий маршал был атаманом. Своей жестокостью войска Буденного удивили даже Сталина, а Ленин не раз был крайне обеспокоен повальным пьянством и разложением в «легендарной» 1-й конной.

Гражданским мужеством Буденный не отличался. В бою с корпусом генерала А.А. Павлова он, вопреки приказу, не прикрыл с флангов дивизии Гая и Азина, и они погибли, не дождавшись помощи. А обвинение пало на Думенко, которого арестовали и отдали под трибунал. В командарме 2-й конной армии – Филиппе Миронове он видел конкурента и сделал все, чтобы убрать его. Позже Буденный проголосовал за вынесение смертного приговора своему бывшему командиру Егорову. Когда в 1937 г. была арестована вторая жена Буденного (которую он привел в дом на второй день после гибели первой жены), Семен Михайлович не стал помогать даже ей. В 1939 г. ее приговорили к 8 годам лагерей. К тому времени она уже стала душевнобольной от пыток.

В 1923 г. Буденному довелось стать «крестным отцом» Чеченской автономной области: надев шапку бухарского эмира, с красной лентой через плечо он приехал в Урус-Мартан и по декрету ВЦИКа объявил Чечню автономной областью.

В 1930–1940-х гг. Буденный стал одним из организаторов массовых репрессий среди военных. В 1937 г. именно он обвинил Тухачевского и некоторых других военачальников в государственной измене, предварительно согласовав свое выступление со Сталиным. Как и Ворошилов, Буденный активно поддерживал Сталина во всех его злодеяниях. Буденный и Ворошилов сблизились неслучайно. Их объединяло то, что оба они были малограмотны и не могли простить военспецам их превосходства в уме и образовании.

К 1941 г. в действующей армии было множество командиров – выдвиженцев Ворошилова и Буденного, их приятелей по 1-й конной, и это сказалось на ходе военных действий. Героем Второй мировой войны Буденный не стал; назначенный было командовать войсками Юго-Западного направления, он скандально провалился, загубив десятки тысяч жизней, и был быстро отставлен; других за подобное расстреливали, но «живую легенду» спасли «революционные заслуги». После войны его как большого любителя лошадей назначили заместителем министра сельского хозяйства. К трем своим юбилеям в 1958, 1963 и 1968 гг. он трижды стал Героем Советского Союза.

На Южном направлении войска Приморской армии генерал-лейтенанта Г.П. Софронова (с 5 октября – генерал-майора И.Е. Петрова) защищали Одессу от румынских войск (5 августа – 16 октября). Успех под Киевом позволил Рундштедту в конце сентября прорваться в Донбасс. В октябре 11-я армия генерал-лейтенанта Э. фон Манштейна ворвалась в Крым и осадила сильно укрепленный Севастополь, защитников которого усилила перевезенная из-под Одессы Приморская армия. В районе Бердянска у Азовского моря 5–10 октября Клейст и Манштейн уничтожили 18-ю армию генерал-лейтенанта А.К. Смирнова. Затем танкисты Клейста овладели Таганрогом, а 21 ноября на пределе сил взяли Ростов-на-Дону. Но уже 28 ноября под давлением свежих советских резервов армий Южного фронта Клейст оставил «ворота в Азию», фронт замер по реке Миус. Оставление немцами Ростова было «первым звонком», свидетельствовавшим о провале авантюрного блицкрига, для которого у Гитлера катастрофически не хватало ресурсов, равно как для удержания растянутого фронта и для оккупированных областей.

3 октября Гитлер позволил себе заявить: «Враг сломлен, и ему уже не удастся вновь подняться на ноги». В те дни это была почти правда. Народ превратился в расходный материал Кремля, который вел за его счет войну на истощение сил и средств противника.

Опять мы отходим, товарищ,

Опять проиграли мы бой,

Кровавое солнце позора

Заходит у нас за спиной.

Мы мертвым глаза не закрыли.

Последнего долга отдать

Мы им не успели, спешили,

Придется так вдовам сказать.

Не правда ль, мы так и расскажем,

Их вдовам и их матерям,

Что бросили их на дороге, зарыть было некогда нам…

писал Константин Симонов и, вспоминая героизм воинов Русской Императорской армии в былых битвах, призывал:

Пусть то безымянное поле,

Где нынче пришлось нам стоять

Вдруг станет той самой твердыней

Которую немцам не взять.

Красная армия, что начинала войну, практически перестала существовать к 1942 году. Начинала складываться новая армия – из резервных частей, пришедших с Дальнего Востока, и новобранцев. Менялся и командный состав – место командиров Гражданской войны заняли новые люди.

Все же и в 1941 г. было немало очагов решительного сопротивления. Как ни старались большевики уничтожить память о славном боевом прошлом Русской армии, где-то в глубине народного сознания оно было живо. В рядах Красной армии стояло еще много боеспособных бывших солдат Великой и даже Русско-японской войн, а у молодых бойцов отцы и деды, как правило, были участниками этих кампаний и в кругу семьи рассказывали правду о них. Да и двадцать лет оголтелой пропаганды и террора все же не могли враз заслонить собой тысячелетнюю историю России. Именно поэтому первые дни войны явили не только примеры бездарности высшего командования, массового разгрома советских армий и миллионных сдач в плен, но и беззаветное мужество и героизм советских солдат, уже с гордостью начинавших называть себя русскими, вне зависимости от их национальной принадлежности. И наиболее ярким примером воинской доблести первых дней войны явилась Брестская крепость.

Историческая справка

Брестская крепость, построенная в 1842 г. русскими военными инженерами, совершенствовалась вместе с развитием боевой техники и к началу войны представляла собой достаточно серьезный укрепрайон. В ее казематах и фортах свободно могли расположиться две дивизии. Первой мужественной защитой Брестской крепости от войск Вермахта в середине сентября 1939 г. руководил бригадный генерал Константин Плисовский – некогда храбрый ахтырский гусар, штабс-ротмистр и офицер Русской Императорской армии. 22 сентября Брестская крепость была передана Вермахтом Красной армии вместе со всеми пленными поляками. Генерал Плисовский был убит органами НКВД в 1940 г., как и тысячи других взятых в плен польских офицеров.

В начале 1941 г., в связи со сталинскими планами войны, основные боевые части были выведены из крепости для подготовки к наступлению. В составе гарнизона остались госпиталь для эвакуации в него раненых и дежурные части полков, ранее там дислоцированных. Полный разгром Красной армии в приграничных сражениях привел к тому, что крепость сразу оказалась окруженной противником, а малочисленность ее защитников предопределила очаговый характер обороны. Крепость штурмовала 45-я немецкая пехотная дивизия. Ее ударные части переправились через реки Буг и Мухавец, ворвались в Центральную цитадель и внезапным ударом овладели бывшей церковью, в которой размещался полковой клуб, завладев, таким образом, стратегическим ключом обороны. Перед атакой немецкой пехоты по Брестской крепости был нанесен мощный бомбовый и артиллерийский удар. После короткого замешательства гарнизон начал сражение с ворвавшимся противником. Оборону цитадели возглавили полковой комиссар Ефим Фомин и капитан Иван Зубачев. По их приказу бойцы 84-го стрелкового полка под командованием комсорга Самвела Матевосяна внезапной штыковой атакой выбили немцев из церкви. Матевосян в этом бою был ранен: немецкий офицер, заколотый им штыком, изрезал ему ножом спину. Самвел неделю участвовал в боях в крепости, получил еще два ранения, попал в плен, осенью 1941 г. бежал из него и партизанил в белорусских лесах. Войну закончил в Берлине, расписавшись на стене Рейхстага.

Упорный бой шел и у восточных, Кобринских ворот крепости. В районе этого укрепления стоял 98-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион под командованием майора Никитина. Под огнем противника большинство боевой техники было уничтожено, погиб и сам командир. Тогда руководство обороной приняли на себя заместитель Никитина по политической части, старший политрук Николай Нестерчук и начальник штаба лейтенант Иван Акимочкин. Выкатив оставшиеся пушки на валы, грамотно расположив пулеметчиков и стрелков, бойцы под руководством доблестных командиров остановили наступление немцев на этом участке обороны.

Ожесточенные бои шли у Холмских и Тереспольских ворот, храбро сражались пограничники 9-й погранзаставы лейтенанта Андрея Митрофановича Кижеватова. Отбивая атаки противника штыковыми ударами, они не давали вражеским автоматчикам прорваться через Тереспольские ворота в центр крепости. Лейтенант Кижеватов сражался со своими бойцами до 3 июля и погиб смертью героя при попытке взрыва моста через Буг. Пограничники отличались хорошей воинской подготовкой, были храбры и инициативны. Так, молодой боец 10-й погранзаставы, расположенной невдалеке от Бреста, Алексей Новиков после гибели своих боевых товарищей выбрал огневую позицию в дупле огромного дуба и три дня расстреливал из пулемета немецкую пехоту, уничтожив десятки врагов. Противник долго не мог понять, откуда ведется огонь. Через три дня у Алексея кончились патроны, на предложение сдаться он ответил отказом и погиб, как герой.

Гарнизон крепости жил надеждой на скорое освобождение из окружения. Несколько раз бойцы и командиры пытались прорваться с боями, но эти попытки заканчивались неудачами. Лишь 26 июня группе лейтенанта Анатолия Виноградова удалось переправиться через Мухавец, уничтожить на валах крепости пулеметные гнезда противника и выйти на южные окраины Бреста. Там его группа приняла свой последний бой, и немногие оставшиеся в живых, в том числе и Анатолий Виноградов, попали в плен. Крепость обстреливалась из крупнокалиберных орудий, авиация сбрасывала на нее 500-килограммовые и тонные бомбы, гарнизон изнывал от жажды, т. к. все подступы к рекам простреливались снайперами, но солдаты и командиры сражались геройски, несмотря на все испытания. Имена героев обороны Центральной цитадели – полкового комиссара Ефима Фомина, капитана Ивана Зубачева, лейтенанта Анатолия Виноградова, рядового Александра Филя и многих других навеки вписаны в славную историю русского оружия. Характерно то, что в составе гарнизона были представители более чем 30 народов, населявших Советский Союз, в том числе и немцы Поволжья. К 1 июля оборона Центральной цитадели была подавлена, но отдельные бойцы и командиры еще долго сражались с врагом. Полковой комиссар Фомин попал в плен и был расстрелян нацистами. Характерна судьба Александра Филя. После освобождения из немецкого концлагеря его допрашивал следователь СМЕРШ. После допроса он попросил Александра подписать протокол. Когда Филь попытался его прочитать, следователь спросил: «Ты что, советской власти не веришь»? «Конечно, верю», – простодушно ответил Филь и моментально оказался на Колыме с ярлыком «власовца».

Геройски сражались в крепости 15-летние мальчики – воспитанники полков – Петр Клыпа и Николай Новиков. Они ходили в разведки, обнаруживали склады боеприпасов, доставляя их бойцам, пробирались за водой под пулями немецких снайперов и даже ходили в штыковые атаки.

Дольше всего продолжалась оборона Восточного форта, которую возглавил командир 44-го стрелкового полка, майор Петр Михайлович Гаврилов. Его начальником штаба стал командир батальона 42-й дивизии капитан Константин Касаткин. Жестокие бои на укреплении велись до начала июля, но после применения тяжелых авиационных бомб немцам удалось захватить и его. Майор Гаврилов в одиночку вел бои с противником до 23 июля, когда совершенно изможденный был захвачен в плен. По приказу немецкого генерала ему были отданы воинские почести, когда Петра Михайловича несли на носилках мимо строя солдат. Майор Гаврилов открыто говорил о возможности превентивного удара со стороны немцев и готовил своих солдат к обороне. На него был написан донос, и разбор его персонального дела должен был состояться 27 июня 1941 г. в Минске. Именно в этот день туда вошла германская армия.

Уже в первые дни войны стала проявляться бессмысленная жестокость нацистов. Взбешенные упорством защитников Кобринских ворот, они расстреляли захваченного в плен лейтенанта Акимочкина, а через несколько дней – его жену и двух маленьких детей. В 1942 г. нацистами была расстреляна семья лейтенанта Кижеватова. Естественно, что очень многих колеблющихся в выборе дальнейшего пути на военных дорогах подобные факты навсегда отталкивали даже от мысли компромисса с гитлеровским режимом. Бои в крепости не утихали еще очень долго. Последний ее безвестный защитник был захвачен в плен в апреле 1942 г.

Символом обороны крепости стали надписи на ее стенах, оставленные сражающимися бойцами. «Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина»! Эта фраза достойна героев обороны Севастополя в годы Крымской войны, Баязета в 1877 г., Порт-Артура в 1904-м, Прасныша и Осовца в годы Великой войны, с которыми защитники Брестской крепости, бесспорно, стоят в одном ряду, являясь их прямыми духовными наследниками.

Отражена была атака на Мурманск из Норвегии, памятны оборона Киева в июле-сентябре, оборона Ленинграда начиная с августа, оборона Одессы в августе-октябре, оборона Севастополя с ноября 1941 по июль 1942 г. Но, несмотря на яркие примеры самоотверженно-мужественной обороны, невероятное количество пленных подчеркивало глубокие нравственно-политические пороки не русских воинов, а режима, пославшего их в бой. Из 11,3 млн бойцов и командиров действующей армии в 1941 г. 3,8 млн оказались в плену, 1,2 млн дезертировали и осели на оккупированных территориях. С 22 июня по 10 октября Особыми отделами и заградотрядами НКВД были задержаны 657 364 военнослужащих, «отставших от частей» – эквивалент численности пяти-шести армий. Из них расстреляли дивизию – 10 201 человека.

Убогость сталинской военной машины оплачивалась бессчетными жизнями бойцов и командиров. Как и во время войны с Финляндией, ответственными за преступления и бездарность руководителей Коммунистической партии и советского государства, становились не только рядовые, но и представители старшего и высшего командно-начальствующего состава. Так, например, по настоянию сталинского любимца армейского комиссара 1-го ранга Л.З. Мехлиса в сентябре 1941 г. на Северо-Западном фронте в воспитательно-назидательных целях перед строем подчиненных были расстреляны генерал-майор артиллерии В.С. Гончаров и командующий 34-й армией генерал-майор К.М. Качанов, несмотря на то, что 34-я армия своими активными действиями 12–25 августа заставила немцев снизить темпы наступления на Ленинград и позволила оборонявшейся стороне выиграть некоторое время. По приказу командующего Западным фронтом генерала армии Г.К. Жукова 22 октября 1941 г. были арестованы и расстреляны перед строем своих бойцов командир 17-й стрелковой дивизии полковник П.С. Козлов и бригадный комиссар С.И. Яковлев. Жуков приказал расстрелять и командира 53-й стрелковой дивизии полковника Н.П. Краснорецкого, но полковник в тот день успел погибнуть в бою, избежав ареста и расстрела. И далее Мехлис и Жуков продолжали воевать привычными методами. 4 ноября 1941 г. в приказе по фронту Жуков объявил о расстреле перед строем подчиненных командира 133-й стрелковой дивизии подполковника А.Г. Герасимова и комиссара Г.Ф. Шабалова.

Количество пленных по немецким источникам (июнь – сентябрь 1941 г.)

Литература:

1941 год. Уроки и выводы. М., 1992.

А.В. Исаев. «Котлы» 1941-го: История ВОВ, которую мы не знали. М., 2006.

Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии 1933–1945. М., 2003.

К. Быков. Киевский «котел». Крупнейшее поражение Красной армии. М., 2007.

Л.Н. Лопуховский. Вяземская катастрофа 41-го года. М., 2006.

П. Карелль. Восточный фронт. Кн. 1. Гитлер идет на Восток, 1941–1943. М., 2003.

С.С. Смирнов. Брестская крепость. М.: Молодая гвардия, 1965.

4.2.5. Московская битва 1941–1942 гг.

За три месяца противник продвинулся вглубь СССР на 800 км на фронте шириной 1650 км. Потеряв драгоценное теплое время на разгром нависавшего на фланге Юго-Западного фронта, лишь 30 сентября – 2 октября Вермахт начал операцию «Тайфун» – генеральное наступление на Москву силами трех полевых и трех танковых армий группы армий «Центр». Войскам Бока (72 дивизии) противостояли соединения Красной армии (95 дивизий, 13 танковых бригад), в значительной степени измотанные и обескровленные в предшествующих частых наступательных операциях.

Соотношение сил к началу операции «Тайфун» (% от числа на Восточном фронте)

Ставка и Генеральный штаб упустили сосредоточение Вермахта и не смогли определить направление его главных ударов. Прорвав ниточку советской обороны, 7 октября танковые клинья Гота и Гепнера встретились в Вязьме, южнее Гудериан замкнул кольцо под Брянском. В огромных «котлах» оказались 13 армий Западного, Резервного и Брянского фронтов – 64 дивизии (из 95 к началу битвы), 11 танковых бригад (из 13), 50 артиллерийских полков (из 62). Из «котла» выбрались лишь остатки 32 дивизий и 13 артполков. К 17 октября три фронта лишились более 1 млн бойцов, из которых более 600 тыс. попали в плен (в т. ч. три командующих армиями – генералы М.Ф. Лукин, Ф.А. Ершаков, С.В. Вишневский). Немецкими трофеями стали 1277 танков, 5378 орудий, 87 самолетов. 10 октября в командование Западным фронтом вступил прибывший из Ленинграда генерал Жуков. Ликвидируя «котлы», немцы задержались на Можайской линии обороны.

15–16 октября в Москве на фоне хаотичной эвакуации вспыхнула паника. С 438 предприятий, учреждений и организаций сбежали 779 руководителей, укравших 1,5 млн рублей и угнавших более 100 автомобилей. Во дворах жгли документы и портреты советских вождей. Сталин колебался, его ждал спецтранспорт на Куйбышев. Но после раздумий он решил остаться в столице. 20 октября в Москве было введено осадное положение – за антигосударственные действия, преступления, разговоры, распространение слухов патрули и сотрудники НКВД расстреливали виновных на месте. На нелегальное положение для работы в оккупации перешли около 800 коммунистов и комсомольцев, кроме того, органы НКВД подготовили 20 разведывательно-диверсионных и подпольных групп (243 человека, в т. ч. 47 кадровых чекистов). В случае прихода немцев центр Москвы – вместе с москвичами – взлетел бы на воздух. На территорию Кремля завезли 4 тонны взрывчатки, во Фрунзенский район – 15 тонн. Минировались здания НКВД и советских органов власти, тюрьмы, академии, дом Правительства, Центральный телеграф, телеграфная станция и почтамт, наркоматы, ГУМ, Даниловский, Дзержинский и Таганский универмаги, гостиницы «Савой», «Ново-Московская», «Селект», «Метрополь», «Националь», десятки заводов и фабрик, Большой театр, храм Василия Блаженного, Елоховский собор и т. д. Всю работу по взрывам в Москве организовывал и курировал зам. начальника 2-го отдела НКВД СССР А.Ф. Пономарев.

Однако к концу октября Вермахт остановился – перед немцами все время возникали спешно сколоченные формирования, техника вязла в грязи, коммуникации растянулись, требовалась перегруппировка сил. Красная армия получила трехнедельную передышку. В последнем донесении из Токио разведгруппа Рихарда Зорге сообщила, что Япония окончательно отказалась от планов войны против СССР и с Востока к Москве устремились резервы. 15 ноября Бок возобновил наступление, особенно жестокие бои шли под Клином и Волоколамском. К 1 декабря немцы прошли более 100 км, взяли Ясную Поляну под Тулой и форсировали канал Москва – Волга в районе Красной Поляны. Немецкие авангардные бронетанковые части почти без пехоты прорвались до 21-го км Ленинградского шоссе, на окраину Химок.

Со второй декады ноября 1941 г. начались холода, к которым немцы не были готовы и понесли серьезные потери обмороженными. Среди жителей Германии и оккупированных стран срочно начался сбор теплой одежды и белья для армии. Вермахт окончательно выдохся, истощил силы и средства, остановившись буквально в чистом поле в 28 км от центра Москвы. Противник в легком обмундировании страдал от сильных морозов, резервов и пополнений не было, техника и оружие отказывали на холоде. СССР жил в состоянии непрерывной мобилизации. В 1941 г. в Красной армии были переформированы или сформированы более 500 (!) соединений, а Вермахт от Бреста до Ростова прошел в неизменном состоянии, исчерпав свои оперативные возможности.

5–6 декабря на выдохшегося и замерзшего противника обрушился контрудар свежих советских войск. Ранним вечером 5 декабря фон Бок доложил: «Сил больше нет». В контрнаступлении 5 декабря 1941 г. – 7 января 1942 г. участвовали 15 армий Калининского, Западного и Северо-Западного фронтов. Особенно отличились войска трех армий: 1-й ударной генерал-лейтенанта В.И. Кузнецова, 16-й – генерал-майора К.К. Рокоссовского и 20-й – генерал-майора А.А. Власова, освободившие Волоколамск, Истру, Клин, Солнечногорск, Яхрому и др. города. К 7 января 1942 г. Вермахт был отброшен от Москвы на 150–250 км, к концу месяца противник оставил всю Московскую область. Однако упорно оборонявшиеся немцы сумели удержать охваченный полукольцом Ржевский выступ, за который до весны 1943 г. Западный фронт вел кровавые и безуспешные бои.

Историческая справка

Под Москвой советские солдаты сражались мужественно. Наиболее известными являются два подвига: Зои Космодемьянской и 28 гвардейцев-панфиловцев. Однако и здесь, желая восславить героизм воинов в пример всей стране, власть, не разбираясь в фактах, лгала без зазрения совести. На Волоколамском шоссе шли жестокие бои, и погибло смертью храбрых много бойцов и командиров. Весть о подвиге солдат-панфиловцев стала известна из статьи корреспондента А. Кривицкого, который на месте подвига не был, а пользовался непроверенными данными и слухами. Поэтому всем 28 панфиловцам звание Героя Советского Союза было присвоено «посмертно». Однако, на проверку, оказалось, что шестеро из них остались живы, причем двое попали в плен, один из которых успел даже послужить в немецкой полиции. Что же касается Зои Космодемьянской, то несчастная девушка стала жертвой безобразного отношения к человеческой жизни сталинского режима и непрофессионализма готовивших ее людей. После краткосрочной подготовки она была с разведгруппой направлена в район Наро-Фоминска с заданием сжечь 10 деревень, в том числе и деревню Петрищево, во исполнение сталинского приказа 0428 от 17 ноября 1941 г. – не оставлять врагу ничего, даже крыши над головой. Что будут в лютые морозы делать жители деревень под открытым небом, власти было безразлично. В состав группы входило 3 человека: командир – 19-летний Борис Крайнов и 18-летние Василий Клубков и Зоя Космодемьянская. Зоя выполнила задачу и подожгла несколько домов, однако Клубков был схвачен немецкими часовыми и на допросе выдал Зою, которую задержал староста деревни, когда она уже шла на встречу с командиром группы. После издевательств и пыток девушка была казнена. Выдавший ее Клубков был завербован немцами и в январе 1942 г. заброшен в расположение частей Красной армии. Заподозривший его Борис Крайнов разоблачил предателя. 16 апреля Клубков был расстрелян. Из его показаний и стала известной правда о гибели девушки. Материалы этого дела были рассекречены после 1991 года. Смерть Зои сталинская пропаганда использовала в своих целях: фотография повешенной «Тани», как назвала себя на допросе Космодемьянская, была опубликована в газетах, девушке посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза, а Сталин издал приказ расстреливать на месте солдат и офицеров 332-го пехотного полка полковника Рюдерера, солдаты которого казнили Зою. О такой же молодой девушке – разведчице Вере Волошиной, пошедшей в составе другой группы и погибшей в тот же самый день в деревне Головково, невдалеке от Петрищево, не было сказано ни единого слова. Выдающийся советский разведчик – диверсант Илья Григорьевич Старинов всю войну боролся с безумием сталинского приказа. По его словам, большей глупости трудно было придумать. Серьезная разведгруппа идет на задание не на один день. Она должна нести с собой боеприпасы, взрывчатку, оружие и продукты питания, которых можно взять максимум на пять дней, ведь разведчик все несет на себе. Дальнейшее пропитание он должен доставать у местных жителей. Кто же и чем будет кормить представителей армии, перед этим все уничтожившей? Именно из-за своей жесткой позиции по принципиальным вопросам И.Г. Старинову так и не присвоили звание Героя Советского Союза, к которому его за годы войны представляли три раза. Его спецоперация по ликвидации в Харькове в ноябре 1941 г. командующего гарнизоном генерала фон Брауна и всего его штаба радиоуправляемой миной по сигналу, поданному из Воронежа, вошла во все учебники по диверсионной подготовке. Заслуженную звезду Героя России он получил к своему 100-летнему юбилею в 2000 г.

Защита столицы и успешное контрнаступление Красной армии имели не только военно-политическое и моральное значение. «Блицкриг» провалился окончательно, на Востоке началась затяжная война, для которой у Германии не было ни ресурсов, ни достаточных сил. Но соотношение понесенных потерь ясно указывало на ту цену, которую готова была платить сталинская власть ради достижения победы и насаждения коммунистической администрации в Восточной Европе.

Потери в Московской битве 1941–1942 гг. (2 октября 1941 – 7 января 1942)

Литература:

Лубянка в дни битвы за Москву: Сб. документов. М., 2002.

В. Хаупт. Сражения группы армий «Центр». М., 2006.

Л.Н. Лопуховский. Вяземская катастрофа 41-го года. М., 2006.

М.Ю. Мягков. Вермахт у ворот Москвы. М., 2005.

4.2.6. Трагедия Ленинграда, 1941–1942 гг.

Фактически блокада Ленинграда началась 30 августа 1941 г., когда противник захватил Мгу и перерезал последнюю железную дорогу, связывавшую страну с городом. С 4 сентября велись его систематические артобстрелы, достигшие особой интенсивности летом 1943 г. 8 сентября 1941 г. немцы овладели Шлиссельбургом на южном берегу Ладожского озера. Отныне сообщение стало возможным лишь по воздуху или через Ладожское озеро по линии Ваганово – Кобона (западнее Волхова) и др. В тот же день состоялись два первых массированных налета Люфтваффе на Ленинград – противник сбросил более 6,3 тыс. бомб, возникли около 180 очагов пожаров, сгорели знаменитые Бадаевские склады с большими запасами сахара, масла и других продтоваров. В сентябре город бомбили 23 раза, в октябре – 39. За время блокады жертвами бомбежек и артобстрелов стали более 35 тыс. ленинградцев.

Без танков и с ослабленными силами авиации фон Лееб в октябре – ноябре 1941 г. еще пытался пробиться вдоль побережья Ладоги, выйти на Свирь и, соединившись с финнами, полностью заблокировать Ленинград. 8 ноября противник занял Тихвин, угрожая Волховской ГЭС, но на этом исчерпал собственные возможности. Через месяц войска 4-й армии, которыми командовал освобожденный из НКВД после жестоких пыток генерал армии К.А. Мерецков, вернули Тихвин. Но, несмотря на перевес в силах, особенно в танках, командование Ленинградского фронта (генерал-майор И.И. Федюнинский, затем – генерал-лейтенант М.С. Хозин) не смогло преодолеть полевую оборону Вермахта. Начались перманентные попытки прорвать блокаду, во время которых умело оборонявшийся противник, методично перемалывал атакующие советские части и соединения, несшие огромные потери.

Особенно страшной, сравнимой лишь с бойней под Ржевом, стала мясорубка под полустанком Погостье (юго-восточнее Мги). Здесь в лобовых и безуспешных атаках командующий 54-й армией генерал Федюнинский с декабря 1941 г. по апрель 1942 г. методично укладывал в болота личный состав целых дивизий. Всего у Погостья погибло более 60 тысяч человек, а оборонял полустанок немецкий полк, численностью около 2000 солдат. Один из немецких пулеметчиков сошел с ума от того, что вынужден был убить столько людей. Русская армия в сражении под Бородино в 1812 г. потеряла меньше солдат, чем пало у безвестного полустанка.

Медленно умиравшим от голода и холода жителям Ленинграда, города, в котором родилась большевицкая революция, пришлось испытать неописуемые страдания. С началом блокады ленинградцы были предоставлены сами себе. В начале сентября 1941 г. по приказу Сталина партийно-военное руководство во главе с А.А. Ждановым и К.Е. Ворошиловым готовили взрыв предприятий, мостов, важнейших объектов и почти всего центра на случай вступления в Ленинград противника. Возможные массовые жертвы среди гражданского населения (около 2,5 млн на сентябрь 1941 г.) никого из них не беспокоили. Отвечал за «спецмероприятия» прибывший 13 сентября в Ленинград замнаркома внутренних дел комиссар госбезопасности 3-го ранга В.Н. Меркулов. В конце октября – начале ноября Сталин еще требовал от Жданова и Хозина пожертвовать частью войск, но прорваться любой ценой на восток, бросив город и население.

После стабилизации фронта население превратилось в заложника высшей партноменклатуры ВКП(б) и органов НКВД, расплачивавшихся жизнями и страданиями ленинградцев за собственную военно-политическую несостоятельность. Еще в первые недели войны Жданов просил Москву не направлять в Ленинград эшелоны и транспорты с эвакуируемым продовольствием и не создавать продовольственных излишков. Голод в Ленинграде начался уже в ноябре 1941 г., 9 ноября Москва приняла решение о доставке продовольствия в Ленинград. 22 ноября успешно выдержала испытания знаменитая «дорога жизни» – ледовая автомобильная трасса через Ладожское озеро, сыгравшая важную роль в снабжении и эвакуации жителей вымиравшего города.

Нормы довольствия по карточкам неуклонно снижались вплоть до декабря 1941 г. С 20 ноября по 24 декабря ленинградцы получали в сутки «хлеба» с эрзац-добавками: 250 гр. – рабочие, 125 гр. – служащие, иждивенцы и дети. 25 декабря нормы повысили до 350 и 200 гр., а 24 января 1942 г. – до 400 гр. (рабочие), 300 гр. (служащие), 250 гр. (иждивенцы и дети). Но и эти, повышенные нормы, не обеспечивали выживания людей. В первые месяцы блокады органы НКВД еще фиксировали частые случаи антисоветских и антисталинских высказываний, распространения листовок, но уже зимой 1941/1942 г. доминирующим состоянием населения стали апатия и мысли о еде. Ленинград превратился в огромное кладбище. С ноября 1941 г. по декабрь 1942 г. органы НКВД за людоедство и употребление человеческого мяса задержали 2136 ленинградцев, более половины из которых расстреляли. Не было ни топлива, ни транспорта. От голода, холода и обстрела ежемесячно умирало более 100 тыс. жителей.

Свидетельство очевидца

Пережившая молодой девушкой блокаду в пригороде Ленинграда – Кронштадте, выжившая одна во всем доме, будущая великая русская певица Галина Вишневская вспоминала: «Время было страшное и нравственно выживали те, в ком не был побежден дух. Люди умирали прямо на улицах и так лежали по нескольку дней. Часто можно было увидеть трупы с вырезанными ягодицами. Бывало, что если в семье кто-нибудь умирал, оставшиеся в живых старались как можно дольше его не хоронить, не заявлять о его смерти, чтобы получать на умершего хлебную карточку. Матери лежали в постели с мертвыми детьми, чтобы получить еще хоть крошку хлеба, пока не умирали сами. Так и оставались замерзшие покойники в квартирах до весны… К весне боялись эпидемий. Ездили собирать мертвецов по квартирам. Для этого был организован специальный отряд из женщин – им выдавали специальный паек за тяжелую работу. Работали они ночью. Выволокут промороженного мертвеца из квартиры на улицу, возьмут за руки, за ноги, раскачают – раз, два, три! – и бросают в грузовик. Звенит, как обледеневшее бревно». – Галина Вишневская. Галина. История жизни. С. 34, 38.

К лету положение улучшилось, появились овощи с огородов, разбитых в парках и на пустырях, а по дну Ладожского озера был проложен трубопровод для нефтепродуктов и электрический кабель с Волховской ГЭС. Ее советские войска хотя и минировали, но (в отличие от Днепровской ГЭС) не взорвали. В то же время в декабре 1941 г. ответственные работники партийно-советских органов и госбезопасности получали копченую колбасу, мясные консервы, икру, шоколад и другие деликатесы. В городе сложилась строгая иерархия продовольственного снабжения, на нижней ступени которой оказалось огромное большинство населения. На черном рынке не прекращалась торговля антиквариатом и произведениями искусства императорской России, в обороте крутились миллионы рублей и килограммы золота, а на обысках у спекулянтов продовольствие изымалось тоннами. Трагедия сплеталась с мародерством, подлостью и человеческим отчаянием. Всего за 900 дней блокады погибло более 850 тыс. ленинградцев. Около 1400 тыс. удалось эвакуировать, но многие из них от истощения скончались. В декабре 1943 г. в городе оставалось всего около 560 тыс. жителей из 2 812 134 по состоянию на 22 июня 1941 г.

После войны власть, чтобы избежать ответственности за судьбу сотен тысяч погибших, превратила страдания ленинградцев в объект ежегодного помпезного поклонения и возвеличивания, позволяющих до сих пор игнорировать проблему ответственности компартии за блокаду Ленинграда и ее последствия. На самом деле подвиг выживших немногих ленинградцев заключался в ежедневной неравной борьбе со смертью, в битве за спасение своей жизни и жизни близких людей – и в этих негромких сражениях советско-нацистской войны было немало и милосердия, и доброты и огромного личного мужества, всю глубину и силу которых, нам, не пережившим блокадного ужаса, трудно представить.

Несмотря на полное разложение власти, доблестно сражались советские бойцы и командиры на всех участках Ленинградского фронта и именно они, ценой невообразимых жертв отстояли город. Поэт Павел Шубин в строках «Волховской застольной» воспел мужество защитников Ленинграда намного лучше, нежели советская пропаганда.

Редко, друзья, нам встречаться приходится,

Но уж, когда довелось,

Вспомним, что было, и выпьем, как водится,

Как на Руси повелось!

Выпьем за тех, кто неделями долгими

В мерзлых лежал блиндажах,

Бился на Ладоге, дрался на Волхове,

Не отступал ни на шаг.

Выпьем за тех, кто командовал ротами,

Кто умирал на снегу,

Кто в Ленинград пробирался болотами,

Горло сжимая врагу.

Будут навеки в преданьях прославлены

Под пулеметной пургой

Наши штыки на высотах Сенявина,

Наши полки подо Мгой.

Пусть вместе с нами семья Ленинградская

Рядом сидит у стола.

Вспомним, как русская сила солдатская

Немца за Тихвин гнала!

Встанем и чокнемся кружками, стоя, мы —

Братство друзей боевых

Выпьем за мужество павших героями,

Выпьем за встречу живых.

На эти строки композитором И. Любаном была написана музыка. Но сталинский режим приписался не только к подвигу народа, но и к сочиненным песням. Позже к этим строкам был добавлен куплет со словами: «Выпьем за родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем», исчезнувший из песни с окончанием правления тирана.

Литература:

Г.А. Князев. Дни великих испытаний. Дневники 1941–1945 годов. СПб.: Наука, 2009.

Н.А. Ломагин. В тисках голода. СПб., 2000.

Н.А. Ломагин. Неизвестная блокада. В 2 т. СПб.; М., 2002.

4.2.7. Эвакуация промышленности на Восток. Создание новой индустриальной базы на Востоке СССР. Тыл

Оправившись от первого потрясения «коварным нападением» вчерашнего союзника, Сталин стал собирать в своих руках все нити военного управления. С мая 1941 г. он уже был председателем Совнаркома, теперь он стал председателем учрежденного 30 июня 1941 г. Государственного Комитета Обороны (ГКО) – высшего органа власти на время войны. Назначив себя с июля 1941 г. наркомом обороны, Сталин стал потом, подобно Гитлеру, и Верховным Главнокомандующим. Он вникал в руководство военными операциями так же детально, как ранее в составление народнохозяйственных планов и расстрельных списков. Членами ГКО были В.М. Молотов, Л.П. Берия, Г.М. Маленков, К.Е. Ворошилов, Н.А. Булганин, Л.М. Каганович, А.И. Микоян и Н.А. Вознесенский. Последний как председатель Госплана отвечал за мобилизацию промышленности. На местах были созданы городские комитеты обороны, возглавляемые первым секретарем парторганизации, с участием военных и чекистов.

Оккупация оторвала от страны в среднем 40 %, а в ряде отраслей и более, производственных возможностей, так что на оставшейся территории троим надо было работать за пятерых. Рабочий день длился 10 или 12 часов, допускались и сверхурочные бесплатные работы по 2–3 часа в день, оборудование на заводах работало круглосуточно. Для работы в промышленности были мобилизованы мужчины в возрасте от 14 до 65 и женщины от 16 до 55 лет. Мобилизации в армию фактически подлежали мужчины от 17 до 50 лет, всего за время войны было призвано 34,4 млн мужчин. С оружием в руках служило 1,2 млн женщин – на самых разных постах: снайперами, летчиками, радистами. Почти поголовная мобилизация мужчин в армию привела к тому, что тыл держался на женщинах. Например, доля женщин среди трактористов поднялась с 4 % до 40 %.

Потеря хлебородных районов Украины в 1941 г. и Северного Кавказа в 1942 г. создали очень трудное продовольственное положение. Распределение продуктов было нормировано и введены разные уровни снабжения. Как и до войны, руководящие работники партии и органов госбезопасности обеспечивались в первую очередь. Затем рабочим 1-й категории (тяжелая промышленность, транспорт) полагалось по карточкам 1,2 кг хлеба в день, рабочим 2-й категории – 500 гр., служащим – 450 гр., членам семей, детям и прочим – 300–400 г. Полагалось также около 2 кг мяса или рыбы в месяц, 100 г жиров, 1,3 кг круп и макарон, 400 г сахара или кондитерских изделий. В последнюю очередь снабжались заключенные и пленные – отсюда исключительно высокая смертность в лагерях во время войны. В таких местах, как Архангельская и Вологодская области и Якутия, люди в 1942 г. и на свободе умирали от голода (около 20 тыс. в Архангельске), не говоря про осажденный Ленинград. Смертность гражданского населения, особенно больных и детей, была повышенной по всей стране. Снабжение по карточкам шло с перебоями, процветали воровство и черный рынок.

Десятки тысяч мирных жителей погибли в Сталинграде, т. к. Сталин запретил эвакуировать город при приближении германских войск, заявив, что «надо прекратить эвакуационные настроения – армия не защищает пустые города». Комиссия Маленкова, прибывшая в город 16 августа 1942 г., подтвердила это распоряжение Сталина. Великая битва на Волге августа 1942 – января 1943 г. стала великой трагедией для множества женщин, стариков, детей. Одна немецкая ковровая бомбардировка 23 августа 1942 г. унесла жизни примерно 70 тыс. мирных жителей Сталинграда, а к тому времени эвакуацию мирного населения города в Заволжье можно было уже завершить. Между тем, ее и не начинали ни для кого, кроме как для семей областной и городской номенклатуры, сотрудников партаппарата и НКВД.

Созданный в довоенные годы Урало-Кузнецкий угольно-металлургический комплекс позволил стране с трудом, но существовать без Донецкого бассейна, хотя производство стали снизилось с 18,3 млн тонн в 1940 до 8,2 млн в 1942 г. Но планы первых пятилеток не во всем были так дальновидны. Более 80 % оборонной промышленности очутилось в зоне военных действий в западных и центральных областях. Потребовалась срочная эвакуация на восток оборонных заводов, прежде всего авиационных и танковых.

Образованный при Совнаркоме Совет по эвакуации руководил вывозом наиболее ценного оборудования на Волгу, на Урал, в Сибирь и Среднюю Азию. Некоторые эвакуированные заводы стали выпускать военную продукцию уже в конце 1941 г. На Урале, где не было даже прокатных станов для танковой брони, выросли три центра танкостроения: на основе тракторного завода в Челябинске («Танкоград»), вагоностроительного в Нижнем Тагиле и Уралмаша в Екатеринбурге (тогда – Свердловске). Все три получили эвакуированное оборудование. Первый выпускал тяжелый танк КВ, а два других – средний танк Т-34. Осваивались новые технологии. Так, ручная сварка танковых корпусов была заменена автоматической. Ввиду катастрофических потерь оружия потребность в продукции уральских и волжских заводов была острой. Уже в декабре 1941 – январе 1942 в СССР стали выпускать 60–70 танков в сутки, и эта цифра росла.

Наркомат авиационной промышленности вывез на восток 118 заводов, главным образом на Волгу, в район Саратова и Самары (тогда Куйбышева). Здесь освоили производство сравнительно простых в сборке первоклассных истребителей Як-9 и Ла-5, бомбардировщика Пе-2, штурмовика Ил-2. Артиллерийское производство также было переведено на восток. При постройке военных заводов на Волге и на Урале широко использовался труд заключенных.

В отличие от танков и самолетов более мелкое оружие и боеприпасы не требовали специальных заводов и часто изготовлялись на гражданских предприятиях. Знаменитые минометы «Катюша» делались на заводах сельскохозяйственного оборудования. Так одновременно с перемещением заводов на восток шла перестройка всей промышленности на военный лад. Этот переход был предусмотрен мобилизационными планами и прошел быстрее и полнее, чем в Германии или Америке: командно-административная система с таким расчетом и создавалась.

Ежегодное производство времен войны отражают такие цифры:

Жизнь танка на фронте была недолгой – около 10 недель. Потому, чтобы обеспечить единовременное наличие 5 тыс. танков на фронте, надо было производить 25 тыс. в год. Выпуск самолетов, как видим, также резко увеличился. Однако производство на импровизированных заводах неквалифицированными рабочими при слабой подготовке летчиков давало себя знать. По данным за 1944 г., огнем противника было сбито 1750 самолетов, а в небоевой обстановке от катастроф погибло 6223 – т. е. в 3,5 раза больше. После войны главный маршал авиации А.А. Новиков был даже осужден за то, что «протаскивал на вооружение заведомо бракованные самолеты». Вина, вероятно, все же не столько его, сколько системы, требовавшей количества любой ценой и не думавшей о жизни летчиков.

Как бы то ни было, нечеловеческими усилиями, на полуголодном пайке, работницы и работники тыла вооруженные силы снабжали. Советские вооруженные силы уже в 1943 г. добились превосходства над немецкими по количеству военной техники; а в 1944–1945 гг. их превосходство стало подавляющим.

Очень тяжким было положение эвакуированных людей в Узбекистане. Очевидец тех событий, советский дипломатический работник Лев Васильев, бежавший от сталинского режима через Иран на Запад, свидетельствует.

Свидетельство очевидца

«Средняя Азия 1943 г. поражала убожеством не только по сравнению с годами НЭПа, но даже по сравнению с началом 30-х гг.

Ташкент и Наманган были забиты беженцами из Центральной России. В одной комнате жило зачастую по две семьи – одна местная и одна – беженская. Больше одной комнаты на семью вообще не имел никто в городе, кроме высшего начальства. В магазинах можно было видеть только пустые полки. Продовольственный паек ограничивался фунтом хлеба на человека в день. Люди голодали и умирали от голода. Старый знакомый врач рассказал, что медицинский персонал буквально валится с ног от переутомления – так много в больницах умирающих от голода. Гибли, главным образом беженцы, прибывшие «неорганизованно», т. е. те, которые приехали сами, а не были эвакуированы с учреждениями или заводами… Но, прибыв на место, эти несчастные не получали ни работы, ни продовольственных карточек, ни крова. Они вповалку спали на площадях и в парках, грязные, обовшивевшие, голодные. Тех, кто от голода уже не мог стать на ноги, подбирали и направляли в больницы». – Л. Васильев. Пути советского империализма. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1954. С. 161–162.

Особенно невыносимым было положение увечных воинов. Солдаты, потерявшие ноги, руки, зрение, получали нищенскую пенсию и вынуждены были просить милостыню, чтобы не умереть с голоду. В народе таких несчастных, ездивших на досках с колесами, прозвали «самоварами». Несчастные инвалиды спивались, и смертность среди них была очень высока.

Свидетельство очевидца

«Один красочный эпизод, виденный мной в кабинете председателя городского совета города Намангана, хорошо характеризует взаимоотношения власти и инвалидов. Председателя Городского совета узбека с русской фамилией – Назарова – я знал еще по прежней работе. Зашел проститься с ним перед отъездом. Не успели мы закурить и начать разговаривать, как в соседней комнате поднялся какой-то шум, затем дверь кабинета широко растворилась, и на пороге появился слепой в военной форме без знаков различия. Слепой, опираясь на палку и ощупывая стену свободной рукой, решительно устремился вперед. Секретарша, худенькая, слабая женщина напрасно тянула его сзади за шинель, – стуча палкой, слепой подошел к столу.

– Что вам угодно? – спросил председатель.

– От голода умираю! – истошным голосом заорал слепой. – Вы что думаете, можно прожить на ваши 150 рублей?

– У меня нет никаких фондов для помощи инвалидам, – сказал Назаров, – я могу только проверить аккуратность выплаты вам пенсии.

– Фондов нет, а умирать за вас, мерзавцев, на фронте есть фонды… крысы тыловые! – Слепой ощупью схватил чернильницу и пустил ее в направлении Назарова. Председатель Горсовета вскочил и, боясь себя выдать каким-нибудь звуком, молча прижался к стене.

Два милиционера, вызванные секретаршей, увели слепца только после того, как он успел снести палкой с письменного стола все лежащие на нем бумаги и предметы. Немудрено, что население, видя подобные сцены, старалось всеми силами уклониться от мобилизации и избежать отправки на фронт. По кишлакам скрывались дезертиры, а на вокзалах разыгрывались трагические сцены». – Л. Васильев. Пути советского империализма. С. 161–162.

Цены на продукты были крайне высоки. При средней зарплате 450–500 рублей в месяц, 150-граммовая лепешка стоила 15 рублей, курица – 300, а пара хороших ботинок – 2500 рублей. Естественно, что все это можно было купить только на рынке, так как магазины по советскому обыкновению были пусты. Так жили советские люди в эвакуации.

Литература:

М.С. Солонин. На мирно спящих аэродромах. М., 2006.

Н.С. Симонов. Военно-промышленный комплекс СССР в 20-е – 50-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. М., 1996.

Т.А. Павлова. Засекреченная трагедия. Гражданское население в Сталинградской битве. Волгоград: Перемена, 2005.

4.2.8. Новый внешнеполитический курс СССР. Присоединение к Атлантической хартии. Ситуация на фронтах Второй мировой войны к середине 1942 г. Проблема «второго фронта»

Нападение Германии на СССР в корне изменило расстановку сил во Второй мировой войне. Вступление в войну против Гитлера Советского Союза с его огромной территорией и людскими ресурсами означало для западных демократий как минимум передышку, а в лучшем случае – коренной поворот в борьбе со странами «оси». Уже в первые дни советско-германской войны Уинстон Черчилль и Франклин Делано Рузвельт, не скрывая своей антипатии к большевизму, заявили о поддержке России и готовности оказать ей военную помощь.

«Я не беру назад ни одного слова, сказанного мною против коммунизма. Коммунизм отличается от нацизма не более, чем Северный полюс отличается от Южного, – объявил Черчилль в парламенте через несколько часов после нападения Германии на СССР. – Но сейчас дело идет не о коммунизме, а о России». Черчилля многие в Великобритании помнили как горячего друга настоящей России, зарекомендовавшего себя таковым еще в годы Белой борьбы, и потому – ярого ненавистника большевизма. К его словам прислушались. Сэр Стаффорд Крипс был незамедлительно послан в Москву для установления рабочих контактов со сталинской администрацией. 12 июля было торжественно подписано советско-английское соглашение о совместных действиях в войне против Германии, по которому обе страны обязались помогать друг другу и не вступать в сепаратные переговоры с противником.

В пресс-конференции 24 июня президент США Рузвельт дал понять, что Америка поддержит военные усилия СССР. На советские денежные фонды, размещенные в США, были сняты запреты, наложенные после агрессии Сталина против Финляндии.

В конце июля в Москву прибыл специальный представитель президента США Г. Гопкинс, что дало сильный импульс советско-американскому сближению. В октябре Соединенные Штаты предоставили СССР заем в размере 30 млрд долларов для приобретения вооружения и снаряжения (около 333 млрд долл. в ценах 2007 г.). Сталинская пропаганда была быстро перестроена в духе новых отношений с Западом: бывшие «поджигатели войны» превратились в новых союзников, а прежняя «империалистическая война» – в освободительную войну «всех свободолюбивых народов» против «фашистской тирании».

14 августа 1941 г. Черчилль и Рузвельт, на борту боевых кораблей британского и американского флотов встретились у берегов Ньюфаундленда. Здесь они подписали Атлантическую хартию, в которой, наряду с призывом к уничтожению нацистской тирании, выдвинули положительные цели разрастающейся войны и послевоенного урегулирования.

Документ

Из Атлантической хартии: «США и Великобритания не стремятся к территориальным или иным приобретениям», «не согласны на территориальные изменения вопреки свободно выраженному желанию заинтересованных народов», «стремятся к восстановлению суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путем», будут стремиться, чтобы «все страны, победители и побежденные, имели равный доступ к торговле и мировым источникам сырья»; после победы над нацизмом, они будут «стремиться к экономическому сотрудничеству всех стран», «свободе мореплавания», установлению мирового порядка, при котором люди будут жить «свободными от страха и нужды». Такой порядок потребует «отказа от применения силы государствами» и «установления надежной системы всеобщей безопасности».

Хартия ставила вопрос о создании Объединенных Наций и оправдывала роль США как «арсенала демократии», взятую ими на себя 11 марта 1941 г. законом о «займе и аренде». Если Хартию читать буквально, она требовала и упразднения коммунистического режима.

Пункт о непризнании территориальных изменений, «не находящихся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов», противоречивший сталинской практике насильственного присоединения соседних территорий, а также то обстоятельство, что СССР не был заранее проинформирован о принятии Хартии, вызвали немалое раздражение в Кремле: «…СССР, – сообщал Молотов советскому послу в Лондоне И. Майскому, – хотят превратить в бесплатное приложение других держав». Но СССР 24 сентября 1941 г. лицемерно принял этот документ, хотя и не без оговорок, оставив за собой право «особого применения» принципов Хартии.

Советская озабоченность территориальными проблемами ярко проявилась во время переговоров с британским министром иностранных дел Э. Иденом, прибывшем в Москву в середине декабря 1941 г. Обсуждался не только проект двустороннего союзнического договора, но и советские предложения о послевоенном устройстве в Европе. Немцы еще стояли в ста километрах от Москвы, а Сталин с Молотовым уже предлагали англичанам договориться о послевоенных границах и сферах влияния. Речь шла о признании границ СССР по состоянию на 1941 г., создании советских военных баз в Румынии и Финляндии, смещении границ Польши на запад, ослаблении и расчленении Германии, а также о существенном усечении территорий ее союзниц – Венгрии, Италии и Болгарии в пользу Польши, Чехословакии, Югославии и Турции. Содержание и даже форма этого плана (по границам предлагалось заключить секретный протокол) напоминали злополучную сделку с Гитлером 1939 г., что говорило об упорном стремлении Кремля нарастить тело большевицкого государства за счет соседних стран.

Однако возможное с Гитлером было неприемлемо для демократической Англии. В ходе переговоров Сталин и Молотов были готовы сократить советские требования до признания границ 1941 г., но Иден, ссылаясь на Атлантическую хартию, отказался решать вопрос о границах до окончания войны и консультаций с вовлеченными государствами (прежде всего – Польшей). Советская сторона, в свою очередь, отказалась подписывать договор о взаимопомощи, продолжая увязывать его с решением вопроса о западных границах.

Поворотным моментом войны стал декабрь 1941 г. Под Москвой 6 декабря началось первое большое контрнаступление Красной армии, а днем позже атака японцев на американский флот в Пёрл-Харборе на Гавайских островах вовлекла США в войну против Японии. Гитлер сделал очередной самоубийственный шаг: чтобы поддержать Японию, он объявил 11 декабря США войну. Несмотря на мартовский закон о ленд-лизе, американскому общественному мнению еще не было ясно, кому надо помогать: Сталину, Гитлеру, или никому из них. Обе фигуры выглядели отвратительно и зловеще. Не следует забывать, что сговор Сталина с Гитлером в августе 1939 г. и последовавшие затем агрессии большевиков против соседних стран оттолкнули от Советского Союза даже многих из его «друзей» на Западе, тем более – убежденных приверженцев христианских и либеральных ценностей. Только инициатива Гитлера бесповоротно склонила решение в сторону, которую отстаивал президент Рузвельт. Но и тогда Сталина предпочитали видеть не союзником (договор, аналогичный британско-советскому, подписан не был) – союз с ним нравственно компрометировал – а лишь «врагом нашего врага». 1 января 1942 г. была подписана декларация Великобритании, США, СССР и еще 23 государств о создании антигитлеровской коалиции.

Американские сухопутные силы были среди мировых держав самыми малочисленными – мощным был флот, – и американцы объявили, что для полноценного участия в большой сухопутной войне им потребуются три года. Этого Сталин не мог понять, а гитлеровская пропаганда подняла за это американцев на смех. Напрасно – через три года, в 1944-м, американцы раздавили своей военной мощью и Японию, и, во многом, Германию.

Спешка Сталина с определением послевоенного устройства Европы объяснялась надеждой на быстрое окончание войны, появившейся в результате успешного контрнаступления Красной армии под Москвой в декабре 1941 г. и успешными действиями британских войск в Северной Африке, где генерал Окинлек вытеснил Роммеля в Ливию и деблокировал крепость Тобрук с британским гарнизоном. Масштаб тихоокеанской катастрофы союзников в декабре-январе был еще не ясен, силы Америки представлялись безграничными, и освобождение Франции в 1942 г. многим казалось реальностью.

Для осуществления своих далеко идущих претензий Сталину надо было спешить. В приказе Верховного Главнокомандующего от 10 января 1942 г. говорилось о необходимости обеспечить «полный разгром нацистских сил в 1942 году». Но к марту предпринятое РККА наступление выдохлось и общая ситуация на фронтах снова стала меняться в пользу стран «оси». На Восточном фронте силы Вермахта готовили стратегическое наступление на Кавказ и Сталинград; на Тихом океане и в Восточной Азии Япония лишила Великобританию ее имперских владений, захватив Гонконг, Бирму, Малайю, американские Филиппины, важнейшую базу – остров Гуам и другие территории, а также Нидерландскую Ост-Индию (Индонезию). 15 февраля пал под ударами японцев «Гибралтар Востока» – мощнейшая британская крепость и военно-морская база Сингапур, 27 февраля в морском сражении в Яванском море японцы разгромили объединенный флот Великобритании и Нидерландов и начали высадку на Яве. В конце марта самолеты японской эскадры адмирала Нагумо, действовавшей в Индийском океане, дотла разбомбили стратегические британские базы на Цейлоне – Коломбо и Тринкомали, разрушили нефтяные терминалы Бомбея. Флот союзников на Тихом океане в декабре 1941 – мае 1942 г. понес громадные потери. Шли бои за перевалы Пактайского хребта между Бирмой и Индией. Японские войска со дня на день могли прорваться в долину Брахмапутры, где их поджидала «пятая колонна» – прояпонское и противобританское освободительное движение индусов. 9 апреля капитулировали американские войска на полуострове Батан на Филиппинах, а на Новой Гвинее, через хребет Оун-Стэнли японские войска спускались к административному центру британской части острова Порт-Морсби. От него открывалась удобная дорога через узкий Торресов пролив в Австралию.

В Северной Африке немецко-итальянские войска под командованием Эрвина Иоганна Роммеля с апреля 1942 г. вновь теснили англичан в Египте. Британцам пришлось отступить почти до дельты Нила. Они закрепились под Эль-Аламейном, но особых надежд на успех не было. Британский флот покинул Александрию и, пока не поздно, ушел через Суэцкий канал в Красное море, главный штаб Британской армии Западной пустыни, расположенный в Каире, жег секретные документы.

К середине 1942 г. еще не начались массированные бомбежки англо-американской авиацией Германии, и германская военная промышленность работала с максимальной интенсивностью, привлекая ресурсы Украины, Донбасса, Майкопскую нефть и колоссальные людские ресурсы – военнопленных и перемещенных лиц со всей Европы. Япония опиралась на все бездонные ресурсы Восточной Азии. Никогда, ни до, ни после 1942 г. военная мощь Германии и Японии не была столь сокрушительной. Поражение союзников летом 1942 г. выглядело достаточно возможным, несмотря на потенциальную мощь СССР, США и Британской Империи.

На переговорах стран «оси» в январе 1942 г. обсуждалась граница «зон преимущественного господства» Японии, Германии и Италии. Россию Япония и Германия согласились разделить по Енисею, а в отношении Индии соглашение так и не было достигнуто. Японцы требовали Индию себе и предлагали провести границу с Германией по Инду. Гитлер желал управлять «арийской» Индией из «арийского» Берлина, а «великой желтой расе» предлагал удовлетвориться границей по реке Брахмапутре. Но это был дележ шкуры еще далеко не убитого медведя.

Третий раз повторялся, и всякий раз поразительно удачно для стран «оси» блицкриг – во Франции в 1940, в России – летом и осенью 1941, на Тихом океане – в первой половине 1942 г. Поразительно удачно, но всякий раз не до конца. Союзница Франции Англия не была разгромлена в 1940 г., Красная армия не капитулировала в 1941-м, англичане и американцы отступили, но не сдались в 1942-м, а, сжав зубы, утроили усилия в борьбе с общим врагом.

Новое ухудшение стратегической ситуации на советско-германском фронте заставляло советское руководство искать более активной военной помощи союзников, прежде всего – в виде открытия второго фронта в Европе, способного оттянуть на себя значительные силы Вермахта. С этой целью в мае 1942 г. состоялась поездка Молотова в Лондон и Вашингтон. Он имел инструкции Сталина добиваться заключения союзного договора с Великобританией и обязательства англо-американцев о скорейшем открытии второго фронта. Переговоры по первому вопросу вновь натолкнулись на упорное нежелание англичан признать послевоенную сферу советского влияния. Молотов рекомендовал Сталину отклонить предложенный англичанами проект договора, назвав его «пустой декларацией, в которой СССР не нуждается».

Сталин смотрел на это уже иначе, сочтя, по всей видимости, что в расширении своей империи сможет добиться большего силой оружия, чем формальными соглашениями: «Там нет вопроса о безопасности границ, – телеграфировал он Молотову, – но это, пожалуй, неплохо, так как у нас остаются руки свободными. Вопрос о границах… будем решать силой». Советско-британский «Договор о союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны» был подписан 26 мая 1942 г. сроком на 20 лет. Его немедленным следствием было то, что трем послам балтийских государств в Лондоне было заявлено в британском МИД, что отныне они исключаются из листа аккредитации. Однако от конкретных обязательств по второму фронту англичане уклонились. Терпя одно поражение за другим, отступая и в Северной Африке и в Океании, и в Бирме, отражая с немалым уроном разрушительные налеты германской авиации на Британские острова, они не могли обещать открыть еще один фронт немедленно.

Британские, американские, голландские солдаты сражались и погибали на многих фронтах, имевших для их стран и для всей мировой битвы не меньшее значение, чем советско-германский фронт. Но люди в России это плохо понимали. Эль-Аламейн, Яванское море, Порт-Морсби, Гуам, Андаманские острова были знакомы только географам и филателистам. Так далеко от России судьбы войны решаться, по убеждению большинства советских граждан, просто не могли. Поэтому обвинения советской пропагандой союзников в «затягивании» открытия второго фронта советские люди встречали с пониманием.

В Вашингтоне Молотову удалось вписать в коммюнике фразу о достижении «полной договоренности в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году», на которую затем с большими оговорками согласились и англичане. Но и Рузвельт, и, особенно, Черчилль рассматривали это обязательство как относительное.

Во время пребывания Молотова в Вашингтоне было также согласовано содержание советско-американского «Соглашения о принципах, применимых к взаимной помощи и ведению войны против агрессии». Подписанное 11 июня 1942 г., оно устанавливало общие правовые принципы оказания военной помощи США Советскому Союзу. Тем самым было завершено международно-правовое оформление союза «большой тройки», хотя союз между столь противоположными социально-политическими системами оставался весьма хрупким. Антибольшевизм сохранял прочные позиции в общественном мнении и государственном аппарате англосаксонских демократий, особенно среди военных и дипломатов. В СССР вынужденное сближение с «классовым противником» создавало немало проблем для советской номенклатуры, озабоченной опасностью «идеологического заражения» и ослабления своего контроля над народом России. Однако пока эти противоречия отступили на второй план в условиях тяжкой совместной борьбы против общего врага.

4.2.9. Помощь и условия новых союзников. Ленд-лиз

В начале октября на трехстороннем совещании в Москве был заключено соглашение о поставках в СССР англо-американской военной техники, материалов и оборудования (так называемый Первый протокол). Поначалу они осуществлялись на платной основе, а с 7 ноября 1941 г. на Советский Союз было распространено действие американского закона о ленд-лизе, позволявшего делать это взаймы, причем последующей оплате (или возврату) подлежала только та часть оборудования, которая уцелеет в ходе войны. Поставки рассчитывались на основе непроверяемых советских запросов и осуществлялись без каких-либо политических условий. Общая стоимость американских поставок по ленд-лизу в СССР за годы войны составила 11 141,4 млн долл. в ценах тех лет. Особенно важными были поставки самолетов (18,7 тыс.) и автомобилей (около 400 тыс.).

Первые поставки из Англии пришли уже в августе 1941 г., первый конвой из США прибыл 4 октября 1941 г. Снабжение шло тремя путями: 1) Через Дальний Восток, главным образом на американских пароходах; по воздуху из Аляски в Сибирь перегнали более 8 тыс. самолетов. 2) На грузовиках через Иран, север которого был занят советскими, а юг британскими войсками. 3) Северными морскими конвоями через Мурманск и Архангельск. Этот путь был самым коротким, но и самым опасным. В 41 конвое плыло 811 транспортов, из которых 115 немецкие подлодки и самолеты потопили.

В числе крупного оружия по ленд-лизу поступили:

Танки (тыс. штук) 12,7

Боевые и транспортные самолеты (тыс. шт.) 22,1

Противотанковые и зенитные орудия (тыс. шт.) 13,0

А также пулеметы и боеприпасы. Танки армия предпочитала отечественные, зато транспортные самолеты «Дуглас» были популярны, как и истребители «Аэрокобра», на которых летал, в частности, известный ас Александр Покрышкин, сбивший 59 самолетов. Грузовики «Студебеккер» использовались не только для транспорта: на них крепились «Катюши». Прибыли, в основном в 1943–1944 гг.:

Грузовики (тыс. штук) 376

Джипы (тыс. штук)  51

Мотоциклы (тыс. штук)  35

Поставки грузовиков в полтора раза превысили советское производство, своих джипов в СССР до 1944 г. было немного. Поставлены были и 11 тыс. железнодорожных вагонов, 2 тыс. локомотивов, 620 тыс. тонн рельс и путеукладчики к ним, а, кроме того, более 500 морских судов. Острой проблемой Красной армии была нехватка средств связи – некоторые виды радиооборудования в СССР вовсе не изготовлялись. Поставки союзников позволили оборудовать радиостанциями 150 дивизий и 9 тыс. самолетов, полевыми телефонами – 330 дивизий. Советские солдаты носили 15 млн пар американской обуви. Несколько примеров того, какой удельный вес имели поставки различных стратегических материалов и предметов даны ниже: по отдельным статьям ввоз удовлетворял от одной трети до двух третей потребностей.

Из продуктов питания поставлялись сухие порошки (яичный, молочный, гороховый) и консервы. Американской тушенкой население питалось до 1947 г. Поставка новых лекарств – сульфаниламидов и пенициллина спасла множество жизней.

Многие советские рабочие чувствовали громадную моральную поддержку, идущую от английских и американских рабочих. Отец одного из авторов книги вспоминал, что, работая на оборонном заводе в Ташкенте, он видел, как вскрывали оборудование, посылавшееся по ленд-лизу, и находили там инструменты, вещи с записками от людей, с пожеланиями победы и т. п. Многие люди запомнили это на всю жизнь, хранили признательность и благодарность к союзникам, несмотря на сдержанность, а потом и враждебность советской пропаганды.

Свидетельство очевидца

«Со второй половины 42-го года питание улучшилось: американцы стали присылать продовольствие, и в столовой «Теплосети» на Ильинке появилась тушенка. Вот что нас спасло тогда – американская тушенка! После баланды и пшенной каши – тушенка, райское блаженство! Её называли «второй фронт»: ведь ни в 42-м, ни в 43-м союзники так и не открыли второй фронт, которого мы все так ждали, – так по крайней мере у нас появился американский провиант. Я чувствовал, что сил у меня прибавляется с каждым днём: хотя я был худой как скелет, на щеках стал появляться румянец…» – вспоминал Георгий Ильич Мирский, в то время 16-летний рабочий московской Теплосети. – Г.И. Мирский. Жизнь в трех эпохах. С. 56–57.

Часть этих поставок – особенно наземного транспорта, самолетов, бензина, порохов и металлов, имела стратегический характер, то есть определяла для СССР возможность вести войну; часть была просто важной для армии и населения. Сталин в июне 1945 г. отметил, что соглашение по ленд-лизу «в значительной степени содействовало успешному завершению войны». В СССР было доставлено 17 млн тонн товаров и оборудования. Кроме того, помощь шла через Красный Крест, через Американско-русский благотворительный комитет и другие организации.

Советское руководство, естественно, приветствовало эту поддержку, тем более что согласно большевицкой логике и морали, демократический Запад вполне мог бы занять позицию выжидания, рассчитанную на взаимное истребление двух враждебных тоталитарных режимов – позицию, которую в 1939–1941 гг. занимал, и желал далее занимать сам Сталин в конфликте между Гитлером и западными демократиями.

8 марта 1943 г. американский посол в Москве адмирал Стэнли выразил разочарование, что американская помощь СССР по ленд-лизу и через Американско-русский комитет не может быть по достоинству оценена русским народом, поскольку правительство СССР очень слабо освещает ее истинные масштабы. После этого советское правительство стало давать намного более полную информацию о помощи союзников в прессе и по радио. Но вскоре после победы об этой помощи на официальном уровне в СССР перестали говорить вовсе, в лучшем случае отговариваясь: «мы за все втрое заплатили своей кровью». Но те, кто отговаривались так, расплатились с союзниками не своей кровью, а кровью народов России.

Свидетельство очевидца

Маршал Жуков в послевоенных беседах с писателем Симоновым объяснял: «Говоря о нашей подготовленности к войне с точки зрения хозяйства, экономики, нельзя замалчивать и такой фактор, как последующая помощь со стороны союзников. Прежде всего, конечно, со стороны американцев, потому что англичане в этом смысле помогали нам минимально. При анализе всех сторон войны это нельзя сбрасывать со счетов. Мы были бы в тяжелом положении без американских порохов, мы не могли бы выпускать такое количество боеприпасов, которое нам было необходимо. Без американских «студебеккеров» нам не на чем было бы таскать нашу артиллерию. Да они в значительной мере вообще обеспечивали наш фронтовой транспорт. Выпуск специальных сталей, необходимых для самых разных нужд войны, был тоже связан с рядом американских поставок». При этом Жуков подчеркивал, что «мы вступили в войну, еще продолжая быть отсталой в промышленном отношении страной по сравнению с Германией». – К.М. Симонов. Глазами человека моего поколения: Размышления об И.В. Сталине. М., 1989. С.354

Достоверность передачи К. Симоновым этих бесед с Жуковым, состоявшихся в 1965–1966 гг., подтверждается высказываниями Жукова, зафиксированными в результате прослушивания органами безопасности в 1963 г.: «Вот сейчас говорят, что союзники никогда нам не помогали… Но ведь нельзя отрицать, что американцы нам гнали столько материалов, без которых мы бы не могли формировать свои резервы и не могли бы продолжать войну… У нас не было взрывчатки, пороха. Не было, чем снаряжать винтовочные патроны. Американцы по-настоящему выручили нас с порохом, взрывчаткой. А сколько они нам гнали листовой стали! Разве мы могли бы быстро наладить производство танков, если бы не американская помощь сталью? А сейчас представляют дело так, что у нас все это было свое в изобилии». – Военные архивы России. М., 1993. Выпуск 1. С. 234.

Литература:

А.В. Голубев, О.С. Поршнева. Образ союзника в сознании российского общества в контексте мировых войн. М.: Новый хронограф, 2011.

Б.В. Соколов. Роль ленд-лиза в советских военных усилиях, 1941–1945 // Тайны Второй мировой. М., 2001.

М.Н. Супрун. Ленд-лиз и северные конвои 1941–1945. М., 1997.

4.2.10. Прибалтика в годы войны

Когда 22 июня 1941 г. началась война между Германией и СССР, Финляндия, в надежде вернуть потерянные в результате советской агрессии территории, примкнула к Германии. Эстония, Латвия, Литва, лишившись государственности, выбора, подобного финскому, не имела. Красная армия была вынуждена уйти из Литвы и Латвии за неделю. Приблизительно полтора месяца длилась стабилизация фронта в Центральной Эстонии. Передышку НКВД использовал для претворения в жизнь доктрины «выжженной земли». На восток вывозилось все, что имело какую-то ценность: станки, сырье, транспортные средства, домашний скот. Выгнаны с насиженных мест были около 25 тыс. человек, еще 33 тыс. были мобилизованы в «строительные батальоны», из которых не менее трети погибли. «Истребительные батальоны» РККА жгли жилища и убили около 2 тыс. мирных жителей в Прибалтике.

23 июня началось восстание в Каунасе. Было создано временное правительство, о чем сообщило каунасское радио. Вдохновленное население стало восстанавливать органы власти в других городах Литвы – Вильнюсе и более мелких, провинциальных. В Латвии и Эстонии сопротивление носило менее организованный характер, однако противодействие Красной армии, акты саботажа и локальные нападения были повсеместными. Местами группы сопротивления захватывали власть в уездах и городах в свои руки.

Но были латыши и эстонцы, которые самоотверженно сражались против немцев на стороне РККА. Так, первым эстонцем, получившим звание Героя Советского Союза, стал политрук Арнольд Мери, возглавивший оборону штаба своего корпуса при отражении немецкого десанта на остров Саарему в июле 1941 г. Немецкие парашютисты после 5-часового боя так и не смогли сломить упорство солдат под его командованием.

Кое-где группы вооруженных литовцев и латышей (бывшие военные, полицейские, избежавшие депортации) кинулись убивать евреев, которых соединяли с большевицкой властью. Избиение евреев началось еще до прихода немецких айнзацкоманд.

Немецкий оккупационный режим не предусматривал восстановления государственной независимости или хотя бы автономии для Прибалтики. Литовское временное правительство было распущено, все вооруженные отряды ликвидированы и разоружены, политическая деятельность – запрещена. Все же большая политическая и военная организованность литовцев помогла им избежать призыва в войска «Ваффен СС» в конце войны, в отличие от Латвии и Эстонии. Был создан «Рейхскомиссариат Остланд», под власть которого подпадала Прибалтика и Белоруссия. На территории бывших государств были созданы органы гражданского управления, напоминавшие марионеточные правительства. В экономике ставилась задача обеспечения немецких войск. Национализированные большевиками предприятия возвращены владельцам не были. Их провозгласили военной добычей Германии, и они были включены в германские государственные монополии. Советская земельная реформа была аннулирована, однако землю их владельцам не вернули. Старые хозяева имели право только ее арендовать. В области культурной политики был введен в качестве государственного языка немецкий, однако пользоваться местным языком не запрещалось.

Мнение ученого:

«Народы Балтии, особенно эстонцы и латыши, переживали вторую германскую оккупацию в 1941–1944 годах еще с большей горечью, чем первую 1915–1918 гг. Они так надеялись на этот раз, что им позволено будет восстановить свою независимость, и они, безусловно, удовлетворились бы какой-то формой ограниченного суверенитета под германским протекторатом, как единственно разумной в тех обстоятельствах возможностью, но Гитлер полностью разрушил все их надежды, отказав им даже в тени (vestige) свободы». – Von Rauch. P. 229.

Советские репрессии сменились немецкими. В оккупированных территориях была развернута деятельность полиции безопасности (зихерхайтсдинст) – СД. Первыми жертвами СД стали активисты-коммунисты. За ними следовали те, кто оказывал сопротивление оккупационным властям. Нередки были случаи, когда, желая наказать красных партизан, сжигали целые деревни, вблизи которых они действовали. В годы оккупации погибло 73 тыс. местного населения, из них больше всего литовцев – 50 тыс.

Особенно жестокие репрессии были направлены против евреев. Многие в Прибалтике полагали, что за ужасы недавней советской оккупации 1940–1941 гг. ответственность несут евреи, которых немало было в руководящем составе большевицкой власти. Евреи в глазах населения ассоциировались с советской властью и НКВД. Люди помнили, что немало евреев начало сотрудничать с советской властью в 1939 г. Так удалось сколотить немногочисленные отряды, участвовавшие вместе с нацистами в расправах над евреями. Евреев укрывали главным образом русские староверы и богобоязненные католические и лютеранские священники. Например, отец одного из авторов книги всю войну кормил еврея, прятавшегося в потаенной комнате кирхи.

В Прибалтике долго не возникало сопротивление немецкой оккупационной власти, так как это считалось бессмысленным. С поражением Германии возрастал шанс победы еще более жестокого коммунистического режима. Прибалтийские народы оказались под колесами двух соперничающих гигантов и ни один не вызывал у большинства ни симпатий, ни сочувствия.

Когда Гитлеру стало ясно, что Вермахт оставит вскоре территорию Эстонии, Латвии и Литвы, он решил преподнести Сталину «подарок». 23 июня 1944 г. главному неофициальному представителю эстонцев при военном германском командовании проф. Я. Улотсу было разрешено создать Национальный эстонский комитет. 20 сентября, с уходом из Таллинна германских войск Улотс был назначен Комитетом временным президентом Эстонский республики. Премьер-министром Улотс назначил в тот же день Отто Тиефа – министра юстиции в последнем докоммунистическом правительстве республики. Но 22 сентября в Таллинн вошли передовые части Красной армии. Улотс и Национальный комитет успели бежать в Швецию, а Тиеф принципиально отказался покинуть родину и исчез в недрах НКВД в ноябре 1944 г. Из лагерей он вышел в 1956 г. без права проживания в Эстонии.

В Латвии с 1943 г. действовал Латвийский центральный совет, который призвал в феврале 1944 г. к восстановлению Латвийской республики и просил союзные армии высадиться в Курляндии до прихода советских войск. Понятно, что это был «глас вопиющего в пустыне». В конце 1944 г. совет покинул пределы Латвии, но в Курляндии остался отряд латышского генерала Курелиса, действовавший против немцев, на стороне союзников, но не СССР.

В Литве Верховный комитет сопротивления был также создан в 1943 г. 16 февраля 1944 г. этот комитет провозгласил себя временным правительством Литовской республики. Часть его членов успели арестовать немцы, другие ушли в подполье. Военные отряды, созданные этим комитетом, получили название «лесных братьев». Одновременно немецкое командование разрешило формирование независимой территориальной обороны в Литве – фактически – национальной армии. Ее командующим стал очень популярный литовский генерал Повилис Плешкавичюс. Он призвал литовских юношей записываться в ополчение. Записалось добровольно около 30 тыс. и еще столько же было отвергнуто по состоянию здоровья и малолетству. Но германские военные власти и дня не позволили существовать ополчению независимо. Они тут же потребовали от ополченцев включиться в формируемую в Литве дивизию СС. Генерал Плешкавичюс и его офицеры отказались подчиниться, были арестованы и заключены в концлагерь. За неповиновение было расстреляно около ста ополченцев-солдат. 3500 ополченцев немцы отправили в качестве аэродромных команд в Западную Европу, а остальные разбежались с оружием и создали вместе с «лесными братьями» ядро партизанского движения – Литовскую освободительную армию (LLA), воевавшую сначала против немцев, а впоследствии восемь лет против СССР.

Литература:

М. Талгаре. Лео – судьба эстонца. Таллин, 1994.

George von Rauch. The Baltic States. The Years of Independence. Estonia, Latvia, Lithuania. 1917–1940. L.: Hurst, 1974.

4.2.11. Военные действия в 1942 г. Неудачи СССР

Успехи зимы 1941/42 г. вскружили головы Сталину и членам Ставки. Позднее Жуков признавал: «Шапка была набекрень у всех тогда». Сбитая набекрень «сталинско-жуковская шапка» дорого обошлась русскому народу. Цели кампании Сталин формулировал так: «Не дать немцам передышки, гнать их на запад без остановки». К 1 марта общие потери Вермахта на Восточном фронте оценивались Ставкой в 6,5 млн человек. Москва была уверена, что Красная армия превосходит врага в силах, средствах, качестве боевой подготовки и «организаторских способностях начальствующего состава». Поэтому планировалось осуществить ряд стратегических операций на разных направлениях: деблокировать Ленинград, срезать Ржевский выступ, освободить Донбасс и Крым, а к концу года – изгнать врага за пределы СССР.

На самом деле немецкие потери с 22 июня 1941 г. по 1 марта 1942 г. составили 1 005 600 человек, а в оперативном отношении Вермахт по-прежнему превосходил Красную армию. Сталинское стремление «наступать везде» привело к распылению сил и резервов, а массированные лобовые атаки «любой ценой» при необеспеченных флангах обернулись огромными потерями. Только в I квартале 1942 г. они составили около 1,8 млн человек (Вермахта – около 450 тыс.). К лету Сталин и Ставка обескровили войска Красной армии, бездарно израсходовав накопленные резервы, и позволили немцам перехватить стратегическую инициативу на южном крыле Восточного фронта, где в июле – сентябре 1942 г. Вермахт отбросил советские армии к Волге и Кавказу.

Зимой 1942 г. бои кипели по всему фронту, на котором повторялась одна и та же ситуация. Советские армии прорывали немецкие позиции на узком участке и развивали наступление. Их операции плохо поддерживались, а вышестоящее командование не обеспечивало фланги, требуя двигаться вперед. С потерями не считались. Используя тактику маневренной обороны, удержания высот и ключевых опорных пунктов, формируя при острой нехватке резервов многочисленные «боевые группы», командиры Вермахта останавливали наступление, преодолевали кризис, а затем, накопив силы на флангах прорыва, отрезали прорвавшихся. Советское командование требовало от окруженных продолжать операцию – и это заканчивалось катастрофой.

На Волхове во время Любанской операции погибла 2-я ударная армия генерал-лейтенанта Н.К. Клыкова. После зимнего прорыва обороны 18-й армии генерала Г. Линдемана ее отсекли от Волховского фронта в районе Мясного Бора. Сменивший в апреле Клыкова генерал-лейтенант А.А. Власов требовал отвести изможденную армию назад, но Ставка и командующий Ленинградским фронтом генерал-лейтенант М.С. Хозин медлили. В июне Линдеман разгромил армию Власова. К своим вышли около 10 тыс. человек, общие советские потери в боях на Волхове превысили 100 тыс.

Свидетельство очевидца

Вот как передает свои чувства бывший командир 3-го батальона 1002-го стрелкового полка капитан М.Т. Нарейкин, описывающий тяжелейшие бои своего батальона, когда измученные, голодные, израненные люди пытались вырваться из окружения, куда их загнало сталинское командование.

«Далеко не всем удалось выйти живыми из этого адского котла. Многие встретили свою смерть уже на пороге Большой земли. Многих поглотили Волховские болота, многие, обессилев, попали в плен. Этой участи не избежал и я. Части, вышедшие из окружения, влились во 2-ю Ударную армию, которая освобождала Ленинград. Наши потери дорого обошлись фашистам. В сражениях они потеряли свои отборные дивизии, многие из них перестали существовать и была сорвана попытка штурма Ленинграда. Некоторые связывают 2-ю Ударную с именем Власова, но они не знают настоящей правды. Дело в том, что Власов не уводил с собой и взвода. Он был пленен с шестью подчиненными и уже позже, в сорок третьем, возглавил так называемую РОА, не имеющую ничего общего с нашей 2-й Ударной. Ради правды, ради тех, кого мы потеряли, я пишу все это. В числе потерянных были и мои близкие друзья, с которыми я шел от Новгорода к Ленинграду… Когда я вижу торжественно-скорбную церемонию возложения венков к могиле Неизвестного солдата, то на меня наваливается тяжесть воспоминаний о пережитом и пройденном. Я погружаюсь в свои воспоминания, и мне видится атакующий батальон до и после боя, павшие герои. Многие из них покоятся в братских могилах. Если исключить из состава моего батальона немногих счастливчиков, вроде меня, то можно назвать Неизвестными батальоны и даже полки. Мне вспоминаются все: и известные, и неизвестные, и живые, и мертвые, кто получал награды и те, у кого война отняла все, лишив их и жизни, и имени, и наград…» – М.Т. Нарейкин. 305-я стояла до конца // Трагедия мясного бора. – СПб.: Изд-во Политехника, 2001. С. 186–196.

В плен попали 33 тыс. человек, генерала Власова при выходе из окружения местные жители выдали противнику. В то же время советские войска не смогли уничтожить окруженную под Демянском в феврале – мае 100-тысячную группировку генерала пехоты В. фон Брокдорф-Алефельда из 16-й армии. Немцы организовали «воздушный мост», в мае пробили к окруженным «коридор» и спасли свои войска.

На Западном направлении в январе – апреле огромных потерь – 776 919 человек (в т. ч. 272 350 – безвозвратные) – стоила безуспешная первая Ржевско-Вяземская наступательная операция. В феврале погибли 29-я и 39-я армии генералов В.И. Шевцова и И.И. Масленникова. В июле в районе Белого 9-я армия Вермахта генерал-полковника В. Моделя вторично уничтожила 39-ю армию Калининского фронта, но ее командующий – кадровый чекист – спасся. Командовавший Западным фронтом генерал Жуков погубил под Вязьмой 33-ю армию генерал-лейтенанта М.Г. Ефремова, в апреле застрелившегося в окружении. Затем до осени Жуков провел еще три кровавых наступления, но не смог взять Ржев. В августе в разгар Ржевско-Сычевской операции Жуков терял в среднем в сутки по 8 тысяч бойцов и командиров.

На южном крыле в конце 1941 г. Приморская армия отбила два штурма Севастополя. Потеряв при десанте на Керчь примерно половину вверенных войск, генерал-лейтенант Д.Т. Козлов (с 28 января – командующий Крымским фронтом) занял Керченский полуостров, но прорваться к Севастополю не смог. В штабе фронта наводил на всех ужас представитель Сталина – армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис, один из организаторов «ежовщины». В феврале – апреле фронт потерял более 180 тыс. бойцов и командиров, но лишь топтался на месте, несмотря на двойной перевес в силах. 8–18 мая, имея 8,5 дивизии, Манштейн искусно разгромил три советские армии и вернул Керчь. Козлов потерял более 176 тыс. человек (в т. ч. 170 тыс. – пленными), 1397 орудий, 284 танка.

Под Харьковом главком войсками Юго-Западного направления маршал Тимошенко и командующий Южным фронтом генерал-полковник Р.Я. Малиновский 12 мая силами 28 дивизий начали наступление с целью окружения 6-й армии генерал-лейтенанта Ф. Паулюса. В разгар наступления танкисты Клейста с юга нанесли удар в тыл наступающим, но Сталин запретил отход. К 25 мая значительная часть советских сил оказалась отрезанной в районе Лозовая – Балаклея, в последующие дни вырвались из «котла» не более 10 % личного состава. Погибли генералы А.Ф. Анисов, Л.В. Бобкин, А.И. Власов (однофамилец генерала А.А. Власова), А.М. Городнянский, Ф.Я. Костенко, К.П. Подлас и др. Потеряв около 20 тыс. человек убитыми и ранеными, Вермахт разбил 28 дивизий и 14 танковых бригад. Общие советские потери составили 280 тыс. человек (в т. ч. около 240 тыс. пленных). Начальник немецкого штаба сухопутных войск генерал Ф. Гальдер писал в своем дневнике: «Происходит укомплектование разбитых советских дивизий необученными контингентами. Дивизии вступают в бой с марша, малыми раздробленными силами и несут огромные потери». О том же вспоминал и Жуков: «Мы вводили в бой много дивизий, которые совершенно не были подготовлены, были плохо вооружены, приходили сегодня на фронт – завтра мы их толкали в бой; конечно, и отдача была соответствующая». Гальдера удивляли потери русских, советского военачальника волновала только «отдача».

Историческая справка

Несмотря на бездарное руководство, офицеры, солдаты и матросы дрались с выдающимся мужеством. Особенно отличились при обороне Севастополя части морской пехоты, прозванной немцами «черная смерть». Именно в этих боях был тяжело контужен и попал в плен старшина Иван Дубинда. В 1944 г. этому герою моряку удалось бежать из немецкого плена и присоединиться к частям Красной армии. За доблесть и мужество, проявленные в боях с врагом, он стал полным кавалером ордена Славы и Героем Советского Союза. Такое сочетание наград за всю войну имело всего 4 человека. Здесь же в Севастополе в рядах 7-й бригады морской пехоты доблестно сражался в штыковых атаках на Сапун-горе старшина 2-й статьи Владимир Маков, которому суждено будет в будущем водрузить победное знамя над Рейхстагом. В последний, 245-й день обороны города старшина Маков был тяжело ранен, позже, в госпитале, из его тела извлекли 18 осколков. Наградой за мужество ему стал орден Боевого Красного Знамени.

К 2–3 июля после почти месячного штурма и героической обороны наших войск Манштейн овладел сильно укрепленным Севастополем и всем Крымом. В ночь на 1 июля почти все командование Севастопольского оборонительного района (1228 человек, включая чекистов и партработников) во главе с вице-адмиралом Филиппом Октябрьским и генералом Иваном Петровым бросили мужественно дравшиеся войска и раненых, тайно эвакуировавшись на подводных лодках на Кавказ. Объясняя свое бегство, Октябрьский доложил: «Город как таковой уничтожен и представляет груду развалин».

Историческая справка

В ночь на 1 июля 1942 г. из Севастополя бежала группа представителей командования Севастопольского оборонительного района (СОР) во главе с командующим Черноморским флотом и СОР вице-адмиралом Ф. С. Октябрьским. На Херсонесском аэродроме изможденные защитники города, ожидавшие эвакуации по ранению, подняли шум, раздались возмущенные крики и несколько автоматных очередей. От командования отделился военный комиссар 3-й особой авиагруппы главной базы полковой комиссар Борис Евгеньевич Михайлов – он заявил, что остается с защитниками города, и успокоил тех, кто оказался на аэродроме. В 1 час 40 минут ночи Октябрьский улетел. В то же время с 35-й батареи бежало командование Приморской армии во главе с генерал-майором И.Е. Петровым, которое эвакуировались морем на подводной лодке.

Полковой комиссар Б. Е. Михайлов остался с войсками в районе 35-й батареи и в последующие дни лично водил в атаку бойцов и командиров, пытаясь защищать район аэродрома. Он был убит разрывом немецкого снаряда утром 3 июля 1942 г. Добровольно остался в городе и начальник Севастопольского горотдела милиции Н.Н. Исаев, погибший в бою 2 июля.

Потери в Севастополе составили более 135 тыс. человек (в т. ч. 100 тыс. пленных), Манштейн потерял 24 111 солдат и офицеров.

Свидетельство очевидца

Николай Николаевич Никулин (1923–2009), известный петербургский искусствовед, ведущий научный сотрудник Эрмитажа, прошедший всю войну простым солдатом (от рядового до сержанта), вспоминал:

«Кадровая армия погибла на границе. У новых формирований оружия было в обрез. Боеприпасов и того меньше. Опытных командиров – наперечет. Шли в бой необученные новобранцы… – «Атаковать!» – звонит Хозяин из Кремля. – «Атаковать!» – телефонирует генерал из теплого кабинета. – «Атаковать!» – приказывает полковник из прочной землянки. И встает сотня Иванов, и бредет по глубокому снегу под перекрестные трассы немецких пулеметов. А немцы в теплых дзотах, сытые и пьяные, наглые, все предусмотрели, вcе рассчитали, все пристреляли и бьют, бьют, как в тире. Однако и у вражеских солдат было не все так легко. Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом, а они все идут и идут, и нет им конца.

Полковник знает, что атака бесполезна, что будут лишь новые трупы. Уже в некоторых дивизиях остались лишь штабы и три-четыре десятка людей. Были случаи, когда дивизия, начиная сражение, имела 6–7 тысяч штыков, а в конце операции ее потери составляли 20–25 тысяч за счет постоянных пополнений! И все время людей не хватало! Оперативная карта Погостья усыпана номерами частей, а солдат в них нет. Но полковник выполняет приказ и гонит людей в атаку. Если у него болит душа и есть совесть, сам участвует в бою и гибнет. Происходит своеобразный естественный отбор. Слабонервные и чувствительные не выживают. Остаются жестокие, сильные личности, способные воевать в сложившихся условиях. И только один способ войны известен им – давить массой тел. Кто-нибудь да убьет немца. И медленно, но верно, кадровые немецкие дивизии тают. Но хорошо, если полковник попытается продумать и подготовить атаку, проверить, все ли возможное сделано. Часто он просто бездарен, ленив, часто пьян. Часто ему не хочется покидать теплое укрытие и лезть под пули… Часто артиллерийский офицер недостаточно выявил цели, и, чтобы не рисковать, стреляет издали по площадям, хорошо, если не по своим, хотя и такое случалось нередко… Иногда снабженец запил и веселится с бабами в ближайшей деревне, а снаряды и еда не подвезены… Иногда майор сбился с пути и по компасу вывел свой батальон совсем не туда, куда надо… Путаница, неразбериха, недоделки, очковтирательство, невыполнение долга, так свойственные нам в мирной жизни, здесь, на войне проявляются ярче, чем когда-либо. И за все одна плата – кровь. Иваны идут в атаку и гибнут. А сидящий в укрытии все гонит и гонит их. Удивительно различна психология человека, идущего на штурм и наблюдающего за атакой, когда самому не надо умирать, кажется все просто: вперед и вперед!

Однажды ночью я замещал телефониста у аппарата. Тогдашняя связь была примитивна и разговоры по всем линиям слышались во всех точках. И я узнал, как разговаривает наш командующий И. И. Федюнинский с командирами дивизий: – «Вашу мать! Вперед!!! Не продвинешься – расстреляю! Вашу мать! Атаковать! Вашу мать!»… Года два назад, престарелый Иван Иванович, добрый дедушка, рассказывал по телевизору октябрятам о войне совсем в других тонах… Говоря языком притчи, происходило следующее. В доме завелись клопы, и хозяин велел жителям жечь дом и гореть самим вместе с клопами. Кто-то останется, все отстроит заново… Иначе мы не умели и не могли. Я где-то читал, что английская разведка готовит своих агентов десятилетиями. Их учат в лучших колледжах, создают атлетов, интеллектуалов, способных на все знатоков своего дела. Затем такие агенты вершат глобальные дела. В азиатских странах задание дается тысяче или десяти тысячам кой-как, наскоро натасканных людей, в расчете, что если все провалятся и будут уничтожены, то хоть один выполнит свою миссию. Ни времени, ни средств на подготовку, ни опытных учителей здесь нет. Все делается второпях – раньше не успели, не подумали и даже делали немало, но не так. Все совершается самотеком, по интуиции, массой, числом. Вот этим вторым способом мы и воевали. В 1942 г. альтернативы не было. Мудрый Хозяин в Кремле все прекрасно понимал, знал, и, подавляя всех железной волей, командовал одно: – «Атаковать!» И мы атаковали, атаковали, атаковали… И горы трупов у Погостий, Невских пятачков, безымянных высот росли, росли, росли. Так готовилась будущая победа.

Если бы немцы заполнили наши штабы шпионами, а войска диверсантами, если бы было массовое предательство и враги разработали бы детальный план развала нашей армии, они не достигли бы того эффекта, который был результатом идиотизма, тупости, безответственности начальства и беспомощной покорности солдат. Я видел это в Погостье, а как оказалось, это было везде.

На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в еще более открытой, омерзительной форме. Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту. Полк штурмует ее неделю за неделей, теряя по тысяче людей в день. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи прописали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них младенцы 1926 г. рождения, то есть четырнадцатилетние, не подлежащие призыву в армию… «Вперрред!!!», и все. Наконец, какой-то солдат, или лейтенант, командир взвода, или капитан, командир роты (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: «Нельзя же гробить людей! Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-миллиметровая пушчонка! Она его не пробьет!»… Сразу же подключается политрук, СМЕРШ и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: «Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе». Тотчас же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию и готово: «Расстрелять перед строем!» или «Отправить в штрафную роту!», что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом, люди. А остальные – «Вперрред, в атаку!» «Нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевики!» А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа – бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или ХХII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных». – Н.Н. Никулин. Воспоминания о войне. – СПб.: Эрмитаж, 2008. С. 25–27.

Поражения и неоправданные потери первой половины 1942 г. позволили противнику завершить подготовку к стратегическому наступлению на южном крыле Восточного фронта, цель которого заключалась в овладении Сталинградом и Кавказом. Для широкого наступления по всему фронту у Германии уже не хватало сил и возможностей.

Литература:

А.В. Исаев. Когда внезапности уже не было. М., 2005.

В. Хаупт. Сражения группы армий «Север». М., 2006.

В. Хаупт. Сражения группы армий «Юг». М., 2006.

В.В. Бешанов. Год 1942 – «учебный». Минск, 2002.

4.2.12. Битва под Сталинградом 1942–1943 гг. и перелом в ходе войны. Военные действия в начале 1943 г.

Разведка докладывала Сталину о готовящемся немецком наступлении на юге, но он ей опять не поверил и сосредоточил резервы под Москвой. Немцы же в конце июня 1942 г., вдохновленные своими успехами в Северной Африке и успехами Японии на Тихом океане, перешли в генеральное наступление между Воронежем и Ростовом-на-Дону. За несколько недель до начала немецкого наступления в руки Сталина попал план операции «Блау», предусматривавший удар на Воронеж, Сталинград и Кавказ, но перегруппировать войска с московского направления советское командование не успело.

Группу армий «Юг» Гитлер приказал разделить на две – «А» и «В». «А» должна была наступать на Кавказ, «В» – на Воронеж и Сталинград. На северном участке фронта, под Воронежем, советские войска стояли насмерть и, сдав город, остановили немецкое наступление, и оно стало развиваться в юго-восточном направлении. 17 июля на реке Чир авангарды 6-й немецкой армии встретились с частями 62-й и 64-й советских армий. Началась Сталинградская битва – самое крупное сражение Второй мировой войны. В начале августа пал советский плацдарм на правом берегу Дона – погибло 8 дивизий. 23 августа соединения Вермахта вышли к Волге севернее Сталинграда, а через два дня 6-я армия достигла окраин Сталинграда. 23 августа Сталинград был подвергнут сокрушительной бомбардировке Люфтваффе. Горели зернохранилища и резервуары с горючим, пламя пожаров поднималось на несколько сотен метров, огненная река нефти текла вниз по Волге. Под бомбами погибли тысячи мирных жителей. Гитлер в эти дни самодовольно сказал: «Судьбе было угодно, чтобы я одержал решающую победу в городе, носящем имя самого Сталина».

Историческая справка

Упорство и бесстрашие советских солдат и офицеров стали проявляться уже на ближайших подступах к Сталинграду. 23 июня на безымянной высотке близ хутора Калмыков в районе станицы Клетской четыре советских бронебойщика: Петр Болото, Григорий Самойлов, Константин Беликов, Иван Алейников, отразили атаку 30 фашистских танков, которые двигались на их позиции. 15 танков были подбиты, 15 – повернули назад. Отразили эту атаку четыре бойца при поддержке батареи 76-мм пушек под командованием младшего лейтенанта М. Серого и курсантского полка. Петр Болото из своего противотанкового ружья подбил 8 фашистских танков. За этот подвиг он был удостоен звания Героя Советского Союза одним из первых в Сталинградской битве. 18 августа 1942 г. в бою у станицы Клетской Петр Гутченко и Александр Покальчук – оба из 93-го полка 76-й стрелковой дивизии 21-й армии закрыли своими телами амбразуру вражеского дзота. Атака началась на рассвете. От успешных действий подразделения во многом зависел весь последующий ход операции, задуманной командованием дивизии. Немцы встретили наступающих шквальным огнем. Особенно яростно бил один из вражеских пулеметов. Он прижал к земле наступающий взвод. Залегли и другие взводы, действующие на флангах и сзади. Атака захлебнулась. Тогда младший лейтенант А. Покальчук вскочил и побежал к стреляющему пулемету. Тут же рядом с ним оказался и зам политрука П. Гутченко. Они успели добежать до фашистского пулемета и своими телами остановили губительный огонь. Потрясенные бойцы следили за подвигом двоих. Когда смолк огонь пулемета, они бросились вперед. За первым взводом устремились остальные. Враг с высоты был выбит.

Бесстрашно сражались в небе Сталинграда летчики. 6 августа 1942 г. командир звена 182-го истребительно-авиационного полка старший лейтенант Михаил Баранов вступил в бой с группой «мессершмиттов». Подбив одного, он продолжал бой с двумя другими. Но в это время летчик увидел шестерку немецких бомбардировщиков. Они направлялись к переднему краю нашей обороны. Баранов мгновенно решает помешать им. Ловко уйдя от «мессершмиттов», летчик начинает преследовать «юнкерсы». С ходу атакует их. Одного поджигает, остальных заставляет повернуть обратно. Вскоре он снова увидел пятерку «мессершмиттов», преследующих отставший от своих советский штурмовик. Он тут же поспешил на выручку, ввязался в бой. Подбивает одного из «мессершмиттов», ложными атаками сковывает четырех оставшихся. Наш штурмовик благополучно уходит на свою территорию. Но у Михаила Баранова кончились боеприпасы. Он принимает решение таранить врага. Плоскостью своего самолета отрубает хвост немецкой машины. Она закрутилась и рухнула на землю. Но у машины Баранова отвалился кусок плоскости, при этом летчик получил ранение в ногу. Михаил выпрыгнул с парашютом… В этом бою им было сбито 4 вражеских самолета. 12 августа 1942 г. Михаилу Баранову было присвоено звание Героя Советского Союза.

На Кавказе тем временем группа армий «А» захватила Новороссийск, Краснодар, Ставрополь, Грозный и вышла к Главному Кавказскому хребту. Немцы заняли казачьи земли Дона и Кубани, форсировали Терек и водрузили свое знамя на горе Эльбрус. Им не удалось дойти до Каспия, захватить главные нефтеносные районы и отрезать путь американским поставкам через Иран.

В Сталинграде немцы с сентября по ноябрь 1942 г. завязли в ожесточенных уличных боях, но полностью так и не овладели городом. Советские газеты повторяли слова снайпера Василия Зайцева: «За Волгой для нас земли нет».

Историческая справка

Василий Зайцев научился стрелять уже в 12 лет, охотясь вместе с отцом и братом в уральских лесах. Спокойный, зоркий, он со свойственной ему смекалкой и хитростью повсюду преследовал и уничтожал противника. Много раз ему приходилось вступать в единоборство с немецкими снайперами, и каждый раз он выходил победителем.

Но особенно прославил Зайцева снайперский поединок с начальником берлинской школы снайперов майором Кенингом, присланным в Сталинград со специальным заданием активизировать снайперское движение в немецких войсках. Об этом поединке Василий Григорьевич написал:

«Было понятно, что перед нами действует опытный снайпер, поэтому решили его заинтриговать, но первую половину дня необходимо было переждать, потому что блеск оптики мог нас выдать. После обеда наши винтовки были уже в тени, а на позиции фашиста упали прямые лучи солнца. Из-под листа что-то заблестело – снайперский прицел. Меткий выстрел, снайпер упал. Как только стемнело, наши пошли в наступление и в разгар боя мы из-под железного листа вытащили убитого фашистского майора. Взяли его документы и доставили их командиру дивизии».

Более 300 немцев уничтожил Василий Зайцев в уличных боях. Многих бойцов обучил снайперскому искусству. Их называли «зайчатами». Ему и снайперу В. Медведеву за меткий огонь в Сталинграде было присвоено звание Героя Советского Союза.

Приказ Сталина от 5 октября 1942 г. гласил «Сталинград не должен быть сдан противнику». 62-я армия под командованием генерала Василия Ивановича Чуйкова держалась, сражаясь за каждый дом. Такие объекты как центральный вокзал и Мамаев курган переходили из рук в руки по нескольку раз, жестокие бои шли за тракторный завод.

В конце октября 1942 г. генерал фон Паулюс отмечал: «Сопротивляемость красноармейцев достигла такой силы, какой мы никогда не ожидали. Ни один наш солдат или офицер не говорит теперь пренебрежительно об Иване, хотя еще недавно они так говорили сплошь и рядом. Солдат Красной армии с каждым днем все чаще действует как мастер ближнего боя, уличных сражений и искусной маскировки».

Мнение историка:

Оборона Сталинграда – одно из самых невероятных в современной военной истории сражений по стойкости солдат перед лицом неизмеримо превосходящих сил противника, кровопролитию и понесенным жертвам. Сопротивление русских было столь упорным, а желание Гитлера захватить этот город, раскинувшийся на берегу Волги, столь сильным, что победа в битве за Сталинград стала своего рода вопросом военной чести для Германии.

Как будто завороженные грандиозностью поставленной перед ними задачи, немецкие войска на протяжении всей осени 1942 г. посылали на город дивизию за дивизией, и все они, как морские валы, обрушивались на крепость, стремясь ее сокрушить. Тем временем стянутые с севера и юга от города русские войска начали предпринимать нападения на фланги атакующих. Немецкое командование расценило эти вылазки как стремление ослабить напор на центр и стало посылать еще больше людей на захват небольшого, героического очага сопротивления, который все еще отчаянно цеплялся за обледенелый берег Волги». – Георгий Вернадский. Русская история. С. 459–460.

Историческая справка

Местом самых ожесточенных боев в Сталинграде стал Мамаев курган. На военных картах он обозначался как высота 102,0 и имел важное стратегическое значение: с его вершины хорошо просматривалась и простреливалась прилегающая территория, переправы через Волгу. Удержать эту высоту для 62-й армии было вопросом жизни и смерти. В середине сентября Мамаев курган несколько раз переходил из рук в руки. Немцы по 10–12 раз в день штурмовали его, но, теряя людей и технику, так и не смогли захватить всю территорию кургана. Особенно упорные бои шли за водонапорные баки, расположенные на самой вершине кургана. В октябре противнику удалось захватить их и превратить в мощные доты. Подходы к ним были заминированы, опутаны колючей проволокой, перед ними был вырыт ров глубиной 2,5 м. Обожженный, изрытый глубокими воронками, дзотами, покрытый осколками от бомб и снарядов, курган и зимой чернел, как обугленный. Об ожесточенности боев на Мамаевом кургане свидетельствует такой факт: весной 1943 г. на каждый квадратный метр земли здесь приходилось от 500 до 1250 осколков. С конца сентября основная тяжесть боев легла на 284-ю стрелковую дивизию под командованием полковника Н.Ф. Батюка. За оборону кургана, организованную командиром дивизии, бойцы назовут его «огнеупорным Батюком», «душой обороны Мамаева кургана». В составе его дивизии было много сибиряков, которые хорошо владели оружием и обладали острым глазом охотника. Когда на Мамаевом кургане в самый напряженный момент боя прекратилась связь, рядовой связист 308-й стрелковой дивизии Матвей Путилов пошел ликвидировать разрыв провода. При восстановлении поврежденной линии связи ему осколками мины раздробило обе руки. Теряя сознание, он крепко зажал зубами концы провода. Связь была восстановлена. За этот подвиг Матвей был посмертно награжден орденом Отечественной войны II степени. Его катушка связи передавалась лучшим связистам 308-й дивизии. Подобный подвиг был совершен и Василием Титаевым. Во время очередной атаки на Мамаевом кургане оборвалась связь. Он отправился ее наладить. В условиях тяжелейшего боя это казалось невозможным, но связь заработала. Титаев с задания не вернулся. После боя его нашли мертвым с зажатыми в зубах концами провода.

Самым юным защитником Сталинграда был Сережа Алешков – сын 142-го гвардейского стрелкового полка 47-й гвардейской стрелковой дивизии, куда он попал в 6-летнем возрасте после гибели всей семьи летом 1942 года. Сережа становится участником Сталинградской битвы. Конечно, непосредственного участия в боевых действиях Сережа принимать не мог, но из всех сил старался помочь солдатам: приносил им пищу, подносил снаряды, патроны, в перерыве между боями пел песни, читал стихи, разносил почту. Его очень полюбили в полку и называли боец Алешкин. Однажды он спас жизнь командиру полка полковнику М.Д. Воробьеву. Во время обстрела полковник был завален в землянке. Сережа не растерялся и вовремя позвал бойцов на подмогу. Подоспевшие солдаты извлекли командира из-под обломков, и он остался жив. 18 ноября 1942 г. Сережа вместе с солдатами одной роты попал под минометный обстрел. Осколком мины получил ранение в ногу и был доставлен в госпиталь. После лечения вернулся в полк. Солдаты устроили по этому поводу чествование. Перед строем был зачитан приказ о награждении Сережи медалью «За боевые заслуги» № 013 (Приказ от 24.04.1943 г.). Через два года его отправили учиться в Тульское Суворовское военное училище. На каникулы, как к родному отцу, он приезжал к Михаилу Даниловичу Воробьеву – бывшему командиру полка.

В середине сентября создалась угроза прорыва противника к Волге в районе площади 9 января и мельницы (сейчас ее руины являются историческим памятником). Командир роты 42-го гвардейского стрелкового полка 13-й гвардейской стрелковой дивизии старший лейтенант И.И. Наумов принял решение превратить в опорные пункты два четырехэтажных дома, расположенных параллельно на площади 9 января, и направил туда две группы бойцов. Первая группа состояла из четырех воинов – трех рядовых и сержанта Якова Федотовича Павлова, которые выбили из первого дома немцев и закрепились в нем. Вторая группа – взвод лейтенанта Н.Е. Заболотного – захватила второй дом.

На командный пункт полка, который находился напротив, в разрушенной мельнице, сержант Яков Павлов отправляет донесение: «Немцев выбил, закрепился. Прошу подкрепления. Павлов». Чуть позже рапортовал Заболотный: «Дом занят моим взводом. Лейтенант Заболотный».

На третьи сутки в дом Павлова прибыло подкрепление: пулеметный взвод гвардии лейтенанта И.Ф. Афанасьева из 3-й пулеметной роты, группа бронебойщиков и автоматчиков. Гарнизон дома увеличился до 24 человек. Дом стал неприступной крепостью. В течении 58 дней легендарный гарнизон удерживал его и не отдал врагу. Геройски сражался в знаменитом доме командир пулеметного расчета Илья Воронов. Отбивая атаки гитлеровцев, он получил 25 ран. Истекая кровью, пулеметчик зубами срывал кольца гранат и посылал их в гущу врагов. Из Дома Павлова вел огонь по врагу один из лучших снайперов 13-й гвардейской дивизии сержант Анатолий Чехов, уничтоживший более 200 немцев. Генерал Родимцев прямо на передовой вручил девятнадцатилетнему Чехову орден Красного Знамени. Немцам удалось разрушить одну из стен дома. На что бойцы шуткой отвечали: «У нас есть еще три стены. Дом, как дом, только с небольшой вентиляцией». «Дом Заболотного» в конце сентября 1942 г. немецкая артиллерия полностью разрушила. Под его развалинами погиб почти весь взвод и сам лейтенант Заболотный.

Героически сражался тракторный завод, продолжавший в дни боев ремонтировать танки, которые прямо из цехов завода шли в бой. Один из танков, которым командовал старший лейтенант Митрофан Кириллович Середа, вырвавшись с территории завода, уничтожил немецкую батарею. Доблестный офицер за бои в Сталинграде был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Войну он завершил в Праге – полковником, командиром танковой бригады и кавалером 7 боевых орденов.

Южный участок немецкого фронта, имевший в июне длину 800 км, стал в сентябре, благодаря выступу к Волге и на Кавказ, более чем в три раза длиннее. За недостатком собственных, немцы поставили на защиту флангов войска венгров, румын и итальянцев. Советские войска Юго-Западного фронта генерала Н.Ф. Ватутина и Сталинградского фронта генерала А.И. Еременко, начав операцию «Уран», прорвали фронт на двух румынских участках к северу и к югу от Сталинграда и 22 ноября замкнули кольцо к западу от Сталинграда, в районе города Калач-на-Дону. Окруженной оказалась вся 6-я армия Вермахта генерала Паулюса. В «котле» размером около 30х50 км очутилось до 240 тысяч войска, в том числе 54 тыс. добровольцев из советских граждан. Паулюс хотел прорвать окружение и отступить на Запад к реке Чир, но Гитлер 24 ноября, на сталинский манер, издал приказ «ни шагу назад», чем обрек свою 6-ю армию на гибель. Немцы попытались снять осаду ударом с юго-запада – на помощь двинулись танковые дивизии группы армий «Дон» фельдмаршала Эриха фон Манштейна, но из-за нового прорыва фронта на участке 8-й итальянской армии им не удалось достичь успеха. На реке Мышкова у Нижне-Кумского и Громославки, танковые клинья Манштейна были срезаны срочно развернутыми по фронту армиями.

Для снабжения по воздуху немцам не хватало самолетов, хотя 34 тысячи раненых они воздушным путем из Сталинграда эвакуировали. Немецкий солдат окруженной армии записывал в дневник: «Лошади давно съедены, я бы съел и кошку. Говорят, у нее вкусное мясо. Солдаты скорее похожи на трупы или на лунатиков. Они больше не прячутся от русских снарядов». 8 января советское командование предложило 6-й армии сложить оружие. 10 января Паулюс отказался это сделать и начался последний этап битвы в руинах Сталинграда. 31 января сдался Паулюс и его штаб. Последние части немцев прекратили сопротивление 2 февраля 1943 г. Погибло примерно 115 тыс. солдат Германии и ее союзников, 91 тыс. сдалась в плен, в том числе 24 генерала. Большинство сдавшихся – истощенные и раненые – погибли в плену тут же, в окрестностях Сталинграда. В Германию после войны вернулось 6 тыс. преимущественно офицеров. В Германии после капитуляции 6-й армии объявили трехдневный траур. Потери советской стороны в Сталинградской битве составили приблизительно 400 тыс. убитыми и 730 тыс. ранеными.

Следом за операцией «Уран», в 4 дня замкнувшей кольцо осады вокруг Сталинграда, Сталин на совершенно ином участке фронта, к северо-западу от Москвы, развернул операцию «Марс». Ее целью было срезать выступ немецкого фронта под Ржевом и разбить группу армий «Центр». Но повторные лобовые атаки под командой маршала Жукова вызвали огромные потери и не дали никакого результата. Пока советские резервы стояли под Ржевом, миллионная немецкая армия на Кавказе в январе 1943 г. спокойно отошла к Ростову-на-Дону и Керченскому проливу, дав возможность уйти от Красной армии желавшим этого кавказцам, казакам и группе вывезенной в Пятигорск ленинградской интеллигенции.

Историческая справка

В феврале 1943 г. был совершен подвиг, ставший легендарным и в течение многих десятилетий преподносившийся как символ мужества советского солдата. По официальной версии 23 февраля 1943 г. у деревни Чернушка Великолукского района Псковской области на Калининском фронте рядовой Александр Матросов, израсходовав все гранаты, закрыл грудью амбразуру вражеского дзота, обеспечив тем самым взятие опорного пункта и спася жизни десятков своих боевых товарищей. В последние годы российские историки выяснили подлинные обстоятельства этого подвига. Оказалось, что Александр Матросов родился вовсе не в городе Екатеринославе (ныне Днепропетровск), как сообщалось во всех энциклопедиях и справочниках, и где после войны был организован музей его имени, а в Башкирии в деревне Кунакбаево, и настоящее его имя – Шакирьян Мухаметьянов. Отец его вовсе не погиб от пуль кулаков, а мать не умерла с горя, как это утверждалось в официальной биографии, выпущенной миллионными тиражами. Мать Шакирьяна умерла в 1932 г., а отец сильно пил и не работал, поэтому мальчика отвезли в детский дом. Отличался он задиристым характером и поэтому его в 1935 г. перевели в г. Иваново в специальный детский дом, где дали новую фамилию Матросов, т. к. своей, по его словам, он не помнил. Фамилия была дана из-за детской матроски, которую Шакирьян всегда любил носить. Заодно изменили и имя на более «привычное» – Александр. В Иваново он пробыл 6 лет, и последний раз приезжал в родную деревню в 1941 г. Перед войной его направили работать в Самару на вагоностроительный завод, но Александр оттуда сбежал, его поймали и направили в Уфу в детскую колонию НКВД. После начала войны Матросов, как и многие его сверстники, рвался на фронт, и подготовку проходил в Краснохолмском пехотном училище на реке Урал. Свой подвиг Александр совершил не 23, а, как следует из архивных документов, 27 февраля 1943 г. Число 23 было придумано политуправлением РККА из идеологических соображений – день Красной Армии. Обстоятельства гибели Шакирьяна Мухаметьянова также отличаются от вымышленных. Молодое пополнение, в рядах которого был Александр Матросов, прибыло под Великие Луки 25 февраля 1943 г. и влилось в состав отдельной 91-й стрелковой бригады. 27 февраля бригада была брошена в атаку, и рота, в которую попал Матросов, должна была атаковать позицию из трех вражеских дзотов, соединенных окопами, в которых залегла немецкая пехота. К трем дзотам поползли четверо бойцов: Галипов, Шарипов, Матросов и Огурцов. Шарипов подобрался к своему дзоту с тыла, перестрелял немцев, захватил пулемет и открыл из него огонь по врагу. Галипов уничтожил свой дзот из противотанкового ружья, захватил пулемет и, как и Шарипов, ударил из него по немцам, уничтожив более 30 солдат противника. После этого остался только один дзот, к которому ползли Огурцов и Матросов. Петр Огурцов, будучи опытным разведчиком, прекрасно понимал, как нужно действовать, но по пути его тяжело ранило. Александр бросил гранату, дзот замолчал, солдаты поднялись в атаку, но пулемет заработал вновь. Тогда Матросов кинулся к дзоту. Дальнейшие события описаны в архивных документах со слов бойцов. Александр попытался расстрелять немцев через отверстие в насыпи сверху, предназначенное для проникновения воздуха в дзот, но, то ли был сражен вражеской пулей, то ли, израсходовав патроны, накрыл отверстие своим телом, чтобы лишить немцев доступа воздуха, – не суть важно: задача была выполнена, и немцы стали задыхаться. Вражеские солдаты попытались столкнуть тело Александра, но потеряли время, а подоспевшая пехота уничтожила дзот.

За этот бой старший сержант Шарипов был награжден медалью «За отвагу», а рядовой Галипов – орденом Красной Звезды. Петр Огурцов не получил ничего, Александру Матросову было присвоено посмертно звание Героя Советского Союза. Он не был штрафником, как утверждалось во многих слухах, он не мог закрыть дзот грудью, так как скорострельный немецкий пулемет отбросил бы его тело с почти вертикальной плоскости амбразуры, но это отнюдь не умаляет самого подвига, а делает его только более реальным. Провоевать Шакирьяну Мухаметьянову, или Александру Матросову, довелось всего три дня. В Башкирии в селе Кунакбаево установлен памятник герою, на котором написаны два его имени. О подвиге командующий фронтом Еременко доложил Сталину, и тот своей рукой написал: «Солдат – герой, корпус – гвардейский». Все дальнейшее организовала пропагандистская машина. О боевых товарищах Александра, сделавших не меньше его, но оставшихся в живых, вследствие большего военного опыта, не было сказано ни слова. Режиму нужны были такие герои, как Александр Матросов: сироты, без семьи, о которой нужно было бы заботиться и «героическое прошлое» которой можно было придумать любое. Несчастный 19-летний парень, видевший в своей короткой жизни мало счастливых дней, написал в своем последнем письме следующие строки: «Хочу умереть лицом на Запад». Письмо было адресовано девушке из Сталинградской области, с которой Александр случайно познакомился по дороге на фронт, и найдено в его кармане после гибели. Она оказалась самым близким ему человеком на Земле. Бог судил сбыться последнему желанию героя.

В 1942 г. в немецкий плен попало еще около 1,4 млн советских солдат, но к концу 1942 г. наступил перелом: число убитых в бою стало превышать число сдавшихся в плен. Этому видны три причины.

1. Военная. Армия перешла в наступление, а при наступлении шансов попасть в плен намного меньше, чем при отступлении.

2. Карательная. 28 июля 1942 г. Сталин издал приказ № 227, получивший на фронте название «Ни шагу назад». Он предусматривал репрессии, вплоть до расстрела, за отступление без приказа. Приказ этот дополнял № 270 от 16 августа 1941 г., по которому следовало расстреливать на месте дезертиров из командного состава, а попавшим в окружение запрещено было сдаваться в плен. Заградительные отряды оставляли один выбор: быть убитым противником при наступлении или «своими» при отступлении.

Документ

Из приказа № 227: «Население с любовью и уважением относящееся к Красной армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на Восток. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и вместе с тем загубить нашу Родину!»

3. Идейная. Опыт первого года оккупации вызвал гнев обманутых надежд у тех, кто думал, что немцы несут освобождение от большевизма, и укрепил инстинкт национального самосохранения. Душевные и физические силы сосредоточились на изгнании внешнего врага.

Свидетельство очевидца

«Войну решили те (большею частью убитые) солдаты, сержанты и офицеры, которые не бежали, хотя справа и слева бегут… Решила вера в ближайшего командира… и умение этого командира управлять ближним боем. Стратегический план? Но он получил смысл только от того, что Сталинград держался. А в Сталинграде командующие сплошь и рядом не имели связи с частями, батальоны держались сами по себе… Решил дух, охвативший ополченцев и солдат. Откуда он взялся, этот дух – никто никогда до конца не объяснит… Война вошла в меня. Я внутри стал солдатом и в иные минуты до сих пор чувствую себя солдатом. Солдатом-одиночкой… ведущим свой собственный бой… Таких бесконечно малых сдвигов было много миллионов… У «бездны на краю», во время чумы <русский солдат> показал себя не таким, как в дни мира… Разбивая Ворошилова, Буденного, Тимошенко, немцы проложили дорогу Рокоссовскому, Коневу, Баграмяну, Черняховскому…» – Григорий Померанц. Записки гадкого утенка. М., 1998. С. 149–150.

Во второй половине 1942 г. произошел перелом и на других фронтах Второй мировой войны. Страны антигитлеровской коалиции стали одерживать победы над войсками держав «оси». Еще 18 апреля 1942 г. американцы совершили символическую «месть» за Пёрл-Харбор. 16 бомбардировщиков В-25 полковника Д. Дулитла поднялись с палубы авианосца «Хорнет» и сбросили свои бомбы на города Японии – Токио, Йокохаму, Нагою, Кобе. Но это было только предзнаменование перелома. 7–8 мая в сражении палубной авиации японских и американских авианосцев в Коралловом море потери сторон оказались приблизительно равными, но командующий 4-м японским флотом вице-адмирал Сигиеси Иноуэ предпочел вывести свой флот из-под удара. Это было первое отступление японцев на Тихом океане в ХХ в. Решающее сражение, переломившее ход войны в этой части мира, произошло 4 июня 1942 г. Близ атолла Мидуэй в северной части архипелага Гавайских островов командующий флотом США в Тихом океане адмирал Честер Нимиц разгромил Большой флот Японии под командованием адмирала Ямомото. Все авианосцы японцев были потоплены, большие надводные корабли, в том числе два сверхлинкора «Ямато» и «Мусаси», опасаясь американских самолетов-торпедоносцев, ушли на базы. Это были не столько сражения больших людских масс, как на Восточном фронте, сколько сражения современнейшей по тому времени военной техники. И американцы брали верх в этих битвах над японцами.

Весь июль и август шли кровопролитные сражения под Эл-Аламейном в Египте. Британского командующего генерала Окинлека сменил знаменитый «Лев пустыни» генерал Бернард Лоу Монтгомери. Немцы Роммеля сражались отчаянно, но англичане были мужественны и тверды. Монтгомери методично подготовил контрнаступление, собрав 320 тыс. войск, 1440 танков и 1200 самолетов против 80 тыс. войск, 540 танков и 350 самолетов у германо-итальянцев. 23 октября 1942 г. на правом фланге вдоль берега моря началось английское наступление. 3–4 ноября линия германской обороны была прорвана. 13 ноября Монтгомери вошел в Тобрук, 20-го – в Бенгази.

Арабы Переднего Востока и Турция ждали решительной победы Роммеля, чтобы присоединиться к державам «оси» и начать наступление в Закавказье и на Багдад. Тогда, пожалуй, Сталинград бы не выстоял. В случае разгрома американцев под Мидуэем и на Алеутских островах, где действовала японская эскадра вице-адмирала Мосиро Хосагая, Японии ничто не мешало начать военные действия на советском Дальнем Востоке. Это значительно затруднило бы стратегическое положение СССР. Но три победы – под Сталинградом, у атолла Мидуэй и под Эл-Аламейном, взаимно дополняя друг друга, переломили ход войны к концу 1942 г.

8 ноября 1942 г., закрепляя свои победы в Африке, англо-американские войска генерала Дж. Паттона высадились в Марокко и Алжире. Французские войска маршала Пэтена поначалу оказали им сильное сопротивление. Но через несколько дней главнокомандующий французскими войсками адмирал Дарлан приказал своим войскам прекратить сопротивление и перешел на сторону союзников. В ответ Гитлер приказал оккупировать Южную Францию. Германо-итальянские войска высадились в Тунисе. Однако это не помогло. 13 мая 1943 г. все силы держав «оси» в Северной Африке капитулировали на мысе Бон. Англо-американские войска взяли в плен более 150 тыс. солдат противника. 10 июля союзные войска перенесли военные действия в Европу – на итальянский остров Сицилия были высажены почти полмиллиона солдат Великобритании и США. К середине 1943 г. разгром армий держав «оси» стал только вопросом времени. Слаженные действия антигитлеровской коалиции обещали победу.

4.2.13. Курская дуга 1943 г.

В феврале 1943 г. советские войска вошли в Харьков, но этот успех был временным. В марте немцы перешли в контрнаступление и ловким танковым маневром окружили крупные советские силы. Части солдат удалось из окружения выйти, в плен попали немногие, но немцы вновь заняли Харьков и Белгород на юге и Орел – на севере, взяв Курск в полукольцо. Это полукольцо фронтов весны 1943 г. от Понырей до Белгорода через долину реки Сейм и называется Курской дугой. Немецкие войска попытались замкнуть кольцо вокруг Курска, в то время как советские войска стремились взять в котел немецкие войска в районе Орла. Советская сторона к этому времени обладала под Орлом и Курском двукратным превосходством в людях и технике. Гитлер медлил отдавать приказ о начале наступления – он ждал прихода в армию новейших танков «Пантера» и «Тигр», которые превосходили советские Т-34 и КВ. Последнее наступление немцев на Восточном фронте, названное ими «Цитадель» и вылившееся в битву на Курской дуге, началось 5 июля 1943 г.

Сталин на этот раз послушал своих генералов и решил вместо наступления подготовиться к стратегической обороне. Также Сталин – что бывало редко! – поверил донесениям разведки, в том числе хорошо информированным источникам в Великобритании, указывавшим сроки начала операции «Цитадель». Было решено за 3 часа до начала немецкого наступления нанести сильный артиллерийский и авиационный удар по выдвинувшимся на рубежи атаки немецким войскам. Врагу был нанесен урон. С первых минут сражение приняло исключительно напряженный характер. На главном направлении удара с севера на участке Центрального фронта генерала К.К. Рокоссовского, 81-я и 15-я стрелковые дивизии отражали наступление четырех пехотных дивизий и 250 танков противника, и только после пятой попытки немцам удалось вклиниться в нашу оборону на 6–8 километров.

Историческая справка

В ходе оборонительных боев на северном участке дуги особенно отличилась 3-я истребительно-противотанковая бригада полковника В.Н. Рукосуева. В.Н. Рукосуев писал в донесении: «Противник занял Кашара, Кутырка, Погорельцовы, Самодуровка, в направлении Теплое подтягивает 200 танков и мотопехоту и готовится ко второй атаке. 1-я и 7-я батареи мужественно и храбро погибли, но не отступили ни на шаг. Уничтожено 40 танков. В 1-м батальоне противотанковых ружей 70 % потерь. 2-ю и 3-ю батареи и 2-й батальон ПТР приготовил к встрече противника. Связь с ними имеем. Будем драться: или выстоим или погибнем».

Не менее напряженные бои проходили в полосе Воронежского фронта генерала армии Н.Ф. Ватутина. 12 июля на Прохоровском направлении произошло знаменитое танковое сражение 5-й танковой армии генерала Павла Ротмистрова и 5-й гвардейской армии генерала Жадова со 2-м танковым корпусом СС Пауля Хауссера. Советская сторона ввела в бой 670, а немцы 420 боевых машин. После боя общие советские потери составили 500, а немецкие – 200 машин (включая и поврежденные, и безвозвратно потерянные). Под Прохоровкой основное число советских потерь было обусловлено некомпетентностью командования, пославшего танки на линию фронта своим ходом на расстояние порядка 150 километров. Боевые машины, израсходовав моторесурс на марше, выходили из строя в бою и становились легкой добычей артиллерии и танков противника. Но, достигнув успеха на южном фланге Курской дуги, на северном немцы вовсе не смогли продвинуться вперед, и операцию «Цитадель» им вскоре пришлось отменить.

Историческая справка

В битве под Курском легендарный подвиг совершил молодой артиллерист Михаил Борисов. Батарея, в которой служил Михаил, преградила дорогу колонне немецких танков. Подпустив противника на дистанцию 500 метров, артиллеристы открыли огонь. Сразу загорелось две машины. Немецкие танки, развернувшись, пошли в атаку на батарею, накрыв ее огнем из орудий. Появились убитые и раненые. Михаил, работавший на подаче снарядов, встал на место убитого наводчика и начал поражать танки противника метким огнем. Подбив 6 машин, молодой артиллерист понял, что остался один на батарее. Два немецких танка обошли орудие с левого фланга. Развернув пушку, Борисов поджег один танк, а второму выпустил снаряд в лобовую броню. Что-то случилось с машиной, и танк дальше не двинулся, хотя поврежден не был. Ответным выстрелом орудие Михаила было разбито. Последний танк ему не засчитали, но за семь подбитых машин присвоили звание Героя Советского Союза. Сам герой шутил, что подбил семь с половиной танков.

Памятен подвиг летчика старшего лейтенанта Александра Горовца, который 6 июля 1943 г. в районе деревни Засоринье вступил в бой с 20 вражескими бомбардировщиками, из которых 9 сбил. В этом бою он погиб.

Когда англо-американские войска высадились в Сицилии, режим Муссолини пошатнулся, и 17 июля Гитлер срочно перебросил 3 отборные танковые дивизии СС из-под Курска в Италию, а 2 другие – на средний участок фронта. Там советские войска перешли в наступление. 5 августа 1943 г. были освобождены Орел и Белгород, 23 августа – Харьков. Так, несмотря на поражение под Прохоровкой, битва на Курской дуге закончилась решительной советской победой. Но цена победы была неоправданно высокой. Неумение советских военачальников высшего и среднего звена, их привычка не ценить людей привели к тому, что потери в живой силе Красной армии в 4,5 раза превзошли потери Вермахта. Потери в танках отличались в шесть раз – 6064 и менее тысячи машин в советской и германской армиях соответственно.

После битвы на Курской дуге советское движение на Запад по всему фронту стало необратимым. Перешли в наступление части Брянского и Центрального фронтов (операция «Кутузов»), затем Воронежского и Степного фронтов (операция «Румянцев»). К осени 1943 г. от немцев была очищена вся левобережная Украина. Сталин приказал как можно скорее форсировать Днепр и освободить Киев. Но западный берег Днепра, высокий и крутой, был тщательно укреплен немцами. На него были выброшены три воздушно-десантные бригады, но – неудачно. Часть десантников упала в Днепр, другие приземлились прямо на немецкие позиции и были уничтожены или взяты в плен. Лобовое форсирование Днепра опять «любой ценой» проходило под ураганным немецким огнем. Солдаты переправлялись на лодках, плотах, порой на досках и бочках. От множества раненых и убитых Днепр окрасился кровью. С очень большими потерями удалось создать и удержать два плацдарма – севернее и южнее Киева. 6 ноября, к большевицкому празднику, Киев был взят. При форсировании Днепра советские солдаты проявили массовый героизм. Около 2500 человек получили звание Героев Советского Союза. Пулеметчик Яков Форзун с товарищами, переправившись на правый берег Днепра, удерживал плацдарм до подхода основных сил своего батальона. В бою он был ранен и звание Героя Советского Союза получал, находясь в госпитале. К 1943 г. в связи с увеличившимся числом награжденных Золотой Звездой, ее вручали прямо на фронте, а не, как раньше, в Кремле.

Характерной особенностью психологического состояния солдат и офицеров Красной армии к 1943–1944 гг. стала невыносимая усталость от войны. Обязательных отпусков в Красной армии не было. С фронта могли отпустить в тыл за особо героический поступок в качестве награды, но чаще всего в тыл попадали в связи с ранением. Те же, кто не был ранен, могли оставаться на передовой многие месяцы, даже годы, испытывая тяжкую муку ежеминутной возможности быть убитым, страдая от полного бытового неустройства, часто – от голода, холода, от хамства, цинизма и жестокости военного и политического начальства.

Свидетельство очевидца

Молодой офицер артиллерист, сражавшийся на передовой с 1942 по 1945 год, Петр Михин вспоминал о весне 1944 г.: «Усталость эта была не сиюминутная. Мы, кто воевал на передовой, постоянно находились в стрессовом состоянии. Ну, а те из нас, кого к тому же долго не ранило и не убивало, испытывали неимоверную усталость от войны. Хотя вслух никто из нас об этом никогда никому не говорил. Сразу же донесут, и тебя потащат в особый отдел за «упаднические настроения». В этом вся трагедия «неубиваемых». В нашей армии не было отпусков с фронта, как у немцев, хотя дефицит в кадрах у них был куда больше нашего. Но немецкое командование понимало, что отдохнувший солдат в три раза лучше воюет, а наше об этом даже и не задумывалось. В непрерывных, изо дня в день, боях все твое тело измочалено до последней жилки. Да разве только тело?.. Мы так устали воевать, так истощили свои физические и моральные силы, что кидались под разрывы снарядов, чтобы тут же умереть». – П.А. Михин. Война, какой она была. Рассказы. Курск: Славянка, 2012. С. 180, 207.

На конец 1943 г. фронт проходил отчасти по Днепру, отчасти немного западнее. Восстанавливался Донбасс.

Совокупная численность советских войск на середину 1943 г. составляла 13,2 млн, немецких – 9,5 млн. Причем немцам приходилось разбрасывать свои силы между Восточным фронтом, Италией, тыловыми соединениями по борьбе с партизанами и Атлантическим валом, строившимся для отражения высадки союзников.

3 сентября 1943 г. англо-американские войска армии Монтгомери высадились в Калабрии на носке Итальянского «сапога». Но еще до этого, 25 июля, итальянцы, с полного одобрения короля Виктора-Эммануила III арестовали Бенито Муссолини. Король повелел сформировать правительство маршалу Пьетро Бадольо, который подписал тайное перемирие с союзниками. Итальянские войска теперь целыми соединениями сдавались в плен. 8 сентября маршал Бадольо официально объявил о капитуляции Италии. Первая из стран «оси» вышла из войны. Правда, 13 сентября немецкий диверсионный отряд под руководством Отто Скорцени освободил Муссолини из-под стражи, но война теперь шла только между немцами и союзниками на земле Италии. 1 октября союзники после тяжелых боев заняли Неаполь.

На Тихом океане в конце 1943 г. англо-американские и австралийские войска в изнурительных морских и сухопутных сражениях постепенно вытесняли японцев с островов Океании и с Новой Гвинеи.

Литература:

Л.Н. Лопуховский. Прохоровка без грифа секретности. М., 2005.

4.2.14. Русское общество и германская администрация на оккупированных территориях

Еще в 1925 г. Гитлер писал: «Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию». Оккупированная часть СССР делилась на 4 рейхскомиссариата: «Остланд» (Прибалтика и Западная Белоруссия), «Украина», «Московия» (Центральная Россия) и «Кавказ» (в реальности возникли лишь первые два). По плану «Ост» в течение 30 лет после победы планировалось истребить и частично выселить в Азию около 31 млн славян, а еще 14–15 млн лишить среднего и высшего образования и сделать рабами немецких колонистов.

Но все подобные планы выглядели фантастично, так как сил для их реализации у Германии не было. Даже всех использованных на военной службе людских ресурсов Германии (16–17 млн чел.) не хватило бы для контроля над оккупированными в 1941–1942 гг. территориями общей площадью более 2 млн кв. км, не говоря уже об остальной части СССР.

Те из советских граждан, кто шел на сотрудничество с немцами, полагались именно на неосуществимость этой политики: «Всю Россию они все равно никогда не займут, необходимость их заставит менять политику». Впрочем, Министерству пропаганды было поручено вещать не о колонизации, а об освободительном походе против большевизма. И хотя плакаты «Гитлер – освободитель» были верхом цинизма, в освободительные цели многие готовы были верить. Беспросветность сталинского гнета заставляла людей надеяться на то, что приход немцев поможет этот гнет сбросить. Хотя в общем население иностранного вторжения опасалось, многие встречали германскую армию букетами цветов и хлебом-солью. Не только от Галиции до Эстонии, но и от Киева до Пскова.

Министерство по делам восточных оккупированных территорий и нацистская партия так и не сумели добиться единой оккупационной политики. Оккупационный режим не был однородным. В 200-километровой прифронтовой полосе (Operationsgebiet) хозяевами были военные, заинтересованные прежде всего в хотя бы нейтральном отношении населения. Они приказывали солдатам не останавливаться на постой без разрешения, платить за изъятые продукты (правда, оккупационными марками, которые обменивались на рубли по невыгодному для населения курсу 1:10). Военные не возражали против открытия храмов и занятий в русских школах, поручали жителям восстанавливать местное управление под своим надзором, разрешали частную торговлю, а нередко и роспуск колхозов. Советские граждане, шедшие в местное управление под немцами, не считали, что служат врагу, а считали, что помогают своему народу, которому и под оккупацией надо жить – пользоваться водой, электричеством, школами и больницами. Были и такие, кто сознательно шел служить в гестапо, чтобы отомстить коммунистам.

Интересы общегерманских ведомств, следовавших за фронтовиками, не совпадали с интересами последних. Служба безопасности (Reichssicherheitshauptamt) самым важным считала истребление евреев. Массовые убийства рядового еврейства (евреи-партийцы и энкаведисты эвакуировались) произвели тяжкое, гнетущее впечатление. «Наши расстреливали, и эти расстреливают». Это стало первым ударом по надеждам на освобождение.

Вторым и решающим ударом зимой 1941/42 г. стала гибель военнопленных. В результате окружений и отступления Красной армии осенью 1941 г. в плен попало 3,8 млн человек. Их сгоняли на оцепленные колючей проволокой пространства под открытым небом, где большинство и умерло лютой зимой 1941/42 года от голода, холода и болезней. Населению вступать в контакт с пленными, поддерживать их едой, одеждой, медикаментами, как правило, запрещалось. Жуткая гибель пленных на глазах у населения была важной причиной поворота народных настроений против немцев. И хотя в отдельных регионах (Брянская обл., Галиция, Дон, Кубань, Северный Кавказ) местные оккупационные власти не проводили в жизнь установки Гитлера на третирование славян, как «недочеловеков», люди на оккупированных территориях постепенно стали понимать – пришли не освободители, а новые поработители, столь же жестокие и беспринципные, но еще более методичные и расчетливые, хотя и менее дикие и лучше образованные, чем «свои» большевики.

В глубоком немецком тылу управляли партийные чиновники НСДАП. Особой жестокостью среди них отличались рейхскомиссар Украины Э. Кох и Генеральный комиссар Белоруссии В. Кубе. Территорией вне прифронтовой полосы – рейхскомиссариатами Украина и Остланд – ведало министерство Альфреда Розенберга, партийных чиновников которого военные по цвету формы называли «золотыми фазанами». Нацистская политика на Востоке стала одним из решающих факторов, предопределивших разгром Германии. Жители в Кривом Роге в 1943 г. мрачно шутили: «Советская власть и за 20 лет из нас не могла сделать большевиков, а немцы сумели этого добиться за 2 года». Немцы сознательно унижали национальное достоинство русских. В Пскове был, например, расклеен плакат, изображавший здоровенного немецкого крестьянина с огромным мешком зерна, «показывающего нос» тощему и ободранному русскому мужичку в лаптях. Местные жители не допускались к высшему, а зачастую и среднему образованию, для них не было почтовой, телефонной и телеграфной связи. Железные дороги, перешитые на европейскую колею, служили военным нуждам. Порой к поезду цепляли товарный вагон с надписью «Для местных». Трамваи из Пскова увезли в Кенигсберг, а в Минске на них разрешалось ездить только немцам. Другого общественного транспорта не было. В Прибалтике нормы выдачи продуктов были те же, что в Германии, а рядом во Пскове по карточкам выдавали только хлеб, картофель, соль и спички.

Земли, занятые немцами в 1941–1942 гг., были частью страны, где население жило очень бедно. Производство молока, мяса, яиц на душу населения в СССР в 1940 г. было и по официальным данным заметно ниже царского времени, производство зерна таким же, зато более чем вдвое выше было производство картофеля. На нем и пережили войну. Когда эмигранты, помнившие Россию до революции, увидели ее вновь под оккупацией, они с горечью писали: «Что большевики за четверть века сделали со страной!»

Свидетельство очевидца

Немецкий студент русского происхождения Александр Шморель, позднее казненный за антинацистскую деятельность, писал 5 августа 1942 г. из Гжатска, где он был санитаром в Вермахте, родным в Германию: «Я часто и подолгу разговариваю с русским населением – с простым народом и интеллигенцией, особенно с врачами. У меня сложилось самое хорошее впечатление. Если сравнить современное русское население с современным немецким или французским, то можно прийти к поразительному выводу: насколько оно моложе, свежее и приятнее! Странно, но все русские едины в своем мнении о большевизме: нет ничего на свете, чего бы они ненавидели больше. И самое главное: даже если война закончится неудачно для Германии, то большевизм никогда уже не вернется. Он уничтожен раз и навсегда, и русский народ, в равной степени рабочие и крестьяне, слишком ненавидят его». – И. Храмов. Русская душа «Белой Розы». Оренбург, 2009. С. 112–113.

Уровень жизни населения был разным, в зависимости от региона и развития торгово-рыночных отношений. В городах жилось труднее, чем на селе. Жизнь в Киеве, Минске, Смоленске была дорогой, с высокими ценами на рынках, а в Орле, Пскове – более дешевой. Положительным фактором стал всплеск частной инициативы. В зоне ответственности Вермахта крестьяне делили колхозную землю по едокам, разбирали «обобществленные» имущество и инвентарь. В отдаленных селах и деревнях немцев не видели. Но в рейхскомиссариатах колхозы («общины») сохранились, что вызвало разочарование. «Декларацию о введении частной собственности на землю в восточных областях» Розенберг подписал лишь в 1943 г. В промышленности преобладало кустарное производство. Расцвела сфера обслуживания – в Брянске, Киеве, Минске, Орле, Симферополе, Смоленске и др. городах появились частные кафе, магазинчики, рестораны, ателье и т. д. Работали рынки, базары, привозы, меновые торги. В Прибалтике, на Западной Украине, в Молдавии уровень жизни сельского населения был выше, чем в русских областях.

Район Одессы между Днестром и Бугом – Транснистрия – управлялся румынами. Одесса при румынах слыла даже на советской стороне примером благополучия.

Наиболее высокий уровень жизни был там, где немцы предоставляли населению максимум самоуправления, например в Локотском самоуправляющемся округе на Брянщине на юге Орловской области. В Локотском округе, состоящем из восьми районов с населением на март 1943 г. более чем в 580 тыс. человек, работали 345 школ (в т. ч. 10 средних), в которых учились 43 422 учащихся и преподавали 1338 учителей, 9 больниц и 30 медпунктов амбулаторного типа с 51 врачом и 179 медсестрами, действовали более 250 мельниц (в т. ч. 32 паровые), частные и кооперативные земледельческие хозяйства, 6 госхозов, несколько заводов и т. д. Развивалось животноводство, птицеводство, производство масла, сметана, молока.

Важным признаком оживления хозяйственной жизни на оккупированных территориях СССР по сравнению со «светлым колхозным прошлым» стало отсутствие массовой смертности населения от голода, характерной для советского тыла в 1942–1943 гг. (Вологодская обл., Якутия и др. регионы).

Хотя и в тисках нацистской цензуры, но немного ожила культура. Издавались десятки русских газет и журналов («Голос Крыма» в Симферополе, «Голос народа» в Локте, «Новый путь» в Смоленске, «Речь» в Орле и др.), на страницах которых, наряду с откровенным нацистским официозом, нередко печатались интересные публицистические, мемуарные и литературно-художественные материалы, антисталинские стихи и карикатуры, довольно полно отражавшие суть довоенной действительности. На страницах «Голоса Крыма», например, в 1942–1943 гг. публиковались стихи Г.Р. Державина, Н.С. Гумилева, Ф.И. Тютчева, воспоминания о К.Д. Бальмонте, С.В. Рахманинове, Ф.И. Шаляпине. Редактировались издания русскими сотрудниками, зачастую, из представителей репрессированной в 1920–1930-е гг. интеллигенции. Наиболее талантливыми из них были Р.М. Акульшин (Березов), А.И. Булдеев, С.С. Максимов (Широков), Н.Н. Грин (вдова А.С. Грина), Л.Д. Суражевский (Ржевский), Б.Н. Ширяев.

Создавались литературные кружки, работали театры. На сцене театра Локтя в месяц играли до 60 спектаклей, в том числе – лучшие пьесы А.Н. Островского. Русскую классику ставила на сцене Смоленского драматического народного театра В.В. Либеровская. По радио выступали В.А. Блюменталь-Тамарин и Петр Лещенко. Переполненные залы собирали знаменитые солисты оперных театров – Н.К. Печковский (Мариинского), В.А. Селявин (Одесского) и др. В Пскове в 1943 г. прибывший из Сербии скаут-мастер Ростислав Полчанинов создал нелегально действовавший отряд скаутов-разведчиков, возродившийся после перерыва с 1920-х гг.

Трехцветный национальный бело-сине-красный флаг, в отличие от запрещенного красного, широко вывешивался в оккупированной зоне. Находились люди, у которых он хранился еще с Гражданской войны. Нарукавные значки русского триколора производили швейные мастерские во многих городах – товар пользовался спросом.

Среди бургомистров и сотрудников местного самоуправления были совершенно разные лица. Одни стремились сохранить привычное руководящее положение, другие хотели отомстить за перенесенные при Советах страдания, третьи лакействовали и пресмыкались, к чему их долго приучали большевики, кто-то хотел просто выжить, как при Сталине, но хватало и тех, кто пошел в органы самоуправления, чтобы постараться облегчить положение брошенного большевиками населения (А.И. Булдеев в Симферополе, П.Д. Ильинский в Полоцке, профессор И.А. Кошкин в КавМинВодах, юрист Б.Г. Меньшагин в Смоленске, профессор П.Г. Часовников в Одессе, К.Ф. Штеппа в Киеве и др.). Положение этих представителей «подсоветской» интеллигенции, априори объявленных предателями, было трагичным и противоречивым.

18 июля 1941 г. ЦК ВКП(б) принял постановление о создании партизанского движения. Организация отрядов возлагалась на органы ВКП(б) и НКВД. Практическое руководство разведывательной деятельностью и диверсионной работой в тылу Германской армии в годы Второй мировой войны осуществлял Павел Судоплатов.

Свидетельство очевидца

«Мы сразу же создали войсковое соединение Особой группы – отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН НКВД СССР), которой командовали в разное время Гриднев и Орлов. По решению ЦК партии и Коминтерна всем политическим эмигрантам, находившимся в Советском Союзе, было предложено вступить в это соединение Особой группы НКВД. Бригада формировалась в первые дни войны на стадионе «Динамо». Под своим началом мы имели более двадцати пяти тысяч солдат и командиров, из них две тысячи иностранцев – немцев, австрийцев, испанцев, американцев, китайцев, вьетнамцев, поляков, чехов, болгар, румын. В нашем распоряжении находились лучшие советские спортсмены, в том числе чемпионы по боксу и легкой атлетике – они стали основой диверсионных формирований, посылавшихся на фронт и забрасывавшихся в тыл врага». – П.А. Судоплатов. Разведка и Кремль. М.: ТОО «Гея», 1997. С. 150.

Созданная Судоплатовым бригада, развернутая позже в войска Осназа (Особого назначения), и послужила основой партизанских формирований в годы Второй мировой войны, ставших тем костяком, куда вливались бежавшие из плена, окруженцы, жители оккупированных территорий, пострадавшие от карательных акций, молодежь, спасавшаяся от угона на работы. В мае 1942 г. в Москве возник Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД) под руководством первого секретаря Компартии Белоруссии П.К. Пономаренко. Формальным Главкомом партизанами с 1942 г. считался Ворошилов. В 1941 г. активность партизан была низкой, население испытывало по отношению к ним чувства от настороженно-нейтральных до откровенно враждебных. Но с 1942 г. в результате нацистской политики начался рост партизанского движения. Почти над всеми отрядами в 1942 г. был установлен жесткий партийно-политический контроль.

Партизаны уничтожали мелкие группы противника, устраивали диверсии на коммуникациях, представляли советскую власть перед населением, провоцировали немцев на безжалостные «акции возмездия» против целых деревень и уничтожали «изменников» – старост, полицейских, тех, кто делил колхозную землю, издавал газеты, занимался торговлей, вел антисталинскую пропаганду, создавал антисоветские воинские части и т. д. По официальным данным спецгруппы Ленинградского управления НКВД – НКГБ в 1941–1944 гг. уничтожили на территории области 1160 соотечественников, объявленных «предателями и изменниками». Иногда партизаны уничтожали враждебно настроенные села и деревни полностью.

На жителей оккупированных областей партизанское движение легло тяжким бременем. Часть населения тайком поддерживала партизан, но когда им этого было мало, партизаны нещадно грабили жителей сел: «Мы – тот отряд, что берет все подряд». Многие партизаны больше мародерствовали, чем занимались диверсиями. При поддержке немцев создавались части самообороны, «службы порядка» (Ordnungsdienst, или OD), и разгоралась подлинная гражданская война. Порой самооборона и партизаны между собой договаривались – «вы нас не троньте и мы вас не тронем». Но когда немцы узнавали про партизанские налеты, они ограбленных партизанами крестьян за связь с партизанами же преследовали и расстреливали ни в чем неповинных заложников. Гитлер еще летом 1941 г. утверждал, что «партизанская война дает и нам некоторые преимущества. Она позволяет уничтожать всех, кто против нас». Хрущев же 3 апреля 1943 г. заявил, что партизанские «рейды дают положительные результаты в том смысле, что вселяют страх у неустойчивых элементов из украинцев и русских, проживающих на оккупированной территории, которые бы хотели пойти на сговор [с немцами], но боятся расправы со стороны наших отрядов». Так партизанское движение делало войну еще более жестокой и бесчеловечной.

В Западной Белоруссии и на Правобережной Украине с 1943 г. активно действовало национальное антикоммунистическое подполье – отряды польской Армии Крайовой (АК), подчинявшиеся легитимному правительству в Лондоне и Украинской Повстанческой армии (УПА), созданные бандеровским крылом ОУН[6]. Между польскими и украинскими партизанами шла жестокая война. Оба партизанских войска (а они к тому же не были едиными, состояли из многих отрядов, часто действовавших независимо и даже враждебно друг к другу) вели войну на уничтожение и оккупантов немцев и своих соперников – украинцы сжигали польские села и городки, поляки – громили украинские. Осенью 1943 г. в одном из районов под Гродно оперировали партизаны, костяк которых составляли сотрудники бывшего Гродненского НКВД, отряд бывших окруженцев-красноармейцев, несколько групп АК, белорусские националисты и отряд еврейской самообороны. Все сражались против всех.

Наиболее значительным партизанское движение было в Белоруссии, затем – в Орловской, Смоленской и Ленинградской областях РСФСР. Гораздо слабее – на Украине и в Крыму. Почти не было партизан в Карело-Финской ССР, Прибалтике, Молдавии, на Кубани, на Дону, на Северном Кавказе. Самым известным партизанским командиром стал С.А. Ковпак, чей отряд совершил в 1943 г. рейд по 18 областям РСФСР, Украины и Белоруссии. В 1943 г. партизаны в Белоруссии, на территории Калининской, Ленинградской, Орловской, Смоленской областей и некоторых районов Левобережной Украины провели крупные диверсионные операции «Рельсовая война» и «Концерт» на линиях железнодорожных коммуникаций. Но, несмотря на значительное количество поврежденного железнодорожного полотна, немцы быстро восстанавливали сообщение. В советской литературе утверждалось, что партизаны и подпольщики в 1941–1944 гг. уничтожили более 1 млн военнослужащих противника; исследования немецких историков к концу 1990-х гг. дают более скромную цифру – 25–45 тыс. человек. Партизанские диверсии и акты саботажа ни разу не оказали решающего влияния на ход немецких операций.

В апреле 1943 г. на всех оккупированных территориях СССР, по данным ЦШПД, в просоветских партизанских отрядах насчитывалось всего 110–115 тыс. человек, большей частью – в Белоруссии, Смоленской и Орловской областях. В партизанско-подпольном движении во время войны участвовали вряд ли более 250–280 тысяч человек, большая часть из них – в Белоруссии. Общие безвозвратные потери партизан составили до 100 тыс. человек, в основном в конце 1943 г. – начале 1944 г. Потери населения, погибшего в результате провокаций, немецких репрессий, партизанских грабежей и террора, а также межпартизанских конфликтов, существенно превысили безвозвратные потери партизан. Партизанское движение, безжалостное, в первую очередь по отношению к самим его участникам и брошенному в оккупации советской властью населению, оказалось еще одним проявлением бесчеловечности гитлеровского и сталинского режимов.

Литература:

Украинские националистические организации в годы Второй мировой войны. 1939–1945. Т. 1–2. М.: РОССПЭН, 2012.

Б.В. Соколов. Оккупация. М., 2002.

Б.Н. Ковалев. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941–1944. М., 2004.

В.Е. Поляков. Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа Секретно. М.: Эксмо, 2009.

И. Ермолов. Три года без Сталина. Оккупация: советские граждане между нацистами и большевиками. 1941–1944. М., 2010.

И.П. Щеров. Партизаны: организация, методы и последствия борьбы (1941–1945). Смоленск, 2006.

К.М. Александров. Русские солдаты Вермахта: Сб. статей и материалов. М., 2005.

A. Dallin. German rule in Russia 1941–1945. A Study of Occupation Policies. L., 1957.

4.2.15. К западу от линии фронта. Беженцы и остарбайтеры. Трагедия Холокоста

В 1925 г. в книге «Моя борьба» Гитлер высказался категорически и недвусмысленно: «Конец еврейского господства в России будет также концом России как государства». В рамках гитлеровской концепции освоения «жизненного пространства» на Востоке евреи, цыгане, гомосексуалисты и душевнобольные на оккупированных территориях подлежали немедленному уничтожению спецподразделениями СД («айнзайтцкомандами»). Теоретически к обреченным на гибель относились и представители местной партийной номенклатуры ВКП(б), но на практике ситуация выглядела иначе, особенно в зоне ответственности администрации Вермахта. Бывшим коммунистам и работникам советских органов власти нередко удавалось занимать важные должности в органах самоуправления, что нередко приводило к конфликтам с претерпевшими сталинские жестокости людьми, особенно на Дону и Кубани.

Ужас нацистского террора заключался в его организованности и планомерности. Кроме перечисленных категорий, жертвами оккупантов становились советские активисты, подпольщики, партизаны, саботажники и т. д. В ответ на диверсии на коммуникациях и спецоперации партизан, часто мелкие и неудачные, оккупационные власти организовывали беспощадные «зачистки» местности, сжигая села и деревни, порой со всем населением, вплоть до стариков и детей. Нередко и партизаны уничтожали деревни, население которых вело себя по отношению к ним нелояльно. Особенно от антипартизанских «акций возмездия» пострадала Белоруссия. Убитые нацистами гражданские лица записывались в категорию «партизан». Так, например, за период с августа по ноябрь 1942 г., согласно официальному отчету рейхсфюрера СС Г. Гиммлера об итогах борьбы с партизанами на Юге СССР, в районе Белостока и на Украине, были убиты в боях 1337 и расстреляны захваченные в плен 8565 партизан. Но при этом каратели уничтожили в качестве «пособников» и «подозреваемых» в связях с партизанами 14 257 человек. Страшной трагедией стала гибель евреев, почти исключительно мирных обывателей, уничтоженных нацистами.

Евреи демонизировались нацистами, ставились в центре идеологии биологического расизма, объявлялись «чем-то вроде бацилл» или «паразитов», которых надо истребить, чтобы спасти от заболевания «арийский организм» и «Европейскую цивилизацию». Следуя этой идеологии, национал-социалисты уже в 1933 г. стали ограничивать права «неарийского» населения, а с 1938 г. отправлять евреев в концлагеря. После занятия Польши в 1939 г. местных евреев сселяют в гетто, затем антиеврейские законы распространяются на другие страны. Идет речь о выселения евреев на остров Мадагаскар. Но весной 1941 г. Гитлер склоняется к «окончательному решению еврейского вопроса» (Endlцsung der Judenfrage). Летом на территории Польши начинают строить газовые камеры и печи крематориев (их испытывают на русских военнопленных). Только в 6 лагерях там вскоре погибнут 3 млн евреев, которых свезут из разных стран Европы так, чтобы их бывшие соседи не знали, куда они исчезли. В оккупированных областях СССР такие предосторожности сочли излишними. Карательные отряды СС (Einsatzgruppen) выстраивают евреев в шеренгу у обрыва и расстреливают из пулемета.

Массовое уничтожение нацистами евреев в годы войны называют Холокостом («Жертвоприношением» или «Всесожжением»). Несмотря на предпринятые советскими органами меры по эвакуации еврейского населения в 1941 г., власть не оповещала евреев Советского Союза о грозящей им опасности со стороны нацистов: на Украине с удовлетворением вспоминали дисциплинированную кайзеровскую армию 1918 г. На оккупированных территориях остались 2,73 млн евреев (примерно 55 % еврейского населения СССР). Первая волна массового убийства евреев, особенно на Западной Украине и в Прибалтике, произошла «силами» местного населения еще до прихода немцев. Евреям мстили, считая их виновниками и пособниками советской оккупации и террора 1939–1941 гг. В убийствах советских евреев активное участие принимали силы местной вспомогательной полиции, особенно в Прибалтике и на Правобережной Украине. Полицейские, члены их семей, любовницы немецких солдат бросались в опустевшие квартиры грабить. На глазах у обреченных евреев они тащили платья, подушки, перины; некоторые проходили сквозь оцепление и снимали платки, вязаные шерстяные кофточки с женщин и девушек, ждущих казни. Массовые расстрелы евреев шли в Вильнюсе, Каунасе, Львове, Пинске, Каменец-Подольске, Житомире, Витебске, Минске, в Румбуле под Ригой, в Яссах, Кишиневе и в занятом румынами Заднестровье (Одесская область), а также в Ялте. После оккупации нацистами Крыма и Южной России прошли расстрелы евреев в Ростове, Кисловодске, Ессентуках, Керчи, Ялте, Евпатории, Джанкое и других городах.

Черным символом Холокоста стала трагедия еврейского населения Киева. Здесь в Бабьем Яру 29–30 сентября 1941 г. – всего через 10 дней после занятия города – зондеркоманда 4а уничтожила 33 771 еврея.

Свидетельство очевидца

В 1944 г. советские журналисты-евреи Илья Эренбург и Василий Гроссман собрали книгу свидетельств о злодеяниях нацистов против евреев. В ней приводились леденящие кровь описания расправы в Бабьем Яру.

«Елена Ефимовна Бородянская-Кныш с ребенком пришла к Бабьему Яру, когда было уже совершенно темно. Ребенка она несла на руках. Она вспоминала: «Никогда не забуду одну девочку лет пятнадцати – Сарру. Трудно описать красоту этой девочки. Мать рвала волосы на себе, кричала душераздирающим голосом: «Убейте нас вместе…» Мать убили прикладом, с девочкой не торопились, пять или шесть немцев раздели ее догола, что было дальше не знаю, не видела….

С нас сняли верхнюю одежду, забрали все вещи и, отведя вперед метров на 50, забрали документы, деньги, кольца, серьги. У одного старика начали вынимать золотые зубы. Он сопротивлялся. Тогда немец схватил его за бороду и бросил на землю, клочья бороды остались в руках у немца. Кровь залила старика. Мой ребенок при виде этого заплакал.

– Не веди меня туда, мама, нас убьют; видишь, дедушку убивают.

– Доченька, не кричи, если ты будешь кричать, мы не сможем убежать и нас немцы убьют, – упрашивала я ребенка.

Она была терпеливым ребенком, – шла молча и вся дрожала. Ей было тогда четыре года…».

Елена и ребенок выжили под горой трупов и выбрались из рва. Они добрались до знакомой Литошенко. «Она обмерла, увидев меня. Она дала мне юбку, платье и спрятала меня и ребенка. Я больше недели была у нее под замком».

В Крыму с 16 ноября по 15 декабря нацисты расстреляли 17 645 евреев.

Свидетельство очевидца

В Джанкое один из свидетелей трагедии вспоминал, как евреев согнали в ров для последующей казни:

«Однажды ночью у молодой женщины Кацман начались роды. Тихий плач, прерываемый воплями роженицы, доносился со всех сторон. Ее муж Яков Кацман, молодой комбайнер еврейского колхоза, – где-то на фронте, в рядах Красной Армии. Его непрерывно вспоминают… Никогда не думал он, что его молодая жена будет рожать первенца в этой могиле…На рассвете старший жандарм со своими помощниками пришел контролировать лагерь. Он подошел к роженице, повернул к себе новорожденного, взял у одного из своих помощников винтовку и вонзил штык ребенку в глаз». (Черная книга, 256)

Накануне казни евреев [в Ростове-на-Дону] 10 августа 1942 г. немцы на том же месте – у Змиевской балки, убили 300 красноармейцев. Красноармейцев подвозили в машинах до переезда. Там и сажали в специальную газовую машину. Из нее вытаскивали мертвых. Тех, которые подавали признаки жизни, пристреливали. Евреям приказали раздеться. Вещи складывали в стороне. У Змиевской балки расстреливали и тотчас засыпали глиной. Маленьких детей живыми кидали в ямы. Часть евреев убили в газовой машине. Одну партию вели голыми от зоологического сада до балки. С ними была красивая женщина, тоже голая, она вела за руку двух крохотных девочек с бантиками на голове. Несколько девушек шли, взявшись за руки, и что-то пели. Старик подошел к немцу и ударил его по лицу. Немец закричал, потом повалил старика и затоптал его.

На следующий день газета «Голос Ростова», которую выпускали немцы, писала: «Воздух очистился…»

Считается, что нацисты и их пособники уничтожили за время оккупации более 2 млн евреев, хотя другие оценки дают цифры от 800 тыс. до 1 млн. Нечастые случаи спасения обреченных евреев местными жителями превращались в акт высокого христианского самопожертвования.

Документ

«Дмитрий Пасичный, спрятавшись за памятником на еврейском кладбище, видел, как немцы расстреливали еврев в Бабьем Яру. Жена Пасичного, Полина, и ее мать, Евгения Абрамовна Шевелева, – еврейки. Он спрятал их в шкафу и распространил слухи, что они ушли на кладбище. Затем обе женщины перешли в домик Покровской церкви, на Подоле. Священник этой церкви Глаголев, сын священника, выступавшего в свое время экспертом со стороны защиты на процессе Бейлис, дал возможность жене Пасичного прожить в церковном доме до августа 1942 г., а потом увез в Каменец-Подольский. Священник Глаголев спас еще многих других евреев, обратившихся к нему за помощью». (Черная книга, 23–25)

Сталин и глава Агитпропа А. Щербаков наложили вето на публикацию «Черной книги». Холокост евреев оставался запрещенной темой в СССР плоть до 1960-х гг. и не упоминался в советских учебниках истории вплоть до крушения СССР. В глазах уцелевших советских евреев это было невыносимое оскорбление памяти павших, и немало способствовало обострению так называемого «еврейского вопроса» в СССР в 1960-е – 1970-е гг.

Историческая справка

Василий Гроссман в романе «Жизнь и судьба», написанном в 1950-е гг., объясняет Холокост на советской территории не только действиями нацистов, но и массовым пособничеством советского населения, отравленного сталинщиной. «Именно в такой атмосфере отвращения и ненависти готовилось и проводилось уничтожение украинских и белорусских евреев. В свое время на этой же земле, мобилизовав и раздув ярость масс, Сталин проводил кампанию по уничтожению кулачества как класса, кампанию по истреблению троцкистско-бухаринских выродков и диверсантов. Опыт показал, что большая часть населения при таких кампаниях становится гипнотически послушна всем указаниям властей. В массах населения есть меньшая часть, создающая воздух кампании: кровожадные, радующиеся и злорадствующие, идейные идиоты либо заинтересованные в сведении личных счетов, в грабеже вещей и квартир, в открывающихся вакансиях. Большинство людей, внутренне ужасаясь массовым убийствам, скрывает свое душевное состояние не только от своих близких, но и от самих себя… И, конечно, еще меньше бывало случаев, когда человек при виде подозреваемой в бешенстве собаки не отвел бы глаз от ее молящего взора, а приютил бы эту подозреваемую в бешенстве собаку в доме, где живет со своей женой и детьми. Но все же были такие случаи…» (В. Гроссман. Жизнь и судьба // Собрание сочинений. М.: Вагриус, 1998. Т. 2. С. 150–151).

Этническая и культурная карта западных районов СССР необратимо изменилась – исчезли еврейские поселения, «штетли» с их богатой многовековой традиционной культурой. Но еще страшней было то, что были истреблены сотни тысяч носителей этой культуры. Главным образом женщины, дети, старики, так как молодые мужчины были призваны в армию. Страшно и горько, что немалый «вклад» в уничтожение евреев внесли их соседи, часто жившие на той же улице, в том же доме. Одни, не страшась расправы, укрывали, а другие – бестрепетно выдавали несчастных на убийство. Уцелевшие евреи были, как правило, ассимилированы в русскую культуру и жили в городах. Попытки после войны воссоздать культуру на идиш – запрещенную Сталиным в 1948–1953 гг. – не имели уже этнокультурной базы.

Другой горькой страницей оккупации стало создание концлагерей на оккупированных территориях, некоторые из них превратились в подлинные комбинаты по уничтожению нежелательных заключенных. Всего, по официальным советским данным, жертвами нацистов пали 7 420 379 человек, однако в это число включены и жертвы партизанского террора, а также остарбайтеры, с которыми прекратилась связь родственников. Статистика жертв оккупации нуждается еще в серьезном уточнении и, возможно, в пересмотре.

Министерство Розенберга было не единственным ведомством, хозяйничавшим на оккупированных землях. Его рейхскомиссары во многом подчинялись непосредственно Гитлеру, а помимо них действовали еще представители главноуполномоченных по четырехлетнему плану и по трудовым ресурсам. Первые вывозили в Германию оборудование и сырье. Вторые увозили людей. Немцы вербовали работников во всех оккупированных странах.

С весны 1942 г. с оккупированных территорий началась насильственная отправка молодежи (восточных рабочих – Ostarbeiter, или остовцы) на работы в рейх. Первоначально многие ехали в Европу добровольно и действительно в надежде на трудовое устройство. Но на практике лозунг «Приезжайте в счастливую Германию!» обернулся каторжным трудом и скотскими условиями существования для большинства остовцев, вплоть до осени 1944 г. лишенных какой-либо правовой защиты и поддержки. Организатором использования принудительного труда восточных рабочих стал ревностный нацист и генеральный комиссар по использованию рабочей силы в рейхе Ф. Заукель, который организовал отправку в рейх со всей Европы и оккупированных территорий СССР от 7 до 10 млн иностранных рабочих, сыгравших важную роль в мобилизации немецкой экономики.

В рабочих лагерях и общежитиях в Германии выходцы с Востока очутились в значительно худшем положении, чем их коллеги из западных стран. Они должны были носить на одежде нашивку «OST», их продовольственный паек был намного хуже немецкого, их рабочий день длился 10–12 часов, они были лишены юридической защиты, не могли без сопровождения выходить в город. Мужчины и женщины были поселены отдельно, разлучались семьи. За мелкие проступки остовцев били, за более серьезные отправляли в концлагерь, а за половые сношения – безразлично, с немцами или со своими – полагалась смертная казнь. Старые русские эмигранты – и духовенство (священникам разрешался доступ в лагеря остовцев), и частные люди – путем переписки и отправкой посылок старались облегчить тяжелую участь остарбайтеров.

Всего с оккупированных территорий СССР (в границах до 1 сентября 1939 г.) на принудительные работы немцы вывезли приблизительно 3,2 млн человек и еще около 800 тыс. – с территорий, аннексированных СССР в 1939–1940 гг. Труд остарбайтеров использовался преимущественно в германской промышленности и сельском хозяйстве. Положение остарбайтеров в рейхе начало меняться в лучшую сторону лишь с конца 1944 г. в связи с созданием Комитета освобождения народов России (КОНР) (см. 4.2.32), в перечне мероприятий которого предусматривалась и защита прав восточных рабочих. Однако, несмотря на тяжкие условия труда, многих остовцев потрясли европейские стандарты жизни, особенно в сельской местности.

Контраст с советской действительностью, со сталинскими колхозами, был разительным. Многие восточные рабочие после войны не желали возвращаться в СССР, но лишь немногим удалось остаться на Западе, избежав насильственных репатриаций. Многих из остовцев при возвращении домой в 1945–1947 гг. преследовал страх за будущее и не напрасно. Девушек-остарбайтеров красноармейцы называли «немецкими подстилками» и часто насиловали. Вернувшихся после долгих мытарств в родные места (более 3 млн) остовцев ждали многолетние спецпроверки, бытовые тяготы, унижения, обвинения в пособничестве врагу и, в конце концов, нищенский уровень жизни спустя даже полвека после окончания войны.

После Сталинградской битвы, зимой 1942/1943 г. зародилась Вторая волна российской политической эмиграции.

Историческая справка

Вслед за Красной армией возвращалась безжалостная советская власть, грозно вопрошая присмиревшее население: «Как смели жить без нее? Как смели пахать и сеять? Как смели ходить по земле, как смели готовить пищу, нянчить детей и спать по ночам? Как смели стирать белье, топить печи и выносить сор? Как смели кормить козу и делать запасы на зиму? Как смели дышать одним воздухом с теми, с кем, она, советская власть, воюет? А ну, кто тут живой остался? Кто не пошел в партизаны, кто надеялся без нас прожить? Кто мечтал, что мы не вернемся, кто тут радовался, что нас прогнали? Кто растаскивал без нас колхозы, кто сдавал немцам сало, кормил фашистских захватчиков? Кто заимел козу, выкармливал поросенка, кто держал без нас курицу, развивал частнособственнический инстинкт? Кто тут торговал на базаре? Кто открыл сапожную мастерскую? Кто спекулировал немецкими эрзацами, реставрировал капитализм? Кто подоставал с чердаков иконы, ремонтировал церкви, шил попам рясы, разводил религиозный дурман? Кто без нас тут открывал школы, кто вымарывал из букварей слово «Сталин»? Кто работал в больницах, лечил изменников родины? Кто служил в горуправах, холуйствовал перед оккупантами? Кто тут рвал сталинские портреты, кто ругал советскую власть, издавал грязные газетенки, восхвалял фашистское иго, утверждая будто немцы сильнее нас? Кто пошел в полицейские отряды, стрелял в славных представителей советской власти, защищал фашистское отребье?» (А.И. Солженицын)

Сотни представителей «подсоветской» интеллигенции и члены их семей, познав на себе всю тяжесть нацистского режима, тем не менее не пожелали дожидаться возвращения «родной» советской власти и выехали на Запад. Среди них – директор Ленинградского финансово-экономического института профессор И.А. Кошкин (в эмиграции – Курганов), директор Института экспериментальной физиологии, доктор медицинских наук Ф.П. Богатырчук, зав. кафедрой иностранных языков Киевского университета Л.В. Дудин, профессор геологии А.Ф. Лебедев, зав. кафедрой патологической анатомии Кубанского медицинского института И.М. Малинин, доцент Днепропетровского химико-технологического института А.И. Поплюйко, профессор, горный инженер В.Г. Постриганев, зав. кафедрой подъемных машин Киевского политехнического института профессор Е.И. Радзимовский, солистка Киевского театра оперы и балета А.Д. Тумковская, профессор исторического факультета ЛГУ Н.И. Ульянов, профессор Киевского университета по кафедре истории древнего мира и средних веков К.Ф. Штеппа и многие другие. По осторожным оценкам в 1942–1944 гг. на Запад выехали с оккупированных территорий СССР около 800 тыс. беженцев.

Литература:

Война Германии против Советского Союза 1941–1945 / Под ред. Р. Рюрупа. Берлин, 1992.

Преступные цели – преступные средства. Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941–1944 гг.) / Сост.: Г.Ф. Заставенко, Т.А. Иллерицкая, А.М. Козочкина, И.М. Лобанихина, В.В. Морозов, Ю.Г. Мурин, Б.П. Тихомиров; Под общ. ред. Е.А. Болтина и Г.А. Белова. М., 1985.

Г.Г. Вербицкий. Остарбайтеры. СПб., 2004.

З. Градовский. В сердцевине ада. Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима М.: Гамма-Пресс, 2010.

П.М. Полян. Жертвы двух диктатур. Остарбайтеры и военнопленные в Третьем рейхе и их репатриация. М., 1996.

Р.Н. Редлих. Предатель. СПб., 1992.

Ю.Ф. Луценко. Политическая исповедь. Документальные повести о Второй мировой. М.: Посев, 2011.

4.2.16. Трагедия плена. Сталин и конвенция о военнопленных

В Русской Императорской армии плен не считался преступлением, к пленным относились как к страдальцам. Им сохранялись чины, награды, денежное довольствие, плен засчитывался в стаж службы. При активном участии Императора Николая II и русских дипломатов появилась знаменитая Гаагская конвенция 1907 г. «О законах и обычаях сухопутной войны», определявшая права военнопленных. В 1914–1917 гг. в плен попали 2,4 млн чинов Русской армии, из которых умерли не более 5 %.

Основы преступной политики советского государства по отношению к собственным гражданам, попавшим в плен, были заложены задолго до 1939 г. Еще новорожденная РСФСР отказалась признавать конвенцию 1907 г. Ленин заявил: «Гаагское постановление создает шкурническую психологию у солдат». В итоге 16–18 тысяч красноармейцев, плененных во время советско-польской войны 1920 г., умерли в польских лагерях, брошенные Совнаркомом на произвол судьбы.

Сталин в 1925 г. назвал работу Гаагской конференции «образцом беспримерного лицемерия буржуазной дипломатии». В 1927 г. пленум ЦК ВКП(б) признал: «Нерабочие элементы, которые составляют большинство нашей армии – крестьяне, не будут добровольно драться за социализм». Массовая гибель пленных уменьшила бы вероятность формирования русской антикоммунистической армии на стороне противника. 15 мая 1929 г. Сталин известил Ворошилова о том, что СССР не будет участвовать в Женевской конференции. 27 июля 1929 г. главы делегаций 47 государств подписали Женевское «Соглашение об обращении с военнопленными». Советский Союз от присоединения к конвенции отказался. Нацистская Германия признала конвенцию в 1934 г.

Гитлер обосновывал зловещие планы в отношении советских пленных расовой теорией, борьбой идеологий и непризнанием большевиками международных конвенций. 30 марта 1941 г., выступая перед генералитетом, фюрер откровенно заявил: в грядущей войне «красноармеец не будет товарищем». Воспользовавшись отказом правительства СССР от защиты прав своих граждан в плену, нацисты обрекли их на методичное вымирание от голода и болезней, на издевательства и репрессии. Уничтожению подлежали взятые в плен политработники и евреи. В свою очередь, в приказе № 270 от 16 августа 1941 г. Сталин, Жуков и другие члены Ставки предложили уничтожать плененных врагом бойцов и командиров Красной армии «всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишить государственного пособия и помощи». 28 сентября 1941 г. в специальной директиве № 4976 по войскам Ленинградского фронта Жуков потребовал расстреливать семьи советских военнопленных. К счастью эта директива не была претворена в жизнь, а вот свидетельства об обстрелах и бомбардировках лагерей военнопленных собственной дальнобойной артиллерией и авиацией, особенно в 1941 г., существуют.

В 1941–1942 гг. пленные содержались в нечеловеческих условиях, погибая сотнями тысяч, в первую очередь от голода и тифа. Зимой 1941/1942 г. умерли около 2,2 млн военнопленных. Трагедия этих людей, преданных своим правительством и павших жертвой нацистской политики, по масштабу не уступает Холокосту и голодомору. Многие их массовые захоронения остались безвестными, и к местам бывших «шталагов» не возят паломников. Немецкие военные порой утверждали, что были не в состоянии разместить и накормить такое число людей. Но тогда непонятно, почему они запрещали населению кормить пленных. С 25 июля по 13 ноября 1941 г. немцы освободили и отпустили по домам 318 775 человек – в основном украинцев, к которым они относились иначе, чем к русским (личный состав трех армий!), но затем роспуск прекратился. Суть в том, что смерть миллионов пленных вписывалась в гитлеровскую идею «лишить Россию жизненной силы». Смерть грозила, прежде всего, рядовым красноармейцам; командный состав помещали в отдельные лагеря, где условия были лучше.

Историческая справка

Начальник разведки адмирал Канарис в сентябре 1941 г. обратился к фельдмаршалу Кейтелю с просьбой проявить благородство в отношении русских военнопленных, но тот ответил, что «солдатские понятия о рыцарской войне» не при чем, когда речь идет «об уничтожении мировоззрения». Кейтель, видимо, видел в пленных носителей «большевицкой заразы». Впрочем, для журнала «Der Untermensch» («Недочеловек») фотографии изможденных лиц голодающих пленных служили иллюстрацией «дегенеративного облика восточных орд».

Отдельные офицеры Вермахта (адмирал В. Канарис, граф Г.Д. фон Мольтке, майор К. фон Штауффенберг и др.) протестовали, считая подобную практику несовместимой с кодексом чести и традициями германской армии. Некоторые коменданты, руководствуясь христианскими чувствами, пытались на своем уровне хоть как-то облегчить страдания несчастных. Но такие случаи были единичны. Лишь с осени 1942 г. положение стало несколько улучшаться. В 1942 г. нацисты заинтересовались пленными как рабочей силой, а с весны 1943 г. началось развитие Власовского движения.

Советские военнопленные в 1941–1945 гг.

Из 5,8 млн пленных (исключая перебежчиков) погибли примерно 3,3 млн (60 %). Смертность среди пленных армий союзников составляли от 0,3 до 1,6 %. Из выживших 2,4 млн примерно 950 тыс. поступили на службу в Вермахт и антисоветские формирования (РОА, казачьи и др. части). Около 500 тыс. бежали или оказались освобождены в 1943–1944 гг. Около 940 тыс. дождались весны 1945 г. В подавляющем большинстве они вернулись на родину, где их ждали вновь лагеря, подневольный труд, унизительные спецпроверки и клеймо «изменников». Восстановление прав бывших пленных растянулось на весь послесталинский период.

Но особенно трагично отношение советской власти к своим солдатам воспринималось бежавшими из плена, ведь нацисты были беспощадны к людям, совершавшим побег: в большинстве случаев их публично расстреливали, в меньшинстве – отправляли в лагеря смерти, откуда выйти живым было практически невозможно. Рисковавшие жизнью, мечтавшие о борьбе с врагом солдаты и офицеры, считавшие, что они сражаются за родину, получали взамен наград – штрафные батальоны или лагеря. Никакие подвиги, совершенные при удавшихся, даже беспримерных по своей дерзости, побегах не гарантировали советских солдат и офицеров от общей трагической судьбы бывших военнопленных.

Историческая справка

Характерна судьба Михаила Петровича Девятаева и его товарищей, соверших побег из немецкого плена на захваченном самолете с секретного ракетного полигона Пенемюнде. Михаил Девятаев родился 8 июля 1917 г. в поселке Торбеево в Мордовии. Начало войны он встретил в 237-м истребительном полку в Могилеве. 23 июня 1941 г. на самолете И-16 Михаил Девятаев участвует в воздушном бою и 24 июня открыл боевой счет, сбив бомбардировщик Ju-87. 23 сентября 1941 г. Девятаев получил ранение в левую ногу. После госпиталя Девятаев служит в ночной бомбардировочной авиации. В мае 1944 г. он вновь становится истребителем – командиром звена 104-го гвардейского истребительного авиационного полка 9-й гвардейской истребительной авиационной дивизии 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта. На его личном счету было 9 сбитых вражеских самолетов. Вечером 13 июля 1944 г. старший лейтенант Девятаев вылетел в составе группы истребителей P-39. В воздушном бою в районе Львова он был ранен в правую ногу, а его самолет подожжен. Летчик выпрыгнул над вражеской территорией с парашютом и с тяжелыми ожогами попал в плен.

В плену Михаил Девятаев держался мужественно: ни в разведотделе Абвера в Варшаве, ни в Лодзинском лагере для военнопленных, ни в лагере Новый Кенигсберг немцы не получили от него никаких интересующих их сведений. В лагере Новый Кенигсберг Девятаев с товарищами готовил побег, и когда подкоп был почти готов, их замысел в результате доноса раскрылся. Наказанием за попытку бегства стал лагерь смерти Заксенхаузен, из которого Девятаев в составе группы из 1500 заключенных был отправлен в концлагерь на остров Узедом, где находился секретный ракетный полигон Пенемюнде. Судьба узников была заранее предопределена: по истощении жизненных сил – крематорий.

В январе 1945 г., когда фронт подошел к Висле, Михаил Девятаев вместе с заключенными Иваном Кривоноговым, Владимиром Соколовым, Владимиром Емченко, Федором Адамовым, Иваном Олеником, Михаилом Емецом, Петром Кутергиным, Николаем Урбановичем и Дмитрием Сердюковым начал готовить побег. Побег был назначен на 8 февраля 1945 г. На аэродроме Михаил Девятаев и Иван Кривоногов – пограничник, защищавший со своими товарищами ДОТ на границе с 22 июня по 3 июля 1941 г., отвлекли внимание конвоира, и Кривоногов нанес ему смертельный удар в висок железной клюшкой. Заключенные подбежали к командирскому бомбардировщику Не-111 и залезли в кабину. Самолет начал разбег, но машину не удавалось оторвать от земли, и, пробежав всю полосу, Девятаев крутым разворотом остановил ее у самого обрыва к морю. В это время было обнаружено тело убитого охранника и поднята тревога на аэродроме: немецкие солдаты со всех сторон бежали к захваченному бомбардировщику. Девятаев начал второй разбег. При помощи товарищей удалось, оттянув штурвал на себя, поднять самолет и уйти в сторону моря. Немцы послали в погоню истребители под руководством аса, обер-лейтенанта Люфтваффе Гюнтера Хобома, но обнаружить беглецов не удалось. В районе линии фронта самолет обстреляли советские зенитки. Пришлось идти на вынужденную посадку: «Хейнкель» приземлился на брюхо южнее населенного пункта Голлин в расположении артиллерийской части 61-й армии. Однако радость беглецов была недолгой.

Начались унизительные процедуры допросов в СМЕРШе. Друзей Михаила Девятаева отправили в штрафные батальоны и роты. Из девятерых его товарищей выжило трое: Иван Павлович Кривоногов, Михаил Александрович Емец и Федор Петрович Адамов. Найти друг друга им удалось лишь во второй половине 1950-х гг. после того, как о подвиге стало известно из прессы. Владимир Соколов, Петр Кутергин и Иван Оленик погибли в боях, Владимир Емченко, Трофим Сердюк и Николай Урбанович «пропали без вести», т. е. тоже погибли.

Михаил Девятаев был помещен в советский концентрационный лагерь на территории Польши. Между тем его побег из плена принес огромную практическую пользу. Сразу же по прилете на территорию, контролируемую советскими войсками, Михаил Девятаев сообщил координаты ракетной базы Пенемюнде с точностью до десятков метров, и она была разгромлена советской авиацией. Прекратились, таким образом, обстрелы Лондона немецкими ракетами ФАУ-2. В сентябре 1945 г. из лагеря Девятаева вызвал на остров Узедем полковник Сергеев. Под этим псевдонимом скрывался будущий Генеральный конструктор первых советских ракет С.П.Королев. Девятаев помог Королеву собрать необходимые узлы и детали ракеты, в том числе и двигатель ФАУ-2, ставший впоследствии основой для разработки двигателя первой советской ракеты Р-1.

В ноябре 1945 г. Михаил Девятаев был уволен в запас. Его, как бывшего в плену, не брали на работу, и он с трудом устроился грузчиком в Казанском речном порту. Он писал письма на имя Сталина, Маленкова, Берии, но все без толку. Положение изменилось, только в конце 1950-х гг., когда С.П.Королев помог Девятаеву реабилитироваться.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 августа 1957 г. Девятаеву было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». О легендарном по смелости побеге узнала вся страна. М.П. Девятаев написал книгу «Побег из ада», изданную большими тиражами не только в СССР, но и за рубежом. Он был награжден орденом Ленина, 2 орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней и многими медалями, стал почетным гражданином Мордовии, городов Казани, Вольгаста и Циновичи (Германия).

В 1957 г. Девятаев стал одним из первых капитанов пассажирских судов на подводных крыльях. Уйдя на пенсию, он активно участвовал в ветеранском движении, создал фонд Девятаева, для оказания помощи нуждающимся ветеранам. Незадолго до смерти в 2002 г. Михаил Петрович встретился с немецким летчиком Гюнтером Хобомом, который должен был его догнать и сбить и которого удалось обмануть беглецам. Два солдата выпили по рюмке водки и обняли друг друга: и через многие годы дерзкий побег вызывал восхищение противника. Съездил Девятаев и в Пенемюнде, поставил 100 свечей у мемориального камня с именами своих товарищей по побегу, большинство из которых погибло в штрафных батальонах и ротах. Скончался Девятаев 24 ноября 2002 г. – М.П. Девятаев. Побег из ада. Саранск: Мордовское кн. изд-во, 1979.

Литература:

И.А. Дугас, Ф.Я. Черон. Вычеркнутые из памяти. Советские военнопленные между Гитлером и Сталиным. Париж, 1994.

П.М. Полян. Жертвы двух диктатур. Остарбайтеры и военнопленные в Третьем рейхе и их репатриация. М., 1996.

4.2.17. Русская Церковь и начало войны. Зарубежье, Внутренняя Россия. Псковская миссия

После вступления СССР в сентябре 1939 г. во Вторую мировую войну и оккупации Красной армией восточной части Польши, Прибалтики, Бессарабии и Буковины религиозная ситуация в стране существенно изменилась. Ибо на присоединенных к СССР территориях сохранялась полноценная инфраструктура церковной жизни, принадлежавшая юрисдикции нескольких Поместных Православных Церквей (3342 действующих храма, 64 действующих монастыря, 8 богословских учебных заведений). Начавшаяся уже в первые месяцы советской оккупации репрессивная политика коммунистических властей по отношению к местному православному духовенству к моменту нападения нацистской Германии на СССР в 1941 г. еще не успела принять масштабов, аналогичных тем, которые имели место на остальной территории страны.

В церковной жизни Русского Зарубежья к началу Второй мировой войны также произошли ощутимые изменения. После смерти 10 августа 1936 г. митрополита Антония (Храповицкого) председателем Синода Русской Православной Церкви Заграницей стал митрополит Анастасий (Грибановский). Пользуясь благожелательным отношением нацистских властей Германии именно к этой церковной юрисдикции русской эмиграции, Зарубежный Синод получил возможность в 1938 г. перевести в свое ведение все русские православные приходы, которые находились на территории Германии и которые до этого принадлежали юрисдикции Западно-Европейского Экзархата митрополита Евлогия (Георгиевского). Возглавивший, по рекомендации германских властей, Берлинскую епархию этнический немец, епископ Серафим (Ляде) не только сумел не допустить гонений со стороны антихристиански и антирусски настроенного нацистского режима на русских православных христиан в Германии, но и способствовал своей дальнейшей деятельностью сохранению православной церковной жизни различных юрисдикций на оккупированных Германией территориях.

Нападение нацистской Германии на СССР обусловило у значительной части духовенства Русского Зарубежья надежду не только на возрождение церковной жизни на территории, освобожденной от большевиков, но и на возможность непосредственного участия зарубежного духовенства в этом «втором Крещении Руси».

Свидетельство очевидца

«Кровь, начавшая проливаться на русских полях с 22 июня 1941 г., есть кровь, льющаяся вместо крови многих и многих тысяч русских людей, которые будут скоро выпущены из всех тюрем, застенков и концлагерей Советской России, – писал в конце июня 1941 г. архимандрит Иоанн (Шаховской) в статье «Близок час». – …Лучшие русские люди будут скоро отданы России, лучшие пастыри будут отданы Церкви… Новая страница в русской истории открылась 22 июня 1941 г. в день празднования русской Церковью памяти «Всех Святых – в земле Русской просиявших». Не ясное ли это, даже для слепых, знамение того, что событиями руководит Высшая Воля? В этот чисто русский (и только русский) праздник, соединенный с днем воскресения, началось исчезновение демонских криков «интернационала» с земли Русской… Скоро, скоро русское пламя взовьется над огромными складами безбожной литературы… Откроются оскверненные храмы и освятятся молитвой. Священники, родители и педагоги будут вновь открыто учить детей истине Евангелия… Это будет та «Пасха среди лета», о которой 100 лет тому назад, в прозрении радостного духа, пророчествовал великий святой Русской земли, преподобный Серафим Саровский. Лето пришло, близка русская Пасха». – Церковно-исторический вестник. 1998. № 1. С. 81–82.

Оккупационный режим на обширной территории СССР, занятой германскими войсками к концу 1942 г., первоначально находился под контролем военной администрации, которая по мере дальнейшего продвижения линии фронта передавала управление представителям Министерства восточных территорий. Именно военная администрация, состоявшая из офицеров Вермахта, нередко благожелательно настроенных к перспективе религиозного возрождения на оккупированных территориях, оказывала наибольшее содействие стихийно и широко проявлявшемуся среди населения стремлению восстанавливать церковную жизнь, прежде всего посредством открытия приходских храмов. Так, например, в июле 1941 г., через две недели после взятия германскими войсками Смоленска, был ликвидирован атеистический музей, располагавшийся в Смоленском Успенском соборе, а 10 августа в возвращенном Русской Православной Церкви соборе в день памяти Смоленской иконы Божией Матери был отслужен молебен перед найденным накануне немецкими солдатами и установленным в соборе чудотворным списком этой иконы. В июле 1941 г. в Пскове после ликвидации немецкими властями антирелигиозного музея, находившегося в Троицком соборе Псковского кремля, этот древний храм был передан Русской Православной Церкви, а 22 марта 1942 г. в соборе была торжественно установлена привезенная немецкими солдатами из закрытого и оскверненного коммунистами Тихвинского монастыря чудотворная Тихвинская икона Божьей матери.

Всего на территории, занятой германскими войсками, за период оккупации было открыто около 9000 храмов. В том числе на территории Ленинградской, Новгородской и Псковской областей было открыто 470 храмов, Курской области – 332 храма, Ростовской области – 243 храма, Краснодарского края – 229 храмов, на территории Украины в целом было открыто около 5400 храмов. При этом военная администрация разрешала русскому православному духовенству такие формы просветительско-миссионерского и социального служения, как преподавание Закона Божия в приходских и общеобразовательных школах, создание церковных детских садов, катехизация взрослых, просветительская работа духовенства с учителями, предоставление духовенству возможности осуществлять свою миссионерскую деятельность на радио и в газетах. Было открыто и несколько монастырей, например в 40 км от Ленинграда, в Вырицах – женский Успенский монастырь, а в восьми км от него – Иоанно-Предтеченский мужской, где игуменом был выбран иеромонах Серафим (Проценко).

Свидетельство очевидца

Письмо в газету «Северное слово» № 41. (Ревель, 27 августа 1942 г.) из «советской Ингерманландии» (т. е. из Ингерманландского района Ленинградской области, прилегающего к Эстонии под Ивангородом): «Мы, жители деревни Куровицы, Манновка и Орлы приносим свою глубокую благодарность священнику-миссионеру о. Михаилу Рауд за те отрадные богослужения, которые он совершает безвозмездно в наших деревнях. Никогда никому не отказывая в совершении треб, много отрады вносит он в сердца наши своими простыми, ясными проповедями, призывая заблудших и отпавших от веры православной вернуться к Богу. Много света, веры, теплоты и любви внес он в сердца наши и многих привел он снова в лоно церкви православной. Очень много наших детей благодаря о. М.Рауду получили святое крещение и имена святых. Спасибо сердечное о. Михаилу за то просвещение и великий свет апостольства, что несет он своим служением нашей, освобожденной от большевизма, бывшей советской Ингерманландии».

Письмо в газету «За Родину» (Псков, 21 сентября 1943 г.):

«При поселке Елизаветино в имении княгини Трубецкой до революции была церковь, которую большевики закрыли и превратили в колхозный склад. За несколько дней до занятия поселка германскими войсками начальство совхоза приказало совершенно разрушить здание церкви. Теперь население по собственной инициативе собрало 9000 рублей и обратилось к окружному старшине с просьбой отвести помещение под церковь. Окружной старшина Н.А. Алексеев отвел специальный дом и выделил из средств округа дополнительно 2000 рублей для этой цели. Верующие приступили к оборудованию храма. Храм украшен иконами, пожертвованными самими верующими».

На протяжении всего периода Второй мировой войны Русская Православная Церковь являлась единственным общественным институтом, пытавшимся последовательно и бескорыстно оказывать моральную и материальную помощь советским военнопленным. Несмотря на не прекращавшиеся попытки придать этой помощи организованный и систематический характер за счет соглашения с высшим германским военным руководством, русское православное духовенство было обречено ограничивать эту помощь лишь частными мероприятиями, масштаб и продолжительность которых зависели от отдельных представителей лагерной администрации. Из-за того, что большинство лагерей для военнопленных находились на территории, где осуществляли свою деятельность приходы Русской Православной Церкви Заграницей, именно ее духовенству суждено было сыграть наиболее заметную роль в пастырском окормлении и гуманитарной помощи советским военнопленным. Предпринимавшиеся на основе договоренностей с отдельными представителями лагерной администрации попытки православного духовенства осуществлять церковную деятельность среди военнопленных подчас приводили к весьма значительным результатам. Например, в лагере для военнопленных в Луккенвальде 2 августа 1943 г. в специально отведенном для этого бараке епископом Потсдамским Филиппом было совершено освящение храма во имя св. равноапостольного князя Владимира. Еженедельные воскресные богослужения в этом храме стали совершаться узником лагеря священником Михаилом Поповым.

Наряду с представителями духовенства Русской Православной Церкви Заграницей осуществлять пастырскую деятельность среди советских военнопленных, находившихся в лагерях европейских стран, стремились и находившиеся под особым подозрением у немецких властей священнослужители Западно-Европейского Экзархата Вселенской Патриархии.

Свидетельство очевидца

Архимандрит Иоанн (Шаховской) впоследствии так описывал свое посещение в 1942 г. офицерского лагеря в окрестностях Бад-Киссингена. «В нем содержалось около 3 тыс. советских командиров, главным образом молодых лейтенантов; но были и штаб-офицеры – в особом здании… Можно представить мое удивление, когда среди этих советских офицеров, родившихся после Октября, сразу же организовался церковный хор, спевший без нот всю литургию. Приблизительно половина пленных захотели принять участие в церковной службе, общей исповеди и причастились Святых Таин. В этой поездке меня сопровождал о. Александр Киселев… Мы остались под огромным впечатлением от этой встречи с несчастными, раздавленными и войной, и лишениями, и унижениями русскими людьми». – Архиепископ Иоанн (Шаховской). Избранное. Петрозаводск, 1992. С. 367.

Своеобразным продолжением этой деятельности стало возрождение православными священнослужителями Зарубежной Церкви института русского военного духовенства в вооруженных формированиях, которые создавались немецкими властями из советских военнопленных для участия в боевых действиях на стороне Германии. Так, например, благодаря пастырским трудам протопресвитера Александра Киселева и протоиерея Дмитрия Константинова созданные в ноябре 1944 г. Вооруженные силы Комитета освобождения народов России восстановили на двадцать лет прерванную большевиками традицию пастырского окормления православными священниками русских солдат.

Определявшаяся директивами Министерства восточных территорий и Имперской службы безопасности религиозная политика гражданской администрации предполагала, по крайней мере, временное продолжение деятельности открывавшихся храмов, хотя и оказывалась более сдержанной по сравнению с политикой военной администрации.

Документ

«Несомненно то, что стремящимся к религии массам оккупированных бывших советских областей надлежит снова дать какую-то форму религии, – писал начальник имперской службы безопасности Р. Гейдрих в оперативном приказе № 20 от 31 октября 1941 г. – Крайне необходимо воспретить всем попам вносить в свою проповедь оттенок вероисповедания и одновременно позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии…толковать народу свободную от еврейского влияния религию. Ясно, что заключение «избранного Богом народа» в гетто и искоренение этого народа… не должно нарушаться духовенством, которое, исходя из установки православной церкви, проповедует, будто исцеление мира ведет свое начало от еврейства». – М.В. Шкаровский. Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов: Сборник документов. М.,2003. С. 192.

Особенно активную роль в возрождении церковной жизни на оккупированной территории сыграл митрополит Сергий (Воскресенский), являвшийся с начала 1941 г. экзархом в Прибалтике Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). Направленный из Москвы в только что присоединенную Прибалтику летом 1940 г., он остался в Риге после отступления советских войск. Митрополит Сергий заявил о своей лояльности немецким оккупационным властям и возглавил при их поддержке Русскую Православную Церковь в Прибалтике и на Северо-Западе, сохранив при этом юрисдикцию Московской Патриархии.

Документ

В проповеди, произнесенной 14 марта 1943 г., митрополит Сергий подчеркивал: «Борьба, предпринятая Германией против большевизма, вошла в решительную стадию. Ничего не может быть страшнее господства коммунизма. Если он победит, население многих стран будет обречено нечеловеческим страданиям и даже уничтожению. Чтобы предотвратить эту грозную опасность, необходимо напряжение и полное объединение всех имеющихся сил… Поэтому каждый из нас обязан следовать указаниям властей и приложить все свои силы в борьбе с большевизмом».

Одним из наиболее значительных и успешных церковных начинаний митрополита Сергия следует признать деятельность Псковской Духовной Миссии, возродившей менее чем за три года на территориях Ленинградской, Новгородской и Псковской областей практически полностью уничтоженную коммунистами церковную жизнь. Начав свою деятельность в августе 1941 г. в составе 14 священнослужителей и псаломщиков на огромной территории, где проживало 2 миллиона человек, а действовало лишь несколько храмов, Псковская Духовная Миссия, с октября 1942 г. возглавлявшаяся протопресвитером Кириллом Зайцом, к началу 1944 г. смогла открыть более 400 приходов, в которых служили около 200 священников. Среди активных деятелей Миссии были, в частности, такие известные в будущем священнослужители Московской Патриархии, как духовник Санкт-Петербургской епархии архимандрит Кирилл (Начис), профессор Ленинградской духовной академии протоиерей Ливерий Воронов, которым после войны за их самоотверженные миссионерские труды довелось пережить длительное лагерное заключение.

Находившиеся на территории Прибалтийского экзархата монастырские обители, в том числе Псково-Печерский и Виленский Свято-Духов монастыри, получили возможность не только пополнять ряды своих насельников, но и осуществлять миссионерско-пастырскую деятельность по отношению к местному населению, оказывать гуманитарную помощь военнопленным.

Неизбежно осложняя свое политическое положение, митрополит Сергий постоянно убеждал германские власти в целесообразности поддерживать находившиеся на оккупированной территории епархии и приходы, сохранявшие юрисдикцию именно Московской Патриархии. Вынужденный под давлением нацистских властей издать 19 ноября 1943 г. распоряжение о прекращении епископами Прибалтики поминовения Патриарха Московского, митрополит Сергий сохранил это поминовение на совершавшихся им самим богослужениях. Примечательно, что Патриарх Сергий так и не запретил в священнослужении митрополита Сергия, а в апреле 1944 г. Патриарший Синод постановил, что «рукоположения, совершенные им или подведомственными ему епископами… признаются действительными». Пытавшийся в условиях немецкой оккупации последовательно проводить политику «сергианского диалога» уже не с коммунистической, а с нацистской властью митрополит Сергий был убит 28 апреля 1944 г. во время поездки из Вильнюса в Каунас диверсионно-террористической группой, состоявшей из сотрудников НКВД, переодетых в форму эсэсовцев.

Свидетельство очевидца

Сводный брат секретаря митрополита Сергия (Воскресенского) Артур Радвил во время заключения в Спасском лагере близ Караганды рассказывал заключенному вместе с ним протоиерею Псковской миссии Георгию Тайлову, что в тюремной больнице на этапе он встретился с одним из убийц митрополита Сергия: «Новый знакомый спросил у Артура, откуда он. Последний, не желая особенно откровенничать с незнакомым русским, сказал, что он, якобы, из Литвы. «Знаю ваш край, приходилось бывать, – сказал его собеседник. – Слыхал об убийстве митрополита Сергия? Так вот, это я должен был сделать!» Оказалось, что новый знакомый Артура был сброшен с самолета вместе с группой диверсантов-разведчиков. Им было дано задание устранить митрополита как изменника родины. Что они и выполнили по дороге между Вильнюсом и Каунасом в апреле 1944 г. А после окончания войны и демобилизации бывший разведчик работал где-то и был осужден по бытовой статье за растрату». – Протоиерей Георгий Тайлов. За проволокой. 1944–1955 гг. Мемуары // Православие в Латвии. Рига: Филокалия, 2004. С. 125–126.

Литература:

Псковская православная миссия // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. Вып. 26–27. СПб., 2002.

А.А. Корнилов. Преображение России. О православном возрождении на оккупированных территориях СССР (1941–1944 гг.). Нижний Новгород, 2000.

К.П. Обозный. История Псковской православной миссии. 1941–1944 гг. (Материалы по истории Церкви, кн.40). М.: изд. Крутицкого подворья, 2008.

М.В. Шкаровский. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002.

М.В. Шкаровский. Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935–1945 годов (сборник документов). М., 2003.

4.2.18. Германское антинацистское движение и русское общество

Гитлер к 1939 г. не успел создать завершенное тоталитарное государство. Степень распространения личной несвободы в Германии в 1930-е гг. была гораздо меньшей, чем в СССР. В отличие от большевиков, нацисты сохранили в неприкосновенности многие институты культурно-исторической, христианской Германии, надеясь со временем подчинить их нацистской доктрине – частную собственность, Церковь, семью, социальную структуру, аристократию, высшую школу, академическую науку, офицерский корпус.

В 1934 г. Гитлер связал армию личной присягой. Но уже в ноябре 1937 г. возник первый конфликт между ним и военной элитой. Гитлер понял, что консерваторы, приводя его к власти, хотели величия Германии, но не самоубийственной борьбы за мировую гегемонию, выступали за развитие Вермахта, но не за его истребление в новой европейской бойне, поддерживали национал-социалистический порядок, но не разделяли национал-социалистическое мировоззрение. В отличие от членов СС, офицеры Вермахта не состояли и не имели права состоять в партии, не руководствовались решениями парторганизаций, сохраняя внутреннюю независимость и рыцарское достоинство.

К лету 1938 г. в Вермахте возник заговор, участники которого (генерал-полковник Л. Бек, генерал пехоты Э. фон Вицлебен, генерал-майор Р. Шмидт, полковник Г. Остер и др.) считали, что политика Гитлера погубит Германию, а языческая нацистская идеология противоречит христианским убеждениям и ценностям. К заговору примкнули бывший обер-бургомистр Лейпцига К. Герделер, юрист Г. фон Донаньи, дипломат У. фон Хассель и др. Но попытка переворота в 1938 г. сорвалась. Британская сторона отказалась от контактов с оппозицией, пристыдив немецких военных… нарушением присяги.

Режим Сталина в глазах заговорщиков представлял не меньшую опасность для Европы, поэтому оппозиционеры стремились установить связи с непримиримой частью русской эмиграции (НТС-НП, РОВС и др.). К июню 1941 г. Герделер разработал меморандум «Цель», посвященный новой Германии. Независимую Россию автор видел в Европейском Союзе после ликвидации «безбожного коллективизма» и большевизма. Позднее, в русское временное правительство заговорщики намечали пригласить известных в эмиграции генерал-майора В.В. Бискупского и редактора закрытого нацистами журнала «Часовой» капитана В.В. Орехова.

В июне 1941 г. заговорщики, многие дипломаты, аристократы и даже некоторые сотрудники Розенберга восприняли войну с СССР как шаг к восстановлению «бисмарковского курса» по отношению к возрожденной, небольшевистской России (курса на союзничество, а не на владычество). Однако возможностями радикального влияния на политику рейха при живом фюрере эти лица почти не обладали. Преступления нацистов в Польше в 1939–1940 гг. и в оккупированных областях СССР в 1941–1942 гг. возмутили многих идеалистов. Они начали считать политику Германии на Востоке «безумной» и «преступной».

К оппозиции в 1941–1942 гг. примкнули молодые офицеры – полковники Х. фон Тресков, А. фон Ренне, Р. Гелен, подполковник В. фон Фрейтаг-Лорингхофен, майоры барон Р.К. фон Герсдорф, граф К. фон Штауффенберг и др. В августе 1941 г. в Борисове Тресков впервые намеревался арестовать Гитлера. Год спустя Штауффенберг открыто заявил о необходимости «убить эту свинью». В марте 1943 г. Тресков заминировал самолет фюрера, но взрыватель бомбы отказал. Затем вплоть до событий 20 июля 1944 г. заговорщики предприняли еще шесть попыток покушений.

Оппозиция по мере сил боролась за принципиальное изменение оккупационной политики в духе взглядов Герделера. Уже летом – осенью 1941 г. ее участники считали необходимым создание русской армии, роспуск колхозов, прекращение нацистского террора, сотрудничество со всеми антибольшевицкими силами, привлечение народов СССР, в первую очередь русских, белоруссов и украинцев, на свою сторону в качестве равноправных союзников. Такие «здравые взгляды» поддерживали и некоторые генералы Вермахта, не участвовавшие в заговоре (В. фон Браухич, Э. фон Клейст, М. фон Шенкендорф и др.). Оппозиционеры, не считаясь с Берлином, использовали для этого все служебные возможности. Борьба за изменение восточной политики в 1941–1943 гг. была острой и противоречивой. Ее практическим результатом стало появление в составе Вермахта уже в 1941 г. русских вооруженных формирований, а позднее, в 1943 г. – и Власовского движения.

Литература:

В. Герлиц. Германский Генеральный штаб. История и структура 1657–1945. М., 2005.

К. Деметр Германский офицерский корпус в обществе и государстве 1650–1945. М., 2007.

К. Финкер. Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга. М., 1976.

У. Ширер. Взлет и падение Третьего рейха: В 2 т. / Под ред. О. А. Ржешевского. М., 1991.

A. Dallin. German Rule in Russia 1941–1945. A Study of Occupation Policies. London, 1957.

4.2.19. Попытки создания Русской освободительной армии (РОА)

Война вызвала небывалый всплеск военно-политического сотрудничества наших соотечественников с противником. В 1941–1945 гг. на немецкой военной службе состояли не менее 1,1–1,2 млн советских людей – примерно каждый 17-й военнослужащий Вермахта был гражданином СССР. В годы Первой мировой войны попытки врага привлечь российских пленных на свою сторону не дали результата.

Мнение историка:

«В войне 1914–1918 годов центральные державы взяли в плен 2417 тыс. русских, из них умерло 70 тысяч. В 1941–1945 годы немцы захватили в плен 5754 тыс. русских, из них умерло 3,7 миллиона. Можно было бы также предположить, что катастрофические события 1941 г. требовали драконовских мер. Но в 1914 г. информация о хорошем обращении немцев с пленными не влияла на лояльность царских солдат. Русские офицеры прославились тем, что больше других пленных упорствовали в побегах из немецких лагерей; всего сбежало около 260 тыс. русских, и большинство их снова пошло в родную армию. Несмотря на активную немецкую и пораженческую пропаганду в лагерях в 1917 году, лишь какие-то жалкие 2 тысячи украинских националистов согласились дезертировать в немецкую армию. В 1944 г. на этот шаг решилось около миллиона русских военнопленных». – Николай Толстой. Жертвы Ялты. М.: Воениздат, 1996. С. 153.

Спустя четверть века на стороне Вермахта служили сотни кадровых командиров РККА. Причины этого трагического явления необходимо искать в социально-политических и морально-нравственных последствиях большевицкого эксперимента и не прекращавшейся с октября 1917 г. войне большевиков против народа России.

Мнение историка:

Участник Русского Освободительного Движения Александр Степанович Казанцев очень точно поставил диагноз данного явления.

«Участие русских военнопленных в борьбе Германии против ее врагов и, прежде всего, против Красной Армии – явление невиданное и небывалое ни в истории России, ни в какой бы то ни было другой. Явление это можно объяснить только политикой советского правительства и до войны, и во время нее. Если на сторону врага государства переходят во время войны единицы, то уместно говорить о выродках. Если это делают десятки тысяч, то объяснить это можно моральным падением народа в целом. Но если переходящих приходится считать миллионами, то первый и второй диагнозы неверны, и объяснения нужно искать не в психологии переходящих, а в окружавшей их обстановке, в условиях их жизни, в данном случае в практике советского строя». – А.С. Казанцев. «Третья сила». М.: Посев, 1994. С. 93.

Гитлер категорически утверждал: «Если одной из завоеванных провинций мы когда-нибудь дадим право создать собственную армию или военно-воздушные силы, то с нашей властью над ней будет навсегда покончено». Однако противники нацистской восточной политики и участники антигитлеровской оппозиции считали необходимым создание антисоветских российских вооруженных формирований. Они надеялись, что их существование превратится в мощный политический фактор, который заставит изменить политику на Востоке и повлияет на исход войны. Кроме того, без добровольцев Вермахту было бы значительно труднее удерживать Восточный фронт.

Первые подразделения из граждан СССР на Восточном фронте существовали уже летом 1941 г. Осенью появились многочисленные «хиви» (от нем. – «желающие помогать» – Hilfswillige, или HiWi) – добровольцы из пленных и местного населения, зачислявшиеся на штатные должности обслуживающего персонала. Советские «хиви» всю войну усердно служили в Вермахте, поддерживая его боеспособность. В октябре на фронте возникли первые казачьи подразделения, преимущественно из пленных – уроженцев бывших казачьих областей, переживших геноцид и расказачиванье в 1920–1930-е гг.

На оккупированных территориях формировались силы вспомогательной полиции, охранные части и т. д. Осенью 1943 г. в Вермахте (без войск СС) служили примерно 500 тыс. граждан СССР, в т. ч. 180 тыс. в боевых самостоятельных подразделениях и частях, около 70 тыс. – во вспомогательной полиции, 250 тыс. – среди добровольцев обслуживающего персонала (включая Люфтваффе). В 1942–1944 гг. были сформированы 120 русских, украинских и казачьих боевых батальонов, около 30 саперно-строительных и батальонов снабжения, а также 77 батальонов в составе пяти национальных легионов: 26 туркестанских, 14 азербайджанских, 12 грузинских, 11 армянских, 6 северокавказских, 7 волго-татарских, 1 финно-угорский.

Расчет по национальному признаку граждан СССР, состоявших на германской военной службе в 1941–1945 гг.

Одни восточные добровольцы делали свой выбор, потому что большевики учили их двадцать лет выживать в любых условиях, другие считали Сталина большим злом, чем Гитлер, для третьих так сложились обстоятельства, четвертые надеялись перейти к своим. Так или иначе, но большевицкое государство, уничтожившее за 25 предвоенных лет около 25 млн человек и отказавшееся от защиты их прав в плену, не вправе было требовать от советских людей гражданской лояльности.

Свидетельство очевидца

Очень характерным является объяснение одного из солдат РОА, в прошлом сержанта Красной армии, сражавшегося с немцами под Одессой, награжденного двумя советскими орденами и раненым попавшего в плен, данное на допросе в СМЕРШе.

«Вы думаете, капитан, что мы продались немцам за кусок хлеба? Но скажите мне, почему советское правительство продало нас? Почему оно продало миллионы пленных? Мы видели военнопленных разных национальностей, и обо всех них заботились их правительства. Они получали через Красный Крест посылки и письма из дому, одни только русские не получали ничего. В Касселе я повстречал американских пленных, негров, они поделились с нами печеньем и шоколадом. Почему же советское правительство, которое мы считали своим, не прислало нам хотя бы черствых сухарей?.. Разве мы не воевали? Разве мы не защищали наше правительство? Разве мы не сражались за Родину? Коли Сталин отказался знать нас, то и мы не желали иметь с ним ничего общего!». Николай Толстой. Жертвы Ялты. С. 158.

Мнение ответственного редактора:

Невероятный размах сотрудничества с неприятелем в России в годы Второй мировой войны служит ярким свидетельством тому, в какие нравственные обстоятельства были поставлены люди России при большевицком режиме. За четверть века своего предвоенного господства большевики показали себя лютейшими врагами России, миллионами истребляя ее граждан, уничтожая ее веру, глумясь над национальными святынями, распродавая и разрушая сокровища культуры и природные богатства. В этих обстоятельствах простая логика «враг моего врага – мой союзник» толкнула множество русских людей от Сталина к Гитлеру, так как Гитлер пошел воевать со Сталиным и коммунизмом. Не сразу русские люди поняли, что своей антикоммунистической риторикой нацисты прикрывают циничный экспансионизм. В обстоятельствах страшного выбора – «защищать Россию значит защищать коммунистический антинародный режим», «бороться с антинародным режимом – значит союзничать с врагом России – Гитлером», каждый делал свой выбор сам, основываясь на личном опыте, на судьбе семьи, близких в предшествовавшие десятилетия. Страдания народов России под большевиками были столь невыносимы, что мы сейчас не имеем права судить никого, признавая нравственные изъяны в любом выборе судьбы в те годы. Трагично было, защищая Россию, ковать кандалы твоим детям под сталинским режимом, трагично было, воюя против Сталина, ковать такие же кандалы – под гитлеровским. Сам Сталин, пойдя на союз с Гитлером в 1939 г., примером показал, что так могут поступать и отдельные его подданные, сами англосаксонские демократии, объявив Сталина своим союзником, не могли не заронить сомнения в своем принципиальном либерализме в души тех, кто на себе познал сущность большевицкой тирании.

Осенью 1941 г. независимо друг от друга представители противосталински настроенной интеллигенции, группы пленных советских командиров в лагерях, участники антигитлеровской оппозиции направляли в Берлин и другие инстанции доклады и проекты по созданию русского правительства с политической программой, и противосталинской армии из пленных и добровольцев. Начальник штаба сухопутных войск Германии фельдмаршал Браухич в декабре 1941 г. на один из таких меморандумов наложил резолюцию: «Считаю решающим для исхода войны». Но Гитлер не хотел слышать ни о чем подобном, полагая, что в случае привлечения народов СССР к политической войне против Сталина, планам обретения Германией «жизненного пространства на Востоке» придет быстрый и неизбежный конец. Ситуация приобрела особый драматизм после того, как в июле 1942 г. на Волхове в плен попал один из популярных командармов Красной Армии – генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов. С его именем оказалась связана судьба Русской Освободительной Армии (РОА).

Литература:

К. Штрайт. «Они нам не товарищи…». Вермахт и советские военнопленные в 1941–1945 гг. М.: Русская панорама НП ИД, 2009.

4.2.20. Надежды в русском обществе в СССР на послевоенную свободную жизнь

Как это ни парадоксально, начало войны вдохнуло надежды в русское общество. Мотивы этого явления могли быть самыми разными. Для тех, кто верил большевицкой пропаганде, война означала войну на чужой территории и быструю победу коммунистических идей в самом центре Западной Европы. Катастрофа лета-осени 1941 г. – провал советского командования и лично верховного вождя – вызывали приступы отчаяния, а у наиболее критически мыслящих представителей этого слоя появлялись сомнения по отношению к политике власти в целом и ее представителей персонально.

Но прежде всего надежды появились у тех, кто стоял на прямо противоположной точке зрения, у тех, кто в Гражданскую войну воевал на стороне Белых или сочувствовал им. Гибель родных и товарищей, юридическая и моральная незаконность власти, чудовищные репрессии 20–30-х гг., четвертьвековое попирание религиозных, национальных, культурных, политических, идеалов и символов – все это скапливалось в сознании и душах миллионов русских людей. И начало войны означало для них и возможность соединиться с теми из своих близких, с кем Гражданская война прервала не только возможность увидеться, но даже и переписываться без страха за собственную жизнь, и отсутствие необходимости лгать и приспосабливаться, скрывать то, что любишь и во что веришь, подчас даже и от родственников, и исцеление от страха за судьбу семьи, который пропитывал жизнь советского человека 30-х гг. 24 часа в сутки.

Отношение к проблеме «коммунизм-фашизм» в сознании очень многих людей можно было выразить словами булгаковского героя Алексея Турбина: «У нас хуже, чем немцы – у нас большевики». Другое дело, что немцев образца 1941 г. многие соотечественники представляли себе по образцу немцев 1914 г. В большевицкую пропаганду многие не верили и слухи о немецких зверствах, о нацистском расизме либо не доходили до глубин населения, либо воспринимались, как еще одна коммунистическая ложь. Казалось, что хуже ГУЛАГа и колхозов ничего быть не может, а поскольку едва ли не каждый гражданин СССР либо прошел через тюрьмы, концлагеря и ссылку, либо это коснулось его семьи, учителей, учеников, сослуживцев – война казалась избавлением от четвертьвекового проклятия над страной.

Однако и эти иллюзии были достаточно быстро развеяны. С одной стороны, начиная с битвы под Москвой, был развеян миф о немецкой непобедимости, с другой стороны – варварская политика немецких властей на оккупированной территории свидетельствовала о том, что здесь воистину «сатана восста на сатану».

Среди тех, кто думал о будущем России, в первые после начала войны годы, были и те, суть позиций которых выглядела примерно так: пускай придут немцы, они придут ненадолго – завоевать Россию и удержать власть в ней невозможно, – но они сметут главарей коммунистического режима, а после того, как изгонят и их, народ сам выберет себе достойное правление. Это течение связывало себя скорее с силами антигитлеровской коалиции, которые помогут в конечном итоге установить достойный России государственный строй. «К концу войны вдруг появилась надежда на то, что после победы многое изменится, – вспоминал работавший в те годы обходчиком в «Теплосеть Мосэнерго» Г.И. Мирский (в будущем – видный ученый-арабист). – Мой напарник Потовин всё время говорил мне, что союзники якобы в обмен на военную помощь, которую они нам оказыали, поставили условие: разрешить после войны «свободную торговлю и вольный труд». Многие верили в это и мечтали о грядущих переменах, возлагая надежды именно на Америку и Англию».

И, наконец, еще одна часть общества, всегда верящая в лучший исход событий, свои надежды связывала с внутренними силами народа, с его терпением и стойкостью, жертвенным мученичеством, которое одолеет внешнего врага и своим подвигом сумеет преобразить власть врага внутреннего. Фраза «братья и сестры», сказанная Верховным Главнокомандующим взамен набившего оскомину «товарищи», возвращение подвергавшихся забвению или осмеянию выдающихся имен русской истории, появление фильмов и спектаклей, в которых действовали Суворов или Кутузов (наиболее яркий пример пьеса А. Гладкова «Давным-давно» (1942) известная современному зрителю по фильму «Гусарская баллада»), новые отношения с Церковью, вплоть до возрождения патриаршества (1943) – все это внушало надежды, что коммунистическая власть не сможет не вдохновиться подвижническим образом своего народа и даст ему возможность достойно существовать. Появилась поэзия «без соцреализма» – стихи Симонова, Твардовского и многих других поэтов военного времени. Огромной популярностью и на фронте и в тылу пользовались веселые строфы из поэмы Александра Трифоновича Твардовского «Василий Теркин», которая начала публиковаться с 1942 г. Василий Теркин – бравый, находчивый и смелый русский солдат, стал всеобщим любимцем.

К патриотической теме обратились гонимые Анна Ахматова и Борис Пастернак. Искренне звучали строки в отдельных стихотворениях Исаковского, в отличие от его довоенной и послевоенной казенной риторики.

Великим памятником любви к страдающей родине стало стихотворное письмо осени 1941 г. Симонова к Суркову – «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…», где совершенно невероятно для сталинского официоза поэт признавал: «Ты знаешь, Алеша, ведь все-таки родина / – не дом городской, где я празднично жил, / а эти проселки, что дедами пройдены, / с простыми крестами их русских могил. / Не знаю как ты, но меня с деревенскою, / с безбрежной тоской от села до села, / со вдовьей слезою и с песнею женскою/ впервые война на проселках свела. / Нас пуля с тобою пока еще милует, / но трижды поверив, что жизнь уже вся, / я все-таки горд был за самую милую, / за русскую землю, где я родился. / За то, что на ней умереть мне завещано, / что русская мать нас на свет родила, / что, в бой провожая нас, русская женщина, / три раза по-русски меня обняла».

Взрыв патриотических чувств, последовавший за поражениями осени 1941 г. и выяснением подлинного лика нацизма, особенно отразился в песнях военного времени. На смену революционной «Варшавянке» пришло «Прощание славянки», на смену «бодрячкам» 1930-х гг. – лирические песни: «Темная ночь», «На позицию девушка провожала бойца», «Вьется в тесной печурке огонь», которые люди помнят и поныне.

Историческая справка

Примечательны написанные по горячим следам, в 1943–1944 гг., «Военные воспоминания» солдата Леонида Андреева. Ушедший в 19 лет добровольцем на фронт смолянин был изувечен в бою под селом Черное близ Старой Руссы в марте 1943 г. После долгих месяцев, проведенных в госпиталях, он, признанный негодным к службе, жил в эвакуации у своих родителей в Ярославле и там писал воспоминания, в которых ни словом не упоминает ни компартию, ни Сталина, ни советского человека, ни комсомольца, но только родину, Россию, русского человека. Так описывает он момент атаки, которая сделала его инвалидом: «Мы лежали так миг, может быть, час. Свист [стал] чуть тише. И в это мгновение чей-то высокий молодой голос звонко и весело крикнул: – Ребята, вперед! За родину! Мы встали сразу – все. Дружное, молодое «ура!» заглушило истерический грохот пулеметов. Я несся вперед, прижав винтовку к груди, что-то сжимало горло, делало тело невесомым, могучим. Я взглянул на цепь. Ребята бежали вперед, вытянув штыки, к Черной. Многие падали – быстро и ловко, как подрубленные. Веер святящихся точек разрезал нашу цепь, точки гасли в телах товарищей, и тогда они падали в снег» (с. 206). Заканчивал свои «Записки» Андреев так: «Прошел год, как кончен обратный путь. Он стал областью воспоминаний. И странно – полный крови, боли, страданий, он в моей памяти сохраняется светлым. Виною этому русская женщина, сестра. Ее ласковые руки наложили на рану ужасных воспоминаний повязку скромной, согревающей человечности. Я сейчас живу, работаю, двигаюсь, пишу, мыслю. И это сделала прежде всего ты, сестра, и к тебе обращается моя благодарность. Ты, чистая женщина, встретила нас, грязных, истекающих кровью. Твои руки обмыли нас, успокоили нашу боль. Твоя ласка согрела нас. Твоя забота поставила нас на ноги. Твои слезы, русская женщина, рождали в нас силы ненависти к тем, кто причина им, и радость единения нашего – солдата русского и русской женщины… Ты, словно Ангел, брала в руки свои наши обессилившие тела, своими слезами рождала в нас жизнь и стала нам родной. В годину страданий, ужасов мы встали вместе – грудь и рука солдата загородили дорогу врагу, твоя рука, сестра, смягчила его боль, осветила его жизнь… Родная! Слава тебе, сестра» (с. 262–263).

Со временем, став известным специалистом по французскому экзистенциализму, доктором филологии, профессором Московского университета, Леонид Григорьевич Андреев никогда не правил тех своих солдатских записок, они были изданы женой уже после его смерти, последовавшей в декабре 2001 г. – Л.Г. Андреев. Философия существования. Военные воспоминания. М.: Гелиос, 2005. Но с каждым годом и с каждым военным успехом, коммунистический режим попирал и развеивал эти столь естественные чувства и надежды русского народа.

4.2.21. Новые отношения большевицкой власти с Церковью

Мудрость древних:

«Избрали новых богов, оттого война у ворот». – Библия, Книга Судей Израилевых, 5:8.

22 июня 1941 г. митрополит Сергий (Страгородский) после совершения богослужения в Богоявленском соборе в Москве составил послание к своему немногочисленному остававшемуся на свободе духовенству и пастве: «Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины… Вспомним святых вождей русского народа, например, Александра Невского, Дмитрия Донского, полагавших свои души за народ и родину… Нам, пастырям Церкви, в такое время, когда отечество призывает всех на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и воле Божией. А если, сверх того молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объясняется еще лукавыми соображениями насчет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена родине и своему пастырскому долгу… Положим же души своя вместе с нашей паствой… Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей родины. Господь нам дарует победу».

Советские власти разрешили зачитать текст этого послания в храмах лишь 6 июля 1941 г., спустя два дня после того, как советские граждане услышали выступление двенадцать дней молчавшего Сталина. 19 октября 1941 г. по решению советского правительства митрополиты Сергий и Николай с небольшой группой духовенства были эвакуированы в Ульяновск, в котором к этому времени все храмы были закрыты и, за исключением двух, полностью разрушены.

На территории СССР, не подвергавшейся немецкой оккупации, положение Русской Православной Церкви в первый год войны оставалось без каких-либо ощутимых перемен. В немногочисленных действовавших храмах, наряду с совершением богослужений, духовенство уже в первые месяцы войны стало проводить сбор денежных и иных материальных средств, вещевых и продуктовых посылок, которые передавались в фонд обороны. К концу войны Русской Православной Церковью было собрано более 300 миллионов рублей, не считая драгоценностей, вещей и продуктов. В подавляющем большинстве случаев материальная помощь, оказывавшаяся Церковью Красной армии, передавалась без указания источника ее поступления. Одним из редких исключений стала запечатленная в кадрах советской кинохроники передача Красной армии митрополитом Николаем в 1944 г. построенной на средства Русской Православной Церкви и насчитывавшей 40 танков танковой колонны «Дмитрий Донской».

Последовательная политическая лояльность по отношению к коммунистическому режиму, проявленная руководством Московской Патриархии в первый год войны, и активная деятельность по сбору средств на нужды обороны способствовали некоторым изменениям в религиозной политике государства. Сталин учитывал тот энтузиазм, с которым сотни тысяч людей вернулись в Церковь на оккупированных территориях. Он знал, что в британском Парламенте и в Конгрессе США многие не желали установления союзнических отношений с СССР именно из-за богоборческой политики коммунистического режима (большинство американских и английских политиков были верующими христианами). Во время визита Молотова в Лондон и Вашингтон в июне 1942 г. Черчилль и Рузвельт объясняли всю затруднительность для своих народов сотрудничать с богоборческим и христоненавистническим сталинским режимом.

Стремясь пропагандистски ответить на религиозно терпимую политику оккупационных германских властей и рассчитывая придать цивилизованный вид политическому облику СССР в глазах западных союзников, советское руководство стало предпринимать попытки идеологически использовать Русскую Православную Церковь в своей политике.

В 1942 г. государственная атеистическая пропаганда была резко сокращена, формально сохранявшийся «Союз воинствующих безбожников» фактически прекратил свою деятельность. Летом 1942 г. 50-тысячным тиражом в роскошном издании была опубликована книга «Правда о религии в СССР», распространявшаяся преимущественно за границей. В этой книге, содержавшей официальные церковные документы военного периода и статьи нескольких священнослужителей и мирян, указывалось на отсутствие серьезных проблем в церковной жизни СССР довоенного времени и подчеркивалось, что главные исторические невзгоды Церкви пришлось пережить лишь в результате германской агрессии. 5 февраля 1943 г. Сталин вопреки действовавшему законодательству удовлетворил просьбу митрополита Сергия об открытии банковского счета Московской Патриархии для внесения средств на нужды обороны. На Пасху 1942 г. в Москве был отменен комендантский час, чтобы верующие могли молиться в церквах на ночном богослужении.

Во второй половине 1942 г. существенно уменьшились репрессии против православного духовенства, хотя отдельные акты мученичества имели место и в 1943, и в 1944 гг. В Ульяновск стали прибывать за получением назначений на епархии и приходы представители духовенства, многие из которых были освобождены из мест заключения. В конце 1942 – начале 1943 г. советские власти дали согласие на совершение митрополитом Сергием новых епископских хиротоний. С начала 1943 г. по мере развития наступления Красной армии на освобождавшихся ею территориях открывшиеся в годы оккупации храмы в большинстве случаев уже не подвергались закрытию, а военная контрразведка СМЕРШ (от слов «Смерть шпионам!») репрессировала лишь небольшое число священнослужителей из той части духовенства, которая оставалась на своих приходах после отступления германских войск. Неоднократно осуждавшиеся в посланиях митрополита Сергия за сотрудничество с «немецко-фашистскими оккупантами» представители православного духовенства оккупированных территорий, как правило, принимались в сущем сане в штат духовенства Московской Патриархии.

4 сентября 1943 г. около полуночи состоялась встреча Сталина с митрополитами Сергием, Алексием и Николаем.

Документ

Содержание происшедшей во время этой встречи беседы было зафиксировано в секретной служебной записке, составленной начальником 4-го отдела третьего управления НКВД по борьбе с церковно-сектантской контрреволюцией полковником НКВД Георгием Григорьевичем Карповым для своего начальника В.С. Абакумова: «Товарищ Сталин, кратко отметив положительное значение патриотической деятельности церкви за время войны, просил митрополитов Сергия, Алексия и Николая высказаться об имеющихся у Патриархии и у них лично назревших, но неразрешенных вопросах.

Митрополит Сергий сказал товарищу Сталину, что самым главным и наиболее назревшим вопросом является вопрос о центральном руководстве Церкви, так как он почти 18 лет является Патриаршем Местоблюстителем и…потому он считает желательным, чтобы Правительство разрешило собрать архиерейский Собор, который и изберет патриарха, а также образует при главе церкви Священный Синод как совещательный орган в составе 5–6 архиереев…

Одобрив предложения митрополита Сергия, товарищ Сталин спросил: а) как будет называться патриарх; б) когда может быть собран архиерейский Собор; в) нужна какая-либо помощь со стороны Правительства для успешного проведения Собора (имеется ли помещение, нужен ли транспорт, нужны ли деньги и так далее). Сергий ответил, что эти вопросы предварительно ими между собой обсуждались, и они считали бы желательным и правильным, если бы Правительство разрешило принять для патриарха титул «патриарха Московского и Всея Руси», хотя патриарх Тихон, избранный в 1917 г. при временном правительстве, назывался «патриархом Московским и Всея России». Товарищ Сталин согласился, сказав, что это правильно.

На второй вопрос митрополит Сергий ответил, что архиерейский Собор можно будет собрать через месяц, и когда товарищ Сталин, улыбнувшись, сказал: «А нельзя ли проявить большевистские темпы?», – и, обратившись ко мне, спросил мое мнение, я высказался, что если мы поможем митрополиту Сергию соответствующим транспортом для быстрейшей доставки епископата в Москву (самолетами), то Собор мог бы быть собран и через 3–4 дня…

Товарищ Сталин сказал митрополиту Сергию: «…Правительство вам может предоставить завтра же вполне благоустроенное и подготовленное помещение, предоставив вам 3-этажный особняк на Чистом переулке, который занимался ранее бывшим немецким послом Шуленбургом. Но это здание советское, не немецкое, так что Вы можете совершенно спокойно в нем жить. При этом особняк мы Вам предоставляем со всем имуществом, мебелью, которая имеется в этом особняке»…

После этого товарищ Сталин сказал митрополитам: «Ну, если у вас больше нет к Правительству вопросов, то, может быть, будут потом. Правительство предполагает образовать специальный государственный аппарат, который будет называться Совет по делам русской православной церкви, и Председателем Совета предполагается назначить товарища Карпова. Как вы смотрите на это?»

Все трое заявили, что они весьма благодарны за это Правительству и лично товарищу Сталину и весьма благожелательно принимают назначение на этот пост товарища Карпова…

Затем, обращаясь ко мне, товарищ Сталин сказал: «Подберите себе 2–3 помощника, которые будут членами вашего Совета, образуйте аппарат, но только помните, во-первых, что Вы не обер-прокурор, во-вторых, своей деятельностью больше подчеркивайте самостоятельность церкви»… – Власть и церковь в Восточной Европе. 1944–1953 гг. Т.1. М.: РОССПЭН, 2009. С.11–18.

На следующий день, 5 сентября, три встречавшихся со Сталиным митрополита, обратились к нему с таким благодарственным письмом: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Исторический день свидания нашего с великим для всей русской земли Вождем нашего народа, ведущим Родину к славе и процветанию, навсегда останется в глубине сердца нас, служителей церкви. Мы почувствовали в каждом слове, в каждом обращении, в каждом предложении сердце, горящее отеческой любовью ко всем своим детям. Русской православной церкви особенно дорого то, что Вы своим сердцем почувствовали, что она действительно живет вместе со всем русским народом общей волей к победе и священной готовностью ко всякой жертве ради спасения Родины. Русская церковь никогда не забудет того, что признанный всем миром Вождь – не только Сталинской Конституцией, но и личным участием в судьбах Церкви поднял дух всех церковных людей к еще более усиленной работе на благо дорогого отечества. От лица Русской церкви приносим Вам великую благодарность. Да сохранит Вас Бог на многие лета, дорогой Иосиф Виссарионович!» На этом письме Сталин педантично отметил – «Мой архив».

8 сентября 1943 г. состоялся Архиерейский Собор, в котором участвовали 19 архиереев, многих из которых доставляли в Москву на военных самолетах, а некоторых прямо из мест заключения. Избрание на этом соборе митрополита Сергия Патриархом происходило даже без формальной процедуры голосования. Патриаршая интронизация митрополита Сергия состоялась 12 сентября 1943 г. в Богоявленском соборе в присутствии иностранных дипломатов и журналистов и сопровождалась киносъемкой. В этом же месяце в Московской Патриархии был создан Издательский отдел, выпустивший уже в 1943 г. 4 номера «Журнала Московской Патриархии».

Сталин спешил – готовилась встреча «большой тройки» в Тегеране (ноябрь 1943 г.), а на оккупированных территориях открывались все новые храмы, которые буквально ломились от верующих, желавших исповедовать грехи, причащаться, крестить детей, венчаться, отпевать убиенных и умерших.

8 октября 1943 г. был образован Совет по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме, который возглавил полковник Г.Г. Карпов, дослужившийся на этом посту до звания генерал-майора государственной безопасности. 27 октября 1943 г. Патриарх Сергий передал ему прошение об освобождении находившихся в советских лагерях и еще считавшихся живыми 24 священнослужителей. Однако все упомянутые в списке священнослужители, кроме одного, к этому времени либо были расстреляны, либо умерли в лагерях.

После кончины 15 мая 1944 г. Патриарха Сергия в должность Местоблюстителя вступил митрополит Алексий. 31 января 1945 г. в Москве открылся Поместный Собор, в котором участвовали 46 архиереев, 87 клириков и 38 мирян, а также несколько восточных патриархов (Христофор Александрийский и Александр III Антиохийский) и представители ряда поместных церквей. На первом заседании собора, на основании доклада архиепископа Псковского Григория (Чукова), единогласно было принято «Положение об управлении Русской Православной Церковью», а на втором заседании собора открытым голосованием митрополит Алексий был избран Патриархом.

22 августа 1945 г. последовало постановление Совнаркома, предоставлявшее патриархии, епархиям и приходам ограниченное право юридического лица и возможность открывать финансовые счета, заключать сделки, покупать имущество. До середины 1950-х гг. этого права были лишены другие религиозные объединения.

На завершающем этапе Второй мировой войны религиозная политика коммунистического режима по отношению к Русской Православной Церкви осуществлялась в рамках, обозначенных Сталиным на встрече с митрополитами 4 сентября 1943 г. Однако советское правительство всячески стремилось сдерживать открытие храмов на территории, не подвергавшейся оккупации и предпочитало оставлять действующими храмы, открытые на освобождавшейся от германских войск территории. В 1944–1945 гг. получив 12 688 заявлений об открытии 4292 храмов, советское правительство допустило открытие лишь 716 церквей. Общее число действовавших храмов к июню 1945 г. составляло 10 243. Однако если на территории, которая подверглась немецкой оккупации, количество действующих храмов, находившихся в одной епархии, могло достигать нескольких сотен, то в епархиях Поволжья, Сибири и Дальнего Востока действовавшие храмы исчислялись десятками, а то и единицами. При этом деятельность духовенства на всей территории Русской Православной Церкви по-прежнему жестко ограничивалась лишь совершением храмового богослужения и сбором пожертвований на нужды армии.

Период Второй мировой войны стал временем, когда поставленная в 1930-е гг. на грань полного уничтожения Русская Православная Церковь все же смогла не только сохраниться, но и несколько расширить свое присутствие в жизни русского общества и даже продолжавшего объявлять себя атеистическим сталинского режима. Исторические причины этой перемены в судьбе Русской Православной Церкви представляются вполне очевидными.

Во-первых, возрождение церковной жизни на территории, оккупированной германскими войсками, не только свидетельствовало о сохранившейся у многих советских граждан потребности иметь религиозную жизнь, но и активно использовалось нацистской пропагандой. Подобная ситуация требовала от коммунистического режима ответных мер пропагандистского характера в религиозной сфере, которые и стали осуществляться уже с 1942 г.

Во-вторых, ощутивший в конце 1930-х гг. необходимость обновить скудный арсенал интернационал-большевистской пропаганды лозунгами национал-большевистского характера Сталин еще до войны попытался перейти от идеологической политики замалчивания или поношения исторического прошлого России к политике использования русской истории в целях советской пропаганды. Сыгравшая громадную роль в становлении не только русской культуры, но и русской государственности Православная Церковь не могла не быть использована в этом новом пропагандистском проекте коммунистического режима и начавшаяся война лишь ускорила данный процесс.

В-третьих, необходимость иметь в войне с нацистской Германией союзников из числа западных демократий, общественное мнение в которых традиционно исходило из признания определяющего значения христианских ценностей, вынуждала Сталина цивилизовать политический облик СССР допущением в стране хотя бы в ограниченных рамках религиозной жизни.

В-четвертых, последовательная политическая лояльность, проявленная руководством Московской Патриархии по отношению к коммунистическому режиму даже в период жесточайших гонений на Церковь и в годы войны, убедила Сталина в готовности митрополита Сергия и его ближайших сподвижников осуществлять свою деятельность именно в тех рамках, которые определит для Русской Православной Церкви возглавлявшийся им режим.

Литература:

С.М. Майнер. Сталинская священная война. Религия, национализм и союзническая политика. 1941–1945. М., 2010.

4.2.22. Новое изменение сталинской идеологии – курс на русский национализм

Тема военной славы России и защиты Отечества усиленно использовалась официальной пропагандой СССР все годы войны. Сталин быстро понял, что водораздел между воюющими сторонами проходит не по классовому, а по национальному признаку. Большевики стали усиленно культивировать чувство именно национального (а не социалистического) патриотизма среди народа с первых же месяцев войны. Темы социализма, коммунизма, мирового пролетариата были сняты.

Были учреждены воинские награды – ордена Александра Невского, Богдана Хмельницкого, Александра Суворова, Михаила Кутузова, адмирала Нахимова и адмирала Ушакова. Воспроизводя Георгиевский крест, на ленте его цветов – оранжево-черной – был учрежден солдатский орден Славы трех степеней. Выжившие георгиевские кавалеры теперь выкапывали свои награды из земли, где они хранились двадцать лет, и вновь надевали на мундиры. В журналах появились фотографии седоусых солдат, у которых рядом с Георгиями на груди ордена Славы.

22 мая 1943 г. президиум Исполкома Коммунистического Интернационала по указанию Сталина объявил о роспуске организации. Подчеркнув важность Коминтерна в прошлом, президиум сделал вывод, что теперь борьба ведется не по классовому признаку, а «силами объединенной антигитлеровской коалиции против фашизма». За строками документа явно сквозила мысль – национальные чувства сильнее классовых: народ России и другие народы коалиции вдохновляются в борьбе не интернациональной классовой солидарностью, но патриотизмом – любовью к отечеству. Национальным коммунистическим партиям, ранее входившим в состав Коминтерна, было рекомендовано разрабатывать свою политическую линию в соответствии с собственными оценками национальной ситуации. По крайней мере, официально, для союзников по коалиции, Коминтерн прекратил свое существование. Что было подлинным – это угасание духа интернационализма в большевицкой среде. Говорить о «всемирной солидарности трудящихся» стало не принято. Тенденция, наметившаяся уже на VII конгрессе Коминтерна, окончательно победила – заграничные коммунистические партии превратились в проводников политики Сталина. А политика эта стала откровенно националистической.

Лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» был заменен на новый – «За нашу советскую Родину!» – на всех газетах, имеющих отношение к вооруженным силам, от «Красной Звезды» до дивизионных многотиражек. Вместо «Интернационала», с его постоянными обращениями ко всему человечеству, государственным гимном СССР стал положенный на музыку текст Михалкова, начинавшийся словами «Союз нерушимый республик свободных сплотила на веки Великая Русь». Существуют устные рассказы приближенных, что Сталин был готов ввести в 1942–1943 гг. трехцветный бело-сине-красный флаг, как флаг части СССР – Российской СФСР. Опять же, чтобы не выглядеть врагом русского национального чувства, в то время как армия Власова носила русские цвета на рукавах своих шинелей.

13 января 1944 г. в Ленинграде было принято беспрецедентное решение о возвращении исторических городских топонимов 20 важнейшим улицам и площадям, переименованным в первые годы большевицкой диктатуры. Проспект 25 Октября вновь стал Невским, площадь Жертв Революции – Марсовым Полем, площадь имени Урицкого – Дворцовой площадью, проспект имени Володарского – Литейным проспектом, Советский проспект – Суворовским проспектом. Особенно примечательно, что с карты города было стёрто даже имя Ленина – проспект Ленина (бывший проспект Петра Великого), был переименован в Пискаревский. Инициатором переименований стал главный архитектор Ленинграда Николай Варфоломеевич Баранов, но его письмо было одобрено лично Сталиным в декабре 1943 г., и уже 5 января 1944 г. на заседании Ленинградского бюро горкома ВКП(б) А.А. Жданов горячо агитировал за эту инициативу: «Советская улица, улица К. Маркса есть в каждом городе… значит в этом отношении специфика Ленинграда стёрта» (ЦГАИПД. Ф. 25. Оп. 2. Д. 4897. Л. 53).

Отказавшись от Коминтерна, Сталин обратился к старому русскому идейному оружию – к панславизму. Гитлер поработил или сделал своими сателлитами все славянские государства Балкан и Центральной Европы – Польшу, Чехию, Словакию, Болгарию, Сербию, а также православные неславянские Грецию и Румынию. Уже в августе 1941 г. в Москве был проведен Первый всеславянский съезд. Среди его организаторов было немало выдающихся писателей, ученых, художников из славянских государств и из славянских республик СССР. Съезд призвал к славянскому культурному единению и сотрудничеству. Через славян Сталин рассчитывал распространить свое влияние в послевоенной Центральной и Юго-Восточной Европе. Возрождение православной церкви в России преследовало подобную цель – сделать Москву всемирным центром православия и так распространить влияние СССР на Балканах и на арабском Востоке, где немалая часть населения оставалась православной.

10 апреля 1945 г. состоялась встреча Патриарха Алексия, митрополита Николая и протопресвитера Николая Колчицкого со Сталиным. Основной темой этой беседы стала перспектива участия Русской Православной Церкви в послевоенной внешнеполитической деятельности советского государства и предложение Сталина о создании в Москве международного православного центра с комплексом зданий.

В октябре 1942 г. был упразднен институт комиссаров, в армии введено единоначалие; 6 января 1943 г. последовал указ Президиума Верховного Совета о знаках различия на военной форме. Для офицерских чинов были введены золотые погоны – символ всего того, против чего Красная армия боролась в Гражданскую войну. Надел погоны и Сталин, ставший вскоре маршалом Советского Союза, а потом и генералиссимусом. Введение погон вызвало в армии острое недовольство старых политруков, но пришлось переучиваться. Вскоре, в 1946 г. и Красная армия будет переименована в Советскую армию. Переименование подчеркивало, что теперь это не армия авангарда мировой революции, но советского государства. Слово «советский» окончательно утратило смысловую связь с советами рабочих и солдатских депутатов и стало новым прилагательным, определяющим национальную принадлежность жителей СССР и государственных институтов СССР.

Изменение символики вызывало надежды на перерождение режима. Подобно тому, как в Отечественную войну 1812 г. крестьяне надеялись, что в благодарность за их усилия Александр I отменит крепостное состояние, так и теперь множились слухи, что после войны Сталин отменит и колхозы, и концлагеря, и цензуру – вот тогда заживем! Но вся эта смена внешнего облика была только декорацией. Сущность коммунистического режима вовсе не изменилась. Колхозы Сталин, пожалуй, мог бы переименовать в крестьянские общины, но крестьян он не освободил бы никогда, так же как и заключенных по 58-й статье, никогда не отменил бы цензуру. Он преследовал все те же большевицкие цели безраздельного властвования над душой и телом России и распространения своей власти как можно шире в окружающем мире. Человек оставался для него средством для воплощения честолюбивых замыслов. Новый идеологический набор был только приспособлением к изменившейся ситуации. Сталин думал, что, оседлав русский национализм, он достигнет своих вожделенных целей быстрее и полнее, чем на охромевшей кобыле пролетарского интернационализма.

Литература:

Д.В. Петров. Невский проспект под грифом «Совершенно секретно» (к истории возвращения названий в блокадном Ленинграде // Возвращая Россию. СПб.: Алетейя, 2013. С. 23–40.

4.2.23. Карательная система коммунистического режима в годы войны. Репрессии против военного и мирного населения, штрафные батальоны и заградительные отряды. Обращение с военнопленными

Война ужесточила деятельность репрессивного аппарата, в полной мере использовавшегося для упрочнения и совершенствования сталинской власти. Наряду с сохранением и укреплением жесткого контроля над обществом, применением репрессий в целях тотальной мобилизации, карательная система гарантировала личную неприкосновенность Сталину и высшей номенклатуре ЦК ВКП(б), чьи политика в 1939–1941 гг., некомпетентность и управленческая несостоятельность привели к гибели кадровой армии летом – осенью 1941 г. и поражениям 1942 г.

Расстрелы и ГУЛАГ, разветвленная вертикаль партийно-комсомольских, советских и чекистских органов, манипуляция общественным сознанием при помощи огромного пропагандистского аппарата, жесткая система принудительного труда, полное отсутствие частной инициативы и независимых от государства институтов, делали практически невозможным антисталинский социальный взрыв. Кроме того, на протяжении двадцати предвоенных лет органы ОГПУ – НКВД последовательно проводили «изъятия антисоветских элементов», способных стать катализатором антибольшевицкого сопротивления.

Осужденные в 1941–1945 гг. судами всех видов за «контрреволюционные преступления» по данным Верховного суда СССР (на 21 января 1958 г.)

В годы войны репрессии носили не только возмездный характер по отношению к советским гражданам, вступившим в конфликт с государством, – дезертирам, уклонистам, торговцам неуничтожимого «черного рынка», уголовникам, повстанцам, идейным врагам советской власти и лицам, сотрудничавшим с противником, а также членам их семей. Террор и массовые смертные приговоры оправдывались «целесообразностью» военного времени. Драконовское трудовое законодательство открывало широкое поле для репрессий по указу 1940 г. и указу ПВС СССР от 26 декабря 1941 г. «Об ответственности рабочих и служащих за самовольный уход с предприятий».

Осужденные за прогулы, опоздания, самовольный уход с предприятий и учреждений в 1941–1945 гг. (% к осужденным всего за год) (на 1955 г.)

С учетом осужденных по указам военного времени 1942 г. (уклонение от мобилизации на сельхозработы, невыработка колхозниками обязательного минимума трудодней) общее количество осужденных за нарушение трудового законодательства в 1941–1945 гг. составило 8 550 799 человек, из которых 2 080 189 были приговорены к лишению свободы, а остальные – к исправительно-трудовым работам или получили условное осуждение.

Пренебрежение к жизням заключенных вызывало массовую смертность в ГУЛАГе (до 25 % от списочного состава заключенных), особенно в 1941–1943 гг. При численности заключенных в лагерях 1 390 458 человек (в т. ч. 420 417 судимых за «контрреволюционные преступления») на 1 января 1942 г., за год умерли 352 360 заключенных. Кроме того, в тюрьмах и колониях НКВД на 1 января 1942 г. содержались еще 359 285 человек, но данные об их смертности не известны. 60 % среди заключенных ГУЛАГа во время войны составляли русские, 13 % – украинцы, 3 % – белорусы, по 2 % – татары и узбеки, 1,7 % – евреи и т. д. Таким образом, этнические пропорции обитателей ГУЛАГа приблизительно соответствовали национальному составу населения СССР.

Официальная статистика смертности з/к в ГУЛАГе в 1941–1945 гг. (% смертности к среднесписочному составу)

В войсках всю войну свирепствовали военные трибуналы, обеспечивавшие не только возмездное наказание, но и практиковавшие показательные репрессии для устрашения личного состава. Только к 1 марта 1942 г. в действующей армии насчитывались 1121 военный трибунал, в которых «трудились» 4501 работник, не считая секретарей. За период 1941–1945 гг. военные трибуналы осудили 2 530 663 человека, в т. ч. 284 344 (9 %) – к расстрелу. Осужденных к расстрелу хватило бы для того, чтобы укомплектовать четыре-пять общевойсковых армий.

Свидетельство очевидца

Потеря оружия на поле боя была достаточной причиной для вынесения бойцу смертного приговора. Командир гаубичной батареи Петр Михин, прошедший войну от Ржева до Будапешта, вспоминал: «Потерять орудия было смертельно опасно для меня. За четыре гаубицы «СМЕРШ» без вопроса тут же расстрелял бы меня. Надо заметить, в Великую Отечественную войну оружие и материальная часть ценились очень высоко. За утерю винтовки и то расстреливали. Потому что не хватало этих винтовок, с палками в атаку бегали. А людей в сравнении с оружием не жалели. Потерял командир даже пять человек без дела – пополнят новыми людьми, их у нас много было». – П.А. Михин. Война, какой она была. Курск: Славянка, 2012. С. 202.

За просчеты и провалы Ставки, сомнения в гениальности Сталина и «антисоветские разговоры» расплачивались подчиненные. В июле 1941 г. за прорыв немцев к Минску было расстреляно командование Западного фронта во главе с генералом армии Д.Г. Павловым, в октябре – группа ранее арестованных генералов во главе с Я.В. Смушкевичем и П.В. Рычаговым, 10 лет провел в тюрьме герой обороны Севастополя генерал-лейтенант И.А. Ласкин и т. д. Расстрел за военную неудачу – немыслимое для генерала или офицера наказание в Русской Императорской армии.

Штрафные подразделения в Красной армии появились после знаменитого сталинского приказа № 227 от 28 июля 1942 г. Новым приказом № 298 от 26 сентября 1942 г. Сталин объявил положения о штрафном батальоне и штрафной роте. На каждом фронте формировались 1–3 штрафбата (800 бойцов каждый) – для представителей среднего и старшего командно-начальствующего состава. В каждой армии создавались 5–10 штрафных рот (150–200 бойцов в роте) – для рядовых и младших командиров. Направляли в штрафные подразделения военнослужащих, обвиненных в трусости и нарушении дисциплины, а также уголовников, которым предоставлялась возможность «искупить вину перед родиной кровью». Штрафников, среди которых было очень много невиновных в инкриминируемых им преступлениях бойцов и командиров, безжалостно бросали на минные поля, в разведку боем, на наиболее опасные участки фронта, где выживали единицы. Потери штрафников в 3–6 раз превышали потери обычных стрелковых рот и батальонов. Несмотря на то, что уже зимой 1943 г. на фронте произошел перелом в пользу Красной армии, штрафные подразделения «прорыва» просуществовали до мая 1945 г. В 1944 г. в войсках оперировали 11 штрафбатов (по 226 бойцов) и 243 штрафроты (по 102 бойца), по официальным сведениям за 1944 г. общие потери штрафников составили 170 298 человек. Всего в 1942–1945 гг. через штрафные подразделения прошли по официальным данным 427 910 военнослужащих Красной армии.

Фактически с 1941 г. войска НКВД выполняли карательно-фильтровочные функции во втором эшелоне действующей армии. Приказом № 227 Сталин приказал в тылу каждой армии сформировать по 3–5 вооруженных автоматическим оружием заградительных отрядов, обязав их «в случае паники… беспощадно расстреливать на месте паникеров и трусов». Заградотряды нередко «обеспечивали» операции штрафников и неоднократно безжалостно расстреливали своих, отступавших по приказу, который не был доведен до командира заградотряда, или прекративших атаку под огнем противника. Такие факты отмечались не только в 1942–1943 гг., но и в 1944 г., когда исход войны был предопределен. Статистика жертв заградотрядов неизвестна.

Советское военно-политическое руководство не издавало по отношению к военнопленным противника нормативных актов, подобных нацистскому «приказу о комиссарах». Формально военнопленные Вермахта и союзников Германии считались «обманутыми братьями по классу». Однако убийства немецких военнопленных, в т. ч. изощренными способами, начались по всему фронту уже в конце июня 1941 г. и в первую очередь касались захваченных летчиков и раненых противника. До катастрофы Вермахта под Сталинградом количество пленных противника оставалось ничтожным: на 1 января 1942 г. – 9147, на 19 ноября 1942 г. – 19 782 человека (к ноябрю 1942 г. в плену оказались более 5 млн бойцов и командиров Красной армии). В Сталинградском «котле» зимой 1943 г. восточных добровольцев из граждан СССР в плен не брали – их убивали на месте, но участь немецких пленных оказалась не менее печальной: из 91 тысячи, сдавшихся в плен в Сталинграде, в Германию вернулись не более 6 тысяч.

Главными причинами смертности немецких военнопленных и пленных их союзников в 1942–1943 гг., как и в случае с советскими пленными в 1941–1942 гг., были голод, дистрофия и болезни. К 30 апреля 1943 г. из 292 656 учтенных с начала войны военнопленных в СССР умерли 196 948 человек или более 60 %. В сентябре 1943 г. в Лунево под Москвой по инициативе советских политорганов был создан Союз немецких офицеров (СНО) во главе с героем боев под Демянском 1942 г. генералом артиллерии В. фон Зейдлицем-Курцбахом, антигитлеровскую программу которого поддержали около 600 пленных офицеров Вермахта. Но, несмотря на искренний идеализм соратников Зейдлица, деятельность СНО не дала особого успеха. Зейдлиц просидел 10 лет (из 25 полученных по суду) в советской тюрьме, в 1955 г. вернулся в ФРГ и был реабилитирован в 1956 г. как враг нацистского режима.

Основная часть военнослужащих противника попала в плен в конце войны и в первые послевоенные месяцы. По данным немецких историков, из 3,15 млн взятых Красной армией в 1941–1945 гг. немецких военнопленных в советском плену погибли 1,1–1,3 млн. Остальные сумели вернуться на родину, последние (около 10 тыс.) – в 1955 г. Вернулась на родину и большая часть пленных из числа военнослужащих, бывших союзниками Германии (венгров, румын, итальянцев, финнов, испанцев и т. д.). Сегодня многие историки сомневаются в обоснованности многочисленных смертных приговоров, вынесенных немецким военнопленным советскими трибуналами и другими инстанциями в 1940-е гг., рассматривая их вместе с бессудными убийствами пленных в качестве составной части репрессивной политики сталинской власти.

Литература:

Военнопленные в СССР, 1939–1956 / Под ред. М.М. Загорулько. М., 2000.

ГУЛАГ 1918–1960. Документы / Сост.: А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М., 2002.

История сталинского ГУЛАГа. Массовые репрессии в СССР. Конец 1920-х – первая половина 1950-х гг.: Собрание документов в 7 томах. Т. I. Массовые репрессии в СССР / Отв. ред. Н. Верт, С.В. Мироненко. М., 2004.

Проблемы военного плена: история и современность: Материалы международной научно-практической конференции 23–25 октября 1997 г.: В 2 т. Вологда, 1997.

А.Л. Кузьминых. Иностранные военнопленные Второй мировой войны на Европейском Севере СССР (1939–1949 гг.). Вологда, 2005.

И. Хоффманн. Сталинская война на уничтожение. Планирование, осуществление, документы. М., 2006.

Ю.И. Стецовский. История советских репрессий: В 2 т. М., 1997.

4.2.24. Репрессии против народов России. Насильственные депортации и геноцид

Депортации (от лат. слова Deportatio – изгнание) – массовое принудительное выселение людей в отдаленные районы страны в целях ликвидации политических противников и неугодных режиму лиц, а также изгнание за границу – были составной частью репрессивной политики большевиков с первых лет советской власти. «Новый класс», номенклатура большевицкой партии, при помощи депортаций обеспечивал незыблемость собственного политического и экономического господства, совершенно не считаясь с тем, что насильственные переселения и новые, часто противоестественные условия жизни и существования не только нарушает естественное право человека жить на земле предков, рядом с могилами отцов, но и обрекает выселяемых на нищету, лишения, страдания и, часто, гибель.

Так, например, за предвоенное и военное время в Казахскую и Киргизскую ССР из Карачаево-Черкессии были депортированы 79 тыс. карачаевцев (97,1 % этноса), из них погибли в местах поселений более 27 тыс. человек (в т. ч. 70 % – дети). Депортации играли важную роль в унификации социума в СССР, в создании новой человеческой общности – советского народа и нового типа человека – homo soveticus – советского человека.

Подсчеты современных российских специалистов позволяют говорить о 53 депортационных кампаниях и примерно о 130 соответствующих операциях, проведенных большевиками с 1920 г. по 1952 г. Первыми жертвами депортаций коммунистов стали русские казаки из 8 станиц Терской линии (45 тыс.), а затем они затронули десятки народов и этнических групп, проживавших на территории советского государства.

Насильственные перемещения народов большевиками в России в 1920–1952 гг.:

1. Казаки Притеречья (Терская область) 1920 г. – 45 тыс. – Архангельская обл.

2. Семиреченские казаки (Семиреченская обл.) 1920–1922 гг. – до 100 тыс. – Север Европейской части России, Омская обл.

3. Поляки (Западные границы СССР на Украине и в Белоруссии) 1929 г. – 18,5 тыс. – Сибирь, таежная зона

4. Финны-инкери (Ленинградская обл. Карелия) 1935 г. – 45 тыс. – Казахстан, Свердловская обл.

5. Поляки, немцы (граница Украины с Польшей и Румынией) 1936 г. – 70 тыс. – Северный, Центральный и Южный Казахстан.

6. Корейцы, китайцы (Хабаровский край, Северный Сахалин, Бурят-Монгольская АССР, Читинская обл., Приморский край) 1937 г. – 172 тыс. корейцев, 7 тыс. китайцев – Казахстан, Узбекистан.

7. Иранцы (Южный Азербайджан) 1938 г. – 2 тыс. – Алма-Атинская обл.

8. Поляки (вновь присоединенные области Восточной Польши и Литвы) 1940 г. – 280 тыс. – Архангельская обл., Свердловская обл., Казахстан, Вологодская обл., Иркутская обл., Коми АССР, Красноярский край, Молотовская обл.

9. Евреи (присоединенная Восточная Польша) 1940 г. – 90 тыс. – Архангельская обл., Коми АССР, Свердловская обл., Вологодская обл., Молотовская обл.

10. Румыны (Бессарабия, Северная Буковина) 1941 г. – 30 тыс. – Южно-Казахстанская обл., Карагандинская обл., Омская обл., Новосибирская обл., Красноярский край, Коми АССР.

11. Литовцы (Литва) 1941 г. – 17,5 тыс – Новосибирская обл., Казахстан, Коми АССР.

12. Латыши (Латвия) 1941 г. – 17 тыс. – Красноярский край, Новосибирская обл., Карагандинская обл.

13. Эстонцы (Эстония) 1941 г. – 6 тыс. – Кировская обл., Новосибирская обл.

14. Украинцы (Западная Украина) 1941 г. – 11 тыс. – Южно-Казахстанская обл., Омская обл., Новосибирская обл., Красноярский край.

15. Белорусы (Западная Белоруссия) 1941 г. – 21 тыс. – Красноярский край, Алтайский край, Новосибирская обл.

16. Немцы Поволжья (Республика Немцев Поволжья) 1941 г. – 440 тыс. – Казахстан, Алтайский край, Новосибирская обл., Омская обл., Красноярский край.

17. Немцы Крыма 1941 г. – 60 тыс. – Киргизия, Казахстан

18. Финны-инкери (Ленинградская область, Карелия) 1941–1942 гг. – 140 тыс. – Казахстан, Красноярский край, Новосибирская обл., Омская обл., Алтайский край, Якутия, Вологодская обл., Кировская обл.

19. Немцы Восточной Украины – Донбасса 1941 г. – 110 тыс. – Казахстан, Алтайский край

20. Греки и итальянцы Крыма и Сев. Кавказа. 1942. – 5,3 тыс. – Узбекистан

21. Карачаевцы (Карачаевская АО) 1943 г. – 75 тыс. – Южно-Казахстанская обл., Киргизия.

22. Калмыки (Калмыцкая АССР) 1943 г. – 135 тыс. – Омская обл., Красноярский край (Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский нац. округа) Алтайский край, Новосибирская обл., Тюменская обл.

23. Чеченцы, ингуши (Чечено-Ингушская АССР, Дагестанская АССР) 1944 г. – 460 тыс. – Казахстан, Киргизия (Фрунзенская обл., Ошская обл.).

24. Балкарцы (Кабардино-Балкарской АССР) 1944 г. – 37,5 тыс. – Киргизия, Казахстан.

25. Татары (191 тыс.), греки (15 тыс.), болгары (12,5 тыс.), армяне (10 тыс.) Крыма (Крымская АССР). 1944 г. – Узбекистан.

26. Турки-месхетинцы (76 тыс.), курды (8,7 тыс.), хемшины (1,4 тыс.) Южной Грузии – 1944 г. – Узбекистан, Южный Казахстан, Киргизия.

27. Литовцы 1948–1951 гг. – 118,6 тыс. – Иркутская обл., Красноярский край.

28. Латыши 1948–1949 гг. – 52,5 тыс. – Омская обл., Томская обл.

29. Эстонцы 1948–1949 гг. – 32,5 тыс. – Новосибирская обл., Красноярский край.

30. Турки и греки Закавказья 1948–1949 гг. – 57,7 тыс. – Средняя Азия.

31. Румыны и молдаване Бессарабии 1948–1949 гг. – 41 тыс. – Курганская обл., Тюменская обл., Бурятия, Иркутская обл., Кемеровская обл., Алтайский край.

32. Белорусы из Западной Белоруссии 1952 г. – 6 тыс. – Иркутская обл., Казахстан.

Принудительный ввоз (мужчин и женщин гражданского населения) из Восточной Европы в СССР в 1944–1947 гг.:

Из Румынии – 69 тыс.

Из Венгрии – 32 тыс.

Из Югославии – 11 тыс.

Из Восточной Пруссии и Силезии – 78 тыс.

Из Польши – 94 тыс.

Из Финляндии – 55,7 тыс.

Основные области (более 10 тыс.) вселения спецпоселенцев. Данные численности на 5 января 1945 г., включая и репрессированных крестьян (в т. ч. русских):

Казахстан – 826 тыс.

Свердловская обл. – 92 тыс.

Томская обл. – 97 тыс.

Кемеровская обл. – 97 тыс.

Молотовская обл. – 82 тыс.

Красноярский край – 125 тыс.

Челябинская обл. – 45 тыс.

Архангельская обл. – 27 тыс.

Тюменская обл. – 55 тыс.

Иркутская обл. – 22 тыс.

Хабаровский край – 18, 3 тыс.

Читинская обл. – 16,6 тыс.

Коми АССР – 17 тыс.

Алтайский край – 80,5 тыс.

Омская обл. – 130,5 тыс.

Киргизия – 129 тыс.

Ставропольский край – 24,5 тыс.

Узбекистан – 160 тыс.

Башкирия – 17,4 тыс.

Новосибирская – 168 тыс.

Якутия – 11 тыс.

Всего внутри СССР с 1920 по 1952 г. депортациям подверглись более 6 млн человек (в т. ч. более 2 млн в результате коллективизации и 2,72 млн в 1939–1945 гг.), кроме того, в результате репатриаций в 1944–1952 гг. в СССР «вернули» более 5,4 млн соотечественников. Масштабы большевицких внутренних депортаций вполне сравнимы с нацистскими депортациями остарбайтеров – 3,2 млн человек.

В 1941–1944 гг. большевицкая власть депортировала народы и этнические группы по обвинениям в потенциальном или состоявшемся сотрудничестве с противником в период оккупации: советских немцев из Поволжья, Москвы и Московской области, южных областей РСФСР, Воронежской области, Закавказья и других мест (сентябрь – октябрь 1941 г., около 800 тыс.), финнов и ингерманландцев (1941 г., около 100 тыс. человек), карачаевцев (август и ноябрь 1943 г., более 70 тыс.), калмыков (1943–1944 гг., более 120 тыс.), чеченцев и ингушей (февраль 1944 г., более 480 тыс.), балкарцев (февраль 1944 г., 38 тыс.), крымских татар (май 1944 г., более 180 тыс.) и др. Депортируемых преимущественно расселяли в Алтайском крае, Коми АССР, Киргизской ССР, Иркутской, Красноярской, Новосибирской и Омской областях, Южном Казахстане и т. д. Климатические особенности регионов расселения зачастую оказывались непривычными для людей, прибывших из районов с более мягким или просто другим климатом.

При депортации народов в советской прессе разжигалась ненависть и зависть к репрессируемым. Так, чтобы подготовить население к выселению немцев Поволжья, в «Правде» была опубликована статья Ильи Эренбурга, в которой говорилось, что, поселив на лучших землях России немцев, русский народ пустил за пазуху и согрел змею. В официальных заявлениях утверждалось, что среди немцев Поволжья выявлены «тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов», что было стопроцентной ложью. Ни одного диверсанта в республике немцев Поволжья выявлено не было, хотя ненавидели большевицкую власть, как и повсюду в России, наверняка очень многие. Свои страхи большевики выдавали за действительность, а в результате – страдали миллионы и гибли сотни тысяч людей.

28 августа 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР издал указ о ликвидации автономной республики немцев Поволжья. Опубликован указ был на десятый день – 6 сентября. За это время 400 тысяч человек были лишены всего имущества, выброшены из своих домов, посажены в товарные вагоны и почти без еды и питья малой скоростью отправлены на Восток. Вместо двух-трех дней составы шли две-три недели. Из-за нечеловеческих условий транспортировки смертность в пути достигала 10–15 процентов. Особенно много гибло стариков и детей. Но ликвидация таким образом «нетрудового балласта» входила в расчеты НКВД. Еще не менее 15–20 процентов умерло в первую суровую зиму, так как были доставлены порой в чистое поле или глухую тайгу без продовольствия, инструментов и стройматериалов в холодные и дождливые осенние дни. В октябре 1941 г. были депортированы немцы с Северного Кавказа и из Закавказья, а также из западных областей СССР, из Москвы, Ленинграда, а чуть позднее – из всей Европейской части СССР. Россия лишилась тысяч талантливых ученых и инженеров, десятков тысяч высококвалифицированных мастеров, сотен тысяч трудолюбивых и умелых крестьян. Всего было переселено в Сибирь к концу 1941 г. 687 тыс. немцев.

Ничего подобного советской депортации русских немцев в Германии в отношении русского населения предпринято не было. Русские эмигранты продолжали спокойно жить в своих домах и в Германии, и в других странах, попавших под власть рейха (в Югославии, Франции, Чехии, Польше), они молились в православных русских церквах, многие работали в государственных учреждениях (напр. княжна Мария Васильчикова – в министерстве иностранных дел), занимались бизнесом, вели научную работу (как знаменитый биолог Тимофеев-Рессовский). В расовом нацистском государстве людям с русской кровью жить оказалось существенно легче, чем в интернациональном советском людям с немецкой кровью.

Документ

Указ о ликвидации республики немцев Поволжья:

«По достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районе Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в населенных немцами районах Поволжья.

О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья, никто из немцев, проживающих в районах Поволжья, советским властям не сообщал, следовательно, немецкое население районов Поволжья скрывает в своей среде врагов советского народа и советской власти.

В случае, если произойдут диверсионные акты, затеянные по указке из Германии немецкими диверсантами и шпионами в республике немцев Поволжья или в прилегающих районах, и случится кровопролитие, Советское правительство по законам военного времени будет вынуждено принять карательные меры против всего немецкого населения Поволжья.

Во избежание таких нежелательных явлений и для предупреждения серьезных кровопролитий Президиум Верховного Совета СССР признал необходимым переселить все немецкое население, проживающее в районах Поволжья, в другие районы с тем, чтобы переселяемые были наделены землей и чтобы им была оказаны государственная помощь по устройству в новых районах.

Для расселения выделены изобилующие пахотной землей районы Новосибирской и Омской областей, Алтайского края, Казахстана и другие соседние местности.

В связи с этим Государственному Комитету Обороны предписано срочно произвести переселение всех немцев Поволжья и наделить переселяемых немцев Поволжья землей и угодьями в новых районах».

В горных районах Кавказа борьба с большевицким режимом не прекращалась все 1930-е гг. Чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, калмыки, связанные общинной спайкой, поднимали восстания, прятались в горах, мстили карателям. Многие из них ждали немецкую армию как освободителей от ненавистного богоборческого коммунистического режима. Германская пропаганда разбрасывала в горах Кавказа множество листовок. Народам Кавказа нацисты обещали свободную и привольную жизнь по своим законам, по традиционному укладу.

Документ

Германский плакат – обращение к народам Кавказа:

«Пришло время действовать! Слушайте, кавказцы! Германская армия и лучшие сыны Вашей родины вместе с войсками и добровольцами всех европейских государств, – это та сила, которая гарантирует, что большевики больше не вернутся. Мы приходим к Вам не как покорители, а как друзья, и призываем Вас к совместной работе по строительству нового светлого будущего. Присоединяясь к нам, Вы сможете беспрепятственно выполнять свои религиозные обряды, свободно заниматься хозяйством и торговлей. Каждый крестьянин вновь получит землю в частное пользование, каждый рабочий будет жить на основе нового, лучшего социального порядка. Да здравствует Свободный Кавказ!»

В Чечне при приближении германских войск вспыхнуло противобольшевицкое восстание, которое немцы широко поддерживали оружием и инструкторами. Карачаевцы, балкарцы и дезертиры из других кавказских народов сформировали Кавказский легион Вермахта. Калмыцкая конница целыми подразделениям переходила на немецкую сторону – так отозвалась в сердцах кавказцев четверть века большевицкой власти. Когда в середине 1943 г. германская армия отступила на Запад с Кавказа, часть горцев ушла с ней, но для оставшихся наступили мрачные времена. Сталин решил наказать не предателей, но народы от столетнего старца до еще не рожденного младенца. 6 ноября 1943 г. были высланы карачаевцы (69 тыс.), в декабре – калмыки (93 тыс.), 23 февраля 1944 г. – 496 тыс. чеченцев и ингушей, 8 марта – 33 тыс. балкарцев. Выселять предпочитали в праздники, когда больше людей собиралось по домам.

Спецоперации по высылке проводились войсками НКВД при участии армейских частей. Например, при выселении чеченцев и ингушей было задействовано 100 тыс. солдат внутренних войск и 19 тыс. оперативных работников НКВД и НКГБ. Выселяемые бросали имущество, дома, скот, покидая родные места без надежды на возвращение. Время сборов и размеры ручного багажа жестко лимитировались властями – 100 кг груза и 20 минут на сборы. При депортациях многочисленны были факты преступлений против гражданского населения. Так, например, в конце февраля 1944 г. при невозможности выселить жителей чеченского высокогорного аула Хайбах по приказу полковника М. Гвешиани более 700 чеченцев были загнаны в сараи и сожжены, пытавшиеся бежать расстреливались. Гвешиани «за решительные действия» был повышен в звании и награжден орденом Суворова II степени.

Свидетельство очевидца

Один из высылаемых чеченцев вспоминал: «Они прочесывали избы, чтоб никто не остался… Солдату, вошедшему в дом, не хотелось нагибаться, он полоснул очередью из автомата, а под лавкой прятался ребенок. Из-под лавки потекла кровь. Дико закричала мать, бросилась на него. Он застрелили и ее…»

При депортациях войска НКВД привлекали в качестве помощников гражданских лиц из тех народов, которые не подлежали выселению. Осетины, русские, черкесы, народы Дагестана выселяли своих соседей, своих вчерашних друзей, расхищали их имущество. Далеко не все сохранили благородство в этой страшной ситуации, не испугались, не прельстились соседским добром. И между народами пролегла трещина на много поколений вперед, трещина, не уврачеванная и доныне.

Горцы, где могли, оказывали сопротивление, немало молодых людей предпочли смерть в бою с энкаведистами изгнанию с родины. Спецотряды НКВД охотились в Кавказских горах за укрывшимися горцами до самой смерти «отца народов» в 1953 г. и, говорят, так и не смогли переловить всех.

18 мая 1944 г., после освобождения Крыма советскими войсками, началось поголовное выселение крымских татар (183 тыс. человек), к которым добавили солдат и офицеров крымско-татарской национальности, отозванных из действующей армии (около 9 тыс. чел.). Предлогом для выселения стала служба около десяти тысяч крымских татар в германской армии и в местной полиции. Хотя крымскими татарами были и герой Брестской крепости майор Гаврилов, и доблестный летчик, дважды Герой Советского Союза Амет-хан Султан, и тысячи других солдат и офицеров, храбро сражавшихся в годы войны на советской стороне. Вслед за татарами, уже вовсе без предлогов, из Крыма было выселено Сталиным 15 тыс. греков, 12 тыс. болгар, 10 тыс. армян и даже несколько сотен итальянцев, живших на полуострове со времен его генуэзской колонизации в XIV–XV вв. Сталин решил сделать благодатный полуостров землей русских и украинцев, как до того Гитлер предполагал заселить Крым германскими колонистами. Что не удалось фюреру, удалось вождю. Более 200 тыс. людей из древних народов Крыма лишились своей исторической родины по воле «советского правительства», а многие при переселении лишились и жизни.

Сталин преследовал и еще одну, стратегическую цель. Он планировал войну с Турцией и не хотел иметь в тылу близкородственный туркам народ. По той же причине в ноябре 1944 г. из Западной Грузии в Ферганскую долину были выселены все еще остававшиеся там турки-месхетинцы (110 тыс. человек). Война с Турцией, слава Богу, не разразилась, но татары Крыма и турки Месхетии были уже выселены «на всякий случай» и на радость тем русским, украинцам, грузинам и армянам, которые вселились в их дома. Так счастье, мир и жизнь людей бестрепетно приносились Сталиным в жертву своим экспансионистским мечтаниям.

За успешную операцию по депортации народов России глава НКВД Лаврентий Берия получил из рук Сталина высокую награду – орден Суворова I степени. Так был оценен труд по лишению отечества многих сотен тысяч людей, а заодно и осквернено имя великого русского полководца.

Ликвидированные республики были поделены между соседними республиками и административными областями. Часть Балкарии и Карачая с горой Эльбрус Сталин передал Грузии, часть Ингушетии – Осетии, на месте Чечни и северной части Дагестанской АССР создал Грозненскую область. Осетины переселились в пустые ингушские села, лакцы и аварцы – в чеченские, русские – в городки крымских татар.

Только после 1955 г. начался постепенный процесс возвращения депортированных народов на родину, не завершившийся в полной мере вплоть до распада СССР в 1991 г. Татар в Крым и немцев в Поволжье коммунисты так и не вернули и их республики не восстановили. Вернувшиеся на родину, спецпоселенцы и их дети нашли свои дома занятыми, земли – захваченными. И это стало причиной затяжных, а кое-где и кровавых межнациональных конфликтов до сего дня. Большевицкие преступления пережили большевиков и продолжают приносить смертельно ядовитые плоды.

Депортации по признаку этнической принадлежности были осуждены в декларации Верховного Совета СССР от 14 ноября 1989 г. В апреле 1991 г. Верховный Совет РСФСР принял закон «О реабилитации репрессированных народов», однако ликвидировать необратимые последствия состоявшейся полвека назад трагедии вышеуказанные акты не могли.

Мнение ответственного редактора:

Среди ученых, в том числе и авторов нашей книги, нет единодушия в отношении возможности применения термина «геноцид» к судьбе народов, целиком депортированных по повелению Сталина во время советско-нацистской войны 1941–1945 гг. Многие, например профессор Алексей Миллер, полагают, что, так как большевицкая власть не объявляла своей целью полное уничтожение всех представителей этих народов, то и квалифицировать эти действия как геноцид не следует. Однако, на мой взгляд, такое сужение понятия геноцид неправомерно. В соответствии с Конвенцией ООН о предупреждении преступления геноцида и наказании за него от 9 декабря 1948 г. под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную:

а) убийство членов такой группы;

b) причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы;

с) предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее;

d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы;

e) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую.

То, что совершалось над выселяемыми в годы войны «репрессированными народами», как мне кажется, точно подпадает под пункт С, статьи II Конвенции, то есть «предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее». В целях детализации Конвенции в Уголовном кодексе Российской Федерации прямо сказано, что геноцид включает в себя, в том числе и «насильственное переселение» национальной, этнической, расовой или религиозной группы (ст. 357 УК РФ). И хотя юридически квалифицировать то или иное действие как геноцид может только суд, на мой взгляд, действия, совершенные коммунистическим руководством СССР в отношении множества народов, содержат в себе признаки преступления, которое можно квалифицировать как геноцид.

Литература:

Пишу своими словами… История репрессий против греков в СССР. Письма из ГУЛАГа. СПб.: Алетейя, 2009.

А.А. Ткаченко. История депортации народов России // Российский демографический журнал. 2002. № 1.

Л. Белковец. Административно-правовое положение российских немцев на спецпоселении 1941–1945 гг. Историко-правовое исследование. М.: РОССПЭН, 2008.

Н.Ф. Бугай, А.М. Гонов. Кавказ: народы в эшелонах (1920–1960-е годы). М., 1998.

П.М. Полян. Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР. М., 2001.

С.И. Шевенова, Э.-Б. Гучинова. Память в наследство. Депортация калмыков в школьных сочинениях. СПб.: Алетейя, 2005.

Э.-Б. Гучинова. Помнить нельзя забыть. Антропология депортационной травмы калмыков. Stuttgart, 2005.

4.2.25. Русское антинацистское сопротивление в Европе

Провозглашенная Гитлером антикоммунистическая политика привлекла некоторых эмигрантов на сторону Германии, но союз Гитлера со Сталиным в 1939–1941 гг. убедил большинство из них, что между двумя диктаторами нет большого различия. Однако вынужденное вступление Советского Союза в войну 22 июня 1941 г. поставило большинство людей в Русском Зарубежье перед мучительным выбором. Германия воевала с Россией, захватывала земли родной страны, оказавшейся теперь перед лицом того безжалостного врага, с которым многие эмигранты или их отцы сражались в войне 1914–1917 гг. С другой стороны, можно ли было поддерживать жестокую тиранию Сталина, которая принесла стране такие страшные страдания?

Большинство русских беженцев за пределами Германии решили, что нужно защищать «Святую Русь» независимо от того, какой режим ею правит. Раболепство перед оккупационной властью назначенного гестапо руководителем русской общины во Франции Юрия Жеребкова вызывало отвращение большинства белоэмигрантов, которые с возрастающим восхищением наблюдали за героической борьбой их родины. Ведущие деятели старого режима, такие как Павел Николаевич Милюков и посол Временного правительства во Франции Василий Алексеевич Маклаков, разделяли этот взгляд. Прославленный командующий Белой армией Юга России генерал Деникин, проживавший тогда во Франции, отверг все попытки немцев использовать его имя для «крестового похода против большевизма», а многие русские эмигранты обращались в советское посольство при правительстве маршала Анри Филиппа Петена за разрешением поступить на службу в Красную армию.

Выходцы из русской эмиграции оказались у истоков французского антинацистского Сопротивления. Поэт Борис Вильде и его друг Анатолий Левитский, ученые-этнографы, работавшие в парижском Музее человека, включились в подпольную деятельность осенью 1940 г., публикуя на станках музея первые номера подпольного журнала «Резистанс» (Сопротивление). Это название (Résistance) стало нарицательным именем всего противостояния немцам во Франции. Ячейка была вскоре раскрыта, члены ее преданы суду. Приговоренные к смертной казни Вильде и Левитский «явили своим поведением во время суда и под пулями палачей высший пример храбрости и самоотречения». Они были расстреляны в феврале 1942 г.

Тогда же не колеблясь, из любви к поруганной Франции и из неприятия «отбора людей по крови» вошла в Сопротивление замечательная 30-летняя русская женщина Вера (Вики) Макарова (в замужестве княгиня Оболенская) и долго осуществляла связь между Лондоном и партизанами. Арестованная в конце 1943 г. Вики была обезглавлена в Берлине. Те же побуждения неприятия расизма, те же христианские веления совести вдохновляли монахиню Марию (Скобцову) (Е.Ю. Кузьмину-Караваеву) и ее сотрудников по «Новому Граду». За помощь уничтожаемым евреям, за отказ от всякого соглашательства с нацизмом они претерпели мученическую кончину в немецких лагерях смерти. Были и другие «сопротивленцы» – Игорь Кривошеин (сын министра земледелия Императорского правительства), Александр Угримов (сын высланного Лениным профессора-агронома), отважная Скрябина (дочь композитора), из солидарности с евреями переменившая имя, принявшая иудаизм и погибшая в перестрелке. Философ Александр Кожевников (Кожев), активно участвуя в Сопротивлении, едва не был расстрелян в момент ареста в 1944 г., когда пытался убедить роту крымских татар Вермахта перейти на сторону антигитлеровской коалиции.

Историческая справка

Протоиерей Леонид Трофимович Кроль (1902–1982) спас в 1944 г. от разгрома чечено-ингушской дивизией Вермахта город Монтобан во Франции, настоятелем православного Скорбященского храма в котором он был. Жители Монтобана, узнав о приближении к городу этой отступавшей под ударами англо-французских сил дивизии Вермахта, уже известной жестоким обращением с мирным населением в иных французских городках, попросили протоиерея Леонида заступиться за них перед соотечественниками. Понятно, больших надежд на то, что мусульмане-вайнахи согласятся последовать просьбе православного священника, не было, однако отец Леонид согласился на просьбы горожан. Вышедший к чеченским солдатам с крестом в руке, он смог найти нужные слова, напомнив им о былой России, о родине, в которой ныне хулится имя Бога, но которое граждане той России должны славить повсюду независимо от их веры – христианской или мусульманской. И слова отца Леонида были приняты вайнахами. Дивизия миновала город, не причинив ему и его обитателям ни малейшего ущерба. В благодарность протоиерей Леонид Хроль был удостоен звания почетного гражданина Монтобана, ему город подарил прекрасный особняк, а после смерти наименовал его именем одну из городских улиц.

Молодая русская певица и поэтесса Анна Юрьевна Бетулинская (1917 года рождения), дочь русского дипломата, 10 декабря 1918 г. казненного большевиками, в военном Лондоне создает цикл песен французского Сопротивления (наиболее известная – «Марш партизан»), которые по радио и на дисках переправляются в оккупированную Францию и которые, втайне от немцев, поют десятки тысяч людей. Впоследствии Анна Марли (литературный псевдоним Бетулинской) будет объявлена героем Франции, станет кавалером ордена Почетного легиона.

В Мюнхене летом 1942 г. молодой православный студент-медик Александр Шморель, выходец из России, вместе со своими немецкими друзьями создает антинацистскую организацию «Белая Роза», которая ставила своей целью распространение информации о преступлениях и антихристианской сущности гитлеровского режима. Члены организации изготавливали, печатали на множительной технике и распространяли тысячи листовок, делали краской несмываемые надписи на стенах, именующие Гитлера преступником и кровавым чудовищем. В начале 1943 г. члены группы были арестованы гестапо и в июле казнены через отсечение головы.

Историческая справка

Александр Шморель родился в Оренбурге 16 сентября 1917 г. Его отец Хуго Шморель, германский подданный, работал в России врачом. Мать – Наталия Введенская, дочь священника, с которой Хуго обвенчался в православном храме Оренбурга в 1916 г., умерла от тифа в 1918 г. Семья Шморелей в 1921 г. выехала в Германию, взяв с собой русскую няню Александра Феодосию Лапшину. Александр воспитывался в православии, хотя и отец, и мачеха Елизавета Хофманн и его единокровные братья были католиками. В семье сохранялся русский язык и жизненный уклад. Семья Шморелей жила в Мюнхене, где Александр в 1937 г. окончил школу и через два года поступил в медицинское училище. Он был настолько увлечен русской литературой и культурой, что часто подписывал свои письма «Алеша», имея в виду любимого им героя из романа «Братья Карамазовы». Был членом русской православной общины Мюнхена, пел в хоре, помогал, чем мог, тысячам русских людей, пригнанных на работу в Германию. С конца 1930-х гг. Александр становится непримиримо враждебным нацистскому режиму, считая его «сатанинской властью». В одной из листовок, написанных в 1942 г., он и его друзья утверждали: «Кто считал убитых, Гитлер или Геббельс? – скорее, никто из них. В России ежедневно гибнут тысячи. Это время урожая, и косарь со всего размаха врезается в зрелое жито. Печаль приходит в родные дома, и некому вытереть слезы матери. Гитлер обманывает тех, чье самое дорогое он украл и отправил на бессмысленную смерть. Каждое слово, исходящее из уст Гитлера, – ложь: если он говорит «мир», то подразумевает войну, и если он самым кощунственным образом упоминает имя Господа, то имеет в виду власть зла, падшего ангела, сатану. Его рот – это зловонная пасть преисподней. Его власть порочна в своей сути». Во время войны служил военным санитаром сначала во Франции, потом в России. Арестованный по доносу, он на первом же допросе объявил себя русским: «В первую очередь я хочу снова подчеркнуть, что я по своему мышлению и чувствованию больше русский, чем немец. Но я прошу учитывать, что я не отождествляю Россию с понятием большевизма, напротив я – откровенный враг большевизма… Я сам строго верующий приверженец русской православной Церкви». Александр твердо исповедовал на суде свои антинацистские убеждения, отказался просить о помиловании или смягчении наказания, так как, по его мнению, преступный гитлеровский режим не может законно распоряжаться жизнью людей. 13 июля вечером он был казнен на гильотине. Перед смертью Александр исповедался и причастился Св. Таин у православного священника. Присутствовавший при совершении казни адвокат Шмореля Зигфрид Дайзингер позднее описал, сколь мужественно держался Александр в последние часы своей жизни. Тело и личные вещи были переданы семье. Александр был похоронен в фамильной могиле на одном из кладбищ Мюнхена. В феврале 2012 г. Александр Шморель причислен к лику новомученников и исповедников Русской Православной Церкви. – И.В. Храмов. Русская душа «Белой розы». Оренбург: Усадьба, 2009.

Коммунистическая партия Франции в первый год оккупации была связана пактом Молотова-Риббентропа, и против немцев выступать не могла. Выступали в первую очередь французские правые круги, и в этой связи участие русских эмигрантов в антинацистском движении французских правых было логично. Русская группа Сопротивления работала и в Риме, помогая, при содействии Ватикана, советским военнослужащим бежать из немецкого плена. Участие русских эмигрантов в Сопротивлении объяснялось не только стремлением противостоять близкому и очевидному злу нацистской оккупации, но и тем, что многие русские молодые люди были ранее призваны во французскую армию и продолжали ощущать свой долг перед Францией. Всего около восьми тысяч русских участвовали во французском движении Сопротивления и, согласно советским источникам, уничтожили 3500 нацистов.

Среди русских эмигрантов было немало тех, кто с первых же дней примкнул к генералу де Голлю в Англии, например Н. Вырубов, и в Северной Африке – легендарный герой летчик Амилахвари. Многие присоединились к американо-англо-французским войскам после высадки в Нормандии. Несколько офицеров, участников еще русского Белого движения, геройски погибли в боях за «свободную Францию» в 1944–1945 гг. в Вогезах, Арденнах, при форсировании Рейна. Среди них дважды георгиевский кавалер за Великую войну казачий офицер Иван Зубов. На специальном участке русского кладбища Сент-Женевьев-де-Буа похоронены французские воины русской национальности, отдавшие жизнь за свободу Франции от нацизма.

В сравнении с Францией русское сообщество в Британии было довольно небольшим, но молодые люди призывного возраста шли добровольцами в Вооруженные силы. Например, дядя одного из авторов книги Андрей Дейтрих служил в Королевских ВВС, летал на истребителе «Спитфайр», а его же двоюродный брат Михаил воевал в частях морской авиации. Князь Эммануил Голицын в начале войны оказался в Финляндии. Он был другом маршала Маннергейма и в смятении наблюдал, как многочисленные германские офицеры прибывают в эту страну. «Такое количество свастик мне не по душе», – заметил он маршалу (знаком финской авиации была в то время голубая свастика), который разрешил ему вернуться в Британию, где Голицын поступил в морскую авиацию Великобритании.

В 1944 г. Гитлер перевел тысячи советских военнопленных на запад, где они служили в составе «восточных батальонов» регулярных частей Вермахта и СС или в трудовых батальонах Тодта, которые строили Атлантический вал (полосу укреплений вдоль побережья Атлантического океана). Струйка русских дезертиров, переходивших в Сопротивление, превратилась в настоящий поток после высадки союзников в Нормандии. По мере того, как боевые действия перемещались в глубь Франции, «восточные батальоны» все чаще поднимали мятеж, сдавались союзным войскам и переходили в ряды Свободной Франции или Сопротивления. Это требовало большой смелости, потому что войска СС жестоко подавляли подобные попытки. Например, по приказу германского командования были казнены 60 человек, служивших в Азербайджанском легионе, которые планировали поднять мятеж.

На хорошо укрепленном голландском острове Тексел при подходе союзных войск поднял мятеж грузинский батальон Вермахта и сдал свою базу канадским частям, очень благодарным за это, так как им предстоял кровавый штурм укреплений. В соответствии с ялтинскими соглашениями, храбрые освободители были переданы НКВД для длительного «расследования». Их дальнейшая судьба неизвестна.

По оценке союзной разведки, около 470 тысяч военнослужащих немецких войск во Франции являлись советскими гражданами, и британское командование было убеждено, что пропаганда дезертирства среди них должна быть успешной, что, в свою очередь, приведет к ослаблению Вермахта, который в это время наносил большой урон союзным армиям. В качестве стимула дезертирам была обещана амнистия. Однако план, который мог бы существенно сократить сроки и уменьшить число жертв войны, был опротестован большевицким правительством на том основании, что «число таких лиц незначительно».

Некоторые русские пленные, содержавшиеся в лагерях на территории Британии, добровольно согласились десантироваться в тыл в самой Германии и попытаться поднять восстание среди сотен тысяч русских, принуждены работать на немецких заводах и фермах в качестве «восточных рабочих». Однако когда этот план стал известен в представительстве НКВД в Великобритании, его руководитель полковник Чичаев раздраженно заявил своим британским коллегам: «Мы хотели бы определенно сообщить вам, что мы не готовы сотрудничать с вашей организацией в запланированной вами операции, и настоятельно советуем вам забыть о русских в Германии. Зачем вы носитесь с этими жалкими русскими изменниками? Чем быстрее вы о них забудете и оставите их нам, тем лучше будет для наших будущих отношений».

И союзному командованию и самим перешедшим из плена, военных формирований и трудовых лагерей на сторону антигитлеровской коалиции гражданам СССР становилось все более очевидно, что наградой за их мужество станет смерть от пули сотрудника СМЕРШа или лагерное рабство.

Литература:

А. Смирнова-Марли. Дорога домой. М.: Русский путь, 2004.

4.2.26. Планы послевоенного урегулирования. Тегеранская встреча. Народы Восточной Европы и планы Союзников

Коренной перелом в ходе войны после Сталинграда, сражения у атолла Мидуэй, капитуляции итало-германских войск в Северной Африке и высадки англо-американских войск на Европейском континенте в Италии поставили союзников перед необходимостью координации действий по окончательному разгрому противника и о послевоенном урегулировании. Первый шаг в этом направлении был сделан на Московской конференции министров иностранных дел трех держав в октябре 1943 г. Главной задачей советской дипломатии на конференции являлось ускорение открытия фронта во Франции. В секретном протоколе конференции было зафиксировано положение о том, что фронт во Франции будет открыт в 1944 г.

Другим важным результатом конференции стало принятие американского проекта декларации о всеобщей безопасности, содержавшей основной замысел будущей Организации Объединенных Наций. Стороны также договорились об учреждении в Лондоне Европейской консультативной комиссии представителей трех держав, которой поручалось разработать конкретные условия капитуляции Германии.

Обсуждался вопрос об Австрии, считать ли ее ответственной за развязывание войны как части Германии или рассматривать аншлюс как оккупацию и, в таком случае, считать Австрию первым захваченным Германией государством. В результате была принята «Декларация об Австрии», признававшая аншлюс 1938 г. недействительным и предусматривавшая восстановление независимости австрийского государства.

При поддержке американцев Сталину и Молотову удалось заблокировать британское предложение о создании наднациональных федераций в Восточной Европе. Британская дипломатия пыталась с помощью находившихся в Лондоне эмигрантских правительств восточно-европейских стран создать заслон советской экспансии в виде демократических польско-чехословацкой и югославско-греческой конфедераций. Со временем они должны были стать основой двух более широких объединений – в Центральной Европе и на Балканах. Сходные проекты обсуждались и сотрудниками государственного департамента США.

Американцы, продолжая традицию Вудро Вильсона, отстаивали право каждой национальной страны восстановить свою полную независимость. Сталин же, отвергая британский план, преследовал иные цели – пренебрегая Атлантической хартией, он жаждал наконец-то реализовать старые устремления московских коммунистов большевизировать Европу, завершить то, что не удалось сделать за двадцать пять лет Коминтерну. Большие конфедерации демократических государств Центральной Европы могли помешать его планам. Намного проще было разбираться с каждой маленькой страной по отдельности. Черчилль знал большевиков и понимал планы Сталина существенно лучше, чем Рузвельт, потому и противился им изо всех сил.

Московская конференция стала большим успехом Сталина, впервые ощутившего себя полноценным членом клуба великих держав. «Замечания и предложения советской делегации весьма серьезно принимались во внимание» – говорилось во внутреннем отчете Молотова об итогах конференции, работа которой по-казенному оценивалась в нем как «удовлетворительная».

28 ноября – 1 декабря 1943 г. в Тегеране состоялась первая встреча руководителей «большой тройки». Главная инициатива в ее созыве исходила от Рузвельта, а место проведения – оккупированный союзниками Иран неподалеку от советских границ – было выбрано по настоянию Сталина. Советской задачей номер один оставалось закрепить обязательство союзников по второму фронту и добиться определения точных сроков начала этой операции. Хотя англосаксы на конференции в Квебеке договорились было о вторжении во Францию весной 1944 г., Черчилль продолжал ратовать за балканское направление главного удара по «мягкому подбрюшью Европы». Он рассчитывал на помощь греческих и югославских партизан. Такой вариант, по расчетам британского премьера, не только снизил бы потери союзников, но и предотвратил распространение советского контроля на Центральную и Южную Европу. Черчилль рассчитывал на капитуляцию Германии после такого охвата ее с юга и востока. Американцев же больше волновала перспектива затягивания войны и глубокого советского прорыва в Германию (а, возможно, и Францию) в случае отказа союзников от лобового удара по нацистской цитадели через Ла-Манш и север Франции (план «Оверлорд»).

Сталин понимал, что союзники «не могли допустить такого скандала, чтобы Красная армия освободила Париж, а они бы сидели на берегах Африки» (как скажет он после войны главе французских коммунистов Морису Торезу). И хотя лавры вступившего в Париж в 1814 г. Александра I не давали Сталину покоя, он трезво оценил свои возможности – в Париж союзники его вряд ли пустят, а вот хозяином Центральной Европы он стать вполне может.

Вновь, исходя из совершенно разных мотивов, Рузвельт и Сталин оказались вместе против Черчилля. Совместными усилиями они преодолели сопротивление британского премьера, и начало операции «Оверлорд» было назначено на май 1944 г. «Конференция Сталин – Рузвельт – Черчилль, – информировал Молотов советских послов, – пришла к удовлетворительному с нашей точки зрения решению вопроса о сроке операции в Западной Европе». В ответ Сталин впервые открыто заявил о готовности СССР вступить в войну с Японией вскоре после капитуляции Германии, чего давно ждали от него союзники.

Лидеры обсудили проблемы обращения с поверженной Германией после войны, перебирая различные варианты ее расчленения и демилитаризации. Сталин, предупредив об опасности возрождения германской угрозы через 15–20 лет, предложил Рузвельту в развитие его же идеи «четырех полицейских» («большая тройка» плюс Китай) создать в Евразии сеть «стратегических опорных пунктов», с помощью которых вооруженные силы этих четырех держав могли бы совместными усилиями предупредить возникновение новой агрессии со стороны Германии и Японии. Действительно ли Сталин был готов к такому далеко идущему военному сотрудничеству с демократическим Западом после войны, осталось загадкой, поскольку Рузвельт хотя и поддержал эту идею «на все сто процентов», но уклонился от ее дальнейшего обсуждения.

Более предметным было обсуждение новых границ Польши и ее отношений с СССР. Сталин наотрез отказался пойти навстречу союзникам в восстановлении дипломатических отношений с лондонским эмиграционным правительством, разорванных 26 апреля 1943 г. в связи с отказом СССР признать свою вину за массовое убийство польских офицеров в Катыни, останки которых обнаружили в начале апреля 1943 г. немцы. Что же касается границ, то Черчилль и Рузвельт в принципе согласились с передвижкой польских границ на запад в сравнении с довоенными (восточная – «линии Керзона», западная – по реке Одер), отложив их точную демаркацию на будущее.

Сталин впервые поднял вопрос о своих притязаниях на незамерзающие порты на Балтике (Кенигсберг и Мемель) и Дальнем Востоке (Порт-Артур и Дальний), а также о необходимости пересмотра режима Черноморских проливов в пользу СССР. Союзники весьма сочувственно отнеслись к этим запросам, пообещав их детально изучить, а Рузвельт в беседе один на один даже дал понять Сталину, что США не будут препятствовать восстановлению советского контроля над Прибалтикой при условии соблюдения там демократических форм организации власти. Наивный американец!

Возросшая терпимость западных союзников к советским запросам объяснялась их надеждами на то, что новые шаги Кремля – роспуск Коминтерна, примирение государства с Русской Православной Церковью, потеснение большевицкой идеологии и символики национально-патриотической – приведут к постепенной либерализации сталинского режима и органическому сближению его с Западом (иллюзия, которую Запад один раз уже испытал в эпоху НЭПа). Таким образом, надеялся Ф. Рузвельт, навыки межсоюзного сотрудничества военных лет превратятся в привычку, а «из дружбы по необходимости может получиться постоянная и длительная дружба». Тегеранская конференция укрепила межсоюзные отношения и за счет установления личного контакта между руководителями трех держав.

По мере продвижения Красной армии к западным границам СССР и сопредельным государствам Восточной Европы в западных столицах все чаще задавались вопросом о советских намерениях в этом регионе и о той цене, которую им придется заплатить Советскому Союзу за освобождение этих стран от нацизма. Заверения Кремля об уважении независимости и суверенитета своих соседей не вызывали никакого доверия на фоне недавней судьбы Прибалтики, восточной части Польши и Бессарабии, агрессии против Финляндии. Однако к весне 1944 г. стало ясно, что практически вся Восточная Европа окажется оккупированной Красной армией и речь отныне может идти лишь о формах советского доминирования в этом регионе.

Усилия англо-американской дипломатии переключились на поиски путей ограничения будущего советского контроля с тем, чтобы сохранить восточноевропейские страны свободными от коммунистической диктатуры. Особенно большое значение имело будущее двух крупнейших стран региона – Польши и Югославии, где англичане и американцы поддерживали правительства «в изгнании», а Советский Союз и югославские коммунисты вели дело к созданию послушных им альтернативных органов власти на местах. Летом 1944 г. английская дипломатия предприняла серию безуспешных попыток договориться с Москвой о разграничении сфер военных действий на Балканах, по которому Греция и Югославия оставались бы за Великобританией, а Румыния и Болгария – за СССР. Когда-то в 1940 г. Сталин просил у Гитлера именно такого разграничения Балкан, но теперь вождю хотелось получить все Балканы, по возможности и с Грецией.

Последней попыткой «разграничения» стало «процентное соглашение» о распределении влияния Великобритании и СССР на Балканах, предложенное Черчиллем Сталину во время своего визита в Москву в октябре 1944 г. По этой схеме Великобритании отводилось господствующее влияние в Греции, а Советскому Союзу – такое же в Румынии, равное влияние СССР и Великобритании в Югославии и Венгрии, а также скромная «двадцатипятипроцентная» роль СССР в Болгарии. Молотов по заданию Сталина охотно вступил в торг с Э. Иденом по этому вопросу, настаивая на полном советском доминировании в Болгарии и преимущественном влиянии в Югославии и Венгрии. Хотя эта (по признанию самого Черчилля) «грязная сделка» не имела юридической силы и серьезных политических последствий, она красноречиво свидетельствовала о подлинном отношении великих держав к малым странам. Впрочем, режимы, которые планировала установить в зоне своего влияния на Балканах Великобритания, понятно, как небо от земли отличались бы от коммунистической сталинской деспотии, вне которой Сталин просто не умел властвовать. Фактически, Черчилль этой «грязной сделкой» хотел спасти Балканские страны или хотя бы некоторые из них от коммунизма, как он, в конце концов, спас Грецию.

К концу войны борьба англосаксонских демократий за Восточную Европу свелась к попыткам затормозить процесс ее постепенной советизации, однако реальных рычагов влияния на ситуацию у них практически не оставалось. Президент Рузвельт, осознав, в конце концов, действительные намерения Сталина, с горечью признавался близким ему людям, что на оккупированных территориях «русские в состоянии делать все, что хотят». Что и над русскими Сталин уже двадцать лет делал «все, что хотел», американский президент, должно быть так и не понял до конца жизни.

4.2.27. Военные действия в 1944 г. Изгнание врага за пределы СССР

27 января 1944 г. была окончательно снята блокада Ленинграда, облегченная в январе 1943 г. взятием Шлиссельбурга, и советские войска вышли к границам Прибалтики. В первой половине 1944 г. советские войска очищают от немцев правобережную Украину. В феврале 1944 г. особенно кровопролитные бои идут под Корсунью, где окружены крупные немецкие силы. Большинству немцев удается из окружения уйти, но в плен попало 18 тыс. солдат Вермахта. 26 марта советские войска вышли на границу с Румынией.

Историческая справка

26 января 1944 во время операции войск Ленинградского фронта по ликвидации блокадного кольца 30-я отдельная гвардейская танковая бригада вела упорный бой на подступах к сильно укрепленному противником поселку Волосово. Командование требовало атаковать Волосово в лоб, но командир бригады гвардии полковник Владислав Владиславович Хрустицкий частью сил навязал немцам бой по фронту, а основные силы бригады повел в обход. Хрустицкий поразительно отличался тем, что всегда находился в боевой линии, командуя бригадой прямо на поле боя и, насколько это было возможно, стремился маневрировать, избегая лобовых атак. Волосово танкисты взяли, но связь с командирским танком оказалась потеряна. О дальнейшем повествуют солдатские мемуары: «Его танк искали много часов и, наконец, нашли – рыжий, обгоревший, когда с трудом открыли верхний люк, в нос ударил густой запах жареного мяса». Именем В. В. Хрустицкого названа улица в Петербурге.

Особое место занимает подвиг Марии Васильевны Октябрьской – единственной советской женщины-танкиста. Потеряв в первые дни войны мужа, она стремилась отомстить врагу и не раз обращалась в военкомат с просьбой отправить ее на фронт. Однако оттуда следовал повторяющийся отказ по причине возраста – ей было уже около сорока лет. Тогда Мария Васильевна избрала другой путь. По всей стране шел сбор средств в фонд обороны, и Мария Октябрьская решила купить танк. Распродав все, что у нее было, работая день и ночь, она собрала необходимую сумму – 50 000 рублей. Танк был назван «Боевая подруга». Мария Васильевна послала телеграмму Сталину с просьбой отправить ее на фронт. После полученного разрешения ее зачислили в Омское танковое училище, и в октябре 1943 г. она попала в действующую армию во 2-й гвардейский танковый корпус механиком-водителем купленного ею танка. На предложение командира корпуса стать его личным механиком-водителем, дабы меньше рисковать жизнью, Мария Васильевна ответила отказом. В первом же бою «Боевая подруга» ворвалась в расположение противника и уничтожила вражескую батарею и до 30 солдат. В непрерывных боях Мария Васильевна проявила настоящее боевое мастерство, ведь от умелых действий механика-водителя зависит 80 % успеха в сражении. В январе 1944 г. «Боевая подруга» приняла свой последний бой в районе Витебска. В атаке на вражеские позиции была повреждена гусеница, и Мария Октябрьская под огнем противника начала ее ремонт. Осколок разорвавшейся мины попал ей в глаз, мужественную женщину отвезли в госпиталь в Смоленск, но через два месяца она умерла. Марию Васильевну Октябрьскую похоронили в Смоленске у стен Кремля, а 2 августа 1944 г. ей посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

В апреле-мае 1944 г. немцы оставляют Севастополь и Крым. С июля по октябрь длятся тяжелые бои за Прибалтику. 15 октября взята Рига, но Курляндию немцы удерживали до конца войны. После советского наступления на Карельском перешейке летом 1944 г. Финляндия вслед за Италией выходит из войны и 19 сентября заключает перемирие на почетных условиях: страна не подвергается оккупации и советизации, сохраняет границы марта 1940 г.

Сталин не смог оккупировать Финляндию, поскольку Финляндия формально не являлась союзницей Германии, а вела самостоятельную войну. Она не имела договора о союзе с рейхом и сохраняла дипломатические отношения с некоторыми странами антигитлеровской коалиции, например с США. Союзники СССР были категорически против оккупации Сталиным Финляндии, и советский диктатор смирился, но вовсе без территориального «приза» он остаться не мог и отобрал у финнов их единственный порт на Ледовитом океане – Петсамо (русская Печенга).

Июнь-июль 1944 г. ознаменован мощной операцией «Багратион» между Припятью и Двиной, где 28 немецких дивизий группы армий «Центр» были окружены и полностью разгромлены. 17 июля 1944 г. 57 тыс. пленных немцев армии «Центр», среди которых было 12 генералов, под конвоем автоматчиков провели по центру Москвы. Это был триумф русского оружия и предзнаменование скорой победы.

Историческая справка

Успехи на сухопутном фронте были невозможны без поддержки с воздуха. О потерях в авиации и о соотношении побед, одержанных на фронте советскими и германскими летчиками, официозная советская пропаганда долгое время хранила молчание. Как известно, среди советских летчиков по официальным данным наибольшее количество сбитых было у Ивана Кожедуба (62) и Александра Покрышкина (59). Правда, Покрышкину, обладавшему независимым характером, по его словам, не засчитали более 40 побед, одержанных в начале войны. Это вполне возможно, если вспомнить судьбу одного из лучших советских асов – Ивана Евграфовича Федорова, сбившего только в Испании 23 самолета противника. Наиболее результативный немецкий летчик Вернер Мельдерс, первым сбивший сотый самолет противника, одержал в Испании 14 побед. Обладавший независимым, как и Покрышкин, характером, Федоров постоянно вступал в конфликты с начальством и не получил Звезду Героя Советского Союза ни за Испанию, ни за всю войну, хотя на его личном счету было 134 сбитых самолета противника. Улетев с авиационного завода на Урале, где он был летчиком-испытателем, на фронт в дивизию, которой командовал известный советский летчик Михаил Громов, Федоров был назначен командиром штрафной эскадрильи. Маразм власти дошел до того, что законы общевойскового боя она пыталась применить в небе, где главными являются индивидуальные качества бойца-летчика. В результате летчики-штрафники, все поголовно – отчаянные асы, ввязывались в воздушный бой с немцами, а их «ведомые», которые должны были в случае чего уничтожить «потенциальных врагов народа», боялись даже подлетать к воздушной схватке, т. к. однажды подобная попытка кончилась трагически и летчик НКВД был моментально сбит. Закончил свой боевой путь Иван Евграфович в Корее, где в 1951 г. он одержал 7 побед над америкацами. Звание Героя Советского Союза ему было присвоено только в 1948 г. Сравнительная таблица побед лучших советских и немецких асов выглядит следующим образом.

Столь большая разница в цифрах имеет ряд причин. Во-первых, сталинская система давила инициативу пилотов. Эрику Хартману, когда он был еще лейтенантом Люфтваффе, дали ведомым майора – бывшего летчика бомбардировочной авиации, несмотря на его больший срок службы и более высокое звание. В советской авиации такое было немыслимым. Во-вторых, сталинская система гнала в бой молодых летчиков с налетом в 18 часов, и они становились легкой добычей немецких асов. В Германии, на последнем этапе войны, при страшной нехватке людей, у молодых летчиков было минимум 100 часов налета. Учитывая то, что по немецким рейтингам за самолет, сбитый на Восточном фронте, присваивался 1 балл, а на Западном – 3, то долгое время лучшим среди немцев считался даже не Эрик Хартман, имевший более 300 сбитых, а Ханс-Иоахим Марсель, воевавший только на Западном фронте и сбивший 158 самолетов противника. Немецкие летчики были одними из лучших в мире, и поэтому за сбитый немецкий самолет по их же рейтингу следовало давать не менее 3 баллов. В этом случае разница побед не выглядит столь впечатляюще. Храбро сражались не только летчики-истребители. Огромный вклад в победу внесли пилоты бомбардировочной и штурмовой авиации. Среди летчиков-штурмовиков, сражавшихся на Ил-2, можно назвать Героя Советского Союза Василия Емельяненко, оставившего очень объективные воспоминания о войне – «В военном воздухе суровом», что для советского периода являлось большой редкостью.

Через возникший разрыв фронта советские войска прорываются из Белоруссии в Польшу и в середине июля занимают позиции на реке Сан и на Висле. В итоге немцам потребовался год и два месяца, чтобы дойти до Волги – когда многие отказывались им сопротивляться – и за два года они были изгнаны из страны – когда борьба с врагом стала всеобщей.

Начался третий этап войны – «заграничный поход», который Сталин готовил в апреле-июне 1941 г. и не успел осуществить. В Советском Союзе поход назывался «освободительным», но в странах, по которым он прошел, его далеко не все так воспринимали. Очень многие считали, что одна оккупация сменилась другой, сопровождающейся насильственной сменой политического, гражданского и хозяйственного строя.

На юге советские войска в конце лета 1944 г. переходят границу СССР 1939 г., окружают немецкие и румынские силы под Кишиневом. 20 августа в ходе Яссо-Кишиневской операции, в плен были взяты основные силы румынской армии и несколько германских соединений – всего 209 тыс. человек, в т. ч. 25 генералов. 23 августа румынский король Михаил (Михай) повелел арестовать румынского прогерманского диктатора Иона Антонеску, а 25 августа объявил Германии войну. Решающим ударом по Германии стал 30 августа захват нефтеносных районов Румынии. Гражданские грузовики у немцев давно перешли на древесный газ, но и танки, и новое оружие – реактивные самолеты – требовали жидкого топлива, а синтетического горючего да небольших запасов венгерской нефти для ведения войны было уже явно недостаточно.

В Нормандии 6 июня 1944 г. происходит долгожданная высадка союзников. Общее командование операцией осуществлял американский «пятизвездный» генерал (генерал армии) Дуайт Эйзенхауэр, сухопутными войсками командовал британский генерал Бернард Монтгомери, военно-морскими силами – адмирал королевского флота Бертрам Рамсей, авиацией – главный маршал авиации Королевских ВВС Траффорд Лей-Меллори. Немцы ожидали высадки союзников, воздвигли Атлантический вал, но предполагали, что попытка вторжения произойдет в самом узком месте Ла-Манша – проливе Па-де-Кале. Союзники высадили десанты южнее – в Нормандии. Гитлер предупреждал своих генералов – следите за Нормандией, – но на этот раз его не послушали.

Германская армия Запада под командованием генерала Герда фон Рундштедта была сильной и хорошо подготовленной к активной обороне. Передовыми группами войск командовал «лис пустыни» генерал-фельдмаршал Роммель. Союзники тщательно подготовились – они старались добиться успеха, не потеряв ни одного лишнего человека. Своих граждан генералы Великобритании и США ценили. Эйзенхауэр очень боялся неудачи. Она была вполне возможна, но союзникам сопутствовал успех. В тяжелых кровопролитных боях они постепенно расширяли плацдарм. Очень помогло полное господство в воздухе англо-американской авиации. На стороне антигитлеровской коалиции во Франции в дело вступили 1,6 млн человек, 500 танков, 10 тыс. самолетов.

Между тем, в Италии 4 июня 1944 г. союзники вступили в Рим.

24 августа наступающие во Франции войска освободили Париж. 11 сентября американские войска вышли на государственную границу Германии. Главнокомандующий союзными силами в Западной Европе Эйзенхауэр отдал приказ приостановить наступление. Армии требовалась перегруппировка перед решительным броском. В октябре-ноябре наступление возобновилось в Эльзасе и Вогезах. Медленно, шаг за шагом, преодолевая жестокое сопротивление немцев, подавляя противника авиацией и артиллерией, щадя своих солдат, английские, американские и присоединившиеся к ним французские войска продвигались на Восток. Во французской освободительной армии сражалось немало русских эмигрантов, добровольно вступивших в ее ряды в 1944 г.

Немцы 13 июня пускают на Англию первое «оружие возмездия» – крылатые ракеты Фау-1, а 8 сентября и второе – баллистические ракеты Фау-2. Они совершат переворот в военной технике в будущем, но осенью 1944 г. существенно повлиять на ход военных действий не могли. Как, впрочем, не смогли справиться с тучами американских «летающих крепостей» и немецкие – первые в мире – реактивные истребители. Англо-американские «ковровые бомбардировки» выжгли исторические центры и жилые районы Вюрцбурга, Гамбурга, Дрездена, Кёльна, Нюрнберга, Франкфурта, Касселя и множества других немецких городов, оставив лишь полуобвалившиеся кирпичные стены и более чем полмиллиона трупов под ними. Это был ответ на геноцид народов Европы, преступно осуществлявшийся Третьим рейхом. Простые немцы стали заложниками того режима, который они поддержали в 1933 и за который сражались с 1939 г. Говоривший о величии Германии фюрер погубил и свой народ, и те бесценные культурные сокровища, которые создавались немцами в течение многих веков. Ковровые бомбардировки шли под лозунгом «Back them up» – «Верни им обратно!» то, что принесли нацисты в Европу. Вновь – ожесточение войны, вновь – месть. Но разный спрос с тех, кто кичился своим богоотступничеством, и тех, кто верил Христу, знал Новый Завет, читал слова – «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию» [Рим. 12:19]. Ковровые бомбардировки немецких городов, стирание с земли древнего Дрездена в последние дни войны стали преступлениями против Бога и человечности.

Из важных военных объектов союзная авиация разбомбила секретный ракетный центр в Пенемюнде, германские заводы по производству «тяжелой воды» – в результате оказались сорваны или крайне замедлились работы по производству атомного и ракетного оружия рейха. Кроме того, союзные бомбардировки наносили огромный урон производству синтетического горючего и оставляли без топлива военно-промышленный тыл Германии. Аэродромы Люфтваффе были очень уязвимы для стратегической бомбардировочной авиации Великобритании и США.

В октябре 1944 г. американские войска генерала Дугласа Макартура высадились на Филиппинских островах. 24–25 октября вновь отстроенный после Пёрл-Харбора линейный флот США под командованием адмирала Томаса Кинкейда разгромил японский линейный флот в проливе Суригао. Началось уверенно продвижение военных сил США на север – к Японским островам.

Второй – а, считая Италию, фактически третий – фронт во Франции отвлек на Запад примерно 80 германских дивизий (в том числе лучшие танковые дивизии СС), оставив около 240 на Востоке, что сильно облегчило продвижение Красной армии.

Литература:

М. Хейстингс. Вторая Мировая война. Ад на земле. М.: АНФ, 2015.

Р.Ф. Толивер, Т. Констебль. Лучший ас Второй мировой. М.: АСТ, 2002.

4.2.28. Варшавское восстание и занятие Польши. 1944–1945 гг.

До 22 июня 1941 г. Польша считала себя в состоянии конфликта с СССР, хотя формально война объявлена не была. Но после нападения Германии и установления союзнических отношений между Великобританией, где находилось правительство генерала Владислава Сикорского, и СССР англичане попросили поляков установить какое-то подобие союзнических соглашений с большевиками. 30 июня 1941 г. такое соглашение было подписано. Оно спасло жизни многим сотням тысяч поляков, интернированным в СССР после сентября 1939 г. Теперь те, кто дожили до 30 июня, были отпущены на свободу и многие из них восстановили свои польские паспорта. В соглашении ни слова не говорилось о границе между СССР и Польшей. Поляки не признавали аннексии Восточной Польши большевиками, которую советский официоз именовал Западной Украиной и Западной Белоруссией. И тем не менее сам факт соглашения с захватчиком расколол польское общество. Многие, например национальные демократы, его не приняли, и генералу Сикорскому пришлось даже переформировать свой лондонский кабинет министров.

Через две недели между польским правительством и Совнаркомом было подписано военное соглашение, которое предполагало формирование польской армии на территории СССР для участия в борьбе против стран «оси». Бок о бок со вчерашними оккупантами поляки воевать не хотели, и Сталин, дорожа дружбой и помощью союзников, пошел на уступку – летом 1942 г. около ста тысяч польских солдат и офицеров покинули Советский Союз и через Ирак и Иран были вывезены в Великобританию.

Еще около одного миллиона польских граждан оставалось в СССР. Временным местом жительства для них советские власти определили Среднюю Азию и Казахстан. Положение оставшихся в СССР польских граждан, вчерашних узников лагерей и спецпоселенцев, было отчаянным – они не имели ни средств к существованию, ни крыши над головой и выживали, как умели.

Свидетельство очевидца

«Осенью 1941 г. были выпущены из лагерей многие поляки, захваченные нами во время нашего вторжения в Польшу в 1939 г. Всех их направили в Среднюю Азию, ничем не обеспечив… Летом 1942 г. я видела поляков в Фергане. Там их была уйма, и без всяких средств, они гибли от голода и сыпняка. (Официально у нас в этой войне тифа не было. Смерть наступала из-за болезни «по форме № 5» или «по форме № 7» – я уже точно не помню.) Узбеки ненавидели поляков лютой ненавистью и при случае могли пристукнуть: каждое плодовое дерево поляки объедали как саранча», – вспоминала много лет спустя известный русский востоковед К.А. Антонова. – «В России надо жить долго…»: Памяти К.А. Антоновой. С. 88–89.

Отношения между правительством Сикорского и Сталиным, казалось, улучшились. В начале декабря 1941 г. Сикорский побывал в Москве, и после встречи с ним Сталин объявил, что для обеспечения прочного мира в Европе необходимо существование сильного польского государства. Однако Сталин видел сильную будущую Польшу своей Польшей. В 1942 г. польские беженцы коммунисты создали в Москве «Союз польских патриотов» в противовес Лондонскому правительству и стали издавать на польском языке газету «Свободная Польша». Руководителем движения стала писательница Ванда Василевская. СПП был насыщен коминтерновскими коммунистами и сотрудниками НКВД с польскими фамилиями. Весной 1943 г. на его основе в СССР создается «Народная гвардия» (Gwardia Ludowa), в том числе и 1-я польская дивизия имени Тадеуша Костюшки. С октября 1943 г. она участвует в боях в Белоруссии.

На Западном театре военных действий польские войска с лета 1941 г. воюют сначала в Ливии и Египте, позднее – в Италии, где они, под командованием генерала Владислава Андерса, отличились в битве под монастырем Монте-Кассино. Польские части сражаются и во Франции, Бельгии, Германии в 1944–1945 гг. Одновременно другая часть польской армии, управляемая из Лондона, воюет в самой Польше как партизанская сила. Это – Армия Крайова (Armia Krajowa, AK – букв. «Земская рать»). Ее возглавляет сначала генерал Стефан Ровецкий, а после его ареста – генерал Тадеуш Коморовский.

В конце 1942 г. Советский Союз официально объявил, что граница, установленная с Польшей в октябре 1939 г., пересматриваться не будет. Это заявление вызвало бурю возмущения среди поляков. В ответ в феврале 1943 г. «Правда» опубликовала статью известного украинского драматурга А. Корнейчука, в которой говорилось, что украинцы и белорусы никогда не согласятся, чтобы их земли вновь стали частью Польши. В этой наэлектризованной атмосфере немцы объявили о находке останков тысяч польских военных в Катыни, убитых НКВД в 1940 г. (см. 4.1.2). Польское правительство потребовало проведения международного расследования, на что большевики не согласились. 26 апреля 1943 г. правительство Сикорского и СССР разорвали дипломатические отношения. Молотов заявил об оскорбительных и лживых обвинениях со стороны Лондонского правительства. У поляков, остававшихся еще в СССР, НКВД отобрал польские паспорта и выдал советские «виды на жительство».

Вскоре при странных обстоятельствах погиб в авиакатастрофе генерал Сикорский (4 июля 1943 г.). Новый премьер-министр Лондонского правительства Станислав Миколайчик не пользуется авторитетом, сравнимым с авторитетом погибшего генерала Сикорского, а его разногласиями с Главнокомандующим польской армией генералом Казимежем Соснковским еще более ослабляют силы лондонского правительства.

Тем временем, Сталин продолжает готовить почву для коммунизации Польши. Польская советская дивизия имени Костюшко теперь разворачивается в Народную армию и входит 20 июля 1944 г. в Польшу вместе с советскими войсками. Ее офицерский корпус состоит в основном из русских и польских коммунистов. Поляки уверены, что будущее Польши решается тем, кто освободит Варшаву – Народная гвардия или Армия Крайова. Они, даже премьер Миколайчик, не знали, что в Тегеране Великобритания и США согласились признать Польшу сферой преимущественных интересов СССР.

У АК был план действий, согласованный с командованием советской армии и предполагавший совместные действия при освобождении Польши (план «Буря»). В июле части АК и советской армии совместно освободили Вильнюс. Однако после этого братство по оружию между советской армией и польской Армией Крайовой начало давать сбои. Польским частям АК предлагалось вливаться в Народную гвардию. Те, кто отказывались, разоружались и отправлялись в лагеря. Кое-где даже расстреливались. Из советских лагерей польские воины (те, кто выжил) смогли вернуться только после 1956 г.

22 июля в Москве был создан Польский комитет национального освобождения под руководством левого социалиста Эдварда Осубка-Моравского. «У Польши не может быть двух правительств», – заявил после этого Сталин. Советское командование и комитет призвали население Варшавы к восстанию и обещали скорую поддержку. Советские дивизии были уже в 70 км от Варшавы. Немецкие войска отступали по всему фронту. Освобождение польской столицы казалось вопросом дней.

1 августа 1944 г. восстание в Варшаве началось, но подняла его Армия Крайова под предводительством генерала Комаровского по почину польского правительства в Лондоне. Восставшие хотели, чтобы советскую армию в Варшаве встретило законное правительство Польши, вернувшееся из Лондона на родную землю. Восставшие быстро заняли почти весь город, разоружив немецкий гарнизон. Немцы удержали в своих руках только мосты через Вислу. Но советская армия остановилась. Сталин осудил восставших. 16 августа он писал Черчиллю: «Варшавская акция представляет собой безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв». Генерала Коморовского и его бойцов он назвал «кучкой бандитов». Сталин считал Польшу «своей». Он отказывался понимать, что «сфера преимущественно советских интересов» вовсе не предполагала в головах Черчилля и Рузвельта коммунистическое порабощение. Теперь он подозревал Черчилля в коварстве – сами отдали, а теперь с помощью Армии Крайовой хотят Польшу у него забрать.

Стоя на другом берегу Вислы, Красная армия выжидала, пока немцы подавят восстание. Сталин даже запретил самолетам западных союзников садиться на аэродромах на занятом РККА правом берегу Вислы, чтобы лишить поляков снабжения по воздуху. Только ультиматум Черчилля, объявившего, что он полностью прекратит поставки военного оборудования в СССР, заставил Сталина опомниться, и 10 сентября он вновь позволил британским самолетам приземляться близ Варшавы. Видя, как в борьбе за свободу гибнут их соотечественники, даже части Польской Народной гвардии вышли из повиновения. Генерал Берлинг на свой страх и риск повел их через Вислу на помощь погибающим братьям. Но Красная армия не двинулась за ними. Потеряв в наступлении 3,5 тыс. бойцов, Берлинг вернулся на правый берег Вислы и был немедленно отстранен от командования.

Восставшие 2 октября капитулировали после 63 дней борьбы. Исторический центр Варшавы немцы сровняли с землей. При подавлении восстания было убито около 20 тыс. бойцов АК и 180 тыс. мирных жителей, в том числе очень много интеллигенции; немцы потеряли около 17 тыс. солдат. Остатки населения были изгнаны гитлеровцами, и город подвергся методическому разрушению. Было уничтожено около 80 % застройки, в том числе прекрасные исторические кварталы XVI–XVIII вв. Советские войска вошли в Варшаву через полгода, 17 января 1945 г. с началом Висло-Одерской операции и привели с собой созданные в СССР польские части. 18 января 1945 г. Люблинский комитет объявил себя в Варшаве правительством Польши.

Советская сторона предложила Армии Крайовой вступить в переговоры. Однако на первой же встрече польский генерал, представлявший АК на переговорах, Леопольд Окулицкий и ряд видных деятелей подпольного польского правительства были арестованы НКВД, несмотря на гарантии неприкосновенности. Их вывезли в Москву, устроили в июне 1945 г. показательный процесс – так называемый «процесс 16-ти» – и осудили. Почти все они больше никогда не вышли на свободу.

Польша содрогнулась от такого коварства, а союзники вновь смотрели на сталинский режим как на аморальное и циничное чудовище.

Воинов Армии Крайовой объявили врагами народа. Их отлавливали вплоть до 1950 г. и убивали. Об их подвиге в освобождении Варшавы и в борьбе за свободную Польшу было запрещено писать и говорить и в СССР и в самой коммунизированной Польше. В 60-ю годовщину Варшавского восстания, в 2004 г., госсекретарь США Колин Пауэлл принес извинения за сговор Рузвельта со Сталиным в Тегеране и публично пообещал, что «Америка никогда больше Польшу не предаст».

Литература:

Варшавское восстание 1944 в документах из архивов спецслужб. Варшава; М., 2007.

Б.С. Макарчук. Государственно-территориальный статус западно-украинских земель в период Второй мировой войны. М.: Фонд «Историческая память», 2010.

4.2.29. Политика Сталина в отношении Восточной Европы. «Народная демократия»

Во время войны Сталин интенсивно работал и над развитием новой тактики мирового коммунистического движения. Он пытался обмануть либеральный Запад, заставив правителей демократических государств поверить, что компартии европейских стран – за исключением, понятно, ВКП(б), отказались от борьбы за социализм, заменив эту цель некоей идей построения гуманного общества «народной демократии». По его директивам, европейские коммунисты в начале 40-х гг. выдвинули крайне либеральные лозунги, обещая в случае своего прихода к власти после войны гарантировать права частных собственников, стимулировать национальное предпринимательство и проводить политику протекционизма, т. е. привлекать иностранных инвесторов под строгим государственным контролем. Они заговорили о необходимости развития многопартийной системы, организации коалиционного правительства и осуществлении демократических свобод.

Новая сталинская политика, несомненно, должна была облегчить коммунистам захват власти в их странах после разгрома нацизма. Ведь в качестве национальных «демократических» партий коммунистические организации имели значительно больше шансов установить гегемонию над относительно широкой коалицией антигитлеровских сил. Сталин же только выиграл бы от победы своих сателлитов.

Первые контуры этой тактики были очерчены Сталиным еще во время работы VII конгресса Коминтерна (июль – август 1935 г.). Именно тогда, как мы помним, кремлевский вождь начал ощущать реальную опасность для СССР со стороны нацистской Германии. И именно по этой причине стал менять коммунистический курс, рассчитывая привлечь на свою сторону союзников из числа демократических стран. Дружба с Гитлером в начале Второй мировой войны на два года отодвинули реализацию этого плана, однако даже в то время Сталин не переставал проигрывать в уме его варианты. Понятно, конечно, что в своих кабинетных расчетах он никоим образом не пересматривал стратегические цели коммунистического движения, направленные на установление мирового господства. Он лишь маневрировал и, желая «надуть капиталистов», в конце концов даже распустил Коминтерн. Сделал он это уже после коренного перелома в войне с нацизмом, в мае 1943 г., однако идея роспуска штаба мировой революции впервые пришла к нему вскоре после вторжения Красной армии в страны Балтии, т. е. где-то в 1940 г. Вот что сам Сталин заявлял позже по этому поводу: «Положение с Коминтерном становилось все более ненормальным. Мы с Вячеславом Михайловичем [Молотовым] тут головы ломаем, а Коминтерн проталкивает свое – и все больше недоразумений».

Именно обман лежал в основе сталинской «народной демократии», и в своих частных беседах с «товарищами по оружию» большевицкий лидер не скрывал этого. По словам югославского коммуниста Милована Джиласа, «сущность его мыслей состояла… в том, что не надо «пугать» англичан». Под этим он подразумевал, что следует избегать всего, что может вызвать у Запада тревогу по поводу того, что в разных странах после войны к власти придут коммунисты. «Зачем вам красные пятиконечные звезды на шапках? Не форма важна, а результаты, а вы – красные звезды! Ей-богу, звезды не нужны!» – сердился Сталин в разговоре с югославами. «А не сумели бы мы как-нибудь надуть англичан, – размышлял он, – чтобы они признали Тито [главу Коммунистической партии Югославии] – единственным, кто фактически борется против немцев?». Точно так же он мыслил и в отношении других стран Европы.

Сталинская политика имела и еще одно обоснование. Стремясь к коммунизации европейского континента, Сталин в то же время не мог не быть весьма осторожен, думая о последствиях такого события. Будучи русским национал-коммунистом, он должен был опасаться возникновения новых мощных центров коммунистической власти. Титовская Югославия или любая другая коммунистическая страна Европы могла создать угрозу его гегемонии в коммунистическом мире, если бы местная компартия, захватив власть, сразу реализовала советскую модель ускоренной экономической модернизации диктаторскими методами. Ограничивая амбиции зарубежных коммунистов «демократическими» задачами революции, Сталин тем самым привязывал их к себе, а их тактический курс подчинял собственной политической линии.

Литература:

М. Джилас. Разговоры со Сталиным. Франкфурт-на-Майне, 1970.

4.2.30. Балканские страны в 1941–1945 гг. Красное и белое подполье

В апреле 1941 г. нацисты расчленили Королевство Югославию. Хорватия и Словения стали независимыми, Сербию оккупировали немцы, остальную территорию поделили Германия, Италия, Болгария и Венгрия. В бывшей Югославии вспыхнула кровавая гражданская война, в которой население и противоборствующие стороны несли бóльшие потери, чем в борьбе с оккупантами. В Загребе вождем (поглавником) Независимого государства Хорватия (НГХ) стал А. Павелич, развязавший кровавые этнические чистки. В 1941–1945 гг. в НГХ и пограничных районах усташи – личная гвардия поглавника – методично истребляли сербов, цыган и евреев; в концлагере Ясеновац погибли более 700 тыс. человек. НГХ в 1941 г. отправила войска на Восточный фронт и объявила войну союзникам. Павелич сохранял верность рейху вплоть до мая 1945 г., сбежав затем на Запад.

В Сербии летом 1941 г. в районе Равной горы офицеры под руководством Драже Михайловича создали отряды четников (чета – отряд, рота; Королевская армия на родине) и заявили о верности легитимному правительству короля Петра II в изгнании. Армия четников к 1944 г. насчитывала сто тысяч бойцов и состояла из 75 армейских корпусов, разделенных на 400 бригад.

В Боснии коммунисты во главе с Генеральным секретарем Компартии Югославии Иосипом Броз Тито сформировали несколько позже собственные силы. Москва поддерживала маршала Тито, Лондон и Вашингтон – генерала Михайловича. В оккупированном Белграде 29 августа 1941 г. генерал М. Недич возглавил правительство национального спасения Сербии. Он рассчитывал сохранить хотя бы остаток сербского государства, чтобы защитить на его территории гражданское население от усташского и нацистского террора. Недича поддержал популярный у части студенческой молодежи югославянский политик Д. Летич (Льотич) – убежденный фашист, считавший немецкую оккупацию меньшим и временным злом по сравнению с коммунистами. Члены организации Летича («Збор») вступали в Сербский добровольческий корпус (СДК) генерала К. Мушицкого для борьбы с Тито. В коммунистах более опасных врагов видел и бригадный генерал Л. Рупник, возглавивший администрацию в Любляне (Словения) и командовавший словенской домобраной (ополчением).

Противники с переменной активностью воевали друг с другом и все вместе – против Тито. Немцы назначили крупную награду и за Михайловича, и за Тито. Воевали против партизан и русские соединения, сформированные нацистами: с осени 1941 г. – Белый Русский Корпус, а с осени 1943 г. – и 1-я казачья дивизия (затем XV кавалерийский корпус) генерал-лейтенанта Х. фон Паннвица. Казаки неоднократно спасали сербов от террора усташей и безжалостно расправлялись с титовцами в Хорватии и Боснии. Жестокость врагов была обоюдной. Четники спасли около 500 сбитых летчиков союзников. Однако к 1944 г. британцы отказались от Михайловича в пользу более многочисленной армии Тито, а в конце 1944 г. помощь четникам прекратили и американцы.

Конституционно-монархическая Болгария, будучи с 1941 г. невольным союзником Германии, против СССР не воевала и войну ему не объявляла. Болгарский царь Борис III рассчитывал избежать активного участия во Второй мировой войне, ограничившись в 1941 г. оккупацией Македонии и Охрида – давнего предмета территориального спора двух юго-славянских государств.

В конце августа 1944 г. Красная армия, заняв Румынию, вышла к болгарской границе. 5 сентября СССР объявил Болгарии войну. Болгарское правительство, пытаясь спасти положение, присоединилось к антигитлеровской коалиции и 8 сентября объявило войну Германии. Но это не предотвратило советского вторжения. В тот же день, 8 сентября 1944 г. войска 3-го Украинского фронта генерала армии Ф.И. Толбухина вступили в Болгарию, не встретив сопротивления. За день до этого болгарским войскам был отдан приказ не оказывать сопротивления советской армии. Потери фронта Толбухина составили 154 убитых, 514 раненых и 11 773 заболевших дизентерией – изголодавшихся солдат Красной армии и болгары и сербы и, позднее, чехи, встречали как освободителей – поили и кормили на славу, отсюда желудочные болезни. «То было освобождение от гнета гитлеризма, еще не сопутствовавшееся переживанием не менее страшного гнета большевицкого режима», – вспоминал о днях освобождения Н.О. Лосский, который встретил Красную армию в словацком городке Пьештяны.

9 сентября в Софии коммунисты произвели государственный переворот. Новое правительство просоветского Отечественного фронта сформировал К. Георгиев. Регент князь Кирилл и малолетний царь Симеон не имели сил для сопротивления, власть в Болгарии перешла в руки коммунистов Г. Димитрова и В. Червенкова. Армия Болгарии в составе 3-го Украинского фронта 28 сентября начала наступление на Сербию. Болгарские коммунисты вместе с сотрудниками советского НКВД тут же начали политику жестокого террора. Были арестованы, убиты в тюрьмах, вывезены и убиты в СССР многие члены царской фамилии Болгарии, министры прежних правительств, депутаты парламента, офицеры, русские эмигранты.

29 августа 1944 г. восстала союзная немцам Словакия. Организаторы восстания ориентировалось на эмигрантское правительство в Лондоне и желали, восстановив демократические институты, сохранить Словакию независимой страной. Но в Словакии были сильны и коммунисты. Чтобы их поддержать, Сталин приказал армии прорываться через Карпатские горы к Братиславе. Но немцы подавили восстание быстрее, чем пришли советские войска.

В занятой в августе 1944 г. Румынии Сталин приказал в марте 1945 г. сформировать прокоммунистическое правительство. Вскоре король Михаил был вынужден покинуть свою страну.

Повсюду в занятой Красной армией Европе орудовали энкэвэдисты. Они захватывали и старых русских эмигрантов и местных жителей, известных своей твердой антикоммунистической позицией и, даже, дипломатов нейтральных стран. Одних убивали в местных застенках, других вывозили в СССР, отправляли в лагеря, пытали. Так, среди иных, погибли знаменитый русский певец Петр Лещенко, арестованный по распоряжению Москвы и умерший в румынской тюрьме, и дипломат Императорского МИДа Георгий Михайловский, расстрелянный в Братиславе; на долгие годы оказался в лагере депутат Думы Василий Шульгин, схваченный в Белграде; умер на Лубянке, при нераскрытых до сего дня обстоятельствах, шведский дипломат Рауль Густав Валленберг, спасший в последние месяцы войны десятки тысяч венгерских евреев и лишенный свободы СМЕРШем в Будапеште.

Отбросив противника в Венгрию и Хорватию, Толбухин и Тито в упорных боях 14–20 октября овладели Белградом. В октябрьских боях большие потери (более 3,5 тыс. чинов) понес отступавший Русский Корпус.

Еще до конца войны югославские коммунисты приступили к радикальным социалистическим преобразованиям, четники ушли в подполье. Зимой 1944/45 г. Михайлович, Летич, Недич и Рупник выразили готовность подчинить свои силы (более 50 тыс. бойцов) генералу Власову с тем, чтобы вместе бороться на стороне союзников против нацистов и коммунистов. Но к маю 1945 г. войска КОНР не успели стянуться к границам Словении. В 1945 г. Летич разбился в горах, Рупника повесили в Любляне. Недич погиб в тюрьме зимой 1946 г. Михайловича титовцы схватили в марте. После судебного спектакля в Белграде храброго сербского генерала расстреляли 17 июля 1946 г. – в 28-ю годовщину убийства Николая II, которого Михайлович почитал святым Царем-Мучеником.

Видя судьбу Болгарии, последний союзник Гитлера, регент Венгрии адмирал Милош Хорти, чтобы спасти страну от сталинского порабощения, попытался 15 октября 1944 г. заключить перемирие с союзниками, но был свергнут при поддержке немцев частями венгерской армии. Немцы привели к власти лидера пронацистского венгерского движения «Скрещенные стрелы» – Ференца Салаши. В декабре советские войска осадили Будапешт. Но город был взят только после двухмесячных очень тяжелых боев. Венгры дрались за каждый дом. Упорное сопротивление венгров во многом объясняется исторической памятью – они помнили, сколько страданий причинила их народу коммунистическая власть в 1919 г., и не ждали ничего хорошего от Красной армии. Только 13 февраля 1945 г. в Будапеште капитулировала 138-тысячная армия.

Все Балканы, кроме Греции, оказались в руках Сталина. Союзники смогли убедиться, что значит для Сталина понятие «сфера преимущественных национальных интересов СССР».

Литература:

В.В. Бешанов. Десять сталинских ударов. Минск, 2004.

К.М. Александров. Армия генерала Власова 1944–1945. М., 2006.

Бенгт Янгфельдт. Рауль Валленберг: Исчезнувший герой Второй мировой. М.: АСТ, 2015.

4.2.31. Ялтинская конференция

Ялтинская (Крымская) конференция руководителей трех держав проходила в Ливадийском дворце с 4 по 11 февраля 1945 г. С учетом приближавшегося разгрома Германии она была посвящена в основном проблемам послевоенного урегулирования. По Польше Сталину и Молотову удалось добиться согласия союзников на признание просоветского Временного правительства Польши ценой включения в его состав отдельных представителей «лондонских» поляков и нейтральных политиков из самой Польши. Поскольку количественное соотношение между этими тремя группировками не уточнялось, то у Москвы имелась возможность обеспечить в нем большинство своим ставленникам. Союзники также согласились с советским требованием о проведении восточной границы Польши примерно по «линии Керзона», что оставляло за СССР Западную Украину и Западную Белоруссию, хотя Сталину пришлось вернуть все же Польше Белосток на севере и Перемышль на юге. Сталин предложил возместить полякам потерю половины их довоенной территории передвижением их западной границы на Одер и Нейсу. Предварительная договоренность об этом была достигнута уже в Тегеране, но от поляков ее утаили. Граница с Германией отодвигалась туда, где она была в XI в., аннулируя девять столетий германской колонизации. Немецкое население с территорий восточнее этой границы (Пруссия, Силезия, Померания) должно было быть выселено, и произведен обмен населением с СССР так, чтобы все поляки выехали в Польшу, а все украинцы и белорусы – в СССР.

Черчилль был обеспокоен судьбой восточноевропейских стран, которым в результате советской оккупации грозило насильственное насаждение коммунистического строя, и настаивал на гарантиях для демократии. Для предотвращения советизации Восточной Европы англо-американцы предложили принять декларацию «об освобожденной Европе», в которой заявлялось о приверженности «большой тройки» принципу демократического самоопределения освобожденных европейских народов и предусматривалось создание механизма союзного контроля за его соблюдением. Молотов назвал это положение «вмешательством во внутренние дела» европейских стран и предложил Сталину отказаться от подписания декларации. «Ничего, ничего, поработайте, – ответил тот. – Мы можем выполнять потом по-своему. Дело в соотношении сил». Следуя этому наказу, Молотов смог добиться замены пункта о союзном механизме на положение о взаимных консультациях. Но и в таком беззубом виде Декларация скоро стала основой для обвинений Советского Союза в нарушении принципов демократии в Восточной Европе. Сталин обещал, что строй в этих странах будет «народно-демократическим». Западные союзники согласились на временную оккупацию Советским Союзом Чехословакии, Венгрии и Балкан, кроме Греции.

«Большая тройка» в Ялте согласилась с тем, что довоенные границы Румынии восстанавливались за счет Венгрии и Болгарии, но приобретения Сталина 1940 г. – Бессарабия и Северная Буковина – остались за СССР. Чехословакии возвращалась граница с Германией, существовавшая до 1938 г., а во избежание новых споров о Судетах, все немецкое население должно было быть из них выселено. Насильственное переселение противоречило Атлантической хартии и позже было осуждено как «этническая чистка», но в 1945 г. западные державы не возражали, хотя в своей зоне оккупации ничего подобного не проводили. Переселять народы любил «отец народов».

Сталин также заручился присоединением к СССР Подкарпатской Руси (Закарпатской Украины) и половины Восточной Пруссии. Германия западнее Одера – Ниссы должна была быть поделена на оккупационные зоны, причем граница советской зоны проходила намного западнее Эльбы, включая Саксонию и Тюрингию. Берлин подлежал совместной оккупации СССР и западных союзников. Все советские граждане, попавшие за границу в ходе войны, подлежали репатриации. Исключение было сделано только для жителей Прибалтики, Западных Украины и Белоруссии, не входивших в СССР до 1939 г.

В отношении Германии стороны договорились о целях союзнической оккупации – уничтожении германского милитаризма и создании гарантий против новой агрессии со стороны Германии, а также о методах ее достижения – ликвидации Вермахта и военной промышленности, установлении контроля над остальным промышленным потенциалом страны, уничтожении нацистской партии и ее идеологии, наказании военных преступников. Однако Сталину не удалось добиться согласия союзников на общую сумму репараций в пользу СССР в размере 10 млрд долл., и пришлось согласиться на участие Франции в оккупации Германии, на чем настаивал Черчилль. Из освобожденной страны Франция, таким образом, превращалась в державу-победительницу наравне с СССР, США и Великобританией. Союзники, и вполне заслуженно, такую же роль отводили Польше, но Сталину удалось не допустить этого.

Принятое в Ялте секретное соглашение по вопросам Дальнего Востока предусматривало, что в обмен на вступление в войну с Японией (через 2–3 месяца после капитуляции Германии) Советскому Союзу дозволяется оккупация Маньчжурии и северной части Кореи до 38-й параллели, передается Южный Сахалин (потерянный Россией в войну 1905 г.) и Курильские острова (уступленные Россией Японии в 1872 г. в обмен на Южный Сахалин), право на аренду Порт-Артура, а также обеспечиваются его преимущественные интересы в порту Дальний (Далянь) и по совместной с Китаем эксплуатации Китайско-Восточной и Южно-Маньчжурской железных дорог. Короче говоря, речь шла о передаче Сталину стратегических позиций Императорской России на Дальнем Востоке, утраченных ею в результате русско-японской войны 1904–1905 гг.

При обсуждении вопроса о создании Организации Объединенных Наций союзники пришли к компромиссу: СССР согласился снять требование о членстве в этой организации всех советских союзных республик (оно было предоставлено только РСФСР, Украине и Белоруссии), а США и Великобритания пошли навстречу в вопросе процедуры голосования в Совете Безопасности. В Ялте было также достигнуто соглашение о репатриации военнопленных и гражданских лиц трех держав, оказавшихся на территории оккупированной Германией. Провозгласив «единство в организации мира, как и в ведении войны», союзники приступили к окончательному разгрому стран «оси».

Литература:

S. Plokhy. Yalta. The Price of Peace. N. Y.: Viking Press, 2010.

4.2.32. Создание русской армии на стороне Гитлера. Идеология РОА. РОА и Русское Зарубежье. Пражский манифест КОНР

Чем больше затягивалась советско-нацистская война, тем более очевидным становился на ее фоне очередной виток застарелой войны Гражданской – стихийный, никем не управляемый протест русского населения и национальных меньшинств против большевизма.

На замученных сталинской коллективизацией Дону, Кубани и Тереке в 1941–1942 гг. казачьи повстанческие отряды выступали против большевицкой администрации. Зимой 1943 г. с Юга РСФСР с отступавшими войсками Вермахта на Запад от советской власти ушли более 200 тыс. беженцев, включая казаков-добровольцев и членов их семей во главе с последним Походным атаманом, храбрым русским летчиком Первой мировой войны, полковником С.В. Павловым, избранным на Дону осенью 1942 г. После гибели Павлова в Белоруссии в 1944 г. исход казаков на Запад и Казачий Стан возглавлял генерал-майор Т.И. Доманов. Весной 1945 г. в двух казачьих корпусах насчитывалось более 50 тыс. казаков. В Северную Италию к казакам Доманова уехал и начальник Главного управления казачьих войск, известный русский писатель генерал П.Н. Краснов.

В разгар войны в 1942 г. участники антигитлеровской оппозиции в Вермахте во главе с полковником графом Клаусом фон Штауффенбергом и Геленом упорно искали среди пленных советских генералов человека, способного возглавить российское антисталинское сопротивление. С точки зрения противников Гитлера, появление такого сопротивления резко изменило бы ход войны на Востоке, заставив нацистов признать самостоятельное Российское государство. В 1941–1944 гг. в лагерях военнопленных оказались 77 советских генералов и командиров, чьи звания можно приравнять к таковым. Из них 15 сотрудничали с противником и занимались антисоветской деятельностью (И.Г. Бессонов, П.В. Богданов, Б.С. Рихтер, М.Б. Салихов и др.), в том числе погибли после войны 13. Несмотря на тяготы плена, храбро вели просоветскую агитацию и поплатились жизнью 9 генералов (Д.М. Карбышев, Н.М. Старостин, Г.И. Тхор, И.М. Шепетов и др.), остальные занимали в целом пассивную позицию. Из 62 генералов, отказавшихся сотрудничать с противником, благополучно пережили плен и вернулись на родину 40 (65 %), остальные умерли и погибли.

Бывший заместитель командующего Волховским фронтом и командующий 2-й Ударной армией, отличившийся в боях под Киевом и Москвой, генерал-лейтенант А.А. Власов был выдан противнику местными жителями при выходе из окружения и в конце июля 1942 г. помещен в Винницкий лагерь, который курировал граф Штауффенберг. Здесь от имени оппозиции ему предложил возглавить антисталинское движение капитан В.К. Штрик-Штрикфельд – петербургский немец-русофил, бывший обер-офицер Русской армии и участник Белого движения.

После тягостных раздумий генерал Власов согласился. В возможность оккупации России Гитлером он не верил, надеялся мобилизовать противников Сталина и привлечь русских людей положительной политической программой. Началась мучительная борьба с нацистами за создание политического центра и русской армии.

Историческая справка

В 1943–1945 гг. усилия Власова поддержал ряд советских генералов (И.А. Благовещенский, Д.Е. Закутный, В.Ф. Малышкин, Ф.И. Трухин, М.М. Шапошников) и полковников (С.К. Буняченко, Г.А. Зверев, В.И. Мальцев, М.А. Меандров и др.), Герои Советского Союза (капитан С.Т. Бычков, старший лейтенант Б.Р. Антилевский), отличившиеся в боях с немцами в 1941–1942 гг. командиры-орденоносцы (полковники А.Ф. Ванюшин, К.С. Власов, С.Т. Койда, подполковник М.К. Мелешкевич и др.), партработники и советские журналисты (Г.Н. Жиленков, М.А. Зыков, Н.В. Ковальчук, В.А. Хаспабов и др.), георгиевские кавалеры Первой мировой войны (К.Г. Кромиади, А.Н. Севастьянов, С.К. Шебалин и др.), представители «подсоветской» интеллигенции (микробиолог А.Н. Зайцев, архитектор Н.А. Троицкий, доцент Л.В. Дудин, профессора И.А. Кошкин, Ф.П. Богатырчук, И.И. Москвитинов и др.) и белой эмиграции (генералы Ф.Ф. Абрамов, Н.Н. Головин, А.А. фон Лампе, А.В. Туркул, Б.А. Штейфон, члены НТС во главе с В.М. Байдалаковым и др.), Патриарший Экзарх в Прибалтике митрополит Сергий (Воскресенский) и РПЦЗ во главе с митрополитом Анастасием (Грибановским). В 1943–1945 гг. в движении участвовали более 1000 командиров Красной армии от лейтенанта до полковника.

27 декабря 1942 г. увидел свет первый власовский программный документ: «Обращение к бойцам и командирам Красной Армии, ко всему русскому народу и другим народам Советского Союза» – так называемое «Смоленское воззвание Русского комитета». Написанный М.А. Зыковым, этот документ декларировал следующие цели:

«Ликвидация принудительного труда […], колхозов и передача земли в частную собственность крестьянам; […] предоставление возможности частной инициативе участвовать в хозяйственной жизни страны; предоставление интеллигенции возможности свободно творить на благо народа; […] уничтожение режима террора и насилия, введение свободы религии, совести, слова, собраний, печати; […] гарантия национальной свободы; освобождение политических узников большевизма».

Власовцы, признававшие ценности Февраля 1917 г., продолжали традицию ижевцев и воткинцев, кронштадтских и тамбовских повстанцев, участников антиколхозных восстаний.

Власовское движение появилось весной 1943 г., уже после Сталинградской битвы. Однако нацисты категорически запретили его развитие. На фронте распространялись сотни тысяч листовок, русские добровольцы носили на форме шеврон «РОА» – Русская Освободительная армия, но Власов не имел к ним отношения. В марте 1943 г. не удалось покушение на Гитлера генерала Трескова – одного из покровителей РОА. Власов за независимые и патриотические выступления на оккупированных территориях был посажен под домашний арест и бездействовал до осени 1944 г. Гитлер в июне 1943 г. категорически запретил создание русской армии и любую политическую деятельность генерала Власова. Единственным успехом стало создание под Берлином, в Дабендорфе, командного центра – школы пропагандистов РОА. Здесь готовились кадры будущей армии и при помощи членов НТС разрабатывались политические документы. Руководил школой, через которую в 1943–1945 гг. прошли около 5 тыс. курсантов, генерал-майор Ф. И. Трухин. До своей гибели летом 1944 г. Дабендорф защищали от репрессий гестапо участники антигитлеровского заговора.

В сентябре 1944 г. санкцию на создание власовской армии и комитета дал рейхсфюрер СС Г. Гиммлер, рассчитывавший поправить свой имидж в глазах союзников. 14 ноября 1944 г. в Праге Власов объявил о создании Комитета освобождения народов России (КОНР) и провозгласил Пражский манифест – главную политическую программу власовцев, написанную бывшими «подсоветскими» людьми: Г.Н. Жиленковым, А.Н. Зайцевым, Н.А. Троицким и Н.В. Ковальчуком. Деятельность Комитета и Главного гражданского управления КОНР имели неоценимое значение для улучшения зимой 1944/45 г. бытового положения советских военнопленных и остарбайтеров, от защиты прав которых отказалось правительство СССР.

Документ

Из Пражского манифеста КОНР: «Два года назад Сталин еще мог обманывать народы словами об отечественном, освободительном характере войны. Но теперь Красная Армия перешла границы Советского Союза, ворвалась в Румынию, Болгарию, Сербию, Хорватию, Венгрию и заливает кровью чужие земли… Цель ее – еще больше укрепить господство сталинской тирании над народами СССР, установить это господство во всем мире».

Вот главные положения Пражского манифеста: свержение сталинской тирании, прекращение войны и заключение почетного мира с Германией, на условиях, не затрагивающих чести и независимости России, уничтожение режима террора и насилия, роспуск концлагерей и колхозов, передача земли крестьянам в частную собственность, введение действительной свободы религии, совести, слова, собраний, печати.

В конце 1944 г. все власовские мероприятия безнадежно опоздали. Но, как свидетельствовал хорошо знавший генерала Власова русский эмигрант И.Л. Новосильцов, «Власов хотел этим манифестом показать, за что он и его единомышленники боролись и, в конце концов, отдали собственные жизни». Пражский манифест ценен именно тем, что он был написан гражданами СССР и, несмотря на условия нацистской цензуры, представлял собой положительный документ, привлекавший к Власову сторонников и в 1945 г. Последние 9 командиров Красной армии прибыли из лагерей военнопленных для вступления во власовскую армию 8–9 апреля 1945 г. Многие власовцы и рассчитывали не столько на силу оружия, сколько на действенность политической программы.

Власовская армия (Вооруженные силы КОНР) начала создаваться штабом генерала Трухина в ноябре 1944 г. и до апреля 1945 г. так и не завершила формирования. Большую часть Восточных войск немцы не успели передать Власову и Трухину. Власовцы располагали людскими ресурсами среди военнопленных и остарбайтеров в несколько сот тысяч человек, но в 1945 г. у немцев не хватало оружия и снаряжения даже для собственных войск. В апреле 1945 г. после подчинения войскам КОНР двух казачьих корпусов, полка «Варяг», бригады генерала Туркула и Русского Корпуса, под юридическим командованием генерала Власова находились более 120 тыс. человек. На вооружении частей КОНР состояли 44 самолета, около 25 танков и бронемашин, более 570 минометов, 230 орудий, 2 тыс. пулеметов и т. д.

Части власовцев в феврале и апреле 1945 г. участвовали в двух частных операциях против Красной армии на Одере, показав неплохие качества, и получили перебежчиков с советской стороны. Власову были готовы подчиниться формирования сербских и словенских антикоммунистов. Для соединения с ними войска КОНР стягивались в район Зальцбурга. Однако все власовские части и соединения были разбросаны на большом фронте от Хорватии и Словении до Одера, Богемии и Южной Германии. Это разделение оказалось фатальным – обособленно друг от друга они сдавались англо-американским союзникам, а 1-я дивизия вмешалась в Пражское восстание.

Литература:

К. М. Александров. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А. Власова 1944–1945 гг.: Биографический справочник. 2-е изд. М.: Посев, 2009.

С.И. Дробязко. Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских Вооруженных Сил 1941–1945. М., 2004.

С.И. Дробязко. Русская Освободительная Армия. М., 1999.

4.2.33. Занятие Австрии и Германии

В январе 1945 г. советские войска вошли в Восточную Пруссию. Тяжелые бои продолжались здесь до апреля. С огромными потерями 9 апреля 1945 г. был штурмом взят Кенигсберг.

Историческая справка

30 января 1945 советская подводная лодка «С-13» капитана III ранга Александра Ивановича Маринеско в 21.08. торпедировала лайнер «Вильгельм Густлофф» капитана Фридриха Петерсена – беженское судно, следовавшее из Готенхафена (Гдыни) в Киль. На лайнере находились 8956 беженцев (в том числе роженицы и младенцы городского роддома профессора Рихтера), гражданских лиц и медперсонала, 918 курсантов II учебного дивизиона подводного плавания, 373 девушки из состава вспомогательного морского корпуса, 173 члена экипажа и 162 тяжелораненых; всего – 10 582 человека. Через 45 минут после атаки лайнер затонул. Прибывшими к месту гибели «Густлоффа» кораблям и судам в ночь с 30 на 31 января удалось спасти 1239 человек, остальные погибли; треть погибших составляли дети – это самая крупная катастрофа в морской истории.

В СССР считалось, что «Вильгельм Густлофф» был военным кораблем и его потопление лодкой «С-13» не нарушило международного права. После войны А. И. Маринеско (1913–1963) уволили со службы за дисциплинарные проступки. После 1985 г. торпедную атаку «С-13» 30 января 1945 г. в советской печати назвали «атакой века», и в 1990 г. А. И. Маринеско по инициативе общественности посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, его именем назвали улицу в Ленинграде (быв. ул. Строителей).

К концу 1944 г. никаких надежд на победу у стран «оси» уже не было. Не было и самой Оси. Оставалась одна Германия. Гитлер надеялся, что его план защиты Европейской Крепости (Festung Europa) от «коммунистических диких орд» вызовет понимание у союзников и расколет антигитлеровскую коалицию. Действия Сталина в Восточной Европе действительно вызывали все большее возмущение среди политиков США и Великобритании, но Гитлер вызывал отвращение еще большее, особенно после того, как становились известны его преступные деяния в отношении народов Европы, масштабы еврейского геноцида. Нацистский режим однозначно рассматривался как преступный, но, кроме того, он был еще и режимом враждебным, агрессия которого унесла миллионы жизней европейцев. Желание поскорей завершить войну и вернуться к мирной жизни было еще одним аргументом против любых соглашений с Гитлером. Фюрер надеялся на новый Компьен – мир без капитуляции и оккупации, как в ноябре 1918 г. Но союзники были вполне единодушны в своем желании покончить с нацизмом «в его логове» – разрушить нацистскую систему до основания можно было только разрушив германское государство, слившееся за 12 лет с гитлеризмом. Раскола между союзниками не случилось.

Чтобы показать свою силу и вынудить союзников на сепаратные переговоры, Гитлер приказал провести в декабре 1944 г. контрнаступление в Бельгии, в Арденнах. Наступление началось 16 декабря, но уже через неделю остановилось. Слишком неравны были силы. К 16 января немцы отошли на старые позиции. Арденнский удар стоил Вермахту 120 тыс. человек, потерянных убитыми и ранеными, 600 танков и 1600 самолетов. Союзники потеряли в операции 77 тыс. человек ранеными, убитыми и пленными. 7 марта авангард американской армии генерала Пэттона захватил переправы на Рейне. К 1 апреля союзные силы были уже на восточном его берегу. 13 апреля советские войска вошли в Вену.

18 апреля союзникам «на милость победителя» сдались 325 тыс. солдат Вермахта группы армий «Б» в Рурской области. Командовавший ими фельдмаршал Модель застрелился со словами «фельдмаршал не может быть пленным». Далее союзные войска продвигались по Германии, почти не встречая сопротивления.

Кульминацией войны стала битва за Берлин.

Уже к концу января 1945 г. советские войска вышли на восточный берег Одера и в нескольких местах форсировали его. До Берлина оставалось 70 км, но Сталин остановил наступление. Советские войска завершали «зачистку» Балкан и Венгрии. Пересечь Одер они должны были синхронно с пересечением Рейна союзниками. Наступление с реки Одер началось 16 апреля 1945 г. силами 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Окружив Берлин, прорвавшиеся на запад советские части 25 апреля встретились на Эльбе у Торгау с американцами, которым до Берлина осталось 80 км. Им легко было взять город, так как немцы сдавались западным союзникам охотно, а против Красной армии готовы были стоять насмерть. В этом естественном стремлении выжить Сталин видел заговор фашистов с капиталистами против себя. Чтобы его успокоить, американский Верховный Главнокомандующий в Европе генерал Эйзенхауэр категорически запретил своим войскам двигаться к Берлину или брать Прагу. Берлин должен был стать «трофеем» Сталина.

Маршалы Жуков и Конев рвались в бой – кто поднесет трофей вождю. Хотя Берлин легче было бы взять, не торопясь, замкнув кольцо осады, но Сталин требовал город к 1-му мая. Жуков и Конев сосредоточили у Берлина огромные силы: 190 дивизий, 2,5 млн человек, 16 716 орудий, 7 млн снарядов. С 25 по 29 апреля в городе идут ожесточенные уличные бои, с немецкой стороны противотанковыми «панцерфаустами» вооружены и старики народного ополчения, и мальчишки из Гитлерюгенда. Выступив перед молодыми нацистами с речью, Гитлер 30 апреля кончает в своем бункере жизнь самоубийством. 1 мая красное знамя поднялось над зданием германского парламента – Рейхстагом, 2 мая гарнизон города капитулировал. 134 тыс. немцев сдались в плен. Цена этого финала – не менее 90 тыс. убитых и 330 тыс. раненых советских воинов.

Историческая справка

Генерал Александр Васильевич Горбатов так оценил штурм Берлина:

«С военной точки зрения Берлин не надо было штурмовать… Город достаточно было взять в кольцо, и он сам сдался бы через неделю-другую. Германия капитулировала бы неизбежно. А на штурме, в самый канун победы, в уличных боях мы положили не меньше ста тысяч солдат.

И какие люди были – золотые, столько всего прошли, и уж каждый думал: «завтра жену, детей увижу…»». Так, как предлагал генерал Горбатов, поступали англичане и американцы. Они блокировали немецкие крепости и месяцами ждали их капитуляции, щадя своих солдат. Сталин поступал иначе.

Во время штурма Берлина еще раз проявились два противоположных качества: доблесть солдат, штурмующих передовые укрепления гитлеровцев, и порочность сталинской системы. И наиболее характерным примером этого является история с водружением знамени над Рейхстагом. В бесчисленных советских и постсоветских учебниках, энциклопедиях и фильмах, вышедших с тех пор, утверждается, что Знамя Победы водрузили сержанты Михаил Егоров и Мелитон Кантария. Однако дело было совсем не так. По официальной версии, в Рейхстаг в 14 часов 25 минут 30 апреля 1945 г. ворвалась небольшая группа бойцов 756-го стрелкового полка 150-й дивизии из батальонов капитанов Неустроева и Давыдова, а с ними вместе находились знаменосцы Егоров и Кантария. Дальнейшие события, десятки раз описанные, хорошо известны. Однако в реальности командир полка Зинченко и командир дивизии генерал Шатилов поторопились отправить в штаб корпуса донесение о том, что Рейхстаг взят. Дневная атака 30-го апреля окончилась неудачей, и советские бойцы вынуждены были отступить. Осуществив перегруппировку, к новому штурму подготовились батальоны Степана Неустроева, Якова Лонгвиненко, Василия Давыдова и Константина Самсонова. Вместе с батальоном Степана Андреевича Неустроева бои вела группа артиллеристов-разведчиков капитана Владимира Макова в составе старших сержантов Гизи Загитова, Алексея Боброва, Александра Лисименко и сержанта Михаила Минина. Владимир Маков после боев в Севастополе окончил военное училище, участвовал в сражениях подо Ржевом, где чудом остался в живых, и к 1945 г. имел несколько боевых орденов и звание капитана. Остальные разведчики также воевали с самого начала войны, приобретя очень хороший боевой опыт. Знаменных групп было несколько. Огонь велся очень плотный, поэтому полотнища знамен были обмотаны вокруг тел знаменосцев под гимнастерками. Главным считалось Знамя Военного Совета армии, которое и нужно было водрузить над куполом Рейхстага, однако в горячке боя о нем попросту позабыли. Между тем, со скоростью молнии весть о взятии Рейхстага дошла до маршала Жукова, а от него – до Сталина. Жуков издал приказ № 6, гласивший, что Рейхстаг взят в 14 часов 25 минут 30 апреля 1945 г. На основании этого приказа командующий армией Кузнецов выпустил свой, гласивший: «В ознаменовании одержанной победы отличившихся генералов, офицеров, сержантов и красноармейцев представить к присвоению звания Героя Советского Союза и к награждению орденами. Да здравствует Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза товарищ Сталин»! Реально же передовые

отряды штурмующих батальонов находились на расстоянии 300 метров от Рейхстага. Последовал приказ установить хотя бы флажки на парапете здания. Через многие годы после войны Герой Советского Союза Степан Андреевич Неустроев с болью вспоминал, как он вынужден был послать для выполнения этого преступного приказа своего лучшего бойца – Петра Пятницкого, незадолго до этого спасшего ему жизнь. Отважный солдат погиб, так и не дожив до Победы. Всем стало ясно, что нужно ждать темноты. После артподготовки солдаты батальона Неустроева и группа капитана Макова бросились на штурм. Оказавшись перед массивными воротами, бойцы остановились. Михаил Минин и Алексей Бобров прикрепили к стене Красное знамя, выданное в их артиллерийской бригаде, засунув край полотнища в щель в кирпичной кладке. Вслед за Мининым стали пристраивать свои флаги и другие бойцы, в том числе и командир взвода 674-го полка лейтенант Р. Кошкарбаев. Запертые ворота штурмующие разбили массивным бревном, валявшемся неподалеку, воспользовавшись им как тараном, подобно далеким предкам, при штурме крепостей. Первым в ворота Рейхстага влетел вместе с бревном Гизи Загитов. В сложнейшей обстановке ночного боя командование на себя взяли офицеры, оказавшиеся рядом: капитан В. Маков, замполит неустроевского батальона А. Берест и начальник штаба – И. Гусев. Капитан Маков послал свою группу в сопровождении семи пехотинцев для выполнения главной задачи – водружения знамени на куполе Рейхстага. Первым в атаку рванулся Гизи Загитов, за ним последовали Михаил Минин, Александр Лисименко и Алексей Бобров, следом – пехотинцы. По пути Михаил Минин отломал тонкостенную металлическую трубку, которая послужила древком знамени. Достигнув чердака, артиллеристы-разведчики стали искать выход на крышу. Бросив в темноту несколько гранат и прочесав чердак очередями, Гизи Загитов обнаружил огромную цепь лебедки, ведущую наверх. В звено цепи спокойно входила ступня ноги человека. Четыре храбреца полезли вверх: впереди – Загитов, сзади со знаменем – Минин, замыкающими – Лисименко и Бобров. Выбравшись на крышу, бойцы увидели скульптуру «Богини победы» и привязали к ней знамя, написав на полотнище свои имена. Это случилось в 22 часа 40 минут 30 апреля 1945 г. При спуске Гизи Загитов был ранен в грудь навылет очередью немецкого автоматчика. Бои в Рейхстаге шли еще весь следующий день, причем Загитов не вышел из боя и сражался рядом с товарищами. После капитуляции немцев, засевших в подвалах Рейхстага, стало непонятным, а что делать со знаменем Военного Совета армии? Вот тут-то и появились Егоров с Кантарией, которые в сопровождении лейтенанта Береста водрузили требуемое знамя над Рейхстагом, которое было далеко не первым. Всем офицерам и солдатам, отличившимся при штурме Рейхстага, было присвоено звание Героев Советского Союза, кроме группы капитана Макова, награжденных орденами Боевого Красного Знамени. Роковую роль в этом сыграла злополучная директива о взятии здания в 14 часов 25 минут. Подделав документы и приписав подвиг водружения первого знамени Егорову и Кантарии, командование предпочло забыть о настоящих героях, ставших неудобными свидетелями. Вопиющая несправедливость, обусловленная административной трусостью высшего командования и раболепством перед Сталиным, привела к личной трагедии героев-артиллеристов. Всю жизнь они безуспешно пытались доказать свою правоту, но бюрократическая машина работала безотказно. В ноябре 1961 г. состоялась встреча участников штурма Рейхстага, на которой Владимир Маков, Степан Неустроев и другие истинные герои требовали восстановить историческую правду. Однако бюрократы-генералы мертво стояли на своем, не желая ничего менять. Доблестный Гизи Загитов не смог принять участия в этой встрече, так как в 1953 г. трагически погиб в автомобильной катастрофе. Алексей Бобров не смог вписаться в мирную жизнь, терпеть бюрократизм чиновников и насмешки над своим боевым прошлым. За «хулиганские действия в отношении непосредственного начальника» (Алексей запустил ему в голову чернильницей) он был осужден на тюремное заключение, потом был и второй срок. В 1976 г. храбрый солдат умер от сердечного приступа. Александра Лисименко в 1951 г. вновь призвали в армию, после окончания курсов политработников он до 1960 г. служил в войсках, а после демобилизации работал на кожевенном объединении «Красный гигант» директором. Скончался герой штурма Рейхстага в 1987 г., до смерти переживая боль военных лет и обиду за своих боевых товарищей. Капитан Маков в 1977 г. пришел в Истринский райком партии и швырнул в физиономии чиновников свой партбилет, за что был изгнан из рядов КПСС. Даже после развала СССР и ухода из жизни основных заинтересованных лиц правда не была восстановлена. В альбоме, посвященном 50-летию Победы, изданном в 1995 г., о группе капитана Макова не было сказано ни единого слова. Владимир Маков начал пить, развалилась семья и в начале марта 1996 г. его нашли мертвым в собственной квартире с рукой, вытянутой в сторону упавшего на пол телефона. Михаил Петрович Минин после демобилизации из армии в 1969 г. борьбу за правду не закончил и в новом веке, издав в 2001 г. тиражом 1000 экземпляров книгу воспоминаний «Трудные дороги к Победе». Этот истинный Герой России выдержал не только огонь войны, холодную воду несправедливости, но и медные трубы испытания временем настоящего солдатского характера.

М. Минин. Трудные дороги к Победе. ГУП Великолукская городская типография, 2001.

Н. Ямской. Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2006. С.

Неустроев. Русский солдат: на пути к Рейхстагу. Краснодар: Советская Кубань, 1997.

4.2.34. Советская армия в Восточной и Центральной Европе в 1945 г.

Поведение советских войск оставило тяжкий след во многих местах Средней и Восточной Европы. Грабежи армией мирного населения были повседневным явлением – причем не только в побежденных странах, но и в странах союзных, на что, в частности, югославские коммунисты жаловались Сталину. Образ советского солдата начал в Европе связываться со словами «Дай часы» и «Дай велосипед». «Давай часы, – эти слова были известны всем словакам и чехам как главное требование солдат. Некоторые из них нацепляли себе на руки по десяти и более штук часов», – вспоминал Н.О. Лосский. Когда в занятых Красной армией городах Восточной Европы показывали в кинотеатрах хронику, то во время демонстрации Ялтинской встречи Рузвельта, Черчилля и Сталина, в момент, когда Сталин протягивает руку Рузвельту, публика хохотала и кричала во весь голос «давай часы!»

В какой-то мере это отражало нищету колхозной деревни, где часы или велосипед, почитались большой ценностью. Но не только. «Трофеи» вовсю отправлял домой и командный состав, причем соответственно рангу: младшие офицеры посылками, а генералы – вагонами. Офицерские «военно-полевые жены» ломали ноги, шаря в углах брошенных и полуразрушенных квартир и вилл европейских городов. Те, кто были честнее, за бесценок, за харч скупали драгоценности и антиквариат у голодных, разоренных войной жителей.

По официальной статистике Главной военной прокуратуры, только с января по март 1945 г. за дебоши, грабежи, убийства и насилия в действующей армии были осуждены 4148 офицеров, не говоря про рядовых. Но это была капля в море. Грузовик-«студебеккер», задом въезжающий в витрину магазина, из которого потом в кузов перемещается все находившееся на полках, – был явлением совершенно обычным и в Будапеште, и в Берлине, и в Лодзи. Хозяин молчал, под дулом автомата наблюдая за расхищением своего имущества. Советский офицер, прибывший в Будапешт через две недели после штурма, вспоминал, что поскольку уже было разграблено все, ему пришлось «конфисковать» медно-никелевые слитки на монетном дворе, предназначенные для чеканки монеты, и «толкнуть» несколько грузовиков этих слитков какому-то румынскому спекулянту.

Но часы, велосипеды, картины, столовое серебро, мебель и медно-никелевые слитки были мелочью. Весь мир обошли сообщения журналистов из нейтральных Швейцарии и Швеции, приглашенных немцами в Неммерсдорф (округ Гумбинен в Восточной Пруссии) в конце октября 1944 г. Этот небольшой городок (ныне – Нестеров Калининградской области) был занят наступающими частями Красной армии 20 октября, но вскоре отвоеван Вермахтом. Факты воинских преступлений, совершенных здесь красноармейцами, были столь очевидны, что нацистское ведомство пропаганды не поскупилось на приглашение представителей нейтральных стран, как и за полтора года до того в Катыни. «На улице и во дворах домов лежали трупы местных жителей. Судя по нанесенным им ранам, совершенно очевидно, что эти люди не принимали участия в военных действиях, не были убиты шальными пулями, их просто планомерно уничтожали. Я видел и множество женщин, которых, если судить по их разорванной одежде, изнасиловали, а потом убили выстрелом в затылок, зачастую вместе с женщинами лежали и убитые дети», – сообщал один из очевидцев. Швейцарский журналист, ставший свидетелем этого кошмара, писал: «К сожалению, сложившаяся ситуация характеризуется не только жестокими боями, но и увечьями и казнями пленных, и почти полным истреблением немецкого крестьянского населения».

Изнасилование женщин советскими воинами-освободителями и убийство их и их близких при малейшем сопротивлении стало столь распространенным явлением и вызывало такое возмущение в союзных армиях, что сталинской Ставке пришлось издать специальный приказ, предусматривавший расстрел виновного на месте преступления или осуждение на много лет лагерей, если преступление обнаружится позднее (десять лет давали за изнасилование «союзной» польки или чешки, за немку давали пять лет). Но приказ этот почти не исполнялся, так как наряду с простыми солдатами его нарушали и офицеры, и генералы.

Свидетельство очевидца

Вот несколько фрагментов из воспоминаний участника боев за Берлин, тогда молодого гвардии лейтенанта, а ныне одного из выдающихся русских мыслителей Григория Соломоновича Померанца:

«Мы въезжаем в город Форст. Я иду выбирать квартиру. Захожу – старушка лежит в постели. «Вы больны?» – «Да, – говорит, ваши солдаты, семь человек, изнасиловали меня и потом засунули бутылку донышком вверх, теперь мне больно ходить»…Ей было лет 60». Другая остановка на ночлег, теперь в предместье Берлина Лихтенраде на вилле Рут. «Хозяйка Рут Богерц, вдова коммерсанта, была мрачной и подавленной; ее прекрасные темные глаза метали молнии. Прошлую ночь ей пришлось провести с комендантом штаба дивизии, представившем, в качестве ордера, пистолет. Я говорю по-немецки, и мне досталось выслушать все, что она о нас думает: «В Берлине остались те, кто не верил гитлеровской пропаганде, – и вот, что они получили!» На первом этаже виллы стояли двухметровые напольные часы. Других в доме не осталось. «Мы издадим закон, чтобы меньших часов не производили, – говорила фрау Рут, – потому что все остальные ваши разграбили»… Обычно пистолет действовал, как в Москве ордер на арест. Женщины испуганно покорялись. А потом одна из них повесилась. Наверное, не одна, но я знаю об одной. В это время победитель, получив свое, играл во дворе с ее мальчиком. Он просто не понимал, что это для нее значило… Сталин направил тогда нечто вроде личного письма в два адреса: всем офицерам и всем коммунистам. Наше жестокое обращение, писал он, толкает немцев продолжать борьбу. Обращаться с побежденными следует гуманно и насилия прекратить. К моему глубочайшему удивлению на письмо – самого Сталина! – все начхали. И офицеры, и коммунисты. Идея, овладевшая массами, становится материальной силой. Это Маркс совершенно правильно сказал. В конце войны массами овладела идея, что немки от 15 до 60 лет – законная добыча победителя. И никакой Сталин не мог остановить армию. Если бы русский народ так захотел гражданских прав!» – Г.С. Померанц. Записки гадкого утенка. М.,1998. С. 198–202.

Вот отрывки из воспоминаний четырежды раненного на войне сержанта Николая Никулина, после войны ставшего одним из видных ученых-искусствоведов Эрмитажа:

«Войска тем временем перешли границу Германии. Теперь война повернулась ко мне еще одним своим неожиданным лицом. Казалось, все испытано: смерть, голод, обстрелы, непосильная работа, холод. Так ведь нет! Было еще нечто очень страшное, почти раздавившее меня. Накануне перехода на территорию Райха в войска приехали агитаторы. Некоторые в больших чинах. «Смерть за смерть!!! Кровь за кровь!!! Не забудем!!! Не простим!!! Отомстим!!!» и так далее… До этого основательно постарался Эренбург, чьи трескучие, хлесткие статьи все читали: «Папа, убей немца!» И получился нацизм наоборот.

Правда, те безобразничали по плану: сеть гетто, сеть лагерей. Учет и составление списков награбленного. Реестр наказаний, плановые расстрелы и т. д. У нас все пошло стихийно, по-славянски. Бей, ребята, жги, глуши! Порти ихних баб! Да еще перед наступлением обильно снабдили войска водкой. И пошло, и пошло! Пострадали, как всегда, невинные. Бонзы, как всегда, удрали… Без разбору жгли дома, убивали каких-то случайных старух, бесцельно расстреливали стада коров. Очень популярна была выдуманная кем-то шутка: «Сидит Иван около горящего дома. «Что ты делаешь?» – спрашивают его. – «Да вот, портяночки надо было просушить, костерок развел»… Трупы, трупы, трупы.

Немцы, конечно, подонки, но зачем же уподобляться им?

Армия унизила себя. Нация унизила себя. Это было самое страшное на войне.

Трупы, трупы… На вокзал города Алленштайн, который доблестная конница генерала Осликовского захватила неожиданно для противника, прибыло несколько эшелонов с немецкими беженцами. Они думали, что едут в свой тыл, а попали… Я видел результаты приема, который им оказали. Перроны вокзала были покрыты кучами распотрошенных чемоданов, узлов, баулов. Повсюду одежонка, детские вещи, распоротые подушки. Все это в лужах крови…» – Н.Н. Никулин. Воспоминания о войне. СПб.: Эрмитаж, 2008. С. 117.

««Каждый имеет право послать раз в месяц посылку домой весом в двенадцать килограммов», – официально объявило начальство. И пошло, и пошло! Пьяный Иван врывался в бомбоубежище, трахал автоматом об стол и страшно вылупив глаза, орал: «УРРРРРА! Гады!» Дрожащие немки несли со всех сторон часы, которые сгребали в «сидор» и уносили. Прославился один солдатик, который заставлял немку держать свечу (электричества не было), в то время, как он рылся в ее сундуках. Грабь! Хватай! Как эпидемия, эта напасть захлестнула всех… Потом уже опомнились, да поздно было: черт вылетел из бутылки. Добрые, ласковые русские мужики превратились в чудовищ. Они были страшны в одиночку, а в стаде стали такими, что и описать невозможно!»

«В нашем доме, на самом верху, в мансарде, жила женщина лет тридцати пяти с двумя детьми. Муж ее сгинул на фронте, бежать ей было трудно – с грудным младенцем далеко не убежишь, и она осталась. Солдаты узнали, что она хорошая портниха, притащили материал и заставили ее шить галифе. Многим хотелось помодничать, да и обносились за зиму основательно. С утра и до вечера строчила немка на машине. За это ей давали обеды, хлеб, иногда сахар. Ночью же многие солдаты поднимались в мансарду, чтобы заниматься любовью. И в этом случае немка боялась отказать, трудилась до рассвета, не смыкая глаз… Куда же денешься? У дверей в мансарду всегда стояла очередь, разогнать которую не было никакой возможности». С. 127

«Этот странный и дикий случай произошел однажды поздно вечером. Я сидел в своей комнате и вдруг услышал наверху, в мансарде пистолетные выстрелы. Заподозрив неладное, я бросился вверх по лестнице, распахнул дверь и увидел ужасающую сцену. Майор Г. стоял с дымящимся пистолетом в руке, перед ним сидела немка, держа мертвого младенца в одной руке и зажимая рану другой. Постель, подушки, детские пеленки – все было в крови. Пуля прошла через головку ребенка и застряла в груди матери. Майор Г. был абсолютно спокоен, неподвижен и трезв, как стеклышко. Зато стоящий рядом лейтенант весь извивался и шипел: – «Ну, убей! Убей ее!» Этот лейтенант был совершенно пьян – серое лицо, синие губы, слезящиеся глаза, слюни изо рта. Так пьянеют алкоголики на последней стадии алкоголизма. Я на днях видел такого в метро. Он сидел, мычал, а под ним образовалась лужа, тоненькой струйкой растекавшаяся через весь вагон, метров на пятнадцать… А напротив сидели раскрашенные девочки в джинсах и обсуждали, сколько же жидкости может быть в человеке… Лейтенант был пьян до изумления, но, как я понял, все же делал свое дело: подзуживал майора. Зачем? Я не знал. Может быть, у него была цель устроить провокации и слепить дело? Он ведь был из СМЕРШа! А пути и методы этой организации неисповедимы…». С. 128.

«Как-то ночью я дежурил у телефонной трубки в штабе дивизиона, а Петька занимался тем же делом, но на наблюдательном пункте, который разместился в небольшом крестьянском хуторе между нашими и немецкими траншеями. Было затишье, обе армии спали и только часовые лениво постреливали из винтовок и пулеметов, да пускали осветительные ракеты. Наши разведчики, находившиеся на НП, воспользовались затишьем и предались веселым развлечениям. Они заперли хозяина и хозяйку в чулан, а затем начали всем взводом, по очереди, портить малолетних хозяйских дочек. Петька, зная, что я не выношу даже рассказов о таких делах, транслировал мне по телефону вопли и стоны бедных девчушек, а также подробно рассказывал о происходящем. Сочные его комментарии напоминали футбольный репортаж. Он знал, что я не имею права бросить трубку, что я не пойду к начальству, так начальство спит, да и не удивишь его подобными происшествиями – дело ведь обычное! Так он измывался надо мною довольно долго, теша свою подлую душонку. Позже он ожидал от меня ругани или драки, но я смолчал, и молчание мое обозлило Петьку до крайности». С.132

«Группы солдат разбредались по окрестностям, шли за барахлом, водкой и к «фравам». По соседству была улица, получившая название «бешеная». Как только появлялся там Рус-Иван, жители выскакивали из домов с трещотками, медными тазами, колокольчиками и сковородками. Поднимался невообразимый звон, шум, гвалт. Так улица оповещала себя о появлении завоевателя и пыталась отпугнуть его, подобно тому, как спасаются от саранчи. Однако Рус-Ивана не легко прошибить. Хладнокровно проходит он в кладовку и не торопясь экспроприирует все, что ему понравится…» С. 147.

«Восстановить дисциплину было трудно, сколько начальство не старалось. Вояки, у которых грудь в орденах, а мозги сделались от пережитого задом наперед, считали все дозволенным, все возможным. Говорят, что грабежи и безобразия прекратились только после полной смены оккупационных частей новыми контингентами, не участвовавшими в войне».

«Военные девочки набросились на заграничное барахло. Форму носить надоело, а кругом такие красивые вещи! Но не всегда безопасно было наряжаться. Однажды связистки надели яркие платья, туфельки на высоких каблуках и счастливые, сияющие пошли по улице. Навстречу – группа пьяных солдат. «Ага! Фравы!! Ком!» – и потащили девчат в подворотню. – «Да мы русские, свои, ай! Ай!» – «А нам начхать! Фравы!!!»

Солдаты так и не поняли, с кем имеют дело, а девочки испили чашу, которая выпала многим немецким женщинам». С. 150.

«Петров, как звали почтальона, показавшийся мне таким милым вначале, в конце войны раскрылся как уголовник, мародер и насильник. В Германии, на правах старой дружбы, он рассказал мне, сколько золотых часов и браслетов ему удалось грабануть, скольких немок он испортил. Именно от него я услышал первый из бесконечной серии рассказ на тему «наши за границей». Этот рассказ сперва показался мне чудовищной выдумкой, возмутил меня и потому навсегда врезался в память: «Прихожу я на батарею, а там старички-огневички готовят пир. От пушки им отойти нельзя, не положено. Они прямо на станине крутят пельмени из трофейной муки, а у другой станины, по очереди забавляются с немкой, которую притащили откуда-то. Старшина разгоняет их палкой: «Прекратите, старые дураки! Вы, что, заразу хотите внучатам привезти!?»

Он уводит немку, уходит, а минут через двадцать все начинается снова».

Другой рассказ Петрова о себе:

– Иду это я мимо толпы немцев, присматриваю бабенку покрасивей и вдруг гляжу, стоит фрау с дочкой лет четырнадцати. Хорошенькая, а на груди вроде вывески, написано: «Syphilis», это, значит, для нас, чтобы не трогали. Ах ты, гады, думаю, беру девчонку за руку, мамане автоматом в рыло, и в кусты. Проверим, что у тебя за сифилис! Аппетитная оказалась девчурка…». С. 113.

Молодая русская аристократка, княжна Мария Васильчикова, жившая в эмиграции в Германии и участвовавшая в антигитлеровском заговоре 1944 г., писала 31 марта 1945 г. в своем дневнике, что «волосы встают дыбом от рассказов о том, как советские поступают с женщинами в Силезии (массовое изнасилование, множество бессмысленных убийств и т. п.)». Философ Н.О. Лосский, живший в это время в Словакии, вспоминал: «Стыдно было слушать рассказы о грабежах советской армии и особенно насилиях над женщинами. Говорили, что в Братиславе было изнасиловано девять тысяч женщин в течение первых трех дней занятия города. У эмигрантки К. были две красавицы дочери. Она ранила одну из них в ногу, вымазала лица обеих дочерей кровью и поместила их в клинику, пользуясь знакомством с докторами. Таким образом она спасла дочерей».

Историческая справка

В августе 1946 г., когда Г.К. Жуков был уже начальником Одесского военного округа, на таможне задержали 85 ящиков с мебелью, которую маршал вывозил из Германии. В феврале 1948 г. по показаниям арестованного адъютанта Жукова Семочкина у маршала изъяли трофейное имущество: 9 золотых часов, 30 колец и кулонов, 3,5 тысячи метров тканей, меха, 36 ковров и гобеленов, 60 картин и многое другое. Чемодан с драгоценностями, о котором сообщил в НКВД Семочкин, так и не нашли. Маршал написал Сталину объяснительное письмо, и вождь до времени этим удовлетворился. Друг Жукова, генерал Крюков вывез из Германии не только четыре автомобиля, но и… 47 банок гуталина и 78 оконных шпингалетов.

Никогда ранее, ни в 1814–1818 гг. во Франции, ни в 1914 г. в Восточной Пруссии и Галиции русский солдат не пятнал себя так тяжко, как в 1944–1945 гг. Такое поведение в отношении к мирному населению противника было совершенно немыслимо и среди союзников. Уроки Гражданской войны, опыт богоборчества, ужасы террора и голодомора и соучастие в них извратили облик русского воина, выжгли в нем не только божеское, но часто и человеческое. Да и на самой войне самые честные, смелые, принципиальные и нравственные, были большей частью выбиты в первые годы, сгинули в штрафных ротах. Не христолюбивое воинство, но дикая орда наводнила Европу в 1944–1945 гг., мстя беззащитным европейским обывателям за собственное горе, потери и унижения, испытанные и от рук гитлеровцев в 1941–1944, и от рук сталинцев за четверть века большевизма.

Безобразное поведение советских солдат в Центральной и Восточной Европе лучше многого иного свидетельствует о той глубине разрушения личности, которая произошла во многих русских людях за годы большевицкой власти. Поэтому немцы и предпочитали сдаваться союзникам и бежали, пока не поздно, в западные оккупационные зоны, порой бросив весь скарб на разграбление Красной армии, только бы спасти свою честь и жизнь. 1945 год показал с очевидностью, что русские люди научились воевать и побеждать, обрели смелость и лихость, от которых их так тщательно отучали большевики голодоморами и ГУЛАГом, но он же обнаружил, что быть нравственно ответственными личностями очень многие русские люди так и не научились вновь, пройдя горнило войны. В этом коммунистическая практика жизни одержала победу над их совестью.

Множество преступлений происходило в 1945–1946 гг. и от руки иных народов, попавших в зону советского влияния: на территориях, переданных под управление Польши, и в Чехословакии. Здесь шло насильственное выселение немцев. Из Польши было изгнано 9,3 млн человек, из Чехословакии – 2,9 млн, c Балкан 0,5 млн человек. Порой немцы пытались остаться, объявляя себя онемеченными поляками или чехами, некоторым это удавалось, но далеко не всем. Две трети изгнанных немцев осели в западных зонах оккупации Германии, треть – в советской зоне, но очень многие до Германии так и не добрались.

Выселенцев лишали не только недвижимости, но и движимого имущества, держали под открытым небом без медицинской помощи, морили голодом, гнали на принудительные работы. Случались и изнасилования и жестокие бессудные убийства. По некоторым сведениям, поляки заморили и убили до одного миллиона человек, чехи – полмиллиона. Иные источники говорят осторожнее о «многих сотнях тысяч». Если в случае Польши это еще можно понять как возмездие за массовые убийства поляков, то у чехов потерь, подобных польским не было, их жизненный уровень во время войны был выше немецкого и они исправно ковали на своих заводах оружие для германской армии. К тому же в Польше очищенные от немцев земли стали заселять 2,1 млн поляков, выселенных из СССР, а в Чехии избыточного населения не было, и множество земель и построек было просто заброшено после Второй мировой войны.

Разумеется, отношения с мирным населением на занятых в 1944–1945 гг. территориях Восточной и Центральной Европы не всегда были окрашены в столь мрачные тона и носили однозначно преступный характер. Порой контакты были дружескими, а любовные связи – вполне добровольными.

Свидетельство очевидца

В то время 22-летний капитан артиллерии, Петр Михин рассказывает в своих воспоминаниях (речь идет о тогда венгерском городе Вуковаре в декабре 1944 г.): «Венгерки находили повод и способ, чтобы гульнуть с нашими солдатами. Однажды с застолья с танцами и песнями я бесцеремонно удалил своих солдат, чтоб они занялись своими служебными делами, а венгерок пристыдил на ломаном немецком: – Что же вы делаете? Ваши мужья воюют с нами, кровь льют, а вы тешитесь с русскими солдатами! – Пусть воюют, – игриво ответили мадьярки, – а нам хочется повеселиться с вашими солдатами. Они такие симпатичные…» – П.А. Михин. Война, какой она была. Курск: Славянка, 2012. С. 321.

Увы, и эти «добровольные отношения» в своих лучших проявлениях трагически омрачались реалиями советской жизни. Молодой русский офицер или солдат, влюбленный по-настоящему в хорватку или польку, не мог и мечтать жениться на ней. Брак с иностранкой привел бы к немедленному аресту и самым печальным последствиям для военнослужащего.

Свидетельство очевидца

«Привязались мы друг к другу достаточно серьезно, – вспоминает тот же капитан Петр Михин, – оттого очень трудным было наше расставание. Миланка (хорватская девушка из Опатовца) и ее родители с надеждой просили меня писать им, а после войны обязательно приехать и жениться на Миланке. Я же, зная наши законы, прощался с Миланкой навсегда. С одной стороны, не думал выжить до конца войны, с другой – знал, что невозможно жениться на иностранке, хотя и подданной союзного с нами тогда государства (Югославии). С. 311.

Литература:

И. Гофман. Сталинская война на уничтожение. М.: Астрель, 2006.

N. Naimark. Russians in Germany. Harvard University Press, 1996.

Ther Philipp, Siljak Ana. Redrawing Nations: Ethnic Cleansing in East-Central Europe, 1944–1948. London: Rowman & Littlefield, 2001.

4.2.35. Занятие Чехословакии. Пражское восстание 1945 г. Конец власовской армии

После отступления с Одерского фронта 1-я пехотная дивизия ВС КОНР генерал-майора С.К. Буняченко ушла в Богемию и достигла района Праги. 5 мая в Праге началось восстание, которым руководила чешская подпольная военная комендатура «Бартош» во главе с генералом К. Култвашрем. Буняченко согласился поддержать чешских повстанцев после того, как получил ультиматум от немецкого коменданта Праги генерала Р. Туссенна. Туссенн угрожал дивизии силой, если власовцы не подчиняться командованию группы армий «Центр». В жестоких боях 6–7 мая власовская дивизия оказала неоценимую помощь повстанцам, оттянула на себя основные силы немцев и спасла город от уничтожения. Власовцы потеряли более 1,2 тыс. человек убитыми и ранеными, горожане – более 3,2 тыс., немцы – более 1 тыс. убитыми. Утром 8 мая власовцы покинули Прагу и оказались в тисках между советскими и американскими войсками в Южной Чехии. Вечером 8 мая пражский гарнизон капитулировал перед руководителями повстанцев, а утром 9 мая в Праге появились танки 4-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта Д.Д. Лелюшенко. Оставшиеся в Праге власовцы, включая раненых, были расстреляны СМЕРШем.

Генерал Франциско Франко предлагал Власову улететь в Испанию, но он отказался, решив добиваться политического убежища для своих солдат у американского командования. После роспуска дивизии 12 мая генерал Власов был арестован советскими автоматчиками в глубине американской зональной территории в автоколонне, ехавшей в Пльзень. Другие власовские генералы были выданы большевикам чехами и американцами.

Трагедия созданной с разрешения немцев и сражавшейся на их стороне до Пражского восстания Русской освободительной армии генерала Власова вполне выявилась в эти, последние дни ее существования. За годы немецкого плена, а потом и полусвободной жизни в рейхе генералы, офицеры и солдаты РОА ясно увидели, что нацисты (в отличие от других немцев) относятся к русским, как к недочеловекам, презирают их и используют только для облегчения победы над армиями антигитлеровской коалиции и для пропаганды в советском тылу. Нацисты были слишком умны и расчетливы, чтобы допустить превращение воинских формирований РОА действительно в национальную русскую антибольшевицкую армию и так и не допустили этого до последних дней войны. Союзники, заинтересованные в Сталине и боящиеся раздражать его, отреклись от власовцев, которые совершенно безосновательно надеялись с их помощью освободить Россию. Наконец, большинство солдат и офицеров Красной армии прониклись за годы войны глубоким русским патриотическим чувством. Мало кто из них молился на Сталина, но стрелять в своих, возобновлять гражданскую войну практически никто в победоносной армии не желал. Все хотели выжить в последних боях и быстрее вернуться домой. Тем более не хотели продолжать воевать, да еще со вчерашним союзником, американские и английские солдаты.

Армия Власова была обречена с самого своего создания – в случае победы Гитлер бы не потерпел ее, в случае поражения ее не потерпел бы победитель – Сталин. Они жаждали правды после лжи большевицкой пропаганды, и мира после кошмара подсоветской жизни, но нацистская Германия дала им другую ложь вместо правды, и вместо кошмара ГУЛАГа ужас братоубийства на стороне врага. Единственный слабый шанс Власову давала победа графа Штауффенберга и его соратников над нацистами, выход Германии из войны на Западе и продолжение войны на Востоке уже ради не порабощения, а освобождения России. Но шанс этот был столь призрачен, что только от полного отчаяния и безвыходности можно было солдатам и офицерам РОА уповать на него.

Летом 1944 г., после провала заговора Штауффенберга, исчезла и эта призрачная надежда. И потому так безнадежно – трагически звучали красивые слова маршевой песни РОА: «Мы идем широкими полями / на рассвете утренних лучей, / мы идем на бой с большевиками / за свободу родины своей./ Марш вперед железными рядами / в бой за родину, за наш народ. / Только вера двигает горами, / только смелость города берет». У многих солдат РОА была и вера и смелость, но сам их выбор – выбор между двумя кровавыми, лживыми тираниями не сулил ничего кроме уязвления совести и разочарования в собственном выборе.

Генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов – трагическая фигура в новейшей русской истории. Он не был своекорыстным изменником, так как сохранение статуса военнопленного гарантировало ему жизнь и карьеру в гораздо большей степени, чем опасная и неясная перспектива антисталинского лидера. В трагедии Власова отразились изломанные сталинским и нацистским режимами судьбы сотен тысяч советских людей, для которых бело-сине-красная нашивка «РОА» оставалась последним утешением и надеждой перед циничным и страшным оскалом тоталитарных диктатур.

В Москве над А.А. Власовым, С.К. Буняченко, В.Ф. Малышкиным, В.И. Мальцевым, М.А. Меандровым, Ф.И. Трухиным и другими руководителями Власовского движения готовился «открытый процесс». Но опасаясь политических выступлений «подсудимых», начальник ГУКР СМЕРШ генерал-полковник В.С. Абакумов предложил Сталину судить Власова и его соратников закрыто. 23 июля 1946 г. члены Политбюро ЦК ВКП(б) «приговорили» генерала Власова и 11 его соратников к смертной казни. После формального заседания Военной коллегии Верховного суда СССР в ночь на 1 августа 1946 г. они были повешены. Прах казненных захоронили в ограде Донского монастыря, где в крематории сжигали трупы репрессированных.

Литература:

К.М. Александров. Русские солдаты Вермахта. М., 2005.

4.2.36. Капитуляция Германии и Потсдамская конференция

После падения Берлина и освобождения Праги организованное сопротивление вооруженных сил Германии прекратилось. 7 мая 1945 г. во французском городе Реймсе в ставке Верховного Главнокомандующего экспедиционными силами союзников в Европе Д. Эйзенхауэра начальник оперативного штаба Верховного командования Вооруженных сил Германии А. Йодль подписал акт о безоговорочной капитуляции Германии. От имени советского Верховного командования документ был подписан главой советской военной миссии во Франции И.А. Суслопаровым. По предложению Сталина союзники договорились считать реймский акт предварительным и провести окончательную церемонию в столице нацистской Германии – Берлине. Церемония началась ровно в полночь по московскому времени с 8 на 9 мая: акт о капитуляции был подписан представителями трех видов Вооруженных сил Германии во главе с фельдмаршалом В. Кейтелем, а со стороны союзников принят маршалом Г.К. Жуковым и главным маршалом авиации Великобритании А. Теддером. Из-за разницы во времени западные союзники объявили о конце войны 8 мая, а СССР – 9 мая, который и стал для народов России Днем Победы.

С окончанием войны в Европе стало необходимо договориться об окончательных условиях послевоенного урегулирования, для чего и была созвана новая конференция «большой тройки» в пригороде Берлина – Потсдаме (17 июля – 2 августа 1945 г.). США на ней представлял Гарри Трумэн, ставший новым президентом страны после смерти 12 апреля 1945 г. Ф. Рузвельта, а 28 июля Уинстона Черчилля сменил К. Эттли, избранный новым премьер-министром Великобритании. К началу и в ходе работы конференции советские геополитические запросы стали вполне очевидны. Речь шла уже не только о границах 1941 года, долговременном обезвреживании Германии и Японии, создании просоветских режимов вдоль западных границ СССР, территориальных приращениях на Дальнем Востоке и в Восточной Пруссии, а также о пересмотре режима Черноморских проливов. Были выдвинуты новые, более жесткие требования к Турции – совместный военный контроль над Проливами, возвращение приграничных областей Карса и Ардагана (Турция всю войну сохраняла нейтралитет, а в 1945 г. присоединилась к антигитлеровской коалиции), сделана заявка на получение в опеку одной из бывших колоний Италии на Средиземном море, предпринята попытка использовать пребывание советских войск на острове Борнхольм (Дания) и Медвежий (Норвегия) для создания там военных баз СССР, равно и закрепить пребывание Красной армии в Северном Иране, где она присутствовала с июля 1941 г., с целью превращения этого региона в зону советского влияния.

Документ

О том, как готовился Сталин к Потсдамской конференции не в политическом, а в бытовом плане, хорошо говорит докладная записка Берии Сталину от 5 июля 1945 г. Берия руководил безопасностью и жизнеобеспечением советской делегации в Потсдаме:

«НКВД СССР докладывает об окончании подготовки мероприятий по подготовке приема и размещения предстоящей конференции. Подготовлено 62 виллы (10 000 кв. метров и один двухэтажный особняк для товарища Сталина: 15 комнат, открытая веранда, мансарда, 400 кв. метров). Особняк всем обеспечен, есть узел связи. Созданы запасы дичи, живности, гастрономических, бакалейных и других продуктов, напитки. Созданы три подсобных хозяйства в 7 км от Потсдама с животными и птицефермами, овощными базами; работают две хлебопекарни. Весь персонал из Москвы.

Наготове два специальных аэродрома. Для охраны доставлено семь полков войск НКВД и 1500 человек оперативного состава. Организована охрана в три кольца. Начальник охраны особняка – генерал-лейтенант Власик. Охрана места конференции – Круглов.

Подготовлен специальный поезд. Маршрут длиной в 1923 км (по СССР 1095, Польше 594, Германии 234). Обеспечивают безопасность пути 17 тыс. войск НКВД, 1515 человек оперативного состава. На каждом километре железнодорожного пути от 6 до 15 человек охраны. На линии следования будут курсировать восемь бронепоездов войск НКВД».

Эта программа считалась в Кремле умеренной и законной платой за решающий вклад Советского Союза в разгром нацизма. При этом Сталин надеялся совместить заполучение этих геополитических «трофеев» войны с сохранением – хотя бы на первые послевоенные годы – сотрудничества с западными союзниками. Это позволило бы прочнее узаконить итоги войны, совместно предотвращать возрождение германского нацизма и японского милитаризма, избежать возникновения англо-американского блока против СССР, а также получить финансово-экономическое содействие Запада в послевоенном восстановлении народного хозяйства.

Однако в то время, когда аппетиты Сталина росли, готовность западных союзников к их удовлетворению быстро сокращалась. Разгром Германии устранял главную общую угрозу, соединявшую антигитлеровскую коалицию, резко сокращал нужду западных демократий в помощи Советского Союза, а, следовательно, и необходимость считаться с его нескромными запросами, которые к тому же существенно нарушали принципы Атлантической хартии (сами союзники не присоединили к своим странам и пяди земли, только Франция два перевала в Альпах отобрала у Италии – 2 кв. км), да и безопасность Западных Союзников в Европе, Восточной Азии, Средиземноморье и на Среднем Востоке этими бесконечными приращениями сталинской империи ставилась под вопрос.

К лету 1945 г. печальные результаты деятельности сталинской администрации в занятых советской армией странах были уже налицо. Никакой терпимости, никакой демократии, даже «народной» там и помина не было. Общественные и политические деятели из Чехословакии, Польши, Югославии, Болгарии, Румынии все чаще взывали к правительствам Великобритании и США с просьбами о помощи в борьбе с коммунизацией их стран.

Уже в мае – июне 1945 г. военно-политическое руководство США и Великобритании в своих внутренних оценках начало рассматривать СССР как своего главного конкурента, сочетающего мощный военный потенциал с враждебной идеологией и социально-политической системой.

Неудивительно, что в Потсдаме проявились серьезные расхождения между союзниками в подходе к ключевым проблемам послевоенного урегулирования, а разговор лидеров «носил весьма натянутый характер», как вспоминал член советской делегации А.А. Громыко. Англо-американцы были настроены на более щадящее обращение с Германией, видя в ней мотор возрождения европейской экономики и потенциального союзника в противодействии коммунизму. Поэтому они отвергли советские требования по объему репараций с Германии и установлению международного контроля над промышленным сердцем этой страны – Рурской областью. Та же судьба постигла советские заявки на стратегические форпосты в Проливах и Средиземноморье (а еще раньше – на военное присутствие в Дании и Норвегии).

В то же время западные союзники, особенно США, еще нуждались в советской помощи для разгрома Японии, а в общественном мнении Запада сохранялись настроения в пользу сотрудничества с СССР. Рядовые англичане и особенно американцы были полны симпатии к своим союзникам – русским людям и совершенно не понимали характер режима, правящего в СССР. Когда, встречаясь в Европе, в откровенных разговорах советские люди жаловались американским солдатам на сталинскую тиранию, те недоумевали – «если дядюшка Джо такая свинья, как вы говорите, почему вы его не переизберете?».

Общие нерешенные задачи и позитивное отношение к антигитлеровской коалиции в обществах Америки и Великобритании позволило участникам конференции достичь согласия по ряду проблем. Удалось договориться об основах оккупационного режима для Германии в развитие ялтинских решений, а также о порядке взимания репараций, по которому каждый из союзников получал репарации в виде сырья и промышленного оборудования из своей зоны оккупации. Поскольку основной промышленный потенциал Германии был расположен в западных оккупационных зонах, предусматривалось получение Советским Союзом дополнительных репараций в виде промышленного оборудования из западных зон, частично – в обмен на поставки сырья из советской зоны.

Оккупационный режим в Германии означал верховную власть союзного Контрольного совета (неработоспособного, ибо требовавшего единогласных решений), суд над военными преступниками в Нюрнберге, денацификацию и репарации. Денацификация – устранение нацистов с влиятельных, в том числе преподавательских должностей – намного тщательнее велась в западных зонах оккупации, чем в советской, а репарации – наоборот. Советские власти тщательно вывозили уцелевшие заводы и их персонал в СССР, а западные ограничились вывозом немногих специалистов и роспуском немецких монополий.

Еще до Потсдамской конференции американские и английские войска ушли из Центральной Германии (Саксонии, Тюрингии и Мекленбурга) на линию, оговоренную в Ялте, с тем, чтобы в обмен на эту территорию западные союзники заняли свои позиции в Берлине и Вене. Что они и сделали в первые дни июля 1945 г., тогда как Красная армия продвинулась далеко на запад – до Парижа осталось менее 500 км.

Австрия, так же как и Германия, была разделена на четыре оккупационные зоны. Вена, подобно Берлину, была поставлена под контроль четырех держав-победительниц. Советская зона оккупации Австрии, так же как и в Германии, располагалась вокруг столицы, в то время как американская, британская и французская зоны оккупации заняли южную и западную периферию республики.

После долгих споров было также достигнуто соглашение о западной границе Польши и о принципах выселения немецкого населения из бывших территорий Германии, присоединенных к Польше, Чехословакии и Венгрии. Сталин добился присоединения к СССР части Восточной Пруссии с городом Кенигсбергом и военно-морской базой Пилау. Советская дипломатия отстояла свою ведущую роль в подготовке мирных договоров с европейскими сателлитами Германии (кроме Италии) и отбила попытки союзников установить международный контроль за выборами в Румынии, Болгарии и Венгрии. Тем самым был сделан важный шаг к укреплению коммунистического влияния в Восточной Европе и на Балканах.

Союзники отстояли внутреннюю независимость Финляндии. Мирный договор 1947 г. подтвердил соглашение о прекращении огня от 1944 г., но на Финляндию была наложена огромная контрибуция в 300 млн долларов США, был вновь потерян Карельский перешеек и новые территории в Карелии. Новые беженцы потянулись по дорогам войной разоренной страны. Ценой огромных лишений контрибуция была уплачена финнами к 1952 г.

Для продолжения работы по подготовке мирных договоров и решения других остающихся проблем послевоенного урегулирования создавался Совет министров иностранных дел из представителей СССР, США, Великобритании, Франции и Китая. 16 июля в США в пустыне Аламогордо произошло первое успешное испытание атомного оружия, о чем Трумэн сообщил Сталину в Потсдаме. Внешне Сталин не проявил особого интереса или беспокойства, но тут же приказал ускорить работу по созданию советской атомной бомбы. Между союзниками начиналась большая гонка самых смертоносных вооружений.

Литература:

В.О. Печатнов. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг. Документальные очерки. М.: Терра, 2006.

4.2.37. Жертвы Ялты

Во время военных действий в Северной Африке и особенно в период продвижения в Италии тысячи русских из тех или иных военных соединений Вермахта (не забудем, что в рядах германской армии сражалось более полумиллиона советских граждан, перешедших на сторону врага) попали в руки британцев и американцев. Поначалу это не вызывало особых проблем, так как их либо помещали в лагеря наравне с немецкими пленными, либо в особых случаях позволяли присоединяться к войскам союзников.

Проблему, которую они представляли, впервые осознали на высоком политическом уровне после того, как союзные войска высадились в Нормандии в июне 1944 г. Все немецкие пленные, взятые на начальной стадии вторжения, были направлены в Британию, где они содержались в военных лагерях, недавно освобожденных британскими и американскими войсками, принявшими участие в операции «Оверлорд». Именно тогда служащие британской разведки обнаружили во время допросов, что примерно каждый десятый немецкий военнопленный был русского происхождения. Более того, многих из этих военнопленных сковывал ужас при мысли о возвращении в Советский Союз. Некоторые покончили с собой, узнав о такой перспективе.

Данная информация была доведена до сведения британского правительства лордом Сельборном, отвечавшим за разведывательные операции. На протяжении нескольких месяцев на самом высоком уровне шли споры о том, как же поступить с русскими, оказавшимися в британском плену. Изначально Уинстон Черчилль выступал против того, чтобы возвращать кого бы то ни было в Советский Союз против его желания, на том основании, что «этим людям пришлось перенести непосильные испытания». Однако, в конце концов, он позволил убедить себя, что нельзя уклониться от выполнения требования Сталина репатриировать всех советских граждан. В октябре 1944 г. британский министр иностранных дел Энтони Иден на конференции в Москве согласился с тем, что все советские граждане, освобожденные силами союзников на Западе, должны быть репатриированы как можно скорее.

Эта уступка имела решающее значение, однако только когда Черчилль, Рузвельт и Сталин встретились в Ялте в феврале 1945 года, было достигнуто соглашение на официальном уровне. Печально известное соглашение в Ялте о взаимном возвращении военнопленных в то время держали в секрете. Это может показаться странным, так как сам текст довольно безобиден, речь шла о необходимости репатриировать освобожденных граждан союзных держав как можно скорее и безопаснее.

Тем не менее, за кулисами Министерство иностранных дел Великобритании оказывало давление на своих коллег в США с тем, чтобы те сотрудничали и приняли настоятельное требование Сталина о возвращении всех освобожденных советских граждан в СССР, независимо от желаний последних. Госдепартамент США сильно противился такому решению, отчасти по гуманитарным соображениям, отчасти потому, что передача солдат в немецкой форме явно нарушала Женевскую конвенцию 1929 г. Помимо вопроса принципа, немцы могли также отомстить на американских пленных немецкого или итальянского происхождения.

Высокопоставленные чиновники в военных структурах США положительно относились к обязательной репатриации, полагая (как время показало, неверно), что большевики могут задержать американских военнопленных, освобожденных из немецких лагерей в Польше. Как бы то ни было, но делегация Госдепартамента США в Ялте перестала противиться требованию Сталина. Недавно вступивший в должность Госсекретарь Стеттиниус был слабым человеком, назначенный Рузвельтом в обход других более талантливых кандидатов с тем, чтобы предоставить президенту контроль над внешней политикой.

Фактическим руководителем делегации Госдепартамента был Элгар Хисс, как известно сейчас, являвшийся важным советским агентом. После Ялты он отправился в Москву, где тайно встретился с Вышинским. В какой мере ему удалось оказать влияние на американскую политику, остается неизвестным. Однако сейчас имеется достаточно данных, указывающих на роль, которую сыграли высокопоставленные советские агенты и сторонники СССР в том, чтобы убедить западных союзников принять требование Сталина.

Несмотря на неоднозначное содержание Ялтинского соглашения, и Британия, и США ко времени капитуляции Германии в мае 1945 г. на официальном уровне согласились с насильственной репатриацией всех «русских». Определение «русских» звучало как «все лица с территорий, входивших в Советский Союз на момент начала настоящей войны», а именно 1 сентября 1939 г. Последняя оговорка исключала из числа выдаваемых жителей тех территорий СССР, которые были присоединены к нему после 1 сентября – жителей Эстонии, Латвии, Литвы, Восточной Польши и Бессарабии с Буковиной.

Вначале вопрос о советских военнопленных главным образом относился к исключительной ответственности британского правительства. Хотя американцы взяли в плен столько же русских, сколько и британцы, до тех пор, пока немецкие войска активно сопротивлялись, на практике единственным способом репатриировать «русских» можно было либо через оккупированный Британией Египет, Ирак или Персию, либо морем через Британию в Советский Союз. Прямо из Британии в Советский Союз было направлено около 32 тыс. советских граждан.

Потакание желаниям Сталина не обошлось без постыдных секретных мер. В соответствии с британским законом, правительство не имеет полномочий отправить какого-либо иностранца, находящегося в Британии, в другую страну против желания последнего. Британское Министерство иностранных дел не побрезговало нарушить законы собственной страны. Это было сделано, во-первых, путем распространения положений Соглашения союзных войск (которое оговорило статус освобожденных французов, поляков и других военнослужащих союзных войск на территории Великобритании) на советских военнопленных. В большинстве случаев пленных везли в порт в строгой секретности, держа их в неведении насчет места назначения, пока не было уже слишком поздно. В условиях военной цензуры британское правительство получило возможность проводить незаконные операции в широком масштабе, причем британская общественность об этом не ведала.

Ответственным за проведение всей этой политики был министр иностранных дел Энтони Иден. Иден смог убедить своих коллег в министерстве и при обстоятельствах, которые до сих пор остаются неизвестными, взял вверх над Уинстоном Черчиллем, озвучившим серьезные опасения в отношении выдачи советских военнопленных. Практически все участники знали об ужасной участи, которая ожидала всех репатриированных независимо от их деятельности в период немецкой оккупации. Защитники такой политики придерживались циничных принципов Realpolitik. Александр Кадоган, будучи постоянным заместителем министра иностранных дел Идена, отмечал: «Советскому правительству понадобится значительное количество рабочей силы для восстановления страны, и люди, которых мы возвращаем, без сомнения, помогут в этом деле». Подразумевалась, конечно, система трудовых лагерей ГУЛАГА, о существовании которой и о бесчеловечном обращении с заключенными в ней Запад был хорошо осведомлен.

После падения Германии в мае 1945 г., западные союзники получили возможность возвратить подавляющее большинство советских граждан, находившихся в их руках, относительно быстро сухопутным путем. Данные действия в основном имели место в оккупированных Австрии и Германии. В это же время Норвегия выдала Советам около 72 тыс. освобожденных из немецких трудовых лагерей русских военнопленных.

Как показывает статистика союзников, за лето 1945 г. было выдано Сталину более двух миллионов русских. Большинство из них смирилось с решением союзников, осознавая, что выбора не было, и представляя, как отреагировали бы советские власти, узнай они, что они сопротивлялись возвращению на родину. После долгих лет страданий в период немецкой оккупации многие, несомненно, хотели вернуться и поверили активной советской пропагандисткой кампании, которая вместе с британцами и американцами заверяла русских, что с ними по-доброму обойдутся по их возвращении. Другие считали, что репатриация все равно неизбежна, и поэтому решили, что самым безопасным будет проявить восторг по поводу возвращения на родину. Отсутствует статистика, которая бы дала возможность выяснить, каково было соотношение между теми, кто вернулся по своему желанию, и теми, кто вернулся под воздействием угрозы или применения силы.

Условно можно выделить три категории людей среди тех, кто тогда был возвращен в СССР. Во-первых, это тысячи выживших военнопленных, многие из которых на момент их взятия служили в немецких войсках или в РОА. Ко второй категории относились освобожденные остарбайтеры, вывезенные нацистами с оккупированных территорий Советского Союза и вынужденные трудиться на немецких шахтах, заводах и сельскохозяйственных объектах. Наконец, были беженцы, которые были вынуждены уйти в сердце Европы вместе с отступающими немецкими войсками. Эти, третьи, предпочитали потерять родину, но ускользнуть от большевицкой власти.

После репатриации жестокие сцены разыгрались в лагерях, где американцы держали бывших военнослужащих РОА. В Дахау, печально известном месте нацистских преступлений, ряд бывших солдат Красной армии покончили с собой, чтобы избежать репатриации. В январе 1946 г. американцы насильно репатриировали тысячи бывших власовцев из лагеря Платтлинг в Германии.

Необходимо сказать, что хотя американцы полностью проводили в жизнь договоренности, достигнутые в Ялте, и насильно репатриировали советских граждан на всех уровнях, как на военном, так и на дипломатическом, они выражали значительное недовольство тем, что им пришлось участвовать в операциях по насильственной репатриации, которые они находили столь же отвратительными, как и акты геноцида, проводившиеся в недалеком прошлом нацистами. Каждый раз, когда применялась сила, военные всех рангов (включая Эйзенхауэра, Паттона и других старших командующих) громко протестовали, а Госдепартамент давал возможность выразить свою позицию тем, кто желал положить скорый конец этим постыдным действиям.

Однако британцы были решительно настроены проводить взятый курс до тех пор, пока не будут переданы все русские мужчины, женщины, дети. Чиновники в Министерстве иностранных дел хвастались в своих документах, что именно благодаря их настойчивости американцы продолжили насильственную репатриацию, несмотря на все протесты.

Наиболее жестокие сцены разыгрались в оккупированной Австрии. Казацкий корпус, сформированный для борьбы с партизанами-коммунистами Тито в Югославии, сдался британским силам, прибывшим из Северной Италии. Немного далее на западе было также большое поселение казацких беженцев, все они, численностью приблизительно в 50 тыс. человек, сдались 5-му британскому корпусу, оккупировавшему юго-запад Австрии.

Британские военные всех рангов, понимая причины, побудившие казаков вступить в борьбу против коммунистов, относились к ним со значительной долей сочувствия. Более того, среди взятых в плен казаков были тысячи пожилых мужчин, женщин и детей. В конце концов, многие из казацких офицеров (в особенности, те, кто постарше) были русским эмигрантами Белой армии, осевшими в Восточной Европе после Гражданской войны в России и имевшими заграничные паспорта или сертификаты лиц без гражданства (так наз. нансеновские паспорта), выданные Лигой Наций.

Условиями соглашения в Ялте четко оговаривалось, что только советские граждане подлежали возвращению в Советский Союз, и все приказы, изданные Объединенным Союзным командованием, подтвердили это. В указаниях, полученных командованием 5-го корпуса, с предельной ясностью говорилось, что только те, кто подпадает под данную категорию, подлежат возвращению. Более того, фельдмаршал сэр Гарольд Александер, Верховный Командующий союзными силами на Средиземноморском театре, лично издал указы о том, что ни при каких обстоятельствах нельзя насильно возвращать русских. Офицер образцовой смелости и рыцарской чести, он до этого был британским служащим в Балтийском легионе, боровшемся с большевиками в 1918–1919 гг., когда был награжден орденом Св. Анны белым генералом Юденичем.

То, что произошло позже, является самым необъяснимым в репатриации и, следовательно, вызывает много вопросов. Командование 5-го корпуса намеренно проигнорировало приказы Александера и постаралось сделать так, чтобы Белые русские эмигранты были включены в ряды казаков и переданы в руки СМЕРШ в Вольсберге на линии демаркации. 1 и 2 июня британские войска использовали грубую силу, загоняли мужчин, женщин и детей в вагоны для перевозки скота, отправляя их в советскую зону оккупации.

Историческая справка

Лишенные своих командиров, казаки под Лиенцем 1 июня были окружены британскими солдатами, которые палками, прикладами и наездами бронемашин загоняли их в грузовики. Под открытым небом 22 священника непрерывно совершали богослужение, вокруг них люди держались за руки плотным кольцом, но англичане их вырывали поодиночке и кидали в машины. Были убитые и покончившие собой: казачки с грудными младенцами с моста бросались в реку Драва, полноводную от таяния альпийских снегов. За бежавшими в горы англичане охотились еще две недели. Австрийцы на берегу Дравы соорудили кладбище. В нем 20 безымянных могил. А англичане бульдозерами вырыли траншеи, в которых убили восемь тысяч казачьих коней. Помимо советских граждан из Лиенца было выдано и 1430 старых эмигрантов, в их числе видные руководители Белого движения генералы П.Н. Краснов и А.Г. Шкуро. Вместе с четырьмя другими казачьими генералами их повесили в Москве в январе 1947 г. В числе повешенных был и Паннвиц, который мог остаться на Западе, но заявил, что он теперь не немец, а казак, и должен разделить участь своего войска. Из его 15-го корпуса англичане насильственно выдали 17 тыс. человек; нескольким тысячам удалось скрыться. Из района Обердраубурга англичане выдали около 5 тыс. чинов формировавшейся Северо-Кавказской дивизии. Через 10 лет несколько старых эмигрантов, отбывших вместе с казаками лагерные сроки, вернулись на Запад и поведали о пережитом.

В отчетах, посланных 5-м корпусом Верховному Союзному командованию в Италию, ничего не говорилось о жестокости и неподчинении приказам. До сих пор неясен мотив этого тайного военного преступления. Тем не менее, совершенно определенно то, что главную роль в допущении этих зверств сыграл британский министр-резидент при командовании Средиземноморского театра, будущий премьер-министр Гарольд Макмиллан. 13 мая Макмиллан отправился в британскую штаб-квартиру в Австрии, где он издал секретные указания, позволявшие предательство и кровавое побоище, которое произошли через две недели.

В самих США также имел место малоизвестный трагический эпизод, связанный с репатриацией. Многочисленные советские военнопленные, взятые вместе с немцами, были переправлены через Атлантику и помещены в лагеря для военнопленных. В форте Дикс, а также в других местах небольшие группы решительно воспротивились возвращению в СССР, и после некоторого колебания военные США прибегли к силе, чтобы побороть сопротивление и посадить военнопленных на борт кораблей, направлявшихся в Советский Союз. И здесь не обошлось без самоубийств. Тем не менее, в отличие от Британии, в США действовала свободная пресса, и об этих инцидентах стало широко известно. Так как американцы видят себя во многом как нацию, появившуюся в результате бегства от гнета Старого Света, против насильственной репатриации выступили не только русские эмигранты.

Историческая справка

Первый опыт насильственной выдачи американцы сделали 29 июня 1945 г. на военной базе Форт Дикс в штате Нью-Джерси в США. Там содержалось 154 добровольца, взятых в плен во Франции, и отказавшихся репатриироваться на том основании, что они немецкие солдаты. Забаррикадировавшись в бараке, они подожгли его. Американцы выгнали их слезоточивым газом, а в бараке обнаружили трех повесившихся и несколько пустых петель. В газетах поднялся шум, но 2 месяца спустя пленных все же тайно отправили в СССР, дав им сильное снотворное перед погрузкой на пароход.

Следующим на очереди был лагерь Кемптен на юге Баварии, где жили гражданские беженцы и власовцы в штатском. В «кровавое воскресенье» 12 августа 1945 г. американская военная полиция стала закрывшихся в храме во время богослужения людей избивать палками и прикладами и поодиночке выгонять. Священника вытащили за бороду, раскидав в алтаре иконы и опрокинув престол. Все же из намеченных к выдаче 410 человек большинство скрылось и только 48 попало в советские руки. Во второй половине августа в Шербуре (Франция) были выданы офицеры власовской авиации. Затем Госдепартамент решил пересмотреть политику и до конца года наступило затишье.

Подавляющее большинство русских, находившихся в руках двух крупных западных союзнических держав, было передано в течение лета и осени 1945 г. За зиму 1945/1946 г. растущее недовольство среди британских и американских вооруженных сил и общественности вынудило МИД Великобритании, в течение некоторого времени в большей или меньшей степени продвигавшее эти действия вопреки всей оппозиции, прибегнуть к более осторожной тактике. Значительному числу русских, все еще находившихся на Западе, было позволено воспользоваться поддельными документами о гражданстве (польскими, балтийскими, румынскими и т. д.) и раствориться среди миллионов перемещенных лиц, содержавшихся в лагерях союзных войск и ЮНРРА (Администрация ООН по оказанию помощи и реабилитации).

Однако несколько тысяч русских продолжало удерживаться в лагерях. Около двух лет шла переписка между МИД Британии и Союзным командованием на Средиземноморском театре. К тому времени главные командующие Союзных войск решительно выступали против выдачи советских граждан в таком виде, так как считали, что она идет вразрез тому духу свободы и уважения к человеческому достоинству, за утверждение которого они боролись против нацизма.

В конце концов, стороны пришли к омерзительному компромиссу. Те пленные, которые содержались в лагерях в Италии, подлежали продолжительному процессу досмотра. Военные, участвовавшие в проведении этой операции (кодовое название которой было «восточный ветер»), признавали позднее, что руководствовались чисто прагматическими, если не сказать циничными, политическими мотивами. Им дано было понять, что операции по репатриации можно завершить, когда Сталин получит назад определенное количество своих граждан. В мае 1947 г., когда уже началась холодная война, несколько сотен несчастных русских были переданы довольным сотрудникам НКВД у перевала Земмеринг в Австрии.

Эта последняя операция носила подходящее для нее зловещее название «Операция Килевание» (килевание – наказание, заключавшееся в протаскивании человека при помощи подкильных концов с борта на борт под днищем корабля. Часто килевание приводило к смерти наказуемого). Многие участники чувствовали, что, несмотря на относительно небольшое число жертв, эта операция во многом была самой омерзительной. По иронии, именно в это время британская армия проводила операцию под названием «Горный бросок» (Highland Fling), чьей целью было помочь дезертирующим советским военнослужащим в Европе бежать на Запад.

Обман англичане использовали и в отношении предполагавшихся союзников Власова – сербских монархистов. Их обещали везти в Италию на встречу с королем Петром, а привезли к титовским партизанам, которые тут же расстреляли 16 тыс. человек в ущелье Кочевска Клисура.

Хотя политику насильственной репатриации наиболее активно проводили британцы и американцы, другие европейцы также участвовали в ней. Франция, недавно освобожденная от нацистской оккупации и тысячи граждан которой, попавшие в плен вместе с солдатами Вермахта, все еще удерживались Сталиным, обладала меньшими, чем ее всемогущие союзники, возможностями для более достойных действий. Кроме того, в состав французского правительства входили влиятельные коммунисты, которые были готовы столь же подобострастно исполнять каждое требование Сталина, как их политические противники исполняли волю Гитлера в период режима Виши.

В предместье Парижа был создан большой лагерь Борегар, ставший базой для похищения советских граждан во Франции, куда интернировали несколько тысяч бывших советских пленных. Подобные лагеря были созданы также в других местах Франции. Несколько тысяч этих беженцев и освобожденных пленных были возвращены Сталину таким же образом, как и их соотечественники, оказавшиеся в руках британцев и американцев. Однако на тех территориях Германии и Австрии, которые находились под французской военной оккупацией, французские солдаты благородно старались изо всех сил защитить русских, чтобы те не были похищены вездесущими агентами СМЕРШа. Борегар был закрыт местной полицией в ноябре 1947 г.

Малые страны Западной Европы (за одним примечательным исключением) также выполняли в большей или меньшей степени советские требования. Как и везде, многое зависело от хороших или плохих побуждений конкретного человека, обладавшего властью. Даже нейтральная Швейцария выдала русских беженцев для отправки последних в ГУЛАГ.

Особенно неприглядно повела себя нейтральная Швеция, которая в 1940 г. тайно помогала немцам в их вторжении в Норвегию, а затем в переброске немецких войск из Норвегии в Финляндию в 1941, и до тех пор, пока немцы одерживали победы, поставляла им необходимую железную руду и другие важные товары для военной промышленности Германии. Король Густав V даже написал Гитлеру в 1941 г. приветственное письмо, поздравляя его с победами на русском фронте. Письмо, впрочем, шведское Министерство иностранных дел задержало.

Несколько сотен латышей, эстонцев и литовцев, бывших солдат Вермахта, смогли на маленьких лодках переправиться через Балтику в 1945 г., спасаясь от возвращающейся в их страны большевицкой власти. Хотя эти люди не подпадали под категорию «русских», как это было определено Ялтинским соглашением, шведы, в конечном счете, передали их советскому режиму, чьими подданными те с точки зрения международного права не являлись (мир, как мы помним, никогда не признавал советской аннексии прибалтийских государств). Позже марионеточное польское коммунистическое правительство призналось, что данная выдача произошла в обмен на тонны польского угля. Шведы традиционно высоко ценили качество своих жизненных стандартов.

Эти операции, оказавшие влияние на судьбы миллионов беззащитных мужчин, женщин и детей, были проведены с различной степенью эффективности и желанием всеми странами в Европе, за исключением одной. В течение второй недели мая 1945 г. русский батальон, служивший в немецких войсках под командованием бывшего царского офицера, перешел границу Австрии в Лихтенштейн. Лихтенштейн представляет собой крошечное альпийское независимое княжество, которое не имеет армии, но содержит полицейские силы численностью не более чем 12 человек.

Спустя несколько недель делегация СМЕРШ посетила Лихтенштейн. Несмотря на давление и отсутствие международной поддержки, Лихтенштейн оказался единственным государством, отказавшим большевикам выдать русских против их желания. Княгиня Лихтенштейна Гина возглавляла местный комитет Международного Красного Креста, чьей первой и самой крупной операцией было оказание помощи 800 интернированным русским. Эта маленькая страна полностью взяла на себя расходы по содержанию своих непрошенных гостей, которые обошлись ей в 500 тыс. швейцарских франков и даже оплатила переезд нескольких сотен из них в Аргентину.

Те русские, которые пожелали вернуться на родину, естественно, получили право сделать это: около половины высказалось в пользу репатриации. Их командир, генерал Хольмстон-Смысловский, говорил одному из авторов этой книги, что возвращавшиеся обратно были снедаемы тоской по родине и чувством вины, что сражались против нее, а также верой в обещания прощения, даваемые советскими представителями. Ни от одного из вернувшихся больше не было никаких известий и, скорее всего, все они сгинули в ГУЛАГе – сообщал генерал Смысловский.

Никогда не стоит забывать, что это было крошечное, не имеющее значительных ресурсов государство, но обнаружившее смелость и достоинство действовать в соответствии с христианскими и гуманными принципами тогда, когда практически все другие страны отказались от них. В это время советские власти захватили значительную часть имущества князя Лихтенштейна в Чехословакии и Австрии, и никто не мог гарантировать, что советские войска не пройдут еще сотню-другую километров и не войдут в Вадуц (столица княжества). Когда ныне покойного князя Лихтенштейна Франца Иосифа II один из авторов книги спросил, как он решился бросить вызов гигантской мощи Советского Союза, князь ответил: «Я говорил с ними твердо, это, в конце концов, единственный язык, который они понимают».

Секретность, с которой проводились операции по выдаче русских людей в руки Сталина, указывает на то, что государства-участники прекрасно осознавали, что они действуют вопреки воле своих народов. Помимо этого, государственные люди отдавали себе полный отчет, что их государства нарушают международное право. Советский Союз отказался присоединиться к Женевской конвенции о военнопленных и соответственно не позволял представителям Красного Креста оказывать помощь или проводить инспекции в лагерях. Западные государства, напротив, гордились тем, что они выполняли условия Конвенции. В общих чертах, даже немцы соблюдали букву и дух Конвенции в отношении военнопленных американцев, британцев, французов и других народов западных союзников.

МИД Британии в частном порядке признал, что русские, взятые в немецкой униформе, обладают в соответствии с принятым толкованием Женевской конвенции теми же правами, что и немецкие солдаты. Их выдача третьей стороне противоречила принятой практике, применяемой во время войны во всех случаях, за исключением такового в отношении русских, находившихся в британских и американских руках. Более того, в данном случае пленных осознанно выдали государству, которое, и это союзники прекрасно понимали, будет убивать, пытать, и порабощать этих людей. Британская практика постоянной лжи русским пленным и беглецам с целью заманить их в вагоны и грузовики для выдачи Сталину явно нарушала условия Женевской конвенции 1929 года.

Литература:

Великое предательство: выдача казаков в Лиенце и других местах (1945–1947): Сборник документов / Под ред. генерала В.Науменко. N. Y., 1962–1970.

Н.Д. Толстой-Милославский. Жертвы Ялты. М.: Русский путь, 1996.

N. Tolstoy. The Minister and the Massacres. L., 1986.

Н.Н. Краснов. Незабываемое, 1945–1956. N. Y., 1959.

П.Н. Стрелянов (Калабухов). Как погибали казаки. М.: Посев, 2009.

J. Mackiewicz. Kontra. Paris, 1957.

P. J. Huxley-Blythe. The East Came West. Caldwell, Idaho, 1964.

N. Bethell. The Last Secret: Forcible Repatriation to Russia 1944–1947. L., 1974.

4.2.38. Война с Японией. Сталин, Мао и судьба русской дальневосточной эмиграции

Следуя решениям Ялтинской конференции, советское правительство 5 апреля 1945 г. денонсировало пакт о нейтралитете с Японией, а 8 августа, через три месяца после завершения войны в Европе, объявило этой стране войну. Вслед за тем Красная армия перешла границы Южного Сахалина и занятых Японией Маньчжурии и Кореи. Одновременно была начата операция по захвату Курильских островов. Японцы повсеместно оказывали упорное сопротивление, несмотря на то, что их боевая мощь была к тому времени значительно подорвана. В 1944–1945 гг. императорские армия и флот потерпели серьезные поражения от американцев и англичан. 23 июня, после почти трех месяцев тяжелейших кровопролитных боев полумиллионная американская армия заняла остров Окинаву. Тяжелые последствия для страны имели и атомные бомбардировки США городов Хиросима (6 августа) и Нагасаки (9 августа). В результате ядерных ударов погибли более 200 тыс. человек. Так что победа советских войск была, по существу, предопределена.

В течение десяти дней крупнейшая на Дальнем Востоке японская Квантунская армия в ходе советской наступательной операции под кодовым названием «Августовский шторм» потерпела сокрушительное поражение. К тому времени, 15 августа, император Японии Хирохито уже объявил о капитуляции, однако командующий Квантунской армией отказывался ее признать вплоть до 19-го числа. В итоге боев, по официальным советским данным, Красная армия потеряла 12 тыс. убитыми, японская – 84 тыс. По японским данным, соответствующие потери равнялись 20 и 21 тыс. Около 600 тыс. японских военнослужащих, т. е. почти две трети Квантунской армии, были взяты в плен.

2 сентября в 9 часов 4 минуты утра по местному времени на борту американского линейного корабля «Миссури» в Токийском заливе представители императора и правительства Японии, а также Верховный Главнокомандующий союзными войсками генерал Д. Макартур, советский генерал-лейтенант К.Н. Деревянко и английский адмирал сэр Б. Фрейзер в присутствии представителей Франции, Нидерландов, Китая, Австралии и Новой Зеландии подписали Акт о безоговорочной капитуляции Японии. Вторая мировая война завершилась.

Сталин мог торжествовать: в результате войны с Японией СССР существенно укрепил свои геополитические позиции на Дальнем Востоке. По Ялтинским соглашениям к Советскому Союзу отошли Южный Сахалин и Курильский архипелаг. Кроме того, 14 августа СССР заключил договор с гоминьдановским Китаем о дружбе и союзе, который сам Сталин назвал «неравным». Специальные соглашения, сопровождавшие этот документ, давали советской стороне право иметь в течение тридцати лет военно-морскую базу в городе Люйшуне (Порт-Артуре), владеть портом города Далянь (Дальний) на северо-востоке Китая, а также совместно управлять Китайской Чанчуньской железной дорогой (КВЖД).

Присутствие в Китае давало Сталину возможность эффективно влиять на перспективы борьбы за власть между китайскими коммунистами, возглавлявшимися Мао Цзэдуном, и чанкайшистами. К тому времени Мао, так же, как вожди европейских компартий, следуя указаниям Сталина, «перекрасил» свою компартию в «демократическую». Правда, в отличие от коммунистов Европы, он называл будущий революционный строй Китая «новой демократией», а не «народной», однако замена слов не имела никакого значения. Подлинной целью Мао Цзэдуна было осуществление в стране коммунистического переворота.

К концу Второй мировой войны китайские коммунисты контролировали девятнадцать крупных районов, расположенных в Северном, Восточном и Южном Китае. Общая численность населения, проживавшего там, составляла 95 с половиной млн человек (в то время в целом в Китае насчитывалось более 600 млн). Гражданская война в этой стране казалась неизбежной. Однако позиция Сталина в отношении будущего китайского конфликта была в то время весьма осторожной. Ради безоговорочной поддержки китайской компартии он не хотел рисковать тем, что уже получил по Ялтинским соглашениям и советско-гоминьдановскому договору.

Кроме того, в своих расчетах кремлевский диктатор принимал во внимание монополию США на ядерное оружие. Будучи неготовым противостоять ядерной атаке Соединенных Штатов, он вынужден был делать все, чтобы не спровоцировать Вашингтон. «Две атомные бомбы США потрясли Сталина, заставив его искать компромисс», – вспоминал позже один из лидеров китайской компартии Чжоу Эньлай. Вот почему вскоре после Второй мировой войны Сталин начал открыто выражать сомнения в способности китайских коммунистов взять власть. После войны он даже посоветовал Мао Цзэдуну «прийти к временному соглашению» с гоминьдановцами, настаивая на поездке Мао в тогдашнюю столицу Китая Чунцин для личной встречи с Чан Кайши. Мао был страшно подавлен таким «предательством» вождя и учителя, но не мог не подчиниться. «Я был вынужден поехать, поскольку это было настояние Сталина», – говорил он позже. 23 августа 1945 г. он собрал расширенное заседание Политбюро, на котором заявил: «Советский Союз, исходя из интересов мира во всем мире и будучи скован китайско-советским договором, не может оказать нам помощь». 28 августа вместе с Чжоу Эньлаем он вылетел в Чунцин, несмотря на то, что ЦК КПК получил письма с протестами против переговоров с Гоминьданом от различных партийных организаций. На аэродроме перед отлетом, прощаясь с членами своего Политбюро, Мао улыбался, но было заметно, что ему далеко не весело. К трапу самолета «он шел как на казнь», – вспоминал один из очевидцев.

Переговоры, однако, ни к чему не привели. Проведя 43 дня в Чунцине и даже согласившись на подписание соглашения о мире, Мао отнюдь не собирался отказываться от борьбы за власть. Он просто делал уступку Сталину, прекрасно понимая, что его столкновение с Гоминьданом могло быть успешным только при условии оказания КПК военной и экономической помощи со стороны СССР. Ему оставалось только ждать, когда «лицемерный заморский черт» (так Мао позже в сердцах назовет Сталина) изменит свою позицию. А пока приходилось выслушивать распоряжения маршала Родиона Малиновского, командующего советскими войсками в Маньчжурии. Тот, по требованию Сталина, категорически запрещал коммунистическим войскам занимать города Северо-Восточного Китая до тех пор, пока Красная армия их не оставит. «Мы не вмешиваемся во внутреннюю политику Китая, – заявлял он. – Внутренние вопросы Китая должны решаться самими китайцами». Свой «уклон» Сталин начнет преодолевать только весной 1946 г., после того, как Мао Цзэдун заверит его в том, что китайская компартия справится со всеми трудностями и разгромит Гоминьдан.

Советские войска, оккупировавшие Маньчжурию, были на первых порах встречены с радостью русскими эмигрантами, как избавители от японского произвола. Однако тринадцать тысяч эмигрантов были арестованы сотрудниками НКВД и отправлены в сибирские лагеря. Руководители фашистской партии казнены. Могилы многих выдающихся деятелей Белого движения, нашедших вечное упокоение в Маньчжурии – осквернены сотрудниками СМЕРШ (например, могила генерала Каппеля в Харбине). Несмотря на массовые аресты, патриотические эмоции среди молодежи не ослабли, началась советизация обучения русских поселенцев. Когда гражданская война в Китае окончилась победой коммунистов, отъезды в СССР участились (свой коммунизм милее чужого), а уж после смерти Сталина в 1954–1957 русского населения в Маньчжурии почти не осталось.

Сходная участь постигла русскую диаспору и в остальном Китае. По окончании войны кое-кто вернулся в СССР, а в феврале 1949 г., после провозглашения Китайской Народной Республики из всей огромной дальневосточной эмиграции немногим более 5 тыс. удалось эвакуировать из Шанхая на Филиппины, на остров Тубабао, откуда они за 5 лет разъехались в Австралию, США, Чили. Около 9 тыс. успели выехать за океан ранее, а остальные были в большинстве своем репатриированы в СССР

Огромную роль в организации выезда русских беженцев из Китая в США сыграл шанхайский архиепископ РПЦЗ – Иоанн (Максимович), сумевший уговорить высокопоставленных чиновников эмигрантской службы США разрешить въезд столь большого числа русских в Америку.

Литература:

А.В. Панцов. Мао Цзэдун. М., 2007.

Н. Райн. Россия – Харбин – Австралия. М.,2005.

4.2.39. Итоги и цена Второй мировой войны для России и сталинского режима. Невосполнимые потери

Вторая мировая война обернулась для России третьей демографической катастрофой после военного коммунизма и коллективизации, причем самой страшной. Вызванные ею людские потери составили, округленно, 27 млн человек, из них 17 млн мужчин призывного возраста и 10 млн прочего населения.

Слова мыслителя:

«Разве было бы возможно, чтобы пролитие людской крови не имело великой причины и великих следствий? Есть только один способ сдержать бич войны – обуздать беспорядки, влекущие эти чудовищные очищения». – Граф Жозеф Де Местр. Рассуждения о Франции. М.: Росспэн, 1997. С. 50.

А. Потери мужчин призывного возраста 17,0 млн

1. Умерло в немецком плену 3,3 млн

2. Повышенная смертность в советских концлагерях 0,9

3. Боевые потери антисоветских формирований 0,3

4. Расстреляно в Красной армии 0,1

5. Убито в боях и умерло в Красной армии 12,4

Последняя строка получена путем вычета из 17 млн четырех довольно точно установимых величин, но сама она – величина спорная. По официальным данным, в Красной армии убито и умерло от ран и болезней 6,9 млн человек, по иностранным оценкам – до 13 млн, а по некоторым отечественным оценкам – еще больше. Эта цифра в 4,3 раза выше числа убитых и умерших на Восточном фронте немецких солдат. Причина – все те же сталинские методы ведения войны: лобовые атаки на пулеметные гнезда, посылка людей на минные поля, штрафные батальоны, 3 месяца службы в которых заменяли 10 лет заключения. Да и общее отсутствие заботы о человеческой жизни – посмотрите фотографии войны: советские солдаты, в зависимости от времени года, в пилотках или в ушанках, какой процент носит каски? Генерал Эйзенхауэр, ужаснувшись той легкости, с которой советские командиры расходовали человеческие жизни, обратился с этим вопросом к маршалу Жукову. Тот, улыбнувшись, ответил: «Ничего, русские бабы еще нарожают!» Общее число погибших мужчин призывного возраста – 17 млн – составляет половину всех призванных на военную службу в 1941–1945 гг. – 34,4 млн человек. То есть, половина всех призванных на войну не вернулась домой.

Свидетельство очевидца

Работавший в московских госпиталях санитаром зимой 1941/42 г. интеллигентный юноша Георгий Мирский (будущий ученый-востоковед), совершенно изменил свое представление о большевицком режиме в результате общения с изувеченными красноармейцами, тела которых после вечерней беседы утром порой приходилось вывозить в морг. – «Одно из самых чудовищных преступлений советской власти – это утвержденный ею общий бесчеловечный стиль обращения с человеком, который в конкретных условиях Отечественной войны вылился в абсолютное пренебрежение к людским потерям». – Г.И. Мирский. Жизнь в трех эпохах. С. 44.

Велик и разброс оценок гражданских потерь. По советским данным, немцы убили более 6 млн гражданского населения, но обоснования этой цифры нет. Минимально достоверные цифры по двум основным статьям нацистского террора даны ниже. Кроме того, Сталин в 1943–1944 гг. выселил из Крыма и с Кавказа в Среднюю Азию сотни тысяч татар, чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев и других, обвиненных в сотрудничестве с немцами. Около 300 тыс. было депортировано из бывшей Польши, сотни тысяч из Прибалтики, а еще в августе 1941 г. были выселены на восток немцы Поволжья. К 1946 г. в живых оставалось 2,46 млн спецпоселенцев. Переселение их шло в нечеловеческих условиях и за годы войны могло привести к смерти не менее 10 % высланных. Очевидно, что в прифронтовых районах от боевых действий гибло и гражданское население, но эти потери трудно оценить. Главной причиной гибели гражданского населения по обе стороны фронта были тяжкие общие условия жизни, особенно невыносимые для детей.

Б. Потери остального населения 100 млн

1. Блокада Ленинграда 1,0

2. Нацистский террор против евреев более 0,5

3. Нацистская зачистка партизанских районов 0,5

4. Гибель при депортации «ненадежных» народов ок. 0,3

5. Повсеместно повышенная детская смертность 1,3

6. Общее ухудшение условий жизни 6,4

Трудность оценки суммарных военных потерь состоит в том, что если на июнь 1941 г. население СССР довольно точно известно – 196,7 млн, – то сразу после войны его не считали, чтобы скрыть потери. Приходится вести обратный отсчет от переписи 1959 г. До этого года дожили, округленно, 34,5 млн мужчин в возрасте от 30 до 74 лет, то есть тех, чей возраст был призывным в годы войны, и чья численность накануне войны составляла 63,5 млн. Уровень смертности мирного времени подсказывает, что из 29 млн, не доживших до 1959 г., 11–12 млн могли за 18 лет умереть в силу естественных причин, а, следовательно, 17–18 млн погибли во время войны. Предположить, что военные потери были еще выше, можно только уменьшив «естественный» уровень смертности, который в данном случае отражает и наличие большого числа инвалидов, и голод 1947 г. Сколь огромна и так была потеря, явствует из того, что в 1959 г. на каждых трех женщин возраста от 30 до 74 лет осталось два мужчины. Недостача мужчин объясняется не только войной, но и тем, что уже в 1941 г. мужчин призывного возраста было на 4,3 млн меньше, чем женщин тех же лет – из-за предыдущих катастроф.

Уровень рождаемости после войны резко упал: в 1946 г. он составлял 2,8 рождений в течение жизни одной женщины – в полтора раза меньше, чем в 1940 г. За небольшим всплеском в 1949 г. рождаемость понизилась вновь и по РСФСР упала после 1964 г. до уровня 2,0, не обеспечивающего замещения поколений. Спад числа рождений в годы войны – а, следовательно, и готового к воспроизводству населения – имел свое «эхо» 25 и 50 лет спустя в спадах числа рождений около 1970 и 1995 гг. Война надолго оставила свой отпечаток на составе населения по полу и возрасту.

Между ожидавшимся ростом населения российского государства, если бы не было октябрьского переворота, и реальностью – каскад обвалов в результате военного коммунизма, коллективизации и войны 1941–1945 гг. Это – «дефицит населения» из-за катастроф в период советской власти. Дефицит состоит из: 1) Людей фактически погибших, умерших преждевременно, и 2) не родившихся детей. По приведенным ранее данным, первую группу, по трем катастрофам и периодам между ними, можно себе представить так:

Как указывалось ранее, цифры эти неполные, они используют официальные данные о расстрелах и смерти в лагерях, и в них можно видеть достоверный минимум. Никто, например, не вычислял, в какой мере тяжелые условия советского быта повысили общую смертность населения, а это число намного превысило бы число прямых жертв расстрелов. Вторая часть дефицита населения – дети, которые не родились (в основном потому, что не стало родителей, у которых они могли родиться, или родители были разлучены тюрьмой и лагерем). Это величина довольно условная. Она оценивается примерно в 40 млн человек, создавая общий дефицит около 90 млн. То есть, если в 1990 г. на территории СССР жило 290 млн человек, то без этих потерь население бы было порядка 380 млн.

Война 1941–1945 гг. вызывала огромные разрушения в зоне военных действий, о которых много написано. Такие города как Воронеж, Белгород, Орел, Ржев, Севастополь, Харьков, Сталинград пришлось фактически отстраивать заново. Восстановительные работы длились до 1950 года. Часть эвакуированных в войну предприятий осела на новых местах (например, в Новосибирске, Челябинске), изменив экономическую географию страны.

Война ответственна не только за более чем половину дефицита населения, возникшего в советское время, но имела и длительные идейно-политические последствия. Смягчилось противостояние власти и народа, определявшее атмосферу 1930-х гг. Защита отечества от внешнего врага заставила пойти на компромисс с диктатурой и ее ценностями – бесчеловечными и противохристианскими. Возник «советский патриотизм», укрепивший диктатуру на долгие десятилетия. Появилось «советское имперское сознание», гордость за то, что чуть ли не четверть мира исполняет волю Кремля, и полностью пренебрегавшее тем, что несло народам и самой России и Восточной Европы, и Востока насильственное насаждение коммунистической диктатуры. Словно, победив «фашизм», эта диктатура себя уже оправдала.

Тезис о том, что победа стала возможна только благодаря советскому строю, требует нескольких корректив:

1) Развязавший Вторую мировую войну пакт Молотова – Риббентропа, рассчитанный на взаимное ослабление Германии и западных демократий, был вызван стремлением Сталина распространить большевицкий строй на всю Европу. То есть, не будь этого строя, очень возможно не потребовалось бы ни войны, ни победы.

2) Мобилизационная экономика, присущая коммунистическому строю, стала необходимой в условиях нищеты, созданной этим же строем. Без социалистических экспериментов 1918–1921 и 1929–1933 гг. страна к 1941 г. была бы примерно в 4 раза богаче.

3) Тем не менее, созданного мобилизационной экономикой военного производства оказалось недостаточно, и для победы потребовалась иностранная помощь в ключевых отраслях и в огромных объемах.

4) Что касается жестокого террора, способствовавшего победе, то тот же террор был и причиной отчуждения от власти, которое привело к поражениям первого года войны. Как это ни парадоксально, но одной из важных причин победы стала бесчеловечная политика Гитлера, сплотившая народ на защиту отечества, несмотря на присутствие советской власти.

5) Наконец, не следует забывать, что высшими ценностями являются жизнь, свобода и достоинство человека, в которых проявляется его божественный образ. Народ создает государство для упрочения этих ценностей, для их развития, а отнюдь не для бессмысленного расползания своей страны по карте мира. Если режим, установившийся в стране, губит жизни, отбирает свободу и попирает достоинство – эти высшие и каждым ценимые блага, то зачем он нужен? Этот вопрос очень глубоко и по разному был продуман русскими людьми в тяжкие годы войны.

Мудрость древних:

«Хорошее войско – источник несчастья. Его ненавидят все существа. Поэтому человек, следующий дао, его не употребляет. Благородный во время мира предпочитает быть уступчивым и только на войне применяет силу. Войско – орудие несчастья, поэтому благородный не стремится использовать его, он применяет его, только когда его к этому вынуждают. Главное состоит в том, чтобы соблюдать спокойствие, а в случае победы себя не прославлять. Прославлять себя победой – это значит радоваться убийству людей. Тот, кто радуется убийству людей, не может завоевать сочувствия в стране. Благополучие создается уважением, а несчастье приходит от насилия.

Слева строятся военачальники флангов, справа стоит полководец. Говорят, что их надо встретить похоронной процессией. Если убивают многих людей, то об этом нужно горько плакать. Победу следует отмечать похоронной процессией».

Лао дзы (VI век до Р.Х.) [Дао дэ дзин, 31].

Литература:

Е.М. Андреев, Л.Е. Дарский, Т.Л. Харькова. Население Советского Союза 1922–1991. М.: Наука, 1993.

Литература ко всей главе:

Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945. Краткая история. 3-е изд. М.: Воениздат, 1984.

Княжна М. Васильчикова. Берлинский дневник, 1941–1945. М., 1994.

Б. Соколов. Вторая Мировая. Факты и версии. М.: Аст-Пресс, 2005.

A. Clark. Barbarossa: The Russian-German Conflict 1941–1945. N.Y.: Morrow, 1986.

A. de Jonge. Stalin and the Shaping of the Soviet Union. N.Y.: Morrow, 1986.

J. Erickson. The Road to Stalingrad. New Haven: Yale University Press, 1999.

J. Erickson. The Road to Berlin. New Haven: Yale University Press, 1999.

Глава 3