1.2.1. Русско-японская война 1904–1905 гг.
С декабря 1903 г. в официальных русских документах начинает сквозить сознание, что война с Японией весьма вероятна (см. 1.1.11); в январе 1904 г. война признается неизбежной. 24 января 1904 г. Япония прервала переговоры и отозвала своего посла из Петербурга. В телеграфных сношениях между Петербургом и Наместником Дальнего Востока адмиралом Алексеевым 26 января 1904 г. обсуждается вопрос, выгоднее ли начать войну русским или ждать открытия военных действий со стороны японцев. В русских правительственных сферах и в штаб-квартире адмирала Алексеева всё ещё не верили, что японцы осмелятся начать войну. Японцы, однако, войну начали. В ночь на 27 января 1904 г. японские миноносцы атаковали русскую эскадру на рейде Порт-Артура и вывели из строя новейшие корабли – броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан» и крейсер «Палладу».
В тот же день только что вступивший в строй русский легкий крейсер «Варяг» и маленькая канонерская лодка «Кореец» геройски приняли неравный бой с японской эскадрой на внешнем рейде корейского порта Чемульпо. Убедившись, что прорыв в Порт-Артур невозможен, командир «Варяга» капитан 1-го ранга Всеволод Руднев отдал приказ о затоплении своего израненного корабля, чтобы он не достался врагу. «Кореец», не получивший серьезных повреждений, был взорван, а русский транспорт «Сунгари», также находившийся в Чемульпо, сожжен и затоплен командой.
Свидетельство очевидца
Утром 27 января 1904 г. командир «Варяга» собрал офицеров, объявил им о начале военных действий и дал соответствующие инструкции. Офицеры единогласно приняли решение в случае неудачи взорваться и ни в каком случае не сдаваться в руки неприятеля. Производство взрыва было поручено ревизору крейсера мичману Черниловскому-Соколу. По окончании обеда команды ее вызвали наверх, и командир обратился к ней приблизительно с такими словами:
«Сегодня получил письмо японского адмирала о начале военных действий с предложением оставить рейд до полдня. Безусловно, мы идем на прорыв и вступим в бой с эскадрой, как бы сильна она ни была. Никаких вопросов о сдаче не может быть – мы не сдадим ни крейсера, ни самих себя и будем сражаться до последней возможности и до последней капли крови. Исполняйте ваши обязанности точно, спокойно, не торопясь, особенно комендоры, помня, что каждый снаряд должен нанести вред неприятелю. В случае пожара тушить его без огласки, давая мне знать»…
В 11 часов 20 минут утра крейсер снялся с якоря и, имея в кильватере канонерскую лодку «Кореец», пошел к выходу с рейда. На военных кораблях различных держав – английском, французском, итальянском, германском, стоявших на рейде Чемульпо, построенные во фронт команды отдавали русским кораблям воинские почести как идущим на верную, но славную смерть. На итальянском крейсере оркестр исполнил русский национальный гимн.
В японской эскадре контр-адмирала Уриу, вышедшей против «Варяга», было шесть новейших крейсеров: «Азама», «Тиёда», «Нанива», «Ниитака», «Такачихо» и «Акаси», а также миноносцы 14-й флотилии (восемь по русской версии, три по японской – «Тидори», «Хаябуса» и «Манадзуру»). Японские корабли произвели следующее количество орудийных выстрелов: «Азама» – 28 из 8-дюймовых орудий (203 мм), 98 из 6-дюймовых орудий (152 мм), 9 из 12-фунтовых пушек (76 мм); «Тиёда» – 71 из 4,7-дюймовых орудий (120 мм); «Нанива» – 14 из 6-дюймовых орудий; «Ниитака» – 58 из 6-дюймовых орудий, 130 – из 12-фунтовых пушек; «Такачихо» – 10 из 6-дюймовых орудий; «Акаси» – 2 из 6-дюймовых орудий. Корабли 14-й флотилии, проведя подготовку к пуску торпед, ожидали благоприятного момента, однако пуск так и не был произведен. В течение часового боя русские корабли выпустили 1105 снарядов. На крейсере «Азама» был разрушен мостик. Во время взрыва мостика погиб командир крейсера. Пораженный снарядами «Варяга», утонул японский миноносец, а один из крейсеров получил столь серьезные повреждения, что затонул на пути в Сасебо, имея раненых с эскадры, взятых после боя для доставки в госпиталь. Крейсер «Тиёда» чинился в доке, так же как крейсер «Азама». После боя японцы свезли в бухту 30 убитых. Среди матросов и офицеров «Варяга» были убиты мичман граф Нирод и 31 матрос, ранены – 6 офицеров, в том числе контужен и ранен в голову командир крейсера капитан 1-го ранга Руднев, контужен старший офицер капитан 2-го ранга Степанов, тяжело ранен в ногу мичман Губонин, ранены легко – мичманы Лобода, Балк и Шиллинг. Нижних чинов ранено серьезно 85, легко более 100 человек.
После боя команды «Варяга» и «Корейца» были эвакуированы на корабли международной эскадры. После долгих переговоров японцы согласились выпустить русских при условии, что они дадут слово не участвовать больше в войне. Чтобы дать такое обещание, русские офицеры и матросы должны были получить Высочайшее разрешение, которое вскоре было получено. Через Гонконг, Коломбо и Константинополь команды «Варяга» и «Корейца» отправились в Одессу.
Все матросы получили Знаки отличия военного ордена 4-й степени, а офицеры были награждены орденами Святого Георгия 4-й степени. Всеволод Федорович Руднев 6 марта 1904 г. был назначен флигель-адъютантом Его Императорского Величества.
Подвиг русских моряков нашел отклик во всем мире. Одним из первых свое знаменитое стихотворение «Памяти „Варяга“» написал известный немецкий поэт Рудольф Гейнц (1866–1942), которое под псевдонимом «Сибиряк» напечатал журнал «Море и его жизнь» уже в феврале 1904 г. А вслед за этим также петербургский «Новый журнал иностранной литературы» перепечатал его в переводе Евгении Студенской. Ныне эту песню знает весь мир:
«Наверх вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает,
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!»
Всеволод Федорович Руднев был отправлен в отставку за отказ силой подавить беспорядки в Кронштадте в 1906 г. Он умер в 1913 г. в своем имении Мышенки Алексинского уезда Тульской губернии. Похоронен в соседнем селе Савино у южной стены Казанской церкви. В 2004 г. близ церкви открыт посвященный ему музей.
После революции 1917 г. все офицеры «Варяга», кроме Е. А. Беренса, пошедшего на службу к большевикам, находились в рядах Белых армий. Сергей Зарубаев – старший артиллерийский офицер «Варяга» – стал контр-адмиралом и был расстрелян в 1921 г. по делу профессора Таганцева, а мичман Александр Лобода сражался на Севере России, не успел эвакуироваться и был в 1920 г. расстрелян большевиками в Холмогорах. Остальные офицеры закончили свои дни в эмиграции, в том числе и Дмитрий Павлович Эйлер – прямой потомок великого математика Леонарда Эйлера. К 1954 г. в СССР в живых осталось 52 матроса «Варяга» и «Корейца». К пятидесятилетию легендарной битвы все они были награждены медалями «За отвагу».
В. Ф. Руднев. Бой «Варяга» у Чемульпо 27 января 1904 года // Морские сражения русского флота. М.: Военное издательство, 1994. – С. 489–509.
Варяг. Столетие подвига. 1904–2004. М.: Согласие, 2004.
28 января Япония объявила войну России. В России война вызвала подъем патриотического энтузиазма – демонстрации с пением национального гимна под трехцветными флагами, с оглушительным «Ура!». «Отовсюду трогательные проявления единодушного подъема духа и негодования против дерзости японцев», – записывал Император 28 января.
Но те, кто понимал ситуацию, не радовались вовсе. К началу войны японская армия превосходила русскую на Дальнем Востоке по численности в 3 раза (у России – стотысячная группировка в Маньчжурии и Приморье), по артиллерии – в 8 раз, по пулеметам – в 18 раз. Японский флот был на треть больше, чем русская Тихоокеанская эскадра, а главное – современнее, мощнее и располагал многими укрепленными портами в Японии.
Общее соотношение сил на Дальневосточном театре военных действий в феврале 1904 г.
По компетентному мнению контр-адмирала С. О. Макарова, превосходство Японии на море превзойти в краткосрочной перспективе России было не реально. Отсюда следовало, что в случае войны можно добиться успеха только на суше. Россия не имела на Дальнем Востоке и заводов для ремонта военной техники. Кроме того, Транссибирская магистраль не была полностью достроена, она в день пропускала в 10 с лишним раз меньше эшелонов, чем было необходимо. Поэтому для переброски необходимых войск из Европейской России требовалось полгода. Поскольку в целом вооруженные силы Российской Империи (с учетом войск, расквартированных на западе и в центре страны) были гораздо многочисленней японских, а экономически Россия превосходила Японию, последняя планировала разгромить русскую армию за несколько недель в быстрой войне.
Император Николай II и его окружение, захваченные иллюзией абсолютного военного и экономического превосходства над Японией, поначалу не допускали и мысли о поражении и твердо рассчитывали довести войну до победного конца. Засилье «безобразовщины» в дальневосточной политике России продолжалось. Строились планы полного разгрома Японии, вплоть до высадки русского десанта на Японских островах, окончательного изгнания японцев из Кореи и аннексии Маньчжурии.
Главнокомандующим нашими войсками в Маньчжурии был назначен военный министр генерал Алексей Николаевич Куропаткин (1848–1925), командующим Тихоокеанским флотом замечательный флотоводец и корабельный инженер Степан Осипович Макаров (1848–1904). Генерал Куропаткин понимал, что для победы России необходима концентрация ее военных сил на театре войны. Для этого требовалось затянуть войну, что позволило бы перебросить войска, флот и технику из Центральной России. Поэтому Куропаткин намеревался не вступать в решающие сражения до накопления необходимого преобладания на суше, а морскому театру военных действий и новой военно-морской базе в Порт-Артуре отводил второстепенную роль. «Терпение, терпение и еще раз терпение – вот наша стратегия», – повторял он.
Данная стратегия требовала твердости, последовательности и выдержки от политического и военного руководства страны. Генерал Куропаткин исходил из исторического опыта, прежде всего из опыта Отечественной войны 1812 г., когда такой план кампании обеспечил победу над намного превосходящими по численности силами Наполеона. Генерал Куропаткин был когда-то начальником штаба знаменитого генерала Скобелева и начальником штаба очень хорошим. Но командующим он оказался робким и безынициативным. Нерешительность Куропаткина обернулась тем, что японцы сразу же взяли военную инициативу в свои руки. Они беспрепятственно высадились в Корее, в апреле форсировали реку Ялу и вступили в Маньчжурию. 24 апреля японские войска перерезали железнодорожное и телеграфное сообщение Порт-Артура с армией Куропаткина. Русские войска с боями отходили на север, а на юге, вокруг крепости на Квантунском полуострове, замыкалось кольцо осады. В июле кольцо замкнулось – японцы осадили Порт-Артур. И хотя план молниеносной войны японцам не удался, русские войска явно преследовали неудачи, виной которым были и случай, и полная стратегическая неподготовленность, и плохое командование.
31 марта, выходя с Порт-Артурского рейда в открытое море, на минах подорвался и затонул флагманский корабль Тихоокеанского русского флота – броненосец «Петропавловск». Погибли 680 матросов и офицеров – среди них – главнокомандующий, адмирал Макаров. Погиб и художник-баталист Василий Васильевич Верещагин (1842–1904), прибывший из России, чтобы запечатлеть войну на своих полотнах. «Целый день не мог опомниться от этого ужасного несчастья», – записал в дневник Николай II 31 марта.
После того как Порт-Артур был осажден, сменивший Макарова в командовании флотом контр-адмирал Витгефт принял решение вывести эскадру во Владивосток, чтобы она не была уничтожена японской осадной артиллерией или не попала в руки врага с капитуляцией крепости. 28 июля флот вышел в поход. В Желтом море произошел бой с эскадрой адмирала Того. Наши корабли дрались храбро, победа казалась близкой. Но Витгефт был убит прямым попаданием снаряда в мостик флагманского «Цесаревича», а младший флагман – контр-адмирал князь Ухтомский приказал возвращаться в Порт-Артур. До базы дошли далеко не все корабли. Японцы, бывшие на шаг от поражения, праздновали неожиданную победу.
Историческая справка
Степан Осипович Макаров родился 27 декабря 1848 г. в г. Николаеве в семье выслужившегося из нижних чинов флота прапорщика Осипа Федоровича Макарова (1813–1878), женатого на дочери отставного унтер-офицера. В 1857 г. семья переехала в Николаевск-на-Амуре, где Степан поступил в низшее отделение Николаевского морского училища, готовившего офицеров класса флотских штурманов. В 1869 г. после почти шестилетнего плавания на 11 различных судах Макаров был произведен в мичманы. В 1867 г. (т. е. в 19 лет) Макаров опубликовал в «Морском сборнике» свою первую научную работу. Война 1878–1879 с Турцией выдвинула Макарова в ряд талантливых боевых офицеров. Еще перед ней, в 1876 г., предложил использовать в борьбе с боевыми кораблями противника минные катера, вооруженные торпедным оружием. Применение торпедного оружия в бою в то время стало мировой новизной. За свои подвиги менее чем за год молодой лейтенант получил 6 боевых наград: золотое оружие с надписью «За храбрость», орден Св. Георгия 4-й степени, Св. Владимира 4-й степени с мечами, чины капитан-лейтенанта, капитана второго ранга и флигель-адъютанта. Во время боевых действий Степан Осипович познакомился с генералом Скобелевым. В знак признания заслуг Макарова генерал Скобелев обменялся с ним Георгиевскими крестами. После окончания войны в 1881–1882 гг. Макаров произвел исследования течений Босфора и написал научный труд «Об обмене вод Черного и Средиземного морей», не утративший актуальности и поныне. В 1882 г. Макаров был произведен в капитаны 1-го ранга. Командовал фрегатом «Князь Пожарский», затем – корветом «Витязь», на котором совершил кругосветное плавание. В 1894 г. Макаровым был опубликован труд «„Витязь“ и Тихий океан», удостоенный Российской академией наук Макарьевской премии, а Русским географическим обществом – Константиновской медали. Степан Осипович Макаров внёс значительный вклад в развитие океанографии, им был сконструирован один из первых надёжных батометров. 1 января 1890 г. Макаров был произведен в контр-адмиралы. В 1891–1894 гг. Макаров – главный инспектор морской артиллерии. На этом посту он изобрёл новые наконечники к бронебойным снарядам, повышавшие бронепробиваемость снаряда при прочих равных условиях на 10–16 %. Уже в 1890-е гг. Степан Осипович предупреждал о необходимости подготовки к возможной в будущем войне с Японией. В 1894 г. Макаров был назначен Младшим флагманом Практической эскадры Балтийского моря, в 1894–1895 гг. – командующим эскадрой в Средиземном море, корабли которой в 1895 г. перевел на Дальний Восток. В 1896–1898 гг. командовал Практической эскадрой Балтийского моря. Летом 1896 г. был произведен в вице-адмиралы. В 1897 г. «Морской сборник» опубликовал фундаментальную работу Макарова «Рассуждения по вопросам морской тактики», сразу же получившую мировую известность и переведенную на несколько иностранных языков. Эпиграфом к работе стал жизненный девиз Макарова «Помни войну»! Эти слова были выбиты впоследствии на памятнике адмиралу в Кронштадте (1913). В середине 1890-х гг. Макаров высказал идею об освоении Северного морского пути и возглавил комиссию по составлению технического задания для проектирования ледокола «Ермак». В 1901 г., командуя «Ермаком», Макаров совершил экспедицию на Землю Франца-Иосифа, по окончании которой выпустил книгу «“Ермак” во льдах». В декабре 1899 г. Макаров занимает пост главного командира Кронштадтского порта. В своем последнем труде «Без парусов» Макаров оставил последние заветы русским морякам, которые, как и остальные предупреждения Макарова, были оценены лишь после проигранной Русско-японской войны. 1 февраля 1904 г. вице-адмирал Макаров был назначен командующим флотом Тихого океана и через 3 дня выехал к новому месту службы. 24 февраля Степан Осипович прибыл в Порт-Артур и до 31 марта руководил боевыми действиями эскадры. За месячное его командование эскадра выходила в море 6 раз и вела активные боевые действия. 31 марта миноносец «Страшный» вел неравный бой с шестью японскими миноносцами. Макаров выслал в помощь ему крейсер «Баян», а сам на броненосце «Петропавловск» начал вывод эскадры в море для боя с японцами. В 2,5 мили от берега «Петропавловск» наткнулся на минную банку, произошел взрыв с детонацией боезапаса броненосца, и за полторы минуты корабль ушел под воду. С. О. Макаров погиб. Его гибель потрясла как защитников Порт-Артура, так и всю Россию. Имя адмирала ныне носят Государственная морская академия в Санкт-Петербурге, Тихоокеанский военно-морской институт во Владивостоке, во все времена со дня его гибели – корабли Военно-морского флота России.
Бой в Желтом море 28 июля 1904 г.
К середине мая 1904 г. японские войска приблизились к Порт-Артуру и для кораблей русской Тихоокеанской эскадры, стоявшей на рейде города, возникла угроза уничтожения с суши. Поэтому было решено, прорвав морскую блокаду японского флота адмирала Х. Того, идти во Владивосток. После приказа наместника Е. И. Алексеева от имени Царя 28 июля эскадра под командованием контр-адмирала Вильгельма Карловича Витгефта вышла в Желтое море. Корабли шли кильватерным строем. Около 11.30 на горизонте показались японские корабли. Того попытался взять головные корабли в клещи, но Витгефт умелым маневрированием вывел эскадру и разошелся с противником на контркурсах. Развив ход до 14 узлов, наши корабли оторвались от японцев. Обе стороны имели повреждения. Однако вскоре старые броненосцы стали отставать, скорость пришлось снизить, и к 16.45 японские корабли догнали русскую эскадру. Начался бой. Японские корабли получили сильные повреждения, и Того уже намеревался выйти из боя, когда 12-дюймовый снаряд разорвался на мостике флагманского броненосца «Цесаревич». Контр-адмирал Витгефт, пренебрегший опасностью и не сошедший в рубку во время боя, погиб вместе со своим штабом. Эскадру повел командир «Цесаревича», тяжело раненный капитан 1-го ранга Н. М. Иванов. Броненосец потерял управление и вошел в циркуляцию. Эскадра, решив, что это очередной маневр адмирала, последовала за ним и лишь удвоила мощь огня. Броненосец «Ретвизан» ринулся на таран японского флагмана «Миказы», но его доблестный командир Э. Н. Щенсович был смертельно ранен и корабль повернул к Порт-Артуру. Вступивший в командование «Цесаревичем» после гибели Иванова капитан 2-го ранга Шумов передал командование младшему флагману контр-адмиралу князю П. П. Ухтомскому на броненосец «Пересвет». Но сигналы Ухтомского никто не мог разобрать – мачта, на которой поднимались сигнальные флаги, была сбита японским снарядом. Строй эскадры распался, броненосцы развернулись назад. Тогда командир крейсерского отряда контр-адмирал Н. К. Рейценштейн поднял сигналы на крейсере «Аскольд» «Крейсерам следовать за мной», но за «Аскольдом» пошел лишь «Новик». Многие корабли также самостоятельно пошли во Владивосток. Броненосец «Цесаревич» и 3 миноносца дошли до немецкой колонии Циндао, крейсер «Диана» интернировался (т. е. до конца войны был арестован нейтральной страной) в Сайгоне, «Аскольд» и один миноносец – в Шанхае.
Миноносец «Бурный» разбился о камни у мыса Шантунг. «Новик», прорываясь во Владивосток, геройски погиб у берегов Сахалина в бою с новейшим японским крейсером «Цусима». Большая часть команды благополучно достигла Владивостока. Остальная часть эскадры: 5 броненосцев, 2 крейсера и 3 миноносца – вернулась в Порт-Артур. Больше флот в море не выходил и был, в конце концов, затоплен своими командами или японской осадной артиллерией в порту.
Против обыкновения, кровавый бой в Желтом море не нашел отражения в дневнике Императора. 30 июля в 13.15 «у Аликс родился сын». «Незабвенный, великий для нас день, в который так явно посетила нас милость Божия». В такой день было недосуг думать о гибели «верных слуг» и о поражении русского флота.
В августе под Ляояном состоялось сухопутное сражение. Русская армия имела численный перевес (158 тыс. человек против 135 тыс.), двукратное преимущество в артиллерии и сражалась героически. Однако Куропаткин не только не решился наступать, но неожиданно отступил. Русские потеряли 17 тыс. человек, японцы – 24 тыс. Подобное произошло и в сентябре – октябре во время жестокого встречного сражения на реке Шахэ. Русская армия имела перевес, перешла в контрнаступление и остановилась. Снять блокаду Порт-Артура не удалось.
Героическая оборона осажденного Порт-Артура продолжалась 159 дней. Душой обороны был талантливый генерал Роман Исидорович Кондратенко (1857–1904), погибший 2 декабря. В течение осады 150-тысячной японской армии противостоял не более чем 50-тысячный гарнизон, т. е. соотношение сил 3 к 1 в пользу японцев. Безвозвратных потерь у русских было до 17 тысяч, у японцев – около 100 тысяч, т. е. в 5,88 раза больше, нежели у защитников крепости.
Историческая справка
Генерал-лейтенант Роман Исидорович Кондратенко родился 30 сентября 1857 г. Окончил курс в Николаевском инженерном училище, Николаевской инженерной академии и Николаевской академии Генерального штаба. Состоял последовательно начальником штаба войск Уральской области, командиром 20-го стрелкового полка, дежурным генералом штаба Приамурского военного округа, командующим 7-й Восточно-Сибирской стрелковой бригадой, переформированной, с началом военных действий, в дивизию. С последних чисел июля 1904 г. Кондратенко принимал непрерывное выдающееся участие в защите Порт-Артура. Еще раньше собранной под его председательством комиссией был составлен проект обороны Цзинь-Джоуской позиции, оставшийся невыполненным за отказом в необходимой денежной сумме. Фактически Кондратенко стал начальником всей сухопутной обороны крепости. Посвящая несколько часов работам в штабе своей дивизии, Кондратенко все остальное время проводил на оборонительной линии крепости, участвуя как в фортификационных работах, так и в столкновениях с неприятелем. Во время штурма Зеленых гор 13 июня наши войска подались назад. Заметив издали начинающееся отступление, Кондратенко понял всю важность момента, стал во главе колонны и, обратившись к солдатам со словами: «Братья, лучше умереть, чем опозорить себя и отступить! Все умрем, но не отступим! Ну, молодцы, с Богом вперед!», – повел их на врага и тем спас весьма важную позицию. Обладая выдающейся личной храбростью, огромными знаниями, находчивостью, изобретательностью, как инженер и как полководец, будучи в то же время человеком выдающихся нравственных качеств, генерал Кондратенко привлек к себе сердца всех знавших его и поистине был душой обороны Порт-Артура. Он погиб, как храбрый солдат, на своем посту 2 декабря 1904 г.
19 декабря командующий крепостью генерал-лейтенант барон Анатолий Михайлович Стессель сдал Порт-Артур японскому генералу Ноги. По капитуляции 23–25 декабря было передано японцам 23 131 человек нижних чинов и 747 офицеров, в том числе 8 генералов и 4 адмирала, явившихся на передаточный пункт; орудий: годных – 357, негодных – 352; снарядов: годных – 145 705, негодных – 46 948; ружей разных сортов: годных – 36 800, негодных – 21 500; патронов: годных – 4 640 800, негодных – 4 344 800; лошадей – 1920; угля каменного – 80 тыс. тонн и продовольствия (муки, крупы, рису, чаю, сахару, сушеных овощей, соли, консервов мясных, сухарей, уксусу, бобов, чумизы) – на полтора – два месяца. Японские войска и осадная артиллерия теперь могли быть переброшены с Квантунского полуострова в Маньчжурию, где продолжались тяжелые бои.
В 1908 г. Верховный военно-полевой суд России приговорил Стесселя «за трусость и немотивированную капитуляцию» к смертной казни, но Император помиловал его.
Русские солдаты, увидев, что лихая победа над «смешными макаками» (как в издевку часто называли тогда японцев) совершенно не получилась, всё чаще задавали друг другу вопрос – зачем нас послали сражаться в чужую страну, где живет совсем иной народ, за тридевять земель от родных деревень. Японцы же отлично понимали цели войны. Их родина была совсем близко, и они были преисполнены патриотизма.
Сдачу Порт-Артура очень болезненно восприняли в России. Мало кто думал, что армия, которую полагали непобедимой, будет побеждена так скоро и таким противником – «японскими язычниками». «Дураки называли их макаками, а не знали, что мы сами кое-каки», – горько шутили в Петербурге. В неудачах русских войск одни видели предательство, другие – полную неспособность Царя руководить страной. «Правительство японца и того проморгало, да и хозяин у нас… он уж и на Царя больше не похож», – говорили в народе. Начались антиправительственные демонстрации.
Неудачный ход войны не отрезвил Императора. В 1905 г. в царском манифесте говорилось о том, что Россия ведет ее за «господство» на Тихом океане. Лишь трезвомыслящие дипломаты в МИДе отдавали себе отчет в том, что завышенные претензии России могут привести к повторению ситуации 1878 г., когда плоды ее военной победы над Турцией были отобраны коалицией европейских держав, не желавших усиления России. В этих условиях основная забота российской дипломатии состояла в том, чтобы обеспечить их нейтралитет в русско-японском конфликте. В основном это ей удалось, хотя Англия и США продолжали оказывать Японии финансовую поддержку.
Поражение Тихоокеанской эскадры в Желтом море побудило военное командование просить Императора создать 2-ю Тихоокеанскую эскадру из кораблей Балтийского флота и отправить ее на восток. 2 октября 1904 г. вновь образованная эскадра под командованием вице-адмирала Рожественского (1848–1909) вышла из Либавы (ныне – Лиепая в Латвии) и взяла курс на Порт-Артур в обход Африки. Намного более короткий путь через Средиземное море и Суэцкий канал был невозможен. Англия, контролировавшая Египет, как союзница Японии отказалась открыть канал для русской эскадры. Обойдя половину земного шара, через восемь месяцев, в середине мая 1905 г. корабли Рожественского достигли траверза Порт-Артура, уже полгода как занятого японцами.
11—25 февраля 1905 г. произошел страшный бой близ Мукдена. Опять имелось численное превосходство: 297 тысяч русских против 271 тысячи японцев, но Куропаткин допустил угрозу окружения армии. Русская армии, понеся очень большие потери, принуждена была к поспешному и беспорядочному отступлению. В Мукдене в руки японцев попали громадные запасы провианта, госпитали с 1600 нашими ранеными, казармы с японцами, бывшими у нас в плену. Вся долина реки Ляохэ, борьба за которую началась 26 июня 1904 г., оказалась в руках японцев. Путь к Гирину и Харбину был для них открыт. Но японская армия была настолько истомлена, что не могла преследовать русских. Потери убитыми и ранеными с японской стороны определяются в 50 или 60 тыс. человек. Русские потеряли около 80 тысяч. После Мукденского поражения генерал Куропаткин был снят с должности главнокомандующего, вместо него назначен талантливый стратег генерал Николай Петрович Линевич (1838–1908), который отвел русскую армию на север, к укрепленным позициям Сыпингая.
Японская армия выдохлась, а русская армия не была разбита и постепенно восстанавливала силу. Сразу после Мукдена Япония выступила с инициативой начать мирные переговоры, но Николай II отверг это предложение – он ждал перелома в войне, надеялся на эскадру адмирала Рожественского, на решительную победу генерала Линевича.
14—15 мая 1905 г., в девятую годовщину коронации Императора Николая II, произошло морское сражение в Корейском проливе. Японский флот под командованием адмирала Того уничтожил эскадру адмирала Рожественского. Большинство кораблей погибло, многие – со всем экипажем, другие сдались в плен, третьи были интернированы в нейтральных портах. Денежная стоимость погибших судов составила 150–200 млн. рублей. Японский флот понес очень малые потери. С 1789 г. (сражение на Рончесальмском рейде) русский флот не испытывал столь сокрушительных поражений. Русское общество было совершенно деморализовано Цусимской трагедией. В победу теперь никто не верил. В России всё жарче разгорались крестьянские бунты, демонстрации рабочих и молодежи. В японцах многие в русском обществе видели скорее союзника в борьбе с самодержавием, нежели военного врага.
Цусимское сражение 14–15 мая 1905 г.
2 октября 1904 г. из Либавы вышла 2-я Тихоокеанская эскадра вице-адмирала Зиновия Петровича Рожественского. Тогда Порт-Артур еще сражался, и Рожественский спешил ему на помощь. Эскадра была сформирована бессистемно и наспех: наряду с новейшими броненосцами и крейсерами в нее входили устаревшие корабли и корабли береговой обороны с разными скоростями хода, что существенно снижало возможности маневрирования в бою. В пути к эскадре присоединились отряды контр-адмирала Дмитрия Густавовича Фелькерзама и капитана 1-го ранга Л. Ф. Добротворского, а также устаревшие броненосцы 3-й Тихоокеанской эскадры контр-адмирала Н. И. Небогатова. Русские корабли совершили беспримерный переход от Либавы вокруг Европы и Африки, через Индийский океан (18 тыс. миль). Ночью 14 мая корабли вошли в узкий Корейский пролив. Под общим командованием Рожественского в то время находилось 38 боевых вымпелов. Японские основные силы под командованием адмирала Х. Того насчитывали 125 вымпелов и имели явное преимущество в количестве, мощи огня, скорострельности орудий, бронировании и скорости.
Утром 14 мая на горизонте показался японский крейсер «Идзумо» и в туманной дымке проплыли силуэты еще нескольких крейсеров. Японские корабли шли вне досягаемости русских пушек. В 13 часов 15 минут на траверзе Цусимских островов показались основные силы адмирала Того. Русские корабли шли в двух кильватерных колоннах. При приближении противника Рожественский начал перестраивать корабли в одну колонну, но не успел: русской эскадре на это требовался час времени, а в запасе оказалось всего 29 минут. В 13 часов 49 минут русские броненосцы открыли огонь.
Однако Того был прекрасным тактиком. Пользуясь преимуществом хода, японский броненосный отряд охватил голову перестраивающейся русской эскадры, и после пристрельного огня флагманского японского броненосца «Миказа» все 4 броненосца противника открыли огонь по флагманскому броненосцу «Князь Суворов», а 8 броненосных крейсеров по флагману второй колонны – броненосцу «Ослябя». Примечательно, что «Ослябя» шел в бой под флагом умершего 11 мая контр-адмирала Фелькерзама, флаг которого не был спущен с фок-мачты броненосца. В 14.25 разбитый «Ослябя» под командованием капитана 1-го ранга Владимира Иосифовича Бэра, продолжая отстреливаться, выкатился из строя и через 30 минут перевернулся и затонул. С броненосца было спасено около 400 человек. Капитан Бэр погиб, спасая свою команду. На «Князе Суворове» было потеряно управление, он также вышел из строя, адмирал Рожественский был тяжело ранен в голову, погиб командир корабля – прекрасный художник-маринист капитан 1-го ранга Василий Васильевич Игнациус. Эскадру повел следующий за «Суворовым» гвардейский броненосец «Император Александр III» (командир капитан 1-го ранга Николай Михайлович Бухвостов) по курсу NO–23 во Владивосток. Японская эскадра сосредоточила весь огонь на головном броненосце, и в 14 часов 40 минут пылающий «Александр III» вышел из строя. Однако искусным маневром Н. М. Бухвостову удалось увести эскадру от близкого соприкосновения с японским флотом и спасти ее от поражающего огня японцев. Эскадру повел броненосец «Бородино» под командой капитана 1-го ранга Петра Иосифовича Серебренникова. В 15 часов 5 минут бой прервался после 1 часа и 16 минут непрерывного артиллерийского поединка. Русская эскадра, следуя за «Бородино», шла на юго-восток, а главные силы японского флота – в обратном направлении. Передышка дала возможность броненосцу «Александру III» встать в строй, заняв место за «Орлом» и «Сисоем Великим». Между тем, «Князь Суворов» продолжал идти на север, отражая атаки половины японского флота. На «Бородино» тяжело ранен был капитан 1-го ранга Серебренников, и вступивший в командование кораблем капитан 2-го ранга Дмитрий Сергеевич Макаров приказал лечь на курс, ведущий во Владивосток. Вторая фаза боя началась в 15 часов 40 минут, когда обе эскадры находились на сближающихся курсах невдалеке от «Князя Суворова», и продолжалась 40 минут. В 17.30 находящегося без сознания адмирала З. П. Рожественского перенесли с «Суворова» на миноносец «Буйный», которым командовал капитан 2-го ранга Николай Николаевич Коломейцов. Под лавиной снарядов, осыпавших «Суворова», имея помимо 75 человек собственной команды еще 204 человека, спасенных с «Осляби», миноносец принял на борт, кроме адмирала, 6 человек офицеров штаба и 16 матросов. Остальные наотрез отказались покинуть флагманский корабль. В 18 часов командование перешло к адмиралу Небогатову. В 18.50 сделал последний выстрел по врагу и перевернулся «Александр III», унося в пучину всех 867 членов экипажа, а в 19.12, не выходя из строя эскадры, ушел носом под воду головной «Бородино». Из воды подобрали одного матроса из его команды. В это время в одиночку с крейсерами и миноносцами противника вел бой пылающий «Князь Суворов». После попадания 3 торпед он затонул со всем экипажем (925 человек).
С наступлением ночи броненосцы и крейсера Того отступили в темноту и на русскую эскадру стаей бросились все 65 миноносцев противника. К тому времени погибли 4 русских броненосца. Японский флот хоть и получил повреждения, но потерь не имел. Крейсера контр-адмирала О. А. Энквиста оторвались от строя эскадры и вели бой с крейсерами японцев на параллельных курсах.
Ночью от торпед японских миноносцев погиб броненосец «Наварин», броню которого не смогли взять тяжелые снаряды в дневном бою. После торпедных ударов были затоплены экипажами старые корабли «Сисой Великий», «Владимир Мономах» и «Адмирал Нахимов». Русская эскадра уже не была единой силой. В разном порядке корабли пытались достигнуть Владивостока. Под командой контр-адмирала Энквиста крейсеры «Олег», «Аврора» и «Жемчуг» на максимальной скорости оторвались от преследования и ушли на юг в Манилу. Вооруженные транспорты «Корея» и «Свирь» добрались до Шанхая. Транспорт «Анадырь» дошел до Мадагаскара, а затем вернулся в Россию. Утром 15 мая под командой адмирала Небогатова находились лишь 5 кораблей. В 10.40, не вступая в бой, отряд сдался противнику. Сигнальщики быстроходного крейсера «Изумруд», которым командовал капитан 2-го ранга В. Н. Ферзен, неожиданно вновь подняли Андреевский флаг, и на глазах у изумленных японцев русский крейсер на 23-узловой скорости пошел к Владивостоку. Японские крейсера не смогли за ним угнаться, но из-за навигационной ошибки «Изумруд» выскочил на камни у бухты св. Владимира совсем недалеко от Владивостока. Старшие офицеры, опасаясь десанта японцев, взорвали крейсер, и команда пешим порядком пришла во Владивосток. Оставшиеся корабли поодиночке шли к Владивостоку. После героического неравного боя с японскими крейсерами погиб броненосец «Адмирал Ушаков», которым командовал капитан 1-го ранга Владимир Николаевич Миклуха-Маклай – родной брат известного русского ученого. Перед безнадежным боем, улыбнувшись, он сказал: «По местам, господа. Умрем, но Андреевского флага не опозорим. Будем драться по-ушаковски». Капитан Маклай утонул, спасая матросов с погибшего корабля.
У острова Дажелет принял бой с шестью японскими крейсерами и пятью миноносцами адмирала Уриу крейсер «Дмитрий Донской» под командованием капитана 1-го ранга Ивана Николаевича Лебедева. После тяжелого боя, так и не сдавшись противнику, «Дмитрий Донской» был затоплен. Погибли крейсер «Светлана» и миноносец «Безупречный». Миноносец «Бодрый» дошел до Шанхая. Адмирал Рожественский находился на миноносце «Бедовый», который следовал рядом с миноносцем «Грозный». При приближении японских миноносцев флаг-офицеры Рожественского подняли белый флаг и сдались врагу (сам тяжелораненый адмирал в это время находился в бессознательном состоянии). Не так поступил командир «Грозного» Константин Клитович Андржеевский. Его миноносец, отбиваясь от противника, продолжал бой. Командир был ранен в ноги, голову и обе руки, но продолжал руководить миноносцем. Управление огнем взял на себя лейтенант Сергей Дмитриевич Коптев. Несмотря на повреждения, «Грозный» смог уйти от преследования, но у него кончился уголь. В котел бросали все, что горело, и миноносец дошел до русского о-ва Аскольд. Сюда из Владивостока доставили уголь, и утром 17 мая «Грозный» бросил якорь в бухте Золотой Рог. Несмотря на тяжелые повреждения, до Владивостока дошел миноносец «Бравый» и быстроходный крейсер «Алмаз» под командованием капитана 2-го ранга Ивана Ивановича Чагина.
Русский флот потерпел тяжелейшее поражение. Погибло, попало в плен и было интернировано 27 кораблей. 5045 русских моряков погибло и 7282 – оказались в плену. Среди пленных был и командующий русской эскадрой адмирал Рожественский. На разоруженных кораблях остались 2110 человек, прорвались во Владивосток – 870, отпущено в Россию – 540. Всего личного состава перед сражением было 16 170 человек. Потери японского флота составили 3 миноносца. Погибли 116 моряков и 538 были ранены.
Поражение в Цусимском бою заставило морское ведомство пересмотреть взгляды на использование и подготовку русского флота. Но Цусимский бой имеет и своих героев: погибших капитанов 1-го ранга Н. М. Бухвостова, В. В. Игнациуса, В. И. Бэра, В. Н. Миклуха-Маклая, И. Н. Лебедева, прапорщика Вернера Курселя и сотен русских офицеров и матросов известных и забытых. За доблесть и мужество были удостоены ордена Святого Георгия 4-й степени оставшиеся в живых офицеры: Н. Н. Коломейцов, К. К. Андржеевский, С. Д. Коптев, К. П. Блохин, И. И. Чагин, А. А. Паскин. По статуту в орден Святого Георгия посмертно не принимали. Не их виной была такая плохая подготовка эскадры. Свой воинский долг они выполнили с честью.
В. Я. Крестьянинов. Цусимское сражение 14–15 мая 1905 года. СПб.: Остров, 2003.
Г. Александровский. Цусимский бой. М.: Русская симфония, 2005.
В. П. Костенко. На «Орле» в Цусиме.
В действительности же положение России на Дальнем Востоке было далеко не безнадежным. Достраивалась Транссибирская магистраль, увеличивалась ее пропускная способность. К лету 1905 г. русская армия насчитывала около 500 тысяч человек против 385 тысяч у Японии. Причем у нас были подготовленные кадровые части, а Япония восполняла потери за счет резервистов, в том числе юных и пожилых. Япония потеряла более 650 тыс. человек убитыми, ранеными и больными, Россия – 400 тыс. убитыми, ранеными, больными и пленными. Японская сухопутная армия воевала всё с большим трудом, а русская наращивала силы. Экономика Японии практически исчерпала свои возможности, а Россия развивалась.
Англия и США поддерживали в войне Японию и оплатили займами до 40 % её военных расходов, опасаясь русской экспансии на Дальнем Востоке. Но они вовсе не были заинтересованы и в японской гегемонии в этом, очень важном для обеих англосаксонских стран регионе. Поэтому после Цусимы Лондон и Вашингтон отказали японцам в новых займах и прекратили поставки сырья. Положение Японии стало крайне тяжелым. Теоретически у России была возможность измотать Японию в затяжной позиционной войне и добиться победы. Однако Цусимская катастрофа и начавшиеся революционные беспорядки в стране сделали очевидной необходимость скорейшего прекращения войны. К этому стремилась и Япония, силы которой были на исходе. Заключения мира хотели и другие державы, опасавшиеся чрезмерного усиления Японии и последствий революционных событий в России.
В июне Великий князь Николай Николаевич сообщил С. Ю. Витте, что русская армия дальше на север отступать не будет и, согласно расчетам Совета обороны, для отвоевания Маньчжурии и Порт-Артура нужен ещё год войны и миллиард рублей. Цена войны для России будет и 200–250 тысяч новых человеческих жизней. Но так как Япония после Цусимы полностью господствует на море, то за этот год она займет остров Сахалин и Приморскую область. Великий князь не высказывал своего мнения, стоит ли продолжать войну в таких обстоятельствах, но Император, обеспокоенный растущей революционной смутой и видимой бесперспективностью военных действий, дал, наконец, согласие на мирные переговоры с Японией.
Как и предполагал Великий князь, Япония, воспользовавшись гибелью почти всего русского военного флота на Тихом океане, 24 июня (7 июля) начала при поддержке 40 боевых кораблей высадку четырнадцатитысячного экспедиционного корпуса генерала Харагучи на Сахалине. Небольшие русские отряды, общей численностью в 5176 человек, под командованием генерал-лейтенанта Ляпунова, с боями отходили во внутренние горные районы острова. Силы были слишком неравны, Сахалин был практически отрезан японским флотом от материковой части русского Дальнего Востока, и 16 (29) июля большая часть русских войск сдалась японцам у поселка Палево. В плен попало 64 офицера и 3819 нижних чинов. Отряд капитана Быкова, отказавшийся сдаться, сумел, после многих боевых схваток с неприятелем, в середине августа перебраться в Николаевск-на-Амуре.
Литература:
История Русско-японской войны. 1904–1905 гг. М.: Наука, 1977.
М. И. Лилье. Дневник осады Порт-Артура. М., 2002.
Ю. Романовский, А. фон Шварц. Оборона Порт-Артура. Т. 1. СПб., 1908; Т. 2. СПБ., 1910.
А. В. Апушкин. Русско-японская война. М.: Образование, 1911.
1.2.2. Портсмутский мир
Возрастающая военная мощь России и заинтересованность великих держав в сохранении баланса сил на Тихом океане создавали определенный простор для дипломатического маневра, позволяя добиваться мира на «благопристойных» условиях, лишь в минимальной степени затрагивающих честь России. В частности, Император Николай II заведомо исключал возможность серьезных уступок, таких, как передача японцам какой-либо части русской территории, уплата контрибуции или ограничения для русского военно-морского флота на Тихом океане.
После неудачной попытки Франции выступить в роли посредника между Петербургом и Токио эту миссию по тайной договоренности с Японией взяли на себя Соединенные Штаты. 26 мая 1905 г. президент США Теодор Рузвельт обратился к России и к Японии с нотой, в которой предлагал прекратить дальнейшее кровопролитие и приступить к мирным переговорам. Россия не без колебаний согласилась на посредничество США. Русско-японские мирные переговоры открылись 27 июля в американском курортном городке Портсмуте. На пост первого уполномоченного вести переговоры от России царь нехотя назначил опального С. Ю. Витте. Но других подходящих «слуг» в его распоряжении на тот момент не было: адмирал Алексеев был снят со всех должностей, Безобразов – исчез с политического горизонта. Витте был самым последовательным противником «безобразовщины» в правительственных сферах – и оказался прав.
Глава российской делегации не был профессиональным дипломатом, но обладал широким политическим кругозором и глубоким пониманием российских интересов на Дальнем Востоке. Получив инструкции от правительства, он с самого начала был настроен действовать самостоятельно и в ряде случаев сознательно шел на нарушение их буквы. С. Ю. Витте также хорошо понимал, какое влияние могут оказать на позицию Японии США, и удачно построил линию поведения, постаравшись привлечь на свою сторону американскую печать и общественное мнение.
Переговоры в Портсмуте проходили трудно и не раз оказывались под угрозой срыва. Однако расчет Витте на то, что японцам мир нужен не меньше, чем России, в конечном счете себя оправдал – 23 августа 1905 г. Портсмутский трактат был заключен.
Император воспринял известие о заключении мира с фаталистическим спокойствием: «17 августа [1905 г.]. Среда. Ночью пришла телеграмма от Витте с извещением, что переговоры о мире приведены к окончанию. Весь день ходил как в дурмане после этого!.. 18 августа. Четверг. Сегодня только начал осваиваться с мыслью, что мир будет заключен и что это, вероятно, хорошо, потому что так должно было быть!»
Наиболее серьезной уступкой России, которая в основном и решила судьбу договора, было согласие на передачу Японии южной части Сахалина. Россия также была вынуждена признать преобладающие интересы Японии в Корее, уступить ей аренду Ляодунского полуострова с Порт-Артуром и Дальним, уплатить за содержание в Японии русских военнопленных. Неблагоприятным для экономических интересов России было признание права японцев на рыболовство в ее тихоокеанских водах. Но в целом уступки, на которые вынужденно пошла Россия, оказались меньшими, чем они могли бы быть, учитывая масштабы военных неудач русской армии и флота.
22 декабря 1905 г. был заключен японско-китайский договор, являющийся завершением русско-японского. В силу этого договора Япония обязалась возвратить Китаю Маньчжурию, а Китай признал переход Ляодуна в руки Японии и передал японскому правительству ту самую концессию на эксплуатацию лесов на правом берегу Ялу, которая раньше принадлежала компании Безобразова. Государственный долг России возрос в результате войны на 2 млрд. рублей – это и есть приблизительная её стоимость для России.
Мнение историка-современника
«Так закончилась самая несчастная и самая изнурительная война, какую вела Россия. Чтобы собрать мильон войска и увезти его за семь тысяч верст, понадобилось сломать сотни тысяч крестьянских хозяйств, оторвать от дела сотни тысяч рабочих рук, погубленных затем в Маньчжурии или ввергнутых в острую безработицу, наступившую после войны. Вместе с тем на платежные силы живущего и следующего поколений легла огромная тяжесть мильярдных затрат, сделанных русским правительством на Дальнем Востоке и ради Дальнего Востока в слепой и безответственной трате народных сил». – В. О. Ключевский. Краткое пособие по русской истории. М., 1906. – С. 188.
Портсмутский мир лишь отчасти смягчил нанесенный войной тяжелый удар по престижу самодержавной власти в стране и за рубежом и не мог искупить тех огромных людских и материальных потерь, которые пришлось заплатить русскому народу за «безобразовскую авантюру». Не принес он лавров и С. Ю. Витте, который получил от Императора графский титул, а в народе – прозвище «графа Полусахалинского». Тем не менее, Витте выполнил неблагодарную, но полезную и необходимую России дипломатическую миссию. Война с Японией оказала отрезвляющее воздействие на российские правящие круги. Поражение умерило внешнеполитические амбиции Императора, заставив его внимательнее прислушиваться к мнению компетентных советников и более трезво оценивать возможности страны. Прекращение войны позволило России сосредоточиться на решении назревших внутренних проблем, создать предпосылки для улучшения отношений с Японией, а также вернуться к активной европейской и ближневосточной политике.
1.2.3. «Кровавое воскресенье» и его последствия.Создание Советов
В конце 1904 г., несмотря на большие неудачи на театре Дальневосточной войны, крестьяне, рабочие и солдаты еще оставались спокойными. Земские съезды (см. 1.1.15) казались им «барскими затеями», тем более неуместными в условиях тяжелой войны. Крестьяне порой выдавали агитаторов-социалистов полиции, рабочие охотно вступали в разрешенные рабочие организации и устраивали лояльные монархические манифестации, если работодатели шли им на уступки по экономическим вопросам. «Революционного народа в России еще нет», – утверждал П. Б. Струве на страницах «Освобождения» в первом номере за 1905 г.
Справедливость и спасительность для Империи предложений большого земского съезда ноября 1904 г. прекрасно понимали многие государственные люди. Получив от Д. Н. Шипова отчет о решениях съезда, министр внутренних дел князь Святополк-Мирский предложил ректору Московского университета князю С. Н. Трубецкому, знатоку российского законодательства статс-секретарю С. Е. Крыжановскому и начальнику полицейского управления генералу А. А. Лопухину подготовить для Государя проект конституционной реформы. К началу декабря 1904 г. проект был готов, но Николай II по совету Великого князя Сергея Александровича и С. Ю. Витте, который, скорее всего, был недоволен тем, что проект разрабатывался без его участия, убрал в нём всё, имеющее отношение к парламентаризму. «Отчего могли думать, что я буду либералом? – Я терпеть не могу этого слова», – сказал Николай II князю Святополк-Мирскому во время обсуждения проекта указа.
Свидетельство очевидца
«Положение вещей так обострилось, что можно считать правительство во вражде с Россией. Необходимо примириться, а то скоро будет такое положение, что Россия разделится на поднадзорных и надзирающих. И что тогда?» – предупреждал министр внутренних дел князь Святополк-Мирский Государя 24 августа 1904 г.
«Строй России должен быть пока построен на принципе либерального управления сверху, а не народоправства. Наше правительство пока выше нашего общества и просвещенный абсолютизм – лучший порядок для нас», – говорил в те дни С. Ю. Витте своему другу кадету В. А. Маклакову. «На Закате». С. 249.
11 декабря 1904 г. Император повторил то, что сказал десятью годами ранее, в 1895 г., земцам: «Я никогда, ни в каком случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо я его считаю вредным для вверенного мне Богом народа». Опубликованный на следующий день указ «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка» не содержал ни единого упоминания о политических реформах.
В декабре 1904 г. петербургский градоначальник генерал Фуллон вызвал к себе священника Георгия Гапона, руководителя легальной организации – Собрания русских фабрично-заводских рабочих, объединяющей в своих рядах около 9 тыс. чел. Генерал упрекал Гапона в том, что он радеет не о нравственности своих подопечных, а занимается революционной агитацией. Популярный в рабочей среде священник доказывал, что действует в рамках утвержденного устава. «Поклянитесь мне на священном Евангелии, тогда поверю!» – настаивал Фуллон. Гапон перекрестился и был отпущен.
Историческая справка
Георгий Аполлонович Гапон (1870–1906) родился в благочестивой православной крестьянской семье в селе Беляки Полтавской губернии. Родители хотели, чтобы он стал священником, но сам Георгий долго колебался. Призвания к священническому служению он не чувствовал. Он заканчивает Полтавскую семинарию и становится земским статистиком. Георгий был поражен нищетой и бесправием крестьян, среди которых ему пришлось работать. С присущей ему пылкостью он дает слово посвятить всю свою жизнь служению простому народу. Для этого он решает не вступать в брак и принять священнический сан. Через несколько лет молодой священник поступает в Санкт-Петербургскую духовную академию. Учебу он совмещает со священнодействием в церкви в Гавани – на рабочей окраине столицы и духовничеством в детском приюте. Почти каждый день он посещает своих прихожан, беседует об их нуждах. Часто возвращается без копейки денег и даже без сапог и пальто, раздавая всё нуждающимся. Он мечтает создать «целый ряд рабочих домов в городах, и рабочих колоний в деревнях», чтобы помочь бездомным, бродягам и другим отверженным получить работу и крышу над головой. Вокруг Гапона сложился круг образованных квалифицированных рабочих, прихожан его храма, с которыми он создает религиозно-просветительскую рабочую организацию и кассу взаимопомощи. В отличие от Сергея Зубатова Гапон думает об организации независимой, не под полицейским управлением, но действующей в тесном сотрудничестве с властями. К концу 1903 г. он подготовил устав «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга». Устав был утвержден властями города, и организация вскоре стала массовой и популярной среди фабричных рабочих. Кроме русских православных рабочих в нее стали принимать и лютеран и иудаистов. Гапон не скрывал своих связей с полицией, и эти связи одобрялись рабочими, прекрасно понимавшими, что без сотрудничества с властью в России мало чего добьешься. Постепенно у Гапона возник замысел обратиться к царю с петицией о нуждах рабочих.
При расстреле мирного шествия 9 января Георгий Гапон остался жив и вскоре переправился за границу, где думал объединить революционную эмиграцию, даже созвал съезд в Женеве, но не преуспел в политической сфере. По свидетельству начальника Петербургского охранного отделения жандармского генерала Александра Герасимова (1861–1944), Гапон за границей вел жизнь «на широкую ногу», устраивал кутежи в дорогих ресторанах с женщинами и полностью утерял авторитет в революционной среде. В конце года он смог вернуться в Петербург, пытался с помощью властей воссоздать свою рабочую организацию, на которую ему было выделено 30 000 рублей. Судьба этих денег оказалась печальной: 7000 рублей были растрачены Гапоном, а с 23 000 скрылся кассир только что созданной организации. Гапон заявил в полиции, что готов за 50 000 рублей завербовать своего друга эсера Петра Рутенберга, сделав его осведомителем охранного отделения. 25 000 рублей из означенной суммы Гапон потребовал себе. В апреле 1906 г. Георгий Гапон был найден мертвым на даче под Петербургом. Его убил «за предательство революции» Рутенберг по приказу своей боевой организации. Так, по крайней мере, писал сам убийца. Но у полиции с самого начала были сомнения в правдивости его показаний. На похороны Георгия Гапона в Петербурге пришло много рабочих, не поверивших в предательство их пастыря.
А. В. Герасимов. На лезвии с террористами // Охранка. Воспоминания руководителей политического сыска. Т. 2. М.: Новое литературное обозрение, 2004. – С. 141–344.
И. Н. Ксенофонтов. Георгий Гапон: вымысел и правда. М., 1996.
1 января 1905 г. началась забастовка на Путиловском заводе, вызванная увольнением четырех рабочих. Вскоре она охватила почти весь город. Уже 4 января петербургский митрополит Антоний обратился в Синод с предложением лишить сана «священника-социалиста», не удержавшего членов своей организации от незаконных действий (забастовки в России были запрещены с 1886 г.), а рабочие тем временем почти единогласно поддержали идею Гапона идти за помощью к Царю. Однако мало кто из них знал полный перечень требований, включенных в петицию. Она была составлена к 6 января, при участии эсеров и социал-демократов (хотя известны многочисленные факты, что рабочая масса долгое время отторгала от себя революционеров-провокаторов), и распадалась на две части. «Государь! – начиналось обращение. – Мы, рабочие и жители С.-Петербурга разных сословий, наши жены, и дети, и беспомощные старцы родители, пришли к Тебе… искать правды и защиты… Нет больше сил… Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук».
Совсем иной, конкретной и деловой, была вторая часть, открывающаяся словами: «Немедленно повели…» Чего же хотели составители документа? Пусть и в своеобразной форме, рабочие формулировали те же самые конституционные лозунги, с которыми ранее выступала либеральная оппозиция. Главной просьбой в петиции Царю был созыв Учредительного собрания: «Взгляни без гнева внимательно на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для Тебя, Государь… Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо народное представительство, чтобы сам народ помогал и управлял собой… Пусть каждый будет равен и свободен в праве избрания, и для этого повели, чтобы выборы в Учредительное собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов. Это самая главная наша просьба, в ней и на ней зиждется всё…» Петиция просила также политической и религиозной амнистии, свободы слова, печати, собраний, скорой передачи земли всему народу, прекращения войны, отделения Церкви от государства и т. п. «А не повелишь, не отзовешься на нашу просьбу – мы умрем здесь на этой площади перед твоим дворцом», – гласило обращение.
Правительство узнало о политических требованиях рабочих 6 января и, на всякий случай, стягивало в столицу войска, однако окончательное решение не пускать рабочих в центр города было принято лишь накануне – восьмого. Император 6 вечером срочно выехал из Петербурга в Царское Село. Многие высокопоставленные чиновники, например министр финансов В. Н. Коковцов, узнали о готовящихся событиях только вечером 8 января. Градоначальник до последнего момента надеялся, что отец Георгий сам «уладит все дело». Но он, напротив, обратился 8 января к Императору с письмом:
«Государь, я боюсь, что министры не сказали Вам всей правды относительно положения дел в столице. Сообщаю Вам, что народ и рабочие в Петербурге, веря Вам, бесповоротно решили прийти завтра к 2-м часам к Зимнему дворцу, чтобы подать Вам петицию о своих и народных нуждах. Если Вы колеблетесь и не захотите показываться народу и будет пролита невинная кровь, то узы, связывающие Вас с Вашим народом, порвутся, и доверие, которое имеет к Вам народ, исчезнет навсегда. Покажитесь же завтра безбоязненно Вашему народу и великодушно примите нашу скромную петицию». Получив сообщение о письме, Император в город не вернулся.
Руководители шествия были осведомлены, что Николая II нет в городе. Тем не менее, 9 января, после воскресной литургии, празднично одетые, многие – причастившись Святых Тайн, тысячи рабочих с семьями двинулись к Зимнему дворцу. Опасаясь расстрела толпы, Гапон посоветовал взять из храмов выносные иконы, хоругви и портреты Государя. «В людей еще могут решиться стрелять, но в портреты Государя, в святые иконы – никогда», – говорил он. Но стрелять решились и в иконы. На приказы войсковых начальников и полиции разойтись рабочие не обращали внимания, и солдаты, по уставу обязанные не подпускать к себе толпу ближе, чем на 50 шагов, после холостого залпа открыли огонь на поражение. «Нет у нас больше Бога! Нет у нас Царя!» – прокричал между залпами толпе рабочих Гапон. И это были пророческие слова. Царя, Царя-отца не стало для очень многих людей из русского простонародья в этот воскресный день. Навсегда.
Дискуссия о числе жертв «Кровавого воскресенья» продолжается и по сей день. По официальным данным, на 10 января число погибших достигало 200 человек, а раненых – 800. Комиссия присяжных поверенных, обследовав больницы Петербурга во второй половине января, сообщила о 1216 убитых и более 5 тысячах раненых. Ни один солдат или офицер в Петербурге в этот день не погиб.
Способ, каким власть пыталась «навести порядок», несогласованность ее действий возмутили всех. Поразительно, но впереди рабочих колонн шли полицейские, управлявшие движением, и когда началась стрельба, они первыми упали от пуль. «Была ли необходимость открыть огонь? – спросил я (двух боевых генералов, очевидцев события). – Безусловно, – сказал один, – а то толпа смела бы войско. – Ни малейшей, – сказал другой… Одно мне кажется несомненным: выйди Государь на балкон, выслушай он так или иначе народ, ничего бы не было, разве то, что Царь стал бы более популярен, чем был… Расстрел на Дворцовой площади еще более отдалил народ от Царя… теперь его уже начали не уважать: „не только править не умеет, но и своего народа боится“, – говорили во всеуслышанье», – писал барон Николай Врангель, отец Белого генерала.
«Тяжелый день! – записал в дневнике Император. – В Петербурге произошли серьезные беспорядки, вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!» Историк Василий Осипович Ключевский назвал «Кровавое воскресенье» «нашим вторым Порт-Артуром». Спустя несколько дней в Московском университете он публично заявил, что власть, стреляющая в собственный народ, обречена: «Николай II – последний самодержец; Алексей царствовать не будет».
После событий 9 января ушли в отставку несколько высокопоставленных чиновников (в том числе и министр внутренних дел князь Святополк-Мирский). Император распорядился отпустить 50 000 руб. на помощь пострадавшим семьям, но манифест по поводу событий так и не решился обнародовать, а слова о недопустимости «пролития священной русской крови» вычеркнул даже из проекта.
«Кровавое воскресенье» вызвало по всей России стачки, демонстрации, забастовки на заводах и в учебных заведениях. 13 января во время столкновения с войсками в Риге погибло 70 человек, на следующий день в Варшаве – 93 человека. В январе бастовало более 400 тыс. рабочих. Начались беспорядки в деревне – в феврале – марте они охватили более 1/6 части уездов страны. Были разгромлены и сожжены – «иллюминированы», как говорили тогда, тысячи дворянских имений, уничтожено множество ценного инвентаря, тысячи голов скота. Начались осквернения церквей, кощунства в отношении духовенства. Разуверившись в Царе, простой народ охладел и к Богу, милостью Которого правил Император Всероссийский. О том, что монархические убеждения в народе слабы, Царя предупреждали и до 1905 г., но он отказывался верить таким предупреждениям.
Свидетельство очевидца
«Если бы Вы могли также походить во время царского проезда по линии крестьян, расставленных позади войск вдоль всей железной дороги, и послушать, что говорят эти крестьяне: старосты, сотские, десятские, сгоняемые с соседних деревень, и на холоду и в слякоти, без вознаграждения, со своим хлебом по нескольку дней дожидающихся проезда, Вы бы услыхали от самих крестьян, сплошь, по всей линии, речи, совершенно несогласные с любовью к самодержавию и его представителю». – Письмо графа Л. Н. Толстого Императору Николаю II. Январь 1902 г.
Новый подъем революционных выступлений был связан с празднованием 1 мая, во время демонстраций в ряде городов произошли столкновения с войсками. Вновь были убитые и раненые. 12 мая началась всеобщая стачка рабочих в Иваново-Вознесенске, продолжавшаяся 72 дня. Фактическим органом власти в городе стал Совет рабочих уполномоченных. Позже подобного рода Советы возникли и в других городах. Особым влиянием пользовался Петербургский совет рабочих депутатов, возглавляемый Георгием Носарём (1879–1918, настоящее имя – Петр Алексеевич Хрусталев), помощником присяжного поверенного, членом «Союза освобождения». Хотя формально Советы и были беспартийными, на деле ими руководили эсеры и социал-демократы.
Революционные волнения затронули армию и флот. 14 июня 1905 г. вспыхнул бунт на броненосце «Князь Потемкин-Таврический». Матросы захватили корабль, перебили большинство офицеров во главе с командиром, обстреляли Одессу из орудий главного калибра и ждали присоединения к восстанию других кораблей Черноморской эскадры (примкнул только один).
После первых же известий о событиях 9 января пришли в движение национальные окраины. В Балтийском крае началась жестокая межнациональная война между крестьянами – латышами и эстонцами и немецкими землевладельцами «баронами», которых защищали полиция и войска. Замки баронов горели, их семьи истреблялись, солдат, когда это удавалось, восставшие уничтожали безжалостно, порой сжигали заживо (расправа над отрядом драгун в Газенпоте), но и восставших расстреливали и вешали бессчетно. В результате волнений 1905 г. в Балтийском крае было сожжено 184 дворянских замка, убито 82 немецких дворянина, а при подавлении беспорядков казнено 908 человек, сотни брошены в тюрьмы, тысячи сосланы в Сибирь и сожжены сотни крестьянских усадеб. Значительные выступления имели место в Польше и Финляндии.
На Кавказе вспыхнула брань между армянами и азербайджанцами, дошедшая в Баку и Шуше в августе до кровавой резни, стоившей жизни сотням людей обеих национальностей. В Грузии, под видом социалистических экспроприаций, грузины сводили счеты с армянской «буржуазией». На Северном Кавказе шли бои регулярных частей Императорской армии с горцами. Так, Апшеронский пехотный полк, дислоцированный во Владикавказе, буквально смел с лица земли артиллерийским и пулеметным огнем несколько ингушских аулов, а терские казаки, мстя за прежние обиды, беспощадно вырубали чеченцев, сжигая дотла их аулы и не давая пощады никому, даже старикам и грудным младенцам. В октябре 1905 г. казаками и мастеровыми был устроен чеченский погром в Грозном.
«Вся Россия была в огне, – вспоминал шурин Царя Великий князь Александр Михайлович. – В течение всего лета громадные тучи дыма стояли над страной, как бы давая знать о том, что тёмный гений разрушения всецело овладел умами крестьянства, и они решили стереть всех помещиков с лица земли. Рабочие бастовали. В Черноморском флоте произошел мятеж, чуть не принявший широкие размеры… Латыши и эстонцы методически истребляли своих исконных угнетателей – балтийских баронов… Полиция на местах была в панике… Было убито так много губернаторов, что назначение на этот пост было равносильно смертному приговору». «Новая Пугачевщина» – эти слова теперь были у всех на устах.
Здравомыслящие государственные и общественные деятели продолжали убеждать Государя, что только созыв народного представительства, открыв диалог различных частей общества друг с другом, снимет фронтальное и гибельное противостояние практически всего общества с Императорской властью. В конце января записку о необходимости созыва Земского Собора представил Государю министр земледелия и государственных имуществ Алексей Ермолов – опытный и мудрый сановник. Его записка, по всей видимости, легла в основу рескрипта от 18 февраля министру внутренних дел Александру Григорьевичу Булыгину (1851–1919) о необходимости «привлекать достойнейших, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предложений». Впервые за весь период русского абсолютизма конституционные «бессмысленные мечтания» обрели форму государственного акта. И хотя речь шла пока о законосовещательном собрании, самим фактом избрания «от населения» депутаты обретали силу и авторитет, которые открывали им возможность независимого от государственной власти действия – источник их легитимации был не от Царя, но от народа. «Подписал рескрипт на имя Булыгина… Дай Бог, чтобы эта важная мера принесла России пользу и преуспеяние», – записал тем же вечером в дневник Государь.
Другим документом, подписанным Императором в тот же день, являлось приглашение ко всем подданным подавать «предположения» «по вопросам, касающимся усовершенствования государственного благоустроения». В ответ на это приглашение в стране начали массово создаваться всероссийские профессиональные союзы адвокатов, медиков, учителей, инженеров, статистиков и т. п. В мае на съезде этих организаций был образован «Союз союзов». По существу, это были не профессиональные, а политические организации, требующие введения демократических свобод и конституции. Весной-летом 1905 г. один за другим шли съезды либеральных деятелей, приковывая к себе общественное внимание: коалиционный съезд земских деятелей; первый общероссийский съезд городских деятелей; первый общероссийский съезд земско-городских деятелей.
В Петербург хлынул поток петиций от земств, городов, профессиональных союзов, крестьянских сходов. До 6 августа, когда в связи с провозглашением правил выборов в законосовещательную Думу (так наз. Булыгинскую) прием петиций был прекращен, их было прислано более шестидесяти тысяч. Во многих из них выдвигалось требование законодательного парламента, в других даже Учредительного собрания, в крестьянских прошениях повсеместны были желания прекратить выкупные платежи и получить помещичью и казенную землю. На фоне горящих помещичьих усадеб, солдатских и матросских мятежей, забастовок и рабочих, и студентов, и земских служащих, включая врачей и учителей, решительные требования петиций звучали особенно зловеще. За дворцовыми канцеляризмами принятой в обращении к монарху речи петиции являли иное – кровь 9 января, широко разлившись по России, разделила Царя и общество.
6 июня Государь принял в Царском Селе депутацию, избранную союзом земств, городов и дворянских собраний. Говоривший от имени депутации князь Сергей Николаевич Трубецкой отметил, что «в смуте, охватившей все государство, мы разумеем не крамолу, которая сама по себе, при нормальных условиях, не была бы опасной, а общий разлад и полную дезорганизацию, при которой власть отчуждена на бессилие». В очень корректной, но твердой форме князь высказал тезис о необходимости созыва народного представительства с законодательными функциями, с тем, чтобы оно послужило делу «преобразования государственного»: «Оно не может быть заплатой на старой системе бюрократических учреждений». Ответ Царя был твёрд и решителен: «Отбросьте ваши сомнения. Моя воля, – воля царская – созывать выборных от народа – непреклонна. Привлечение их к работе государственной будет выполнено правильно. Я каждый день слежу и стою за этим делом… Я твёрдо верю, что Россия выйдет обновленной из постигшего ее испытания. Пусть установится, как было встарь, единение между Царем и всей Русью, между мною и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам. Я надеюсь, что вы будете содействовать мне в этой работе». Столь же твердо и решительно за полгода до этой встречи Царь объявлял, что представительный образ правления вреден для вверенного ему Богом народа, а в начале своего царствования называл любые планы созыва нового Земского Собора «бессмысленными мечтаниями». Все это помнили, все это знали и не верили Царю.
Политический кризис между тем нарастал. Портсмутский мир с Японией еще более подорвал престиж государственной власти. Всем стало ясно, что Царь проиграл войну тем, кого он сам, не стесняясь, называл «макаками». Японцам отдали и залитый кровью Порт-Артур, и половину Сахалина. Расстреливает мирные манифестации своих подданных, а врага, которого обещали шапками закидать, победить не может и расплачивается с ним русской землей. Против абсолютизма теперь были практически все – от митрополитов и министров до саратовских мужиков и лодзинских рабочих. Но Николай II своей властью делиться не желал, как и прежде. Если уж хочет народ Думу созвать, то пусть эта Дума будет строго совещательной «для участия в рассмотрении законопроектов, вносимых в Государственный Совет».
Статс-секретарем Сергеем Ефимовичем Крыжановским были разработаны «Соображения» о совещательной Думе (название было заимствовано из конституционных проектов реформатора начала XIX в. – Михаила Сперанского). Принципы созыва и деятельности законосовещательной Думы обсуждались на совещании высших сановников Империи и Великих князей, заседавшем под председательством самого Николая II в Петергофе в июле 1905 г.
6 августа 1905 г. был издан Манифест об учреждении состоящей из выборных от народа – Государственной Думы. Она должна была созываться Царем «по мере необходимости» для помощи в решении важных вопросов, а после этого распускаться. Процедура избрания в Думу была сложной и многоступенчатой. В выборах не могли участвовать рабочие, учащиеся, военнослужащие, батраки и некоторые другие категории населения. Не имели права голоса женщины и лица моложе 25 лет. В компетенцию будущего народного представительства входило предварительное (до представления монарху) рассмотрение законопроектов. Созыв депутатов назначался на январь 1906 г.
Литература:
Г. А. Гапон. История моей жизни. М., 1990.
И. Н. Ксенофонтов. Георгий Гапон: вымысел и правда. М., 1996.
1.2.4. Либеральное движение в 1905 г.
Вечером 8 января 1905 г. группа литераторов и профессоров, по большей части принадлежавших к «Союзу освобождения», в предчувствии надвигающегося кровопролития собралась в редакции газеты «Сын Отечества». Уже было известно, что стянутым в центр Петербурга войскам розданы боевые патроны. Собравшиеся имели и текст петиции, с которой десятки тысяч рабочих предполагали наутро идти к царю. Для интеллектуалов, собравшихся в редакции, было очевидным то, что пока не было ясно надеющимся на Царя рабочим: власть изготовилась к жесткому отпору. Поскольку шансов уговорить рабочих отказаться от демонстрации не было, то, во избежание кровопролития, депутация общественных деятелей отправилась к министру внутренних дел князю Святополк-Мирскому, но он отказался ее принять.
Через два дня после «Кровавого воскресенья» члены депутации А. В. Пешехонов, Н. Ф. Анненский, И. В. Гессен, В. А. Мякотин, В. И. Семевский, Е. Т. Кедрин, Н. И. Кареев, Максим Горький были арестованы и посажены в Петропавловскую крепость. Поначалу власти воздержались от ареста старейшего из группы Константина Константиновича Арсеньева (1837–1919), но позже арестовали и его. Через недолгое время некоторые участники «депутации литераторов» пройдут по спискам кадетской партии в I Думу (Н. И. Кареев, Е. Т. Кедрин), а потом II Думу (И. В. Гессен), поддержанные, в том числе, и петербургскими рабочими.
Умеренных конституционалистов январская трагедия лишила общественной инициативы. Их лидер граф Гейден доказывал впоследствии министру двора графу Фредериксу, что если бы не «Кровавое воскресенье» и Царь бы мирно даровал Думу, а не позволил бы ее «вырвать» у себя 17 октября 1905 г. революцией, то все развитие России пошло бы иначе.
Зимой-весной 1905 г. либералы от «интеллигентских» попыток убедить Царя провести реформы «сверху» перешли к давлению на власть в союзе с радикалами. «Слева противников у нас нет», – говорил вернувшийся из-за границы П. Н. Милюков, сформулировавший новый принцип: «сочетание либеральной тактики с революционной угрозой». В Москве на смену фрондерским «банкетам» пришли значительно более политизированные «публичные доклады». Для них выбирались самые крупные и престижные залы, способные вместить до 500 человек, – дворец братьев Долгоруковых в Малом Знаменском переулке; дворец Новосильцевых-Щербатовых на Большой Никитской; дворцы Варвары Морозовой на Воздвиженке и Маргариты Морозовой на Смоленском бульваре. В марте – апреле такие собрания проходили по нескольку раз в неделю, а докладчиками на них выступали самые популярные в либеральных кругах фигуры – П. Н. Милюков, А. А. Кизеветтер, А. А. Мануйлов, М. Я. Герценштейн и др. Темы выбирались актуальные и острые: от истории освободительного движения в России до проектов будущих преобразований. Популярность дворца «рюриковичей» Долгоруковых в те месяцы была настолько велика (в этом здании в 1904–1905 гг. проводились и съезды: от земско-городских – до партийных), что в Москве шутили: «В Петербурге властвует дом Романовых, а в Москве – дом Долгоруковых».
В те месяцы именно П. Н. Милюков – историк, талантливый публицист, хороший оратор, имевший к тому же опыт тюрьмы и ссылки, выдвинулся на роль общенационального либерального лидера. Случалось, что он по нескольку раз в день выступал в разных аудиториях: от аристократических салонов до студенческих мансард. Как историк, он прекрасно знал, что в эпоху Луи-Филиппа во Франции безобидные «банкеты» и «доклады» стали эффективной формой быстрого перехода к открытой политической борьбе, приведшей, в конце концов, к падению «июльской монархии».
Историческая справка
Павел Николаевич Милюков родился 15 января 1859 г. в Москве в дворянской семье инспектора и преподавателя Московского училища живописи, ваяния и зодчества. После окончания с серебряной медалью 1-й Московской гимназии поступил в 1877 г. на историко-филологический факультет Московского университета, где учился у П. Г. Виноградова и В. О. Ключевского. Активный участник студенческого движения, популярный оратор на сходках и митингах. В 1881 г. как деятельный участник студенческого движения был арестован, затем исключен из университета (с правом восстановления через год). После окончания университета был оставлен на кафедре русской истории, которую возглавлял В. О. Ключевский, для «приготовления к профессорскому званию». Готовясь к магистерскому (кандидатскому) экзамену, читал спецкурсы по историографии, исторической географии, истории колонизации России. Курс по историографии позднее был оформлен в книгу «Главные течения русской исторической мысли» (1896 г.). В 1892 г. Милюков защитил магистерскую диссертацию по вышедшей в том же году книге «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого». Диссертация была высоко оценена научной общественностью: автор получил за нее премию имени С. М. Соловьева.
Милюков избран председателем Комиссии по организации домашнего чтения, сотрудничает в Московском комитете грамотности, неоднократно выезжает в провинцию с чтением лекций. В 1894 г. за цикл прочитанных в Нижнем Новгороде лекций, в которых содержались «намеки на общие чаяния свободы и осуждение самодержавия», Милюкова арестовали, исключили из Московского университета и выслали в Рязань.
В Рязани Милюков приступил к исследованию – «Очерки по истории русской культуры» (сначала печатались в журнале, в 1896–1903 гг. вышли отдельным изданием в трех выпусках). В ссылке Милюков получил приглашение из Софийского высшего училища в Болгарии возглавить кафедру всеобщей истории. Власти разрешили поездку. В Болгарии ученый пробыл два года, читал лекции, изучал болгарский и турецкий языки (всего Милюков знал 18 иностранных языков).
По возвращении в Петербург за участие в собрании, посвященном памяти П. Л. Лаврова, ученый был вновь арестован и полгода провел в тюрьме. Проживал в окрестностях Петербурга, так как ему было запрещено жить в столице. В этот период Милюков стал одним из основателей журнала «Освобождение» и политической организации российских либералов «Союз освобождения». В 1902–1904 гг. неоднократно выезжал в Англию, затем в США, где читал лекции в Чикагском и Гарвардском университетах, в Бостонском институте имени Лоуэлла. Прочитанный курс был оформлен в книгу «Россия и ее кризис» (1905 г.). Милюков – убежденный сторонник европейского пути для России, основанного на развитом парламентаризме.
Первую русскую революцию ученый встретил за границей. В апреле 1905 г. вернулся в Россию и в середине октября возглавил Конституционно-демократическую (кадетскую) партию. Хотя Милюков не был избран в состав Государственной Думы первых двух созывов, он являлся фактическим руководителем многочисленной фракции кадетов. После избрания в Думу третьего и четвертого созывов стал официальным лидером фракции.
«В нём было упорство, была собранность около одной цели, была деловитая политическая напряженность, опиравшаяся на широкую образованность. Он поставил себе задачей в корне изменить политический строй России, превратить ее из неограниченной самодержавной монархии в конституционную, в государство правовое. Он был глубоко убежден в исторической необходимости такой перемены… Его личное честолюбие было построено на принципах, на очень определенных политических убеждениях. Если бы ему предложили власть с тем, чтобы он от них отказался, он, конечно, отказался бы от власти… В наружности Милюкова не было ничего яркого. Так, мешковатый городской интеллигент. Широкое, скорее дряблое лицо с чертами неопределенными… Из-под золотых очков равнодушно смотрели небольшие серые глаза. В его взгляде не было того неуловимого веса, который чувствуется во взглядах властных сердцеведов… Его дело было ясно излагать сложные вопросы политики, в особенности иностранной. Память у него была чёткая, ясная… Начитанность у него была очень большая… Разносторонность его знаний и умение ими пользоваться были одной из причин его популярности… Обычно он давал синтез того, что накопила русская и чужеземная либеральная доктрина. В ней не было связи с глубинами своеобразной русской народной жизни. Может быть, потому, что Милюков был совершенно лишён религиозного чувства, как есть люди, лишенные чувства музыкального». – А. Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. – С. 373—74.
После Февральской революции Милюков вошел во Временный комитет членов Государственной Думы, а затем 2 марта 1917 г. в качестве министра иностранных дел – в состав Временного правительства во главе с князем Г. Е. Львовым. Внешнеполитический курс лидера кадетов был направлен на единение с союзниками по Антанте и войну с Германией, невзирая ни на какие жертвы (младший сын самого министра добровольцем ушел на фронт и погиб), до победного конца. За свое стремление добыть России Константинополь и Черноморские проливы получил в левой прессе прозвище «Дарданелльский». Нарастание антивоенных настроений в стране заставило Милюкова в дни апрельского кризиса подать в отставку. Свою политическую деятельность он продолжал в качестве председателя ЦК кадетской партии. Участвовал в Совещании пяти крупнейших партий (кадетов, радикально-демократической, трудовиков, социал-демократов, эсеров), Временного комитета членов Государственной Думы и исполкомов Совета рабочих и солдатских и Совета крестьянских депутатов, где заявил, что «Советы должны сойти с политической арены, если они не могут творить государственное дело». Поддержал, вместе с другими руководителями кадетской партии, выступление генерала Л. Г. Корнилова. Октябрьский переворот Милюков воспринял враждебно. Все его усилия были направлены на создание единого фронта в борьбе против большевиков. Милюков стал активным участником создания Добровольческой армии (программная декларация армии принадлежала его перу). Важной частью политической деятельности Милюкова стало написание «Истории второй русской революции» (1918–1921 гг.).
Осенью 1918 г. Милюков покинул Россию, выехав сначала в Румынию, затем во Францию и Англию. С 1921 г. проживал в Париже. Его главным делом стала разработка «новой тактики» борьбы с большевиками. Объединяя «левый» сектор эмиграции в противовес сторонникам вооруженной борьбы с советской властью, Милюков признал отдельные завоевания этой власти (республика, федерация отдельных частей государства, ликвидация помещичьего землевладения), рассчитывал на ее перерождение в рамках новой экономической политики и последующий крах. Во Франции Милюков стал редактором газеты «Последние новости». Был учредителем и председателем Общества русских писателей и журналистов, Клуба русских писателей и ученых, Комитета помощи голодающим в России (1921), одним из организаторов Русского народного университета. Читал лекции в Сорбонне, в Коллеже социальных наук, во Франко-Русском институте. Милюков выпустил двухтомный труд «Россия на переломе» (1927 г.) о событиях Гражданской войны, подготовил к публикации дополненное и переработанное издание «Очерков по истории русской культуры» (вышло в 1930–1937 гг.) и др. В последней своей статье «Правда о большевизме» (1942–1943 гг.), написанной, вероятно, после получения известия о разгроме немцев под Сталинградом, он открыто заявил о солидарности с русским народом, борющимся с захватчиками. Скончался 31 марта 1943 г. в Экс-ле-Бен (Франция). Позднее его прах был перезахоронен в семейном склепе на кладбище Батиньоль в Париже.
В конце апреля 1905 г., несмотря на чинимые властями препятствия, в Москве состоялся очередной общеземский съезд; сразу за ним – специальное земское совещание, посвященное аграрному вопросу. В либеральных кругах получили развитие проекты государственного преобразования России. Чтобы возглавить и удержать под контролем массовое крестьянское движение, радикальная часть земцев взяла на вооружение лозунг принудительного выкупа помещичьих земель. Инициатором создания новой Конституции, развивавшей идеи «освобожденческого» проекта 1904 г., стал С. А. Муромцев. По его приглашению группа авторитетных юристов (Ф. Ф. Кокошкин, Н. Н. Щепкин, Н. Н. Львов) собралась на муромцевской даче в подмосковном Царицыне и разработала конституционный проект, способный вписаться в действующий «Свод законов» и подробно расписывающий компетенцию будущего народного представительства. В начале июля «муромцевский проект» был опубликован в газете «Русские ведомости».
Свидетельство очевидца
В брошюре «Земская и городская Россия о народном представительстве», изданной летом 1905 г., ее автор Н. Н. Щепкин, полемизируя с противниками всеобщего и равного избирательного права, в частности, писал: «Возражения о неподготовленности делаются всегда и при всех преобразованиях. Делались они и при освобождении крестьян, и при введении земских учреждений, и при введении суда присяжных… Так как объективных признаков подготовленности или неподготовленности установить никогда нельзя, то, в действительности, в такую форму возражений обычно облекалось нежелание выпускать из своих рук привилегии и власть».
Либеральные инициативы городской и земской интеллигенции были активно поддержаны торгово-промышленными кругами. Еще в январе они направили телеграмму Николаю II с протестом против расстрела рабочих. Весной-летом 1905 г. на собраниях представителей делового мира активно обсуждались вопросы о введении в стране «конституционного строя». 26 июля, по инициативе миллионера Сергея Ивановича Четверикова (1850–1929), в «Русских ведомостях» было опубликовано коллективное письмо крупных московских предпринимателей с требованием созыва Государственной Думы с законодательными полномочиями.
Литература:
Либеральное движение в России 1902–1905 гг. / Ред. Д. Б. Павлов. М., 2001.
Российский либерализм: идеи и люди / Ред. А. А. Кара-Мурза. М., 2004.
1.2.5. Манифест 17 октября 1905 г.
Законом от 27 августа была дарована широкая автономия университетам. Внутренний распорядок и выборы ректоров отныне полностью зависели от коллегии профессоров. Однако очень быстро студенческие сходки, под влиянием революционной пропаганды, стали превращаться в политические митинги с самыми радикальными требованиями. В конце сентября 1905 г. вновь начался рост забастовочного движения на фоне все разрастающихся крестьянских волнений. Интеллигенция, организовавшаяся к этому времени в «Союз (профессиональных) союзов», была всецело на стороне взбунтовавшегося простонародья.
Во второй декаде октября вся Россия объявила забастовку. Остановились железные дороги, бездействовал телеграф, прекратилась торговля. Забастовкой в городах, восстаниями в армии и погромами усадеб руководили профессиональные революционеры, антироссийски, антигосударственно настроенные люди, но они бы не получили никакого авторитета в крестьянской и рабочей массе, если бы сохранялось среди народа доверие к Царю и страх Божий. Но оба эти величайших устоя общественной жизни были разрушены самой Императорской властью. И не за месяцы, а за 200 лет абсолютизма. Разрушение их только проявилось и завершилось после 9 января, Цусимы и Портсмутского мира.
В середине октября 1905 г. вся Россия выдвинула Царю политические требования – «свободы и конституции». Забастовка сделала жизнь страны совершенно невозможной. Министры не могли прибыть на доклад к Государю из Петербурга в Петергоф иначе как на боевом миноносце, а на Английской набережной, где ждал их «Дозорный» или «Разведчик», разъяренная толпа била окна дворцовых карет и грозила министрам судом Линча. «Сплошной мятеж в пяти уездах. Почти ни одной уцелевшей усадьбы. Поезда переполнены бегущими, почти раздетыми помещиками… Пугачевщина!.. До чего мы дошли. Убытки – десятки миллионов. Сгорела масса исторических усадеб. Шайки вполне организованы… Всё будет уничтожено. Вчера в селе Малиновке осквернен был храм, в котором зарезали корову и испражнялись на Николая Чудотворца», – пишет жене в конце октября саратовский губернатор, вскоре ставший премьер-министром России Петр Столыпин.
Живший в то время в Петербурге барон Врангель вспоминал: «Город точно на осадном положении. От заунывных революционных напевов толпы тоскливо на душе. В сумерках досками наглухо забивают окна магазинов. Удары молотков бьют по нервам… Обыватели избегают выходить из домов, освещать квартиры… ждут чего-то страшного, чего-то необычайного… Говорят, что завтра ни воды, ни припасов не будет – и все запасаются, но многого уже в лавках нет. И тревога растет и растет… Какой-то Совет рабочих депутатов где-то заседает и днём и ночью и власти перед ним пасуют. Говорят о каком-то всесильном Носаре и ещё, и ещё о нём. Полиция выбивается из сил».
В такой обстановке С. Ю. Витте 9 октября представил Государю два возможных выхода из революционного кризиса – или немедленное дарование конституции с гарантиями гражданских прав и свобод, с законодательным парламентом, сформированным на основе широкого избирательного права, или введение жестокой военной диктатуры и подавление революции силой оружия. Сам Витте был всецело за конституционный вариант, но не исключал, что он ошибается.
«Государство не может жить и развиваться только потому, что оно существует, – писал Витте, объясняя Царю свою мировоззренческую позицию. – Оно оправдывается и внутренне заложенной в его существо идеей… государство живёт во имя чего-нибудь. Эта идея или цель государства коренится в обеспечении благ жизни, моральных и реальных. Благо моральное состоит в поступательном развитии свободного по природе человеческого духа. Блага реальные слагаются из совокупности экономических условий существования… Так во имя свободы создается право, определяющее пределы этой свободы. Во имя права – государство, с его основными элементами: властью, населением и территорией… Человек всегда стремится к свободе. Человек культурный – к свободе и праву: к свободе, регулируемой правом и правом обеспечиваемой». В настоящий же момент все видят противодействие власти этому стремлению к свободе и потому «в обществе воспиталась и растет с каждым днём злоба против правительства. Его не уважают, ему не верят». «Правительство, которое не направляет события, а само событиями направляется, ведет государство к гибели… Лозунг „свобода“ должен стать лозунгом правительственной деятельности. Другого исхода для спасения государства нет». «Наступил момент кризиса. Долг верноподданного обязывает сказать это честно и открыто. Выбора нет: или стать во главе охватившего страну движения или отдать её на растерзание стихийных сил. Казни и потоки крови только ускорят взрыв. За ним наступит дикий разгул низменных человеческих страстей» – так заканчивает Витте свою записку.
Николай II ответил не сразу. Он несколько дней совещался, выяснял, какие войска имеются в наличии, достаточно ли они надежны для подавления беспорядков. В письме к матери, вдовствующей Императрице Марии Федоровне, он так описывал ситуацию: «Войска ожидали сигнала, но другая сторона не начинала. У каждого было чувство, как перед надвигающейся летней грозой… В течение всех тех ужасных дней я постоянно встречался с Витте. Часто мы встречались рано утром и расставались только с наступлением ночи. Имелось только два возможных пути: найти энергичного полководца, чтобы подавить мятеж силой. Тогда появилось бы время перевести дух, но совершенно ясно, что пришлось бы применить силу еще и еще в течение нескольких месяцев, что означало потоки крови и, в конце концов, мы оказались бы в точно таком же положении… Другим путем было: дать народу гражданские права, свободу слова, печати, а также все законы, утверждающие статус Думы, что, конечно, привело бы к Конституции. Витте энергично защищал этот путь. Он сказал, что хотя и этот путь не без риска, но он единственно возможен в настоящий момент». Императрица-мать соглашалась с сыном: «Я уверена, что единственный человек, который может помочь тебе сейчас – это Витте… Он, несомненно, гениальный человек».
13 октября в Петергоф был вызван Великий князь Николай Николаевич. Его приезда ждали, чтобы назначить диктатором. Узнав об этих планах, Великий князь, выхватив револьвер, закричал: «Если Государь не примет программы Витте и захочет назначить меня диктатором, я застрелюсь у него на глазах из этого самого револьвера». Второго 9 января в безмерно больших размерах, да еще по его приказу, Великий князь категорически не желал.
Тогда Император окончательно согласился встать на путь проведения реформ. С. Ю. Витте представил Императору доклад, в котором перечислил ряд неотложных мер: провозглашение равноправия в сословном и национально-религиозном вопросах, расширение избирательного права и установление контроля народного представительства за действиями исполнительной власти. Предлагалось придать Думе законодательные полномочия, преобразовать Государственный Совет «на началах видного участия в нем выборных элементов», реорганизовать Кабинет министров. Государь повелел изложить основные положения доклада Витте в виде императорского манифеста, чтобы даровать реформы от собственного имени. Несмотря на сопротивление ряда высших сановников (И. Л. Горемыкина, графа А. П. Игнатьева и др.), Манифест, поддержанный Великим князем Николаем Николаевичем, был подписан вечером 17 октября в Петергофе.
Манифест 17 октября 1905 г. начинался с констатации того, что «смуты и волнения в столицах и во многих местностях» могут породить «глубокое нестроение народное» и «угрозу целости и единству державы». Манифест объявлял царское повеление властям «принять меры к устранению прямых проявлений беспорядка, бесчинств и насилий», возлагал на правительство исполнение «непреклонной воли» Императора: «Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Было обещано «привлечь теперь же» к участию в выборах в Государственную Думу «те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав». Манифест провозглашал, что ни один закон не может «воспринять силу без одобрения Государственной Думы», на которую возлагался также «надзор за закономерностью действий» администрации. Документ завершался призывом «ко всем верным сынам России вспомнить долг свой перед родиною, помочь прекращению сей неслыханной смуты» и «напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле». Абсолютистское государство, просуществовав в России два века, закончилось 17 октября 1905 г.
Сам Император описал этот день в характерном для него стиле: «17 октября. Понедельник. Годовщина крушения (царского поезда в Борках. – Отв. ред.). В 10 часов поехали в казармы Сводно-Гвардейского батальона. По случаю его праздника о. Иоанн отслужил молебен в столовой. Завтракали Николаша и Стана. Сидели и разговаривали, ожидая приезда Витте. Подписал манифест в 5 час. После такого дня голова стала тяжелой, и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, усмири Россию».
Документ
1905 г. ОКТЯБРЯ 17
МАНИФЕСТ ОБ УСОВЕРШЕНСТВОВАНИИ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПОРЯДКА
Божиею милостью МЫ, НИКОЛАЙ ВТОРОЙ, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский, и прочие, и прочие, и прочие.
Объявляем всем верным нашим подданным:
Смуты и волнения в столицах и во многих местностях Империи нашей великой и тяжкой скорбью преисполняют сердце наше. Благо Российского Государя неразрывно с благом народным и печаль народная – его печаль. От волнений, ныне возникших, может явиться глубокое нестроение народное и угроза целости и единству державы нашей.
Великий обет царского служения повелевает нам всеми силами разума и власти нашей стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для государства смуты. Повелев подлежащим властям принять меры к устранению прямых проявлений беспорядка, бесчинств и насилий, в охрану людей мирных, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга, Мы, для успешного выполнения общих преднамечаемых Нами к умиротворению государственной жизни мер, признали необходимым объединить деятельность высшего правительства.
На обязанность правительства возлагаем Мы выполнение непреклонной Нашей воли:
1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив за сим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку, и
3. Установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей.
Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед родиною, помочь прекращению сей неслыханной смуты и вместе с нами напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле.
НИКОЛАЙ
Утром 18 октября 1905 г. Манифест был опубликован и вызвал огромный общественный подъем по всей стране. В течение нескольких дней грандиозные митинги и манифестации прошли в большинстве крупнейших городов Империи. Либералы восприняли Манифест как свою победу, важнейший рубеж, отделяющей самодержавную Россию от России конституционной. Консерваторы, напротив, сочли Манифест 17 октября покушением на основы государственного строя. Ответом на демократический подъем стали черносотенные погромы в Твери, Киеве, Одессе, Томске, Иваново-Вознесенске. Отношение к Манифесту разделило общество.
Свидетельство очевидца
«Вечером 17 октября по улицам (Петербурга. – Отв. ред.) мчался автомобиль. В нём стоял неизвестный, махал шляпой. „Конституция! Царь подписал конституцию!“ – задыхаясь от волнения, кричал он. Проходящий полицейский офицер остановился, снял шапку и перекрестился… Для меня лично, – продолжает барон Врангель, – 17 октября 1905 г. был самым светлым днём моей жизни. То, о чем я мечтал с ранней юности, свершилось… Появилась арена, на которой стала возможной легальная борьба. Казалось, что будущее людей впервые оказалось в их собственных руках». – Н. Е. Врангель. Воспоминания. От крепостного права до большевиков. М.: Новое литературное обозрение, 2003. – С. 322–323.
О сходных своих чувствах вспоминает и Николай Лосский, в то время – приват-доцент Санкт-Петербургского университета: «Вечером 17 октября я отправился в биологическую лабораторию П. Ф. Лесгафта на собрание, кажется, Академического съезда. Во время дебатов о положении высших учебных заведений, уже часу в десятом, кто-то привёз известие о правительственном манифесте, возвещающем учреждение Государственной Думы как законодательного учреждения. Трудно описать волнение и радость, охватившие нас. Многолетние усилия либеральных кругов русского общества, добивавшихся политической свободы как условия для мирного развития духовной и материальной культуры и форм общественности, были в основе удовлетворены. Являлась надежда, что и крайние революционеры вступят на путь легальной борьбы за осуществление своих идеалов. Отправляясь домой, я нанял извозчика вместе с Тарле (Евгений Тарле – историк, с 1908 г. приват-доцент Санкт-Петербургского университета. – Отв. ред.), так как мы жили недалеко друг от друга. Оживлённо обсуждали мы открывающиеся перед Россиею перспективы дальнейшего развития. Дома я нашел жену мою и Марию Николаевну (Стоюнину. – Отв. ред.) получивших уже известие о манифесте, охваченными тем же радостным волнением, какое переживал и я». – Н. О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М.: Викмо-М – Русский путь, 2008. – С. 130.
Но были и иные мнения:
Свидетельство очевидца
«Выбор лежал между удовлетворением всех требований революционеров или же объявлением им беспощадной войны, – размышлял другой современник 17 октября, шурин Государя Великий князь Александр Михайлович. – Было два исхода: или белый флаг капитуляции, или же победный взлёт императорского штандарта… Николай II отказался удовлетворить силы революции – крестьян и рабочих, но перестал быть самодержцем, который поклялся в свое время в Успенском соборе свято соблюдать права и обычаи предков. Интеллигенция получила, наконец, долгожданный парламент, а Русский Царь стал пародией на английского короля… Сын Императора Александра III соглашался разделить свою власть с бандой заговорщиков, политических убийц и тайных агентов департамента полиции. Это был конец! Конец династии, конец Империи! Прыжок через пропасть, сделанный тогда, освободил бы нас от агонии последующих двенадцати лет!» – Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. М.: Захаров, 1999. – С. 216–217.
Значение Манифеста было огромно: бесправные относительно государственной власти подданные Русского Царя превращались Манифестом в полноправных граждан, в согласии с которыми Император теперь только и может управлять Россией. Объективной же слабостью Манифеста была форма его принятия. Он не был дарован по доброй воле, по долгом и трезвом размышлении о нуждах страны и благе народа. Он тем более не сопровождался ни одним вздохом покаяния за все те тяготы и несчастия, которые и в последнее царствование и в предшествующие были совершены абсолютной монаршей властью, от ее имени. Напротив, до последней минуты Император Николай Александрович колебался – устроить ли небывалое кровопускание или «позволить» конституцию. И только мужество и порядочность Великого князя Николая Николаевича окончательно склонила весы монаршей воли к дарованию манифеста. Поэтому Манифест 17 октября был, как говорят юристы, ab initio vitiosum – «от начала порочен» – он был вырван силой, а проявивший безволие и бессилие монарх потерял последние остатки уважения в русском народе.
Государь же Николай Александрович не желал расставаться с абсолютной властью не из-за маниакальной любви к власти как таковой. Царским венцом он тяготился, но считал несение шапки Мономаха своим долгом перед Господом, отечеством и предками. А с момента рождения долгожданного сына Алексея (30 июля 1904 г.) не переставал мечтать видеть его своим преемником на престоле самодержцев Всероссийских. Абсолютная монархическая власть была для Николая II ценностью и святыней сама по себе.
Документ
«Ведь я придерживаюсь самодержавия не для своего удовольствия, я действую в этом духе только потому, что я убежден, что это нужно для России, а если бы для себя, я бы с удовольствием от всего этого отделался», – признался Николай II князю Петру Святополк-Мирскому 9 октября 1904 г.
Литература:
Российское законодательство X–XX веков. Т. 9. М., 1994.
О. Г. Малышева. Думская монархия. М., 2001.
1.2.6. Министерство графа С. Ю. Витте
После обнародования Манифеста 17 октября 1905 г. была начата реализация политической программы, содержащейся во Всеподданнейшем докладе Витте. Уже на следующий день Витте, получивший согласие Царя на формирование объединенного Совета министров под своим председательством, начал консультации с крупными общественными деятелями. К премьеру был приглашен Д. Н. Шипов, которому был предложен пост государственного контролера. Выразив принципиальное согласие, Шипов, относящий себя к «правым земцам», посоветовал премьеру пригласить в правительство несколько политиков кадетского толка (имевших теперь перевес в земских кругах) для «создания атмосферы доверия со стороны общества». Об этом же Шипов сказал и самому Николаю II. 21 октября, по инициативе С. Ю. Витте, была объявлена амнистия лицам, которые были осуждены за государственные преступления, совершенные до принятия Манифеста.
Воодушевленные уступками правительства, либералы, рассчитывая на массовые революционные выступления в стране, посчитали возможным говорить с новым премьером «с позиции силы». Их лидер П. Н. Милюков после обнародования Манифеста заявил: «Ничего не изменилось, борьба продолжается». На учредительном съезде Конституционно-демократической партии была сформирована делегация в составе Ф. Ф. Кокошкина, Ф. А. Головина и князя Г. Е. Львова для переговоров с Витте. Не отвергая просьбу премьера о поддержке, кадетская делегация поставила предварительным условием принятие правительством решения о созыве Учредительного собрания для выработки новой Конституции. Витте отклонил это требование. В результате ни один из крупных «общественников» не согласился войти в новый кабинет. Исключение составили князь Сергей Дмитриевич Урусов и Николай Николаевич Кутлер, получившие соответственно посты товарищей (заместителей) министра внутренних дел и земледелия. Сам Витте комментировал неудачу в переговорах с общественными деятелями так: «По-видимому, в то время перспектива получить бомбу или пулю никого не прельщала быть министром».
Не обращая внимания на отказ либеральной общественности от сотрудничества, Витте приступил к широким реформам: 22 октября восстановлена конституция Финляндии, 27 октября учреждено Министерство торговли и промышленности, 3 ноября отменены выкупные платежи за землю, которые крестьяне платили казне с Великой Реформы 1861 г., 24 ноября отменена предварительная цензура, 2 декабря разрешены забастовки «в предприятиях, имеющих общественное или государственное значение», 11 декабря утвержден новый избирательный закон, 4 марта 1906 г. – временные правила об обществах, союзах и публичных собраниях, разрешавшие общественно-политическую деятельность без предварительного одобрения властями.
С. Ю. Витте предложил Н. Н. Кутлеру разработать проект закона о принудительном выкупе части крупных землевладельческих имений с последующей раздачей земли крестьянам. Таким образом Витте думал осуществить вековую надежду крестьян, что Царь отдаст им помещичьи земли, и в результате заручиться поддержкой депутатов от крестьян в будущей Думе. Но сама возможность появления такого законопроекта вызвала ярость придворных вельмож, среди которых было немало крупных землевладельцев. Проект Кутлера даже не обсуждался официально, а в результате крестьянское большинство I Думы оказалось настроенным антиправительственно.
Кадеты не оставляли попыток повлиять на С. Ю. Витте: в ноябре очередной общероссийский съезд земских и городских деятелей сформировал для переговоров с премьером делегацию в составе С. А. Муромцева, И. И. Петрункевича и Ф. Ф. Кокошкина. Однако на этот раз Витте вообще отказался их принять.
Поскольку Манифест вырван был у Царя силой, а народ ещё не успокоился, революционеры продолжали давить на власть – вдруг еще что-нибудь да упадет в руки. После 17 октября волнения в стране не пошли на убыль, и ради воплощения принципов Манифеста и водворения гражданского спокойствия Витте пришлось расправиться с революционерами твердой рукой. 14 ноября вспыхнул матросский бунт в Севастополе, а затем восстали матросы 12 кораблей Черноморского флота во главе с «внепартийным социалистом» отставным капитаном второго ранга Петром Петровичем Шмидтом, объявившим себя командующим Черноморским флотом и поднявшим свой флаг на крейсере «Очаков». Через несколько часов восстание было подавлено верными правительству кораблями, зачинщики отправлены в штрафные роты, а четверо, в том числе и Шмидт, судимы и расстреляны 6 марта 1906 г. 26 ноября был арестован председатель Петербургского совета рабочих депутатов Носарь, а 3 декабря в здании Вольного экономического общества и весь Совет в составе 267 членов. Оставшиеся на свободе призвали рабочих к вооруженному восстанию и избрали новым председателем Льва Давыдовича Бронштейна (Троцкого). Он издал «финансовый манифест»: предлагал изымать деньги из банков и не платить налоги. Но на следующий день и новый состав Совета был арестован. Рабочие Петербурга на призыв к забастовкам ответили вяло, вклады брали немногие. Очевидна была усталость от смуты, желание вернуться к спокойной жизни.
Свидетельство очевидца
Очевидец ареста Петербургского совета Ариадна Тыркова-Вильямс, проникшая в зал под видом корреспондента парижского «L’Europeen», вспоминала: «В длинной зале, где еще так недавно происходили бескровные бои между марксистами и народниками, царили беспорядок и испуг. Все выходы охранялись городовыми. Они наполняли хоры. А по зале растерянно метались члены Совета рабочих депутатов. Председательский стол был отодвинут к стене. Всюду валялись опрокинутые стулья. Члены Совета торопливо очищали свои карманы и бумажники, нервно просматривали, рвали в клочки письма, документы, печатные листки. Пол был усеян бумагой как снегом. Тут же валялось несколько револьверов. Меня поразило выражение лиц. Совет рабочих депутатов был одной из самочинных новорожденных организаций, которые издали представлялись стройной армией, сокрушительницей существующего строя. А тут вокруг меня бесцельно суетился не ожидавший нападения партизанский отряд. Руководителей не было…» – А. Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. М., 2007. – С. 209–210.
В Москве забастовка удалась лучше и в районе Пресни перешла 10 декабря в вооруженное восстание. Восставшие продержались десять дней, но, когда в дело вступили прибывшие из Петербурга солдаты гвардейского Семеновского полка, очаги сопротивления быстро были подавлены. В конце декабря и в январе 1906 г. посланные правительством войска подавили вооруженные восстания на национальных окраинах Империи и в Сибири. Внешний порядок был восстановлен, хотя отдельные террористические вылазки продолжались. Подавлением мятежей эффективно руководил министр внутренних дел Пётр Николаевич Дурново (1845–1915), которого Витте назначил в октябре 1905 г.
Подавление революционных эксцессов, расстрелы и казни восставших оттолкнули от Витте радикалов, его неуступчивость в переговорах с либералами делала премьера врагом и в их глазах, а правые, сторонники абсолютной монархии, ненавидели «красного премьера» с самого октября. Не верил ему и Царь. Ему шептали, что амбициозный и «гениальный» Председатель Совета министров мечтает покончить с монархией, стать первым российским президентом и надеется с помощью избранной народом Государственной Думы достичь своей цели. 25 января Николай II писал матери: «Что касается Витте, то после московских событий он радикально изменил свои взгляды; сейчас он хочет вешать и расстреливать всех. Я никогда не видел большего хамелеона. Таковы, естественно, причины, почему ему более никто не верит. Он окончательно потопил себя в глазах всех».
Постепенно Император перестал скрывать, что тяготится чрезмерными, как ему теперь казалось, полномочиями премьера. 31 января 1906 г. на одном из докладов Витте царь сделал характерную пометку: «По моему мнению, роль Председателя Совета министров должна ограничиваться объединением деятельности министров, а вся исполнительная работа должна оставаться на обязанности подлежащих министров». 16 февраля 1906 г. Николай II, принимая депутацию монархистов, после дежурных слов о «неизменности провозглашенных реформ», сказал главное, что от него хотели услышать собравшиеся: «Самодержавие же мое остается таковым, как оно было встарь». Позднее сам Витте написал в своих «Воспоминаниях»: «Первое время после 17 октября Его Величество меня слушал, затем, по мере того, как смута начала успокаиваться и страх перед внезапной революцией начал проходить, Государь начал избегать меня слушать, хитрить, принимать различные действия помимо меня и даже в секрете от меня». Оригинальность же самого Витте, по воспоминаниям друзей «была в том, что он совсем не хитрил».
Неблагоприятный для властей исход выборов в I Государственную Думу окончательно решил судьбу Витте. При Дворе полагали, что в союзе с левым составом Думы революционный премьер мог легко покончить с царским самодержавием, а то и с монархией как таковой. Чтобы ограничить возможности народного представительства, было решено, во-первых, заблаговременно составить и издать «Основные государственные законы», неподвластные компетенции Думы, во-вторых, получить крупный финансовый заём за рубежом и, в-третьих, избавиться от «опасного» премьера. После заключения с Францией финансового соглашения, ставшего возможным во многом благодаря авторитету и энергии С. Ю. Витте, он 23 апреля 1906 г. был заменен старым бюрократом И. Л. Горемыкиным. Союз «верного слуги» Горемыкина с Думой был невозможен. «Для меня главное то, что Горемыкин не пойдет за моей спиной ни на какие соглашения и уступки во вред моей власти…» – объяснял Император это назначение доверенным лицам.
Государственные деятели России о С. Ю. Витте:
«Витте руководит одно чувство – личное самолюбие и страсть к власти». – Князь Петр Святополк-Мирский. – Кн. Е. А. Святополк-Мирская. Дневник // Исторические Записки, 77. – С. 261.
«Этой зимой (1905/06 г.) моим кумиром стал почему-то Витте. Я преклонялась перед его умом и восхищалась, как можно лишь восхищаться в двадцать лет, всеми его мероприятиями, проектами, его словами… Раз, когда я сказала папа целую тираду в этом духе, он мне ответил: – Да, человек он очень умный и достаточно сильный, чтобы спасти Россию, которую, думаю, еще можно удержать на краю пропасти. Но боюсь, что он этого не сделает, так как, насколько я его понял, это человек, думающий больше всего о себе, а потом уже о родине. Родина же требует себе служения настолько жертвенно-чистого, что малейшая мысль о личной выгоде омрачает душу и парализует всю работу». – Мария фон Бок. П. А. Столыпин: Воспоминания о моем отце. М., 1992. – С. 155–156.
Об уходе Витте тогда не жалел никто, и он ушел с политической арены раздраженный и озлобленный против всех: против неблагодарного Царя, против не заступившихся за него коллег-министров, против правых, против либералов, против равнодушной толпы. Почти все министры его кабинета были заменены. Министром внутренних дел вместо Дурново был назначен саратовский губернатор Петр Аркадиевич Столыпин.
Литература:
С. Ю. Витте. Избранные воспоминания. 1849–1911. М., 1991.
П. Н. Милюков. Воспоминания. М., 1991.
С. Д. Мартынов. Государственный человек Витте. СПб.: Петрополис, 2008.
1.2.7. Народное представительство и Конституция 1906 г.
Порядок выборов в Государственную Думу был определен Законом о выборах, принятым в декабре 1905 г. Согласно ему, учреждались четыре избирательные курии: землевладельческая, городская, крестьянская и рабочая. В выборах не принимали участия женщины, молодежь до 25 лет, военнослужащие. Избирательная система предусматривала четырехступенчатые выборы в деревне (выборы выборных от 10 дворов; выборы уполномоченных от волости на волостном сходе; избрание выборщиков на уездном съезде уполномоченных; выборы депутатов Думы на губернском или областном съезде) и двухступенчатые в городах (выборы выборщиков на городских избирательных собраниях; выборы депутатов Думы на собрании выборщиков). Один выборщик приходился в землевладельческой курии на 2 тыс. избирателей, в городской – на 4 тыс., в крестьянской – на 30 тыс., в рабочей – на 90 тыс. избирателей.
Изменил свои функции и состав старый законосовещательный орган при русском монархе – Государственный Совет, созданный указом Александра I в 1810 г. До 1906 г. члены ГС назначались Императором. С 1890 г. в ГС заседало 60 человек. Теперь, по указу 20 февраля 1906 г., ГС был расширен до 196 членов, из которых половина определялась «по Высочайшему назначению», а вторая половина избиралась различными корпорациями Империи. 6 членов избирало православное духовенство, 6 – Академия наук и университеты, 34 – земские губернские собрания 34 земских губерний, 18 – дворянские общества, 12 – торгово-промышленные палаты, 22 – съезды землевладельцев губерний, в которых не было земских учреждений (в том числе 6 – Царство Польское). Избираемые члены ГС избирались на девять лет с обновлением по третям каждые три года. Председатель и заместитель председателя ГС назначались Императором. Преобразованный ГС становился одной из двух законодательных палат наравне с Государственной Думой.
Работа по совершенствованию «Основных законов», пересмотру учреждения Государственной Думы и реорганизации Государственного Совета проходила с конца октября 1905 г. по февраль 1906 г. в Особом совещании из 24 человек под руководством Председателя Госсовета графа Дмитрия Мартыновича Сольского, пользовавшегося доверием Императора. В составе Совещания работали и все члены Кабинета министров во главе с С. Ю. Витте. На заседаниях, проходивших либо в Мариинском дворце, либо на квартире Сольского, рассматривались несколько проектов новой Конституции, в том числе и текст, написанный в свое время «группой Муромцева». Однако за основу был взят гораздо менее радикальный проект, подготовленный Государственной канцелярией и опиравшийся на «Свод законов» Сперанского.
Рекомендации Особого совещания дорабатывались в Совете министров. Особое значение Витте, чутко улавливающий настроения Царя, придавал титулу «самодержец». Витте полагал, что поскольку, в соответствии с Манифестом 17 октября, власть Императора перестала быть «неограниченной», необходимо сохранить за ней название «самодержавной». Для обоснования этой позиции премьер даже обратился за советом к историку В. О. Ключевскому, и тот дал справку, что в допетровской Руси термин «самодержавие» не выражал понятия «неограниченности». Ст. 4 в проекте Государственной канцелярии гласила: «Государю Императору, Самодержцу Всероссийскому, принадлежит верховная в государстве власть». Вариант, предложенный Витте и принятый, звучал: «Императору Всероссийскому принадлежит верховная самодержавная власть».
Новая редакция «Основных законов Российской Империи» была утверждена Императором 23 апреля 1906 г. Монарший Указ гласил: «Мы повелели свести воедино постановления, имеющие значение Основных Государственных Законов, подлежащих изменению лишь по почину Нашему, и дополнить их положениями, точнее разграничивающими область принадлежащей Нам нераздельно власти верховного государственного управления от власти законодательной».
В статьях 7 и 86 «Основных законов» 1906 г. говорилось: «Государь Император осуществляет законодательную власть в единении с Государственным Советом и Государственной Думой»; «Никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного Совета и Государственной Думы и восприять силу без утверждения Государя Императора». Это превращало Россию в конституционное государство. Глава восьмая (ст. 69–83) закрепила за подданными Российской Империи основные гражданские права: свободу слова, собраний, союзов; свободу вероисповедания; свободу передвижения и занятий; неприкосновенность жилища; невозможность преследования за преступное деяние и задержание под стражей иначе как в порядке, установленном законом. Статья 76 объявляла, что «каждый российский подданный имеет право свободно избирать место жительства и занятие, приобретать и отчуждать имущество и беспрепятственно выезжать за пределы государства». В России, где вплоть до 1905 г. большая часть населения – крестьяне, были существенно ограничены в этих правах, статья 76 звучала революционно. Статья 77 провозглашала неприкосновенность собственности – «Собственность неприкосновенна. Принудительное отчуждение недвижимых имуществ, когда сие необходимо для какой-либо государственной или общественной пользы, допускается не иначе, как за справедливое и приличное вознаграждение». Свободы и права граждан были определены на самом высоком для тогдашнего европейского права уровне.
Обе палаты признавались равноправными: все законопроекты и бюджет должны были получить одобрение обеих палат, а в случае, когда между ними возникают разногласия, они разрешаются согласительной комиссией. Монарху принадлежала инициатива по всем предметам законодательства, но не исключалась и инициатива обеих палат, которая, однако, не распространялась на пересмотр «Основных законов», право изменения которых принадлежало только Императору. Были выделены области законодательства, закрепленные исключительно за монархом и неподвластные народному представительству: военные и церковные дела, дела, касающиеся Императорской фамилии и Великого княжества Финляндского. Прерогативы Императора остались неизменными в отношении представительства в международных делах, объявления войны и мира, верховного командования вооруженными силами, объявления военного и исключительного положения.
За монархом была закреплена прерогатива издания временных законов в порядке ст. 87, которая гласила, что в случае чрезвычайных обстоятельств, во время перерыва сессий народного представительства, правительство имеет право издавать указы, имеющие силу закона. Такие указы не могли менять «Основных законов» и правового положения Государственной Думы и Государственного Совета и должны были быть обязательно представлены на утверждение очередной сессии Думы в двухмесячный срок.
«Основные законы» были обнародованы 23 апреля 1906 г., за четыре дня до открытия I Государственной Думы и не вызвали такого общественного подъема, как Манифест 17 октября. Более того, значительная часть новоизбранных депутатов считала «Основные законы» не шагом вперед, а, напротив, сознательным умалением прав народного представительства верховной властью.
Литература:
Государственный строй Российской Империи накануне крушения. Сборник законодательных актов. М., 1995.
С. Е. Крыжановский. Воспоминания. Берлин, б. г.
А. Н. Медушевский. Демократия и авторитаризм. Российский конституционализм в сравнительной перспективе. М., 1998.
В. А. Демин. Верхняя палата Российской Империи. 1906–1917. М., 2006.
1.2.8. Политические партии Думской России
Императорский Манифест 17 октября 1905 г., провозгласивший основные политические свободы, дал толчок к формированию в России легальных политических партий. Самой влиятельной и массовой либеральной организацией Думской России стала Конституционно-демократическая партия, ориентировавшаяся в своих программных документах и практической деятельности на образцы западноевропейской демократии. Ядро кадетской партии сложилось из числа участников двух либерально-демократических организаций: «Союза освобождения» и «Союза земцев-конституционалистов». Организационно партия оформилась на I съезде (Москва, октябрь 1905 г.).
В принятой программе кадеты ставили задачу созыва Учредительного собрания – полноправного народного представительства, избранного всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием, которое приняло бы всенародную Конституцию. Партия выступала за создание Кабинета министров, ответственного перед народным представительством, выдвигала требования полного гражданского, национального и политического равноправия, демократических свобод, разделения законодательной, исполнительной и судебной власти, демократизации местного самоуправления. В области национально-государственного устройства кадеты являлись противниками федерализма, выдвигая принцип культурно-национальной автономии. Что касается Польши и Финляндии, то для них кадеты добивались признания территориальной автономии «в пределах Империи».
Важным элементом кадетской программы была реформа аграрных отношений на основе наделения землей безземельных и малоземельных крестьян за счет государственных, удельных, кабинетских и монастырских владений, а также путем частичного принудительного отчуждения помещичьей земли (с компенсацией владельцам за счет государства по «справедливой оценке») и передачи ее крестьянам в аренду. Рабочая программа конституционных демократов включала либерализацию отношений рабочих и предпринимателей, в частности, предоставление рабочим права собраний, стачек, создания союзов, а также содержала ряд требований по социальной защите: постепенное введение 8-часового рабочего дня, запрет на использование сверхурочного женского и детского труда и т. д. Кадеты настаивали на надклассовом характере своей партии, подчеркивая, что ее деятельность определяется общими потребностями страны.
КДП окончательно оформилась на II съезде (Петербург, январь 1906 г.), когда были внесены изменения в программу и устав, а к основному наименованию партии добавлено – «Партия народной свободы». По вопросу о форме государственного строя партия окончательно высказалась в пользу «конституционной и парламентской монархии». Учитывая изданный в декабре 1905 г. закон о выборах, кадеты отказались от программного требования созыва Учредительного собрания и согласились на участие в думских выборах, чтобы попытаться мирным путем решить комплекс назревших социально-политических проблем.
В кадетской партии были разведены функции Председателя ЦК и «лидера партии». Председательство в разное время осуществляли князь Павел Дмитриевич Долгоруков и Иван Ильич Петрункевич. Наименование «лидера партии» закрепилось за П. Н. Милюковым: в его функции входила выработка стратегической линии, формулировка тактических задач и форм коалиционной политики. Общедемократическая программа кадетов, а также наличие в их руководстве таких известных и популярных общественных деятелей, как братья князья Павел и Петр Долгоруковы, князь Д. И. Шаховской, В. Д. Набоков, М. М. Винавер и др., быстро обеспечили партии массовую популярность, в первую очередь среди городских слоев – интеллигенции, служащих, мелких и средних предпринимателей, студенчества. К весне 1906 г. (во время выборов в I Государственную Думу) численность партии достигла 70 тыс. членов. Наиболее крупными кадетскими организациями стали московская (более 12 тыс. чел.) и санкт-петербургская (более 7,5 тыс.). Крупные партийные ячейки образовались в Казани, Харькове, Киеве, Одессе, Ярославле и других крупных городах России. В кадетскую партию вошли многие интеллектуалы, такие, например, как философ Николай Лосский, археолог Михаил Ростовцев, историк Александр Кизеветтер. Её часто называли, одни с уважением, другие с презрением, – «профессорской партией».
«Справа» от кадетов (и во многом в противовес им) сформировался «Союз 17 октября» – либерально-консервативная политическая партия, названная в честь Манифеста 17 октября 1905 г., ознаменовавшего, по мнению октябристов, вступление России в «эпоху конституционализма». В скорейшем созыве законодательной Думы они видели выход страны из революционного кризиса. Основу партии составили представители умеренной части земско-городских съездов 1904–1905 гг., желавшие укрепления в России правового государства, но опасавшиеся в условиях продолжающейся революции радикализма конституционных демократов и тем более – их союза с левыми экстремистами. Организационное оформление «Союза 17 октября» началось сразу после обнародования Императорского Манифеста и завершилось на I съезде партии (Москва, февраль 1906 г.). Позднее состав «Союза» пополнился представителями более мелких организаций либерально-консервативного толка – Торгово-промышленной партии, Партии правового порядка, Конституционно-монархического правового союза и т. д. К весне 1906 г. общая численность «Союза 17 октября» достигла 50 тыс. человек: партию, как правило, поддерживали умеренно либеральные слои чиновничества, помещиков, крупные и средние предприниматели. Основателями и лидерами «Союза 17 октября» стали авторитетные в реформистских кругах общественные деятели: граф П. А. Гейден, Д. Н. Шипов, барон П. Л. Корф, А. И. Гучков, М. А. Стахович, Н. А. Хомяков, князь Н. С. Волконский.
Октябристы настаивали на сохранении «единства и нераздельности» Российского государства и выступали против автономии отдельных частей Империи (кроме Финляндии). Учитывая влияние в партии противников равноправия евреев, II съезд партии (Петербург, май 1907 г.) принял резолюцию, признававшую невозможность «немедленного и безусловного решения еврейского вопроса». В аграрном вопросе октябристы настаивали на необходимости уравнять крестьян в правах с другими гражданами, облегчить им выход из общины и закрепить землю в их полную частную собственность, но принудительное отчуждение помещичьих земель ими отвергалось.
Высказываясь за установление в России конституционно-демократического строя, октябристы выступали за народное представительство, которое формировалось бы на основе не прямых и равных, а двухстепенных и цензовых выборов. В дни декабрьского вооруженного восстания 1905 г. московские октябристы во главе с братьями Александром и Николаем Гучковыми активно поддержали силовые действия против революционеров, возложив на последних всю ответственность за «братоубийства». Позднее, в середине 1906 г., А. И. Гучков, ставший лидером партии, высказался в поддержку правительства П. А. Столыпина.
Превращение «Союза 17 октября» из умеренно-оппозиционной партии в фактически правительственную вызвало неприятие у части отцов-основателей «Союза» – графа Гейдена, Д. Н. Шипова, М. А. Стаховича. В середине 1906 г. они предприняли попытку создать либерально-центристскую Партию мирного обновления, свободную как от левизны кадетов, так и от проправительственного крена октябристов-гучковцев. Само название партии было призвано подчеркнуть принципиальное неприятие насилия как «слева», со стороны революции, так и «справа» – со стороны правительственной реакции. Многие программные установки «мирнообновленцев», к которым примкнули не только «левые октябристы», но и часть «правых кадетов» (Н. Н. Львов), сближали их с небольшой, но влиятельной партией – Партией демократических реформ, которую образовали видные российские интеллектуалы – социолог с мировым именем М. М. Ковалевский, известные общественные деятели и ученые М. М. Стасюлевич, К. К. Арсеньев, А. С. Посников.
Наиболее влиятельной массовой партией охранительного лагеря стал «Союз русского народа», основанный в Петербурге в ноябре 1905 г. Большинство членов организации (за которыми закрепилось имя «черносотенцев»), были крестьянами, ремесленниками, мелкими торговцами, рабочими. В то же время верхушку «Союза» составляли представители городской интеллигенции, купцы, землевладельцы, духовенство. Основателем «Союза русского народа» и председателем его Главного совета стал А. И. Дубровин – организатор черносотенных дружин, редактор газеты «Русское знамя», призывавшей в конце 1905 г. к изгнанию правительства Витте, который, «побуждаемый евреями и масонами, ведет к революции и распадению России». Видными членами «Союза» были В. М. Пуришкевич и Н. Е. Марков.
Члены «Союза русского народа» полагали, что самодержавие не отменено Манифестом 17 октября, отвергали изменения государственного строя на конституционной или парламентской основе, противопоставляя этому восстановление «исконной русской соборности» – «Царю власть – народу мнение». В своих программных документах «Союз» активно использовал старую формулу: «самодержавие, православие, народность», выступал за упрочение господствующего положения Русской Православной Церкви. Признавая наличие в Империи других конфессий и право неправославных на отправление их обрядов, программа «Союза» требовала безусловного запрещения проповеди и распространения этих учений. Черносотенцы выступали за единство и неделимость Российской Империи, не допуская возможности самоопределения национальных регионов ни в какой форме.
На левом фланге российской политики в 1906 г. заявила о себе Народно-социалистическая партия, инициаторами создания и идеологами которой стали деятели неонароднического толка, группировавшиеся вокруг журнала «Русское богатство» и ранее состоявшие в «Союзе освобождения» (А. В. Пешехонов, В. А. Мякотин, Н. Ф. Анненский и др.). Формирование этой «либерально-народнической», опирающейся на крестьянство партии произошло в результате ее размежевания как с конституционными демократами, так и с радикалами из числа социалистов-революционеров. Несмотря на то, что «народные социалисты», как и другие левые партии, бойкотировали выборы в I Думу, они затем установили прочные контакты с крестьянскими депутатами из «трудовой группы». Союз энесов и «трудовиков» привел впоследствии к созданию объединенной Трудовой народно-социалистической партии.
Историческая справка
Николай Евгеньевич Марков родился в родовом имении Патебник Щигровского уезда Курской губернии 2 апреля 1866 г. Потомственный дворянин, сын писателя Евгения Маркова, автора «Крымских очерков». Окончил в 1888 г. Московский институт гражданских инженеров. Коллежский советник. С 1910 г. председатель Главного совета «Союза русского народа», депутат III и IV Государственных Дум. В одном из выступлений в Думе сказал: «Мы, правые, такая же редкость, как зубры». С тех пор правых стали именовать в России «зубрами». «Он был человек с большим политическим темпераментом, с меткими словечками, не глупый, но необыкновенно грубый. Его даже нельзя назвать оратором, это был площадной краснобай. И во всём его облике было что-то грубое, наглое. Большая голова с обильными черными кудрями, крупные, топором высеченные черты лица. Черные, кошачьи, торчком стоящие усы и плотно сжатый недобрый рот придавали ему отдаленное сходство с карикатурой на Петра Великого. Марков это знал и этим сходством очень гордился». – А. Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. – С. 333–334.
В 1919–1920 гг. обер-офицер в Северо-Западной армии генерала Юденича. Избран на съезде русских монархистов в Рейхенгалле в 1921 г. председателем Высшего монархического совета (до 1927 г.). В 1935 г. в Эрфурте вступил русскую секцию нацистской «Мировой службы» (так наз. «антисемитский интернационал»). Редактировал русский выпуск еженедельника «Мировая служба». Выступал за войну Германии против СССР и за «окончательное решение еврейского вопроса». Издал ряд книг и брошюр на эту тему на немецком и русском языках. Скончался в Висбадене 25 апреля 1945 г.
В 1905–1907 гг. сложились или легализовались и многочисленные политические партии отдельных народов Империи. Такие политически развитые народы, как поляки, финны, литовцы, эстонцы, украинцы, латыши, грузины, армяне, создали целую политическую палитру партий, от леворадикальных до правонационалистических, от секулярных до клерикальных. Эти партии боролись друг с другом за влияние в своем народе и блокировались с близкими им по духу общероссийскими партиями. Многие депутаты первых Дум от «национальных окраин» стали впоследствии видными политическими деятелями своих народов – например, будущий эстонский президент Константин Пятс, лидер польских эндеков Роман Дмовский или латвийский премьер – Янис Чаксте. Из деятельности в российском Парламенте они вынесли немалый политический опыт, который очень пригодился в будущем.
Свидетельство очевидца
«Польское коло, куда входили 47 депутатов (во 2-й Думе. – Отв. ред.), отдавало свои голоса то либералам, то социалистам и могло иногда решать исход голосования. Как когда-то ирландцы в Вестминстере (здание британского Парламента. – Отв. ред.), так поляки в Таврическом дворце подчеркивали, что в сущности вся эта русская парламентская хлопотня их совершенно не интересует, их не касается. К сожалению, история доказала, что они ошибались, что судьба польского народа несравненно крепче связана с жизнью русского народа, чем это думали польские патриоты», – вспоминала в годы Второй мировой войны Ариадна Тыркова. – На путях к свободе. М.,2006. – С. 310.
Социал-демократическая партиястала быстро расти с конца 1905 г. Если в 1905 г. большевики и меньшевики имели приблизительно по 8400 членов, то к апрелю 1906 г. насчитывалось уже 18 тыс. меньшевиков и 13 тыс. большевиков. В 1907 г. меньшевиков было уже 32 200, а большевиков – 46 100. К РСДРП примыкали еврейские социалисты (бундовцы) – 25 500, польские социал-демократы – 25 700 и латвийские социал-демократы – 13 000. С 1908 г. начался выход из партии под влиянием общего успокоения жизни. К 1910 г. численность РСДРП, по оценкам Троцкого, сократилась до 10 тыс. человек. Примечательно, что в РСДРП – рабочей по определению партии – каждый пятый был дворянином и каждый третий – крестьянином. Рабочих в РСДРП было немного. Этнически 80 % большевиков были великороссами из центральных губерний, где в прошлом господствовали крепостные отношения. Среди меньшевиков великороссов было не более одной трети – большинство же составляли евреи, поляки и грузины. Среди большевиков евреев было не более десяти процентов. На V съезде РСДРП большевики двусмысленно шутили, что неплохо бы устроить внутрипартийный еврейский погром. Обе партии оставались в большинстве своем организациями интеллигентскими. В конце 1905 г. из 200 000 рабочих Петербурга в РСДРП состояло не более трех тысяч.
Большевицкая фракция РСДРП не знала недостатка в средствах. Её активно поддерживали многие богатые люди, заигрывавшие с экстремистами. Так, промышленник-миллионер Савва Морозов ежемесячно вносил в казну большевиков 2 тыс. рублей и завещал этой партии 60 тыс. рублей. Немало жертвовали писатель Максим Горький и управляющий поместьями в Уфимской губернии – А. Д. Цюрупа (нарком продовольствия в правительстве Ленина в 1918 г.), вдова сенатора Калмыкова, актриса В. Ф. Комиссаржевская. От 5 до 25 рублей ежемесячных сборов большевикам регулярно выплачивали многие преуспевающие адвокаты, инженеры, врачи, директора банков и чиновники гос. учреждений.
Но, не ограничиваясь добровольными даяниями, большевики активно прибегали к незаконным способам пополнения своей тайной казны, находившейся под контролем Ленина, Красина и Богданова. Совершая хорошо организованные налеты, большевики грабили почтовые и железнодорожные кассы, поезда и банки. Эти преступные действия изящно именовались «экспроприациями» (эксами). Наиболее значительные ограбления были совершены на Кавказе, Финляндии, Прибалтике, Урале. Только в 1906 г. боевиками было «изъято» у государства несколько сотен тысяч золотых рублей. Организатором и руководителем самых громких эксов (ограбление государственного банка в Тифлисе, Аджарской почты и т. д.) при помощи откровенного бандита С. А. Тер-Петросяна (Камо) был Иосиф Джугашвили (Сталин). В сбыте краденого активно участвовал будущий министр иностранных дел большевиков – М. Литвинов. Всеми этими действиями руководил Ленин.
В 1905 г. в РСДРП была создана Боевая техническая организация во главе с Л. Б. Красиным (будущий нарком внешней торговли), стоявшая за наиболее крупными экспроприациями. Несколько позже боевые группы были созданы при многих местных комитетах РСДРП. Л. Б. Красин, инженер по профессии, вел двойную жизнь – респектабельный служащий Морозовских мануфактур и нескольких немецких концернов (AEG, Siemens-Schuckert) он в свободное время руководил большевицким подпольем – управлял лабораторией по сбору бомб, возглавлял группу большевиков-фальшивомонетчиков, организовывал контрабанду оружия. Часто оружие и взрывчатка продавались Красиным уголовным бандам для пополнения революционной кассы и революционизации страны. Так, банде некоего Лбова, орудовавшей на Урале, было продано оружия на сумму в сотни тысяч рублей.
Когда в 1907 г. на V съезде РСДРП была принята резолюция меньшевиков, запрещавшая членам партии «какое бы то ни было участие в партизанских выступлениях и экспроприациях или содействие им», Ленин и многие из его соратников голосовали «против». Несмотря на осуждение съездом, большевики продолжали совершать эксы, иногда в «творческом сотрудничестве» с эсерами.
Историческая справка
Скандальную известность и в результате закрытие большевицкой кассы, приобрело дело Н. П. Шмита. Богатый владелец мебельной мануфактуры и родственник С. Морозова, Шмит активно сотрудничал с большевиками и снабжал их деньгами на закупку оружия во время Московского декабрьского восстания. Во время восстания участвовал в захвате полицейского участка, аресте полицейских, осквернении портрета Государя и в попытке уничтожения полицейского архива. Привлеченный к суду по статье 100 – «насильственное посягательство на изменение в России образа правления», он в 1906 г. предпочел правосудию самоубийство. Шмит не оставил завещания, но устно говорил Горькому, что хотел бы передать свое состояние (ок. 0,5 млн. рублей) большевикам. Так как завещания не обнаружилось, деньги Шмита перешли к двум его дочерям как ближайшим родственницам. На специальном собрании большевиков Ленин настоял «вернуть деньги Шмита партии любой ценой». В результате младшую, несовершеннолетнюю дочь соблазнил и обвенчал с собой большевик Виктор Таратута. Чтобы замести следы, ее вторично выдали замуж за почтенного обывателя, но 190 тыс. рублей приданого перевели в партийную кассу в Париж. Вторая часть наследства Шмита находилась в руках мужа старшей сестры – социал-демократа, который, однако, вовсе не собирался делиться деньгами с партией большевиков. Социалистический «арбитражный суд» постановил треть приданого старшей сестры передать партии и за невыполнение своего решения угрожал физической расправой. Терроризированная семья старшей дочери Шмита передала в большевицкую кассу в Париже около 100 тыс. рублей. Меньшевики разгласили эти вымогательства перед лицом социалистического интернационала в 1909 г. И, к величайшему негодованию Ленина, международные социалисты постановили учредить немецкий социалистический контроль над большевицкой партийной кассой.
Большевики по призыву Ленина бойкотировали выборы в I Государственную Думу, меньшевики же оставили решение на усмотрение местных организаций, часть из которых также Думу решила бойкотировать. Но некоторые организации, особенно в губерниях и округах Грузии, приняли участие в выборах и неожиданно добились большого успеха. В I Думе оказалось 17 социал-демократов, в основном – грузинские меньшевики.
Во II Думу активно баллотировались и меньшевики и большевики и добились большого успеха. Членов РСДРП обеих фракций и «примыкающих» к ним было избрано 65 человек. Т. е. каждый восьмой депутат II Думы был социал-демократом. Впрочем, сам Ленин, выступивший главным инициатором участия большевиков в Думе (к недовольству многих своих товарищей), на выборах был забаллотирован.
Большевики и меньшевики окончательно разделились на ленинской Пражской конференции в январе 1912 г. В том же 1912 г. на собрании Международного социалистического бюро Плеханов официально обвинил Ленина и его группу в воровстве и бандитизме, а Мартов назвал Ленина «политическим шарлатаном». Но если на уровне руководства двумя группами РСДРП все отношения были порваны, то рядовые социал-демократы продолжали сотрудничать до самого Октябрьского переворота 1917 г.
Социалисты-революционеры бойкотировали Булыгинскую законосовещательную Думу, участвовали во всероссийской октябрьской стачке и московском вооруженном восстании в декабре 1905 г., восстаниях в Кронштадте и Свеаборге в 1906 г. Увлеченные революционной борьбой, эсеры бойкотировали I, III и IV Государственные Думы. Во II Думе (1907 г.) они создали депутатскую группу из 37 человек, что составляло всего 7 % депутатов и было почти вдвое меньше, чем у социал-демократов; однако под эсеровским аграрным проектом подписались 104 депутата, а это свидетельствовало о его притягательности для крестьян и говорило о потенциальных возможностях эсеров. Перед открытием II Думы состоялся II съезд эсеровской партии, на котором решили организовать всероссийскую стачку и вооруженное восстание в случае роспуска Думы; когда же произошел роспуск, это решение не получило поддержки.
В 1906 г. из партии выделился «Союз эсеров-максималистов» – который образовали самые левые эсеры, выступавшие за всемерное развертывание террористической борьбы и немедленное осуществление социалистических преобразований. Именно они взорвали дачу премьер-министра П. А. Столыпина, ограбили Московское общество взаимного кредита. Однако по своей популярности и влиятельности максималисты значительно уступали партии эсеров. В 1922 г. они объединились с левоэсеровской партией.
Литература:
Съезды и конференции Конституционно-демократической партии / Ред. В. В. Шелохаев. М., 1997–1998. Т. 1–2.
Партия «Союз 17 октября. Протоколы съездов и заседаний ЦК / Ред. В. В. Шелохаев, Д. Б. Павлов. М., 1996–1997. Т. 1–2.
Партии демократических реформ, мирного обновления, прогрессистов. Документы и материалы / Ред. В. В. Шелохаев, Н. Б. Хайлова. М., 2002.
В. М. Лавров. Партия Спиридоновой. М., 2001.
1.2.9. Первая Государственная Дума. Выборгское воззвание
В марте – апреле 1906 г. состоялись выборы в I Государственную Думу, которые завершились успехом кадетской партии. Ее лидер П. Н. Милюков вспоминал: «Началась избирательная кампания в обстановке отнюдь не благоприятной для партии. Слева ее травили, справа преследовали. С мест приходили все чаще известия о насильственных мерах правительства… Витте заявлял печатно, что приписываемый ему взгляд на необходимость парализовать деятельность кадетской партии лишен всякого основания. Тем не менее, преследования продолжались. В лучшем случае это означало, что Витте сам устранен от влияния на выборы».
Давление со стороны властей лишь подняло авторитет кадетов. Их успеху способствовал также бойкот выборов со стороны социалистических партий от эсеров до большевиков, полагавших созыв Думы лишь препятствием на пути революции, но, главное, – то, что российское общество увидело в либеральной программе кадетов путь обновления страны, минующий опасности как революционного обвала, так и реакционного отката. Историк А. А. Кизеветтер вспоминал о том воодушевлении, которым сопровождалась избирательная кампания в провинции: «Русскую провинцию нельзя было узнать. Исчезла вялая монотонность… Теперь и здесь бурлила жизнь, хотя нажим администрации чувствовался в провинции гораздо сильнее, нежели в столицах». А вот его же слова о самом дне голосования в Москве: «Избиратели шли к урнам густо… Я видел, в каком торжественном настроении подходили многие к урне, чтобы исполнить свой гражданский долг».
Праздником стал и день открытия I Государственной Думы – 27 апреля 1906 г. Торжества начались императорским приемом в Георгиевском зале Зимнего дворца. Обращаясь к депутатам, Николай II сказал: «Всевышним Промыслом врученное Мне попечение о благе отечества побудило Меня призвать к содействию в законодательной работе выборных от народа. С пламенной верой в светлое будущее России Я приветствую в лице Вашем тех лучших людей, которых Я повелел возлюбленным Моим подданным выбрать от себя…» Государь призвал депутатов «посвятить все силы на самоотверженное служение отечеству, для выяснения нужд столь близкого Моему сердцу крестьянства, просвещения народа и развития благосостояния, памятуя, что для духовного величия и благоденствия Государства необходима не одна свобода, необходим порядок на основе права… Приступите с благоговением к работе, на которую Я Вас призвал, и оправдайте достойно доверие Царя и народа. Бог в помощь Мне и Вам!». Одни «лучшие люди» слушали слова Царя с благоговейным вниманием и трепетом, другие – не скрывали презрительных улыбок и насмешек.
Свидетельство очевидца
Участник встречи Царя с депутатами в Зимнем дворце, министр финансов В. Н. Коковцов так вспоминал об этом событии: «Странное впечатление производил в эту минуту тронный Георгиевский зал и, думалось мне, что не видели еще его стены того зрелища, которое представляла собою толпа собравшихся. Вся правая половина от трона была заполнена мундирной публикой, членами Государственного Совета, Сената и государевой свитой. По левой стороне в буквальном смысле слова толпились члены Государственной Думы и среди них – ничтожное количество людей во фраках и сюртуках, подавляющее же большинство их, как будто нарочно демонстративно занявших первые места, ближайшие к трону, были членами Думы в рабочих блузах, рубашках-косоворотках; за ними толпа крестьян в самых разнообразных костюмах, некоторые в национальных уборах, и масса членов Думы от духовенства. Среди… народных представителей особенно выделялась фигура человека высокого роста в рабочей блузе и высоких смазных сапогах, с насмешливым и наглым видом рассматривавшего трон и всех, кто окружал его… Я просто не мог отвести глаз от него… таким презрением и злобой дышало это наглое лицо». – В. Н. Коковцов. Из моего прошлого. Минск, 2004. – С. 153–154.
В тот же день, около четырех часов пополудни в Таврическом дворце состоялось официальное открытие заседаний Думы. Подавляющим большинством голосов Председателем был избран депутат от Москвы, профессор С. А. Муромцев. Его вступительная речь была краткой, но исполненной большого достоинства: «Кланяюсь Государственной Думе. Не нахожу в достаточной мере слов для того, чтобы выразить благодарность за ту честь, которую вам, господа, угодно было мне оказать. Но настоящее время – не время для выражения личных чувств. Избрание Председателя Государственной Думы представляет собой первый шаг на пути организации Думы в Государственное учреждение. Совершается великое дело: воля народа получает свое выражение в форме правильного, постоянно действующего, на неотъемлемых законах основанного законодательного учреждения. Великое дело налагает на нас и великий подвиг, призывает к великому труду. Пожелаем друг другу и самим себе, чтобы у всех нас достало сил для того, чтобы вынести его на своих плечах, на благо избравшего нас народа, на благо родины. Пусть эта работа совершится на основах подобающего уважения к прерогативам конституционного Монарха (гром аплодисментов) и на почве совершенного осуществления прав Государственной Думы, истекающих из самой природы народного представительства (гром аплодисментов)».
Свидетельство очевидца
Вся Россия во множестве телеграмм приветствовала открытие первого русского парламента. Старейший первосвятитель христианской Церкви на территории Империи, 90-летний армянский Патриарх-Католикос Мктрич Хримиан писал в телеграмме к заседанию 29 апреля:
«В высокий знаменательный день вступления великой России в семью конституционных государств, молитвенно приветствую Государственную Думу от имени своего и Церкви и всего народа Армянского, неразрывными узами связавших свою судьбу с великим Русским народом. Да благословит Господь дела рук членов первой Думы на благо и счастье всех граждан возрождающейся к новой жизни Российской Империи и да исполнится завет пророка: „Пусть, как вода, течет суд, и правда – как сильный поток!“» [Амос 5,24]
Примерно одну треть депутатов I Думы (в разное время от 160 до 180 человек) составляли члены кадетской партии. «Слева» от них сформировалась «трудовая группа» из числа крестьянских депутатов (примерно 110 человек, во главе с А. Ф. Аладьиным, С. В. Аникиным и И. В. Жилкиным) и социал-демократическая (меньшевицкая) фракция (18 членов, избранных в основном от Закавказья). На «правом» фланге Думы постепенно сложилась фракция «мирного обновления», которую составили умеренные либералы (П. А. Гейден, М. А. Стахович, кн. Н. С. Волконский, Н. Н. Львов – всего 26 человек). Особую позицию между левыми и правыми либералами занимали депутаты от небольшой либерально-центристской Партии демократических реформ (М. М. Ковалевский, кн. С. Д. Урусов, В. Д. Кузьмин-Караваев и др. – всего 6 человек). Небольшими группами были представлены также польские («Польское Коло» – 32), прибалтийские (по пять от Эстонии и Латвии и семь от Литвы) и мусульманские депутаты.
Хотя тон в I Думе задавали кадеты, их положение было непростым. В условиях продолжающейся революции им необходимо было, с одной стороны, удержать свой принципиальный конституционализм, сохраняя перспективу диалога со ставшим теперь конституционным монархом, а с другой стороны, не отдать инициативу в руки своих более радикальных союзников из «трудовой группы». Формы взаимодействия кадетов и трудовиков в I Думе согласовывались на совместных совещаниях лидеров, роли были заранее распределены и существовало своего рода «разделение труда». Милюкову, по-видимому, казалось тогда, что успешно реализуется его собственная циничная формула: «Мы играем на сцене, а шум за сценой создают другие». Однако со временем этот симбиоз кадетов и радикалов зашел значительно дальше, нежели того поначалу хотелось кадетам: тактический альянс постепенно вылился в стратегию, которую всё больше определяли радикалы.
Свидетельство очевидца
Член ЦК КДП Ариадна Тыркова-Вильямс через сорок лет подводила итог этой тактике своей партии: «Неостывшие бунтарские эмоции помешали либералам исполнить задачу, на которую их явно готовила история, – войти в сотрудничество с исторической властью и вместе с ней перестроить жизнь по-новому, но сохранить предание, преемственность, тот драгоценный государственный костяк, вокруг которого развиваются, разрастаются клетки народного тела. Кадеты должны были стать посредниками между старой и новой Россией, но сделать этого не сумели. И не хотели. Одним из главных препятствий было расхождение между их трезвой программой и бурностью их политических переживаний». – А. Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. М., 2007. – С. 232.
Главными противоречиями между левокадетским думским большинством и правительством стали аграрный вопрос и проблемы отношения к революционному террору. Не желая терять популярность, кадеты отказались осудить революционный террор. В аграрном вопросе они продолжали настаивать на идее принудительного отчуждения помещичьей земли. Ни то, ни другое не было приемлемо ни для власти, ни для умеренной части общества.
Документ
С. Ю. Витте еще в своей знаменитой записке 9 октября 1905 г. предупреждал об этом Императора: «Делового характера работа в Думе сразу не получит, и с этим надо считаться, как с непреложным фактом… В стране слишком наболели общие вопросы. Выборные придут в Думу именно для суждения о них».
В первых числах июля усилились слухи о скором роспуске Думы. Власть боялась нового революционного взрыва и потому пошла на «военную хитрость». В субботу, 8 июля 1906 г., Председателю Думы С. А. Муромцеву позвонил министр внутренних дел П. А. Столыпин и попросил включить в повестку заседания 10 июля его выступление. Депутаты посчитали это гарантией, что в ближайшие дни Дума распущена не будет, и разъехались на выходные. Однако тогда же, 8 июля, царский указ о роспуске Думы, подготовленный Столыпиным, был подписан. Одновременно премьер-министр И. Л. Горемыкин был отправлен в отставку; главой правительства назначался П. А. Столыпин. I Государственная Дума просуществовала всего 72 дня.
Свидетельство очевидца
«За двести лет, протекших после упразднения при Петре Великом последних остатков участия общественных представителей в управлении государством, русское общество отвыкло от ответственного участия в распоряжении судьбами страны, оно всё более и более привыкало к мысли, что власть есть символ всяческого утеснения обывателя, что позволительно всемерно с нею бороться, не считаясь с тем, как эта борьба отражается на судьбах государства и народа. Особой прямолинейностью в это время отличалось миросозерцание нашей мелкой служилой интеллигенции, вышедшей в большинстве из низших этажей социальной лестницы и пропитанной социалистическими идеями, которые при том плохо и примитивно ею переваривались…
Выборы давали легкий и легальный выход этим чувствам, возможность свести счеты с одними, насолить другим, во всяком случае, возобновить на легальном поприще борьбу, проигранную на путях открытой попытки силою захватить власть…
Первая Государственная Дума должна была вырыть и вырыла такую пропасть между собой и Короной, которая стала непроходимым препятствием к соглашению между ее наследниками и сильной еще властью. Разделение на „мы“ и „они“ усилилось и привело всех к разбитому корыту», – писал в воспоминаниях через много лет правый думский депутат Н. В. Савич. – Воспоминания. СПб., 1993. – С. 18, 19, 23.
В воскресенье, 9 июля, двери Таврического дворца были опечатаны и Петербург взят под усиленную охрану. В тот же день большая группа депутатов (более 220 чел.) выехала в Выборг (Финляндия), где, собравшись в гостинице «Бельведер», приняла 10 июля «Обращение к гражданам России» – так называемое «Выборгское воззвание». В нём осуждался роспуск Думы, а граждане призывались к «пассивному сопротивлению» властям: саботажу призыва в армию, неуплате налогов, непризнанию займов правительства. Хотя выработанный согласительной комиссией текст «Воззвания» вызвал критику многих депутатов, было решено подписать его в представленной редакции, т. к. из Петербурга поступил приказ о немедленном роспуске собрания под угрозой «гибельных последствий для Финляндии». По содержанию «Выборгское воззвание» было документом совершенно противозаконным, а по политическим последствиям, как оказалось, бесполезным – русское общество отнеслось к призывам «выборжцев» с полным равнодушием.
16 июля 1906 г. против подписавших «Выборгское воззвание» было возбуждено уголовное дело «за распространение в пределах России по предварительному между собой уговору воззвания, призывающего население к противодействию закону и законным распоряжениям властей». В декабре 1907 г. это дело рассматривалось на заседании Особого присутствия Санкт-Петербургской судебной палаты. 167 обвиняемых из 169 были признаны виновными и приговорены к трехмесячному тюремному заключению, что означало для них лишение права избираться в следующие Думы и на любые иные общественные должности.
Литература
Перводумцы. Сборник памяти депутатов Первой Государственной Думы / Ред. А. А. Кара-Мурза. М., 2006;
В. А. Маклаков. Первая Государственная Дума. Париж, 1939;
М. М. Винавер. История Выборгского воззвания. Б.м., 1913.
В. В. Кара-Мурза. Реформы или революция. К истории попытки образовать ответственное министерство в I Государственной Думе. М., 2011.
1.2.10. Вторая Государственная Дума
Граф Гейден назвал роспуск I Думы «бесконечной глупостью»: «Всякая новая Дума будет левее и радикальнее, и с ней будет еще труднее». Опасался этого и назначенный Председателем Совета министров Петр Аркадиевич Столыпин. Уже в своем первом циркуляре от 11 июля 1906 г. он объявил: «Борьба ведется не против общества, а против врагов общества… Намерения Государя неизменны… Старый строй получит обновление». Действительно, выборы во II Думу были уже объявлены. Премьер провел консультации с видными общественными деятелями графом Гейденом, Д. Н. Шиповым, А. И. Гучковым по поводу их возможного вхождения в правительство. Гейден писал в те дни: «Сознавая риск, которому мы подвергаем свою популярность, мы, тем не менее, решили, что наш долг идти, при условии тотчас начать менять произвол законностью». Но убедившись, что ведущую роль в правительстве Столыпин намерен оставить за собой, общественные деятели от сотрудничества уклонились. Умудренный опытом 66-летний граф Гейден сказал потом Шипову со свойственным ему юмором: «Очевидно, нас с вами приглашали на роль наемных детей при дамах легкого поведения». Шанс создания правительства общественного доверия был упущен.
На выборах во II Думу в обеих столицах и большинстве крупных городов кадеты сохранили свои позиции. Несмотря на то, что уголовный процесс по делу о «Выборгском воззвании» лишил возможности избираться многих лидеров, партия нашла им замену: депутатами стали такие видные общественные деятели, как князь П. Д. Долгоруков, В. А. Маклаков, Ф. А. Головин, П. Б. Струве, М. В. Челноков, А. А. Кизеветтер, Н. В. Тесленко и др.
Однако в целом состав Думы серьезно изменился. Левые отказались на этот раз от принципа бойкота Думы, и по крестьянской и рабочей куриям в нее в большом числе прошли радикалы-социалисты, требующие по сути дела революционных изменений. Среди же депутатов от землевладельческой курии оказалось немало консерваторов, что отразило резкое поправение в настроениях имущих классов. Дума, как и всё русское общество, оказалось еще глубже расколотым, возможность создания в новой Думе «конституционного центра» не возросла, а уменьшилась.
II Дума начала свою работу в достаточно будничной обстановке: не было ни приема у Императора, ни восторгов на улицах. На выборах Председателя кадет Ф. А. Головин с большим перевесом победил октябриста Н. А. Хомякова.
Хотя представительство кадетов во II Думе сократилось (98 депутатов), они по-прежнему представляли «центр» и были способны, в зависимости от ситуации, создавать различные комбинации. Их союзниками чаще всего были влиятельные «польская» (46 депутатов) и «мусульманская» (30 депутатов) группы. Однако думское большинство могло сложиться и без кадетов: «поляки», в случае несоблюдения их интересов, могли сблокироваться «налево» с трудовиками (104 депутата) и социалистами (65 эсдеков, 37 эсеров, 16 энесов, 17 – казачья группа). Такой альянс был для правительства неприемлем.
Некоторое время П. А. Столыпин все еще надеялся, что думские либералы, провозгласившие лозунг «Беречь Думу!», окажутся способны к вхождению в правоцентристскую коалицию (октябристы и умеренные – 44, правые – 10, беспартийные – 50), которая поддержит вносимые правительством законы, – прежде всего в области аграрного реформирования. В отличие от своего предшественника Горемыкина, применявшего по отношению к I Думе тактику презрения и игнорирования, Столыпин не жалел времени на работу с Думой. Известны его контакты с правым крылом кадетской фракции – М. В. Челноковым, В. А. Маклаковым, П. Б. Струве. Однако не эти фигуры, которых иронично называли «черносотенными кадетами», задавали тон в партии. Ее руководство во главе с П. Н. Милюковым по-прежнему настаивало на своей аграрной программе, в центре которой находился неприемлемый для Столыпина принцип принудительного отчуждения помещичьей земли. Роспуск Думы в этих условиях стал лишь вопросом времени.
Историческая справка
Федор Александрович Головин родился 21 декабря 1867 г. в Москве в родовитой дворянской семье. Окончил Лицей цесаревича Николая в Москве, затем юридический факультет Московского университета. Гласный Дмитровского уездного и Московского губернского земств, мировой судья. С 1904 г., сменив на этом посту Д. Н. Шипова, председатель Московской губернской земской управы, один из лидеров общероссийского земского движения. Возглавлял Московский губернский комитет КДП. В 1907 г. – Председатель II Государственной Думы. В 1912 г. избран городским головой г. Баку, но не был утвержден из-за партийной принадлежности. Во время Первой Мировой войны член Московской городской думы, Всероссийского союза городов, Председатель Общества помощи жертвам войны и правления Московского народного банка. После Февральской революции комиссар Временного правительства по Министерству двора, председатель Художественно-исторической комиссии по приемке ценностей Зимнего дворца. В 1921 г. входил во Всероссийский комитет помощи голодающим, член его президиума. Впоследствии работал в советских учреждениях. По обвинению в принадлежности к антисоветской организации решением «тройки» УНКВД Московской обл. расстрелян в декабре 1937 г. на Бутовском полигоне.
Левые кадеты и социалисты были сильны сохранявшимся в 1906 г. массовым народным недовольством властью, почти всеобщим среди крестьян желанием «черного передела» земли. «Ну што ж! Если Царь нам не поможет, то солдаты изделают забастовку: придут к Царю, побросают ружья у кучу и скажут: Ваше Императорство! Возьмите ваш струмент. Вы об нас не заботитесь, так и мы Вам больше служить не хочем», – вспоминал летний 1906 г. разговор с крестьянином своей старооскольской деревни историк Сергей Пушкарев. «Есть вопрос, в котором мы с вами всё равно согласиться не можем – это аграрный вопрос. На нём конфликт неизбежен, а тогда к чему тянуть?» – откровенно сказал Столыпин посетившим его кадетам (Струве, Маклаков, Челноков и Булгаков) в ночь перед роспуском Думы.
Не рискуя распускать Думу «на крестьянском вопросе», власти нашли другой повод. Среди депутатов социал-демократической фракции был раскрыт «заговор против государства и царской воли», и правительство потребовало выдачи «заговорщиков». Желание Думы разобраться, создав специальную комиссию под руководством кадета А. А. Кизеветтера, было объявлено «пособничеством разложению государства».
3 июня был издан Императорский Манифест о роспуске II Думы. В нем объявлялось, что распущенная Дума «не оказала в деле водворения порядка нравственного содействия правительству». Далее в Манифесте говорилось, что «двоекратный неуспех» деятельности Думы обусловлен как «новизной дела», так и «несовершенством избирательного закона», в результате чего Дума наполнилась лицами, «не явившимися настоящими выразителями нужд и желаний народных». Объявлялось, что новая Дума должна быть «русской по духу»: «Иные народности должны иметь в Думе представителей своих, но не будут являться в числе, дающем им возможность быть вершителями вопросов чисто русских».
II Дума просуществовала 103 дня. Наученные строгим наказанием «выборжцев», лишенных навсегда права избираться на общественные должности, депутаты II Думы от антигосударственных воззваний и демонстраций воздержались.
Литература:
Ф. А. Головин. Вторая Дума по воспоминаниям ее председателя // Исторический архив. М., 1959. Т. 4–6.
А. А. Кизеветтер. На рубеже двух столетий. 1881–1914 гг. Прага, 1929.
В. А. Маклаков. Вторая Государственная Дума (Воспоминания современника). Париж, 1946.
1.2.11. Нравственное состояние общества и Церковь во время Первой революции
В 1905–1906 гг. Россия переживала не только государственный, но и духовно-нравственный кризис. Православные публицисты указывали на совершенно неудовлетворительное нравственное состояние русского общества, на его религиозное равнодушие. Революция 1905–1906 гг. показала, что религиозность «простого народа» весьма шатка и что богоборчество в его среде, как правило, соединялось с антиправительственными настроениями. Одной из причин равнодушия крестьян к Церкви православные клирики считали большое влияние в деревне тех ее жителей, кто работал на фабриках и заводах, познакомился с жизнью и бытом рабочих. «Не подлежит сомнению, – пишет генерал А. А. Киреев, – что глубокие слои русского народа религиозны, церковность наша загнана была в эту глубь Петром Великим. Но вот беда. Как только эти религиозные слои выворачиваются наружу плугом истории и приходят в соприкосновение с нашей культурой ложной и гнилой, они ей подчиняются и теряют свою религиозность. Самую скверную часть нашего народа составляет именно распропагандированный мужик (рабочий)».
Уровень преступности рос из года в год – в 1900 г. общее число уголовных дел в Империи на 48 % превысило аналогичные показатели 1884 г., в то время как население за указанный период выросло на 24–25 %. Причем число преступлений, повлекших за собой смерть или телесные повреждения, возросло за этот период на 171 %. Личность человека перестала рассматриваться простым народом как «священная и неприкосновенная». До того уважение «господ мужиков» друг к другу было деревенской нормой. Теперь эта норма ушла в прошлое: общественный организм России воспроизводил преступность независимо от уровня уголовной репрессии.
В эти годы возникло и тут же выросло до огромных размеров хулиганство – существование «себе в удовольствие», вседозволенность, отсутствие морально-нравственных ограничений, которое проявилось вдруг в жизни социальных низов российского общества. «Хулиганство, – писал киевский протоиерей Клавдий Фоменко, – явление сложных явлений русской обыденной жизни. Хулиганство есть и месть за прошлое крепостничество. Хулиганство есть и озлобленное чадо тех, кто причислил себя „к безработным“. Хулиганство в родстве и с пролетариатом. Одним словом, хулиганство есть полное отрицание общественно-государственного порядка».
«Мы ребята ёжики – в голенищах ножики, Любим выпить, закусить, в пьяном виде пофорсить», – пела деревенская молодежь (по дневниковым записям Ивана Бунина).
Дикий размах хулиганства в эти годы отмечался самыми различными людьми – священнослужителями, государственными и общественными деятелями, правоведами. Обсуждалась даже необходимость законодательной борьбы с этим, названным юристами «безмотивным», преступлением. В русские словари слово «хулиганство» впервые попало только после революции – в 1909 г.
Гибель Казанской иконы Божией Матери
В ночь на 29 июля 1904 г. шайкой Чайкина (фамилия-псевдоним Варфоломея Стояна, крестьянина села Жеребцово), специализировавшейся на воровстве церковных драгоценностей (до этого ими были ограблены церкви в Рязани, Туле, Ярославле, Казани), была украдена величайшая православная святыня русского народа – Казанский образ Божией Матери, находившийся в Казанском девичьем монастыре в Казани. Грабители были вскоре пойманы, но иконы у них не оказалось. На следствии было установлено, что с украденной иконы грабители сняли драгоценный древний золотой оклад, вынули из него драгоценные камни. Оклад, распиленный предварительно на куски, и камни были проданы по частям. Сама же икона была разрублена и сожжена в печи. Сознавшиеся грабители показали эту печь следователям – в выгребенном пепле при тщательном изучении были действительно найдены частицы иконного левкаса (обмазки). Грабителями были простые русские люди, по крещению – православные. Так погибла перед началом революции чудотворная Казанская икона, явленная, по преданию, в 1579 г. в Казани.
В 1611 г. «список» с этой Казанской иконы становится главной святыней Второго ополчения Козьмы Минина и князя Пожарского. Этот список после воцарения Михаила Романова помещается в Казанский собор на Красной площади в Москве. Эта икона Второго ополчения была украдена в 1918 г. и пропала. Судя по уцелевшему фотоснимку, она действительно относилась к концу XVI в.
В начале XVIII в. Петр I привозит в Петербург другой список «Казанской» иконы, помещая его в еще деревянный Казанский собор. В 1812 г. перед этой иконой долго молился только что назначенный главнокомандующим русской армией М. И. Кутузов. Этот список иконы исчезает в 30-е гг. XX в. при переоборудовании храма в музей истории религии и атеизма.
Все остальные известные списки – более позднего времени. Казанская икона, которая была подарена Русской Церкви Папой Иоанном-Павлом II, датируется серединой XVIII в. Ныне она находится в Казани.
Источник:
Процесс о похищении Казанской явленной иконы Божьей Матери с портретом подсудимых и полными речами обвинителя и защитника. М., 1905.
В годы Первой революции прозвучала фраза: «Мы ваши храмы превратим в наши конюшни», которую можно считать суммированным выражением всего того, с чем пришлось столкнуться православным клирикам в 1905–1907 гг. Демонстрация собственного неверия стала в революционную эпоху весьма распространенным явлением в русском обществе, прежде всего в социальных его низах. В течение 1906 г. приходская жизнь во многих местностях Империи нарушилась; нередкими стали факты прерывания хулиганами богослужения; пресса сообщала о толпах, собиравшихся возле храмов и оскорблявших верующих. К осени 1906 г. жизнь во многих православных приходах замерла.
Молодежь давала наибольший процент правонарушений. Критика молодежи в то время постоянно сопровождалась указанием на ее религиозное равнодушие. «Привыкли считать простой русский народ религиозным, верующим, „богоносителем“, – отмечал автор журнала «Приходский священник» Н. Смоленский. – Это одно из благонамеренных, общепринятых мнений, которые люди принимают без проверки и убаюкивают ими свою совесть. Последние годы отчасти разбили эту иллюзию, но только отчасти. Не могли не бросаться в глаза повсюду теперь наблюдаемое отхождение крестьянского населения от храма, ослабление, особенно в молодом поколении, религиозно-нравственных начал».
Ожидание трагедии, ощущение близости развязки стало в те времена важным фактором, определявшим моральный климат в обществе. В 1906 г. Иоанн Кронштадтский подчеркивал: «… на почве безверия, слабодушия, малодушия, безнравственности совершается распадение государства. Без насаждения веры и страха Божия в населении оно не может устоять». Он связывал воедино задачу религиозного воспитания населения с задачей укрепления институтов государственной власти.
Печальное духовное состояние «трудящейся массы» обязывало в первую очередь именно Церковь прийти к ней на помощь. Однако ее стремление оздоровить обстановку сдерживалось и собственно церковными проблемами, и сильной зависимостью от «православного» государства. Многие в Церкви искали пути преодоления былой связанности православной жизни государством ради возрождения глубоко больного общества. Высказывалось, например, предположение, что для обеспечения гармоничного развития духовных и материальных интересов простых людей следует создавать независимые самоуправляющиеся церковно-приходские союзы. В приходе хотели видеть тот объединительный центр, который примирил бы различные слои общества и способствовал улучшению нравственной обстановки в стране. Годы Первой революции стали временем, когда Православная Церковь попыталась осуществить реорганизацию синодального строя и восстановить каноническое устройство, нарушенное реформами Петра I.
В день Пасхи 17 апреля 1905 г. Император подписал указ «Об укреплении начал веротерпимости», положивший начало изменению отношения государства к неправославным исповеданиям Империи. Наиболее важным был первый пункт, гласивший, что переход из православия в какое-либо иное христианское исповедание или нехристианское вероучение не должен преследоваться и влечь за собой невыгодные для перешедшего последствия. Указ имел не только правовое, но и психологическое значение. Менялось сложившееся за многие десятилетия отношение к Православной Российской Церкви – первенствующей и господствующей в Империи. Правовое уравнивание Православия с католичеством, лютеранством, сектами, исламом, буддизмом было нововведением не менее революционным, чем Конституция, ограничивавшая властные права Императора. Понимали и принимали это нововведение с огромным трудом.
По воспоминаниям владыки Евлогия (Георгиевского), в 1905 г. занимавшего кафедру епископа Холмского, викария архиепископа Варшавского, в Западном крае «все деревни были засыпаны листовками с призывом переходить в католичество». Распространялись слухи о переходе в католичество Императора и о. Иоанна Кронштадтского.
Указ 17 апреля 1905 г. сыграл исключительную роль и в жизни русских старообрядцев – противников церковных реформ Патриарха Никона (XVII в.). Старообрядцы, первоначально рассматривавшиеся властью как антигосударственный элемент русского общества, с течением времени сумели наладить свою жизнь в Империи и по зажиточности и бытовой устроенности существенно превзойти большинство «новообрядцев-никониан». К началу XX в. светские власти смотрели на старообрядцев как на консервативный элемент общества и надеялись найти в их лице сильную опору монархическому порядку. Чиновники начала XX в. часто рассматривали старообрядцев и как здоровую основу будущей единой Православной Церкви. Это убеждение разделял товарищ (т. е. заместитель) министра внутренних дел С. Е. Крыжановский, готовивший закон «О порядке образования и действия старообрядческих и сектантских общин и о правах и обязанностях входящих в состав общин последователей старообрядческих согласий и отделившихся от православия сектантов». Закон этот был утвержден Императором в первую годовщину Манифеста 17 октября – 17 октября 1906 г. В преамбуле высказывалась надежда, что закон «послужит к укреплению в старообрядцах веками испытанной преданности их к престолу и Отечеству и вящему возвеличению истины и свободного убеждения, общей Матери нашей Святой Церкви Православной».
После принятия законов 17 апреля 1905 г. и 17 октября 1906 г. Российская Православная Церковь осталась единственной религиозной организацией, юридически подчиненной светской власти и не пользовавшейся теми свободами в своем внутреннем управлении, которые были предоставлены всем религиозным организациям Империи.
Не в последнюю очередь и по этой причине вопрос о необходимости проведения церковных реформ большинством православных иерархов, богословски образованных клириков и мирян воспринимался как один из самых насущных вопросов духовной и церковно-общественной жизни страны. Знавший о разработке указа 17 апреля заранее, первоприсутствующий член Св. Синода митрополит С.-Петербургский и Ладожский Антоний Вадковский (1846–1912) сумел использовать сложившуюся ситуацию для того, чтобы вопрос о церковных реформах был переведен в практическое русло. Еще в феврале – марте 1905 г. состоялась дискуссия о Церкви, в которой приняли участие митрополит Антоний, председатель Комитета министров С. Ю. Витте и обер-прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев.
Свидетельство очевидца
С. Ю. Витте горячо поддержал митрополита Антония «по идейным соображениям» в его желании провести реформу церковно-государственных отношений. В своих воспоминаниях Витте писал: «У нас Церковь превратилась в мёртвое бюрократическое учреждение, церковные служения – в службы не Богу, а земным богам, всякое православие – в православное язычество. Вот в чём заключается главная опасность для России. Мы постепенно становимся меньше христианами, нежели адепты всех других христианских религий. Мы делаемся постепенно менее всех верующими. Япония нас побила потому, что она верит в своего Бога несравненно более, чем мы в нашего… Теперешняя революция показала это с реальной, еще большей очевидностью. Никакое государство не может жить без высших духовных идеалов. Идеалы эти могут держать массы лишь тогда, если они просты, высоки, если они способны охватить души людей, – одним словом, если они божественны. Без живой Церкви религия обращается в философию, а не входит в жизнь и ее не регулирует. Без религии же масса обращается в зверей, но зверей худшего типа, ибо звери эти обладают бо́льшими умами, нежели четвероногие». (Воспоминания. Т. 2. С. 349)
Начало дискуссии было положено Витте, записку для которого подготовили профессора столичной духовной академии. Сановника поддержал митрополит, также подчеркнувший ненормальность зависимого положения Церкви от светской власти. Идейным противником С. Ю. Витте и владыки Антония выступил обер-прокурор, доказывавший не столько нормальность, сколько полезность для Церкви наличия обер-прокурорской власти. Стремясь не допустить проведения реформы, К. П. Победоносцев добился от Императора переноса обсуждения вопроса о положении Православной Церкви из Совещания министров в Синод. Однако и в Синоде Победоносцев не нашел понимания и поддержки: все члены «духовного правительства» высказались за созыв Поместного Собора и возглавление Церкви «чести ради Российского государства» Патриархом.
Соответствующий документ был подписан 22 марта 1905 г. и направлен на утверждение Императора. Для Победоносцева это был чрезвычайно болезненный удар. Оказав давление на Николая II, он сумел остановить предложение членов Синода: время для созыва Собора было названо самодержцем «неблагоприятным». Думая противопоставить Синоду провинциальный епископат, обер-прокурор летом 1905 г. решил разослать всем архиереям вопросы, предполагавшиеся к рассмотрению на Поместном Соборе. Однако практически все епископы поддержали идею созыва Поместного Собора и проведения церковных реформ. Это окончательно стало ясно уже после отставки обер-прокурора, покинувшего свой пост 19 октября 1905 г. – Манифест 17 октября означал политическую смерть Победоносцева, всю жизнь боровшегося против любых конституционных идей, считая их «великой ложью нашего времени».
Свидетельство очевидца
«Государь сказал по секрету, что он ждёт смерти Победоносцева, чтобы решить вопрос о раскольниках, но что при Победоносцеве это невозможно и что он уже говорил об этом с митрополитом Антонием». – Кн. Е. А. Святополк-Мирская. Дневник.
Литература:
С. Л. Фирсов. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 г.). М., 2002.
1.2.12. Террор, антитеррор и отношение к нему в обществе
ПСР (Партия социалистов-революционеров) приветствовала революцию и актами террора и широкой агитацией среди крестьян и рабочих пыталась придать ей необратимый характер – свергнуть самодержавие и довести народ до Учредительного собрания, которое, по мысли эсеров, учредит народную республику.
Социал-демократы смогли внедриться в революцию только в октябре, при создании Петербургского совета, руководство которым захватили меньшевики. До этого эсдеки занимались выпуском прокламаций, подстрекательством и наживались на продаже эсерам оружия и взрывчатки, которые они по своим каналам доставляли из-за рубежа. Впрочем, уже в январе 1905 г. видный эсдек Александр Парвус (Израиль Гельфанд) под впечатлением от «Кровавого воскресенья» выдвинул теорию «непрерывной (перманентной) революции», которая позднее была принята Лениным и Троцким. Теория эта предполагала практическое действие – захват «пролетариатом» власти не дожидаясь, пока эта власть утвердится в руках «буржуазии», свергнувшей «царизм». То есть, говоря по-простому, профессиональным революционерам предлагалось вырвать власть сначала у монарха и сразу же вслед за этим у либеральных политиков и установить свою диктатуру. Движущей силой непрерывной революции эсдеки (особенно большевики) считали «массы пролетариата и крестьянства», но только под строгим руководством партийных вождей, то есть самих себя. «Сразу после демократической революции мы начнем двигаться… к социалистической революции. Мы не остановимся на полпути», – соглашался с Парвусом Ленин в сентябре 1905 г. Социалистическая революция в словаре эсдеков означала принуждение большинства общества к повиновению со стороны революционного меньшинства.
В апреле 1905 г. Ленин проводит незаконный (с точки зрения социал-демократической партии) съезд своих сторонников в Лондоне, 38 участников которого единодушно поддержали переход к прямым боевым действиям, к созданию военных отрядов и организации восстания.
Документ
В октябре Ленин из Швейцарии (он вернулся в Россию только в ноябре, после объявления амнистии) призывал создавать «отряды революционной армии», которые должны вооружаться «сами, кто чем может (ружье, револьвер, бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога, веревка или веревочная лестница, пироксилиновая шашка, лопата для стройки баррикад, колючая проволока, гвозди (против кавалерии) и пр.) … Даже и без оружия отряды могут сыграть серьезнейшую роль: 1) руководя толпой, 2) нападая при удобном случае на городового, случайно отбившегося казака… и отнимая оружие; 3) спасая арестованных или раненых, когда полиции очень немного; 4) забираясь на верх домов, в верхние этажи и т. п. и осыпая войско камнями, обливая кипятком и т. д. … Убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков». – В. И. Ленин. ПСС. Т. 11. С. 336–340.
Вернувшись в начале ноября в Россию, Ленин стал лихорадочно организовывать вооруженное восстание в Москве, а когда оно началось по его сценарию 10 декабря – уехал в Финляндию, где прожил неделю в безопасности до его подавления.
Объединительный съезд РСДРП в Стокгольме в апреле 1906 г. осудил ленинскую тактику вооруженного восстания и вооруженной борьбы. Но Ленина это не смутило. Он тайно сформировал свой собственный ЦК, который взял курс на продолжение вооруженной борьбы за захват власти в России.
Конец весны – лето 1906 г. стали новым пиком революционного террора. 21-летняя эсерка М. А. Спиридонова всадила пять пуль в советника тамбовского губернского собрания, члена «Союза русских людей» Гавриила Николаевича Луженовского, руководившего усмирением крестьянских беспорядков и грабежей на Тамбовщине. 14 мая в Севастополе состоялось неудавшееся покушение на коменданта города генерала Неплюева. Бомба разорвала на куски 8 человек, в том числе двух детей, и ранила несколько десятков. Левые газеты «успокаивали» раненых и родственников погибших заявлениями, что удар был направлен не на них… В июле произошли военные бунты в Свеаборге (база русского военно-морского флота в Финляндии), Кронштадте и на крейсере «Память Азова», сопровождавшиеся убийствами морских офицеров. Эсеры и эсдеки попытались поднять новое вооруженное восстание в Москве, но не были поддержаны рабочим народом. 2 августа в Польше произошло заранее спланированное радикалами-националистами нападение на русских солдат и полицейских. В одной Варшаве было убито 28 и ранено 18 человек.
12 августа в переднюю государственной дачи премьер-министра П. А. Столыпина вошли несколько человек в форме жандармских офицеров. У них на пути встал офицер, командующий охраной. Тогда террористы с криками «Да здравствует свобода, да здравствует анархия!» швырнули портфели в приемную, полную посетителей. Итог был ужасающим – убито 27 человек, ранено 32, из которых шестеро позже скончались. Сам Петр Аркадиевич остался невредим. Однако пострадали его маленький сын и 14-летняя дочь (два года она не могла ходить), рухнувшие на землю с балконом второго этажа. А на следующий день пятью выстрелами из револьвера был убит командир Семеновского полка генерал Георгий Мин, успешно боровшийся с декабрьским восстанием в Москве.
Не гнушались террора и крайне правые. «Союз русского народа» организовывал в 1905–1906 гг. боевые дружины для участия в погромах интеллигенции и евреев. Только за участие в погромах октября 1905 г. предстало перед судом 1860 человек. Жертвами индивидуального террора правых стали члены думской фракции кадетов – евреи М. Я. Герценштейн и Г. Б. Иоллос и трудовик врач А. Л. Караваев. Правые готовили покушение и на жизнь С. Ю. Витте. Эсеры и эсдеки отвечали террором на террор. В Одессе в митинг «Союза русского народа» бросали бомбы, в Иваново-Вознесенске большевик В. Морозов во время демонстрации СРН сначала выстрелил в портрет Императора, а потом убил двух демонстрантов. В России начиналась гражданская война.
В этих трагических обстоятельствах новый премьер-министр П. А. Столыпин решил противопоставить антиправительственному террору жесткие ответные меры. Покушение на него и его семью стало своего рода рубежом. 19 августа был принят указ о военно-полевых судах. Он предписывал, в качестве временной меры, ввести особые суды из строевых офицеров, которые в тех случаях, когда преступление было очевидным, имели право в короткое время выносить приговор и приводить его в исполнение. «Государство может, государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы для того, чтобы оградить себя от распада, – доказывал в Думе П. А. Столыпин. – Когда дом горит, господа, вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна… Когда на вас нападает убийца, вы его убиваете… Это состояние необходимой обороны…»
За восемь месяцев действия военно-полевых судов они вынесли 1102 смертных приговора. К сожалению, были и судебные ошибки, и многие обвиняли правительство в неоправданной жестокости. Однако указанную цифру нелишне сопоставить с числом жертв террора. Только за год – с октября 1905 г. – было убито и ранено 3611 государственных чиновников. Сам П. А. Столыпин в интервью французскому журналисту Гастону Дрю приводил такую впечатляющую статистику пострадавших от революционного экстремизма. За 1906–1908 гг.: покушений – 26 268; убито должностных и частных лиц – 6091; ранено – более 6000; ограблено – более 5000. Жертвами терактов, организованных только партией социалистов-революционеров за 10 лет (с 1901 по 1911 г.), стали 2 министра, 33 генерал-губернатора, губернатора и вице-губернатора, 16 градоначальников, начальников окружных отделений, полицмейстеров, прокуроров и их помощников, начальников сыскных отделений, 7 генералов и адмиралов, 15 полковников, 8 присяжных поверенных, 26 агентов полиции. А ведь методы террора исповедовали еще и анархисты (именно они совершали наибольшее количество терактов), и эсеры-максималисты, и социал-демократы, и крайне правые. Всего же за 1901–1911 гг. жертвами террористов стали 17 000 человек.
Печально, но революционный террор практически не осуждался большинством образованного общества России в 1905–1906 гг. Антитеррористические же действия власти решительно осуждались. На призывы осудить с думской трибуны действия террористов депутаты кадетского большинства I Думы отвечали – «сначала прекратите террор правительства против общества, и тогда мы осудим террор революционеров против правительства».
Свидетельство очевидца
«Тяжелый эпизод разыгрался на кадетском съезде (апрель 1906 г. – Отв. ред.). Во время заседания кто-то с кафедры сообщил, что в Киеве убит террористами генерал-губернатор граф А. П. Игнатьев. И вдруг сорвалось несколько аплодисментов. Это сейчас же вызвало резкий протест. Аплодисменты сразу оборвались. Председатель высказал строгое порицание тем, кто рукоплескал. Но факт остался фактом. В центре либеральной оппозиции, считавшей себя монархической, отрицавшей революционные методы, нашлись люди, нашлись члены Государственной Думы, публично выразившие одобрение убийцам». – А. Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. М., 2007. – С. 242.
И всё же антитеррористические меры Столыпина имели успех, политический экстремизм осенью 1906 г. пошел на убыль. Число разного рода преступлений снизилось в несколько раз. В 1909 г. была распущена Боевая организация эсеров. Многочисленные жертвы ни в чем не повинных людей, экспроприации, слишком походившие на банальные разбои, постепенно меняли прежде сочувственное отношение общества к терроризму. Еще продолжавшиеся убийства должностных лиц встречали все меньшую общественную поддержку. Вызывали всеобщее возмущение действия группировки анархистов – «безмотивников», утверждавших, что объект террора совсем не обязательно должен быть в чем-то лично виновен – достаточно быть представителем «господствующего» сословия. Они взрывали рестораны и кофейни, пытались бросать бомбы в окна вагонов «первого класса» и т. п. Страна устала от революции, а само террористическое движение постепенно разлагалось изнутри. Лишившись поддержки общественного мнения, террор постепенно затихал.
Литература:
А. А. Гейфман. Революционный террор в России. 1894–1917. М., 1997.
С. А. Степанов. Черная сотня в России (1905–1914 гг.). М., 1992.
В. М. Лавров. Мария Спиридонова: террористка и жертва террора. М.,1996.
Охранка. Воспоминания руководителей политического сыска. В 2-х т. М.: Новое литературное обозрение, 2004.
Литература к главе 2:
Первая Русская революция. Взгляд через столетие / Отв. ред. А. П. Корелин, С. В. Тютюкин. М., 2005.
Р. Пайпс. Русская революция. Кн. 1. Агония старого режима. М., 2005.
С. Б. Павлов. Опыт первой революции: Россия 1900–1907. М., 2008.