1.4.1. Балканский кризис 1914 г. и начало войны
Накануне Мировой войны Балканы были «пороховым погребом» Европы. Именно отсюда исходила главная угроза европейскому миру. Всё более непримиримый характер приобретали противоречия между Австро-Венгрией и балканскими государствами, особенно Сербией. В Белграде мечтали о «Великой Сербии», которая объединила бы славянские народы, находившиеся под австрийским господством. В Вене рассматривали это как угрозу самому существованию Двуединой империи и искали повод раз и навсегда расправиться с сербским государством.
Такой повод представился 15 (28 июня)[15] 1914 г., когда сербский националист Гаврило Принцип из группы «Молодая Босния» несколькими выстрелами из револьвера убил в Сараеве наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда и его беременную жену герцогиню Софию Гогенберг.
Австрийское правительство обвинило в организации убийства Белград и, опираясь на полную поддержку Берлина, 10 (23) июля предъявило Сербии ультиматум, выдвинув набор самых жестких требований, включая расследование убийства с участием австрийских чиновников и наказание лиц, участвующих в антиавстрийской пропаганде, по спискам, которые представят сами австрийские власти.
Сербы обратились за помощью к России. Русская дипломатия предприняла попытку выступить посредником между Веной и Белградом, советуя сербам проявить максимальную сговорчивость и принять все условия ультиматума, кроме тех, которые были заведомо неприемлемыми для независимого государства. Белград был готов принять все условия ультиматума, кроме допуска австрийских представителей на свою территорию. Однако Австрия не удовлетворилась этим ответом и разорвала дипломатические отношения с Сербией, а 15 (28) июля объявила ей войну. Отвергла Австрия и посреднические усилия Великобритании. Начались артиллерийские обстрелы Белграда австрийскими батареями, расположенными на левом берегу Дуная.
В течение всего периода Балканского кризиса русская дипломатия лихорадочно искала возможности избежать большого европейского конфликта. Император Николай II вступил в активную переписку с Кайзером Вильгельмом II, стремясь убедить его в необходимости заставить своего австрийского союзника одуматься. «Было бы справедливо повергнуть австро-сербский спор на решение Гаагского трибунала. Я доверяю твоей мудрости и твоей дружбе», – писал русский Царь Кайзеру.
Советники Царя – министр иностранных дел С. Д. Сазонов, военный министр В. А. Сухомлинов и начальник Генерального штаба Н. Н. Янушкевич считали войну неизбежной и настаивали на всеобщей мобилизации, усматривая в маневрах Кайзера попытку отсрочить ее, чтобы в момент начала войны оказаться в более выгодном положении. Но Царь, понимая последствия такого решения, продолжал колебаться и надеялся на возможность договориться с Вильгельмом. Германия требовала от России отказаться от всеобщей мобилизации, угрожая в противном случае войной. Лихорадочная переписка между Царским Селом и Сан-Суси (летняя резиденция германских императоров) ни к чему не привела. 17 июля Николай II отдал приказ о всеобщей мобилизации.
Свидетельство очевидца
Вспоминая свой доклад у Государя днём 17 (30) июля 1914 г., Сазонов пишет: «В таком положении Государю не оставалось ничего иного, как повелеть приступить ко всеобщей мобилизации. Государь молчал. Затем он сказал мне голосом, в котором звучало глубокое волнение: „Это значит, обречь на смерть сотни тысяч русских людей. Как не остановиться перед таким решением?“» – С. Д. Сазонов. Воспоминания. Минск, 2002. – С. 227.
В тот же день германский посол в Петербурге Фридрих фон Пурталес вручил Сазонову ультиматум с требованием немедленно отменить мобилизацию. А спустя еще один день вручил ноту германского правительства об объявлении войны.
Свидетельство очевидца
«1 августа в 7 часов вечера, – вспоминает министр иностранных дел Сазонов, – ко мне явился граф Пурталес и с первых же слов спросил меня, готово ли русское правительство дать благоприятный ответ на предъявленный им накануне ультиматум. Я ответил отрицательно… Посол, с видимым усилием и глубоко взволнованный, сказал мне: „В таком случае мне поручено моим правительством передать вам следующую ноту“. Дрожащая рука Пурталеса вручила мне ноту, содержащую объявление нам войны… После вручения ноты посол, которому, видимо, стоило большого усилия исполнить возложенное на него поручение, потерял всякое самообладание и, прислонившись к окну, заплакал, подняв руки и повторяя: „Кто мог бы предвидеть, что мне придется покинуть Петербург при таких условиях“… Несмотря на собственное мое волнение, которым мне, однако, удалось овладеть, я почувствовал к нему искреннюю жалость, и мы обнялись перед тем, как он вышел нетвердыми шагами из моего кабинета». – С. Д. Сазонов. Воспоминания. Минск, 2002. – С. 238.
Последовала цепная реакция объявления войны. Германия объявила войну Франции. Через два дня Австрия объявила войну России. Англия некоторое время колебалась, не желая ввязываться в европейский конфликт ради чуждых ей интересов спасения Сербии. Только после того, как Германия нарушила нейтралитет Бельгии, Лондон 22 июля (4 августа) объявил войну Германии. Война стремительно приобретала мировые масштабы. Турция 11 ноября поддержала Германию. Антанта объявила Турции войну.
1.4.2. Была ли неизбежна война?
Историки всего мира до сих пор задаются вопросами: была ли возможность предотвратить трагедию и как должна была поступить Россия? Для ответа на него необходимо представлять себе настроения в Европе тех лет. Развитие международных отношений неумолимо вело к общеевропейскому конфликту. Главным источником напряженности в Европе была Германия. Сильнейшая европейская держава, по военному и промышленному потенциалу в начале ХХ в. в два раза превосходившая Францию, Германия после ухода великого канцлера Бисмарка в отставку (1890 г.) была одержима идеей мирового господства. Обнаруженные после Второй Мировой войны и вывезенные в США архивы МИД Германии показали, что руководство Германской империи планировало добиться мировой гегемонии путем подчинения России. Имелись различные сценарии такого подчинения от союзнических отношений до завоевания, отторжения западных областей и создания в Великороссии вассального государства. Огромные природные богатства России и людские ресурсы сделали бы Германию непобедимой. Широко были распространены среди немцев разговоры о «браке мужественного германского деятельного начала с женственным безвольным славянством». В Германии в 1890-е гг. Фридрих Ратцель формулирует принципы лженауки «геополитики» («антропогеографии»), полагающей государства и народы подобными отдельным людям и даже животным, ведущим естественную борьбу за «жизненное пространство». Его идеи сразу же приобрели популярность среди немцев. Russlandpolitik – стала для немцев навязчивой идеей к началу ХХ в.
Германия во второй половине XIX в. значительно упрочила свое положение. Она в 1864 г. разгромила маленькую Данию и присоединила провинцию Шлезвиг-Гольштейн. Через два года в битве при Садовой был решен спор с Австрией. Объединение германского народа теперь шло не с католического германского юга, а с лютеранского севера – из Пруссии. И сама Австрия стала полусоюзником-полувассалом Пруссии. В 1870–1871 гг. Пруссия наголову разбила Наполеона III – императора французов и отняла у Франции германоязычные провинции Эльзас и Лотарингию, расположенные по левому берегу Рейна. Теперь немцы жаждали передела колоний, которые старые европейские державы успели поделить между собой до усиления Германии и превращения ее в ведущую державу мира. На пути удовлетворения колониальных аппетитов Германии стояла величайшая колониальная империя мира, владычица морей – Великобритания. Но чтобы сразиться с ней за власть над миром, Германия должна была иметь надежный тыл и безграничные людские и природные ресурсы. Надежный тыл дала бы ей подчиненная Европа, а ресурсы – Россия. Кроме России, Германия обратила свое пристальное внимание и на ослабевшую Османскую империю. Она хотела и эту огромную многонациональную мусульманскую страну сделать союзно-вассальным государством наподобие Австрии.
Заметки ответственного редактора
За треть ХХ в. Германия дважды начинала разрушительные мировые войны в Европе, желая получить новые земли и стать первой державой мира. Многие немецкие ученые и политики горячо доказывали, что без жизненного пространства Германия зачахнет. В результате этих двух мировых войн Германия потеряла две пятых своей территории, десятки миллионов лучших своих граждан, погибших на фронте и в тылу, утратила огромные культурные ценности, тысячелетие копившиеся германским народом, запятнала свое имя, став агрессором и виновницей геноцида. После 1945 г. на сократившихся пространствах немцы трудолюбиво и с покаянным чувством за прошлые преступления, не обольщаясь больше мечтаниями о мировом господстве, создали процветающее и богатое государство, возродили культуру, науку и искусства. Германия мирно воссоединилась в 1990 г. и ныне вновь является крупнейшим и богатейшим государством Европы, однако теперь она озабочена не поиском жизненного пространства для своего народа, а тем, как бы повысить рождаемость среди немцев, так как в стране не хватает рабочих рук и потому сотни тысяч мигрантов приезжают в Германию из других стран, меняя ее национальный и культурный облик. Идея, приведшая Германию к двум ужасным войнам, на сто процентов оказалась обольщением, страшным самообманом.
Что же касается геополитики, то эта наука теперь существует не как изучение объективных фактов, а исключительно как исследование форм массового сознания, того, как те или иные человеческие сообщества представляют себе свои пространственные интересы, опасности и предпочтения.
Франция не желала смириться с унижением 1871 г. и потерей прирейнских провинций. Становиться вассалом Германии она не собиралась. Не хотела делиться своими заморскими владениями и Великобритания. Россия также всё яснее понимала, что союз с Германией сулит ей только вторые роли, которые она не хотела принимать, ощущая в себе силы быть одной из ведущих держав мира. Но русские государственные люди прекрасно понимали, что в одиночку противостоять Германии, а тем более Германии и Австрии, Россия не сможет. Она была и слаба в военном отношении, и сильно отставала технически. Если Франция вновь будет разбита Германией, то следующей ее жертвой обязательно станет Россия. Поэтому союз Франции и России оказывался неизбежным, и он был заключен. В 1907 г. к нему присоединилась и Великобритания. «Нам действительно нужно сговориться с французами и, в случае войны между Францией и Германией, тотчас броситься на немцев, чтобы не дать им времени сначала разбить Францию, а потом обратиться на нас», – давал указания МИД России в 1892 г. Александр III.
Немцы знали о франко-русском союзе и всячески пытались его разрушить, но одновременно германский генеральный штаб разрабатывал такой план военных действий против союзных России и Франции, который позволил бы избежать войны на два фронта. Этот план получил название «Плана Шлиффена» по имени своего главного разработчика, начальника германского генерального штаба в 1891–1906 гг. Альфреда фон Шлиффена. Он совершенствовался до деталей с 1895 г. с абсолютной немецкой аккуратностью. После ухода в отставку Шлиффена план дорабатывался его преемником Гельмутом фон Мольтке. Суть плана состояла в том, что русская армия из-за технических слабостей – плохих и редких железных дорог, полного отсутствия шоссейных и общей славянской нерасторопности будет осуществлять всеобщую военную мобилизацию 105–120 дней. Германия же должна провести мобилизацию в кратчайшие сроки – за 15 дней, разгромить Францию за шесть недель и потом всеми силами броситься на Россию, еще не закончившую мобилизацию, и раздавить ее. Отвлекающие военные действия, до нанесения решающего удара Германией, должны были осуществлять против России Австрия и Турция. Немцы, в крайнем случае, были готовы сдать русским всю Восточную Пруссию с Кёнигсбергом и уйти за Вислу под защиту привислянских крепостей в Торне и Данциге, но только не снимать до разгрома Франции войска с Западного фронта. Координация германского генерального штаба с австрийским была полная. Русские о планах Германии были прекрасно осведомлены – начальник австрийской военной разведки полковник Альфред Реддель был русским шпионом и до 1913 г. скрупулезно сообщал все тайные разработки германского и австрийского генеральных штабов в Петербург.
Хотя Державы Согласия надеялись, что их союз, особенно после присоединения к Антанте Великобритании, остудит горячие головы в Берлине и предотвратит войну, они, тем ни менее, готовили свой план военных действий на случай германского нападения по плану Шлиффена. Этот план, получивший кодовое название «План XVII», предусматривал, что Россия силами двух армий начнет военные действия против Германии и силами четырех армий – против Австрии уже через две недели после объявления войны, не дожидаясь завершения мобилизации. Это заставит немцев снимать дивизии с Западного фронта и перебрасывать их на Восток для спасения Восточной Пруссии и своего австрийского союзника. План Шлиффена таким образом будет сорван, и Германия, вынужденная воевать на два фронта, проиграет. Именно поэтому Россия не могла затягивать объявление мобилизации, а Германия, раз Россия объявила мобилизацию, должна была не только отмобилизовать свою армию, но и как можно быстрее бросить ее через Бельгию на Париж. Любое промедление означало для Германии войну на два фронта и почти неминуемое поражение. Потому мобилизация и война стали в июле 1914 г. понятиями тождественными.
Мнение историка
«Нельзя забывать, что царская Россия готовилась к войне с Германией и Австро-Венгрией в союзе с Францией, на которую, как ожидалось, выпадала в первый период войны более трудная задача отражения натиска почти всей германской армии. Франция испытывала определенную зависимость от поведения России, от степени ее усилий в борьбе против Германии, от распределения ее сил. Со своей стороны царское правительство было не меньше, чем французское, заинтересовано в том, чтобы французские армии выдержали первое испытание. Вот почему русское командование уделяло такое большое внимание операциям на германском фронте. Не следует также сбрасывать со счетов и стремление России воспользоваться отвлечением главных сил германской армии на запад для нанесения Германии решительного поражения в первые же месяцы войны… Поэтому, характеризуя отношения, сложившиеся между Россией и Францией к началу войны, правильнее говорить о взаимозависимости союзников». – В. А. Емец. Очерки внешней политики России. 1914–1917. М., 1977. – С. 52–53.
Франция прикладывала немало усилий, чтобы помочь России развить сеть дорог, железных дорог и мостов в прифронтовой полосе. В 1912 г. Россия приняла, а с 1914 г. начала осуществление Большой военной программы, которая, в частности, сокращала сроки всеобщей мобилизации до 18 дней к 1917 г. и существенно модернизировала вооруженные силы. С завершением этой Большой программы план Шлиффена и все планы германской экспансии становились совершенно нереализуемыми. «В 1918 г., если им удастся выполнить свою программу, русские окажутся в Берлине быстрее, чем немцы – в Париже», – считали в германском генеральном штабе. Немцам, увлеченным идеей мирового господства, приходилось спешить с поиском предлога к развязыванию войны. Немало горячих голов в Берлине стали в 1913–1914 гг. говорить об «упреждающем ударе». Напротив, Россия в войне была совершенно не заинтересована и вообще и особенно до завершения Большой программы. В отличие от 1904 г. на этот раз очень многие понимали, что война в России, пока социальная база императорского режима узка, а простой народ жаждет передела собственности, может быстро перерасти в революцию. Мир России был нужен, но не любой ценой – превращение в вассала Германии большинство русских совершенно не устраивало. В Петербурге понимали, к каким последствиям может привести непопулярная и непонятная народу война, но не были в состоянии найти выход из неразрешимого противоречия между сохранением мира и поддержанием великодержавного статуса.
Документ
Один из видных сановников Империи, бывший начальник Департамента полиции и министр внутренних дел Петр Николаевич Дурново (1845–1915) в феврале 1914 г. подал Императору записку об опасности войны для России. Если военные действия будут складываться для нас неудачно, писал Дурново, то «социальная революция в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна, так как нынешний строй позволяет во всех неудачах винить правительство и монарха. На место кадровых офицеров, которые погибнут в первые месяцы войны, придут гражданские новобранцы, не имеющие ни авторитета среди солдат, ни чувства долга. В результате – крестьянская армия начнет разбегаться, опасаясь не успеть к переделу земли в деревне. Либералы в начавшейся смуте не смогут удержать власти, так как народ не знает и не понимает их идей и «Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой трудно предвидеть». Текст записки опубликован в журнале «Красная Новь». 1922. № 6 (10). – С. 182–199.
Агрессивность Вены по отношению к Белграду во многом диктовалась расчетом на то, что Россия, уже неоднократно отступавшая под напором Центральных держав, отступит и теперь. Но бросить Сербию на растерзание Австрии Россия не могла – и не только из солидарности со «славянскими братьями», но и потому, что очередная уступка Австрии на Балканах нанесла бы непоправимый ущерб международным позициям страны, поставила бы под вопрос ее ценность как союзника Антанты. В Петербурге исходили из того, что очередная сдача позиций не предохранит Россию от конфликта с Центральными державами, а только разогреет их аппетиты и одновременно отдалит Россию от ее союзников.
1 августа жребий был брошен, и теперь судьба России и Европы решалась на полях сражений. «Когда наступит время для истории произнести свой беспристрастный суд, ее решение – я твердо в это верю – не будет иным как то, которым мы руководились: Россия не могла уклониться от дерзкого вызова своих врагов, она не могла отказаться от лучших заветов своей истории, она не могла перестать быть Великой Россией», – заявил в Думе на историческом заседании 26 июля 1914 г. министр иностранных дел Сергей Сазонов.
Мнение историка
Война застигла Россию в самое неудачное время, когда каждая частица ее энергии нужна была для внутреннего переустройства. Война оборвала ее политическое, экономическое и культурное развитие; возложив непосильное бремя на Империю прежде, чем та успела встать на новое и более прочное основание». – M. M. Karpovich. Imperial Russia, 1801–1917. N.Y., 1932. – P. 89.
Литература
Генерал Н. Н. Головин. Военные усилия России в Мировой войне. Т. 1–3. Париж, 1939.
D. C. B. Lieven. Russia and the Origins of the First World War. L., 1984.
1.4.3. Военное положение России в 1914 г.
Как и другие мировые державы, Россия начала подготовку к новой войне задолго до ее начала. Вооруженные силы Империи были резко ослаблены Русско-японской войной и революцией. Для реорганизации армии и флота в 1905 г. была создана новая структура – Совет государственной обороны во главе с Великим князем Николаем Николаевичем. Однако фактически реформа армии началась в 1909 г. с приходом на должность военного министра генерала В. А. Сухомлинова. По мнению современников, невежественность в сочетании с поразительным легкомыслием позволяли генералу удивительно легко относиться к сложнейшим вопросам организации вооруженных сил. Но благодаря общему экономическому подъему в стране за короткое время были улучшены техническое оснащение армии, организация запасов продовольствия и сырья, сокращен период мобилизации армии и увеличена численность офицерского корпуса. Офицерский корпус в предвоенные годы комплектовался из всех сословий Империи и, как следствие, стремительно демократизировался. Только в генеральском звене он оставался сословно дворянским и то лишь потому, что получение генеральского звания означало автоматическое возведение в потомственное дворянство. Очень многие боевые генералы русской армии происходили из простых семей – крестьян, мещан, разночинной интеллигенции. У многих из них отцами были офицеры, выслужившиеся из солдат.
Военные силы ведущих государств мира на 1912 год
В канун войны русская кадровая армия насчитывала 1423 тыс. человек, была крупнейшей и считалась одной из самых сильных армий мира (в 1914 г. германская армия насчитывала 750 тыс. человек, сухопутные силы Австрийской монархии составляли 460 тыс. человек). По мобилизации резервистов первого срока армия быстро доводилась до 5 млн. человек.
Русские солдаты и офицеры во всем мире считались храбрыми и выносливыми. Вместе с тем качество русской армии отражало состояние культурного уровня страны (каков народ – такова и армия), а по уровню жизни и образованности населения Россия серьезно отставала от европейских стран и, прежде всего, от Германии. Вооруженные силы страны были по преимуществу крестьянскими. 61,7 % поступавших в армию русских новобранцев были неграмотны. В германской армии таковых насчитывалось менее 0,02 %, в британской – 1 %, во французской – 3,3 %, в австро-венгерской – 22 %, в итальянской – 30 %, в сербской – 50 %. Только в румынской армии неграмотных было больше, чем в русской – 64,5 %. Неграмотные солдаты плохо овладевали новой техникой, терялись в сложной обстановке, не умели ориентироваться по карте, были малоинициативны. Отсутствие образования, элементарных исторических знаний делало большинство солдат совершенно равнодушными к национальным ценностям и целям России. «Большинству русских людей была незнакома идея единства культурного наследия и общности судьбы, что составляет основу всякой гражданственности. Мужицкому сознанию была далека категория „русскости“, и себя они воспринимали не столько как русские, а скорее как вятские, тульские и т. д., и пока враг не угрожал их родному углу, они не испытывали истинно враждебного чувства к нему», – отмечал генерал Николай Головин.
Свидетельство очевидца
Британский военный атташе полковник Альфред Нокс, подолгу находившийся на русском фронте, так характеризовал русских солдат: «Они были наделены всеми пороками своей нации. Они были ленивы и беспечны и ничего не делали без понукания. Большинство из них вначале охотно шло на фронт главным образом потому, что не имело никакого представления о войне. У них не было никакого представления о том, ради чего они воюют, не было у них и сознательного патриотизма, способного укрепить их дух перед зрелищем тягчайших потерь, а тягчайшие потери были следствием неразумного командования и дурной экипировки». – A. Knox. With the Russian Army. 1914–1917. L., 1921.Vol. 1 – P. 31–32. Рус. пер. А. Нокс. Вместе с Русской армией. Дневник военного атташе 1914–1917. М.: Центрполиграф, 2014. – С. 24–25.
В отличие от стран Европы, в России почти не проводилось занятий с резервистами, особенно с резервистами второго разряда (возраст 30–38 лет), и они быстро теряли воинскую квалификацию, полученную за годы строевой службы. А много людей призывного возраста вовсе не проходило военную службу, пользуясь теми или иными освобождениями и отсрочками. Русский стиль боя предполагал лихость и личное мужество. Офицеры не были обучены щадить ни самих себя, ни своих солдат. Рукопашной схватке, лобовой кавалерийской атаке генералы отдавали предпочтение перед тщательно спланированными в штабах операциями. В результате – потери были весьма велики и к 1916 г., к удивлению всего мира, Россия практически исчерпала свои ресурсы в обученной живой силе, хотя за годы войны Россия мобилизовала всего 5 % своего населения, в то время как Германия – 12 %, Франция – 16 %.
На модернизацию вооруженных сил в предвоенные годы были истрачены огромные для России денежные средства. С 1908 по 1913 г. объем военных расходов возрос в 1,5 раза и составил почти 25 % всей расходной части бюджета. В канун войны Россия тратила на военные нужды большую долю бюджета, чем Германия. В абсолютных цифрах военные расходы Соединенных Штатов (580 млн. руб.), Германии (570), России (565) и Великобритании (561) были практически равны. Все другие страны тратили на военные нужды меньше денег – Франция – 420 млн. руб., Австрия – 210 млн., Италия – 168, Турция – 57,5, Болгария – 12,6, Сербия – 10,3. По темпам увеличения военных расходов Россия обошла и своих союзников по Антанте. За 6 предвоенных лет только на чрезвычайные нужды армии было истрачено свыше 380 млн. руб. Примерно в такую же сумму обошлось строительство современного флота. В 1912 г. Генштабом были разработаны «Малая» и «Большая программа по усилению армии», которые предусматривали увеличение к 1917 г. сухопутных сил мирного времени более чем на треть, значительное наращивание артиллерийских вооружений и авиации и строительство новых стратегических железных дорог. На новую программу перевооружения и модернизации армии, утвержденную монархом за месяц до начала войны, предполагалось истратить дополнительно к обычным оборонным расходам почти 500 млн. руб.
Несомненно, русская армия к войне 1914 г. была подготовлена намного лучше, чем к Русско-японской войне, и, кроме того, благодаря войне с Японией, русская армия, единственная из крупных континентальных европейских армий, имела современный боевой опыт (первой современный боевой опыт приобрела британская армия в войне с бурами 1899–1902 гг., затем балканские страны в двух Балканских войнах 1912–1913 гг.). Однако утверждение военного министра Сухомлинова о том, что «никогда Россия не была так хорошо подготовлена к войне, как в 1914 г. и… готова спокойно принять вызов», мало соответствовало действительности. Россия не была готова к войне такого масштаба и временно́й протяженности, какой оказалась Первая Мировая война. Принятые накануне войны программы развития армии и флота должны были завершиться к 1917–1921 гг., и Россия вступила в войну на сложном этапе перевооружения и реорганизации вооруженных сил. Она не смогла достичь военно-технического уровня своего основного противника – Германии, особенно по новейшим в те времена видам вооружения и техники: пулеметам, самолетам, автомобилям, гранатам. Освоить и нарастить их производство в сжатые сроки в условиях продолжающейся модернизации российской металлургии и слабо развитого машиностроения не удалось. Такие новые виды вооружений, уже вводившиеся в европейских армиях, как зенитные пушки, минометы, гранаты, русские заводы перед войной не производили или производили единицами.
Что касается стрелкового вооружения русской армии, то оно по качеству не уступало вооружению противника. Созданная С. И. Мосиным пятизарядная «трехлинейная» винтовка имела ряд преимуществ перед иностранными образцами, русская 76-мм пушка ни в чем не уступала лучшим полевым орудиям того времени, усовершенствованный туляками станковый пулемет «русский Максим» обладал высокой точностью стрельбы и способностью длительного ведения непрерывного огня. Однако даже этого простого оружия не хватало. Так, винтовок на складах армии было 4,6 млн. штук, в то время как по мобилизации армия доводилась до 5 млн. человек. Тем солдатам, кому не хватало ружей, предлагалось выдать топоры на длинных палках и штык-кинжалы.
Потенциальные противники России превосходили российские вооруженные силы по общему количеству артиллерийских орудий, справедливо считавшихся тогда ударной силой армии (7088 орудий у России, 9388 у Германии, 4088 у Австро-Венгрии), в том числе и по орудиям тяжелой артиллерии (на вооружении германской армии было 3260 тяжелых орудий, австро-венгерской – около 1000, у России – 240 тяжелых орудий). Отечественную программу развития тяжелой артиллерии планировалось завершить лишь к 1921 г.
Россия была первой страной, создавшей к началу Мировой войны многомоторный самолет – «Илья Муромец», сконструированный Игорем Сикорским, не имел себе равных в мире по размерам, весу, полезной нагрузке. Однако подавляющее большинство военных одномоторных самолетов, производившихся в России, представляли собой лицензионные аналоги французских машин. В конце 1914 г. началось строительство двухмоторного бомбардировщика В. А. Слесарева, который предназначался для осуществления челночных рейсов из России на территорию Франции и обратно для бомбардировок немецких заводов Круппа в Эссене. Но в годы войны из-за низкой технической оснащенности производства и отсутствия собственных авиадвигателей Россия постепенно утратила одно из ведущих мест по выпуску самолетов. Производство самолетов в России с 1914 по 1917 г. выросло лишь в 3,5 раза (с 535 до 1897 ед.), тогда как в Германии за эти годы оно возросло в 14,5 раз (с 1348 до 19 646), в Англии – в 58,8 раз (с 245 до 14 421). Соответственно, за все годы войны Россия произвела лишь 5607 самолетов (Германия – 48 535, а Франция – 51 153).
Слабая транспортная система России оказалась не в состоянии длительное время выдерживать военные нагрузки и уже с первых месяцев войны начала давать сбои. По этой причине на 15-й день мобилизации Россия могла расположить на границе с Германией только 350 тыс. бойцов, а на 40-й день – не более 550 тыс. По плотности железных дорог на 100 кв. км Россия (европейская ее часть) отставала от Германии более чем в десять раз (11,6 км и 1,1 км). Чтобы добраться на сборный пункт, русскому призывнику приходилось проехать в среднем 900—1000 км, в то время как немецкому – 200–300.
Русское правительство не позаботилось о соединении северных портов железными дорогами с Империей, не подумало заранее о том, что Германия и Турция без труда могут заблокировать во время войны основные морские порты России на Балтийском и Черном морях и тем самым лишить ее важных импортных материалов и вооружений. Так и получилось в 1914 г. Железная дорога на незамерзающий порт Романов-на-Мурмане стала строиться с помощью британских инженеров только в 1915 г. и была закончена к январю 1917 г. Узкоколейка, соединявшая с Вологдой замерзающий на полгода порт Архангельска, была переложена на обычную колею тоже только во время войны. Однопутный Транссиб также не справлялся с поставками, идущими из Владивостока. Огромное количество стратегических материалов, оружия, вагонов, паровозов, закупленных в США, Японии, Европе, так и не были доставлены из портов вплоть до революции.
Следствием погони за дешевизной содержания армии являлся постоянный некомплект офицерского состава, который к лету 1914 г. достигал 3000 человек и к тому же сопровождался малочисленностью унтер-офицерских кадров. Численный состав офицерского корпуса – 51,5 тыс. в 1914 г. – был недостаточен для ведения длительной войны. По этой причине были сокращены сроки подготовки офицеров запаса. Кроме того, выбывших кадровых офицеров заменяли новыми, которых готовили по ускоренной программе. Среди высшего командного состава русской армии было немало тех кто, по-прежнему полагался на устаревшую суворовскую формулу «Пуля – дура, штык – молодец» и пренебрегал техническим перевооружением войск. «Многие генералы совершают серьезные ошибки. Хуже всего то, что у нас так мало хороших генералов», – сокрушался Император в письме жене в марте 1916 г.
Подготовке армии к будущим сражениям мешали не только уровень военно-промышленного потенциала и общее отставание страны от ведущих европейских держав и США, но и отсутствие единства в правящих кругах в вопросе о приоритетности оборонных программ. Если Великий князь Николай Николаевич вполне резонно отводил в будущем конфликте решающую роль сухопутной армии, то Николай II настаивал, прежде всего, на строительстве флота. Таким образом, гонка вооружений на море, начатая Берлином, затронула и Россию. С 1907 по 1914 г. Россия увеличила свои расходы на строительство флота почти на 174 %. Во время войны вошли в строй линейные корабли типа «Гангут» на Балтике (4 единицы) и «Императрица Мария» на Черном море (4 единицы) (водоизмещение 24 тыс. тонн). В декабре 1913 г. на стапелях Нового Адмиралтейства и Балтийского завода были заложены четыре мощных линейных крейсера типа «Наварин» (водоизмещение 36,6 тыс. тонн), вооруженные двенадцатью 356-мм орудиями главного калибра каждый. Однако эти корабли так и не успели войти в строй до революции, а с 1918 г. их достройка была остановлена. По большой кораблестроительной программе были построены также шесть крейсеров типа «Адмирал Бутаков», пятьдесят эскадренных миноносцев, более тридцати подводных лодок новейших конструкций и много малых кораблей и кораблей береговой обороны, а также речные мониторы для Амура, Дуная, Вислы и Немана.
Многие военные новинки вообще не были учтены мобилизационными планами. Наиболее катастрофическим было положение с боеприпасами. Нормы запасов на них, в первую очередь на артиллерийские снаряды, были сильно занижены, что сразу показали первые же месяцы войны. На Юго-Западном фронте норма снарядов была израсходована в 16 дней, а все запасы израсходованы в 4 месяца. Начальник штаба Верховного Главнокомандования генерал Н. Н. Янушкевич сообщал Сухомлинову, что на 3 тысячи выстрелов немцев мы делали всего 300.
ДОКУМЕНТ
Вот характерное мнение той поры из популярного журнала «Нива». Статья называется «Продолжительность войны».
«Европейская война, в которой приняли уже участие восемь держав (Россия, Франция, Англия, Бельгия, Сербия, Черногория – против Германии и Австро-Венгрии), вряд ли может быть продолжительной в силу тех военных потрясений народного организма, которые вызовет эта титаническая борьба вооруженных наций… Предположение это основывается на опыте предыдущих войн, в которых решительные события, исход которых определял судьбу всей войны, обыкновенно происходили не позже двух месяцев со дня начала военных действий… Эта подневольная непродолжительность европейской войны вызывается, главным образом, тем, что никакие, даже богатейшие финансовые средства страны не могут долго выдержать современной войны». – «Нива». 1914. № 32. – С. 638, 640.
Все вступившие в войну страны, исходя из опыта Австро-прусской и Франко-прусской войн 1860—1870-х гг., были уверены, что война будет скоротечной, на ее ведение отводилось максимум полгода. 1 августа, в день объявления войны, германский император Вильгельм обещал своим солдатам, что они вернуться с победой до того, как на деревьях опадут листья. Русский Генштаб предполагал победоносно завершить войну к рождественским праздникам 1914 г. Соответственно, на эти же сроки рассчитывались стратегические резервы (вооружение, снаряжение, продовольствие). По свидетельству генерала Антона Ивановича Деникина, на его вопрос, а сколько продлится война, генерал Владимир Михайлович Драгомиров – умнейший и грамотнейший офицер Генерального штаба, не задумываясь, ответил: «Четыре месяца».
Русский Генштаб предполагал вести военные действия главным образом против Австрии. Лучший стратег Генштаба, генерал Михаил Васильевич Алексеев (1857–1918), предлагал разгромить быстро Австрию и затем с юга внедриться в германскую Силезию. Во время боев в Австро-Венгрии цепь русских крепостей на границе с Германией должна была предотвратить вторжение немецких войск в Литву и Польшу. Однако французские генералы воспротивились этому плану. Они боялись, что русские замешкаются в Австрии, а тем временем немцы окружат и уничтожат французские войска. В итоге на совместном совещании начальников штабов в 1913 г. было решено, что русские наносят силами четырех армий главный удар на Юго-Западном фронте (австрийском) и второй удар силами двух армий на Западном и Северо-Западном в направлении Берлина и Кёнигсберга, пользуясь тем, что 9/10 германской армии связаны в сражениях во Франции. Это решение штабов, скорее всего, было ошибочным. Вести одновременно наступление на двухтысячекилометровом фронте от устья Немана на севере до румынской границы на юге русская армия эффективно не могла.
Литература
Л. Г. Бескровный. Армия и флот России в начале ХХ в. М., 1986.
Воспоминания Сухомлинова. М.; Л., 1926.
1.4.4. Военные действия России в Первой Мировой войне
Начало войны. 1914 год
Как и ожидалось, Восточный фронт стал одним из двух главных театров боевых действий Первой Мировой войны, или Великой войны, как очень скоро начали называть её в России. Россия сосредоточила здесь свои основные силы (94,5 пехотной дивизии из 114,5). Остальные войска, ввиду турецкой угрозы, находились на Кавказе. Император сам хотел встать во главе русской армии, но министры отговорили его, указывая на необходимость его руководства страной при мобилизации тыла. Вняв советам приближенных, Император назначил на должность Верховного Главнокомандующего своего двоюродного дядю – генерала от кавалерии Великого князя Николая Николаевича (младшего) (1856–1929).
Историческая справка
Великий князь Николай Николаевич (младший) – сын Великого князя Николая Николаевича (старшего) и внук Императора Николая I, родился в 1856 г. Николай Николаевич с детства был воспитуем как будущий военачальник, как преданный России государственный человек. Через много лет он признался, что его воспитали так, что если бы для счастья России ему надо было претерпеть публичную порку, он без колебаний согласился бы на это. Для Великого князя, человека чести, такое унижение было во много раз более тягостным, чем смерть. Великий князь учился в Николаевском военном училище и затем с серебряной медалью окончил в 1876 г. Николаевскую военную академию. Великий князь служил в боевой армии во время Русско-турецкой войны. В 1895 г. он был назначен Императором Николаем II генерал-инспектором кавалерии, став фактически командующим все кавалерией Империи. Великий князь приобрел любовь и известность среди офицеров и солдат русской армии. Высокий (195 см.), подтянутый, полный сил и энергии, с благородной сединой на висках и зычным красивым голосом, он был образцом русского гвардейского офицера, а его набожность, справедливость и строгость не только к рядовым, но и к офицерам и генералам вызывали уважение. Ни один из Великих князей, а их в те годы было более двадцати, не пользовался такой известностью и симпатией в армии. Фактически он, назначенный в 1905 г. командущим войсками гвардии и Петербургским военным округом, спас Россию от революционной катастрофы. Столичные войска проявили полную верность Императору и не поддались на разлагающую пропаганду Совдепа. После его напутствия гвардейский Семеновский полк без тени колебания подавил рабочие бунты в Москве в декабре 1905 г. Великий князь решительно отказался, однако, становиться военным диктатором и подавлять требование народа о демократизации общественной жизни. Напротив, он, угрожая самоубийством, добился от Царя подписания Манифеста 17 октября. За это его уважали и ценили лучшие представители русской либеральной части общества. Но Царь охладел к своему дяде. Тем более, Николай II побаивался Николая Николаевича и испытывал перед ним чувство робости. Чтобы справиться с этим чувством, он называл дядю чуть презрительно – «Николаша», в то время как Великий князь, старший его на 12 лет, неизменно именовал Государя «Ваше Императорское Величество» и всегда подчеркивал, что он его «верноподданный».
23 августа 1915 г. Император принял Верховное командование на себя, а Великого князя назначил командующим Кавказским фронтом. Под его командованием русская армия на Кавказе добилась очень больших успехов. Перед отречением Император вновь вернул Великого князя на должность Верховного Главнокомандующего, но Временное правительство через две недели отрешило его от должности как члена династии Романовых. Николай Николаевич уехал в свое имение в Крым. После начала Белой борьбы он ждал, что ему предложат ее возглавить, и был готов к этому, но союзники и большинство русских политиков предпочли на Ясском совещании ему генерала Деникина. В марте 1919 г. Николай Николаевич на британском крейсере «Мальборо» покинул Россию. Он поселился на юге Франции на вилле Антиб, а в ноябре 1923 г. переехал в замок Шуаньи под Парижем. В 1924 г. он принял от главнокомандующего барона П. Н. Врангеля руководство всеми русскими военными организациями, которые при его поддержке объединились в Российский Общевоинский Союз (РОВС). Патриотически настроенная часть русской эмиграции считала Великого князя Николая Николаевича «державным вождем русского народа», и он много делал для объединения русских сил в противостоянии большевизму. Умер Великий князь в 1929 г. на вилле Антиб и похоронен в подземной усыпальнице русского собора в Каннах близ могилы брата Михаила и жены Анастасии, княжны Черногорской. По некоторым данным, он был отравлен агентом сталинского ОГПУ.
В апреле 2015 г. останки Великого князя Николая Николаевича и его супруги Анастасии Николаевны с воинскими почестями были перенесены из Франции в Россию. 30 апреля они были преданы земле в Преображенской часовне на Всехсвятском Братском кладбище в Москве.
В точном соответствии с союзническими обязательствами, Россия начала наступления в Пруссии на 15-й день войны. 4 (17) августа 1914 г. 1-я русская армия под командованием генерала Павла Карловича Ренненкампфа перешла государственную границу и вступила на территорию Восточной Пруссии. По планам военного командования в ходе Восточно-прусской операции 1 и 2-я армии (командующий – генерал Александр Васильевич Самсонов, 1859–1914) русского Северо-Западного фронта должны были обойти Мазурские озера с севера и с юга, окружить и разгромить 8-ю немецкую армию под командованием генерала Максимилиана фон Притвица, овладеть всей Восточной Пруссией для броска вглубь Германии. Русские войска превосходили в Восточной Пруссии немецкие в полтора раза, и успех казался близким.
Свидетельство очевидца
В боях в Восточной Пруссии под Каушеном прославился будущий Главнокомандующий Русской армией генерал-лейтенант Петр Николаевич Врангель. Тогда еще ротмистр лейб-гвардии Конного полка, он лихой атакой своего эскадрона взял батарею немецких орудий, лично участвуя в рукопашной схватке. 23 августа Георгиевская Дума наградила его орденом Святого Георгия 4-й степени. Ротмистр П. Н. Врангель стал одним из первых Георгиевских кавалеров Великой войны. Впрочем, во время атаки потери русских конно-гвардейцев были неоправданно высоки. Погибло немало юношей из аристократических семей. Подписывая награждение Петра Врангеля, Император сказал: «Никогда я не подписывал приказа с такой неохотой. Не погорячись Врангель, те же результаты могли быть достигнуты стоящей за ним артиллерией Крузенштерна, которая уже начала действовать. И люди были бы целы». – Т. А. Аксакова-Сиверс. Семейная хроника. Т. 1. Париж. 1988. – С. 243 (записано со слов Великого князя Михаила Александровича).
Историческая справка
Орден Святого Георгия Победоносца был учрежден указом Екатерины II в 1769 г. и сразу стал самой почетной орденской корпорацией России. В его статуте было сказано, что «никакие личные заслуги, положение, происхождение и т. п. не могут служить основанием для включения в этот орден, а только храбрость и мужество, проявленные на поле брани». Всего за 151 год (включая награждения в Белых армиях) было выдано 25 орденов первой степени, 119 – второй, 671 – третьей (из них 9 во время Гражданской войны на Востоке России) и около 13,5 тысячи – четвертой. Первым в истории награды орден Святого Георгия 3-й степени получил в декабре 1769 г. полковник Федор Фабрициан. За мужество, подвиги и воинский талант стали Георгиевскими кавалерами А. В. Суворов, П. А. Румянцев, Г. А. Потемкин, М. И. Кутузов, А. П. Ермолов, Д. В. Давыдов, М. Д. Скобелев и многие другие прославленные русские полководцы и военачальники.
За Первую Мировую и Гражданскую войны было награждено 77 человек третьей степенью ордена и около 3,5 тысячи – четвертой. Вторая степень ордена Святого Георгия была присвоена за Великую войну четырем полководцам: Николаю Владимировичу Рузскому за Львовскую операцию 1914 г., Николаю Иудовичу Иванову за Галицийскую операцию 1914 г., Великому князю Николаю Николаевичу за победы 1914 – начала 1915 г. и Николаю Николаевичу Юденичу за взятие Эрзерума в 1916 г. Даже личное распоряжение Царя не могло послужить основанием для включения в корпорацию ордена Святого Георгия: этот указ должны были утвердить последовательно фронтовая и российская Георгиевские Думы, в состав которых входили ранее награжденные Георгиевские кавалеры. В орден Святого Георгия включались только офицеры, солдаты награждались Георгиевскими крестами и медалями. Временное правительство, правда, ввело право включения в орден Святого Георгия 4-й степени для наиболее отличившихся солдат, но они после этого сразу же производились в офицеры.
Солдатский Знак Отличия Военного ордена (с 1913 г. – Георгиевский крест) был учрежден в 1807 г. после многочисленных просьб самих солдат сделать и для них почетную награду. До того солдаты могли получить только почетную медаль за взятие какой-либо крепости, а в большинстве случаев награда выдавалась деньгами. Так, например, за штурм Измаила в 1790 г., на который, по словам самого Суворова, можно было решиться только раз в жизни, солдаты получили по серебряному рублю. С 1807 г. выдавалась одна степень солдатского Георгиевского креста, а с 1856 – четыре степени креста и Георгиевской медали «За храбрость». За Первую Мировую войну более 30 тысяч солдат были награждены 4 степенями Георгиевского креста, из них более 10 тысяч – полным бантом крестов и медалей. Офицер мог получить за доблесть и мужество солдатский Георгиевский крест. Так, например, Петр Врангель за кавалерийскую атаку в Лесистых Карпатах в 1916 г. был награжден солдатским Георгиевским крестом 4-й степени. Кроме того, награждение как офицерским, так и солдатским Георгиевским крестом гарантировало пенсию его кавалеру. Офицерский крест давал право на ежегодные выплаты: за 4-ю степень – 150 рублей, за 3-ю – 350 рублей, за 2-ю – 650 рублей, за 1-ю – 1000 рублей. Награжденным солдатскими степенями в год выплачивалось: 4-я степень – 36 рублей, 3-я – 60 рублей, 2-я – 96 рублей, 1-я – 120 рублей, а по медалям: 4-я – 12 рублей, 3-я – 18 рублей, 2-я – 24 рубля и 1-я – 36 рублей. Таким образом, солдат, ставший полным Георгиевским кавалером, был гарантирован от нищеты, имея в год минимум 300, а максимум – 400 рублей «крестовых». Если учесть, что рабочий получал в месяц от 30 до 60 рублей, штабс-капитан в армии – 42 рубля, а пуд мяса стоил 3 рубля, то 25–33 рубля в месяц можно считать весьма неплохим пожизненным доходом.
После ухода из жизни Георгиевского кавалера его семье пенсия в размере «крестовых» выплачивалась еще год.
В годы Гражданской войны на Юге России награждали Георгиевскими крестами и медалями только солдат, юнкеров и кадетов. Орден Святого Георгия не выдавался, т. к., по мнению руководителей Белой борьбы – генералов Деникина и Врангеля, за братоубийственную войну нельзя было выдавать столь святую и почетную награду. В 1920 г. генерал Врангель учредил орден Святого Николая Чудотворца с аналогичным статутом. Этот орден вводился только на период Гражданской войны. На Севере, Северо-Западе и Востоке России награждения орденом Святого Георгия производились.
Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Биобиблиографический справочник. М.: Русскiй мiръ, 2004.
Начало кампании 1914 г. для Русской армии было успешным. 1-я армия Северо-Западного фронта 7 (20) августа в Гумбиннен-Гольдапском сражении в Восточной Пруссии разгромила 8-ю германскую армию и стала быстро продвигаться к Кёнигсбергу. Притвиц запросил германский генштаб разрешения отступать за Вислу. Но Вильгельм боялся, что психологический эффект капитуляции Кёнигсберга плохо отразится на всей германской армии. Он решил попытать счастья – сместил Притвица и на его место назначил «гения войны» пожилого генерала Пауля фон Гинденбурга, дав ему в начальники штаба молодого генерала Эриха Людендорфа. Гинденбург отменил приказ об отступлении, умело вывел 8-ю армию из котла и, оставив против Ренненкампфа только слабый заслон, всеми силами ударил по наступающему с юга Самсонову, взяв в Мазурских болотах его армию в клещи. Несмотря на то, что русская авиация имела в своем составе 244 самолета и была второй по величине в Европе, воздушная разведка не смогла проследить перемещение немецких войск. Командующий фронтом генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский не отдал генералу Ренненкампфу приказа о продолжении наступления, и Ренненкампф остановился у стен Кёнигсберга, ожидая подхода армии Самсонова вместо того, чтобы штурмовать незащищенный город и с севера ударить по Гинденбургу.
Историческая справка
18—19 сентября 1914 г. в Августовских лесах шли тяжелые бои. 10-й Финляндский стрелковый полк, двигавшийся в походной колонне, внезапно наткнулся на немцев. Командир полка подал команду: «В цепь!», но бывший с полком герой Русско-японской войны генерал-лейтенант Степан Стельницкий бросился с винтовкой в атаку: «Какая там цепь – за мной!» В штыковой атаке противник потерял до 600 человек, остальные отступили. Финляндцы потеряли 16 человек.
В сражении под Сольдау 13 (26) –18 (31) августа Гинденбург нанес тяжелое поражение русской 2-й армии. Потеряв более 30 тысяч убитыми и ранеными и почти 70 тысяч пленными, 2-я армия перестала существовать. 10 русских генералов пали на поле боя, 13 были пленены, генерал Самсонов застрелился. Полки 2-й армии потеряли 304 орудия. Только 10 тысяч солдат и офицеров вышли к своим, сохранив, однако, все полковые знамена.
Затем Гинденбург, получив к тому времени подкрепления с Западного фронта, вытеснил из Восточной Пруссии и 1-ю армию, потери которой составили до 60 тысяч человек ранеными, убитыми и попавшими в плен. Немецкие войска во всей восточнопрусской кампании августа-сентября 1914 г. потеряли около 15 тысяч человек убитыми, ранеными и пленными.
Историческая справка
Генерал от кавалерии (1910) Павел-Георг Карлович фон Ренненкампф родился в замке Панкуль под Ревелем 17/29 апреля 1854 г. Происходил из потомственных дворян Эстляндской губ., чьи предки переехали из Вестфалии в Прибалтику в XVI в. В службу вступил в 16 лет, пехотным унтер-офицером. Образование получил в Гельсингфорсском пехотном юнкерском училище и в Николаевской академии Генерального штаба, которую окончил в 1882 г. по I разряду. Служил в дивизионных, корпусных и окружных штабах. Летом 1900 г. снискал известность, командуя Забайкальским отрядом в боевых действиях против китайцев в Маньчжурии. За боевые отличия награжден орденом Св. Георгия IV ст. Незаурядной храбростью и упорством прославился на полях Русско-японской войны во главе Забайкальской казачьей дивизии, в Мукденском сражении 1905, награжден Золотым оружием. В 1905 г. решительными мерами беспощадно подавил революционные беспорядки по линии Маньчжурия – Чита и восстановил коммуникации с Западной Сибирью русских войск, пребывавших на театре военных действий.
Затем командовал армейскими корпусами, в 1913 г. принял командование приграничным Виленским военным округом. С педантичностью и хладнокровием эстляндских немцев воспитывал вверенные ему войска. Подготовленный Ренненкампфом в 1906–1912 гг. III армейский корпус отлично показал себя в Восточной Пруссии – именно его полки и артиллерия решили исход сражения под Гумбиненом. 19 июля 1914 г. вступил в командование развертывавшейся на базе округа 1-й армией Северо-Западного фронта, активные операции которой в Восточной Пруссии не позволили противнику разгромить Францию. Позднее, в связи с гибелью 2-й русской армии под Сольдау, на Ренненкампфа пытались переложить вину за бездарное управление и грубые ошибки командующего фронтом ген. Я. Г. Жилинского. Эта версия особенно поддерживалась в советский период.
Благодаря проявленной энергии во время сложной Лодзинской операции 1914 г. способствовал успешным действиям войск ген. П. А. Плеве под Лодзью. Решительно возражал против неоправданного приказа (9 ноября 1914 г.) командующего фронтом ген. Н. В. Рузского об отступлении, в результате чего противник вырвался из окружения. По личному настоянию Рузского 18 ноября 1914 г. отставлен от должности. Состоял в распоряжении военного министра. Молва безосновательно приписывала Ренненкампфу «участие в германском шпионаже». 6 октября 1915 уволен от службы «по домашним обстоятельствам» с мундиром и пенсией. При Временном правительстве содержался под арестом по лживым обвинениям. Благодаря хлопотам жены был освобожден и уехал из Петрограда в Таганрог.
После занятия города большевиками скрывался под именем греческого подданного Мандусаки. Арестован в ночь на 16 марта 1918 г. На предложение главковерха военных сил Южных советских республик В. А. Антонова-Овсеенко вступить в РККА для борьбы с Добровольческой армией категорически отказался, но выразил готовность сражаться против немцев и австрийцев в рядах возрожденных русских войск. По личному приказу Антонова-Овсеенко, чье имя ныне носит улица в Петербурге, расстрелян в ночь на 1 апреля 1918 г. за городом, у Балтийской железнодорожной ветки. Перед расстрелом палачи выкололи русскому генералу и Георгиевскому кавалеру глаза.
Причиной неудач были плохая организация взаимодействия двух армий, отсутствие связи, слабая разведка и русский «авось». Тем не менее, ценою собственных неудач Русская армия помогла срыву молниеносной войны по плану Шлиффена. Начальник германского генерального штаба Эрих фон Фалькенгайн считал, что из-за необдуманной переброски с запада немецких войск на русский фронт Германия проиграла Мировую войну уже в сентябре 1914 г. Все остальные четыре года продолжалась ее агония.
Союзников поразило равнодушие русских генералов к потере почти четверти миллиона солдат. На соболезнования французского генерала Верховный Главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич патетически заметил: «Мы рады принести эти жертвы на алтарь общей победы».
Военная катастрофа Русской армии в Восточной Пруссии происходила одновременно с ее успехами на 450-верстном Юго-Западном фронте. В ходе развернувшихся с 10 (23) августа трехнедельных кровопролитных боев, в которых 45 пехотным и 11 кавалерийским дивизиям австро-германцев под командованием эрцгерцога Фридриха противостояли 47 пехотных и 24,5 кавалерийских дивизий Юго-Западного фронта под командованием генерала Николая Иудовича Иванова (с обеих сторон участвовало около 2 млн. человек), русские войска заняли Галицию и ее столицу Львов и вышли в предгорья Карпат на линию реки Висла в 80 км к востоку от Кракова. В результате Галицийской битвы неприятель был отброшен на 280–300 км к западу. Потери австро-венгерских сил составили 400 тыс. человек, из них 100 тыс. пленными, русские потеряли 230 тыс. человек. Галицийская битва относится к числу крупнейших стратегических операций Первой Мировой войны. Победа в ней русских полностью разрушила планы Германии на быструю победоносную войну.
Историческая справка
Реальным разработчиком плана операции был будущий начальник штаба Русской армии генерал Михаил Васильевич Алексеев. В сражениях в Галиции неувядаемой славой покрыла себя 4-я Железная стрелковая бригада, прославившаяся еще в Русско-турецкую войну 1877–1878 гг. в боях на Шипке. Бригадой в 1914 г. командовал генерал-майор Антон Иванович Деникин, награжденный за эти бои орденом Святого Георгия 4-й степени и золотым Георгиевским оружием. В декабре 1914 г. начальником штаба бригады, а позже – командиром 13-го пехотного полка, входившего в ее состав, стал полковник Генерального штаба Сергей Леонидович Марков, будущий генерал-лейтенант, прославленный герой Добровольческой армии и Георгиевский кавалер.
15 сентября 1914 г. немецкие войска начали новое наступление на Восточном фронте. На берегах Вислы развернулось масштабное Варшавско-Ивангородское сражение, в котором участвовало свыше 820 тыс. человек с обеих сторон. Русская армия в течение всего октября отражала мощные удары германских войск западнее р. Вислы, не позволив им взять Варшаву, затем перешла в контрнаступление и отбросила неприятеля на исходные рубежи. Взять реванш у русских немцы планировали в Лодзинской операции, начавшейся 30 октября. Кровопролитные бои, в которых с обеих сторон участвовало более 600 тыс. человек, завершились в конце ноября окружением двух германских корпусов русскими войсками. Однако из-за ошибочных действий командующего Северо-Западным фронтом генерала Николая Владимировича Рузского немцам, хотя и с большими потерями, удалось прорваться из окружения.
В конце сентября 1914 г. началась вторая Галицийская битва. Армии Юго-Западного фронта перешли в наступление и осадили австрийскую крепость Перемышль (ныне Пшемысль в Польше) на реке Сан. Была сформирована блокадная армия генерала Андрея Николаевича Селиванова. 8-я армия генерала Алексея Алексеевича Брусилова и 3-я армия перешедшего на русскую службу болгарского генерала Радко Дмитриевича Радко-Дмитриева отразили натиск четырех неприятельских армий. Из-за отданного генералом Рузским необоснованного приказа об отступлении Северо-Западного фронта остановилось наступление и армий соседнего Юго-Западного фронта.
Первая попытка немцев разгромить русские войска на территории Польши была сорвана. В декабре 1914 г. из-за больших потерь с обеих сторон и истощения материальных запасов на Восточном фронте наступило относительное затишье. На Западном фронте англо-французские войска отбросили немцев от Парижа.
Историческая справка
В эти месяцы, однако, на русском фронте происходили тяжелые бои местного значения: в декабре 1914 г. под Иловым и Сохачевым (во II Кавказском корпусе после боев 18–29 ноября осталось 9 рот!), одна из самых кровавых, «битва на 4 реках» (Бзура, Равка, Пилица и Нида, 5—19 декабря 1914.) войск Северо-Западного фронта, а также кровопролитное Лимановское сражение на Юго-Западном фронте (20 ноября – 10 декабря), победа 9-й армии Юго-Западного фронта на Ниде над 1-й австро-венгерской армией к 15 декабря 1914 г.
Вступление Турции в войну 16 (30) октября 1914 г. создало для России новый Кавказский фронт. В рамках плана активной обороны в ночь на 20 октября части I Кавказского корпуса перешли государственную границу и вторглись на территорию Турции. Русские двинулись вглубь Турции по фронту от Ольты до Арарата. В первые дни на главном эрзерумском направлении в Пассинской долине, как казалось, обстановка складывалась благополучно: наступающие вытеснили передовые подразделения турецкой армии с Кеприкейской позиции, захватили важный мост через Аракс. Но затем полторы русских дивизии подверглись атаке со стороны шести турецких. В жестоком сражении 26–30 октября кавказцы оставили Кеприкей, вернувшись на исходные позиции к государственной границе. В начавшейся 9 декабря Сарыкамышской операции, которой руководил начальник штаба Кавказской армии генерал-лейтенант Николай Николаевич Юденич, 3-я турецкая армия была полностью разбита, ее потери составили 90 тыс. человек.
Свидетельство очевидца
Участник боев на Кавказе, историк Кубанского казачьего войска, полковник Федор Иванович Елисеев так описывает этот героический переход: «Начальник связи послал нескольких ординарцев разыскать пластунских генералов. Бог весть где и как нашли одного и другого. Передали приказание – и началось знаменитое отступательное наступление на турок, обложивших Сарыкамыш. Удиравшие до сих пор турки, увидев „новую обстановку“, энергично нажали. Пластуны, отбиваясь 4 часа, еще 20 часов бегом спешили на выручку Сарыкамыша. А снег по пояс. Мороз до 30 градусов. И на каждом шагу „чертовы мосты“… От сапог – ни воспоминаний. Черкески в лохмотьях. Ноги с обмороженными пальцами. А идут пластуны, будто пружинным шагом на парадном смотру. И увидели отборную армию Энвер-паши. И уничтожили армию. Турки, и те, что с Кепри-Кея гнались за отступавшими пластунами, и те, что на Сарыкамыш наступали, в спину пластунов никогда не видали. Поэтому и мог в Батуме, на банкете, генерал Гулыга сказать врачам: „Раненого пластуна не переворачивать без толку, отыскивая входную и выходную рану, – входных ран в спину у пластунов быть не может“».
Победа русских на Кавказе обеспечила англичанам успешные действия на Ближнем Востоке. 23 ноября 1914 г. британский экспедиционный корпус из Индии высадился в Кувейте (султанат под британским протекторатом с 1899 г.), вторгся в турецкую Месопотамию (ныне Ирак) и начал с боями продвигаться к Багдаду.
Мнение историка
Выдающийся русский военный мыслитель и непосредственный участник Первой Мировой войны – генерал Николай Николаевич Головин так оценивал результаты кампании 1914 г.: «В отношении потерянных нами и занятых нами территорий, кампания 1914 г. на Русском театре дает несравненно более благоприятную картину, нежели та, которую мы видим на французском театре. Хотя мы и потеряли небольшую часть Польши на левом берегу Вислы, но мы не собирались удерживать ее и по плану войны; зато мы овладели Галицией и вновь подошли с востока к Мазурским озерам. В итоге начертание нашего фронта улучшилось по сравнению с исходным положением в 1914 г.». – Н. Н. Головин. Военные усилия России в мировой войне. М.: Кучково поле, 2001.
За кампанию 1914 г. русская армия потеряла около 1,2 млн. человек убитыми, ранеными и пленными. Ее противники понесли не меньшие потери: австро-венгерская армия – около 731 тыс. человек и германская – около 200 тыс. Если прибавить потери противника на русско-турецком фронте, то общее соотношение жертв противоборствующих армий будет приблизительно 1:1.
Главным итогом военных действий кампании 1914 г. стал срыв германского плана молниеносной войны во многом благодаря активным действиям русских войск на Восточном фронте. Провал плана Шлиффена заставил Германию пересмотреть свои стратегические задачи. Теперь она предполагала сосредоточить основные силы на Восточном фронте и, нанеся России сокрушительное поражение, вывести ее из войны в 1915 г. После этого всеми силами, опираясь и на ресурсы покоренной России – ударить на Францию. «Наше общее военное положение сейчас столь критическое, что лишь полный и окончательный успех на востоке может спасти его», – писал Кайзеру генерал Мольтке в январе 1915 г. Наступление на Восточном фронте было намечено на середину апреля.
Великое отступление. 1915 год
В 1915 г. Россия, несмотря на большие людские потери и ограниченность материальных ресурсов, планировала наступательные действия на двух стратегических направлениях: в Восточной Пруссии против Германии и в Карпатах против Австро-Венгрии. Целью наступления в Восточной Пруссии было взятие Берлина, а на юге – полный разгром австрийской армии и выведение Австрии из войны.
Союзники в этом случае также предполагали перейти в широкое наступление. В качестве подготовительной операции британский флот попытался разблокировать Босфор и Дарданеллы, чтобы открыть для России южный путь подвоза стратегических материалов и облегчить положение сербской армии, истекавшей кровью в боях с австрийцами. В феврале 1915 г. по инициативе морского министра Британской империи Уинстона Черчилля на Галлипольский полуостров при огневой поддержке дредноутов (новейших линейных кораблей) и тяжелых крейсеров был высажен британский морской десант. Однако турки дрались отчаянно, и взять крепость Седюльбамир англичанам не удалось. Потеряв убитыми 270 тыс. солдат и матросов и немало кораблей, галлипольский корпус был эвакуирован.
После долгих колебаний, чью сторону в войне избрать, к Антанте 23 мая 1915 г. присоединилась Италия, привлеченная идеей завершить воссоединение итальянских земель присоединением от Австрии Южного Тироля, Триеста и Далмации. Италия открыла фронт против Австрии в Тироле и на реке Изонце, тем облегчая положение России.
Германское командование, решив упредить наступление русских, намечало нанести два удара до генерального наступления (с севера – из Восточной Пруссии и с юга – из района Карпат) с целью окружить и уничтожить главные силы русской армии на территории Польши.
25 января (7 февраля) 8-я и 10-я германские армии перешли в наступление из Восточной Пруссии против 10-й русской армии, располагавшейся у Мазурских озер. 1 февраля началась оборона Прасныша, которая дала возможность сорвать наступление германской армии и перейти в наступление армии генерала Павла Адамовича Плеве, который проявил себя как выдающийся полководец и был награжден за этот успех орденом Святого Георгия 4-й степени. В упорных боях на реках Бобр и Нарев в феврале – марте русские войска нанесли поражение неприятелю и оттеснили его назад в Восточную Пруссию. Германская армия отступила за линию границы.
Шесть месяцев держалась окруженная неприятелем русская крепость Осовец на реке Бобр (граница Гродненской и Ломжинской губерний). Новейшая крепость, законченная в царствование Александра III, отвлекала на себя большие силы противника. В ходе контрнаступления в марте 1915 г. героическая крепость была разблокирована.
Для поддержки наступления немцев на севере и с целью освобождения осажденной русскими войсками крепости Перемышль австро-германское командование 7 января на Юго-Западном фронте силами 2-й и 7-й австро-венгерских и южной германской армий атаковало 8-ю русскую армию генерала Алексея Алексеевича Брусилова. Началось первое Карпатское сражение, продолжавшееся до 7 февраля и закончившееся поражением австро-германских войск. 9 (22) марта под ударами русских войск генерала Селиванова крепость Перемышль капитулировала. В плен попал 135-тысячный гарнизон, в том числе 2300 офицеров и 9 генералов. Было захвачено 1050 орудий. Взятие Перемышля имело огромный общественный резонанс. Генерал Андрей Николаевич Селиванов стал кавалером ордена Святого Георгия 3-й степени.
Историческая справка
Во время обороны Прасныша неувядаемой славой покрыл себя сводный отряд 63-й пехотной дивизии, состоящий из 4 батальонов пехоты и 16 орудий. Возглавил его командир 250-го Балтинского полка Алексей Константинович Барыбин. Ему удалось с малыми силами сковать части корпуса генерала Моргена, превосходившего его отряд численно более чем в 20 раз. Русские солдаты сражались отчаянно – израсходовав все патроны и гранаты, бились врукопашную ножами, штыками и саперными лопатками. Когда немцы ворвались в Прасныш, полковник Барыбин и чины его штаба атаковали противника в штыки и практически все погибли. Чудом оставшийся в живых, весь израненный, Алексей Константинович принял свою шашку из рук генерала Моргена. Из плена герой-полковник после революции через Данию вернулся на родину и с 27 ноября 1918 г. воевал в Белой армии на Севере России.
30 марта ударные части 3-й и 8-й русских армий, в числе которых была 48-я дивизия под командованием генерала Лавра Георгиевича Корнилова, форсировали Карпаты и вошли в Венгрию. В плен было взято 900 офицеров, 70 000 нижних чинов, 30 орудий и 200 пулеметов.
Историческая справка
В боях за высокогорное село Лутовиско вновь прославилась 4-я бригада «железных стрелков» генерала Деникина. По пояс в снегу солдаты под командованием полковника Петра Алексеевича Носкова, потерявшего в бою руку, но оставшегося в строю, атаковали отвесные скалы с укрепившимся на них противником и выбили его оттуда. Генерал Деникин был удостоен ордена Святого Георгия 3-й степени. Полковник Носков за этот подвиг был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Став к 1917 г. генерал-майором, этот доблестный офицер был зверски убит взбунтовавшимися солдатами в мае 1917 г.
Не обращая внимания на эти поражения, Германия продолжала готовить прорыв русского фронта в Галиции по линии Горлица – Громник. Война на Западном фронте приняла позиционный характер, и германское командование смогло перебросить на Восточный фронт 14 корпусов. Если в кампанию 1914 г. против России было сосредоточено 21 % сил германской армии, то в 1915 г. – 40 %. Кроме того, на Восточном фронте находилось подавляющее большинство войск Австро-Венгрии.
В прорыве у Горлицы было сосредоточено более 200 тяжелых орудий, не считая легкой артиллерии. Командовал немецким прорывом талантливый стратег Август фон Макензен. 19 апреля немцы перешли в наступление. Наступлению предшествовала мощная артподготовка. Впервые в истории войны был применен так называемый «огненный вал». Ровно сутки шестьсот пятьдесят орудий обстреливали русские позиции, выпустив 700 тысяч снарядов. У русской армии было всего 4 тяжелых орудия. На ураганный огонь германской артиллерии мы могли ответить 5—10 выстрелами на легкую пушку в день – снарядов почти не было. За час до наступления в бой вступили минометы, которыми русская армия не располагала. Ощущался недостаток в ружьях и даже в сапогах. Потери были огромны. Но русские войска держались. В первый день немецкого наступления русские отошли только на два километра. Через три дня немцам удалось прорвать русскую линию обороны. 3-я русская армия вынуждена была отходить. Сказалось двойное превосходство австро-германских войск в живой силе, многократное – в пулеметах, легкой и особенно в тяжелой артиллерии и боеприпасах. Русские с боями оставили Перемышль, Львов, большую часть Галиции. Одновременно немцы усилили давление на северном участке Восточного фронта.
Успехи немцев на Восточном фронте заставили Ставку менять стратегию, была поставлена задача сохранения живой силы армии. В условиях новой стратегии русские армии начали 9 июля отступление по всему фронту. Под угрозой окружения были оставлены Варшава, Вильно, Ковно, Брест-Литовск. В тылу царила паника.
Свидетельство очевидца
Вот как описывает один из многочисленных боевых эпизодов этого времени генерал Деникин: «Помню дни тяжелого отступления из Галиции, когда за войсками стихийно двигалась, сжигая свои дома и деревни, обезумевшая толпа народа, с женщинами, детьми, скотом и скарбом… Марков шел в арьергарде и должен был немедленно взорвать мост, кажется через Стырь, у которого столпилось живое человеческое море. Но горе людское его тронуло, и он шесть часов вел бой за переправу, рискуя быть отрезанным, пока не прошла последняя повозка беженцев. Он не жил, а горел в сплошном порыве… Никогда не берег себя…»
Генерал Макензен надеялся взять русскую армию в клещи и уничтожить, но блестящими маневрами генерал Алексеев вывел армию из Польши – ни одна русская дивизия не была окружена. Цепь русских крепостей на западной границе оказалась в тылу неприятеля. Крепости были оставлены. Но западный форпост Варшавы – крепость Новогеоргиевск (Модлин) держалась три недели, оттягивая на себя силы неприятеля и облегчая тем самым генералу Алексееву правильное отступление. За ее героической обороной следила вся Россия. Крепость капитулировала 20 августа. 85 тысяч солдат и офицеров гарнизона сдались в плен.
Русская ставка из Барановичей была перенесена на восток – в Могилев. В октябре наступление немцев было остановлено на линии Рига – Двинск – Пинск – Ровно – Тернополь. Фронт удалось стабилизировать. Противник был обескровлен, и затишье наступило и на западе и на востоке. Вновь планы Германии были сорваны. Россия из войны не вышла, её армия не была уничтожена. Но впечатление от поражения было тяжелое. Особенно в штабах и в тылу. «Стратегия может быть теперь совсем упразднена, – говорил генерал-квартирмейстер Ставки Юрий Данилов, – так как мы ничего предпринимать не можем. Единственным занятием наших войск может быть – отбиваться чем можем, как можем и где можем. Надежда только на утомление самих германцев, на случай и на св. Николая Чудотворца».
Во время этого страшного отступления в плен попало более миллиона солдат и офицеров. Более 200 тысяч – погибло. Старая Императорская армия была почти вся перемолота. Особенно пострадал офицерский кадр пехоты. На фронте оставалось не более 870 тысяч воинов – треть армии в 1914 г.
23 августа 1915 г. произошли два важных события: Великий князь Николай Николаевич и его начальник штаба генерал Николай Николаевич Янушкевич были смещены со своих постов, и в Верховное командование вступил Император Николай II. Начальником штаба стал генерал Алексеев. В тот же день в Циммервальде в Швейцарии открылся съезд социалистических партий, на котором Ленин выступил с лозунгами поражения России в войне и превращения «империалистической бойни» – «в войну гражданскую – мирового пролетариата против мировой буржуазии». В один и тот же день русский Царь возложил на свои плечи непосильное бремя ответственности за исход войны, а будущий «вождь мирового пролетариата» встал на путь предательства и прямой измены родине.
За свою жертвенную работу по воодушевлению армии и принятие непосредственного участия в разработке плана операции по отражению прорыва германских войск на Западном фронте весной 1915 г. по ходатайству Георгиевской Думы Юго-Западного фронта Императора Николая II попросили возложить на себя знаки ордена Святого Георгия 4-й степени. С этим белым «эмалевым крестиком» Государь не расставался до последней минуты жизни.
Историческая справка
Михаил Васильевич Алексеев (1857–1918). Генерал от инфантерии, генерал-адъютант. Сын выслужившегося из фельдфебелей офицера, участника Севастопольской обороны. Получил образование в Тверской классической гимназии, окончил Московское пехотное юнкерское училище и Николаевскую академию Генерального штаба (1890). Из училища вышел в 1876 г. в 64-й Казанский пехотный полк, в составе которого выступил в июле 1877 г. на войну против Турции. Ранен под Плевной и награжден боевыми орденами Св. Станислава и Св. Анны за храбрость. В 1887 г. поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. В 1898 г. – полковник и профессор Николаевской академии Генерального штаба по кафедре истории русского военного искусства. С мая 1904 г. – генерал-майор, начальник отдела Главного штаба. С октября 1904 г. – генерал-квартирмейстер штаба 3-й Маньчжурской армии. Награжден многими боевыми орденами и Золотым оружием. С началом Великой войны принял должность начальника штаба Юго-Западного фронта. В сентябре 1914 г., после взятия Львова, генерал Алексеев был награжден Георгиевским крестом 4-й степени и произведен в генералы от инфантерии. В связи с ожидавшимся германским наступлением генерал Алексеев в марте 1915 г. был назначен главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. В августе 1915 г. Император Николай II назначил генерала Алексеева начальником штаба Верховного Главнокомандующего. Генерал Алексеев, как пишет полковник Зайцов, «был общепризнанным крупнейшим военным авторитетом Русской армии». Генерал Алексеев был глубоко верующим православным христианином. «В большом государственном человеке мне ни раньше, ни позже не довелось наблюдать такой искренней и горячей веры», – пишет о нём протопресвитер Георгий Шавельский.
После отречения Николая II генерал Алексеев был назначен Временным правительством Верховным Главнокомандующим Русской армией. Генерал Алексеев чувствовал себя ответственным за отречение Николая II и гибель старой России. Желая исправить этот свой грех он, несмотря на тяжелую болезнь, принял активное участие в организации Белого движения. Скончался 8 октября 1918 г., похоронен в усыпальнице Екатеринодарского Войскового собора. В начале 1920 г. прах генерала был перенесен в Сербию. Перезахоронен на Новом кладбище в Белграде.
М. Алексеева-Борель. Сорок лет в рядах русской императорской армии: генерал М. В. Алексеев. СПб., 2000.
В. Ж. Цветков. Генерал Алексеев. М.: Вече, 2014.
Под впечатлением германских побед в войну на стороне Центральных держав вступила Болгария (14 октября 1915 г.). Под ударами австрийских войск с севера и болгарских с востока сербская армия стала отступать. Осенью 1915 г. остатки сербско-черногорских войск, король, двор, патриарх и десятки тысяч сербских беженцев потянулись через ледяные горные перевалы в Албанию к Адриатическому морю. К концу 1915 г. вся Сербия, Черногория и северная часть Албании были заняты австрийскими и болгарскими войсками. Между Турцией и Австрией через Болгарию и оккупированную Сербию установилась непосредственная связь.
Мнение историка
«И всё же можно утверждать, что блестящая победа немцев в 1915 г. привела к поражению Германии в 1918-м. Наступление 1915 г. на Восточном фронте имело двойную цель: разгромить вражескую армию в Польше и заставить Россию выйти из войны. Ни та, ни другая цели не были достигнуты. Русские умудрились увести свои войска из центральной Польши и не запросили мира… При всех блестящих боевых успехах, достигнутых в кампании 1915 г., в целом ее все же приходится признать крупным стратегическим поражением – поскольку кампания так и не достигла своих непосредственных целей и в ходе ее было упущено драгоценное время. И вместе с тем великое поражение России в 1915 г. можно считать и величайшим, хоть и невольным ее вкладом в конечную победу союзников». – Р. Пайпс. Русская революция. Т. 1. – С. 302.
На Кавказе июль 1915 г. был ознаменован разгромом турецкой армии Махмуд Камиль-паши в Мушской долине, проведенным генералом от инфантерии Николаем Николаевичем Юденичем. Девяносто батальонов турецкой пехоты с многочисленной конницей и артиллерией, сосредоточившись на юге нашего Кавказского фронта, обрушились на русский левофланговый 4-й корпус, смяв его ряды и углубившись в наш тыл. Целью турок был захват Карса и Александрополя (ныне – Гюмри), а в конечном итоге – и разгром всей Кавказской армии. Стандартное решение – поддержать отступающий левый фланг и задержать турок – было бы естественным, но генерал Юденич не любил шаблонов. Предоставив событиям на юге развиваться своим чередом, справедливо понадеявшись на доблесть кавказских войск, отступавших с кровопролитными боями и изматывавших в них турок, и сосредоточив скрытно на севере ударный кулак в 20 батальонов пехоты и 24 сотни казаков под командованием генерал-лейтенанта Николая Николаевича Баратова, Юденич в ночь на 23 июля бросает их во фланг и тыл турецкой армии, разбив ее наголову и обратив в бегство. По профессиональной оценке выдающегося военного мыслителя, непосредственного участника тех событий, Георгиевского кавалера и будущего героя Белой борьбы – Бориса Александровича Штейфона, эта операция по стилю и мастерству исполнения живо напоминала разгром Бонапартом австрийской армии под Маренго в 1800 г. За эту победу Юденич был награжден орденом Святого Георгия 3-й степени. С лета 1915 г. Отдельная Кавказская армия генерала Юденича уже не выпускала стратегической инициативы из своих рук.
В ноябре 1915 г. Россия ввела войска в Северный Иран. Попытка немцев и турок закрепить свое влияние в Иране была сорвана. Одновременно создались условия для установления взаимодействия с английскими войсками, наступающими в Месопотамии и действующими в Южном Иране.
В результате германского наступления на Восточном фронте в 1915 г. российские войска были вытеснены из большей части Галиции, Польши, части Прибалтики и Белоруссии. Россия отдала врагу губернии с 23 млн. жителей (13 % населения Империи), притом самые индустриально развитые. Потери Русской армии с начала войны составили 3,5 млн. убитыми, ранеными и пленными, из них свыше 300 тыс. было убито, 1,5 млн. попало в плен, офицерский корпус потерял 45 тыс. человек, кадровая армия была почти полностью выведена из строя. Пришлось призывать резервистов второй очереди – сравнительно немолодых людей, забывших все военные навыки, и обучать молодых новобранцев, на офицерские должности готовить штатских людей по ускоренной программе. Качество армии существенно ухудшилось.
Очевидные причины поражения Русской армии во второй половине 1915 г. – нехватка снарядов, орудий – дополнялись отсутствием согласованных действий со стороны союзников. Они не сделали ничего, чтобы остановить переброску немецких дивизий с Западного фронта на Восточный (к сентябрю 1915 г. на русском фронте находилось 140 австро-германских дивизий, а на англо-французском – 91). На Западном фронте 1915 г. прошел «без перемен», если не считать атаки под Ипром (Фландрия) 22 апреля, в которой немцы впервые применили запрещенное всеми международными конвенциями оружие – отравляющие газы, впрочем, без особого успеха – 2-я канадская армия, заняв позиции отравленных англичан, отбила все немецкие атаки генерала Фалькенхайна.
От поражений к победам. 1916 год
Измотанные войска Англии и Франции воспользовались передышкой, которую им дало германское наступление на Восточном фронте, чтобы переформировать силы, завершить перестройку на военный лад народного хозяйства и тщательно подготовиться к кампании 1916 г. Давая передышку союзникам, Россия истощала силы Германии и свои собственные силы. На конференции представителей всех союзных армий в декабре 1915 г. в Шантильи (Франция) было принято решение о согласовании наступления союзных армий в 1916 г. На этот год русского наступления союзники не планировали, зная, как разрушена русская армия отступлением 1915 г. Они просили русское командование просто сдерживать германо-австрийцев, пока англо-французские войска будут наступать на Сомме и под осажденной немцами французской крепостью Верден. Здесь должен был решиться исход и кампании 1916 г. и всей войны.
Историческая справка
Оборона Вердена покрыла неувядаемой славой оружие Франции. Эта хорошо укрепленная французская крепость на правом берегу реки Маас сдерживала всё левое крыло германской армии. Её обороняло 320 тысяч лучших солдат Республики. Крепость Верден и окружавшие ее форты защищали 532 орудия, в том числе 92 тяжелых, новейшей конструкции. Оставить в тылу такую армию немцы не могли. Германский генерал Фалькенхайн, командовавший осадой Вердена, на 15-километровом участке фронта сосредоточил 17 дивизий, около миллиона человек, 1225 орудий, из них 666 тяжелых и 27 сверхтяжелых. 21 февраля 1916 г. на крепость Верден обрушился огонь невиданной силы. Казалось, раскалывается земля. По железнодорожным станциям ближнего французского тыла немецкая авиация нанесла бомбовые удары. Семь часов продолжался ураганный огонь. Крепость и защищавшие её с севера форты – Дюмон и Во объял пламень и дым. В четыре часа пополудни в атаку двинулась немецкая пехота. Была взята первая линия обороны, а через четыре дня, после новых артобстрелов, вторая линия и форт Дюмон. Вскоре флаг с германским крестом развивался и на форте Во. Но защитники Вердена не сдавались. Они даже переходили в контратаки. Германская осада захлебнулась. Крепость даже не удалось окружить. По шоссе Бар-ле-Дюк – Верден в крепость продолжали поступать воинские пополнения, боеприпасы, средства жизнеобеспечения. Грузовые машины следовали вереницей через каждые 15 секунд. Французы прозвали это шоссе «дорогой в рай», так как из верденской мясорубки мало было надежды выйти живым. 11 июля немцы предприняли последнюю попытку взять Верден. Их вновь постигла неудача. 24 октября, хорошо подготовившись, французы перешли в контрнаступление. 2 ноября были освобождены ранее занятые немцами форты. Германская армия, потеряв 434 тысячи человек, отошла от Вердена. Потери французов за время этого, самого долгого сражения Великой войны составили 542 тысячи человек. Обороной Вердена командовал французский генерал, будущий маршал Франции Анри Филипп Петен.
Русское командование чувствовало растущую мощь возрождающейся армии, и генерал Алексеев предложил союзникам, что Восточный фронт перейдет в контрнаступление за десять дней до намеченного наступления союзников на Сомме, чтобы связать австро-германские войска на Востоке. Главный удар Ставка планировала нанести на немецком участке в Латвии и Белоруссии – под Ригой и на озере Нарочь – силами Западного фронта под командованием генерала от инфантерии А. Е. Эверта и старого генерала Куропаткина. Но они победы не обещали, ссылаясь на мощную оборону противника и силу его войск. Тогда на военном совете 1 апреля только что назначенный командующим Юго-Западным фронтом генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов предложил главный удар совершить на своем участке, против австрийцев. С некоторыми колебаниями генерал Алексеев согласился на предложение Брусилова, отведя Западному и Северному фронтам роль второстепенных.
Русская армия тщательно подготовилась к майскому наступлению. О нехватке боеприпасов и вооружения больше не было и речи. Мобилизованная промышленность давала войскам большую часть потребных снарядов, винтовок, орудий и пулеметов. На фронт стало поступать новое оружие – минометы, изготавливающиеся на Ижорском заводе. С середины 1915 г. через Архангельск и Владивосток в Россию хлынул поток поставок от союзников – в зиму 1915/16 г. союзники передали русской армии более миллиона винтовок, 9 млн. снарядов для полевых трехдюймовок, 1,7 млн. снарядов для орудий среднего калибра, 11 тыс. пулеметов. Особенно тщательно к наступлению готовился Юго-Западный фронт, которому предстояло выполнить главную стратегическую задачу.
Мнение историка
«Подготовка, предпринятая Брусиловским штабом, была чем-то совершенно невиданным прежде на Восточном фронте. Передовые окопы были выдвинуты вперед на расстояние 50 шагов от позиций противника – и это более или менее по всему фронту. Для резервных частей были выкопаны гигантские котлованы, часто снабженные земляным валом, достаточно высоким, чтобы не дать возможности неприятельским артиллеристам видеть, что происходит в русском тылу. Были сооружены точные образцы австрийских траншей и войска упражнялись в них; было отдано должное фотосъемке с воздуха и были отмечены позиции каждой австрийской батареи». – N. Stone. The Eastern Front, 1914–1917. L. 1976. – P. 238.
Австрийцы, совершенно уверенные в неспособности русской армии к наступлению, дезинформированные к тому же русской контрразведкой, перебросили главные силы на итальянский фронт и начали сильно теснить итальянцев в Южном Тироле, развивая наступление на Верону и осадив крепость Асьяго. Итальянцы попросили русских о помощи, сообщив, что, по их сведениям, восточный фронт австрийцев сильно ослаблен. Учитывая просьбу союзной державы и принимая во внимание благоприятное соотношение сил, Ставка решила начать наступление на две недели раньше.
22 мая (4 июня) русские войска перешли в наступление на 450-километровом фронте, прорвав за считаные дни сильную оборону австрийцев на нескольких участках. За три месяца русские продвинулись на глубину 80—120 км. Неприятель потерял до 1,5 млн. человек, в том числе около 420 тыс. пленными, из них – 9 тыс. офицеров. Захвачено было 581 орудие, 1795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов. У противника была отнята территория более чем в 25 тыс. кв. км. Русские войска освободил Дубны и Луцк, заняли Черновцы, Тернополь, Станислав (ныне Ивано-Франковск), вновь утвердились на перевалах Карпат. Австрийская армия была практически разгромлена и в дальнейших кампаниях без помощи своего германского союзника действовать не могла.
Свидетельство очевидца
Вот как описывает начало прорыва 22–24 мая штабс-капитан 15-й пехотной дивизии Евгений Эдуардович Месснер, находившийся на командном пункте и наблюдавший совместную работу артиллерии и пехоты:
«Артиллерийская подготовка атаки – 28 часов методической, прицельной стрельбы – была отлична: проволочные заграждения были сметены (не были в них, как приказано, сделаны проходы, просто они были уничтожены); все важные точки неприятельской позиции разрушены; окопы, убежища обвалены, батареи приведены к молчанию. После этой великолепной, искусной работы артиллерии, которую не могли прервать вражеские батареи, пока они еще действовали, пошла работать пехота: первые ее волны накатились на передовой неприятельский окоп и заполнили его, выбивая, добивая уцелевших от канонады врагов; последующие волны, обогнав первые, кинулись вглубь атакуемой позиции… Странное было это сражение и страшное. Только мгновеньями были видны с артиллерийских наблюдательных пунктов и с командных пунктов передвижения по земле наших атакующих частей. И это… потому, что значительная часть боя взводов, рот, батальонов, полков велась в земле, в траншеях, где смельчаки, пользуясь ручными гранатами, штыками, прикладами (при поддержке бомбометов и минометов) теснили врага шаг за шагом, зигзаг за зигзагом ходов сообщений… Безлюдие поля боя поражало. Только кучки пленных, торопившиеся в безопасность нашего тыла, свидетельствовали и о том, что, кроме артиллерийского, идет и пехотное сражение, и о том, что сражение это развивается благоприятно для нас – это доказывалось шествием пленных.
Атака началась в 10 часов. Вскоре после полудня была очищена от противника первая полоса. При сравнительно малых наших потерях прорыв атакующих полков не ослабел, и они пошли брать вторую полосу. Если можно, не обижая пехоты, сказать, что победа на первой полосе фортификации противника на две трети добыта артиллерией, то победу на второй полосе надо признать пехотною: в дивизиях, по взятии первой полосы, создалась такая сложная тактическая обстановка, что артиллеристам пришлось почти отказаться от заранее составленного плана стрельб и действовать по обстоятельствам. Обстоятельства эти были неясны: где наши? где противник? какие вражеские опорные пункты особенно задерживают нашу пехоту? Какие пункты намерена атаковать пехота? Но стрелки XL корпуса и пехотинцы VIII корпуса преодолели все тактические трудности, преодолели и сопротивление противника и где вечером, где ночью выбросили неприятеля и из второй фортификационной полосы. „Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит. Так за Царя, за Родину, за Веру мы грянем громкое ура! ура! ура!“ – пели утром 24 мая роты, маршируя полями на запад, к Луцку».
Е. Э. Месснер. Луцкий прорыв / Хочешь мира, победи мятежевойну. Творческое наследие Е. Э. Месснера. – М.: Русский путь, 2005. С. 530–531.
В этих боях прославился командующий 8-й армией, будущий Донской атаман Алексей Максимович Каледин, награжденный за кампании 1914–1915 гг. орденами Святого Георгия 4-й и 3-й степени. Генерал Деникин в знак признания выдающихся заслуг получил в награду второе Георгиевское оружие с алмазами и надписью «За двукратное взятие Луцка». Первый раз бригада Деникина заняла этот город в 1914 г. Блестяще проявили себя генералы Михаил Васильевич Ханжин, Федор Артурович Келлер, также ставшие кавалерами 3-й степени ордена Святого Георгия. Многие другие солдаты и офицеры проявили чудеса массового героизма.
Историческая справка
4-я стрелковая дивизия – «железные стрелки» генерала Деникина – за первые 14 месяцев войны выручила из критических ситуаций 16 русских корпусов, взяла за войну 70 тыс. пленных и 49 орудий противника. В кровавых боях на Волыни с 17 по 21 июня 1916 г. русские отбили 44 немецких атаки, а «железные стрелки» сокрушили элитную Брауншвейгскую 20-ю Стальную пехотную дивизию.
В срочном порядке, перебросив с Западного на австрийский фронт 15 дивизий, немцы смогли остановить наступление русских войск. Этому способствовали несогласованность военного руководства русских фронтов – Эверт начал наступление только через месяц после Брусилова и вел его очень нерешительно. Под Ригой попытка наступления вовсе провалилась.
Наступление Юго-Западного фронта (получившее название Луцкого, а позднее – Брусиловского прорыва) помогло снять осаду Вердена и добиться успеха на Сомме. Но цена его была велика – 1 200 000 убитых и раненых и 212 000 пленных.
Успешные действия русских войск оказали большое влияние на всю кампанию 1916 г., сыграв решающую роль в захвате Антантой стратегической инициативы. «Брусиловское наступление было выдающимся военным событием года. По охвату территории, по числу убитых и взятых в плен солдат противника, по количеству связанных этим наступлением неприятельских войск, оно превзошло все наступления союзных армий на Западном фронте», – записал полковник Нокс.
Историческая справка
Наступление союзников на Сомме преследовало две цели – помешать правому флангу германской армии охватить с запада Париж и ослабить напор германских войск на крепость Верден на левом фланге. Наступление было прекрасно подготовлено союзным командованием. На участке прорыва было сосредоточено 32 дивизии, более 1500 орудий различного калибра. В пехоту поступили новые виды оружия – ручные пулеметы (по 4–8 в роте), ружья-гранатометы (по 12 в роте). К полевым пушкам-трехдюймовкам было завезено около 6 миллионов снарядов. Главнокомандующий союзными войсками – маршал Фердинанд Фош – одобрил новый, ставший впоследствии общепринятым метод наступления – огневой вал. Артподготовка, соединенная с постоянными налетами союзной авиации на ближние тылы немцев, продолжалась и днем и ночью семь дней с 24 июня 1916 г. На каждый погонный метр немецкой обороны было обрушено за неделю 900 кг снарядов и бомб. 1 июля перешла в наступление пехота, по мере ее продвижения огонь переносился всё дальше в немецкий тыл. Немецкие позиции первоначально обороняли 8 дивизий, но вскоре с других фронтов немцы стали стягивать подкрепления, чтобы остановить французов и англичан, которые также увеличили свои силы до 58 дивизий. 3 сентября им противостояли уже 40 германских дивизий под общим командованием кронпринца Руппрехта. Упорные бои с применением обеими сторонами всех видов оружия, включая и отравляющие газы, продолжались до ноября. 15 сентября англичане ввели в дело новое «секретное оружие» – танки. 49 огромных бронированных и сверху и снизу машин, каждая весом в 28 тонн, вызвали ужас немцев, но ненадолго. Вскоре немецкие военные инженеры разработали средства борьбы с танками, а солдаты стали их успешно применять. Упорное и исключительно кровопролитное сражение на Сомме продолжалось до 18 ноября. За четыре с половиной месяца союзники отвоевали у немцев участок фронта в 35 км длиной и в 10 км глубиной, общей площадью в 240 кв. км. Обе армии стоили друг друга – на Сомме встретились равные по силе, мастерству и отваге противники. Англичане потеряли в этих боях 453 тысячи человек, французы – 341 тысячу, немцы – 538 тысяч, из них 105 тысяч пленными.
Выжидавшая с начала войны Румыния примкнула к Антанте 27 августа 1916 г., вынудив немцев готовиться к противостоянию на новом русско-румынском фронте. 18 октября 1916 г. на стороне Антанты выступила Греция. Против Австрии открылись новые фронты на юге и юго-востоке. Румынский фронт стал, однако, для России новым бременем, поскольку румынская армия к январю 1917 г. фактически развалилась, сама Румыния почти вся была занята болгарами и австрийцами, и русским войскам приходилось держать в одиночку новый фронт от Карпат до устья Дуная.
Историческая справка
Штурмом крепости Эрзерум Юденич повторил подвиг Суворова под Измаилом. 28 декабря 1915 г. началось кровопролитное Азапкейское сражение. В течение восьми дней ожесточенных боев сопротивление турецкой армии было сломлено и, преследуемые на протяжении более чем 100 км русскими войсками, ее остатки скрылись за твердынями Эрзерума. Крепость, расположенная на высотах более 3000 м с тремя линиями сильнейших фортов, считалась неприступной всеми военными авторитетами ведущих мировых держав.
Юденич решил брать крепость с ходу, пока деморализованный враг не опомнился и не укрепился духом. Великий князь Николай Николаевич, ставший незадолго до этого Наместником на Кавказе, строжайше и не без оснований запретил штурм: русская армия была утомлена боями, не хватало боеприпасов, тылы оторвались от авангардов более чем на 100 км. Тем не менее, Юденич приказал двум офицерам своего штаба подполковнику Борису Александровичу Штейфону и полковнику Евгению Васильевичу Масловскому провести рекогносцировку и оценить возможность штурма. Проведенная разведка показала полную дезорганизованность турецких войск и царящую в тылах панику.
К 29 января 1916 г. подготовка штурма была закончена. Юденич сосредоточил под Эрзерумом 75 % всей Кавказской армии. Более чем 1000-верстный фронт был практически оголен: лишь казачьи части дерзкими набегами и заходом в тылы сеяли панику, имитируя активность русских войск. Против левого фланга крепости, где намечался главный удар, было сосредоточено 83 % всех штурмующих войск, или 62 % всех наличных войск на Кавказе. «Только огромный военный талант мог отважиться на такое решение» – так подытоживает подготовку операции и замысел полководца подполковник Штейфон. Старшие начальники Кавказской армии, собранные на совещание непосредственно перед штурмом, пришли в изумление, когда узнали о начале операции и попросили отсрочки, на что Юденич ответил: «Вы просите отсрочки – отлично! Согласен с Вашими доводами и даю Вам отсрочку: вместо 8 часов штурм начнется в 8 часов 5 минут».
В 20.00 29 января после непродолжительной артиллерийской подготовки, проведенной лишь для маскировки из 34 орудий, начался пятидневный штурм Эрзерума, закончившийся его взятием русскими войсками. Днем и ночью в двадцатиградусный мороз под шквальным огнем противника, карабкаясь по ледяным кручам, прокладывая кирками и саперными лопатками путь для вьюков с боеприпасами, доставляемых на ослах и мулах, шли русские войска на штурм крепости. На правом фланге атаковали 2-й Туркестанский и 4-й Кавказский корпуса, в центре – 4-я Кавказская стрелковая дивизия, главный же удар основными силами наносился на левом фланге. 30 и 31 января прошли в упорных боях, а 1 февраля 4-я Кавказская дивизия преодолела Каргабазарское плато и спустилась в Эрзерумскую долину. Первым в нее вошел 15-й Кавказский стрелковый полк Михаила Федоровича Запольского. 2 февраля шесть рот 153-го Бакинского пехотного полка 39-й дивизии под началом полковника Даниел-бека Абессаломовича Пирумова овладели фортом Далангез. Выдержав шесть атак, израсходовав все патроны, солдаты во главе с командиром пошли в штыки. Чудом по горной тропе удалось провести к ним ослика с патронами. Бакинцы моментально разобрали их и отбили еще две атаки турок. Форт устоял. Из 1400 человек полковника Пирумова в живых осталось 300, а без ранений – ни одного. При новой атаке Даниел-бек Пирумов воскликнул: «Разве мы не русские? У нас есть еще штыки и гранаты», – в штыковой контратаке горстка бакинцев отбила восьмую атаку противника, а затем подошло подкрепление. Взятие и удержание форта сыграло огромную роль в падении Эрзерума 2–3 февраля.
156-й Елисаветопольский полк под командованием полковника Михаила Яковлевича Фененко атаковывал сильнейший форт крепости Чобан-деде, но, подавленный турецким огнем, вынужден был залечь между скал. Юденич приказал прислать подкрепления, но, как свидетельствует Штейфон, ему позвонил по телефону начальник штаба Первого корпуса и сказал, что елисаветопольцы обижены, что к ним посылается поддержка, и просят предоставить им честь взятия форта. Вскоре форт был ими взят. В не менее трудных условиях сражались 155-й Кубинский и 154-й Дербентский полки. Потеряв убитыми и ранеными практически всех своих офицеров, они, тем не менее, шли вперед. Атаку возглавил священник Дербентского полка протоиерей Павел Иванович Смирнов, потерявший в этом сражении ногу. 155-й Кубинский полк взял форт Гяз.
Утром 2 февраля лучший военный летчик Кавказской армии подпоручик Борис Иванович Мейер, вернувшись с авиаразведки, доложил об отходе турок от Эрзерума. 3 февраля знамя Императорской армии развевалось на Эрзерумской цитадели. Первым ворвался в крепость во главе конвойной сотни штаба I Кавказского корпуса сотник 2-го Кизляро-Гребенского полка Терского казачьего войска Михаил Васильевич Медведев. Вся наличная конница, состоявшая из терских, кубанских и сибирских казаков, была брошена в преследование турок, и ею с ходу были заняты после кратких жестоких боев Испир, Ашкала и Еникей. В довершение разгрома Сибирская казачья бригада 4 февраля у Илиджи конной атакой захватила остатки 34-й турецкой дивизии со штабом и 20 орудиями.
Победоносно для Русской армии завершилась кампания 1916 г. на Кавказском фронте. Разгромив турок в последовательно проведенных Эрзерумской (февраль), Трапезундской (апрель), Эрзинджанской (июль) и Огнотской (август) наступательных операциях, русские войска продвинулись в горных областях Турции на глубину до 250 км и овладели городами Эрзерум, Трапезунд, Огнот и Эрзинджан, выйдя к верховьям Евфрата и берегам озера Ван. Турецкие сухопутные войска в 1916 г. были поставлены на грань катастрофы Кавказской армией под командованием генерала Юденича.
Турецкая армия Махмут Камиль-паши была наголову разгромлена и отступала. Потери русских войск не превышали 15 тыс. человек, что для штурма подобной крепости является очень незначительной в военном смысле величиной. Общий урон III Турецкой армии при обороне Эрзерума – более 60 тыс. человек, в том числе более 20 тыс. пленных и 450 орудий.
Историческая справка
Николай Николаевич Юденич (1862–1933). Генерал от инфантерии. Родился в семье потомственных дворян Минской губернии. Окончил Александровское военное училище и Николаевскую академию Генерального штаба (1887 г.). Участник Русско-японской и Великой войны. В 1915 г. произведен в чин генерала от инфантерии. Командующий войсками Кавказского фронта. За взятие крепости Эрзерум был награжден орденом Святого Георгия 2-й степени, став последним кавалером данной степени ордена в Императорской России. Под его руководством прошли все крупные операции Кавказского фронта. Что еще характеризует генерала Юденича как выдающегося полководца, так это малочисленность штаба. Число офицеров его ближайшего окружения не превышало 6 человек, своего кабинета у Николая Николаевича не было, его рабочий стол стоял в общей комнате с офицерами, да и в тылу никто не засиживался особо долго, все были с войсками – в огне сражений.
После большевицкого переворота, в 20-х числах ноября 1918 г. в сопровождении двух офицеров переправился через финскую границу. 10 января 1919 г. был объявлен руководителем Белого дела на Северо-Западе. Руководил «походом на Петроград» в октябре – декабре 1919 г. Был сторонником признания независимости Эстонии и Финляндии, ради поддержки с их стороны наступления Северо-Западной армии. В начале декабря 1919 г. с остатками Северо-Западной армии отступил в Эстонию. С 1920 г. проживал в эмиграции. Умер в 1933 г. в Ницце. Похоронен в Ницце на кладбище Кокад.
Н. Рутыч. Белый фронт генерала Юденича. М., 2002.
Действия русских войск на Кавказе стали решающими для Ближневосточного театра: в конце 1916 г. им противостояли 27 турецких дивизий, тогда как англичанам, наступающим в Месопотамии, – только 18. В Персии успешно действовал экспедиционный казачий корпус Баратова. Обладая значительным превосходством над турецкими силами на Черном море, российское верховное командование так и не смогло решиться на морскую десантную операцию с целью захвата Константинополя и Проливов в самом благоприятном для этого 1916 г. Операция была намечена на май 1917 г.
Историческая справка
Первая Мировая война дала ряд блестящих полководцев и талантливых военачальников: верующих, порядочных, умных, инициативных, интеллигентных и культурных генералов, служивших с чувством собственного достоинства и ответственности. Первым среди них был солдатский сын, один из лучших представителей русского Генерального штаба генерал от инфантерии Михаил Алексеев, спасший армию в период мучительного отступления летом 1915 г. За ним назовем генералов и Георгиевских кавалеров, отличившихся во главе вверенных им фронтов и армий, – Алексея Брусилова, Глеба Ванновского, Алексея Каледина, Платона Лечицкого, Павла Плеве, Николая Юденича, заслуженно снискавших славу умелых командиров корпусов, храбрых начальников дивизий и отважных командиров полков – Августа Адариди, Антона Деникина, Николая Баратова, Петра Врангеля, Виктора Гальфтера, Александра и Бориса Геруа, Николая Духонина, Владимира Ирмана, Федора Келлера, Лавра Корнилова, Сергея Маркова, Михаила Плешкова, Владимира Слюсаренко, Василия Флуга, Николая Штакельберга и многих других. Средний возраст перечисленных генералов в 1917 г. составлял 50 лет – какую смену они бы еще могли воспитать и оставить Русской армии ХХ века!
Лучшим русским истребителем Великой войны был Георгиевский кавалер Александр Александрович Козаков (родился 2 января 1889 г., погиб в авиационной катастрофе 19 июля 1919 г. в Белых войсках в чине полковника на Севере России). 18 марта 1915 г. в районе Воля-Шидловская он сбил германский аппарат типа «Альбатрос», совершив первый удачный таран в истории авиации, а всего за время Великой войны сбил 32 аэроплана противника (официально подтверждено 17). За бои Великой и Гражданской войны А. А. Козаков получил 7 российских, 3 английских и 2 французских ордена, в том числе и самую почетную французскую награду – Кавалерский крест ордена Почетного легиона. Корнет Георгий Гильшер, в результате аварии лишившийся левой ноги в апреле 1916 г., после излечения вернулся в авиацию и, будучи безногим, в 1917 г. сбил 4 аэроплана неприятеля. Командуя 7-м истребительным авиаотрядом, Гильшер погиб в неравном бою с семью немецкими истребителями 7 июля 1917 г. в районе Тарнополя.
Всего за время Великой войны 269 авиаторов-офицеров стали Георгиевскими кавалерами, в том числе 108 награждений было произведено за разведки и 87 – за воздушные бои. 14 летчиков, произведенные в офицеры из нижних чинов, имели 4 степени солдатского Георгиевского креста и орден Святого Георгия 4-й степени или Георгиевское оружие. Из 14 человек лишь двое были дворянского происхождения, один – гражданин Франции, а все остальные происходили из крестьян, рабочих или интеллигенции. Трое погибли в боях Первой Мировой войны в 1917 г., а из 10 оставшихся в живых русских летчиков шестеро воевали в Белых армиях, причем трое из них перелетели из Красной армии к Белым, а один – эмигрировал в Англию и служил в Королевских ВВС. Один из перелетчиков, крестьянский сын – Григорий Федорович Фомагин (1890 – после 1960), имел за Великую войну 5 солдатских Георгиевских крестов, Георгиевское оружие, ордена Святой Анны 4-й, 3-й и 2-й степени, Святого Станислава 3-й и 2-й степени и Святого Владимира 4-й степени и прошел путь от рядового до поручика. Эвакуировавшись из Крыма, он эмигрировал в Югославию. В числе этих 14 человек был выдающийся русский изобретатель и инженер Степан Андреевич Ноздровский (1888 – после 1960) – один из основоположников отечественного точного приборостроения. С 1918 по 1920 г. он воевал в армии А. В. Колчака, после крушения которой был как военный специалист мобилизован в Красную армию. С 1921 г. он работал в Академии им. Н. Е. Жуковского и в 1924 г. первым в мире запатентовал принцип построения гироскопического стабилизатора – прибора, и поныне являющегося базовым в системах управления ракетами всех классов. В 1950—1960-е годы Степан Андреевич был преподавателем Московского авиационного института.
М. С. Нешкин, В. М. Шабанов. Авиаторы – кавалеры ордена Святого Георгия и Георгиевского оружия периода Первой мировой войны 1914–1918 годов. – М.: РОССПЭН, 2006.
T. Darcey; A. Durkota; V. Kulikov. The Imperial Russian Air Service. Famous Pilots and Aircraft of World War I. Mountain View: Flying Machines Press, 1995.
Несостоявшийся триумф. Военные планы 1917 г.
В 1917 г. немецкое командование решило перейти к стратегической обороне на всех фронтах. На Восточном (Русском) и Кавказском фронтах наступило затишье. На русском фронте перед 140 русскими дивизиями стояли 63 немецких, 41 австрийская и 2 турецких. На румынском фронте 24 румынские и 9 русских дивизий противостояли 20 австро-немецким дивизиям, 8 болгарским и 2 турецким.
Россия имела превосходство в числе войск, армия пополнилась почти двумястами новыми батальонами, была полностью перевооружена, хорошо экипирована, боеприпасы – и снаряды и патроны имелись в изобилии. Теперь на одно легкое орудие боезапас составлял 3000 снарядов, а на тяжелое – 3500. Новые боевые корабли, вступающие в строй в 1916 – начале 1917 г., позволяли России вернуть инициативу на Балтийском море и полностью контролировать Черное море. Начавшая действовать в январе 1917 г. железная дорога на Мурман открыла путь неограниченных поставок от союзников в действующую армию. В Русской армии с 1916 г. активно работали инструкторы из Бельгии и Англии, обучавшие наших военных управлению поступающими от союзников бронеавтомобилями и самолетами. Новое поколение офицеров и генералов выдвинулось во время войны. Молодые, решительные, патриотичные, они умели обращаться со сложной техникой и понимали законы современной войны значительно лучше своих предшественников, делавших карьеру во многом благодаря выслуге лет и протекции в высших сферах.
На апрель – май 1917 г. Ставка готовила генеральное наступление от Риги до устья Дуная и на Кавказском фронте – высадку морских десантов на Босфоре. Союзники, в свою очередь, планировали мощное наступление в Бельгии, Италии, на Салоникском фронте на Балканах, в Месопотамии и Палестине. Численное соотношение сил Антанты и Центральных держав теперь было почти пять к двум.
К вступлению в войну на стороне Союзников готовились Соединенные Штаты, в итоге вступившие в войну в апреле 1917 г. На Петроградском совещании в январе 1917 г. союзники скоординировали свои планы, четко определили сроки начала кампании и высказали убеждение, что при слаженности действий всех стран Антанты победа над Центральными державами будет достигнута к ноябрю 1917 г. Так думали и англичане, и французы, и итальянцы, и бельгийцы, и русские.
Свидетельство очевидца
«Перспективы кампании 1917 г. были более радужными, чем в марте 1916… – писал полковник Нокс. – Русская пехота была утомлена, но не так, как 12 месяцев назад. Запасы оружия, боеприпасов и техники были больше, чем накануне мобилизации 1914 г., и намного больше, чем весной 1915 или 1916 г… Ежедневно улучшалось командование. Дух армии был здоровым. Солдаты после зимней передышки забыли бы перенесенные испытания и наступали бы снова с тем же подъемом, как в 1916 г. Нет сомнений, что если бы ткань нации в тылу не порвалась, русская армия снискала бы себе новые лавры побед в кампании 1917 г. По всей вероятности она оказала бы на противника нужное давление, чтобы сделать победу союзников возможной к концу года». – A. Knox. With the Russian Army. 1914–1917. L., 1921. Vol. 2. – P. 552.
«С военной точки зрения не было никаких причин, – писал, анализируя недавнее прошлое, тогдашний министр вооружений (1917–1918 гг.) сэр Уинстон Черчилль, – препятствующих тому, чтобы 1917 год стал годом окончательного триумфа союзников, а Россия получила вознаграждение за перенесённые ею бесконечные страдания». Но всё вышло иначе.
Литература
А. М. Зайончковский. Мировая война. Т. 1–3. М., 1938.
А. А. Керсновский. История Русской армии. Т. 3. М.: Голос, 1994, Генерал Н. Н. Головин. Военные усилия России в Мировой войне. Т. 1–3. Париж, 1939.
История Первой Мировой войны. 1914–1918 / Под ред. И. И. Ростунова. Т. 1–2. М.: Наука, 1975.
Мировые войны ХХ века: В 4 кн. Кн. 1. Первая мировая война. Ист. очерк / Отв. ред. Г. Д. Шкундин. М., 2002.
У. С. Черчилль. Мировой кризис. Т. 1–6. М.: Principium, 2014–2015.
Дж. Киган. Первая Мировая война. М.: АСТ, 2004.
1.4.5. Дипломатическая поддержка войны. Планы послевоенного обустройства
Основной задачей России в период Мировой войны было ее доведение до победного конца. Как вспоминал один из сотрудников МИД того времени, русские дипломаты допускали, что Россия выйдет из войны ослабленной. Однако они считали, что если Россия окажется верным союзником, эта общая победа «откроет перед нею настолько блестящие перспективы в международном отношении, что, несомненно, будущая Россия быстро заставит забыть все испытания военного и послевоенного времени».
Первая Мировая война стала невиданной в истории схваткой, потребовавшей от всех ее участников максимального напряжения сил. Каждый из них знал, что ждет его в случае поражения. Каждый хотел быть до конца уверенным в своих союзниках. Поэтому одна из главных целей русской дипломатии на первых порах состояла в укреплении сплоченности Антанты, которая к началу войны еще не превратилась в полнокровный военно-политический союз. На конференции в Лондоне в августе 1914 г. союзники взяли на себя обязательство не заключать сепаратных соглашений с противником и не выдвигать своих условий на мирных переговорах без общего согласия. Позже к этому соглашению присоединились вступившие в войну на стороне Антанты Япония и Италия.
Требовалось решить и другую важную задачу: определить и согласовать с союзниками цели войны. Уже вскоре после ее начала Сазонов представил им набросок проекта послевоенного устройства Европы. Россия стремилась главным образом к тому, чтобы ослабить Германию и Австро-Венгрию до такой степени, чтобы с их территории никогда больше не исходила угроза войны и порабощения славянских народов Европы. Предлагалось ликвидировать Германскую империю как таковую, вернуть Франции Эльзас и Лотарингию, а Дании – Шлезвиг-Гольштейн. Территории Австро-Венгрии, населенные югославянскими народами, предполагалось передать балканским государствам.
Территориальные притязания самой России к противникам поначалу выглядели весьма скромно: она претендовала только на Восточную Галицию и небольшой участок в нижнем течении Немана с портом Мемель (ныне – Клайпеда). По ключевому для России вопросу о Черноморских проливах ставился лишь вопрос о полной свободе для прохода русских судов.
Вступление Турции в войну на стороне Центральных держав нанесло сильный удар по стратегическим и экономическим интересам России. Страна лишилась связей с союзниками, путей военных поставок и традиционного экспорта в Европу. В Петрограде пришли к выводу, что настал решающий момент для осуществления «исторических заветов» русской внешней политики – овладения Проливами и Константинополем.
Завязавшиеся по этому поводу переговоры с союзниками проходили в несколько этапов. Лондону и Парижу было нелегко уступить России там, где они на протяжения целого столетия были ее противниками. Однако жизненное значение России как военного союзника Антанты в конечном счете сыграло решающую роль: к весне 1915 г. соглашение было достигнуто. К России, в случае победы, переходили Константинополь и проливы с прилегающими к ним территориями.
Документ
17 марта 1915 г. российский МИД уведомил союзников следующей телеграммой: «Ход последних событий привел Его Величество Императора Николая II к убеждению, что вопрос о Константинополе и проливах должен быть окончательно разрешен в смысле вековых стремлений России. Всякое его разрешение, которое бы не включало в состав Русской Империи города Константинополя, западного берега Босфора, Мраморного моря, Дарданелл, а равно и Южной Фракии по черту Энос-Мидия, было бы неудовлетворительно. Подобным же образом по стратегическим соображениям, часть Азиатского побережья, заключающаяся между Босфором и рекою Сакарией и между пунктом, подлежащим определению на берегу Измитского залива, острова Имброс и Тенедос должны будут быть присоединены к Империи». 27 марта Великобритания и Франция официально дали согласие на эти претензии России.
Другой важной проблемой, вставшей перед русской дипломатией, был польский вопрос. Для достижения победы было необходимо дать надежду порабощенным германизмом славянским народам. 1 августа 1914 г. Верховный Главнокомандующий Русской армией Великий князь Николай Николаевич обратился к полякам с воззванием, в котором обещал воссоздать Польшу из трех частей, принадлежавших России, Германии и Австро-Венгрии, «под скипетром русского царя». Это обещание встретило положительный отклик польского народа. Но, чтобы склонить его к решительной поддержке Антанты, требовалось определиться в ключевом вопросе о самоопределении Польши. Этот вопрос многократно обсуждался правительством, но окончательного решения так и не было принято. Консервативно настроенным министрам, не желавшим идти на уступки полякам, удалось отложить его до конца войны, которого императорская Россия не дождалась. Однако Сазонов заручился согласием союзников, что населенные преимущественно поляками области Австрии и Германии – Западная Галиция, Силезия, Померания, части Восточной и Западной Пруссии и Великая Польша будут переданы в состав единого польского государства, объединенного общностью монарха (личной унией) с Россией, если такое государство будет создано.
В апреле 1916 г. Англия, Франция и Россия согласовали свои интересы на территории Азиатской Турции (работа так называемой «Комиссии Сайкса-Пико»). По этому плану к России отходили Эрзерум, Эрзинджан, Трапезунд, Ризе, Ван, Муш и Битлис «вплоть до пункта на Черноморском побережье, который должен был быть определен при проведении новых границ». Часть Курдистана, лежащая к югу от Вана и Битлиса, должна была равным образом отойти к России. Создавать ли на этих землях автономное армянское государство, под русской властью, подобное объединенной Польше, или включать западно-армянские земли непосредственно в состав Империи, в Петрограде так и не решили. КДП и ее лидер Милюков, так же как и думские депутаты-армяне, призывали к провозглашению автономной Армении в составе Империи, правые, понятно, были против любой национальной нерусской государственности. Однако сама передача этих северо-восточных провинций Турции в состав России была для союзников после апреля 1916 г. делом решенным.
В период войны Россия вместе с Англией и Францией активно добивалась расширения круга своих союзников. Эта задача была решена лишь отчасти. В 1916 г. на стороне Антанты вступили в войну Румыния, Греция и Португалия. Болгария предпочла австро-германскую коалицию.
Особое значение имела задача ускорить вступление в войну США. К началу 1917 г. Петрограду удалось улучшить отношения с Вашингтоном. Сазонов даже ставил перед Царем вопрос о смягчении политики в отношении евреев, которая использовалась противниками войны в США как аргумент против их участия в конфликте. Но эти попытки оказались безрезультатными. Вступление США в войну, столь решающее для ее исхода, состоялось 6 апреля 1917 г., уже после отречения Николая II.
Последней, крупной дипломатической акцией императорской России стало проведение в январе – феврале 1917 г. союзнической конференции в Петрограде. Представители России, Англии, Франции и Италии согласовали позиции, касающиеся снабжения Русской армии, и планы наступательных операций в 1917 г. Достигнутое русской дипломатией прочное доверие в отношениях с союзниками открывало для России возможность пожинать плоды уже близкой победы. Но, как писал Уинстон Черчилль, русский корабль потерпел крушение, уже входя в гавань.
Литература
История внешней политики России. Конец XIX – начало ХХ века. М., 1997. Очерки истории Министерства иностранных дел России. Т. 1. М., 2002.
Ю. А. Писарев. Тайны Первой мировой войны: Россия и Сербия в 1914–1915. М., 1990;
Россия и черноморские проливы / Отв. ред. Л. Н. Нежинский, А. В. Игнатьев. М., 1999;
С. Д. Сазонов. Воспоминания. Минск, 2002.
А. Дживилегов. Будущее Турецкой Армении. М., 1915.
А. В. Голубев, О. С. Поршнева. Образ союзника в сознании российского общества в контексте мировых войн. М.: Новый хронограф, 2011.
1.4.6. Русская экономика в условиях войны
Мировая война явилась суровым испытанием на прочность для растущей российской экономики. В предвоенные годы Россия добилась значительных успехов на пути создания современного, технологически развитого народного хозяйства. Она медленно догоняла Европу, пока существенно отставая от нее. Ахиллесовой пятой российской экономики был слабый уровень развития таких важных отраслей промышленности, как металлообработка и машиностроение, и связанная с этим зависимость от импорта и иностранных инвестиций. Накануне войны Россия была крупнейшим мировым заемщиком. В стране совершенно не производились алюминий, цинк, селитра и многое другое, необходимое для военных нужд. В 1914 г. Русско-Балтийский завод в Риге выпустил 300 автомобилей. Авиационная промышленность была представлена четырьмя небольшими заводами.
Уже с первых дней войны наметился процесс свертывания стекольной, керамической, цементной и других отраслей промышленности, на продукцию которых резко упал спрос. Сокращение промышленного производства в большинстве губерний было связано с призывом рабочих в армию, перебоями в доставке сырья и топлива, с трудностями в сбыте продукции и в получении кредитов в банках. С введением сухого закона была закрыта часть винокуренных и пивоваренных заводов. Другая важнейшая причина сокращения производства – эвакуация фабрично-заводской промышленности из западных районов. Она началась уже осенью 1914 г. К лету следующего года из Варшавы, Лодзи, Вильно, Ковно на восток были вывезены сотни предприятий, но большинство заводов и фабрик в Польше и Прибалтике достались противнику. Только из-за потери Варшавского промышленного района производство в стране сократилось на 20 %.
Одновременно происходило расширение производства на промышленных предприятиях, связанных с выпуском вооружений и боеприпасов. «Война машин», как ее определил Ллойд Джордж, предъявила российской экономике весьма жесткие требования. Фронт потребовал такое количество пушек, пулеметов, снарядов, автомобилей и другой техники и вооружений, которое военное руководство просто не могло себе представить. Фактический расход снарядов превысил расчеты Генштаба в 12–15 раз. Чтобы удовлетворить «снарядный голод», уже в условиях войны пришлось существенно расширять производственные мощности, вводить многосменный график работы военных предприятий. В ряде губерний в связи с мобилизацией начинает ощущаться недостаток рабочих рук. По этой причине увеличивается продолжительность рабочего дня (в среднем до 12 часов, но на ряде предприятий до 13–14 часов). Широко практикуются сверхурочные работы, узаконенные правительством в 1915 г.
Из всех воюющих держав лишь Германия имела четкий план перехода на военное производство. России пришлось перестраивать всю хозяйственную структуру на ходу. В течение всего 1915 г. российская промышленность с большими трудностями приспосабливалась к условиям войны. Положение в экономике серьезно усугублялось закрытием западных границ, Балтийского моря и Дарданелл. Начавшаяся война разорвала связи отечественных фабрикантов с европейскими поставщиками.
Тяжелое поражение русской армии на австро-германском фронте в апреле – июле 1915 г., во многом вызванное нехваткой оружия и боеприпасов, заставило правительство обратить внимание на предложения Государственной Думы и деловых кругов объединить силы для преодоления кризиса. В июле 1915 г. на совещании в Ставке генерал Михаил Алексеев перечислил в порядке убывания статьи острейшего дефицита, явившиеся причиной военной неудачи:
а) нехватка артиллерийских снарядов;
б) нехватка живой силы;
в) нехватка орудий тяжелой артиллерии;
г) нехватка легкого стрелкового оружия и боеприпасов к нему;
д) нехватка офицерских кадров.
В июле – августе 1915 г. были созданы военно-промышленные комитеты (ВПК), в которые, наряду с высшими чиновниками, вошли и представители общественности: Комитет по топливу, Продовольственный комитет, Комитет по перевозкам и «Особое совещание для объединения мероприятий по обеспечению действующей армии предметами боевого и материального снабжения». Центральный военно-промышленный комитет возглавили виднейшие предприниматели России А. И. Коновалов, Л. Э. Нобель, П. П. Рябушинский. ВПК объединили около 1300 средних и мелких предприятий. Комитеты способствовали привлечению к выполнению военных заказов частных предприятий, распределяли военные заказы между ними и зарубежными поставщиками. Их задачей была быстрейшая мобилизация всей промышленности и развитие тех отраслей, в продукции которых нуждался фронт. С августа 1915 г. Особому совещанию по обороне во главе с военным министром, по образцу только что организованного в Великобритании Министерства военного снабжения, Государственной Думой и Государем были приданы функции центрального государственного регулирующего органа. Ему подчинялись Совещания по продовольствию, по перевозкам, по топливу. Это сотрудничество правительства и общественности, по словам члена Государственного Совета М. М. Ковалевского, было «совершенным новшеством нашей государственной жизни» (сказано на заседании ГС 17 августа 1915 г.). В начале 1916 г. Особое совещание национализировало два крупнейших частных оборонных завода в Петрограде – Обуховский и Путиловский, пришедших в упадок из-за дурного управления и стачек.
В итоге уже к зиме 1915/16 г. в России был произведен миллион винтовок, 28,5 млн. снарядов к легкой полевой артиллерии и 5,1 млн. снарядов к орудиям средних калибров, 15 тысяч пулеметов. К концу 1916 г. производство снарядов в сравнении с июлем 1914 г. выросло в 310 раз. За это же время в 3 раза увеличился выпуск патронов к винтовкам и пулеметам. В несколько раз возросло и производство пушек, винтовок, пулеметов, пороха. Практически на пустом месте в Казани и Полтавской губернии было создано производство ряда компонентов для ведения химической войны. Началось строительство новых военных предприятий – металлообрабатывающих, авиационных и автомобильных. Это был неожиданный и для русского правительства, и для союзников подъем.
К 1916 г. экономика России в целом приспособилась к новым условиям. Объем промышленной продукции возрос за год на 21,5 %. К началу 1917 г. военные заказы выполняли 3846 гражданских предприятий, на которых работало почти 2 млн. рабочих. Еще 222 тыс. человек работали непосредственно на оборонных заводах. Однако военная перестройка хозяйства была достигнута ценой кризиса важнейших отраслей экономики. Производство гражданской продукции сократилось вдвое. На текстильных фабриках не работало почти 40 % станков. На внутреннем рынке ощущалась острая нехватка товаров, усиливался топливный кризис, и уже осенью 1915 г. некоторые российские предприятия вынуждены были переходить с угля на дрова. Зимой 1916/17 г. многие предприятия сокращают производство, а то и вовсе останавливаются из-за нехватки топлива, а порой и для того, чтобы дать возможность рабочим съездить к родственникам в деревню за продуктами.
Война серьезно пошатнула устойчивость финансовой системы России. Каждый день войны обходился стране в 50 млн. руб. С началом войны прервались финансовые связи российских банков с зарубежными. Мораторий французского правительства, действовавший в первые месяцы войны, привел к тому, что Россия не только не получила кредитов от союзной Франции, но не могла использовать собственные капиталы, замороженные во французских банках. Серьезно подорвало государственный бюджет полное запрещение торговли спиртными напитками – Россия первой в мире ввела в 1914 г. полный сухой закон.
За 1914–1916 гг. расходы государственного бюджета возросли с 4,86 до 18,1 млрд. руб. Чтобы покрыть эти колоссально возросшие расходы, правительство печатало все больше и больше бумажных денег. К началу 1917 г. количество денег в обращении увеличилось в России в 7 раз (в Германии – в три раза, во Франции – вдвое, в Великобритании денежная масса вовсе не возросла). Доля золотого обеспечения рубля сократилась с 98 % в 1914 г. до 16,2 % к январю 1917 г. Покупательная способность рубля стремительно падала. Котировки рубля относительно фунта стерлингов упали на мировых рынках с июля 1914 г. по январь 1916 г. на 44 %.
Важным источником пополнения бюджета стали внутренние займы. Шесть раз в условиях войны правительство прибегало к этой мере. Общая сумма внутренних займов составила 8 млрд. руб., с их помощью правительству удалось покрыть около 30 % военных расходов. Открытая 1 ноября 1916 г. подписка на облигации очередного шестого военного займа на 3 млрд. рублей затянулась до Февральской революции. Внешние займы стали важнейшим источником для покрытия военных расходов. За годы войны главные кредиторы – Англия и Франция – предоставили царскому правительству 6,75 млрд. руб. К концу войны внешний долг России достиг 13,8 млрд. руб. Под залог обеспечения займов Россия передала Великобритании 440 тонн золота.
Узким местом всей экономики стал транспорт. Хотя интенсивность перевозок в годы войны возросла почти вдвое, перевозка таких жизненно важных грузов, как топливо и хлеб, сильно сократилась. Из-за расстройства транспортной системы с осени 1916 г. большие города стали испытывать продовольственные затруднения, хотя значительные запасы хлеба имелись на Дону, Урале и в Сибири. Вместо необходимых ежедневно 450 вагонов для подвоза продовольствия в Петроград Особое совещание могло выделить только 116 вагонов. С февраля 1916 г. в Петрограде за хлебом начали выстраиваться очереди.
Совершенно иное положение сложилось в сельских областях России. К 1917 г. в армию была мобилизована почти половина трудоспособных мужчин деревни. Это снизило напряженность земельного вопроса и одновременно подняло ценность сельскохозяйственного труда. Призванные в армию теперь находились на государственном обеспечении и без ущерба для себя оставшиеся в деревне могли уменьшить площадь обрабатываемых земель: сокращение посевных площадей произошло, главным образом, за счет ярового клина. В помещичьих и зажиточных крестьянских хозяйствах широко использовался труд военнопленных. Только в Самарской губернии летом 1915 г. на сельскохозяйственных работах было занято 24 тыс. беженцев и 31,6 тыс. военнопленных.
В руках крестьян был самый ценный товар – продовольствие. В 1915–1916 гг. деревня благоденствовала. Мужики просто купались в деньгах, текших к ним из самых разных источников: от повышения цен на продукты сельского хозяйства, от высоких правительственных компенсаций за реквизированный скот и лошадей, от пенсий, установленных солдатским семьям. «Бешеные деньги», как называли их крестьяне, они помещали в сберегательные кассы или просто хранили в кубышках. Резко возросло потребление мужиками ранее редких, почти невиданных в деревне товаров – какао, шоколада, хороших тканей. Те, кто побогаче, обзаводились граммофонами. Рачительные крестьяне использовали «бешеные деньги» для приобретения новой земли и скота. К концу 1916 г., по предварительным итогам Всероссийской сельскохозяйственной переписи, крестьянам принадлежало уже 89,2 % всех пахотных земель в Европейской части России.
Исчезновение нужных промышленных товаров и полное финансовое благополучие лишало крестьян стимула везти на рынок свои продукты. Они предпочитали строить новые амбары и ждать, когда цены вырастут еще выше. Это приводило к усилению продуктового дефицита в городах. Столкнувшись с кризисом продовольственного снабжения и связанной с ним финансовой дестабилизацией, царское правительство 8 сентября 1916 г. приняло закон об уголовной ответственности за повышение цен на продовольствие. Однако сформированные предшествующими десятилетиями представления о нормах организации свободного рынка, необходимость в судебном порядке доказывать, что повышение цен непомерно, сделали закон практически неработающим. Та же судьба постигла и предпринятую правительством в ноябре 1916 г. попытку принудительно изымать продовольствие у крестьян по твердым ценам – мужик к 1917 г. уже вполне привык к мысли, что он свободный хозяйственный деятель, и не позволял никому распоряжаться плодами своего труда.
Продовольственный кризис свидетельствовал об усилении хозяйственной разрухи. Первая Мировая война способствовала тому, что в состав рабочих вливалось много новичков, часто чтобы получить отсрочку от призыва в действующую армию. В целом происходило падение квалификации рабочей силы во всей промышленности России. Средняя квалификация рабочих за годы войны в металлообрабатывающей промышленности уменьшилась на 17 %, а в текстильной – на 27 %. На смену мобилизованным в армию на фабрики и заводы пришли женщины и дети. На отдельных предприятиях удельный вес женщин достигал 30–40 %, примерно таков же был и удельный вес детей и подростков. Реальная заработная плата падала в связи с быстрым ростом цен на продукты питания, товары первой необходимости и жилье. С начала войны по октябрь 1916 г. уровень зарплаты возрос на 100 %, а цены на важнейшие товары и продукты питания увеличились на 300 %. Среднедушевой доход в России в 1913 г. составлял 90 рублей и был в три раза меньше, чем в Германии, в четыре – чем во Франции, в 5,5 раза меньше, чем в Великобритании. А военные расходы России были равны британским. Главная тяжесть этого финансового бремени ложилась не на живущую во многом натуральным хозяйством деревню, получавшую от войны больше прибытков, чем ущерба, а на город, на те группы горожан, которые вынуждены были жить трудом своих рук и приобретать продовольствие на заработанные деньги.
1.4.7. Русское общество и война
Вступление России в Великую войну для большей части русского общества, поглощенного внутренними проблемами, было неожиданным, словно удар грома. Ни одна великая держава в мире не желала мира и не нуждалась в нем так сильно, как Россия после войны с Японией. Вместе с тем в канун войны многим в стране казалось, что наступает «момент истины», которого так долго ждали и к которому долго готовились. Даже среди оппозиционных парламентариев было модно говорить: действительно пахнет войной, но для России война не страшна, так как армия уже приведена в порядок, финансы в блестящем состоянии. По свидетельству современников, «оптимистические цифры и факты невольно будили какие-то гордые ощущения силы, невольно рождали мысли: „А что, если опустить эту силу на голову зарвавшемуся пруссачеству“. Во многом подобные настроения были связаны с неутоленной жаждой реванша за поражение в Русско-японской войне. Лишь немногие до начала военных действий сознавали, что война не будет легкой прогулкой.
Страна узнала о войне из вечерних газет 19 июля 1914 г. На следующий день по примеру своего предка Императора Александра I, Николай II торжественно пообещал в присутствии двора и гвардии не заключать мира до тех пор, пока хоть один враг остается на родной земле.
Документ
«Божею Милостию,
МЫ, НИКОЛАЙ ВТОРОЙ,
Император и Самодержец
Всероссийский
Царь Польский,
Великий Князь Финляндский,
И ПРОЧИЕ, И ПРОЧИЕ, И ПРОЧИЕ.
Объявляем всем верным Нашим подданным:
Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови с славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования.
Презрев уступчивый и миролюбивый ответ Сербского правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда.
Вынужденные, в силу создавшихся условий, принять необходимые меры предосторожности, Мы повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием Наших подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров.
Среди дружественных сношений, союзная Австрии Германия, вопреки Нашим надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению Нашему, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну.
Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную Нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди Великих Держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные.
В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом, и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага.
С глубокою верою в правоту Нашего дела и смиренным упованием на Всемогущий Промысел, Мы молитвенно призываем на Святую Русь и доблестные войска Наши Божие благословение».
Дан в Санкт-Петербурге, в двадцатый день июля, в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четырнадцатое, Царствования же Нашего в двадцатое.
На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано:
Николай».
Военная угроза вызвала мощный патриотический подъем, сплотила все сословия и слои русского общества от крестьян до царствующей династии. От борьбы всех со всеми, которая продолжалась в России до получения известий о сараевском убийстве, не осталось, казалось, и следа. Солидарность общества тут же восстановилась. В сердцах россиян отозвался призыв царского манифеста.
Свидетельство очевидца
Очевидец клятвы Царя и объявления Манифеста, французский посол Морис Палеолог оставил такое описание этого момента: «В громадном Георгиевском зале, который идет вдоль набережной Невы, собрано пять или шесть тысяч человек. Весь двор в торжественных одеяниях, все офицеры гарнизона в походной форме. Посередине зала помещен церковный престол и на него из храма на Невском проспекте перенесли чудотворную икону Казанской Божией Матери. В 1812 г. фельдмаршал князь Кутузов, отправляясь к армии в Смоленск, долго молился перед этой иконой.
В благоговейной тишине императорский кортеж проходит через зал и становится слева от престола… Божественная служба начинается тотчас же, сопровождаемая мощными и патетическими православными песнопениями. Николай II молится с горячим усердием, которое придает его бледному лицу поразительное выражение глубокой одухотворенности. Императрица Александра Федоровна стоит рядом с ним, неподвижно, с высоко поднятой головой…
После окончания молитв дворцовый священник читает Манифест Царя народу… Затем Император, приблизясь к престолу, поднимает правую руку над Евангелием, которое ему подносят. Он так серьезен и сосредоточен, как если бы собирался приобщиться Святых Тайн. Медленным голосом, подчеркивая каждое слово, он заявляет:
– Офицеры моей гвардии, присутствующие здесь, я приветствую в вашем лице всю мою армию и благословляю её. Я торжественно клянусь, что не заключу мира, пока останется хоть один враг на родной земле.
Громкое „ура“ отвечает на это заявление… В течение приблизительно 10 минут во всем зале стоит неистовый шум, который вскоре усиливается криками толпы, собравшейся вдоль Невы… На площади Зимнего дворца теснится бесчисленная толпа с флагами, хоругвями, иконами, портретами царя. Император появляется на балконе. Мгновенно все опускаются на колени и поют русский гимн. В эту минуту Царь для них действительно самодержец, посланный Богом, военный, политический и религиозный вождь своего народа…» – Дневник посла (с. 46–47).
Война стала для образованных россиян Отечественной. В ней видели шанс прервать череду унизительных военных поражений, удержать за Россией место в ряду великих держав, сгладить острые внутренние противоречия, укрепить единство народов России, защитить православие. Многие в России начавшуюся войну считали справедливой, освободительной. Философ Николай Бердяев высказывал твердую уверенность, что «новая война, в отличие от японской, будет войной народа, общества, а не только государства, правительства». Другой известный мыслитель Василий Розанов связывал с победой России в войне ее будущее духовно-нравственное обновление.
Об отношении народа к войне говорила успешная мобилизация. С ее началом практически прекратились забастовки. По всей стране проходили антигерманские манифестации. В Петербурге толпа разгромила германское посольство. Били витрины магазинов, окна контор, владельцы которых носили немецкие фамилии. Среди погромщиков были и рабочие, и клерки, и студенты. В Берлине немецкая толпа вела себя практически так же – русских оскорбляли, рыцарского благородства в отношении к врагу не показали ни те, ни те – и это было плохим предзнаменованием.
18 августа столицу переименовали в Петроград. Леонид Андреев отмечал: «Подъем действительно огромный, высокий и небывалый: все горды тем, что русские…» 26 июля (8 августа) 1914 г. на чрезвычайном заседании Государственного Совета и Государственной Думы депутаты заявили о единстве Царя и народа и проголосовали за предоставление правительству военных кредитов.
На этом заседании выступления премьера И. Л. Горемыкина, министра иностранных дел С. Д. Сазонова и министра финансов П. Л. Барка были встречены с энтузиазмом всеми основными фракциями. Лидер трудовиков А. Ф. Керенский огласил их декларацию: «Мы непоколебимо уверены, что великая стихия российской демократии вместе со всеми другими силами дадут решительный отпор нападающему врагу и защитят свои родные земли и культуру, созданные потом и кровью поколений». В свою очередь, П. Н. Милюков зачитал решение ЦК кадетской партии: «Мы боремся за освобождение Европы и славянства от германской угрозы. В этой борьбе мы едины… Каково бы ни было наше отношение к внутренней политике правительства, наш первый долг – сохранить нашу страну единой и неразделенной. Отложим внутренние споры, не дадим врагу ни малейшего повода надеяться на разделяющие нас разногласия». Это был серьезный поворот в политике кадетов: еще в апреле – мае 1914 г. они настаивали на отклонении бюджета, как чрезмерно военизированного, и голосовали против кредитов на военные программы. Однодневная сессия Думы закончилась сенсационным рукопожатием двух ранее непримиримых врагов – кадета П. Н. Милюкова и лидера ультраправых В. М. Пуришкевича. «Нельзя осмеивать наши представительные учреждения. Как они ни плохи, но под влиянием их Россия в пять лет изменилась в корне и, когда придет час, встретит врага сознательно», – писал Столыпин Александру Извольскому 28 июля 1911 г. Пророчество Столыпина сбылось 26 июля 1914 г.
Исключение составила лишь большевицкая фракция, оценивая войну как захватническую, империалистическую с обеих сторон, она призывала превратить ее в войну гражданскую. Из всех воюющих народов только русские и сербские социал-демократы голосовали в парламенте против кредитов на нужды войны. Только несколько русских эсдеков, правда, весьма уважаемых в своей среде, заняли оборонческие позиции – Плеханов, Дейч. Остальные выступили за поражение собственного правительства. Ни один из европейских социалистов не высказывал публично пожелания, чтобы его страна потерпела поражение в войне. Русские социалисты из Швейцарии призывали именно к этому.
Мнение историка
«Русские социалисты отнеслись более серьезно к своим обязательствам перед Интернационалом, так как в отличие от западных товарищей, не пустили еще глубоких корней в своей родной стране, не испытывали патриотических чувств и знали к тому же, что у них нет другого способа захватить власть, чем воспользоваться „экономическим и политическим кризисом, созданным войной“, как о том говорилось в резолюции Штутгартской конференции». – Р. Пайпс. Русская революция. Т. 2. – С. 57.
В первые дни войны на фронт добровольцами ушло около четырех тысяч известных всей России художников, поэтов, юристов. Среди них Николай Гумилев, Саша Черный, Викентий Вересаев. Фронтовыми корреспондентами работали Михаил Пришвин, Валерий Брюсов, Борис Савинков. Начались сборы пожертвований. Крупные суммы денег от населения стали поступать в Красный Крест, на счета обороны и военного займа, на поддержку семей солдат, призванных в армию. В короткий срок развернули деятельность различные общественные организации и фонды: Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам (председатель князь Г. Львов), Всероссийский союз городов во главе с кадетом М. Челноковым, Союз Георгиевских кавалеров, общество «Помощи жертвам войны», «Комитет помощи больным и раненым мусульманам всей России», комитеты Великой княгини Елизаветы Федоровны (благотворительность), Великих княжон Ольги Николаевны (помощь семьям запасных) и Татьяны Николаевны (забота о беженцах). В царскосельских дворцах на личные средства Николая II и его семьи были открыты лазареты, в которых Императрица Александра Федоровна вместе со своими старшими дочерьми – Ольгой и Татьяной – работали сестрами милосердия. К исходу первого года войны в стране была создана разветвленная система общественных организаций, ставящих своей целью объединение усилий для поддержки фронта и армии.
Свидетельство очевидца
Государыня Александра Федоровна писала мужу 20 ноября 1914 г.: «Сегодня утром мы присутствовали (я, по обыкновению, помогала подавать инструменты, Ольга продевала нитки в иголки) при нашей первой большой ампутации (рука была отнята у самого плеча). Затем мы все занимались перевязками (в нашем маленьком лазарете), а позже очень сложные перевязки в большом лазарете. Мне пришлось перевязывать несчастных с ужасными ранами…»
Но простому народу, неграмотному или малограмотному, причины и цели войны были не понятны. Не забудем, что тогда новости нельзя было узнать иначе как из газет, а читали газеты в России не более 10 процентов населения, в политике, истории и географии разбирались немногие – цена невежества, насаждавшегося в эпоху крепостного права, теперь давала себя знать. Генерал А. А. Брусилов вспоминал: «Прибывшие из внутренних областей России пополнения совершенно не понимали, какая это война свалилась им на голову – как будто бы ни с того, ни с сего. Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герц-перц с женой были кем-то убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы – не знал почти никто; что такое славяне – было также тёмно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать – было совершенно неизвестно. Выходило, что людей вели на убой неизвестно из-за чего, то есть по капризу Царя». Драматическое развитие событий на фронте весной – летом 1915 г. привело к быстрому росту числа противников войны. Тот же Бердяев в 1915 г. вынужден был признать, что война усилила озлобление народа к власти. Война будила и самые низкие инстинкты. Нередки были разговоры о возможности легкой наживы, добычи. По воспоминаниям современников, для многих война стала «делом», дающим возможность зарабатывать, обогащаться.
Недолгим было и «священное единение» образованного общества и власти. С первых дней войны в стране были те, кто подобно Максимилиану Волошину и Зинаиде Гиппиус, считали ее преступлением. «Всякая война, – писала Гиппиус, – … носит в себе зародыш новой войны, ибо рождает национально-государственное озлобление».
Вскоре стало вновь нарастать напряжение между политическими силами, стоящими на конституционалистских позициях (кадеты, прогрессисты, октябристы), с реакционной частью правительства во главе с министром внутренних дел Н. А. Маклаковым. Влиятельный министр земледелия А. В. Кривошеин (в свое время близкий сотрудник П. А. Столыпина), напротив, был готов к рабочим контактам с центристскими партиями. Премьер И. Л. Горемыкин, как правило, держал нейтралитет, улавливая подвижки в настроениях монарха, двора и Ставки.
Н. А. Маклаков активно советовал Царю не собирать Думу до ноября 1915 г., однако фракции настояли на своем праве утверждать годовой бюджет, чему и была посвящена трехдневная сессия 27–29 января 1915 г. Бюджет (точнее, сметы гражданских министерств, ибо все военные расходы не входили в компетенцию Думы) был принят всеми голосами против социал-демократов при воздержании большинства трудовиков.
Военные неудачи России весны – лета 1915 г. усилили позицию тех, кто считал, что Государственная Дума, политические партии и общественные организации должны быть активно привлечены к выработке общенациональной стратегии. 28 мая 1915 г. Съезд представителей промышленности и торговли принял резолюцию о немедленном созыве Думы, а также выдвинул идею создания Военно-промышленных комитетов (ВПК) для помощи фронту. В июле состоялся I съезд ВПК: председателем Центрального ВПК был избран А. И. Гучков, быстро набиравший вес в военных и промышленных кругах. Руководителями областных ВПК стали крупнейшие промышленники-либералы: П. П. Рябушинский в Москве, М. И. Терещенко в Киеве и т. д. Ведущая роль в оппонировании правительству в те дни постепенно переходит к прогрессистам (лидеры – И. Н. Ефремов и А. И. Коновалов), опирающимся на либерально настроенных крупных московских предпринимателей.
В российском обществе все чаще раздаются голоса в пользу согласования действий правительственных и общественных сил. По призыву известного фабриканта Павла Павловича Рябушинского в короткий срок в различных районах было организовано более 200 военно-промышленных комитетов.
В августе 1915 г. правительство разрешило общероссийское Собрание органов местного самоуправления – земств и городов, чего раньше, опасаясь противостояния власти и общества, никогда не допускало. Общенациональный «Земский союз», избравший своей эмблемой красный крест, возглавил князь Георгий Львов, занимавшийся сходной деятельностью еще во время Русско-японской войны. Был создан и общероссийский «Союз городов».
Во многих влиятельных кругах (от земско-городских до военных) нарастало движение в пользу коренного реформирования Кабинета министров и создания «правительства общественного доверия». Верховная власть вынуждена была пожертвовать четырьмя министрами, скомпрометировавшими себя в глазах общественности. 5 (18) июня 1915 г. в отставку был отправлен министр внутренних дел Н. А. Маклаков. На следующий день с поста военного министра был снят В. А. Сухомлинов. Он был обвинен в государственной измене, арестован и заключен в Петропавловскую крепость. Для расследования его дела была создана следственная комиссия, в состав которой вошли представители Думы и Государственного Совета. Новым военным министром стал генерал Алексей Андреевич Поливанов. Вслед за ними Николай II отправил в отставку обер-прокурора Синода В. К. Саблера и министра юстиции И. Г. Щегловитова и подписал рескрипт об ускорении созыва народного представительства.
19 июля 1915 г. началась новая сессия Думы. Важным символом межпартийного единства стала «минута молчания», которой все без исключения депутаты почтили память одного из лидеров кадетской партии, депутата III Думы А. М. Колюбакина, героически погибшего на фронте. В постановлении Думы большинством голосов была утверждена сравнительно умеренная формула о необходимости формирования «кабинета общественного доверия», поддержанная, в том числе, и кадетами, в противовес более радикальной формуле «ответственного министерства». Эта радикальная формула впервые прозвучала в июле 1915 г. на Всероссийском съезде городов.
Историческая справка
Кабинет общественного доверия назначает Царь из лиц, которым доверяет большинство Думы и Государственного Совета, но при этом министры продолжают отвечать за свои действия только перед Царем.
Ответственное министерство формируется Думой и Государственным Советом и ответственно перед ними, а не перед Царем, который превращается в монарха «царствующего, но не правящего», как в современной Великобритании или Швеции.
Заинтересованность правительства в сотрудничестве с кадетами зашла так далеко, что на пост председателя влиятельной Комиссии по военно-морским делам был избран ближайший соратник П. Н. Милюкова – А. И. Шингарев, быстро завоевавший авторитет среди военных союзников России.
Историческая справка
Андрей Иванович Шингарев – родился в 1869 г. в Воронеже. Земский врач. Один из лидеров кадетской партии. Депутат II–IV Государственных Дум. Главный докладчик КДП по бюджетным вопросам, «правая рука» П. Н. Милюкова. «У Шингарева был подкупающий дар обходительности, с ним было приятно встретиться, обменяться несколькими словами… Шингарев и на трибуну всходил и в кулуарах появлялся с улыбкой, которая хорошо передавала его характер и очень шла к его пригожему тонкому лицу, обрамленному прямой тонкой бородкой… В этой улыбке не было ничего надуманного, обязательного… Шингарев улыбался, потому что любил быть на людях, любил людей. Они это чувствовали, на это отзывались. В пёстрой толпе членов Думы не было человека популярнее Андрея Ивановича. Конечно, сущность была не в его улыбчивости, а в душевной силе, которая понемногу создала ему исключительный авторитет на всех скамьях… Шингарев был типичный земский врач. Это одна из заслуг русской общественности, что она выработала своеобразный, чисто русский тип врача, воспитала в докторах профессиональную этику, создала глубокую традицию долга, бескорыстного служения ближнему. Всё это в Шингареве было, всё это было созвучно его личному складу, всё это внёс он в свою политическую работу. И политические друзья и политические противники верили в его нравственное чутьё. Он и с бюджетом связал себя от избытка добросовестности. Воз был тяжелый, везти было некому, вот он и впрягся». – А. Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. М., 2007. – С. 344–345.
После Февральской революции – министр земледелия и финансов Временного правительства. После Октябрьского переворота заключен большевиками в Петропавловскую крепость, оттуда по болезни переведен в Мариинскую больницу, где 7 января 1918 г. матросы закололи его штыками. Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. Исключительный интерес представляют его «Записки», составленные осенью 1917 г. в Петропавловской крепости.
В ноябре 1915 г. Союз земств и Союз городов создали для снабжения армии и мобилизации тыла объединенные органы – Союз земств и городов (Земско-городской союз) – Земгор. В организации жизни беженцев, в поддержке семей мобилизованных на фронт Земгор оказался более эффективным деятелем, чем министерство внутренних дел. Работники Земгора получали отсрочку от призыва на действительную службу. Военным и чиновникам это не нравилось. В их среде служащие Земгора получили презрительную кличку «земгусары». Но в действительности именно слаженная работа общества и власти, некоторая конкуренция между ними и были причиной неожиданно быстрого развития русского военного потенциала в конце 1915 – начале 1916 г.
По предложению Гучкова в ВПК была включена в ноябре 1915 г. рабочая группа. Рабочие крупных заводов выбирали своих представителей, чтобы улаживать конфликты с администрацией за столами ВПК, а не на митингах и стачках. Возглавил рабочую группу ВПК социал-демократ оборонец К. А. Гвоздев.
В разгар войны, в тяжелых обстоятельствах поражения на фронте, начинает складываться Новая Россия – союз общества, народных сил с императорской властью. «Единение всех сил» – о нем говорил Манифест 20 июля 1914 г. – происходило в действительности и приносило немалые плоды. Россия из патриархальной царской вотчины в условиях общенационального испытания быстро превращалась в народное государство, в котором не народ управлялся государственной бюрократией, а сам, в лице своих наиболее деятельных и способных представителей, начал создавать систему управления и контроля.
Но тут пагубно сказалось многолетнее противоборство власти и общества, омрачавшее жизнь России еще с Петровских реформ. Общество не верило власти, а императорская власть боялась общества. Поэтому общественные деятели стремились повести дело так, чтобы заместить собой и составить из себя будущую государственную власть России, превратив Императора в монарха, который «царствует, но не правит». А Император и его правительство, не веря в способность общества управлять Империей и не желая расставаться с «исторической властью», готовы были допустить общественные организации до управления страной только на время военного испытания и только под бдительным контролем со стороны бюрократии.
«Бюрократия была убеждена – и не без основания, что политики, воспользовавшись войной, попытаются завладеть всем политическим аппаратом. Оппозиционные политики, со своей стороны, верили – и тоже имея на это достаточно оснований, – что в стремлении любой ценой сохранить власть, бюрократы не остановятся и перед поражением на фронте, а в случае победы неминуемо ликвидируют конституционный строй и восстановят абсолютную монархию», – отмечает Р. Пайпс. Это вносило в сотрудничество общества и власти нездоровый дух взаимного недоверия. В мае-июне 1915 г., желая получить поддержку общества в момент военной катастрофы, Николай II уволил ряд министров, считавшихся в Думе наиболее консервативными, назначив на эти посты популярных в Думе – генерала Поливанова, князя Н. Б. Щербатова, А. Д. Самарина. В Сибирь, в свою деревню был отправлен и «старец» Григорий Распутин.
Свидетельство очевидца
«Дорогой мой, – пишет Александра Федоровна мужу 25 июня, – я слыхала, что этот мерзкий Родзянко с другими ходил к Горемыкину просить, чтобы немедленно созывали Думу. О, прошу тебя, не позволяй, это не их дело! Они хотят обсуждать дела, которые их не касаются, и вызвать еще больше недовольства. Надо их отстранить. Уверяю тебя, один вред выйдет из всего этого, – они слишком много болтают. Россия, слава Богу, не конституционная страна, хотя эти твари пытаются играть роль и вмешиваться в дела, которых не смеют касаться. Не позволяй им наседать на тебя. Это ужасно – если им сделать уступку, то они подымут голову».
Думские политики, увидев, что Царь пошел навстречу общественности, тут же расценили это стремление к сотрудничеству как проявление слабости и выдвинули новые требования к власти.
В августе 1915 г. в Думе сложился Прогрессивный блок, объединивший все фракции, за исключением крайних левых и правых. Либеральная часть правительства в лице А. В. Кривошеина, С. Д. Сазонова, А. А. Поливанова, И. К. Григоровича (морского министра) и др. поддержала создание Блока, членами которого признали себя 235 депутатов Думы из 422 (в том числе даже такой убежденный правый, как В. В. Шульгин) и к которому примкнули также три влиятельные фракции Государственного Совета. Наметился невозможный еще недавно союз главных центристских партий с конструктивной частью правительства, поддерживаемый предпринимателями, земско-городскими кругами и значительной частью генералитета. 25 августа 1915 г., когда фронт истекал кровью и русские войска оставляли один город за другим, Прогрессивный блок сформулировал следующие требования:
а) Создание правительства, пользующегося доверием страны и в согласии с законодательной палатой решившегося в кратчайший срок провести определенную программу;
б) Установление законных ограничений деятельности бюрократии;
в) Снятие разграничения между военными и гражданскими властями в вопросах, не связанных непосредственно с военными операциями;
г) Объявление амнистии осужденным за политические и религиозные преступления и проступки;
д) Прекращение религиозных преследований, включая ограничения, налагаемые законодательством на евреев;
е) Дарование автономии Польше и предоставление политических уступок финнам и украинцам;
ж) Восстановление профессиональных союзов;
з) Пересмотр действующего законодательства.
Историческая справка
Алексей Андреевич Поливанов. Родился в дворянской семье 4 марта 1855 г. Генерал от инфантерии. Окончил Николаевское инженерное училище в 1874 г., в 1880 г. Николаевскую военную академию и в 1888 г. Академию Генерального штаба. Участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Главный редактор журнала «Военный сборник» и газеты «Русский инвалид». Начальник Генерального штаба в 1905–1906 гг. Помощник военного министра (1806–1912). Известен в общественных и правительственных кругах как активный сторонник модернизации и перевооружения русской армии, как убежденный приверженец конституционного развития России. В шутку его и группу его последователей в Генеральном штабе называли «младотурками». Член Государственного Совета в 1912–1917 гг. Военным министром В. Сухомлиновым уволен в отставку. После отстранения от должности и отдания под суд Сухомлинова назначен при поддержке Думы военным министром и Председателем Особого совещания по обороне (июнь 1915 – март 1916 г.). Быстро смог организовать сотрудничество с общественностью и Думой через систему Военно-промышленных комитетов, принципиально улучшить снабжение армии боеприпасами, оружием и подготовленными резервистами и тем самым переломить тенденцию к разложению армии и остановить отступление 1915 г. Германский фельдмаршал Гинденбург называл Поливанова «спасителем русской армии». Уволен в отставку за «недостаточно властное» руководство деятельностью ВПК, в действительности – за сотрудничество с Думой и общественностью в сфере восстановления и развития оборонного комплекса и за дружескую близость с братьями Гучковыми. Был ненавидим Распутиным и Императрицей, которая про него писала супругу 24 июня 1915 г.: «Вчера видела Поливанова. Он мне, откровенно говоря, никогда не нравился. Что-то в нём есть неприятное, не могу объяснить что. Я предпочитаю Сухомлинова. Хотя этот и умнее, но сомневаюсь, так же ли он предан». После отставки Поливанов был вновь назначен членом Государственного Совета. После Февральской революции – председатель комиссии по построению армии на новых началах. В конце июля 1918 г. арестован ВЧК, но вскоре освобожден и перешел на сторону большевиков. В 1918–1919 гг. помогал Л. Троцкому в организации Красной армии. Подписал воззвание к белым офицерам выступить на защиту Советской России в период войны с Польшей в 1920 г. Скончался 25 сентября 1920 г. в Риге, являясь консультантом советской делегации на мирных переговорах с Польшей.
Министры были склонны обсуждать эти пункты, но Николай II занял непреклонную позицию. Он полагал, что думские деятели, сев в министерские кресла, внесут полный беспорядок в управление Империей, что приведет к поражению в войне. Царь также был уверен, что именно он, как Богом поставленный монарх, ответствен за судьбу страны и не имеет права перекладывать эту ответственность на другие плечи. Распутин и Императрица поддерживали его в этом убеждении.
3 сентября 1915 г. Николай II, пойдя навстречу премьеру Горемыкину, распустил Думу до февраля 1916 г. Увещания М. В. Родзянко о том, что Дума является предохранительным клапаном от революции, Царем не были приняты во внимание. Так был совершен крутой скачок вправо. Горемыкин остался у власти. Черносотенная пресса торжествовала: «Власть проявилась… Все подлейшие происки желтого блока с предателями во главе разлетелись в прах».
Но тяжелое положение на фронте заставляло общественность терпеть «произвол бюрократии». В конце сентября ЦК КДП принимает решение отложить все требования к власти до конца войны. 27 сентября в «Русских ведомостях» кадет В. А. Маклаков публикует свою, облетевшую всю Россию статью, в которой сравнивает нынешнее положение страны с автомобилем, несущимся по горной дороге. За рулем неумелый шофер, который, однако, уверен, что он хорошо может управлять и отказывающийся передать руль. В машине есть люди, которые умеют управлять машиной намного лучше, но борьба за руль почти неминуемо приведет к падению в пропасть и гибели всех. Поэтому надо набраться мужества и ждать, пока автомобиль не выйдет на равнину – делает вывод автор. Но терпения и мужества и у общества, и у власти хватило ненадолго.
Мнение ученого
«Россия могла бы избежать революционного переворота лишь при одном условии: если непопулярная, но искушенная в делах бюрократия, со своим административным и полицейским аппаратом, стала бы сотрудничать с популярной, но неискушенной в делах либеральной и либерально-консервативной интеллигенцией. В конце 1915 г. ни одна из этих групп не была способна управлять Россией сама по себе. Помешав этому союзу, когда он был еще возможен, Николаю оставалось только ждать, что рано или поздно новая сила, ввергая Россию в анархию, сметет со сцены и тех и других, а с ними и его самого». – Р. Пайпс. Т. 1. С. 314.
В ноябре, когда фронт стабилизировался и опасность полного разгрома миновала, Царь уволил популярных министров Н. Б. Щербатова, А. Д. Самарина, А. В. Кривошеина и назначил людей, лично преданных ему. Вместо князя Н. Б. Щербатова при содействии Распутина министром внутренних дел стал А. Н. Хвостов. Вскоре были уволены и такие популярные министры, как С. Сазонов (МИД) и А. Поливанов. Распутину было разрешено вернуться в Петроград. Все эти действия усилили неприязнь общества к власти. Тем более, что общественные деятели ни на минуту не сомневались, что управлять страной они смогут существенно лучше «бюрократии». Увольнение популярных министров и улучшение положения на фронтах заставляло общественных деятелей все более опасаться, что после победы они вовсе не понадобятся. В 1916 г. общество от социалистов до националистов объединяется в противостоянии власти.
Союзником политического «общества» в 1915–1916 гг. становится «народ». Экономические трудности и слабость сознательного патриотизма в плохо образованном низшем слое российского общества ведет к росту недовольства бытовыми трудностями и бедами. Деревня в это время остается спокойной, но городские низы бунтуют всё решительней. Полицейский отчет октября 1916 г. предупреждает: «Необходимо признать безусловным и неоспоримым, что внутренний уклад русской государственной жизни в данный момент находится под сильнейшей угрозой неуклонно надвигающихся серьезных потрясений, вызываемых и объясняемых исключительно лишь экономическими мотивами: голодом, неравномерным распределением пищевых припасов и предметов первой необходимости и чудовищно прогрессирующей дороговизной. Вопросы питания в самых широких кругах населения огромной Империи являются единственным и страшным побудительным импульсом, толкающим эти массы на постепенное приобщение к нарастающему движению недовольства и озлобления. В данном случае имеются точные данные, позволяющие категорически утверждать, что пока это движение имеет строго экономическую подкладку и не связано почти ни с какими чисто политическими программами. Но стоит только этому движению вылиться в какую-либо реальную форму и выразиться в каком-либо определенном действии (погром, крупная забастовка, массовое столкновение низов населения с полицией и т. п.) оно тот час же и безусловно станет чисто политическим».
Оскорблением посчитала страна, воюющая с Германией, замену Горемыкина на 67-летнего Бориса Владимировича Штюрмера, «человека с австрийской фамилией и сомнительной репутацией». Но Штюрмера поддерживал Распутин – и это решило дело.
Историческая справка
Первая Мировая война разделила социалистов-революционеров на оборонцев во главе с Н. Д. Авксентьевым, А. А. Аргуновым и И. И. Бунаковым (Фондаминским) и интернационалистов во главе с М. А. Натансоном, В. М. Черновым, Б. Д. Камковым. И те, и другие стремились к миру, но оборонцы – в результате победы над немецкими агрессорами, а интернационалисты надеялись сплотить социалистов всех воюющих стран, чтобы те вынудили свои правительства заключить справедливый мир. При этом Натансон, следуя Марксу и Энгельсу, считал, что трудящиеся россияне не имеют отечества. Однако интернационалисты не разделяли ленинского лозунга о превращении войны империалистической в гражданскую и поражении собственного правительства. Позиция оборонцев получила бо́льшую поддержку на совещании эсеровских руководителей в августе 1914 г. в Швейцарии.
А в России, согласно достоверным сведениям Департамента полиции, партия эсеров практически перестала существовать в 1915–1916 гг. Однако департамент не учел, что осталась память о крестьянской партии, об эсеровской социализации земли, которая во многом соответствовала настроениям крестьян, включая призванных и составивших значительное большинство русской армии.
Социалисты-революционеры не ожидали Февральской революции, которая материализовала воспоминания о партии в одну из правящих партий, причем самую многочисленную. В революции участвовали эсеры, оказавшиеся в столице случайно; Авксентьев, Чернов, Аргунов и Бунаков вернулись из эмиграции в апреле 1917 г. А в первый состав Временного правительства вошел эсер-юрист А. Ф. Керенский.
Царь все время колебался между привлечением общественности к управлению страной и ее подавлением. Осенью 1916 г. усилилась активность межпартийной оппозиционной группы в составе А. И. Гучкова, М. И. Терещенко, Н. В. Некрасова, А. И. Коновалова, А. Ф. Керенского – будущих активных членов Временного правительства. Обсуждались планы «дворцового переворота», способного предотвратить революцию: предполагалось передать престол Цесаревичу Алексею при регентстве Великого князя Михаила Александровича и управлении министерства, ответственного перед Думой.
На последнем перед рождественскими каникулами заседании Думы 16 декабря 1916 г. П. Н. Милюков открыто предупредил о надвигающейся драме: «Мы переживаем теперь страшный момент. На наших глазах общественная борьба выступает из рамок строгой законности и возрождаются явочные формы 1905 г. Атмосфера насыщена электричеством. В воздухе чувствуется приближение грозы. Никто не знает, господа, где и когда грянет удар. Но чтобы гром не разразился в той форме, которую мы не желаем – наша задача ясна: мы должны в единении с общими силами страны предупредить этот удар».
Вторым (если не первым) после сознательного патриотизма, прививаемого школой, книгами, устоем общественной жизни является сознательная нравственность. Знание того, что хорошо и что плохо и почему. Как правило, такая сознательная нравственность формируется религией и обретает силу в личной ответственности человека перед Богом. Но подавляющее большинство русских людей Священного Писания не читали, богословие не изучали. В старой России это и не поощрялось властью, и не было принято обществом, да и культуры в народе было маловато. Вера для большинства оставалась суммой красивых обрядов и церковных молитв на непонятном языке «неведомому Богу». Такая вера не могла мобилизовать людей в трудную минуту, на исполнение гражданского долга, на сознательную и добровольную жертву своей жизнью, здоровьем, счастьем. Без сознательного патриотизма и сознательной веры простые люди в своем большинстве естественно склонялись к природному эгоизму – «моя хата с краю», «своя рубашка ближе к телу». Такое настроение открывало сердца народа разрушительной пропаганде революционеров, призывавших заботиться о своем – своей земле, своей жизни, своем благополучии – земля крестьянам, хлеб голодным, мир народу, фабрики рабочим, – а не о национальном, государственном благе. Праздная и богатая жизнь высших классов еще более развращала и озлобляла народ: «Если бары живут во дворцах и жрут шоколад, почему мы в окопах должны умирать?»
Война становится в народе крайне непопулярной. 31 октября 1916 г. в Петрограде на Выборгской стороне происходит забастовка под лозунгами «Долой союзников! Довольно воевать!». Власти подозревают, что забастовка организована немецкими агентами на немецкие деньги, но в ней участвуют десятки тысяч рабочих.
Гнев простонародья, до того направленный на сытых и богатых, которые веселятся, как бы не чувствуя тягот войны, теперь все чаще распространяется, как свидетельствуют полицейские донесения, и на саму особу Государя Императора. В последних числах 1916 г. вернувшаяся из Москвы в Петроград «графиня Р.» рассказывала Морису Палеологу: «Если бы Царь показался в настоящее время на Красной площади, его встретили бы свистом. А Царицу разорвали бы на куски. Великая княгиня Елизавета Федоровна (сестра Императрицы, вдова Великого князя Сергея Александровича, монахиня, настоятельница Марфо-Мариинской обители)… не решается больше выходить из своего монастыря. Рабочие обвиняют ее в том, что она морит народ голодом… Во всех классах общества чувствуется дыхание революции…»
Свидетельство очевидца
5 апреля 1916 г. Иван Бунин записывает в дневник в своей орловской деревне: «Всё думаю о той лжи, что в газетах насчет патриотизма народа. А война мужикам так осточертела, что даже не интересуется никто, когда рассказываешь, как наши дела. „Да что, пора бросать. А то и в лавках товару стало мало. Бывало зайдешь в лавку…“ и т. д.» – Устами Буниных. Дневники. Т. 1. М., 2005. – С. 130.
К 1 января 1917 г. с фронта, по дороге на фронт и из казарм тыла дезертировало более миллиона нижних чинов. Офицеры, пользуясь затишьем на фронте, все чаще без разрешения уезжали с позиций в города «проветриться». В конце 1916 г. солдаты, посылаемые для разгона беспорядков, кое-где начали брать сторону бастующих рабочих. Во время забастовки в Петрограде 31 октября солдаты открыли огонь на поражение в сторону полицейских и жандармов. Солдатский бунт был подавлен казачьими сотнями, 150 солдат по приговору трибунала были расстреляны. На фронте, как признавался Великий князь Сергей Михайлович, офицеры боялись строго обращаться с солдатами, поскольку солдаты всё чаще посылали обидчикам пулю в спину.
«Я констатирую везде беспокойство и уныние, – записывает 1 января 1917 г. в дневник Морис Палеолог, – войной больше не интересуются, в победу больше не верят, с покорностью ждут самых ужасных событий».
Лидеры думского Прогрессивного блока предполагают вырвать власть у Царя, опираясь на стихийное недовольство народной массы. Вышло, однако, иначе…
Литература
Ю. Л. Епанчин. «Война во спасение». Общественно-политическая позиция русских писателей в годы Первой мировой войны. Саратов, 2010.
А. И. Иванов. Первая мировая война в русской литературе 1914–1918 гг. Тамбов: Изд-во Тамбовского университета, 2005.
В. А. Маклаков. Из воспоминаний. Уроки жизни. М.: Московская школа политических исследований, 2011. (Первое изд.: Нью-Йорк: Изд-во имени Чехова, 1954).
Э. Лор. Русский национализм и Российская империя. М.: Новое литературное обозрение, 2012.
П. Н. Милюков. История второй русской революции. М., 2001.
М. В. Родзянко. Крушение империи. Харьков, 1990.
В. И. Старцев. Русская буржуазия и самодержавие в 1905–1917 гг. Л., 1977.
1.4.8. Имперская администрация и война
Война привела к существенным изменениям в государственном управлении Россией. В условиях военного времени государственный механизм постоянно давал сбои, ему не хватало четкости, оперативности, гибкости в управлении страной. С момента объявления мобилизации 30 июля 1914 г. вступило в действие Положение о полевом управлении войск, определившее полномочия военных властей и их взаимоотношения с органами гражданского управления. Оно разрушило и без того слабую координацию государственных органов власти. В Российской Империи фактически оказалось два правительства. Царь Николай II намеревался в случае войны с Германией сам занять должность главнокомандующего, по этой причине, согласно утвержденному в канун войны Положению, Главнокомандующий получал неограниченные права по всем военным и гражданским вопросам. Однако в последний момент Царь изменил свое решение, и Главнокомандующим был назначен Великий князь Николай Николаевич, что дало повод семидесятипятилетнему премьеру И. Л. Горемыкину заявить представителю Думы, что «правительство будет распоряжаться лишь на внутреннем фронте». В итоге сложилась парадоксальная ситуация: Великий князь, не будучи правителем страны, не был подотчетен правительству и пользовался практически неограниченной властью. Справедливо осуждая гражданские власти за нерешительность и ведомственные склоки, Ставка все больше вмешивалась в дела тыла. Верховный Главнокомандующий рассылал приказы непосредственно местным властям, не ставя в известность столицу. Совет министров, чтобы координировать действия военных и гражданских властей, попытался учредить в Ставке должность специального «гражданского комиссара», однако генералы решительно отказались пускать «штатских» в свои дела.
С другой стороны, исполнительная власть оставалась по-прежнему в руках Императора. Назначаемый им Совет министров не был ответственен перед Думой, а каждый министр имел право доклада монарху без ведома председателя правительства. В результате сохранять единство в Совете министров было чрезвычайно сложно.
Кабинет Горемыкина не располагал долгосрочной программой работы в военных условиях, не было у премьера также и конкретного плана перевода народного хозяйства на военные рельсы. Политика правительства определялась главным образом требованиями момента. И тем более в планы Совета министров не входила модернизация политических и социально-экономических институтов Империи, на чем настаивали думцы и часть предпринимательских кругов.
Как уже отмечалось (см. 1.4.4.), в конце августа 1915 г., после полосы тяжелых поражений на австро-германском фронте, Николай II вступил в должность Верховного Главнокомандующего, сместив с поста Великого князя Николая Николаевича. Бывший Верховный Главнокомандующий был назначен командующим Кавказским фронтом вместо престарелого генерала от кавалерии графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова. Царь надеялся, что своим поступком он вселит в армию и народ уверенность в конечной победе и сплотит вокруг себя своих подданных. Это было серьезное политическое решение. Успех или неуспех в войне отныне определял судьбу трона. Не только Дума, но и ближайшее окружение Царя, Великие князья и министры были против принятия на себя Государем поста Верховного Главнокомандующего. Одни боялись новых неудач на фронте, которые после тягостного отступления казались теперь неизбежными. Другие, лучше знавшие ситуацию с положением тыла, напротив, боялись перелома в войне и роста популярности Царя как Главнокомандующего в результате побед русского оружия. Тогда планам оппозиции расширить права Думы за счет самодержавия не суждено было сбыться в обозримом будущем – народ любит своих победоносных правителей. Сам же Царь принимал на себя новое бремя с тяжелым сердцем, но ясно сознавая, что за судьбу страны ответственность несет он. Николай II не считал возможным в трудный момент поражений прятаться за чужие спины. Последние сомнения Император отбросил после беседы с Распутиным, который благословил Государя иконой. 23 августа 1915 г. Государь издал соответствующий приказ по армии и флоту.
Свидетельство очевидца
«Государь думает, что в таких тяжелых обстоятельствах долг царя велит ему стать во главе своих войск и взять на себя всю ответственность за войну… Прежде чем прийти к такому убеждению, он много размышлял, много молился… Наконец, несколько дней назад, после обедни, он сказал нам: „Быть может, необходима искупительная жертва для спасения России. Я буду этой жертвой. Да свершится воля Божья!“ Говоря нам эти слова, он был очень бледен», – рассказывала фрейлина Императрицы, очень близкая к Распутину Анна Вырубова французскому послу Морису Палеологу 2 сентября 1915 г. на обеде у Великого князя Павла Александровича.
Раздвоение управления, когда в стране существовало практически две администрации – Совета министров и Ставки, теперь исчезло. Царь возглавил и фронт и тыл. И произошло чудо – с приходом в Ставку Царя отступление русских войск прекратилось. Талантливый новый начальник штаба Верховного Главнокомандующего – генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев обеспечил стабилизацию фронта и успешное контрнаступление лета 1916 г.
Сам генерал Алексеев говорил: «С Государем спокойнее… Он прекрасно знает фронт и обладает редкой памятью. С ним мы спелись». А Великий князь Андрей Владимирович вспоминал: «Как неузнаваем штаб теперь. Прежде была нервозность, известный страх. Теперь все успокоились. И ежели была бы паника, то Государь одним своим присутствием вносит такое спокойствие, столько уверенности, что паники быть уже не может. Он со всеми говорит, всех обласкает; для каждого у него есть доброе слово. Подбодрились все…» По свидетельству генерала А. И. Деникина, назначение именно Алексеева начальником штаба успокоило офицерство. Одновременно солдатская масса «не вникала в технику управления, для нее Царь и раньше был верховным вождем армии, и ее смущало несколько лишь одно обстоятельство: издавна в народе укоренилось мнение, что Царь несчастлив…»
С весны 1915 г. в переписке Царя и Царицы начинают встречаться политические просьбы и советы Александры Федоровны, часто со ссылкой на Распутина как на высший авторитет. А летом сам Император ответил: «Подумай, женушка моя, не придти ли тебе на помощь к муженьку, когда он отсутствует?» И Императрица стала принимать доклады министров, проявляя особую заинтересованность в назначениях на высокие церковные и гражданские должности. Императрица полагала, что разбирается в людях, и обо всем отчитывалась Государю, который принимал окончательные решения.
Распутин воспринимался Царицей не только как Божий человек, чудесно исцелявший наследника, но и как «политический духовник». Государыня писала мужу в июне 1915 г.: «Слушайся нашего Друга: верь ему; старцу дороги интересы России и твои. Бог недаром его послал, только мы должны обращать больше внимания на его слова – они не говорятся на ветер. Как важно для нас иметь не только его молитвы, но и советы». И в другом письме: «Та страна, Государь которой направляется Божьим Человеком, не может погибнуть». 15 ноября 1915 г. Императрица пишет супругу: «Теперь, чтоб не забыть, я должна передать тебе поручение от нашего Друга, вызванное его ночным видением. Он просит тебя приказать начать наступление возле Риги, говорит, что это необходимо, а то германцы там твердо засядут на всю зиму, что будет стоить много крови и трудно будет заставить их уйти». Императрица и отчасти Император превратили малограмотного мужика во влиятельную политическую фигуру. По советам этого порочного и невежественного человека и при поддержке Императрицы было произведено более десяти назначений на очень высокие правительственные должности, включая не сумевшего удержать государственную власть последнего министра внутренних дел А. Д. Протопопова.
Решение Николая II взять на себя Верховное Главнокомандование крайне отрицательно повлияло на качество государственного управления. Император теперь проводил много времени в Ставке. Постепенно государственные дела оказались в руках Царицы, которая почти ежедневно совещалась с Распутиным, давила на Царя, торопила с принятием тех или иных решений: «Не уступай – будь властелином, – наставляла она Царя в одном из писем, – слушайся своей стойкой женушки и Нашего Друга, доверься нам!.. Я слишком хорошо знаю твой исключительно мягкий характер». Последствия нового двоевластия негативно сказывались на многих делах. Сфера влияния Распутина становилась все шире. Многие предполагали, что Распутин специально отправил Царя в Ставку, чтобы через фанатично преданную ему Императрицу Александру Федоровну управлять Россией. В различные учреждения постоянно обращались просители с безграмотными, нацарапанными карандашом записками от «старца». Царь следовал советам супруги, подписывая свои письма не без иронии: «Неизменно твой бедный, маленький, слабовольный муженек».
Свидетельство очевидца
Министр внутренних дел князь Николай Борисович Щербатов говорил в Совете министров 21 августа 1915 г. после совещания в Царском Селе с Государем: «Монарх и его правительство находятся в радикальном разноречии со всею благоразумною (о революционных интригах говорить не стоит) общественностью – с дворянами, купцами, городами, земствами и даже армиею». На том же заседании новый обер-прокурор Синода Александр Дмитриевич Самарин заметил: «Если Царь идёт во вред России, то я не могу за ним покорно следовать». – Архив Русской Революции. Т. 18. – С. 95.
Закрытие Думы и отставка либеральных министров в сентябре 1915 г. остановили наметившееся было сближение верховной власти с народным представительством и заставили общественность искать иные, незаконные формы воздействия на власть. Первыми к незаконной деятельности перешли левые. Маленькая большевицкая фракция Думы агитировала против войны и за поражение России. Большевики были с разрешения Думы арестованы, в ноябре 1914 г. судимы и сосланы в Сибирь на поселение. Главный оратор левой части Думы трудовик Александр Федорович Керенский, защищавший в качестве адвоката в суде депутатов-большевиков, левый кадет, известный масон Николай Виссарионович Некрасов и социал-демократ меньшевик депутат Думы Николай Семенович Чхеидзе сразу же после суда над большевиками стали создавать нелегальную сеть социалистических ячеек и пытались организовать рабочий совет, чтобы «поднять народные массы на революцию под буржуазным руководством», как указывалось в секретных полицейских донесениях. В конце 1915 г. заговоры стали множиться.
Правительство Горемыкина почти прекратило работу. Министры избегали или просто игнорировали его. «Я ломаю голову над вопросом о преемнике «старика», – писал Николай жене. 19 января 1916 г. Горемыкина на посту председателя правительства сменил внук австрийского генерала Б. В. Штюрмер. Штюрмер, которому было 67 лет, был поставлен также во главе Особого совещания для объединения всех мероприятий по снабжению армии и флота. Новая структура была создана исключительно для того, чтобы координировать деятельность председателей Особых совещаний и вновь созданного при МВД Комитета по борьбе с дороговизной. Попытка Штюрмера регулярно рассматривать вопросы деятельности других Особых совещаний не привела к замене многовластия в тылу единовластием, а лишь осложнила положение.
Мнение мыслителя
«Общество, неизлечимо больное, начинает войну против самого себя. Эта война поглощает ресурсы, истощает жизненные силы. Общество начинает пожирать самое себя». – А. Тойнби. Постижение истории. М., 1991. – С. 335.
С лета 1916 г. развал власти становится все очевиднее. Был смещен министр иностранных дел опытный дипломат Сергей Сазонов, пользовавшийся доверием и уважением и Думы и Союзников. Его пост взял себе Штюрмер, никогда раньше внешней политикой не занимавшийся и ведший себя как глава МИД крайне эксцентрично. Чем острее становилось положение в стране, тем чаще менялись министры. 10 (23) ноября Штюрмер был отправлен в отставку. Новым председателем Совета министров был назначен Александр Федорович Трепов. Однако и он оставался на этом посту недолго. Императрица Александра Федоровна Трепова не любила – он не считался с Распутиным и искал поддержки Думы. Его выступление 19 ноября напомнило многим выступления Столыпина. «В деле обеспечения государственной обороны, наряду с мероприятиями правительства и законодательных установлений, проявился выдающийся почин земств, городов, общественных организаций и частных лиц. Эту высокопатриотическую деятельность правительство приветствует и всячески пойдет навстречу целесоответственному ее развитию», – объявил в Думе новый премьер-министр. Общественное мнение начало склоняться в его пользу. Но Императрица была неумолима. Царю она характеризовала Трепова как «лжеца, заслуживающего виселицы». Накануне 1917 г. Трепов был заменен князем Николаем Дмитриевичем Голицыным (1850–1925), которому суждено было стать последним Председателем Совета министров Императорской России.
За два с половиной года войны в Императорской России сменилось 4 премьер-министра, 5 министров внутренних дел, 4 министра сельского хозяйства, 3 военных министра. Причем частота смены высших должностных лиц всё нарастала. В 1914 г. было сменено 12 губернаторов, в 1915—33, за первые десять месяцев 1916 г. – 43. Происходившие должностные перемещения получили название «министерской чехарды» (термин В. М. Пуришкевича). Император сам признал в сентябре 1916 г.: «От всех этих перемен голова идет кругом. По-моему, они происходят слишком часто. Во всяком случае, это не очень хорошо для внутреннего состояния страны». В. М. Пуришкевич составил ядовитый куплет: «Русь что ни день меняет няньку,// предавшись горькому посту,// В лицо скорей узнаешь Ваньку,// чем министра на посту».
В это же время заговоры с целью изменения или системы власти, или царствующего лица охватывают уже всё общество. К концу 1916 г. оппозиционные настроения захватили и высшие военные круги, и высшую бюрократию, и даже Великих князей, которые решили, как говорилось, «спасти монархию от монарха». Россия еще не знала такого единения антиправительственных сил, а Двор – такой изоляции.
В ночь с 16 на 17 декабря 1916 г. во дворце князя Юсупова был убит Распутин. Убивали его родственник Царя князь Феликс Юсупов, Великий князь Дмитрий Павлович, а также депутат Думы Пуришкевич, поручик Сухотин и военный врач Лазаверт. Они, и далеко не одни они, были уверены, идя на столь жестокий и беззаконный поступок, что Распутин губит Россию и династию. Когда в Петрограде народ узнал о смерти Распутина, «люди обнимались на улице, шли ставить свечи в Казанский собор. Когда стало известно, что Великий князь Дмитрий был в числе убийц, толпой бросились ставить свечи перед иконой св. Дмитрия». Простые женщины, мерзнущие в очередях за хлебом и сахаром, радостно обсуждали эту новость, повторяя – «собаке – собачья смерть».
Свидетельства современников
Член ЦК КДП А. В. Тыркова, жена известного британского журналиста, корреспондента «The Times» в России – Гарольда Вильямса, записала 19 декабря 1916 г. в свой дневник: «В субботу была в магазине. Хозяин, чудаковатый купец, говорил по телефону: „Что? Распутина убили? Врешь!“ Поехала домой. На повороте улицы услышала, как газетчик кричал городовому: „Иди сюда. В Биржевке сказано – Распутина убили“. Конечно, выскочила, купила, прочла, громко высказала свою радость и поехала домой! И радовалась, что одним гадом меньше, и не было ни капли человеческой жалости… И всюду одно – наконец. И все видят, что это начало их конца. Вчера видела Идельсона (Авраам Идельсон – русский публицист. – Отв. ред.). Умный человек, но прежде всего сказал: „Великие князья стреляют в Распутина, а потом будут и в нас“. Другой еврей подтвердил. Отчего в моей русской голове такой мысли нет? Я считаю, что убийство Распутина – удар по Вильгельму, значит, мне радость. Недаром в симфонической зале в субботу требовали гимна „по случаю победы“… Англичане, смеясь, уверяют, что уже пущены слухи об участии военной английской миссии в убийстве. Конечно вздор, но характерно». – Наследие Ариадны Владимировны Тырковой. Дневники, письма. М.: РОССПЭН, 2012. – С. 174–175.
Ближайший друг и сверстник Великого князя Дмитрия Павловича, Великий князь Гавриил Константинович позднее вспоминал: «Оглядываясь в прошлое, я сознаюсь, что мы ошибались, радуясь убийству Распутина. Убийство Распутина оказалось сигналом к революции. Не следовало русскому Великому князю пятнать себя участием в убийстве. Не христианское это дело. По-видимому, впоследствии Дмитрий это осознал и, как я слышал, одно время не решался причащаться, считая себя недостойным приступать к Таинствам». – Великий князь Гавриил Константинович. В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи. М., 1993. – С. 217.
Как пишет Морис Палеолог, который по долгу службы должен был наблюдать за контактами граждан Франции с высшими чинами Империи, в конце 1915 г. Императрица получила письмо от Папюса. Письмо это было посвящено Распутину. Французский колдун писал: «С кабалистической точки зрения, Распутин подобен сосуду в ящике Пандоры, содержащему в себе все пороки, преступления и грязные вожделения русского народа. В том случае, если этот сосуд разобьётся, мы сразу же увидим, как его ужасное содержимое разольется по всей России…» «Когда Императрица прочитала это письмо Распутину, – добавляет Палеолог со слов фрейлины Головиной, – он просто ответил ей: „Но я же говорил тебе это много раз. Когда я умру, Россия погибнет“… Я не сомневаюсь, что рано или поздно память о Распутине породит легенды и его могила будет щедра на чудеса». – Дневник посла (с. 696). Запись 28 января 1917 г.
Покончив со «старцем», представители русской аристократии не смогли остановить революционную волну. Ситуация продолжала ухудшаться, а абсурд доходил до того, что министр внутренних дел Империи А. Д. Протопопов «вызывал дух» Распутина и всячески спекулировал на близости убитого к царской чете. Сам же Государь так и не решился предать суду убийц «старца». Они были наказаны «по-домашнему» – Юсупов выслан в свои имения, молодой Великий князь Дмитрий Павлович отправлен в Персию, а Пуришкевич, как депутат Думы, и вовсе располагал неприкосновенностью. «Осенью все грибы гнилые, – написал еще в середине 1915 г. В. В. Розанов. – Так и наше время. Чего же я сержусь? Чего недоумеваю?» Вскоре по России поползли слухи, что в ночь убийства Распутина по всей стране бушевали демонические силы, побуждая кощунствовать служащих священников и кликушествовать монахов и монахинь (об этом, в частности, по словам князя Феликса Юсупова ему рассказывала уже в марте 1917 г. сестра Императрицы Великая княгиня Елизавета Федоровна).
Мнение современника
«Если бы Распутин жил в царствование Императора Александра III, когда всё в России, в том числе и в особенности высшее общество, было более здоровым, он не смог бы нажить себе большей славы, как деревенского колдуна, чаровника. Больное время и прогнившая часть общества помогли ему подняться на головокружительную высоту, чтобы затем низвергнуться в пропасть и в известном отношении увлечь за собой и Россию». – Прот. Георгий Шавельский. Т. 2. С. 261.
После Февральской революции могилу Распутина в Царском Селе раскопали, его тело сожгли. Председатель Думы М. В. Родзянко позднее назовет убийство Распутина «началом второй революции». Однако депутат В. В. Шульгин, активный участник Прогрессивного блока, высказался иначе: «Раньше всё валили на него… А теперь поняли, что дело не в Распутине. Его убили, а ничего не изменилось».
В январе 1917 г. Гучков, Коновалов, князь Львов и Милюков уже обсуждают распределение портфелей в «своем правительстве». Через 20 лет в своих воспоминаниях Гучков рассказал, что он, боясь перехода власти в России к революционерам, планировал захватить царский поезд по дороге из Ставки в Царское Село и принудить Императора к отречению. В этот заговор были посвящены Н. Некрасов, киевский миллионер М. И. Терещенко, князь Д. Л. Вяземский и командующий Северным фронтом генерал Рузский.
Князь Львов и Начальник штаба Ставки генерал Алексеев обращаются к Великому князю Николаю Николаевичу с предложением стать регентом и Верховным Главнокомандующим, заставив Николая II отречься от престола и удалиться в Крым. Николай Николаевич просит день на размышление, но потом отказывается, так как такой перестановки «не поймут солдаты». Весьма показательно, что, отказавшись от дворцового переворота, Великий князь не известил о планах заговорщиков самого Государя.
Мнение историка
«Революция 1917 г. стала неизбежной, коль скоро даже высшие слои русского общества, которым более других было что терять, стали действовать революционными методами». – Р. Пайпс. Русская революция. Т. 1. С. 338.
Рабочая группа ВПК Гвоздева также не дремала. 26 января она распространила воззвание к трудящимся, в котором говорилось, что правительство использует войну «для порабощения рабочего класса», а победа в войне, достигнутая монархией, «обернется только новыми цепями для рабочего класса». Потому «рабочему классу и демократии нельзя больше ждать. Каждый пропущенный день опасен – решительное устранение самодержавного режима и полная демократизация страны являются теперь задачей, требующей неотложного разрешения».
Антигосударственная деятельность политически активного меньшинства всех слоев общества при апатии и утомлении от войны большинства предвещала скорый революционный сдвиг. Власть могла ответить на него умелыми действиями, сочетающими необходимые реформы с жестким подавлением незаконных во время войны (да и в любое время) интриг и призывов заговорщиков. Но действия правительства были вялы и слабы. Группа Гвоздева, правда, была арестована, но на арест Гучкова, Некрасова, Милюкова и Львова не решились. Генерала Рузского от командования не отстранили, хотя о его связях с заговорщиками имелись точные полицейские данные. Только Петроград был выделен из зоны Северного фронта в особый военный округ, командовать которым назначили уральского казачьего атамана генерала С. Хабалова.
Император страдал с 1915 г. головными болями и бессонницей, и тибетский лекарь Бадмаев потчевал его какими-то чудодейственными порошками, восстанавливающими силы и дающими крепкий сон и бодрость. В состав этих снадобий входили, как предполагали врачи, опий и гашиш. В последние месяцы пребывания у власти и особенно после гибели Распутина Николай II перестает интересоваться государственными делами. 7 января 1917 г. на докладе Родзянко, услышав от того в очередной раз о недовольстве Думы состоянием дел в Империи и о революционных проявлениях, и просьбу «не заставлять народ выбирать между ним и благом страны», Государь «сжал голову руками» и скорбно произнес: «Возможно ли, что двадцать два года я старался делать как лучше и что все двадцать два года я ошибался?» В политической ситуации внутри России он, видимо, ориентировался всё хуже и хуже. Посол Великобритании в Петербурге сэр Джордж Бьюкенен вспоминал, что на последней аудиенции, которую дал ему Император 12 января, тот произнес, в ответ на рекомендацию посла создать правительство общественного доверия, странные и гордые слова: «Вы хотите сказать, что я должен заслужить доверие моего народа или что он должен заслужить мое доверие?» По свидетельству нескольких близких в эти месяцы к нему людей, он принимал к сердцу теперь только то, что было связано с его семьей.
Свидетельство очевидца
Через год после последней встречи бывший Председатель Совета министров граф Коковцов вновь был приглашен Императором утром 19 января 1917 г. О психо-физическом состоянии Государя он оставил следующую запись: «Внешний вид Государя настолько поразил меня, что я не мог не спросить о состоянии его здоровья. За целый год, что я не видел его, он стал просто неузнаваем: лицо страшно исхудало, осунулось и было испещрено мелкими морщинами. Глаза, обычно такие бархатные, темно-коричневого оттенка, совершенно выцвели и как-то беспомощно скользили с предмета на предмет, не глядя, как обычно, на собеседника. Белки имели ярко выраженный желтый оттенок, а темные зрачки стали совсем выцветшими, серыми, почти безжизненными… Выражение лица Государя было каким-то беспомощным. Грустная улыбка не сходила с его лица… У меня осталось убеждение, что Государь тяжко болен и что болезнь его – именно нервного, если даже не чисто душевного свойства». – В. Н. Коковцов. Из моего прошлого. Минск, 2004. – С. 788–790.
«Паралитики власти слабо, нерешительно, как-то нехотя борются с эпилептиками революции», – сказал о политической ситуации в России бывший министр юстиции Щегловитов. В руководстве страны отсутствовали стабильность и последовательность, отсутствовал подлинный вождь; руководство постепенно оцепеневало. Как вспоминал министр внутренних дел А. Д. Протопопов, «всюду было будто бы начальство, которое распоряжалось, и этого начальства было много, но общей воли, плана, системы не было и быть не могло при общей розни среди исполнительной власти и при отсутствии законодательной работы и действительного контроля за работой министров».
1.4.9. Национальные и конфессиональные движения и война
Мировая война, втянув в свою орбиту народы Российской Империи, не только усилила многие старые очаги национальной напряженности, но и способствовала возникновению национализма, превратив к 1917 г. национальный вопрос в «жгучий вопрос текущего момента». В канун войны в программных установках национальных партий преобладали требования культурно-национальной или национально-территориальной автономии в составе России. Требования национальной независимости не были широко распространены. Народы России рассчитывали на доверие и понимание со стороны верховной власти. Требование независимости Польши выдвигалось лишь Революционной фракцией ППС во главе с Ю. Пилсудским, которая продолжала выступать с идеей национального восстания против России. «Самостийности» Украины добивалась Украинская народная партия. Создание Латышского независимого демократического государства стояло в программе распавшегося еще в 1910 г. Латышского социал-демократического союза.
Что касается общерусских партий, большинство из них недооценивали остроту национального вопроса, отстаивая унитарный принцип государственного устройства России, только в отдельных случаях допуская областную автономию. Но в отличие от лидеров правых («Союза русского народа», «Союза Михаила Архангела»), либеральные политики понимали, что грубая русификаторская политика угрожает единству России. Критикуя национальную политику власти, они пытались ценой отказа от крайностей имперской политики сохранить «единство политического тела России». Намного дальше шли левые партии, требуя права наций на самоопределение и федеративное устройство России.
Начавшуюся Мировую войну лидеры и участники национальных движений встретили по-разному, но большинство из них заняло русско-патриотические позиции. Сторонники украинского национального движения старались публично отмежеваться от экстремистских групп галицких «украинцев» и эмигрантов из российской Украины, вставших на путь поддержки Австро-Венгрии. Бундовские организации, которые вели работу среди еврейского населения западных областей России, официально выступали как сторонники умеренного пацифизма. Вместе с тем в Бунде сложилось и оборонческое крыло, а также небольшая группа германофилов. В первые дни войны в Казани состоялась манифестация мусульман, причем свыше 500 человек «пели русский национальный гимн, совершали молебствие за царя». Местная мусульманская элита стремилась подчеркнуть, что выступление Антанты ни в какой степени не может ослабить патриотизма российских мусульман.
Обострению национальных противоречий в годы войны, а заодно активизации и радикализации национальных движений способствовал целый ряд взаимосвязанных обстоятельств. Антанта вела войну во имя самоопределения наций. И хотя пропагандистская риторика союзников была направлена против Габсбургской и Османской империй, она невольно касалась национального вопроса в России, породив у лидеров и участников национальных движений надежду на то, что после войны им удастся достичь национальной независимости. Война против Германии, Австрии и единоверной Турции поставила перед российскими мусульманами сложную проблему выбора: что выгоднее, победа или поражение России? Между тем правительство Горемыкина не имело ясного представления о возможности привлечения мусульманских народов к воинской службе – воинская повинность на мусульман не распространялась и мусульмане, подданные русского Царя, могли служить в армии только на добровольных началах.
Со своей стороны центральноевропейские монархии не только развернули пропагандистскую кампанию по разжиганию антирусских настроений среди национальных меньшинств России, но и финансировали создание антирусских организаций и воинских формирований в Галиции. В первые же дни войны во Львове при поддержке австро-венгерского командования были созданы украинские национальные центры: Главная украинская рада во главе с К. Левицким и Союз освобождения Украины (СОУ, СВУ) во главе с Д. Донцовым и А. Жуком. Их лидеры призвали украинцев выступить против России как исторического врага украинской государственности. Видную роль в создании украинских политических центров сыграл Израиль Гельфанд, более известный как Александр Парвус (псевдоним). Он подготовил и изложил германским властям план организации в России революции и вывода ее из войны. Составной частью этого плана была организация в России национал-сепаратистских выступлений. Одной из задач СВУ была вербовка на службу в украинские подразделения австрийской армии российских военнопленных – малороссов.
С началом военных действий три основные украинские партии Галиции объединились и создали свои подразделения в австрийской армии под названием «Украiнскi Сiчовi Стрiльцi».
Только в 1914 г. в австрийскую армию было призвано 250 тыс. этнических украинцев. Одновременно с украинскими в составе австро-венгерской армии под лозунгом возрождения Польши формировались польские легионы. Командиром одной из пехотных бригад стал Ю. Пилсудский. Украинские и польские легионы не сыграли значительной роли в военном отношении, но они стали катализатором национальных движений, а после войны – ядром национальных армий.
Историческая справка
Парвус познакомил с украинскими националистами и Ленина, который горячо поддержал их начинания. Дело в том, что уже в 1913 г. в Кракове Ленин разработал свое решение национального вопроса. Он выдвинул лозунг «национального самоопределения вплоть до полного отделения» для всех народов России. Сами народы в то время не желали такого отделения, но Ленин полагал, что этнический сепаратизм расшатает ненавистную ему Империю не меньше, чем рабочие восстания. О том, чтобы давать независимость инородческим частям России на самом деле, Ленин и не помышлял. Это была тактика – лживые обещания для захвата власти. Летом 1914 г. Ленин наладил отношения с австрийским Союзом освобождения Украины, целью которого была агитация за отторжение Украины от остальной России. Союз давал Ленину дотации и поддерживал его революционную деятельность. В составленном в Вене отчетном докладе Союза от 16 декабря 1914 г. имеется следующее сообщение: «Союз предоставил помощь фракции большинства Российской социал-демократической партии в виде денег и содействия в установлении связей с Россией. Лидер этой фракции, Ленин, не враждебен к требованиям Украины, что следует из прочитанной им лекции, текст которой представлен в Ukrainische Nachrichten».
В значительной мере способствовала возникновению национализма и обострению межэтнических противоречий и близорукость национальной политики российских властей. Даже мобилизация всех сил страны для победы над врагом не заставила власть пойти навстречу пожеланиям инородцев. В годы войны резко обострились преследования евреев в прифронтовой полосе, обвиненных в шпионаже в пользу Германии, был закрыт ряд изданий на украинском языке, в том числе газеты «Рада» и «Село».
Национальные преследования коснулись и немцев. Развернутая с начала войны патриотическая пропаганда, переросшая в антинемецкую агитацию, нашла поддержку в русском обществе. Из-за этого пострадали многие немецкие специалисты, работающие в России, и даже давно обрусевшие немцы. Русская контрразведка арестовывала специалистов с немецкими фамилиями, особенно на военных предприятиях. Агитация против «немецкого засилья» вызывала волну погромов. Немецкий погром в Москве 27–29 мая 1915 г. привел к потере имущества на 40 млн. рублей и к разорению более 300 фирм, принадлежавших людям с «нерусскими именами». Чтобы не выглядеть антипатриотично, власти решили не открывать огонь по погромщикам, а ограничиться уговорами. Уговоры, однако, помогали мало.
На волне антинемецкой кампании министр внутренних дел Н. Маклаков по поручению Николая II разработал ряд законопроектов по ликвидации немецкого землевладения, банковского и торгово-промышленного капитала в России. Эти законы, получившие название «ликвидационных», стали одной из причин развития автономистского движения немцев России за политическое и национальное самоопределение. Немцы в занятых германской армией областях Российской Империи как правило шли на сотрудничество с оккупантами.
Историческая справка
Легион Сечевых украинских стрельцов (47 офицеров и 1685 сечевиков) до мая 1916 г. находился в глубоком тылу на переформировании, а потом понес огромные потери летом 1916 в полосе наступления русских войск Юго-Западного фронта, его личный состав буквально был перемолот, попав в сентябре в окружение. К концу сентября 1916 г. от легиона Сечевых стрельцов остались всего 150 сечевиков и 16 офицеров – остальные были убиты или пленены русскими. До февраля 1917 г. остатки легиона опять были в тылу на переформировании и вернулись на фронт уже не в качестве полка, а только батальона (4 роты).
В августе 1914 г. чехи и словаки, проживавшие в России (около 100 тысяч человек – часть из них была русскими подданными, часть – австрийскими), избрали своих представителей, дабы вручить Императору меморандум, в котором высказывалось желание создать воинские части чехов и словаков, которые бы сражались вместе с русской армией и в ее составе против «поработителей славянства – австро-германцев». «Освобождение от жестокого немецкого и венгерского ига подняло бы дух десяти миллионов человек, способных и желающих работать на пользу не только своего народа, но и Славянства вообще, и желающих идти с ним и с великой Россией всегда рука об руку, – объявлялось в меморандуме. – У нас, чехов, одна мечта… – Да воссияет свободная и независимая корона Святого Вацлава в лучах короны Романовых». На дипломатическом языке того времени эта формула означала, что чехи и словаки, представившие меморандум, просят дать короля будущей независимой Чехословакии из династии Романовых. В действительности далеко не все чешские национальные лидеры были согласны с этой формулой. Среди чехов немало было республиканцев, в том числе и «отец» будущего чехословацкого государства Томаш Масарик. При предварительном обсуждении меморандума вокруг «монархической формулы» возникли горячие споры. Но всё же фразу решено было оставить.
Меморандум был вручен Императору Николаю II 4 сентября 1914 г. в Царском Селе. Прощаясь с чешскими делегатами, по воспоминаниям одного из них, Отакара Червены, Царь сказал: «Я надеюсь, что нам Бог поможет, и думаю, что желания Ваши будут осуществлены». Вскоре была создана в Киеве чешская, позже названная Чехословацкой, дружина – стрелковый батальон из пяти рот, 1200 человек. Она была включена в состав Императорской армии. Личный состав принимал присягу Царю, знамя освящалось православным духовенством в Киеве. Большинство офицеров и унтер-офицеров были русскими, переведенными из других частей Русской армии. С октября 1914 г. Дружина воевала на Юго-Западном фронте в 3-й армии. В 1915 г. в нее было принято нелегально 60 военнопленных чехов и словаков, подавших прошение о российском подданстве. Весной 1916 г. Императорское правительство приняло решение о приеме в армию военнопленных славян. К моменту Февральской революции Дружина превратилась в три полка и стала Чехословацкой бригадой Российской армии. Бригадой командовал русский полковник Вячеслав Платонович Троянов (1875–1918).
Наиболее серьезным испытанием национальной политики правительства стал польский вопрос. В самом начале войны Великий князь Николай Николаевич публично заявил о том, что после войны Россия может признать автономию Польши в рамках Российской Империи.
Документ
Воззвание к полякам Верховного Главнокомандующего Русской армией Великого князя Николая Николаевича:
«Поляки! Пробил час, когда заветная мечта ваших отцов и дедов может осуществиться. Полтора века тому назад живое тело Польши было растерзано на куски, но не умерла душа ее. Она жила надеждой, что наступит час воскресения польского народа, братского примирения его с великой Россией. Русские войска несут вам благую весть этого примирения. Пусть сотрутся границы, разрезавшие на части польский народ. Да воссоединится он воедино под скипетром Русского Царя. Под скипетром этим возродится Польша, свободная в своей вере, языке, в самоуправлении. Одного ждет от Вас Россия – такого же уважения к правам тех народностей, с которыми связала вас история. С открытым сердцем, с братски протянутой рукой идет к вам великая Россия. Она верит, что не заржавел меч, разивший врага при Грюнвальде. От берегов Тихого океана до северных морей движутся русские рати. Заря новой жизни занимается для вас. Да воссияет в этой заре знамение креста, символа страдания и воскресения народов.
Верховный Главнокомандующий Генерал-адъютант Николай. 1 (14) августа 1914 г.»
Однако разногласия в правящих кругах не позволили перевести вопрос в практическую плоскость. Правое крыло правительства Горемыкина не было готово предоставить полякам даже те права, которые они имели в Австро-Венгрии. В первые годы войны власти безуспешно пытались выработать проект будущего устройства польского края. Лишь летом 1916 г. по инициативе министра иностранных дел Сазонова его разработка была продолжена. В проекте, разработанном С. Е. Крыжановским, речь шла о праве Польши на особое законодательство в ее внутренних делах. Однако опасения большинства кабинета, что польский пример пробудит «затаенные вожделения» об автономии и у других народностей, помешали довести дело до конца. Сазонов, во многом из-за того, что являлся горячим сторонником широкой польской автономии, был уволен в отставку. Штюрмер, горячо протестовавший против проекта Сазонова, торжествовал победу. Победа эта, впрочем, оказалась грубым просчетом имперской администрации. 23 октября (5 ноября) 1916 г. Германия и Австро-Венгрия провозгласили создание независимого Королевства Польского.
Готовясь к наступлению в Польше весной 1917 г., Россия не могла оставить в стороне разрешение польского вопроса. Отстранив Штюрмера, 12 декабря 1916 г. Николай II издал приказ армии и флоту за № 870, в котором, среди прочих задач России в войне, назвал «создание свободной Польши из всех трех ее ныне разрозненных областей». Таким образом, декларация Великого князя Николая Николаевича была подтверждена Императором. Созданный в октябре 1914 г. Польский легион в составе Императорской русской армии (на правах резервного батальона) был в январе 1917 г. развернут в стрелковую дивизию и Польский уланский полк с последующим развертыванием в I Польский корпус. Правительство князя Голицына в феврале 1917 г. провело несколько заседаний по польскому вопросу, где обсуждались два возможных его решения: Польское государство, связанное с Россией личной унией, но вполне независимое в своих внутренних делах (как Венгрия в составе Австро-Венгрии или Финляндия в составе России) или «отделившись от России стать государством совершенно независимым». 12 февраля Совет министров принял решение, что полная независимость Польши от России была бы наиболее справедливым и целесообразным разрешением польского вопроса. Император не успел или не захотел утвердить это решение Совета министров. Но, как бы то ни было, в последний момент существования Российской Империи русское правительство совершенно свободно склонилось к восстановлению полной независимости Польского государства.
Свидетельство очевидца
«Между русскими и поляками было пролито слишком много братской крови, чтобы их примирение могло состояться иначе, как на началах высшей справедливости и полного признания взаимных исторических прав». – С. Д. Сазонов. Воспоминания. – С. 339.
Во время войны практически все политические партии России сформулировали адекватные их политическим мироощущениям национальные программы. Русские либералы – октябристы и кадеты строили свои национальные программы на признании исторической законности единого многонационального Российского государства, октябристы оставались централистами, высказываясь за «исторически сложившийся унитарный» характер российского государственного устройства, за отрицание идей автономии и федерализма в применении к русскому государственному строю. Единственное исключение они делали для Финляндии, за которой признавалось право на автономию при условии сохранения связи с Россией. Центристские элементы преобладали среди меньшевиков Грузии и Азербайджана, стоящих на позиции «нейтралитета» в борьбе России с Германией и Турцией. Напротив, армянские дашнаки и гнчакисты, на словах осуждавшие войну, выступали за победу России, связывая с ней надежды на создание в турецкой Армении автономного государства. Украинская социал-демократия (УСДРП) распалась на три группы: германофильскую, оборонческую и «интернационалистскую», представители которой решительно отрицали право наций на самоопределение, обвиняя большевиков в «сепаратизме», требуя для национальных меньшинств лишь территориальной или культурной автономии.
Часть членов Белорусской социалистической громады в оккупированных Германией районах выступала за создание независимой Белоруссии под протекторатом Германии.
Сразу же после начала войны создается Литовский национальный центр, возглавляемый литовцами – депутатами IV Думы. Литовцы обратились к Председателю Совета министров Горемыкину с предложением безотлагательно приступить к созданию единой автономной литовской губернии из Виленской, Ковенской губерний, части Сувалкской губернии и части Восточной Пруссии, которую предстояло еще отвоевать у неприятеля. Депутат Мартын Ичас обещал, что в случае автономии литовцы с радостью будут сражаться за свою землю в рядах русской армии «против ненавистного пруссачества». В целом вполне законное предложение это вызвало столь острые трения между литовцами, поляками и евреями, населявшими означенную территорию, что русское правительство предпочло отложить решение этого вопроса до конца войны. Другие литовские политики мечтали о возрождении независимой Литвы и потому желали поражения России в наступившей войне. Среди них был и будущий президент независимой Литвы, юрист и журналист Афанасий Сметона (1874–1944).
Вступление России в войну против Германии в Курляндской, Лифляндский и Эстляндской губерниях было встречено с немалым энтузиазмом. На призывные пункты являлись не только подлежащие мобилизации, но и те мужчины и юноши, которых мобилизация не касалась. Были случаи, когда призывники похищали печать врачебной комиссии «годен к военной службе» и самовольно штамповали свои документы, хотя среди них были и такие, которые по состоянию здоровья не подлежали призыву в армию.
Энтузиазм населения вызывала сравнительно недавняя память революции 1905 г., когда немецкие бароны и немецкое лютеранское священство учинили кровавую расправу над местным эстонским и латышским населением, поднявшимся против помещиков – немецких баронов и немецкой верхушки городов. В результате революционных событий почти во всех уездах Латвии возникли новые всенародно избранные самоуправления – распорядительные комитеты. С должностей были сняты волостные урядники; для поддержания порядка были созданы подразделения народной милиции. Делегаты волостей приняли решение созвать Учредительное собрание Курляндской и Лифляндской губерний. Эти и другие успехи политической организации внушили местному населению веру в возможность самоуправления под российской имперской властью. Самоуправление мыслилось, прежде всего, как освобождение от немецкого колониального режима. Поражение же революции 1905 г. в психологии местного населения означало очередную победу немецких поработителей. Начало войны с Германией мыслилось часом расплаты за обиды прошлых лет и веков.
В 1915 г. в Тарту Яаан Теннисон основывает северобалтийский комитет, призванный способствовать созданию Латвийской и Эстонской автономных губерний в составе России.
Местная немецкая элита, правившая Латвией и Эстонией 700 лет, оказалась в неблагоприятном положении. Предшествовавшая политика русификации, которая прежде всего означала более тесную интеграцию Прибалтийских губерний в Империю, планомерно лишала немецких баронов их вековых экономических и культурных привилегий, в т. ч. – права пользоваться немецким в качестве языка делопроизводства и образования (с 1867 г.). Немцы в большей своей части считали, что имперская политика привела к событиям 1905 г. Это послужило причиной того, что многие из местных немцев сменили свою лояльность с Петербурга на Берлин.
Мнение историка
«Латыши и эстонцы даже не думали о возможности создания независимых государств на начальных этапах войны. Всё, что они желали в это время – это преобразование административных единиц, которые они населяли, в соответствии с национальными границами. Некоторые латышские депутаты Думы предлагали распространить систему земского самоуправления на латвийские губернии… Что же касается латышского и эстонского простого народа, то они интересовались только местными проблемами и вопрос независимости для них вовсе не стоял, а война, которую русские вели против немцев, одобрялась ими горячо, особенно латышами». – Von Rauch. 1974. – P. 74.
Вторая волна патриотического энтузиазма возникла к середине 1915 г., когда немцы прорвали Северо-Западный фронт русских войск, открыв себе путь к Риге и далее – к Петрограду. Приказом командующего Северо-Западным фронтом генерала М. В. Алексеева было начато формирование латышских добровольческих батальонов. Всего в «латышские стрелки» вступило около 40 тыс. добровольцев, в том числе некоторое число женщин. Командование было поручено латышским офицерам, которые по происхождению были такими же рабочими и крестьянами, как их подчиненные. По этой причине в латышских полках не было случаев неподчинения офицерам, дисциплина поддерживалась сознанием, что идет борьба за землю предков и родные хутора.
Латышские стрелки вместе с полками сибирских стрелков XII армии сумели удержать Рижский фронт и сохранить Ригу, однако контрнаступление развить не удалось. Снабжение армии было плохим, командование оставляло желать лучшего. Латышские стрелки полагали, что их героизм не поддержан действиями армейского командования, командование же в своих донесениях сообщало о малой эффективности местных воинских формирований.
642 солдата из латышских стрелков получили Георгиевский крест за храбрость в бою во время последнего сражения при защите Риги в августе 1917 г. Не менее 8 тыс. стрелков погибло в боях. Малая эффективность латышских стрелков по защите родных земель удержала эстонцев от столь же масштабного формирования национальных воинских частей. Численность эстонских подразделений едва превысила 5 тыс. человек.
Огромное число латышей и литовцев не пожелали оставаться на оккупированной германцами территории. Вместе с эвакуацией промышленности вглубь России выехало 850 тыс. литовцев и латышей. В Петрограде были созданы Литовский и Латвийский комитеты по делам беженцев. Литовский комитет возглавил Мартын Ичас, латышский – Вальдемар Олав и Янис Чаксте. Эти комитеты стали важнейшими культурными центрами для своих народов вне обычной территории их расселения.
Совершенно иначе отнеслось к войне население Финляндии. Законы автономного Великого княжества предусматривали участие финских граждан в войне только в случае, если война идет на территории самого Великого княжества. Поэтому в русскую армию граждане Финляндии не призывались и в военных действиях принимали участие из финнов только добровольцы. Великое княжество делало только весьма небольшой относительно ее пропорции во всем населении Империи и тем более в его благосостоянии взнос. Отношение финнов к Российской Империи было уже значительно испорчено и русификаторскими поползновениями начала царствования Николая II, и особенно второй волной русификации, начавшейся в 1910 г. В 1914 г. финнам стала известна «большая государственная программа приближения Великого княжества к Империи в административном и правовом отношении», которая сразу же была названа финнами «большой программой уничтожения финляндской автономии». Эта программа, действительно предполагавшая существенное умаление особых прав Финляндии, оттолкнула от России очень многих. Финны стали искать возможность добиться полной независимости или вновь соединиться со Швецией, от которой они были отторгнуты при Императоре Александре I в 1809 г. Вице-канцлер Гельсингфорсского университета Э. Ельт писал в связи с этим: «Моральная обязанность по отношению к России и монарху нас более не связывает, после того как Император одобрил программу, уничтожающую последние остатки нашей автономии».
Парадоксальность ситуации заключалась в том, что, приняв программу, имперские власти отложили ее проведение в жизнь до конца войны, но финнов она оттолкнула от России уже в 1914 г.
Германия весьма рассчитывала втянуть Швецию в войну на своей стороне и обещала ей возвращение Финляндии. Швеция рассматривала этот вопрос серьезно, но, в конце концов, министр иностранных дел Швеции Кнут Валленберг убедил короля воздержаться от опрометчивого шага. Однако положением Финляндии Швеция продолжала пристально интересоваться и степень благожелательности своего нейтралитета к Антанте увязывала с финским вопросом. С. Сазонов не раз докладывал Императору, что шведы и стоящая за ними Англия очень недовольны любыми ущемлениями финляндской автономии даже в условиях войны. Между тем финляндский сейм не позволял проводить даже приписки граждан Финляндии к призывным участкам и строго ограничивал поставки продовольствия из Финляндии в Петроград в 1916 г., когда в столице стал ощущаться недостаток масла, мяса и молочных продуктов.
Великая война активизировала деятельность сепаратистских групп в Финляндии, участники которых мечтали вернуть княжество в состав Шведского королевства. На это Кнут Валленберг осенью 1914 г. заявил: «Если бы нам на подносе преподнесли Финляндию, я бы поспешил отказаться от подобного подарка, и громадное большинство шведов мыслит так же». Поэтому сепаратисты, преимущественно студенты, обратили взоры к Германии. 2 сентября 1915 г. из уроженцев Финляндии и Швеции, бывших немецкими гражданами и перебравшихся в Рейх студентов-сепаратистов из Финляндии, под Гамбургом был сформирован финский егерский батальон майора Байера, насчитывавший к зиме 1897 бойцов. С небольшим успехом егеря занимались разведывательно-диверсионными операциями на территории Финляндии. 3 мая 1916 г. батальон получил название 27-й Королевский Прусский егерский батальон, его чины в 1916–1917 гг. несли охрану побережья Рижского залива, а несколько человек перешли на сторону русских. В крупных операциях 27-й батальон не участвовал. Официально его готовили для создания военной администрации в Финляндии после высадки там немецких войск. По данным русской контрразведки, 5400 финнов нелегально выехали в Германию для участия в организации воинских формирований и гражданской администрации княжества на стороне Центральных держав.
После начала большевицкой революции в Финляндии зимой 1918 г. 1300 егерей прибыли в Суоми, предоставив себя в распоряжение генерал-лейтенанта Карла Маннергейма. Они сыграли важную роль в победе национальных сил в Освободительной войне 1918 г. и создании армии независимой Финляндии. Среди егерей были известные будущие финские военачальники – Пааво Талвела и Хъярмал Сииласвуо.
1.4.10. Оккупационная политика Германии в России
Германии не удалось добиться решающей победы над Россией и принудить ее к капитуляции. Однако немецкие войска захватили значительную территорию на востоке. 5 августа 1915 г. русскими войсками была оставлена Варшава. Отступление русской армии продолжалось три месяца и было остановлено в конце сентября после утраты Луцка, Барановичей, Вильнюса и всего Королевства Польского.
После оккупации немецкими войсками в Польше был установлен режим военной диктатуры. Страна была разделена на две зоны оккупации: германскую и австрийскую, связь между которыми для поляков была крайне затруднена, даже письма из Галиции, написанные по-польски, в германскую зону не пропускались. Граница между зонами почти совпала с границами третьего раздела Польши. Германо-австрийские власти отбирали у населения хлеб, скот, запасы хлопка, шерсти, металла. Были изъяты даже цинковые трубы из органа Варшавской филармонии.
Военные действия на территории Польши сопровождались большими разрушениями. Часть промышленных предприятий вместе с рабочими была заблаговременно эвакуирована вглубь России (около 2 млн. человек, не желавших оставаться под властью немецких оккупантов, также эвакуировались в Россию), однако огромное количество машин и станков было оставлено и вывозилось затем в Германию и Австро-Венгрию или уничтожалось. Разруха в промышленности вела к безработице. Десятки тысяч рабочих уходили в деревню или занимались случайными работами. Реквизиции продовольствия порождали голод и болезни: на улицах Варшавы ежедневно умирали от голода десятки людей, 90 % детей болели цингой.
С самого начала оккупации военные власти принуждали население оккупированной зоны производить военно-строительные работы, рыть окопы, ремонтировать дороги. Свыше 200 тыс. человек работало в принудительном порядке на постройке железных и шоссейных дорог, в военной, металлургической, лесной и горных отраслях промышленности. После неудачи с вербовкой добровольцев германские власти организовали массовый принудительный вывоз рабочих в Германию.
После возвращения австро-немецких войск в Галицию в 1915 г. здесь установился австрийский террор в отношении всех жителей, подозреваемых в «измене» – лояльности русской власти. На железных дорогах проводилась полная германизация: на службу принимались только лица, говорившие по-немецки, все остальные увольнялись, запрещалось говорить по-польски на службе, на вокзалах.
Однако вскоре германскому правительству пришлось внести некоторые изменения в свою оккупационную политику. Тяжелые сражения в 1916 г. на Западном фронте под Верденом и на реке Сомме, широкое наступление русской армии на Волыни и в Галиции истощили силы австро-германского блока. Германия переходила к обороне, ей был необходим дополнительный источник живой силы. Этот источник она увидела в населении оккупированных территорий. Обычная мобилизация была невозможна как в силу международного права, запрещавшего мобилизацию населения оккупированных стран, так и по причине неизбежного саботажа мобилизации населением, хотя после русской мобилизации и последующей эвакуации в Королевстве Польском было около 1 млн. годных к военной службе мужчин.
Оставался один выход – образование особого «польского государства». Это мероприятие, как рассчитывали германские власти, облегчило бы вербовку поляков в армию и, кроме того, дало бы повод германским военным и политикам представлять себя в качестве восстановителей свободы угнетенных народов. Некоторые политики в Германии были склонны считать, что образование вассальных государств на восточных границах Германии является лучшей формой германского продвижения на Восток. На переговорах по польскому вопросу 11–12 августа 1916 г. германский канцлер Теобальд Бетман-Гольвег и австро-венгерский министр иностранных дел Буриан договорились в целях «исправления своих границ с будущей Польшей» отрезать от оккупированных земель дополнительные куски. Было решено, что будущая Польша не будет иметь собственной внешней политики, а ее вооруженные силы будут находиться под контролем Германии.
5 ноября 1916 г. австро-венгерские власти опубликовали декларацию о создании «польского государства» и польской армии, в которой говорилось о том, что государство создается «из оторванных от русского господства областей», что это будет «союзное Центральным державам самостоятельное государство с наследственной монархией и конституционным строем», и что «организация и руководство польской армии будут урегулированы по взаимному соглашению». Однако определение границ этого государства было «отложено на будущее». Фактически «польское» государство создавалось без польских земель Галиции, без Силезии, Великой Польши, Поморья и Мазур. Его образование было ударом по сторонникам идеи соединения Королевства Польского с Галицией под скипетром единоверной католической монархии Габсбургов.
На самом деле германские власти не спешили с построением нового государства. Они спешили только с получением нового войска. Генерал-губернаторы Безелер и Кук обратились к польскому населению с призывом идти в польскую армию. 12 ноября 1916 г. было опубликовано распоряжение о создании Государственного совета и Сейма Польского Королевства. Оба эти органа фактически были совершенно безвластные, подчиненные немецкой оккупационной администрации. Это не устраивало польские партии, даже из числа сторонников австро-венгерского лагеря. И они решили в таких органах не участвовать. По этой причине Безелер и Кук выработали новое постановление, которое предписывало создание лишь Временного государственного совета, не имевшего никаких государственных функций. Его главная задача состояла в том, чтобы выработать проекты постановлений об устройстве власти будущего польского государства.
Созданный вскоре Временный государственный совет состоял сплошь из сторонников австро-венгерской ориентации. Председателем военной комиссии этого совета стал Юзеф Пилсудский. Но оккупационные власти совершенно не считались с созданной ими структурой. Все старания Совета организовать польское войско под своим началом, получить в свои руки некоторые функции государственного управления, облегчить полякам связь между оккупационными зонами, наконец, избрать регента королевства и образовать польское правительство потерпели крах. 26 августа 1917 г. Временный государственный совет прекратил свое существование.
Литва была оккупирована Германией в марте – апреле 1915 г., и оккупационный режим здесь сохранялся до капитуляции Германии в ноябре 1918 г. За три с половиной года Литва, включенная в Land Ober-Ost Verwaltung (Управление северо-восточными территориями), была практически полностью переориентирована экономически на Германию. Значительная часть литовцев оставила свои родные земли и эвакуировалась во внутреннюю Россию.
В Курляндии, которая также была занята во время немецкого наступления весны – лета 1915 г., германская военная администрация под началом генерала фон Госслера предпочитала иметь дело с местными немцами, а не с латышами, которые большей частью покинули губернию вместе с уходящими русскими войсками. Такая односторонняя ориентация на соотечественников обернулась большими трудностями для балтийского немецкого населения после капитуляции Германии. Курляндия была включена в пространство германской колонизации. Указ от 20 апреля 1917 г. командующего Восточным фронтом объявлял, что в Курляндии демобилизовавшимся немецким солдатам будут предоставлены сельскохозяйственные угодья. Для осуществления этого указа ландтаг Курляндского дворянства постановил 22 сентября 1917 г. выделить одну треть сельскохозяйственных земель губернии под германскую колонизацию. Это была месть латышским крестьянам, ушедшим в армию или эвакуировавшимся в Россию при отступлении русских войск. «Не остается никаких сомнений, что Германия готовила почву для присоединения Курляндии к своим владениям», – пишет современный немецкий историк фон Раух.
Аннексионистские планы Германии и Турции вполне проявились после Октябрьского переворота 1917 г. на переговорах с русскими большевиками и национальными государственными новообразованиями (Украиной, Грузией, Арменией, Литвой и т. п.) о заключении сепаратного мира. Столь же аннексионистские цели преследовала, впрочем, и Россия, предполагавшая включить в Империю оккупированные русской армией земли Австро-Венгрии и Турции.
1.4.11. Оккупационная политика России в Австрии и Турции
Победы русских войск на австро-венгерском фронте поставили перед военными властями Российской Империи в качестве первоочередной задачу управления местностями Австро-Венгрии, занятыми «по праву войны». Эта задача приобретала особую остроту ввиду того, что большинство австрийских должностных лиц, за исключением судейских чиновников, покинули Галицию. А оставшиеся не вызывали доверия. Поэтому Приказом Верховного Главнокомандующего от 29 августа 1914 г. в Галиции было образовано временное военное генерал-губернаторство. Его территорию составил театр военных действий, расположенный в Австро-Венгрии. Однако в документе не были определены порядок образования губерний, компетенций губернаторов. Положение не исключало возможность сохранения местных общественных и административных учреждений при условии их подчинения русским властям. Сначала на должность губернатора был назначен известный своей пропольской ориентацией полковник С. Шереметьев, затем его сменил генерал-лейтенант граф Георгий Александрович Бобринский.
В силу ведомственных разногласий оккупационным властям не удалось сразу наладить твердую и последовательную политику. Тем более что продолжающееся наступление русских войск заставляло надеяться на занятие Западной Галиции, заселенной в основном поляками. Основы оккупационной политики вырабатывались сразу несколькими учреждениями: Ставкой Верховного Главнокомандующего, Советом министров, Министерством иностранных дел, Синодом и Государственной Думой. При этом каждое ведомство стремилось отстаивать свой приоритет. Совет министров интересовал, прежде всего, вопрос экономической выгоды и место гражданских властей в системе управления новыми территориями. Ставка стремилась к разработке целого комплекса мероприятий, военные в силу непосредственной включенности слишком хорошо понимали, что второстепенных проблем в управлении Галицией нет. Министр иностранных дел Сазонов спешил решить вопрос о присоединении Восточной Галиции к русским губерниям Империи, а Западной Галиции к Царству Польскому до того, как в решение проблемы смогут вмешаться союзники, и вопрос будет обсуждаться на международном уровне. Обер-прокурор В. К. Саблер и архиепископ Евлогий Георгиевский, представлявший интересы Синода в Галиции, были озабочены присоединением к православию галицийских украинцев – униатов.
Восточная Галиция к началу Мировой войны представляла собой «пограничную» территорию со смешанным этническим составом населения. Проживавшие там поляки и украинцы были разделены государственными границами и стремились к слиянию с соотечественниками, но при этом исповедовали разные политические принципы. Часть поляков видела всю Польшу (и русскую и немецкую ее части) в качестве автономного королевства в составе единоверной католической Австрийской империи, другие мечтали о полной независимости и о восстановлении Польской Речи Посполитой. Часть украинцев была москвофилами и хотела присоединить украинские области (Карпатскую Русь, Восточную Галицию и Буковину) к России, другие, «украинофилы», мечтали о независимом украинском государстве от Карпат до Кубани. До войны в кругах русских дипломатов и правительства также не было единства в вопросе будущего этой территории. Многие были против самой мысли присоединения Галиции к России, опасаясь, чтобы она не стала своего рода «восточноевропейской Эльзас-Лотарингией».
Заметки ответственного редактора
Провинции Эльзас и Верхняя Лотарингия, населенные преимущественно немцами-лютеранами, но культурно-исторически тяготеющими к Франции, на протяжении столетий являлись причиной войн между Францией и германскими государствами. После Франко-прусской войны 1870–1871 гг. Эльзас и Лотарингия отошли к Пруссии. После Первой Мировой войны они были вновь отданы Франции. За века борьбы за эти провинции немцы и французы потеряли убитыми и ранеными больше людей, чем все население Эльзаса, которое, между прочим, одинаково спокойно принимало и немецкое и французское владычество, ощущая себя соотечественниками и французов и немцев.
С началом военных действий новые территориальные приобретения уже представлялись необходимыми. Как отмечалось в докладе генерала А. Н. Куропаткина, «присоединение к России Восточной Пруссии, территорий Германии и Австро-Венгрии с преобладающим польским населением и образование автономной объединенной Польши, а также вхождение в состав России Восточной Галиции и частей Венгрии с преобладающим русским населением… завершит собирание уделов Руси и объединение русского племени». В публицистике первых месяцев войны вступление русских войск на территории Восточной Галиции и австрийской Польши трактовалось как вступление на исконно русскую территорию «Червонной Руси». В присоединении новых земель виделось возрождение политического значения России среди центральноевропейских государств.
Осенью 1914 г. правительство Горемыкина по просьбе военных властей, требовавших срочно «определиться» в польском и украинском вопросах, несколько раз рассматривало принципы, цели и средства оккупационной политики. Но определить основные ее параметры не удалось, поскольку отношение к украинцам Галиции затрагивало украинскую проблему внутри Российской Империи. Единственно четкие указания были даны по вероисповедному аспекту. Оккупационным властям предлагалось решать религиозный вопрос с максимальной осторожностью и «не отождествлять политическую неблагонадежность с религиозной разъединенностью». Однако и здесь архиепископ Евлогий и призванные им монахи Почаевской лавры действовали совсем не осторожно и осуществляли присоединение к православию со многими насилиями и для униатского духовенства, и для самих прихожан. Униатский митрополит Галицкий и Львовский Андрей Шептицкий почти сразу же после занятия Львова был арестован русскими оккупационными властями и вывезен вглубь России. Свободу он получил только в марте 1917 г.
Весьма расплывчатая программа деятельности оккупационных властей и весьма большая самостоятельность стала причиной многих ошибок и грубого произвола. (Злоупотреблениями чиновников низшего и среднего звена оккупационной администрации в 1916 г. занимался киевский военно-окружной суд.). Каждый начальник уезда вел свою личную политику. Военная администрация получила широкие полномочия в области цензуры. Все иностранные граждане и политически неблагонадежные лица подлежали высылке во внутренние районы Империи, создавалась обширная система надзора. Власти, прежде всего, не доверяли немцам, но самую большую группу «политически неблагонадежных» составляли евреи и поляки. Фактически на всех галицийских евреев смотрели как на потенциальных шпионов и предателей. Тысячи евреев и поляков были депортированы из тылов Юго-Западного фронта. Депортации эти осуществлялись с большими насилиями и повсеместно приводили к расхищению и гибели имущества выселяемых, к разделению семей, а порой и к смерти людей, особенно – стариков и маленьких детей.
Заметки ответственного редактора
Насилия над евреями, совершенные русской администрацией и войсками, как в оккупированной Галиции, так и при отступлении 1915 г. непосредственно на российской территории, в оставляемых врагу губерниях черты еврейской оседлости, во многом явились причиной создания Государства Израиль. В апреле – мае 1915 г. страшная резня армян в Османской империи вызвала волну протестов по всему миру. В США усилилась агитация за вступление в войну на стороне Антанты против «османского и тевтонского варварства». 24 мая была обнародована совместная декларация Англии, Франции и России, обвинявшая правительство Османской империи в совершении «преступлений против человечности». Центральные державы постарались ответить ударом на удар в идеологической войне. Когда австро-германские войска в июле 1915 г. вновь вступили в Галицию, были организованы поездки представителей польских и еврейских организаций по разоренным деревням и местечкам. Оставшиеся местные жители не скрывали фактов только что разыгравшейся с ними и их близкими трагедии насильственной депортации. И хотя все преступления русской администрации в Галиции по масштабу и жестокости были совершенно несопоставимы с уничтожением полутора-двух миллионов христиан турецкой Анатолии, разразился международный скандал. Американские еврейские организации теперь были категорически против вступления США в войну на стороне Держав Согласия. Чтобы нейтрализовать эти настроения, правительством Великобритании была издана осенью 1915 г. специальная «Синяя книга» о геноциде армян в Оттоманской империи, но на еврейские организации приведенные в ней факты не произвели ожидаемого впечатления – зверства турок в Малой Азии ужасали, но нейтрализовать негативное впечатление от жестокостей русских они, понятно, не могли. Тогда, чтобы вновь завоевать симпатии американских евреев и тем побудить США отказаться от нейтралитета, Великобритания решила объявить о планах создания национального еврейского очага в Палестине, если она получит мандат на эту часть оттоманских владений после победы в войне. Русское Императорское правительство категорически возражало против этого, ссылаясь на то, что отданная в руки евреев Палестина перестанет быть той Святой землей христиан, в которую стремится множество православных паломников из России.
В январе 1917 г. британские войска под командованием генерала виконта Алленби вступили в Иерусалим, в марте отрекся от престола Николай II. Создание еврейского национального очага стало возможным. В апреле США вступили в войну на стороне Антанты. А 2 ноября 1917 г. министр иностранных дел Великобритании Артур Бальфур специальным письмом уведомил лорда Уолтера Ротшильда о готовности Правительства Великобритании содействовать созданию национального очага еврейского народа (national home for the Jewish people) в Палестине. «Правительство Его Величества с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели. При этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются евреи в любой другой стране, – сообщал Бальфур и добавлял: – Я буду весьма благодарен Вам, если Вы сочтете возможным сообщить эту декларацию Сионистской федерации». Конечно, желание загладить вину своего союзника было не единственным мотивом для британского правительства способствовать созданию национального еврейского очага в Палестине: еврейские лондонские банкиры очень много сделали для финансирования войны, а они поддерживали Вайцмана и его сионистское движение. Но свою лепту в создание Государства Израиль негуманная политика русской военной администрации, безусловно, внесла. См. в частности – А. Дж. Тойнби. Пережитое. Мои встречи. М.: Айрис-пресс, 2003. – С. 421–424.
С сентября 1914 г. в низших и средних школах Галиции «для духовного сближения» галицкого народа с русским началось преподавание русского языка. Зимой 1915 г. генерал-губернатор Г. А. Бобринский дал разрешение издавать газеты на 4 местных наречиях, но категорически запретил издание газет на украинском языке, хотя на нем говорило и читало большинство населения Восточной Галиции.
После создания на занятых территориях военного генерал-губернаторства началось формирование системы гражданского управления, перед которой стояли две задачи: во-первых, проводить в Галиции государственную политику, отвечающую русским интересам. Во-вторых, предотвращать межнациональные конфликты. Но эта задача до отступления русских войск в мае 1915 г. решена не была.
Летом 1916 г. Восточная Галиция вновь была занята русскими войсками. Но еще во время отступления, когда в руках русских войск оставался только маленький кусочек Галиции с городом Тернополем, была предпринята попытка учесть допущенные ранее ошибки и изменить принципы управления Восточной Галицией. Предлагалось внимание русского управления сосредоточить на всемерном содействии войскам, на обеспечении и укреплении тыла. Задачи политические, национальные и просветительские отложить на послевоенное время. В силу этого летом 1916 г. уже никто не говорил о долгожданном воссоединении Руси. Основные вопросы организации управления Восточной Галицией принадлежали генерал-адъютанту А. А. Брусилову, который считал, что задача управления во время войны должна исчерпываться мероприятиями по организации содействия войскам и поддержания порядка в тылу. Новый генерал-губернатор Галиции генерал Ф. Ф. Трепов (1854–1938) руководствовался именно этими принципами.
В 1914 – начале 1915 г. Россия занимала довольно осторожную позицию в армянском вопросе. Ярко выраженная тенденция к политическому сепаратизму в среде армянских политических деятелей заставила российские правительственные круги со все большим скептицизмом относиться к перспективе объединения Армении под протекторатом России. По мнению премьера Горемыкина, создание Армении могло стать в послевоенное время источником различных осложнений на Востоке. Сами же армяне мечтали создать независимое государство от Севана и Гянджи до Киликии на Средиземном море, хотя в планируемом ими государстве армяне никогда не составляли большинства населения, немалые области были заселены курдами и мусульманами – переселенцами из России (мухаджирами). К 1914 г. в редких его провинциях численность армян поднималась выше ¼ всех жителей и только в вилайете Ван немного превышала 50 %.
В связи с продвижением русской армии в глубь турецкой Армении в начале 1915 г., взятием Эрзерума, затем Вана, армянские национальные организации «Национальное бюро» и «Эчмиадзинский комитет братской помощи» занялись переселением в турецкую Армению беженцев, в числе которых были и армяне, давно покинувшие Турцию. Переселением дашнаки пытались значительно увеличить на этой территории долю армянского населения и тем самым решить в свою пользу давний земельный спор с курдами. Семь армянских добровольческих полков поступило в распоряжение русского командования.
Позиция России в отношении будущего Армении определилась в мае 1915 г., после того как турецкое правительство решилось на «окончательное решение армянского вопроса». В качестве реакции на партизанские действия армянских добровольцев в пользу России турецкий военный министр Энвер-паша 27 февраля приказал «всех армян, подданных Османской империи старше пяти лет, выселить из городов и уничтожить, всех служивших в армии армян изолировать от воинских частей и расстрелять». В ночь на 24 апреля 1915 г. «Великое Злодеяние» – Мец Егхерн – как его именуют армяне, начало планомерно осуществляться. Этот чудовищный акт геноцида унес жизни свыше полутора миллионов армян.
Уже через месяц после начала геноцида, 24 мая 1915 г., державы Антанты сделали заявление, в котором впервые был использован термин «преступления против человечности» – crimes against humanity: «Ввиду новых преступлений Турции против человечности и цивилизации, правительства Союзных государств публично заявляют Высокой Порте о личной ответственности всех членов Османского правительства, а также тех их агентов, которые вовлечены в резню».
Историческая справка
На территориях, принадлежавших к началу Мировой войны Османской империи, с глубочайшей древности жили армяне, много раз создававшие здесь свои государства. С начала IV в. армяне исповедовали христианскую веру, от которой не отказались и в века мусульманского владычества. К 1914 г. численность армян в Османской империи достигала 2,1 млн. человек. Отношения между турками и армянами были весьма напряженными. Официально армяне имели все те же права, что и другие подданные турецкого султана. Армянские депутаты заседали в парламенте Турции (Меджлисе), выходили армянские газеты и книги, армянские дети учились в своих школах, среди османской бюрократии было немало чиновников-армян. Но в действительности притеснения армян не прекращались. Отчасти это объясняется различием веры, отчасти тем экономическим влиянием, которое завоевала армянская община. Армяне контролировали половину международной и 4/5 внутренней торговли Османской империи. Сплоченная община всегда поддерживала своих соплеменников, богатые армяне выделяли громадные суммы на стипендии армянским юношам из простых семей, желающим учиться в лучших университетах Европы. Армяне были проводниками европейского и русского влияния в Турции, что совсем не устраивало мусульманское большинство населения. Уже в конце XIX в. турки и курды не раз совершали массовые уничтожения армян. Особенно страшной была резня, учиненная по повелению султана Абдул-Гамида в 1894–1896 гг. Число погибших исчислялось тогда десятками тысяч. Но под давлением России, Великобритании и Франции Турция была вынуждена прекратить тогда геноцид армян. Мировая война, в которой главные защитники армян – страны Антанты, стали врагами Османского государства, открывала возможность, как говорили турецкие политики, «окончательно решить армянский вопрос», то есть попросту истребить большинство проживавших в Османской империи армян, а остальных – изгнать. Армян обвинили в том, что они сочувствуют врагам султана – странам Антанты. Вдохновителями армянского геноцида стали члены высшего руководства страны – военный министр Энвер-паша, морской министр Джемаль-паша и министр внутренних дел Талаат-паша. Для истребления армян были использованы регулярные войска, полиция и иррегулярные курдские части. Первым делом 24–25 апреля 1915 г. были убиты вожди армянского народа – епископы Армянской Церкви, депутаты парламента, журналисты, ученые, учителя. Затем началось избиение простого народа. Армяне яростно сопротивлялись. Во многих местах создавались партизанские отряды федаинов (мужественных), которым кое-где удавалось продержаться до подхода русских войск (Ван) или до эвакуации британскими и французскими военно-морскими силами (Мусса-Даг в Киликии). Немало армян, бросив весь скарб, смогли бежать в Иран. Немногие спаслись в Греции и Болгарии. Погибло или было умерщвлено около полутора миллионов турецких армян. В Трапезунде перед войной проживало 18,5 тыс. армян. Когда в город в 1916 г. вошли русские войска, из укрытий, с гор спустилось только 460 человек. В 1919 г. турецкое правительство опубликовало записку «Турецко-армянский вопрос», в которой отмечалось: «Вина организации Иттихад («Единение и прогресс»), которая разработала и обдуманно осуществляла эту внутреннюю политику истребления и грабежа, – очевидна. Её главари попадают в ряд самых великих преступников человечества». В настоящее время осуществленный в Османской империи геноцид армянского народа признан многими странами мира и осужден как преступление против человечности, наравне с уничтожением нацистами еврейского народа в 1940-е гг. Однако сама Турция отрицает факт геноцида, чтобы избежать ответственности за него. Кроме армян геноцидальному уничтожению в 1915–1922 гг. были подвергнуты и другие проживавшие в Османской империи христианские народы – ассирийцы и греки, которых погибло около миллиона человек.
Геноцид армян в Османской империи. Сборник документов и материалов под редакцией М. Г. Нерсисяна. Ереван, 1983.
Мнение современника
Призывая своих соотечественников отказаться от нейтралитета и выступить на стороне Держав Согласия, лидер Прогрессивной партии США, бывший Президент Соединенных Штатов Теодор Рузвельт говорил в 1915 г.: «Из всех ужасов самые тяжелые выпали на долю армян: трудно даже описать страдания армянского народа. Мне страшно, что, зная об этих избиениях, Америка остается нейтральной – не только фактически, но и по образу мыслей. Она нейтральна в отношении к справедливости и несправедливости, нейтральна в отношении к преследуемым народам, у которых вырезали даже женщин и невинных детей, нейтральна и в отношении деспотических режимов… Нужно признать раз и навсегда, что трусы и пацифисты бессильны положить конец злодеяниям. Остановить преступления способны те, кто храбр и порядочен, кто честь ставит выше безопасности, а превыше всего – исполнение долга и служение великому делу справедливости».
Заключение с союзниками соглашения о разделе Азиатской Турции заставило русское руководство окончательно отказаться от содействия объединению Армении или предоставления ей автономии в составе Российской Империи. С этого момента стало готовиться присоединение части Армении к России и возможное заселение опустевших земель русскими переселенцами. От Киликии русское правительство отказалось в пользу Франции.
После дальнейшего продвижения русских войск на территорию Армении летом 1916 г. в правящих кругах Российской Империи стали обсуждаться формы и методы организации управления занятых районов. Фактически МИД и командование Кавказским фронтом во главе с Великим князем Николаем Николаевичем определяли основы управления оккупированной частью Турции. С. Д. Сазонов, исходя из того, что на завоеванной Россией территорией армяне никогда не составляли большинства, настаивал на соблюдении принципа «беспристрастного отношения ко всем разнородным элементам в крае», как наиболее отвечающего государственным интересам России. Сазонов считал, что армянам можно предоставить самостоятельность в образовании на родном языке, религиозной жизни, гражданском самоуправлении.
В июне 1916 г. было принято Положение об управлении Арменией, в соответствии с которым на этой территории было образовано военное генерал-губернаторство, главная задача которого заключалась в восстановлении спокойствия и порядка, наблюдении за «правильным» течением административной и гражданской жизни. Для отправления правосудия среди местного населения в занятых по праву войны турецких областях учреждались судебные установления по образу народных словесных судов, действовавших на территории военно-народного управления Кавказского края.
Русская власть не могла удержаться от соблазна вернуть старинные средневековые греческие и армянские церкви, давно превращенные в мечети, христианам. Трапезундские соборы срочно восстанавливались. Перед главным храмом древней Трапезундской империи – Златоглавой Богородицы – сносились дома и разбивалась площадь для парадов. Ждали в 1917 г. приезда Императора. Всё это вызвало большие напряжения между греческим и армянским населением с одной стороны и мусульманским – с другой. Во избежание повторения «галицийской эпопеи», которая во многом была связана с отсутствием кадров при формировании высшего звена управления, на руководящие должности назначались только военные. Но и они далеко не всегда могли справиться с тонкостями межрелигиозных и межнациональных отношений. В случае победы России предстояло бы управлять провинциями с очень сложным составом населения, крайне враждебного друг к другу.
Литература
Ш. И. Басилая. Закавказье в годы Первой Мировой войны. Сухуми, 1968.
А. Ю. Бахтурина. Окраины Российской Империи. Государственное управление и национальная политика в годы Первой Мировой войны (1914–1917 гг.). М.: РОССПЭН, 2004.
1.4.12. Идеологическая война
Стараясь избежать тягот ведения войны на два фронта, особенно после Брусиловского прорыва, Германия искала возможности заключения сепаратного мира с одним из своих противников. Сначала были сделаны попытки через родственников царской фамилии убедить Царя заключить сепаратный мир с Германией. Бывший премьер-министр граф Витте ещё в 1915 г. предлагал при помощи семейных связей организовать переговоры между двумя императорами. Однако такие предложения не нашли поддержки ни у членов царской семьи, ни у самого Императора Николая II. Затем германские дипломаты искали способы воздействия на отдельных государственных лиц и представителей крупной буржуазии (А. Д. Протопопова и др.), однако и такие меры ни к чему не привели.
Не получив согласия от представителей высших слоев общества на переговоры о сепаратном мире, германское руководство начало поиски сторонников сепаратного мира в социал-демократических, рабочих и других кругах, в том числе и среди русских эмигрантов-революционеров. В Министерстве иностранных дел Германии специальный политический отдел разрабатывал планы революции в России и осуществлял ее финансирование.
Член РСДРП, меньшевик Александр Львович Парвус в начале Мировой войны обратился к германскому послу в Константинополе с предложением оказывать помощь Центральным державам в войне с Державами Согласия. 13 января 1915 г. он был принят в главной квартире Императора Вильгельма. 9 марта Парвус подал в германский МИД меморандум, в котором предлагал проведение в России массовой забастовки, которая как минимум должна парализовать все железные дороги, ведущие к фронту. Он также считал необходимым оказывать поддержку украинским, кавказским и тюркским сепаратистам. Главное же внимание Парвус рекомендовал обратить на поддержку большевицкой и меньшевицкой партий, которые ведут борьбу с русским правительством и вожди которых находятся в Швейцарии. Для начала этой работы Парвус потребовал два миллиона золотых марок (926 тыс. рублей)[16]. Деньги были выплачены. Через две недели ему было выдано еще 500 тыс. марок. 6 июня 1915 г. германский министр иностранных дел фон Ягов требует от казначейства 5 млн. золотых марок на поддержку революционной деятельности в России. Сохранилась, например, расписка Парвуса (Гельфанда) следующего содержания: «Мною 29 декабря 1915 г. получен один миллион рублей в русских банкнотах для поддержки революционного движения в России от германского посланника в Копенгагене. Др. А. Гельфанд».
В это же время Парвус установил связь с Лениным и его группой. Руководитель социал-демократов (большевиков) В. И. Ленин был арестован австрийцами в Поронино (Польша) в августе 1914 г. как российский подданный. Но вскоре он был освобожден как «враг царизма» и вместе с женой переехал в Швейцарию на специально выделенном для этого австрийском военно-почтовом поезде.
Ленин был возмущен, что социал-демократы всех других воюющих стран показали себя честными гражданами и поддержали свои правительства, когда война началась, хотя и всячески выступали против войны до ее начала. Ленин действовал иначе. До войны он жаждал войны, а после того как она разразилась – поражения своего правительства. «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей Восточной Европе) штукой, но мало вероятия, чтобы Франц Иозеф и Николаша доставили нам сие удовольствие», – писал Ленин Горькому еще в январе 1913 г. Из Швейцарии Ленин в издаваемой им газете «Социал-демократ» призывал к беспощадной борьбе с «социал-шовинизмом, патриотизмом и оборончеством» в рабочей среде, напирая на марксистский лозунг, что «у пролетариата нет отечества». Русские социалисты в Швейцарии призывали к превращению империалистической войны в гражданскую. «Лозунг мира, по-моему, неправилен в данный момент. Это – обывательский, поповский лозунг. Пролетарский лозунг должен быть: гражданская война!» – писал Ленин из мирной Швейцарии в октябре 1914 г. Он предлагал действовать под лозунгом «никакой поддержки своему правительству».
Царская Охрана, отлично зная эти заявления вождя большевиков, с первых же дней войны считала его вражеским агентом. Жандармский генерал А. И. Спиридович сообщает, что в июне и июле 1914 г. Ленин дважды ездил в Берлин для выработки совместно с немецкой разведкой плана подрывной деятельности в тылах русской армии. За эту работу ему было обещано 70 млн. марок. В МИД Германии имелась написанная Лениным программа тех действий, которые он предполагал осуществить после захвата власти в России. Программу эту Ленин передал в германский МИД через немецкого агента эстонца Александра Кескула в сентябре 1915 г. В программе среди прочих пунктов есть полный отказ от всех присоединенных во время войны Россией земель, создание из национальных окраин независимых буферных государств и… открытие революционной войны в Индии против британцев. Через Кескулу Ленин снабжал агентурными сведениями о положении русского тыла и фронта немцев до самой Февральской революции и получал от Кескулы за это деньги. В период наиболее активной подготовки наступления на русско-германском фронте 12 (25) апреля 1916 г. в Кинталле (Швейцария) состоялась вторая после Циммервальда конференция социалистических партий, на которой Ленин усилил и углубил позицию большевиков по отношению к войне, и призвал к усилению пораженческой пропаганды в тылу и в войсках.
Документ
«С точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии и её войск, угнетающих Польшу, Украину и целый ряд народов России и разжигающих национальную вражду для усиления гнёта великорусов над другими национальностями и для укрепления реакционного и варварского правительства царской монархии». – В. Ленин. «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне». ПСС. Т. 26. С. 6.
По некоторым данным, германский Генеральный штаб планировал осуществить революцию в России в 1916 г., но, несмотря на большие финансовые вливания, вызвавшие огромную волну стачек и забастовок, она тогда не произошла.
1.4. 13. Дух русской армии и дух тыла. Потери и плен
Как уже отмечалось, войну 1914 г. в России встретили с энтузиазмом. Этому способствовало сознание того, что Германия первая напала на Россию, а также справедливое стремление защитить право на существование сербского славянского народа и чувство союзнического долга. Война всколыхнула волну национализма и патриотизма. Политическое мировоззрение русских солдат отражал призыв «За Веру, Царя и Отечество». Несмотря на то, что реально боевая сила русской армии уступала немецкой, в начале 1914 г. и в правительстве, и в обществе, и в армии господствовали шапкозакидательские настроения, уверенность в том, что немца удастся разбить за несколько месяцев. Кампания 1914 г. отрезвила армию, поскольку боевые потери превысили все планируемые показатели. С 1 августа 1914 г. по 1 мая 1915 г. кровавые потери (убитые и раненые) составили 1 210 000 человек, попавших в плен – 764 000 человек, таким образом, на 10 убитых и раненых приходится 6–7 пленных.
К началу войны было принято немало международно-правовых документов, определявших порядок содержания военнопленных, в частности Гаагские конвенции. Но ни одна из воюющих сторон не могла их обеспечить в лагерях и рабочих командах военнопленных в полной мере. И всё же в плену у противника умерли не более 5 % русских военнопленных. Немецкие врачи оказывали помощь русским пленным, русские – немецким и австрийским. Россия старалась соблюдать все конвенции по военнопленным, и противник, естественно, отвечал взаимностью. В результате через международный Красный Крест военнопленным доставлялись посылки с родины, письма пересылались регулярно в обоих направлениях. Офицеры могли не работать и получали при этом содержание, жили в более комфортных условиях, чем нижние чины. Им вручались знаки орденов, которыми их во время плена наградили на родине. Так, офицеру лейб-гвардии Павловского полка М. Ф. Скородумову вручили в немецком плену орден Св. Георгия 4-й ст. Офицеры отпускались «под честное слово» за колючку «гулять». Единственным офицером, нарушившим это слово, был лейб-гвардии подпоручик Семеновского полка М. Н. Тухачевский, будущий советский маршал.
К военнопленным допускались священники их вероисповедания для совершений богослужений. Специальные комиссии из нейтральных стран наблюдали за положением военнопленных. В Первую Мировую войну русские пленные не ощущали себя оставленными своим отечеством на произвол судьбы, их жизнь в плену была нелегкой, но вполне сносной.
В Германии уже с начала 1915 г. все русские военнопленные (кроме офицеров) были заняты на различных работах в сельском хозяйстве и промышленности. Они привлекались на самые тяжелые и опасные работы: в шахтах, на калийных рудниках, оружейных заводах, в химическом производстве. Очень часто пленные направлялись для работ непосредственно в зону боевых действий. Однако противнику не удалось не только сформировать части и подразделения из русских пленных, но даже просто использовать их труд на оборонительных работах. Это запрещалось конвенциями, а добровольцев, готовых сотрудничать с неприятелем, вовсе не находилось среди русских военнопленных.
Итог военной кампании 1914 г. не сломил духа русской армии. Разочарование принес 1915 г. В летней кампании 1915 г. было убито и ранено 1 410 000 человек, в плен попало – 976 000 человек. Но не этот фактор подрывает дух русской армии, а принятое Верховным Главнокомандованием здравое решение об отступлении. Масштабы этого отступления, оставление ранее взятых городов и крепостей рождают в солдатской армии слухи об измене. По подозрению в шпионаже в пользу Германии 18 марта 1915 г. на скорую руку судили и повесили начальника разведки Северо-Западного фронта полковника Сергея Николаевича Мясоедова. Полковник до последней минуты отрицал свою вину и, как потом выяснилось, он был невиновен. К скорому и неправому суду приложили руку Великий князь Николай Николаевич, начальник контрразведки фронта полковник Батюшин и генерал-квартирмейстер фронта Михаил Бонч-Бруевич, брат большевика и друга Ленина Владимира Бонч-Бруевича. Отступление еще больше усилило психоз шпиономании.
Мнение современника
Генерал Александр Иванович Спиридович, офицер полиции, в течение 10 лет (с 1906 по 1916) бывший начальником Охраны царской семьи, писал:
«Свершилась одна из ужаснейших судебных ошибок, объясняющаяся, отчасти, обстоятельствами военного времени, а главным образом – политической интригой. Никаких данных, уличающих Мясоедова в измене, кроме вздорного оговора подпоручиком Колаковским, поступившим к немцам на службу по шпионажу, не было. С Мясоедовым расправились в угоду общественному мнению. Он явился ответчиком за военные неудачи Ставки в Восточной Пруссии. О его невиновности говорили уже тогда… Но те, кто создал дело Мясоедова, и главным образом Гучков, были довольны. В революционной игре против самодержавия они выиграли первую и очень большую карту. На этом примере они создали большой процесс со многими невинно наказанными, и главное – процесс генерала Сухомлинова, процесс, который впоследствии способствовал разложению тыла и возбуждению ненависти к Государю».
Настроения фронта передаются в тыл. В тылу и в руководстве армии во второй половине 1915 г. зреют убеждения, что немца победить нельзя. Однако вывод солдат из-под огня противника летом 1915 г., назначение начальником штаба популярного генерала Алексеева, развитие военной промышленности и улучшение снабжения фронта приводят к тому, что настроение армии к началу 1916 г. поднимается. Анализ солдатской корреспонденции показывает, что только 2 % писем написаны в угнетенном состоянии, остальные письма бодрые или уравновешенные. Это подтверждает и осуществленный летом 1916 г. Брусиловский прорыв, который не могла совершить армия, упавшая духом. Но на фронт приходят все новые известия о дезорганизации тыла, о забастовках и беспорядках. На фронте растет недовольство тылом и властью правительства, не способного навести порядок за спиной сражающейся армии.
Пессимистические настроения в тылу в 1916 г. были значительно сильнее, чем на фронте. Как писал генерал Головин, «чем дальше от фронта, тем больше пессимизма». В 1916 г. в тылу окончательно падает авторитет власти, мало кто продолжает верить в способность Царя выиграть войну. Усиливаются разговоры об измене, о тайных переговорах с целью заключить сепаратный мир с врагом. Немецким агентом многие считают Распутина, в измене подозревают премьер-министра Штюрмера, смещенного военного министра Сухомлинова и даже Императрицу Александру Федоровну. 29 октября 1916 г. Съезд председателей губернских управ в Москве принял заявление, в котором объявлялось, что «вражеская рука тайно влияет на ход наших государственных дел».
Мнение историка
В эмиграции генерал Н. Н. Головин писал: «К концу 1915 г. наше кадровое офицерство было в значительной мере перебито. На смену пришел новый тип офицера, офицер военного времени. Если и раньше состав нашего офицерства был демократичен, то теперь новое офицерство было таким еще в большей степени. Это был офицер из народа. Зимой 1915/16 г., когда мы восстанавливали нашу армию после катастрофы в лето 1915 г., пришлось обратить особое внимание на пополнение офицерских рядов. Ввиду того, что с тыла присылались прапорщики очень мало подготовленные, мною, в качестве начальника штаба 7 армии, была принята следующая мера. Все прибывшие из тыла прапорщики должны были проходить шестинедельный курс особой тактической школы, учрежденной мною в ближайшем тылу. Согласно данным сохранившихся у меня отчетов о работе этой школы, 80 % обучавшихся прапорщиков происходили из крестьян и только 4 % из дворян.
С этим прапорщиком военного времени и были одержаны победы в Галиции летом 1916 года. Потоками самоотверженно пролитой крови спаялось это новое офицерство с остатками кадровых офицеров. Вся патриотически настроенная интеллигентная молодежь шла в армию и пополняла ряды нашего поредевшего офицерства. Происходил своего рода социальный отбор. Армия качественно очень выигрывала. Этим и объясняется, почему наскоро испеченные прапорщики так скоро сливались со старыми боевыми офицерами в одно духовное целое». – Н. Н. Головин. Военные усилия России в мировой войне. М.: Кучково поле, 2001. – С. 10.
В своей знаменитой речи в Думе 1 ноября 1916 г. вождь КДП П. Н. Милюков всё время задавал риторический вопрос, упоминая те или иные просчеты власти: «Что это – глупость или измена?» Запрещенное к публикации выступление известного профессора и политика расходилось в десятках тысяч копий и утверждало читателей в мысли, что наверху много глупости, но есть и измена. Речь Милюкова много содействовала деморализации и фронта и тыла (см. текст речи в приложении к 1-й части).
Материальное положение всех слоев общества ухудшилось. Продовольственный кризис вызвал образование хлебных очередей. По стране прокатывается волна стачек рабочих (в октябре 1916 г. в Петрограде бастовало около 250 тыс. рабочих), растет число пораженцев – сторонников поражения России в войне, в армии растет число дезертиров (по данным Родзянко, число их в 1915–1916 гг. дошло до 1,5 млн. человек). Объективно положение тыла вовсе не было безнадежно трудным. Но ни война, ни власть, которая эту войну вела, не воспринималась народом как своя, и потому трудности и опасности выводили людей из себя.
Мнение современника
«Поражения и катастрофы, нехватка продовольствия и сухой закон, гибель миллионов людей, коррупция и неэффективность власти породили во всех классах общества раздражение и гнев, который не мог найти иного выхода, кроме восстания, и иного козла отпущения, кроме самодержца. Царь и его жена уже год (до февраля 1917. – Отв. ред.) как превратились в объект всеобщего возмущения, которое всё нарастало. Николай II, любящий муж и отец, абсолютный монарх, начисто лишенный всех качеств, необходимых правителю государства во время кризиса, нёс на своих плечах ответственность за все страдания, которые германские армии причинили России. Императрица, вызывавшая еще большую ненависть, обитала в узком кругу приближенных, прислушивалась только к фрейлине Вырубовой и своему духовному наставнику, сладострастному мистику Распутину, и, руководствуясь их советами, держала в руках всю политику и судьбы измученной Империи. <…> Ни один другой народ не испытал таких страданий и не понес таких жертв как русский. Ни одно государство, ни одна нация никогда не проходили сквозь испытания такого масштаба, сохранив отлаженную структуру своей жизни. Огромная машина скрипела и стонала, но всё еще работала. Ещё одно усилие – и будет одержана победа. Изменить систему, открыть путь самозванцам (то есть общественности. – Отв. ред.), расстаться с малейшей частицей деспотической власти означало в глазах Царя вызвать полный крах России». – Уинстон С. Черчилль. Мировой кризис. Т. 6. Восточный фронт. М.: Principium, 2014. – C. 322–323.
Пораженцы из числа социалистов вели активную пропаганду на фронтах и в тылу против войны, как обнаружилось после Второй мировой войны – на немецкие деньги.
Потери основных участников войны 1914–1918 гг.
Все главные участники Великой войны понесли огромные потери, но обращает на себя внимание соотношение кровавых потерь (убитые, умершие от ран, ставшие инвалидами из-за ранений) к попавшим в плен. Обычно считается, что качество войска определяется этим соотношением. Чем выше показатель кровавых потерь к пленным – тем лучше войско, мужественней солдаты и офицеры, талантливей – полководцы. В России и Австрии соотношение очень плохое. На двух убитых и раненых – один сдавшийся в плен. Во французской и германской армии в плен попало в десять раз меньше солдат, чем было убито и ранено, в британской – в шестнадцать раз меньше. В Австрии множество пленных объясняется просто – славяне и православные румыны Австрийской империи воевать против России не хотели и при первой возможности многие из них сдавались в плен и даже переходили линию фронта, желая сражаться не против русской армии, а вместе с ней за освобождение от австрийцев своих земель. Среди русских таких национально мотивированных сдач в плен практически не было. То, что русские люди, известные своей смелостью и выносливостью, не хотели воевать и предпочитали смерти и ранам позор плена, с очевидностью свидетельствует, что война не была популярна в народе, её цели непонятны. Первая Мировая война не стала в России войной народной. Эти цифры лучше многих свидетельствуют об узости социального основания политического режима Императорской России в начале ХХ века и предвещают бунт против чуждой народу власти, погнавшей людей на смерть ради непонятных им целей.
Литература
У. Фуллер. Шпиономания и закат императорской России. М.: Новое литературное обозрение, 2009.
1.4.14. Февральская революция 1917 г.: причины, характер, ход
«Дума продолжала обсуждать продовольственный вопрос. Внешне всё казалось спокойным… Но вдруг что-то оборвалось, и государственная машина сошла с рельс. Свершилось то, о чем предупреждали, грозное и гибельное…» – так закончил Михаил Родзянко свою книгу «Крушение Империи». Владимир Набоков, видный член КДП, признавал: «Еще 26-го вечером мы были далеки от мысли, что ближайшие два-три дня принесут с собою такие колоссальные, решающие события всемирно-исторического значения». Никто не ожидал, что переворот произойдет именно в эти дни, на Крестопоклонной седмице Великого поста, но все почти чувствовали, что он случится «вот-вот».
Императора многократно предупреждали о приближающейся революции. 3 декабря 1916 г. по поручению лиц царствующего дома Великий князь Павел Александрович советовал скорее даровать конституцию или хотя бы правительство, пользующееся поддержкой Думы. В конце декабря Великий князь Александр Михайлович предупреждал, что революцию следует ожидать не позднее весны 1917 г. 10 февраля 1917 г. председатель Думы М. В. Родзянко на докладе у Государя сказал ему, что происходящая встреча может стать последней из-за приближающейся революции – «будет революция и такая анархия, которую никто не удержит».
22 февраля Государь выехал в Ставку из Царского Села. В тот же день в Петрограде в связи с забастовкой был закрыт Путиловский завод, без средств к существованию остались 36 тыс. рабочих, которые обратились за поддержкой к рабочим других заводов. Забастовки солидарности прошли по всей столице. Забастовавшие путиловцы требовали повышения зарплаты, протестовали против роста цен и огромных очередей за хлебом. Дело в том, что из-за обильных снегопадов железнодорожные пути превратились на несколько дней в высокие сугробы и это, задержав подвоз хлеба в Петроград, вызвало очереди.
23 февраля (8 марта) в день международной солидарности работниц начались уличные манифестации женщин, которые с остервенением громили хлебные лавки и булочные. Бросили учиться студенты и тоже вышли на улицы. До конца дня перестало трудиться и вышло протестовать примерно 100 тыс. рабочих (около трети всех рабочих Петрограда). От требований «Хлеба!» быстро перешли к лозунгам «Долой войну!» и «Долой самодержавие!» 5 тыс. полицейских не могли справиться со стремительно растущими демонстрациями. Приказа о применении оружия градоначальник им не давал.
Хлеб, как гласило объявление от 24 февраля 1917 г. командующего Петроградским военным округом генерала Хабалова, находился в городе в достаточном количестве, и если его не было в некоторых лавках, то потому, что он в чрезмерных количествах раскупался на сухари. На 23 февраля запасы города составляли полмиллиона пудов ржаной и пшеничной муки, чего, при нормальном потреблении, без подвоза, хватило бы на десять – двенадцать дней, а хлеб все время поступал в столицу. Да, кроме того, как объяснял в Думе 25 февраля министр земледелия Риттих, даже не во всех частях города черный хлеб полностью разбирался к вечеру, а черствый хлеб на следующий день уже не хотели покупать. Ни о каком голоде, даже о недоедании питерских рабочих в феврале 1917 г. и речи не могло быть. Революционные листовки, распространявшиеся в эти дни по Петрограду, откровенно лгали, когда сообщали: «В тылу заводчики и фабриканты под предлогом войны хотят обратить рабочих в своих крепостных. Страшная дороговизна растет во всех городах, голод стучится во все окна… Мы часами стоим в очередях, дети наши голодают… Везде горе и слёзы» (Листовка по случаю международного дня работниц Петербургского междурайонного комитета РСДРП). Квалифицированный столичный рабочий на оборонном заводе получал редко меньше 5 рублей в день, чернорабочий – трёх, в то время как фунт черного хлеба стоил 5 копеек, белого – 10, говядины – 40, свинины – 80, сливочного масла – 50 копеек. И все эти продукты были в продаже.
В 1917 г. забастовки в Петрограде были обычным явлением. 14 февраля, по донесению охранного отделения, в городе бастовало 58 предприятий с 89 576 рабочими, 15 февраля – 20 предприятий с 24 840 рабочими. На Петергофском шоссе были устроены пикеты с красными флагами. Перебои с выпечным хлебом вызвали резкую активизацию забастовок и выступлений рабочих. 23 февраля бастовало 87 тысяч, 24 февраля – до 197 тысяч, 25 февраля – до 240 тысяч рабочих – 80 % рабочих Петрограда.
Полиция выставила заставы, однако рабочие прорывали их, и полицейские отступали без применения оружия. Началась стрельба из толпы, нападения на полицию, провокации ответных действий жандармерии и войск. Казаки, высланные для разгона демонстраций, часто не вмешивались в беспорядки или даже поддерживали бунтовщиков – около полудня 25 февраля на Знаменской площади казаками был зарублен ротмистр Крылов – первая жертва «великой бескровной». Он пал от рук тех, кто считался защитниками власти.
В 9 часов вечера 25 февраля Петроградский градоначальник казачий генерал Хабалов получил телеграмму из Ставки: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай». Одновременно Император подписал указ, прерывающий работу Государственной Думы до апреля.
26 февраля, в воскресный день, десятки тысяч человек устремились не в храмы, а под красными знаменами на воинские заставы в центре столицы с уверенностью, что стрелять не будут. Однако генерал Хабалов, в соответствии с приказом Императора, распорядился при необходимости после трехкратного предупреждения открывать огонь. Стреляли несколько раз в разных районах города. На выстрелы в воздух народ отвечал смехом, стрельба на поражение рассеивала демонстрантов по дворам, но вскоре толпы собирались вновь. Кровь только взвинчивала нервы, не устрашала. Скорее, она имела обратный эффект. Одна из рот Павловского полка открыла огонь не по демонстрантам, а по полиции. Председатель Думы Родзянко телеграфировал Государю: «В столице анархия. Правительство парализовано…» Верные правительству части одна за другой переходили на сторону бунтовщиков. Даже командир батальона георгиевских кавалеров генерал князь Пожарский объявил своим офицерам, что в народ он стрелять не будет, кто бы ему это ни приказал.
Вечером 26 февраля солдатами запасного батальона лейб-гвардии Павловского полка был убит выстрелом в спину при выходе из казарм 4-й роты на Конюшенной площади командир батальона полковник А. Н. Экстен. Утром 27-го – выстрелом в спину во время построения учебных рот Волынского полка – их командир, капитан Лашкевич. «Убийство своего командира – лучшая форма революционизации солдат, которые из страха наказания будут после заклятия кровью верными сторонниками революции», – писал Ленин, анализируя опыт 1905 г. И действительно, 27 февраля сначала Павловские, а затем Волынские роты стали отказываться подавлять волнения, и солдаты с оружием перебегали к демонстрантам. В это время царскосельский гарнизон грабил окрестные питейные заведения, и только сводный гвардейский полк еще нес охрану Александровского дворца, где находилась Императрица Александра Федоровна с больными корью детьми.
Получив от солдат оружие, рабочие громили полицейские участки, убивали полицейских и членов их семей, а заодно и дворников, грабили магазины и винные склады. После трех лет сухого закона напивались до потери сознания. Очевидцы вспоминают, что в спиртовых чанах винных складов то тут, то там на дне лежали утопшие солдаты и рабочие, а другие из этих чанов продолжали пить до полного изнеможения.
Свидетельство очевидца
«Во дворе нашего дома жил околоточный (участковый полицейский); его дома толпа не нашла, только жену; ее убили, да, кстати, и двух ее ребят. Меньшего, грудного – ударом каблука в темя. На крыше дома, на углу Ковенского переулка появляется какой-то человек. – Ряженый с пулеметом! – кричит кто-то. Толпа врывается в дом, но солдат с улицы вскидывает ружье – выстрел, и человек на крыше падает… Как оказалось, это был трубочист с метлой», – вспоминал очевидец того дня в Петрограде барон Н. Е. Врангель. – Воспоминания. М.: Новое литературное обозрение, 2003. – С. 355.
Солдаты и рабочие избивали офицеров, освобождали из заключения политических и уголовных преступников (в том числе террористов), катались на «конфискованных» машинах богатеев, паля в воздух из всевозможного оружия. Затем захватили арсенал и вокзалы, мосты и важнейшие правительственные учреждения; начались аресты министров. В течение дня на сторону революции перешли десятки тысяч солдат петроградского гарнизона, укомплектованного в основном резервистами, знавшими о предстоящей отправке на фронт и не хотевшими там оказаться. Первым требованием восставших батальонов было – чтобы их не отправляли на фронт, оставили в тылу. Пусть в окопах умирают от германских пуль другие – мы будем делать революцию.
Назначенный Хабаловым в последний момент, 27 февраля, начальником карательного отряда приехавший с фронта в отпуск помощник командира гвардейского Преображенского полка, будущий герой Белой борьбы полковник Кутепов не смог исполнить возложенного на него дела, так как вверенные ему офицеры и солдаты частью отказались подчиняться, а частью просто «утонули» в революционных толпах, затопивших в эти дни Петроград.
27 февраля 1917 г. председатель Государственной Думы М. В. Родзянко телеграфировал главнокомандующему Северным фронтом генерал-адъютанту Н. В. Рузскому: «Волнения, начавшиеся в Петрограде, принимают стихийные и угрожающие размеры. Основы их – недостаток печёного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий панику; но главным образом полное недоверие власти, неспособной вывести страну из тяжелого положения». Тяжелое положение? В стране продуктовые карточки были только на сахар (чтобы не гнали самогон), даже прифронтовые города обеспечивались электричеством. Исправно работали все коммунальные службы, канализация, водопровод, отопление, транспорт. В середине третьего года Великой войны россияне восстали от трудностей во время войны обычных, намного меньших, чем у противника, у которого всё уже выдавалось по карточкам и по очень низким нормам, восстали, испытывая полное равнодушие к судьбам отечества, но всецело поглощенные своими собственными проблемами, желая мира, теплого хлеба – но не победы.
В тот же день разбойная толпа захватила Таврический дворец, в котором заседала Государственная Дума. Очевидец тех событий, член Думы Никанор Савич вспоминал: «К Таврическому дворцу подошла большая группа солдат, принадлежавших в большинстве к нестроевой роте одного из гвардейских резервных полков. Этой толпой командовал какой-то субъект в штатском. Она вошла во двор, и ее делегаты проникли в караульное помещение Дворца, где в тот день несла караул рота ополченцев под командой прапорщика запаса. Последний, вместо того, чтобы отдать приказ силою не допускать восставших во Дворец, вступил в переговоры с субъектом, командовавшим мятежниками. Последний недолго вел переговоры. Он внезапно выхватил револьвер и выстрелил в живот несчастного прапорщика. Тот упал и вскоре умер в думской амбулатории. Его рота немедленно сдалась восставшим». Таврический дворец был захвачен, Дума больше ни разу не собиралась на заседания. Рота охраны восприняла убийство своего командира не как повод к отражению нападения бандитствующей толпы, а как предлог для немедленной капитуляции. Вечером в Таврическом дворце состоялось первое заседание Петроградского совета рабочих депутатов. Думцам оставили две комнаты секретариата на балконе, всё остальное здание Таврического дворца заполнил «революционный народ» – курил, лузгал семечки, слушал бесчисленных ораторов, время от времени постреливая в потолок. Когда с улицы раздался ружейный залп, солдатская толпа в Таврическом дворце приняла его за действие верных Царю войск и, в ужасе побросав ружья, бросилась врассыпную, многие выпрыгивали из окон в сад. Вскоре выяснилось, что это – ложная тревога.
Как легко было бы генералу Хабалову даже 27-го подавить беспорядки, будь у него хоть горсть верных войск. Но верных войск в распоряжении начальника Петроградского округа не было. «Во всём этом огромном городе, – записал В. В. Шульгин 27 февраля, – нельзя было найти несколько сотен людей, которые бы сочувствовали власти». Таков был печальный итог потери общественного доверия.
Несмотря на указ об отсрочке сессии Государственной Думы, ее членами был избран Временный комитет Думы, исполнявший функции правительства до 2 марта. Петроград почти полностью перешел в руки революционеров, которые не встречали никакого сопротивления правительственных сил.
Император получил телеграмму от Родзянко с рекомендацией пойти на создание правительства, пользующегося доверием Думы. Той Думы, которой больше не было. Родзянко должен был бы просить у Государя помощи в наведении порядка, но он продолжал разрушать власть, фактически прикрывая респектабельным именем Думы бесчинства толпы и деятельность самозваного Петросовета. Просьбу Родзянко поддержал Великий князь Михаил Александрович.
Вечером Император приказал Георгиевскому батальону Ставки во главе с генерал-адъютантом Николаем Иудовичем Ивановым направиться в Петроград для восстановления порядка. Генерала Иванова Император назначил начальником Петроградского округа с вручением ему диктаторских полномочий. Одновременно он отдал приказ командующим ближайшими к Петрограду Северным и Западным фронтами отправить 28 февраля четыре пехотных и четыре кавалерийских надежных полка в Петроград для наведения порядка. Передовые части должны были вступить в город утром 1 марта одновременно с Георгиевским батальоном и тут же поступить в распоряжение генерала Иванова.
28 февраля восставшие солдаты и рабочие захватили Адмиралтейство, Зимний дворец и Петропавловскую крепость. Правительство было арестовано и заключено в крепость. Бунт победил в столице. С середины дня российские посольства заграницей перестали получать сведения из Петрограда. Государственная власть Империи погрузилась в немоту.
Императора же в этот день не было ни в столице, ни в Ставке, ни с Георгиевским батальоном. Он отбыл в Царское Село, где находилась семья. Крупный политический деятель интуитивно, «спинным мозгом» ощущает решающий момент и происходящее в стране, но Николая II в нужное время в нужном месте не оказалось ни в первую, ни во вторую русскую революцию. Напрасно генерал Алексеев умолял его остаться в Ставке и вывезти в Ставку семью, где под охраной боевых гвардейских частей они были бы в полной безопасности. Алексеев напоминал Государю, что готовится наступление, что хорошо подготовленный отряд войск легко подавит беспорядки среди запасных полков в Петрограде, что между фронтовыми частями и запасными, не желающими идти на фронт, имеется понятный антагонизм, и боевые части не соблазнятся революционной фразой и смогут принудить бунтовщиков к повиновению. Но всё напрасно. Жена звала Императора в Царское Село к больным корью детям, впадала в истерику, бомбардировала Императора телеграммами.
Без пяти час ночи 28-го Император в последний раз встречается в Могилевском губернаторском дворце с генералом Алексеевым в присутствии генерал-майора свиты Его Императорского величества Владимира Николаевича Воейкова. Генерал Алексеев на коленях умолял Государя не покидать Ставки, но генералам убедить Императора не удалось, и в 2 часа ночи он перебирается из губернаторского дворца в свой поезд. В 2.10 уже в поезде принимает генерал-адъютанта Николая Иудовича Иванова и дает ему последние указания – как действовать в Царском Селе и в Петрограде, а начальнику поезда повелевает в ночь отправиться в Царское, минуя восставший Петроград. «Как счастлив я, что увидимся через два дня», – пишет Царь Александре Федоровне перед самым отъездом из Могилева. 28 февраля в 5 часов утра царский поезд покинул Ставку.
Свидетельство очевидца
«Лёг спать в 3¼, так как долго говорил с Н. И. Ивановым, которого посылаю в Петроград с войсками водворить порядок. Спал до 10 часов, – записал Император в дневник 28 февраля. – Ушли из Могилева в 5 часов утра. Погода была морозная, солнечная. Днем проехали Вязьму, Ржев, а Лихославль в 9 часов».
1 марта меньшевицко-эсеровский Петросовет принял приказ № 1 о демократизации армии, разрешивший работу революционных организаций в армии и обернувшийся её распропагандированием, утратой боеспособности во время войны. В Таврический дворец стекались многочисленные делегации, приветствовавшие происходящее – победу революции. Царскосельские гвардейцы с развернутыми красными знаменами пришли к Таврическому дворцу присягать Думе, которой уже не было. В тот же день Великий князь Кирилл Владимирович надел красный бант и привел к Таврическому дворцу свой гвардейский морской экипаж. Все эти демонстрации верности Думе имели место до отречения Императора Николая II, то есть являлись прямой изменой присяге и потому были не только постыдным, но и тяжким преступным деянием.
Свидетельство очевидца
Французский посол в Петербурге Морис Палеолог пишет об этой демонстрации: «Во главе колонны шёл Конвой, великолепные всадники, цвет казачества, надменная и привилегированная элита Императорской Гвардии. Затем прошел полк Его Величества, священный легион, формируемый путем отбора из всех гвардейских частей и специально назначенный для охраны особ Царя и Царицы. Затем прошел еще Железнодорожный полк Его Величества… Шествие замыкалось Императорской дворцовой полицией, отборные телохранители, приставленные к внутренней охране императорских резиденций… И все эти офицеры и солдаты заявляли о своей преданности новой власти, которой они даже названия не знают… Во то время как я пишу об этом позорном эпизоде, – резюмирует посол республиканской Франции, – я вспоминаю о честных гвардейцах-швейцарцах, которые были перебиты на ступенях Тюильрийского дворца 10 августа 1792 г. Между тем Людовик XVI не был их национальным Государем, и, приветствуя его, они не величали его „царь-батюшка“»… – Морис Палеолог. Дневник посла. М.: Захаров, 2003. – С. 740–741.
В ночь с 1 на 2 марта началось восстание береговых частей «полуэкипажа» в Кронштадте и Гельсингфорсе. Несколько тысяч восставших смогли терроризировать или привлечь к себе матросов и офицеров боевых кораблей и устроить повальные грабежи и убийства командного состава. Убито было с утра 1 по 4 марта более 120 кондукторов, офицеров, адмиралов и генералов флота и свыше 600 арестовано. Среди убитых 1 марта 1917 г. – главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта вице-адмирал Вирен, начальник штаба Кронштадтского порта контр-адмирал Александр Григорьевич Бутаков (1861–1917), командующий Балтийским флотом вице-адмирал Непенин. Единственная вина этих моряков состояла в том, что они были честными и самоотверженными воинами России. И – никакого сопротивления, никакой организованной даже самозащиты со стороны боевых моряков. Полная неспособность не только бороться за сохранение порядка в стране, но и просто защищать свои жизни.
Историческая справка
Адмирал Роберт Николаевич Вирен (1856–1917) – главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта. Адмирал Вирен был участником обороны Порт-Артура, где командовал крейсером «Баян». Особо он отличился во время отражения атаки японцев на 1-ю Тихоокеанскую эскадру и в бою с неприятельскими крейсерами при спасении команды миноносца «Страшный», когда «Баян» под командой Вирена вступил в неравный бой с 6 неприятельскими крейсерами. За эти подвиги Роберт Николаевич был награжден Золотым Георгиевским оружием с надписью «За храбрость» и орденом Святого Георгия 4-й степени. Об убийстве адмиралов Вирена и Бутакова рассказывает со слов очевидцев, сам бывший в эти дни в Свеаборге (Финляндия), капитан 2-го ранга Гаральд Карлович Граф (1885–1966), участник Русско-японской и Великой войн, сражавшийся на знаменитом эсминце «Новик»: «Толпа была одета в самые фантастические костюмы: кто – в вывернутых шерстью наружу полушубках, кто – в офицерских пальто, кто – с саблями, кто – в арестантских халатах, и так далее. Ночью, при свете факелов, это шествие имело очень жуткий вид, точно демоны справляли свой адский праздник. Мирные жители, завидев эту процессию, с ужасом шарахались в стороны. Посередине этой толпы шёл адмирал. Он был весь в крови. Искалеченный, еле передвигая ноги, то и дело падая, медленно двигался мученик навстречу лютой смерти. Из его груди не вырывалось ни одного стона, что приводило толпу в ещё большее бешенство… Толпа была уже опьянена кровью; в ней проснулся многоликий зверь, который не отдает назад своей добычи. Мукам Вирена приближался конец. Пресытившись терзанием жертвы, палачи окончательно добили её на Якорной площади, а тело сбросили в овраг. Там оно лежало долгое время, так как его было запрещено хоронить.
На следующий день, рано утром, был арестован и начальник штаба порта контр-адмирал А. Г. Бутаков. На просьбы близких уехать из Кронштадта он ответил решительным отказом, сказав, что предпочитает смерть бегству. На двукратное предложение матросов признать новую власть адмирал, не задумываясь ни на одно мгновение, ответил: «Я присягал Государю и ему никогда не изменю, не то, что вы, негодяи!» После этого его приговорили к смерти и расстреляли у памятника адмиралу Макарову. Первый залп был неудачен, и у адмирала оказалась простреленной только фуражка. Тогда, ещё раз подтвердив свою верность Государю, адмирал спокойно приказал стрелять снова, но целиться уже как следует…». – Г. К. Граф. На «Новике». СПб.: Гангут, 1997. – С. 290–291.
Вице-адмирал Адриан Иванович Непенин (1871–1917) – командующий Балтийским флотом. Во время Русско-японской войны он командовал миноносцами «Расторопный» и «Сторожевой» в Порт-Артуре. Совершил подвиг, прикрыв эскадренный броненосец «Севастополь» корпусом «Сторожевого» во время минной атаки японцев 2 декабря 1904 г., за что был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. С 1907 г. командовал рядом кораблей миноносной эскадры на Балтике. В годы Первой Мировой войны был командующим Морской обороной Приморского фронта. Огромна его заслуга в создании эффективной службы военно-морской разведки и морской авиации на Балтике. 4 марта на Вокзальной площади в Свеаборге должен был состояться митинг с участием членов Временного правительства. Матросы потребовали, чтобы адмирал Непенин тоже пошёл на него. Опасаясь, чтобы толпа не ворвалась во внутренние помещения штаба, располагавшегося на эсминце «Кречет», где хранилось множество секретных документов, адмирал в сопровождении своего флаг-офицера лейтенанта П. И. Тирбаха сошел на берег. В 1 час 20 минут дня, когда адмирал выходил из ворот порта, убийца выстрелил ему в спину. Адмирал упал, у ворот началась свалка, но больше никто из офицеров не пострадал. Стрелявший в Непенина матрос береговой роты П. А. Грудачёв прожил долгую жизнь и в 1970-е гг. рассказывал о своем «подвиге», возведенном коммунистической властью в ранг «революционного героизма», по телевидению.
Свидетельство очевидца
«С нас были сорваны погоны (у меня с куском рукава), сорвали также кокарды с фуражек и куда-то повели, – вспоминает мичман Владимир Успенский. – По дороге к нам присоединяли новые группы арестованных офицеров. Мне было очень больно идти из-за сильно ушибленного копчика (во время ночного избиения. – А.З.), я отставал, и сзади идущие наши конвоиры меня подгоняли ударами ружейного приклада. Нас нарочно провели через Якорную площадь, чтобы показать убитого адмирала Вирена и очень многих других офицеров, принесенных на эту площадь». – В. Успенский. «Мы шли на зарево…». Из «Кронштадтских воспоминаний» мичмана Императорского флота // Родина. 1996. № 7–8. – С. 81, 83.
1 марта в Твери толпа солдат запасных батальонов и рабочих «Морозовской мануфактуры», ворвавшись в Губернаторский дворец, выволокла на площадь губернатора Н.Г. фон Бюнтинга. «Толпа требовала смерти, – вспоминал очевидец этой ужасной расправы митрополит Вениамин (Федченков). – Губернатор спросил: „Я что сделал вам дурного?“ – „А что ты сделал нам хорошего?“ – передразнила его женщина из толпы». Толпа глумилась над губернатором, избивала его, потом кто-то выстрелил ему в голову из пистолета, и труп еще долго топтали ногами. «Так открылся первый день революции в нашей Твери… – завершает рассказ митрополит и заключает: – А мы, духовные?.. Я думал (глядя на улицу, где глумились над губернатором) вот теперь пойти и сказать: не убивайте! Может быть, бесполезно? А может быть, и нет?.. Увы, ни я, ни кто другой не сделали этого… И с той поры я всегда чувствовал, что мы, духовенство, оказались не на высоте своей… Думаю, в этот момент мы, представители благостного Евангелия, экзамена не выдержали, ни старый протоиерей, ни молодые монахи… И потому должны были потом отстрадывать». – Митрополит Вениамин Федченков. На рубеже двух эпох. М., 1994. – С. 146–148.
Что-то очень существенное должно было сломаться в нашем народе, чтобы началось восстание перед лицом наступающих германских армий. Что же это? Видимо, не было в феврале 1917 г. единодушия народа и власти, не было веры в то, что война – это «общее дело». А за чужое дело страдать и умирать никто не хотел.
Булат Окуджава сказал о том же с предельной ясностью в двух строфах:
Вселенский опыт говорит,
Что погибают царства
Не от того, что труден быт
Или страшны мытарства,
А погибают от того
(И тем больней, чем дольше),
Что люди царства своего
Не уважают больше.
Из мыслей мудрых
«Цзы-гун спросил об управлении государством. Учитель ответил: В государстве должно быть достаточно пищи, должно быть достаточно оружия и народ должен доверять власти. Цзы-гун спросил: чем прежде всего из этих трех можно пожертвовать, если возникнет крайняя необходимость? Учитель ответил: Можно отказаться от оружия. Цзы гун спросил: Чем прежде всего можно пожертвовать из оставшихся двух, если возникнет крайняя необходимость? Учитель ответил: Можно отказаться от пищи. С древних времен еще никто не мог избежать смерти. Но без доверия народа государство не сможет устоять». Лунь юй, 12,7.
Императору не удалось доехать до Царского Села. Около Малой Вишеры, в Любани и Тосно, железнодорожный путь был перекрыт мятежниками. Но Государь не вернулся в Ставку, а приказал прорываться в Царское Село через станцию Дно. На станции Дно дорога на север вновь оказалась перекрытой восставшей толпой. Царь приказал следовать во Псков, где находился штаб Северного фронта. Там командующий фронтом генерал Николай Владимирович Рузский передал ему телеграмму генерала Алексеева с проектом манифеста о создании правительства во главе с Родзянко, ответственного перед Думой. Император не стал бороться за власть. Он теперь жаждал только одного – встречи с семьей: «Стыд и позор! Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства всё время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!» – записывает он в дневник вечером 1 марта, когда вокруг рушится вся Россия и в смуте погибли тысячи людей, сотни «верных слуг».
Императрица был настроена решительней: «Ясно, что они хотят не допустить тебя увидеться со мной прежде, чем ты не подпишешь какую-нибудь бумагу, конституцию или еще какой-нибудь ужас в этом роде. А ты один, не имея за собой армии, пойманный, как мышь в западню, что ты можешь сделать?.. Может быть, ты покажешься войскам в Пскове и в других местах и соберешь их вокруг себя? Если тебя принудят к уступкам, то ты ни в каком случае не обязан их исполнять, потому что они были добыты недостойным способом». Но Царь к войскам не вышел, вокруг себя их не собрал. Он пошел на «уступки». 2 марта в первом часу ночи Император приказал генералу Иванову ничего не предпринимать, генералу Алексееву – вернуть на фронт посланные в Петроград полки, а в шестом часу утра телеграфировал Алексееву о своем согласии с проектом манифеста о формировании ответственного перед Думой правительства.
Временный комитет Государственной Думы по согласованию с Петросоветом создал Временное правительство во главе с князем Г. Е. Львовым. Император подписал указ о назначении князя Львова Председателем Совета министров и командира 25-го корпуса генерала Лавра Корнилова – убежденного республиканца – командующим Петроградским округом. Правительство сразу заявило о неотправке на фронт частей, участвовавших в революции. Для обретения полноты власти Совету не хватало теперь только одного – отречения Императора. И Петросовет потребовал отречения. Родзянко в 3.30 утра 2 марта послушно передал это требование в Псков: «Династический вопрос поставлен ребром… Ненависть к династии дошла до крайних пределов, но весь народ, с кем бы я ни говорил, выходя к толпам и войскам, решил твёрдо – войну довести до победного конца и в руки немцев не даваться… Везде войска становятся на сторону Думы и народа и грозные требования отречения в пользу сына, при регентстве Михаила Александровича, становятся определенным требованием».
Генерал Алексеев послал циркулярную телеграмму главнокомандующим фронтами и флотами Империи, в которой спрашивал их мнения о предложении Родзянко, чтобы Государь Николай II отрекся от престола. Большинство командующих поддержали это предложение, некоторые с руганью в адрес заговорщиков (генерал Сахаров), иные, как адмирал Колчак, не ответили вовсе – ни да, ни нет. Великий князь Николай Николаевич написал, что он на коленях молит Государя об отречении. Только два высших военных начальника – командир гвардейского конного корпуса генерал от кавалерии хан Гусейн Нахичеванский и командир 3-го кавалерийского корпуса полный георгиевский кавалер генерал граф Келлер, узнав о происходившем в Ставке, выразили резкий протест и предложили себя и вверенные их командованию части для подавления мятежа, но генерал Алексеев скрыл от Императора их телеграммы. Примечательно, что два этих воинских начальника, выразившие готовность прийти на помощь православному Государю в последнюю минуту Империи и убитые, кстати, в 1918 г. революционерами, оба были неправославными – мусульманином и лютеранином. Было, конечно, немало генералов, офицеров и солдат, и целые воинские части, которые бы встали на защиту Царя. Но их никто об этом не попросил в тот драматический день, никто не призвал.
Свидетельство очевидца
Служивший в корпусе графа Федора Артуровича Келлера Андрей Григорьевич Шкуро вспоминал: «Я получил депешу, – сказал граф Келлер, – об отречении Государя и о каком-то Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю (цитирую по памяти): «3-й конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от Престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя». «Ура, ура! – закричали драгуны, казаки, гусары. – Поддержим все, не дадим в обиду Императора». Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку пленного, как нам казалось, Государя. Вскоре пришел телеграфный ответ за подписью генерала Щербачева – графу Келлеру предписывалось сдать корпус под угрозой объявления бунтовщиком. Келлер сдал корпус Крымову и уехал из армии». – А. Г. Шкуро. Записки белого партизана. – М., 2004 – С. 541.
И вот во Пскове, в ночь со второго на третье марта, в салон-вагоне императорского поезда Государь Николай Александрович «признал за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с себя Верховную власть».
Документ
«Ставка
Начальнику штаба
В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной думою признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть. Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского. Заповедуем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями законодательных учреждений на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему вместе с представителями народа вывести государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России.
Он мог бы сопротивляться. Отдать приказ о смещении Рузского с поста командующего фронтом, так как знал о его связях с заговором Родзянко, мог бы назначить на его место верного ему начальника штаба фронта генерала Юрия Данилова, не сдержавшего слез при отречении Государя. Мог бы дать манифест об амнистии участникам февральских событий и тем умерить их страх перед наказанием. Он мог бы сделать многое. Мог бы, но не сделал ничего.
Свидетельство очевидца
В дневнике Николай Александрович в эти дни записывал: «2-го марта. Четверг.
Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2½ часам пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии, нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого.
Кругом измена, и трусость, и обман!
3-го марта. Пятница.
Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилёв».
3 марта начальник штаба Ставки понял, что произошло. Обращаясь к командующим фронтами, генерал Алексеев сказал: «Никогда себе не прощу, что, поверив в искренность некоторых людей, послушал их и послал телеграмму командующим фронтами по вопросу об отречении Государя от престола». Но было уже поздно.
Мнения историков
«Февральскую революцию от других революционных переворотов отличало множество особенностей. Но самой поразительной чертой была скорость, с которой рухнуло Российское государство. Так, словно величайшая в мире империя, занимавшая одну шестую часть суши, была каким-то искусственным сооружением, не имеющим органического единства, а вроде бы стянутым веревками, концы которых держал монарх в своей руке. И когда монарх ушел, скрепы сломались и всё сооружение рассыпалось в прах… Русский народ, избавившись от царизма, на который навешивал вину за все свои невзгоды, застыл в оцепенении на пороге новообретенной свободы. Совсем как та дама из рассказа Бальзака, которая так долго хворала, что когда наконец излечилась, решила, что ее поразил новый недуг». – Р. Пайпс. Русская революция. Т. 1. С. 445–446.
«Едва ли правомерно утверждать, что революция была абсолютно неизбежной. России предстояло решить много трудных и запутанных задач, но возможность их мирного решения отнюдь не исключалась. Война сделала революцию вероятной, но лишь человеческая глупость сделала ее неизбежной». – M. M. Karpovich. Imperial Russia. 1801–1917. N.Y., 1932. P. 94–95.
«Мысль о неизбежности революции в России основана на предрассудке, на вере в железные законы исторического развития, якобы определяющие жизнь народов. Чтобы доказать неизбежность события, порой ссылаются на то, что оно предсказывалось. Это, говоря словами английского историософа А. Тойнби, дешевая мудрость в пустой след, поскольку те предсказания, которые сбылись, почитаются пророчествами, а множество тех, что не состоялись, попросту забываются». – С. Г. Пушкарев. Россия 1801–1917. Власть и общество. М., 2001. С. 614.
«Нет больших оснований обвинять русских дипломатов в том, что они не подготовили свою страну к кризису. Франко-Русский союз спас и Россию, и Францию в 1914 г. Россия вступила в войну с обоснованной надеждой на победу. Её армии с честью исполняли свой долг. При лучшем руководстве страной результат мог быть совсем иным. И в военном и в политическом отношениях именно Николай II ископал для России могилу». – H. Seton-Watson. The Decline of Imperial Russia. N.Y., 1952. – P. 379.
«Империя рассыпалась как карточный домик, подточенная нерешительной политикой самодержца и безумным поведением его супруги. В феврале 1917 г. власть в стране фактически принадлежала ставленникам Распутина. Неспособные к управлению, они позволили беспорядкам в столице, вызванным временной нехваткой продовольствия, перерасти в революцию, уничтожившую режим». – Н. Зёрнов. Русское религиозное возрождение ХХ века. Париж, 1991. – С. 204.
«По мере того, как я прослеживал течение революции по историям, поведанным мне пережившими эту революцию людьми, она упорно казалась мне скорее падением старого порядка, чем его свержением – подобно тому, как позднее коммунистический режим пал скорее от собственного банкротства и истощения, нежели от того, что пытался причинить ему Запад». – С. А. Шмеман. Эхо родной земли. – С. 204.
Литература
Февральская 1917 Революция. Сборник документов. М., 1996.
Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев. М., 1990.
1.4.15. Отречение 2 марта 1917 г. и его правовые и политические последствия
Нередко исторические события, которые представляются современникам чем-то второстепенным, малозначащим, «техническим», по прошествии времени оказываются центральными и определяющими. К таковым, безусловно, относится процедура отречения от престола последнего русского Императора.
Сегодня историкам хорошо известно, что силы, оппозиционные Николаю II, готовили государственный переворот, начиная с 1915 г. Это были и лидеры различных политических партий, представленных в Думе, и крупные военные, и верхушка буржуазии, и даже некоторые члены императорской фамилии. Предполагалось, что после отречения Николая II на престол взойдет его несовершеннолетний сын Алексей, а регентом станет младший брат царя – Михаил. В ходе Февральской революции этот замысел начал осуществляться. Более того, сам Николай II, кажется, был готов к такому развитию событий. Он говорил: «Если я помеха счастью России и меня все стоящие ныне во главе ее общественных сил просят оставить трон и передать его сыну и брату своему, то я готов это сделать, готов даже не только царство, но и жизнь отдать за родину».
Днем 2 марта после получения известий о том, что большинство командующих фронтами, включая Великого князя Николая Николаевича и начальника штаба Ставки генерала М. В. Алексеева, высказались в пользу отречения, Николай II принял решение оставить трон наследнику престола тринадцатилетнему Алексею под опекой Великого князя Михаила. После этого император переговорил с придворным врачом, профессором С. П. Федоровым. Он хотел узнать, возможно ли излечение наследника-цесаревича от болезни крови – гемофилии, которой тот страдал с раннего детства. При этом Николай Александрович рассказал доктору Федорову, что по предсказанию Распутина Алексей вскорости излечится от этой страшной болезни. К сожалению, ответил лейб-лекарь, современная медицина не в состоянии этого обещать. Правда, наследник может прожить долгие годы. Но самого Николая после отречения, видимо, вышлют за границу, и он не будет видеть своего сына. Судя по всему, информация доктора Федорова сыграла важную роль. И Император решил не только сам отказаться от престола, но и отречься от имени наследника-цесаревича в пользу младшего брата Михаила.
Вышедший к приехавшим из Петрограда во Псков представителям Временного Комитета Государственной Думы В. В. Шульгину и А. И. Гучкову Император сказал: «Ранее вашего приезда после разговора по прямому проводу генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной Думы, я думал в течение утра, и во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов на отречение от престола в пользу своего сына, но теперь, еще раз обдумав свое положение, я пришел к заключению, что ввиду его болезненности мне следует отречься одновременно и за себя, и за него, так как разлучаться с ним не могу».
Несостоятельность, неправомерность формы отречения от престола, избранной Императором Николаем II, была очевидна с момента её первого объявления Государем. Её заметил В. В. Шульгин. Её подробно объяснил видный руководитель КДП и правовед Владимир Набоков в апреле 1918 г. Дело в том, что в российских законах вовсе отсутствовала норма отречения от престола царствующего Императора. Статьи 37 и 38 Основных Государственных законов рассматривают возможность отречения наследника до его вступления на престол, но об отречении правящего Государя ни в этих, ни в иных статьях нет ни слова. Разумеется, отсутствие нормы, как хорошо знают юристы, не исключает факта. Но в рассматриваемом нами случае факт отречения, по точному замечанию Набокова, юридически тождественен смерти Государя. Эти статьи закона основывались на Акте о престолонаследии, изданном Павлом I в 1797 г. Акт устанавливал четкие правила наследования престола, основывающиеся на так называемом принципе примогенитуры – «от отца к старшему сыну». Тем самым император Павел Петрович осуществил одну из важнейших в отечественной истории реформ. Впервые русская верховная власть была подчинена строгому и объективному закону.
В непреложной верности законам о престолонаследии торжественно клялся при достижении совершеннолетия каждый Наследник Престола вплоть до Николая II. Император не может распоряжаться Всероссийским Престолом как частным своим наследием и завещать его кому пожелает. Престол Империи наследуется в строго установленном законом порядке (Вторая глава Основных Государственных законов). Поэтому, в случае отречения Николая II, престол переходил к его сыну – Алексею Николаевичу. Отрекаться за другое лицо – в данном случае за сына – Российский Император не имел права. Цесаревич Алексей мог только сам отречься от своего права на престол, да и то лишь по достижении совершеннолетия (16 лет). До того он должен был царствовать при Правителе (регенте), которого мог определить перед отречением-смертью Николай II, но которым, если такого определения не последовало, становился «ближний по наследию Престола из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнего Императора» (ст. 45). В 1917 г. самым ближним был брат царя Михаил.
В Думе был проработан именно этот, вполне законный вид отречения: «Призываем благословение Бога на Сына Нашего, в пользу которого отрекаемся от Престола Нашего. Ему до совершеннолетия регентом брата Нашего Михаила Александровича…» Но Николай воспротивился, а Шульгин и Гучков не стали перечить. В окончательном тексте манифеста об отречении объявлялось: «Не желая расстаться с любимым Сыном НАШИМ, МЫ передаем наследие НАШЕ Брату НАШЕМУ Великому Князю МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского».
Такая форма отречения являлась незаконной, а ввиду клятвы Цесаревича при короновании «соблюдать все постановления о наследии Престола… во всей их силе и неприкосновенности, как пред Богом и судом Его страшным ответ в том дать могу», и клятвопреступлением. Невозможно представить, что прекрасно юридически образованный и двадцать два года управлявший Империей Государь Николай II не сознавал, что отрекаясь так, он нарушает закон и никакого властного статуса для великого князя Михаила Александровича тем самым не создает. Кроме того, женатый морганатическим браком, по законам Российской Империи Михаил Александрович и вообще не мог наследовать Всероссийский престол. Чего желал достичь Государь, заведомо нарушая правила престолонаследия, мы, скорее всего, никогда не узнаем. Но ясно одно: по причине незаконности отречения за сына, после отказа Николая II от Престола, Императором Всероссийским являлся по статье 28 Основных Государственных Законов Алексей Николаевич при регенте Михаиле Александровиче.
Документ
«1917 г., МАРТА 3
ОБ ОТКАЗЕ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА ОТ ВОСПРИЯТИЯ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ ВПРЕДЬ ДО УСТАНОВЛЕНИЯ В УЧРЕДИТЕЛЬНОМ СОБРАНИИ ОБРАЗА ПРАВЛЕНИЯ И НОВЫХ ОСНОВНЫХ ЗАКОНОВ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО
Тяжкое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшего мне императорский всероссийский престол в годину беспримерной войны и волнений народных.
Одушевленный единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял я твердое решение в том случае восприятъ верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием чрез представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского.
Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа.
Шульгину, Гучкову и другим лицам, присутствовавшим в салон-вагоне во время обсуждения текста манифеста, следовало бы тут же указать Государю на юридическую несообразность. Но никто этого не сделал. «Если здесь есть юридическая неправильность… – передает в «Днях» свои тогдашние мысли Шульгин. – Если Государь не может отрекаться в пользу брата… Пусть будет неправильность!.. Может быть, этим выиграется время… Некоторое время будет править Михаил, а потом, когда всё угомонится, выяснится, что он не может царствовать, и престол перейдет к Алексею Николаевичу… Всё это, перебивая одно другое, пронеслось, как бывает в такие минуты… Как будто не я думал, а кто-то другой за меня, более быстро соображающий… И мы согласились…»
Однако всё получилось совсем не так, как надеялся Шульгин. «Принятие Михаилом престола было бы, – отмечает Набоков, – ab initio vitiosum, с самого начала порочным». И сам Великий князь, и окружающие его это или сознавали, или ощущали. Когда, узнав о передаче ему короны, Михаил Александрович спросил М. В. Родзянко, может ли Председатель Думы гарантировать ему безопасность в случае, если он вступит на престол, то в ответ услышал: «Единственно, что я вам могу гарантировать – это умереть вместе с вами».
3 марта Великий князь Михаил Александрович, не восходя на престол, на который он при несовершеннолетнем цесаревиче Алексее не имел никаких прав, отказался от принятия верховной власти. И это было вполне правомерное действие. Однако действием этим Михаил не ограничился. В акте отказа от престола Великий князь по совету Шульгина и Набокова и при полном одобрении членов Временного правительства объявил: «Всем гражданам Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти».
«С юридической точки зрения, – замечает творец этой формулы Владимир Набоков, – можно возразить, что Михаил Александрович, не принимая верховной власти, не мог давать никаких обязательных и связывающих указаний насчет пределов и существа власти Временного правительства. Но мы в данном случае не видели центра тяжести в юридической силе формулы, а только в её нравственно-политическом значении. И нельзя не отметить, что акт об отказе от престола, подписанный Михаилом, был единственным актом, определившим объем власти Временного правительства и вместе с тем разрешившим вопрос о формах его функционирования, – в частности (и главным образом) вопрос о дальнейшей деятельности законодательных учреждений».
Как можно видеть, юридически власть Временного правительства не строилась ни на чем. Это была чистая узурпация, отягченная неловкой попыткой сознательной правовой фальсификации. De jure в России правил тринадцатилетний Алексей Николаевич, de facto никакой властью не располагавший и о своем положении Императора Всероссийского не ведавший.
Перед Временным правительством открывалось несколько возможностей дальнейшей деятельности. Оно могло вернуться к законному порядку, утвердить в положении Правителя Михаила, вступив с ним в некоторое неофициальное соглашение по разделению властных полномочий. Либеральный Михаил, скорее всего, согласился бы на разумные условия думцев. Могло Временное правительство пренебречь историческим правопорядком и установить собственную диктатуру вполне беззаконную. На это оно так и не решилось. И, наконец, последняя возможность – это делать вид, что в своей деятельности оно следует Российскому правопорядку, букве Основных Государственных законов, и действительно стараться в меру сил так поступать. Этот путь – самый непоследовательный, самый безвольный – Временное правительство и избрало. И этот третий путь обернулся скорой гибелью и для Временного правительства, и для России.
У власти могут быть только два источника – или естественный обществу преемственный правопорядок, или прямое беззаконное насилие. Первого Временное правительство не имело, а на второе не могло решиться. Стараясь во всем следовать букве Основных Государственных законов, Временное правительство презрело самое главное в них и для любого государственного сообщества вообще существеннейшее – закономерное преемство верховной власти. И потому власть его не только формально-юридически, но и фактически оказалась призрачной.
В эти дни (2 и 3 марта) был нарушен еще ряд конституционных законов. Так, к примеру, ни Государственная Дума, ни Государственный Совет не дали согласия на отречение Николая II. Причем пренебрежение основополагающими правовыми принципами (и опьянение революционной вседозволенностью) дошло до того, что один из лучших юристов России член КДП барон Б. Э. Нольде сумел внушить членам только что созданного Временного правительства совершенно фантастическую мысль: поскольку-де Михаил в своем Манифесте отречения провозгласил всю «полноту власти» Временного правительства до созыва Учредительного собрания, то это правительство обладает не только исполнительной, но и законодательной властью. И оно действительно стало принимать законы. Вплоть до того, что 1 сентября 1917 г. А. Ф. Керенский провозгласил Россию республикой.
Итак, вся процедура отречения Николая II от власти, поведение главных действующих лиц этого поворотного исторического события были абсолютно незаконными и показали крайне низкий тип и уровень правопонимания в русском обществе. С одной стороны, Николай Александрович совершенно «забыл» основополагающий принцип функционирования возглавлявшейся им политической системы: Престол российский – не частная собственность, не вотчина Императора, которой он может распоряжаться по своему произволу. С другой, вожди поднимающейся российской демократии, уже тогда ставившие целью построение правового государства, с преступной легкостью перешагнули через свои же убеждения, через постоянно прокламируемую ими верность праву. В результате страна провалилась в пропасть неправомерного бытия. Полностью был разрушен создававшийся веками национальный правовой порядок.
Отречение Николая II лишь надрезало правовую ткань общества. Вслед за ним либеральные и социалистические политики резали уже вовсю, полагая, что во имя демократии позволено многое (например, мгновенный после прихода к власти отказ от Основных Государственных законов). Вскоре большевизм пролезет в эти прорези, а затем окончательно порвет еле-еле живую ткань права и выбросит ее прочь, утвердив на долгие десятилетия, по точному слову Ленина, «непосредственно на насилие опирающуюся власть».
«Отречение, которое должно было спасти порядок в России, оказалось недостаточным для людей, вообразивших себя способными управлять Россией, справиться с ими же вызванной революцией и вести победоносную войну. Безволие теперь действительно наступило. Это была уже не анархия, что проявилась в уличной толпе, это была анархия в точном значении слова – власти вовсе не было. Ничто «не заработало в усиленном темпе», кроме машины, углублявшей революцию, не наступило «быстрого успокоения», не произошло подъема патриотического чувства, и решительная победа не оказалась обеспеченной, как это обещали князь Львов и Родзянко в ночь на 3-е марта», – вспоминал несколько месяцев спустя один из важнейших участников отречения генерал Н. В. Рузский.
Взгляд со стороны
Несомненно, ни к одной стране судьба не была столь жестока, как к России. Её корабль пошел ко дну, когда гавань была уже видна. Она уже выдержала шторм. Жертвы были принесены, труды завершены, когда всё было брошено. Отчаяние и предательство овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления закончились, снарядный голод был преодолен: поставки оружия лились рекой. Армия, защищающая протяженный фронт, стала сильнее, стала больше и лучше вооружена… Оставалось только держаться. Поверхностная мода нашего времени – списывать царский режим как слепую, прогнившую, ни к чему не способную тиранию. Но изучение тридцати месяцев войны с Германией и Австрией изменит это легковесное представление и заставит обратиться к фактам. Мы можем измерить прочность Российской Империи теми ударами, которые она выдержала, теми бедствиями, в которых она выжила, теми неисчерпаемыми силами, которые она проявила, и тем возрождением, которого она достигала… Бремя последних решений лежало на Николае II. На вершине, где события превосходят разумение человека, где всё неисповедимо, давать ответы приходилось ему… Несмотря на ошибки большие и страшные – тот строй, который в нем воплощался, к этому моменту выиграл войну для России. Вот его сейчас сразят… его и любящих его предадут на страдание и смерть. Его действия теперь осуждают, его память порочат. Остановитесь и скажите: а кто другой оказался пригоднее? В людях талантливых и смелых недостатка не было, но никто не смог ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России», – писал У. Черчилль. W. S. Churchill. The World Crisis 1916–1918. Vol. 1. New York, 1927. P. 227–228.
«Литература:
А. И. Деникин. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии. Февраль – сентябрь 1917. М., 1991.
В. Н. Набоков. Временное правительство // Архив Русской революции. – Т. 1. М., 1991.
1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция: от новых источников к новому осмыслению. М., 1997.
Г. М. Катков. Февральская революция. М.: Русский путь. 1997.
А. А. Искендеров. Закат империи. М., 2001.
А. И. Солженицын. Размышления над Февральской революцией // Публицистика. Ярославль, 1995. Т. 1. С. 457–503.
Приложение:
Речь П. Н. Милюкова в Государственной Думе 1 ноября 1916 г. «Гг. члены Государственной Думы. С тяжелым чувством я вхожу сегодня на эту трибуну. Вы помните те обстоятельства, при которых Дума собиралась больше года тому назад, 19 июля 1915 г. Дума была под впечатлением наших военных неудач; она нашла причины этих неудач в недостатке военных припасов и указала причины недостатка в поведении военного министра Сухомлинова. Вы помните, что страна в тот момент, под впечатлением грозной опасности, ставшей для всех очевидной, требовала объединения народных сил и создания министерства из лиц, к которым страна могла бы относиться с доверием. И вы помните, что тогда с этой кафедры даже министр Горемыкин признал, что «ход войны требует огромного, чрезвычайного подъема духа и сил». Вы помните, что власть пошла тогда на уступки. Ненавистные обществу министры были тогда удалены до созыва Думы. Был удален Сухомлинов, которого страна считала изменником (голоса слева: он и есть), и в ответ на требование народных представителей, в заседании 28 июля, Поливанов объявил нам при общих рукоплесканиях, как вы помните, что создана следственная комиссия и положено начало отдаче под суд бывшего военного министра. И, гг., общественный подъем тогда не прошел даром. Наша армия получила то, что ей было нужно, и во второй год войны страна перешла с тем же подъемом, как и в первый. Какая, гг., разница теперь на 27-м месяце войны! Разница, которую особенно замечаю я, проведший несколько месяцев этого времени за границей. Мы теперь перед новыми трудностями, и трудности эти не менее сложны и серьезны, не менее глубоки, чем те, перед которыми стояли мы весной прошлого года. Правительству понадобились героические средства для того, чтобы бороться с общим расстройством народного хозяйства. Мы сами те же, что прежде; мы те же на 27-м месяце войны, какими были на десятом и какими были на первом. Мы по-прежнему стремимся к полной победе, по-прежнему готовы нести все необходимые жертвы и по-прежнему хотим поддерживать национальное единение. Но я скажу открыто: есть разница в положении. Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе (голоса: верно!), ибо по отношению к этой власти ни попытки исправления, ни попытки улучшения, которые мы тут предпринимали, не оказались удачными. Все союзные государства призвали в ряды власти самых лучших людей из всех партий. Они собрали кругом глав своих правительств все то доверие, все те элементы организации, которые были налицо в их странах, более организованных, чем наша. Что сделало наше правительство? Наша декларация это сказала. С тех пор как выявилось в четвертой Государственной Думе то большинство, которого ей раньше недоставало, большинство, готовое дать доверие кабинету, достойному этого доверия, с этих самых пор все почти члены кабинета, которые сколько-нибудь могли рассчитывать на доверие, все они, один за другим, систематически должны были покинуть кабинет. И если прежде мы говорили, что у нашей власти нет ни знаний, ни талантов, необходимых для настоящей минуты, то, гг., теперь эта власть опустилась ниже того уровня, на каком она стояла в нормальное время нашей русской жизни. (Голоса слева: верно, правильно…) И пропасть между нами и ею расширилась и стала непереходимой. (Голоса слева: верно!) Гг., тогда, год тому назад, был отдан под следствие Сухомлинов. Теперь он освобожден. (Голоса слева: позор!) Тогда ненавистные министры были удалены до открытия сессии. Теперь число их увеличилось новым членом. (Слева голоса: верно; справа голос: Протопопов?) Не обращаясь к уму и знаниям власти, мы обращались тогда к ее патриотизму и к ее добросовестности. Можем мы сделать это теперь? (Голоса слева: конечно нет.)
В французской Желтой книге был опубликован германский документ, в котором преподавались правила, как дезорганизовать неприятельскую страну, как создать в ней брожение и беспорядки. Гг., если бы наше правительство хотело намеренно поставить перед собой эту самую задачу или если бы германцы захотели употребить на это свои средства: средства влияния или средства подкупа, то ничего лучшего они не могли бы сделать, как поступать так, как поступало русское правительство. (Слева голоса: правильно; Родичев: к сожалению, это так.) И вы, гг., имеете теперь последствия. Еще 13 июня 1916 г. с этой кафедры я предупреждал, что «ядовитое семя подозрения уже дает обильные плоды», что «из края в край земли русской расползаются темные слухи о предательстве и измене». Я цитирую свои тогдашние слова. Я указывал тогда – привожу опять мои слова, – что «слухи эти забираются высоко и никого не щадят». Увы, гг., это предупреждение, как и все другие, не было принято во внимание. В результате в заявлении 28 председателей губернских управ, собравшихся в Москве 29 октября этого года, вы имеете следующее указание: «Мучительное, страшное подозрение, зловещие слухи о предательстве и измене, о темных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путем разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел. Естественно, что на этой почве возникают слухи о признании в правительственных кругах бесцельности дальнейшей борьбы, своевременности окончания войны и необходимости заключения сепаратного мира». Гг., я не хотел бы идти навстречу излишней, быть может, болезненной подозрительности, с которой реагирует на все происходящее взволнованное чувство русского патриота. Но как вы будете опровергать возможность подобных подозрений, когда кучка темных личностей руководит, в личных и низменных интересах, важнейшими государственными делами. (Слева рукоплескания и голоса: верно.) У меня в руках номер «Берлинер Тагеблат» от 16 сентября 1916 г., и в нем статья под заглавием: «Мануйлов, Распутин, Штюрмер». Сведения этой статьи отчасти запоздали, отчасти эти сведения неверны. Так, немецкий автор имеет наивность думать, что Штюрмер арестовал Манасевича-Мануйлова, своего личного секретаря. Гг., вы все знаете, что это не так и что люди, арестовавшие Манасевича-Мануйлова и не спросившие Штюрмера, были за это удалены из кабинета. Нет, гг., Манасевич-Мануйлов слишком много знает, чтобы его можно было арестовать; Штюрмер не арестовал Манасевича-Мануйлова, Штюрмер освободил Манасевича-Мануйлова. (Слева рукоплескания и голоса: верно; Родичев: к несчастью, правда.) Вы можете спросить, кто такой Манасевич-Мануйлов, почему он нам интересен? Я вам скажу, гг., Манасевич-Мануйлов – это бывший чиновник русской тайной полиции в Париже, известная «Маска» «Нового времени», сообщающий этой газете пикантные подробности из жизни революционного подполья. Но он – что для нас интереснее, – есть также исполнитель особых – секретных – поручений. Из этих поручений одно может вас заинтересовать сейчас. Несколько лет тому назад Манасевич-Мануйлов попробовал было исполнить поручение германского посла Пурталеса, назначившего крупную сумму, говорят, около 800 000 р., на подкуп «Нового времени». Я очень рад сказать, что сотрудник «Нового времени» вышвырнул г. Манасевича-Мануйлова из своей квартиры, и Пурталесу стоило не мало труда затушевать эту неприятную историю. Но вот, гг., на какого рода поручения употребляли не так давно личного секретаря министра иностранных дел Штюрмера. (Слева продолжительный шум и голоса: позор!)
Председательствующий. Покорнейше прошу прекратить шум.
Милюков. Почему этот господин был арестован? Это давно известно, и я не скажу ничего нового, если я вам повторю то, что вы знаете. Он был арестован за то, что он взял взятку. А почему он был отпущен? Это, гг., тоже не секрет: он заявил следователю, что поделился взяткой с председателем Совета Министров. (Шум; Родичев: это все знают; шум; голоса: дайте слушать, тише!)
Председательствующий. Прошу гг. членов Государственной Думы соблюдать спокойствие.
Милюков. Мануйлов, Распутин, Штюрмер – в статье называются еще два имени: кн. Андронников и митрополит Питирим, как участники назначения Штюрмера вместе с Распутиным (шум слева), позвольте мне остановиться на этом назначении несколько подробнее – я разумею, на назначении Штюрмера министром иностранных дел. Я пережил это назначение за границей, оно у меня сплетается с впечатлениями моей заграничной поездки. Я просто вам расскажу по порядку то, что я узнавал по дороге туда и обратно, а выводы вы уже сделаете сами. Итак, едва я переехал границу, несколько дней после отставки Сазонова, как сперва шведские, потом германские и австрийские газеты принесли ряд известий о том, как встретила Германия назначение Штюрмера. Вот что говорили газеты: я прочту выдержки без комментарий. Berliner Tageblatt: “Личность Сазонова давала союзникам гарантию прочности иностранной политики последних пяти лет. Штюрмер во внешней политике есть белый лист бумаги. Несомненно, он принадлежит к кругам, которые смотрят на войну с Германией без особого воодушевления”. Кölnische Zeitung: “Мы, немцы, не имеем никакого основания жалеть об этой новейшей перемене в русском правительстве, Штюрмер не будет препятствовать возникающему в России деланию мира”. Neues Wiener Tageblatt: “Хотя слово теперь не за дипломатами, но все же это облегчение, когда уходит человек, на котором тяготеет вина за начало войны”. Reichspost: “Штюрмер, во всяком случае, будет свободнее в своих отношениях к Dawning Street”. Особенно интересна была передовая статья в Neue Freie Prese от 25 июля. Вот что говорится в этой статье: “Как бы ни обрусел старик Штюрмер (смех), все же довольно странно, что иностранной политикой в войне, которая вышла из панславистских идей, будет руководить немец. (Смех.) Министр президент Штюрмер свободен от заблуждений, приведших к войне. Он не обещал – гг., заметьте, – он не обещал, что без Константинополя и проливов он никогда не заключит мира. В лице Штюрмера приобретено оружие, которое можно употреблять по желанию. Благодаря политике ослабления Думы Штюрмер стал человеком, который удовлетворяет тайные желания правых, вовсе не желающих союза с Англией, он не будет утверждать, как Сазонов, что нужно обезвредить прусскую военную касту».
Откуда же берут германские и австрийские газеты эту уверенность, что Штюрмер, исполняя желание правых, будет действовать против Англии и против продолжения войны? Из сведений русской печати. В московских газетах была напечатана в те же дни записка крайних правых – опять, гг., записка крайних правых, всякий раз записка крайних правых (Замысловский: и всякий раз это оказывается ложью), доставленная в Ставку в июле пред второй поездкой Штюрмера. В этой записке заявляется, что хотя и нужно бороться до окончательной победы, но нужно кончить войну своевременно, а иначе плоды победы будут потеряны вследствие революции (Замысловский: подписи, подписи…), это старая для наших германофилов тема, но она развивается в ряде новых нападок. (Замысловский: подписи, пускай скажут подписи.)
Председательствующий. Член Государственной Думы Замысловский, прошу вас не говорить с места.
Милюков. Я цитирую московские газеты. (Замысловский: клеветник, скажите подписи, не клевещите!)
Председательствующий. Член Государственной Думы Замысловский, покорнейше прошу вас не говорить с места. (Замысловский: дайте подписи, клеветник!)
Председательствующий. Член Государственной Думы Замысловский, призываю вас к порядку. (Вишневский-1: мы требуем подписи, пусть не клевещет!) Член Государственной Думы Вишневский–1, призываю вас к порядку.
Милюков. Я сказал вам свой источник – это московские газеты, из которых есть перепечатки в иностранных газетах. Я передаю те впечатления, которые за границей определили мнение печати о назначении Штюрмера. Я и говорю, что мнение иностранного общества, вызванное перепечаткой известия, бывшего в московских газетах, такое, что в Ставку доставлена записка крайних правых, которые стоят на той точке зрения, что нужно поскорее кончить войну, иначе будет плохо, потому что будет революция. (Замысловский: клеветник, вот вы кто; Марков-2: он только сообщил заведомую неправду; голос слева: допустимо ли это выражение с мест, г. Председательствующий?)
Председательствующий. Я повторяю, член Государственной Думы Замысловский, что призываю вас к порядку.
Милюков. Я не чувствителен к выражениям г. Замысловского. (Голоса слева: браво!) Повторяю, что старая тема развивается на этот раз с новыми подробностями. Кто делает революцию? Вот кто. Оказывается, ее делают городской и земский союзы, военно-промышленный комитет, съезды либеральных организаций. Это самые несомненные проявления грядущей революции. «Левые партии, – утверждает записка, – хотят продолжить войну, чтобы в промежутке организоваться и подготовить революцию». Гг., вы знаете, что кроме приведенной записки существует целый ряд отдельных записок, которые развивают ту же мысль, есть обвинительный акт против городской и земской организаций, есть и другие обвинительные акты, которые всем известны. Так вот, гг., та idée fixe – революция, грядущая со стороны левых, – та idée fixe, помешательство на которой обязательно для всякого вновь вступающего члена кабинета. (Голоса слева: правильно.) И этой idée fixe приносится в жертву все: и высокий национальный порыв на помощь войне, и зачатки русской свободы, и даже прочность отношений к союзникам.
В этом последнем обстоятельстве я особенно убедился, продолжая свое путешествие и доехав до Лондона и Парижа. Тут я застал свежее впечатление отставки Сазонова. Должен вам засвидетельствовать, что это было впечатление какого-то полного вандальского погрома. Гг., вы только подумайте. С 1907 г. закладывались основы теперешней международной конъюнктуры. Постепенно, медленно, как это всегда бывает, устранялись старые подозрения, старые предрассудки, приобреталось взаимное доверие, создавалась уверенность в прочности сложившихся отношений в будущем. И только, гг., на почве этой уверенности в прочности отношений, в том, что они продолжатся и после войны, – только на этой почве и могла укрепиться готовность поступиться старыми взглядами в пользу национальных русских интересов. Только на почве сложившейся полной уверенности друг в друге могло быть подписано то соглашение, о котором я вам когда-то говорил, соглашение о Константинополе и проливах. И вот союзники обнаружили удивительную настойчивость в борьбе и готовность приносить жертвы. Они обманули в этом отношении все ожидания наших врагов и превысили наши собственные. Вот-вот, казалось, Россия пожнет плоды своих трудов и плоды работы двух министров иностранных дел за тот период времени, когда сложилась необычайная, редкая, единственная, может быть, в истории политическая конъюнктура, начало которой ознаменовано деятельностью короля Эдуарда VII. И вот, гг., как раз в этот момент на месте опытных руководителей, пользующихся личным доверием – что ведь тоже есть капитал, и притом капитал, который трудно приобрести, – является “белый лист бумаги”, неизвестный человек, незнакомый с азбукой дипломатии (голоса слева: правильно!) и готовый служить всяким подозрительным влияниям со стороны. Гг., вы поймете последствия этой перемены. Когда министерством управлял Сазонов, в Англии и Франции знали, что то, что говорят наши послы, – это говорит русское правительство. А какая же могла быть вера тем же послам, когда за ними становился Штюрмер? […] Теперь мы видим и знаем, что с этим правительством мы так же не можем законодательствовать, как не можем с ним вести Россию к победе. (Голоса слева: верно!) Прежде мы пробовали доказывать, что нельзя же вступать в борьбу со всеми живыми силами страны, нельзя вести войну внутри страны, если вы ее ведете на фронте, необходимо использовать народный порыв для достижения национальных задач, что вне этого возможно только мертвящее насилие, которое только увеличивает ту опасность, которую хотят этим насилием предупредить. Теперь, гг., кажется, все убедились, что обращаться к ним с доказательствами бесполезно: бесполезно, когда страх перед народом, перед своей страной слепит глаза и когда основной задачей становится поскорее кончить войну, хотя бы вничью, чтобы только поскорее отделаться от необходимости искать народной поддержки. (Голоса слева: верно.) 10 февраля 1916 г. я кончил свою речь заявлением, что мы не решаемся больше обращаться к «государственной мудрости власти» и что я не жду ответа на тревожные вопросы от теперешнего состава кабинета. Тогда мои слова показались некоторым излишне мрачными. Теперь мы идем дальше, и, может быть, эти слова будут светлее и ярче. Мы говорим этому правительству, как сказала декларация блока: мы будем бороться с вами; будем бороться всеми законными средствами до тех пор, пока вы не уйдете. (Голоса слева: правильно, верно.) Говорят, один член Совета Министров, и это член Думы Чхеидзе, верно, слышал, услыхав, что на этот раз Государственная Дума собирается говорить об измене, взволнованно воскликнул: «Я, может быть, дурак, но я не изменник». (Смех.) Гг., предшественник этого министра был, несомненно, умным министром, так же как предшественник министра иностранных дел был честным министром. Но их теперь ведь нет в составе кабинета. Да и разве же не все равно, гг., для практического результата, имеем ли мы дело в данном случае с глупостью или с изменой? Когда со все большей настойчивостью Дума напоминает, что надо организовать тыл для успешной борьбы, а власть продолжает твердить, что организовать страну – значит организовать революцию, и сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию, что это: глупость или измена? (Голоса слева: это измена; Аджемов: это глупость; смех.) Гг., мало того, когда на почве этого общего недовольства и раздражения власти намеренно занимаются вызыванием народных вспышек – потому что участие Департамента полиции в весенних волнениях на заводах доказано, – так вот, когда намеренно вызывают волнения и вспышки путем провокации и притом знают, что это может служить мотивом для прекращения войны, – что, это делается сознательно или бессознательно?
Нельзя поэтому и население очень винить, если оно приходит к такому выводу, который я прочел словами председателей губернских управ.
Вы должны понять и то, почему и у нас сегодня не остается никакой другой задачи, кроме той задачи, которую я уже указал: добиваться ухода этого правительства. Вы спрашиваете, как же мы начинаем бороться во время войны? Да ведь, гг., только во время войны они и опасны. Они для войны опасны, и именно поэтому во время войны и во имя войны, во имя того самого, что нас заставило соединиться, мы с ними теперь боремся. (Голоса слева: браво; рукоплескания.) Гг., вы понимаете, что сегодня у меня не может быть никакой другой темы, кроме этой. Я не могу подражать члену Государственной Думы Чхеидзе и заниматься нашей внутренней полемикой. Сегодня не время для этого, и я ничего не отвечу на его ссылки на меня и нападки. За меня отвечает содержание той декларации, которая здесь прочтена. Мы имеем много, очень много отдельных причин быть недовольными правительством. Если у нас будет время, мы о них скажем. Но все частные причины сводятся к этой одной общей: к неспособности и злонамеренности данного состава правительства. (Голоса слева: правильно!) Это наше главное зло, победа над которым будет равносильна выигрышу всей кампании. (Голоса слева: верно.) И потому, гг., во имя миллионов жертв и потоков пролитой крови, во имя достижения наших национальных интересов – чего нам Штюрмер не обещает, – во имя нашей ответственности перед тем народом, который нас сюда послал, мы будем бороться, пока не добьемся той настоящей ответственности правительства, которая определяется тремя признаками нашей общей декларации: одинаковое понимание членами кабинета ближайших задач текущего момента, их согласие и готовность выполнить программу большинства Государственной Думы и их обязанность опираться не только при выполнении этой программы, но и во всей их деятельности на большинство Государственной Думы. Кабинет, не удовлетворяющий этим признакам, не заслуживает доверия Государственной Думы и должен уйти. (Голоса: браво; бурные и продолжительные рукоплескания левой, центра и в левой части правой.)»