и деле взгляд в зеркало выявил глубинную правду или же преподнес события в ложном свете?
Володарский придерживался первого из этих ответов. Он утверждал, что роль сценариста сродни функции детективного жанра, открывающего некие неудобные истины в упаковке вымышленного сюжета. В интервью, опубликованном в «Искусстве кино», Володарский определил свою работу как труд человека, «одержимого историей», но историей «со свежим взглядом», где главенствует субъективное, личное видение прошлого, имеющее смысл для тебя – и особенно для тебя. Трудно оспорить Володарского, успешно претворявшего свои замыслы в художественные тексты; в числе его пятидесяти сценариев такие шедевры, как «Проверка на дорогах», ставшая положенным на полку фильмом (1971) Алексея Германа (о русском пленном, присоединившемся к партизанскому отряду), «Свой среди чужих, чужой среди своих» (1974) Никиты Михалкова из времен Гражданской войны, еще один «полочный» фильм Германа «Мой друг Иван Лапшин» (1984) из эпохи сталинщины.
В 1970‐х Володарский обратился к киночиновникам за разрешением сделать фильм о штрафных батальонах, но тема показалась им слишком провокативной, и он получил отказ. Тридцать лет спустя он использовал не отпускавшие его воспоминания как основу для сериала. Живя в Москве, Володарский обратил внимание на то, что соседи-ветераны не соответствовали тому образу героя Великой Отечественной, который входил в официальный дискурс. Многие из них были беспомощными, алкашами, с ампутированными конечностями. В пивных он слышал много фронтовых историй, оставшихся в памяти на всю жизнь. Опираясь на эти частные воспоминания, он быстро написал сценарий: «Слава богу, память меня не подвела». Работа над многосерийным фильмом позволила вместить в сценарий то, что не уложишь в одну картину, в частности вплести в ткань киноромана историческую нить. Что касается основной задачи его сценария, то Володарский видит ее двояко: как противовес разрушенной, но все еще живой советской идеологии и современной «власти денег», продвигающей «нигилизм» и «наркоманию» в среде молодежи379.
Противостояние прошлому, даже болезненное, является для Володарского путем возрождения русского патриотизма.
Откровенность сценариста эхом отозвалась в комментариях Досталя (оба говорили о своей личной семейной истории как о побудительном мотиве для переосмысления памяти о войне), а потому историки и ветераны очень серьезно отнеслись к их произведению. Для историка Бориса Соколова, автора книги «Правда о Великой Отечественной войне» и одного из авторов дискуссионного тезиса о том, что советское руководство спровоцировало войну с нацистской Германией, несмотря на некоторые неточности, фильм нарисовал достаточно «правдивый» портрет войны380. Называя «Штрафбат» ужасающим высказыванием о войне, Соколов утверждает, что фильм служит важным свидетельством о том, как была увековечена в памяти Великая Отечественная война: «раньше нас пичкали пропагандистскими сказками о ней, а теперь мы увидели сказку страшную».
Особая правда о войне в «Штрафбате» меркнет на фоне той роли, которую он сыграл в расшатывании пропагандистских представлений. Среди неточностей Соколов перечисляет такие, как назначение Твердохлебова комбатом (как бывший пленный он не мог бы возглавить штрафной батальон, эта должность отводилась только кадровым офицерам), и фаталистический взгляд на то, что никто из штрафников не мог заслужить выхода из штрафного батальона, под огнем доказав свою самоотверженность. Здесь дважды раненый рядовой Цукерман вновь возвращается в свой батальон и в конце фильма погибает. По Соколову, это чистая фантастика, потому что режиссеру надо было продемонстрировать, что ни один из штрафников не остался в живых, тем самым выражая обреченность этих героев. Но несмотря на эти недочеты, сериал выполнил свою задачу, показав в действии приказ Сталина № 227. Более того, «Штрафбат» в миниатюре изображает «Россию на войне», точно показывая, что власть весь народ рассматривала как пушечное мясо, а именно благодаря ему была одержана победа381.
Противоположной точки зрения придерживался доктор военных и исторических наук, генерал в отставке Махмут Гареев, которому не понравилось отражение в зеркале фильма. Отвечая на вопрос корреспондента «Независимой газеты», что он думает о «Штрафбате» и почему он принес больше вреда, чем пользы, Гареев резко сказал:
Надо вдолбить в головы современной молодежи, что Победу ковали не маршалы Жуковы и рядовые Матросовы, а уголовники, и тем самым если не умалить, то определенным образом принизить ее значение в умах нынешнего поколения.
Отмечая хорошую игру актеров, таких как Серебряков, генерал Гареев критикует сериал за исторические неточности как явный знак того, что
основная идея ленты пропитана злобой к нашей армии, ко всему тому, за что мы воевали, неприязнью к нашей Победе, полководцам и командирам, идеализацией немецких генералов.
Но хуже экранных искажений, по мнению Гареева, стали искажения, возникшие вне фильма. Гареев жестко раскритиковал посвященные фильму дебаты на канале «Россия» и в других медиа. Во многих из них принимал участие Володарский, но Гареева более всего впечатлил «филолог» Борис Соколов. На этих дискуссиях не присутствовали ни писатель Владимир Карпов, служивший в штрафном батальоне и получивший звание Героя Советского Союза, ни Александр Пыльцын, тоже бывший штрафник, опубликовавший свои мемуары. Свое полемическое заявление Гареев суммировал вполне определенно:
В одном из своих выступлений президент Путин говорил: «Мы будем защищать правду об этой войне и бороться с любыми попытками исказить эту правду, унизить и оскорбить память тех, кто пал, поскольку историю нельзя искажать». Но, видно, это не стало рекомендацией для тех, кто и накануне 60-летия Победы пытается создавать передачи и книги, которые искажают правду и порочат память погибших382.
Военный эксперт «Новой газеты» Вячеслав Измайлов, комментируя «Штрафбат», пошел еще дальше Соколова. Для ветерана афганской и чеченской кампаний Измайлова сериал, выцедивший правду из нагромождения лжи, обращен не к прошлому, а к настоящему. Несмотря на некоторые нестыковки, люди, прошедшие армейскую службу, понимают, что Володарский и Досталь показывают, как разные люди проходят через бедствия войны. Измайлов поддерживает спорное утверждение, будто в «Штрафбате» советское политическое и военное руководство равнодушно к судьбам людей, приводя в качестве примеров гибель в 1945 году его девятнадцатилетнего дяди, армейский опыт отца и собственный опыт службы в Афганистане. Измайлов, как никто другой, знал, что командование регулярно отдавало приказы, отправлявшие воинов на верную смерть. При этом эксперт отмечал, что солдаты, в отличие от экранных персонажей, исполняли эти приказы без всякого давления сверху: «Вообще, они не ценят свою жизнь». Измайлов считал, что такое поведение характерно для российских военных на протяжении всей истории. Отвечая на вопрос журналистки, не является ли это нашей национальной чертой и можно ли сказать, что вся Россия – штрафбат, он опять привел пример из своей жизни, вспомнив эпизод в Грозном, когда бригада из восьми тысяч человек была брошена в котел, и риторически спросил: разве это не похоже на штрафбат? По Измайлову, истина, пробивающаяся на экране сквозь толщу лжи, состоит в том, что от Сталинграда до Грозного российская армия всегда состояла из овец, идущих на заклание383.
Итак, мы видим трех комментаторов, участвующих в классической дискуссии и отвечающих на вопрос о том, может ли взгляд в прошлое в форме художественного произведения отразить историческую правду или он, скорее, ее искажает. Цена вопроса – важнейший в истории России XX века миф, то есть победа в Великой Отечественной войне и ее победитель. «Штрафбат» однозначно отвечает на этот вопрос: победа принадлежит простому народу, не партии и не верховному военному командованию.
Помимо дебатов на страницах газет и в телеэфире, «Штрафбат» вызвал растущий интерес к реальным штрафным батальонам. Тема, до тех пор остававшаяся в тени, вышла в центр обсуждений. Популярность сериала подняла тиражи романа Володарского с Серебряковым в роли Твердохлебова на обложке. Бывшие штрафники оказались на первых полосах газет. Журналисты буквально охотились за ними, чтобы записать их рассказы, что тоже было следствием появления сериала. Чаще всего в этом качестве выступал бывший штрафник Александр Пыльцын, которого упомянул Гареев.
История Пыльцына показывает, как работала в России память о штрафных батальонах до появления сериала. Ему пришлось скрывать свою службу в батальоне, он не имел доступа к публичности вплоть до 2003 года. Как он сказал в своем интервью, «штрафбаты, созданные по знаменитому приказу Сталина № 227, – одна из тайн войны. Вот это порождает массу легенд и небылиц». Возникший интерес к скрытым эпизодам войны после выхода на экран «Звезды» сподвиг санкт-петербургского издателя «Знания» в 2003 году опубликовать мемуары Пыльцына «Штрафной удар, или Как офицерский штрафбат дошел до Берлина». Интерес к книге был невелик, но сериал превратил ее в бестселлер, и вышло второе издание. Пыльцын неожиданно превратился из безвестного человека в известного ветерана. Московское издательство «Эксмо» приобрело права на мемуары и в 2007 году выпустило их под названием «Правда о штрафных батальонах: как офицерский штрафбат дошел до Берлина». К тому времени воспоминания Пыльцына были переведены на английский язык под названием Penalty Strike (2003).
После выхода в эфир сериала тайная история Пыльцына обострила интерес к нему. Его мемуары – попытка исправить то, что он считал искажением, и, кроме всего прочего, он обнаружил в сериале Досталя две грубые ошибки, начиная с показа офицеров и военачальников Красной армии. Признавая, что несправедливо пострадал, попав в штрафной батальон, он не винит советскую систему в целом. Его гнев направлен прежде всего против доносчиков, по вине которых люди попадали в «адов котел», а судьба штрафников во многом зависела от офицеров. В отличие от персонажей сериала Пыльцын обвиняет главным образом тех, из‐за кого он «загремел» в штрафбат. Пыльцын не считает, что в телесериале точно описываются солдаты-штрафники. По его мнению, это не были уголовники и дезертиры: